- Знаешь, Ритуль, я даже не подозревала, как меня торкнет это погружение в историю родного края. Всё здесь всегда казалось таким убогим, не выдерживающим никакого сравнения с другими местами. Пока жила и никуда не ездила, патриотизм был на пять - нас воспитывали так, что мы гордились своей школой, городом, людьми, которые жили с нами по соседству. А первый же выезд в Москву внёс трещину в заложенное мировоззрение. Дальше - больше. Мир менялся к лучшему, только в нашем городе всё оставалось по-прежнему, а в последнее время становилось ещё хуже. Стали уходить люди, которыми мы могли гордиться. Стал исчезать асфальт с тротуаров, по которому мы ходили тридцать лет, оставляя в памяти полу размытые воспоминания о том, как мы радовались, когда его укладывали. Тогда это символизировало начало новой эры. Тогда мы могли снять резиновые сапоги и ходить по чистым дорожкам, играть в классики, кататься на роликах и велосипедах, а теперь, видимо, этой эре настал конец, как и всем предприятиям и надежде на светлое будущее. Страшно даже подумать, что всё, за что так отчаянно боролись наши предки, скоро канет в лету. Вместо того, чтобы собрать вече и честно сказать народу: "Ребята, мы в полной жопе, давайте подумаем, как будем выбираться", - нам говорят, что у нас много достижений: воздвигли новые памятники погибшим ополченцам, чернобыльцам, Святителю Василию аж целых два, вот ещё афганцам должны поставить. Создаётся впечатление, что чем больше памятников, тем меньше жизни. Чем больше церквей - тем меньше духовности. Фарс. И никто не хочет слушать, думать. Никто не хочет понять, тем более делать. Как это всё похоже на пир во время чумы. Ритка, прости, что сливаю это на тебя, но я что, действительно такая дура, потому что хочу, чтобы люди в моём городе жили лучше, были счастливы и научились радоваться не только после пол-литра? Я же книгу для чего писала? Не ради славы своей - хотелось людям помочь. И что, помогла? Сама чуть не окочурилась.
Маргарита, которая до этого момента внимательно слушала мои стенания, прервала своё молчание:
- Сначала о книге. Ты думала, что своей книгой спасёшь мир? Так? - Я кивнула.- Но ты не подумала, что очень многие люди не читают вообще ничего. Не только твою книгу не хотят читать. Не хотят читать вообще. И это их право. А то, что несколько человек сказали плохо про твою книгу - так это прекрасно. Хуже было бы, если б не сказали вообще ничего. Радуйся!
- Чему? - Я была так зациклена на своей обиде, что не могла воспринимать объективно ту информацию, что касалась меня самой, да и обиду свою не хотела признавать, потому что знала, что обижаться не подобает духовно развитому человеку. Проще же всегда свалить вину на общество и правительство.
- Как чему? Тому, что ругают. Ты должна быть им благодарна. Они помогают тебе расти, заметь, бесплатно. Смотри на это как на тренинг. Ну, не мне же тебя учить, кто из нас психолог?
Что-то с хрустом в голове сдвинулось, словно на заржавевшие шестерёнки плеснули спасительного масла, я откинулась на спинку стула и захохотала.
- Не могу сказать, что моментально возлюбила эту кучку фрустрированных анальников без лиц и имён, но от бреда преследования избавилась точно. Спасибо тебе. Я просто не думала, что желание сделать мир чуть лучше и слава идут рука об руку, а уж тем более, что слава может подойти так неожиданно сзади.
Мы расхохотались, и унылая действительность перестала казаться такой уж серой. Я не стала озвучивать, дабы не испортить чаепития, молнией мелькнувшую предательскую мысль: "Хорошо хоть, что сейчас людей на кострах не сжигают". (Тогда я даже предположить не могла, о возможности трагедии в Одессе 2 мая 2014г.)
"Официальные источники никогда не расскажут тебе правды", - тысячу раз права моя умная, добрая, прекрасная Маргарита. Как же я благодарна тебе за факты, собранные тобой по крупицам, и причащение меня к этому подвигу. Сама бы я не решилась. В моём сознании крепко засело: родина - это место, где тебе хорошо. А здесь, в моём городе, я не чувствовала себя счастливой, и даже испытывала чувство стыда за всеобъемлющую убогость: мусор, грязь, мат, унылые лица. Всё время хотелось понять: почему? Почему мы не можем жить хорошо: достойно и богато?
Риткины рассказы не проясняли, а уводили ещё дальше - в глубинные слои подсознания, раскрывая в новом свете для меня то, что я и так уже давно знала. Причудливо переплетённые противоположности исторических событий и судеб людей, творивших нашу историю, стали приносить ясность в мою беспокойную душу. Я сумела освободить мозг от назойливых и однобоких исторических сведений, которые подобно проституткам, показывали свои густо намалёванные рожи, скрывая под гримом убогие язвы неправедной жизни. Чем больше я узнавала непредвзятой правды, порой ужасающей по своей драматичности, тем больше я проникалась любовью к своей родине. Не в смысле тошнотворного: "Кинешма, малая родина наша", - а тупо идентификацией со своей судьбой. Если моя жизнь была просто похожа на идиотизм в рамках отдельно взятой личности, то история родного края напоминала причудливо переплетённые узоры идиотизмов, их борьбу, смерть и победу, где "красной нитью", как частенько нам вдалбливали в школе, проходит кровь древних славян (а может и чья-то ещё), которая и сейчас бурлит во мне, заставляя выплёскивать эти строки, неумолимо подталкивая к ответу на сакральный вопрос: "Кто же я, чёрт возьми?"
***
- Ты полюбишь, когда будешь узнавать. - Сказала мне Маргарита, когда я, размахивая руками и ещё сопротивляясь самому слову "краеведение", от которого тошнило ещё с комсомольских времён, пыталась сумбурно ей объяснить, что же я хочу.
- Понятно. Ты заинтересовалась краеведением. - Сказала она, надавив ложечкой на корень моего языка.
Я жестами и воплями умоляла, чтобы она не произносила это слово всуе, дабы не убить ещё в зародыше попытку узнать хоть что-то, чем действительно можно гордиться, и понять, наконец, смысл фразы "любовь к родине".
- Рит, а ты сама-то нашла, чем гордиться? - Ещё не вполне доверяя, спросила я её.
- Я? Да. - И видя мои глаза, с застывшим недоумением, словно сжалившись, добавила, - Это сложно объяснить. Но ты поймёшь. И вообще, я хочу, чтобы ты написала книгу.
Я не нашла, что ответить, противоречивые эмоции всё ещё бурлили во мне. Странно вращая глазами и беспорядочно жестикулируя, я пыталась говорить, но получались только какие-то междометия. "С одной стороны, - думала я, - исторический роман - это такая кропотливая работа, тут столько сил положишь, и ведь, скорее всего, снова найдутся недовольные. С другой же стороны, надо чем-то заняться и это интересно, а вдруг, я найду нечто удивительное и раскрою какую-нибудь тайну. Всё ещё не особо веря в то, что серость когда-то была цветной и, предвидя горы пустой породы, я заметила, что тяга к приключениям начала перевешивать. Тот факт, что Рита хочет, (Почему она хочет? Потому, что ей нравится то, что я пишу, и она верит в меня!!!) чтобы я написала книгу, оказался решающим. А разве я могу отказать уважаемому и любимому человеку? Я выдохнула и сказала:
- Да, я напишу. Скорее всего, это будет в моей манере. Исторический трэш, как минимум. Ну, начнём помолясь, а там поглядим...может, и шедевр наваяем.
***
Мы с Ритой приехали в центр и остановились у Троицкого собора - главного храма города, со стороны вала, обращённого к Волге.
- Вот здесь, если поскрести ладошками, находятся самые древние камни, а этот вал и есть самая древняя Кинешма. Здесь, за этим валом укрывались богатства древней Кинешмы от набегов варваров. Тогда ещё не было этой крепостной стены, она оформилась позже, к 14-15 веку, обретя современный вид.
В 9 - 10 веке новгородская группа славян, поклонявшихся Велесу - Богу Земных Недр прибыла в Кинешму по Волге, спасаясь от навязываемой христианской веры. Они долго искали места, подходящие для жизни с точки зрения выхода силы из земли, называемую Богом. Они проделали путь около 600 километров от Великого Новгорода в поисках этих мест и остановились здесь. Именно в окрестностях Кинешмы они нашли ту силу, выходящую из земли, которой могли молиться, т.е. они нашли силу, олицетворяющую Бога Велеса. Славянские роды ассимилировались с проживающими здесь племенами. Надо думать, что люди, проделавшие путь в шестьсот километров, для того, чтобы не стать христианами не просто так его проделали и, вероятно, их потомки христианами до конца так и не стали, потому что где-то на уровне генов было заложено - сохранить свою веру в недрах земли...
"А скорее всего, в недрах своей глубинной сущности..." - пронеслось в моей голове.
- ...в местах аномального выхода энергии, как их сейчас называют.
"Ну, да. Как же и обрубить эту память, если не назвать её аномальной, и запретить ею пользоваться".
Маргарита рассказывала мне об основах градостроительства, камнях-следовиках, битвах за город и неизбежной постепенной христианизации. О лётчиках, собравших 18 самолётов "Хариккейн" из 16 комплектов деталей. О церквях, которые то строили, то разбирали. О смене власти и голоде, наступившем вместе с нею. О магазинах, в которых были только соль, спички и мыло. О двухкилометровых очередях за полтора метрами ситца, где люди падали в голодный обморок, простаивая сутками в этой очереди, только потому, что они не могли позволить себе ходить в рванье. О разорении богатых домов, расстрелах, бегстве и ссылках крупных промышленников и купцов. И когда она произнесла:
- Мы, по сути, сейчас являемся потомками тех людей, которые всё получили нечестным путём и отобрали, ничего не заработав. А лучшие люди, в общем-то, умерли, уехали и были убиты. Многие из них уходили добровольцами на войну, и становились героями, посмертно. То, что осталось - нарожало детей, внуков. И почему ты удивляешься, что в городе все ходят с унылыми лицами и всё так грустно. Практически за сто лет советской власти не было созидания, эксплуатировалось то, что было отнято, и содержится в плохом состоянии, а нового практически... Лен, ты чего?
Всё это время, с удесятерённым вниманием, я впитывала каждое слово Маргариты, записывая его на жёсткий диск своей памяти. Из глаз заструились слёзы, и когда они начали капать на мой плащ, оставляя мокрые следы, я уже не выдержала, и заревела в голос. На вопрос: "Ты чего?" - у меня не было ответа. Наверное, что-то в моей голове в очередной раз перевернулось, а все эти ужасы христианизации и революции проскакали конницей по моему сердцу. У меня словно амбарный замок с души слетел.
- Ритка, как я тебя люблю, ты не представляешь! - Вытирая слёзы, говорила я ей. На что она, смеясь, ответила:
- Отчего же не представляю? У меня на экскурсиях ещё никто так не рыдал.
Просмеявшись, мы поехали смотреть старое городище, которое было сожжено в 1609 году поляками, и после сожжения которого Кинешма начала приобретать современный вид.
- В 9-10 веке с благословения Киево-Печёрской Лавры и Великого Князя Владимира Красное Солнышко по всей Руси начали ходить христианские миссионеры и говорить о том, что надо перестать поклоняться языческим идолам и начать верить в единого Бога. А для того, чтобы миссия действительно была успешной, миссионеры приходили не одни, а с хорошо вооружённой дружиною, которая с помощью силы придавала значительный вес христианским проповедям. - Продолжала Маргарита, а я думала про себя: "Ритка, где ты научилась так корректно говорить?"
- Древние всегда селились на правом берегу градообразующей реки, и я думаю, что древняя Кинешма была всё-таки здесь. - Маргарита очертила рукой пространство. - И храм, который сожгли вместе с горожанами, был вот на этом самом месте.
- Офигеть! - Так и не смогла я вспомнить подходящее по смыслу корректное слово. Мозг в это время сканировал полученную информацию, сопоставляя её со всеми знаниями, полученными ранее. - Ритка, какая ты смелая. Взяла и заявила - вот тут стояла Кинешма, а не там, где вы говорите. И ведь, очень может быть, что права ты. Как же мы мало на самом деле знаем.
- А знаешь, почему сожгли Кинешму? - Спросила Маргарита, доставая очередной козырь информации. Я только отрицательно помотала головой, потому как официальные версии удовлетворяют только тех, кто любит фаст-фуд.
- Ты уже, надеюсь, понимаешь, что не все кинешемцы хотели посадить на царство Романовых, так же как и далеко не все приветствовали Советскую Власть. Но время действительно было смутное, и некоторые посчитали, что если из двух зол выбирать меньшее, то Романовы - хотя бы русские по крови, и может быть, не будут так нещадно грабить, как польско-литовские паны. Как ты видишь, город наш стоит в стороне от цивилизации, и не случаен был выбор предков - сюда бежали отовсюду, чтобы спрятаться от навязываемой веры, от каторги, от войн. Место дикое, река - кормилица, лес - дрова, на выкорчеванных площадях - поля. При желании трудиться - жить можно вполне хорошо. Всё ценное горожане прятали под землёй, в городских катакомбах, и достаточно быстро восстанавливали постройки, уничтоженные набегами варваров. Даже после полного сожжения за пять лет предки могли полностью отстроить город заново.
"Чем не Чудь Белоглазая, ушедшая под землю? Так кто же были предки на самом-то деле? Славяне? Меря? Чудь?" - Размышляла я, слушая Маргариту.
- Но люди все разные. И некоторым в голову не влезешь. Так вот, собралась в городе бригада таких людей и пошла в гущу тех смутных событий. О поляках теперь. Польские полковники Лисовский, Сапега и Ходкевич действовали в нашей части России по определенному плану - они принимали присяги на верность от городов и грабили монастыри. Их резиденцией был Суздаль. Сапега стоял в Суздале. В общем-то, маленькая Кинешма и тогда никому не была интересна - здесь был строго уставный мужской монастырь не стяжателей, и брать было нечего, по сравнению с тем же Юрьевцем, где хранилась казна. Но Ярославль отпал - восстал против польского засилья. И там была такая дикая история. Иоганн Шмитт был воеводой в отпавшем Ярославле, а во время отпадения бежал из него вместе с бывшими с ним поляками. Этого самого Шмитта послали назад к городу для переговоров, чтобы убедить жителей одуматься и не давать больше повода к кровопролитию, а всяким притеснениям положить конец. Царь Димитрий обещал посадить в город воеводой знатного вельможу, которого польские солдаты будут бояться. Шмитта заманили хитрыми речами поближе к городским воротам, и не успел он опомниться, как его окружили и насильно утащили в город. Там разыграли с ним ужасающее действо о муках страстных: вскипятив большой котел мёду, бунтовщики сняли со Шмитта одежды, бросили его в мёд и варили до тех пор, пока не осталось совсем мяса костях. Самое интересное, что бедняга Шмитт был добрым и честным человеком, а бунт в городе подстроил лукавый перекрещенец солевар Данило Эйлов, которого однажды Шмитт спас, выкупив от гибели, а его дочерей от позора за 600 талеров. Эйлов же и подстрекал горожан поскорее прикончить Шмитта. Скелет бедняги выбросили на городской вал - чтоб свиньи и собаки растаскали его, запретив вдове и друзьям похоронить кости.
Жестоко. Но это был бунт. И одним из головных бунтарей стал Беляк Нагавицын с командой. - Маргарита глянула на меня многозначительно и кивнула. - Угу, кинешемцы. За ужасную смерть этого человека впоследствии хорошо отомстил пан Лисовский. Он превратил в пепел весь Ярославский посад, потом пошёл дальше, убивая и истребляя всё, что попадётся на пути. Завернул и в Кинешму.
Какой ужасный вред был нанесен в ту пору убийствами, грабежом и пожарами всем отпавшим городам как внутри их стен, так и снаружи, - выразить невозможно. Удивительно, как наша земля так долго могла выдерживать всё это.
***
Нет у меня оправдания войне, убийствам, сожжениям за веру. И только вставшие дыбом волоски на коже колышут смутные воспоминания ужаса криков страдальцев, будто меня вместе с ними варили, жгли, душили и пронзали. И всегда рядом стояла толпа людей, упивающаяся этим страданием, внимательно следящая за представлением, забывая, что это не фильм Стивена Кинга, а реальная жизнь. Это было всего каких-то четыреста лет назад. Люди, я вас боюсь.
Если посмотреть внимательно, то получается, что вся история - это история убийств за..., против..., во имя...
Когда же люди научатся создавать историю достижений, открытий, процветания?