Пономарев Андрей Николаевич : другие произведения.

Кто придет с мечом...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Кто придет с мечом...

(Из дневника немецкого солдата)

(22 июня 1941 года. 1-й день войны.)

   В
   ысветленный оптикой в предрассветных сумерках противоположный берег подрагивает в окулярах бинокля, медленно проплывая нескончаемой полосой шевелящегося камыша. Снизу от реки, где уже возятся саперы, стаскивавшие резиновые лодки на воду, тянет прохладой в преддверии жаркого денька. Над нашими головами ноют полчища кровожадных комаров и, вторя им гулом моторов, тянутся на восток армады наших бомбардировщиков.
   Четвертый час утра... Я шуршу фольгой, ломая плитку бельгийского шоколада, и жую сладкую горечь, продолжая слушать хвастливую болтовню ефрейтора Вилли Шульца, вернувшегося на днях из отпуска.
   Не знаю как насчет красоты и доступности французских женщин, но вот коньяк, привезенный им оттуда, отменный. Остатки его - на дне моей фляжки. Я вновь делаю глоток живительной влаги и ощущаю, как кружится голова, до сих пор гудящая после вчерашней вечеринки.
   Мы здорово повеселились, отмечая получение приказа о начале компании в России. Наш ротный командир, капитан Хольц, зачитав приказ перед строем, поздравил нас с этим, знаменательным событием и пожелал успеха в победоносной войне с большевиками. В ее исходе мы не сомневаемся: ведь "блицкриг" - это молниеносная война!
   По войскам передали слова нашего обожаемого фюрера о том, что "русские вооруженные силы представляют собой глиняный колосс без головы. У них нет хороших полководцев, и они плохо оснащены". Ходят слухи, что у русских - только винтовки конца прошлого века, да и тех - на всех не хватает. Не говорю уже об их устаревших танках и фанерных самолетах. И наверно прав один мой знакомый унтер-офицер, убежденный, что русские разбегутся от первого же выстрела...
   Услышав призывный свисток фельдфебеля, я обрываю подвыпившего Вилли и, закидывая ремень автомата на шею, машу руками, призывая других солдат:
   - Willkommen! Wir laden sie zu besuch nach Moskau!.. ("Добро пожаловать! Приглашаем вас в гости в Москву!.." - нем.)
   Наш взвод сбегает к реке, и мы занимаем места в десантных лодках. Спустя минуту они дружно отваливают многочисленной стаей, оседая от тяжести пузатыми боками в водах Южного Буга. Держим курс к другому берегу. А над ним, на горизонте, светлеющее небо уже полыхает багровым заревом пожарищ. Слышится великий гул победоносной войны!..
  

(23 июня 1941 года. 2-й день войны.)

  
   ...Вчерашняя высадка прошла удачно - без единого выстрела, чего не скажешь о наших соседях справа. Их полк ввязался в бой с пограничной заставой. Уже вторые сутки, как они пытаются подавить сопротивление "зеленых фуражек". Оттуда до нас долетают звуки сильной ружейно-пулеметной перестрелки, не смолкающей ни на минуту на протяжении многих часов.
   Очевидно, русские успели заблаговременно подтянуть туда свои резервы и смогли организовать плотную оборону в районе заставы. Иначе быть не может.... Чтобы малочисленная застава смогла противостоять немецкому пехотному полку? Это из области фантастики.... Кстати, наш капитан слушал радиоволну танкистов из подошедшего полка СС. Они сообщали о полном окружении русских, обещая намотать их на гусеницы своих танков. "Мол, это дело техники и ближайшего времени...".
   На левом фланге тоже слышится пальба из стрелкового оружия и минометов, перемеживаемая громыханием наших артиллерийских батарей. Поступили сведения, что там захвачен железнодорожный мост через реку, по которому уже переправляются крупные силы передовых войск.
   События развиваются стремительно, и наш полк за первые сутки удалился от границы километров на двадцать, до сих пор не встретив подготовленных рубежей обороны русских войск и даже попытки малейшего отпора.
   Мы движемся в походном строю, не выставляя боевого охранения, и глотаем густую русскую пыль, поднятую нашими сапогами. Проселочная дорога, по которой мы идем, петляет меж полей со спелыми хлебами.
   Жарко... Я вешаю каску за ремешок на сгиб локтя и вытираю лоб платком, подаренным при расставании Мартой. Улыбаюсь, вспомнив, как в прошлом письме она интересовалась наделом земли, который мне достанется при распределении в протекторате оккупированных территорий. Ничего не скажешь: моя Марта здравомыслящая и рачительная женщина, - настоящая немецкая фрау. Надо будет ей написать, чтобы зря не волновалась: жизненного пространства хватит на всех, в ком течет арийская кровь.
   Будет у нас с Мартой в России свое поместье. И недалек тот день, когда здесь повсеместно начнут процветать хозяйства наших бюргеров, созданных руками славян-недочеловеков. Так обещал нам фюрер, и это подтверждают его верные соратники - Гиммлер и Борман: "Мы, немцы, единственные во всем мире хорошо относящиеся к животным, займем по отношению к людям-животным приличную позицию.... Живут ли другие народы в благоденствии или подыхают от голода, интересует нас лишь в той мере, в какой они нужны для нашей культуры... Славяне должны работать на нас. Они не должны пользоваться медицинской помощью. Образование им не нужно. Хорошо, если они будут уметь считать до ста. Тем более они будут полезны для нас..."
   Сладкие мечты в моей голове мгновенно улетучиваются от предостерегающих окриков лейтенанта Гюнтера - командира нашего взвода. Мы прижимаемся к обочине, уступая дорогу обгонявшей нас танковой колонне. Мимо нас, пуская клубы дыма, лязгают гусеницами тяжелые танки с белыми крестами на бортах. Чумазые ребята, торчащие из люков, скалят зубы, и что-то весело кричат, приветствуя нас. В ответ мы улюлюкаем и шутливо грозим им кулаками. Пропустив колонну, выстраиваемся на дороге и продолжаем движение в направлении строений, показавшихся на ближнем холме.
   В русскую деревню вступаем под вечер, выбрав ее для предстоящей ночевки. Два десятка бревенчатых домов приткнулись своими подворьями к дороге, по которой часом раньше без остановок прошла опередившая нас танковая часть.
   На въезде в деревню - покосившийся сарай со снесенным углом. Мы хохочем, показывая на него пальцем, оценивая по достоинству шалость кого-то из танкистов. Остальные дома хранят молчание, наглухо закрывшись ставнями окон и захлопнутыми дверями. А с подворий уже слышится разноголосый гомон домашней птицы и другой живности. Мои приятели заходят в ближайший двор и принимаются за привычную работу: ловят кур и режут поросят.
   Я же ради любопытства, наслышавшись о неведомой русской душе, поднимаюсь на крыльцо дома, чтобы познакомиться с его обитателями, и дергаю ручку входной двери. Закрыто.... Кажется, мне - освободителю, здесь не рады. Но для немецкого солдата преград не существует. Удар кованого сапога распахивает дверь настежь, и я захожу вовнутрь. Пахнет молоком и свежим хлебом.
   На лавке возле печи сидит молодая женщина, прижимает к себе двух малолетних детей и с непонятной мольбой смотрит на меня. Я оценивающе рассматриваю русскую бабу и одобрительно ухмыляюсь. "А ничего себе деваха - в теле...". Но сам я верен своей дорогой Марте, а на эту славянку у нас в роте другие охотнички найдутся.
   Со стены комнаты на меня смотрит лицо молодого мужчины в фуражке со звездой. Я срываю фотографию, бросаю на пол и, хрустя стеклом, давлю ее сапогом. Русские дети отрывают от материнского подола белобрысые головы и затравленными волчатами глядят на меня. А в глазах женщины я уже не замечаю предыдущей мольбы и страха, а вижу только одну жгучую ненависть.
   Я вскидываю автомат и направляю на них ствол. Женщина опускает глаза и ладонями придавливает к животу головы своих зверенышей. Я трясу в руках оружием, подражая звукам автоматной очереди: "Та-та-та!.." - после чего забираю с подоконника миску со свежими яйцами и выхожу во двор.
   На дороге возле дома - группа наших солдат, окруживших запыленного мотоциклиста в очках, по-видимому, связного. Интересуюсь предметом их разговора. Мне отвечают, что это солдат из соседнего полка, того самого, что стер с лица земли пограничную заставу. Я справляюсь о подробностях и не верю своим ушам.
   Оказывается, мы потеряли в двухдневном столкновении с пограничниками более роты солдат. А на месте заставы обнаружены только три десятка тел ее защитников, включая нескольких женщин с оружием в руках, наверное, жен командного состава. Любопытно!.. А куда же делись из сплошного окружения другие русские, принесшие нам такие потери? Странно это все... Странно...
  
  

(24 июня 1941 года. 3-й день войны.)

  
   ...Под утро просыпаемся от суматошной стрельбы и диких выкриков. В центре деревни полыхает дом, где спали десятка полтора немецких солдат. Слава богу, все остались живы: успели повыпрыгивать через разбитые окна, отделавшись испугом и небольшими ожогами. Наверняка дом поджег кто-то из местных: снаружи дверь была приперта деревянным колом.
   Мы быстро завтракаем и собираемся в дорогу. За это время взвод автоматчиков сгоняет в большой сарай всех жителей деревни - стариков и баб с детьми. Мы догадываемся об уготованной им участи, которая заслуженно ждет их. С ними сделают то, что они пытались этой ночью безуспешно сделать с нами. Пусть узнают "russischen schweine" ("русские свиньи" - нем.) - что такое "neue ordnung" ("новый порядок" - нем.). Мы уходим из опустелой деревни, оставляя за собой трещащий искрами сарай и подожженные факельщиками дома.
   Вилли выводит на губной гармонике что-то лирическое, вызывая у меня чувство тоски по моей драгоценной Марте. Как я ее давно не видел: наверно с тех пор, когда приезжал в Берлин получать свой крест за Польшу. Я начинаю про себя подпевать Шульцу, и настраиваюсь на мысли о том счастливом времени, когда закончится эта война.
   Но кто мог знать, что Вилли не успеет доиграть до конца свою любимую песенку, и что вскоре упадет его гармоника в придорожную пыль рядом с мертвым хозяином...
   Нестройный залп, раздавшийся неожиданно со стороны поля, повалил на землю нескольких наших товарищей: кого убитым, кого раненым. От неожиданности мы сначала заметались по дороге, но потом залегли и открыли шквальный огонь из всех видов оружия. В нескольких местах на поле принялась гореть пшеница, и дым сожженного хлеба устлал дорогу, смешавшись с пороховыми газами выстрелов. Через четверть часа скоротечный бой закончился.
   По приказу господина капитана мы прочесали прилегающую местность и нашли четверых убитых русских, а также раненого мальчишку. Один из убитых в цивильной одежде, на остальных красноармейская форма. Судя по знакам различия, все они были рядовыми, и только один - старше других по возрасту, имел в петлицах несколько красных треугольников.
   Мы собрали винтовки и выволокли окровавленного мальчишку на дорогу. Затем попытались допросить его, дали несколько пощечин и приложились пару раз прикладами. Но упрямый мальчишка молчал и только сплевывал кровь через разбитые губы. Тогда по приказу Хольца мы отвели его к обочине и там расстреляли. Мне кажется, что я выпустил в пленного весь магазин, пытаясь погасить яростный огонь, бушевавший в его глазах. Но, похоже, смерти он не боялся. "Mein Gott!" ("мой Бог!" - нем.), что это за фанатики...
  

(25 июня 1941 года. 4-й день войны.)

  
   ...С регулярной частью Красной Армии мы впервые столкнулись на подступах к небольшому городку. Мы развернулись и с ходу попытались прорвать, казалось, неплотную оборону русских войск. Нас подпустили поближе и ударили слитными залпами в упор. А потом русские поднялись из окопов и кинулись на нас, выставив перед собой длинные штыки и оглушительно крича оскаленными ртами. Мы не выдержали и отступили, спасаясь от страшных штыков и озверелых русских.
   Непонятно только, почему их солдаты при нашем появлении не разбежались, перебив своих комиссаров. Хольц говорит, это потому, что мы столкнулись с элитной частью сил Советов, состоящей из большевиков и "энкэведешников"...
   К исходу дня после многих безуспешных атак городок мы взяли при поддержке подоспевших танков и артиллерии. А потом до наступления темноты хоронили своих убитых и отправляли в госпитали раненых. Только одна наша рота потеряла в том бою более трети своего состава - отборных солдат фюрера, в свое время прошедших с маршем пол-Европы.
   А на перепаханных снарядами позициях противника - увидели тела красноармейцев: в основном молодых, еще призывного возраста. Передают что, умирая, многие из них кричали: "За Родину!".
   "Was bedeutet dieses wort? Wie heist das auf deutsch? Ich verstehe nicht..." ("Что означает это слово? Как это будет по-немецки? Я не понимаю..." - нем.).
   Сколько таких городков нам еще предстоит встретить на бесконечных просторах России?..
  

(15 июля 1941 года. 24-й день войны.)

  
   Мы уже не являемся авангардом наших войск, пропуская вперед моторизованные и танковые части, непрерывно обгоняющие нас на марше. Нам приходится следовать за ними, уступая дорогу колоннам встречных машин с ранеными. А на пригорках все чаще попадаются шеренги свежих могил под березовыми крестами с касками на них - такими же, какие на головах у солдат из нашей роты...
   Мы идем по местам только что прошедших боев и с горечью подмечаем признаки того, что можно было бы назвать поражением. Часом раньше мы миновали выжженное поле, на котором навсегда застыли, склонив к земле пушечные стволы и распахнув люки, четыре наших сгоревших танка.
   Среди изувеченной немецкой техники, еще коптившей небо жирным чадом, замер одинокий русский танк, подбитый в этом бою. Посеченная снарядами башня со звездой наглухо задраена. Похоже на то, что никто из экипажа даже не пытался выбраться наружу.
   "Один против четырех!". И я, видавший виды старый вояка, с невольным почтением смотрю на боевую машину, отдавая должное храбрости и мужеству русских танкистов.
   Кажется, относительно противника мы просчитались: "русские солдаты совершенно загадочны в своей силе и сверхчеловеческой самоотверженности..."
  

(18 августа 1941 года. 58-й день войны.)

  
   ...Сегодня мы похоронили капитана Хольца. Закопали его в спешке, не отдав ему всех полагающихся воинских почестей. Так же, как и многих других солдат. После их смерти в моей душе поселилось чувство страха и неуверенности. Лейтенант Гюнтер, принявший командование ротой после Хольца, тоже не может скрыть мрачного настроения.
   ...Откуда взялись эти проклятые русские штурмовики при полном превосходстве нашей авиации в воздухе? Ведь все советские самолеты уничтожены на аэродромах еще в первые часы после начала войны. Мы сами это слышали из слов Геббельса, на днях выступавшего с речью по берлинскому радио.
   Теперь же, по его милости, мы копаем могилы и с опаской взираем на небо, откуда в любую минуту на нас могут свалиться смертоносные машины со звездами на крыльях. Они способны с бреющего полета выкосить огнем пулеметов и пушек целые роты наших солдат. Если так будет продолжаться и дальше, то русской земли скоро не хватит для наших кладбищ.
   Становится очевидным, что в отличие от компаний на Западе, на Восточном фронте превосходство военной мощи третьего рейха не вызывает прекращения сопротивления русских войск, застигнутых нами врасплох...
  
   (23 сентября 1941 года. 94-й день войны.)
  
   ...Раненые, сплошным потоком идущие с фронта, в один голос заявляют нам, что "в боях погибла масса наших танков и самолетов. Становится ясно, что русская армия обладает очень большими резервами...".
   Я достаю из кармана кителя фотографию Марты и с грустью вглядываюсь в ее милые черты. Каково ей будет жить одной, когда, не дай бог, она получит извещение о моей смерти за любимого фюрера. Я сплевываю горькую слюну и закуриваю сигарету, пытаясь отделаться от навязчивых мыслей. А они сидят в голове острой занозой.
   Похоже, что мы ввязались в авантюру....
  

(18 ноября 1941 года.150-й день войны.)

  
   ...Я стараюсь понять, почему русские солдаты и офицеры продолжают сражаться даже тогда, когда, казалось бы, всякое сопротивление не имеет смысла. Почему вся страна от мала до велика поднялась на защиту своего Отечества. Неужели это тот самый пресловутый человеческий фактор, который оказался вне нашего осмысления.
   "Verstehen sie mich?.." ("Вы меня понимаете?.." - нем.)
  
  

? ? ?

   ...Поздним вечером в штабе стрелковой дивизии, отличившейся в недавних боях в ходе контрнаступления советских войск под Москвой, за дощатым столом сидит молодой лейтенант-переводчик, недавно пришедший на фронт со студенческой скамьи.
   В тусклом свете чадящей лампы, сделанной из гильзы снаряда, лейтенант разбирает документы, доставленные в штаб с передовой. Солдатские книжки, неотправленные письма, истрепанные блокноты.... Все это в прошлом принадлежало солдатам германской армии, обретшим бесславный конец на заснеженных русских полях.
   Лейтенант откладывает в сторону документы на имя лейтенанта Гюнтера и берет в руки пухлую тетрадь в черной коленкоровой обложке. Надо же... "Дневник ефрейтора Отто Залфингера. Начат - 22 июня 1941 года".
   Бывший студент, долго не размышляя - справедливости ради, химическим карандашом приписывает по-немецки строчкой ниже: "Окончен - декабрь 1941 года". А потом, с трудом разбирая в мерцающем свете неразборчивый почерк, долго читает дневник, пока не доходит до заключительной записи гитлеровского ефрейтора.
   "...До Москвы осталось очень немного. И все-таки мне кажется, что мы бесконечно далеки от нее. Мы уже свыше месяца топчемся на одном месте. Сколько же за это время легло наших солдат! А если собрать трупы всех убитых немцев в этой войне и положить их плечом к плечу, то эта бесконечная лента протянется, может быть, до самого Берлина. Мы шагаем по немецким трупам и оставляем в снежных сугробах раненых. О них никто не думает. Раненый - это балласт. Сегодня мы шагаем по трупам тех, кто пал впереди: завтра мы станем трупами, и нас также раздавят орудия и гусеницы..."
   Лейтенант в задумчивости кладет на стол дневник, раскрытый на финальной странице, и прежде чем закурить, тщательно оттирает руки о сукно брюк.
   В его памяти всплывают слова бывшего главнокомандующего рейхсвера графа Курта фон Гаммерштейна, сказанные им 22 июня 1941 года:
   "Из тех войск, которые двинулись на Россию, никто не вернется...".
   Сделав последнюю затяжку, лейтенант, вздохнув, снова берется за карандаш.
   Твердым почерком наискосок, на чистом листе дневника, русский парень, вспомнив слова Александра Невского, накладывает свою окончательную резолюцию:
   "Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!"
  
  
   младший комсостав
   Приводятся слова пленного лейтенанта Грюндера. (Прим. автора)
   Приводятся слова пленного ефрейтора Вилли Шадта. (Прим. автора)
   "Сообщения Советского Информбюро", т. 1, стр. 173-174
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"