Аннотация: Аудиоинссценировка. П.П. Бажов. "Сказ о медной горы Хозяйке".
П. П. Бажов.
"Сказ о медной горы Хозяйке".
Постановка осуществлена в 1997 г. Компанией RTF. Гамбург.
Часть 1.
Действующие лица:
Рассказчик.
Турчанинов.
Начальство.
1 мастер.
2 мастер.
Андрюха Соленый.
Надзиратель.
Ящерки.
Хозяйка.
Музыка.
Рассказчик: Нашу-то Полевую, сказывают, казна ставила. Никаких еще заводов тогда в здешних местах не было. Ну, казна известно. Солдат послали. Деревню-то Горный Щит нарочно построили, чтоб дорога без опаски была. На Гумешках, видишь, в ту пору богатство наверху лежало, - к нему и подбирались. Добрались, конечно. Народу нагнали, завод установили, немцев каких-то навезли, а не пошло дело. Вот тогда наша Полевая и попала Турчанинову.
До того он - этот Турчанинов - солью промышлял да торговал на строгоновских землях, и медным делом тоже маленько занимался.
Как услышал, что у казны медный завод плохо идет, так и подъехал.
Турчанинов: Нельзя, ваше превосходительство, мне этот завод получить? Мы к медному делу привычны, - у нас пойдет.
Начальство: А бог с тобой, бери!
Рассказчик: Приехал Турчанинов в Полевую и мастеров своих привез. Насулил им, конечно, того-другого. Купец, умел с народом обходится! Кого хочешь, обвести мог.
Турчанинов: Постарайтесь старички, а я уж вам по гроб жизни... Да не уж против немцу не выдюжите?
1 мастер: Дураки тут сидели. Из такой-то руды да в этаких печах половину на половину выгнать можно.
2 мастер: Только, конечно, соли, чтобы безотказно было, как по нашим местам.
Рассказчик: А немцам Турчанинов отказал. Стали они собираться, кто домой, кто на другие заводы. Только им все-таки удивительно, как одни мужики управляться с таким делом станут. Немцы и подговорили человек трех из пришлых, кои у немцев на заводе работали мужицкие секреты вызнать.
Один из этих, кого немцы подбивали, добрый парень оказался. Он все нашим мастерам и рассказал. Ну, мастера тогда и говорят Турчанинову.
1 мастер: Лучше бы ты всех рабочих на медный завод из наших краев набрал, а то видишь, что выходит. Поставишь незнакомого человека, а он, может, от немцев подосланный. Тебе же выгода, чтоб нашу хитрость с медью другие не знали.
Турчанинов: Так и сделаю, старички.
2 мастер: А парня того, что нам все порассказал, оставить надо. Полезное нам дело сделал. Надо его к делу приспособить - смышленый, видать. Тебя как звать?
Андрюха: Андрюха.
2 мастер: Ты что при немцах делал?
Андрюха: Стенбухарем был.
2 мастер: Это, по-нашему, что же будет?
Андрюха: По-нашему, около пестов ходил - руду толчи да сеять.
2 мастер: Это - дело малое - в стенку бухать. А засыпку немецкую знаешь?
Андрюха: Нет. Не допущали наших. Наши только подтаскивали, кому сколько велит. По этой подноске я и примечал маленько. Понять было охота. За карнахарем тоже примечать случалось. Это, который у них медь чистил, а к плавке вовсе допуску не было.
2 мастер: Возьму тебя подручным. Учить буду по совести, а ты обратно мне говори, что полезное у немцев видел.
Рассказчик: Мешкать не стали, в то же лето перевезли всех с семьями на новые места - в Полевую нашу.
Вот прошло годика два. Вовсе не так в Полевой стало, как при немцах. Меди во много раз больше пошло. Загремели наши Гумешки. По всей земле про них слава прошла. Народу, конечно, большое увеличение сделалось, и все из тех краев, где у Турчанинова раньше заводишко был. У печей полно, а в горе и того больше. У Турчанинова на это большая охота проявилась - деньги-то огребать. Ему сколь хошь подавай - находил место. Навидячу богател.
Ну, народу, конечно, тяжело приходилось. Чем дальше, тем хуже да хуже. На руднике вовсе людей насмерть забивают, и у печей начальство лютовать стало. Самолучших мастеров по зубам бьют.
Турчанинова тогда уже все барином звали. Барин да барин, имени другого не стало. На завод он и вовсе и дорожку забыл. Некогда, вишь, ему - денег много, считать надо.
Вот мастера и говорят.
1 мастер: Надо к самому сходить. Он, конечно, барином стал, а все-таки обходительный мужик, понимает дело.
2 мастер: Не забыл, поди, как с нами пировал? Обскажем ему начистоту.
Рассказчик: Вот и пошли всем народом, а их и не допустили.
Надзиратель: Барин кофию напился, и спать лег. Ступайте-ко на свои места к печам да работайте хорошенько.
Шум толпы.
1 мастер: Какой такой сон не к месту пришел!
Андрюха: Время о полдне, а он спать!
2 мастер: Разбуди!
1 мастер: Пущай к народу выходит!
Рассказчик: На те слова барин и вылетел. Выспался, видно. С ним оборуженных сколько хошь. А подручный тот - Андрюха-то, человек молодой, горячий, не испугался, громче всех кричит, корит барина всяко. В конце концов, и говорит.
Андрюха: Ты про соль-то помнишь? Что народу-то обещал?!
Турчанинов: Как не помнить! Схватить этого выпороть, да посолить.
Андрюха: Солено-то мясо крепче!
Турчанинов: Да в гору его. На цепь!
Рассказчик: Прозвали его оттого Соленным. Он без обиды к этому.
Человеку долго ли на цепи здоровье потерять? Хоть того крепче будь, не выдюжит. Кормежка, вишь, худая, а воды когда принесут, когда и вовсе нет.
Помаялся так-то Андрюха с полгода ли, с год - вовсе из сил выбился. Тень тенью стал, - не с кого работу спрашивать.
Рудничный надзиратель и тот говорит:
Надзиратель: Погоди, скоро тебе облегчение выйдет. Тут в случае и закапаем без хлопот.
Рассказчик: Хоронить, значит, ладится, да и сам Андрюха видит - плохо дело. А молодой - умирать неохота.
Андрюха: Эх, зря люди про Хозяйку горы сказывают. Будто помогает она. Коли бы такая была, неужели мне не пособила бы? Видела, поди, как человека в горе замордовали. Какая она Хозяйка! Пустое люди плетут, себя тешат.
Рассказчик: Подумал так, да и свалился, где стоял. Так в рудничную мокреть и мякнулся, только брызнуло. Конец пришел.
Сколько он пролежал тут - и сам не знает, только теплому стало. Лежит будто на травке, а солнышко так и припекает, так и припекает. Как вот в покосную пору.
Андрюха: Это мне перед смертью солнышко приснилось. А коли, открою глаза, что увижу? Темь рудничную. Да, нет. И впрямь на горушке лежу. И без цепи. Видно мертвяком меня выволокли. Расковали, да положили тут, а я отлежался. Как теперь быть? В бега кинуться, али подождать. Что будет? Кто хоть меня в это место притащил?.. Гляди-ко: туесочек стоит, а на нем хлеб, ломтями нарезанный. Свои значит, вытащили и за мертвого не считали. Вишь, хлеба поставили да еще с питьем! По потемкам, поди, навестить придут. Тогда все узнаю. Хорошо если свои известят, а вдруг вперед начальство набежит? Надо оглядеться хоть, в котором это месте.
Рассказчик: Сел на камень, раздумывает, а перед ним ящерки бегают. Много их. Всякого цвету. А две на отличку. Обе зеленные. Одна побольше. Другая поменьше.
Оперся он рукой о большой камень. Не то чтобы в силу уперся, а так легохонько толкнул в самый низ. Только вдруг камень качнулся. Андрюха отскочил, а камень опять на место встал.
Андрюха: Что за диво? Вон, какой камень, а еле держится. Чуть меня не задавил. А вроде... Ну, скала и скала. Разве она пошевелится? Видно, у меня в голове кружение от нездоровья. Почудилось мне.
Рассказчик: Те две ящерки тут же бегают. Одна ткнулась головенкой в том же месте, какое Андрюха сперва задевал, камень и качнулся. По всей стороне щель прошла. Ящерка туда юркнула, и щели не стало.
Андрюха: Ну-ко, попытаю еще раз.
Рассказчик: Уперся опять в том же месте в камень, он и повалился на Андрюху. Только Андрюха на то без внимания - вниз глядит. Там лестница открылась, и хорошо, слышь-ко, уложенная, как вот в новом барском доме. Ступил Андрюха на первую ступеньку, а обе ящерки шмыг вперед, как дорогу показывают. Спустился еще ступеньки на две, а сам все за камень держится.
Андрюха: Отпущусь - закроет меня. Как тогда в потемках-то? Видно, Хозяйка горы смелость мою пытает. Это говорят, у ней первое дело.
Рассказчик: Ну, тут он и решился. Смело пошел, и как голова ниже щели пришлась, отпустился рукой от камня. Закрылся камень, а внизу как солнышко взошло - все до капельки видно стало.
Глядит Андрюха, а перед ним двери створные каменные, все узорами узукрашенные.
Отворил он - что такое? Палата перед ним, каких он и во сне не видал. Стены-то все каменным узором изукрашены, а посередке стол. Всякой еды и питья на нем наставлено.
Наелся-напился Андрюха, как на самом большом празднике либо на свадьбе, ящеркам поклонился.
Андрюха: На угощенье, хозяюшки!
Ящерки: На здоровье, гостенек! На здоровье!
Рассказчик: А на Гумешках тем временем рудничный надзиратель переполошился. Заглянул утром в забой - жив ли прикованный, а там из-под обвалу одна цепь торчит.
Надзиратель: И то, - обвал. Вишь, как его задавило, чуть цепь видно. Отрывать тут не к чему. Кровля, вон какая ненадежная, руды настоящей давно нет, а мертвому, не все ли равно где лежать.
1 мастер: отмаялся человек. Чем ему поможешь.
Надзиратель: Задавило. Барин, того, Соленного-то, которого ты пороть велел.
Турчанинов: Это, его сам бог наказал.
2 мастер: Хороший парень был. Немного таких осталось.
Рассказчик: Наелся, напился Андрюха, ящеркам поклонился да и говорит.
Андрюха: Теперь не худо бы барину Турчанинову за соль спасибо сказать. Подарочек сделать, чтоб до слез чихнул. Схожу по потемкам на рудник. Может, повидаю кого, узнаю, как у них там и в заводе что.
Рассказчик: Выбрался в гору. Пошел потихоньку. Подобрался к руднику, за вересовым кустом притаился.
Андрюха: Михайло! Иди-ка поближе.
1 мастер: Кому надо?
Андрюха: Иди, говорю, ближе.
1 мастер: Ой, батюшки, покойник! Ой, покойник! Андрюху Соленного видел! Как есть такой показался, как до рудника был! Вон за тем кустом вересовым.
Андрюха: Вишь гул-то поднялся. Покажись, зря-то, а мало ли кто в народе случится.
Рассказчик: Он и отошел подальше в лес. Обошел Гумешки лесом да ночью прямо на медный завод. Увидели его там - перепугались. Побросали все да кто куда. Надзиратель с перепугу на крышу залез... Андрюха и походил у печей-то... Все наглухо заморозил да к барину. Только барин накрепко заперся в доме.
На другой день в заводе суматоха. Шутка ли все печи погашены. Барин слезами ревет. Велел отрыть задавленного и попам отдать, - пущай, дескать, хорошенько захоронят, по всем правилам, чтоб не встал больше.
Разобрали обвал, а там тела-то и нет. Сказали барину - сейчас перемена вышла.
Турчанинов: Поймать, коли живой!
Рассказчик: Всех своих стражников - прислужников нарядил в лес обыскивать. Андрюха видит - со всех сторон бегут... Нажал на камень, да и туда. Стражники-прислужники подбежали - никого нет. Куда девался? Давай на тот камень напирать. Пыхтят- стараются. Ну, разве его сдвинешь? Одумались маленько, страх опять на них напал.
Надзиратель: В сам деле, видно, покойник, коли через камень ушел.
Турчанинов: В Сысерть мне надо. Дело спешное там. Вы тут без меня ловите. В случае не поймаете - строго взыщу с вас.
Рассказчик: Пригрозил - и на лошадь.
Андрюха там, под камнем-то, тоже заподумывал: как быть? Сидеть без дела непривычно, а выходить не приходится.
Андрюха: Спасибо этому дому - пойду к другому.
Рассказчик: Тут Хозяйка и показалась ему, как быть должно. Остолбенел парень - красота, какая!
Хозяйка: Наверх больше ходу нет. Другой дорогой пойдешь. О еде не беспокойся. Будет тебе, как захочешь - заслужил. Выведет тебя дорога, куда надо. Иди вон в те двери, только, чур, не оглядывайся. Не забудешь?
Андрюха: Не забуду. Спасибо тебе за все доброе.
Рассказчик: Поклонился он ей и пошел к дверям, а там точь-в-точь такая же девица стоит, только еще ровно краше. Андрюха не вытерпел, оглянулся, - где та-то? А она пальцем грозит.
Хозяйка: Забыл обещание свое?
Андрюха: Забыл. Ума в голове не стало.
Хозяйка: Эх ты, а еще Соленный! По всем статьям парень вышел, а как девок разбирать, так и неустойку показал. Что мне теперь с тобой делать-то?
Андрюха: Твоя воля.
Хозяйка: Ну, ладно. На первый раз прощается, другой раз не оглянись. Худо тогда будет.
Рассказчик: Пошел Анд рюха, а та, другая-то, сама ему двери отворила. Там штольня пошла. Светло в ней, и конца не видно.
Оглянулся ли другой раз Андрюха, и куда его штольня вывела - про то мне старики не сказывали. С той поры в наших местах этого парня больше не видали, а на памяти держали.
Посолил он Турчанинову-то.
Музыка.
Часть 2.
Действующие лица:
Рассказчик.
Медной горы Хозяйка.
Степан.
Надзиратель.
Турчанинов.
Музыка.
Рассказчик: Пошли раз двое наших заводских траву смотреть. А покосы у них дальние были. День праздничный был, и жарко - страсть. Парун чистый. А оба в горе робили, на Гумешках то есть. Малахит-руду добывали, лазоревку тоже.
Один-то молодой парень был неженатик, а уж в глазах зеленью отливать стало. Другой постарше. Этот и вовсе изробленный. И кашлял за все тот человек.
В лесу-то хорошо. Пташки поют - радуются, от земли воспарение, дух легкий. Их, слышь-ко, и разморило. Легли, значит, наши-то на травку под рябиной да сразу и уснули. Только вдруг молодой, - равно его кто под бок толкнул, - проснулся. Глядит, а перед них на камне женщина какая-то сидит. Спиной к парню, а по косе видать - девка. Коса сизо-черная и не как у наших девок болтается, а ровно прилипла к спине.
Парень хотел, было слово молвить, вдруг его как по затулку стукнуло.
Степан: Мать ты моя, да ведь это сама Хозяйка! Ее одежа-то. Как я сразу не приметил? Отвела глаза косой-то своей. Вот беда! Как бы только ноги унести, пока не заметила.
Хозяйка: Ты что же Степан Петрович, на девичью красу даром глаза пялишь? За погляд-то ведь деньги берут. Иди-ка поближе. Поговорим маленько.
Степан: Некогда мне разговаривать. Без того проспали, а траву смотреть пошли.
Хозяйка: (смеется). Будет тебе наигрыш вести. Иди, говорю, дело есть. Значит, признал меня Степанушко? Ты не пужайся. Худого тебе не сделаю.
Степан: Кого мне боятся, коли я в горе роблю!
Хозяйка: Вот и ладно. Мне как раз такого и надо, который никого не боится. Завтра, как в гору спускаться, будет тут ваш заводской надзиратель, ты ему и скажи, да смотри, не забудь слов-то: "Хозяйка, мол, Медной горы заказывала тебе, душному козлу, чтоб ты с Красногорского рудника убирался. Ежели еще будешь эту мою железную шапку ломать, так я тебе всю медь в Гумешках туда спущу, чтоб никак ее не добыть". Понял ли Степанушко? В горе, говоришь, робишь, никого не боишься? Вот и скажи приказчику, как я велела, а теперь иди да тому, который с тобой, ничего, смотри, не говори. Изробленный он человек, что его тревожить, да в это дело впутывать. И так вон лазоревке сказала, чтоб она ему маленько пособила. Не забудь, Степанушко, как я говорила. Велела, мол, тебе - душному козлу, - С Красногорки убираться. Сделаешь по-моему, замуж за тебя выйду!
Степан: Тьфу ты, погань, какая! Чтоб я на ящерке женился.
Хозяйка: (смеется). Ладно. Потом поговорим. Может, и надумаешь?
Рассказчик: Оборотилась ящеркой, и сейчас же за горку, только хвост зеленный мелькнул.
Парень остался один. На руднике тихо. Слышно только как другой-то похрапывает. Разбудил его. Сходили на свои покосы, посмотрели траву, к вечеру домой воротились, а у Степана одно на уме: как ему быть? Сказать надзирателю такие слова - дело не малое. Не сказать - тоже боязно. А хуже того, стыдно перед девкой хвастуном себя оказать.
На другой день, как у спускового барабана народ собрался, надзиратель заводской подошел. Все, конечно, шапки сняли, молчат, а Степан подходит и говорит:
Степан: Видел я вчера Хозяйку Медной горы, и заказывала она тебе сказать. Велит она тебе, душному козлу, с Красногорки убираться. Ежели ты ей эту железную шапку спортишь, то она всю медь на Гумешках туда спустит, что никому не добыть.
Надзиратель: Ты что это? Пьяный, али ума решился. Какая хозяйка! Кому ты такие слова говоришь?! Да я тебя в горе сгною!!!
Степан: Воля твоя, а только так мне велено.
Надзиратель: Выпороть его, да спустить в гору и в забое приковать! А чтоб не издох, давать ему собачей овсянки. И чуть что - драть нещадно.
Рассказчик: Ну, конечно, выпороли парня и в гору. Делать нечего. Стал Степан каёлкой помахивать. Вдруг звосияло. Глядит, а Хозяйка тут, перед ним.
Хозяйка: Молодец Степан Петрович, можно чести приписать. Не испугался душного козла. Хорошо ему сказал. Пойдем, видно, мое приданное смотреть. Я тоже от своего слова не отпорна.
Рассказчик: А сама принахмурилась, ровно ей это нехорошо. Схлопала в ладошки, ящерки набежали,
Рассказчик: И вот пошли. Она впереди, Степан за ней. Куда он идет - все открыто. Как комнаты большие под землей стали, а стены у них разные. То все зеленные, то желтые с золотыми крапинками. На которых опять цветы медные. Синие тоже есть, лазоревые. Идут-идут, остановилась она.
Хозяйка: Дальше на многие версты желтяки да серяки с крапинками пойдут. Что их смотреть? А это вот под самой Красногоркой мы. Тут у меня после Гумешек самое дорогое место. Посидим, тут, поговорим. Видал мое приданное?
Степан: Видал.
Хозяйка: Ну, как теперь насчет женитьбы?
Степан: Приданное у тебя царям впору, а я человек рабочий, Простой.
Хозяйка: Ты друг любезный, не вихляйся. Прямо говори, берешь меня замуж, али нет?
Степан: Не могу, потому другой обещался.
Хозяйка: Молодец, Степанушко. За надзирателя тебя похвалила, а за это надвое похвалю. Не обзарился ты на мои богатства, не променял свою Настеньку на каменную девку. Вот тебе подарочек для твоей невесты.
Рассказчик: И подает большую малахитовую шкатулку-то. А там, слышь-ко, всякий женский набор. Серьги, кольца и протча, что даже не у всякой богатой невесты бывает.
Степан: Как же я с эким местом наверх подымусь?
Хозяйка: Об этом не печалься. Все будет устроено, и от надзирателя тебя вызволю, и жить безбедно будешь со своей молодой женой, только вот тебе мой сказ - обо мне. Чур, потом не вспоминай. Это третье мое тебе испытание будет. Прощай Степан Петрович, не вспоминай обо мне.
Рассказчик: А у самой слезы. Она это руку подставила, а слезы кап-кап и на руке зернышками застывают. Полнехонька горсть.
Хозяйка: На-ка вот, возьми на разживу. Большие деньги за эти камешки люди дают. Богатый будешь.
Рассказчик: Пошел Степан по штольне и пришел как раз к своему забою. Штольня и закрылась. И все стало по старому. Ящерка прибежала, цепь ему на ногу приладила, а шкатулка с подарками вдруг маленькой стала. Степан и спрятал ее за пазуху.
Стал Степан работать, а малахит так и отлетает. Тут надзиратель и сметил дело.
Надзиратель: Не иначе, как ты душу нечистой силе продал. Ну да это твое дело. А вот коли, найдешь малахитовую глыбу во сто пудов, я тебя на волю выпущу.
Степан: Кто от воли откажется? Буду стараться, а найду ли - это уж как счастье мне подойдет.
Надзиратель: Да... а на Красногорке работы прекратили. Кто тебя знает? Может, ты дурак от ума тогда говорил. Да и руда там с медью пошла, только чугуну порча.
Рассказчик: Вскорости нашел им Степан глыбу такую. Выволокли ее наверх. Гордятся - вот-де мы какие, а Степану воли не дали. О глыбе написали барину, тот и приехал из самого, слышь-ко Сам-Петербурху. Узнал, как дело было, и зовет к себе Степана.
Турчанинов: Вот что, даю тебе свое дворянское слово отпустить тебя на волю, ежели ты мне найдешь такие малахитовые камни, чтобы, значит, из них вырубить столбы не меньше пяти сажен длиной.
Степан: Меня уже раз оплели. Ученый я ноне. Сперва вольную пиши, потом стараться буду, а что выйдет - увидим. Чуть было не забыл - невесте моей тоже вольную пропиши, а то, что за порядок - сам вольный буду, а жена в крепости.
Рассказчик: Барин видит - парень не мягкий. Написал ему актовую бумагу.
Турчанинов: На, только старайся, смотри.
Степан: Это уж как счастье пойдет.
Рассказчик: Нашел, конечно, Степан. С той поры он на волю вышел, а в Гумешках после того все богатство ровно пропало.
Степан тоже счастья в жизни не поимел. Женился он, семью завел, дом обстроил, все как следует. Жить бы ровно да радоваться, а он невеселый стал и здоровьем хезнул. Так на глазах и таял.
Хворый-то придумал дробовичок завести и на охоту повадился. В осенях ушел так-то, да и с концом. Сбили, конечно, народ, давай искать. А он, слышь-ко, на руднике у высокого камня мертвый лежит, ровно улыбается, и ружьишко у него тут же в сторонке валяется. Не стреляно из него. Которые люди первые набежали, сказывали, что около покойника ящерку зеленную видели, да такую большую, каких и вовсе в наших местах не бывало. Сидит будто над покойником, голову подняла, а слезы у ей так и каплют.
А как покойника домой привезли, глядят: у него одна рука накрепко зажата, и чуть видно из нее зернышки зелененькие - медный изумруд. Редкостный камень, дорогой. Целое богатство - полнехонька горсть.
Стали те камешки из мертвой Степановой руки доставать, а они и рассыпались в пыль. Потом уж кто-то вызнал, что у Степана слезы Хозяйки Медной горы были. Не продал их, слышь-ко, никому, тайно от своих сохранял, с ними смерть принял. А?
Вот она значит, какая Медной горы Хозяйка!
Худому с ней встретится - горе, и доброму - радости мало.
Часть 3.
Действующие лица:
Рассказчик.
Танюша, она же Хозяйка.
Надзиратель.
Турчанинов.
Царица.
Рассказчик: У Настасьи, Степановой-то вдовы, шкатулка малахитова осталась. Со всяким женским прибором. Кольца там, серьги и протча по женскому обряду. Сама Хозяйка Медной горы одарила Степана этой шкатулкой, как он еще жениться собирался.
Настасья прибор этот не носила, а поставила шкатулку в самый нижний сундук, где холсты и протча про запас держат.
Как Степан умер, да камешки у него в мертвой руке оказались, Настасье и притчелось ту шкатулку чужим людям показать. А тот знающий, который про Степановы камешки обсказал, и говорит Настасье потом, когда народ схлынул:
- Ты, гляди, не мотни эту шкатулку за пустяк. Больших тысяч она стоит.
Настасья от мужа слыхала, что человек этот правильный и в делах смышленый. Ну и послушалась его.
Степан хорошее обеспечение семье оставил. Дом справный, лошадь, корова, обзаведенье полное. Настасья баба работящая, ребятишки пословные, не охтимнеченьки живут. Год живут, два живут, три живут. Ну, забеднели все-таки. Тут родня и давай Настасье в уши напевать:
- Продай шкатулку-то. На что она тебе?
Одним словом, наговаривают. И покупатель, как ворон на кости, налетел. Из купцов всё. Кто сто рублей дает, кто двести.
Ну, оболванить ладят бабу, да не на ту напали. Не продает за такой пустяк. А пуще того девчонка у ней молоденькая слезами умылась, просит:
Танюша: (детский голос) Мамонька, не продавай! Мамонька, не продавай! Лучше я в люди пойду, а тятину памятку побереги.
Рассказчик: От Степана, вишь осталось трое ребятишек-то. Двое парнишечки. Робята, как робята, а эта, как говориться, ни в мать, ни в отца. Еще рои Степановой бытности, как вовсе маленькая была, на эту девчонку люди дивились. В кого только зародилась! Сама черненька да басенька, а глазки зелененьки.
Вот и росла та девчонка на примете у людей. Ровно и всамделе гарусинка из праздничного пояса выпала - далеко ее видно. И хоть она не шибко к чужим людям ластилась, а всяк ей - Танюшка да Танюшка. Самые завидущие бабенки, и те любовались. Ну, как, - красота! Всякому мило.
По Степану шибко эта девчонка убивалась. Чисто уревелась вся с лица похудела, одни глаза остались. Мать и придумала дать Танюшке ту шкатулку малахитову - пущай-де позабавится. Хоть маленька, а девчонка, - с малых лет им лестно на себя-то навздевать. Танюшка и занялась разбирать эти штучки. И вот диво - которую примеряет, та и по ней. Мать-то иные и не знала к чему, а эта все знает.
Танюшка: (детский голос). Мамонька, сколь хорошо тятино-то подаренье! Тепло от него, будто на пригревенке сидишь, да еще кто тебя мягким гладит.
Рассказчик: Потом, когда подросла Танюшка, она и сама стала шкатулку доставать. Раз к ней и забрался хитник. Человек незнамый, а по делу ведать - кто-то навел его, весь порядок обсказал.
Оглянулась Танюшка - на пороге мужик незнакомый, с топором. Испугалась она, сидит, как замерла, а мужик сойкнул, топор выронил и обоими руками глаза захватил, как обожгло их. Стонет-кричит:
- Ой, батюшки, ослеп я! Ой, ослеп! - а сам глаза трет.
А тут Настасья с сыновьями приехала. Видит - все в сохранности, вязаться не стала. Ушел тот человек.
А Настасья взяла да потихоньку от Танюшки да других робят и закрыла ту шкатулку в голбец.
Уехали все семейные. Танюшка хватилась шкатулки, а ее быть бывало. Горько это показалось Танюшке. Огляделась, а из-под полу свет. Заглянула в голбец, покопалась, видит - шкатулка.
Хоть и круто им приходилось, а укрепились. Так еще сколко-то годов перемотались, дальше на поправу пошло. Старшие робята стали зарабатывать маленько, да и Танюшка не сложа руки, сидела. Она, слышь-ко, научилась шелками да бисером шить. И так научилась, что самолучшие барские мастерицы руками хлопали - откуда узоры берет, где шелка достает?
А то же случаем вышло. Приходит к ним женщина. Небольшого росту, чернявая, в Настасьиных уже годах, а востроглазая и, по всему видать, шмыгало такое, что только держись. На спине котомочка холщовая, в руке черемуховый бадожок, вроде как страница.
Хозяйка: Нельзя ли, хозяюшка, у тебя денек другой отдохнуть? Ноженьки не несут, а идти не близко.
Рассказчик: Настасья ее пустила. А страница бодожок свой поставила, котомку на припечье положила и обутки сняла. Котомочку расстегнула и пальцем манит к себе Танюшку.
Хозяйка: Иди-ко, дитятко, погляди на мое рукоделье. Коли поглянется, и тебя выучу... Видать, цепкий глазок на это будет!
Рассказчик: Вот эта женщина и занялась Танюшку учить. Скорехонько Танюшка все переняла, будто раньше которое знала. Да вот еще что. Танюшка не то что к чужим, к своим неласковая была, а к этой женщине так и льнет, так и льнет. А та тоже, все Танюшку дитятком да доченькой зовет, а крещеное имя ни разочку не помянула. Танюшка до того, слышь-ко, вверилась этой женщине, что сказала ей про шкатулку-то.
Танюшка: Есть у нас дорогая тятина памятка - шкатулка малахитова... Вот где каменья! Век бы на них глядела.
Хозяйка: Мне покажешь, доченька?
Танюшка: Покажу, когда дома никого из семейных не будет.
Рассказчик: Как вывернулся такой часок, Танюшка и позвала ту женщину в голбец. Достала Танюшка шкатулку, показывает.
Хозяйка: Надень-ка на себя - виднее будет. Ладно, доченько, ладно! Капельку только поправить надо.
Рассказчик: Танюшка встала, а женщина и давай ее потихоньку гладить по волосам, по спине. Всю огладила, а сама наставляет.
Хозяйка: Заставлю тебя повернуться, так ты, смотри, на меня не оглядывайся. Вперед гляди, примечай, что будет, а ничего не говори. Ну, поворачивайся.
Рассказчик: Повернулась Танюшка - перед ней помещение, какого она отродясь не видала. Не то церква, не то что. Прямо перед Танюшкой, как вот в зеркале, стоит красавица, про каких только в сказках сказывают. Народу в том помещенье полно. По-господски одеты, и все в золоте да заслугах. Видать, самое вышнее начальство. И бабы ихние тут же. Только где им до такой красавицы.
В ряд с ней какой-то белобрысенький. Глаза в раскос, уши пенечками, как есть заяц. Сразу видать - заводчик это. Лопочет тот заяц красавице-то, а она хоть бы бровью повела, будто его вовсе нет.
Танюшка глядит на эту барыню, дивится на нее.
Танюшка: Ведь каменья-то на ней тятины.
Рассказчик: Только сойкала Танюшка, и ничего не стало.
Хозяйка: Не доглядела, доченька? Не тужи, по времени доглядишь.
Танюшка: Где же это такое помещение?
Хозяйка: А это царский дворец. Та самая палата, коя здешним малахитом изукрашена. Твой покойный отец ее добывал-то.
Танюшка: А это кто в тятиных уборах, и какой это с ней заяц?
Хозяйка: Ну, этого не скажу, сама скоро узнаешь.
Рассказчик: В тот же день, как пришла Настасья домой, эта женщина собираться в дорогу стала. Поклонилась низенько хозяйке, подала Танюшке узелок с шелками и бисером, потом достала пуговку махонькую. То ли она из стекла, то ли из дурмашка на простую грань отделана.
Хозяйка: Прими-ко, доченька, от меня памятку. Как что забудешь по работе либо трудный случай подойдет, погляди на эту пуговку. Тут тебе и ответ будет.
Рассказчик: Сказала так-то и ушла. Только ее и видели.
С той поры Танюшка и стала мастерицей, а уж в годы входить стала, вовсе невестой глядит. Заводские парни о Настасьины окошки глаза обмозолили.
В барском доме тоже проведали про Танюшку из-за мастерства-то ее.
Ну, жить все-таки ладно стали. Танюшкино рукоделье на моду пошло. Не тот, что в заводе аль в нашем городе, по другим местам про него узнали, заказы посылают. И деньги платят немалые. Доброму мужику впору столько-то заробить. Только тут беда их и пристигла - пожар случился. А ночью дело было. Все сгорело. С тем только и остались, в чем выскочили. Шкатулку, однако, Настасья выхватила, успела-таки. На другой день и говорит:
- Видно, край пришел - придется продать шкатулку.
Танюшка украдкой на пуговку поглядела, а там та красавица маячит - пущай продает. Горько стало Танюшке, а что поделаешь? Все равно уйдет отцова памятка той красавице.
Придумали так - продать-то, а купцы уж тут как тут. А тут приехал в Полевую заводской надзиратель. За две тысячи и сладили. Купил шкатулку-то. Уходить уж собрался. Глядь Танюшка идет.