Болело все: стучало в висках и затылке, ныли пальцы рук и ног, позвоночник стонал и нестерпимо чесался. Схожие ощущения жили и в других частях моего несчастного тела. Никак не думал, что после смерти будет так плохо.
Впрочем, насчет смерти я, кажется, поторопился. Хотя все шло к этому: в первом бою я оказался побежденным, и кровожадные зрители хотели, чтобы я расстался с жизнью прямо на арене, на их глазах.
В гладиаторы меня продали родители. Жизнь в горах не сахар, а на вырученные за меня деньги можно было пару лошадей купить и еще коз десятка два. Наверно, мать с отцом так и сделали. Я на них не в обиде: у нас многие детей продают.
Два месяца меня гоняли в школе гладиаторов, потом случилась неудача: противник оказался сильным, опытным и запросто справился со мной. Теперь я лежу на широкой кровати в маленькой комнате и пытаюсь вспомнить, как я здесь оказался.
Вошедшая женщина сначала показалась мне обворожительной. Я люблю сильных женщин; эта была не просто сильной, а хорошо сложенной и зрелой. Трусики и короткая маечка, изрядно не доходившая до пояса, как раз соответствовали моим представлениям об одежде. Всегда считал: чем меньше на привлекательной женщине тряпья, тем лучше. Грубоватое лицо нисколько ее не портило, однако непонятные выпуклости, хаотично разбросанные по телу, убивали все очарование. Эта несомненно достойная женщина не вызывала во мне желания.
- Можешь сесть, - сказала незнакомка.
Она ловко помогла мне одной рукой и поднесла к моей груди кружку с дымящимся питьем:
- Выпей - это уменьшит боль.
На ее пальцах отсутствовали ногти, а их место занимали продолговатые наросты. Я собрался взять у нее кружку, но остановился: на моих пальцах тоже исчезли ногти и появились розовые вздутия, покрытые пленкой медицинского клея. Сделав над собой усилие, я все-таки ухватил кружку и стал прихлебывать горячее горьковатое питье, разглядывая женщину.
Сколько ей лет? Двадцать пять? Тридцать? Пожалуй, тридцати нет.
- Кто ты? - спросил я, нарушив затянувшееся молчание.
- Цина, - представилась женщина. - Ты, Гай, наверно, удивился, обнаружив себя живым? Представь, твою отрубленную голову показывали зрителям, а тело поедали голодные звери - на арене способны и не на такие фокусы.
- И где я сейчас?
Цина не ответила, а через мгновение на месте женщины в трусиках и маечке стояла фигура в черном мешковатом комбинезоне и мерцающей маске.
Безликий! Вернее, безликая - оказывается, среди них есть и женщины.
- Теперь ты один из нас, - сказала Цина, приняв прежний облик.
Вот это меня занесло! Безликие - личная гвардия императора, лучшие в мире телохранители и непобедимые воины. Только я не грозный боец, а двадцатилетний парень из горной деревни, которого слегка подучили в школе гладиаторов.
- Смотри!
Слегка изменившийся голос Цины звучал, но она не разжимала губ. Само по себе это было удивительно, но женщина еще поднесла к моему лицу свою руку, а из наростов на кончиках пальцев торчали трехсантиметровые когти, отливавшие металлом.
- Такие же когти на ногах, - голос Цины звучал где-то в моей голове, - усилители мышц, ускорители реакции, блоки воздухообмена, взрывные устройства, блок мыслеречи, которую ты сейчас слышишь.
Я понял, что стал не совсем человеком, но воспринял это с безразличием: видимо, в питье намешали изрядное количество успокоительного и снотворного.
- А взрывные устройства зачем? - успел спросить я.
- Безликий должен отдать жизнь, но выполнить задание. Мы живые бомбы.
На большее меня не хватило: сон навалился неодолимо.
- Подъем!
Я уже научился отличать мыслеречь от обычной. Впрочем, говорить, как все нормальные люди, Цина перестала совсем. Мало того, она и мыслеречь считает не самым лучшим способом общения.
- Тебе нужно освоить язык жестов, - сказала она. - Смотри: приподнятое правое плечо - это опасность, скрещенные пальцы на левой руке - "Внимание!", а такой знак означает секс. Им мы будем заниматься, когда ты хорошо освоишь импланты. Теперь мы с тобой пара, пока кто-нибудь из нас не погибнет. Мужчине нужна женщина, а женщине - мужчина.
- А у тебя были другие напарники?
- Да, я пережила двоих мужчин.
Цина исчезла на два дня, а меня отдали в лапы инструктора - здоровенного безликого, припадавшего на одну ногу. Я занимался на тренажерах и бегал по полосе препятствий, царапал когтями бревно и привыкал к мыслеречи.
Увы, когда Цина появилась, я от радости забыл о тренировках и сказал ей вслух:
- Привет!
Ответ оказался беззвучным и не слишком ласковым:
- Заткнись! Запусти руку мне под майку и потрогай спину.
Я выполнил странный приказ и нащупал твердые рубцы на ее коже.
- Это за болтливость, - вновь "зазвучала" мыслеречь. - Такие следы оставляют электророзги. У тебя будет то же самое, если не перестанешь говорить вслух. Учти, наказывать тебя буду я, а мне не хочется портить такую шелковистую кожу.
Майка и трусики упали на пол рядом с кроватью, а мои руки бестолково зашарили по женскому телу, натыкаясь на импланты. Цина сильной рукой отправила одну из моих ладоней себе между ног, задышала чаще и тяжелее, а затем впилась в мои губы яростным поцелуем. Я мгновенно забыл, что у этой женщины есть когти на руках и на ногах, а вся она нашпигована взрывчаткой. Разве могут остановить изголодавшегося мужчину какие-то импланты?
Жизнь безликих почти не отличается от жизни обычных военных и охранников. Служба - везде служба. Тренировки и учения, караулы и походы потянулись сплошной чередой.
Любые два безликих должны понимать друг друга с полуслова и с полужеста, поэтому у нас нет жесткого деления на постоянные подразделения. Состав группы для каждого задания определяет руководство. Не всегда на службе мы с Циной находились рядом, но в свободное время спешили в нашу маленькую комнату, ведь и безликие нуждаются в отдыхе. Наши тела сплетались, а моя душа наполнялась блаженством и нежностью. Мне хотелось говорить ей ласковые слова, хотелось признаться, что чудеснее женщины я не встречал.
Иногда я пытался что-то сказать, но неизменно получал по мыслеречи:
- Заткнись!
А ее поцелуй лишал меня возможности говорить. Я послушно умолкал и ласкал ее тело, привычно обходя импланты.
Мужчине нужна женщина, женщине - мужчина.
На взыскание я все-таки нарвался. Не смог удержаться, когда, преследуя разбойника, в развалинах старинного здания встретил девчушку лет трех-четырех.
- А ты что тут делаешь? - воскликнул я.
За каждое слово мне досталось по удару. Наказывала меня Цина. Все пять ударов я выдержал молча, несмотря на адскую боль. Металлопластиковой электророзгой не обязательно сильно бить: любое прикосновение рассекает кожу.
Израненная спина должна была еще долго болеть, но напарница приготовила лекарственный коктейль, где-то раздобыв снотворное и болеутоляющее. Потом она неотлучно сидела возле меня, чтобы никто не узнал, что я нагло сплю, а не страдаю. А ведь вскройся все это, наказали бы Цину.
* * *
Говорят, наместник был изрядной сволочью. Однако убийца государственного чиновника должен быть пойман и казнен. По следу этого отчаянного человека нас и пустили. Разумеется, преследовали мы профессионала, ведь любитель не смог бы даже приблизиться к наместнику. Наверное, убийцу наняла другая государственная сволочь. Только нас это не касается: преступник не должен уйти.
А он стремился в горы. На камнях следов не остается, но нюх у безликого не хуже, чем у собаки. Запах преследуемого густел: наша четверка шла быстрее. Однако расстояние сокращалось слишком медленно. Двое отстали, и какое-то время мы с Циной бежали вместе. Потом мне удалось ее опередить, ведь я вырос в горах, да и ощущение близости добычи придавало мне сил.
Перевалив через гребень, я увидел глубокое ущелье, а метрах в тридцати ниже - притулившийся к крутому склону аэродиск, готовый взлететь. До границы он доберется минут за десять, и перехватить его в ущелье не смогут. Можно будет докладывать о проваленном задании.
Я прыгнул. Диск взлетел, и мне удалось попасть только на край аппарата. Однако когти пробили пластик - я удержался.
Тридцать метров - много даже для безликого. Сломанные кости отозвались болью. Не беда: скоро все кончится.
Прощай, Цина! Ты переживешь и третьего мужчину.
Еще одно тело упало на аэродиск, два взрыва слились в один.