Дора ехала с вечерней экскурсии. В метро напротив сидела женщина и не сводила с Доры пристального взгляда. Дора давно почувствовала этот взгляд, подумала, что это одна из почитательниц ее таланта, но общаться с нею не хотелось, тем более что женщина Доре не нравилась. У нее было полное право не узнавать своих посетителей (клиентов, как называли их коллеги). Женщина вдруг встала со своего места, подсела к Доре и сказала: "Дорочка, ты меня не узнаешь?" Надменная доброжелательность вмиг слетела с дориного лица, она уставилась на незнакомку. " Я Валя Багина, мы учились вместе в школе пятьдесят лет назад. Дорочка, неужели я так изменилась? А ты все такая же, разве что седая".
Дора вспомнила, что в школе она какое-то время дружила с Валей Багиной, но та была высокая толстая девочка с красивыми синими глазами. Дорина тетка за глаза называла ее "трамбовкой", так как в тощей дориной семье полнота считалась чем-то неприличным. А сейчас около нее сидела огромная квашня, неопрятная, некрасиво одетая в нелепую искусственную шубу, которая толстила ее еще больше. Как бы прочитав мысли Доры, Валентина восклицает: "Дорочка, ты такая элегантная, но ты и в детстве любила все красивое. Расскажи мне о себе. У тебя семья, внуки?" Доре этот вопрос всегда неприятен, но готовый ответ хорош для тех, кто ее не знает с детства. Обычно это бывает длинная романтическая история о женихе, погибшем на войне, о тяготах блокадной жизни, об общечеловеческой драме в которой тонет все личное, но Валя знает, что жениха не было вовсе, в блокаду Дора отсиживалась в провинции, в маленьком городке в котором и родилась. Дора переводит разговор на тему работы, что является объектом ее гордости. Узнав, где и кем работает Дора, Валентина восклицает: "Дорочка, какая же ты умница, но в нашем возрасте ходить и говорить!" Дора ненавидит это "говорить". "Клиентам" она обычно холодно объясняет: "Я не говорю, я работаю, это вы говорите, а каждое мое слово-это плоды длительного труда, прочитанных книг и пр." Длительность лекций зависела от разных причин, но здесь Дора впервые подумала: "А ведь и правда в семьдесят лет трудно ходить по огромному музею".
. Затем Валентина переключилась на себя. Она рассказала, что три раза была замужем, все три раза разошлась, имеет дочь и трех внуков, что первый муж умер, о втором она ничего не знает, а с третьем поддерживает отношения, так как он беспомощен после инсульта. Они вышли из метро, а Валентина все еще рассказывала Доре о своей жизни и Дор все еще не узнавала в ней прежнюю Валю. Даже глаза ее утратили свою прекрасную синеву, превратились в тусклые и выцветшие. На улице было холодно, и Дора сказала: "Пойдем в кафе, я тебя приглашаю, я знаю, где есть очень вкусные пирожные". Валентина умилилась: "Дорочка, ты все такая же, как я тебе завидовала в детстве! Но как же я пойду в кафе? Посмотри на меня, я же с рынка и сумка тяжелая-там рыба, картошка, я ведь только и делаю, что торчу у плиты". Но она тем не менее идет за Дорой и ей видно, что это приключение доставляет ей удовольствие. Дора же просто устала и боялась простудиться на ветру, а Валентина похоже не скоро закончит свой рассказ.
Неожиданно Валентина объявила: "Дорочка, а я ведь, выйдя на пенсию, стала писать стихи, даже печатаюсь". Она порылась в сумке, откуда-то из-под рыбы вытащила тощую книжку, страниц на двадцать и протянула ее подруге. Дора обнаружила, что это сборник, поискала фамилию Ьалентины и не нашла ее, а та спохватилась: "Ты ведь не знаешь моей фамилии, я Шашурина,- она хихикнула и продолжила,- а до этого-Лебедева, а до этого- Розенбаум, я всегда брала фамилии своих мужей. Вот видишь два стихотворения: одно я написала после отдыха на курорте, другое, когда лежала в больнице. Ты бы знала, как я была влюблена в лечащего врача!"
Доре захотелось домой, она стала подниматься, когда Валентина спросила: "Дорочка, я обязана отдать тебе долг. Ты слышала о Флоре Лавровском?" " О Флоре, да еще Лавровском, прямо-таки Флор и Лавр в одном флаконе, нет, никогда". "Какая же ты умница, вечно придумаешь нечто необычное я ему так и передам, но я поражена, что ты ничего о нем не слышала, это гений,-Валентина закатила глаза,-он красавец, он великий поэт. Я знаю, ты любишь стихи, он тебе непременно понравится. У него на днях юбилей и он приглашает нас на свое пятидесятилетие".
ххх
Зал был заполнен в большинстве своем молодежью. Лавровский стоял на сцене, склонившись над столом, перебирая бумаги, это был крупный, полнеющий мужчина красивый и породистый, глаза с поволокой, чувственные губы. Иногда он поднимал глаза и, глядя на какую-нибудь красотку "играл поволокой". Доре это было так противно, что захотелось уйти. Валентина, сидящая рядом шептала: "Неправда ли он очень хорош? Барин, сибарит, Дон Жуан". Кто-то из зала крикнул: "Флор Петрович, а сегодня Вы почитаете что-нибудь из вашего эротического цикла?" Лавровский поднял глаза, улыбнулся игриво-иронически, пошуршал бумагами и сказал: " Я еще не готов. Лучше расскажу анекдот на волнующую вас тему и рассказал анекдот столь пошлый и двусмысленный, что Дора стала подниматься, чтобы уйти, но Валентина взяла ее за руку: "Дорочка, я тебя понимаю, он часто бывает пошлым, его испортила слава, но ты дождись его стихов, я тебе гарантирую, ты влюбишься как мы все". Дора села на место, но сказала Валентине, что не верит в то, что он способен издавать приличные звуки после всего, что она сейчас услышала. Про себя она решила: "Уйду после третьего
слова-так будет больнее". Флор Лавровский выпрямился, помолчал, потом произнес: "Из нового". Зал взорвался аплодисментами. С первых же слов Дора попала под обаяние его голоса. Читал он так проникновенно, голос звучал так мелодично, что какое-то время Дора не вникала в смысл звучащих слов, а вникнув. Поняла, что стихи его прекрасны и умны, они переносили Дору то в мир переживаний великих людей древности, и становилось ясно, что эти люди жили духовно, что были способны предвидеть будущее и вершить великие дела в их настоящем, то рисовались карины космически необъятного мира и мира земного, где отзвуки японских танку переплетались с красотами родной природы. Слова были объемными, образы наполнены красками. Дора со всеми погружалась в прекрасный, тревожный, умный мир стихов Лавровского, она была просто опьянена их музыкой, ритмами, тонким юмором и глубиной чувств. По окончании Дора долго благодарила Валентину, раскаивалась в своей непроницательности, просила брать ее на подобные встречи и впредь.
ххх
Как-то, идя с работы, Дора набрела на чрезвычайно уютный уголок. Это был двор, расположенный за литературным музеем. Во дворе росли высокие деревья, пели птицы, в середине - фонтан. Он не работал, но фигурка Амура в центре почти не разбита. Дору удивила пустынность двора, но позже она поняла: со стороны центральной улицы вход напоминал вход в солидное неприступное
учреждение и это отпугивало людей.
Все лето Дора ходила сюда посидеть после работы ,послушать ветер и шелест листьев, а, иногда, прихватив книгу из дома, почитать. Она обратила внимание на любопытную пару. Это были мать и сын. Мать -
пожилая, худенькая женщина лет семидесяти, сын-инвалид. Мать возила его в коляске и он, подобно Доре слушал тишину, шум листьев и пенье птиц, мечтательно глядя в небо. Это был мужчина неопределенного возраста, ему можно было дать и 25 и 40 лет. Его огромные глаза были обведены темными кругами, в нем было что-то и от старика и ребенка.
Дору эта пара интриговала и, однажды, когда мать как обычно подвезла коляску к самому большому дереву и села на скамейку, Дора подсела к ней как бы невзначай, они разговорились, и Дора узнала, что собеседница чрезвычайно образованный человек, знает языки, делает переводы. Было видно, что она обожает своего сына, но впервые заговорила о нем лишь в момент третьей или четвертой встречи. Доре очень хотелось узнать о них поподробнее, но Ксения Сергеевна упорно и несколько демонстративно переводила разговор на другую тему, чаще всего на литературу, которую она знала прекрасно. Она знала все новинки современной литературной жизни и ставила Дору в тупик, называя незнакомые ей имена, давая характеристику неизвестным ей сочинениям. Дора ничего не могла ей противопоставить кроме Лавровского, но его Дора оставляла на потом .Дора жадно впитывала в себя информацию, выдаваемую Ксенией Сергеевной, чтобы утром, на работе пересказаь ее коллегам, выдавая за свои знания. Доре очень хотелось, чтобы Ксения Сергеевна сама назвала Лавровского, дала бы ему характеристику, а она бы подхватила тему.
ххх
С некоторых пор Дора сама находит места, где выступает Лавровский, подобно своей школьной подруге Валентине влюбляется в него, перестает замечать его пошлые выходки, покупает сборники его стихов. Лавровским заинтересовались издательства и художники. Книги были прекрасно изданы и дорого стоили. Дора отдала всю квартальную премию за сборник его стихов. Из аннотации она узнала, что ему 48 лет, что писать он начал поздно десять лет тому назад, родился в Ленинграде и не окончил Технологический институт.
ххх
Вчера из Америки приехали друзья и соседи дориной подруги Эсфири, которые нее забывали Дору и по мере возможности посылали ей передачи. Чаще всего это была одежда с плеча Эсфири. Дору это не обижало, так как вещи были красивые, не заношенные, излучали ароматы дорогих духов. Эсфирь носила тот же размер что и Дора, но была на голову ниже подруги.
Соседи Эсфири тоже эмигранты, но двумя десятилетиями раньше и их внуки уже не знали русского языка. Дора пригласила их в музей, показала труднодоступные коллекции. Гости хотели ей заплатить, но Дора гордо отказалась и они пригласили ее в ресторан. Дора пошла туда с удовольствием, так как ресторан был недоступной для нее роскошью, к тому же она соскучилась по впечатлениям. Место было фешенебельным, еда вкусная и, когда ужин близился к концу, Дора увидела входящего в зал Лавровского, который сейчас стоял спиной к залу. Дора подумала: "Вечер удался более, чем я ожидала". И она уже представила, как сейчас подойдет к нему попросит автограф, а потом пригласит в свой музей, нет, она просто настоит на этом. Деньги он любит, и она соберет нужную сумму с коллег. Совершенно необходимо, чтобы он выступил со своими стихами, а коллеги бы знали, что она, а никто иной привела Лавровского, а потом небрежно, сквозь зубы поведать, что она свой человек на поэтических вечерах, а для пущей достоверности ввернуть какой-нибудь из пошлых анекдотов Лавровского, напомнив, что гению, как и Юпитеру можно все!
Дора взволнованно объясняла своим сотрапезникам кто такой
Лавровский, восхищалась его даром, но лицо ее вытянулось, когда она увидела спутницу поэта. Это была непотребная девица, безвкусно одетая, у нее из-под короткой красной юбки торчали жирные ляжки в черных колготках, на голове какое-то воронье гнездо, на лице килограмм грубейшей косметики. Сам Лавровский одет очень демократично-в свитер и джинсы. Американцы смотрели на пару с большим интересом, а официанты, переглядываясь, показывали глазами на поэта, казалось, они напоминали друг другу о недавних событиях. Доре было неудобно за Лавровского и она, оправдываясь, рассказывала о его стихах и популярности в профессиональной среде. Она говорила, что если бы они прочитали его стихи, то простили бы ему эту богемную выходку.
Ужин кончился, женщины побежали в туалет, а когда вернулись, в зале была уже свалка. Лавровский затеял драку, вызвали милицию. Русский сервис был осуществлен по всей программе. Дора видела как два дюжих вышибалы волокли знаменитого поэта через весь зал, затем вышвырнули его за дверь.
ххх
Зайдя в магазин, Дора неожиданно наткнулась на Ксению Сергеевну, стоявшую в очереди. Дора хотела броситься к ней, но ее остановила отрешенная скорбь на лице женщины. Дора отметила, что нет коляски с больным сыном и, поняла, что что-то случилось. Ксения Сергеевна, увидев Дору, грустно улыбнулась, а на вопрос: "Как здоровье сына?", - заплакала, и почти прошептала: "Фимочка болен, боюсь уже не встанет".Дора пытается утешить бедную женщину, спрашивает, не нужна ли ей помощь. Ксения Сергеевна с болью отвечает, что им уже никто не поможет, врачи предсказывали это уже давно, и сын пережил уже все возможные сроки. Дора настаивает, предлагает помощь с лекарствами, успокаивает Ксению Сергеевну, обещает познакомить с профессором медицины Авербухом, который наверняка поможет Ефиму, так как он светило в медицинском мире. Грустно улыбнувшись, Ксения Сергеевна поправила Дору: "Он не Ефим, Анфим-так звали прапрадеда Фимы, который был двоюродным братом украинского философа Сковороды. Фимочка родился в день святого Анфима. Доре очень жалко юношу, ее трогает горе матери, а так же ее интригует мир этих интеллигентных, умных людей, в облике и поведении которых присутствует тайна, а Дора так любит тайны. Дора просит у Ксении Сергеевны телефон и адрес, обещает принести ей лекарства, медицинскую литературу и данные Авербуха. Ксения Сергеевна дает их неохотно, под нажимом и уже на следующий день Дора стоит у двери их квартиры.
В доме чрезвычайно уютно, благородно и все забито книгами. Книг столько, что два стеллажа стоят как в библиотеке рядами. Дора задержалась у стеллажей и увидела, что большинство книг на иностранных языках, многие иероглифами.
Фима лежал тс закрытыми глазами. Серый цвет лица и черные круги вокруг глаз делали его похожим на мертвеца. Ксения Сергеевна, показав на Анфима лазами, сказала, что сделала ему успокоительный укол. Дора спросила о книгах и узнала, что библиотеку начал собирать отец Анфима, да и Анфим все заработанные деньги вкладывал только в книги.
"Заработанные?"-удивленно спросила Дора.
"А как же, Фимочка ведь переводчик. Он знает несколько языков, хотя закончил философское отделение Университета, а еще Фимочка очень хороший поэт, - это было произнесено с большой гордостью, - если бы Вы слышали его стихи!"
- Он где-то печатается?
Ксения Сергеевна замялась, ее выручил сын, проснувшись, он позвал мать, та побежала к нему, позабыв обо всем на свете. Склонившись над его головой, она нежно шептала ему что-то, поправляла подушку. Потом она произнесла, как бы оправдываясь: "Фимочка, а у нас Дора Соломоновна, она хочет помочь тебе, у нее знакомый профессор, он непременно тебя вылечит". Дора стояла в стороне не зная, что делать. Ксения Сергеевна продолжала: "Фимочка, ты не рассердишься, я сказала Доре Соломоновне про стихи".
- Конечно нет, мамочка ,А ты не могла бы их почитать, а Дора Соломоновна послушает.
Дора поняла, что впервые слышит голос Анфима, голос был низкий красивого тембра, наверное, стихи в его прочтении звучат великолепно. Ксения Сергеевна суетливо побежала к полкам, а Дора пытается вспомнить, что она знает о Сковороде: 18 век, философ, поэт. Дора вздрогнула: вот он генетический код - Анфим тоже философ и поэт. И хотя Дора ничего больше не вспомнила о Сковороде, стихи юноши ее заинтриговали.
Анфим попросил почитать что-либо из последних стихов, объясняя, что сам еще не слышал, как они звучат. Ксения Сергеевна раскрыла тетрадь и стала читать стихотворение о Нероне ,убившем свою мать. Дора насторожилась, напряглась, ее удивлению не было предела. Это стихотворение буквально неделю назад она услышала на вечере Лавровского. Дора посмотрела на Анфима, тот лежал, закрыв глаза, шевелил губами, повторяя за матерью знакомые строки. Пока Ксения Сергеевна искала следующее стихотворение, Анфим стал сам читать стихи и делал это так выразительно, так глубоко, играя своим чудным голосом, что Доре раскрылся некий тайный смысл уже знакомого стихотворения, посвященного мужской дружбе и женской любви. В воспроизведении Лавровского Дора не улавливала его многогранности.
От всего услышанного Дору бросило в жар. Она ничего не могла понять. Почему Анфим читает стихи Лавровского, называя их своими, откуда он больной, калека, почти не покидавший дом и двор знает об этом популярном, очень дорогом и таким любимым Дорой поэте. Доре стало тяжело Она поняла, что Анфим и его мать психически больные люди, или мать поддерживает больного, обожаемого сына в мысли, что он великий поэт. Дора хочет уйти, ее не останавливают даже любимые стихи, в голове бьется мысль: "Так вот она тайна, которая меня так притягивала к этому семейству. Они знают, любят и присвоили себе Лавровского. Да, конечно, нас объединяла любовь к Лавровскому.
Раздался звонок в дверь, Ксения Сергеевна засеменила к выходу. Анфим, глаза которого все еще горели вдохновением сказал: "Это наверное брат пришел" В комнату вошел Флор Лавровский. Дора чуть не упала в обморок. Ксения Сергеевна представила его и сказала: "Это мой старший беспутный сын". Флор склонился в поцелуе над дориной рукой и Дора увидела синяк по глазом, тот, чтоему влепил вышибла в ресторане. Лавровский, конечно, не помнил Дору. На поэтических вечерах он не смотрел на седых старух, он играл томным взглядом с молодыми. Дора, вдруг, увидела, что Флор и Анфим похожи у них одинаково красивые глаза, голос, но Флор дышит здоровьем, энергией, грубыми страстями, а Анфим это дух. Конечно же стихи писал Анфим, а Флор их только популяризировал, правда называя их своими. Дора также видит, что братья любят друг друга. Флор склоняется над Анфимом и произносит ласково и фамильярно:
-Фимка, пиши новые стихи, а то бабы разорвут меня
Анфим в ответ горько шутит
-А что ты будешь делать, если я умру?
-Я тебе умру! Умри только, я тебе дам в глаз.
Анфим смотрит на брата с нежной любовью и Дора чувствует себя здесь лишней. Она поднимается, прощается со всеми и уходит. По дороге домой после традиционного "мир тесен", Дора с грустью и завистью думает о самоотверженности, любви, тайнах, которые прячутся в уютных домах, о своем одиночестве.