Шепоток ветра по струнам старого рояля, испокон веков стоявшего в самом тёмном углу. Его никто никогда не трогал, просто мысли не возникало прикасаться к полированной поверхности, которая не знала прикосновений дольше, чем любой, способный к ней прикоснуться жил на этом свете. Да, сквозняк иногда общался с роялем, но на то он и сквозняк - вечный трикстер любого дома. Непостоянный, резкий, скользкий и изворотливый тип, которого терпели лишь потому, что он являл собой так называемое Меньшее Зло. Лучше сквозняк, чем землятресение, вулкан посреди гостинной или непрерывное присутствие Холеры. Пользуясь таким своим положением сквозняк наглел, но никогда не превышал уровня мелкого пакостника.
Рояль был молчалив. Нет, на естественные вопросы он отвечал всегда, ибо был воспитан, но если какие-то вещи не оговаривались в нормах этикета, то он предпочитал молчать. Огромный, мрачный, наводящий страх - он напоминал раскаявшегося Чикатилу, которого пристроили работать в Артеке с младшей группой. Слегка покоричневевший лак выдавал невероятный возраст, в остальном же он выглядел крепким, хоть и не молодым, но вовсе и не старым. Иногда, когда сквозняк был в хорошем расположении духа, он рассказывал некоторые факты из биографии рояля, но их старались немедленно забыть, чтобы не прикасаться к тем тайнам, которые никого касаться не должны. В Доме вообще было не принято знать друг о друге много. Исключением в этом правиле были только книги, но книгам и положено быть исключительными.
Никто не помнил с чего началось общение сквозняка и рояля. Это вообще мало кого касалось. Рояль избегал контактов - его право. Навязываться никто не хотел. ДА даже если бы и захотел... Что-то в нём было. Что-то невероятное, страшное и сильное, спрятанное в самом глубоком и тёмном углу его внутреннего мира. Это отталкивало всех. Кроме сквозняка, разумеется. Но их скрипуче шуршащие разговоры были достаточно тихими, а главное - фактически проходили без последствий.
Очередной весной, когда гниение уже должно было начаться, но почему-то задерживалось, сквозняк стал резко меняться. Раньше у него был обязательный пунктик - если свеча зажигалась, то не проходило и получаса, как она гасла. Нет, если свеча зажигалась снова, не успев остынуть, то более он её не тушил (даже у сквозняков есть принципы), но факт единократного гашения был обязателен. Теперь же он стал аккуратен и вежлив. Дажи функции Меньшего Зла выполнял с такой серьёзностью, что поначалу вызывал этим у многих смех.
Ко всему привыкаешь быстро. Тем более к хорошему. Пока сквозняк усердно пыхтел распахивая дверь в библиотеку или с невероятными ухищрениями ронял старенькую вазу на заранее пододвинутый платок (надо же какая забота!) все наслаждались покоем и предсказуемостью. А я медленно вспоминал ту часть своей биографии, которую мало кто мог помнить.
Люди, жившие в доме, изменений почти не заметили. Сославшись на изменчивость розы ветров весной они не стали задумываться о происходящем, скорее даже радуясь некоторым изменениям. Простые, понятные люди.
В какой-то момент я понял, что происходящее становится странным. Воздух наполнялся тревогой. Люди, жившие в доме вели себя всё более и более странно, непрерывно нарушая принятый порядок вещей. Всё чаще скрипели открываемые шкафы с полузабытыми монашками - книгами, всё чаще слышались звуки лоботомирования бутылок. Один раз даже я был снят со стены, где мирно провисел последние годы, и чья-то заботливая, но неумелая рука попыталась меня почистить и отполировать. Меня...
В какой-то момент я осознал, что чувствую на лезвии давно забытый вкус. С этого момента происходящее перестало подчиняться законам.
День приближался. И однажды настал. Как и положенно дню он начался с утра. Солнечного, свежего, ветренного утра. Сквозняк, бодрый, не смотря на то, что всю ночь трепался с роялем, носился по дому, похлопывая дверьми и форточками, но его никто даже не замечал. Довольные люди бродили по комнатам, видимо ощущая подъём. От всего этого становилось не по себе, но не в моих силах влиять на времена года и их проявления. Такое случается каждой весной, приходится смиряться. Сквозняк же носился, словно муха, только что не жужжал. Из одного конца дома в другой, а порой даже раздваиваясь, совершенно заполняя своим присутствием окружающий мир.
В какой-то момент я посмотрел на рояль и... Он улыбался. Чёртова громадина засунутая в самы укромный угол, где даже мыши не бегают - он улыбался. Я замер ожидая подвоха и тут зазвенело стекло - старая, почтенная вешалка таки не выдержала натиска и упала (возможно впервые в своей жизни) прямо на едиственный застеклённый книжный шкаф, вечно закрытый на ключ, а потому замкнутый. Матово-бурое стекло старика разлетелось вдребезги, лишь чудом никого не поранив. Секундная тишина порвала последние цепи на памяти. Я вспомнил, как тщательно забывал, местонахождение ключа, почему рояль столь мрачен, почему дом так тих, а я всё ещё есть. А ещё я вспомнил Зов.
Тем временем сквозняк яростно метался по библиотеке выполняя невозможное, и похоже это ему удавалось. Выждав, пока люди уберут осколки с пола и разберутся что к чему он набросился на шкаф так, что аж засвистел в острых обломках дверного стекла. Несколько листков, лежавших поверх основных рядов на внутренних полках легко выпорхнули наружу, представ перед окружающей публикой. Короткая пауза закончилась словом, которое я хотел слышать менее всего.
"Партитура!"
События разворачивались слишком быстро. Среди людей нашёлся тот, кто умеет складывать из завитушек на бумаге мелодию, более того, он был вполне согласен по случаю сыграть, так как хоть и не практиковался уже давно, но уверен, что у него вполне получится, ведь в такой день не может не получиться, тем более, что эти ноты были словно предоставленны провидением... Провидением...
Всё становилось ясно: и странная дружба рояля со сквозняком, и необычное их поведение и эта чёртова улыбка. Конечно, молчавший не один десяток лет будет радоваться той "свободе слова", что ему будет предоставлена. А главное - сил повлиять на ситуацию у меня совсем нет. Чёртовы парочка переиграла меня. Пока люди раскладывали партитуру я вспоминал жилистую руку Хозяина, державшую всё в узде. Его невероятную любовь к нам, к каждому из нас. Он не позволял нас лишний раз тронуть, если на то не было надобности, он ухаживал за нами, ведь мы достались ему ценой неимоверных усилий. Когда его сын случайно поцарапал стол он долго кричал на него, а потом упоённо бил, не пользуясь ни одним предметом. И это было так справедливо. И я помню как рояль, чёртов бунтарь укорял его. Рояль был единственным существом в доме способным на подобное.
А чёртов сынок Хозяина, такой же шелудливый, как этот чёртов сквозняк, пользовался этим. Он выкидывал многих из нас... Он убивал старые вещи... В памяти всплыл эпизод сожжения бедных старых шалей, мирно лежавших в гардеробе на всеми забытой полке. Пользуясь своей дружбой с роялем он помыкал своим несчастным отцом. Говорил разные глупости про пыль, про здоровье, про прогрес. Славил нематериальное в жизни, уничтожая всё, к чему прикасался. Да, я испугался, когда он коснулся меня. Но разве это важно? Я видел, что он творил с другими вещами, и то, что сделал я было просто самозащитой.
Чёртов юнец и умер-то наверное назло, чтобы Хозяин отвернулся от меня...Но он ошибся в Хозяине, а я нет. Впрочем, чтобы не случилось - это было правильным. Даже такие мимолётные создания, как свечи теперь задерживались в доме, что уж говорить о достойных вещах. Даже после смерти Хозяина традиция уважения к нам поддерживалась его почтенной экономкой, унаследовавшей весь дом, и сдававшей его в аренду. Это были годы спокойствия, когда уход товарищей редко омрачал наше существование. Чаще менялись люди.
Но, пока воспоминания подымались мутным илом со дна памяти, настоящее не замирало в своей текучей сущности. Разлёгшиеся ноты прошуршали тихое приветствие и рояль заговорил. Давно молчавший он каким-то чудом ухитрился сохранить голос, глубокий и благородный, который нельзя было не услышать. Он говорил, и я видел, как лица людей искажались, расплываясь в самодовольной гримасе отказа, означавшей неминуемую смерть для любой вещи, попавшейся под руку в этот момент. Речь растекалась по комнатам, затыкая любые звуки. Даже вечный безмозглый шалопай сквозняк молчал. Выхода не оставалось, но оставался жест. Поднапрягшись я качнулся на хрупкой тесьме, державшей меня над всем этим. скользнув вниз я ворвался в чёрное чрево своего данего врага...
***
- Вот незадача! Стоит начать играть, как вечно происходит всякая ерунда! - Да, уж. Этот палаш висел здесь не один десяток лет. Мистика! - Ой, не смешите, никакой мистики. Рояль никто не трогал много лет, а тут вдруг заиграли. Видимо какие-то звуковые колебания срезонировали и уронили эту саблю... - Палаш, а не саблю. - Не вижу разницы, пусть будет палаш. Но струны у рояля от его падения... Ужас! А если бы кому на голову. - Говорят он уже падал. - На голову? - Именно. - Да-а-а, та ещё сабелька! И как? - Вроде как насмерть. Это давно было. Говорят, что убило сына старого графа, и что после этого старик совсем крышей поехал. - Неприятная история, действительно. Знаете... думаю стоит выкинуть к чертям всю эту графскую рухлядь, которая валяется по углам. В конце концов, кроме книг и мебели здесь ничего ценного нет, только пыль зря копится...