Аннотация: Я плачу. Душу переполняет боль. Эту плиту я тащил сюда своими руками. Смотрим друг на друга. На ней дощечка.
ћ17.07.1928 - 23.08.1959. МАМАЋФотографии нет. Кривая надпись внизу по камню.ћМой глупый мальчишкаЋ.
Квартал погрузился в сумрак. Время остановилось ровно на три часа. Комендантский час в городе. Я бегу из дома.
- Я пью пиво!
Нестройный хор голосов медленно разносится по переулку. Меня начинает трясти. Не то от их голосов, не то от холода. Стираю рукавом сопли. Осень. Мерзкое время. Пальцы немеют от холода. Жар огня не доходит до меня, и мне остаётся лишь тесниться за спинами рассевшейся толпы. Конечно, кто я такой? Сопляк! Так кричит мне отец, когда приходит домой пьяный. Сам сопляк! Я сижу и смотрю в равномерно чёрную стену человеческих тел.
-Мы пьём пиво!
Меня пронзает какая-то сладость. От того, что я тут. Сижу вместе с ними, вдыхаю резкий запах огня и иногда вижу его жёлто-оранжевую плоть с голубыми жилами. Дыхание учащается. Там пахнет чем-то. Наверное, пивом. В груди бешено стучится сердце. Я дрожу, но уже от возбуждения. Встаю с асфальта и пытаюсь пробраться сквозь кольцо взрослых мужиков. Сопляк! Мне. Голос отца.
Удар в правый глаз чем-то тяжёлым.
Сам сопляк!
Удар в нос. Сука!
В глазах взрывается фонтан искр. Я задыхаюсь и давлюсь собственной кровью со слезами. В спину врезается брошенный кем-то камень. Спотыкаюсь, но встаю. Бегу прочь.
Дом. Мой дом. Ищу, шаря по стене, в темноте дверь. На щеке и разбитом носе чёткий отпечаток подошвы.
-Мама, мама!
Меня обнимает тёплая рука. Я упираюсь, прячусь в ладонях - не хочу показывать своих слёз. Они пожалеют!
-Глупый мой мальчишка!
Я утопаю в её голосе. Мне вновь тепло. Я забываюсь и кладу голову на край кровати, где лежит мама. Слёзы высыхают, впитываются в простыню. Сижу съёжившись. Мои чёрные волосы ворошит её рука. Что-то шепчет. Я всё ещё всхлипываю и смотрю сквозь щели между моими сплетёнными руками и ногами в бетонный пол. Один глаз наполовину не видит. Она всегда так говорит. Мой глупый мальчишка. Мне хорошо. Всё хорошо...
-Эх, сопляк!
Вырываюсь из сна. Вздрагиваю от его крика. Я его ненавижу. Дверь в прихожей хлопает, и я чувствую волну мокрого и холодного воздуха, идущую по полу. Я слышу, как мамино дыхание становится чаще. Её нельзя волновать, она болеет. Очень болеет. Холодно тоже нельзя делать. Слышу шаги отца. Подгребая одной рукой разбросанные ботинки, залезаю под мамину кровать. Тут меня не видно. Тут моя подушка. Я тут часто сплю.
-Мой глупый мальчишка...
Я затаил дыхание. Её слова еле слышны, но я понял, что она улыбается. Край одеяла спустился вниз и закрыл просвет под кроватью. Я тоже улыбнулся. Стучу два раза в деревянный каркас кровати и шепчу: Спокойной ночи, мама... Потом засыпаю.
-А зачем они тут собираются?
Мы идём по улице. А я задаю вопросы уже почти десять минут подряд. Осеннее полуденное солнце еле греет.
-Это, брат, идея такая!
Ответы Гохи были коротки. Но в каждом слове его коротких фраз мне видится какой-то огромный смысл.
Да. Я подтверждаю и продолжаю коситься на его подругу - шестнадцатилетнюю девчонку, идущую с ним под руку. Из-за него мне видна только её острая грудь. Гоха иногда ловит меня на этом, начинает смеяться. А я останавливаюсь, как будто завязать шнурок (который развязывался примерно раз в минуту). Догоняя, не отрываясь, слежу за плавными движения её бёдер под короткой тонкой юбкой. Жаль, что мне всего лишь девять. У меня перехватывает дыхание. Она словно чувствует мой взгляд и в момент, когда я догоняю, разглаживает юбку ладонью. Хотя, Гохе тоже четырнадцать...
Они свернули в переулок, а я остаюсь стоять. Знаю этот район очень хорошо. Вот там каждый вечер разгорается костёр. Днём тут всё по-другому, хотя всё вокруг тоже: разбитые стены домов, мусор по узким улицам - наваленные ящики и балки среди осколков разбитых окон и кусков железа (когда-то тут была мастерская). У ночи свой неповторимый аромат. Пьянящий.
Сладострастный.
Подхожу к остывшему кострищу и сажусь на один из выставленных вокруг него ящиков. По спине бежит холодок. Дрожу. Закрываю глаза и представляю картину: ночь, жар огня, я... Я пью пиво! Хей! Поднимаю в темноту большую алюминиевую кружку. Запах дурманит. Да! Я ПЬЮ ПИВОООО! Мой голос сливается с голосами других. Кольцо тел вокруг костра начинает покачиваться. Влево. Вправо. Всё внутри меня ревёт. Торжество. Я вместе со всеми! Я взрослый! Я сильный! Я тоже!
-Пшёл домой, щщенок!
Я падаю с ящика в пепелище под тяжёлой рукой отца. Отползаю по саже назад - подальше. Пыль поднимается вокруг вихрящимися облаками. Отец смотрит на меня сердито. Я смотрю снизу. Боюсь его. Он бросает мне на грудь деньги, которые слетают и падают в пушистый пепел.
-Купи матери поесть...
Я молчу. Лишь неотрывно смотрю на него, всё ещё лежа в пыли. По щеке ползёт обида-слеза. В груди стучится страх и негодование. Отец сплёвывает мне на рукав и разворачивается. Уходит. Как обычно - на работу, я знаю. Хотя, я даже не представляю, где и кем он работает. Я успокаиваюсь и начинаю искать деньги - всего четыре монетки. Тут же, под ящиком нахожу свой нож, который выронил вчера, готовый биться. Воин-сопляк... Осторожно кладу всё в карман. Одежда в пыли. Весь чёрный. Бреду назад домой, через рынок.
Я бегу из дома. Снова город в ночи. Выглядываю из-за угла. Тут я не был никогда. Ещё один костёр. Слишком далеко и очень темно. Я боюсь подходить. Там крики. Периодически оглядываюсь назад - частично из-за страха быть обнаруженным, а частично из-за опасения, что забыл дорогу. Я шёл от дома за отцом почти двадцать минут. Снова крики. Смех. Пьяный смех. Я не могу разобрать слов. Почти ползком пробираюсь вперёд, скрываясь за выступами улицы. Снова морозит. Пальцы немеют от холода. Но я ползу.
-Мы любим женщин!
Мужики вокруг костра заорали в ответ. Я вжимаюсь в придорожный мусор. Чёрные контуры широких спин. Несколько освещённых мечущимся огнём лиц. Свист. Я приподнимаюсь. Плохо видно. Скрадывая страх, забираюсь на ближайший подоконник, цепляясь за выступы кирпичей. Девушка. Она выходит из темноты. Медленно... Это Гохина девчонка, я узнаю её по чёрным смоляным волосам ниже плеч и широким бёдрам, по которым так жадно скользил мой взгляд. Я не могу дышать и смотрю. Огонь рисует её тело сквозь лёгкое платье. Тонкое и изящное тело. Она начинает танцевать среди всполохов костра, сливаясь с ними, уходя в темноту и появляясь в красных тенях вновь. Приближается то к одному, то другому сидящему рядом и целует, скользит по его рукам, плечам вниз. Я ползу вперед. Она вьётся вокруг и обнимает, медленно снимает одежду, бросая её в огонь и озаряясь новым жадным светом. Распущенные волосы спадают по её белоснежным плечам, струятся кудрями по груди. Я совсем близко. Я вижу, как горит бледным светом её кожа, как блестят капельки пота и алеют раскрытые в неге губы.
-Мы любим женщин!
Девушка запрокидывает голову и падает на колени. Толпа взрывается криком. Кто-то из них срывается с места и бросается на неё. Я теряю сознание от удара по голове.
Жёлтый свет. Я гоню машину с перекрёстка. Один поворот, и на месте. Широкий капот раздвигает воздух. Отключаю заверещавший мобильник. Достали, мать их... Смотрю в зеркало: жена на заднем сидении спит. Пьяна, хотя и утро. Час назад забрал с вечеринки. Я вдруг подумал, что она похожа на Гохину девчонку. Хотя, нет... вовсе нет... крашенные в белое сухие волосы до плеч, синяя тушь над дрожащими во сне глазами. Скоро будет год, как женился. Познакомились случайно - подвозил вечером до дома. Поворачиваю зеркало на себя. Виски начали светлеть. Отвожу взгляд. Щелчком выбрасываю в окно сигарету. Провожаю её полёт взглядом... всё проходит...
Приехали.
Давлю на тормоз, и тяжёлая машина упрямо резко останавливается.
-Осторожнее!
Смотрю на своего пятнадцатилетнего сына от первой жены. Он на соседнем сидении. Разлил пиво.
-Заткнись...
Выхватываю у него из рук бутылку и выкидываю в окно.
-... сопляк!
-Сам сопляк.
Он цедит злость через зубы. Вытягиваю руку и бью по его бритому затылку.
Выбираюсь на улицу, закутавшись в пальто. Слышу позади тихое: сука...
Я редко прихожу сюда. Почти никогда. Стою у ограды среди заросшего деревьями пространства. В морозной утренней пустоте разносится крик воронья. От этого спину обжигает дрожь. Осень. Мерзкое время. Внутри безвкусно сваренных решёток, как стен, всё забито павшими листьями. Желтые, красные, багряные. С краю едва выглядывает плита. Как будто смотрит на меня. Я нервно курю и сплёвываю. Сердце вдруг начинает стучать. Снова рождается страх.
Скидываю пальто и кашне. Лезу через ветки и железные прутья внутрь. Листья мокрым пластырем облепляют руки, но я продолжаю их выбрасывать наружу. Мама, мама. Чувствую, внутри нарастает волнение и страх. Сопляк! Листья летят в разные стороны. Слёзы срываются со щёк и падают на появляющиеся чёрные провалы могильной земли.
Мама. Стою на коленях перед плитой. Дыхание невозможно унять, и вырывающийся изо рта пар закрывает взор. В горле сухо. На уголках губ капли солёного пота с привкусом никотина. Вытираю со щёк слёзы. Ветер ворошит чёрные волосы и обдувает разгорячённое тело. Она так и не дождалась моего дня рождения. Я плачу. Душу переполняет боль. Эту плиту я тащил сюда своими руками. Смотрим друг на друга. На ней дощечка.
"17.07.1928 - 23.08.1959.
МАМА"
Фотографии нет. Кривая надпись внизу по камню.
"Мой глупый мальчишка".
Я уже почти забыл, что это написано мною. Неровные царапины от ножа. Того самого ножа... Не знаю, понимал ли я, осознавал ли смысл этого... Но так и вышло. Под этой плитой лежат двое: мама и её глупый мальчишка... Мне становится дурно. Выворачивает наизнанку. Если бы не слёзы, которые сжимают горло, не давая сделать вдох... Почему я продолжаю убегать? Стою на коленях, прикасаясь ладонями к камню. Пальцы немеют от холода. Всё повторяется...
Делаю глубокий вдох. Глотаю боль. Стучу два раза об осыпающуюся плиту и с трудом шепчу: спокойной ночи, мама...
Скоро я опять уйду. Упрямый сопляк...
14.09.02 (14.24)