Однажды утром Владимир Глухов обнаружил, что у него исчез рот; его просто не стало, бесследно пропал. Всё, чего еще вчера он касался руками, странным образом затянулось кожей, будто и вовсе не существовало. Губы, ротовое отверстие - всего этого не было. Лишь гладкая кожа. Он чувствовал свой язык, языком ощупывал зубы, нёбо и сплошные мягкие внутренности щек. Ничего более.
Когда, он попытался разбудить жену, наклонившись над ней в полутьме, из него вырвались лишь нечленораздельные звуки, похожие на мычание. Он побежал в ванную, а на вопросы сонной жены, устремившейся за ним, лишь продолжал мычать. Затем он долго разглядывал себя в зеркало, ощупывая руками кожу, где еще вчера был рот. В дверном проеме стояла жена:
-Что случилось? Зачем ты меня разбудил?
Она спрашивала, а выражение лица ее к концу фразы менялось. С сонно-непонятливого на возбужденно-удивленное.
-М-м, - промычал Владимир, разводя руками. Затем он пожал плечами и сел на край ванны. В глазах его читалось недоразумение и обреченность. А ведь через полчаса ему нужно выходить на работу. Невыход означал потерю денег. Но куда он пойдет без рта? Как будет работать? Больничный брать - терять половину оклада за выход. Но кто ему даст больничный? Какой врач пойдет на это? Что же делать?
Жена тем временем приблизилась и с изумлением разглядывала его. Ее растрепанные волосы спадали на сонное лицо. Глаза усиленно моргали, пытаясь прогнать песочную дрему.
Я могу написать, - подумал Владимир. - Я напишу ей, и она что-нибудь придумает.
Он вскочил на ноги, схватил ее за руку и потащил в комнату. Подойдя к столу, он достал из ящика лист бумаги и ручку.
"Маша. Я не знаю, что произошло, - написал он. - Мне нужно на работу, но как? Вызови мне врача. Нужен больничный, наверное".
-Не волнуйся, - тихо сказала жена. - Все хорошо. Я сейчас вызову врача, приляг.
"Не хочу я лежать, - написал он, - что это такое? Куда делся мой рот?"
Жена молча ушла вызывать врача, а Владимир опустился на диван и уставился в пол. Что же теперь ему делать? Как же он будет жить без рта? Как сможет обходиться без него? Как будет зарабатывать деньги? Как будет есть и пить? Курить, наконец?
Он встал и подошел к окну. Там была зима. Улицы скованы холодом. Деревья стоят в мрачном безмолвии, извечные символы терпения. Редкие прохожие спешат по своим делам, выпуская из носа и рта клубы белого пара. Носа и рта. Они бегут по делам, оставив свои дома до вечера. Они торопятся туда, где проводят большую часть основного времени. Туда, где их отчитают, если они вдруг опоздают, где их всегда поджидает какой-нибудь форс-мажорный бред. Где начальник может быть хорошим человеком, а может быть последним ублюдком...
-Врач скоро будет, - сказала жена, вырвав его из раздумий. Она уже позвонила. Владимир подошел к столу и, взяв ручку, склонился над листком.
Владимир сел на диван и отвернулся к окну, она пристроилась рядом. Рука ее опустилась на его голову, пальцы погрузились в волосы. Она гладила его, бессмысленно глядя в стену.
-Как же это так, Вова?
Он недовольно откинул ее руку и с презрением посмотрел ей прямо в глаза. Она приняла вызов и тоже смотрела на него. Это было не в первый раз, когда он вдруг ни с того, ни с сего раздражался. В обычные разы он просто выгонял ее, сопровождая бранью, но сейчас все было иначе. Сейчас из его глаз вдруг брызнули слезы, и он резко развернувшись, отошел к окну. Ему нечего было сказать, да и нечем. Волна бессилия накрыла его с головой. Дурные мысли одна за другой всплывали в его одуревшем разуме.
Он вспоминал, как часто в своей жизни замечал то, что его никто не слышит. И чем старше он становился, тем меньше слушали его другие люди. Сначала он думал, что дело в его голосе. Голос слишком тих. Но нет. Небольшой эксперимент показал, что голос его отнюдь не тих, даже наоборот достаточно силен и звучен. В чем же тогда была причина? Может в темах бесед, в которых он участвовал? Что-то, о чем он пытался рассуждать, было не подвластно его разумению и собеседники, понимая это, отказывались слушать его или хотя бы воспринимать всерьез. Нет. Он уже давно взял за правило не говорить о том, что его совершенно не интересует. Соответственно - он всегда был в курсе всех дел и не мог ударить в грязь лицом, неосторожно выказав свою неосведомленность в тех или иных вопросах. Вдруг главная мысль поразила его как молния и он, наконец, уловил главную нить. Разговор ведь сам по себе был бессмыслен. Он всполошил в памяти все свои размышления относительно этого, разом собрал в одну кучу и выдавил одну единственную мысль.
"Нет смысла разговаривать".
Нет смысла "трындеть" постоянно и без дела. Раздражающая болтовня окружающих не раз сбивала его с мыслей или даже лишала аппетита. Не раз он злился и, собирая все свои эмоции в кулак, убегал из шумной толпы туда, где тихо, где нет суеты. И он знал, что он такой один. Он один не может взять и начать разговор "ни с чего" ради ничего. Разговор ради разговора. Животные, стайка галдящих птиц. Вот кто мы, люди. Не больше.
Он смотрел на улицу через окно, а там уже совсем рассвело и прохожих стало заметно больше. Из двора с шумом и паром выезжали многочисленные автомобили.
"Они все спешат туда, где должны быть. Туда, где им место. Там они в своей тарелке, там они видят свою жизнь. А если у кого-то что-то не так, он рано или поздно это поймет и изменит все в нужную сторону. Мое место больше не там, мое место здесь. Я добился безмолвия себя, добьюсь его от всех них. Я буду слышим. Я поселюсь в каждой голове. Ведь я это могу. Правда, Маша?".
Он обернулся к жене. Та застыла, и глаза ее смотрели на него в немом недоумении. Она открыла рот, но произнести ничего не смогла. Глаза ее раскрывались все шире и шире. Владимир смотрел на нее и если бы у него был рот, он бы победно ухмылялся. Но и без рта лицо его выражало триумфальный восторг.