Посвящается моему деду, Сергею Николаевичу Княженко.

1. ...Опять грохочет проклятый тормозной диск. "Ничем не можем помочь, неудачная система вентиляции. Данный недостаток свойственен всей серии..." Как будто мне от этого менее отвратительна перспектива аварии. Тьфу-тьфу, экая пакость в голову лезет. Наверное, от нетерпения. Речку Лихую уже проехал, до заветного местечка еще километров 15. Я его сразу отметил, еще несколько лет назад, в первую свою поездку за образцами в Краснодарский НИИ Естественных Технологий. На первый взгляд ничего примечательного, дорога как дорога, как на всем протяжении ростовского участка федеральной трассы М4, но вот этот одиноко стоящий дом, этот старик в окне... Взгляд из-под седых бровей не магнетический, не гипнотизирующий, никакого навязывания чужой воли, но, единожды встретив такой, уже не забудешь. Казалось бы, что мне тот взгляд ? Мало в столице смотрят, что ли ? Вот как раз в столице - мало. Там взгляды холодные, как бы и не взгляды вовсе, а бухгалтерия сплошная. Прогуляться по улицам, зайти в метро - все смотрят сквозь тебя, в калькуляции свои. Да мне что, ну-ну, вычисляйте.

А я уже подъезжаю к Дому.

Ну как объяснить Лизавете, секретарю и энергетическому источнику моей вялопроцветающей фирмы, отчего шефу кипит самому тащиться тыщу верст в такую духоту за трижды никому не нужным лаксом, а не послать Виталика - в конце концов, кто из нас числится в штате курьером? Рассказать, как расчувствовавшийся тридцатипятилетний мужик, проезжая мимо обшарпанного дома у дороги, сбрасывает скорость и, не слыша возмущенных клаксонов объезжающих, плетётся со скоростью детского велосипеда, в глубокой задумчивости ловя глазами Бог весть что в боковом стекле? Да я сам себе не могу объяснить, а уж Лизаветино резюме предсказуемо: "Это Вы, Аркадий Петрович, питаетесь неправильно, Вам бы Фреда Биггера почитать." А я так полагаю, что не читать всякую ахинею надо, а набраться решимости и...

2. -Куда?! Не видишь - машина? Что "еле тащится"? Мне потом матери про "еле тащится" рассказывать?
Уж эти мне оболтусы. Вечно с мысли собьют. А так быстро за сочинительством время пролетает, уже половину пути прошли. Уже до половины успел влезть в шкуру эфемерного директора эфемерной фирмы. Этот процесс заряжает меня хоть какой-то уверенностью перед отражением едва ли не ежедневных атак жены. "Толстовец хренов, все школьные друзья пол-мира объехали, а этот... Нравится учить - шел бы в университет, когда брат предлагал. Нет же, уперся на такой хутор, где и школы-то нет..." Это правда, школы нет. Ближайшая - в шести километрах. Так и приходится каждый день туда-сюда, пацаны мои на учебу, а я - обучать их и им подобных математике и еще дополнительно трем предметам, включая пение. Зимой еще допускаю послабление - на "уазике" катаемся, потому грязь невозможная, но летом ни-ни. Здоровье ногами зарабатывается, а не... Вот и топаем каждый день по жаре - до трассы три километра, да после столько же. Так что Михалычев дом как раз посередке оказывается. Вон он, как всегда некрашеный, как всегда ворона на ставне и, как всегда, Михалыч у окна. Каков упрямый старик, дети повыросли-поразъехались, почти не наведываются, разве что за медом, пасека хоть и в порядке, да ведь какая конкуренция вокруг - а он не уезжает. Чем жив - загадка, а вот же, когда ни глянешь - вечно стоит и смотрит на дорогу. Всегда. На моей памяти, лет тридцать. Мне первый раз еще в детстве Ванька, брат, показал. Уж на что мы непоседами были, а целый день пронаблюдали. Стоит, точно монумент, и глядит, как машины мимо пролетают. Иногда только усмехнется одними глазами из-под седых лохматых бровей, а то, также едва заметно, нахмурится. И все. И все эти годы я никак не могу понять, что же меня так притягивает. Что же он такого увидал, что можно рассматривать целыми днями? Да что днями - годами, десятилетиями. Может, именно с той точки смотреть надо?..

3. А может и не учитель он вовсе, тот мужик в кепке, какая летом-то учеба - каникулы. Может, просто по грибы мальчишек повел. А я вон как нафантазировал. Хотя, конечно, откуда им, грибам-то, такая жара, засохло все без дождей. Оттого и пожары часто. Вот после одного из таких пожаров и схоронил дед бабу-Веру. Дом-то почти не пострадал, а пасека дотла сгорела, уж не восстановил бы дед ничего сам, а отцу с тетками все недосуг приехать помочь, хотя, будь я тогда постарше, может и вразумил бы. Очень я деда-то любил... Да отчего же так: "любил", ведь здесь и теперь всё напоминает о нем, и кажется, что сам он стоит у окна и, как всегда, смотрит на дорогу. Отец мало рассказывал про деда, да пожалуй, только о дедовском пристрастии к наблюдению и рассказывал. Раз, говорит, какой-то крендель столичный остановил машину, зашел в дом и напрямую деда спрашивает, "чего это Вы, дескать, там все рассматриваете-то, объясните ради Бога, а то у меня уже голова дыбом от таких загадок". А дед что - улыбнулся как-то виновато, пожал плечами - и привет, все объяснения, инцидент исчерпан. А сам отец почему-то никогда не спрашивал. И так и не смог понять, за что столь безмерным людским уважением пользовался дед. И обращался-то не "папа", не "отец", а как все вокруг - Михалыч. Мне кажется, он стеснялся своего непонимания. Наверное, и на мое отношение к деду в какой-то мере повлиял этот отцов долг. Хранящий в собственной памяти лишь тепло его шершавых рук да сипловатое бормотание скороговоркой, "на конопушки Леньке горошины с клеёньки" - с чистого листа я должен был дойти до сути того, чего не высказал дед, чего не осознал отец, к чему и слов-то не найти. И думаю, что оно приходит ко мне, что вижу, как любые людские заботы и волнения рассыпаются в пыль, едва коснувшись дедова внимательного взгляда. И в живых-то уж нет, а проходящие или проезжающие мимо теплеют лицом, едва бросив взгляд на окно...

4. Вот так, может статься, они все и могли бы думать, эти люди. Да разве их поймешь? Всё торопятся, торопятся, а куда? Правда, частенько примечаю "десятку" с московским номером, что сбавит скорость и неспешно проезжает мимо, а то и совсем остановится напротив, вроде задумавшись. Да и этот, в кепке, частенько сядет на выгоревшую под солнцем траву с другой стороны дороги, закурит, и долгонько так сидит, от сует отрешившись. Иногда составит ему компанию сердитый верзила в форменной фуражке, что первый раз при пожаре приезжал. Так на пару молча и дымят, сознают, значит, что не все в словах нуждается. Потом Лёнька, внук Михалычев, тот тоже, бывает, уважит, постоит пару часиков у окна, и то сказать, закроет глаза и что-то своё вспоминает, совсем не смотрит, а я все деликатничаю, ни половицей, ни ставней не скрипну. И бывает редко, навезет приятелей-студентов, сидят почти до утра, демагогии разводят. Разве так увидишь что? Вот Михалыч, царствие ему небесное, тот знал толк, разбирался, получается, что ничего не значит время перед даром увидеть и понять. Как мир устроен, сколь много миров внутри себя несет, а в каждом еще внутри... Да глянь вон, что ли, на дорогу - в каждой проезжающей машине за рулем вселенная сидит. Вжик - все, проехала, следующая вселенная подъезжает. Любо-дорого смотреть. Пока суету не устраивают, пока одна в другой своего места не начинает определять, а потом во внешней, и дальше, да еще везде ведь поучавствовать непременно, от начала до конца, а где там начало, где конец?.. Все одно, больше игольного ушка ничего не смогут объять. Вот посуди сама, сидишь у пруда, а там рыбки, водоросли, лягушки всякие - все ясно видно, как что устроено, куда что движется - всю гармонию их водного мирка видно. Ну и что - залезешь в воду, так лучше все узнаешь, что ли? Ага, глупая ворона, молчишь, нечего сказать? Да уж, тебе всегда нечего. Тоска с тобой, скорей бы, что ли, Ленька приезжал... Без Михалыча совсем мне одиноко, старому обшарпанному дому с покосившейся крышей и закопченой побелкой. У всех своя жизнь, до меня никому дела нет. Хотя, с другой стороны, Ленька уже несколько раз заявлял дружкам, "поеду-де после диплома сюда жить, дом поправлю, кафешку открою, именем деда назову - пусть добрым словом поминают Михалыча".

Кто знает, может и вправду выйдет из парня толк...

КОНЕЦ

Послесловие для слабонервных