Сэмми проводит почти всё время, сидя на подоконнике и глядя на улицу. Иногда выходит поиграть с ребятами, но те смотрят на него с жалостью и бросают мяч, словно трёхлетней девчонке, - слабо и точно, чтобы поймал наверняка; потом зовут обедать. Сэм сходил к соседям два раза, вытерпел сочувственные вздохи-ахи и решил, что подоконник - лучшее место на свете.
Для папы лучшее место - за кухонным столом с бутылкой виски и стаканом. В первый раз Сэм увидел его пьяным вечером после похорон. Сэм плакал, и папа плакал, обнимая его, и просил потерпеть, говорил, мол, виски ему нужно, чтобы пережить несколько дней, а потом всё будет так, как раньше... Пошла уже третья неделя, но как раньше не стало.
Зазвонил телефон.
- Возьми трубку! - кричит Джон.
Сэм берёт и слышит хриплый мужской голос:
- Это кто? Сэм? Как ты, малыш? Где отец?
- Он... он не может подойти.
- Передай ему, звонил Бобби Сингер. Мы с Дином будем через полчаса.
Сэму не нравится, что незнакомый дядька назвал его малышом. Но, поразмыслив, он решает: может, потому и назвал, не зная, что Сэму уже десять лет.
Войдя в кухню, он с радостью видит: отец не допил и первый стакан. Более того, услышав о визитёрах, Джон убирает спиртное в шкаф и подставляет голову под струю холодной воды прямо в мойке.
- Папа, кто это?
- Старый друг. Мы очень давно не виделись. С тех пор, как Бобби... у Бобби горе случилось. - Джон вытирает голову тем, что попалось под руку, - снятым с крючка фартуком Мэри.
- А Дин? Его сын?
- У Сингера нет детей. Скорее, кто-нибудь из приятелей.
Пребывание на подоконнике обретает смысл. Джон жарит отбивные, из кухни доносится шипение раскалённого масла и ругань вполголоса. Сэм следит за проезжей частью и ловит момент, когда бежевый с синим микроавтобус сворачивает к дому.
Машина останавливается, одновременно открываются дверцы, и наружу выбираются двое: с пассажирского места - бородатый крепыш в кепке и коротком пуховике, с водительского - вихрастый мальчишка в большой для него армейской куртке песочного цвета. Конечно, паренёк старше, но Сэм почему-то сомневается, что и через три-четыре года отец позволит ему водить машину.
Сэм бежит к двери и открывает, не дожидаясь стука.
- Привет, - говорит дядька, входя первым. - Я Бобби. А это Дин.
Русоволосый мальчик кивает Сэму и по-взрослому протягивает руку.
Из кухни, откуда тянет подгоревшим мясом, спешит Джон.
- Ты всё-таки приехал... - произносит Винчестер, и его голос срывается.
- Прости, раньше не смог, мы охотились в Аризоне. Закончили дело и сразу к тебе, гнали вовсю. Дин дольше меня был за рулём.
Джон поворачивается к подростку:
- Привет... э-э...
- Это мой сын, - сообщает Бобби.
- Ты очень похож на отца, - зачем-то говорит Джон; во внешности Сингеров нет ничего общего.
- Там обед, - торопится Винчестер. - Вы, наверное, есть хотите...
Сингеры переглядываются, и младший говорит:
- Спасибо, я не голоден. Просто подожду.
Джон указывает на большой диван в гостиной. Мальчик снимает куртку, и Винчестеры с изумлением видят ремни наплечной кобуры на его свитере.
- Бобби, - тихо говорит Джон, - он ребёнок...
- Он охотник.
Уровень Сэмовой зависти ударяет в самый верхний колокольчик. Он пробует заглушить звон той мыслью, что пистолет просто не может быть настоящим! Наверняка там пластмассовая игрушка, из которой даже бедного воробья не застрелишь. Охотник!
Бобби следит за тем, как сын усаживается, берёт со столика журнал, и поворачивается к Винчестеру.
- Сможешь поговорить?
- Да, - отвечает Джон, - уже смогу.
Сэм пробирается на кухню следом за мужчинами и устраивается на табурете в закутке между холодильником и окном; он надеется услышать важное до того, как прогонят.
Бобби пытается разрезать чёрную и жёсткую, как подошва, отбивную, безуспешно скребёт ножом по тарелке и, оставив попытки, намазывает кусок хлеба горчицей.
Джон ставит перед ним бутылку пива, предлагает виски.
- Я завязал, - отказывается Сингер.
- Давно ли? - в голосе Джона неприкрытая ирония.
- С тех пор, как сын появился.
- Откуда он у тебя?
- Расскажу позже. Сначала твои дела. Кстати, малыш здесь не лишний?
- Сэмми, посмотри телевизор.
По тону отца Сэм понимает, что лучше не спорить.
Дождавшись, пока мальчик выйдет в гостиную, Сингер спрашивает:
- Как я понял, Мэри убил не простой грабитель?
Звякая горлышком о стакан, Джон наливает себе спиртное и выпивает одним глотком.
- В полиции сказали, я его спугнул. Неудачное ограбление... Бобби, вор не убивает точным ударом в сердце так, что даже крови почти нет. И не использует для этого древний кинжал. Вот, зарисовал по памяти.
Винчестер протягивает другу затёртый на сгибах лист бумаги. Бобби рассматривает набросок странного кинжала с изогнутой деревянной ручкой и прямым обоюдоострым клинком.
- На плоскости были какие-то письмена, но я их не разглядел, не до того было.
- Никогда не видел ничего подобного, - сознаётся Бобби. - Похоже на ритуальное убийство. Прости... У меня нет знакомств среди копов Лоуренса, но я попробую подержать в руках этот кинжал. Ты правильно сделал, что обратился ко мне.
- Старик, это я должен просить прощения за то, что не поверил, когда ты рассказывал об обстоятельствах гибели Карен. Почему люди слепы и глухи, пока беда не коснётся их самих?! Ты считаешь, в смерти Мэри виновато сверхъестественное?
- Почти не сомневаюсь.
- Тогда, может, скажешь, что было рассыпано на окне?
Бобби заглядывает в конверт, осторожно нюхает жёлтый порошок и поднимает глаза на Джона.
- Сера. Твою жену убил демон.
Винчестер резко краснеет, затем краска отливает от его лица.
- Не похоже, чтобы ты шутил.
- Какие шутки... Демоны так же реальны, как мы с тобой. Как этот стол. Как мясо, которое ты безбожно сжёг.
- Что же мне теперь делать?
- Я нарочно приехал на минивэне, чтобы забрать вас с пожитками к себе. Творится странное и страшное, Джон; нельзя оставаться одним. Кстати, как Сэм переживает всё это? Его не напугали?
- Он спал. Его разбудил шум внизу, когда я вызвал копов. К счастью, он не видел мать... Бобби, я жизнь положу на то, чтобы отомстить за Мэри! Я прикончу тварь! Сделаю всё, чтобы обезопасить жизнь Сэма!
Теперь уже Сингер подливает виски в стакан Джона.
- Я помогу, - мягко говорит он, - мы разберёмся. Давай собираться, утром нужно выехать.
Джон пьёт, сидит молча, и его понемногу отпускает.
- Ты обещал рассказать о сыне. Взял мальчика из приюта?
- Я всем так говорю, - смущённо и радостно улыбается Бобби. - Ну, не хочется в психушку на старости лет...
Пять лет назад Роберт Стивен Сингер намеревался отмечать Рождество так же, как и все предыдущие годы, - медленно напиваясь до бессознательного состояния.
Он отвернул фотографию покойной жены к стене - негоже Карен смотреть на безобразие - и устроился в кресле с непочатой бутылкой. За окном было ещё светло, но снег приобретал сиреневый оттенок, как это всегда бывает перед сумерками, и каёмка неба над лесом наливалась алым - к завтрашнему ветру.
Бобби проверил, есть ли ещё бутылки рядом, чтобы лишний раз не вставать, включил телевизор без звука - для компании - и отвернул пробку, предвкушая дурман, изгоняющий боль и призраков.
И в тот же момент загавкали собаки. Ротвейлер и доберман бегали на воле и лаяли незнакомо: не оповещающе, когда подъезжал кто-то из приятелей, не злобно, когда на "Автосвалку Сингера" лез чужак, не весело, гоняя птиц, - неуверенно подавали голос, словно звали хозяина, мол, выйди, посмотри.
Пересилив себя, Бобби поднялся, на всякий случай сунув револьвер за пояс, и, встав на пороге, обозрел владения. Укутанные снегом старые машины, собачьи следы вокруг крыльца и сами замолкшие псы, помахивающие хвостами. Тишь и благодать.
Сингер сделал шаг вперёд, чтобы кинуть Смиту и Вессону по половине котлеты в качестве рождественского лакомства, и запнулся. И только тогда посмотрел вниз, под ноги.
Тепло укутанный ребёнок спокойно спал на мёрзлых досках, как в своей постели. Снег на ступенях был нетронут. Словно кто-то сверху, не касаясь земли, положил малыша к дому старого пьяницы - так бережно, так невесомо, что тот даже не проснулся.
Бобби наклонился к подкидышу. Светлое личико со здоровым румянцем и миловидными чертами могло принадлежать и мальчику, и девочке; волосы скрывал наброшенный до бровей капюшон.
Уложив ребёнка на софу, Бобби выпутал его из мужского кардигана, серо-голубого, старомодной вязки "жгутами".
Это был мальчик лет восьми - русые волосы шапочкой, длинные пушистые ресницы, веснушки, - одетый в свитер, джинсовый комбинезон, ботинки с мехом.
Сингер присмотрелся: на правой стороне лица - от виска через щёку до уголка рта - белела нитка давно зажившей раны. Насколько охотник разбирался в шрамах, этот был старше владельца лет на двадцать.
Заскорузлой ладонью Бобби отвёл чёлку и дотронулся до лба - проверить, нет ли температуры.
Мальчик шевельнулся от прикосновения, распахнул несонные глаза - зелёные, как просвеченный солнцем виноград, и улыбнулся - настолько знакомо, что у Сингера горячо и пушисто заворочалось в груди.
- Привет... Дин, - прошептал он. И в счастливом смятении подумал: почему именно Дин, а не Том или Джек?
- С Рождеством, папа!
Мальчуган сел и огляделся.
- Тут кофта была, тебе в подарок.
- Здесь она... - голос никак не желал подчиняться. - Хорошая кофта... С Рождеством и тебя...
Подкидыш крепко обхватил его за шею и прижался щекой к седой щетине. Бобби обнял Дина. Под рукой гулко билось маленькое сердце, отбивая такт: род-ной, род-ной...
- А где ёлка? - спросил мальчик. - Ты забыл?
- Я просто не успел. Поедем, купим самую красивую. И игрушки.
Винчестер смотрит на Бобби, сияющего, как рождественское дерево, и осознаёт, что сам улыбается - впервые за три недели.
- Ты хоть понял, что произошло?
- Нет. Хотя сначала пытался разобраться, но ничего не нашёл и понял - не надо. Спроворить бумаги для меня не проблема... Этот мальчик - вся моя жизнь, Джон; какая разница, как он попал ко мне. И ты, приятель, завязывай. - Сингер кладёт ладонь, закрывая стакан с виски. - У нас столько дел! Надо вырастить сыновей и перебить как можно больше нечисти. Мы не можем вернуть любимых, но в состоянии спасти других людей.
- Сначала я найду убийцу Мэри! - Винчестер высвобождает стакан и допивает виски.
- Найдёшь, - уверенно говорит Бобби. - Я помогу.
* * *
Сэм садится на диван, включает телевизор. Делает вид, что смотрит мультик, а сам косится на гостя, читающего старый автомобильный журнал.
Дин снял свитер, он сложен под локтем; наверное, и кобура там же. Остался в синей футболке; на шее на каучуковом шнурке висит кулон в виде рогатой маски. Перелистывающие страницы руки совсем не похожи на детские. То есть они маленькие, но какие-то... натруженные: в мозолях, ссадинах и тёмных, въевшихся под кожу пятнах. А мама дрожала над каждой царапиной Сэмми и целовала порезанный пальчик... Мама!
Всхлип вырывается неожиданно даже для Сэма и звучит слишком громко.
- Ты чего, суслик?
Сэм вытирает лицо рукавом, собирается огрызнуться тем же насмешливым тоном, но видит глаза Дина - грустные и внимательные.
- У меня мама умерла...
- Я слышал, жалко... Моя тоже.
- Правда? Давно?
- Я мелкий был, четыре года. Совсем её не помню.
Сэм вздыхает. То, что у Дина нет мамы, сближает с незнакомым мальчишкой, делает почти родственником. Тем, кому хочется открыть тайну, которая уже много дней чешется на языке и свербит в горле. Взрослые не поймут, засмеют или, что ещё хуже, отправят к врачу.
Сэм колеблется, поглядывая в сторону кухни, откуда доносятся мужские голоса.
Дин откладывает журнал, ерошит короткие светлые волосы и чуть стеснительно спрашивает:
- Так ты не против пожить у нас?
Против?! Да Сэм не знает, как вырваться из ставшего чужим и жутким дома! Он пытался объяснить отцу, что не может находиться в здании, превратившемся в мамин гроб, но папа твердил невнятное: потерпи, переживём...
- Нет, хочу, очень хочу... Дин, можно, я расскажу? Только не думай, я не чокнутый. Мне посоветоваться надо.
Дин поворачивается к нему - одним коленом на диване - и кивает:
- Валяй, Сэмми.
Если бы он опять назвал Сэма сусликом или малышом, тот не решился открыть рот. Но "Сэмми" разрушило все преграды.
- Только не смейся... А что, если чудовища существуют? Всякие вампиры, оборотни... Они не в кино, а на самом деле.
Дин не двигается, но Сэм кожей чувствует, как напрягся его собеседник.
- Как такое могло прийти тебе в голову?
Это не насмешка, а самый настоящий серьёзный вопрос.
- Я видел монстра, - выпаливает Сэм и проверяюще смотрит на Сингера-младшего. А тот глядит на собеседника молча, с тем же сдержанным напряжением. - В ту ночь, когда умерла мама. У меня всегда горит ночник... ну, я пока побаиваюсь темноты. ("И правильно делаешь", - говорит Дин.) Он замигал и погас. Немножко света было из окна, от уличного фонаря. Я не заметил, как появилось оно. Через дверь не входило, точно. Оно было, как человек. Я испугался, но ни встать, ни закричать не мог. Оно подошло ко мне и стало капать чем-то на губы; когда в рот протекло, это оказалась самая-пресамая горчайшая горькая горечь на свете! Оно засмеялось, и загорелись глаза, ну, знаешь, как жёлтые ёлочные фонарики. Только они были злые и страшные. И стало видно, что оно из своей руки мне капает. Кровью... - последнее слово Сэм прошептал. - Потом оно исчезло, а мне стало плохо, затошнило, голова закружилась, я будто провалился куда-то... Папе сказать не мог, он и так был сам не свой, а тут я со своими бреднями.
Сэма колотит мелкая знобкая дрожь. Дин придвигается к нему и кладёт руку на плечо - просто и уверенно, словно делал это тысячу раз.
- Сэмми, ты знаешь, кто мой отец?
- Автомеханик?
- Да. А ещё охотник на нечисть. Он очень много знает о тварях. Иногда мне кажется, он знает всё.
- Значит, я не сумасшедший?
- Нет. Монстр был взаправду. Сейчас мы пойдём и расскажем о желтоглазом, ладно? А утром уедем в Су-Фолс. И, Сэм...
- Что? - Сэма вдруг перестаёт трясти; от крепкой ладони растекается тепло и спокойствие. Он хочет прижаться к Дину, но стесняется, не по-мужски это, и так сопли распустил.
- Ничего не бойся, больше никакое чудище до тебя не доберётся. Я буду присматривать за тобой. Ну, как за младшим братом, что ли...
2.
- Сэмми, проснись и пой!
Голос у Дина звонкий, как будильник, и такой же противный. Кричит с лестницы, а словно над ухом.
Сэм сладко потягивается, но не спешит вылезать из-под одеяла.
Мальчики делят огромную чердачную комнату. Несмотря на размеры, она тёплая и уютная, но первые ночи Сэм никак не мог привыкнуть к новому месту, трудно засыпал и иногда пробуждался от собственного плача.
В одну из таких минут, вытирая мокрое лицо углом одеяла, он вдруг увидел Дина, стоявшего в ногах. Взъерошенный, худенький, в сползающих пижамных штанах и старой майке, он не сказал ни слова, просто сел на постель так, чтобы Сэм мог взять его за руку. Это стало спасением. Сэму было хорошо и спокойно от присутствия нового друга, даже не мучили угрызения совести из-за того, что Дин не высыпался и бродил целый день, как зомби.
Настолько не мучили, что, когда сон наладился, и у младшего Сингера появилась возможность всласть дрыхнуть на своей кровати, Сэм однажды попытался фальшиво похныкать, чтобы Дин пришёл утешать, но получил метко прилетевшей подушкой.
Месяц пролетел, как один день, но мальчику кажется, он всегда жил у Сингеров. То есть у себя... Бобби сразу сказал: "Это ваш дом. Только книги кладите на место".
Папа сначала заговаривал об аренде особнячка на соседней улице, но потом перестал об этом вспоминать. Тем более, у них с Бобби появились какие-то дела. Папа называет их работой, но Сэм прекрасно понимает, что они не имеют никакого отношения к автомобилям.
Отцы начали уезжать с оружием на день-два, возвращались странными, какими-то очумевшими, в грязи и царапинах. Папа первым делом хватал Сэма, прижимал к холодной кожанке, спрашивал, не скрывая беспокойства: "С тобой всё хорошо?" А Сингеры просто переглядывались: "Порядок?" - "Да".
У Сэма даже нет времени скучать по папе, потому что Дин рядом. Через знакомого врача Бобби сделал сыну справку о болезни, и тот с удовольствием прогуливает уроки, присматривая за маленьким Винчестером.
Мамин портрет стоит на прикроватной тумбочке; каждое утро Сэм поворачивается, чтобы увидеть её улыбку и поздороваться. Он и сейчас шепчет: "Привет, мам..."
- Сэ-эм! - трезвонит Дин. - Если ты сейчас не оторвёшь свою задницу от постели, я приду и вылью за шиворот горячую колу! Чтоб ты ещё и слипся!
Дин изобретателен в методах побудки, но пока не воплощал свои угрозы в жизнь. А вдруг?!
Сэм смеётся и на всякий случай вскакивает.
Он умывается и чистит зубы, стараясь не смотреться в зеркало. Потому, что ничего хорошего там не увидит, только пухлые хомячьи щёки и косые глаза. Соседка миссис Ланг так и сказала: "Рас-косые"... Толстяков в школе дразнят. Сэм пойдёт в школу совсем скоро, после праздников, хорошо, что Дин и там будет рядом. Никто не посмеет обидеть, зная, что у него такой... такой... старший брат.
Дин хотел залить молоком кукурузные хлопья, но подумал, что в сочельник завтрак должен быть всё-таки праздничным. Он поджаривает тосты, открывает банки с клубничным конфитюром, абрикосовым желе и шоколадным маслом. Сладкоежка наверняка обрадуется.
Сэм плетётся из ванной, будучи не в лучшем расположении духа, но при виде вкусностей оживляется, румянится.
- Папа не звонил? - спрашивает он с набитым ртом.
- Звонил, - на голубом глазу врёт Дин. - У них движок барахлит, собираются заехать в сервис. Вечером будут.
Не говорить же мелкому, что никто не объявлялся, что отцы должны были вернуться ещё вчера утром и что он всю ночь продремал возле молчащего телефона.
Вот чего не должен видеть Сэм - его растерянности и страха. Нельзя тянуть его обратно в тёмный мир, откуда малыш только недавно выбрался - перестал плакать по ночам и вспоминать о Желтоглазом.
В свои четырнадцать Дин успел вдосталь хлебнуть охотничьей жизни.
Нельзя сказать, чтобы она ему нравилась, но и против он ничего не имел, может быть, потому, что иного пути для себя не видел. Кто-то ведь должен спасать людей, которые попали в кишащую кровожадными тварями темноту, и выводить их обратно - в нормальное бытиё.
Дин был не старше Сэма, когда отец поведал ему об изнанке мира. Даже не об изнанке - о полноправной составляющей. И сказал, что Дин должен научиться защищать себя и других.
Наука была пугающей, изматывающей и притягательной.
Бобби взял на себя теорию и преподносил бестиологию со свойственными ему обстоятельностью и терпением. Впрочем, сын схватывал всё на лету, сознавая, что от его знаний будет зависеть успех будущей работы и даже жизнь.
Временами Дин удивлялся себе: он не узнавал новое, а словно вспоминал. Он предугадывал факты до того, как те бывали озвучены, но относил это на счёт увлекательности предмета и качества преподавания - папа оказался замечательным учителем.
Боевой подготовкой с мальчишкой занимался сосед - Крис Шекли, бывший "морской котик", комиссованный из-за травмы позвоночника, - рослый и полностью рыжий: волосы, глаза и сплошь веснушчатая кожа. "Ты меня изумляешь, парень! На хрена тебе инструктор?"
Тело тоже будто вспоминало: Крис начинал показывать приём - Дин автоматически, без малейшей паузы, продолжал; Крис разбирал пистолет - Дин собирал его за секунды, чуть ли не с закрытыми глазами... "Ты точно создан для охоты, чувак!" Дин не был в этом уверен, но в тёмном мире чувствовал себя так же естественно, как волк в лесной чаще.
А ещё он был создан для Сэмми.
Вскоре после того, как Винчестеры перебрались в Су-Фолс, Бобби спросил сына:
- Тебе нравится Сэм?
- Да, очень, - улыбнулся Дин. - Забавный, как медвежонок, и очень сообразительный. Я эту липучку будто сто лет знаю.
- Могу попросить тебя хранить малыша?
- Охранять? Само собой, пап.
- Хранить, Дин. Адская тварь имеет какие-то страшные виды на Сэма; Джон и я не можем быть с вами постоянно, поэтому вся надежда на тебя. Ты ещё ребёнок, я не должен взваливать на твои плечи такую ответственность, но выхода нет, прости.
- А вот сейчас обидно было. - Мальчик усмехнулся одними губами, глаза остались серьёзными. - Ты до сих пор считаешь меня дитём?
- Дин...
- Папа, демон доберётся до Сэма только через мой труп.
Сингер сначала отвесил сыну подзатыльник, потом схватил за плечи.
- Не смей так говорить! Мы найдём и прикончим беса раньше, чем он приблизится к вам!.. Просто береги Сэмми.
Дин и бережёт, как может, толстенького, пухлощёкого, лохматого хитрюгу, который умоляющим взглядом может вить из него верёвки. Он, умирая от усталости, несколько ночей сидит рядом с мелким, своим присутствием вытягивая того из кошмаров, и готов сидеть сколько угодно, лишь бы Сэмми не вскидывался от собственного крика и не скулил горестно, как выброшенный в канаву щенок.
Дин готовит еду, ведёт немудрёное хозяйство и изо всех сил старается, чтобы Сэм не вспоминал ту ночь и Желтоглазого. Они вместе играют с мальчишками в мяч, ходят в магазин за продуктами и на тренировки к Шекли. Дину очень нравится, как во время занятий Сэм восторженно смотрит на него; он ещё ни для кого не был старшим.
- Эй, суслик! Ты куда? А посуда?
Возглас Дина застаёт младшего на пороге. Секунду Сэм раздумывает: подчиниться или вывернуться, потом решает, что две тарелки и кружки того не стоят.
Он моет посуду, Дин убирает со стола.
- Хочу конфету, - ноет Сэм, - а у меня руки мокрые...
Дин разворачивает фантик и суёт шоколадку в готовно раскрытый рот. Мелкий с удовольствием чавкает и спрашивает невнятно:
- За ёлкой пойдём?
- С чего бы? - предвкушая, говорит Дин. - Какая ёлка? Ты что - маленький?
Небольшие глаза Сэма раскрываются шире пределов, положенных природой, темнеют, наливаются слезой и скорбью. Потом до него доходит, и влага моментально высыхает.
- Издеваешься?!
- Посуди сам, чувак, - смеётся Дин, - какое Рождество без ёлки? И подарки нужно купить.
3.
Мальчики поднимаются к себе, чтобы переодеться.
Дин заставляет Сэма надеть шерстяной свитер. Мелкий возмущённо бубнит, что не хочет носить эту колючую фигню, что в зимней куртке выглядит толстым, а со свитером ещё толще.
Недовольно пыхтя и выправляя высокий ворот, Сэм подходит к старшему и, вытянув шею, следит, как тот наматывает на руку нитку чёрных шариков, с редкими вкраплениями белых и изумрудных. Удобный случай, чтобы отомстить за ёлку.
- Обвешался побрякушками, как девчонка! Подвеска, кольцо, которое вечно сваливается, и бусы к тому же!
Вопреки ожиданиям, Дин не смущается и не огрызается, а спокойно объясняет: амулет подарил отец два года назад, тоже на Рождество; кольцо - память о маме.
- А браслет был на мне, когда папа нашёл меня в капусте.
Сэм хохочет:
- До сих пор не знаешь, откуда берутся дети?! Скажи ещё, что аист принёс!
- Если бы аист - отец так и сказал бы.
- Ты в январе родился. Какая капуста?
- Морозоустойчивая. - Дин разворачивает мелкого спиной и слегка поддаёт коленом под зад.