Аннотация: Он выпивает мои слезы, мой смех, оставляя мне только зарубки-узелки в памяти.
Я стояла в лифте и нажимала на одну и ту же кнопку тринадцатого этажа. Нажимала не в первый раз. Лифт гостеприимно распахивал свои хромированные двери на каждом этаже, обнуляя раз за разом мой "заказ".
Мимо меня сновали люди, уверенные в себе лоснящиеся от самодовольства мужчины, юркие курьеры с охапками папок, длинноногие лощеные секретарши. Каждый раз меня очень невежливо оттирали в уголок, стуча своими полированными или обгрызенными ногтями по кнопкам и отправляя лифт в любую, кроме нужной мне, сторону.
Злость и раздражение наполняли все мое существо, но врожденное чувство такта и клятая невозможность постоять за себя вновь и вновь заставляли шагнуть в сторону, пропуская к панели очередного торопыгу.
Сколько я катаюсь? Кажется, я, как Белый Кролик, должна уже в нетерпении стучать лапками по полу лифта, приговаривая "я опаздываю, я опаздываю".
Если бы можно было потом объяснить мое бесконечное путешествие начальству... К черту, выйду на ближайшем к моему этаже и пробегусь по лестнице!
Как только я решилась, в лифт зашла очередная группа. В этот раз они не сразу уместились, притерев меня к холодной стенке каким-то мужчиной, не обратившим ровным счетом никакого внимания на мою приплющенную фигуру. Они шумно переговаривались, умудряясь жестикулировать даже в столь затрудненных условиях.
Мужчина, которому я упиралась носом куда-то в район лопаток, то и дело передергивал плечами, тонкая ткань белой рубашки щекотала мне нос, вызывая панически опасное желание чихнуть.
Вкупе с моим насморком быть рубашке испорченной.
Я сдерживалась из последних сил, когда лифт остановился еще раз, но, никого не выпустив, принял в свое нутро очевидную блондинку. Ради красотки (смутное отражение которой я могла видеть в металлическом потолке) толпа еще больше уплотнилась, не желая стеснять небожительницу. Меня утрамбовали к стене так плотно, что металлический поручень врезался мне куда-то под ребра.
С мстительным удовольствием я громко и с выражением скастовала чих.
Мужчина, которому я до сих пор гладила носом рубашку, наконец-то соизволил заметить мое существование, рванувшись как можно дальше от меня.
Куча мала высыпала из своевременно открывшегося лифта прямо под ноги изумленным желающим прокатиться. Бедная красотка была погребена где-то под этим завалом. Мило улыбнувшись офонаревающим курьеро-секретаршам, я нажала на заветную кнопку в очередной раз, пожалев, что сопли на рубашку так и не вылетели, все так же занимая пространство у меня в носу. Нос распух, сделав мое, и в обычные дни не самое милое лицо, похожим на клоунскую маску. Мятая одежда, местами испачканная (подозреваю, что чьими-то портфелями), сидела на мне, как мешок из-под картошки на пугале.
Мысленно рыча и пытаясь хоть как-то привести себя в порядок, я даже не заметила, как добралась до своего этажа.
Двери открылись и лязгнули за мной, пугливо сделавшей пару шагов по коридору.
- Малина Дмитриевна! - Да, вы не слышались, именно так меня и зовут. - Где вас черти носят?
Высокий, обаятельный самый желанный жених для девушек всего этажа, исключая меня, подпирал арку прохода.
- Это все лифт. - Вложив в свой ответ максимум эмоций, я даже не пыталась разжалобить Его Светлость Милослава Дмитриевича. Начальство скептически меня осмотрело, жестом заставив покрутиться на месте, и молча подхватило под руку, видимо, чтобы еще раз по дороге не потерялась. На автомате, еще горя желанием оправдаться, но понимая, что делать этого не стоит, я начинаю шмыгать носом. Мил этого не любит, он останавливается, достает носовой платок и наблюдает, как я сморкаюсь. Знаю, что в этот момент страшнее меня может быть только ядерный гриб на горизонте, но он все равно смотрит.
Как только я сцеживаю необходимый минимум соплей в платочек, Мил отбирает влажную тряпочку и продолжает наше движение по коридору все в том же молчании.
Любопытная Полина, высунувшись из-за двери своего кабинета, ойкает и быстро прячется. Молчание Мила - всегда плохой знак. Девушки, в своих тайных влажных фантазиях видят его именно таким - в эти моменты он устрашающе прекрасен, молчащий, сурово сжимающий губы, хмурящийся и внутренне кипящий.
Стоило нам оказаться в кабинете, дверь закрывается на ключ, Мил с нехорошим выражением лица надвигается на меня, пятящуюся к ближайшему столу.
Ничего приятного меня не ждет. Милослав прижимает меня к столу и яростно целует в губы, сминая все мое сопротивление.
Его горячие сухие губы пьют из меня мою обиду, мой гнев, мои страхи. И лишь насытившись, он отстраняется, давая мне вдохнуть уже горящими в отсутствие кислорода легкими.
Девушки всего отдела гадают насчет наших отношений, иногда даже пытаются спрашивать напрямую... Все сложно. Если бы Мил не был энергетическим вампиром, то не нуждался бы так во мне. Все бы ничего, но я - его сводная сестра, поэтому отношения между нами запрещены и порицаемы, как обществом, так и семьей. Да и нет никаких по сути отношений. Он просто питается моими эмоциями, иногда делая это мимоходом, лишь одним прикосновением руки, иногда, когда эмоции во мне меня заливают с головой, переключает их таким образом.
Хоть я и понимаю, что между нами ничего нет, а в этот момент он представляет на моем месте кого угодно, хоть бы даже и ту Полинку, я не сразу могу успокоиться.
Вот и сейчас, Милослав уже отошел от меня, задумчиво покусывая нижнюю губу, к своему столу, потянулся за очками, делающими из него идеальный образ делового человека, а я еще пытаюсь поймать свое дыхание, вцепившись в столешницу до ее хруста.
Семейка у нас та еще. Помимо брата-извращенца у меня есть мамочка - уже третья жена отца, не являющаяся мне родней абсолютно, но пытающаяся ею казаться, на данный момент беременная близнецами. Отец, любящий, но до сих пор переживающий смерть моей матери (на самом деле я ему не дочь, но кроме него и Мила у меня никого больше не было, поэтому меня усыновили официально).
Также у меня есть младшая сестренка, она родная и мне, и Милу, сейчас она учится в школе, когда-нибудь из нее может получиться замечательная ведьмочка.
А Мил... Милослав мне не родной брат, он является сыном первой жены отца.
Он единственный, кто знает обо мне все, вплоть до того, с кем и когда у меня был первый поцелуй. Знает и то, какие длительные и неприятные отношения связывают меня с лифтами. В лифте мне страшно, я забиваюсь в дальний угол, выползая оттуда только для нажатия заветной кнопки. Из-за этого меня все время оттесняют от выбора этажа, и кататься в худшие свои дни я могу полдня.
К сожалению, ни одна моя проблема не занимает его дольше пятнадцати минут, поэтому пошатывающуюся психику мне приходится каждый раз укреплять успокоительными сборами. Пока я сижу, вдыхая аромат своего лекарственного чая, зарядившийся энергией, Милослав уже решает рабочие проблемы, открыв кабинет и включив телефон.
Мимо меня идут накрашенные ухоженные девушки нашего отдела, цокают каблучками, вертят попами, а я медитирую, стараясь не обращать внимания на все это пышущее похотью разнообразие. И мне не интересно, с кем он уедет сегодня. Не интересно, я сказала.
Откидываюсь на стуле и устало прикрываю глаза ладонью - я бы осталась ночевать на работе, чтобы утром не повторилась моя каждодневная проблема с лифтом - каждые полчаса опоздания делают брата голоднее и злее, если бы не два "но" - Кешка и мои эмоции.
Кешку нужно кормить два раза в день, чтобы он не обглодал обои в квартире, не нагадил на люстру и не перебил всю посуду в закрытых шкафах. Мой маленький демон не любит компанию моей семьи, питается исключительно моей кровью и очень ревнив. С эмоциями все сложнее - брату подойдут практически любые, но именно мои. Он еще не нашел своего идеального донора, поэтому питается суррогатом, мной. А после ночевки на работе единственной эмоцией у меня будет желание выспаться нормально, что ему не нравится. Я уже пробовала, ночевала как-то раз, когда было много бумаг, требующих моего просмотра на закрытии месяца. Милослав отправил меня домой, спать, и в кои-то веки вечером был дома, заботливо спрашивал о самочувствии и довольно щурился костру моих положительных эмоций.
Задумавшись, я не заметила, как в кабинет вошла новенькая девушка. Вчера я ее не видела, так как, занимаясь расчетами, не обращала внимания даже на еду, поставленную братом на край моего стола. Девушка была у брата на собеседовании и теперь, видимо, пришла за порцией бланков, разнося которые, ей придется побегать по этажам.
- Малина Дмитриевна.
- А? - мое выпадение из реальности было воспринято братом абсолютно равнодушно, он и не такое видел.
- Возьми у девочки бумаги и разнеси, пожалуйста, - э? Я не ослышалась? Использовать меня вместо курьера? Что там за чудо такое пришло к нам?
Переведя ошарашенный взгляд на девушку, я слегка оторопела - юное создание казалось эфемерным и нереальным. Хрупкая, с тонкими запястьями, большущими глазищами, с виду - вылитая фея из книжки со сказками. Да, все понятно. Опять в лифт... Не, лучше по лестнице, а то за такую красоту еще и влетит, если не справлюсь до конца рабочего дня.
Философски пожав плечами, забрала у девушки стопку бумаг и сбежала из негостеприимного кабинета.
Бегая по лестнице, мечтала о личном телепорте, чтобы нажать на кнопочку - и уже на нужном месте. Ничего, мне полезно.
К концу рабочего дня новенькая была надежно привязана канцелярскими канатами к нашей кампании, а я, усталая, доползла до кабинета.
Новенькая (конечно же) сидела за моим столом, хлопая на меня оттуда глазками. Брат, не обращая внимания на мой замученный вид и читая документы в какой-то папке, свободной рукой ухватил меня за запястье.
- Тпррру. - Он оторвался от своих бумаг. - Ты в курсе, что у тебя завтра отпуск?
Разбуженные заветным словом, эмоции угасали. Выпив мои усталость, раздражение и проблеск радости, он отпустил мою руку и опять углубился в изучение папки.
Еле переставляя ноги, я доплелась до своего стола, забрала сумку и направилась к выходу.
- Отцу скажи, что буду поздно. Пока новенькую в курс дела введу...
Кивнув головой не смотрящему на меня брату, я поползла домой.
Дома я ввалилась в квартиру и рухнула прямо рядом со шкафом. Алинка, выскочившая из кухни с котлетой в руке, бросилась ко мне и попыталась взвалить на свои хрупкие худые плечи мою тушку.
- Малина, ты чего? Эй, очнись. Сейчас я тебя донесу. - Моя тушка, пусть и не сильно упитанная, весила, тем не менее, почти в полтора раза больше сестричкиной, поэтому, понукаемая ее словами и моими мыслями, вяло переставляла ноги, стараясь сильно не наваливаться на юную ведьму.
Алинка вспомнила, что является почти дипломированной ведьмой, и что-то забормотала.
В моей памяти толком не отложился процесс транспортировки и раздевания моего бренного тела, только темнота и холод.
- Малька, очнись, я тут жаропонижающее заварила. - Сестренка усадила меня на кровати, поднося кружку. - И когда только умудрилась заболеть? Как назло, ни отца, ни его жены дома. И этот кровосос уже свое получил.
Я перевела взгляд на Кешку, сопевшего на одеяле где-то в районе моих колен.
- Не надо Милу беспокоить, если я болею, то ей вообще рядом нельзя быть.
- И что, мне теперь одной за тобой присматривать?
Как будто я нуждаюсь в присмотре... Мне отоспаться за отпуск, отъесться. Сколько там, интересно, неделя, две?
- Отец придет, скажи ему, что Мил задержится, новенькую в курс вводит.
- Знаю я, что он там куда вводит, - не в силах рассмеяться над эрудицией сестренки, я вяло трепыхнулась.
- Алина, нельзя так говорить, тем более о брате!
- Угу, нельзя. Мы, к твоему сведению, на уроках биологии от размножения цветочков к анатомии человека давненько перешли. Так что, если у брата от людей физиология не сильно отличается, то действительно знаю. - Моя уже совсем почти взрослая сестра-девятиклассница споила мне чай, укутала меня в одеяло и велела спать.
Провал в моей памяти после этого чая могу объяснить только тем, что травки оказались действенными, свое предназначение, не выпускать меня из постели, они выполнили на ура. Всю неделю я помнила урывками. Алинка у моей постели сменялась встревоженным отцом или злым братом. Голодный Мил старался лишний раз меня не касаться, отчего ворчал и брюзжал не хуже Алинки.
- И угораздило же тебя. Пока ты тут валяешься, я с голода умру.
- Меньше бегай по девушкам, меньше энергии потратишь.
- Спи, глупая. - Его поцелуй, коснувшийся моего лба, напоминал упавший на кожу лепесток вишни... Может, мне это только приснилось?
В первый же день, когда я открыла глаза и целенаправленно стала выпутываться из одеяла, в доме никого не было - сестренка была на учебе, Мила на консультации, отец и Мил - на работе. Кешка пучил на меня свои желтые глаза с крестообразными зрачками и радостно лизал мои пальцы.
Я доковыляла до ванной и с наслаждением перелезла через бортик, надеясь на горячий душ. Чаяниям моим сбыться было не суждено - горячую воду отключили.
Выкрутив вентили на полную мощность, я с визгом отскочила от потеков рыжей мяслянистой жижи.
В итоге, кое-как ополоснувшись ледяной водой из-под крана, я, продрогшая, отправилась в обратное путешествие, по пути встретив неожиданно рано пришедшего брата.
- Проснулась? Есть будешь? - От Милослава пахло чем-то неприятным, как будто он обнимался со всем отделом по очереди. - Воду так и не включили?
Он покрутил вентили, хмыкнул и отправился на кухню, ставить по старинному российскому обычаю большую кастрюлю на плиту.
- Надо было все-таки уговорить отца на покупку водонагревателя. Пусть несколько недель в году, но он нужен. - Брат включил плиту и протянул мне руку. - Иди сюда. Алинка сказала, если проснешься раньше, чем она придет, вымыть тебя и покормить. С мытьем сама справишься или мне вспомнить твое детство?
По моим ощущениям, уши сгорели и отвалились. Брат внимательно посмотрел на меня и пожал плечами.
- Не хочешь, ладно, Алинка тебе потом поможет.
Какой-то он необычно разговорчивый. И счастливый. Странно это, подозрительно. Наверное, новенькая его так расшевелила. Она даже мне понравилась, хотя это почти невозможно. Такая картинка, глаз не отвести.
Мил тем временем открыл холодильник и достал кастрюлю, родную сестру той, что стояла на плите, только с супом. Налив мне полную тарелку бульона, старательно выбирая из поварешки картофель и лапшу, он поставил мой завтрак греться.
Я села. Не столько из-за слабости, сколько из-за нежелания привлекать к себе еще больше внимания.
В прихожей звякнули ключи и Алинка, шумно топая, понеслась к нам.
- Ты чего не помылась?
- Воду ей я еще грею. И она отказывается раздеваться передо мной, представляешь? - Сердитый тон брата меня нисколько не напугал.
- И правильно. Она не твоя девушка. И вообще, дай человеку уже свободного пространства в личной жизни! Стыдно как, взрослая сестра, а до сих пор ни с кем не встречается. А все ты, вампирюга.
- Если она влюбится в кого-нибудь, ее эмоции перестанут быть такими сладкими. - Милослав развел руками. Да, перестанут. Поэтому я и не смотрю на других мужчин. Такой некрасивой девушке, как я, ничего не светит в отношениях с парнями.
- Баран! Смотри, что ты наделал, она же сейчас расплачется.
Алинка обняла меня, а Мил положил ладонь на мой лоб, выпивая мою истерику.
- Ты чего, Малинка? Если хочешь, влюбляйся, ради бога, только не надо плакать по этому поводу. - От растерянного голоса брата я только вздрогнула. И не могу ведь признаться в своей в него влюбленности, он предупреждал, что такое может случиться. А я, как дура, еще и не верила.
Против моей воли слезы потекли по щекам. Сестренка, умный не по годам ребенок, вытолкала Милослава из кухни и села рядом, обнимая меня.
- Не обращай ты внимания на вампирюгу, он на радостях, что ты в себя пришла, вообще все твои эмоции выпьет. Хотя, надо отдать ему должное, за тобой ухаживал лучше, чем даже я. - Алинка задумчиво почесала кончик носа. - У вас точно нет отношений?
Я замотала головой из стороны в сторону - разве можно назвать отношениями его придирки и мою беспричинную ревность? К чему вообще ревновать собственного брата... Видимо, эта мысль опять возобновила мой слезопоток, потому что Алинка потянулась за салфетками.
- Значит, ты плачешь потому, что у вас их нет? - Умный ребенок? Скорее, слишком умный. - Так в чем дело? У тебя еще отпуска неделя, хватай его, тащи куда-нибудь на юг и оттягивайся на полную катушку. Тоже нет?
- Нельзя так. У него работа. И он не согласится. - Я судорожно вздохнула, прижимая к лицу салфетку. Из-за этого кусочка бумаги Алинка меня то ли плохо расслышала, то ли решила мое мнение не учитывать.
- Мил, иди сюда! - На зов младшей любимой сестренки Милослав вошел в кухню, сразу же направившись к микроволновке.
- И? - Он достал тарелку с бульоном, поставил передо мной и потянулся за ложкой. - Закончили секретничать?
- Ты, вроде бы куда-то на юг в командировку собрался? Малинку не возьмешь с собой? - Алина выглядывала из-за моего плеча, мониторя все его скупые эмоции.
- Солнце мое, Малина еще не до конца выздоровела, куда ей ездить? И я там не задержусь, лечу на пару дней, только контракт заключить.
- У нас есть целый отдел для этого. - Я бурчала в свою салфетку, боясь отвести ее от лица и спровоцировать новый поток соплей. Никуда я не поеду. Он, небось, с собой хочет эту новенькую взять. Я им там только мешаться буду.
Мил с грохотом опустил ложку рядом с тарелкой.
- Иногда нужны личные встречи, хотя бы как знак уважения к инвесторам. Мне ли тебе это объяснять? Ешь. Или ты хочешь, чтобы я тебя покормил сам? - В его голосе мне послышалась насмешка, но голубые глаза смотрели без всякого выражения.
- Спасибо, не хочу есть. - Мою попытку встать пресекла Алинка, до сих пор державшаяся за меня. Она с сомнением разглядывала меня.
- Маль, мы кормили тебя утром, тебе нужно поесть.
Мил набрал полную ложку бульона, подул и посмотрел мне в глаза. Я сама не заметила, как сглотнула суп, приоткрыв рот для вдоха - забитый соплями нос не дал мне ни малейшего шанса на сопротивление, чем и воспользовался коварный брат. За первой ложкой последовала вторая, третья... Алинка зачаровано провожала каждую взглядом.
- Вот и умница. - Я очнулась и покраснела, поняв, что меня только что жестоко надули. Моих губ коснулась чистая салфетка. Против обыкновения его прикосновение ничего не забрало у меня и было нежным, почти невесомым. - Иди, высморкайся и спать. Через часик Алинка тебя помоет.
- Эй, почему сразу я?
- Потому что вы одного пола, почему же еще? - Мил склонил голову к плечу и проводил меня взглядом. Я передвигалась стремительно, стараясь не дать ему заметить румянец, заливающий все мое лицо от его слов. Да, я стесняюсь. И мне не три года, чтобы меня мыли. Даже Алинке не обязательно видеть меня... раздетой. Одно дело, пока я была больна, но совершенно другое - когда я сама способна о себе позаботиться.
И вовсе причина не в лишних килограммах, которых у такого активного подростка, как Алинка, не может быть в принципе. Нет. Просто я сама справлюсь.
Зеркало отразило некоторые перемены в моей внешности. За прошедшую неделю лицо осунулось, под глазами образовались мешки, а от привычных пухлых щечек почти ничего не осталось. Захотелось посмотреть, коснулись ли изменения чего-либо еще.
Я заперла дверь и скинула с себя ночную сорочку. Нет. Изменений почти не наблюдается. Разве что грудь чуть уменьшилась, хотя итак не была третьего размера. Жаль. Талия не стала более выраженной, попа не уменьшилась... Вот и болей после такого. Только страшнее стала.
- Малинка, ты там надолго застряла? - Брат, как всегда, смешал мои мысли. И как у него только так легко это получается?
- Выхожу уже. - Когда я выскользнула из ванной комнаты, то столкнулась с караулящим меня братом. Он зашел в ванную и закрылся изнутри. Даже думать не собираюсь, что он там собирается делать. По пути к себе в комнату, я заглядывала в чужие. В родительской спальне было слишком чисто, в кои-то веки не валялось ничего, видимо, родители куда-то уехали, может, на очередное обследование. Алинка сидела в своей комнате в наушниках и делала уроки. Даже от двери было слышно, что она на полную громкость включила что-то из хэви металла. И как только умудряется учиться на пятерки? Дверь в комнату брата была закрыта.
Я проснулась от того, что брат меня тормошил, стараясь не касаться кожи.
- Вставай, засонька. Алинка умотала на какую-то сходку с друзьями, поэтому, если, пока будешь мыться, тебе что-то понадобится, кричи, дверь лучше оставить незапертой, вдруг тебе плохо станет. - Мил отконвоировал меня в ванную комнату и прикрыл дверь.
Ванна исходила паром. С одной стороны - хорошо - полежу в тепле. А с другой - через полчаса я уже буду киснуть в собственной грязи... А, нет, вон еще тазик с горячей водой. На споласкивание.
Вскоре выяснилось, что к своим обязанностям купающего Мил подошел со всей возможной серьезностью. Стоило мне пару минут не подавать признаков жизни, как он стучал в дверь и спрашивал, все ли у меня в порядке.
Наверное, я зря не закрыла дверь на замок, потому что уже через полчаса он все-таки вошел в ванную, закатывая рукава. Мне отчаянно не хватало рук, чтобы прикрыться, я сдвинула вместе колени, притянув их к груди, и в ужасе смотрела, как он сливает воду.
- Чего пугаешься? Ничего неприличного я с тобой делать не буду.
Угу, ничего. Если не считать того, что в принципе не прилично, когда взрослый мужчина почти тридцати лет моет вполне себе взрослую же женщину двадцати трех лет. Милослав правильно понял мое смущение и фыркнул.
- Малина, хватит стесняться, я только ополосну тебя, даже ни разу к тебе не прикоснусь. Просто сама ты сейчас с этим не справишься.
Он был прав, я не смогла бы сейчас даже подняться - ноги ослабли. Но соглашаться на такое извращение я не была готова. Мил набрал в ковшик воды и вылил ее на мою спину. Тонкие теплые струйки ласково побежали по ставшей вдруг такой чувствительной коже. Часть воды огладила мои ребра, часть скользнула по позвоночнику. Все бы ничего, но Мил опять набрал воды и готовился вылить ее мне на правой плечо... Подняв лицо, я увидела, что он улыбается. Так значит, он специально это сделал?
Вода побежала по плечу, щекотно коснувшись груди. Прохладный воздух тут же покрыл мою кожу мурашками. Брат опустился на колени перед ванной, став примерно одного с сидящей мной роста. Я закрыла глаза, не в силах больше смотреть, как он улыбается. Я могла бы его прогнать, но это его присутствие дает мне призрачную надежду на то, что я ему хоть чуточку нравлюсь. В этом самом смысле.
От этой и подобных ей мыслей мне было стыдно. Стыдно и приятно. Он дарил мне свое внимание. Не какой-нибудь Полине или Августе, а именно мне. Даже если и без какой-либо цели.
- Вставай, нужно ополоснуть и ноги тоже. - Я испуганно вскочила, тут же чуть не съехав обратно по стенке, оказавшейся такой ненадежной опорой. Он тоже поднялся, уже протянув руку, готовый в любой момент подхватить меня или отдернуть свою конечность. Увидев, что я способная стоять, он просто в очередной раз наполнил ковш и окатил меня водой. Мокрая и растерянная, я чувствовала себя обманутой.
Видимо, набирать в ковш воду стало проблематично, поэтому Мил поднял тазик с оставшейся жидкостью и полил меня. Ослабевшие ноги стали скользить, если бы он цепко не ухватил меня за предплечье, я бы свалилась в ванну, в еще сбегающую воду. Мил притянул меня к себе, укутывая в полотенце. Его теплые ладони скользили по нему, но мне казалось, что они скользят по моей коже, что еще чуть-чуть, и такие целомудренные прикосновения станут более откровенными, его пальцы коснутся меня ТАМ... Нет, вытерев меня, Мил поднял меня, перенося через бортик ванны и опустил на пол, подталкивая к двери.
- Все, иди. - Показалось ли мне, что его голос стал чуть хриплым? Показалось. В его взгляде не было и намека на какие-либо эмоции.
Закрыв дверь в свою комнату, я, прямо в полотенце, рухнула на свою кровать и хлюпнула носом. Вот, а я боялась... Ничего он ко мне не испытывает, даже снисходительно относится к моей стыдливости, поэтому не стал отдельно лить воду на бедра или живот... Эх. И даже не поцеловал, а ведь сейчас во мне столько эмоций, что пить их именно так было бы вполне логично. Наверное, решил не провоцировать лишний раз. Наши "отношения" итак уже напоминают нечто извращенное.
И мне должно быть стыдно за одну эту мысль о каких-то отношениях. Он - моя семья. Если бы ему было так плохо, я бы его мыла? От этой мысли мне стало жарко. Нет, лучше думать не так. Мне было плохо, он мне помог, даже не забрав причитающихся ему эмоций в качестве оплаты. Бескорыстная помощь. Жаль, что я - не его идеальный донор, а только суррогат. Наверное, ему противно каждый раз пить мои наивные чувства, вот и воздержался в этот раз.
От отца я знаю, что эмоции и чувства идеального донора невозможно выпить до конца, что каждое чувство у него или нее - океан, что они рождаются от каждого прикосновения вампира, делятся на двоих, и вампир, к остальным людям испытывающий только любопытство или некоторый сексуальный интерес, от своего идеального донора получает нечто большее. А я - суррогат, невкусная овсянка, которую можно только подсластить или подсолить чувствами, которые я могу испытывать к брату. Это немного обидно, но он никогда не испытает и десятой доли того, что я могу к нему чувствовать.
Мне всегда казалось, что его идеальным донором станет красивая девушка, может быть, не очень умная, но, безусловно, очень яркая. Мои тогда еще подростковые комплексы никуда не делись, он продолжал пить меня, не испытывая ко мне ни единой эмоции, кроме раздражения. И я решила, что красота - это не для меня. Я все равно останусь овсянкой вместо великолепного обеда.
А, что переживать попусту. Он найдет, если еще не нашел свою половинку и я отойду на задний план, стану одной из тех теней, которые лишь наблюдают за главными героями на экранах мониторов. Бесполой, одинокой и без своих собственных переживаний.
Может, мне станет легче, может - нет. Зато это будет уже моя жизнь, а не моя ради него. Жаль, я так и не узнаю, каково это, когда он целует, не питаясь, а просто ради поцелуя, когда он меня хочет. Наверное, эгоистично так думать, ничего не сделав для претворения в жизнь своих глупых сожалений. Пусть это останется лишь моими мыслями.
В дверь комнаты постучали. Наверное, это Мил пришел за полотенцем. У него вообще какое-то параноидальное чувство, что-то сродни фобии: все полотенца должны быть одноразовыми. Если ты вымылся, вытерся им, то, будь любезен, кинь его в стирку. Никогда не понимала этого, но смирилась - у всех свои заскоки.
Приоткрыв дверь, прячусь за нею и стягиваю с себя влажную махровую тряпку. Через щель между дверью и косяком я вижу его тень, она тянется по полу до стены, на которую вскарабкивается, причем довольно высоко. Тень шевелится, рука брата забирает полотенце, а я, следя, чтобы не прищемить его конечность или полотенце, захлопываю дверь.
Прохладный воздух щекочет мою кожу. Я каждый раз представляю себе, что я безумно красива, что от одного взгляда на меня исходят слюнями все те, кто не замечает меня днем, когда я, вооружившись папками с бумажками, бегаю по этажам.
Наверное, я немножко эксгибиционист, поэтому кружусь по комнате, с удовольствием ощущая себя почти здоровой. В этот момент я представляю себе Мила подсматривающим за мной, в моих мыслях он хочет меня коснуться, но ждет первого шага с моей стороны. Выгибаюсь, как мне кажется, изящно, и, чуть повиливая бедрами на манер наших красоток из офиса, иду к своему шкафу.
У меня есть заначка, фотоальбом, который лежит, спрятанный от любопытных глаз, на самой нижней полке. В этой небольшой книжечке у меня собраны все самые сокровенные тайны Мила, которые я никому никогда не расскажу.
В первый лист вложена фотография, где брат сидит на своей кровати, полностью обнаженный, его тело напряжено, голова запрокинута, а ладонь правой руки лежит на затылке девушки с длинными рыжими волосами.
Эта фотография - моя любимая. Пусть, она немного не четкая, но всегда рождает во мне горячую волну, прокатывающуюся от кончиков пальцев на ногах до груди. Я сижу на своей кровати, рассматриваю фотографию и, закусив губу, трогаю свою грудь, пробегая пальцами по напряженной горошинке соска.
Да, я еще и вуайерист. Все фотографии в моем альбоме засняты уже очень давно, тайно, скрытно. Давно не потому, что брат перестал общаться с девушками, а потому, что перестал приводить их домой, однажды застукав меня с фотоаппаратом под своей дверью.
Фотоаппарат был отнят, я лишилась последних кадров (карта памяти в нем стояла новая, так как две предыдущих были полностью заполнены) и своего хобби.
К слову, Мил не стал рассказывать отцу о моем поведении, просто ограничил мне доступ в свою комнату, поменяв замки. Он догадался по ракурсу фотографий, что они были отсняты в самой комнате, из шкафа.
Милослав мне больше ничего не сказал, не пытался найти другие фотографии, просто стал еще менее эмоциональным, как будто к "овсяной каше" у него развилось отвращение.
Итак, он знает, что у меня могут быть и другие фото, я знаю, что он это знает, но ничего не предпринимает.
Следующее фото - он лежит на постели, а стройная блондинка восседает на нем, впиваясь в его грудь острыми ноготками. Его ладони скользят по ее бедрам, чуть приподнимая ее.
На другом фото - его единственный известный мне его опыт секса с парнем. Мил смотрит прямо в глаза парню, чей член облизывает. Этот парень мне абсолютно не знаком, но фото - одно из тех, что не могут не нравиться, взгляд у Мила на нем очень провокационный.
Можно сказать, у меня нет фото с Милом, просто мастурбирующим - у него слишком много поклонниц, чтобы по малейшему щелчку пальцев одна из них не бежала к нему.
Но есть у меня фото спящего брата, на них он практически обнажен, обнимает свою спящую пассию или же наоборот, отворачивается от нее. Он безмятежен, красив и чуточку напоминает мне ребенка на них. Когда я делала эти снимки, мне хотелось коснуться его, поцеловать. С таким большим трудом себя сдерживала, и то, только потому, что он даже во сне способен почувствовать свою "овсянку".
Я захлопываю альбом и кладу его под подушку - нужный настрой утерян при мыслях о том, что я для него являюсь лишь наскучившим блюдом, я остываю.
Как всегда, становится немного стыдно и грустно.
Опять раздается стук в дверь. Что ему нужно?
Дверь приоткрывается, я еле успеваю накинуть на себя одеяло. Мил, спокойный и неторопливый, заходит ко мне в комнату, приближается и склоняется надо мной, опираясь на руки. Его лицо медленно приближается. Теплые губы касаются моей щеки, заставляя всколыхнуться все те эмоции, которые я только что испытала, пока разглядывала альбом. Теплая волна опять проходит от кончиков пальцев к груди, заставляя ставшие вдруг чувствительными соски царапать прохладную ткань пододеяльника. В этот раз я не пытаюсь спрятать от него свои эмоции и вижу, по его потемневшим глазам, что они ему нравятся.
И тот холодный и спокойный Мил, которого я знаю всю свою жизнь, вдруг растворяется в поцелуе. Его горячие губы пытают меня, вызнают все мои тайны у моего дыхания. Язык мягко касается моих губ, заставляя их раскрыться в стоне. Мил рычит, впиваясь пальцами в мой затылок, сдергивая с меня одеяло.
Я ощущаю его руку на своей груди. Пальцы этой незнакомой конечности касаются меня одновременно и так, как я это делаю, и немного по-другому, потому что я не чувствую свою грудь под своей ладонью.
Он кусает меня, лижет и снова кусает. Мое тело охотно подается ему навстречу, руки, вторя моему желанию, обвивают его шею, зарываются в его густые и немного жесткие волосы...
Мил отстраняется первым. Его взгляд, еще секунду назад бывший туманным, уже ясен и чист. Это значит, что он опять питался мною, даже не пытаясь сбросить мое напряжение. Он садится рядом со мной, поправляет свою рубашку, расстегнутую мною, и качает головой. Да, он не может пойти со мной до конца. Мои руки, все еще пытающиеся вернуть его туда, где, как им кажется, он должен быть, захвачены в плен его ладонью и прижаты к подушке. Я все еще выгибаюсь, желая ощутить его тяжесть на себе, но он уже отстранен и холоден.
Он знает, что мне нужно, но не спешит хоть что-то делать. Постепенно возбуждение, уже в который раз сходит с меня. Мил отпускает мои руки и встает с кровати. Теперь мне настолько стыдно, что хочется швырнуть в него чем-нибудь. Но он успевает выйти раньше, чем я сажусь.
Пряча лицо в ладонях, я чувствую себя опустошенной. Возбуждение схлынуло, оставив после себя горьковатый привкус его поцелуя-укуса.
Уже в который раз он выпил все, практически до конца, лишь на дне плещется раздражение. Нет, я так больше не хочу. Пусть ищет себе в качестве кормушки другую дурочку. Надоело. Отец недавно предлагал уехать в другой город, где недавно основали филиал нашей фирмы. Видимо, он уже тогда подозревал, что между нами с Милом не все в порядке. Да, он меня когда-то, когда я только согласилась быть "кормушкой" для брата, предупреждал, что нельзя давать тому выпивать слишком много, и нельзя привязываться к Милу, влюбляться.
Милослав тогда сказал, что хочу я того, или нет, я все равно влюблюсь в него.
Ему эти эмоции нравятся, он готов их пить бесконечно.
Я так больше не могу и не хочу.
С этими мыслями я засыпаю. Утром меня будит Алинка.
- Привет. Ты что-то слишком долго спишь. Проспала даже отъезд Мила.
- Что? Как? - Спросонок мысли немного путаются, но приходит воспоминание о вчерашнем, и я успокаиваюсь. Сестра не замечает моих колебаний, она деятельна и бодра, как всегда по утрам.
- Он улетел с этой новенькой, Олесей, кажется. Ты все проспала. Правда, он к тебе не заглядывал, видимо, не хотел будить.
- А, командировка. Где отец?
Алинка крутит пальцем у виска, весьма непосредственно и отчетливо, и я вспоминаю, что у Миланы на этой неделе консультация с доктором в другом городе, она еще проводит кастинг врачей, у которых будет рожать. Для отца эти близнецы - довольно поздние дети, поэтому он сильно волнуется за свою жену и каждый раз ездит с ней.
Раз брат и родители уехали, то Алинка сегодня, даже если и пообещает мне прийти пораньше, придет только к часу. Как бы мне не хотелось, чтобы у нее не возникло проблем на ночных улицах, все же я трезво оцениваю ее возможности и стараюсь не давить на сестру. Кому в шестнадцать лет не хотелось гулять допоздна и возвращаться не тогда, когда нужно, а как получится?
Так как сегодня пятница, то после учебы Алинка вполне может далеко не сразу вернуться домой. И останусь я с Кешкой.
- Главное, поешь. И позвони, если задержишься, а то вдруг, я тут решу устроить свою личную жизнь. - Сестренка ехидно усмехается, правильно, где я и где личная жизнь, и упархивает на учебу. Кешка, слонявшийся по опустевшей квартире, запрыгнул ко мне в постель и ринулся под одеяло, где было теплее, чем в любом другом месте в комнате.
До вечера заниматься было практически нечем, я еще раз пересмотрела все свои "драгоценные" фото и порвала каждую на столько кусочков, на сколько была способна. Пустой фотоальбом валялся на кровати, а множество цветных кусочков устилало ковром пол. Вдоволь потоптавшись по своим погасшим извращенным чувствам, я сгребла все кусочки в глубокую тарелку, вышла на балкон и подожгла разноцветную массу.
И долго наблюдала, как ветер сметал невесомый серый остывший пепел. Показалось, что мои чувства к Милу точно так же слизывает порывами прохладного октябрьского ветра.
Изрядно продрогнув, но проследив, чтобы каждый кусочек фотографии прогорел и погас, я, чувствуя себя освобожденной от пагубной страсти, вернулась в свою комнату и принялась за уборку.
Выбрасывая никогда не нравившиеся мне серые вещи, я дала себе обещание пройтись по магазинам, купить что-то цветное, пусть и пастельное, но не серое. Вот прямо завтра.
Во время уборки нашла пару старых своих дневников, отложив их чтение на вечер.
Открывая первый, я никак не ожидала от себя таких наивных и романтичных строк, как почти признание в любви к брату. Чем дальше читала, тем горше мне становилось. Как мое такое чистое и наивное чувство могло выродиться в подглядывание за ним и радость от каждого сорванного им поцелуя? Не важно. Я все равно уже все для себя решила.
Устав ждать сестру, я позвонила отцу, чтобы завести с ним разговор о переводе меня в филиал. Отец явно спешил, разговор вышел коротким.
- Да, дочь, в понедельник все бумаги будут н столе у Мила. Как только он их завизирует, можешь отправляться.
Отец отключился, даже не попрощавшись, что было ему так не свойственно. Очевидно, Милана все-таки отказалась от доктора. На часах стрелки указывали на половину первого, а сестренки все не было. Решила, что звонить ей пока не буду, чтобы не расстроить ее "планы", но смс напишу.
Сказано - сделано. "Алинка, мне скучно. Ты скоро будешь?"
Ответ пришел на удивление быстро. "Спасай меня."
Так. Запустить на ноутбуке программу родительского контроля сотового Алинки. И где ты у нас? По GPS было видно, что она где-то в районе клуба "Искра". Клуб сам по себе не очень интересный, если бы не слухи о собирающейся иногда по вечерам в нем плохой для юной ведьмы компании: байкеры, дилеры... Да, не всякий байкер свяжется с наркотиками, но в конкретно этом месте собирались именно такие неприятные личности.
На то, чтобы сделать боевой раскрас, времени не было, его в обрез хватало на то, чтобы вскрыть гараж Мила и выкатить оттуда тяжелый черный Ducati брата. Если уж спасаться от толпы, то на равных с ними условиях.
Байк я водила, скажем так, не часто. Обычно Мил гонял меня с Алинкой от своего "коня", чтобы не дай бог, не поцарапали, но сегодня у меня просто рвало крышу, поэтому я, захлопнув дверцу гаража и навесив замок, села на черного блестящего красавца и со всей доступной мне скоростью рванула к сестре на выручку. Иногда я успевала проскочить перекрестки в момент включения красного, иногда ехала по пустым тротуарам, кое-где срезала через дворы.
Ухоженный байк был тихим и чуть урчащим. Слегка разгоряченная его вибрацией и послушностью, я влетела на парковку перед клубом и нажала на "вызов".
Сестренка выскочила, пнув в очень болезненное место какого-то урода, запрыгнула мне за спину и мы погнали.
Чувствуя за спиной погоню, мы плутали, как зайцы, один раз, пережидая проезд нагнавших нас преследователей, спрятались за мусорными контейнерами. Побег захватывал. Мне казалось, будто по моим венам течет только адреналин.
Когда я закатывала мотоцикл в гараж, Алинка, согнувшись в три погибели, орошала ближайшие кусты выпитыми коктейлями.
- Живая? - Такая реакция сестры была мне не знакома. Обычно на скорость она реагировала воодушевлением и боевыми кличами... Не иначе, как ей в напитки чего-то подсыпали.
- Тот мудак, которого ты видела, мне в колу какой-то дряни подсыпал. - Я не могла не согласиться, что парень действительно оказался мудаком, но выражаться в ее возрасте - моветон, в чем я ее и просветила.
- Честно? Ничего похуже для его обзывания я просто придумать не могу. Этот парнокопытный... Малин, скажи мне честно, мужики - козлы?
Я кивнула, это было созвучно с моими сегодняшними мыслями.
- Алин, как ты вообще туда попала? Мил же предупреждал, что там за публика крутится. - Я поморщилась, вспомнив о брате.
- Угу, предупреждал. Когда мы туда пришли с пацанами, там никого из этих еще не было, думала, обойдется. А потом к нам подсели. Как-то незаметно мои друзья куда-то подевались. Хорошо, что я не такая наивная, поняла, к чему все идет. Можешь позвонить по этому номеру, спросить, где я? Скажешь, что я тебе на всякий случай контакт оставила.
Следующие полчаса я названивала Алинкиным друзьям, которые и привели ее в этот клуб. Картина вырисовывалась не очень красивая. Они сваливали ответственность за несовершеннолетнюю девчонку друг на друга, говорили, что кто-то другой ее вызвался проводить до дома, называли имена все из того же списка, по которому я звонила.
- Да, подло. Малинка, пожалуй, мне придется завязывать с этой компанией. Видимо, дочка богатеньких родителей вызывает слишком много зависти.
- Найдешь себе еще нормальных друзей. Вон, со Стасом чего не общаешься, нормальный парень, дружите чуть ли не с детского садика?
- Глупая ты у меня. Он хочет, чтобы я была его девушкой. От дружбы до девушки такое же расстояние, как от луны до Марса.
- А он тебе не нравится?
- Нравится. И что? Мне, вон, еще Мэтт Деймон и Джонни Депп нравятся.
- Так и гуляла бы со Стасом. Что там в вашем возрасте считается отношениями? Подержаться за ручку и поцеловаться в подъезде? - Я не понимала, почему Алинка отказывает себе в возможности быть рядом с человеком, который ей нравится и прекрасно ее понимает, научившись различать сотни оттенков ее настроения за долгие годы дружбы.
- Ну тебя. Сегодня он со Светкой целуется, вчера с Машкой, а завтра со мной? Не гигиенично как-то.
- Вот уж не знала, что он такой ловелас у тебя.
- Да не в этом дело. Я просто хочу, чтобы он был честен сам с собой. Если я скажу ему "да", через пару дней, максимум - неделю, он меня бросит. Я не вижу никакого смысла в таких отношениях. И разменивать то, что уже есть, на одноразовую любовь не хочу. Это как, если бы Мил вместо поцелуя позволил бы себе что-то большее в отношении тебя. Пока он себя сдерживает, ты можешь быть уверена в его чувствах. - С неслышным вздохом я подумала о том, что сестренка многого не знает обо мне и Милославе. Да и об отношениях судит с позиции "не хочу, чтобы мне было больно". Так просто никогда не бывает.
- Я скоро уеду в другой город. - Слова вылетели как-то внезапно для меня самой. Алинка, не менее удивленная, чем я, уставилась на меня и больно ткнула в меня пальцем. - Ай, ты чего?
- Проверяю, моя ли нерешительная и зависимая от кое-кого сестра стоит тут рядом. Надолго едешь?
- Как получится. Но, вероятнее всего, на несколько лет. Милу я уже не так нужна, он нашел себе нового донора, а в филиале требуются работники с моей квалификацией. Поживу там, поучусь чему-то новому, может, отношения заведу. - Говорила и сама себе не верила, так жалко прозвучали мои слова.
- Так, девушка, кто вы такая и куда дели мою сестру? - Алина еще пару раз ткнула в меня пальцем, словно пытаясь убедить себя, что я тут же рассмеюсь и развеюсь дымом. - Это, конечно, похвальное решение. Самостоятельность и все такое - круто. А с Милом ты уже на эту тему говорила? Ты, вроде как его помощник?
- Я тебе говорю, нашел он уже себе кормушку.
- Э? Та самая, что с ним уехала?
- Она. - Нервно позвякивая ключами я открыла дверь в дом, первой впуская сестренку. Голодный Кешка сидел под дверью и смотрел на нас своими огромными глазами.
- Не знаю, она мне чем-то не нравится. Есть в ней что-то такое, неестественное, словно она - красивая фарфоровая кукла. У кукол обычно нет никаких эмоций. Уверена, что он ею питается? Может, у них просто секс?
Я ушла от ответа, подхватывая демоненка и позволяя ему прикусить мое запястье. Быстро слизывая кровь и кося на меня блестящим глазом, Кеша урчал. Зализав свой укус, чтобы кровь перестала идти, чуть потяжелевший демон довольно встряхнулся и спрыгнул с моих колен, хотя я предпочла бы, чтобы он еще некоторое время посидел рядом.
На мой взгляд, чему бы их там в школе не обучали, Алинке еще рано думать о сексе. Пусть еще хоть некоторое время побудет ребенком. Где мои шестнадцать лет?
Остаток вечера прошел почти буднично. Если, конечно, не учитывать того факта, что Алинка сейчас совершенно не хотела оставаться одна. Сестренка сидела у меня в комнате со своим телефоном, играла в "алхимию" и периодически с раздражением сбрасывала вызовы от ребят из своей теперь уже бывшей компании.
С одной стороны мне было приятно - давно мы просто так не сидели молча рядом, мне действительно не хватало этих тихих минут. А с другой... я просто хотела побыть одна, порефлексировать, поплакать в подушку. Именно поэтому я была ей благодарна за то, что она не сбежала от меня в свою комнату - кое-как сохранялись остатки моего достоинства.
Когда сестренка ушла спать, я поняла, что этот день вымотал меня больше, чем любой, когда Мил кормился моими эмоциями. Сил не оставалось ни на что. Наверное, поэтому я спокойно уснула.
Мне снилось море. Оно плескалось у моих ног, шумело вдали и подкатывало ко мне свои сокровища, одаривая то хитрозакрученными раковинами глубинных моллюсков, то полупрозрачными желейками медуз, то пахнущими йодом и солнцем водорослями.
Море шептало мне что-то, звало, обещало раскрыть все тайны. И я бежала к нему, сначала взметая сухие барашки песчаных дюн, потом утопая ногами в мокром песке, и, наконец, загребая и разрезая прохладные зеленые буруны волн.
Море покачивало меня, то ли стремясь снести с того места, где я стояла, то ли лаская водой и песком.
Я упала, не в силах брести дальше. Взметнула сотни радужных брызг, погрузилась лицом в воду, сразу же запутавшись в водорослях и собственных волосах.
В этом сне мне не нужно было дышать. Я оттолкнулась от поверхности воды, ныряя глубже, теряя весь свой вес. Морское дно меня манило.
Прервался сон как всегда, некстати - я так и не успела узнать, к каким же сокровищам меня тянуло на дно.
В первую секунду я не смогла понять, отчего проснулась, а потом до меня донесся веселый гомон из прихожей - папа и Мила вернулись. И, конечно же, привезли подарки.
Мила, при всей своей мнительности, развившейся во время беременности, по-прежнему обожала видеть счастье в глазах окружающих, поэтому ни одна поездка не обходилась без похода по сувенирным магазинчикам. Даже если ей было плохо, она откладывала обратную дорогу на несколько дней, чтобы не вернуться домой с пустыми руками.
Выйдя в гостиную, я застала ставшую в последнее время обычной картину.
Алинка заботливо гладила свою мачеху по заметно округлившемуся животу и что-то рассказывала будущим братику и сестричке. Пусть с Милой Алина часто была не в ладах, но детей уже заранее любила. И в последнее время старалась не волновать понапрасну отца с мачехой.
В картине семейной идиллии не хватало только Милослава. Думаю, это к лучшему - не хотелось мне сейчас видеть его, в памяти еще свежи мои последние слезы из-за него.
Отец сидел в кресле, окруженный пакетами. Слишком много вещей. Наверное, в части из них находятся вещи для младенцев.
- Малинка, дочка, ты уже написала заявление о переводе? - Судя по тому, что у Милы вытянулось от вопроса отца, она была еще не в курсе. Тем лучше, в течение получаса после того, как она узнала, эта новость перестанет быть новостью для брата.
Обидно, конечно, немного. Но он всегда будет ее любимчиком, они практически одного возраста, из-за чего им проще найти друг с другом общий язык. Одно время я даже ревновала к их особой связи, пока не поняла, что папу Мила любит намного больше нас всех и никогда не предаст его даже в мыслях. Поэтому, если он ей скажет не сообщать о моем решении сыну, она промолчит.
- Да, пап. Я его брату по почте отправила. И, да, вы еще пока не знаете, но он вроде бы нашел себе донора. - Отец удивленно качнул головой, а мать мило улыбнулась.
- Я так рада, теперь он тебя отпустит. И наконец-то ты начнешь встречаться с мальчиками.
Об этом я как-то не думала еще. Но после этой новости весть о моем переводе будет надолго забыта.
Вечер прошел на удивление тихо, даже Алинка никуда не рвалась. Возможно, еще не отошла от устроенной бывшими друзьями подставы. Бедная моя сестренка, мне бы не хотелось, чтобы о человеческой зависти она узнала так рано.
Зато у нее было время подготовиться к экзамену для получения лицензии.
Мил приехал поздно вечером в воскресенье. Пока он был один, видимо, еще слишком рано для того, чтобы знакомить девушку с родными. Хотя, при его обычном напоре в отношениях с девушками, это даже странно. Мне казалось, что он приведет своего донора в семью сразу же, как только найдет.
Я старательно его избегала, сразу после ужина заперлась у себя в комнате, разбирая некоторые рабочие документы на ноутбуке. Не хотелось бы оставлять после себя завал бумажной работы. Особенно новенькой, которая в бумагах еще не разбирается.
Занималась с отчетами и сводками в наушниках, чтобы ничто не отвлекало меня от работы. Успела завершить месячный отчет и сделать наметки к квартальному. Перепроверила несколько раз цифры и, успокоенная, легла спать.
Утро понедельника встретило меня солнечным лучом, скользнувшим прямо по лицу.
Демоненок уютно свернулся рядом со мной, неизвестно каким образом просочась под закрытой дверью. Он вообще обладал некоторыми загадочными способностями, никак не вязавшимися с его невинным видом обычного кота.
Изрядно проредив свой гардероб, докупить вещи я не успела, поэтому нарушила самой же заведенный порядок, и пошла на работу в джинсах.
Высокая талия брюк удачно скрадывала недостатки фигуры, а узкие штанины облегали ноги, словно вторая кожа. Ботиночки на низком каблуке и длинная блузка, полы которой выглядывали из-под кожаной куртки, дополняли мой образ.
С волосами пришлось повозиться чуть дольше обычного - не хотелось прятать их, убирая в привычный скучный пучок, поэтому, наметив зигзагообразный пробор, я сделала себе два хвостика. Получилось скорее забавно, чем мило, но мне понравилось.
Алинка, увидев меня в коридоре, склонила голову набок и издала непонятный звук, видимо, долженствующий свидетельствовать о ее восхищении.
Мил еще только чистил зубы, когда я выскочила с ноутбучной сумкой из дома. Впервые за долгое время мне действительно хотелось на работу из-за отчетов, а не Мила.
Поймав на остановке такси, я оказалась на работе достаточно рано - обычно я выхожу позже и меня подвозит Мил, умудряющийся даже в утренних пробках решать рабочие вопросы.
Кивнув ошеломленному охраннику, долго сверявшему мой пропуск с личностью, я буквально взлетела по лестнице на тринадцатый этаж - частая беготня в туфлях по этажам сделала меня выносливее.
Мне оставалось составить расписание Мила на ближайшую неделю и ввести новенькую в курс дела, чтобы брат лишний раз не раздражался на девушку по пустякам.
Пустой коридор встретил меня тишиной и закрытыми дверьми. Если бы еще свет был потушен, было бы похоже на какой-нибудь дешевый ужастик, но даже эта видимая мрачность не могла испортить мне настроения. Совсем скоро я уеду в другой город, может быть, даже начну встречаться с кем-нибудь, и осознание этого грело мне душу.
Проветрив кабинет от застоявшегося запаха чужих духов, я села на пока еще свое рабочее место и начала заполнять расписание, сверяясь со своим ежедневником. Его тоже придется оставить новенькой. Впрочем, все необходимые телефонные номера есть у меня в почте и на сим-карте в мобильном, поэтому не страшно.
Постепенно мне стал мешать гул, которым наполнился коридор.
Мил появился достаточно поздно, одновременно с новенькой. Или они встретились у лифта и ехали вместе, или он заезжал за ней на машине. Впрочем, вместе они смотрели очень даже приятно для глаз.
- Малина Дмитриевна, доброе утро. Отец просил передать вам, что сам после обеда заедет, чтобы завизировать ваши бумаги. Вы уже подготовили отчет по нашим контрагентам? И напомните, пожалуйста, с кем на сегодня у меня назначены встречи.
- Милослав Дмитриевич, отчет у вас на столе. На сегодня у вас запланирован обед с представителем заемщиков, на два тридцать встреча с акционерами и в четыре участие в рекламной акции "Импрессиониста". - Для новенькой добавила, - Это наш издательский дом.
Милая девушка со светлыми пушистыми волосами торопливо кивнула. Мил устроился на рабочем месте и мрачно на меня глянул.
- Малина Дмитриевна, скажите, пожалуйста, что это за письмо от вас приходило в выходные?
Я склонила голову к плечу и улыбнулась. Все равно мое заявление подпишет отец, так что на этот вопрос я могла и не отвечать.