- И зачем ему понадобилось пускать себе пулю в лоб? - тоскливо спросил Бернар, глядя на мерцающие у изголовья гроба свечи. - Да ещё из моего фамильного оружия?
- Дeдyшкино старое ружьё - это фамильное оружие? - с вялым ехидством осведомился Марк, так же уставший от хлопотного дня, как и его кузен. Несмотря на отдалённость родства, они были похожи - оба плотные, крепкие, чуть сутулые, с неровно постриженными вихрами светлых волос и цепкими серыми глазами.
Бернар оторвался от созерцания ярких огоньков, взглянул на младшего родственника с укоризной.
- Хорошо, семейная реликвия. Не придирайся к словам. Без твоего занудства забот хватает. Столько внезапных расходов...
- Не разоришься, - хмыкнул Марк. - У тебя один из лучших виноградников в семье. Можешь себе позволить.
- Легко распоряжаться чужими деньгами, - сварливо возразил Бернар. - В большой виноградник и вкладывать надо больше. Что бы ни болтали соседи, у меня нет зарытой под полом кубышки. Всё делаю в счёт будущего урожая. Теперь ещё и похороны. Опять плати.
- На похороны можно было не тратиться.
- Считаешь, надо было закопать его, как дохлого пса?
- Отдал бы приходу.
Бернар посмотрел на Марка, как на идиота:
- Самоубийцу?!
Тот смущённо хмыкнул, развёл руками:
- Извини. Я забыл.
- Как можно забыть, что человек продырявил себе череп? Нет, придётся раскошелиться. Мертвец всё же из моего дома, хоть и не родня. Зачем только я нанял этого мозгляка! Ведь он мне сразу не понравился.
Правильный ответ был бы "потому что не нашлось другого придурка, согласного работать за гроши", но Марк предпочёл промолчать.
Разговор заглох. Mерно отстукивал время маятник громоздкиx напольныx часoв. Пламя свечей бросало отсветы на обивку гроба, бледное лицо покойника, его сложенные на груди руки. Смутно белело в полумраке занавешенное тканью зеркало. Длинные бесформенные тени распластывались по стенам, скапливались в углах сгустками темноты. В спёртом воздухе пахло растопленным воском.
Над головой внезапно послышался скрип половиц, звук неровных шагов. Кузены непроизвольно подняли глаза к потолку.
- Старая ведьма не спит, - сквозь зубы прокомментировал Бернар. - Если бы ты знал, как она мне надоела. И днём и ночью бродит по дому, бормочет что-то себе под нос. Постоянно натыкаюсь на неё то тут, то там. Угораздило же дедушку жениться второй раз, да ещё на женщине на двадцать пять лет моложе себя!
- В его годы было бы глупо жениться на ровеснице, - с улыбкой возразил Марк. - Какое удовольствие?
- Вот-вот, - угрюмо кивнул Бернар. - Ему удовольствие, а мне теперь расхлёбывай. Думаешь, легко уживаться с ней под одной крышей? Когда уж наконец помрёт. Мне из-за неё три невесты подряд отказали!
Марк зевнул. Жалобы родственника давно надоели всей семье. По завещанию дед почти не оставил второй жене свободных денег - только маленький ежемесячный доход и право пожизненного владения половиной дома. После её смерти эта половина должна была опять перейти в распоряжение прямых потомков. Завещать свою часть кому-то другому вдова не имела права, продать или сдать внаём - только с согласия основных наследников. Покойный отец Бернара и согласия не давал, и сам выкупить у мачехи её долю не пожелал - зачем тратить такую кучу денег, если в конце концов всё и так достанется семье? А после его смерти Бернар тем более не видел смысла в сделке - столько времени терпели, можно потерпеть и ещё немного...
Наверху глухо хлопнула дверь. Шаги сразу зазвучали гораздо громче, заскрипели ступени - старуха медленно спускалась по лестнице.
Троюродные братья переглянулись. Старший вздохнул:
- И так каждую ночь. В моей спальне, слава богу, не слышно, а вот Морис, - он кивнул в сторону гроба, - всё время жаловался, что не высыпается из-за её ночных прогулок.
Шаги между тем слышались уже совсем близко, в прихожей заметался свет лампы. Яркий огонь слепил глаза, мешал разглядеть вошедшую. Угадывался только чёрный силуэт. Казалось, от темноты за порогом отделился комок мрака, принял очертания человеческой фигуры, застыл в дверях.
- Как поживаете, мадам Бежар? - любезно осведомился Марк, старательно изображая приветливую улыбку. - Как здоровье?
Мадам Бежар, словно не слыша обращённых к ней слов, даже не взглянула в сторону кузенов. С усилием подняла повыше лампу. Теперь можно было разглядеть и морщинистое худое лицо, и чёрную кружевную наколку на седых волосах, и серую шаль на плечах... Отражения огней блестели на стёклах очков.
- Где моя сова? - негромко, без выражения спросила старуха, направляя свет лампы на старый комод.
- Сова? - растерянно переспросил Бернар.
- Да. Моя сова, - свет переместился на мертвеца. - Этот мерзавец. Уверена, его рук дело.
Не дождаясь ответа, вдова направилась к угловой двери в противоположной стороне столовой - бывшей спальне Мориса. Мужчины поспешно посторонились. Отрешённость мадам Бежар казалась почти нечеловеческой. Марку подумалось, что даже покойник в гробу располагает к общению больше, чем она.
Едва старуха скрылась за дверью, младший кузен прошептал:
- Что ей понадобилось у Мориса?
Бернар пожал плечами. Старуха опять появилась в столовой, прошла к комоду, поставила на него чучело серой совы. Неведомый таксидермист постарался на славу - птица выглядела совсем как живая. Сумеречная игра теней в выпуклых стеклянных глазах создавала иллюзию подвижного, внимательного взгляда.
- Мерзавец, - повторила старуха, приглаживая встопорщенные перья чучела. В голосе её неожиданно появились сентиментально-приторные нотки, от которых Марку стало совсем не по себе. - Взял без спроса мою совушку. Стрелял в мою крошку, в мою сладкую птичку. Приблудный прохвост. Хорошо, что в моё сокровище нельзя попасть, правда, золотко?
- Что вы такое говорите, Люсиль?! - не выдержал Бернар. - Морис стрелял в себя, а не в вашу птицу!
Она помолчала некоторое время, всё ещё поглаживая сову, потом сказала совершенно другим, ровным и бесцветным голосом:
- Вот и всё в порядке. Все вещи на своих местах. Пойду спать.
В дверях остановилась, обернулась. Мерцающие линзы очков уставились прямо на Марка:
- А здоровье у меня - грех жаловаться. Всех вас переживу.
И неторопливо вышла из комнаты.
Мужчины молча смотрели ей вслед.
- Окончательно спятила, - неожиданно зло сказал Бернар. - Да и всегда была с приветом. Одно чучело чего стоит! Ненавижу эту чёртову птицу. Дед погиб из-за неё.
Марк взглянул непонимающе:
- Дед погиб от несчастного случая.
- Да, но по вине этой твари. Мне тогда было уже десять лет, я всё помню. Люсиль приволокла её откуда-то полудохлую - крыло переломано, бок разорван. Выходила травами и мазями. И привязалась к птице, как ненормальная. Сказала матери: "Должна же я кого-то любить". Всегда была нелюдимой, а тут ей и вовсе никто не нужен стал. Дед страшно злился - любой муж обозлится, когда жена начинает запирать от него двери спальни. Думаю, тогда он и переписал завещание.
Бернар замолчал.
- А дальше? - нетерпеливо спросил Марк.
- Дед в то утро вышел во двор, ружье висело у него на плече - собирался поохотиться. Тут из окна выпорхнула сова - видать, Люсиль за ней не уследила. Полетела прямо в сторону деда. Уселась в двух шагах, на краю бочки, что стоит у стены под водосточной трубой. Сидит, таращится... Дед выстрелил чуть не в упор. Сова, ясное дело, замертво плюхнулась в бочку, да только и сам стрелок рухнул, где стоял. Пуля от стены срикошетила.
- Срикошетила?! - Марк смотрел то на чучело, то на дырy во лбу покойника. - Невероятно!
- Если бы мне это рассказали, тоже не поверил бы. Но я видел всё своими глазами. И отец видел, и подёнщик. Рикошет. А птицу Люсиль потом сама препарировала, сама набивала. Как живую сделала. И носится с ней, как с живой...
Снова повисла пауза.
- А что, - нерешительно выговорил Марк, - если смерть Мориса вовсе не самоубийство?
Бернар смотрел непонимающе.
- То есть как?
- Что если это ещё один рикошет? Ты же сам говоришь, он всё время жаловался на старуху. Решил подшутить над ней или досадить, и вот...
- Ерунда.
- Сова была у него в комнате.
Бернар нахмурился.
- Я не верю в подобные бредни.
- Что же тут бредового? Это факты. Два человека стреляют из одного и того же ружья в одну и ту же сову, и оба раза пуля возвращается к стрелку.
- Морис и не думал стрелять в сову!
- Тогда зачем ему перед смертью понадобилось уносить к себе чучело?
Бернар некоторое время смотрел на кузена, потом раздражённо мотнул головой.
- Глупости!
Но Марк не сдавался:
- Давай попробуем!
- Попробуем что?
- Выстрелить в сову. Только так, чтобы в нас никак не могло срикошетить.
Он изложил свой план. Старший ухмыльнулся:
- Ох, и хитрец! Ладно, уговорил. Я не верю в твои выдумки, но мне эта пакость самому осточертела. С удовольствием разнесу её в клочья.
Вскоре ружьё было установлено поперёк гроба, ствол тщательно нацелен точно на чучело. Палец покойника, обвязанный прочным вощёным шнуром, лежал почти на самом курке. Кузены вышли в тёмную прихожую. Заняли наблюдательный пост так, чтобы часть столовой, где стоял комод, хорошо просматривалась. Бернар осторожно потянул за шнур:
- Раз... Два... Три!
Раздался грохот выстрела, и одновременно - дикий, раздирающий уши крик. Потрясённый Марк увидел, как сова расправила крылья, взмыла в воздух, заложила над гробом крутой вираж, лапами подцепила ружьё и ринулась на Бернара. Казалось, она на лету раздувается, становится всё больше. Круглые глаза горели дьявольским пламенем.
Бернар попятился к лестнице, стараясь закрыться рукой от летящего на него монстра. Не помогло - сова подлетела к внуку своего убийцы почти вплотную, издала ещё один жуткий вопль и выплюнула ему в лицо ружейную пулю. Бернар пошатнулся, сделал по инерции пару неловких шагов, окончательно утратил равновесие и повалился навзничь. Сова покружила над поверженным противником, сбросила оружие прямо на его тело, и, торжествующе ухнув, вернулась в столовую. Марк, стряхнув оцепенение, бросился к кузену, поднял ружьё, перевернул труп на спину. Тряс убитого за плечи, звал по имени, не в силах осознать необратимость происшедшего.
Резко распахнулась входная дверь - видимо, Бернар не успел запереть её на ночь. Нанятые на сезон сбора винограда работники, ночевавшие в сарае, заполнили прихожую.
- Что происходит? - один из сборщиков шагнул вперёд, другие толпились за его спиной. - Что за порядки тут у вас - каждый день стрельба?!
- Вяжите его! - раздался сверху голос Люсиль. В нём было столько злорадной ненависти, что Марка начал бить озноб. Он взглянул наверх. Старуха, успевшая спуститься почти до середины лестницы, тыча в него пальцем, выплёвывала невероятные, страшные, разящие, как пули, слова:
- На помощь! Этот человек - преступник! Он только что застрелил моего внука! Я всё слышала, всё видела, могу дать показания в суде!
От её яростной жестикуляции серая шаль взлетала и опадала, словно совиные крылья. В круглых стёклах очков полыхал тот же дьявольский огонь, что горел недавно в глазах ожившего чучела.
Марк беспомощно обвёл глазами прихожую - труп на полу, угрюмые лица подёнщиков, беснующаяся фурия на ступеньках... Взгляд его упал на всё ещё зажатое в руке ружьё...