Он сидел у иллюминатора и видел, как самолет, снижаясь, долго скользил над тучевой пустошью, а потом вдруг решился, нырнул, словно купальщик в холодную воду, в серое месиво - несколько томительных минут фюзеляж трясся в малярийном ознобе, снаружи клубился унылый сумрак, и крыло покачивалось, удивляя неожиданной гибкостью толстой клепаной конструкции.
Дрожь унялась, когда прорванная пелена осталась выше, и мутные ошметки перестали липнуть снаружи к стеклу. Светлее не стало, теперь сверху и снизу было одинаково мрачно. Самолет гудел, проваливался, то и дело кренясь набок - однажды внизу показался край электрической россыпи, но тут же убрался назад, под брюхо машины.
Бетонная полоса подвернулась как-то неожиданно, шасси мягко громыхнули, салон качнуло, двигатели взвыли на реверсе, и за иллюминатором побежали наземные маячки.
Снаружи шел дождь.
Самолет подполз к зданию аэровокзала и, замерев, распахнул люк навстречу пуповине крытого трапа.
Он разомкнул неуклюжий замок ремня безопасности, встал и шагнул в проход между креслами. Стюардесса на выходе ободрила его кукольной улыбкой. Скатный пол трапа пружинил под ногами, в гофрированных стенах и потолке шуршали водяные струи.
Короткий коридор вывел его к паспортному контролю, близорукий чиновник в будке с прозрачным колпаком взял в руки протянутую гербовую книжицу, кинул в нее сонный взор сквозь очки и выбил медлительное стаккато на невидимых клавишах - в линзах вспыхнул радужный отблеск монитора. Штемпель стукнул жестко, как гильотина, паспорт вылез из щели под стеклом, чиновник кивнул на турникет.
Чуть позже извилистый сегментный транспортер вынес багаж.
Он подхватил свои чемодан и дорожную сумку, уместил их на хромированной тележке и вышел в зал, а оттуда - под широкий навес перед фасадом. Водитель такси уложил его вещи. Опустившись на сиденье, он произнес название отеля, водитель кивнул, повторив слово на свой лад, непривычно выговорив знакомые буквы.
Дождь лил, очистители соскребали с ветрового стекла воду, светофорные лампы и автомобильные огни расплывались.
Он смотрел вбок - эти окна не заливало столь сильно, воздушный поток сбивал капли. Редкие люди спешили по вечерним улицам, прячась в зонты. Окна и вывески отражались в асфальте; красные фонари светофоров выглядели раскаленными, и казалось странным, что капли не шипят, падая на них.
Отель, к которому его подвезло такси, сиял под дождем огнями, будто готовый к отплытию лайнер.
Портье за стойкой был единственным человеком в холле, ширма из зеленого стекла мягко светилась у него за спиной; кресла, диваны и курительные уголки пустовали. Блекло улыбнувшись, портье выложил бланк, дождался его заполнения, изучил написанное и, предоставив ключ от номера, коснулся кнопки на столешнице. Нескладный посыльный вывернул откуда-то сбоку, со вздохом принял на себя опеку над багажом и прошествовал к лифту. Выбрав третий этаж, он проводил гостя до нужной двери, внес поклажу и, получив привычную мзду, безразлично удалился.
Оставшись один, он осмотрел свою обитель. Он приехал сюда для отдыха; в это время года цены в городке, существовавшем за счет курортных туристов и путешественников в поисках летних развлечений, падали столь существенно, что - при желании - здесь можно было занять "президентский" номер. Он довольствовался люксом.
Наскоро приведя себя в порядок с дороги, он спустился в ресторан. В огромном зале сидели редкие посетители - они занимали места так далеко друг от друга, что казались потерянными. Два официанта медленно ходили мимо пустых столов; музыка играла негромко, почти робко.
Справившись с легким ужином, он вернулся к себе и, утомленный дорогой, быстро заснул.
Утро было дождливым.
В ванной комнате вода звучала со всех сторон: душ орошал штору, а дождевые капли стучали в матовое стекло узкого оконца.
После завтрака - ресторан чудился вовсе вымершим - он облачился в плащ и вышел из отеля, неловко распахнув над собой зонт.
Он шел без всякой цели, выбирая направления наугад. Купол зонта скрывал от него все небо и большую часть окрестностей, проще всего было наблюдать за тротуаром. На какой-то площади он заметил памятник - бронзовую фигуру на высоком гранитном постаменте; рассмотреть хорошенько ему не удалось - стоило поднять лицо, и вода тут же заливала глаза.
Попутный сквер оказался пустым - никому в голову не приходило сидеть на мокрых скамьях. Побродив среди деревьев (его глазам были доступны стволы без крон, как раньше - постамент без памятника), он пошел дальше, сворачивая с улочки на улочку.
Невесть как он оказался на набережной - там вода билась о воду, задраенные яхты с убранными до лучших времен парусами безжизненно замерли у причала; голые мачты напоминали костяки.
В отель он вернулся, взяв проводником такси. Он продрог, ботинки его вымокли. В номере он избавился от уличной одежды и обуви и до вечера коротал время за чтением купленных в городке газет, чья бумага была сырой и тяжелой.
Ресторанная публика не изменилась за сутки к лучшему. Он осторожно рассматривал далеких соседей, но не решился завязать с кем-либо знакомство.
В номере он выбрался было на узкий балкон, но струйка, прянувшая за шиворот, загнала его назад.
Он заснул, лежа перед включенным телевизором.
На другой день дождь сменился ливнем.
Он решил никуда не идти, после завтрака приобрел в магазинчике при отеле книгу в мягкой обложке и читал ее, устроившись в кресле. Горничная потревожила его стуком в дверь. Чтобы не мешать ей, он передвинул кресло к окну, но она принялась за дело с такой медлительной обстоятельностью, что он, не выдержав, спустился в холл и занял себя тем, что наблюдал, как струилась вода по окну-фонарю над зимним садом.
К вечеру ливень усилился.
Так прошла неделя.
Официанты в ресторане были сонными, горничная, убиравшая номер, двигалась с непременной сомнамбулической сосредоточенностью. Дождь лил, не переставая.
Он коротал время в номере, глядя в серое окно, иногда зачем-то спускался с зонтом и стоял под аркой, дыша влажным воздухом и рассматривая пустую улочку с запертыми дверями и опущенными ставнями - плитки под ботинками блестели, как стеклянные.
Еще дважды он совершил ненужные прогулки по городку, во время одной из них невзначай завернул в крохотный музей и, оставив в гардеробной истекавший холодными каплями зонт, побродил по тесным залам; картины в сумрачных помещениях казались отсыревшими.
Сувенирные лавки по большей части были закрыты, магазинчики, чей доход зависел от туристов, впали в оцепенение. Он пробовал провести один из вечеров в баре по соседству, но и там было почти пусто, тусклые желтые лампы горели лишь над стойкой, в темном углу замерли вовсе уж черные тени двух молчаливых посетителей. Бармен налил по его просьбе "на два пальца чистого", но заказ показался ему на вкус водянистым.
Во время последней прогулки его ботинки промокли насквозь. Он придвинул их к горячей трубе в ванной и воспользовался другой парой; сутки спустя ботинки оказались теплыми и сырыми, а внутри у них поднялась мягкая белая плесень.
...Когда он покидал отель, безликий портье - другой или тот же самый - пригласил его посетить их еще раз, в будущем. Он пожал в ответ плечами.
Такси доставило его в аэропорт, разбрызгивая лужи.
Он боялся, что рейс отменят из-за ливня, но самолет взлетел вовремя - дождю навстречу.
Несколькими часами позже другое такси промчало его из аэропорта домой по шумному ночному городу. Разговорчивый таксист, распознав в нем путешественника, поинтересовался, откуда он вернулся. Он ответил, и человек за рулем присвистнул.
Дома он лег заполночь. Ему приснился дождь.
Утром он выбрался из постели, не одеваясь, прошлепал к окну и отодвинул край легкой шторы. Его отдых кончился минувшим днем. Небо было синим, сплошь синим, и только вдали, у самого горизонта, светлело выцветшее пятно - там только что показался над песчаной кромкой ослепительный краешек жгучего диска.
Он прищурился и отвернулся, защищая глаза. Его одежда привычно была брошена на плетеный стул - рубаха и шорты свисали со спинки, а на сидении лежал пробковый шлем, перехваченный над узкими полями прозрачным марлевым шарфом.