Дождь с самого утра. Я сижу в будке и не могу жаловаться на жизнь. Меня накормили. Положили даже чересчур много, и вот теперь я лежу и смотрю, как капли дождя размывают еду в миске. Тяжелая резкая капля попадает в фарш, и его кусочки разлетаются, облипая края миски. Сначала было интересно наблюдать за этим. Но потом надоело. Скучно. Мне тепло. Шерсть греет. Но иногда я думаю, может быть, лучше было бы бегать с другими собаками под этим дождем, чувствуя свободу, чувствуя себя одной из них, из их стаи? Но есть она. Цепь. И есть долг: охранять то, что мне поручено. Это цель и задача моей жизни, и значит я ее выполню.
Я не помню, что было до того, как я оказалась здесь. Кажется, меня сбила машина... По крайней мере, так говорит Бродячая. Она проходит иногда мимо, тощая, но гордая. Она презрительно смотрит на мою цепь и скалит в ухмылке свои белоснежные клыки. Она свободна. И голодна... Поэтому я делюсь с ней пищей. Она гордая, но не может понять, что без этих подачек не проживет и дня. Мы, в какой-то мере, зависим друг от друга. Я даю ей еду, а она дает мне дверь в мир, рассказывая новости.
Она и рассказала, что было с моей предшественницей. Она проспала кражу! Как такое могло произойти?! Я на такое не способна. Мой сон тревожен и чуток. С нее сняли шкуру и разрубили топором. Чтоб не мешала. Шерсть встает дыбом от таких воспоминаний. Но я не подведу. Меня не ждет такая жуткая смерть.
Бродячая ненавидит людей. Она не подпускает никого близко к себе. Я-то знаю, почему. Ее бросили. Выгнали в холод из теплого дома. Ребенок в семье захотел кошку, и собака ему помешала. Бродячей не забыть, хоть она и была тогда совсем щенком. Она ненавидит детей, перегрызает им игрушки, и, гордая, терпя удары камнями, уходит прочь. Всегда одна.
Мой хозяин меня, наверное, любит. У меня хорошая конура, ее крыша не протекает, на полу лежит теплая подстилка. Он сытно кормит, раз я даже делюсь с Бродячей. Он приходит два раза в день, проверяет замок, кладет еды и уходит, не говоря ни слова. Да и зачем слова? Один взгляд: охраняешь? Охраняю. Нам большего и не нужно.
Но однажды появились они. Эти руки... Сначала это было просто темное пятно в полосе дождя. Но оно постепенно приближалось. Я лежала, положив голову на лапы, и не хотела ни о чем думать. Надеялась только, что он пройдет мимо, и мне не придется лаять. Но он не прошел. Я поднялась на все четыре лапы и глухо зарычала.
Девочка моя, ну что ты рычишь?
Я оглянулась, но никого не было, кроме нас. Он обращался ко мне. От удивления я даже замолчала. Проследила за его взглядом. Он смотрел на меня, а не на замок. Странный человек. Он продолжал говорить мне какие-то странные ласковые слова, а потом ушел.
Я громко залаяла. Спустя минут пять появился хозяин. Он осмотрелся и, никого не увидев, сердито посмотрел на меня. Не слова не сказав, ушел.
На следующий день опять шел дождь. Он пришел снова. Что-то принес. Дождь как неприступная стена разделяла нас. И тут из-за этой стены ко мне протянулась рука. Большая красивая ладонь. А на ней печенье. Овсяное с шоколадной крошкой. Я с изумлением посмотрела на человека. Это мне? Не взяла. Он улыбнулся, оставил печенье и ушел. Съела, было очень вкусно.
Так повторялось три дня, а на четвертый я, наконец, осмелилась взять печенье из его рук. Все эти дни я следила за ним, за его взглядом. Ни разу он не посмотрел на дверь склада. Он смотрел на меня, говорил добрые слова, которые я раньше никогда не слышала, не знала, что такое слышать их.
Прошла неделя. Ясно светило солнце. Бродячая уже давно не появлялась. Зато он приходил каждый день. Спустя неделю, я узнала, что такое прикосновение теплых рук к шерсти. Его рук к моей шерсти. Он гладил меня по голове, чесал за ухом, а лежала на залитой солнцем земле и не могла думать от наслаждения. Осталась только одна мысль: вот она Любовь! Меня любят!
На следующий день, сразу после его ухода, пришла Бродячая. Мы поссорились. Я даже укусила ее за бок. Она облаяла меня наивной, говорила плохо о нем. Я не могла этого перенести, я сказала, что она завидует, что ей незнакома любовь. После чего она гордо ушла и больше не возвращалась.
Дни превратились в ожидание. Ожидание его появления. Я сидела в будке и ждала звуков его шагов. Как только видела его вдали, выбегала из будки и таяла от его любящего доброго взгляда, от прикосновения рук, от ласковых слов. Казалось, что хвост вот-вот отвалится от усиленного виляния, но я не могла сдерживать свои эмоции, свою радость. Мне не нужен был никто, кроме него. Однажды хозяин захотел погладить меня, но я глухо зарычала на него, он нахмурился и ушел. Он не понял, что мне не нужны его ласки. Теперь. Ничьи, кроме обладателя тех теплых рук.
Я проснулась посреди ночи, почувствовав неладное. Двор был полон людей в черном. Я только собралась залиться лаем, как ком не подошел Он. Я рванулась на цепи, но его руки коснулись моей шерсти, и я успокоилась, осела и пассивно уставилась на дверь. Они, люди в темном, сорвали замок и уже начали выносить коробки. Он продолжал меня гладить, он не замечал, что я уже просто терплю его ласки... Предательство? Да. Он приручил меня, чтобы теперь подставить. Я могу прекратить все это, прервать ограбление, исполнить свой долг. Но он... Я готова на все, лишь бы ощутить на своей шерсти прикосновение его рук. И пусть я слышу его ласковые слова в последний раз, я знаю, что он больше не придет, я знаю, что меня ждет бойня. Но я готова даже на смерть, только чтобы ощущать это еще считанные минуты. Не бойся, я ощущаю твой страх. Он осязаем, я даже могу лизнуть его языком. Не бойся, я не залаю. Я буду только тихо скулить от боли твоих ласковых прикосновений, и по собачьей шерсти будут катиться капли соленого дождика...