|
|
||
Было видно, как он любовался собой и чувствовал своё превосходство над несчастным своим другом, которому он давал советы, как надо правильно жить и любить. Все понимали, что его друг, видимо, не раз жаловался ему на свою неудачно складывающуюся семейную жизнь, и поэтому он получал исчерпывающие советы о том, как надо правильно жить и любить |
Возвращаясь с работы, я попросил водителя остановиться на площади у городской новогодней ёлки и отпустил его. Медленно падали редкие снежинки, кругом горели предновогодние огни. Было достаточно тепло, как это часто бывает накануне Нового года, и я решил пройтись до дома, не спеша, наслаждаясь прекрасной погодой и той предпраздничной суетой, которая царила в этот вечер на улице. У меня было хорошее настроение, и я думал, что из всех бывших, настоящих и, наверное, будущих праздников Новый год всегда был и будет самым удивительным и прекрасным праздником не только для детей, но и для взрослых. Мне казалось, что в этот праздник каждый взрослый невольно ассоциирует себя с детством, так как, будучи детьми, мы всегда ждали этот праздник как никакой другой.
Поворачивая с центральной улицы в свой двор, я чуть не столкнулся с явно спешащим куда-то молодым человеком. Это оказался мой сосед по площадке Серёжа. Мы поздоровались с ним, и я спросил его, куда он так спешит, на что он махнул рукой и так же поспешно продолжил свой путь. "Опять поссорились с Леной", - подумал я. Они были молодожёны и совсем недавно, сразу после свадьбы, переехали в наш дом и таким образом оказались моими соседями. Они несколько раз заходили к нам после переезда по разным вопросам, связанным со всякими мелкими житейскими проблемами, а однажды Сергей заходил один и, на моё удивление, так как мы ещё не были настолько знакомы, жаловался на плохие отношения с молодой женой, как бы испрашивая совета, что ему делать и как поступать. Но моя семья и без этого поневоле была полностью в курсе всех проблем, по поводу которых они так часто ссорились, так как разделяющая наши квартиры стенка позволяла слышать всё, что за ней происходит не только днём, но и ночью. Моя жена, иногда возмущаясь этими скандалами, происходящими порой даже среди ночи, просила меня пойти и попросить прекратить это, как она выражалась, безобразие, но я всегда успокаивал её и говорил, что это виноваты не они, а их молодость и темперамент. Я не ошибся в своём предположении, так как не успел ещё раздеться, как жена доложила мне о том, что Серёжа с Леной опять крупно поссорились, и кто-то из них, громко хлопнув дверью, ушёл из дома.
За ужином, как обычно, жена рассказывала мне о мелких событиях по дому, которые происходили в моё отсутствие, о том, кто звонил из родственников и детей. Потом мы обсуждали с ней планы на новогодние праздники, советовались о покупках и подарках для детей и внуков. Поблагодарив жену за ужин, я ушёл в большую комнату и включил телевизор, но мои мысли опять вернулись к нашим соседям, к их семейным проблемам. Может, и проблем-то никаких не было, просто некому дать им хороший совет. Лена росла в неполной семье, с одной матерью. У неё не было примера отношений мужа и жены, она видела в семье только одну мать, которая вынуждена была быть всегда сильной и самостоятельной. Роль мужчины в семье ей незнакома и, конечно, непонятна, в этом-то, может, и все причины их разногласий. Серёжа, наоборот, рос в полной семье и понимает свою роль мужа, которую, пытаясь выполнять, наталкивается на категорическое непонимание со стороны молодой жены. Все дело в том, что, следуя примеру своей матери, она не желала быть слабой и ведомой, а наоборот, хотела быть сильной и главной. Имеет ли какое-то будущее такая семья, если их своевременно кто-то не научит правильно понимать и воспринимать друг друга, ответить весьма трудно. И тут я невольно вспомнил уже давно забытый забавный случай, связанный с одним таким учителем, великим советчиком и знатоком любви и семейной жизни, который мне пришлось наблюдать много лет назад.
Память перенесла меня в далёкие восьмидесятые годы уже прошлого столетия. У меня в то время наблюдались серьёзные проблемы с лёгкими, и профсоюз выделил мне путёвку на курорт, в Ялту. Это был санаторий под названием Горняк, где отдыхали и лечились в основном шахтёры и члены их семей. Срок отдыха был достаточно продолжительным - тридцать дней. Понимая серьёзность своего заболевания, я был дисциплинированным пациентом, посещал все выписанные мне многочисленные процедуры и добросовестно выполнял все предписания врачей. Мною для пользы лечения не планировались какие-либо романы и прочие сомнительные знакомства, в этом я с самого начала дал себе слово и сдержал его за всё время своего отдыха. Путь до моря занимал не менее двадцати минут, а обратно до санатория - до получаса, так как санаторий находился на склоне горы. Обратный путь к тому же требовал немалых физических усилий, а потому, посещая все назначенные процедуры, я не каждый день находил время для загара и водных процедур.
К территории санатория примыкал небольшой парк, с прогулочными аллеями и всевозможными беседками, где собирались отдыхающие и проводили свой досуг. Люди играли в шахматы, домино и даже в карты, но только в подкидного дурака. Иногда и меня приглашали поиграть в карты, когда не хватало партнёра для пары, и я не отказывался.
Чаще всего я присоединялся к игре одной и той же компании, состоящей из мужчины лет пятидесяти и двух молодых людей из Донецка, которым по возрасту было не более тридцати лет. Я сейчас уже не помню, как их звали, но имя одного молодого человека я хорошо запомнил. Это было довольно редкое имя - его звали Серафим. Он приехал отдыхать со своей семьёй - женой и дочерью лет семи. Жена и дочь постоянно пропадали на море, а он так же, как и я, проводил много времени на процедурах и не имел возможности каждый день составлять своей семье компанию. У него, как у шахтёра, открылся ранний силикоз с острым бронхитом, и он много и часто кашлял, но при всём этом выглядел очень весёлым и уверенным в себе молодым человеком.
Из него, сложись его жизнь по-иному, мог бы получиться прекрасный философ с хорошо поставленной речью. Говорил он настолько убеждённо, что все, включая меня, слушали его как заворожённые. В то время я слушал его и думал о том, сколько же ему удалось прочесть серьёзной литературы, чтобы настолько убедительно говорить о довольно серьёзных вещах, а может быть, это всё от природы и никаких книг он никогда не читал. Может быть, у него был близкий умный собеседник, с которым они много проводили времени в разных дискуссиях и спорах. Хотя я не со всем соглашался с ним, так как и сам в своё время много читал подобной литературы, но всё то, что и как он пересказывал, оставалось в памяти надолго и заставляло время от времени возвращаться к этому вновь и вновь. Это было больше похоже на народный пересказ с юмором, не дающим сомневаться слушателю в том, что всё это абсолютно серьёзно и злободневно, в самых распространённых семейных ситуациях, на все времена. Хотя все свои философские наставления на жизнь и на семейные отношения он адресовал как бы своему товарищу, было хорошо заметно, что всё пересказываемое им адресовалось ко всем присутствующим, включая меня.
Было видно, как он любовался собой и чувствовал своё превосходство над несчастным своим другом, которому он давал советы, как надо правильно жить и любить. Все понимали, что его друг, видимо, не раз жаловался ему на свою неудачно складывающуюся семейную жизнь, и поэтому он получал исчерпывающие советы о том, как надо правильно жить и любить. Бедняга являл полную противоположность Серафиму, и его можно было бы отнести к той категории людей, которые в дружбе всегда полагаются во всех вопросах на кого угодно, но только не на себя.
- Любовь не такая уж сложная штука, - говорил Серафим. - На женщину надо воздействовать психологически с самых первых минут знакомства. Как произойдёт знакомство - так будут складываться дальнейшие отношения, так как именно в этот момент и решается главное: кто лидер, а кто обречён навсегда беспрекословно подчиняться, и так будет всю жизнь в этой паре. С самого начала знакомства мужчины с женщиной определяется, образно говоря, роль мучителя и мученика, и эти сложившиеся роли им не поменять никогда, до самой последней минуты совместного существования. И когда кто-то говорит, что у них в семье полное равноправие, этому никогда нельзя верить. Это обычно всегда утверждает мучитель, а мученик соглашается. Природа не терпит и не допускает никакого равенства среди всего ею созданного. Вот и у тебя, мой милый друг, так и случилось в семейной жизни, и теперь, что бы ты ни делал, эту ситуацию не переломить никогда. Надо расставаться и начинать заново свою семейную жизнь, пока не поздно, и учесть все свои ошибки предыдущего знакомства и не повторять их.
- Ну, а как же любовь? - возразил ему друг. - Я ведь очень люблю её, и она меня любит, как умеет. Что мне теперь ни с того ни с сего сказать ей, что я хочу расставаться с ней, а она скажет, как всегда говорит, что любит меня по-своему, как умеет.
- Вот именно, как умеет, - продолжил Серафим, - не так, как надо, а как ей удобно. Свесила на тебя все заботы о хозяйстве и по дому, и это для неё нормальная любовь, когда мужик стирает не только своё тряпьё, но и её, убирает и готовит обеды не только для себя, но и для неё. Это не любовь, а эгоизм в твой адрес. Она даже не задумывается и не переживает о том, где ты работаешь, о том, что ты шахтёр, наконец, а не учитель пения, как она. Её рабочий день в школе длится два-три часа, а твой - десять, из них восемь - под землёй, откуда однажды ты можешь не выйти вообще на белый свет, а она ко всему еще умудряется перед твоим уходом на работу устраивать тебе разгоны разные, скандалы по пустякам.
- Ну, ладно, ладно, - взмолился друг, не выдерживая и, видимо, стесняясь окружающих за такую обнажённую истину его семейной жизни. Как я её оставлю просто так, ни с того ни с сего? - спросил он. - Она ведь не поймёт меня. Скажет, жил, жил, а тут взял ни с того ни с сего и бросил.
- Господи, это ты-то бросил! - засмеялся Серафим. - Это, скорее всего, она тебя бросит скоро и спрашивать не станет, любишь ты её или нет. Сейчас приедешь домой, она на тебя, как всегда, посмотрит удавом, будто на кролика, и ты опять забудешь обо всём на свете. Ну, а если уж не знаешь, как с ней расстаться, то послушай меня, я тебя глупостям не научу.
И он начал повествовать, будто инструктировать своего друга, как и в какой ситуации надо себя вести:
- Когда настоящий мужчина, которого даже очень любят, хочет расстаться безболезненно с любящей его женщиной, он всё устраивает так, как будто не он её оставляет, а она его. Для этого он каждый день, днём и вечером, в любое свободное время, безмерно часто и даже порой надоедливо, как никогда, очень часто и много ласкает и ласкает её. При этом он, чуть не плача, говорит ей, какая же она красивая и будто бы он очень боится, да что боится, он просто уверен в том, что жена обязательно бросит его, такого некрасивого неудачника. Она, конечно, будет успокаивать его, говорить, что это глупости, что она никогда его не оставит и будет любить его одного. А он умудряется плакать настоящими слезами и продолжает уверять её, что он всё равно боится, как бы она его не бросила, потому что красивее её никого нет на свете. И так продолжается неделя, две недели, месяц, и всё повторяется изо дня в день, одно и тоже, то есть люблю, люблю и боюсь, боюсь, что меня ты бросишь и найдёшь себе более достойного и красивого, так как ты такая необыкновенная и красивая.
Проходит немного времени, и, так как глупее женщины на свете никого нет, наша женщина начинает всё чаще смотреться в зеркало и убеждаться в том, что она обладает красотой необыкновенной. Она вдруг начинает замечать, что на неё оглядываются почти все проходящие на улице мужчины. А как им не оглядываться, если она, сама того не подозревая, таращится на них уже совершенно по-иному, не так, как прежде, когда она ещё не была так убеждена в своей неотвратимой красоте. Через некоторое время находится какой-нибудь мужчина и пытается завести с ней знакомство из любопытства, так как до этого ни одна женщина не таращилась на него так, как таращится она. Завязывается роман, и ей намного приятнее уже с этим мужчиной, а не с тем, который продолжает каждый день всё реветь и плакать в страхе за то, что она всё равно может его бросить. Ей всё это уже основательно поднадоело, и она всё больше убеждается в том, что он на самом деле не достоин её и как хорошо, что он сам это вполне понимает. Её новый роман развивается, и она объявляет, уже брезгливо, об этом своему плачущему мужчине. Он при этом плачет ещё сильнее и говорит ей: "Вот видишь, как я был прав, а ты говорила, что нет, нет, говорила, что ты любишь меня". Она успокаивает его, просит прощения, просит понять её, говорит, что сама не знает, как это случилось, но она счастлива, потому что полюбила, и просит его ещё раз простить и понять её. Они расстаются, она благодарна ему за то, что он понял и простил её. Она страшно жалеет его, несчастного. А он прыгает от счастья, как только закрывается за этой уже достаточно поглупевшей женщиной разделяющая их навсегда дверь. Это он обижен и брошен, а не она. Ему не перед кем теперь оправдываться, пусть все жалеют его - и она в том числе.
Вообще-то, так поступать с женщиной более чем жестоко, так как женщины по своему внутреннему устройству больше похожи на детей и остаются таковыми чаще всего до конца своей жизни. Поэтому её, как никого, легче всего убедить в необыкновенном совершенстве и неповторимости. Эти внутренние перемены в её сознании, как правило, становятся необратимыми и обрекают её на муки непонимания в своём близком и не очень близком окружении. Это самое жестокое, что можно совершить над женщиной. Поэтому гораздо гуманнее, не играя в пустое благородство, обращаться с ней более просто, даже пусть грубо, при расставании, без лишних слов собрать свой чемодан и уйти, ничего не объясняя и не нарушая при этом её хрупкого душевного состояния.
Через какое-то время может так случиться, что она быстро опомнится и поймёт, что нашла она совсем не то, что хотела, а потеряла несравненно больше, чем думала. Она бросится обратно, ведь он её так сильно любит и не сможет не простить. Он же так плакал, теряя её, он действительно по-настоящему единственный, кто её так любит и возвышает. Она обязательно вернёт ему его счастье в своём лице и, конечно же, пожалеет беднягу, он вполне заслужил этого.
Брошенный и несчастный мужчина, конечно, встретит её довольно любезно, так как знает, что нет страшнее врага, чем женщина, а ещё страшнее, когда эта женщина отвергнута. Он внимательно выслушает её, снова всплакнёт, сказав о том, как он любил и как был несчастен, когда она его бросила и ушла к другому. Он расскажет ей, как он болел и был на грани жизни и смерти, как его чудом спасли врачи, но теперь он очень боится снова начинать с ней всё сначала, чтобы не повторить пережитого им. Ему не выдержать ещё одного такого испытания. "Ты посмотри, - скажет он ей, - какая же ты по-прежнему красивая, и посмотри на меня, на кого я похож рядом с тобой". Она будет его убеждать в обратном, но он будет твердить одно и то же. Что он не может ещё раз рисковать собой и своим здоровьем, начнёт умолять её, чтобы она его больше не мучила и не давала призрачные надежды на счастье, которого у него уже никогда не будет ни с ней, ни с кем бы то ни было ещё. "Ни сегодня, так завтра ты всё равно меня бросишь, - будет он ей твердить, - так как ты такая красивая, у тебя такая редкая красота".
Она, немного подумав, вновь согласится с ним и оставит его, но при этом будет продолжать жалеть его, несчастного, на протяжении всей своей жизни и винить во всём будет себя одну.
- Понял теперь, - спросил Серафим своего друга, - как бросают женщин настоящие мужчины? Учись, пока я жив, - и он посмотрел на всех нас, ожидая какой-то оценки всему сказанному. - Ну, а если тебе женщина очень нравится, - продолжал он, - и ты хочешь прожить с ней всю свою жизнь, то обходиться с ней нужно вот так, - он сжал кулак и со всей силы ударил по столу, - и держать её всегда надо в страхе во всём. Надо даже, не изменяя ей, давать постоянно поводы для ревности, чтобы она боялась потерять тебя, а не ты её, это очень важно, запомни! Ты ведь наверняка слышал и знаешь, как я свою жену держу в кулаке, не то, что некоторые. Она у меня пикнуть против меня лишний раз боится, не то, чтобы спорить со мной, ревнует меня постоянно ко всем, боится, что я брошу её, а я и не переубеждаю её в этом, пусть боится, баба всегда должна переживать о муже. А когда женщина уверена, что ты не изменяешь ей и никогда и ни с кем не способен этого сделать, она со временем может прийти к выводу, что ты не изменяешь, только потому, что никому не нужен. И невольно у неё начинает напрашиваться вопрос: если ты никому не нужен, то зачем ты нужен ей?
Он приводил множество примеров из жизни великих людей, ссылался на высказывания по этому поводу известных философов, таких как Жан Жак Руссо и многие другие. Цитировал он их отлично, и мы его слушали с неподдельным вниманием и интересом. Его друг также слушал Серафима с раскрытым ртом, и когда тот закончил, он опять спросил:
- Ну, как я так сразу смогу ни с того ни с сего измениться по отношению к своей жене? Она же не поймёт меня, да ещё, чего гляди, устроит! Сам знаешь, как она это может.
Все засмеялись над ним, но каждый из нас уже смотрел на эти советы и решения семейных проблем несколько по-другому.
Подбежала маленькая девочка, это оказалась дочь Серафима. Она взяла его за рукав и потянула:
- Пошли домой, мама зовёт.
- Подожди, дочка. Иди маме скажи, что я скоро приду.
И она убежала. Мы в паре с мужчиной против Серафима и его друга уже доигрывали интересно сложившуюся партию в подкидного, как вдруг на самом интересном месте неожиданно как из-под земли появилась жена Серафима.
- Послушай, - закричала она, - тебе что, особенное приглашение нужно? Я сколько должна ждать тебя, суслик ободранный, ты чего из себя корчишь тут? Решил опять показать кому-то, какой ты смелый и храбрый? Так я тебе сейчас покажу, хлыщ недоделанный! Ты что, опять решил мне нервы помотать? Так я тебе их помотаю сама, мало не покажется, гад такой! А ну, пошли, кому говорю, - ещё громче крикнула она и, не оборачиваясь, пошла прочь от нашего стола.
Серафим растеряно посмотрел на нас и несколько побледнел. Карты выпали из его рук, и он медленно стал подниматься. Виновато улыбнувшись и как-то нелепо подмигнув неизвестно кому из нас, он, не произнеся ни единого слова, молча побрёл за своей женой по направлению к корпусу, где они проживали. Его друг, раскрыв рот и повернув голову, провожал Серафима ничего не понимающим взглядом, и в этом взгляде была только одна растерянность и больше ничего. Он хорошо знал Серафима как друга и как коллегу по работе и наивно верил во всё, что он ему говорил. Он считал его гораздо сильнее и умнее себя, он уважал его и делился с ним самыми сокровенными мыслями. А теперь то, что он увидел и услышал, никак не укладывалось у него в голове. И все эти мысли легко просматривались на его простом и добродушном лице.
Я также сидел и думал о том, что учить совершать какие-то поступки кого бы то ни было всегда легче, нежели совершать их самому. Можно быть образованным и умным, иметь очень много теоретических знаний по тому или иному вопросу и в то же время быть абсолютно неспособным применить эти знания в своей жизни, на практике.
История много раз показывала нам, что мужчина, находящийся на вторых ролях в семье, вообще не имеет морального права быть руководителем. Как он может чем-то и кем-то управлять, если не способен руководить даже своей семьёй, где легко справляются с управлением жена, а порою и дети, и отец семейства находится на вторых или третьих ролях? Перед моими глазами всегда встают примеры подобных горе-руководителей, которые заумно и пространно много говорили, но не могли и не умели без совета жены и шагу ступить самостоятельно и по своей мягкотелости разваливали целые государства. Как ни странно и ни обидно, но нечто подобное происходило и в нашем государстве в начале двадцатого века, в 1917 году, и в конце этого же века, в 1991 году - это были настоящие трагедии для целого народа.
Вот так же и наш Серафим являлся хорошим теоретиком и учителем, но никудышным практиком. После этого случая я ещё несколько раз подсаживался к ним за стол играть в карты, но каких-то поучительных речей от Серафима больше не слышал ни по какому вопросу. Вскоре они разъехались по домам, и я стал постепенно забывать о своих новых знакомых. И вряд ли бы, наверное, я когда-нибудь вообще вспомнил об этих ребятах и конкретно об этом санатории, если бы не семейные проблемы моего соседа, так ярко и красиво описанные Серафимом в Ялте.
Мои мысли прервала вошедшая в комнату жена.
- Что идёт по телевизору? - спросила она, подавая мне чашку с вечерним чаем.
- Не знаю, - ответил я ей, - я уже засыпаю. Сегодня я очень устал на работе, неплохо было бы пораньше лечь спать, - сказал я жене и молча направился в спальную. В этот вечер и ночью за стенкой у молодых было тихо и спокойно.
P. S. Спустя несколько месяцев мой сосед Серёжа после очередного и затяжного скандала всё же развёлся со своей молодой женой. Вряд ли можно было бы сожалеть, что ни ему, ни ей не встретился своевременно на пути такой образованный и самоуверенный учитель, знаток не только любви, но и семейной жизни, как Серафим. Потому что нельзя кролика научить побеждать волка, как и волка невозможно заставить пожалеть и полюбить кролика. Ну, а если, дорогие читатели, кому-то из вас, достаточно сильному в этой жизни, помогут на практике вышеописанные советы, я буду очень рад тому, что ненапрасно пересказал вам этот, пусть смешной и немного грустный, но всё же в чём-то поучительный рассказ о Серафиме и его друге. Это просто история о двух шахтёрах из города Донецка.
1997 г.
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"