Польшаков Аркадий Анатольевич : другие произведения.

Кошевой Атаман

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Историческая повесть о последнем атамане вольной Запорожской Сечи

  
  
  
  
  
   АРКАДИЙ ПОЛЬШАКОВ
  
   ИСТОРИЯ
   ЗАПОРОЖСКИХ
   КАЗАКОВ
  
  
  
   КОШЕВОЙ АТАМАН
   Историческая повесть о последнем атамане вольной Запорожской Сечи
  
  
  
  
  
  
   2012-14 годы
  
  
  
   КОШЕВОЙ АТАМАН
  
  Эта повесть распространяется автором на договорной основе с сохранением целостности и неизменности текста, включая и сохранение настоящего уведомления.
   Всякое коммерческое использование данного текста без согласия автора авторских прав
  НЕ ДОПУСКАЕТСЯ!
  Все права защищены.
  Физические лица, географические названия, страны и континенты, упомянутые в тексте как настоящие, так и выдуманные, образы в большинстве своем собирательные.
  Повесть об атамане Запорожской Сечи Петре Калнышевском и запорожских вольных казаках.
  Мнения персонажей не всегда совпадает с мнением автора.
  Интересного Вам чтения, друзья!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СОДЕРЖАНИЕ
  
  1 . Названия стран, городов, имена действующих лиц .............4
  2 . Предисловие ............................................................................ 5
  3 . Дорога на Сечь .........................................................................7
  4 . В школе Джуры .......................................................................25
  5 . Первый поход на "божий промысел" ................................... 38
  6 . Первая любовь .........................................................................46
  7 . Свадьба Петра и Марины ...................................................... 60
  8 . Атаманство ..............................................................................70
  9 . Встреча атамана с императрицей ......................................... 75
  10 . Хозяйственные реформы атамана ...................................... 84
  11 . Запорожцы в Русско-турецкой войне .................................91
  12 . Баталии на реке Буг ..............................................................97
  13. Голубые князья .....................................................................101
  14 . Морские походы запорожцев .............................................106
  15 . Крымская компания ............................................................124
  16 . Взятие Кафы .........................................................................136
  17. Накануне крутых событий ...................................................144
  18. Постельные дела Екатерины ...............................................149
  19. Кончина Запорожской вольницы ........................................152
  20 . Арест атамана ......................................................................166
  21 . Дорога на Соловки ..............................................................180
  22 . Фавориты императрицы................. .....................................192
  23 . Справка - описание Соловецкого монастыря ...................204
  24 . В Соловецком каземате .......................................................210
  25 . Первый десяток лет заключения ........................................213
  26. Второй десяток лет неволи ..................................................254
  27. Смерть Потемкина................................................................ 278
  28. Страшный сон атамана .........................................................289
  29 . Письмо турецкому султану .................................................295
  30. Письмо запорожцев императрице из Сибири.....................303
  31. Смерть императрицы Екатерины ........................................316
  32. Освобождение атамана.........................................................330
  32 . Встреча с провидцем Авелем .............................................334
  33 . Смерть атамана ....................................................................343
  34. Эпилог ................................................................................... 349
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Название стран, городов, имен действующих лиц
  
  ЗАПОРОЖСКАЯ СЕЧЬ - государство на окраине России, пристанище воинственных казаков - запорожцев;
  РОССИЯ - евразийская страна;
  СОЛОВЕЦКИЙ МОНАСТЫРЬ - место ссылки атамана Петра Калнышевского, он расположен на Соловецком острове в Белом море;
  УКРАИНА - европейская страна, в которой украли ее старое название - Киевская Русь;
  ЕКАТЕРИНА II - Российская императрица (в народе - ЕКАБЕЛИНА ВТОРАЯ)
  Князь ПОТЕМКИН (он же запорожский казак Грицко Нечеса) - один из приближенных Российской императрицы (в простонародье - хахаль императрицы);
  СИРКО - запорожский кошевой атаман Чертомлицкой Запорожской Сечи;
  МАГОМЕТ ( он же по казацки МУХАМ МЕД ) IV - султан турецкий;
  ПЕТР КАЛНЫШЕВСКИЙ - атаман Запорожского Коша;
  ПАВЕЛ ГОЛОВАТЫЙ - войсковой судья;
  ВЛАДИМИР СОКОЛЬСКИЙ - архимандрит Сечи;
  СИДЛОВСЬКИЙ ПЕЛЕХ, ЧЕРНЫЙ, КУЛИК, КОВПАК - полковники войска запорожского;
  ИВАН МАНДРО казачий полковник войска Запорожского , командир морского отряда Запорожской флотилии;
  НЕЕШКАША - запорожский казак;
  НЕЧИПАЙЗГЛУЗДУ - запорожский казак;
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  "Сияют звезды яркие у Млечного пути,
  Родился на Украине он, в подсолнечном раю,
  Родился видимо с гумором - совсем был не монах,
  На воле каждой клеткою - Краиною пропах.
  Он сделал много доброго на жизненном шляху -
  Неужели всё забудется и канет в небытие?..
  ***
  О, нет! Он звездною дорогою повернется до нас,
  Калниш братьев христианских в Сечи от смерти спас,
  Воскреснет с песней, рифмами, он будет долго жить,
  Потому что над Украиною - Млечный Путь бежит!"
  
  (Перевод из сборника "Чумацький шлях" Аркадия Польшакова)
  
   Одна из самых известных и вместе с тем недостаточно изученных личностей в славянской истории, является атаман вольной казачьей Запорожской Сечи - Петр Иванович Калнышевский.
  Калнышевский Петр Иванович - это последний атаман Коша в вольной Запорожской республике, храбрый и заслуженный в походах, достаточно образованный и состоятельный человек, на местном диалекте "знатный товарищ Сичевого братства".
  Атаман был довольно талантливым полководцем, государственным деятелем и политиком. На самом высоком выборном посту Запорожской республики, он оказался, будучи уже в солидном возрасте.
  Петр Калнышевский в течение 10 лет руководил в XVIII веке последним оплотом вольной государственности - Запорожской Сечью.
  Границы Запорожского Коша тогда охватывали территории нынешних Запорожской, Днепропетровской, Донецкой, Кировоградской, Луганской, Херсонской и Николаевской областей.
  В эти годы Запорожские Казаки уже непрерывно чувствовали русскую угрозу, надвигающуюся с севера, но руководящий класс старшин Сечи, в большинстве своем верил в справедливость императрицы, и может быть даже немного завидовал положению казачьей шляхты в Гетманщине, присоединенной к России в 1654 г.
  Старшины были готовы идти на переговоры и уступки, а потому посылали к Екатерине II посольства с протестами о притеснениях и просьбами, о привилегиях.
  В 1775 г. они допустили без должного сопротивления вторжение русских войск в земли своей демократической республики, несмотря на то, что казачьи массы в большинстве своём готовы были биться за сохранение своих вольностей и демократических обычаев.
  Тогда по приказу коварной немки императрицы Екатерины II сидевшей на русском престоле, войска под руководством сербского генерала Текеллия окружили Запорожскую Сечь, чтобы уничтожить её.
  Атаман Петр Калнышевский со старшинами Сечи, как известно не допустил кровавой бойни (сечи) между двумя братскими христианскими народами и сдал без боя Сечь.
  Если бы запорожские казака приняли тогда другое решение и атаковали русские войска, то неизвестно чем эта бойня закончилась для обеих сторон. Как известно из истории, превосходящие по численности войска турецкого султана Мухаммеда 1V, уже однажды пытались разрушить Запорожскую Сечь, однако, с позором бежали от туда, казаки разбили их наголову.
  Поэтому как говорится, не приведи Господь, если бы эта сеча состоялась (с любым кровавым результатом), то она навеки, по крайней мере, на долгие годы омрачила бы сложные отношения между двумя братскими славянскими народами.
  Примечания:
  Петр Калнышевский, как и другие известные атаманы, и гетманы Украины, регулярно посылал вклады в церковь Гроба Господнего в Иерусалиме. Многие золотые, серебряные и позолоченные изделия: чаши, ложки, звезды и другие ценности от Петра Калнышевского и по сей день хранятся в Святой Земле.
  Как известно героями или известными историческими личностями не рождаются, ими становятся, часто это становление бывает далеко не простым.
  Проследим насколько это возможно его путь - "Чумацкий шлях" Петра Калнышевского.
  Для передачи местного колорита и юмора (гумора) здесь так же, как и в некоторых других произведениях используется языковый "суржик" из двух славянских языков русского и украинского, например, отаман-атаман, козак-казак, шо-что и другие.
  Стихи, поэтические зарисовки приведенные в повести написаны автором.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ДОРОГА НА СЕЧЬ
  
  
  
   Фото. Панорама Сечи.
  
  "Он родился,
  Крестился,
  Трудился,
  Добывая
  Мякину с плода.
  Словно пчелка,
  По жизни,
  Крутился,
  Распыляясь:
  Туда и сюда.
  
  Эх, судьба, судьба, судьба!
  Ты не будь уж так крута,
  Нет, не надо серебра,
  Дай лампадочку, светла!
  
  Ангел жизни:
  Незримый
  Хранитель,
  Жизнь другую,
  Ему подари.
  В новой жизни,
  Надеюсь,
  Учитель,
  Будет больше,
  Тепла и добра...
  
  (Из сборника Аркадия Польшакова "Гражданская лирика")
  
   Давным-давно, как говорят гуморные запорожцы - в закудыкино кудыкино, в селе Пустовойтовке в семье запорожского казака (козака) родился мальчик.
   Такое благозвучное название село получило после разорения его османами, о нем говорили: - Пустое село, хоть вой с голодухи.
   Отец мальца Иван Калнышевский и мать Агафья, назвали его Петром. Семьи тогда были большими, не то, что сейчас раз-два и обчелся, так что он был не последний ребенок в семье, после него родилось еще два брата Панас и Семен. Забегая вперед скажем, что его братья, в частности Панас, служил в Смелянской казацкой сотне, другой брат, Семен, стал священником в Смелом.
   Получается, что в семье казака Ивана Калнышевского, как в хорошей сказке о трех киевских богатырях, родилось три сына.
   Интересно, что знаменитого богатыря Илья Муромца (в древней литературе имеется и другое его имя Илля Муровець), похороненного киевлянами в Киево-Печерской лавре, почему-то называют в литературе только русским богатырем. Его, скорее всего лучше назвать общеславянским богатырем, а еще более правильно киевским, поскольку он в то время жил и сражался за Киевскую Русь. При этом не зря столицу Киев славяне называли матерью городов русских. Лишь после Киевской Руси образовались Белая Русь и Московская Русь.
  Поэтому считать его только русским богатырем было бы ошибочно и исторически неправильно. Зачем искажать общую историю славян? Тем более в наш просвещенный 21-й век, когда многое прояснилось в истории славянских народов и становится на свои законные места!
   К этому следует добавить, что в русско-турецких войнах почти всегда говориться о победах русских войск над общим врагом - турками. При этом забывают упомянуть о 17 тысяч козаков служивших под командованием атамана Петра Калнышевского и других казацких старшин в этих самых русских войсках и ковавших одну общую победу над общими тогдашними врагами.
  Судите сами, как можно воевать, не зная противника?
   Ведь русские военачальники (среди них было много иностранцев, приглашенных немкой-императрицей) не знали местность на южной границе России, где разворачивались основные баталии. Поэтому вклад казаков в победу русского оружия над турками неоценим. Лишь лихие казаки как свои пять пальцев знали местность вплоть до Стамбула-Константинополя. Они без существенных потерь могли разведать силы противника, взять нужного языка, лихо прогуляться по тылам противника, расстроив их наступательные планы.
   В этой связи следует отдать должное запорожским казакам, поскольку ни одна крупная операция русских войск против их общего тогдашнего врага Турции не обходилась без участия запорожцев.
   Ниже мы опишем, для примера одну такую крупную операцию запорожских казаков в тылу противника, проведенную по просьбе той же самой императрицы Екатерины II.
   Однако вернемся к нашему герою Петру Калнышевскому.
   Не будем здесь говорить сейчас о достоинствах всех сыновей Ивана Калнышевского, каждый из них был себе на уме, поговорим о старшем брате - Петре.
   Он с мальства, как старший сын в семье помогал им всем выжить, копал, садил в саду и огороде, работал на дому, носил с криницы воду, пас овец и коров, косил сено на окружающих село лугах и пустырях.
   Мать, глядя на своего первенца, не нарадовалась, он рос такой же самостоятельный, рассудительный и работящий, весь в отца пошел.
  И склонившись над спящим сыном, вспоминая своего "коханого" запорожского казака Ивана, она не раз пела Петрику свою колыбельную песню, которая звучала, как и многие украинские песни, чуточку с грустинкой:
  
  "Склонилась казачка над спящим сынком,
  И пела ему, засыпай крепким сном,
  Ты вырастишь сильным, как батюшка твой,
  Таким же, как батька, рубакой лихой.
  Отец твой в походе в далёком краю,
  Отдал жизнь как воин в неравном бою,
  Он с верою в Бога, с молитвой в устах,
  Оставил в наследство нам память в крестах...
   Повторение:
  Он с верою в Бога, с молитвой в устах,
  Оставил в наследство нам память в сынах..."
  
   Что и говорить бабья вдовья доля была во все времена у всех народов на всех континентах не сладкой. И здесь, матери Петра, большой женской надеждой и верой на лучшее будущее были сыновья, старшим из которых был Петро Калнышевский.
   Он действительно был очень похож на отца, говоря словами украинского писателя Коцюбинского: "Петро був парубок моторный и хлопец хоть куды - козак!"
   У Петрика была собака, которая привязалась к нему и бегала за ним по пятам, как неприкаянная.
   Этого щенка Петрик подобрал год назад в ледоход на реке.
   Это было так:
   Однажды он с Павлом и Мариной гулял по берегу реки . Марина увидела, что плывет мимо на льдине маленький щенок .
  Он жалобно скулил бегал по льдине, а вокруг была холодная ледяная вода и рядом с ним плыли другие льдины. Щенок был уже мокрый и боялся воды.
   Марина взволнованно обратилась к ребятам:
  - Смотрите, щенка плывет на льдине!
   Павел безразлично изрек девушке:
  - Глупый щенок, может утонуть.
   Марина: - Жаль его, ребята, надо спасти щенка!
   Павел возмущенно: - Ты что! Самому можно утонуть! Нет, я не полезу за ним!
   Марина умоляюще обратилась к Петру: - Петр, неужели ничего нельзя сделать?
   Петр пожал плечами, сказал: - Я попробую!
  
   Просьба Марины и жалобное скуление щенка пронзили детскую душу Петрика, и он решил, во что бы то ни стало выручить щенка из беды.
   Найдя на берегу прочную палку Петрик прыгнул на мимо проплывающую льдину, затем, отталкиваясь и подгребая палкой, поплыл в направлении льдины со щенком. Там где было возможно, он перепрыгивал с льдины на льдину, приближаясь к скулящему щенку.
   Толпа народа на берегу, среди них мужчины, женщины, которые увидели парня, опасно прыгающего с одной льдины на другую в направления к щенку , кричали ему с берега:
   Мужик в кожухе взволнованно кричал: - Ты куда полез пацан, утонуть хочешь!
   Второй мужик грозно добавил: - Возвращайся сейчас же!
   Молодая женщина в цветастом платке взволнованно обращается к мужикам, выговаривали им:
   - Мужики, куда вы смотрите, верните парня!
   Мужик в кожухе, отвечал ей:
   - Как его вернуть назад, лодку надо!
   Женщина говорила им: - Да ищите лодку мужики, мальчишка может утонуть!
   Вторая женщина кричала Петьке с берега: - Мальчик, возвращайся обратно!
  
   Марина стала волноваться за него и стала кричать ему: - Петр, возвращайся!
   Мужик в кожухе видя, что Петр продолжает прыгать с льдины на льдину, стал кричать: - Пацан, будь осторожен!
   Петро, отвечая кричащим с берега, крикнул: - Не волнуйтесь, я сейчас!
  
   Он опять прыгнул на мимо проплывающую льдину и, отталкиваясь и подгребая палкой, добрался до льдины со щенком.
   Петрик стоял на льдине, тяжело дыша, у него было мокрое от напряжения лицо. Нагнувшись, он взял щенка на руки, тот радостно скулил и лизал его лицо. Но надо было им возвращаться. Петрик сунул щенка за пазуху и стал пробираться обратно к берегу. Обратный путь был для него тяжелее, чем первый.
   Одна из льдин, когда он перепрыгивал, раскололась под ним на две части.
   Марин, женщины и мужики видят, как раскалывается под Петром льдина, ужаснулись.
   Марина взволновано вскрикнула: - Ой, мамочки!
   Женщина в цветном платке, взволнованно обращаясь к мужикам, которые тянули лодку к реке, кричала: - Эй, мужики, скорее тяните лодку!
   Но Петро чудом удержался от падения в воду. Он успел перепрыгнуть на большую льдину.
  Далее у берега была одна вода. Он, стоя на льдине, стал интенсивно грести палкой к берегу. Сильное течение несло его льдину прямо на ледяной затор. Там льдины налетали друг на друга, со скрежетом ломаясь, уходили под воду.
   Марина, женщины, мужчины на берегу, видя, что быстрое течение несет льдину с Петром прямо на затор на реке, стали креститься и молиться.
   Марина, в страхе за Петра крестясь, говорила: - Господи, спаси, помоги Петру добраться до берега.
   Женщина в платке взволнованно кричала мужикам: - Мужики, что вы там возитесь, скорее, спускайте лодку на воду!
   Один мужик ей удрученно отвечал: - У лодки весел нету!
   Женщина сердито: - Палки на берегу возьмите и ими гребите!
   Мужик ей в ответ: - Нам не успеть!
  
   Между тем Петро отчаянно, во всю, изо всех сил стал грести к берегу. Сильное течение несло его льдину прямо на ледяную пробку, образовавшуюся у берега. Между ним и берегом, мешая добраться до него, плыли небольшие льдины. Видя такое дело Петро рискуя, прыгает на одну из них, а затем дальше на другую, но у берега одна из льдин раскалывается под ним. И он оказывается в ледяной воде.
   К нему на помощь по берегу бегут мужики.
   Петр бредет по воде к берегу.
   Первым к нему подбегает мужик в кожухе, который протягивая руку, сказал:
   - Пацан, давай руку!
   Петр ответил ему: - Да я тут сам уже вылезу ! Воды по колено!
   Таким образом, он вышел на берег, с него текла вода.
   Мужик, видя это, сказал ему: - Снимай сапоги! Вылей из них воду!
   Петр ответил: - Сейчас!
  
   Тут подбежала к нему запыхавшаяся от бега Марина.
   Петр вынул из-за пазухи щенка и, обращаясь к ней, сказал: - Марина возьми, подержи щенка! Мне с сапог надо вылить воду.
  Марина взяла на руки щенка и стала ласкать его.
  А он начал выливать из сапог воду, поочередно снимая сапоги.
  Их стала окружать толпа довольных, благополучной концовкой, людей.
   Мужик в кожухе, качая головой, говорил ему: - Ну, ты, парень, настоящий казак!
   Второй мужик добавил: - Да, смелый парень, не каждый решится на такое!
   Женщина в цветастом платке, заботливо сказала: - Мальчик, тебе надо срочно домой переодеться нужно, а то заболеешь.
   Услышав это, Марина затараторила: - Петро, скорее побежали до хаты! Надо переодеть тебя! Не дай Бог подхватишь простуду!
   Тут к ним присоединился подошедший Павел, и они вместе, со щенком на руках у Марины, быстро пошли домой к Петру.
   По дороге Павел, как бы оправдывая свою трусость, заметил Марине, что он тоже смог бы спасти щенка, если бы нога не болела.
   На, что Марина ничего не сказав, так на него посмотрела, как будто гривну (рубль) потеряла.
   Так Петро и Марина приобрели себе четвероногого друга в лице этого щенка, которого нарекли по цвету шерсти Рыжик.
  
   Надо сказать, что не зря на протяжении тысячелетий дружба человека с собакой была взаимной и полезной. Кроме таких хороших качеств, как охрана дома и защита хозяина, есть и другие, где собака кое-чему хорошему может научить и даже помочь в беде самому человеку. Это взаимное общение помогало спокон веков и помогает сейчас им выжить в непростой полной опасности жизни на земле.
   Собака, как друг человека может олицетворять и олицетворяет такие благородные качества, как преданность, сострадание, уверенность и спокойствие.
   Поэтому люди, а дети тем более убеждены, что собаки хорошие и добрые создания и могут отличать доброго человека от злого, нехорошего.
  
   Не удивительно, что после этого случая в половодье на реке, мальчик и щенок привязались друг к другу и ни минуты не могли жить один без другого.
   Через год щенок подрос и превратился в замечательную собаку, которая понимала своего спасителя и хозяина с полуслова и даже с полу взгляда.
   Это была уже довольно большая собака, рыжеватой масти с черными подпалинами на боках. Она ему здорово помогала, когда он пас овец и баранов.
   Здесь следует заметить, что дружба и отношения между мальчиком и его собакой складывается так, что и человек, и собака становятся похожими друг на друга в своих привычках и поведении. Это заметно даже во внешнем виде их и характерных привычках.
   О такой дружбе порой в народе говорят, что если бог разумом наделил кого-то, то и собака тоже такая же: - Где пастух умен, там и собака не дура! Когда Рыжий (Рудый), так назвали щенка, подрос, то, следуя известной поговорке "Пес у ворот - меньше хлопот!", он помогал ему во всем. Например, смотреть за меньшими шустрыми братьями, чтобы они не угодили куда-нибудь в яму или овраг, не уходили далеко от хаты, пес также сторожил дом и курятник, пас с ним скотину.
   Как известно любой собаке, свойственно поведение волка: семья для него - стая, где должен быть вожак, который главнее всех.
   Вожак был здесь Петрик, поэтому он устанавливал правила поведения в их своеобразной "стае". На такого "товарища" Петрик мог положиться в любой ситуации.
  Об отношении Петра к своей собаке красноречиво говорит такая пословица: "Добрый хозяин собаку в худую погоду на улицу не выгонит".
   Поэтому Петрик соорудил для своего пса из подручных средств настоящий песий домик, где ему было даже в зиму тепло и уютно.
   Пес помогал ему не только пасти стадо, они вдвоем охотились на разную живность: зайцев, сусликов, лис. Он отыскивал яйца в гнездах куропаток и даже умел отыскивать в лесу съедобные грибы: боровики, маслята, обабки. Петрик, чтобы подкормиться, а есть ему хотелось всегда, ловил рыбу, драл в норах раков и сомят.
   В степи, как говорили казаки запорожцы и хрущ мясо...
   Некоторые из вас, современников, не поверят, но в то далекое непростое время жуки, лягушки, кузнечики, улитки и ракушки, ужи и змеи все были в рационе запорожцев.
   Всю эту и другую живность переваривали их крепкие желудки. И если так случалось, что кушать было нечего, то сечевики, употребляли в пищу, даже копыта, рога и старые кости животных, которые находили в степи. Они их перемалывали, варили и съедали.
   Везде сечевики находили пропитание. Надо сказать, что запорожская неприхотливость к любой пище и стальной желудок помогли в последующем спустя десятки лет в престарелом возрасте Петру Калнышевскому выжить в суровых условиях заточения его по приказу немки-императрицы в казематы Соловецкого монастыря. Там тоже для заключенного в одиночную камеру Петра Калнышевского и каждый "хрущ" был мясом. Живность, пусть малосъедобная и порой неприятная в подвалах монастыре водилась и в достаточном количестве.
   Атаман Коша показал в этом заточении настоящий феномен физических и духовных возможностей человека.
   Заключенный в возрасте 86-ти лет в каменный мешок камеры-одиночки Соловецкого монастыря, без солнечного света и свежего воздуха он провел в ней 25 долгих лет, сохранив до самой своей кончины ясность ума и твердость духа, и умер в возрасте 112-ти лет!!!
   Петр Калнышевский задолго до длительных полетов человека в космос и к другим планетам Солнечной системы своим примером показал всему человечеству, что длительное заточение человека в ограниченном пространстве не помеха, человек живуч и способен на очень многое.
   * * *
   Но вернемся к мальчишке Петрику в его родное село.
  Здесь в Пустовойтовке, будучи еще мальчишкой Петрик для ловли в густом кушире (вид водорослей) сплел из ивовых прутьев корзину, так называемую "накрывачку".
   Вот с ней он и рыбачил на реке и в заливах реки - старице, добывая пропитание семье. Тихо, стараясь не шуметь, мальчик ходил по мелководью реки, и "накрывал" корзиной кусочек илистого дна или куширя, а потом шарил руками внутри корзины, и если там была рыба или раки ловил их и прятал в свой рыбацкий мешочек, привязанный веревкой к поясу.
   А однажды таким способом он поймам детеныша выдры. Петро выходил его и выучил ловить рыбу и приносить её на берег хозяину. Это было что-то из вон выходящее, ни у кого из пацанов его сверстников не было ручной дрессированной выдры.
   Все добытое он приносил домой, и мать, называя его маленьким кормильцем, готовила вкусную еду для ребят.
   Она была на этот счет, как и почти все украинки, настоящая мастерица. Могла, как говорится из "топорища", вкусные борщи варить. А какие мать из гарбуза (тыквы) каши варила, это было настоящее объеденье.
   В саду рядом с хатой у них росла смородина и вишни - сочные, сладкие, и когда мать готовила из них вареники, это было что-то неповторимое.
   Для ребят это был настоящий праздник. Они сидели полуголые в одних подштанниках вокруг стола, на котором стояла большая миска с аппетитными варениками, и лопали, лопали их, аж слюнки текли. Порой вареники с соком при еде лопались и брызгали на них струей сочного красноватого сока. Он стекал по их голому пузу и выглядели братья после этого, как настоящие удалые запорожцы после боя, только вместо крови по их телам тёк размазанный руками сладкий ягодный сок.
   Рос Петрик первым в зимовнике заводилой, командовавший не только своими младшими братьями, но сверстниками. Вместе они, играя, устраивали набеги на воображаемого противника, в качестве их выступали "басурмане" (меньшие по возрасту пацаны, так как старшие не хотели османами быть, каждый из старших сверстников говорил "Я не турок, я козак!").
   Устраивали они и ребячьи бои на самодельных саблях, соревновались в стрельбе из луков, совершали опустошительные набеги на чужие огороды и фруктовые сады. Петрика трудно было оторвать от уличных игр, беготни, лазаний, куда не следует лазить.
  
   Однажды утром Петрик с Павлом, готовясь к очередной баталии со сверстниками, устроил себе тренировку в стрельбе из лука. Он долго и старательно целился в гарбуз росший под тыном, и когда выстрелил, то стрела, зацепившись за веточку вишни, изменила направление полета и попала прямо под хвост соседскому петуху, мирно клевавшему что-то под забором.
   Петух больше от страха, чем от боли, загорланил: "Кука-реку-у-у!" и понесся к курятнику, где перепуганные куры подняли у соседки страшный переполох.
   На шум в курятнике выбежала тетка Мотря. Это была вредная женщина, она не имела детей и очень не любила местную детвору, которые, как ей казалось, очень досаждали ей.
   Мальчишки, чувствуя со стороны Моти неприязнь, часто дразнили её различными обидными дразнилками, типа:
  " Тетя Мотя, тетя Мотя,
  Подыми свои лохмотья..."
   Увидев петуха со стрелой в заду, Мотря стала горланить на всю округу: "Убили! Убили, чертенята!"
  Она, причитая, стала гоняться по двору за своим любимым петухом, из-под хвоста которого торчала длинная стрела с ярким пером на конце.
   Сосед Мотри Ющенко, подтрунивая над соседкой, кричал ей из-за забора: - Теперь у тебя не петух, а скоморох бесплатный!
   "Сам ты скоморох, - огрызалась тетка Мотря. - Думаешь, что если папаху на себя напялил, так и умнее стал...".
   Подыгрывая своему другу, бывший подхорунжий Чемерис трясясь от смеясь, басил на всю улицу: - Вот это петух, и шампур не надо, чтобы закуску приготовить.
   Тётка Мотря ему зло кричала: - Я тебе сама шампур вставлю куда надо, мало не покажется!
   - Ты, Мотря, гетманскую грамоту от писарчука Яйцявбочци (Яйца в бочке)на него получи, - советовал Наливайко. - С грамотой то он (петух) на базаре дороже будет стоить.
   Тетка Мотря и ему нашла, что ответить: - Я сама тебе грамоту выпишу и на лоб прилеплю!
   На шум толпы вышел посмотреть, что там случилось, дед Георгий Незамай, которому было поручено присматривать за ребятами. Это был тертый старик, которого лучше не трогать, он терпеть не мог на свете двух вещей - пьяниц и шумных, крикливых, как он говорил, базарных женщин, типа тетки Мотри.
   Он спросил соседку: - Что тут случилось?
   Увидав деда, тетка Мотря прекратила перебранку с толпой и накинулась на него: - Ах ты, черт плешивый, твои басурмане моего лучшего петуха испортили...
   Так она костерила и причитала минут пятнадцать без передыху на все село.
   - Хватит причитать, - сказал дед, - если хочешь, куплю твоего пустозвона. Хороший из него бульон выйдет.
   - Я с тебя сама бульон сварю! Да я на вас жаловаться к самому атаману пойду, а если он (не атаман, а петух), не приведи господь, издохнет, то жалобу на вас Кандыбе (генеральному судьи в Сечи) подам.
   - Пусть твой пустозвон не бегает по чужим дворам да курей чужих не портит, тогда в него никто стрелять не будет, - дед в сердцах плюнул и ушел к себе в хату, а тетка Мотря еще долго его костерила и грозила Петрику уши надрать.
  
   Когда страсти немного улеглись, и народ постепенно разошелся, Петрик с Павлом потихоньку выбрались из сарая, где они прятались все это время, и огородами, как говориться от греха подальше, направились на речку к ребятам.
   Ющенко встретивши хлопцев, сказал Петру: - Хорошо стреляешь, настоящий Калныш-стрелец из тебя получиться!
   А его напарник Чемерис добавил: - Весь в отца пошел!
   Петро услышав похвалу, скромно наклонил голову и сказал: - Та я не нарочно попал в петуха! Так получилось!..
   С чьей-то легкой руки с той поры Петрика стали называть не иначе как Калныш - стрелец. И на это полученное в детстве прозвище он не обижался.
   Может быть этот курьезный случай и был тем толчком, который привел его в Запорожскую Сечь, а упорства, трудолюбия, ума и настойчивости ему было не занимать.
   * * *
   Их село (зимник) часто посещали казаки из Сечи. Когда это случалось, то ребят за уши было, не оттащишь от казаков, их амуниции и резвых коней. Коней козаков они купали на речке, взахлеб слушали рассказы козаков о былых лихих походах в Крым, о богатой добыче и прочих геройствах.
   Поэтому не удивительно, что Калныш-стрелец "заболел" Сечью, въевшуюся не только в сознание, но и образ его ребячий жизни. Он подражал казакам, придумывал различные казачьи игры, качал мышцы, ходил вниз головой на руках по земле, умел бросать ножи в цель и жонглировать камнями. Трудностей он не боялся, поэтому любое занятие делом или по хозяйству делал добросовестно, аккуратно. Увлекался запорожскими приемами единоборства и рукопашного боя, был способным бойцом.
   Калныш-стрелец был в таком возрасте, когда тянет мальцов познать мир, стать скорее взрослым и как отец, дед, старшие казаки в роду, понюхать запорожского пороха, романтики Чумацького Шляха (больших звездных дорог).
   Не удивительно, что каждый из казачат его возраста грезил, мечтал попасть в Сечь и стать настоящим взрослым боевым казаком.
   Так проходило его детство, но однажды в прекрасный солнечный день, когда Петрик с Рыжиком спокойно лежал, как говорится, грея пузо на берегу реки. Вблизи них появился отряд казаков из Сечи, им тоже захотелось искупаться в реке.
   Они, сложив амуницию на берегу, оставив часового с лошадьми, весело с шумом и гамом кинулись гурьбою купаться в речку. Вода была тёплою, как молоко, и они долго плескались в реке.
   Петрик с завистью смотрел на полуголых крепко сбитых молодых парней и мужиков и думал:
  - Вот бы хорошо поехать с ними в Запорожскую Сечь.
   К нему подошел знатный казак и спросил: - Хлопец ты тутошний?
  - Да, дядька я з Пустовойтовки!
  - Як тебе звать? - Петро! Мий батька теж колысь був козаком в Сечи.
  - А як его звалы? - Иваном Калнышевським!
  - Так ты его сын.
  - Да!
   - Знав я твого батька, вин в Крыму загинув (погиб)! - Есаул закурыв люльку с тютюном и поворошив патлы на голове Петрика.
  - Вы зналы мого батька! - воскликнул пораженные в самое сердце неожиданной вестью хлопец.
  - Так оно сынку, вин служив у нашому куреню, гарный був рубака. На жаль загинув у бою пид Перекопом. Тоди нас там окружила таторва, так вин з товаришами прикрывав наш отход. Кужуть вин тоди добре порубав татарву, на жаль один осман застрелив його з рушници.
  Есаул замолчал, очевидно, вспоминая погибшего товарища.
   Потом спросил пацана: - Ну, а як ты тут жевеш?
  - Да так соби, пасу отару, помогаю матери по дому, на рички рыбу ловлю. Отак и живу, хлиб жую!
  - Да, погано без батька!
  - А вас як звуть!
  - Та мене в Сичи уси знають, як Семена Кочубея.
  - А можно мени покурить тютюну з вашей люльки? - Та ты ж малый ще!
  - Та ничего, я трошки курну.
  - Та на, попробуй! - Кочубей протянул Петру люльку з дымящим тютюном (табаком). Петро, взял с рук козака трубку, и затянулся по-настоящему в первый раз.
   Когда он втянул в себя едкий дым из люльки, у него перехватило дыхание в горле, и он закашлял. От едкого дыма и кашля у него даже выступили слезы на глазах.
   Казаки окружавшие их засмеялись, а один из них по прозвищу Наливайко (большой любитель наливать и пить, отчего и прозвище получил такое в Сечи), сказал:
  - Малый ты ще курыты люльку, трошки пидросты и будеш всправжним (настоящим) козаком.
  - Вирно гутариш, знатным буде козаком, як его батько Иван Калнышевський.
  - Так вин сын Калныша! - заголосили козаки, якого воны зналы як хороброго козака, який не раз ходив з нымы (с ними) воюваты проты татарвы и турка у Крыму.
  - Отож, вин сын Ивана!
  - Дядько Кочубей, визмить мене з собою на Сичь! - Та ты ще малый, та й маты тебе не видпусте (не отпустить)!
  - Та не малый я, уже пасу телят!
  - А ты Петрико знаешь присказку про запорижського козака?
  - Ни, не знаю!
   - Тоди слухай! Запорижський козак народжується для того, щоб: у тры роки (три года) пасты гусей; у шисть - свиней, коз; у висим - пасты велыку рогату худобу и початы курыты; у дванадцять - навчитыся читаты и щипаты за телеси сусидську дивчину Марину; у шистнадцять - видбути джурою у Запорижське вийсько, у двадцять - сходиты в похид с козакамы на перший "божий промысел" к татарам у гости до Крыму; у двадцять п'ять - побратися з тою самою Мариною и в першу ж шлюбну нiч скочити в гречку и зробыть з нею мале козача; у сорок п'ять - стать эсаулом и вчиты такых самых хлопцив як був сам малым уму разуму на Сичи; у шистдесят п'ять - вчити внукив спивати запорижських писень; у симдесят п'ять - завести пасику, буты батьком козакив захисником батькивщини и сидити серед дидив на Запорижський Ради; у висимдесят п'ять - стати монахом у якомусь монастрыри, або у церковнои десятки; у дев'яносто рокив - спочити в Бозi, клянучи татарив, москалiв i сусiда, чиї кури все життя порпали йому город...
  
   Казаки, что окружили их, усмехаясь стали поучать, говоря, что он еще мал ехать на Сечь.
   - Тебе твоя матир (мать) не видпусте з намы (не отпустит с нами) на Сечь, тоби нема шистнадцать рокив (нет 16 лет)! - подытожил Кочубей.
   - А вы добре попросите, може вона буде згодна (согласна)...
   Козаки заголосили вокруг, уговаривая Семена поговорить с матерью Петра, может вона и будет согласна отпустить сына с ними на Сечь.
   - Щож козаки тоди, - запропонував (предложил) Кочубей, - поихалы навестым матир Петрика. Давайте скинемося в шапку ей на подарунок.
  
   Кочубей снял с себя папаху, бросил в нее золотую цепочку и жменю серебра, объехав всех казаков, он собрал довольно приличную сумму грошей жене погибшего их товарища.
   Одевшись, казаки направились в село к матери Петрика, который довольный оказанному ему вниманию с гордостью сидел на крупе коня Кочубея, а рядом радостно лая бежал его верный друг пес Рыжик.
   Увидев казаков у дома вдовы Калнышевской, к ним потянулась все сельчане. Агафья Калнышевская заметив старого друга Ивана - Кочубея, едущего с сыном к ней, всплеснув руками радостно заметушилась по двору, открывая калитку и ворота.
  
  
  
   Рис. Казак.
  
   Семен Кочубей приветствовал её, сказав: - Доброго дня Агафья! Как твое драгоценное здоровье.
  Она ответила: - Та ничого, Семен, помаленьку с Божию помощью живу.
  Есаул: - Та ты ще, гарно дывися (хорошо смотришься).
  Агафия: Спасибо за добрые слова!.. Потом добавила: - Заходите гости в дом, не ждала таких дорогих гостей. Зараз я накрою вам на стол, то чем бог послал.
  Казаки заехали во двор, привязали лошадей и вошли в хату.
   На столе появилась большая бутылка горилки с перцем, гарный (большой) шматок сала, пострама (вяленое мясо), солена, та копчена рыба, которую наловил Петрик, брынза (овечий сыр), буза, зеленый чеснок и лук с огорода.
  
  
  
   Фото. Казаки рубают сало.
  
   Казаки сели за стол, налили полные стопки горилки и помянули батька Петрика добрым словом.
   Мать Петрика, услышав добрые слова в адрес мужа, немного всплакнула. Кочубей от всех казаков низко поклонился матери Петрика и попросил её взять собранные в шапке "подарунки", сказав: - Дорогая Агафья! Возьми от всех нас эти подарки.
  
   Мать Петрика, увидев золотые украшения, серебряные монеты, всплеснув руками, заголосила: - Это все мне!.. Так богато!.. У меня с рождения не было столько денег!
   - Бери Агафья, это все твое!
   - Дякую (благодарю) вас хлопцы! Вы кушайте, кушайте! - запетушилась вдова, накладывая на стол нарезанное сало и черный ржаной хлеб.
  
  
  
   Фото. Книга "Сало о сале".
  
   Об украинском сале много хорошего и смешного сказано, добавим и мы еще:
   - О, Сало, песня любимая! Сало копченое, соленое, маринованное, запеченное, вареное, свеженькое или хорошо просоленное, выстоянное с перцем и чесноком, с паприкою или с тмином...
   А как хорошо, неповторимо венчают гору вареников или галушек в тарелке, ароматные, румяные, та хрустящие шкварочки из сала!
   Уже от одного виду, наяву начинается у казаков, по научному говоря, саливация - т.е. говоря по-русски - обильное слюновыделение.
   В украинский юмор о сале пестрит многими юморными перлами, например:
  "Кто нашел торбу с салом, пусть срочно принесет нам, а если не захочет, то пусть им подавиться".
   Так здесь в хате Петрика, вдова Ивана Калнышевского, весело и хорошо потчевала своих гостей.
   Хлопцы выпили по чарке горилки и накинулись на свежее хорошо просоленное сало с зеленым лучком и черным хлебом.
  Есаул с воодушевлением пропел: - О, сало, песня моя! Люблю сало твоё, Агафья, такое хорошо просоленное та еще с чесночком.
  Казак Наливайко удовлетворенно добавил: - Агафия, у меня от одного виду вашого сала, наяву начинается слюновыделение.
  Агафья, сраженная такою похвалою, говорила: - Хлопцы, кушайте, ежте сало, я еще принесу!
   Ющенко открывая крышку кастрюли с варениками, смачно сказал: - Вареники пристрастье моё, та еще с сметаною.
  
  
  
   Фото. Вареники в сметане.
  
  Есаул предложил поднять чарки за хозяйку дома, говоря: - Казаки! Выпьем ещё за нашу хозяйку. Яка так хорошо угощает нас!
  Ющенко: - Хорошее предложение, выпьем за хозяйку хаты!
  Казаки пьют горилку.
  Есаул, тут улыбаясь, с юмором говорит: - Однако, горилка наш ворог, казаки!
   Казак Наливайко в ответ, сказал: - А кто сказал, шо мы боимся своих врагов? Никто! Поэтому нам можно трошки (немного) выпить ще! - Выпьем за наших врагов, чтобы у них перья на сраке та языках повырастали!
   - Во, во! Выпьем, братья, за это! - поддержал его Ющенко. - Питие ещё со времен Киевской Руси есть у нас важная справа, а битие по морде наших врагов - это второе наше национальное блюдо! Так шо выпьем за наше первое и второе "национальные блюда"!
  Казаки дружно выпили за "национальные украинские блюда".
  Застолье у казаков в хате Агафьи длилось довольно долго.
  В конце застолья, когда казаки все съели и выпили, Наливайко, который всегда был среди казаков заводилой (тамадой), просил сказать заключительное слово есаула.
   Тот упирался, но казаки его уломали, и он выдал им свою речь, она звучала в свободном переводе так:
   - Ну, шо сказать вам козаки!
   - Говори, как знаешь! - поддержал его кто-то из казаков.
   - Чтобы вы все счастливо сели на коней и доехали до того места, де на Вас ждут. И пусть Вас принимают за родного, близкого человека, как тут приняли нас у сели Пустовойтово и не выгонят, когда мы тут долго задержимся. И если погибнете в бою, как настоящий казак, то лежать вам прахом в земле и не гнить, как какой-то там басурман. И пусть издохнет та коза, которая объела грушу хозяйки нашей, многие и благая лета пани Калнышевськой...
  Казаки дружно выпили: за хорошую встречу, здесь в селе, за козу и за хорошие и долгие годы жизни хозяйки этой хаты.
  При этом Наливайко с юмором, усмехаясь, поглаживая живот, сказал: - Боже, як хорошо и музыкально прошла горилка в желудок! А шо, хлопцы, запоем нашу чаривну песню.
  Он начинает петь веселую народную песню "Сам пью, сам гуляю..."
  Казаки дружно подхватываю её.
  Ющенко, посмотрев в окно, произнес: - Казаки! Может, выйдем во двор, потанцуем, я вижу через окно красивых девчат во дворе.
  Есаул: - Это хорошее предложение! Пошли во двор казаки! Спасибо тебе, Агафья, за хлеб-соль!
  Агафья ответила: - Та шо вы, хлопцы! Вам спасибо, шо не забыли нас.
  Казаки встали из-за стола, и пошли с хаты, на дворе молодые казаки почали танцевать веселого гопака.
  На дворе и части прилегающей улицы собрался разношерстный народ: гармонист, хлопцы и девчата с села, казаки с Сечи, Петро с матерью, братьями и сестрами, его сверстники и друзья.
  Гармонист, развернув вовсю ширь гармонь, заиграл веселую народную пеню "Ой Маричко, чичери...".
  Окружающие его казаки и девчата весело начали петь и танцевать.
   Вокруг танцующих казаков собралась куча мала народу. Подошли хлопцы и девчата со всего села, пошли шутки, прибаутки, мимолетные знакомства, которые бывают при таких встречах.
   Молодой казак по прозвищу Могила, хвастался перед друзьями тем, что на него обратила внимания местная дивчина, красавица Галя:
  - Вы видели, как хорошо смеялась, он та дивчина, когда меня увидела.
  - Я, тоже реготав до слез, когда впервые тебе увидел! - пошутил его друг по прозвищу Скалозуб, намекая на его устрашающее (не подходи, а то зарою в землю) лицо.
   Тут дивчина Галя с местными девчатами запели известную по тем временам песню, про атамана Коша:
  "Со степи ветром потянуло,
  И над Днепром пал туман,
  Скажи, казак, про что задумался,
  Наш Запорожский Атаман?.."
   И не знали девчата, казаки и хлопцы, что будущий их атаман находиться сейчас среди них и это он, хлопец непоседа Петрик.
   Вечером отряд казаков стал собираться в дорогу. Петрик неотступно - вслед, вслед ходил за Кочубеем и просил поговорить с матерью, чтобы она отпустила его с ними в Запорожскую Сечь.
   Казак долго не решался поговорить об этом с матерью Петрика, но потом после настойчивых просьб решился сказать ей об этом:
  - Агафья, твой сын Петро проситься отпустить его с нами на Сечь. Отпусти его, славный казак с него выйдет!
  Мать Петрика, сплеснувши руками, взволнованно сказала: - Та ты шо, Семен! Вин ще малый!
  На что тот ответил: - Агафья, Петрик у тебя не по годам рослый та бедовый хлопец, будет мне джурою и сыном. Я материально тебе помогать буду. Отпусти его с нами!
  Ющенко тоже начал просить за Петра, говоря: - Агафья, ми все тебя благаємо (просим) отпустить сына с нами! Хлопец будет под нашим присмотром. Вырастит, настоящим казаком будет. Обещаем!
  Наливайко обращаясь к ней, сказал: - Вы не беспокойтесь! Раз Кочубей говорит, шо он будет у него за сына, так и будет. Ми тоже будем помогать ему стать настоящим казаком, а там дивись он и до куренного атамана дорастет!
  Агафья удрученно, взволновано отвечала:
  - Не знаю, шо и сказать...
  Потом сказала: Хорошо, Семен, бери с собою Петра! Верю, шо обещание своё выполнишь. Береги его, как сына!
  Петро услышав эти слова, радостно закричал:
   - Ура! Спасибо мамуля! Я еду, еду на Сечь!..
  Все стали собираться в дорогу. Кочубей обратившись до нового джуры Петра, говорит ему:
   - Петро, бери мого запасного коня, он твой! Бери и смотри за ним, это добрый конь, его зовут Коршак!
   Петро радостно берет за уздечки коня и говорит:
   - Спасибо дядька Семен! Я буду хорошо за ним смотреть!
  Агафья, провожая сына со слезами на очах, говорит ему:
   - Сынку, береги себя, слушайся дядька Семена! Чаще приезжай до дому, мы тебе ждать будем!
  Петро сдерживая себе от волнений, отвечал матери:
   - Не плач мамо! Я буду обережным, часто, как это позволить дядька Семен, буду приезжать до вас.
  Марина, дивчина Петра, взволновано тоже просила его об этом, говоря:
   - Петро чаще приезжай, мы все будем тебя ждать!
  Петро, отвечал ей: - Хорошо, Марина!
  Павло Савицкий, с завистью глядя на Петра, сказал:
   - Я тебе завидую Петро! Тебе всегда щастить (везет)! Раньше меня на Сечь едешь!
  На что Петро ответил ему:
   - Павло, нечего тут завидовать, когда-то и ты попадешь на Сечь.
  Тут есаул Семен Кочубей даёт команду казакам:
  - Казаки, по коням! Вирушаємо (едем) на Сечь!
  Казаки и Петро садятся на коней и едут неспешно вершки по селу.
  Так Петрик счастливый и гордый как никогда, едет с казаками на Запорожскую Сечь.
  Мать Петра Агафья, подружка Марина со слезами на очах, братья, Павла, сельчане провожали Петра с казаками за околицу.
  Павла, обращаясь к Марине, с завистью, говорит ей:
   - Марина, я тоже скоро поеду на Сечь, меня дядька Савицкий обещал взять.
  Марина, посмотрев на него (словно гривну подарила) и ответила: - Езжай, мне, что до этого!
  На краю села женщины стали махать платками казакам, которые удалялись по проселочной дороге в степ.
  В сердцах у них, наверно в этот момент, звучала такая же или подобная ей чаривна (сердечная) украинская песня, какую написал Андрей Малышко с композитором Платоном Майбородою, которая стала почти народною. В переводе и оригинале она звучала так:
  "Родная мать моя, ты ночей недоспала,
  И водила меня у поля край села,
  В дальний край ты меня, на заре провожала,
  Полотенце, вышитое на счастье, дала.
  В дальний край ты меня, на заре провожала,
  Полотенце, вышитое на счастье, дала.
  
  Пусть на нем расцветет цветная дорожка,
  Зеленые луга, в рощах соловьи,
  И твоя материнская, ласковая улыбка,
  Чуть с грустинкой глаза, милые твои.
  И твоя материнская, ласковая улыбка,
  Чуть с грустинкой глаза, милые твои.
  
  Я возьму полотенце, расстелю как судьбу,
  В тихом шелесте трав, и шуршанья дубрав,
  И на нем расцветет все родное до боли,
  И детство, разлука и верная любовь.
  И на нем расцветет все родное до боли,
  И детство, разлука, твоя верная, материнская любовь.
  
   * * *
  
  На украинском, родном языке она звучала так:
  
   Рис. Ноты песни "Рiдна мати"
  
  "Рiдна мати моя, ти ночей не доспала.
  I водила мене у поля край села,
  I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала
  I рушник вишиваний на щастя дала.
  I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала
  I рушник вишиваний на щастя, на долю дала.
  
  Хай на ньому цвiте росяниста дорiжка,
  I зеленi луги, й солов'їнi гаї,
  I твоя незрадлива материнська ласкава усмiшка,
  I засмученi очi хорошi твої.
  I твоя незрадлива материнська ласкава усмiшка,
  I засмученi очi хорошi твої.
  
  Я вiзьму той рушник, простелю, наче долю,
  В тихiм шелестi трав, в щебетаннi дiбров.
  I на тiм рушничковi оживе все знайоме до болю,
  I дитинство, й розлука, i вiрна любов.
  I на тiм рушничковi оживе все знайоме до болю,
  I дитинство, й розлука й твоя материнська любов."
  
   * * *
  В переводе на английский язык звучала так:
  
  "My dear mother, you didn"t sleep enough at nights.
  You were lead me to the fields on the village suburbs,
  And you saw me off to the long way out on the dawn,
  And you gave me the embroidered towel for luck.
  And you saw me off to the long way out on the awn,
  And you gave me the embroidered towel for luck, for chance.
  
  Let the dewy path flowers on it,
  And the green meadows, and coppices with nightingales,
  And your tender faithful mother"s smile,
  And you sad nice eyes.
  And your tender faithful mother"s smile,
  And you blue sad nice eyes.
  
  I"ll take your towel and spread it like the destiny.
  In the quiet rustle of grass, in the twitter of coppices,
  And on that little towel will become alive everything so painfully known,
  And childhood, and parting, and faithful love.
  And on that little towel will become alive everything so painfully known,
  And childhood, and parting, and you faithful mother"s love"
  
   Что было с Рыжиком во время расставания с Петриком, трудно нам людям понять все собачьи страдания. Пса, чтобы он не сбежал вслед за казаками и Петриком, мать привязала на цепь.
   Когда казаки отъезжали, пес скулил, гавкал на них, как будто чувствовал разлуку с Петриком. Это продолжалось долгое время. Как известно собаки привыкают к человеку и страдают в разлуке с хозяином.
   После отъезда Петрика собака стала быстро худеть, чахнуть, она на глазах медленно умирала. Рыжик весь покрылась колтунами и коростой, похудел, стал значительно меньше прежнего своего размера.
   Видя это, мать отвязала его от привязи. После этого Рыжик пропал, его больше никто в селе не видел, он убежал из дома. Куда он делся, никто не знал. Его посчитали погибшим, как известно собаки перед своей смертью, чуя свой последний час, убегают подальше от дома.
   Но Рыжик не умер, он по следам казаков направился тоже на Запорожскую Сечь в поисках своего хозяина. Путь этот был не близким, по дороге вслед за хозяином Рыжик охотился на мелкую дичь, разорял птичьи гнезда и тем самым кормился в пути.
  Через несколько дней пути он достиг столицы Запорожской Сечи и среди нагроможденных куреней, башен и конюшен нашел своего хозяина. Радость обоих была безмерной.
   Рыжик радостно прыгал, гавкал, возбужденно крутил хвостом, лизал в лицо хозяина, а Петрик, в свою очередь, охватив морду пса, радостно прижимал его к груди, теребил на спине его шерсть, целовал умную преданную ему собачью моду. Два дня Петрик вычесывал и откармливал своего любимого пса, отмывал его, и утешал ее самыми добрыми и ласковыми словами, которые он знал, даже пел собачью песню:
   "Вместе мы, с тобою Рыжик,
  И беда нам не беда,
  Рад я, что ты, друг мой выжил,
  Вместе будем, навсегда!
  
  Припев:
  Рыжик, Рыжик, Рыжик,
  Мой родной ты пес,
  Рыжик, Рыжик, Рыжик
  Радость ты принес!
  Рыжик, Рыжик, Рыжик,
  Мой родной ты пес,
  Рыжик, Рыжик, Рыжик,
  Дорог мне - до слез!.."
  
   С тех пор, несмотря ни на какие трудности, они были всегда вместе и очень счастливы оттого, что им не приходится больше разлучаться.
  
  
  
  
   Фото. Рыжик
  
  
  
   В ШКОЛЕ ДЖУРЫ
  
  
   Фото. Ученики школы Джуры.
  
  "Скажу спасибо тебе мама,
  Что подарила жизнь ты мне,
  За то, что наперекор судьбе,
  Меня от бед войны хранила.
  
  Скажу спасибо тебе мама,
  Что в мир людей открыла двери,
  В дорогу дальнюю, поверив,
  Меня любя благословила!"
  
  (Из сборника "Гражданской лирики" Аркадия Польшакова)
  
   В столице Запорожской Сечи для Петра Калнышевского началась обычная жизнь джуры, он ходил в церковно-приходскую школу и школу "Джуры", где прилежно учился, роботал по хозяйству, смотрел, чистил коней, делал все, что говорили ему сделать старшины.
   Как известно запорожцы были набожные православные люди, поэтому в Запорожье были церкви и школы, в которых священники обучали грамоте молодежь.
  Они учили их быть искренними, преданными сыновьями своей отчизны и всегда защищать от врагов свою волю (свободу) и христианскую веру. Джура (в переводе - новобранец) в Сечи в начале службы, как правило, попадал под опеку старшего казака, это были есаул, куренной атаман или кто-нибудь из старшин.
  Живя в Сечи, джура проходил своеобразный "испытательный срок". Он чистил оружие, учился стрелять и владеть саблей, запорожской системой единоборства без оружия, с оружием и подручными средствами (палкой, камнями), следил за казацкими конями.
   На вооружении у запорожских казаков тогда было всё: пушки, гаубицы, мортиры и мортирки, самопалы, пистоли, сабли, палаши, клинки, арканы, копья, луки, стрелы, кинжалы, боевые молотки - "келепы" (чеканы), "шутихи", "колючки", "пчелиные бомбы" и прочее.
  
   Рис. Военный походный арсенал казаков.
   Они брали на вооружение все, что было у противника, плюс к этому изобретали и свои "заморочки". Все это разнообразие изучалось новобранцами, чтобы они в бою умели обращаться с любым видом оружия.
   Так в Запорожье много веков назад был создан своеобразный современный "спецназ", в который входили только холостые казаки, не обремененные семьями, и обученные смело и находчиво действовать в любой сложной боевой обстановке.
   Под умелой опекой старшого, джура-новобранец учился выносливости, храбрости и становился со временем хорошим боевым козаком.
   Вначале обучения джура не участвовал в боевых походах, но когда старики считали, что он готов к ним, брали его с собой на "божий промысел".
   Если же джура не выдерживал испытание первым боем и испугу убегал с поля боя, его карали смертью. Таков был много веков назад закон сурового запорожского братства, сам погибай, а товарища выручай. Козаки строго придерживались своих порядков и обычаев.
  Надолго запомнился Петру первый урок в школе джуры. Первый урок провел Семен Кочубей.
  Он, обращаясь ко всем учащимся, сказал:
   - Ну шо, хлопцы, теперь вы все ученики школы Джуры. С чем вас и поздравляю!
  Петро с другими учениками тогда встали и хором ответили ему:
  - Спасибо (дякуємо), пан есаул!
  - Садитесь хлопцы, слушайте дальше. Тут в школе вас старшины научат всему, что сами умеют: коней любить, мастерски скакать на них, обращаться с различным оружием, по воде и под водою плавать, добывать пищу, где на первый взгляд и есть нечего, управлять морскими и речными Чайками, в бою ничего и ни кого не бояться. Короче говоря, всем разным казацким премудростям и хитростям, что умеют наши запорожские казаки.
  Ну, как это вам, хлопцы, нравиться?
   Ученики в разнобой ответили есаулу:
  - Так, господин (пан) есаул!
  - Это хорошо!
  - Мы станем настоящими казаками.
  
   Есаул: - Я так понимаю, что это всё вам понравилось! Сегодня, я расскажу вам головне, что вы обязаны знать и уважать.
  Кто из вас знает или догадывается, о чем идет речь?
   Первым встал джура Петро Калнышевский, сказав основную заповедь казаков:
   - Это дружба и товарищество!
   - Так Петро, товарищество есть одно из основных заповедей казаков. Нет у казака уз святее товарищества. Сам погибай, а товарища выручай, помогай ему словом и делом! Худший ворог наш - это зрада (предательство) товарищей.
  Помните, хлопцы, що коли вы один за одного, вы непобедимы!
  А ще какие вы знаете заповеди казаков?
  Тогда встал джура Антон Головатый, он сказал:
   - Честь и доброе имя для казака дороже жизни.
  Есаул: - Хорошо сказано. Честь необходимо беречь смолоду.
   Ещё какие заповеди вы знаете, хлопцы?
  Джура Иван Глоба добавил: - Ещё есть такая святыня для козака - это его семья. уважение к отцу и матери.
  Есаул:
   - Молодец, Iван! Тебя наверно хорошо батько та мать дома воспитывали.
  Семья это основа казацкого товарищества. Уважай (шануй) мать свою и батька. Казак обязан беречь своих женщин, защищать их честь и достоинство. Этим обеспечивается будущее казацкого рода, чтобы ему не было переводу!
  Молодцы вы, хлопцы, хорошо казацкие заповеди знаете! Я бы хотел ещё добавить, что казацкая воля, народовластие - это основа основ нашего братства. Такого вы не найдёте сейчас у других народов.
  Только у нас первого руководителя - атамана выбирает сам народ, все казаки. У наших соседей народ не выбирает царей, султанов, королей, они сами себя выбирают.
  Поэтому они равнодушны к чаяниям народа, больше думают о себе.
  Наш атаман - это наш отец родной (батько), который всегда с нами и за нас.
  Хлопцы, а кто из вас знает, что означает само слово атаман?
  Настала тишина в классе, хлопцы не знали этого, они переглядывались между собою, пожимали плечами.
  Есаул, видя это, сказал: - Вижу, что не знаете. Так вот - слово атаман переводится как батько мужчин, тобто козаков. В его обязанности входит большой круг вопросов. Это не только войсковой вождь козаков, но ещё и руководитель (голова) всех гражданских людей, которые живут на казацкой территории - в Коше.
  На этом первый наш урок я заканчиваю. Какие у вас есть вопросы?
  Джура Петро Калнышевский, спросил есаула:
   - Пан есаул, а, правда, что когда казаки выбрали себе атамана на Совете (Казацкой Раде), то они его бьют нагайками.
  Есаул Коша, Семен Кочубей, с усмешкой на устах, ответил:
  - Так Петро! Когда, например, тебя казаки выберут атаманом, то старшина козачей общины возьмет нагайку и хорошо трижды отхлестает тебя по спине.
  При этом скажет: "Из казаков вышел, в казаки вернешься!"
  В классе тогда все засмеялись, подшучивая над Петром, кто-то из хлопцев сказал:
  - Может тебя уже сейчас отстегать нагайкой!
  Есаул Коша, защищая Петра, улыбаясь, сказал:
   - Пока рано еще его стебать нагайкой! Но кто знает, каждый казак мечтает стать атаманом, может это будет и Петро Калнышевский.
  Петро, при этом подумал: - Буду стараться стать настоящим казаком, а там посмотрим. Как говорят: - Плохой тот казак, кто не хочет, не мечтает стать атаманом.
  
   Семен Кочубей многому научил его, при этом часто говаривал Петру: - Смерти не надо бояться, сынок, от нее все равно не убережешься! Но вот храбрость, сообразительность и умение биться, каждому казаку в бою и в жизни нужны. Только так можно уберечься от этой "старухи с косой".
  И джура Петро Калнышевский старательно учился стрелять и драться на саблях и в рукопашном бою.
  
   Петрик очень любил лошадей, они с Рыжиком водили их на водопой к Днепру, купали, кормили.
  Вот и сейчас он, купая своего белого коня, напевал песню "Белый конь":
  
  
  
   Рис. Белый конь.
  
  "Есть у меня белый конь,
  Быстрый, как ветер, огонь,
  Мчит он меня по степи,
  Ну как возьми, догони.
  
  Конь для меня слово брат,
  Всех он дороже стократ,
  Верный и преданный друг,
  Хлеб не берет с чужих рук.
  
  Есть у меня белый конь,
  Быстрый, как ветер, огонь,
  Много спасал меня раз,
  Чувствуя вражеский глаз.
  
  Припев:
  Белый конь, белый конь, славный конь,
  Унеси поскорее домой,
  К той единственной милой, родной.
  Белый конь, белый конь, славный конь!
  Дома нас заждались, давно ждут,
  Не жалей ты подков и подпруг.
  Поспеши, поспеши милый друг,
  Белый конь, белый конь, славный конь!
  
   Петро, с утра взяв косу, отправлялся на берег реки и в широких лиманах косил для коней свежее сено. Кони, чувствуя его заботу, относились к нему дружелюбно. Поскольку умение обращаться с конем было одним из главных требований к молодому джуре, то это здорово помогало Петрику осваивать премудрость управлять конем и сдавать старшинам экзамены по верховой езде.
   Старый казак Тарас Трясило не раз в шутку и, скорее всего всерьез говаривал ему:
  - Не тот казак, что на коне, а тот, что под конем! Он учил Петрика ездить шагом, ходить рысью, скакать галопом на коне. Скакать не только верхом, сидя на коне, но и на боку, прячась от пуль за крупом коня. Учил перелезать под брюхом скачущего коня, что являлось у казаков верхом умения езды на лошадях.
  - Учись Петро, в бою все это пригодиться! - говорил он ему. И Петрик как прилежный ученик осваивал эту сложную науку верховой езды козаков.
   Будучи в Сечи джура Петро вместе с другими такими же, как он новобранцами, они не только работали, учились, но и весело с песнями и зажигательными танцами и плясками отдыхали.
  Так веселиться могли только вольные казаки Запорожской Сечи. В других странах зажатыми помещиками и рабовладельцами так вольготно и разнообразно веселиться народ не мог, а тем более солдаты, например, в той же русской армии, где занимались в основном муштрой.
   Искрометный украинский гопак и сейчас, много лет спустя, зажигает людей своей неповторимой энергетикой.
   Но мало кто ведает о том, что в Сечи гопак был не просто танец, а боевой танец ("Боевой гопак"), в его первооснове лежала элементы, входящие в систему запорожского единоборства.
  
   Рис. Боевой гопак в бою.
  
  Умение "взять" противника голыми руками всегда и везде высоко ценилось как у запорожцев, так у других нациях и народностей. Поэтому даже на досуге после чарки во время танцев со сложными акробатическими пируэтами казаки отрабатывали приемы единоборства и поражения противника, используя при этом все части тела, включая, естественно, руки и ноги.
  Кстати, танцуя гопак, крутясь и вертясь, казаки неплохо тренировали вестибулярный аппарат и свой глазомер. Поэтому казаки могли выплясывать гопака даже на столе среди тарелок и бутылок, выделывая при этом умопомрачительные "коленца".
   Главными способами передвижения в "Боевом гопаке" были быстрые шаги, бег, головокружительные прыжки, а также крадущиеся "ползунки".
  Среди шагов выделялись кроме основного шага: шаги "аркан", задний шаг, шаги "прибой", "чесанка", "дубоны", "стукалочка".
   Анализ названий подчеркивает их тактически-боевую направленность. Так, применяя шаги "дубоны", казак притоптывал ногами, производя шум, который отвлекал внимание противника. Бег включал в себя "дорожку", "дрибушку" и конский галоп. Хлопающие удары одной или двумя руками осуществлялись ладонью, локтем, предплечьем, и даже плечом.
  Особенно разнообразными были удары ладонью. Такие удары насчитывали добрый десяток приемов, среди которых есть: "ляпас", "секач", "тумак", "дрель", "штрык".
  Ребром жесткой ладони ударом под челюсть в районе солнечного сплетения казак вырубал любого противника. Самыми эффективными и впечатляющими приемами в гопаке были удары ногами на месте или во время прыжка.
  "Разножкой" назывался удар в прыжке двумя ногами по бокам, "щупаком" - удар в прыжке двумя ногами вперед, "пистолем" - удар в прыжке одной ногой в бок, "чертом" - удар в прыжке с поворотом тела на 360 градусов.
   Впрочем, правильно люди говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому такие танцы можно увидеть лишь в Запорожье на Украине у старых опытных танцоров-казаков.
  
  
  
   Фото. Ученик школы Джуры.
  
  Кроме боевого гопака в Сечи существовали и другие виды казацкой борьбы, которые применялись в стычках с противником. Среди них - "гойдок", "спас", "крест-накрест", на ремнях, на палках.
  Приемами "гойдока" пользовались в основном разведчики-пластуны. Казак как бы "приклеивался" к противнику, повторяя все его движения, а в случае малейшей ошибки противника, нападал на него. Борьба "спас" имела в основном не атакующий, а оборонительный характер.
  Вот так в своеобразном казацком "спецназе" жил, учился и отдыхал джура Петро Калнышевский.
  
  Больше всего запомнился Петру выпускной экзамен в школе слуги. Это было знаменательное событие в Сечи. Принимал у него экзамен сам атаман Коша, в присутствии казацкого народа.
  Дело происходило следующим образом.
  На площади стояли: есаул, старшины, деды, молодые казаки, среди них оруженосец Петр Калнышевский и Павел Савицкий.
  Атаман с есаулом подошел к молодым казаков, остановился перед ними и спросил:
  - Есаул! Кто сегодня у нас проходит экзамен.
  Тот ответил:
   - Джура Петр Калнышевский и Павел Савицкий!
  
  Атаман обратился к ним:
   - Ну, что ребята! Сегодня у вас важный экзамен, кто его вылержит, того возьмем на "Божий промысел". Поняли!
  - Да, пан атаман! - Ответил джура Петр.
  - Поняли, пан атаман! - Сказал Павел.
  Атаман, обращаясь к Петру, сказал: - Петр, видишь эти тыквы, что надеты на колья?
  - Да, пан атаман! - Ответил Петр.
  - Ты на полном скаку саблей должен срубить, как минимум пять из десяти. Понял!
  - Понял, пан атаман! - Повторил он заученную фразу.
  - Тогда с Богом! Начинай! - Сказал атаман и отошел в сторону.
  Петр быстро сел на коня, разогнался, и как это делал на тренировке, срубил 9 из 10 тыкв.
  Атаман, увидев это, сказал: - Совсем неплохо, даже хорошо! Теперь твоя очередь, Павел! Начинай!
  Павел садится на коня, разгоняется и срубил 5 из десяти тыкв.
  Атаман сказал Павлу: - Тоже неплохо! Но хуже чем у Петра.
  Павел оправдываясь, говорит: - Конь подвел!
  Атаман сказал тогда Павлу: - Конь здесь не причем! Тебе еще потренироваться надо.
  Есаул при этом добавил: - Павел, ты слышал такую поговорку, что неумелому казаку гениталии лошади танцевать мешают.
  На площади, где стояли казаки засмеялись.
  Атаман снова обратился к ним, говоря: - Ребята, сейчас для вас будет второй экзамен. Петр, начнем с тебя.
  - Я готов пан атаман! - Ответил он.
  - Гей казаки, приведите сюда необъезженного коня, - скомандовал атаман.
  Двое казаков привели на аркане молодого еще необъезженного коня.
  Атаман говорит Петру: - Ну, что парень, когда ты минут пять продержишься задом наперед на этом дикаре, и конь тебя не сбросит, то считай, что выдержал экзамен.
  - Хорошо, пан атаман! - Ответил, немного волнуясь, Петр,
  Он перекрестился, запрыгнул на коня, охватил полусогнутыми ногами круп лошади и крикнул казакам: - Отпускайте коня!
  Казаки ловко сняли с шеи аркан и быстро отбежали в сторону.
  Конь, почувствовал на спине человека, заржал от недовольства, начал прыгать из стороны в сторону, пытаясь сбросить с себя седока.
  Но Петр, угадывая движение прыгающего коня, менял центровку положения своего тела и тот не смог сбросить его с себя.
  
  
   Фото. Джигитовка на коне в школе Джуры.
  
  Через десять минут атаман остановил экзамен, крикнув всаднику: - Петро, слезай с коня! Вижу, что ты хороший всадник.
  Затем он, обратившись к Павлу, сказал ему: - Теперь твоя очередь Павел!
  Павел садится на коня. Тот, почувствовав на себе всадника начал брыкаться и прыгать из стороны в сторону.
  Павел, минут пять-шесть сидел на коне, а затем свалился с него, как мешок с отрубями.
  Сбросив всадника, конь, гордо заржав, во весь опор помчался в конюшню.
  Атаман сказал Павлу: - Павел, ты немного хуже сдал этот экзамен, но положенное все же продержался.
  Павел стал оправдываться, говоря: - Конь какой-то дикий попался!
  - Ну, что ребята, - сказал атаман, - теперь для вас третий экзамен.
  Посмотрим, как вы умеете драться без оружия.
  Могила, - позвал атаман рослого казака, - выходи в круг против Петра!
  
  
  
   Фото. Борец школы Джуры.
  
  
  Из толпы вышел рослый накаченный мышцами казак и стал против Петра.
  Атаман крикнул им: - К бою!
  Петр начинал быстро кружиться вокруг рослого казака, не давая поймать себя на крепкий захват.
  Могила, разъяренный такой тактикой молодого противника, неосторожно бросился в атаку и попался на хороший захват Петра, и тот броском через голову уложил его на землю.
  Атаман, видя это, довольный джурой, сказал ему: - Хорошо Петр, вижу, что Семен Кочубей хорошо научил тебя своим хитростям.
  Петр ответил атаману: - Да, пан атаман, куренной меня хорошо учил. Так хорошо, что у меня все мышцы ныли и болели.
  Атаман обратился к Павлу, сказав: - Теперь твоя очередь, Павел!
  Могила, выходи в круг против него!
  Павел, следуя победной тактике Петра, стал быстро крутиться вокруг Могилы. Но на этот раз казак был более осмотрительный. Он сумел схватить Павла в свои крепкие объятия и через бедро бросить противника на землю.
  
   - Ну, что я тебе скажу, Павел! Держался ты долго, не давая Могиле тебя завалить. Поэтому я засчитываю тебе этот экзамен.
  Павел: - Спасибо, пан атаман!
  Атаман поставил перед ними новую задачу, обратившись к ним, сказал: - Но это не все, хлопцы, теперь вы между собой поборитесь. Кто кого!
  Павел Савицкий с детства всегда завидовал Петру, поскольку тот был всегда первым на деревне.
  Петр к Павлу относился терпеливо, хотя и не любил его.
  Боролись они без оружия, сейчас этот вид единоборства называется "бои без правил". Задачей бойцов было - бросить противника на землю или поймать его на удушающий болевой прием.
  Петру в этой схватке долго не удавалась поймать противника на хороший захват, тот был очень осторожным и вертлявый.
  Но Петр поймал его хитрой Кочубеевской уловкой, хорошей домашней заготовкой, которой научил его Семен Кочубей.
  Когда Павло увидел, что Петр запыхался и отступает, уверовав в свои силы, он неосторожно бросился в атаку, и попался на хороший захват. Петр, используя инерцию противника, ловко подставил подножку и завалил Павла на землю. Ему была засчитана победа.
  Поражение сильно ударило по самолюбию Павла Савицкого, он готов был разорвать Петра на части.
  Обида на Петра, как выяснилось позже, повлияла на дальнейшую судьбу будущего атамана.
  Экзамен новобранцев продолжился.
  Атаман, довольный молодыми джурятами, сказал: - Ну, что же ребята, теперь наступает для вас четвертый экзамен - экзамен на страх "кнутом". Петр становись посреди площади, а ты Семен завяжи ему глаза и начинай экзамен.
  Семен Кочубей завязал платком Петру глаза, взял длинный кнут, стал напротив хлопца и начал примеряться. Потом сказал Могиле: - Поджигай смоляной конец кнута.
  Тот быстро поджигает и отбегает в сторону.
  Кочубей размахивается, конец горящего кнута со страшным свистом сбивает с головы Петра папаху.
  Петр тогда мысленно сказал себе: - Слава Богу, что Кочубей проводит экзамен, а не Могила, а то бы я лишился своего оселедца.
  Атаман похвалил его, сказав: - Хорошо Петр, вижу, что ты смелый парень. Не дрогнул у тебя на лице ни один мускул.
  Засчитываю тебе экзамен.
  - Спасибо, пан атаман! - Поблагодарил он атамана Коша.
  - Ну, что Павел, теперь наступает твоя очередь. Семен завяжи ему глаза и начинай, - скомандовал атаман.
  Семен Кочубей завязывает Павлу глаза, размахивается и таким же образом кнутом сбивает с Павла папаху.
  Атаман, довольный увиденым, промолвил: - Хорошо Павел, засчитываю тебе этот экзамен.
  - Спасибо, пан атаман! - Радостно воскликнул Павел.
  Затем атаман обращается ко всем казаков, говорит:
   - Ну, что казаки, скупаем молодых ребят в Днепре.
  Казаки на площади, услышав это, засмеялись.
  - Хорошо, пан атаман, скупаем парней! - С улыбкой заметил есаул, намекая на новое серьезное испытание для молодых казаков, каким был них грозный Днепр Днепрович.
  Широкую реку, со стремительным течением на середине русла, необходимо было переплыть туда и обратно.
  - Казак с водой, - как любили говорить запорожцы, - что рыбалка с удою (удочкой). Или еще так говорили: - Не тот казак, что за водой плывет, а тот, что против.
   На берегу Днепра собрались казаки, среди них атаман, есаул, деды и молодые новобранцы.
  Атаман ставит новобранцам задачу, говоря:
   - Ребята! Вам нужно переплыть Днепр туда и обратно. Ясно!
  - Да, пан атаман! - Ответил Петр .
  - Ясно, господин атаман! - Сказал Павел.
  - Ну, тогда как говорится, с Богом! Скидайте одежду и плывите, - скомандовал атаман.
  Петр с Павлом сняли одежду, вошли в воду и поплыли на противоположный берег реки.
  Ребята успешно доплыли до противоположного берега и стали плыть обратно.
  Плывя назад, они доплыли до середины Днепра и здесь Павел начал отставать.
  Он в страхе кричит Петру: - Петр, у меня судорога свела ногу, помоги!
  Видя это, Петр крикнул ему: - Держись, я сейчас подплыву!
  Петр подплывает к Павлу, говорит ему:
   - Павло, держись сзади за плечи и не дрыгай больной ногой, боль скоро пройдет.
  И они поплыли. Медленно, потихоньку они вдвоём доплыли до берега.
  На берегу, атаман поблагодарил новобранца, сказав: - Молодец Петро, что помог товарищу! Ты верен нашему золотому правилу: сам погибай, а товарища выручай!
  Вот тебе за это мой крестик.
  Он снял с себя золотой крестик и повесил его на шею Петра со словами: - Храни тебя Бог, Петро!
  Петр ответил атаману, сказав: - Спасибо, пан атаман! Для меня это большая честь и награда!
  
  На следующий вечер, атаман, есаул, казаки продолжили экзамен.
  Атаман, обратившись к новобранцам, сказал:
   - Ребята, слышали, наверное, такую поговорку: казак подводой, как щука, на охоте за плотвой! Поэтому последний экзамен такой: вам надо по дну лимана подводой перейти на другую сторону и атаковать условного противника. Поняли!
  - Да, пан атаман! - Сказал Петр.
  - Поняли! - Добавил Павел.
  - Ну тогда с Богом, вперед ребята! - Скомандовал атаман.
  Петр с Палом ножами, как учили их наставники, срезали стебли очерета, продули полую середину очерета, потом сунули трубочки в рот, взяли в руки по здоровому камню и полезли в воду.
  Так они, дыша через очеретяную трубочку, перешли по дну на противоположный берег лимана. На том берегу, они вылезли из воды как чертенята, все в водорослях и иле. Выйдя на берег они вынули сабли из ножен, и крича: Ура - а !.. атаковали условного противника.
  
  В конце экзамена атаман поблагодарил их, сказав:
   - Ребята, поздравляю вас с окончанием школы Джуры. Теперь вы настоящие казаки!
  Семен, возьмешь кого-то из них в свой поход на Буг.
  - Хорошо, господин атаман! - Ответил есаул и выбрал первым в первый поход молодого казака Петра.
  Надо заметить, что на Запорожской Сечи такие испытания проходили все ученики школы Джуры. При этом ученики, которые прошли без значительных замечаний все испытания, направлялись, как правило, в разведывательный отряд. Это было тогда признаком высокой оценки ратного труда молодых казаков.
  Школа Джуры была по тем временам самой передовой военной школой.
  Так что неудивительно, что многие запорожские казаки обладали завидными физическими данными, об этом красноречиво свидетельствуют сохранившиеся с тех времен казачьи легенды.
  Вот, например, как в одной легенде описываются казацкие богатыри:
   "У каждого по семь пудов голова, у каждого такие усища, что бывало, как возьмет он их в обе руки, да как расправит один ус туда, а другой сюда, так и в дверь не влезет, хоть бы в нее целая тройка с повозкой проскочила".
  Внешнему виду казацких богатырей соответствовала и их исключительная физическая сила. Одни тугие луки, над которыми несколько человек справиться не могли, "играючи" натягивали, другие толстенные железные полосы вокруг шеи врага скручивали, третьи возы через броды на себе перетаскивали, ядра через самые широкие реки запросто перебрасывали.
  В украинской литературе сохранилось множество преданий о казацких богатырях, при этом практически все атаманы отличались особой силой духа и тела.
  Не стал исключением и Петр Калнышевский, который из джуры перешел в разряд настоящих профессиональных казаков. Он был хотя и не очень высокого роста, но достаточно широкоплечий, с замечательными казацкими усами и оселедцем на голове.
  Впереди у него было длинная, предлинная жизнь запорожского казака, полная опасности и лишений, изобилующая ратными походами, порой не всегда успешными, когда многие молодые казаки не возвращались домой живыми.
  Сколько друзей и товарищей погибло у него в этих боях, обо всех не расскажешь, всех не упомнишь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПЕРВЫЙ ПОХОД НА "БОЖИЙ ПРОМЫСЕЛ"
  
  
  
   Рис. Козаки в походе.
  
  
  "Я рассказать тебе хочу мой друг любезный,
  Как я однажды был для родины полезный,
  Как на разведку я ходил, да как на праздник,
  Послушай, друг, мой маленький рассказик.
  
  Однажды ночью на границе дело было..."
  
  Первый поход на "божий промысел", как и первая любовь у казака всегда незабываемы, об этом они помнят всю жизнь. Так было той памятной весной, когда ставший справжним (настоящим) казаком Петр Калнышевский с отрядом запорожских казаков отправился за реку Буг, чтобы подальше отогнать османов от своей границы и задать им значительного урона, чтобы неповадно им было посягать на их пограничные запорожские земли.
   Служил казак Петр вначале своего трудного казачьего пути в запорожской разведке. Вот и сейчас впереди Шкуринского куреня казаков продвигалась на конях разведка. Разведчики скакали на своих быстрых конях группами по три казака в каждой группе.
  По центру впереди всех продвигалась центральная группа, в ней был и казак Петро Калнышевский.
  Еще две разведгруппы ехали по бокам в пределах прямой видимости.
  Их центральную тройку возглавлял опытный, бывалый казак Нечипайзглузду (в переводе на рус. яз. - Не трогай сдуру). Вместе с ними был еще один опытный казак Неразлейвода.
  Нечипайзглузду ехавший рядом с Петром, как бы подбадривая молодого казака, обращаясь к нему, сказал:
   - Петр, а ты знаешь, что первый поход на "божьей промысел", как первая любовь незабываемы.
  Петр: - Нет, первый раз такое слышу!
  Нечипайзглузду: - Вот увидишь, что это так!.. У тебя в селе девушка есть?
  Петр: - Ну, есть!
  Нечипайзглузду: - Это хорошо! У нас есть такая примета: когда казака дома кто-то ждет, тогда его ни пуля, ни сабля не берет.
  Петр: - Тогда значит со мной, все в порядке будет!
  Нечипайзглузду: - Так, Петро!
  
  Таким образом, как это было принято среди казаков, молодой казак Петр был в окружении своих более опытных товарищей по куреню, которые много знали и умели и могли помочь становлению молодого казака.
  Ехали казака долго, приняв все меры предосторожности.
  Так они беспрепятственно подобрались к плавням у пограничной реки, за ней они обнаружили татарский табор.
  
  
  
   Рис. Казаки в разведке.
  
  В плавнях на казаков налетели тучи комаров и мошек, невозможно было дышать, мошкара забивала нос и рот.
  - Пожалуй, эта мелюзга страшнее, чем татарва, - подумал Петро, отмахиваясь от назойливого гнуса.
  Нечипайзглузду жестом приказал остановиться и слезть с коней.
  Внизу в густой траве у реки этой мошкары оказалось еще больше. Гнус облепил все лицо Петра, он как мог руками отбивался от комаров и мошек. Не помогла и сломанная ветка лозы, которой он отчаянно махал перед лицом.
  Старший казак подошел к нему и, показав на глину у реки и ил, сказал ему:
  - Натри лицо глиной с илом, пусть эта смесь засохнет на лице, тогда гнус тебе будет не страшен.
  Нечипайзглузду показал пример Петру как надо это делать. Он зачерпнул правой рукой глинистую массу и аккуратно нанес ее на лицо. Лицо его после такой процедуры выглядело устрашающим образом, как будто сам пан Лешак вылез из тины и пожаловал к ним в гости.
  Петр по примеру старшого сделал себе такую же маску на лице.
  Неразлейвода увидев страшную с черными полосами от ила физиономию Петра смеясь, сказал, указывая на него:
   - Теперь ты выглядишь как черт, который вылез из султанской табакерки на белый свет поглядеть и себя показать.
  - А ты сам на себя посмотри, ты выглядишь не лучше меня, - ответил Петро и они оба рассмеялись...
  В данном случае казаки выглядели страшнее, чем размалеванные черными полосами по всему лицу наши "спецназовцы". Если у современного спецназовца это было все же лицо, то запорожцев было не лицо, а устрашающая маска.
   Следует сказать, что находчивость казаков в данном случае не знала границ. Были у них и другие изобретательские находки избавления от гнуса. Описанный выше был самый простой способ, поскольку глины и ила в реках, озерах и болотах было всегда предостаточно. Но когда поблизости не было воды и ила, то применяли другие.
  Более эффектные методы защиты от комаров и мошек базировались на сале и табаке. Практически всегда в сумке у опытного казака был шматочек (кусочек) сала. Еще с дедовских времен у них существовал обычай в жару, где-нибудь в глухой степи, где нет водоемов, смазывать щеки, нос, губы салом. Это делалось казаками с двумя целями.
  Во-первых, для того, чтобы кожа на лице не трескалась от сильного ветра и жаркого солнца.
  Во-вторых, такая жировая сальная смазка защищала лицо и от гнуса.
  Этот был рецепт: два в одном, когда лицо защищается от потрескивания и одновременно от гнуса.
   Поэтому запорожцы, отправляясь в поход, не пренебрегали и такой защитой. Но поскольку наши казаки были у реки, где нетрудно было найти глину и ил, то сало они берегли для еды, подкрепляясь этой калорийной пищей.
   Кроме этого рецепта у казаков был и третий. Где бы ни был сечевик, у него всегда имелся в запасе, как известно крутой табачок для люльки-"носогрейки". Будучи в разведке или дозоре казакам не всегда удавалось раскурить люльку с табаком, т.к. был запрет на курение, чтобы не заметил их противник, а вот натереть лицо табаком, смоченным в слюне, можно было в любую минуту. Гнус шарахался от такой пахучей табачной смазки лица.
  Кусачие кровопийцы комары не могли прокусить также обработанную казацкую сорочку, которую сечевики специально вываривали в рыбьем жире и высушивали на солнце...
   Так что способов защититься от гнуса у них было много, на все случаи жизни. Ну, а здесь у реки они использовали самый простой способ, когда под рукой у казаков оказался глинистый ил.
  
   Однако давайте, друзья, вернемся к нашим казакам, смеющимся друг над другом с перемазанными глиной и черным жирным илом, лицами.
  - Тише вы, татарву спугнете! - негромко предупредил их Нечипайзглузду.
  - Не вспугнем, они далеко от нас, - заметил Неразлейвода. - Петро махни рукой, чтобы казаки с разведки слева и справа ехала к нам. Петро приподнялся на пригорок и дал знать разведчикам ехать к ним.
  Когда все были в сборе и прибывшие казаки тоже намазали лица липким илом, Нечипайзглузду, распорядился: - Надо нам переправиться через реку и постараться взять языка. Коней оставим здесь на берегу, а сами вброд переберемся на тот берег. Всем понятно!
  - Чего здесь не понять, не первый год замужем, - ответил за всех Неразлейвода.
   - Тогда, делаем, как я сказал!
  Казаки, спрятав и привязав лошадей в зарослях лозы, двинулись вслед за Нечипайзглуздом, который знал местный брод на противоположный берег реки.
  По-пластунски выполз на пригорок, казаки осмотрели местность.
  Впереди в лощине расположился лагерь татар, их юрты стояли невдалеке. Справа пасся большой табун лошадей, их сторожили пятеро вооруженных людей. Один из охраны сидел у костра и варил в котле, очевидно, мясо, причем конину.
  - Неразлейвода и ты Петро по-пластунски за мной, - скомандовал старшой группы. - Возьмем того татарина, который мясо варит. Все остальные останутся тут с ружьями наготове, будут прикрывать наш отход. Всем понятно!
  - Эге ш! - ответил за всех Неразлейвода.
  Шесть казаков из разведки залегли в кустах у реки, приготовив ружья, а Нечипайзглузду, Неразлейвода и Калныш стали подкрадываться к костру с турком.
  На дворе стоял вечер. Татарский лагерь затихал, лишь было слышно далекое ржание лошадей.
  Татарин, который варил мясо в казане, вдруг встал и направился в сторону реки, очевидно, чтобы набрать сушняка. Шел \не спеша, вразвалочку, кривые его ноги не позволяли ходить по-другому.
  Шел он прямо на Петра, который лежал в густой траве, скрывавший его от взора татарина. Вот татарин приблизился к нему настолько, что до него как говориться, можно было рукой подать.
  Петро, улучив момент, прыгнул на него и со всей силой ударил его ребром ладони с боку по его худосочной шее. Удар был настолько силен, что татарин сразу ушел в "отключку". Он потерял сознание и упал на землю.
  Сразу же к нему подбежал старшой группы и Неразлейвода, последний сунул в рот татарину тряпочный кляп.
  Нечипайзглузду похвалил Петра, тихо сказал:
   - Ну, хлопец, ты далеко пойдешь! Так здорово вырубил его одним ударом.
  - Да, Петро далеко пойдет, если только москали его не остановят! - пошутил Неразлейвода.
  Это была шутка, но как говорится, в каждой шутке есть доля истины и она впоследствии проявилась.
  Нечипайзглузду взвалил языка на спину, и они, пригибаясь, бросились к реке. Миновав свое охранение, тройка казаков вброд перенесла татарина на свой берег.
  Казаки, находящиеся в охранении, видя, что погони за ними нет, и разведчики сработали чисто, без шума и гама взяв языка, тоже вброд перешли на свой берег.
  Там казаки разведывательного отряда, запрыгнув на коней, помчались прочь подальше от реки к своему куреню, расположенному лагерем в нескольких верстах от границы.
  Пришедший в себя связанный татарин лежал поперек лошади Нечипайзглузда, и что-то мычал с кляпом во рту. Тот огрел его кулаком, чтобы татарин успокоился и не мычал как корова.
  Прискакав к атаману куреня, Нечипайзглузду не церемонясь, сбросил татарина на землю.
  Кочубей подошел к татарину, вынул кляп изо рта пленника, нарочито перед татарином вынул из ножен свою острую саблю и покрутил её перед лицом татарина.
  Тот, в испуге стал что-то по-татарски лопотать.
  - Что он говорит, атаман! - спросил Неразлейвода.
  - Он просит не убивать его, у него, мол, мало-мало много детей, - пояснил атаман.
  - Спроси его, сколько нукеров в татарском лагере? - попросил Нечипайзглузду.
  Атаман куреня что-то стал говорить по-татарски пленнику.
  Татарин испуганно отвечал, глядя на играющую сталь сабли атамана.
  - Он говорит, что в лагере около сотни нукеров, основные войска расположились лагерем в верстах 30, они ждут приезда из своего паши. Потом пойдут на Сечь.
  - Вот гады, опять эта саранча лезет к нам! Никак они не унимаются. Что будем делать куренной?
  - Я думаю, что стоит нам воспользоваться тем, что основные силы их расположены далеко, и вдарить по передовому их лагерю и угнать табун лошадей.
  - Сколько в табуне лошадей у вас? - спросил по-татарски кошевой у пленника. Тот ответил, что больше тысячи.
  Неразлейвода услышав перевод, аж присвистнул от удовольствия, сказав: - Хороша добыча!
  Лагерь разведки казаков быстро снялся с места, и казаки поскакали к переправе у реки.
  Наступила глубокая ночь. Луна скрылась за тучами, не видно было на небе и ярких звезд. Отыскав брод, казаки переправились через реку и поскакали в направлении татарского лагеря. Там уже всполошились пропажей пастуха, возле освещенных пламенем костров юрт, были видны бегающие люди, слышны выкрики татарских командиров.
  Приблизившись к лагерю татар на расстояние выстрела, атаман скомандовал: -Казаки, пли!
  Раздался оружейный залп, попадали убитые, всполошились и дико заржали перепуганные кони и люди. Из юрт стали выбегать татары.
  Петро в азарте атаки почти не целясь, разрядил свою пистолю в какого-то толстого татарина. Тот захромал, видно заряд попал ему в ногу.
  - Сабли наголо! - скомандовал куренной атаман. - Руби басурманов! Ура-а!
  
  
  
   Рис. Казаки в атаке.
  
  Петро тоже, как другие казаки, на ходу вынул саблю из ножен и крича во все горло: - Ура-а! влетел в татарский стан.
  С появлением казаков во вражеском стане, взметнулись вверх языки пламени, горящих юрт.
  Зазвенела сталь, бряцало оружие, раздавались выстрелы пистолей, взрывались в юртах брошенные вовнутрь "шутихи".
   * * *
  Справка.
  Так у запорожцев назывались особые взрывные устройства, которые, взрываясь до шести раз подряд, подпрыгивали при каждом взрыве и производя оглушительные хлопки, как современные петарды. Это были глиняные трубчатые изделия с несколькими камерами, соединенными каналами, в которых была насыпана горючая смесь. Сначала она взрывалась в первой камере, затем поочередно в остальных пяти. При каждом взрыве казацкая "шутиха" подпрыгивала. Однако, звуковой и световой эффект от взрывов при этом были отнюдь не шуточными.
   * * *
  Противник был после такой ночной атаки запорожцев морально деморализован, многие татары стали спасаться бегством, убегая в темноту степной ночи.
  
  
  
   Рис. Казаки в бою.
  
  
  Петро наравне со старшими товарищами по куреню, с опытными казаками Нечипайзглузду и Неразлейвода в азарте тоже рубил, крушил, стрелял в вооруженных татар, которые пытались оказать сопротивление.
  Сколько они в этом ночном бою втроем зарубили татар, никто не считал. В азарте боя Петро не заметил, как что-то обожгло ему левую руку, но он продолжал сражаться до конца, пока все татары были не повержены в этом бою.
  После боя Неразлейвода заметив кровь на рукаве, Петра спросил его: - Что с рукой?
  - Да так себе царапина! - ответил в запале Петро.
  - А ну покажи, - подходя к нему, попросил казак и, осмотрев рану, сказал:
  - Петро татарская пуля оторвала у тебя кусок мяса. Надо бы прижечь рану.
  Он взял нож и стал его разогревать на костре, а затем раскаленным лезвием прижег кровоточащую рану. Петро от такой казацкой терапии, аж взвыл от боли.
  На что Нечипайзглузду сказал ему:
   - Терпи казак, атаманом будешь!
  После боя казаки спешились, перевернули верх дном юрты, забрав из них все ценное, включая казаны с мясом. Перевязав раненых и забрав убитых казаков, погрузив их на подводы, они двинулись в обратный путь.
  Часть казаков, окружив табун лошадей плотным кольцом, погнали их через брод к себе, в родные края.
  Куренной атаман объезжая казаков поторапливал всех, он опасался погони татарской конницы, которая по сведениям разведки была в 30 верстах от реки.
  
  Опасения куренного были не напрасны, ехавшие позади обоза разведчики среди которых был и Петро, спустя некоторое время заметили погоню. Вдалеке в степи было видна пыль, поднятая копытами татарской конницы.
  Куренной атаман понял, что с таким обозом и тысячным табуном лошадей им далеко не уйти, татарва, озлобленная ночным нападение казаков, наступала им на пятки.
  На первый взгляд, пожалуй, никакой возможности уйти от татар у них не было. Но не бросать же захваченную добычу, так казаки не поступают. Это было бы для них равносильно поражению.
  Поэтому Кочубей подозвав старшего разведчика казака Нечипайзглузду, и на ходу крикнул ему: - Бери с собой хлопцев, делайте факелы и подпалите полукольцом за нами сухостой в степи!
  - Хорошо, Семен! Подпалим степь, так что чертям станет жарко!
  
  Атаман здесь решил прибегнуть к испытанному способу казаков в степи - огневой защите.
  Казаки разведки, по команде Нечипайзглузду, привязав к арканам пучки ветоши и сухостоя, полив их топленым жиром и постным маслом, подожгли позади убегающего куреня сухостой с разных концов в степи.
  Неразлейвода, осмотрев стену огня, говорит Петру: - Учись Петро казацким хитростям, они тебе пригодятся!
  На что тот ответил: - Это здорово! Я такого еще не видел. Наверно татарва сейчас драпает, так что пятки горят.
  Неразлейвода смеясь, сказал: - Не только пятки, а и яйца шкварчат!
  
  Огонь на ветру легко находил поживу на знойных просторах полуденной степи. Запорожским разведчикам удалось поднять такой "пал", от которого и люди, и лошади, сгорали точно мотыли в пламени свечи.
  Видя стену огня, падишах вынужден был отказаться от погони, становить орду и повернуть назад.
  Врагов остановило здесь не только жаркое пламя, но и едкий удушливый дым.
  Таким запомнился Петру Калнышевскому его первый боевой выход на "божий промысел".
  
  
  
   Рис. Возвращение с победой
  
  По прибытию казаков Шкуринского куреня на Сечь, на площади их встречал сам атаман Коша.
  Он подошел к казакам и сказал: - Доброе дело сделали, казаки, что подожгли Осману-паше яйца. Теперь он не сунется к нам, потому что мы сами скоро к нему нагрянет в "гости".
  Семен Кочубей ответил ему: - Да, пан атаман. Нагрянет, чтобы знал наших!
  - Семен, надо отметить казаков, наиболее отличившихся в походе.
  - Да, пан атаман. Сделаем!
  - Семен, я вижу среди боевых казаков молодого Петра Калныша, как он повел себя в походе.
  - Лихо! Он со своими старшими казаками взял в плен языка.
  - Вот это хорошо, что молодежь у нас боевая! Петр, какую награду ты бы хотел получить? - Спросил атаман.
  Петр смущенно ответил: - Не знаю!.. Домой бы поехать, к матери.
  - Семен, дай ему отпуска на неделю! Пусть навестит мать.
   - Есть, отпустим домой на неделю!
  Атаман: - А сейчас казаки, гуляем! Идите в магазин до обозного.
  Казаки, радостно шумя, пошли получать свою часть награды за этот поход. Петр пошел с ними. У обозного он получил свою долю от добычи, в виде трех лошадей, с которыми отправился домой в родное село.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
  
   Рис. Спящая красавица.
  
  "Любовь говорят: бывает зла,
  Но ты не верь, казак, она нежна.
  Она, как Солнца весенний луч,
  С улыбкой глянет из-за серых туч,
  И расцветает весь мир вокруг,
  Когда любовь к тебе приходит вдруг.
  Как в ледоход - широка река,
  Так и любовь, ей тесны берега...
  
  Любовь душевный лед ломает,
  А вольный ветер ей песнь слагает.
  Она, как лебедь: горда, верна...
  И как степной ковыль: чиста, нежна...
  Она, как радуга прекрасна.
  Нет! Любовь не может быть несчастна.
  Любовь никогда не была зла.
  Любовь всегда: тепла, светла, добра!.."
  
   (Из сборника "Любовная лирика" Аркадия Польшакова)
  
  Любовь, пожалуй, самое нежное, тонкое душевное чувство, что окрыляет человека. Она обнажает, раскрывает сердца людей. Любовь была и есть во все времена у всех народов на нашей планете и, ей все возрасты покорны.
  Любовь дарит людям крылья и возносит под облака, а порой роняет в пропасть прозы жизни. С любовью кажется, и весь мир становится лучше и добрее. Любовь всегда прекрасна, когда она взаимна и существует только для двоих.
  Короче говоря, любовь - это особенное чувство и она, как правило, нагрянет нежданно-негаданно, свалиться на голову, как с крыши сугроб в Новогоднюю ночь.
  Свою любовь Петр нашел не в дальних странах, а у себя на родине. Они встретились случайно, после непродолжительного теплого летнего дождика, который почему-то в народе называют "слепым дождиком".
  Это когда солнце светит, а на небе одна или две беременные тучки, вдруг решили разродиться кратковременным небольшим дождем.
  Деревья, листья, трава умытые дождем, будто оживают, в воздухе стоит такая целебная благодать, дышишь, дышишь этим чистым воздухом и не надышишься.
  Летний теплый дождик застал Петра на лугу, где он косил сено для лошади. Дождь заставил его временно укрыться под ветвями большой плакучей ивы, растущей на берегу.
  Туда же прибежала, прячась от дождя и Марина, дочь кузнеца Николая Ющенко.
  Марина, забежав под густые волосы ивы, которая накрыла ее своим зеленым зонтом, не сразу заметила Петра. Девушка стояла и поправляла смоченные дождем волосы. Петр был за деревом и украдкой смотрел на нее и не мог оторвать восхищенный взгляд от девушки.
  - Какая красивая, - подумал он, и как быстро Марина подросла. Он помнил ее девчонкой, а сейчас она просто красавица. Петр стоял и смотрел, как светит бриллиантовая капля дождя на ее щеке. Он улыбнулся и сказал:
  - Здравствуй, Марина! Тебя, как и меня, дождик загнал сюда под иву.
  - Ой, кто здесь? - Обернувшись, спросила девушка и, увидев его, удивленно сказала:
  - Это ты, Петр!
  - Я!
  - Давно не виделись мы с тобой, Петр !
  - Да! Давненько!
  - Наверное, еще с той поры как ты джурой отправился на Сечь .
  - Да с тех пор!
  - А ты, Петр, здорово вымахал, настоящим казаком стал.
   - Да, теперь я казак, у Кочубея в курене нахожусь.
  - Надолго приехал? - Спросила Марина.
  - Нет! Матери помогу и потом вернусь на Сечь.
  Дождь как внезапно начался, так внезапно и закончился .
  Марина с Петром вылезли из-под ветвей ивы на ласковое солнышко. Над рекой соединяя берега, играла всеми цветами красавица радуга-дуга.
  Петр, увидев радугу, посмотрел на Марину и произнес:
  - Смотри, какая яркая радуга в небе расцвела!
  - Да, красивая, перекинулась мостом на два берега! - Восторженно сказала она, чуть позже добавила. - Говорят радуга - это к счастью!
  А про себя подумала, среди девушек бытует поверье, что такая радуга соединяет не только берега, но и сердца людей. И посмотрела на Петра, глаза их встретились и казак утонул в ее янтарных солнечных лучах.
  Она улыбнулась ему и сказала:
  - Мне пора, рада нашей встречи. Приходи сегодня вечером на вечеринку, потанцуем, попоем, как раньше это было.
  - Приду обязательно! - Сказал Петр и, взяв косу, отправился косить траву на лугу.
  Он всю дорогу думал о Марине. Какая-то чрезвычайная воздушная сила подхватила его и понесла по волнам чувств.
  Он косил траву с таким рвением, что "травушка - муравушка" сама ложилась ровными рядами перед ним. Петр косил и думал о ней, думал и косил, коса в его сильных руках сверкала и пела звеня:
   - Вжик, вжик, вжик! Посмотри на новенького, от любви готовенького. Вжик, вжик, вжик! Посмотри на казака, что влюбился навсегда!..
   Чарующий, дурманящий запах скошенной травы и волны необъяснимых чувств очаровали его. Такого с ним никогда раньше не было, не случалось.
  К вечеру он скосил все поле, и если бы Марина попросила его скосить весь берег реки к горизонту, Петр и это успел сделать. Так он спешил, чтобы при полном "параде" появиться на вечеринке, куда его пригласила Марина.
  Вечером дома Петр долго примерял свой новый праздничный костюм. Мать, увидев его таким щеголем, спросила:
  - Петр, а куда ты в таком наряде собираешься пойти?
  - Да, так, мама, прогуляюсь с ребятами!
  - А может с девушками?
  - Мама, тебе, уже разведка доложила с кем?
  - Сынок, это же село, здесь все знают обо всех и даже больше: кто с кем дружит, кто куда бегает, кто горилку продает, а кто ее проклятую пьет...
  - Да, да, от женских глаз не спрячешься, - заметил, улыбаясь, Петр.
  - Ты сынок главное с этой делом не спеши, присмотрись.
  - Не волнуйся мама, где наша не пропадала, и здесь не пропадем! - Так закончил этот разговор Петр и поспешил на улицу.
  На берегу реки вечером собралась почти вся молодежь села. Среди нарядных девушек и парней Петр увидел Марину.
  - Боже мой! - Мысленно сам себе сказал он. - Сама весна-краса явилась сюда на берег реки.
  На Марине была надета красивая "вышиванка", ниже цветастая юбка, обута она была в красные сапожки, а на голове красовался живой венок из ромашек и полевых цветов.
  - Здравствуйте (Здоровеньки булы!)! - Обратился ко всем Петр с традиционным приветствием.
  - И тебе не кашлять! - За всех ответил Павло.
  - Петр, как ты вымахал, настоящая каланча! - Воскликнула подружка Марины, Фрося.
  - Да на нем можно пахать и сеять, так он вымахал! - Добавил гармонист Семен.
  - Присоединяйся к нам, и он развернув гармонь, начал "наяривать" искрометного гопака.
  Давнишний соперник Петра Павел Савицкий, который тоже приехал в село, лихо вошел в круг и врезал так называемую "чесанку". При этом он производил сногсшибательные "коленца" и "выкрутасы" от чего получал восторженные возгласы зрителей:
  - Давай, давай Павел! Покажи, как гопака танцуют!
  Павел, продолжая рубить "чесанку", в танце приблизился к Марине, приглашая ее потанцевать с ним.
  Марина задорно улыбнулась, повела плечами и, пританцовывая, вышла в круг, вокруг нее, как заводной закрутился в танце Павел.
  Гармошка разрывалась переливами, играла, пела, завораживала танцующих своими звонкими регистрами. Зрители азартно в такт хлопали, часть из них тоже вышла в круг и пустилась в пляс.
  Видя, что Петр стоит и не решается войти в круг, Марина с улыбкой подплыла к нему в танце, приглашая на танец. Петр принял вызов и тоже "чесанкой" вышел в круг танцующих. Это было захватывающее зрелище, ребята, соревнуясь друг с другом, показывали все, на что они способны и что они умеют.
  
  
   Фото. Казацкий танец.
  
  Надо сказать, что искрометный украинский гопак и тогда, и через сотни лет, завораживал своей неповторимой энергетикой. Причем различали несколько видов этого замечательного танца. Кроме обычного гопака, который танцевали ребята на хуторах и селах, был еще так называемый "Боевой гопак".
  "Боевой гопак" родился на Запорожской Сечи. В первооснове этого гопака лежали элементы, которые входят в систему единоборства казаков. Умение обезвредить противника голыми руками, всегда и везде высоко ценилось, как у запорожцев, так и у всех других народов.
  Поэтому всякий запорожский казак в Сечи умел танцевать этот фантастический танец в любых условиях, в любом, даже малопригодном тесном для танцев месте, например, на банкетном столе среди бутылок с горилкой, чашек, и ложек.
  Желая не упустить достоинство казака, особенно перед красавицей Мариной, Петр показал все, на что он был способен. Он в танце делал такие акробатические пируэты, которые здесь еще не видели. Девушки охали и ахали, когда он крутился как волчок, то взлетал "чертом" (танцевальный элемент "Боевого гопака") в воздух, в высоком танцевальном прыжке.
  Марина была шокирована, когда он "дубоном" (это тоже один из элементов "Боевого гопака") пританцовывая, включая в работу все части тела, производил такое, что покорило не только ее, но и всех присутствующих.
  Затем "чесанкою" подплыл к ней и, танцуя, протянул ей маленький букетик полевых цветов.
  Марина, покраснев, взяла букетик ромашек и поняла, как позже она призналась ему, что была окончательно покорена им.
  Сегодня Петр был в ударе, он был, как говорят сейчас среди молодежи "героем дня".
  Ребята из села просили показать все элементы "Боевого гопака", которые он знал. Им тоже хотелось научиться так ловко, виртуозно, работать всеми частями тела, выделывать головокружительные коленца, с такой искрометной энергетикой, танцевать гопак.
  Среди танцевальных элементов показанных им, были и бег, и головокружительные прыжки, и осторожные, так называемые, "ползунки". Он также показал танцевальные движения, типа: "аркан", "прибой", "чесанка", "дрябушки", "дубоны", "выручалочки", "задний шаг", "дорожку", "конский галоп".
  Устав от танцев ребята сделали перекур, а девушки затянули протяжную песню о казаке, что едет в далекий поход (приведем слова песни):
  
  "Ехал казак за Дунай,
  Сказал: "Девушки, прощай!"
  Ты, конек вороной,
  Неси и гуляй!..
  
  " Постой, постой, казаче,
  Твоя девушка плачет:
  "На что ты меня покидаешь,
   На что, казак, подумай".
  
  Вышла, ручки заломила,
  I тяжело плача:
  "На что ты меня покидаешь,
   На что, казак, подумай"
  
   "Белых ручек не ломай,
  Ясных глаз не вытирай,
  Меня с войны со славою
  К себе жди".
  
  "Не хочу я ничего,
  Только тебя одного,
  Ты будь здоров, мой миленький,
  А все остальное пропадай".
  
  Свистнул казак на коня:
  "Оставайся, будь здорова!
  Коль не погибну, то вернусь
  Через три года".
  
  Когда девушки спели эту песню, Марина посмотрела на Петра, глаза их встретились, она поняла, что этот казак ей далеко не безразличен. Только вот беда одна для всех казачок, он, скорее всего, скоро поедет из села на Сечь, в разведывательный поход или на "божий промысел", а когда вернется никто не знает, это одному Богу известно.
  Здесь девушки, как будто прочитали ее скрытые мысли и затянули грустную песню:
  " Цветет терн, цветет терн,
  Листья опадают.
  Кто с любовью дел не имеет,
  Той горя не знает.
  Кто с любовью дел не имеет,
  Той горя не знает.
  А я молодая девушка,
  Уже горе познала..."
  
  - Ребята, что вы грустные песни поете, давайте что-нибудь повеселее споем, - предложил Петр.
  - Тогда подскажи, которую ты хочешь здесь услышать песню? - Спросил у Петра гармонист Семен.
  - Да хотя бы песню "Несе Галя воду"!
  - И он, улыбнувшись, посмотрел в сторону девушки.
  Семен развернул меха гармони, и полилась знакомая мелодия, Петр первым начал мужскую часть этой песни, ее подхватили ребята:
  " Несет Галя воду,
  Коромысло гнется,
  За ней Иванко,
  Как барвинок, вьется.
  - Галя, моя Галя,
  Дай воды напиться,
  Ты такая красивая
  Дай хоть насмотреться!
  
  Здесь девушки подхватили женскую часть песни:
  - Вода у ставочку,
  Тай иди напейся,
  Я буду в садочке
  Приходи посмотреть.
  
  Далее, ребята повели свою часть песни:
  - Пришел у садочек,
  Кукушка куковала,
  А ты меня, Галя,
  Так, не поцеловала!
  
  В конце песни все хром спели заключительный куплет:
  - Несет Галя воду,
  Коромысло гнется,
  За ней Иванко,
  Как барвинок, вьется"
  
  Мы не станем приводить здесь множество народных песен, которые пели ребята на вечеринках в родном селе Петра. Надо сказать, что эти песни, пережив века, поются и в наши дни.
  Назовем хотя бы часть из них: "Ночь такая лунная", "Распрягайте хлопцы кони", "Играйте весело музыка" и другие.
  Говоря об украинских народных песнях, то в них отражено все: жизнь, обычаи, быт, в них ощутимо и ярко просматривается душа народа.
  Чарующая украинский говор, речь, содержит буквы, слова и звуки, которых нет в других славянских языках. Этот язык древнее, чем другие славянские языки, украинская речь более мелодичная, певучая и богатая музыкальными звуками.
  Поэтому если говорить о народе в целом, то это певческий, голосистый народ, обладающий в своей массе прекрасными звонкими голосами.
  Да и сам народ талантливый, если придумал и придумывает сейчас такие песни, которые долго поются в народе.
   ***
  После посиделок, Петр проводил Марину домой. С ними увязался и Павел Савицкий, который мешал им и был явно третьим лишним в этом треугольники.
  Говорили они по дороге к ее дому о многом и разном. Их разговор перескакивал с одной темы на другую. Петр спрашивал Марину о том, как ей живется в селе, она интересовался его жизнью.
  Самое интересное заключается не в том, о чем они говорили, а то, что чувствовали. А чувствовали они влечение друг к другу.
  Марина, идя рядом с ними, непринужденно улыбалась, с интересом слушала все, о чем ребята рассказывали, о своей кипучей казацкой жизни.
  Павел заливал ей о том, как богато они живут, сколько скота и лошадей держат в табуне.
  Петр говорил немного, но ярко о походе с казаками за Буг. Искреннее внимание девушки к его рассказу вдохновляло, и Петр сам не мог понять, почему ему, не слишком разговорчивому человеку, так легко говорить о своей жизни, раскрываясь перед девушкой.
  Вскоре Марина знала почти все о его жизни в Сечи, о первом его боевое крещение с басурманами, и о том, что ему вскоре предстоит отправиться с куренем на "божий промысел" в Крым.
  У калитки они расстались. Ребята просили подождать ее немного, говоря:
  - Давай еще прогуляемся немного!
  - Мать будет волноваться! - Отвечала она.
  - Тогда давай здесь у калитки постоим еще немножко.
  В это время из дома раздался голос матери:
  - Марина, это ты?
  - Да, мама!
  - Доченька, пора домой!
  - Сейчас, иду мама!
  - Извините, ребята, мне пора! Я же говорила, что мать будет волноваться, уже поздно очень.
  - Хорошо, Марина, иди! - С сожалением сказали ребята. - Завтра встретимся, ты выйдешь на вечерницы.
  - Выйду!
  И девушка скрылась за калиткой. На пороге ее встретила мать и спросила:
  - С кем ты была?
  - С Петром и Павлом! - Ответила Марина.
  - Петр, хороший парень, а вот Павел какой-то мутный, - заметила мать Марины, - ты с ним осторожнее будь.
  - Хорошо, мама! Павел с детства приставал ко мне, он мне никогда не нравился. Не знаешь, что от него можно ожидать, хорошее или плохое.
  
  Петр с Павлом направились к своим домам. В конце, перед тем как разойтись Павел хвастливо заявил ему, что Марина является его девушка, и он давно дружит с ней, потому Петру следует отвалить в сторону.
  На что, сдержанно Петр, заявил:
  - Что-то я не заметил, что Марина отвечает тебе взаимностью. И, вообще, это ей решать с кем быть и кого любить.
  Здесь перед ними пробежала, как говорят в народе, большая черная кошка.
   ***
  После этой волнующей встречи, Петр и Марина встречались каждый божий день, и ни какой там Павел не мог помешать их взаимности.
  И каждый раз тяга девушки и парня друг к другу все усиливался.
  Какие только поводы Петр не придумывал, чтобы оказаться рядом с Мариной. Их видели вместе на прополке огородов, которые были расположены за селом. Их видели вместе, когда выгоняли коров и овец пастбище. Они встречались, когда гусей и уток пригоняли из пруда, тогда Марине помогал тот же Петр.
  
  
  
   Рис. Казачья паланка.
  
  Вот и сейчас, чтобы увидеть Марину, Петр придумал новый повод, как попасть к ней в дом. Он долго крутился вокруг и наконец, решился зайти к ним во двор. Открыв калитку, он заметил мать Марины, которая развешивала мокрое белье на дворе.
  - Доброго дня, тетя Матвеевна! - Приветствовал он ее.
  - Доброго! - Ответила она. - Заходи в дом, что остановился у калитки. Я сейчас приду.
  Петр, переступив крыльцо, вошел в дом. Оглянулся. Обстановка в комнате была обычная сельская. Посередине стоял накрытый скатертью дубовый стол, вдоль стен лавки, в углу икона Божьей Матери. В комнате еще была большая печь с подом для выпечки хлеба.
  Марины в комнате не было.
  Вошла ее мать и спросила:
  - Может, пообедаешь с нами, так я сейчас накрою стол.
  - Нет, не хочу! Я пришел сказать, что мог бы помочь привезти вам сено с луга для вашей коровы.
  - Марина иди сюда!
  В комнату вошла Марина, она была явно смущена его приходом.
  - Что, мама? - Спросила она.
  - Петро хочет помочь нам привезти сено с луга.
  - Спасибо, Петр! Наша лошадь что-то захромала.
  - Тогда дочь собирайся, поедешь, поможешь погрузить сено.
  - Сейчас мама!
   И Марина пошла к себе в комнату, чтобы одеться соответствующим образом. Она собиралась не очень долго. Марина переоделась в удобную для работы в поле одежду, при этом на голову надела красивую разноцветную косыночку.
  Петр быстро сбегал к себе, запряг коня и на большой телеге для перевозки сена подъехал ко двору.
  Марина уже ждала его у калитки.
  Мать, увидев Петра, вышла к ним и положила на телегу "узелок" с харчами и водой, сказала при этом:
  - Поезжайте, привезите то сено, которое в дальнем стоге.
  - Хорошо, мама!
  - Ну, езжайте с богом! - Мать перекрестила их.
  
  Петр как бывалый казак подстегнул лошадь, крикнул:
  - Ну, пошла родная!..
  И они поехали по дороге за село, где в скирдах находилось их сено.
  Приехав на место, они слезли с телеги, вокруг их простирался скошенный луг, на котором холмами стояли небольшие стога сена.
  С реки веяло свежестью, слух ласкал непрерывный стрекот кузнечиков, а вверху пел свою бесконечную песню жаворонок.
  - Посмотри Петр, как хорошо здесь! - Воскликнула Марина, снимая косынку.
  - Да, хорошо! Давно я не бывал в родных местах, - сказал Петр, осматривая знакомые с детства луга и поля у реки.
  Среди множества полевых цветов, у реки Марина заметила поляну с ромашками, которые качались от дуновения ветра, кивая ей своими солнечными шляпками.
  Марина сорвала несколько из них и поднесла к лицу, улыбнувшись чему-то своему, потаенному, потом сказала Петру:
  - А ты ловко придумал про сено, чтобы нам еще раз встретиться.
  - Знаешь, Марина, это как-то само собой получилось. Я вспомнил, что у вас лошадь захромал, и сено ничем привезти.
  - Сено, сеном, Петро, но мать давно догадывается о наших отношениях, и не только она.
  - Да, деревня есть деревня, здесь от человеческого взгляда не спрячешься.
  Марина давай сначала поработаем, нагрузим воз, а потом пойдем купаться на реку.
  - Хорошо, я буду на телеге принимать сено, а ты со скирды будешь бросать его мне.
  
  Петр подогнал коня с телегой к самому краю скирды, закрепил по периметру телеги колья, образуя как бы большую клетку и начал вилами набрасывать сено на телегу. Марина вилами принимала пучки сена и укладывала их, распределяя равномерно по всей площади телеги.
  Работа кипела, для них сельских жителей это было обычное дело, один бросает, другой принимает и равномерно распределяет сено по телеге.
  Поработав так около часа, они сделали перерыв, улеглись на сене у подножия стога. Марина раскрыла "узелок" взяла фляжку с водой и сказала Петру:
  - Хочешь водички!
  - А крепче у тебя ничего не найдется? - С улыбкой пошутил он.
  - Ишь чего захотел, есть только водица!
  - Ну что же голубка, дай голубю воды напиться!
  - На, голубь, держи! - С улыбкой сказала девушка.
  Петр взял из рук Марины фляжку с водой и стал пить, глядя на нее.
  От его откровенного взгляда Марина смутившись, покраснела.
  Забрав у него фляжку, она спросила:
  - Может, перекусить хочешь?
  - Нет, давай полежим на сене немного, а потом закончим работу.
  И Петр завалился лежать на ароматном сене, Марина села рядом с ним.
  Он нежно взял ее за руку и сказал:
  - Жаль, что так редко мы можем быть вдвоем.
  У Марины от его прикосновения внутри пробежала волна чувств.
  Опустив глаза, она произнесла:
  - Петро отпусти руку, не забудь, что нам еще работать надо, вон, сколько еще сена осталось.
  - Забудь о сене, мы его мигом перебросаем, иди ко мне моя голубка, - и он притянул ее к себе за руку.
  Марина, слабо сопротивляясь, и вскоре оказалась в его объятиях.
  Запах ее волос, кожи, тела пьянил Петра, он стал страстно целовать ее.
   Она слабо сопротивлялась и негромко говорила ему:
  - Петро, не надо, что ты делаешь! Нас могут увидеть!
  - Ну и пусть видят, как я люблю тебя.
  Она млела от этих слов, близость их проникала в ее сердце. Петр сам был не свой, готов был целовать и целовать ее губы, глаза, лицо, шею, плечи.
  Марина замерла, глаза их встретились, губы снова потянулись друг к другу как магниты.
  
  
   Фото. Влюбленные целуются.
  
  За этим поцелуем последовал другой, третий...
   Это для обоих было как блаженство, ничего подобного они раньше никогда не испытывали.
  Если есть на свете счастье, то оно было тогда с ними.
  - Марина, я тебя люблю! Жить без тебя не могу!
  - И я тебя люблю, с нашей первой встречи люблю!
  Руки Петра обвивали тело, горячие пальцы гладили все ее прелести, губы находили все новые и новые открытые места её прекрасного тела.
  Он достал до самых сокровенных ее мест, Марина на мгновение замерла, а потом решительно возразила, сказав:
  - Пусти, Петр, нельзя, не время сейчас.
  - Я хочу тебя!
  - Нельзя, нельзя милый! - Охлаждая его пыл, твердила Марина.
  Она решительно стала освобождаться от его горячих объятий, встала, отряхнулась от частиц сена и сказала, улыбаясь Петру:
  - А ну вставай лежебока, сено надо грузить!
  - Слушаю и повинуюсь моя королева! - Ответил он и поднялся с земли.
  И они стали снова грузить сено на телегу. Петр подавал его, Марина раскладывала все выше и выше, пока от копны на земле не осталось клочка. Теперь на телеге выросла целая гора сена. Чтобы оно не рассыпалось, они вдвоем закрепили его веревками и длинными сыромятными ремнями.
  - Все, шабаш! Теперь пошли к реке искупаемся. Я мокрый весь.
  - Мне тоже жарко, можно искупаться, - согласилась Марина.
  Они вышли на берег реки, сели на холм, ласковый ветерок играл завитушками у Марины на голове.
  Речные чайки кружили над водой. Они камнем падали вниз и захватывали своими клювами рыбу, потом поднимались вверх и глотали ее, и снова искали рыбу пролетая над поверхностью реки.
  На реке кроме птиц и их двоих никого не было.
  - Боже, если ты есть, то только ты мог создать такое идеальное место для нас с Мариной? - Подумал Петро.
  Он открыто любовался своей избранницей, все было, как говорят мужики, при ней...
  Любовь, ведь, такая прекрасная штука, которая заставляет под взглядом любимого человека, глаза светиться ярче звезд, чаще улыбаться, радоваться жизни. Петр понимал, что эту свою любовь нужно лелеять и беречь.
  - Как ты красива, Марина, - тихо произнес он, любуясь девушкой.
  - Так уж красивая! Ты преувеличиваешь Петр, я обычная.
  - Нет, милая моя, я это вижу, - сказал он и коснулся рукой пряди ее волос.
  Мысли Марины разбежались в разные стороны. Пальцы Петра коснулись ее лица, она закрыла глаза, он притянул ее к себе и их губы нашли друг друга.
  Петр прижал ее к своему здоровому сильному телу. Поцелуи их стали более частыми и сладкими, дыхание сбилось, сердце разрывалось и хотело вырваться на свободу.
  В какой-то момент Марина пришла в себя и, отстраняясь от него, сказала:
  - Петр, ты забыл, зачем мы сюда пришли!
  - Нет, милая моя! - Улыбаясь, ответил он.
  - Тогда пошли купаться! Ты первый, а я за тобой, только, чур, на меня не брызгать водой.
  - Хорошо, радость моя, - согласился с этим предложением, Петр, и стал раздеваться.
  Марина подошла к реке, зашла по щиколотку в воду и стала смотреть в сторону вечернего Солнца. Петр смотрел на нее и любовался своей девушкой. Чайки, кружили над рекой, а по небу бежали облака. Вода в реке была прозрачная, и Марине было видно стаи мальков рыб, которые резвились у ее босых ног.
  Что может быть лучше теплых летних дней и вечеров? Только такие же или еще даже лучше теплые летние вечера, да еще рядом с любимым человеком!
  
  (Забегая вперед, скажем, что о таких летних теплых днях Петро Калнышевский не раз вспоминал и ему они часто снились в камере подземелья Соловецкого монастыря, куда его посадила коварная императрица).
  
  Марина стала прогуливаться по мелководью, поглядывая в его сторону, любуясь казаком.
  Когда она была маленькой девочкой, то сидя здесь на берегу, часто представляет себя птицей.
  - Марина, о чем ты сейчас думаешь? - Спросил Петр.
  - О разном!
  - Скажи, у тебя есть мечта.
  - Да, я мечтала в детстве быть птицей!
  - Ну, это нереально?
  - Конечно, нереально. Но я могу быть ей в мечтах.
  - Ты хочешь научиться летать?
  - Да! В мечтах это сделать легко! Поверь мне! Полет мечты так же реален, как полет птицы! Может когда-то люди научатся летать.
  - Может быть и научатся! Говорят, что дед Панас, сделал из бычьего "мочпуза" (пузыря) шар, надул его дымом и тот полетел, подхваченный ветром. Здорово было смотреть, как он парит в воздухе.
  - Ну, а ты о чем мечтал в детстве? - Спросила Марина.
  - Стать настоящим казаком!
  - Ты и стал им, а сейчас мечтаешь о чем?
  - О тебе, моя голубка!
  - Нет, я о большем, спрашиваю?
  - Марина, каждый казак мечтает стать если не атаманом, то, по крайней мере, есаулом!
  - А что, Петр! Ты можешь стать кем угодно, настойчивости и умения тебе не занимать.
  Тут Марина несколько отвлеклась, увидев лягушку, сидящую на большом листе кувшинки. Девушка смотрела на цветок и на царевну лягушку и о чем-то думала.
  В это время неожиданно мимо неё пробежал в одних подштанниках Петр и с разбега плюхнулся в воду, подняв тучу брызг. Плавал и нырял Петр очень хорошо.
  - Ой, Петр, как ты напугал меня! - вскрикнула Марина.
  - Ничего страшного! Марина иди ко мне.
  - Я потом! Как вода, хороша?
  - Вода теплая, хорошая. Здесь она чистая, прозрачная, даже дно видно.
  - Это хорошо, я люблю такую воду.
  - Тогда иди купаться!
  - Нет, я тут немного поброжу, а потом залезу.
  - Хорошо! Я попробую пока надрать раков, - сказал Петр и поплыл к крутому берегу реки.
  Там он начал нырять.
  Однажды Петр нырнул и долго не показывался на поверхности воды. Марина начала волноваться и готова была броситься за ним. Но Петр вынырнул из воды, держа в правой руке большого рака.
  - Марина на, лови добычу! - Крикнул он и бросил его на берег.
  Рак упал на песок, поднялся и пополз к воде. Марина не дала ему далеко уползти, осторожно взяв его двумя пальцами за спину.
  - Ого, какой огромный! А клешни у него, какие большие! - Произнесла удивленно она. - Как схватит, мало не покажется.
  - Марина, я тут еще поныряют, половлю в пещерах раков и сомов, а ты собери их вместе.
  - Хорошо, Петро, ты только там осторожнее!
  - Не бойся, Марина, казак в реке, как рыба в воде.
  И он начал нырять, и бросать ей на берег раков, небольших сомов.
  Затем Петр вышел на берег, собрал сушняк и стал разводить костер.
  Марина отошла подальше от него, за кустами разделась и вошла в реку.
  Петро видя, что Марины долго нет, пошел искать ее. Чуть в стороне на кустах он нашел одежду ее. Затем и Марину, которая купалась неподалеку.
  Увидев ее, он полез за ней. Марина умоляла, чтобы он не подплывал к ней близко, она была без ничего...
  Но Петра это даже подхлестнуло, ему захотелось покупаться вместе с речной такой русалкой.
  И размашисто стал грести руками, поэтому быстро догнал ее в воде, не дав убежать на берег.
  Обхватив ее руками, он почувствовал гладкое упругое тело. Развернув ее к себе, он, смеясь, стал горячо целовать ее. На милом личике девушки появлялась смущенная улыбка. Впрочем, сама мысль о том, что кто-то может застать их врасплох за столь интимным занятием, пугало ее.
  Его руки блуждали по всему ее телу, дыхание у Марины сперло, сердце колотилось, она понимала, что он хочет, и пыталась как-то остановить его.
  Но этого не получилось, Петр был слишком настойчив, и, в конце концов, она уступила ему.
   Они стояли по грудь в воде, дно было достаточно ровным, так что Петру было удобно стоять. Марина обвила его бедра ногами, при этом Петр поддерживал ее снизу за ягодицы.
  В ней самой проснулась страсть и желание, и она окунулась в волны любви. Марина стала сама прижиматься к его сильному телу. Так они погрузились в волны неземного чисто человеческого счастья - быть любимой и быть с любимым.
  Все это было для Марины, как бы во сне, не было боли, не было чувства сожаления.
  Она верила, что сердце Петра всегда будет принадлежать ей. Что она никому его не отдаст. И это будет продолжаться вечно, пока они живут на земле, пока светят для них звезды, улыбается Луна и согревает их любовь само Солнце...
  
  Здесь мы остановим мгновение, которое для влюбленных было прекрасно.
  Выйдя на берег, Марина оделась, а Петр, набрав охапку валежника, развел костерок и начал готовить ужин из улова.
  Когда Петр на углях испек добычу, Марина развязала узелок с едой, и они принялись ужинать.
  Солнце клонилось к закату, тени деревьев стали расти и расти, пора было возвращаться в родное село.
  И они поехали домой, Петр сидел на передке и управлял конем, а Марина забралась на копну сена и лежа смотрела на бездонное небо, где начали просматриваться первые звезды.
  Однако ничего вечного под луной не бывает, пришло время расставаний, закончились их встречи, впереди их ждала длинная, длительная разлука.
  Вскоре Петр уехал на Сечь, Марина осталась ждать его в родном селе в качестве невесты.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СВАДЬБА ПЕТРА И МАРИНЫ
  
  
  
   Фото. Девчата на свадьбе у плетня.
  
  "Ах, свадьба, свадьба, свадьбачка!
  Гуляй и пей братва.
  Невеста просто лапочка,
  Весенняя краса.
  Пей до дна!
  Пей до дна!
  Счастья паре на века!
  Пей до дна!
  Пей до дна!
  Много разного добра!
  Пей до дна!
  Пей до дна!
  Крикнем дружно им:
  Гей, гей! Ура-а!"
  
  (Из сборника песен Аркадия Польшакова)
  
  После очередного похода на "божий промысел", Петр, накопив денег, приехал в родное село, чтобы жениться на Марине. Подъехав к дому, он увидел мать, которая вешала сушиться глиняные кувшины на забор.
  Агафья, увидев сына, всплеснула руками, радостно запричитала:
  - Петро, ты приехал домой!
  - Да мама, приехал. Как твое здоровье?
  - Ничего, сынок, потихоньку с Божьей помощью.
  - Хорошо мама! Смотри, я тебе здесь подарки привез.
  - Спасибо! А что это за лошади с тобой?
  - Да наши лошади, это добыча от похода на "божий промысел".
  - Сынок, а не страшно было?
  - Да нет, все в порядке!
  - Ой, что это я тебя здесь расспрашиваю, пойдем в дом!
  Они зашли в дом. Агафья быстро собрала на стол различную крестьянскую пищу.
  Посадила напротив себя сына. Петр начал кушать, а мать стала расспрашивать его о службе.
  - А куда вы ходили сыну на "божий промысел"?
  - Далеко, в Крыму были!
  - Семен Кочубей был с вами?
  - Да, мама!
  - Это хорошо, что он был с тобой! Мне спокойнее! Ты ешь, ешь сынок!
  - Мама, а как вы тута живете?
  - Да ничего, хорошо! Твои меньшие братья помогают мне по хозяйству. Они тоже мечтают попасть на Сечь.
  - Где они сейчас?
  - На реке, рыбу ловят!
  - А как Марина?
  - К ней недавно сватался Павел Савицкий! Так она ему отказала, тыкву огромную "подарила".
  Петр засмеялся и сказал: - Вот как! Тыкву подарила?
  - Да! Он такой обиженный был. Ну, а ты сынок, когда собираешься жениться?
  - Да хоть сейчас!
  - На ком? На Марине?
  - Да, мама!
  - А не боишься тыкву получить в подарок.
  - Нет, мама, так что засылай в нее сватов. Пока я здесь в отпуске буду, невестку тебе в дом приведу.
  - Вот это дело, сынок! Будет мне помощница. Завтра с кумом мы займемся этим.
  - Мама, свадьбы проведем скромно. Пусть будут только родственники, соседи и казаки из Сечи, которых я пригласил во главе с Кочубеем.
  - Хорошо, сынок! Но если придут все сельчане, мы не сможем отказать им в приеме.
  
  Сельский быстрокрылый слух быстро разнес по селу весть о том, что Петр женится на Марине.
  И вот уже в доме Агафьи третьего дня играет (идет) свадьба, Петро женится на Марине.
  
  
   Фото. Праздничный кныш на столе..
  
  
  За накрытыми белыми скатертями столами, по одну сторону ряда сидят родные жениха, по другую - невесты, тут же сваты, в середине сидят гости, среди них Семен Кочубей, казаки Нечипайзглузду, Неразлейвода, Неешкаша, отдельно сидят музыканты.
  Музыканты играют, а девушки поют песню:
  "Зелёное жито, зелено,
  Хорошие гости у меня.
  Зелёное жито за селом,
  Хорошие гости за столом,
  Зелёное жито на поле,
  Хорошие гости в доме.
  Зелёное жито, еще и овес,
  За столом собрался род наш весь"
  
  Сватья, согласно старому обычаю, поет:
  - В огороде растут плоды,
  Золотое семя,
  Ой скажите, добрые люди,
  Где здесь в доме веселье?
  
  Сват добавляет:
  - В огороде бузина,
  За городом зелье,
  В этом доме, у нас,
  Свадьба идет - веселье!
  
  Дружка поет:
  За горой черная туча,
  А за столом прекрасная пара.
  Хорошо мы сделали,
  Что их вместе посадили!
  
  Встает Старший сват и говорит:
   "А сейчас продолжаем обряд дарения.
  Постольку родители ранее подарили молодым
  все, что необходимо в хозяйстве,
  то сейчас обряд дарения начнем
  с дорогих наших гостей из Сечи.
  Просим пана Кочубея!.."
  
  Кочубей: - Позвольте мне сначала, панове (господа), всем вам поклониться, честь отдать и добрые слова сказать.
  Агафья: - Говори, Семен! Тебя здесь все знают и уважают.
  Кочубей: - Мы уже несколько дней гуляем на свадьбе Петра и Марины.
  Как хорошо, что собрались мы все в этой хате, у прекрасной хозяйки нашей - Агафье. Матери воспитавшей такого знатного казака Петра, который сейчас жениться на прекрасной девушке Марине.
  Казаки нашего куреня по традиции дарят матерям и отцу Марине сапоги и шапку, братьям и сестрам молодых - пояса и туфли, а молодым золото и серебро, чтобы всегда было в их семье - свет и добро!
  
  В этот момент казаки Нечипайзглузду, Неразлейвода, Неешкаша раздают подарки, а Семен Кочубей высыпает из папахи в подарочную сумку молодых горсти золота и серебра.
  
  Как известно ни одна украинская свадьба не обходится без юмора, розыгрышей, веселых танцев и песен, поэтому здесь на свадьбе молодых этого добра было навалом.
  Нечипайзглузду с улыбкой подходит к Петру и говорит ему:
  - Петро, от меня тебе особенный подарок! Вот возьми мешочек яблочек, чтобы больше не бегал к другим девчатам!
  За столом гости засмеялись, особенно женщины.
  Неразлейвода:
  - У меня для тебя, Петро, тоже подарок. Дарю тебе два пятака, чтобы у вас родились сын и дочка!
  За столом гости одобрительно смеются, особенно уже мужики.
  Агафья: - Марина! Дарю тебе бубенцы, чтобы не ходили чужие молодцы!
  
  Марина:
  - Спасибо, мама! Мне кроме Петра ни кто не нужен!
  
  
  
   Фото. Невеста с венком на голове.
  
  Агафья: - Правильно дочка!
  Петр: - А мне Марина дороже всего на свете!
  Старший сват: - Вот это дело, Петро! Что же мы молчим, не кричим: - Горько! Горько!..
  
  Гости за столом все подхватили этот призыв, хором закричали: - Горько!..
  Молодые по древней традиции встали и целуются. Целуются долго, пока гости кричат:
   - Горько! - Горько!..
  Музыканты с девушками затянули песню:
  
  " Звенела и пела бандура,
  Музыкант вытворял чудеса,
  Танцевала счастливая пара,
  И с ними танцевала весна.
  
  Жених, целуя невесту,
  Шептал ей на ушко: - Люблю!
  "Горько" кричали все с места,
  И свадьба "гудела" вовсю.
  
  Сваты народ веселили,
  Все пили горилку до дна,
  Гостей, слегка тут журили:
  Всех тех, кто не пил за любовь!
  
  А гости все пили и пели,
  Спиртное лилось здесь рекой,
  Корову с бычком они съели,
  "Святой" запивая водой"!
  
  Припев:
  Ах, свадьба, свадьба, свадьбачка -
  Гуляй и пей брата!
  Невеста словно звездочка -
  Весенняя краса!
  Пей до дна!
  Пей до дна!
  Счастье паре на веки!
  Пей до дна!
  Пей до дна!
  Хату полную добра!
  Пей до дна!
  Пей до дна!
  Кликнем дружно им:
  Ура - а- а- а- а!
  
  Старший сват встал и с улыбкой, обращаясь к молодым, сказал:
  - От меня личный подарок. Дарю молодым в наволочке кусочек глины, чтобы вы позвали нас на детские крестины!
  Петр: - Позовём! Обязательно позовём!
  
  Сватья: - Дарю мешочек цыбуди (лука), чтобы Марина не крутила родным дули!
  Марина, стыдливо: - Что вы, как можно!
  
  Теща:
  - Зять ты мой милый, хороший,
  Где-то у меня закопаны гроши (деньги).
  Будешь мою дочь любить,
  Будешь те деньги личыты (считать).
  
  Неешкаша, смеясь, заметил Петру;
  - О-о, с деньгами казаки любят женщин всегда и больше всего на свете!
  
  Агафья:
  - Слава богу, сына женила,
  Слава богу, невестку дождалась.
  Теперь не буду светлицу мести,
  Только буду порядочек вести.
  
  Старший сват:
  - А сейчас дорогие, друзья, давайте мы все вместе пойдем с молодыми во двор и начнем там, на свежем воздухе петь, танцевать и веселиться.
  
  Старший сват подал молодым платок и вывел их во двор, за ними вышли все присутствующие на свадьбе.
  Музыканты заиграли, а девушки с ребятами запели веселую песню:
  
  "На берегу Днепра гуляла осень,
  Катилось свадьбы золотым руном,
  И небо разрывалось от песен,
  Танцевали волны крутым гопаком.
  Припев:
   "Горько", "горько", "горько"! -
   Кричат молодым.
   Целовались долго,
   Целовались в "дым".
   Сладко, сладко, сладко! -
   Было им, двоим.
   Счастья, счастья, счастья! -
   Все желали им.
  
  Горилка "лилася" рекою,
  Звучали тосты, песни молодым,
  Я им завидовал немного,
  Поскольку был, как сокол, холостым.
  
  Припев:
  
  Глаза невесты, словно сине море,
  В них утонуть можно было всерьёз,
  Сиял жених в счастливом ореоле,
  Их осыпали лепестками роз.
  
  Припев: ... "
  
  Во дворе свадьба продолжалась во всем своем многообразии. Начались всевозможные игры, шуточные розыгрыши, песни и танцы...
  
  
  
  
   Фото. Умопомрачительный прыжок казака в танце.
  
  Ряженые (цыгане) обходили родственников и гостей, гадали им по руке, ноге, голове, выпрашивали денег, воровали кур, гусей на новое хозяйство молодых.
   Они, шутя, своровали у кума двух поросят, нарядили их в нарядные платья и подарили этих визжащих разовых "очаровашек" Марине. Резвые поросята вырвались из рук новой хозяйки и стали убегать от неё.
  
   Видя это дело Неразлейвода смеясь, стал кричать жениху: - Петро, лови приданое невесты!
   Жених с гостями бросился ловить поросят.
  
  
  
   Рис. Свадебные поросята.
  
  За поросятами помогая молодым, по двору бегала куча мала народу. Смеху и гамму было полоно, целый двор.
  Петр с казаками, наконец, поймали поросят и заперли их в сарае.
   Музыканты заиграли свадебную песню, женщины, и девушки хором запели:
  "Куда бы я ни ходила, где бы я ни была,
  Есть у меня батько, кланяюсь я.
  Кланяюсь тебе, батько,
  Что довел меня до порядка,
  Больше не будешь, не будешь...
  
  Куда бы я ни ходила, где бы я ни была,
  Есть у меня мама, кланяюсь я.
  Кланяюсь тебе, мама,
  Что будила меня рано,
  Больше не будешь, не будешь...
  
  Куда бы я ни ходила, где бы я ни была,
  Имею окошки, кланяюсь я.
  Кланяюсь вам, окошки,
  Что приглашали солнце,
  Больше не будут, не будут...
  
  Куда бы я ни ходила, где бы я ни была,
  Имею ворота, кланяюсь я.
  Кланяюсь вам, ворота,
  Где ходило много хлопцев,
  Больше не будут, не будут..."
  
  Щедрыми эмоциями, неподдельными чувствами, идущих из глубины растроганных сердец, гуляли на свадьбе родственники и гости жениха и невесты. Музыка, танцы и пение во дворе Агафьи продолжались до позднего вечера.
  
  
  
   Фото. Лихой перепляс во дворе.
  
  Но некоторые гости были не рады этой свадьбе.
  Отвергнутый Мариной Павел Савицкий, пьяный в "дупель", стоял у забора и говорил, такому же подпитому казаку.
  - Я еще покажу этому хлысту Петру, где раки зимуют! А Марина у меня еще пожалеет, что тыквой меня угостила.
  Неешкаша засмеялся и спросил: - Тыкву тебе подарили? Большую?
  - Не то, что большую, громадную! - сокрушенно ответил, пьяный Павел. - Марина еще ответит, что меня отвергла!
  - Ты что, пьяный упал с телеги! Это хорошо, что тебе на память громадную тыкву подарили. Я тебе так скажу, нет худа без добра! Тыква очень полезная лекарственная вещь, с неё сладкую хорошую кашу можно сварганить. Лучше иди домой и проспись!
  
  Поздно ночью свадьбе закончилось.
  На следующий день казаки стали собираться ехать на Сечь.
  Во дворе Марина, мать, родственники молодых, стали провожать их.
  
  
   Рис. Прощание казачек с казаками перед походом.
  
  Марина со слезами на глазах, просила Петра: - Петр, береги себя! После похода возвращайся скорее домой!
  Петр отвечал ей: - Мариночка, дорогая, не волнуйся, все будет хорошо. Прискочу, как только это будет возможно.
  Агафья: - Да сынок, возвращайся скорее, мы будем тебя ждать.
  Петр: - Хорошо мама!
  Кочубей: - Агафья и ты Мариночка, вы не волнуйтесь за него. Петр настоящий боевой казак, он нас всех переживет.
  Агафья: - Хорошо бы, Семен! Ты все же поглядывай за ним.
  Семен Кочубей: - Все будет хорошо, Агафья!
  Затем он, обращаясь к казакам, громко произнес: - Казаки, мы опаздываем. По коням!
   Казаки сели на коней и поехали по проселочной дороге на родную Сечь.
  Отъезжая, они запели любимую песню Петра про белого коня:
  "Есть у меня белый конь,
  Быстрый как ветер, огонь,
  Мчит он меня по степи,
  Попробуй его догони.
  
  Припев:
  Белый конь, белый конь, славный конь,
  Поспеши, поспеши дорогой,
  Поспеши, поспеши, милый друг,
  Где с тобою нас любят и ждут.
  
  Конь родной для меня словно брат,
  Всех он дороже стократ,
  Верный и преданный друг,
  Хлеб не берет из чужих рук.
  
  Припев:
  Белый конь, белый конь, славный конь,
  Поспеши, поспеши дорогой,
  Поспеши, поспеши, милый друг,
  Где с тобою нас любят и ждут.
  
  Есть у меня белый конь ,
  Быстрый как ветер, огонь,
  Он спасал нас не раз,
  Как завороженный Спас.
  
  Припев:
  Белый конь, белый конь, славный конь,
  Поспеши, поспеши дорогой,
  Поспеши, поспеши, милый друг,
  Где с тобою нас любят и ждут..."
  
  Родные и близкие еще долго смотрели им вслед. Постепенно казаки исчезли вдали, и их песня тоже затихла в степи.
   АТАМАНСТВО
  
  "Легко быть Первым... (атаманом)?
  Вопрос, друзья, ведь непростой,
  Здесь груз ответственности такой,
  Разнообразный и святой,
  Накроет тут вас с головой,
  Бывает так, что хоть волком вой!"
  
  
  
   Рис. Войсковая Запорожская Рада.
  
  
  В небольшой по объему повести о Петре Калнышевском невозможно описать все события, которые произошли в его нелегком ратном труде боевого казака разведчика войска запорожского, здесь было много побед и огорчений, особенно когда он в боях терял самых близких друзей и товарищей.
  Постепенно, но уверенно он рос как военный руководитель, был сотником, есаулом, обозным, куренным, судьею. Короче говоря, прошел: Крым, Рим и медные трубы.
  Калнышевский был всегда сторонником дружбы с братским христианским русским народом, выступал против исконного общего их врага Османской империи. При этом он был последовательным сторонником сохранения известной доли самостийности и "незалежности" Сечи, ратуя за то, чтобы казаки могли чтить традиции и обычаи своих предков.
  В выборной должности войскового есаула, Петр Калнышевский был помощником тогдашнего кошевого атамана, престарелого Григория Федорова.
  Есаул Калнышевский в 1754 и в 1755 г.г. участвовал практически во всех военных компаниях и походах казаков, а также участвовал в депутации казаков, посланной в Петербург для решения "некоторых войсковых нужд".
  Главной целью этих депутаций было, чтобы выхлопотать разрешение о возвращении Запорожских земель, захватываемых алчными соседями.
  Возвратившись на Запорожье в 1756 г., Калнышевский вскоре был избран войсковым судьею, но пробыл в этом звании недолго, около года, и в 1758 г. снова участвовал в депутации, отправленной в Петербург с той, же целью, как и предшествующие. Но обе эти поездки, по вопросам о землях не привели к благоприятным результатам, поскольку бюрократия и взяточничество, были и есть столпами русский государственности.
  Войсковым судьею Петр Калнышевский оставался до 1762 г., но на этом рост его в Запорожской военной епархии не закончился. Он научился видеть изнанку людей, скрытые пружины их поведения. Научился ценить время, здоровье, возможности сделать что-то доброе, значимое в жизни.
  В январе 1762 года его впервые казаки на всеобщей Запорожской Раде избрали атаманом Коша.
  Это важное событие произошло по старому церемониалу зимним днем 1 января 1762 года на Майдане - центральной площади Сечи.
  Был торжественный вынос Штандарта запорожского войска, Святых икон. Из церкви вышли на центральный Майдан архимандрит и атаман Запорожского Коша Григорий Федоров.
  На Майдане стояли, ждали открытия Совета вся "атамания": старшины, деды, уважаемые казаки и прочие. Среди них были два кандидата в атаманы - Калнышевский и Лантух. На Запорожской Раде присутствовали также полковники Яков Савицкий, Афанасий Ковпак, Иван Мандро, Семен Кочубей, старшины - Нечипайзглузду, Наливайко, и другие.
  Атаман Федоров, открывая Совет (Раду), сказал:
  - Казаки, сегодня мы на Совете должны выбрать нового атамана. По состоянию здоровья сегодня я оставляю свои полномочия. Какие будут предложения на этот счет?
  Первым выступил полковник Павел Савицкий, давний недоброжелатель Петра Калнышевского, который громко стал горланить на весь Майдан:
  - Казаки, да что там мудрить, надо атаманом выбрать Григория Лантуха, как
  это предлагает нам сама российская императрица.
  Лантух (Мешок, Куль в переводе на рус. яз.) снимает папаху и садится на скамью кандидатов, где сидит уже архимандрит Сечи.
  По Майдану прокатились возмущенные крики из толпы сторонников Калнышевского:
  - Лантуха - этого Лопуха в пустом мешке, да в атамана, да вы что, казаки, з глузду сьехали (рехнулись)!..
  - И причем здесь императрица?
  - Пошла бы она подальше со своими предложениями, у нас свои обычаи!..
  
  
  
   Рис. Казаки на Раде слушают атамана.
  
  Затем выступил Семен Кочубей:
  - Казаки, на что нам Лантух сдался! Он будет больше в себе думать, а не о казаках! Я предлагаю выбрать атаманом Петра Калнышевского.
  Калнышевский по традиции Сечи снял папаху и садится на скамью, рядом с Лантухом. Тот недовольно отодвинулся на край скамьи.
  Слышны выкрики из толпы, как его сторонников, так и противников:
  - Верно, Калнышевского в атаманы! Он мудрый человек, не то, что Лантух!
  - Казаки, императрица нам такого не простит! Надо Лантуха выбрать атаманом!
  - Екатерина - хитрая лиса, хочет казаков как тех кур для своего борща под лапами иметь. Пошла бы она в сраку... (далее непечатный запорожский фольклор).
  - Во - во! Пошла туда, глубже и подали... Пусть не лезет со своим уставом в наш монастырь. У нас свои обычаи.
  - Казаки! Не выберем Лантуха, императрица может к нам войска отправить.
  - Пусть попробует, мало ей не будет...
  Больше всех тогда на Майдане горланил полковник Павел Савицкий, который громко на весь Майдан кричал:
  - Казаки, одумайтесь! Надо атаманом выбрать Григория Лантуха.
  
  Успокаивая разгоряченных казаков, морской полковник Мандро, высказал для всех здравую мысль, сказав:
  - Казаки, давайте послушаем самого атамана и нашего архимандрита! Что они посоветуют нам?
  Послышались выкрики из толпы:
  - Верно, казаки, давайте послушаем их!
  - Пусть говорят!..
  Вперед вышел атаман Федоров, который просто и ясно сказал:
  - Казаки! Я хорошо знаю Петра Калнышевского, он долго был моим помощником. Поэтому предлагаю выбрать его, он будет чтить наши обычаи, и при нем закрома наши будут полнеть.
  Григория Лантуха я меньше знаю. Он больше сторонник москалей, поэтому будет делать то, что им больше выгодно.
  После атамана свое предложение высказал архимандрит, который поддержал атамана, сказав:
  - Казаки, я поддерживаю предложение атамана. Петра Калнышевского я знаю как мудрого человека и стойкого сторонника нашей веры и обычаев. Он будет хорошим атаманом Коша.
  
  Послышались выкрики из толпы:
  - Верно! Голосуем за Калнышевского.
  - Казаки, москали нам этого не простит! Лантуха в атаманы Коша!
  - Атаман! Ставь обоих кандидатов на голосование?
  - Казаки! Будем голосовать! Кто больше наберет голосов, тот и будет атаманом!
  
  Атаман Федоров:
   - Казаки! Приступаем к голосованию!
  Первым начинаем с Григория Лантуха.
  Счетчики голосов - начинайте свою работу.
  Лантух, согласно традиции, встает, выходит на середину помоста и делает поклон на четыре стороны: Кресту, архимандриту, старшинам и народу Сечи.
  Есаул стал слева от него, положил правую руку на его плечо и, обращаясь к народу, сказал: - Казаки! Люб (дорог) ли вам атаман Григорий Лантух!
  Казаки, голосующие за Лантуха, подняли вверх руки и сабли.
  Счетчики начали в толпе считать голоса. Кончив считать, старший счетчик поднялся на помост и объявил: - Казаки! За Лантуха отдали свои голоса 36 казаков.
  Атаман говорит: - Казаки! Теперь приступаем к голосованию за то, чтобы атаманом Коша стал Петр Калнышевский!
  Калнышевский встал, тоже вышел на середину помоста, сделал поклон на четыре стороны. Есаул стал слева от него, положил правую руку на его плечо и говорит:
   - Казаки! Люб ли вам атаман Петр Калнышевский!
  Казаки, голосующие за Калнышевского, подняли вверх руки, шапки и сабли.
  
  
  
  Рис. Голосование казаков на Раде: "Быть или не быть - Бить или не бить!"
  
  Счетчики стали считать голоса. Старший счетчик поднимается на помост и говорит:
  - Казаки! За Калнышевского отдали свои голоса подавляющее большинство казаков.
  Атаман Федоров громко объявляет:
  - Атаманом Коша большинством голосов община (Рада) выбрала Петра Калнышевского.
  Выкрики из толпы:
  - Ура! Любо! Любо - Калнышевскому!
  Два пристава подошли к Калнышевскому и по старому обычаю, взяли его на "растяжку" ( руками держа его за рукава, чтобы напоминало распятие креста).
  Пристав снял с него кафтан, расстегнул рубашку-вышиванку, чтобы было видно нательный крест.
  Есаул, видя крест, кричит: - Казаки! Атаман - православный!
  Выкрики из толпы: - Люба! Любо!
  Савицкий, злорадно, кричит: - Казаки, нагайкой его! (Призывая соблюсти старый обряд посвящения в атаманы)
  Слышны крики подкупленных москалями сторонников Лантуха: - Нагайки его, нагайкой!
  Есаул по старому казацкому обычаю взял плеть и трижды сечёт нового атамана по спине, приговаривая: - Казаком был - казаком станешь!
  Архимандрит подвел Петра Калнышевского к Библии и иконе, и благословил его на ратный труд атамана Коша.
  Новый атаман Коша Петр Калнышевский, обращаясь к казакам Сечи, произнес клятвенные слова:
  - На Христовом Животворящем Кресте, на священном писании присягаю:
  Служить верно, не жалея головы и живота своего.
  Беречь казачью честь, приумножать достояние Коша.
  Беречь казаков и всех людей Коша!
  Я ваш отец, вы мои дети!
  Потом он поцеловал крест и Библию, стал на середину помоста и поклонился дедам и казакам.
  Есаул с дедами согласно обычаю одели его в атаманские атрибуты, нацепили саблю, опоясали рушником (цветастым полотенцем), торжествеңо вручили ему булаву - символ верховной власти.
  В конце посвящения в атаманы, есаул надел на голову атамана папаху и скомандовал:
  - Перед атаманом Коша шапки геть (долой)!
  Все казаки по этой команде сняли папахи и шапки перед новым атаманом.
  Так избрание атаманом Коша Петра Калнышевского прилюдно и торжественно состоялось.
  И Петр Калнышевский впервые получил вместе с атаманской булавой официальный титул "Его превосходительство пан Кошевой атаман".
   * * *
  Справка.
  Следует объяснить, что часто со словом "Сечь" казаками употреблялось слово "Кош", а Войско Запорожское иногда именовалось Запорожским Кошем. Запорожцы, употребляя слово "Сечь", подразумевали постоянную столицу Войска, а под словом Кош - всю подконтрольную им территорию.
   * * *
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВСТРЕЧА АТАМАНА С ИМПЕРАТРИЦЕЙ
  
  
   Фото. Успенский собор.
  
  "Бывают встречи разные,
  Порою и прекрасные,
  Но эта встреча важная,
  Была, увы, опасная!"
  
  В 1762 году в сентябре в Успенском соборе состоялась первая официальная встреча кошевого атамана Петра Калнышевского с императрицей Российской империи Екатериной Второй.
  По установившейся в Российской империи практике, среди многих именитых гостей, в сентябре 1762 года он был приглашен во дворец на коронацию императрицы Екатерины II.
  На коронацию супруги Петра III - Екатерины, в пользу которой 28 июня того же года братья Орловы заставили "отректись" от престола русского царя, а затем и убили его, атаман Петр Калнышевский взял с собой наиболее отличившихся в боях казаков. В их числе был и полковник Орельской паланки Опанас по прозвищу Ковпак, известный своими походами против татар.
  Коронация проходила в Успенском соборе Кремля и была достаточно многолюдной.
  Короновалась Екатерина с подобающим в таком случае блеском, пышно и торжественно.
  Императрице среди многих известных имен, Чрезвычайных и Полномочных послов иностранных держав с их громкими титулами здесь был представлен и сын простого казака Запорожский Кошевой атаман Петр Калнышевский.
  Когда атаман Коша подъехал к собору и увидал такую пышную обстановку в Успенском соборе, он сказал своим товарищам:
  - Ну, что, пошли смотреть коронацию Екатерины. Такого скоморошеского пышного зрелища вы еще не видели.
  Полковник войска запорожского Ковпак спросил атамана: - А кто такая Екатерина, что она из себя представляет?
  На что атаман ответил: - Она немка из захудалого рода. Поэтому сама по себе Екатерина обычная, в нашем понимании, баба легкого поведения, но когда она, сегодня на наших глазах станет императрицей, то эта баба, не теряя своих обычных женских начал, приобретает мощную сущность и весьма весомый смысл.
  Ковпак: - Это плохо! Однако с ней нам придется одно - уживаться!
  Атаман: "Одно - не одно, но другого не дано! Жизнь, Опанас, - это не райский сад с райскими птицами, а скорее всего курятник, где наглая лиса может подмять под себя весь курятник с петухами".
  Когда начался официальной церемониал представления императрицы гостей, то тут произошел первый неприятный для атамана инцидент.
  Одет он был, как и подобьется запорожскому казаку в широченные шаровары, опоясанные пятиметровым золотым кушаком. На теле у него была красочная белая рубашка "вышиванка", сверху рубашки был надет богатый суконный кафтан восточного покроя и обут он был в сафьяновые сапоги с загнутыми носками. За поясом торчала золотая булава, символ атаманской власти, а в руках ажурная курительная трубка (люлька с тютюном).
  Его внешний вид с бритой головой, серповидными усами и длинным седоватым оселедцем, закрученным за левое ухо, разительно отличался от всех присутствующих на этом торжестве гостей.
  
  
   Рис. Атаман в парадной казачьей одежде.
  
  Мягко говоря, он был здесь в тронном зале "белой вороной".
  "Вычурченый" по последней европейской моде, напомаженный и напудренный в белом парике на голове граф Орлов, сопровождавший императрицу, представил ей атамана Запорожских казаков:
  - Знакомьтесь, это атаман запорожских казаков Петр Калнышевский!
  Екатерина удивленно, с некоторой опаской посмотрела на атамана, на его булаву с острыми шипами, у ней даже зашевелилось правое ухо. Это заметила графиня Брюс, и рядом с ней стоящие фрейлины. Графиня тихо сказала им:
  - Смотрите, Екатерина умеет двигать ушами!
  На что одна из фрейлин заметила, что императрица умеет двигать только одним ухом, а вот Французская королева Мария-Антуанетта превзошла её, она умеет шевелить не одним, а двумя ушами сразу.
  - Не может быть! Как интересно! - Тихо воскликнула графиня.
  - Так и есть! Мне французский посланник об этом говорил.
  Екатерина, остановившись перед атаманом, оторопело спросила его:
  - Откуда вы?
  Атаман, смотря прямо ей в глаза, ответил:
  - Ваше Величество! Мы из Запорожья, это на границе с крымскими татарами.
  При этом он подумал: - хитрая баба, смотрит рястом, а на самом деле взгляд голодной лисицы. Такая баба всех мужиков "обует", а потом подальше "нахрен" пошлет, зубы свои острые покажет.
  Екатерина будто поняла, где это и протянула: - А-а!
  При этом подумала: - Тяжелый, острый взгляд у этого атамана, аж мурашки побежали по спине. Такой атаман может чего доброго, и прибить пустым мешком из-за угла.
  Короче говоря, императрица была шокирована экстравагантным видом атамана и когда они с графом отошли в сторону, негромко сказала:
  - Зачем ты впустил сюда этого "дикуна", он своим внешним видом распугает всех моих европейских гостей.
  - Ваше величество, на юге страны неспокойно, турки с татарами нас хотят потеснить, поэтому нам пока без запорожских казаков не обойтись, а он очень влиятельный там.
  - Все равно, найдите на его место кого-нибудь поприятнее, от него лошадьми дурно пахнет!
  - Хорошо Ваше величество, подумаем, что можно сделаем. Есть у меня там, в Запорожье, на примете один Лантух-лопух.
  
  Вот такой короткий разговор произошел между императрицей и графом Орловым, одним из фаворитов ("трах-едритов", как шутили запорожцы) Екатерины.
  
  Краткая справка.
  Любовный роман, точнее интрижка императрицы Екатерины II и графа Григория Орлова продолжался довольно долго. Пока другие более молодые едриты-фавориты не заменили его.
  Способный, но ленивый, Орлов обладал умом несамостоятельным, но чутким к вопросам, которые его интересовали. Схватив на лету мысль, понравившуюся ему, быстро усваивал суть дела и нередко доводил эту мысль до крайности.
  Часто вспыльчивый, всегда необузданный в проявлении своих страстей, он обладал веселым и ветреным нравом, любил кулачные бои.
  Так характеризуют его очевидцы. Поэтому не удивительно, что хитрая, корыстная, далеко не дура немка Екатерина использовала его, для того чтобы утвердиться на Русском престоле.
  Политика её мужа Петра III и его поведение вызвали в высшем свете России большое недовольство. Он пренебрегал русскими обычаями и традициями, в армии отдавал предпочтение немецким офицерам.
  Хитрая жена Петр III, Екатерина, наоборот, старалась казаться русской, подчеркивала свою приверженность православию, соблюдала все посты, посещала богослужения, заигрывала с русскими офицерами, стараясь привлечь их на свою сторону.
  Против Петра III она составила со своим любовником графом Орловым заговор.
  Братья Орловы, руководствуясь своими корыстными целями, сумели привлечь на сторону Екатерины гвардейских офицеров.
  В июле 1762 г. гвардейцы Измайловского и Семеновского полков, подстрекаемые Орловыми, возвели на русский престол вместо Петра III, Екатерину II.
  Петр III вынужден был подписать акт об отречении от престола. Вскоре он был заключен под стражу, а затем убит Орловыми в Ропше.
  
  Однако продолжим наше повествование о Екатерине II и Петре Калнышевском.
  Хитрая, как лиса Алиса, Екатерина II не подала виду, что ей атаман не понравился, она нуждалась в воинственных казаках, поэтому кошевой атаман с товарищами получил личную аудиенцию у новоиспеченной императрицы.
  Тогда-то и познакомилась Екатерина II с полковником Опанасом Ковпаком, которого ей представил атаман, как хорошего знатока Крыма.
  И когда понадобился начальник авангарда для войск, назначенных для похода в Крым, императрица, обладавшая хорошей памятью, вспомнила щуплого и неказистого полковника с черными зоркими глазами, весьма скромно одетого в традиционную запорожскую одежду, но с дорогой татарской саблей на боку.
  Екатерина отдала соответствующее указание, бумага пошла в Сечь с просьбой организовать разведку побережья Черного моря у берегов Крыма.
  
  Во время коронационных торжеств щедрая за чужой счет Екатерина распорядилась из русской казны послать из Москвы в Польшу большую денежную субсидию, приложив к ней и орден Андрея Первозванного, своему старому другу и любовнику Станиславу-Августу Понятовскому, который рассматривался ею как надежный союзник и беспрекословный проводник её интересов в Речи Посполитой.
  Такими же наградами, землями и поместьями были, как известно, награждены все участники отстранения от власти и последующего убийства прежнего русского царя Петра III.
  Екатерина, щедро одарив сторонников переворота, входила в раж-кураж, жаждая большой власти, а большая власть, как известно сильно портит человека.
  Что касается атамана Петра Калнышевского, то по указу императрицы было сделано все, чтобы на следующих очередных выборах атамана Коша в Сечи, был избран их ставленник.
  На выборах Запорожской Рады в январе 1763 года сечевики под давлением москалей и подкупом голосов, выбрали другого атаман, им стал Лантух (в переводе Мешок, Куль) по прозвищу Грицко Лопух, а Петр Калнышевский был избран на другую должность в Коше, он стал войсковым судьей. Это вторая по значимости должность в Коше после атамана.
  
  В 1763 г. Калнышевский отправился на богомолье в Киев, где получил от киевского митрополита Арсения Могилянского в благословение икону со святыми мощами. В это время Калнышевский был уже достаточно богат, так что мог пожертвовать в церковь села Пустовойтовки евангелие в окладе, стоимостью в 500 рублей.
  
  Смена атамана многим рядовым казакам, да и старшинам и дедам это не понравилась, они очень болезненно воспринимали вмешательство извне в их вековые традиции и обычаи.
  Поэтому не удивительно, что вскоре 1 января 1765 года казаки на всеобщей Раде вновь избирают атаманом Коша Петра Калнышевского.
  На Раде разгорелась острая дискуссия между сторонниками и противниками его назначения на должность выборного атамана Коша.
  Особенно рьяно выступал против Калнышевского из всех запорожских старшин Павел Савицкий и казаки из окружения Григория Лантуха.
  Запорожцы на этот раз в пику московитам не поступились своим традиционным демократическим правом свободного выбора себе атамана. Многие тогда понимали, что если "голова" не в порядке - "ноги" не идут! И от того, кто руководит сообществом людей, зависит многое, судьбы этих людей, их жизнь, достаток, здоровье.
  В народе не зря бытовала поговорка:
  - Войско без вождя, как тело без души, а у крепкого вождя - крепкое тело.
  А Петр Калнышевский был кремень человек, а не простой мужик. Поэтому запорожцы, исходя из военной необходимости, всегда выбирали вождя среди сильных духом и телом людей.
  Таким могучим вождем, как гласит история, был Иван Подкова, из низовых казаков, который был такой крепкой породы, что гнул подковы. Вот почему за ним закрепилось прозвище Подкова.
  Про Ивана Мазепу французский дипломат Жан Балюз писал так:
  "Тело его крепче, чем тело немецкого рейтара, и ездок он знаменитый".
  
  Днепровская Палиевская забора у левого берега Днепра заканчивалась так называемым камнем Палия, на которой были выбиты две огромные ступни. Народная молва приписывала их знаменитому казаку Семену Палию.
  Об авторитете и силе этого предводителя-богатыря говорит такая деталь. Если какой-нибудь козак в походе допускал оплошность, то отаман ссаживал его с коня и поручал нести свою саблю. На первый взгляд, это вроде бы и не могло считаться наказанием, если не учитывать того, что сабля Палия весила не меньше... двух пудов.
  
  
  
   Рис. Карта Днепровских порогов и мест расположения столиц казаков
  
  Впрочем, и сейчас эта форма выживания государства, как большого сообщества людей, тоже существенна и выбор головы-президента актуальна как никогда.
  Может сегодняшние первые руководители, не должны гнуть подковы, как Иван Подкова, но здоровыми быть обязаны. Повседневная работа мозга и тела, перелеты из города в город, в другие страны требуют, чтобы президента большой страны был здоров во всех отношениях. А не как престарелый больной Борис Ельцин или дряхлый от старости Леня Брежнев в последние годы их правления, когда они делали видимость, что работают на страну, когда старческий склероз часто переходил у них в естественный стул-понос.
  Как пел замечательный певец Высоцкий: - Если хилый, лучше в гроб... Иначе такой горе руководитель загубит и себя, и людей, и страну.
  Таким образом, самолюбивых да еще хилых дудаков на пушечный выстрел нельзя подпускать к власти!
  Продолжая тему, следует сказать, что, несмотря на давление московитов, которые по приказу императрицы создали специальную следственную комиссию, которая долго изучала так называемое Дело: "О самовольном избрании казаками атаманом Коша Запорожской Сечи Петра Калнышевского", ни ордер (Филькина грамота) генерал-губернатора Румянцева о назначении кошевым атаманом Григория Лантуха (по прозвищу Грицко Лопух) не помогли императрице.
  И все последующие десять лет вплоть до злополучного 1775 года, Кошевым атаманом запорожские казаки неизменно избирали именно Петра Калнышевского. Чего до этого, как отмечали летописцы, в Коше "из веку веков не бывало".
  Эту пилюлю запорожских казаков коварная императрица не забыла, но по совету другого "трах-едрита" фаворита князя Темкина-Потемкина, на время отложила свои намерения о смещении Петра Калнышевского с атаманства в Коше.
  
  
   Рис. Князь Потемкин в молодые годы.
  
  Каков с себя был неуч Григорий Потемкин, можно узнать из "МОСКОВСКИХ ВЕДОМОСТЕЙ" от 28 апреля 1760г. Љ 34, где фигурировало его имя как одного из исключенных из университета, с формулировкой: "ЗА ЛЕНОСТЬ И НЕХОЖДЕНИЕ В КЛАССЫ". Про таких, как Григорий говорят: "Рос, рос мальчик с пальчик и вырос в дубину строевую".
  Однако шельма он был большой, что и послужило росту его карьеры, при такой же шельме как Екатерина, два сапога - пара.
  Господин "Случай" подвернулся ему, и Григорий Потемкин оказался в самой гуще событий. Он сопровождал карету смещенного императора Павла к месту его ссылки, а немного позже был с Орловыми, когда братья по просьбе Екатерины убивали русского императора.
  Каков поворот фортуны, Екатерина приметила рослого юношу с непропорциональной фигурой и одарила его 400 крепостными и 10 000 рублей.
  Тогда же в 1762 году он лишился глаза. А дело было обыденное, Григорий Орлов, узнав, что его тезка Потемкин развел шуры-муры с его бабой - императрицей Екатериной, вспылил и вызвал соперника на дуэль. Григорий Потемкин испугался и не стал с ним драться на шпагах, поскольку плохо владел ею.
  Тогда Орлов подкараулил Потемкина в темной подворотне дворца, сказав:
  - Трусло, если не умеешь или не хочешь драться на шпагах, давай на кулаках.
  Надеюсь, твоя мужицкая харя от этого не треснет!
  Видя, что его окружили друзья графа и ему некуда бежать, Потемкин примирительно сказал Орлову:
  - Гриша остынь, что скажет Екатерина о нас?
  - Меня теперь это меньше всего волнует, я тебе хочу просто намылить морду. Защищайся!..
  И он по орлиному налетел на спешившегося соперника, хорошо врезал ему между глаз. У Потемкина от этого хорошо поставленного удара посыпались искры из глаз.
  - Подлый трус, защищайся! - крикнул Гришка Орлов Потемкину. Тот пробовал руками защищаться, но граф в кулачных боях был мастер и, минуя защиту, хорошо врезал Потемкину в челюсть.
  Потемкин почувствовал, что-то захрустело у него на зубах. Он как мог, защищался от ударов противника, пока тот удачным ударом в подбородок не опрокинул его на землю.
  Здесь раздался крик брата Орлова?
  - Гришка, шухер, караульные императрицы идут!
  Поскольку никому из них не хотелось попасть в караульную к коменданту дворца, который бы доложил императрице об этом инциденте, то все участники этого поединка разбежались.
  Напоследок Орлов пнул лежащего Потемкина и сказал тому:
  - Вставай, тебе повезло, жаль у нас у калачников есть такое правило - лежачего не бить. Если захочешь повторить поединок, милости просим...
  И все участники этого происшествия смотались, в том числе и Потемкин, ему не очень хотелось быть притчей "воязычей", когда бы весь двор только бы и говорил о том, что ему, как говориться на Руси, набил ему морду.
  Граф был хорошим бойцом и любил кулачные бои, поэтому знал, как разукрасить лицо сопернику, чтобы того не то, что Екатерина, родная мать не узнала.
  Вследствие этого кулачного поединка глаз у Григория Потемкина распух и светил насыщенной лиловой синевой. Это был яркий фонарь, хорошо светивший особенно при дневном свете.
  С подбитым глазом Потемкину было стыдно появляться на глаза Екатерине, поэтому он попросил племянника А. Самойлова найти какого-нибудь лекаря или знахаря, чтобы быстрей избавиться от лилового "фонаря" на лице.
  Известный тогдашний народный лекарь-целитель Абрам Примочки, приложил к его глазу примочку на траве зверобоя, которая вызвала в сильный жар у Потемкина. Глаз у "светлейшего" стал набухать гноем.
  Чувствуя это, Потемкин, развязав повязку с примочкой и увидев нарост с гноем, решил ускорить процесс оздоровления и по совету того же Самойлова аглицкой булавкой проколол нарост. Эта рискованная операция обернулась потерей глаза "светлейшего".
  Так что благородные разговоры о том, что он лишился глаза на дуэли, пустая болтовня, просто Григорий Орлов по-мужицки врезал "светлейшему" между глаз.
  Кто такой был после Григория Орлова новый фаворит императрицы Григорий Потемкин, можно узнать из ходячего среди столичных иностранных дипломатов анекдота:
  "Григорий Потемкин гордо подняв голову поднимался по дворцовой лестнице и повстречал бредущего вниз с опущенной головой своего тезку Григория Орлова.
  - Что нового при дворе? - спросил его Потемкин.
  Орлов поднял на него удивленные глаза и отвечал:
  - Ничего, только вы подымаетесь, а я иду вниз!
  
  Чтобы глубже понять его психологический портрет, приведем высказывание английского дипломата Гуннинга;
  "...Потемкин, прибывший сюда с месяц тому назад из армии, где он находился во все время продолжения войны и где, как я слышал, его терпеть не могли... Он громадного роста, непропорционального сложения и в наружности его нет ничего привлекательного. Судя по тому, что я о нем слышал, он, кажется, знаток человеческой природы... и хотя распущенность его известна, тем не менее, он единственное лицо, имеющее сношения с духовенством".
  Надо заметить, что Григорий Потемкин не только имел сношения с духовенством, но и более тесные и интимные сношения с императрицей, что послужило его такому возвышению.
  Таким образом, для кого-то (казаков) небо было с овчинку, для князя Потемкина оно стало в алмазах, наградах полученных за Крымскую компанию.
  Так как назревала война России с опасным противником Турцией, поддерживаемой Англией против Российской империи, и Екатерине пришлось проглотить эту горькую для её гордыни пилюлю, и временно согласиться с выбором запорожцами Петра Калнышевского Кошевым атаманом.
  России нужен был выход к Черному морю и россияне, без поддержки запорожского войска, знания местности, умения воевать с турками и их союзниками крымскими татарами, в этой войне не обошлись бы. Как известно в любой военной кампании обладать полной информацией о противнике, уже половина победы.
  Григорий Потемкин сыграл роковую роль в падения Сечи и судьбе атамана. Он постоянно "...свидетельствовал свое уважение и любовь войску запорожскому, подчеркивал свою всегдашнюю готовность находиться в услужении "милостивого своего батьки", как льстиво называл он кошевого атамана.
   В 1772 году Потемкин разыграл такой фарс: он попросил Калнышевского записать его в казаки, что было с охотой исполнено... Не скупился на комплименты кошевому Григорий Потемкин и бытность Новороссийского генерал-губернатора, и в дни победоносного окончания русско-турецкой войны. "Уверяю вас чистосердечно, что ни одного случая не оставлю, где предвижу доставить каковую-либо желаниям вашим выгоду, на справедливости и прочности основанную", - так писал Потемкин Калнышевскому 21 июня 1774 г.
  Не прошло после этих велеречивых излияний и года, как Сечь, по распоряжению того же Потемкина, была разрушена, а кошевой арестован".
  
   Вот так и верь после этого разным высокопоставлеңным мерзавцам, которые много обещают, но мало что делают! На жаль, мало что в мире изменилось с тех давних пор, не изобрели народы пока рецепта, от прохиндеев и пройдох.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ РЕФОРМЫ АТАМАНА
  
   "Что нужно для страны, народа:
  Свобода, равенство, природа?..
  А цам нужны гроши,
   Да к ним еще харчи хороши!..
  P.S.
  Послушай, друг мой, не мельтеши,
  Оставь там место для души!"
  
  
  
   Портрет. Атаман Петр Калнышевский.
  
  Возглавив Запорожскую Сечь, Петр Калнышевский, умело строя дипломатические отношения с соседними государствами и избегая прямой конфронтации с Россией, пытается вести самостоятельную политику. Он, прежде всего, взялся укреплять экономическую составляющую и что особенно важно продовольственную независимость Запорожской вольницы от Российской империи.
  Собрав "старшин" и "дедов" на малую Раду, он выступил передними со следующей речью:
  - Казаки, друзья мои, товарищи!
  Во-первых, дякую (благодарю) за то, шо вы выбрали меня во второй раз атаманом Коша! Эта большая честь и большая ответственность для меня.
  Друзья! Я долго думал над тем, как нам жить в этом неспокойном мире, где каждый монарх хочет отобрать наши земли, а нас сделать подневольными людьми.
  Поэтому, во-вторых, казаки, хочу предложить, чтобы мы с вами в Сечи мало зависели от поставок провианта из России, в этой связи предлагаю всех беглых от хозяев людей, прибывших к нам из соседних стран и турецкой неволи, селить в наших селах, хуторах и зимовниках, на вольных землях Гуляй поля.
  Предлагаю дать им ссуду, с возвратом через три года, коней, скот, инвентарь, чтобы они могли у наших хуторах, селах, та зимовниках пахать землю, сеять хлеб, разводить скотину. Ну, а когда надо будет, могли выступить с оружием у руках с нами на наших общих врагов.
  - Атаман, - обратился к Калнышевскому с вопросом Семен Кочубей, - де мы найдем столько людей и головне инвентаря и скотины для раздачи?
  - Як де! Часть скота и инвентаря дадут старшины и богатые казаки, часть захватим у турок и татарвы, у них коней богато. У меня самого и старшин много скота, який мы с возвратом дадим новым сельчанам, а они потом повернуть нам его с прибылью.
  Ну, а свободолюбивых людей, кому надоело горбатиться на помещиков, позовем приехать к нам на вольные земли отовсюду.
  Я думаю, что много батраков захотят убежать от своих притеснителей господ и прибыть до нас на Сечь.
  - Атаман, - подал голос с задних рядов Нечипайзглузду, - дозволь мне поехать на Запад к болгарам и в Молдовию, там я так "агитну", шо половина бедных людей приедет до нас. А может ще с Польши, новой Сербии и даже с Буджака.
  - Горазд с тобою, езжай, только не попадайся там панам в лапы, а то тебя там они закатують (замордуют).
  - Не беспокойтесь, пан атаман, я там каждую тропиночку знаю. Як кажут люди: "Бог не выдаст, свинья не съест!"
  
  
  
   Рис. Лихой казак.
  
  Атаман согласился с ним: - Хорошо!.. Какие еще есть вопросы, может советы?
  В зале прозвучали одобрительные возгласы: - Давно пора так сделать, а то даже сухари для войска покупаем у россиян.
  Видя, что его предложения нашли хороший отклик среди сторонников, атаман довольно сказал: - Ну, что казаки, если согласны, то тогда за работу! Прошу пана писаря Коша, организовать описание переданного казаками имущества: кто, сколько, кому и чего передает.
  После Совета, Петр Калнышевский с писарем Коша, еще раз переговорили с каждым из старшин и зажиточных казаков и определили, сколько они могут выделить скота и инвентаря. При этом они совместно определили границы новых сел и хуторов, и закрепили за ними по одному старшему казаку.
  
  Молва о вольных землях в Запорожском крае летела на орлиных крыльях впереди всех, она забиралась в самые дальние уголки России и соседних стран.
  И в Запорожье разными путями потекли люди, ехали семьями, бежали поодиночке, парами, группами от своих притеснителей: дворян и помещиков.
  Бежали от ненавистных притеснителей, хорошо описанных русскими классиками такими, как например, Морозовой, Плюшкин и прочих держиморд.
  Что-что, а сумасбродных дудаков в России, как плохих дорог, тогда было видимо - не видимо.
  При этом сами казаки, возвращаясь с "божьего промысла", походов на басурман, освобождали невольников, попавших в плен в результате турецких набегов на соседние страны. Среди них были люди различной национальностей, вплоть до негров с Эфиопии.
  Всех их расселяли по хуторам и селам, давали возможность им работать на себя и на Сечь. Они выращивали хлеб, растили крупный рогатый и мелкий скот, умельцы-кузницы ковали для себя не только бороны и лопаты, но и копья, сабли и палаши. Некоторые занялись охотой и рыболовством, другие пчеловодством. В те времена на Гуляй поле водилось множество диких коз, волков, лис и зайцев, а на реках и озерах было много пернатой дичи и всевозможной рыбы.
  Но у атамана Коша в Сечи были не только сторонники, а и явные и скрытые враги. Среди наиболее злобных недругов был Григорий Лантух и Павел Савицкий.
  Полковой старшина Павел Савицкий, узнав об новых начинаниях атамана, стал строчить в Петербург доносы, заявляя, будто атаман предал императрицу, укрепляет свою власть, хочет стать независимым от империи.
  Однако пока официальный Петербург на эти доносы никак не отвечал, так как назревала война с турками.
  Старшина Нечипайзглузду та Иван Сивоконь славно поработали с агитацией переселения бедных людей. Из Молдавии целыми таборами прибыли молдаване, из Болгарии болгары, из Польши, Сербии и Буджака прибыли беглые бедолаги и бедняки, которых притесняли в этих странах.
  Примечательна сохранившиеся в архивах запись писаря Ивана Глобы, который по своим писарским обязанностям записывал себе в талмуд (журнал учета) всех прибывших в Сечь беженцев.
  Как-то раз к нему привели двух беженцев, прибывших аж из-под самого Великого Новгорода. Это были крепостные Иван да Марья, которые сбежали от князя Ф.С. Барятинского. Ему Екатерина II за заслуги по убийству законного русского царя Петра III подарила имение бывшего приверженца царя.
  - Як тебе звуть? - спросил писарь молодого парня.
  - Иван!
  - Тёска значить! Меня тоже Иваном звуть. Неправду говорят у вас, шо мы Иваны родства непомнящие. Когда материмся, то родственников часто вспоминаем, - с улыбкой пошутил писарь Коша.
  - Я тоже вспоминал, когда князь к моей Марье приставал.
  - Писменный, читать Иван умеешь?
  - Не знаю! Может, умею, однако некогда не пробовал.
  - Значит валенок! - подытожил Глоба. - А это шо за дивчина с тобой?
  - Марья, моя жена!
  - Звидкеля вы?
  - Не понял! Что вы спросили?
  - Откуда вы? - повторил свой вопрос писарь, поняв, что перед ними беженцы, которые плохо понимают их певучий юморной украинский языка. Поэтому он в таких случаях старался больше употреблять русских слов и фраз, впрочем, так поступала вся казацкая старшина во главе с атаманом Коша, когда они говорили с московитами.
  - Мы из-под Новгорода, с Борового.
  - Ну и чего вы так здалеку драпали сюда?
  - Я был конюхом у хозяина, а жена моя Марья работала прислугой в барском доме. При старом хозяине жить было ничего - можно, а когда приехал новый, то стало невмоготу. Мало, что он обобрал всех до нитки, так и еще стал приставать к нашим девкам и женам, каждую ночь ему в постель, видите ли, подавай новую. Однажды он захотел снасильничать над Марьей. В ту ночь мы и бежали от него, прихватив из конюшни лучших его ездовых коней.
  - Цикаво (интересно) як вам удалось бежать? Поди у хозяина стража была из его прихлебателей.
  - Была стража и зверь приказчик, но мы их обманули. Марья у меня женщина бедовая. Когда её привели в опочивальню, она не растерялась.
  Оставшись один на один с полуголым барином, она сначала хорошо двинула его ногой по яйцам, так что тот скрючился от боли, а потом вдобавок грохнула плешивого барина фарфоровой статуэткой какой-то безрукой голой женщины прямо по макушке.
  - Ну, боевая у тебя жинка, як жартуют у нас кобзари:
  "Она врезала промеж ног ему... в конце,
  Согнувшись, пан меняется в лице,
  Зачем таво (яйцо)... жалеть на подлеце,
  Не только у Кощея смерть в яйце!"
  
  - Примерно так и было, - заметил, смеясь, Иван.
  - Ну, шо дальше було? - Спросил писарь.
  - Когдв тот надолго отключился, она через окно выпрыгнула ко мне, и мы вдвоем пробрались в конюшню.
  Там я отвязал двух шустрых рысаков, оседлал их, и мы, прихватив кое-какие харчи, ускакали из поместья. Покамест в имении барина разобрались, что к чему мы были уже далеко.
  - Ну, молодцы вы, настоящие казаки! Я бы на твоем месте тому барину яйца бы оторвал вместе с его морковкой.
  - Попадись он мне, я бы так и сделал!
  - А ты чув шо небудь про запорижський секс?
  - Нет, а что это?
  - О, запорижський секс - то окрема (отдельная) розмова (разговор)! Традицийний способ залегания для наших казаков это - лёжа, по-пластунски, навпомацки в темряви (в темноте), шукаючи партнершу по её приметным бугоркам, лощинам и по специфическому запаху.
  - Женщину по запаху, это круто! - смеясь, сказал новгородский беженец Иван.
  - Так как же меня вас записать в "талмуд прибивших" на Сечь. Наверняка москали пришлют запрос на счет вас, есть ли беглые такие-то в Сечи или нет?
  - Как хотите, так и пишите!
  - Тут надо поменять ваши прозвища, национальность и место, откуда вы к нам прибыли. Запишем вас як Петро и Оксана Пивтора-Кожуха (у них на двоих из скудных вещей полтора кожуха как раз и было). Вы прибыли к нам з Белой Церкви. Национальность вашу з московитов, заменим на чучмекив.
  - А разве есть такая национальность, чумеки? - спросил удивленно Иван, т.е. уже Петро Пивтора-Кожуха.
  - Не знаю! Живут ли на земли чучмеки, или нет, то пусть москали ломают над этим свои дурные головы, - смеясь, заржав как лошадь, ответил находчивый писарь.
  
  
  
   Фото. Ржущий конь.
  
  Так Петро (Иван) и Оксана (Марья), стали запорожскими поселенцами и их с другими беженцами из Московии отправили жить и трудиться в зимник на речку Айдар, где они образовали свой небольшой хутор, давший начало построения нынешнего города Старобельска, который стал форпостом на границе Гуляй Поля с Великой Степью
  И таких переселенцев на вольные земли Сечи переселилось множество. По сохранившимся историческим документам, которые приведены ниже, можно судить об этом запорожском "великом" переселении народов:
   * * *
  "Справка: С 1768 по 1774 год бежали на Запорожье 3408 мужчин и 1496 женщин. А только за 1775 год в описанном Чертковым "екстрактi" обозначено беглецов - 5374 чел. "Это составляет 10 % от всех жителей Вольностiв. Народ, который шел на Сечь перед ее разрушением, расселялся по зимовникам, пробыв тута, люди заводили собственные зимовники, хозяйства, образовывали семьи, строили слободы.
  Сиромахам лучше жилось в Сечи... Там много было голытьбы, там она имела свои права... Там в Сечи казаки жили и кормились вместе (вместе). Голытьбы скапливалась по куреням в межсезонье, когда в зимовках не было спроса на дополнительную рабочую силу. Летом же большинство из голытьбы, ища дополнительный заработок и питание расходилась по зимовках и нанимались на работу."
  Этой голытьбе, сиромахам все же лучше жилось в Сечи, чем вечно быть голодным и гнуть спину на помещиков, которые обращались с ними хуже, чем со скотиною.
  Результатом всех усилий атамана стало появление в Запорожской Сечи более 4 тысяч хуторов-зимовников и 45 крупных новых сел, в которых к 1775 г. проживало около 50 тысяч хлеборобов, скотников, пастухов и кузнецов.
   * * *
  Деятельность Петра Калнышевского и альтернативного ставленника императрицы Екатерины II, известно нам Григория Лантуха, в Коше того периода, навеки отразилось в народной поговорке:
  "Як був кошовим Лантух-лопух, то не було хлиба не тилькы для людей, а й для мух! А як став кошовим Калниш, то лежав у кожного на столе цилый книш".
  В Запорожском Коше бытовала в то далекое от нас время, такая гумореска:
  Едет казак берегом речки, бачить (видит) - на мосту засмученный хлопец стоит, видно утопится собрался. Он спрашивает его:
  - Ты шо робиш?
  - Топиться буду!
  - Та що ты такое говоришь! Згадай (вспомни) про жинку свою и детей! Як вони жить без тебя будут?
  - Нету у меня ни жинки, ни детей!
  - Тогда вспомни про своих родителей!
  - Нет у меня ни батька, ни матери!
  - Тогда вспомни о батьке нашем - Петре Калнышевском, он бы не одобрил такое!
  - А это кто такой?
  - Как ты не знаешь нашего атамана! Тогда стрибай (прыгай), сынку, стрибай!..
  
  Вот таким почетом славился кошевой атамана Петр Калнышевский в Запорожье и за её пределами, его тогда многие знали и друзья, и враги.
  Управлял атаман Запорожьем твердо и строго, с правительством императрицы и её эмиссарами старался ладить, разным "гультяям, лодырям" подачки не давал; потому не пользовался популярностью среди них. Они в свою очередь подбивали казаков против него, предлагая уйти от московитов, и перейти под власть Порты, которые обещали казакам большие льготы.
  За высказывания и поведение своего атамана во время "Колиивщины", некоторая часть запорожских казаков была не довольна его действиями. Это сказалось немедленно: после того, когда Калнышевский на Раде 26 января 1769 г. объявил о принятии им участия в предстоящей Русско-турецкой войне. В Сечи начались волнения среди части казаков, вспыхнули беспорядки, да такие, что Калнышевскому пришлось, переодевшись монахом, бежал в Кодак и вернулся лишь тогда, когда Сечь успокоилась. Так, что не все было гладко при правлении Петра Калнышевского, но он умело, можно сказать дипломатично решал спорные вопросы между казаками.
  Петр Калнышевский, будучи довольно образованным человеком, тратя много сил и времени на военную, экономическую и продовольственную независимость и безопасность Коша, при этом находил средства и время на развитие образования в Сечи. Он понимал, что без грамотных, образованных молодых людей им не прожить в этом быстроменяющемся мире.
  Атаман с казаками повсеместно в старых и новых хуторах и селах строил, открывал новые школы, следил, чтобы они своевременно и в достаточном количестве обеспечивались всем необходимым для учебы детей: грамотными преподавателями, книгами и продуктами. Вся сфера казачьего образование по настоянию атамана финансировалось за счет "кошт (денег) Запорожского войска". При дележе прибылей от торговли и военной добычи часть средств казаками обязательно выделялась на школы.
  Интересно было то, что в Запорожской Сечи принципы воспитания в школах были построены на современных демократических началах. В школах Коша телесные наказания были вообще недопустимы, запрещены.
  В Запорожских школах ценилось разъяснение и так называемое "самовiльне каяття". Уже тогда в школах существовало "курiнне управлiння" - аналог современного общежитского студенческого самоуправления.
  Для сравнения можно сказать, что в известной Англии, детей в то время нещадно били и наказывали в школах, за лень, нерадивость, непослушание и такая форма обучения существовала в "просвещенной" Англии довольно долгое время, почти до начала 20-го века.
  Будучи сам весьма просвещенным человеком, любителем книг, знатоком и меценатом искусства, Петр Калнышевский неустанно заботился о развитии культуры и духовности. На его средства была построена церковь в Лохвице, деревянная церковь Св. Троицы в родном селе Пустовойтовке, деревянная церковь Св. Покровы в Ромнах, каменная церковь в Межигорськом монастыре и Георгиевская церковь в Петриковке.
  Не жалел денег кошевой атаман и на церковные книги, утварь и одежду.
  Церкви в родном селе, где рос он и воспитывался, Петр Калнышевский подарил Евангелие, оправленное серебром и украшенное драгоценными камнями, на приобретение которого ушло 600 рублей. За эти деньги тогда в Сечи можно было купить 120 лошадей.
  Невозможно не вспомнить и того, что казацкая песня, казацкие песни-сказы бандуристов, казацкая икона, казацкая Сечевая архитектура, казацкие оборонительные сооружения, являются неоценимым достоянием украинской, всей многообразной славянской культуры.
  Казацкое влияние в то время на Украине было настолько велико, что иностранцы порой называли тогдашних малороссов-украинцев "козацкой нацией".
  Таким образом, можно сказать, что эпоха казачества, как неординарная и яркая страница украинской, славянской истории, была вписана запорожскими козаками в общую мировую историю. И её некоторым "отдельно взятым придуркам в отдельно взятой стране" не вырубить из истории славян ни каким "цензурным топором".
  Благодаря заботе о церковных делах, Петр Калнышевский оставил в памяти потомков не только свое доброе имя, но и реальный, цельный, светлый образ, запечатленный на иконе Сечевой Покровской церкви.
  Таковы, вкратце, итоги раннего атаманства Петра Калнышевского в Запорожской Сечи.
  Ну, а сейчас мы с вами, друзья, перенесемся в годы предшествующие захвату и разрушению казачьей вольницы. Эти годы характерны русско-турецкой войной.
  
  
   ЗАПОРОЖЦЫ В РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЕ.
  
  
   Рис. Лихая атака казаков.
  
  "Война такое ремесло,
  Там кто - кого...
  Но атаману повезло,
  Хотя и было нелегко!"
  
  Русско-турецкая война 1768-1774 годов была одной из серии войн России с Турцией за выход к Черному и Средиземному морям. К активным действиям на юге Россию подталкивали и интересы безопасности страны, и потребности дворянства, стремящегося получить богатейшие южные земли, и развивающиеся промышленность и торговля, диктовавшие необходимость выхода к черноморскому побережью.
  В 1768 году 25 сентября, как известно, началась эта обременительная для воюющих стран русско-турецкая война. Она началась после того, как в Константинополе турками был арестован посол России Обрезков.
  Поводом к началу русско-турецкой войны 1768-1774 гг. послужил также Балтский инцидент (по названию местечка Балту, где турки устроили погром православного населения, которое обратилось за помощью к русским войскам).
  Повод поводом, однако, войны начинаются не сразу и не вдруг.
  В январе 1763 года тяжело заболел польский король Август III, и в предвидении его возможной кончины Екатерина II и Фридрих II обменялись письмами по поводу незавидного будущего (раздела) Польши. То же самое делали австрийцы и французы, противопоставляя австро-французскую коалицию русско-прусской и намериваясь посадить на польский трон своего протеже.
  В Польше с новым ставленником России стало неспокойно, началось восстание Барских конфедератов против польского короля. В этой связи король польский Понятковский 26 марта 1768 года обратился к Екатерине с просьбой о военной помощи войсками.
  На подавление восстания весной 1768 года двинулись крупные силы русских войск под командованием генералов Апраксина, Кречетникова и Прозоровского.
  13 июня войска генерала Кречетникова заняли после трехнедельной осады Бердичев, при этом в городе перестреляли не только множество восставших, но и мирных граждан. И как это всегда бывает в таких военных походах солдаты занялись мародерством, они разграбили богатейший католический монастырь Босых Кармелитов.
  Войска другого генерала Апраксина в конце июня взяли штурмом восставший Бар.
  Войска генерала Прозоровского двинулись на Львов и у местечка Броды нанесли восставшим конфедератам сокрушительное поражение, после чего войска трех генералов вошли в Великую Польшу и овладели Краковом.
  Казаки в свою очередь с боем заняли Балту и Дубоссары, где положили множество турок и татар. Когда казацкий отряд приблизился к лагерю, басурмане с криками "Урусшайтан! Урусшайтан!" стали разбегаться. Впереди запорожцев скакал здоровенный казак, с развевающимся по ветру оселедцем, это был Нечипайзглузду. В правой руке у него была громадная сабля, а в левой руке он держал, размахивая над головой, "черную руку со скрюченными пальцами".
  Дело в том, что среди татар и турок ходила легенда о непобедимом казацком предводителе, атамане Сирко, который не проиграл ни одного сражения с ними.
  
  
  
   Рис. Кошевой атаман Иван Сирко
  
  Высоко поднятая сухая, крепкая и жилистая рука мертвого атамана была своеобразным знаменем казацкого войска, она наводила страх на суеверных противников.
  Об этой руке, так говорили запорожцы: "Где рука, там и удача".
  Из уст в уста передавалось из поколения в поколение легенда-сказ о том, что когда помирал кошевой Сирко, то он говорил запорожцам:
  "Кто из вас, хлопцы, будет поливать мою могилу на восходе солнца, тот будет знать столько, сколько и я... А как пойдет большая сила на нас, то пусть руку мою откопают и понесут вперед войска - неприятель сам себя погубит".
   * * *
  Справка:
  Много лет назад в 1652-1702 гг. запорожцы основали Чертомлыкскую Сечь.
  Эта община казаков жила по законам республики. Местные казаки славились своими военными заслугами и в любой момент были готовы защищать родные земли от врагов.
   Согласно археологическим исследованиям, это был военный городок на Чертомлыкском Роге.
  
  
   Рис. План Чертомлыкской Сечи.
  
  Практически со всех сторон его омывало семь рек. К тому же Сечь была защищена глубоким рвом, 13-метровым валом и оснащена башнями. Центром укрепленной крепости служила большая площадь, вокруг которого возвышались дома казацкой верхушки- старшины. На Сечи постоянно находилось от 6 до 12 тысяч казаков.
   Под руководством кошевого атамана Сирка запорожцы впервые форсировали Сиваш и разгромили ханскую столицу Бахчисарай. Весть об этом дошла до турецкого султана.
  Разъяренный Мухаммед IV направил атаману запорожцев ультиматум, требуя немедленно прекратить нападения и перейти под турецкий протекторат. В ответ казаки составили письмо, в котором язвительно высмеяли могущественного султана.
   Этот исторический факт стал сюжетной основой известной картины Ильи Репина "Запорожцы пишут письмо турецкому султану" и других художников, например художницы из Харькова Козловой.
  Конечно рука-рукой, но отвага и умение побеждать позволило казакам в этом походе захватить Балту и Дубоссары.
  В связи с тем, что русские войска вторглись на подконтрольную их территорию, турецкий султан Мустафа III в своем послании императрице потребовал, чтобы войска под российским командованием покинули границы султаната, убрались из Подолии, и даже из Польши.
  Естественно такие условия не понравились Екатерине и потому были ею отвергнуты.
  После отказа уйти из захваченной территории 25 сентября Турция объявила войну России.
   * * *
  Так столкнулись лбами две крупные державы, претендующие на спорные территории.
  Естественно находясь посреди враждующих сторон Запорожская Сечь не могла оставаться в стороне, ей надлежало выбрать: с кем дружить, а с кем воевать.
  При этом и султан, и императрица были заинтересованы в том, чтобы профессиональное запорожское войско выступило на их стороне.
  В этой связи Петр Калнышевский собрал военную Раду, чтобы обсудить с полковниками и старшинами, как быть, что ответить агрессивной немке-императрице сидевшей на Русском престоле и амбициозному турецкому султану, тоже претенденту на их земли.
  
  
  
  
   Фото. Казаки перед боем.
  
  - Друзи, казаки! - обратился атаман к товарищам по оружию с речью. - У меня два листа один от турок, а другой от московитов и оба с проханням статы на их сторону у вийни между ными.
  Яку сторону мы приймемо?
  - Звистно атаман, пидемо з московитами проты турок! - первый высказался по этому поводу куренной атаман Головко. - Що украинцю добре, те свини та басурманам - смерть!
  - Атаман! Московиты ж наши браты и христианской як и мы виры, тому краще взяты их сторону, - поддержал предложение куренного морской полковник Мандро.
  - Любо казаки! Я теж за цю пропозицию, хоть не поважаю императрицю. Я голосую за войну на сторони московитов, - высказал свою мысль пехотный полковник Сидловський.
  - Так то оно так, козаки, - издалека начал свою речь писарь Сечи - но я боюсь одного.
  Ну, розибьемо мы турок, поможем московитам у ций вийни, а що буде потим з намы.
  Бо императрыци нельза вирить, вона писля вийны с турками, може повернуты вийска проты нас.
  Надо сказать, что писарь Сечи, в обязанности которого входила переписка с иностранными державами (это был своеобразный министр иностранных дел) знал закулисные интриги монархов.
  Сечь в то время вела интенсивную дипломатическую переписку со многими государствами. Поэтому кругозор у писаря был значительно шире, чем у многих казацких полковников и старшин. Он был сведущ по политическим интригам правителей многих государств, заинтересованных в сильном, профессиональном и бесстрашном запорожском войске.
  Запорожская Сечь в то суровое время была независимым островком среди алчных зарящихся на ее земли соседей. Она была своеобразным христианским форпостом, защищавшим не только Украину и Россию, но весь христианский мир от турецко-татарского владычества.
  В Запорожской Сечи сформировались, по сравнению с другими странами, демократические выборные органы власти. В частности законодательные, исполнительные органы власти, а также суд. Сечь была, в сущности, христианской казацкой демократической республикой, построенной на демократических началах. Это была по сути дела одна из первых демократических республик в тогдашней монархической Европе и Азии.
  Монархи боялись таких демократических начал, ревностно ненавидели выборность первого руководителя в Сечи, понимали, что такой пример заразителен для простых людей (отсюда бунты и восстания).
  Вместе с тем крупные русские и иностранные военачальники восхищались запорожскими козаками и всегда хотели иметь на своей стороне таких профессиональных, смелых, умелых и стойких солдат.
  Поэтому не удивительно, что в Сечи принимали послов из многих стран Европы и Азии. Это такие страны как Швеция, Австрия, Польша, Турция, Россия, Болгария, Молдавия и Крымское ханство. Запорожцы заключали договора и международные соглашения с этими странами, вели переговоры с иностранными посланниками и в соответствии с заключенными соглашениями выступали на той или иной стороне.
  К этому следует добавить, что многие казаки служили при дворах французских королей, австрийских императоров и других правителей Европы, включая Россию, и добивались там блестящей карьеры.
  Вот такая сложная политическая обстановка сложилась тогда в рассматриваемом нами регионе, и ее хорошо знали два человека в Запорожской Сечи: - атаман и писарь Коша.
  - Ну и шо ты пропонуеш (предлагаешь)? - спросил писаря атаман.
  - Ничого! Я тилькы высловыв (высказал) свою думку. Що буде потом?
  - Суп с котом! - засмеявшись своей шутке, высказался по этому поводу обозный.
  - Ничего тут смишного я не бачу! - ответил серьезно ему писарь. - Як бы мы писля вийны не попали в суп к московитам як ти нерозумни курчата.
  - Шо гадае (думает) по цему поводу атаман? - Спросил есаул, он всегда при голосовании держал сторону Петра Калнышевского, зная его большой политический опыт и авторитет в Коше.
  Атаман на минуту задумался, а потом начал говорить:
  - Друзи, козаки! Я теж за те щоб статы на сторону братив християн из Московии. Цари - царями, а браты, христианский народ - братами. Турки наши давни вороги, мы их давно знаемо. Султан теж зарыться на наши земли.
  Однако, тут писар прав, нимчиня-императриця российська хитра як лысыця и шо буде потим з нами, колы мы гуртом розибъемо турок, це невидомо. Вид неи можно ждаты усе що завгодно.
  Но тут, козаки, есть одна добра сторона, у нас есть можливисть пока йде вийна миж Московитами и Туретчиною, що нимкеня-императрыця не стане чиныты козни проты нас, союзников московитов.
  Мы тут выиграмо времья и Сичь може окрипнуть экономично и политично. Це в майбутнему нам допоможе у переговорах з императрицею.
  Тому цю пропозицию я ставлю на голосование...
  При голосовании старшины казацкой воздержался один писарь, все остальные проголосовали за предложение атамана.
  Таким образом, атаман Коша Петр Калнышевский принял предложение императрицы Екатерины выступить на стороне России, и в связи с этим вынужден был подчиняться ее военачальникам, среди которых были, как умные полководцы, так и откровенные карьеристы, которых козаки обзывали "не злым тихим словом - чучела царя Огородного".
   * * *
  Справка:
  В 1769 г. атаман Калнышевский с запорожским войском действовал совместно с армией графа Румянцева и отражал турецкие набеги на запорожские земли по реке Буг.
  В 1770 году, находясь в отряде князя Прозоровского, он действовал с казаками между реками Бугом и Тилигул, делая поиски под Очаковом и Хаджибеем. За эти успешные военные бои и походы атаман Петр Калнышевский получил в награду золотую медаль с портретом Екатерины.
  Русско-турецкая война 1768-1774 гг. вызвала деятельное участие запорожцев на всех фронтах, где велись активные боевые действия против турок. О том, как лихо, со знанием дела сражались запорожцы с турками, свидетельствуют многочисленные рескрипты на имя атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского, наградами войску, равно как и письмами к кошевому русских главнокомандующих, важность которых засвидетельствовала Высочайшими указами сама императрица.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   БАТАЛИИ НА РЕКЕ БУГ
  
  
  
   Рис. Казаки в походе.
  
  "Сабли, мысли скрестились,
  Зазвенели клинки,
  Мы с врагами рубились:
  - Гей, вперед казаки!"
  
  В 1770 году отряды запорожцев в 17 тысяч сабель под началом атамана Петра Калнышевского объединились с войсками князя Прозоровского против турок на реке Буг.
  Атаман Коша Петр Калнышевский прибыл в ставку князя с полковником Ковпаком, чтобы согласовать совместные военные действия.
  В кабинете у князя собрались российские военачальники, на столе лежала карта местности.
  Обращаясь к атаману, князь сказал:
  - Петр Иванович, здесь (показывает на карте) между Бугом и Тилигулов расположены основные турецкие силы и их союзники. Наша задача разбить их. Поскольку вы знакомы с этими местами и знаете все броды, то предлагаю вам зайти в тыл противника и ударить турка с тыла, где он не ждет вас. А мы ударим с фронта. Как это, сделать можно?
  - Наши казаки здесь не один раз воевали, поэтому нам задача понятна и возможна. Необходимо только согласовать время общего наступления, чтобы ударить вместе.
  - Хорошо, сколько времени вам нужно, чтобы зайти в тыл противника?
  - Нам нужно будет на все про всё два дня. На третий день рано утром, например, 3-4 часов утра, вы и мы должны вместе ударить по турку.
  - Почему так рано?
  - Потому, что турки будут спать и видеть молодых в постели, а тут мы их и разбудим.
  - Это хорошее предложение! Плохое только то, что и наши офицеры в такое время любят поспать.
  - Ничего, претерпят! Зато многие из них после боя останутся жить на этом свете.
  - Что ж хорошо! Тогда Бог в помощь!
   * * *
  В туже ночь, по согласованному плану общего наступления, казаки во главе с атаманом Запорожского войска Петром Калнышевским, тихо и незаметно переправились на вражеской берег.
  На берегу к атаману подъехал полковник Колпак, который доложил, что пластуны казаки сняли часовых, так что путь войскам дальше свободен.
  
  
  
   Фото. Атаман на коне.
  
  - Хорошо! Двигаемся незаметно так и дальше к главному лагерю турок. Впереди и по бокам надо пустить разведывательные отряды. С тыла отряд прикрытия.
  - Будет сделано, атаман!
  - Тогда с Богом, вперед!
  Казаки атамана Петра Калнышевского, как договорились с россиянами, прибыли в установленное время на позиции в тылу противника.
  Полковник Ковпак доложил атаману, что согласно плану наступления все казачьи курени вышли на позиции, и ждут команды на атаку турецкого лагеря.
  Атаман спросил полковника: - Как турки спят, или нет?
  - Пока тихо! Языка, которого мы взяли, то он Аллахом божится, что выступление войск Паша назначил на 8 часов утра.
  - Это хорошо! Тогда с Богом, атакуем турецкий лагерь!
  
  И отряды отважно, с казацкой хваткой, как это они делали не раз, минуя турецкие заслоны, врываются в лагерь, там разгорается настоящая бойня. Россияне почему-то задержались у переправы через Буг.
  Казаки в упор стреляют в аскеров, рубят их шашками, колют копьями, бросают в их палатки бомбы и вертушки.
  Противник упорно сражается, вокруг Паши собираются аскеры, которые садятся на лошадей и прорывают кольцо казаков.
  Видя, что атаман врезался в самую гущу боя, полковник Колпак кричит Нечипайзглузду:
  - Иван, ты со своими ребятами береги атамана! Он любит помахать саблей.
  - Хорошо, пан полковник! Сделаем!
  
  Отряд казаков с Нечипайзглузду помогает разбить турок окруживших атамана. На горизонте показались российские войска.
  Турецкий Паша видя, что его окружают со всех сторон войска, отдает команду прорываться с боем из окружения.
  Атаман кричите Ковпаку:
  - Афанасий не дай Паше уйти! Видишь, он со своими аскерами драпает. Давай с казаками за ним!
  - Сейчас сделаем! Сотня за мной! Нечипайзглузду, ты остаешься с атаманом!
  - Хорошо, пан полковник!
  
  Турецкий Паша с аскерами прорывает кольцо казаков и скачет прочь из лагеря.
  По степи галопом скачут, убегая османы, а за ними вдогонку казаки.
  Колпак кричите казакам: - Ребята гоните их на север на москалей! Возьмем их в кольцо!
  Увидев впереди русских, аскеры засели в небольшой балке и заняли с ружьями круговую оборону.
  Их окружают русские солдаты и казаки.
  Колпак подъезжает к русскому старшему офицеру и говорит ему:
  - Надо предложить Паши сдаться без боя! Он нам дороже живой, чем мертвый!
  - Хорошо, господин полковник!
  Колпак с белым флажком идет к татарам. Он говорит Паше:
  - Предлагаем сдаться без боя! Обещаем всем жизнь!
  Турецкий Паша отвечает:
  - Хорошо, тальки сдадимся россиянам, а не казакам!
  - Что же, сдавайтесь русским! Выходите из балки без оружия по одному...
  * * *
  По случаю победы над турками, князь Прозоровский пригласил к себе в ставку запорожского атамана Петра Калнышевского.
  У крыльца его встретил князь с офицерами.
  Увидев атамана, князь поздоровался, сказав:
  - Добрый день, Петр Иванович! Как ваше здоровье!
  Атаман с усмешкою ответил:
  - Здоровье хорошо! Как у нас шутят: Не дождетесь!.. (намекая, что до его кончины ещё далеко)
  - Заходите ко мне, Петр Иванович! Есть хорошие новости.
  - Спасибо! Послушаем, мы любим хорошие новости!
  Все зашли в дом, там, в зале, были заранее накрыты столы с вином и едой.
  Атаман, видя изобилие на столах, говорит:
  - О, у вас тут хорошее застолье намечается!
  - Да, Петр Иванович! Встречаем вас, а новости такие, вас наградили золотой медалью с портретом нашей императрице Екатерине Второй. Позвольте вручить вам Петр Иванович эту награду!
  - Князь берет из рук адъютанта награду и вешает ее на грудь атамана.
  - Спасибо! Не ожидал такой высокой награды!
  - Вы заслужили ее в двойне! А сейчас по доброму нашему обычаю прошу вас за стол. Надо обмыть награду!
  Атаман с улыбкой говорит: - Спасибо! Я не прочь, давайте обмоем золотую медаль, чтобы она не потускнела.
  Все садятся за стол, адъютант открывает шампанское и разливает его по фужерам. Атаман по традиции опускает медаль в вино и говорит:
  - Еще раз спасибо! Это заслуга не только моя, но и всего нашего казачьего войска. Ну, и дай Бог, не последняя награда!
  - Господа офицеры, атаману запорожского войска: - Виват!
  Офицеры и казацкие старшины, которые сидели за столом, дружно трижды прокричали: Виват! Виват! Виват!
  Потом все выпили шампанское, и началось обычное русское застолье...
  В конце застолья, покидая ставку главнокомандующего, атаман пригласил князей к себе на ответную встречу. Предложение было принято, а что при этом случилось, расскажем ниже.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГОЛУБЫЕ КНЯЗЬЯ
  
  
  
  
   Портрет. Князя Потемкина с наградами и голубой орденской лентой.
  
  "О-о! Бычьи яйца - это что-то...
  Для казаков - деликатес!
  Смутит "жаркое" пусть кого-то,
  Они не для голубых князей-принцесс!"
  
  С князем Григорием Александровичем Потемкиным кошевой атаман Петр Иванович Калнышевский познакомился, когда с 17-ти тысячным запорожским войском в составе русских войск под командованием графа Разумовского и князя Прозоровского громил турок и их союзников крымских татар.
  После одного из кровопролитных боев, когда казаки во всем своем блеске показали, как надо бить турок, к нему в полевой штаб пожаловал сам фаворит Екатерины князь Григорий Потемкин с князем Прозоровским.
  
  
  
   Портрет. Князь Прозоровский с наградами и голубой лентой.
  
  Кошевой атаман встретил высоких гостей как принято среди славян с хлебом и солью при полном параде казачьего войска.
  Атаман со старшинами на красивом вышитом цветами рушнике преподнес дорогим гостям хлеб-соль. Гости тронутый таким теплым приемом знаменитых на всю русскую армию казаков, с благодарностью приняли хлеб-соль. Потемкин от имени гостей поблагодарил казаков, сказав при этом:
  - Петр Иванович, вы для нас как батько, спасибо за хлеб-соль.
  Потом он, обращаясь к казакам, покланявшись, поблагодарил их за верную службу, сказав, что императрица довольна ими и отметит их подвиги на поле брани высокими наградами.
  Казаки по знаку атамана хором несколько раз прокричали: - Виват! Любо! Любо!..
  Затем атаман пригласил высоких гостей в хату, сказав:
  - Ласково просим гости дорогие до нас у хату...
  Штаб атамана тогда размещался в небольшом хуторе, где под временные апартаменты атамана была преобразована пустующая хата местного богатея, бежавшего с татарами и турками.
  Русские военачальники обсудили с казацкой старшиной во главе с кошевым атаманом планы предстоящей военной компании в тылу врага, и когда они пришли к полной договоренности о взаимодействии войск, атаман пригласил князей повечерять с ними (поужинать).
  Поскольку гости нагрянули к нему в штаб как снег наголову, поэтому ничего этакого вкусненького дежурный по кухне казак Неешкаша не приготовил. С продуктами у них тогда было туго, шла война.
  Поэтому Неешкаша быстро приготовил то, что было у него в запасе из продуктов и то, что было, как говориться под рукой. А под рукой оказалась требуха от забитых быков. Животных накануне разделали на мясо, лучшие куски по приказу атамана отдали для кормежки раненых казаков.
  Атаман и старшины не очень были привередливые к еде и могли срубать под горилку и сальце все что угодно, поэтому Неешкаша не очень беспокоился за старшин, их казацкие крепкие желудки всеядны, а вот гости это другое дело.
  Что жрут (простите - кушают) князья Неешкаша не знал, поэтому подал на стол им все, что на его взгляд было вкусным.
  На столе гости, и хозяева увидели несколько бутылей горилки, нарезанное пластинами сало, домашняя копченная украинская колбаса, салаты из местной зелени, крынки с украинским наваристым борщом.
  
  
  
   Фото. Праздничный украинский стол
  На правах гостеприимного хозяина, Петр Калнышевский широким жестом пригласил гостей за стол, сказав при этом на русском языке, которым владел достаточно хорошо, хоть и с украинским акцентом:
  - Садитесь, гости дорогие, отведаем тем, чем нам Господь послал!
  - О, я вижу Петр Иванович тут знаменитую казацкую горилку! Примем по сто капель этого божественного напитка вовнутрь! - предложил Потемкин.
  - Извиняюсь, господа у нас казаков принято самим наливать полные чарки, бо мы обслугу такую как у вас не имеем, да она нам и не нужна. Таковы обычаи казаков, мы все делаем сами.
  - Петр Иванович, мы чтим ваши обычаи, - сказал Потемкин, - разливая горилку, как простой казак, - я даже больше вам скажу, в нашей армии идет добрая слава о казаках, многие хотят записаться казаками, поэтому хочу сказать такой тост, разрешите господа!
  - Да, конечно, говорите, Григорий Александрович, - поддержал его князь Прозоровский.
  - Господа, я хочу поднять этот бокал за Петра Калнышевского, кошевого атамана батька славного войска Запорожского...
  Князь долго распинался о доблести казаков, в заключении, чтобы польстить казакам сказал на украинском суржике:
  - Предлагаю выпить за то:
  Шоб нам всим елось и пилось, и шоб хотилось и моглось!
  Козаки: - Будьмо! - крикнул Потемкин...
  За столом дружно прозвучало казацкое: - Гей!
  Атаман, поддерживая тост князя, крикнул: - Жиймо!
  Казаки сидящие за столом, ответили: - Гей! Гей!
  Атаман крикнул: - Шануймося!
  Все (и гости): - Гей! Гей! Гей!
  В заключение атаман сказал: - Бо ми того варти!
  
  Под такой хороший совместный тост гости, и хозяева выпили по чарке горилки, закусили, кто салом, кто колбасой с салатом.
  Атаман видя, что гости после выпитой крепкой горилки потянулись к еде, сказал Неешкаше:
  - Иван насыпай гостям борща!
  - Во-во! Налей мне братец "борщика", - попросил Потемкин казака.
  Тот открыл горшки с борщом и деревянной ложкой - "аполоником" насыпал им в тарелки густого наваристого со свеклой борща.
  Хозяева и гости при этом еще выпили по чарке горилки и с аппетитом стали есть борщ, нахваливая его.
  - Петр Иванович, что у тебя на второе будет? - спросил князь.
  - Жаркое! - ответил атаман и, повернувшись к Неешкаше, попросил того принести его.
  Казак как говориться с пылу с жару принес здоровенную сковородку. На ней присыпанное зеленым лучком томилось хорошо поджаренное с тоненькой золотистой корочкой мясо необычной формы.
  Гости и хозяева, выпив еще по чарке горилки, с аппетитом накинулись на этот деликатес. Мясо было необычно вкусное, несколько упругое, похожее на дичь.
  Когда гости наелись и напились до отвала, Потемкин, как знатный гурман полюбопытствовал у атамана, что за жаркое принесли им на второе. Я хочу порадовать императрицу хорошим блюдом, она любит вкусно приготовленное мясо.
  Тот спросил у Неешкаши:
  - Иван, князь интересуется, что у нас было за жаркое, можешь поделиться с князем своим рецептом?
  Неешкаша скромно помялся, он был польщен, что такие уважаемы гости, князья, высоко оценили его поварское искусство, и он простодушно выдал им свой секрет, сказав:
  - Ну, тут ничого особливого не надо! Берем воловьи (бычьи) яйца, разрезаем их, моим у води и на постном масли с лучком поджариваем до румяновои корочки. Уце и все!
  - Казак, выходит, что мы с князем на второе съели бычьи яйца! - ужаснулся Прозоровский.
  - Ну, да! Воловьи свижи (свежие) яйца! - подтвердил казак.
  - Боже мой! - князь Прозоровский прикрывая рот шелковым платочком, кинулся из хаты и, не выдержав, стал, облевать и рыгать прямо в кусты у крыльца. За ним выбежал и князь Потемкин, который тоже стал рыгать там же у крыльца. Так они долго опорожняли свои желудки, а потом быстро простились с атаманом и уехали прочь из штаба Запорожских казаков.
  Атаман, вызвав к себе незадачливого повара, сказал ему:
  - Неешкаша, для чого ты розповив (рассказал) князям про яйця. Ну, сказав бы, що це мьяке бычье филе с задьньои частины! А то сразу - яйця, та ще воловьи!
  - Атаман! Ну звидкеля (откуда) я знав, шо князья не едять бычьи яйця. Мясо мы в лазарет раненым казака отдали, а у мене остались одни яйця.
  Атаман тут не выдержал сам, заржал от смеха как молодой жеребец, махнул рукой и сказал Неешкаши:
  
   Рис. Отаман с люлькою.
  
  - Ты, казаче, будь ласка не розповидай (рассказывай) про цю прыгоду казакам, а то у них вид смеху шлунки (желудки) полопаются.
  - Добре, атаман! - ответил смущенный случившимся происшествием казак.
  
  
  
   Рис. Козаки ржуть (смiються).
  
  Однако об этой истории слух дошел не только до казаков, а до самой императрицы.
  По приезду князя во дворец, она в шутку, приглашая "светлейшего" на трапезу пошутила, сказав: - Князь, казак мой яицкий, может заказать нам на ужин бычьи яйца! Я слышала, что ты спрашивал рецепт, чтобы меня угостить ими. Как они, вкусные?
  Потемкин стушевался при этом и стал отнекиваться: - Ради бога, только не это!..
  Милая милюшечка, Гришенька, мне и твоих яиц достаточно! Знаешь, милый, для нас женщин вы, мужчины, как пирожки, кто-то любит с капустой, а кто-то - с яйцами. А я лично люблю с яйцами, ты знаешь с какими!..
  И императрица, а за ней князь весело рассмеялись...
  
  Этот злополучный случай может и отложил в подсознании двух влиятельных князей нехороший оттенок в их взаимоотношениях с атаманом, но они тогда не подали виду, что обижаются на него, да и военная обстановка сложилась тогда такая, что было не для взаимных обид.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   МОРСКИЕ ПОХОДЫ ЗАПОРОЖЦЕВ
  
  
  
  
   Рис. Запорожские "Чайки" в походе.
  
  "Казацкие "Чайки", особой породы,
  На них запорожцы ходили в походы,
  Особой закалки, особой природы,
  Рожденные волей, духом свободы,
  Они не боялись морской непогоды,
  Дрожали станицы, порты и столицы,
  Когда налетали казацкие птицы!"
  
  
  Следует сказать, что запорожцы хорошо воевали в этой войне не только на суше, но и на море. А так как в начале войны в Черном море не было российского военного флота, то русские военачальники часто использовали флотилию запорожцев.
  Российские генералы тогда часто бились вслепую и поэтому их армии несли значительные потери, как в живой силе, так и в потере вооружения. Не было у них четких хороших карт и российские военачальники не знали театра военных действий в районе Черного моря, Крымского полуострова и на Дунае.
  А это было, как вы понимаете, архиважное дело в любых боевых баталиях. Российские военачальники хотели знать все о противнике на предполагаемом театре военных действий: их численности, оснащенности пушками, места "дисклокации" войск противника, какие это войска (пехота или кавалерия), кто их командир.
  
  В этой связи приказы и просьбы к атаману Запорожского войска со стороны военачальников императрицы поступали самые разные от дельных, до дурных , и откровенно неприемлемых для запорожских казаков.
  Поэтому атаман Коша, выслушивая распоряжения или просьбы российской стороны, когда дело касалось святых правил Сечи, игнорировал эти порой несуразные их распоряжения.
  Так, например, он не позволил поставить запорожских иеромонахов в зависимость от российских военных священников, сказав историческую фразу: "Нехрен лизты (лезть) у наш монастырь со своим талмудом!"
  Так было, когда запорожцы захватили турецкую галеру с рабами неграми выходцами из Африки, которых турки часто использовали в качестве гребцов.
  Так вот, некоторые высокопоставленные царские сановники просили продать им в прислуги экзотических "арапов". Но получали решительный ответ атамана:
  "... Тут (в Сечи) арапов (негров) нема, и тому найти неможно ни одного... хоть з коштами, хоть и без коштив (без денег) ... Обычая в Сичи у нас тута нема такого, щоб продавать людей як скотину".
  Естественно, что такая непримиримая позиция атамана Коша не нравилась отдельным князьям и графам. Они хотели купить у казаков экзотических негров в качестве модной тогдашней прислуги. Хотя имели уже у себя тысячи бесправных подневольных крепостных.
  До поры до времени эти графы и князья должны были терпеть отказы атамана, хотя при этом нашептывали императрице нехорошие вещи на счет него.
  
  Откуда у казаков запорожцев появились негры ставшими вольными казаками Коша и хорошо воевавшие протии турок, мы сейчас об этом вам расскажем ниже:
  Как то раз курьер от фельдмаршала Румянцева и генерал-майора Отто Вейсмана прибыл в Сечь на взмыленном коне, его в своей ставке принял сам атаман Петр Калнышевский.
  Зайдя в кабинет атамана, офицер-курьер протянул пакет со словами:
   - Вам срочный пакет от фельдмаршала Румянцева.
  Атаман, взяв пакет, разорвав его, прочитал письмо, затем вежливо спросил офицера:
  - Как здоровье у фельдмаршала?
  - Фельдмаршал в добром здравии!
  - Очень хорошо! Передайте ему, что мы рассмотрим его предложение и поможем, чем сможем. Зайдите в нашу идальню (столовую) там вас накормят.
  - Спасибо, пан атаман!
  Офицер-курьер вышел из приемной, а атаман позвал к себе полковника Мандро. Когда полковник Мандро вошел в кабинет, атаман сказал ему:
  - Фельдмаршал Румянцев прислал письмо. В нем просит провести разведку в тылу противника и на Черноморском побережье.
  - Это рисковая и расходная операция, атаман. Для чего ему это нужно.
  - Фельдмаршал боится высадки крупного турецкого десанта. Для поощрения обещал всем, кто пойдет, помочь вооружением и наградить деньгами, каждого казака, всех, сколько казаков будет в этой военной экспедиции.
  - Тогда надо будет подумать над его предложением.
  - Займись этим, а на совещании обсудим, что и как...
  
  По случаю прибытия гонца, атаман Коша, срочно собрал на нараду (военный совет) полковников, среди них был пехотно-десантный полковник Яков Сидловський, морской полковник Иван Мандро, прозванный в Сечи "морским волком", и полковник Опанас Ковпак (далекий прапрадед... легендарного партизана Ковпака времен Второй мировой войны).
  Калнышевский прочитал им лыст (письмо) фельдмаршала и попросил всех высказаться по поводу просьбы русского военачальника.
  Первым взял слово Иван Мандро, он, обращаясь к атаману и товарищам по Кошу, сказал следующее:
  - Мы маемо (имеем) на сегодняшний день 25 морских чаек, из них пять новых. Для такого похода свободно можно буде выделить 10-12 чаек.
  - Щож мы можем с Ковпаком посадить по 50 своих казаков з фальконетом (пушкой небольшого калибра) на каждый човен (корабль), - сказал Яков Сидловський, - хай (пусть) обозный даст нам полный провиант: сухари, порох, пули и ядра.
  
  Обозный в ответ сказал, що згоден (согласен) даты усе (всё) те, що просе полковник Сидловський. Но при этом он заметил, что запасов сухарей и пороха в Коше останется мало.
  - Шо скаже (скажет) разведка? - обратился атаман с вопросом к полковнику Ковпаку.
  Тот неспешно доложил, что казаки прибывшие недавно с разведки, сообщают, что турки ожидают прибытие галеры с новым Пашой, на которой турки везут гроши для янычар и нукеров (денежное довольствие солдатам) и можно попытаться перехватить её в Чорном море.
  Все присутствующие на военном совете оживились, услышав это важное известие. А Яков Сидловський промолвил:
  - Атаман дозволь между делом взять на абордаж цю жирну кишеню (карман) с грошмы (деньгами).
  Все от такой пропозиции засмеялись.
  Кошевой атаман, молча, выслушал полковников. Он, понимая, что отказать в просьбе русских от разведывательного похода казаков по тылам противника нельзя.
  Такой поход, это не легкая прогулка императрицы после обеда с фрейлинами по летнему саду, это военная опасная операция в тылу врага.
  Казакам предстоит трудное дело и далеко не простое. Многие казаки сложат свои головы в этом походе.
  В тылу казакам придется драться с превосходящими силами противника. Не зря же говорят, что дома и стены помогают, а казаки там будут не прошеными гостями.
  Выслушав всех, он сказал:
  - Командиром похода предлагаю назначать Якова Сидловського, ему выделить 12 морских "чаек" с полным экипажем, провиантом и снаряжением. Выступаете, полковник через тыждень (неделю), подберите для похода нужных вам людей.
  Писарю отправить лыст (письмо) за моею подписью, шо мы згодни (согласны) разведать силы противника у тылу, но нам треба гроши на починку човен, самовары, сухари и порох с его войсковых "магазинов" (так раньше назывались склады). Хай (пусть) нам все это срочно шлет. Подсчитай сам, сколько всего треба на эту экспедицию, проси больше - дадут меньше...
  По предложению атамана командиром похода по тылам турок запорожские старшины единодушно назначили "полковника пехотной команды" Якова Сидловського, "як людину заслужену i по цей частинi вiдому".
  - Добре атаман, я готов питы в цю экспедицию, - согласился Яков Сидловський, а потом спросил атамана, - а як на счет галеры с гришмы буты?
  - Сам на месте со старшинами реши, атаковать, или нет! Сам знаешь нам всегда нужны гроши и харчи хороши, - с усмешкой ответил Калнышевский. - Я прошу вас зараз (сейчас) лишь ободном, выйдя з видцеля (отсюда) никому ничего не говорите о походе. Особливо своим жинкам, секретность полная.
  - Понятное дело атаман! - согласились полковники. Хотя каждый из них знал, что их жены клещами вопьются в них, стараясь узнать, куда собираются чоловики (их мужчины). Да это и понятно, они беспокоились о своих мужьях, ведь никому из них не хотелось испытать на себе вдовью горькую долю.
  
  Так в Запорожской Сечи началась подготовка сечевиков к походу.
  Сохраняя секретность, куренные своим казакам не говорили, куда они собираются плыть и зачем. Отвечали на их вопросы уклончиво, что на этот раз экспедиция будет морская и пойдут в поход только "добри морськи знавци (умельцы), та охочи козаки".
  Некоторые из вас, друзья, могут спросить:
  - Почему Петр Калнышевский запросил прислать самовары и побольше сухарей с военных русских магазинов?
  Да по той простой причине, что там, где будут останавливаться казаки на отдых, разводить костры будет нельзя, чтобы враги не заметали их. А в изобретенных казаками военных самоварах огонь внутри самовара горит, поэтому его издалека не видно. В них казаки могут быстро и незаметно вскипятить воду, сварить на горячем пару в самоваре яйца и прочее.
  Горячий чай с сухарями и свекольным кусковым сахаром первое дело для казака, он быстро силы прибавляет. Кроме этого, всегда в торбе у казака был брусочек сала.
  Надо упомянуть здесь, что каждый казак в запорожском войске был не только пехотинцем, всадником, пушкарем, а еще и моряком. Ведь Запорожское Войско делало походы по Черному морю против своих врагов - турок и татар с давних пор. Такие походы на морских "чайках" для них были обычным делом.
  
  Секрете, не секрете, а перед походом Сечь напоминала развороченный муравейник. Повсюду куда-то спешили казаки, чистили оружие и амуницию, готовили к отплытию "чайки".
  Затем казаки гуртом дружно по смазанным жиром полозьям с берега спустили на воду свои длинные и приземистые морские "чайки". Их борта были окрашены под цвет морской волны маслянистой краской. Это делалось казаками для того, чтобы морская вода отражалась, скрывала борта, что делало суда малозаметными, почти невидимыми в море.
  На спущенные в реку "чайки" загрузили провиант, ядра пушки и прочее. После чего уходящие в поход казаки, попрощавшись с родными и близкими, взошли на борт. В одну лодку садилось по 50 казаков, каждый из которых имел саблю, два ружья, боеприпасы и продовольствие.
  Батюшка Центральной Церкви освятил казаков, атаман пожелал им удачи в дороге, казаки перекрестились, и малая флотилия чаек вереницей как утята за матушкой уткой поплыли по Днепру за головной чайкой полковника Якова Сидловського.
  Надо сказать, что таким путем запорожские казаки не раз и не два выходили в Черное море, где нападали на турецкие галеры и прибрежные города и поселки. Так что эта дорога была им хорошо знакома, да и их командир полковник Яков Сидловський не раз командовал такими морскими экспедициями.
  По Днепру, по своей территории "чайки" проплыли без каких либо приключений, однако, впереди перед выходом в море они должны были пройти мимо двух мощнейших турецких крепостей, какими в то время были крепости Очаков и Кинбурн. Орудия этих крепостей могли запросто потопить все запорожские челны.
  Поэтому казаки при подходе к крепостям остановились в плавнях Днепра, где решили подождать ночи и в темноте попытаться проскользнуть мимо турецких сторожей.
  На всякий пожарный случай, Яков Сидловський распорядился отряду прикрытия во главе с Тараном незаметно выдвинуться к стенам крепости и если турки заметят в темноте чайки и начнут палить из пушек, то его отряд должен будет имитировать ложный штурм крепости, переключив внимание турок на себя.
  Однако все обошлось, под вечер небо затянулось тучами, местами пошел дождь и "чайки" беспрепятственно прошли мимо крепостей. Под утро, подобрав отряд Тарана на взморье, казаки пошли морем, стараясь держаться поближе к берегу.
  По просьбе фельдмаршала кошевой распорядился посадить на "чайки" писарей и рисовальщиков, чтобы произвести зарисовку местности, расположение прибрежных поселков, удобных бухт, зарисовать берега и изложить все это на бумаге.
  Так казаки на челнах, неспешно рисуя и записывая все то, что было сказано атаманом, добрались морем до Хаджи-бея и там, не очень далеко от этой морской крепости противника, причалили к пустынному берегу. Надо сказать, что казаки по прошлым походам хорошо знали эти места и не раз останавливались здесь на некоторое время, чтобы переждать непогоду или еще по какой-либо причине.
  Таких скрытых, удобных стоянок на берегу Черного моря у казаков было несколько, они были и вблизи Кафы (Феодосии), Козлова (Евпатории) и в других местах.
  Замаскировав свои чайки, отряд Якова Сидловського простоял там несколько дней, ожидая прибытия посланных на разведку лазутчиков. Их переодетых дервишами ранее высадили на берег в этом месте.
  Надо заметить, что разведка Коша была важнейшим, первостатейным делом, которому атаман уделял особое внимание. У запорожцев в тылу османов под видом, дервишей, купцов, уличных продавцов, менял работали профессиональные разведчики.
  И когда к лазутчикам работавшим в тылу врага из Сечи приходили за информацией казаки, то никакого условно знака или кодовых фраз, типа:
  - Продается у вас славянский шкаф с турецкими финтифлюшками, говорить им было не надо.
  Гладко бритая голова и длинный чуб-хохолок (оселедец) были характерной и оригинальной приметой любого запорожского казака.
  Поэтому на встрече (явке) казак просто снимал с себя чалму и по казацкому бритому черепу и характерному оселедцу "свой" всегда узнавал "своего".
  Посланный дервишем в прибрежный турецкий город запорожец, прозванный Янетурокякозак, посетил расположенную вблизи порта лавку менялы Назаряна, давно работавшего в тылу на казаков.
  Когда они остались одни, казак снял прикрывавшую лысую голову чалму и, шутя, сказал:
  - Привет лысому от черта лысого!
  - Здорово Янетурокякозак, можешь свою лысу башку не показывать, сидай чай будем пить!
  За чаем от менялы казак узнал, что со дня надень здесь ожидают прибытие галеры нового Паши с большими грошмы (деньгами) из Туретчины. Все тут в порту только о этой подии и галдят.
  Услышав это, Янетурокякозак заспешил с этой важной вестью к полковнику.
  Что-что, но если где-то светят казакам большие гроши и харчи хороши, то казаки тут как тут.
  Шутя, по этому поводу они говорили: "Кто с грошмы к нам попадет, тот без штанив (штанов) останется".
  Полковник, выслушав донесение казака, собрал на нараду (военный совет) старшин, где они сообща решили выйти навстречу турецким кораблям и атаковать их.
  При этом часть казаков с двумя "чайками" оставить у берега, чтобы те подобрали разведчиков, посланных ранее в разведку по тылам противника и не вернувшихся еще с задания. Атаману нужны были данные разведки казаков, чтобы передать их фельдмаршалу.
  Разделившись, десять лучших "чаек" во главе с полковником Сидловським вышли в открытое море, чтобы попытаться перехватить турецкие галеры.
  Сообщение менялы Назаряна оказалось верным, под вечер они увидели на горизонте плывущие две турецкие галеры, одна из которых шла под вымпелом самого капудан-паши Раджаба.
  Его флот когда-то сильно потрепал флотилию запорожских "Чаек". И вот теперь судьба вновь свела их на поле брани. Только на этот раз уверенный в своей непобедимости Раджаба шёл под своим адмиральским флагом всего с двумя кораблями (остальные турецкие корабли уже стояли у Очакова, поджидая его), а казацких чаек было десять, две из которых могли погружаться и незаметно плыть в подводном положении. Однако по численности экипажей (янычар и казаков) силы были равны.
  Эти две подводные "чайки" должны были по замыслу Якова Сидловського незаметно подплыть к адмиральскому кораблю. Казаки с этих "чаек" должны с помощью крюков и веревочных лестниц влезть на борт турецкого флагмана и захватить плацдарм на корабле для последующих успешных действий других "чаек".
  
  У вас, друзья, может возникнуть вопрос: - Что за две подводные "чайки" были у запорожцев и как они устроены?
  Выглядела подводная чайка казаков примитивно просто. У нее было двойное дно с балластом на нижнем дне, в виде морского песка и гальки. Удлиненный корпус ее снаружи и внутри был обшит толстыми воловьими шкурами, что обеспечивало герметичность чаек.
  Над палубой возвышалась шахта, где находился командир с рулевым. Шахта обеспечивали поступление воздуха к экипажу при плавании в надводном и полупогруженном положении.
  Движение лодки осуществлялось двадцатью парами весел, герметизированных в местах прохода сквозь корпус челна кожаными манжетами, хорошо смазанные жиром (смальцем). Для лучшего скольжения подводный корпус чайки был тоже смазан смальцем.
  Дно было снабжено двумя створками. Когда возникала необходимость всплытия, створки откидывались, и балласт (песок с гравием) высыпался в море, и чайка быстро всплывала на поверхность.
  
  Встретив в море турецкие галеры, на борту одной из них турки везли приличные гроши, казаки не сдрейфили, а воодушевленные хорошим кушем, первые атаковали турок, применив излюбленную морскую тактику, которая носила гуморное название ""крутить веремию" ("веремия" в переводе означает - кутерьма).
  Эта тактика боевых действий на море против турецкого флота была разработана еще их дедами и давала хорошие результаты.
  В отличие от турецких тяжелых, неповоротливых галер, "чайки" казаков были, как уже здесь упоминалось, малозаметны среди морских волн, быстроходней и сильнее в огневом плане особенно в ближнем бою.
  Надо заметить, что флот графа Орлова в Чесменском сражении потопил запертый в бухте турецкий флот, используя именно эту тактику казаков, нападая небольшими судами на малоподвижные большие турецкие корабли. Их юркие брандера вплотную подплывали к бортам турецких кораблей и забрасывали их зажигательными бомбами. (В ночь с 25 на 26 июня 1770 года в Чесменской бухте Эгейского моря у побережья Малой Азии. Флот графа Орлова в результате сильного артиллерийского огня и атаки брандеров уничтожил весь турецкий флот. Потери турок составили 15 линейных, 70 других кораблей и 10 тысяч человек).
  
  Упомянутое выше преимущество "чаек" позволяло казакам быстро настигать турецкие галеры и внезапно атаковать их. При этом, атакуя, они применяли различные "заморочки" в виде "больших и малых шутих", "боевых ульев", "греческого огня" и прочих своих хитроумных устройств.
  Некоторые из вас, друзья, могут спросить, что за "боевые улья" применяли казаки, нападая на турецкие корабли?
  Поясним всем любознательным, что это за штука "боевые улья" казаков.
  Дело в том, что любимым занятием постаревших казаков, отошедших от военных дел, было занятие пчеловодством. Это дело они считали наиболее благородным занятием.
  Известный в Сечи пасечник старый Сивоконь был наиболее знатным в Запорожье пчеловодом, он утверждал, что труженица пчела - это божья букашка, следовательно, пасечник - "угодный Богу человек". Это поверье широко разошлось по заимкам, хуторам и селам Сечи.
  Поэтому многие сечевики, прошедшие через кровавые сечи, в конце жизни или при ранении шли часто спасать душу не в монастырь, а на пасеку, став угодным Богу казаком.
  Однажды Сивоконь выйдя на пасеку, увидел, что из одного улья вылетел вновь образовавшийся рой пчел с новой маткой. Рой прицепился за ветку у плетня, на котором сушились перевернутые верх дном глиняные горки.
  
  
   Рис. Рой пчел.
  
  Чтобы рой дальше не улетел, дед быстро сообразил, как его поймать, он схватил самый большой глиняный "глечик" (горшок) висевший на плетне и поймал в него новый рой. Чтобы пчелы не улетели, он закрыл горлышко "глечика" папахой и оставил его на столе в летней кухне.
  Тут на беду свою нагрянули к деду, не прошеные гости - лазутчики степняки. Они рассчитывали бесплатно подкрепиться у деда. Один из них увидев на столе горшок накрытый шапкой, подумал, что там молоко. Недолго думая и не спросив деда, он снял с кувшина папаху и, перевернув кувшин вверх дном, поднес край "глечика" к губам. Оттуда ему на лицо (губы, нос, щеки) вывалился рой озлобленных пчел. Степняк пытался сбить, сбросить их с лица руками.
  Эти махающие действия руками ожесточили пчел, и они злобно налетели на всех степняков и отделали их так, что через минуту их было не узнать. Узкоглазые их глаза заплыли от укусов пчел совсем, а лицо, что попа стали почти одинаковыми.
  Рой пчел так отделал не прошеных гостей, что те бежали до самой границы без оглядки. После этого случая они никогда больше к деду за молоком не заглядывали.
  Так родилось это чисто казацкое боевое оружие - "боевые улья".
  Дед Сивоконь при первой же встрече на базаре, где торговал медом и воском рассказал об этом случае обозному.
  Тот в свою очередь атаману. С тех пор в гончарных мастерских Сечи стали готовить корпуса для нового вида оружия, а пчеловоды наполняли их живой "горючей" смесью, закрывали их сетчатой крышкой, чтобы пчелы могли дышать. При этом чтобы пчелы были злее, подсыпали в "глечики" перца и кормили их специальным сиропом.
  
  Однако давайте продолжим наше повествование о морском бое сечевиков с турками.
  Встретив в море турецкие галеры чайки полковника Якова Сидловського незаметно, пользуясь плохой видимостью на море, приблизившись к противнику, поочередно начали "шарпать" их, стрелять из ружей и пушек, забрасывая галеры "зажигательными снарядами", "большими шутихами" и "боевыми ульями".
  Укус или назойливое и длительное жужжание одного шмеля сильно пугает и раздражает любого человека. Поэтому такая "шмелиная шарпающая" тактика и на суше, и на море приносила свои плоды запорожцам.
  Следуя этой тактике, запорожцы внезапно приближалась на своих казацких "чайках" к турецкой галере или кораблю. Следовал залп из фальконета и ружей казаков, который был крайне неприятен для турок, отвлекая их от управления кораблем и заставляя прятаться за бортами. Лодка казаков тут же исчезала. Турки немного успокаивались, однако через некоторое время с противоположного борта появлялась другая "чайка". Запорожцы давали залп и снова уплывали за горизонт. Следующая лодка подбиралась с кормы, и так это "шарпанье" продолжалось долго.
  Предпринятая казаками "шарпающая" тактика, когда на турецкие галеры поочередно и внезапно нападали казацкие чайки, стреляя из носовых малых пушек и метательными устройствами, забрасывая на борт турецких галер горшки "с греческим огнем" и "боевые улья", очень была неприятна для противника.
  
  
  
   Рис. Морские казаки перед боем.
  
  И эта кутерьма продолжалось очень долго, турки не знали что делать. Забросав галеры зажигательными снарядами, шутихами и боевыми ульями, чайки казаков быстро уходили за пределы огня пушек противника.
  На галерах начались пожары. Турки метались по палубе, пытаясь потушить пламя, "большие шутихи" громко стреляли, пугая, турок, а горшки с пчелами ("боевые ульи") разбившись о палубу, выпускали рой озверелых пчел. Выпущенные на свободу пчелы больно жалили бегавших по палубе потных янычар.
  
  Раджаба, руководивший действиями янычар, орал на подчиненных с капитанского мостика, материл их за то, что они боятся поднимать "гостинцы" казаков и сбрасывать их в море. Он не понимал, что мешает янычарам подбежать к бомбе и выбросить ее за борт. И почему они как божевильные (ненормальные) бегут от них, крича и махая руками и своими кривыми саблями.
  Тогда он сам спустился с мостика, чтобы своим примером показать, как надо поступать в подобных случаях. По пути к "бомбе" Раджаба зарубил в панике бежавшего янычара и бросился вместо него к этому на первый взгляд безобидному горшку - "боевому пчелиному улью". Когда вспотевший от напряжения капудан-паша одетый во все пестрое (надо заметить, что для пчел это был раздражающий фактор) наклонился над хитроумным "глечиком" то немедленно был атакован пчелами.
  Первая пчела впилась ему в правое веко, вторая в щеку, третья ужалила в нос, часть пчел залетела под полы его пестрого халата и начали жалить прямо через нательное белье.
  Раджаба завизжал от боли и в паническом страхе кинулся прочь от горшка с пчелами. Однако этого мало ему помогло пчелы, по его характерному потному запаху и пестрому восточному халату, находили его и жалили, жалили.
  На помощь капудан-паше бросились верные слуги, которые накрыли сверху его другим халатом. Это немного помогло от нападения на него новых пчел, но залетевшие под его просторные одежды пчелы, ползая по телу, продолжали жалить.
  Когда последняя пчела пустила свою последнюю жало-торпеду в попу высокочтимого капудан-паши, он, завыв от боли, скрылся к себе в каюту.
  Отбиться от озверевших пчел махая руками и саблями было бесполезным занятием. В результате такой атаки лица покусанных янычар выглядели как большие надутые спермой воловьи яйца. А у до того "узкоглазых" янычар набранных из восточных районов Азии, вообще лицо заплывало от укусов диких разъяренных пчел и они ничего не видели.
  
  Не успевали турки отойти от первого нападения, как тут опять внезапно у другого борта турецкого корабля появлялась очередные чайки, и все повторялось вновь и вновь.
  После одной из атак на втором корабле вспыхнул сильный пожар, вскоре корабль взорвался, видно в трюмах его везли порох и боеприпасы. Он потонул.
  
  
  
   Рис. Тонущий вражеский корабль.
  
  Видя это Яков Сидловський довольный атакой, сказал Ивану Мандро:
  - Судя по взрыву, на другом корабле турки везли порох и боеприпасы.
  - Да! Пора брать на абордаж главный корабль.
  - Хорошо! - Согласился тот, и скомандовал: - Сигнальщик! Сигналь всем "Чайкам" перенесли огонь на оставшийся на плаву турецкий корабль и затем идти на абордаж этого головного корабля.
  
  Чайки, управляемые казаками теперь весь огонь перенесли на оставшийся головной турецкий корабль.
  Они его "задолбили" своими жалящими неожиданными наскоками.
  После того, как турки окончательно были сбиты с толку, деморализованы, у кормы турецкого флагмана внезапно прямо из воды появились две подводные чайки.
  Полковник Сидловський, скомандовал:
  - Казаки, приготовить абордажные крючья, оружие, делаем залп из ружей и аллюр три креста - вперед!
  Из подводных "Чаек" по команде полковника выскочили, как черти из табакерки, лысые с клоком черных волос посредине черепа страшные на вид полуголые размалеванные черными полосами казаки.
  Забросив абордажные крючья и лестницы, они стремглав взобрались на корму турецкого корабля и стали палить из самопалов и ружей по набегающим янычарам.
  Такая обычная казацкая тактика морского боя, базировалась на бесшабашной храбрости, смелости и сообразительности казаков.
  
  
  
   Рис. Морские казаки идут на абордаж вражеской галеры.
  
  Корма флагманского корабля вскоре была захвачена казаками полностью, они стали теснить янычар к середине галеры.
  В этот момент с правого и левого бортов турецкой галеры появились остальные надводные чайки, которые таким же "макаром" пошли на абордаж турецкого корабля. Началась рукопашная схватка не только у кормы, но и у бортов.
  
  Как известно в рукопашном бою, исход его решали всегда удаль, натиск, ловкость и смелость. Запорожцы были в этом плане как все профессионалы (спецназовцы) на высоте.
  Исход такой "ломовой" схватки на борту турецкого корабля, определяло всё и боевой настрой казаков, и умелое обращение с различным оружием: саблями и боевыми молотками - "клепами" и "резвыми" палашами, и тяжелыми секирами, и острыми, как бритва ножами и кинжалами, в дело шли также кулаки, удары ногами и даже головой. Всему этому казацкому "джентльменскому" набору, находилась на турецком корабле работа.
  Как говорили казаки: - За косы руками, а в бока и ребра кулаками.
  
  В кровавой свалке трудно бывало отличить своих от чужих. Поэтому казаки выкрикивали время от времени условный свой боевой клич.
  Старшина казачий, Быстрицкий кричал своим хлопцам: - Казаки, будьмо!
  В ответ слышалось лихое, казацкое: - Гей! Гей!
  Это очень бодрило казаков, они как бы чувствовали плечо товарища рядом и сражались с еще большим безудержным энтузиазмом.
  
  Сеча на корабле была закончена, когда Нечипайзглузду на капитанском мостике проломил длинным обломком перекладины сломанной мачты голову турецкого предводителя капудан-паша Раджаба.
  Крикнув своим громовым голосом казакам, историческую записанную писарем в казацкий талмуд фразу:
  - Капут Паше! Раджабе - жаба цицьку (сиську) дала!
  
  Спустя несколько веков в Великую Отечественную войну подобный клич повторился только несколько в новой импровизации:
  - Гитлер капут! Жаба ему сиську дала!
  
  Казаки начали осматриваться, искать, кого среди них нет. В живых не оказалось полкового старшины Быстрицкого .
  Сидловський раненый в бок, обеспокоенный этим, скомандовал: - Казаки, ищите полкового старшину!
  Казаки бросились искать старшину, а Мандро стал перевязывать рану полковнику.
  Нечипайзглузду нашел его раненым среди убитых турок, стал звать казаков:
  - Казаки! Я нашел его, он раненый.
  Подбежали казаки вместе с полковниками к раненому.
  Сидловський озабоченно спрашивает того:
  - Семен, что с тобой!
  - Гад турок, выстрелил в упор.
  Сидловський отдал распоряжение казакам, сказав:
  - Быстро перевяжите его, и перенесите на мою "Чайку"!
  Быстрицкий тихо говорит Сидловському :
  - Яков, берега команду.
  - Не беспокойся! К берегу причалим, найдем врача, и ты поправишься.
  
  Раненых товарищей, казаки захватили с собой в "Чайки"
  На борту лодки изголовье раненого старшины постоянно дежурили казаки, среди них его друзья полковник Мандро, старшина Янетурокякозак.
  Мандро постоянно спрашивал раненого:
  - Семен, как ты?
  Быстрицкий тихо отвечал ему:
  - Плохо, Иван, внутренности болит.
  - Скоро на берег выйдем. А там тебя подлечат.
  - Дай бог!
  
  Пристав к берегу, погибших казаков, их товарищи похоронили в братской могиле на пустынном Крымском берегу.
  Надо сказать, что в этом походе и сам командир экспедиции полковник Яков Сидловський был ранен и от полученной раны в бок, из-за гангрены скончался по дороге домой, на Сечь.
  
  Прибыв прежним маршрутом в родную Сечь, казаки доложили кошевому атаману Петру Калнышевскому о походе.
  К атаману молча, уныло подошел полковник Мандро и сказал:
  - Атаман! Яков Сидловський и Семен Быстрицкий, были ранены и умерли в пути.
  Атаман, услышав эту печальную весть, перекрестился и сказал:
  - Очень печально! По всем казакам надо отслужить молебен в Сечевой церкви!
  Лодки разгрузить, казакам дать отпуска на неделю, а деньги поделить по существующей в Коши традиции, большую часть отдать вдовам казаков.
  Вы с полковником Ковпаком зайдите ко мне, надо поговорить.
  Мандро передал атаману зарисовки и донесения разведки.
   * * *
  Справка:
  За 1771 г. морской отряд Якова Сидловського потопил в Черном море, устье Дуная, под Тульгой 17 крупных турецких военных кораблей, много кончебасов и безлич (без счета) малых других судов и лодок. К сожалению, сам полковник Яков Сидловський был тяжело ранен и умер в пути домой.
  В письме к императрицы Екатерины Второй от 29 августа 1771 командующий армией граф Румянцев писал: " ...неожиданность нападения и находчивый огонь запорожцев имели следствием, что в этом блестяще деле не было у нас ни одного убитого, ни раненого, тогда как неприятель потерял до 1000 человек убитыми и 150 утонувшей а командовавшими Турецкий флотилии Гаджи - Гасан был взят в плен..."
   * * *
  За картами и разведданными к атаману прибыл генерал Текеллия, атаман сказал ему:
  - Генерал, вот возьмите карты побережья Черного моря и поясняющие к ним записки.
  Генерал, взяв со стола документы, поблагодарил атамана, сказав:
  - Спасибо! Фельдмаршал будет доволен. А что вы сегодня мрачные, атаман?
  - Мы в этом походы потеряли лучших своих казаков, во главе с полковником Яковом Сидловським.
  - Примите мои соболезнования!
  - Спасибо!
  - Есть к вам одна деликатная просьба, атаман.
  - Какая! Мы все сделали, как обещали фельдмаршалу.
  - Говорят, вы захватили арапов (негров) у турок.
  - Ну и что?
  - Некоторые князья из высшего руководства российской армии, просили вас отдать или продать арапов для их столичных салонов.
  На что атаман возмущенно ответил:
  - Мы людьми не торгуем!
  Генерал немного сконфузился от своей бестактности и сказал; - Извините, что не так. До свидания господа!..
  
  Текеллия вышел из приемной, а атаман возмущенно сказал присутствующему при разговоре полковому старшине:
  - Вот такие мерзавцы командуют нами! Есть ли у них Бог? Видимо нету!
  Веришь Иван, иногда так хочется ругнуться по-русски матом, заехать такому выскочке генералу в морду... Но, увы, мне не можна!.. Я ж атаман!
  Распорядись, чтобы арапов отправили жить в дальние хутора, где они могли свободно работать на себя, и чтобы никакой мерзавец не издевался над ними.
  - Сделаем, атаман! Никакая собака не найдет их.
  Янетурокякозак при этом обратился к атаману с просьбой, говоря:
  - Атаман! Там среди них есть чернокожий вождь Сланг (Змея), хороший воин, он люто ненавидит турок, просит записать его в разведку.
  - Говоришь хороший, ну что же, бери его к себе! - согласился атаман.
  Осмотрев других "арапов" прибывших с казаками, атаман велел наиболее сильных и здоровых желающих воевать с прежними их хозяевами турками оставить в Коше.
  Так в Сечи оказались "арапы", которых атаман сделал свободными людьми и по их желанию часть принял в казаки, а часть измочаленных рабством людей расселил по заимкам, селам и хуторам, где они свободно трудились наравне с другими сельчанами.
  Вот на этих "арапов" и позарились вельможи окружавшие императрицу. Им захотелось иметь, как у царя Петра 1 своего "арапа", чтобы "повыпендриваться" и удивлять таких же, как они самодовольных жирующих вельмож.
  Атаман Коша Петр Калнышевский не поступился традициями и обычаями вольного казачеств и решительно отказал им в этой нечеловеческой просьбе.
  Этот и другие "прегрешения" Петра Калнышевского были впоследствии вписаны в вину опальному атаману. Но это было потом, а сейчас фельдмаршалы забросали запорожцев просьбами-приказами сделать то-то, выделить казаков для укрепления таких-то частей, разведать еще и еще раз тылы противника, дать проводников, лоцманов и прочее.
  Примеров таких привести можно множество. Казаки при этом несли большие потери в куренях.
  Пока запорожские казаки были нужны, Екатерина писала в адрес атамана Коша Петра Калнышевского благодарные, хвалебные письма. В одном из таких писем говорилось:
  "Государь мой Петр Иванович! Имею честь уведомить вас, государь мой высочайшее Ее Императорского величества повеление, чтобы будущей весны при первой подходящей возможности направить таким же способом, как и тот год, было, на челнах в Черное море к Дунаю из Запорожского войска казаков, если возможно две тысячи человек. Если же по каким-либо обстоятельствам такого количества отправить не удастся, то, по крайней мере, не меньше тысячи человек по приезде на Дунай прибыли бы к адмиралу Нолису..."
  Далее в письме указывает, что императрица выделила на снаряжение новой Дунайской казацкой запорожской флотилии, починку чаек, постройку новых, закупки и жалование - 10.000 рублей.
  Итак, запорожцы вновь должны были совершить беспримерный по своей трудности и опасностям морской поход. Иного пути у кошевого атамана не было, отказаться организации такого похода он не мог.
  На старшинской раде куренные приняли решение: начать формирование экипажей, а припас запросить у главнокомандующего князя Долгорукова.
  
  
   Рис. Рада старейшин.
  
  Тут же кошевой вызвал писаря и продиктовал письмо: он просил у князя Долгорукова 40 фальконетов, ржаных сухарей из расчета на 2.000 казаков на два месяца, а также разного огневого припаса и малых ядер.
  На просьбу атамана о помощи припасами, князь Долгоруков быстро откликнулся и ответным письмом он подтвердил, что казаки могут получить все из его военных магазинов. И казаки снова и снова воевали на стороне русских войск.
   * * *
  Справка:
  Долгоруков-Крымский, Василий Михайлович.
  Участвовал в Русско-турецкой войне (1768-1774). На князя Долгорукова в 1769 году была возложена обязанность по охране российско-крымских границ. В 1770 г. он сменил П. Панина на посту командующего 2-й армией. Поскольку крымские татары выступали активными союзниками Турции и регулярно слали турецкой армии подкрепления на берега Дуная, где шли главные сражения войны, императрица поручила князю Долгорукову с помощью запорожских казаков, которые здесь знали все хода и выходы, занять Крымский полуостров.
  14 июня русские войска вместе с запорожцами разбили семидесятитысячную армию хана Селима III Гирея и овладели Перекопской линией; 29 июля, при Кафе, они вторично разбили собранную ханом девяностопятитысячную армию его, чем принудил к сдаче многих городов Крыма.
  Были заняты Арабат, Керчь, Ени-Кале, Балаклава и Тамань, князь заставил Селима бежать в Константинополь и возвел на его место сторонника России, хана Сахиба II Гирея.
  Императрица 18 июля 1771 наградила князя Долгорукова орденом Св. Георгия I класса.
  Екатерина II также, наградила запорожского полковника Афанасия Ковпака именной большой золотой медалью за Крым, а Евстафия Кобеляки - золотой медалью "За службу и храбрость", без имени.
  Кошевой атаман Петр Калнышевский был отмечен высшей наградой империи - орденом Андрея Первозванного, и Екатерина II присвоила ему звание генерал-лейтенанта русской армии.
  В день торжественного празднования мира с Турцией 10 июля 1775 князь Долгоруков получил от императрицы шпагу с алмазами, алмазы к ордену св. Андрея Первозванного и титул Крымского.
  Однако, обманувшись в надежде получить в этот день жезл фельдмаршала, князь обиделся и вышел в отставку.
  Умер 30 января 1782. Умер раз на пороге важного события, когда Крым вошел в состав Российской империи на правах новой губернии - Таврической.
  Таким образом, князь Долгоруков фельдмаршалом не стал, а им стал известный всем фаворит императрицы - князь Григорий Потемкин, который в Крымской компании не участвовал.
  * * *
  17 апреля 1772 года Петр Калнышевский вновь собрал куренных и полковников на Совет.
  Надо было обсудить письмо князя.
  На Совете присутствовали полковник Иван Мандро, полковник Афанасий Колпак, писарь Коша Иван Глоба, старшины войска, обозный.
  Обращаясь к ним, атамана сказал:
  - Князь от имени Императрицы обещает нам 10000 рублей, если пойдет от нас к нему на помощь две тысячи казаков. Половину той суммы он уже направил в войска. Другую половину казаки получат по прибытии на Дунай.
  - Что-то императрица через своих генералов много от нас хочет. - Заметил полковник Мандро. - Дайте ей срочно туда казаков, дайте сюда казаков. У меня складывается впечатление, что она решила знищиты (уничтожить) всю нашу запорожскую флотилию.
  Писарь Глоба, добавил при этом:
  - Это так, в 1769 году у нас погиб Филипп Стягайло в устье Днепра, за ним в 1770 году во Кинбурном Даниил Третьяк, в 1771 году умер от ран Яков Сидловский.
  Теперь, Иван, императрица по твою душу метит.
  Однако, позвольте зачитать это письмо.
  - Читай письмо!
  Писарь Глоба читает: "Государь мой, Петр Иванович! Имею честь сообщить вам, Ее Императорского величества повеление, чтобы будущей весны при первом удобном случае направить таким же способом, как и тот год, было, на лодках в Черное море к Дунаю из Запорожского войска казаков, если возможно две тысячи человек. Если же по каким-либо обстоятельствам такого количества отправить не удастся, то, по крайней мере, не менее тысячи казаков по приезде на Дунай прибыли бы к адмиралу Нолису... "
  - Ну и лисы москали эти! - Заметил Иван Мандро. - Как они к тебе атаман вежливо обращаются: "Государь мой, Петер Иванович!.."
  - Атаман, я подсчитал, наших казаков более 23 тысяч воюет уже на стороне москалей. Теперь еще нужны 2000 морских казаков какому-то адмиралу Нолису. Так мы быстро обескровим Сечь.
  Атаман неохотно сказал:
  - Иван, тебе все же придется готовить лодки к походу на Дунай!
  - Хорошо атаман! Будем готовиться к походу.
  
  Совет старшин решил: командиром морского похода назначить сподвижника Якова Сидловського - полковника Ивана Мандро, командиром отряда прикрытия - полковника Ладо.
  Через четыре дня "Чайки" Ладо отошли от пристани. Они должны были тайно проплыть по Днепру, незаметно пройти по краю Днепровского лимана, высадиться у Кинбурна и ждать подхода "Чаек" полковника Мандро.
  Если же запорожцы "сцепятся" с турками, то полковник Ладо должен вступить в отвлекающий бой, чтобы "Чайки" Мандро без помех вышли в Черное море...
  
  Мы не будем описывать все перипетии этого тяжелого похода, когда шторм разбросал суда и потопил часть казацких "Чаек", и сколько их погибло в столкновениях с янычарами, отметим лишь, что за эту кампанию Екатерина направила на Запорожскую Сечь четыре больших именных медали.
  Золотые медали предназначались Петру Калнышевскому, Афанасию Ковпаку, Ивану Мандро. Четвертую медаль, предназначавшаяся полковнику Якову Сидловському, вручена не была, так как он ранее умер от полученных в походе ран.
  
  Запорожцы получили личную благодарность императрицы, она звучала в переводе на современный язык так:
  "Божьей милостью Мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица всероссийская и прочая, и прочая. Нашего императорского величества Низового Войска Запорожского кошевому атаману и всему войску Запорожскому Наше, императорского величества, милостивое слово.
  Предводитель (ватажёк) Второй нашей армии генерал-аншеф князь Долгоруков донесениями своими засвидетельствовал Нам, что за всю прошло кампанию подданным Нашим низовым Войском Запорожским во всех местах, где оно по распоряжению было и действовало, положенная служба исполнялась с ревностью и наибольшим старанием.
  Мы, всегда, будучи высокого мнения о подчиненном Нам и к службе Нашей старания Низового Войска Запорожского, с таким большим удовольствием принимаем это подтверждение, которое совпало с Нашими такими надеждами, и поскольку есть возможность проявить этому мужественному и полном рвении к вере и отечества армии монаршее Наше благословение за свершенные им подвиги, основанные и полные верной преданности и благочестия.
  Таким образом Всемилостивого Мы, отмечаем нашей императорской грамотой указанное Низовое Войско Запорожское, полностью уверены в том, что продолжать свою службу оно будет, Нас и Нашей империи верно, старательно и мужественно дальше, как в этой против врага креста Господня войне, пока мира твердого и полезного не достигнем, так и постоянно, для чего если вжиться может и всегда с точностью до этими повелениями чиниться должно, которые от Нас и Нашим высоким именем от начальников, доверия Нашего удостоенных, выходят.
  Этим временем и монаршей Нашей милости и привязанности к этому Нашему подданному войску не только продолжать, но и по мере проявления им услуг, усиливаться будут.
  Остаемся Мы сейчас к вам кошевого атамана и всего войска, добропорядочны и благосклонны.
  Дано в Санкт-Петербурге, 22 февраля дня в 1772 году.
  Оригинально собственно Ее Императорского Величества рукой подписано так. Катерина".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   КРЫМСКАЯ КОМПАНИЯ
  
  
  
   Рис. Казаки атакуют противника.
  
  "Крымская компания,
  Требует понимания,
  Она без сомнения,
  Гордость поколения,
  Повод для величия.
  Божьего веления!"
  
  В марте императрица во главе российского войска на Крымском направлении назначила князя Долгорукова.
  Князь прибыл в ставку и первым делом вызвал к себе заведующего армейской канцелярией майора Подкорытина.
  Обращаясь к нему, князь самодоволен сказал:
  - Слушай, Подкорытин! Я человек сугубо военный, причем в пятом поколении и чернил особенно неповажаю (не люблю). Если государыня назначила меня на должность командующего армией, значит так надо нашей Всемилостивейшей Государыни. Итак, смотри, чтобы никто на меня здесь не жаловался, головы поснимаю. Старайся, чтобы я тебя узнал с хорошей стороны.
  - Слушаюсь Ваше Превосходительство!
  - То-то, смотри у меня! Что у нас сегодня запланировано?
  - Встреча с атаманом Запорожского войска Петром Калнышевским.
  - Хорошо! Собери ко мне офицеров и этого атамана на 14 часов на совещание.
  - Слушаюсь Ваше Превосходительство!
  
  Как было запланировано князем, в установленное время у него в рабочем большом кабинете началось совещание с участием атамана Запорожского войска Петра Калнышевского и полковника Афанасия Ковпака.
  На совещании присутствовал начальник штаба Текеллия, усатый мужчина, лицом чем-то похож на царя Петра 1.
  Долгоруков совещание начал с того, что самодовольно сказал присутствующим:
  - Всемилостивейшая Государыня меня назначила командующим этой армии не для того, чтобы вы здесь сидели и вино ведрами цедили. Пора начать военную компанию против Крымского хана.
  План Крымского похода, которой составил вице - президент Военной коллегии и начальник Генерального штаба граф Чернышев хороший, но в него следует внести коррективы с учетом сегодняшней обстановки.
  Что планирует штаб армии в этой связи?
  
  
  
   Портрет. Князь Долгоруков - Крымский.
  
  Текеллия доложил, что по данным разведки наших союзников запорожцев, в Крыму под Перекопом находится до 50 000 татар и около 7000 турок. На всем Крымском полуострове находится приблизительно около 120 тысяч солдат.
  Как вам известно, в нашей армии сейчас только 48000 солдат. Сколько может дать казаков в эту компанию Запорожское Войско, я пока не знаю.
  - М- да! Маловато, но каждый наш солдат стоит двух-трех татар. Так Петр Иванович?
  - Да, Василий Михайлович! Мы научились бить татар малым количеством. Еще атаман Сирко ходил через Перекоп в Крым и там давал хорошего жара татарам.
  - Вот - вот! Поэтому я предлагаю не ждать подхода еще войск, а перейти в наступление и атаковать Перекоп сейчас. Как Петр Иванович, это возможно?
  - Да, Василий Михайлович, возможно! Перекоп казаки знают, как свои пять пальцев. Мы там часто бывали, так, что можем вам подсобить.
  - Атаман, что для этого надо?
  - Во-первых, Василий Михайлович, надо армии скрытно подойти через Дикое Поле к реке Маячке под Перекопом, а потом окружив, атаковать противника с фронта и тыла. Полковник Ковпак с нашими казаками проведут русскую армию к этой реке. Затем, незаметно через плавни Сиваша казаки проберутся в тыл татар, а мы все вместе навалимся на татар с фронта и тыла. Таково наше предложение.
  - Что до полковника Ковпака, то сама императрица вспоминала его, когда мы говорили о Крыме. В тыл татар через Сиваш пусть полковник Ковпак проведете еще десант князя Прозоровского, который скоро прибудет к нам.
  Полковник, как вы согласны с атаманом, это возможно? - спросил князь, Ковпака.
  - Да, Ваше Превосходительство, возможно! Больше скажу, это единственно верное решение!
  - Хорошо, хорошо! А что скажет наш начальник штаба?
  - По правилам ведения наступательных операций, для того чтобы наступать необходимо иметь численное превосходство в 1,5 - 2 раза. У нас такого преимущества пока нет.
  - Текеллия! Где вы раньше служили?
  - В Австрийской армии поручиком!
  - Тогда все ясно! Текеллия, мы воюем в Азии, на юге России, здесь другие каноны! Наступать будем и скоро!
  - Есть наступать!
  - Петр Иванович, сколько казаков с полковником Ковпаком, вы сможете выделить для этого похода.
  Атаман дипломатично ответил:
  - Видите, Василий Михайлович, более 17000 казаков сейчас воюют на всех фронтах, поэтому сможем вам выделить сейчас где-то тысяч шесть хороших казаков, во главе с полковником Ковпаком. Но как вы, заметили, они стоят много раз больше. Я уверен, что под вашим руководством, мы, несомненно, победим всю их орду вместе с османами.
  - Петр Иванович, в армии идет добрая слава о вас и Ваших казаках, поэтому давайте так договоримся, сейчас с полковником Ковпаком вы даете шесть тысяч казаков, а потом когда потребуется еще. Порукам?
   * * *
  
  В конце мая многотысячная российская армия сопровождаемая казаками начала двигаться через Дикое Поле.
  Полковник Афанасий Ковпак с большим отрядом запорожских казаков прибыл в ставку князя Василия Долгорукова в середине мая 1771 и сразу они были направлены вперед русского войска к Перекопу, чтобы разведать силы противника.
  
  
  
   Рис. Атаман с войском в походе.
  
  Запорожцы шли быстро компактной военной группой по дикой степи, лошадей меняя каждый час. Эта дорога была им хорошо знакома, по ней они ходили не раз и не два. В центре традиционно двигался обоз, на дворе стояла тихая украинская ночь, пели сверчки, в небе светила полная луна, в такую ночь хотелось казакам петь и любить казачек, но шла война.
  Впереди и по бокам обоза шли степью тройные казачьи дозоры. Это была обычная тактика сечевиков, чтобы противник к ним не смог бы подобраться внезапно. Шли они знакомой дорогой, как шли раньше "на божий промысел" их деды и прадеды.
  
  Полковник Афанасий Ковпак с казаками, как было договорено с князем, оторвался от основных российских войск на один дневной переход, чтобы разведать, а при встрече с татарами сбить их с толку своим маневром.
  21 мая запорожцы подошли к устью реки Белозерка и оттуда направились дальше на реку Каирка. Спрятав на берегу реки под прикрытием двух сотен казаков обоз, полковник Афанасий Колпак с другими казаками двинулся ближе к Перекопу. Перед ним была поставлена задача, выяснить, где находятся главные силы крымского хана, сколько их, взять языка и по возможности узнать враждебные замыслы татар.
  Надо было облегчить задачу российским войсками взятие Перекопа.
  Почти бесшумно, низко пригнувшись к шеям лошадей, запорожцы полковника Афанасия Ковпака продвигались по степи, чтобы разыскать и пленить противника (взять языка).
  Но тщетно: следов татар Ковпак не нашел, хотя за две недели обыскал почти все Дикое Поле.
  Надо сказать, что провести скрытно огромное русское войско беспрепятственно через Дикое Поле, да еще в конце мая, удавалось немногим.
  Достаточно вспомнить поход князя Василия Голицына. Когда московское войско, перейдя реку Конку, вошло в Дикое Поле, стрельцы и немецкие наемники увидели только выжженную горелую землю в степи. Пыль с пеплом, стеной стояла в плотном палящем мареве. Идти вперед было невозможно, и, пройдя за три дня меньше двенадцати верст, князь Голицын собрал военный совет, на котором было решено повернуть назад. Если бы татары вовремя узнали о движении войск к Перекопу, так бы и было, они бы подожгли сухостой в степи.
  Вышеупомянутое сказано для того, чтобы было понятно, какую тяжелую и почетную миссию, возложили на казаков Орельского полковника Афанасия Ковпака.
  Именно от перехода Дикого Поля и неожиданного для противника прибытия российских войск под Перекоп и форсирования Сиваша казаками, зависел успешный результат этой военной кампании.
  Особенно сложно было доставить по бездорожью под стены Перекопа тяжелую русскую артиллерию.
  Артиллерию сопровождал один из отрядов запорожских казаков полковника Ковпака, среди которых был заводной весельчак казак Неешкаша. Он своими шутками и песнями облегчал казакам и русским солдатам преодолевать трудности этого многодневного пути.
  Однажды одному неосторожному молодому солдату колесо наехало на ногу. Солдат от боли и перепугу закричал:
  - Нога -а! Нога!
  Неешкаша услышав, подхватил, как ему показалось веселую песню, и он громко запел то, что ему пришло в голову:
  "Нога!
  Моя, моя, нога!
  Нога!
  Мозоль от сапога!
  Нога!
  Ядрёна ты вошь!
  Нога!
  Куда кривая прёшь?
  
  Нога!
  Идем мы на Юга!
  Нога!
  Идем мы бить врага!
  Нога!
  Какая красота,
  Нога!
  Кривая кочерга!
  
  "Нога!
  Приснилась мне нога!
  Нога!
  И голая кума!
  Нога!
  Меня свела ума!
  Нога!
  Мохнатая краса!
  Нога! Мохнатая, её краса!
  
  И эта песня, как марш, долго звучала в степи, поднимая настроение у солдат.
  Особенно солдатам понравилась та честь песни, где говориться про куму, её ногу и мохнатую "красу".
  На привале казак Любубабутрахану, улыбаясь, спросил автора песни: - Неешкаша, мне вот интересно, что тебя свело с ума: кривая нога, голая кума или её мохнатая "краса"?
  - Ну, это смотря, что и на чей вкус! Каждый по-своему выбирает, что ему дороже, - смеясь, ответил казак.
  В это время к ним на привал подъехал казачий полковник Колпак. Он спросил казака:
  - Неешкаша, где ты взял такую забористую крутую песню, которая так хорошо подняла всем настроение?
  - Да, тут один солдат начал кричать: - Нога! Нага! Я и подхватил, думал, что это такая песня. Потом когда разобрались, хорошо посмеялись над незадачливым молодым солдатом, которому придавило колесом пальцы правой ноги.
  Надо сказать, что хорошая забористая шутка в походе, придает силы солдатам, скрашивает тяжесть их походной военной жизни. А поскольку казаки все время воевали или находились в дозоре, вдали от дома и любимых женщин, то среди них было много умельцев такого устного веселого творчества.
  Колпак смеясь, похвалил казака, сказав: - Ну, Неешкаша, талант у тебя так и прёт. То ты великосветских князей бычьими яйцами накормил да так, что императрица рецепт твой у князя попросила. А здесь марш русским солдатам составил. Может еще о бычьих яйцах, которыми ты князей угощал, песню сочинишь?
  - А что, я и об этом могу сочинить песню, - простодушно, с улыбкой на устах ответил казак, и он запел:
  
  Кормил князей казачьей пищей,
  С лучком жаркое подавал,
  Они срубали яйца бычьи,
  Потом рыгали в сеновал.
  
  Припев;
  "Бычачьи яйца вы мои,
  Большие яйца, как мои,
  С лучком тушенные они,
  С горилкой очень хороши!
  С горилкой просто ХОРОШИ!
  
  Бычачьи яйца вы мои,
  Крутые яйца вы мои,
  Их не едят паны-князи,
  Но их рубают казаки!
  Эх, их рубают КАЗАКИ!
  
  Услышав песню про бычьи яйца в исполнении Неешкаши, казаки на привале славно посмеялись, особенно над тем, что они были "крутые" и "большие как его" (у него скорее были воробьиные, шутили друзья-товарищи). И что эти яйца не для дворцов, а для казаков.
  А Непийвода, мечтательно сказал:
  - Эх, хорошо бы сейчас сюда в поле твои Неешкаша бычачьи яйца, да на жаркой жаровне, да с лучком, да еще под горилочку с перчиком. Эх, как славно пошло бы всё!
  - Э-э! Непийвода, у тебя губа не дура, - заметил Янетурокякозак, - мы бы все не отказались от такого деликатеса. Дурни те, кто не ест "потрошка".
  - Видишь ли, Непийвода, - заметил в разговоре с казаками их полковник Ковпак, - столичные князья привыкли больше к французской пище, при дворе в основном французские повара работают, поэтому простая наша пища не по нутру им. Великосветским князьям подавай сырые устрицы, а не жаркое, с бычьими потрошками.
  - Фи, гадость есть сырыми этих жаб! - воскликнул Неешкаша. - Хоть бы их поджарили, а то сырыми.
  - Кому что, каждый народ свои причуды имеет.
  - Да, но они наши, христиане!
  - Так повелось, что при русском дворе еще со времен царя Петра стали всем заграничным восхищаться, парики носить, пудриться, разными там благовониями себя опрыскивать.
  - Во-во! От этих их воний-благовоний у меня всегда чих начинается, - заметил сотник Любубабутрахану и чихнул, так что стая воробьев, сидевшая на ветках с перепугу улетела в степь.
  Казаки на привале не раз просили Неешкашу рассказать тот смешной случай, как он бычьими яйцами кормил князей, а те хвалили и просили дать рецепт, чтобы императрицу этим деликатесом накормить.
  Следует сказать, что лучшим средством от усталости, ран и других бед были Неешкашины шутки, розыгрыши и его веселые песни. За это казаки очень его любили.
  
  В этот момент к Ковпаку подъехал есаул Кобеляка, которой доложил:
  - Пан полковник, казаки вернулись из разведки. Впереди ни татарвы, ни османов нету.
  
  
  
   Рис. Казаки перед сечей.
  
  
  На что Ковпак удовлетворенно сказал: - Это очень хорошая новость. Поеду, доложу генералу, что путь к Перекопу открыт.
  Приехав в ставку, он доложил генералу Прозоровскому, что путь к Перекопу открыт, добавив при этом, что колодцы с водой целы, и что травы, для выпаса лошадей и быков на привалах, будет достаточно.
  Таким образом, первую часть своей задачи казачий полковник Афанасий Колпак выполнил: казаки без потерь привели большое русское войско к стенам крепости Перекоп.
  
  Князь Прозоровский, а за ним и князь Долгоруков с войсками подошли к Перекопу во второй половине дня 11 июня, где их уже ждали казаки полковника Афанасия Ковпака.
  Крепость Перекоп была довольно грозным бастионом, с толстыми высокими каменными стенами и рвом значительной глубины.
  Осмотрев крепость, князь Прозоровский попросил казацкого полковника разведать подступы к крепости и измерить глубину рва, через который войскам необходимо было перейти, чтобы добраться до стен крепости.
  Полковник Афанасий Ковпак послал ночью в разведку казаков-пластунов во главе с есаулом Кобелякой.
  Казаки незаметно для противника спустились в ров и измерили его глубину, она оказалась значительной, в шесть саженей (около 13 метров).
  Видя такое дело, князь Прозоровский собрал офицеров, чтобы обсудить план операции по взятию этой крепости.
  На совещании у князя Долгорукова присутствовали: князь Александр Прозоровский, начальник штаба армии Текеллия, старшие офицеры русской армии и полковник войска запорожского Опанас Ковпак.
  В начале совещания князь Долгоруков, обращаясь к Ковпаку, сказал:
  - Полковник, спасибо за помощь в переходе нашей армии через Дикое поле.
  - Мы всегда готовы, помочь вам и словом и делом! - скромно ответил Ковпак.
  - Хорошо! Теперь давайте вместе подумаем, как нам взять Перекоп. Эта фортеция и укрепленная линия татар преграждает нашей армии вход на полуостров. Поэтому нам предстоит взять ее в первую очередь. Какие у кого есть предложения по этому поводу?
  Первым высказал свое мнение князь Прозоровский:
  - На мой взгляд, надо атаковать противника, направляя главный удар на часть линии обороны татар, примыкающей к Черному морю.
  - Хорошее предложение! А что скажет начальник штаба?
  Текеллия: - Я согласен с князем Прозоровским, это самый слабый участок их обороны.
  - Полковник, я помню, что вы с атаманом, Петром Ивановичем, говорили о возможности пробраться в тыл татарам и ударить с тыла.
  - Да, Ваше Превосходительство, тогда говорил и сейчас, что это не только возможно, а единственно верное решение, которое поможет взять Перекоп с наименьшими потерями. Я предлагаю взять крепость и сначала в кольцо.
  - Полковник, где вы предлагаете пройти в тыл татар?
  Ковпак показывает на карте и говорит: - Вот здесь через Сиваш вброд! Здесь наши казаки не раз ходили на "божий промысел" в Крым.
  - Хорошо! А вы провести через Сиваш сможете еще отряд князя Прозоровского?
  - Да, Ваше Превосходительство, проведем и лучше, если сделаем это ночью.
  - Тогда слушайте мое предложение! Главный удар наносим в ночь с 13 на 14 июня на часть линии обороны татар, примыкающей к Черному морю. Ложную громкую атаку проводим в лоб по обороне татар. Отряд князя Прозоровского и запорожцы полковника Ковпака через Сиваш, заходят в тыл противника и атакуют татар тыла. А там, как говорится, да поможет нам Бог!
  
  
  
   Рис. План взятия Перекопа.
  
  Таким образом, присутствующий на совещании Орельский полковник Колпак помог тем, что предложил не лезть на рожон, а взять крепость сначала в кольцо, отрезав подвоз гарнизону крепости: боеприпасов, воды и питания.
  Князь одобрил этот план, войска сначала обошли крепость, окружив ее со всех сторон, прекратив поставки с тыла боеприпасов и продовольствия. И тем самым крепость перестала выполнять свои функции передового форпоста, закрывавший путь на Крымский полуостров.
  В тыл запорожцы отправились знакомой дорогой через Сиваш. Они с войсками князя Прозоровского, таким образом, зашли в тыл врага.
  Главный корпус князя Долгорукого в ночь с 13 на 14 июня атаковал Перекоп не в лоб, а как планировалось с нескольких сторон.
  Между тем в тылу разведгруппа Орельского полковника Ковпака столкнулась с конным отрядом врага. Татарская конница, не выдержав удара, отступила, оставив в руках запорожцев с десяток пленных, от которых казаки узнали, что этот передовой отряд татар, был авангардом ханского войска в 30 тысяч сабель, который спешит на помощь осажденному Перекопу.
  Хан собирался ударить со стороны моря в разрез между восками Прозоровского и Долгорукова, таким образом отрезать авангард Прозоровского от основного корпуса и сбросить его в Сиваш, гнилое море.
  Это было вполне выполнимая задача, так как силы противников по численности были равны.
  Но на пути хана встали запорожцы, которые смогли задержать его авангард, потрепать его, а главное - сообщить Долгорукому о подходе главных сил хана к крепости Перекоп.
  
  Князь, узнав от казаков об этой угрозе, приказал трубить тревогу. Запели трубы и рожки, затрещали барабаны, и когда показалась орда, главный корпус русских войск, перестроившись, был уже полностью готов во всеоружии встретить врага.
  Русские войска по совету полковника Опанаса Ковпака были построены по запорожскому образцу. Войска образовали собой подкову (полукруг), вогнутой стороной к противнику. Впереди встала наиболее боеспособная пехота, прикрыв собой большую орудийную батарею, а на флангах - драгуны и за ними пехота.
  Увидев казаков и предполагая, что это авангард наступающих царских войск, хан решил опрокинуть вражеский отряд и, ворвавшись на хвосту казаков в расположение русских войск, расчленить и разгромить их разделенные части, тем самым деблокировать Перекоп.
  Хан скомандовал атаковать казаков, крикнув (по-татарски):
  - Haydi! Denize Ruslar reset! (Вперед! Сбросим россиян в море!)
  В свою очередь, видя орду большой численности, полковник Колпак, скомандовал:
  - Казаки! Заманиваем татар под пушки князя. Перед пушками по команде: - Будьмо! Разделяемся на два крыла, затем разворачиваемся и бьем конницу татар с боков.
  Казаки быстро развернулись и поскакали назад.
  
  
  
   Рис. Казаки заманивают в засаду орду мнимым отступлением.
  
  Разогнавшись в галоп, орда помчалась за якобы убегавшим от нее противником и, казалось, стала настигать казаков.
  Позади всех скакал лихой наездник казак Неешкаша, он дразнил татар - показывал им полуголую сраку и кричал: - Аскеры, поцелуйте меня сюда!..
  Татары в ответ что-то злобно ему кричали. Погоня продолжалась до тех пор, пока казаки не приблизились к батареи с пушками.
  Скачущий среди отряда казаков полковник Ковпак, оглядываясь на гнавшуюся за ними конницу, улучив момент, взмахнул саблей и крикнул казакам условный сигнал:
  - Казаки! Будьмо!
  Казаки дружно ответили:
  - Гей! Гей!
  И внезапно для противника они разделились на два крыла, и стали уходить за фланги боевого порядка русской армии, открывая стоявшие напротив скачущей орды пушки.
  Хан понял, что в который раз попался на запорожскую уловку, и приказал отходить, но было поздно, грянул картечью первый залп, за ним второй, третий.
  В адском дыму разрывов ядер смешалось все: кони, люди, летели тела, головы, ржали обезумевшие лошади, сбрасывая с седел седоков, атака орды захлебнулась в собственной крови.
  
  
  
  Рис. И грянул бой, смертельный бой, казаки двинулись гурьбой.
  
  Генерал видя, что татары в шоке, приказал своей коннице:
  - Вперед молодцы! Бейте в хвост и гриву татарву! Ура, ура-а!
  Конница россиян с криками: Ура! - Помчалась на конницу татар, пошла жестокая сеча.
  В это время казаки ударили по орде с боков, внеся сумятицу в её ряды, часть татарской конницы вынуждена была повернуть, на нее навалилась кавалерия русских.
  
  
  
   Рис. Бой казаков.
  
   К вечеру Орда, как единое целое войско, перестала существовать.
  Остатки 30-тысячной ханской армии стали небольшими отрядами и группами спасаться бегством, пытаясь проскочить между солеными озерами.
  Ковпак заметив удаляющийся ханский бунчук, кричит: - Евстафий, видишь ханские бунчуки (полотнища)! Навалимся все вместе на хана. Возьмем его в плен.
  Есаул кричит своему отряду казаков: - Ребята за мной!
  Отряд казаков под предводительством есаула плотной группой атакует татар в направлении ханского бунчука.
  Татары группируются вокруг хана и не дают казакам добраться до него.
  В этот момент подоспела пехота Прозоровского, которую князь немедленно бросил в дело.
  Совместными усилиями орда была опрокинута и стала поспешно отступать вглубь полуострова. Хан тоже убежал.
  Однако не всем татарам удалось уйти, тут среди соленых озер их достали знавшие все хода и выходы запорожцы.
  Об этих событиях развернувшихся под Перекопом полковник Колпак в своем письме подробно написал атаману в Запорожскую Сечь.
   ***
  Писарь Иван Глоба получив известие от Ковпака, зашел в рабочий кабинет Петра Калнышевского и доложил:
  - Петр Иванович, полковник Колпак прислал письмо из Крыма.
   - Что он пишет?
   - Пишет, о бое с татарами под Перекопом, там казаки (писарь читает выдержки из письма; здесь дан перевод текста) "... атаковать все их силы не могли, однако до 1000 человек убили, а остальных, где и хан крымский был, за 30 верст до Каменного моста гнали.
  15 числа два Паши, которые командовали ханским войском, бежали в Перекопскую крепость ..."
  
  Короче говоря, Петр Иванович, совместными усилиями они разбили турок в пух и прах, и армия пошла дальше к морю.
  - Хорошо, что разбили татар под Перекопом. Интересно, как там русские солдаты воюют?
  - По-разному, Ковпак пишет, что в войсках много необученных крестьян, а их командиры, среди который много иностранцев - типа Текеллия, бешено бросают этих ещё "салаг" в бой, они, как бараны, попадают под острые аскерские палаши. Гибнут такие солдаты за зря, тысячами.
  - Плохо, что не берегут эти иностранные генералы русских солдат. Отпиши Афанасию Ковпаку, чтобы берег наших казаков.
   - Хорошо, атаман!
  - Афанасий, мудрый казак, он своими советами и знанием местности, тактики орды, может хорошо помочь и сохранить жизнь многим российским солдатам и офицерам.
  - Что верно, то верно! Большие потери были бы неизбежны, если бы, по русской традиции, генерал Долгоруков пошел бы на штурм Перекопской крепости в лоб.
   - Иван, у меня из головы не выходит подспудная мысль, а что будет с нами, с нашей Сечью после войны? Война рано или поздно закончится.
  - Война кончится, и мы останемся один на один с русскими войсками, и не известно зачтется или нет наша помощь их войскам в этой войне.
  - Неужели они повернут свои войска против нас?..
  
  
   ВЗЯТИЕ КАФЫ
  
  
  
   Фото. Крепость Кафа.
  
   "Последним оплотом, стал каменный форт,
  Его не спасти, нет надежды на флот,
  В истории этой, он как тонущий плот,
  В пучине событий - военных дорог".
  
  Разбив войска крымского хана у Перекопа, путь русским войскам на Крым был открыт, реальной силы у хана уже не было - противник был повержен не только физически, но и морально.
  В конце июня по дороге на Кафу походным маршем шла колонна Второй российской армии.
  Отряд запорожцев в шесть тысяч сабель ехали обходной дорогой, они спешили напасть на главное гнездо работорговли - морской порт и крепость Кафу (Феодосию).
  16 июня, Орельский полковник Ковпак получил приказ князя Прозоровского отрядить отряд казаков на евпаторийскую дорогу, на поиск воды, провианта и выпаса для коней и быков. Что казаками было и сделано.
  Как писал в своем донесении атаману Опанас Ковпак, на следующий день он с отрядом запорожцев пошел в направлении Козлова (нынче курорт Евпатория). В конце своей депеши полковник сетовал, что бой был большой, а добыча малой.
  Казаки мечтали пограбить основную ставку хана в Бахчисарае, однако их направили на Кафу (Феодосию).
  
  Вторая депеша Орельского полковника была датирована 20 июля 1771 года. Опанас Ковпак писал атаману из лагеря у Карасева, то есть c татарского Каразбазара. Он сообщал, что запорожцы шли, не встречая сопротивления, за ними двигался корпус генерала Броуна, сменившего князя Прозоровского. Местные жители просили склонить хана к миру.
  Таким образом, весь отряд запорожцев скакали в направлении на главное Крымское гнездо работорговли - морской порт и крепость Кафу (Феодосию). Этот морской порт пользовался дурной славой у запорожцев, поскольку именно оттуда вывозили в рабство захваченных в плен их сестер и братьев. Поэтому злость на это проклятое в народе место была у казаков превеликая. Они готовы были стереть Кафу с лица земли.
  Жара тогда в Крыму стояла страшная, пыль, смешавшись с потом, застилала глаза и поэтому, не доходя до порта Кафы тридцати верст, полковник Опанас Ковпак решил дать своим казакам небольшой отдых. А заодно разжиться за счет татар, которые попрятались в горах, провиантом и деньжатами.
  Местные жители и ханские аскеры, как доложила разведка, спасаясь от казаков, спрятались в Крымских горах, надеясь, что их там казаки не достанут. Чтобы выкурить их оттуда полковник Ковпак ночью послал в горы отряд казаков.
  Казаки осторожно, где надо по-пластунски подползла к лагерю противника, и атаковала их. На рассвете казаки радостными вернулись с богатыми трофеями, потеряв двух запорожцев убитыми и двух ранеными.
  Казаки взяли 30 пленных, пригнали 285 коней, 214 голов скота, захватили на 2000 рублей разного имущества. Это были исконно запорожские трофеи.
  Однако, узнав об этом, князь Василий Долгоруков приказал всех пленных, коней, скот и имущество - вернуть хану. Он с ханом начал вести переговоры на заключение выгодного для России мира, и это была своеобразная подачка ему за счет казаков, которые проливали кровь за интересы России.
  Для запорожцев это был удар ниже пояса, так как без добычи они не признавали победу полной. Так традиционно поступали деды их и прадеды, когда возвращались с "божьего промысла".
  Кафу союзники решили пока не брать, а выманить из крепости противника, разделаться с ним на открытой местности, после чего город-крепость сам поднимет белый флаг.
  28 июня вся Вторая армия - не считая, естественно, отрядов охраны коммуникаций и русского гарнизона Перекопа, - собралась у Кафы. Как и предполагал Орельский полковник Опанас Ковпак, противник, не выдержав, вышел из города, и за три версты от него пытался атаковать конницей союзные войска.
  Но, когда Кафский паша получил донесение о подходе частей князя Долгорукого, он приказал отступать.
  Видя это, казаки, ударив с флангов, хотели отсечь отступавшие войска, но неприятеля было много, и замысел не удался, хотя противник и понес значительные потери.
  Большая часть ханского войск вошла в город, ворота захлопнулись, мост был поднят, и крепостная артиллерия открыла по ним огонь.
  Надо сказать и здесь знание окружающей местности, расположение крепостных батарей противника, позволило полковнику Ковпаку предложить свой план нанесения удара по крепости, когда его пригласили в ставку.
  Когда он прибыл в ставку главнокомандующего, князь Долгоруков поприветствовал Ковпака, как старого хорошего боевого товарища:
  - Добрый день, полковник!
  - И вам хорошего дня, Ваше Превосходительство!
  - Я здесь проводил совещание, где мы рассматривали план графа Чернышева по взятию Крыму. К сожалению, вы отсутствовали, поэтому я сейчас хотел бы услышать ваше мнение, как лучше и без больших потерь взять эту крепость.
  - Ваше Превосходительство! В июле 1616 года гетман Сагайдачный вместе с шестью тысячами казаков на 120 "Чайках" отправился в морской поход сюда под Кафу. Кафа уже те времена была большим и богатым городом, население которого составляло до 100 тысяч жителей. Кафская крепость имела прочные оборонительные укрепления: 13-метровые наружные стены длиной более 5 км. Гарнизон города состоял из 3 янычарских орт.
  Так вот гетман взял город без значительных потерь, и освободил здесь из плена несколько тысяч наших христиан.
  Поэтому и сейчас Кафу можно и нужно взять без особых потерь.
  - Ну и каковы ваши предложения?
  - Ваше Превосходительство, прикажете вашим артиллеристам поднять пушки на эту безымянную высоту (он показал на карте), которая высочить над крепостью и, и пусть они начнут расстреливать лежащий как на ладони город-порт. Турки сами сдадут вам Кафу.
  - Интересно, но как поднять туда тяжелые орудия?
  - Надо разобрать пушки, а на горе собрать их, ядра и порох на длинных веревках поднять снизу на гору. Есть у меня крутой молодой казак, зовут его Матвей Платов, так он на эту гору первым залезет, закрепит на горе веревки, по которым поднимутся и ваши артиллеристы.
  - Хорошо! Сейчас я дам такое распоряжение. Шугнем сверху татарву, так что мало не покажется.
  
  
  
   Рис. Артилерист.
  
  Князь сделал соответствующее распоряжение капитану пушкарей Семенову, и солдаты вместе с казаками потащили стволы и лафеты на гору.
  
  
  
   Старинная карта. Кафа город-порт-крепость.
  
  Солдаты капитана Семенова стали поднимать на канатах и веревках стволы, лафеты, ядра и порох на гору. На вершине их принимал Матвей Платов, он, обращаясь к солдатам, говорил:
  - Ребятушки дружнее, раз, два взяли, потащили ее родную.
  Затем на горе Матвей показал пушкарям, где лучше устанавливать пушки. С горы Кафа была видна, как на ладони.
  Пушкари капитана Семенова, собрав пушки, зарядили их ядрами. Когда всё было готово, капитан скомандовал: - Батарея огонь!
  Батарея открыла огонь по городу.
  С горы было хорошо видно, как в городе взрываются ядра, возникают пожары, люди в панике бегут в порт, чтобы сесть на корабли.
  Одно ядро удачно попало в пороховой погреб, раздался оглушительный взрыв.
  Через несколько часов работы артиллерии сопротивление гарнизона Кафы было подавлено, лишь редкие пушки огрызались в крепости.
  Князь Василий Долгоруков в окружении военачальников удовлетворенно смотрел в подзорную трубу на работу своей артиллерии. Среди офицеров рядом с ним стояли генерал маркиз Сент - Марку и полковник Ковпак.
  Любуясь работой артиллерии, князь хвалил их:
  - Хорошо, хорошо работают! Передайте Семенову - пусть перенесет огонь на порт.
  Сигнальщик стал сигналить артиллеристам, перенести огонь на порт.
  Ядра начали рваться у причалов кораблей, часть из них попадала в борта и на палубе судов, возникли пожары.
  Бомбардировка по переполненным судам привела противника в отчаяние. Люди начали метаться туда-сюда, не зная где спрятаться.
  Князь, видя это, приказал:
  - Передайте Семенову, чтобы он прекратил огонь.
  Сигнальщик просигналил артиллеристам команду прекратить огонь, те прекратили его.
  Долгоруков, обращаясь к офицерам, сказал: - Ну, что господа, противник, кажется, деморализован, нужно предложить ему сдаться. Кто пойдет парламентером?
  Генерал маркиз Сент-Марку говорит: - Позвольте мне?
  Ковпак тоже обратился к князю с подобным предложением, сказав:
  - Ваше Превосходительство! Может мне будет лучше пойти парламентером?
  На что тот ответил:
   - Полковник, татары вас боятся как черт ладана. Поэтому пойдет генерал маркиз Сент-Марк! Маркиз, передайте Паше мое предложение задаться, гарантируем жизнь.
  
  Маркиз с белым флагом в правой руке, смело направился к воротам крепости.
  Когда он оказался у ворот, со стены раздались два мушкетных выстрела, парламентером падает мертвым.
  Взбешенный гибелью маркиза князь Василий Долгорукий приказал начать тотальную скорострельную бомбардировку Кафы, сказал:
  - Мерзавцы! Передайте Семенову - открыть беглый огонь.
  
  Сигнальщик просигналил артиллеристам приказ князя открыть беглый огонь по фортеции.
  Батарея открыла беглый огонь. В городе и в порту вспыхнули многочисленные пожары, горели здания и корабли, стоящие на якорях у причала.
  
  - Господа, подготовиться к штурму Кафы! - Приказал главнокомандующий. - Не оставим камня на камне от крепости, вместе с этими мерзавцами, которые стреляют в безоружных парламентеров!
  Войска стали готовиться к штурму фортеции.
  
  Казаки тоже во главе с полковником Ковпаком, с лестницами и крюками стали готовиться к штурму крепости.
  
  Между тем во ханском дворце собрался большой хурал, к Паше с мольбами обратились его вельможи, военачальники и почтенные купцы. Среди них был уважаемый купец Папандреус, который торговал со всеми странами, в том числе и с Россией.
  Всем им не хотелось погибнуть под развалинами крепости. Поэтому они умоляли Пашу сдать Кафу.
  Паша в ответ, сказал: - Sevgili tum , onerilerinizi dinledikten sonra , ben kap?y? ac?n ve Kafue almak oneririz .
  (Уважаемые, выслушав ваши пожелания, я решил открыть ворота и сдать Кафу)
  На что Папандреус сказал: Bilge karar (Мудрое решение).
  
  И Паша, подняв белый флаг, вместе со своими вельможами в сопровождении греческих, арабских и турецких купцов, вышел за ворота, положил на землю свой бунчук и булаву. Кафа пала.
  Но столица ханства - Бахчисарай пока не был еще занят русскими войсками.
   Князь Василий Долгоруков благоразумно поступил, когда войска сначала пошли на Кафу, и принудил ее к сдаче, оставив в стороне столицу ханства, как бы на десерт.
  Поскольку порт Кафа была местом, куда турецкий флот мог бы в помощь хану высадить свой десант и тогда ситуация русской армии значительно осложнилась бы.
  
  Забегая вперед, следует сказать, что эта военная кампания и другие, последовавшие за ней, послужили тому, что в 1784 году Сенат Российской империи ратифицировал указ Екатерины II, и Крым официально вошел в состав Российской империи.
  Шагин Гирей вынужден отречься от ханского престола. С солидной пожизненной компенсацией (пенсией) он поселился со своими гаремом и приближенными и в центре империи. Однако хану в Российской империи как-то не по себе жилось, чужая страна, нравы и обычаи, зимой русские колючие морозы. Он просил у императрицы разрешения отправиться в Стамбул, а оттуда - в Мекку, поклониться гробу Пророка.
  Екатерина была не против отъезда Гирея, она-то знала, что ждет бывшего хана в султанском диване. Так оно и случилось: по приезде хан получил от султана черный шелковый шнурок, и палач немедленно нашел ему применение.
  
  В битве при Кафе запорожцы добыли три знамени противника и булаву, которые были переданы командующему корпусом.
  Князь Василий Долгорукий обещал Опанасу Ковпаку присоединить запорожские трофеи к другим, но при этом указать, что эти трофеи взяты запорожцами, чтобы императрица знала о подвигах запорожских казаков.
  
  За всю кампанию, идя впереди российских войск, запорожцы потеряли немного своих казаков, поскольку были профессионалами. А пользу войску принесли немалую: без потерь провели через Дикое поле большую армию, помогли с водой и провиантом, с выпасом для коней и скота. Помогли взять Перекоп, малой кровью. А на полуострове помогли добить крымского хана, захватить Кафу, чтобы на корабли турецкого султана, не могли высадить десант. При этом Бахчисарай, Балаклава, Бельбек, Еникале, Козлов и Судак сдались без сопротивления. Крым стал российским.
  
  Надо сказать, что Крым в те далекие годы, и сейчас был для России и лакомым кусочком и одновременно головной болью.
  Крымское ханство было своеобразным форпостом Высокой Порты на северном побережье Черного моря.
  
  А что же запорожцы? Они остались вроде бы не у дел, стали не нужны.
  Долгорукий вызвал запорожского полковника Опанаса Ковпака к себе, сухо поблагодарил за службу и... направил далее на Кинбурн.
  Однако князь, памятуя о заслугах запорожцев в своем отдельном рапорте, доложил императрице о подвигах запорожского полковника и его храброго есаула.
  Екатерина II наградила Опанаса Ковпака именной большой золотой медалью за Крым, а Евстафия Кобеляку - золотой медалью "За службу и храбрость", без имени.
   ***
  Справочно, биография запорожца Опанаса Ковпака.
  Он попал на Сечь юношей, как и такие запорожские казаки, как Сидор Билый, Захарий Чепига и Антон Головатый. Определен был казак Опанас в Шкуринский курень, служил там "чесно, вiрно i сумлiнно", за хорошую службу был избран куренным. На реке Орели у Опанаса был прекрасный зимовник, стада и имущество, и в начале войны запорожцы и кошевой назначили его Орельским полковником вновь созданной тогда Орельской паланки. Но в 1769 году, когда татарский хан вторгся в запорожские пределы, всё имущество и скот полковника погибли. Вернувшись из похода, полковник Опанас Ковпак восстановил усадьбу, завел скот и пасеку.
  Когда генерал Текеллия громил Сечь, а донские казаки грабили Сечевую церковь Покрова, Орельский полковник Ковпак залечивал раны в своей паланке. Ему удалось, пользуясь влиянием в придворных кругах, через князей Долгоруковых, - приобрести усадьбу в полную собственность. Когда же запорожцы из Сечи пошли по миру, Орельский полковник поселил их на своих землях, основал село Опанасовку, на свои средства построил там церковь и школу.
  Запорожский рыцарь был очень набожным, совестливым и добрым казаком, пел в церкви, построенной на его средства, и тихо скончался среди своих побратимов. Усадьба Ковпака еще долго существовала и без него, где жили его родственники.
  
  Что интересно, именную медаль получил и боевой товарищ полковника Опанаса Ковпака по Крыму, тогда еще есаул Матвей Иванович Платов.
  Он знаменит тем, что отличившийся в боях у Перекопа, на Арбатской стрелке и при осаде крепости-порта Кафе. Он герой Измаила и Итальянских походов Суворова, впоследствии граф империи и генерал-лейтенант от кавалерии, которого Наполеон в 1812 году объявил своим личным врагом, поскольку тот сильно потрепал отступающую из Москвы французскую армию.
   ***
  
  Так чтобы и кто не говорил, пытаясь как, например, немецкий лжеисторик Герард Мюллер, исказить историю казачества, это никому не удастся, запорожские казака везде отличались своим воинским профессиональным, лихим, смелым, новаторским искусством воевать.
  
  В сентябре 1771 года по Высочайшему представлению императрицы Екатерины II Государственный совет для поощрения казаков постановил отчеканить 1.000 серебряных медалей с надписью "За оказанные войску заслуги".
  Из выше изложенного можно сделать вывод, что заслуги казаков запорожцев, и их атамана Петра Калнышевского в русско-турецкой войне были неоспоримы.
  Он был отмечен высшей наградой империи - орденом Андрея Первозванного, и Екатерина II присвоила ему звание генерал-лейтенанта русской армии.
  Судя по этой и другим положительным характеристикам военных действий казаков, которые проглядываются за витиеватостью приведенного выше письма императрицы, ничто не должно было бы омрачить отношения Запорожской Сечи с Российской империей, ан нет...
  
  Следует отметить, что во всех этих баталиях отношение командующих русскими армия к казацким соединениям включенных в их состав, было как к наемным профессионалам (иностранным легионерам), их первыми бросали в бой на самых опасных направлениях, не считаясь с потерями.
  В связи с этим потери убитыми и ранеными среди личного состава казаков были огромные.
  Тактика "лобовой" атаки, которую особенно любили иностранные генералы (в частности: Вейсман фон Вейсенштейн, Отто Адольф Вейсман и др.) красиво, под фанфары, с барабанным боем во весь рост идти под пушки на оборонительные укрепления противника, была чужда казакам.
  Атакуя таким лобовым образом, русские войска среди которых были и казачьи части, несли громадные потери в живой силе. Голос казаков по тактики боя в принятии решений иностранными генералами часто не принимался в расчет.
  Казаки умели малыми силами побеждать. Однако наемным генералам нужна была победа любой ценой, чтобы получить повышение по службе, кресты, медали, получить имения в России и крепостных крестьян.
  Благодаря знаниям местности, умению казаков находить у врагов слабые места, русские войска совместно с казаками в течение сравнительно короткого времени разбили турок и татар, оккупировали Крым, заставив Ногайскую орду сдаться и перейти под патронташ императрицы Екатерины II .
  Корпуса генералов Каменского и Суворова, в составе которых были казачьи отряды перешли Дунай, очистили от неприятеля Бабадагскую область, заняли город Базарджик, а 9 июня разбили турок у Козлуджи.
  Вслед за передовыми этими корпусами перешли на левый берег Дуная главные силы Румянцева (у Силистрии, Туртукая и Гуробала). Успешные бои в Крыму, на Дунае и на Балканах. В результате совместных действий всех армий действующих на юге, где не последнюю роль играли казаки, турки запросили перемирие с Россией.
  В свою очередь состояние русской армии было тяжелым. Не хватало боеприпасов и вооружения. Екатерина II видела враждебное отношение Австрии и Франции к конфликту, на севере назревала новая война со Швецией. Нужно было срочно заключить мир.
  В результате трудных переговоров 10 июля был подписан Кючук-Кайнарджийский мирный договор.
  Турция выплатила России военные контрибуции в порядке 4,5 миллионов рублей, а также уступала северное побережье Чёрного моря вместе с двумя важными морскими портами.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   НАКАНУНЕ КРУТЫХ СОБЫТИЙ
  
  "Крутые вихри закрутили,
  И понесли в "людоворот",
  Напрасно вместе хана били,
  Теперь и их настал черед..."
  
  На дворе шел 1774, в июле атаман получил известие, что россияне заключили мирный договор с туретчиною, поэтому он срочно собрал на совещание своих помощников.
  В приемной за общим столом сидели писарь Иван Глоба, Главный судья Павел Головатый, Архимандрит Владимир Сокольский.
  Атаман обратился к ним с такой речью:
   - Друзья, соратники! В результате переговоров россиян с турками 10 июля подписан Кючук - Кайнарджийский мирный договор.
  Турция согласилась выплатить России военную контрибуцию в 4,5 миллионов рублей, а также отдала северное побережье Черного моря вместе с двумя важными морскими портами. По этому поводу нужно продумать наши дальнейшие планы, что будем делать после войны?
  - Нам бы из этих миллионов немного бы денег дали? - Грустно сказал Глоба. - Да нет, мы получим кукиш с маком! А без нас москали были бы здесь как слепые котятки.
  - Да, нам есть над чем поломать голову! - Заметил при этом Сокольский.
  - Будем надеяться на милость Божию?
  - Я думаю, что эта война с турками не последняя и если у них там еще достаточно ума, то надеюсь, они не станут строить козни против нас, - сказал атаман.
  - Дай Бог! Дай Бог! - Поддержал его Сокольский.
  Павел Головатый грустно сказал: - Здесь на юге сосредоточена огромная русская армия. А наши отряды не все вернулись домой.
  - Это плохо! Не дай Бог Российская императрица, эта "повия", что-то нехорошее против нас задумает, чем будем защищаться? - Заметил Иван Глоба.
  - Иван, отпиши куренным и полковникам возвращаться скорее на Сечь, - попросил писаря атаман.
  - Да, атаман! Немедленно отпишу.
  - А пока я предлагаю заняться мирным трудом, чтобы москали не подумали что-то плохое о нас, - предложил Сокольский.
  - Атаман, я тоже думаю, что эта война с турками не последняя, и мы еще будем нужны москалям, - заметил Павел Головатый. - Может фаворит императрицы Потемкин нам поможет?
  На что Иван Глоба недоброжелательно высказался на счет князя, сказав:
  - Жди, поможет! Так называемый наш казак Гришка Нечеса даже не почешется за нас. У него свои интересы на первом месте стоят.
  У Потемкина, по моему мнению, имеются все человеческие пороки: властолюбие, алчность, прелюбодеяние и прочее.
  - Так-то оно так, - согласился с ним атаман, - ну, а пока мы займемся мирными делами, подлечим раненых казаков, уберем хлеб, сделаем запасы на зиму. Часть хлеба продадим в Европе...
   ***
  
  Справка.
  В 1773 -м году Малороссия (Украина) уже продавала хлеб в Европу. Основными занятиями сельских жителей были скотоводство и земледелие (выращивали рожь, просо, пшеницу, ячмень, лен). На южных землях, где жило много греков, хорошо было развито садоводство, виноградарство, овощеводство. Хорошим подспорьем было и рыболовство. В крупных населенных пунктах было много ремесленников, при этом очень славилась Петриковская живопись. Часть населения Сечи особенно среди армян и греков занималась торговлей.
  
  
  
  
   Рис. Национальное прикладное искусство
  
  В 1775- м году императрице Екатерине князь Потемкин сообщил, что "малороссы хлеб стали сами выращивать и больше у нее оного не просят".
  Князь был в ярмарочном зале кошевого атамана, где были собраны снопы и другая сельскохозяйственная продукция земледелия со всех паланок Коша, и удивился, там все было в хлебном золотые и изобилии...
  Императрица Екатерина с князем поздновато поняли, что произошло за последние годы правления кошевого атамана Петра Калнышевского.
  Запорожцы, заводя собственное земледелие, разорвали тем самым продовольственную зависимость от Российской империи.
   ***
  Поздно в вечере в доме полковника Павла Савицкого тоже заседала своя теплая компания недругов атамана.
  За столом сидели и выпивали полковник Павел Савицкий и его ближайшей помощник в черных делах, есаул Никита Перебейнос.
  Савицкий говорит ему:
  - Никита, днем у атамана было совещание в узком кругу, меня туда не пригласили, но и так ясно, что они что-то замышляют. Поэтому тебе придется срочно отправиться в столицу.
  - Зачем? - Спросил Перебейнос.
  - Передашь письмо от меня, об измене атамана.
  - Так мы не знаем толком, о чем они там говорили!
   - И так все ясно, это предательство. Так что собирайся, вот тебе письмо. Береги его от казаков атамана.
  - Понял! Когда мне ехать?
  - Сегодня ночью! Нутром чувствую, что дни Калныша сочтены, скоро ему придет конец.
  - А кто будет атаманом? Опять Лантух?
  - Но этот лопух не оправдал доверие императрицы, скорее всего она предпочтет меня.
  На что есаул Перебейнос про себя мечтательно подумал: - Тогда я полковником Коша буду!
   * * *
  
  Как свидетельствует история, казаки участвовали во всех российских военных компаниях 68-75 годов, однако как правило, в отчетах царских генералов они не фигурировали, поэтому их и не жалели, отряды казаков попадали в подчинение к войсковым начальникам, большинство которых были иностранцами.
  По окончании русско-турецкой войны 1768-1775 годов все обещания и благодарности императрицы и её высокопоставленных приближенных и фаворитов, в адрес запорожских казаков были ими забыты.
  В конце войны никто из российских вельмож так и не позаботился о тех, кого они раньше за храбрость и мужество превозносили до небес, никто не прислал ни одного письма и ни копейки на возмещение ущерба, понесенного запорожцами годы их военной службы, потерю судов, имущества и артиллерии.
  Здесь сыграло большую роль то обстоятельство, что Запорожская Сечь потеряла свое былое значение быть пограничной стражей на юге Российской империи. Крым был оккупирован, турки, потерпев поражение на Балканах и Дунае, заключили мир с Россией.
  Мир изменился и атаман Коша Петр Калнышевский понимал это, но всё же, где-то в глубине своей души он надеялся на лучшее, справедливо полагая, что раз запорожцы подписали в 1734 году договор с Российской империей на владение своими землями, то на них никто претендовать не будет.
  Однако императрица не забыла горькую пилюлю, которую её преподнесли сечевики в начале войны, когда игнорировали назначение её ставленника Григория Лантуха на должность атамана Коша и выбрали атаманом - Петра Калнышевского.
  Императрице стали ненужные вольные свободолюбивые казака с выборными органами власти, которые за короткий срок 1768-1775 годов сумели решить свою продовольственную проблему, экономически окрепнуть, имели свою хорошо обученную армию, оснащенную современным оружием и способную повлиять на соотношение сил в этом важном для России регионе с выходом к Черному морю.
  Поэтому дни Запорожской Сечи были сочтены.
  Екатерина решила воспользоваться новым после победной войны раскладом сил, когда запорожцы были практически в окружении русских войск, чтобы навсегда покончить с казацкой вольницей, где казаки сами себе выбирали атаманов, и каждый мог высказаться на Запорожской Раде все что хотел и считал нужным сказать.
  Такое их вольнодумство претило ей больше всего, поскольку подрывало её монаршескую единоначальную власть.
  Очевидно, с тех давних пор свобода слова для России стала, как глас вопиющего в пустыне. Она не признавалась монархами и диктаторами всех мастей, они свободу давили и душили, загоняли в тюрьмы и лагеря.
  Поводом для такого решения императрицы послужили также многочисленные народные восстания в империи, среди которых было и восстание Пугачева, в котором не участвовали запорожские казаки. Но императрица, всегда опасалась того, что восстание перекинется на Запорожье, а это уже прямая угроза её правлению в России. Это и другое подтолкнуло её на принятие решения ликвидировать Запорожскую Сечь.
  Катализатором серии восстаний в Российской империи в середине XVIII века послужили манифесты императрицы по окончательному закрепощению крестьян и лишение их даже малейших прав перед дворянским сословием.
  Самым крупным из них было восстание под руководством Емельяна Пугачева, начавшееся в сентябре 1773 года и закончившееся в январе 1775 года казнью предводителя.
  Основной силой восставших было яицкие казаки, к которым в ходе боевых действий присоединялось нерусское население (калмыки и башкиры), а также крестьянство.
  Крестьянская война разразилась во время русско-турецкой войны, вследствие чего императрица была очень обеспокоена этим положением, ей приходилось отвлекать значительные силы на подавление восстания.
  Как известно в начале восстания Емельян Пугачев одерживал победу за победой, им были взяты Казань, Саранск и даже Пенза.
  Россия, ведя обременительную войну с турками, была на грани катастрофы, пройди Пугачев немного дальше, он бы угрожал Москве. И если бы Пугачев убедил запорожцев поддержать их своими 38 боевыми куренями, то неизвестно удержалась бы немка на русском престоле.
  В этой связи Екатерина по совету своих военачальников, на этом неблагополучном этапе крестьянской войны, приказала снять с турецкого фронта войска, которые под командованием Михельсона разбили восставших.
  Таким образом, усилиями регулярной армии брошенной на подавление крестьян самодержавие "казанской помещицы Екатерины" было в России сохранено, но "пугачевский урок" не прошел даром.
  И, хотя запорожские казаки не участвовали в пугачевском восстании, страх перед повторением трагических для империи событий был настолько велик, что императрица приняла решение о захвате и разрушении Запорожской Сечи, как потенциального источника возмущения.
  Надо сказать, что восстания в империи, начиная с царствования Петра и кончая Екатериной, вспыхивали одно за другим.
  Императрице было известно, что ранее запорожские (около 17 тыс. чел.) и донские казаки ранее поддерживали "Самозванцев" в Смутное для России время и самозванцы становились царями. Потом во времена атамана Ивана Сирко (1669 г), вспыхнуло восстание под предводительством Степана Разина.
  Всю зиму Разин слал гонцов к гетману Правобережной Украины Петру Дорошенко и атаману войска Запорожского Ивану Сирко - звал, подбивал их для свержения царя. Отправлял он гонцов и к опальному патриарху Никону...
  Но, ни Дорошенко, ни Сирко, ни Никон, сразу не решились поддержать Степана Разина, они долго думали, мучились сомнениями, тянули время, но так и не решились поддержать лихого атамана.
  Если бы они всем скопом навалились на Московского царя, то очевидно империя бы рухнула в одночасье, как перезрелый арбуз, и тогда вывалилась из этого гнилого "арбуза" совсем новая история России, всех славян, ну и, естественно, самой Запорожской Сечи.
  
   * * *
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПОСТЕЛЬНЫЕ ДЕЛА ЕКАТЕРИНЫ
  
  
   Рис. Потемкин и Екатерина Вторая.
  
  "Поменяла я едрита,
  На едрита-фаворита,
  Стала снова умницей,
  Стала я красавицей,
  Бесподобной, сексуальной,
  И желанной женщиной...
  * * *
  Вывод, вывод здесь простой,
  Был бы "корень" там большой!"
  
  
  В связи с опасностью грозившей Екатерине потерей трона, хитрая лиса императрица вызвала к себе в опочивальню, чтобы решить, сочетая приятное с полезным, своего не первого и долеко не последнего едрита-фаворита князя Потемкина.
  Князь хорошо знал казачество и даже вступил казаком в один из многочисленных казачьих куреней Сечи.
   * * *
  Справка.
  Князь Потемкин Григорий (казак войска Запорожского - Грицько Нечеса) сыграл трагическую, можно даже сказать роковую роль в деле разорения Сечи и закабаления украинского народа.
  В 1772 году Потемкин разыграл такой фарс: он попросил Калнышевского записать его в казаки. Калнышевский исполнил желание Г. Потемкина и записал его в запорожские братчики в именной Кущевский курень.
  Первоначально, он часто в разговорах и переписке лестно говорил и писал атаману "...свидетельствовал свое уважение и любовь войску запорожскому", подчеркивал свою всегдашнюю готовность находиться в услужении "милостивого своего батьки", как льстиво называл он кошевого атамана Петра Калнышевского.
  Не скупился на комплименты кошевому Новороссийский генерал-губернатор и в дни победоносного окончания первой русско-турецкой войны.
  "Уверяю вас чистосердечно, что ни одного случая не оставлю, где предвижу доставить каковую-либо желаниям вашим выгоду, на справедливости и прочности основанную", - так писал Потемкин Калнышевскому 21 июня 1774 году.
  Но не прошло после этих льстивых излияний и года, как Сечь, по подсказке того же Потемкина императрицей Екатерине II, была разрушена, а сам кошевой атаман арестован и сослан в Соловки.
   * * *
  После легкого променажа императрица задала вопрос князю:
  - Гришенька! Посоветуй, как мне поступить с Запорожскими казаками?
  - А что так, зазнобушка моя ненаглядная?
  - Да, много жалоб поступило и поступает на них!
  - От кого?
  - Да от многих! Писали военные командиры, помещики, и даже патриарх. Пишут, что своевольничает атаман, он не хочет, чтобы его иеромонахи подчинялись Моим военным священникам в армиях, и переманивает к себе от дворян и помещиков крепостных крестьян. С помощь этих беглецов поднял собственное земледелие, тем самым разрушил зависимость от Нашего престола. Скорее всего, он мыслит образовать посреди Моей империи область, полностью независимую, под собственным неистовым управлением.
  - Ну и что ты хочешь?
  - Пора покончить с этой запорожской вольницей! Может, займешься этим?
  - Я!
  - Да, ты, гяур, москов, казак мой!
  - Ну, нет, дорогая! Это может сказаться на моей репутации. Я ведь числюсь у них казаком и вдруг пойду на них войной. Нет, изволь!
  Лучше направь туда с карательной экспедицией кого-нибудь другого, и хорошо бы не русского.
  Румянцев и Суворов не подойдут для этого...
  - Кого же тогда, Гришенька?
  - Генерала Текеллия!
  - Кажется это тот, которого ты оставил после себя в Новороссийской губернии командовать войсками.
  - Да, он! Текеллия не русский и не немец, а серб по национальности. Сербы, как тебе известно, очень не любят запорожцев, за прошлые дела.
  Вот этого карьериста и натрави на сечевиков! Он за твою очередную награду родную мать не пожалеет, не то, что каких-то казаков запорожцев!
   * * *
  Справка.
  Запорожцы чинили всякие препятствия образованию и созданию Потемкиным с Екатериной Новой Сербии и Славяно-Сербии, на исконных запорожских землях.
   * * *
  
  - Ты так думаешь?
  - Да! Это вполне подходящая кандидатура для такого дела, а меня боже упаси, уволь от этого.
  - Я, кажется, вспомнила, его мне рекомендовал кто-то из австрийских друзей, он у них служил поручиком.
  Да-да, я помню этого усача, гордившегося своим сходством с Петром 1.
  - Я не удивлюсь, что он так с портретом царя Петра в руках и помрет! - со смешком произнес князь, потом добавил: - Не все дураки круглыми бывают, этот не круглый, а квадратный!
  - Пожалуй, он мне подойдет, - задумчиво проговорила Екатерина.
  - Правильно, он в России за короткое время вырос до генерала-поручика. Где бы он так мог вырасти? Насколько мне известно, для него ни моральных, ни политических аспектов не существует. Текеллия для тебя, дорогая, порубает всех подряд, только прикажи.
  - Хорошо я подумаю над твоим предложением! - так закончила этот разговор императрица.
  Она вызвала и приказала своим фрейлинам одеть её. Затем велела накрыть ей с князем завтрак в малом зале.
  После завтрака императрица сказала князю:
  - Гришенька, отдай приказ генералу Текеллия занять Запорожскую Сечь, разрушить её, разогнать казаков, несмотря ни на какие их заслуги в войне! Они построили на границе империи, край экономически совершенно независимый от Меня.
   Надо положить конец "...вольному устройству и своеволию запорожцев!"
  Может атаман хочет под Моим троном вырыть яму? В яму его и посадим! Пусть там и гниет!
  
  Вот так в тогдашний дикий "просвещенный век Екатерины" зачастую решались важные государственные дела, затрагивающие судьбы целых народов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   КОНЧИНА ЗАПОРОЖСКОЙ ВОЛЬНИЦЫ
  
  
  "У развилки трех дорог
  Стал, запнувшись, Калныш Петр:
  Прямо ехать - нести крест,
  Влево - страшный будет грех,
  Вправо двинуть - не судьба:
  Даль, разлука и сума,
  Повернуть нельзя назад,
  Змий зеленый будет рад,
  Вверх подняться - крыльев нет, -
  Слаб с рожденья человек.
  Спрятать голову в песок, -
  Не к лицу, какой тут прок.
  В общем, всюду "туши свет"...
  Все ж находит он ответ...
  
  (Из сборника Аркадия Польшакова "Гражданская лирика")
  
  Императрица, понимая, что многие русские военачальники симпатизируют запорожцам, поэтому выбрала по совету князя едрита-фаворита для выполнения этой неблагодарной мисси - захвата и разрушения Сечи, наёмного генерала серба Текеллия.
  Этому решению предшествовала также посылка официального историка двора Герарда Мюллера изучить историю Запорожья и доказать, что запорожцы никогда не имели прав на владение своими землями.
  Как шутили запорожцы, у некоторых лжеисториков типа Мюллера-шулера, порой:
  - Понос бывает не только естественным, но и словесным, а Днепр - не река, а ручеёк.
  Именно его поносные изыскания стали "научным обоснованием" разрушения Екатериной Сечи.
  
  Такой "милостивой наградой и её монаршем благоволением за свершенные ими подвиги" (как ранее писала Екатерина) удостоились запорожцы за то, что верой и правдой служили Российской империи последние годы.
  
  В мае 1775 генерал-поручик Текеллия получил приказ занять Запорожскую Сечь, разрушить ее до основания.
  К ставке генерала-поручика прибыл курьер, он вошел в кабинет генерала и доложил:
  - Вам срочный пакет от Его Светлости князя Потемкина. Текеллия взяв пакет, вежливо спросил курьера:
  - Давно со столицы!
   -13 апреля выехал, приказали срочно доставить вам пакет.
  Генерал читает письмо князя, потом говорит:
  - Хорошо! Передай Его Светлости, что мы выступаем...
  
  Поднятые по тревоге, войска генерала Текеллия, разделившись на пять крупных подразделений, стали продвигаться на Сечь, чтобы окружить столицу запорожцев.
  На Троицу к Сечи подошло более 8 полков конницы, 17 эскадронов пикинеров, 10 пехотных полков, 20 эскадронов гусар и 13 полков донских казаков, - всего более 40 тысяч. В это время другая группа войск под командованием князя Прозоровского заняли паланки, села и хутора сечевиков.
  Заняв основные стратегические пункты Запорожского войска и Коша, Текеллия подошёл к самой Сечи и выстроил против неё всю свою артиллерию.
   * * *
  В ту ночь атаман Петр Калнышевский плохо спал, ему снились крысы, две страшные громадные крысы. Одна с обличьем императрицы Катерины, а другая имела перекошенную одноглазую каверзную физиономию князя Потемкина.
  
  
  
   Рис. Крыса с лицом Екатернины.
  
  Таких здоровенных крыс атаман никогда не видел. Крысы были необыкновенные, одна с обличьем императрицы была совершенно черная, а другая с лицом князя была грязно-серого цвета. Атаман как бы предчувствовал, что они придут за ним, и они пришли.
  Спасаясь, атаман вскочил на коня и помчался вдоль берега Днепра прочь от них. Оглянулся, а крысы выпучив раскаленные, как угольки глаза, задрав, словно клейноды к верху свои длинные хвосты помчались за ним вдогонку, громко пища на ходу: - Ату его! Ату!..
  Тут откуда не возьмись, на их призывный писк откликнулась целая орда крысят помельче и тоже увязалась за ним в погоню.
  Атаман, подстегивая коня, галопом скачет во весь аллюр от них, так быстро, как только можно делать это на коне и во сне. Но крысы все ближе и ближе, вот-вот нагонят его, и тут кто толкает его в бок и говорит человеческим голосом:
  - Вставай атаман, беда пришла!
  Как оказалось, ночью в резиденцию атамана Коша ворвался взволнованный Васюринський куренной атаман Головко. Он, минуя охрану, ввалился в спальню и разбудил атамана.
  Калнышевский еще не очухавшись от кошмара сна, ничего не понял из того, что пытался ему сказать куренной.
  Придя в себя, Калнышевский спросил его:
  - Что за пожар, что случилось?
  - Беда атаман! Нас окружают войска генерала Текеллия!
  - Ну и что! Может это маневры или передислокация войск московитов?
  - Нет, атаман! Зачем тогда московитам захватывать наши зимники, отбирать оружие и арестовывать наших казаков, которых ты отпустил на побывку.
  - Да, тут что-то не так! Давай собери казацкую старшину на нараду (совет) я сейчас тоже оденусь и тоже явлюсь в малый зал!
  Куренной побежал выполнять поручение атамана, а Калнышевский стал умываться и одеваться.
  - Не к добру этот сон, - подумал он, - крысы да еще в таких обличьях...
  Его не покидала мысль, что где-то он проглядел этот коварный ход императрицы. Прав был писарь Коша, когда говорил, что повие-императрице верить нельзя. Что после войны османами она может повернуть войска против Сечи, чтобы ликвидировать её.
  Но где-то в глубине души он надеялся на лучший исход, что императрица не будет так сразу "рубить сплеча". Что удастся уговорить её принять их предложения, ведь с турками это временная передышка, будет новая война и не одна.
  Султан так просто не сдастся, будет драться до последнего, война с турками неизбежна и здесь запорожские казаки ей, ой как бы еще пригодились. Так нет, поспешила нимкеня, ей не терпится поставить нас на колени. Этот гадёныш перевертыш князь Потемкин поди надоумил её так поступить, казаки мешают ему новоиспеченному генерал-губернатору Новороссийской губернии своевольничать на запорожских землях.
  Что же делать? Шо робыты?
  Вот извечный вопрос для всех времен и народов!
  У нас остается два пути: или драться, или сдаться!
  Что мы имеем сейчас в Сечи?
  Курень атамана Головко и не полностью укомплектованные, распушенные по зимникам казаки полковников Пелеха, Черного и Кулика. Таким образом, у нас не более 10 тысяч сечевиков.
  Да небогато! На жаль я многих казаков сам отпустил на побывку в хутора и села, чтобы они отдохнули и залечили раны, полученные в баталиях на стороне московитов.
  Впрочем, если кинуть кличь и дать сигнал на сбор всех казаков на Сечь, сечевиков не удержат там никакие кордоны московитов. Они придут к нам на помощь. Уменья драться малыми самостоятельными группами наши казаки умеют, этому они обучены с пеленок. С тыла Текелю-тетерю эти наши казаки способны, пожалуй, хорошо "пощипать", мало ему не покажется.
  На подходе с Дуная еще несколько куреней наших во главе с полковником Мандро, которые не успели еще дойти до Сечи. Эти казаки как черти будет драться за родную Сечь.
  Пожалуй, есть шанс и возможность устроить генералу "Тетери" еще одну Рождественскую ночь, как это было с турками при атамане Сирко.
  Тогда турки тоже большой "шарой" с татарвой, всем скопом навалились на Сечь и получили по зубам. Янычары из Сечи летели, "пердели" и радовались, и лишь те из них, кто успел вовремя убежать от казаков, спаслись.
  Да, но то были басурмане, а тут братья христиане, разница великая, боженька, да и народ простой нам такой резни, как с турками Мухаммеда, не простит во веки веков.
  Мысли атамана Коша текли быстро, перебирая варианты выхода из этого непростого положения.
  - Ну, разобьем мы сейчас этого выскочку генерала, - подумал Калнышевский. Ну, а что делать дальше?
  Опять этот извечный вопрос. Победа может быть временной, потом на нас гуртом навалятся озверевшие армии фельдмаршала Румянцева и Суворова. И куда от них нам бежать? К туркам - что ли!
  В зимниках, ведь, все что нам дорого осталось: семьи казаков, хозяйство, много скота, далеко с ними не убежишь.
  Правда, визир заманивал нас переселиться за Дунай, обещал деньги и освободить от всяких податей и не трогать нашу христианскую веру.
  Турки конечно не дураки и хотели бы иметь Запорожское войско на границе с Россией, чтобы мы были своеобразным пограничным кордоном. Но это для нас неприемлемо, лезть из одной кабалы в другую.
  Если сдать Сечь, то крови будет меньше, но прежней Запорожской Сечи уже не будет, Текеллия на радостях сравняет её с землей.
  Добровольная же сдача, так мыслил атаман Коша, оставляла еще какие-то шансы на пусть и очень невыгодную, но договоренность с императрицей.
  Московиты не задумываясь, ради грабежа порешили бы всех, от мала до стариков в Сечи, як це (это) зробылы (сделали) солдаты царя Петра.
   ***
  Справка:
  Так в свое время это сделали солдаты Петра 1 захватившие городище старейшего гетмана Украины Ивана Мазепы, который 16 лет избирался гетманом, мечтал и боролся за независимость страны.
  Дипломатическую войну царь Пётр I, по мнению историков, проиграл 27 марта (7 апреля) 1709 года, когда кошевой атаман Гордиенко и гетман Мазепа подписали союзнический договор с королем Карлом ХII.
  В этом договоре Запорожье присоединилось к германо-шведскому союзу против царя Петра I.
  Гетман ошибочно надеялся с помощью шведов обрести долгожданную свободу для своей страны от безудержной дикости царя Петра 1.
  После поражения царскими солдатами были взяты в плен вся казачья старшина: кошевой атаман, войсковой судья, 26 куренных атаманов, 2 монаха.
  Основную роль в антироссийском выступлении гетмана Мазепы сыграли генеральный обозный (вторая по значимости должность в Гетманщине) Ломиковский И. В., прилукский полковник Горленко Д. Л. (наирадикальнейший сторонник антироссийского выступления), сердюцкий полковник Д. В. Чечель, будущий гетман в изгнании Ф. С. Орлик, специальный представитель гетмана А. Я. Войнаровский, полтавский полковник Г. П. Герцик, кошевой атаман Запорожской Сечи К. Гордиенко и другие.
  После поражения шведов царь Петр I отдал приказание князю Меньшикову двинуть из Киева на Запорожскую Сечь полки русских войск под командованием Яковлева с тем, чтобы "истребить всё гнездо бунтовщиков до основания".
  Подошедший к Сечи Яковлев, даже не пытался договориться с запорожцами о сдаче Сечи, ему сообщили, что к осаждённым из Крыма может подойти кошевой Сорочинский, поэтому он начал сходу штурмовать Сечь, в которой мало было войск.
  Первые штурмы русских войск небольшой отряд казаков, которые укрылись после разгрома шведов в Сечи, запорожцы сумели отбить. В первом же штурме Яковлев потерял до трёхсот своих солдат и офицеров. Запорожцам даже удалось захватить при этом небольшое количество пленных.
  Однако 11 мая 1709 года, с помощью предательства казацкого полковника Игната Галагана, который знал систему оборонительных укреплений Сечи, крепость была взята, сожжена и полностью разрушена.
  При этом Яковлев докладывал царю об уничтожении этой Сечи (Чертомлинской Сечи):
  "Живьем взято старшин и казаков с 300 человек, пушек, також и амуниции взято в оном город многое число... А из помянутых живьем взятых воров знатнейших велел я удержать, а прочих по достойности казнить и над Сечею прежней указ исполнить, також и все их места разорить, дабы оное изменническое гнездо весма выкорнить".
  
  Таким образом, участь мазеповцев, запорожских казаков, их жен и детей была печальной. Одни вплоть до смерти Петра и Екатерины находились в Сибири, другие жили в Москве под строгим надзором.
  Орлик, Мирович, Гордеенко и многие другие умерли на чужбине в Турции.
  Долго гонялись царские власти за Андреем Войнаровским, который отказался от политических амбиций и жил как частное лицо на деньги своего дяди.
  Он был арестован в Гамбурге в октябре 1716 года и сослан в Сибирь, где и умер в 1740 году. Российской казне это обошлось почти в тысячу золотых червонцев.
  
  Немногие уцелевшие из старшин "автономисты", как могли, продолжали дело Мазепы.
  Из общего числа плененных старшин, 156 человек (атаманы и казацкая старшина) были казнены незамедлительно.
  Причем несколько атаманов и старшин были повешены на плотах, которые были пущены вниз по Днепру на страх другим казакам.
  Атаману Коша Петру Калнышевскому было известно, что солдаты Петра после захвата ставки гетмана зверствовали там, вырезали всех подряд, не пощадили ни кого, включая стариков, женщин и детей.
  * * *
  Гетман Мазепа, - подумал Калнышевский, - конечно, рисковал и надеялся на договор с королем Швеции Карлом, и его победу над Петром 1. Естественно, что он как любой другой на его месте боролся бы за "незалежнисть" (независимость) Украины.
  И представлял себе в мечтах: "Украину по обе стороны Днепра с войском запорожским и народом малороссийским, которая должна быть навеки свободна от всякого чужого владения".
  Но тут ситуация другая у казаков нет союзников, мы одни против московитов.
  Выходит из двух зол будем выбирать наименьшее. Вопрос в том - поймут ли меня казака и примут ли предложение о сдачи?..
  
  С такими невеселыми мыслями атаман Коша вошел в зал, где за круглым столом уже сидели полковники, вся казацкая старшина.
  Калнышевский обвел сумрачным взглядом присутствующих и сказал:
  - Казаки! Я собрал вас здесь, чтобы сообщить худую весть. Наши паланки, зимники, хутора и села захвачены московитами. Генерал Текеллия на подходе к Сечи, нас окружают примерно 40 тысяч московитов, это пехота, конница и артиллерия. Могут подойти еще войска. Шо будемо робыты (делать)!
  Минутная тишина воцарилась в зале, казаки, молча, обдумывали ситуацию.
  Первым нарушил ее Иван Глоба, он удрученно как бы для себя проговорил:
  - Я так и думав, и предупреждав, что циеи (этой) нимкени нельзя вирыты (верит). Колы мы ей булы нужны у войне, императрыця залицялася до нас, медали, ордена давала, а колы война закинчилася, показала нам свои зубы.
  - Я б засунув зараз циеи повии в задницю её золоту медаль з усиею Андриивською лентою, - в сердцах сказал полковник Пелех.
  - Во-во, надо поглубже запихаты ей цю медаль, а к ленте прицепить нашу казацкую "шутиху", шоб вона там шесть разив громко перднула, - смеясь, заметил куренной атаман Головко.
  - А ще лучше императрыци под спидницю засунуты "бойовий улей", щоб срака у неи була мьяка як у моеи лехи жирни окорока, - с гумором его дополнил полковник Черный.
  - Чтобы её жареный петух туда клюнул! - высказался полковник Кулик.
  
  Видя, что разговор казацкой старшины, многие из которых годились Петру Калнышевскому в сыновья, пошел по веселому руслу, а обстановка была белее чем серьезная, атаман Коша стал излагать свои мысли по поводу их нынешнего положения.
  После того как атаман обрисовал нынешнюю ситуацию, сообщил о раскладе сил, которая была явно не в пользу запорожцев, голоса казацкой старшины разделились, одни ратовали за то чтобы драться, другие ратовали за то, чтобы попытаться с московитами как-то договориться.
  Но основные казацкие старшины были на стороне атамана Коша, они доверяли мудрой политике Петра Калнышевского.
  
  В этот момент прибыл парламентер от генерала Текеллия, который вручил атаману ультиматум о сдаче Сечи. Казаки получили два часа для размышления.
  
  Поскольку голоса на нараде казацкой старшины разделились, то атаман решил созвать чрезвычайную Раду Запорожской Сечи, чтобы на ней окончательно решить вопрос: - Бить или не бить москалей!
  
  В Сечи, созывая на Раду, Довбыши забили в литавры, и вскоре около Сечевой церкви Покрова собрались запорожцы на Войсковую Раду, все были в тревоге.
  
  
   Фото. Звонница.
  
  Надо сказать, что обычно Войсковые Рады проходили в обязательном порядке 1 января (начало нового года), 1 октября на Покров (храмовый праздник) и на 2-й или 3-й день Пасхи.
  Кроме того, Рада могла быть созвана в любой день и время по желанию старшины казацкой и большинства Войска.
  Решения Рады для каждого казака были обязательны для исполнения.
  На центральной площади Сечи на чрезвычайную Раду собрались все, кто мог прийти из казаков, находящихся на тот момент в Сечи.
  К ним на площадь вышли казацкие старшины.
  Атаман Коша открыл чрезвычайную Запорожскую Раду.
  Он зачитал манифест генерала Текеллия, с предложением казакам сдаться на милость Её Величества императрицы Российской Екатерины II.
  В манифесте говорилось, что Всемилостивейшая Государыня высочайше соизволила казакам добровольно сложить оружие и разъехаться по домам.
  Как только прозвучали эти слова, из толпы послышались крики казаков:
  - Казаки! А не послать нам эту москальскую повию милостиво в глубокую сраку, - горланил на всю площадь Нечипайзглузду.
  По площади покатился гул смеха и одобрения.
  - Я пропоную воюваты з московитами, розибьмо их як Сирко разбыв турка тут у Сичи, - кричал Ющенко.
  - Правильно, розибьемо их як янычар Мухаммеда, а Текелли жопу намажем медом и на пасеку деду Сивоконю замись чучелова отправим, - закричал из толпы Неешкаша.
  Толпа засмеялась от предложения Неешкаши. Обстановка на Раде накалялась, казаки явно не хотели сдаваться, ими руководили больше эмоции, чем здравый рассудок.
  Атаман Коша, видя такое положение, попросил рядом стоящего судью Павла Головатого выступить и обрисовать нынешнее положение.
  - Казаки, - крикнул в толпу атаман Петро Калнышевский, - давайте по-перво, послухаемо (выслушаем) нашего генерального судью Павла Головатого, шо вин скажет.
  - Хай (пусть) говорить! - крикнули из толпы.
  Вперед вышел Павел Головатый и начал говорить:
  - Казаки, вы меня все знаете! Тому послухайте, шо я вам скажу.
  Правильно тут казалы (говорили), шо лупили, косили мы ворогов, турок и в Крыму, и тут в Сечи.
  Но то булы турки, басурмане, а зараз перед нами браты христиане, з якимы мы килька мисяцив назад разом розбыли наших общих ворогив, турок.
  Казаки! Невжешь (неужели) мы прольем хритиянскую кровь наших братив?
  
  - Хай не лизуть к нам, и мы их не будемо трогаты! - кто-то крикнул из толпы.
  
  - Так то оно так, - продолжал говорить генеральный судья, - но зараз ситуация друга, у них в полони (плену) наши жинки и дети. Якшо мы начнемо бытися, то що буде зными (с ними).
  - Хай тилькы тронуть, кровавыми сльозами захлебнутся, - возмущенно кричали казаки.
  Разноголосая толпа загалдела и долго не утихала. Тут из толпы вышел полковник Пелех и попросил слова, сказав:
  - Атаман, дозволь мени сказаты свое слово!
  Атаман Коша не мог отказать ему в этом и крикнул в толпу:
  - Казаки, слово просит полковник Пелех.
  - Хай говорить! - закричали с толпы.
  - Казаки! - обратился с такими словами полковник. - Не була ще нога ворога у нашей Сечи, невжеш (неужели) мы, казаки, схилым головы перед якимсь там сербом, який сраку лиже (лижет) нимкени-императрыци. Не бувать тому! Ганьба (позор) буде нашим усим казакам. Я пропоную (предлагаю) прорвать кольцо московитов и уйти за Дунай.
  - Любо! Любо! - послышалось среди казаков одобрение в адрес полковника войска запорожского Пелеха. - Дай, Боже, чтобы наши вороги рачки лазили!
  - Атаман, я хочу говорить! - обратился к Калнышу знатный рубака Головко.
  - Давай говоры!
  - Казаки, мы тут богато базарим, а надо розум (ум) маты (иметь). Давайте послухаемо наших дедов, шо воны скажуть!
  - Добра пропозиция! - воскликнул атаман Коша. - Хто хоче говорыты?
  Вперед вышел седой как лунь дед Сивоконь и стал говорить:
  - Панове, козаки! Спасибо за добрые слова у мою адресу. Для Текелли мне не жалко и меда дать, щоб добре намазать ему сраку и напустить на его жопу бжол, щоб он трохи потовстишав (немного потолстел).
  Но на мою думку надо поперед попытаться договориться з москалями и заключить с ними мирный договор. Давайте послухаемо ще нашого архимандрита, шо вин скаже.
  Архимандрит Владимир Сокольский, поправил крест на груди вышел вперед и заговорил:
  - Казаки, сыны Христовы! Хай розум возобладает тут у нас на Ради. Я знаю що хоробрости (храбрости) вам, хлопцы, не занимать. Но против кого вы збыраетеся (собираетесь) воевать?
  - Як проты кого, ставленника императрицы Текеллия! - кто-то крикнул из толпы казаков.
  - Нет! Бытися вы будите тут не с Текеллию и не з императрицею, а такими же как и вы братами христианскими, на радость басурманам, з якимы вы воювалы рука обруч у Крыму и на Дунаю. Невжеш (неужели) тут почнемо убивать друг дружку.
  Беженька не простит нам братськои крови. Тому я пропоную поручить атаману Петро Калнышевскому выйти к генералу Текеллия з хлибом и силью, а не з рушницямы та гарматамы (пушками).
  Вы своего атамана давно знаете и поважаете (уважаете), он мудрый человек, прожив довге життя и богато бачив...
  
  Атаман Коша почувствовал, что после речи архимандрита чаша весов на весах судьбы качнулась в сторону мира, а не войны. Поэтому он вышел вперед и сказал:
  - Казаки, боевые мои друзья! Мы с вами гарно (хорошо) жили, гарно воювалы з басурманами, но архимандрит прав, негоже проливать христианскую кровь, не богоугодное это дело. Тому дозвольте, казаки, друзи мои, разом с нашим архимандритом Володымиром Сокольским, з казачей старшиною выйти с хлибом и силью до генерала и предложить ему мир, а не войну.
  
  Мы не будем приводить все перипетии этой Запорожской Рады, отметим только, что атаман Коша с казацкою старшиною и с участием главного духовника архимандрита Сокольского после длительного обсуждения Рада доверила атаману и старшинам выйти к генералу Текеллия с хлебом и солью. Хотя, многие казаки, особенно рядового казачества, желали сразиться с войсками генерала Текеллия и пустить ему кровь, они верили, что победят, во всяком случаи погибнут, но честь казацкую не загубят.
   * * *
  Пока шла Запорожская Рада по другую сторону "баррикад" сербский генерал маялся своими думами, размышлениями: - Что предпримут в ответ на царский манифест казаки?
  Он знал силу сечевиков и понимал, что если они полезут на пролом, то удержать их будет весьма непросто. Да и русские солдаты, и донские казаки, неизвестно как поведут себя в этой неправедной битве со своими союзника и братками по крови и веры.
  Генерал поминутно вскакивал, вызывал своего адъютанта и спрашивал:
  - Как там, не идут ли казаки с ответом?
  И получив отрицательный ответ, тёр от напряжения виски и думал, и ждал.
  Всякие нехорошие мысли лезли ему в голову:
  - Как поведут себя 13 полков донских казаков, которые не раз в Крыму и на Дунае рубились рядом с запорожскими казаками, выручая друг друга в кровавых сечах с турками и татарами?
  - Да и гусары могут повернуть своих коней, не желая приливать христианскую кровь. Некоторые полковники очень косо смотрят на меня серба по национальности и просто могут дурака валять, а не драться. Сделать вид, что не поняли команды генерала и передислоцировались не туда куда нужно, открыв дорогу казакам.
  Если я проиграю здесь в Сечи, то меня сожрут с потрохами, завалят императрицу и князя Потемкина жалобами на мое неумение руководить войсками.
  В общем, на карту тут у Запорожской Сечи у меня поставлено всё. Как здесь говорят малороссы: он или пан - или пропав!
  Господи Пресвятая Богородица, помоги мне! - молил, томясь минутами ожидания, генерал.
  Тут вбежал к нему адъютант и, запыхавшись, сообщил генералу:
  - Казаки идут!
  - К бою! - Заорал Текеллия. - Передайте артиллеристам команду открыть беглый огонь...
  - Генерал вы не поняли, сюда идут с хлебом и солью всего несколько человек казацкой старшины, во главе с их атаманом.
  - С хлебом и солью! - Обрадовано выдохнув из себя эти магические слова, генерал Текеллия. - Слава Пресвятой Богородицы, дошли до нее мои молитвы.
  Он подтянулся, потрогал свои, как у Петра 1 усы, приосанился, и с видом победителя вышел во двор, где толпились его офицеры.
  К ним подошли казацкие старшины с атаманом Коша Петром Калнышевским и архимандритом Сокольским. На вышитом рушнике, который нес Павел Головатый, лежал пышный каравай хлеба с солонкой.
  Архимандрит Владимир Сокольский приветствовал генерала, осенив его золотым крестом и попросил отведать хлеб и соль.
  Генерал напыжился от важности церемонии, подошел к стоящему с рушником судье Павлу Головатому отломил кусочек хлеба и, окунув его в солонку, сунул в рот.
  Хлеб был соленым, он видно сильно окунул его в солонку. Встретившись взглядам с атаманом Коша, он оцепенел, взгляд того был пронизывающим, как будто он видел его насквозь.
  Петр Калнышевский увидев Текеллия, подумал:
  - Пожалуй, наши хлопцы наклали б ему в штаны пороху и гарно б подпалили ему яйця...
  Текеллия в свою очередь подумал:
  - Хорошо, что все мирно обошлось, с такими головорезами лучше не связываться.
  Генерал жестом, как добрососедский хозяин, пригласил казаков к себе обсудить условия сдачи Сечи.
  Они сели за стол друг против друга и стали обсуждать условия сдачи.
  Текеллия сказал, что согласно полученного им приказа, казаки должны сдать все оружие и боеприпасы, войсковой скарб, казну, архив Сечи, клейноды и знаки отличия.
  К последним, как известно, относятся: булава, знамена, хоругвии, бунчуки, перначи, тростины и печати.
  Все они были изготовлены не из простых материалов, клейноды были отделаны драгоценными камнями, золотой нитью и по тем временам, а тем более по нынешним временам представляли значительную ценность.
  Когда генерал упомянул про архив Сечи, атаман переглянулся с писарем Иваном Глобою, вовремя они перешерстили архив, не оставив в нем прямых улик протии в них.
  - Что будет с рядовыми казаками? - спросил генерала атаман.
  - Они, разоружившись должны разойтись по домам, своим селам и хуторам, и заняться там мирным трудом.
  - А что будет с нами, казацкою старшиною?
  - Вас, атаман и ваших старшин, мы должны препроводить в ваши заимки до особого распоряжения. Других распоряжений на счет вас у меня пока нет.
  Да вы не беспокойтесь атаман, условия сдачи приемлемые! Главное, что мы сдуру не наломали тут дров.
  - Хорошо генерал! Мы согласны, через час казаки без оружия выйдут из Сечи и пойдут по своим хуторам та селам.
   * * *
  
  "Милая родина, что ты грустна,
  Трудные выпали нам времена.
  Чувство смятения с болью в сердцах,
  Солнца затмение в наших умах,
  Стыд, разорение, даже позор,
  Словно украл душу родины вор,
  Самое грустное в этом во всём,
  Сами себя развалили, свой дом... "
  
  (Из сборника Аркадия Польшакова "Гражданская лирика")
  
  В жаркий солнечный день в Сечи загудел набат. Все казаки, сколько их было, собрались на площади, готовые покинуть Запорожскую Сечь. Вышел атаман Петр Калнышевский одетый во все атаманские атрибуты с булавою в руках.
  Казаки усердно помолились перед образом Николая Чудотворца и распростились с родной Сечью пошли.
  
   Рис. Икона Николая Чудотворца.
  
  Столица Запорожского войска быстро опустел...
  Под дулами пушек, они удрученные, понурив свои невеселые головы, пошли солнцем палимые, повторяя: храни их, едрит за ногу, бог.
  Их провожала позади, гремя взрывами, артиллерийская канонада, которая сравняла опустевшую, осиротевшую крепость с землей. У многих казаков, видя и слыша это, накатывались слезы на глаза.
  
  
  
   Рис. Казак с потухшим взором.
  
  Это была трагедия большого целого народа, оставившего на земле свой лихой, веселый, неповторимый запорожский след.
   * * *
  Справка.
  После захвата и разрушения Сечи, императрица задним числом (все подлянки властей осуществляются задним умом и числом) в августе подписала и опубликовала манифест, ставивший запорожцев вне закона.
  3 августа 1775 года был издан указ Екатерины II, в котором объявлялось, что "Сечь Запорожская вконец уже разрушена, с истреблением на будущее время и самого названия запорожских казаков, не менее как за оскорбление нашего и. в. через поступки и дерзновения, оказанные от сих казаков в неповиновение нашим высочайшим повелениям".
  О Петре Калнышевском манифест умалчивал. После ареста кошевой атаман для многих исчез неведомо куда. Никто не знал - ни родственники, ни друзья, где находится Калнышевский и жив ли он вообще.
  Казацкие песни намекали, что кошевой отправлен на жительство на Дон. Потомки сечевиков сложили предание, что Калнышевский бежал из-под ареста в Турцию, там женился, имел сына.
  Только спустя столетие после трагедии, разыгравшейся на нижнем Поднепровье в 1775 году, в печать проникли первые сведения о дальнейшей судьбе Петра Калнышевского.
  Известный историк народник П.С. Ефименко, находясь в ссылке в Архангельской губернии, летом 1862 года случайно разговорился с крестьянами беломорского села Ворзогоры. К удивлению и удовольствию историка местные старожилы рассказали ему, что в Соловецкий монастырь был заключен какой-то кошевой атаман, которого они после его освобождения указом императора Александром 1802 г. видели в монастыре. Больше ничего вразумительного крестьяне сообщить не могли, но и того, что сказали, было достаточно.
  Ефименко начал искать следы Петра Калнышевского в архивах. В 1863 году в архиве Архангелогородской канцелярии Ефименко отыскал ссылки на упоминание о Петре Калнышевском, как об узнике Соловецкого монастыря.
   * * *
  Вскоре после сдачи Сечи атаман Коша Петр Калнышевский, войсковой судья Павел Головатый и писарь Иван Глоба за, якобы, измену в пользу Турции (смешно просто говорить, так как они всю свою сознательную жизнь воевали с ней) были арестованы и отправлены в столицу. Затем почти вся казацкая старшина была сослана в разные тюрьмы-монастыри.
  Непокорных казаков в кандалах также развезли в различные монастыри и крепости, многих сослали в Сибирь, где они провели остаток жизни.
  Такова печальная история кончины на родной земле последней казачьей запорожской вольницы - Запорожской Сечи.
  Но несколько тысяч казаков умудрилась обмануть генеральских солдат, они в своих широченных как само Черное море шароварах вынесли свое оружие, гроши, драгоценности.
  Таким образом, значительная часть запорожцев отказалась служить царице, и решила уйти за границу.
  Оставшиеся запорожцы группами по 50 человек стали обращаться к генералу Текеллия, с просьбой выдать "билет" (разрешение отправиться ватагой на заработки).
  Серб обрадовался, что они не собираются воевать с ним, поэтому сказал: "Ступайте, запорожцы, с Богом... Зарабатывайте себе".
  "Билет" выдавался на 50 человек, но к каждой группе присоединялось еще несколько десятков казаков. Все они потихоньку добрались до границ империи.
  Таким образом, часть куреней разными уловками, подкупив сторожей бежало в Добруджу, где основало Задунайскую Сечь просуществовавшую до 1828 года.
  Другие казаки ушли на Кубань и основали там кубанское казачество. Из казаков, оставшихся в империи, было сформировало Черноморское казацкое войско, принимавшее участие в новой русско-турецкой войне.
  Таким образом, уничтожить козацтво не могла никакая сила, потому что Запорожская Сечь имела сильную поддержку сотен тысяч свободолюбивых людей. Сечь была разрушена, однако остались десятки тысяч запорожцев, которые мечтали возрождения своей казацкой республики. И были еще на свободе запорожские старшины, которые сделали все, чтобы возродить Сечь. Первые из них - это Сидор Белый, Захарий Чепига и Анатолий Головатый.
  Все трое имели удивительную и славную судьбу и именно им кубанское казачество обязано своим возникновением.
  В самой Запорожской Сечи все паланки и курени, в которых проживали запорожцы, были разрушены, войсковые деньги, церкви, зимовники, все хозяйство было или разграблено, или попало в казну.
  Запорожские земли были разделены: часть из них забрал сам Потемкин, более ста тысяч десятин было подарено князю Прозоровскому, князь Вяземский получил такой же большой куш. Множество запорожской земли было роздано другим вельможам, дворянам и офицерам.
  Остальные земли были взяты в казну, а после розданы. Для скорейшего освоения этих земель Екатерина II предоставила льготы колонистам разных национальностей - болгарам, грузинам, грекам, калмыкам, молдаванам, евреям и больше всего немецким и другим колонистам, приехавшим по приглашению императрицы.
  Сербу Текеллия за эту успешную операцию Екатериной II был пожалован орден св. Александра Невского.
  Нет, он не участвовал в избиении тевтонцев на Чудском озере, он получил его за то, что сами братья славяне погубили последнюю вольницу на Руси.
  Но как гласит предание, на этой победе всё для Текеллия не кончились. Он сдуру женился в Малороссии на молоденькой чернобровой кареокой красавице казачке Гале. Поскольку по характеру генерал был очень ревнив, то, вступив в брак в преклонных годах, сильно ревновал свою молодую жену даже к бревну, на котором она часто сидела под вишнею, лузгая семечки и поглядывая на молодых парней работавших в генеральской усадьбе.
  Так родилась известная украинская песня "Ой пид вышнею, пид черешнею", где в песенном народном творчестве звучат дошедшие до нас из глубины веков поучительные слова озорницы, красавицы Гали, адресованные престарелому мужу:
  "Ой, ты, старый дидуган, изогнувся як дуга,
  А я, молоденька, гуляты раденька..."
  
  Красавица Галя народила старенькому "Тетери" маленьких казачат.
  Вы спросите, откуда от старенького шестидесяти с гаком (а "гак" еще столько же) Тетери у казачки Гали появились дети?
  - Авжеж, оттуда, - особенно когда рядом в их имении живут двадцатипятилетние молодые парубки!..
  Украинцы по такому случаю жартуючи, говорят: "Якщо чоловiк не забезпечує жiнцi рiг усього достатку, вона може забезпечити йому достаток рогiв" (Если муж не обеспечивает жену в полном достатке, то она может обеспечить ему полный достаток рогов).
  Таким образом, сама жизнь доказывала простую истину, что "казацкому роду нема переводу".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   АРЕСТ ОТАМАНА
  
  
   Рис. Атаман Петр Калнышевский с булавой.
  
  "Не судите его люди строго,
  Что служил Краине, он как мог,
  Жизнь была, словно в тундре дорога,
  Где конь бы, не выдержал, сдох.
  Все ж он, выдюжил, выдержал, выжил,
  Видно стержень был непростой,
  Говорили, он стоячее пожил,
  Как утес на Днепре был крутой.
  Не боялся сказать правду-матку
  Сильным мира - от мира сего,
  И имел молодецкую хватку,
  И не бил, исподтишка, никого!.. "
  
  (Из сборника Аркадия Польшакова "Гражданская лирика")
  
  А сейчас мы с вами, друзья, отдадим должное последнему атаману свободной Запорожской Сечи Петру Ивановичу Калнышевскому.
  После ликвидации Сечи сначала Петра Калнышевского отправили доживать свой век в родное село Пустовойтовку в сопровождении (точнее под конвоем) эскадрона гусар генерала Текеллия.
  Там он некоторое время жил среди родных и друзей. Москали пока его не трогали, очевидно, ожидали приказа сверху, что с ним дальше делать.
  Однажды к нему неожиданно нагрянули с визитом дорогие гости, которых он не мог не принять в своей усадьбе.
  За накрытым столом атамана с хорошей горилкой и знатной закуской сидели его брат Афанасий, гонцы от куренных атаманов, которые обманув генерала Текеллия, отправились за границу на Дунай образовывать новую Сечь.
  Среди них: Панас Калнышевский, Нечипор Ющенко, Трофим Помело, Самойло Калниболоцкий, Закусило Полторяцкий, Рогозяный Дед и другие.
  Брат атамана Панас Калнышевский, старшина в Смелянского казацкой сотни, после того как они пропустили по рюмке горилки за встречу, начал разговор по важным вопросам, с которыми казаки приехали к атаману.
  Между ними состоялся такой разговор.
  Панас: - Петр, брат мой! Атамания передает тебе свое уважение, просит чтобы ты перебрался к ним за Дунай и там возглавил новую Задунайскую Сечь.
  Ющенко поддержал его сказав: - Брат, перебирайся за Дунай, здесь тебя москали закатуют (замордуют).
  Сказав это, казаки замолчали, напряженно ожидая ответ атамана.
  Атаман, немного подумав, ответил ходокам:
  - Спасибо казаки за такое хорошее для меня приглашение! Я бы с удовольствием согласился с вами.
  Ющенко: - Ну, так что, брат, тогда соглашайся!
  Атаман: - Казаки, братья! Здесь есть одно важное обстоятельство и не одно, а несколько!
  Помело: - Какие обстоятельства, атаман?
  Атаман: - Дело в том, что если я сейчас пойду с вами за Дунай создавать новую Сечь, то холуи Екатерины начнут зверствовать здесь.
  Погибнут или будут репрессированы многие казаки, их семьи, которые остались и живут здесь. А это десятки тысяч человек, наших сестер и братьев.
  Вспомните, как много нашей крови пролил безумной царь Петр, когда захватил столицу гетмана Мазепы. Его солдата вырезали тогда всех, не жалея ни стариков, ни женщин, ни детей. Этого вы хотите, братья мои, казаки?
  За столом образовалась гнетущая тишина, все понимали, что так и будет, эта овца в волчьей шкуре - Екатерина, так и сделает с казаками и их семьями, среди которых есть их родные и близкие.
  Атаман продолжал: - Наверное, друзья, братья мои, я должен остаться и нести свой тяжкий крест, как наш Иисус нес его всех нас. Такой будет мой вам ответ, передайте это казакам!
  Калниболоцкий (грустно): - Передадим, батько, не сомневайся! Но как ты, отец наш, будешь жить здесь, без нас.
  Атаман: - Ничего, Самойло, как у нас говорят: "Бог не выдаст, свинья не съест"
  Ющенко: - Все же, брат мой, ты побереги себя, от москалей всего можно ожидать!
  Атаман: - Я уже достаточно старый, и это вторая причина моего отказа не ехать с вами, брат. Императрица, как я надеюсь, в этой связи тоже не будет против меня старого атамана различные козни делать.
  Панас: - Не очень ты и старый, Петр, еще есть порох в пороховницах, сто лет проживешь!
  Атаман: - Спасибо на добром слове! Еще увидим, проживу я или нет сто лет, но есть еще одна важная причина, почему я остаюсь.
  Дед: - Какая?
  Атамана: - Это та, что меня замучает совесть, когда я пойду под турка, и буду помогать басурманам. С ними, как известно, я всю свою жизнь воевал, поэтому не могу воевать против своих братьев христиан.
  Дед: - Москали, разве нам братья? Они хуже турка нам, так подло с нами обошлись после войны с Турцией.
  Атаман: - Видите что, братьев мы не выбираем, они нам еще со времен Киевской Руси братья, а вот врагов, мы с вами сами выбираем.
  Дед: - И это, правда!
  Атаман: - Но, казаки, я вас не брошу, мы здесь с казаками будем помогать вам, выжить в этом "бурхвилом мире".
  В меру сил и своих возможностей будем помогать вам, чем сможем.
  Дед: - Это уже хорошо атаман, ваша подмога нам очень нужна.
  Атаман: - Наладим тайно проходы, переправы в обход москалей и дай Бог там за Дунаем возродится новая Сечь.
  Я считаю, что москали опомнятся, и будут вас еще не раз просить вернуться назад. (И здесь он был прав, императрица не раз в своих "Манифестах" предлагала вернуться казакам Задунайской Сечи на родину).
  Так закончил этот разговор с казаками атаман Коша.
  
   ***
  
  На второй день в доме полковника Павла Савицкого тоже собралась "теплая" компания.
   За столом сидели и выпивали сам полковник Павел Савицкий, есаул Никита Перебейнос и подхорунжий Иван Пидколода.
  Между ними состоялся такой разговор.
  Пидколода шпионивший за атаманом, обращаясь к Савицкому, сказал:
  - Пан полковник, поздно вечером к атаману приезжали гости, среди них я узнал братьев атамана Панаса Калнышевского и Нечипора Ющенко. Меня к атаману не пустили, и о чем они там говорили, я не знаю.
  Савицкий: - Это хорошая весть! Братья атамана по слухам сбежали за Дунай. Поэтому мы должны немедленно донести на них князю, что у атамана готовится предательство.
  Перебейнос, собирайся в дорогу, передай от меня Его Светлости письмо.
  Перебейнос: - Хорошо! Пишите, я его передам письмо!
  Так ушёл в столицу очередной донос на атамана.
  
   ***
  Однако атаман ошибся, полагая, что его в таком преклонном возрасте не закуют в кандалы.
  Он и в 86 лет был опасен трону императрицы, прежде всего тем, что был выборной атаман всего народа Запорожского Коша, и значительная часть казаков (с полсотни тысяч сабель) пошла бы за ним и в огонь, и в воду. Не было всеобщей Рады, которая бы лишила его этого высокого звания на Сечи, де-факто и де-юре он был атаманом Запорожского Коша.
  По приказу императрицы эскадрон гусар во главе с царским следователем секунд - майором Иваном Базылев окружили имение атамана.
  Сам майор с помощниками вошел в имение и начинает делать детальный обыск всего имения.
  Увидев москалей, атаман сказал жене:
  - Какая птица, такая и песня! Что еще можно ожидать вид повии? Только подлости!
  - Что будет с нами, с тобой? - Забеспокоилась жена.
  - За меня не беспокойся. Береги себя, дочерей и внуков, наших наследников!
   * * *
  Через несколько лет путь жены Петра Калнышевского на этой скорбной земле кончился...
  Знало тогда бедное сердце жены, детей и внуков, они как в тот момент будто чувствовали, что атамана видят в последний раз на этой грешной земле.
  А как они его хотели еще увидеть! Сколько слез было ими пролито и сколько молитв прочитано, они хотели дождаться атамана, но не дождались...
  
  В имении атамана москалями был проведен тщательный обыск.
  Москали взламывали двери топорами и ломами, все перевернули вверх ногами, искали компромат на Петра Калнышевского.
  Все тщательно переписывали, и многое изымали: записи, бумаги, письма, деньги, книги и даже Библию.
   * * *
  Справка.
  На момент избрания его кошевым атаманом, Петр Калнышевский был достаточно состоятельным человеком. При аресте у его зимовках и хуторах было описано 639 лошадей, 1076 голов крупного рогатого скота, 14045 овец, 2175 пудов зерна.
  Такому же аресту и изъятию материальных ценностей подверглись всё окружение атамана. На хуторе у писаря Ивана Глобы, царская охранка действовала таким же образом. Он тоже в своё время был награжден за участие в русско-турецкой войне 1768-1774 годов Екатериной золотой медалью с ее изображением.
  В 1975 году на хуторе у Ивана Глобы изъяли в царскую казну табун в 400 лошадей, 900 единиц крупного рогатого скота, 13 тысяч овец, 100 свиней.
  Некоторые из пишущей братии недоброжелателей всего украинского ставят в вину атаману и его окружению, что они были далеко не бедные люди. Да не бедные, но не сравнить их богатство, с богатством того же князя Потемкина и царских генералов. При этом нельзя забывать, что у атамана и его подвижников силой изъяли все материальные ценности, которые растащили те же "лыцари" в царских мундирах.
  Ниже, для сравнения, мы приведем цифры - во что обошлась русской казне, русскому народу содержание многочисленных фаворитов Екатерины.
  При этом надо учитывать, что при атамане Калнышевском, каждый казак Сечи был богаче любого зажиточного крестьянина в России.
   * * *
  Особый интерес для следователей Екатерины составляли письма атамана, переписки и архив Сечи.
  Аналогично - письма писаря Ивана Глобы, который вовремя спрятал настоящий архив Сечи, оставив для царской охранки письма с такими лестными для слуха императрицы эпитетами типа: Всепресветлейшая наша..., Всепресвятейшая..., Благочестивая..., Великая государыня императрица и самодержица Всероссийская и т. п..)
  Обыск у атамана длился очень долго, эта унизительное дело шло до позднего вечера.
  Когда обыск был закончен, царский прислужник секунд майор Иван Базылев сказал:
   - Атаман можете сделать приказ по имению, не скоро вы вернетесь сюда, а может и никогда!
  Майор дал еще им время всем вместе помолиться.
  Жена атамана в слезах спросила:
  - Пене майоре! За что, за что вы его арестовываете?
  - Петра Ивановича обвиняют в измене!
  - Не слушай ты его, никого я не предавал, а меня предали свои же. Скорее всего, донос написал Павел Савицкий.
  - Что будет с тобой, Петр?
  - Дорогая, милая моя женушка! За меня не беспокойся! Береги себя, дочерей и внуков!
  Базылев: - Пора атаман!
  - Хорошо, майор, пошли!..
  
  Атаман взял на руки малого внука, донес до ворот, поцеловал и отдал жене ...
   ***
  Как понял атаман, его предал кто-то из ближайшего окружения. Подозрение падало на подхорунжого, хоть он и был казацкого христианского исповедания, но очевидно казака подвела нужда, и он стал следить за атаманом, и обо всем доносить полковнику Савицкому, давнему его недругу.
  Калнышевскому было больно за него. Полгода до этого у него умерла от коликов в животе дочь. Печальная судьба, может эта беда, и сломала человека.
  - Бог ему судья! - Подумал атаман.
   ***
  Под усиленным конвоем атамана Коша Петра Калнышевского москали сопроводили в кузницу.
  Там атамана заковали в кандалы, а утром посадили в крытый возок с небольшим завешенным занавеской окошком, чтобы не видно было, кого везут, и повезли под усиленным конвоем на север.
  Повезли его мимо разоренной Сечи. Ее обгоревшие головешки куреней, дома и церкви производили мрачное впечатление.
  - Боже, что натворили эти неразумные холуи Екатерины, чтобы их черти на том свете также хорошо поджарили! - Подумал атаман.
  Выехали в широкую степь, они поплелись проселками на Север, в Московию. В щель в дверях и в неплотно завешенное окно была видна полоска света - полоска свободного мира: мимо плыли степные поля, перелески, единичные села и люди.
  Никто не оглядывался, и трудно было догадаться, что в таком внешне безобидном тарантасе внутри тоскует сердце кошевого атамана Запорожской Сечи.
  В тарантасе было душно, он трясся на кочках. В своих мыслях атаман прощался со всем этим и вдыхал, наслаждаясь запахами родины, - когда он увидит ещё все это, скорее всего никогда.
  
  Так тайно, как и многих свободолюбивых казаков, атаманов и гетманов Украины, в закрытой повозке, под усиленной охраной, москали переправили атамана Петра Калнышевского в распоряжение Военной коллегии.
  Кошевой атаман Пётр Калнышевский вместе с Иваном Глобой и Павлом Головатым почти год находился в московской конторе Военной коллегии, под присмотром её вице-президента Григория Потёмкина. Всевластный екатерининский фаворит в то время вынашивал планы дальнейшего расширения возглавляемой им Новороссийской губернии за счёт запорожских земель и ханских владений в Причерноморье.
  Калнышевский ему мешал, прежде всего, тем, что был законным руководителем самостоятельного автономного образования, находящегося в составе Российской империи, - Войска Запорожского Низового.
  Потому Потёмкин и форсировал вопрос об уничтожении Сечи.
  За черными, железными дверями подземелья Военной коллегии для атамана, начинался другой мир:
  - Мир тьмы, неизвестности и клопов.
  - Мир холода, грязи и вшей.
  - Мир страданий и унижений.
  - Мир бесконечных ожиданий, что принесет следующий час, следующий день, и так год за годом.
  Кормили атамана один раз в день, гречневой или овсяной кашей и водой с хлебом. Самое трудное для атамана в этой школе тюремного выживания, было, начало начал.
  И это понятно почему, поскольку такое начало если не пугает, то настораживает любого человека. Подобно тому, как сначала надо быстро окунуться в холодную воду реки, чтобы потом стало немного теплее (тело адаптируется к воде), тогда и страх перед холодом (неизвестностью) проходит.
  По прибытию в Тайную коллегию атамана еще раз обыскали, отобрали все, что могло привести на взгляд тюремщиков к самоубийству.
  - Смешные люди, - подумал атаман, - он всегда хотел жить, и будет жить долго, насколько это возможно, а эти палачи думают иначе.
  Атаман почувствовал себя не в своей тарелке, когда старшему конвоя сказали:
  - Смотрите, он особенно опасен!..
  В камере, в которую его сначала привели, никого не было, он был один. Атаман вначале немного беспокоился по поводу того, что арестованным с ним писарю Ивану Глобе и судье Павлу Головатому, дознавателями (следователями) будет специально сказанная ложь относительно того, что он якобы раскололся и продался. Они могут поверить этой лжи, и начнут говорить все, что надо и не надо.
  Однако затем атаман подумал, что его товарищи тёртые калачи и их на мякине не проведешь.
  В камере атаман молился и переживал за семью и товарищей по Сечи. После затишья дома, ласки детей, улыбки жены, после дорогого общения с казаков, после хорошего духовного и физического стола, надо сказать, стены камеры давили на него, и довольно сильно.
  В камере было тесно, не развернешься. Два - три шага вперед и стена, поворот, столько же обратно и снова стена.
  От лежания у атамана начинали болеть кости, потому что в камере нет ничего, даже охапки соломы, а на нем надето лишь то, что было на момент ареста. А арест был в сравнительно приемлемую погоду, зимнюю одежду тогда он не носил.
  Начались допросы.
  Надо сказать, что своеобразной личностью был при царском дворе Степан Иванович Шешковский. Нет, он не занимался, как императрица изучением трудов Монтескье и Дидро, у него были другие заботы. Он проводил допросы и, жуя любимую свою просфорку, со своими подельниками палачами Могучем и Глазовым выбивал показания у попадавшим в немилость императрицы людей. Шешковский хотел, как и многие из палачей тоже подняться по карьерной лестнице и стать статским советником.
  Поэтому, он, жуя просфорку и листая дело, заведенное им на атамана, с улыбкой сказал ему:
  - О, пан атаман! Доброй ночи!
  Садитесь на этот стульчик, разговор длинный, а может, будет и коротким, все зависит от вас. Как вам у нас спалось?
  Атаман ответил: - Спалось хорошо, как в раю, только блохи кусают!
   - Что поделаешь, блохи, как люди, их трави не трави, а они все равно укусить кого-то хотят. В этом плане и вы для нас не подарок, вон, сколько жалоб на вас накатали (показывает на бумаги).
  - Ну и кто, и что обо мне вам пишет?
  Шешковский берет первое попавшееся письмо и читает:
   - Вот письмо известного вам полковника Савицкого. Он пишет, что вы, кошевой атаман вместе с военным писарем и войсковым есаулом, готовите в ближайшие месяцы изменить императрицы. Уже договорились выбрать в войске двадцать человек добрых казаков и послать их к турецкому султану с просьбой принять под турецкую протекцию.
  - Чушь это собачья! Какая тут может быть измена в интересах турок! Я всю свою сознательную жизнь боролся с османами! Сама императрица за это не раз и не два награждала, благодарила меня за помощь в русско-турецкой войне.
  Шешковский с улыбкой:
  - Так-то оно, так! Однако все это было в прошлом, сейчас у нас другие времена. И ваши заслуги не в счет! Мы здесь думали, думали с Его Превосходительством, какое преступление вам приписать, и решили прилепить вам измену в пользу Турции, а еще и то, что вы с давних времен является злостным противником императрицы и России!
  Атаман про себя подумал: - Лучше видно придумать ничего следователи не могли и решили предъявить обычное избитое обвинение - в измене.
  Кому я изменял? Никому, даже жене! Теперь, видимо, Дьявол порадуется за это.
  Шешковский с насмешкой продолжал: - Ну, что молчим, атаман! Согласны ли вы с нашим заключением, или нет? Я даю вам время на размышление! В противном случае поведем допросы с пристрастием! У нас здесь есть хорошие специалисты по этому делу!
  Он пальцем подозвал к себе двух своих подручных палачей Могучего и Глазова с угрюмыми рожами мясников на скотобойне, и сказал:
  - Вот полюбуйся атаман на этих молодцов с клещами, они живо заставят любого заговорить. Так, что посиди, подумай!
  
  Атамана увели обратно в одиночку.
  Ночью он спал урывками. Клопы заползали под одежду и кусали.
  Оценивая сделанное, атаман Коша, конечно, не жалел ни о чем, осознавая, что в стане врагов, будет сделано все, чтобы наказать его как можно строже: казнить - не миловать.
  Атаман верил и чувствовал, что многие братья казаки, молятся, сочувствуют ему. Хотя при этом он осознавал и переживал, что не все казаки поняли и приняли его решение оставить без боя их Запорожскую вольницу.
  Главное чтобы сечевики и разношерстный народ Коша не осуждали его. Это для него много значило.
  Втайне, будучи здесь в подвалах Военной коллегии он ждал какой-то весточки привета с воли. Но прорваться такой весточки через запоры Военной коллегии было невозможно.
  - Как парадоксально построена жизнь, - думал, сидя в одиночке, атаман, - преступница Екатерина убив своего мужа царя Петра III, теперь правит бал, а он своим умом и трудом добившись признания его атаманом на всеобщей Сечевой Раде, должен быть казнен. Это она императрица должна быть казнена, а не он...
  Подписать признание престарелого атамана в Военной коллегии заставили изощренные пытки, унижения и бессонные ночи.
  
  
  
   Рис. Пыточная камера для заключенных.
  
  Почти каждую ночь его водили на допрос, а на рассвете, обессиленного, волокли назад и бросали прямо у порога камеры. После этих новейших по тем временам допросов, во время которых дознаватели - истязатели, всячески унижали и оскорбляли атамана, его святыню - Запорожскую Сечь, он практически не разговаривал со своими мучителям - палачами. Атаман замкнулся в себе.
  Его душевное состояние можно описать такими, немного видоизмененными, словами известной украинской поэтессы Леси Украинский:
  "Его душа постреляна, порубана словами,
  Душа его от ран изнемогала,
  Будто стрелами и острыми мечами,
  Десница издалека его здесь достала... "
  
  Петру Калнышевскому было ясно, что-то доказывать, сопротивляться и опровергать клевету совершенно бесполезное занятие. Зачем на это бесполезное занятие тратить свои силы и энергию, сопротивляться системе бессмысленно.
  Полностью опровергал он лишь обвинения в измене, и кому он изменял или изменил?
  Его выбрала на атаманство всеобщая Запорожская Рада, и он клялся ей в верности, а не императрице! Какое же тут предательство, да еще в пользу Турции, с которой он всю свою сознательную жизнь воевал?
  В словах, поступках, мыслях у него всю жизнь царила забота о Сечи, горел согревающий жар к родине, где же здесь предательство?
  В его измену, как, впрочем, и во многое другое не верили и сами палачи, им нужно было лишь признание.
  После того как атаман "признал" себя "противником императрицы и России", то его больше не стали вызывать на допросы, и, сидя в одиночной камере, он мог отдаться своим мыслям.
  
  Так было состряпано в 1776 году так называемое "Дело государственной военной коллегии об измене кошевого Петра Калнышевского в пользу Турции".
  Перед, так называемым судом Военной коллегии, атаману зачитали доносы явных врагов и личных противников атамана. Здесь учли все доносы, которые писались на атамана в Петербург, начиная с первого года его атаманства в Сечи.
  Как мы уже указывали, начиная с января 1767 года, полковой старшина Павел Савицкий собственноручным письмом ставил в известность Петербург, что кошевой атаман вместе с военным писарем и войсковым есаулом готовятся в ближайшие месяцы изменить императрицы.
  Таких доносов и кляуз поступило от него много. Видно из давних времен он люто ненавидел атамана и желал его смерти.
  В так называемый "просвещенный" век Екатерины, когда доносы поощрялись правительством, и общество было заражено ими, никто не мог быть застрахован от обвинений в государственной измене или иного государственного преступления.
  Забегая вперед скажем, что после ареста атамана, казаки во главе с братом атамана поймали кляузника Павла Савицкого и утопили его на базаре в общественном нужнике. Как говорят собаке - собачья смерть.
  На закрытом заседании коллегии, которая длилась несколько минут, Петру Калнышевскому вынесли приговор - смертная казнь, "за великоважную вину", которой не было.
  До Екатерины попали и более свежие доносы от сторонников Лантуха о том, что якобы старый атаман Коша Петр Калнышевский тайно пытается наладить контакты с той частью сечевиков, которая после разгрома Сечи не сдалась и образовала за рубежом Задунайскую Сечь.
  Подвергши старого атамана допросам "с пристрастием", как это делалось всегда в Военной имперской тайной коллегии и, не добившись ничего существенного в признании своей вины, "коллегисты - чекисты" на основании доносов на атамана сфабриковал вердикт, который отправили на утверждение императрицы.
   * * *
  Надо отметить, что Екатерина II в России ввела так называемую "фаворитскую" систему правления, при которой многие государственные вопросы решались под влиянием часто меняющихся едритов - фаворитов. Это была отличительная черта правления Екатерины II от других монархов.
  Но если ранее в лице Григория Орлова и его братьев императрица имела опору трона в военной силе русской лейбл - гвардии, то следующий ее фаворит, подпоручик - кавалергард Александр Васильчиков, был не более чем забава и её утешение.
  Васильчиков появился через десять лет после переворота, тогда Екатерина была уже полновластной "самодержицей", и не нуждалась более в офицерах, которые защищали бы ее и престол, и теперь она могла позволить себе роскошь приблизить к своей особе молодого красавца, в чьи функции входили лишь заботы о любовных утехах с ней.
  Интересно вспомнить, как на "пробу" избирались фавориты в царствование Екатерины, которую за ее сексуальные домогательства запорожские казака прозвали Екабелиною.
  Процесс выбора кандидата в едриты - фавориты был следующий.
  Сначала кандидата в "едриты" осматривал лейбл - медик императрицы Роджерсон, и когда он находил, что едрит пригоден в фавориты, и у него нет триппера или сифилиса, то дальше завербованного приводили к Анне Степановне Протасовой на тройное ночное испытание - стоит или не стоит у него это самое мужское достоинство...
  Когда он удовлетворял требования Протасовой, она доносила Всемилостивый государыни о благонадежности испытуемого, и тогда первое свидание проводилось по заведенному этикету.
  Перекусихина Марья Саввишна и камердинер Захар Константинович были обязаны в тот день обедать вместе с избранным.
  Затем в 10 часов вечера, когда императрица была уже в постели, Перекусихина вводила в опочивальню благочестивого едрита, одетого в китайский халат с книгой в руках, и оставляла его для "чтения" в кресле у ложа "помазанницы божьей"...
  Так официально при Екатерине была признана проституция в верхних эшелонах власти России.
  После Васильчикова пост едрита - фаворита занял известный нам князь Григорий Потемкин, который тоже прошел эту унизительную для мужчины проверку на "профпригодность".
  После князя у любвеобильной старушки Екатерины была еще куча мала едритов - фаворитов. Среди них были Зорич и двадцатичетырехлетний кирасирский капитан Иван Николаевич Римский- Корсаков и пр..
  
  
  
   Рис. Екатерина Вторая
  
  Последний (Корсаков) оказался первым в конкурсе претендентов на должность фаворита, победив еще двух офицеров - немца Бергмана и побочного сына графа Воронцова - Ронцова.
  Тогда у русских аристократов существовал обычай давать своим внебрачным, но признанным ими сыновьям так называемые "усеченные" фамилии, в которых отсутствовал первый слог родовой фамилии.
  Поэтому внебрачный сын князя Воронцова имел глупую для русского понимания фамилию - Ронцов. Как шутили в свете, лучше бы звучала у него фамилия - Ранцев.
  В России на этот счет родился анекдот, про барона с фамилией Зас и российского вельможи Ранцева. Они решили поженить своих детей и дать им объединенную фамилию (получилась уж очень смешная фамилия - ЗасРанцев).
  В Сибири, в Тоболе, где кроме европейцев жили и степняки, был распространен другой смешной анекдот. Немец Раз женился на дочери местного богатого бая по прозвищу Ибаев, при слиянии их фамилий молодожены носили тоже смешную фамилию...
  Но сейчас нас интересует не первые два фаворита, а третий по счету едрит - фаворит Григорий Потемкин. Поскольку именно с его подачи решалась судьба Петра Калнышевского.
  Накануне Екатерина прислала записку князю Потемкину, своему новому фавориту.
  В ней она писала в свойственной ей женской, лисьей обольстительной манере общения с фаворитами, следующее:
  - Здравствуй Гришенька! Приезжай завтра с утра пораньше. Приму тебя в будуаре, посажу тебя на диване у стола, здесь нам будет теплее. Затем станем почту смотреть, читать ...
  Отпущу тебя, Судариков мой, в половине двенадцатого час.
  Пока, миленький!
   Вчера поздно встала. Люблю тебя премного...
  
  Утром, когда императрица еще спала, к ней в будуар ввалился Григорий Потемкин. Там они занялись сначала приятным, а затем некоторым делами, как говорится: совмещая приятное, с полезным.
  Среди бумаг императрица нашла вердикт Военной коллегии на Петра Калнышевского. Она спросила своего миленького едрита - фаворита:
  - Гришенька! Что ты думаешь на счет этого престарелого кошевого атамана Калнышевского, который сидит сейчас вместе со старшинами в подземелье Военной коллегии?
   - Что пишут из коллегии?
   - Вердикт их, что он тайно переписывался с казаками, бежали за границу.
   - Что есть доказательства, перехваченные письма? - Вопросительно спросил императрицу князь.
   - Нет, писем нет, есть только доносы.
   - Бесценная моя Като, доносы и жалобы и на меня тебе пишут. Но ты, ведь, не веришь этой писанине. Или веришь? - С улыбкой спросил князь.
   - Что ты, миленький! Я тебя так люблю и как себе верю. Но как с этими казаками поступить? Ты у меня, ведь, ягяур, москов, казак. Еще о-го - го какой казак, - шутя, заметила императрица фавориту .
   - Давай я съезжу на юг, посмотрю, что и как, позабочусь там об устройстве бывших запорожцев во вверенных мне губерниях, переговорю с казаками на счет атамана Коша и пришлю тебе письмо по этому поводу. Хорошо!
   - Так моя юла! Приезжай скорее! Буду ждать тебя с нетерпением...
  
  Потемкин, съездив на юг страны, посмотрел и переговорил с казацкой старшиной о настроениях казаков.
  Решил, чтобы не допустить бунта их, надо убедить Екатерину о необходимости создания Донского и Астраханского казачьего войска, а также о строительстве флотилии транспортных судов для обеспечения коммуникаций на Азовском море.
  Старшины казаков посоветовали ему не применять смертную казнь к атаману Коша Петру Калнышевскому, это могло вызвать возмущение в казацкой среде.
  Поразмыслив над этим, Потемкин, как и обещал, написал по этому поводу Екатерине письмо от 8 июня 1776 года. Он подал на рассмотрение Екатерины предложение о пожизненном заточении запорожского кошевого атамана в Соловецком монастыре, а писаря и судью Коша сослать в Сибирские тюрьмы - монастыри, что и было утверждено императрицей.
  Святейший Синод получил предписание дать распоряжения соответствующим монастырям.
  Приведем это письмо:
  
  "Всемилостивейшая государыня!
  Вашему императорскому величеству известны все дерзновенные поступки бывшего Сечи Запорожской кошевого Петра Кальнишевского и его сообщников судьи Павла Головатого и писаря Ивана Глобы, коих вероломное буйство столь велико, что не дерзаю уже я, всемилостивейшая государыня, исчислением оного трогать нежное и человеколюбивое ваше сердце, а при том и не нахожу ни малой надобности приступать к каковым-либо исследованиям, имея явственным доводом оригинальные к старшинам ордера, изъявляющие великость преступления их перед освященным вашего императорского величества престолом, которою, по всем гражданским и политическим законам заслужили, по всей справедливости, смертную казнь. Но как всегдашняя блистательной души вашей спутница добродетель побеждает суровость злобы кротким и матерним исправлением, то и осмеливаюсь я всеподданнейше представить: не соизволите ли высочайшим указом помянутым преданным праведному суду вашему узникам, почувствовать тягость своего преступления, объявить милосердное избавление их от заслуживаемого ими наказания, а вместо того, по изведанной уже опасности от ближнего пребывания их к запорожским местам, повелеть отправить на вечное содержание в монастыри, из коих кошевого - в Соловецкий, а прочих - в состоящие в Сибири монастыри, с произвождением из вступившего в секвестр бывшего запорожского имения: кошевому по рублю, а прочим по полуполтине на день.
  Остающееся же затем обратить, по всей справедливости, на удовлетворение разоренных ими верноподданных ваших рабов, кои, повинуясь божественному вашему предписанию, сносили буйство бывших запорожцев без наималейшего сопротивления, ожидая избавления своего от десницы вашей и претерпев убытков более нежели на 200 000 рублей, коим и не оставлю я соразмерное делать удовлетворение, всемилостивейшая государыня.
  Вашего императорского величества
  Верно всеподданнейший раб князь Потемкин.
  ----------------------------------------------------------
  Резолюция императрицы была такой:
  
  Подписано собственной е.и.в. рукою: "Быть по сему". 14.05.1776 года Царское Село".
   ***
  10 июня на основе конфирмованного доклада был издан указ Екатерины II, и в тот же день Синод, руководствуясь решением Сената, постановил "Калнишевскаго в Соловецкой монастырь принять, а для содержания Головатого и Глобы монастыри в Сибири назначить преосвященному Варлааму, епископу тобольскому, по сношению с тамошним господином губернатором; и в содержании оных узников безъвыпускно из монастырей, и о удалении их не толко от переписок но и всякаго с посторонними людьми обращения и о имении в том настоятелям прилежнаго надсмотрения, и о доставлении им к пропитанию получаемаго из Новороссийской губернии жалованья и о поступании с ними во всем том, как в ведении Правительствующаго Сената предписано". Отдельно оговаривалось, чтобы "в Соловецком монастыре посылаемаго туда узника содержать за неослабным караулом обретающимся в том монастыре салдат".
  
  В Соловецком монастыре в течение нескольких веков существовало и скрытое от глаз благочестивых паломников пространство - тюрьма, в которой содержались узники, обвинённые в тяжких преступлениях против монархов и церкви.
  Размещение узников на Соловках обусловливалось нахождением там труднодоступной крепости, связь с которой по морю поддерживалась всего несколько месяцев в году; даже в начале июня кораблям приходилось пробираться сквозь плавающий лёд. Тюремные функции монастыря усилились во времена правления Екатерины II, что стало прямым следствием проводимой ею секуляризационной реформы.
  Императрица Екатерина, будучи сторонницей немецких камералистских идей, полагала, что церковь должна быть послушной тоже ей, как и всё остальное.
  В распоряжении Соловецкого архимандрита находилась воинская команда в составе около 100 человек, обеспечивавших боеспособность Соловецкого кремля (как пограничной крепости) и осуществляющих охрану содержащихся в нём заключенных.
  При архимандрите Иерониме (1777-1793) соловецкий гарнизон перевели в подчинение ярославского и вологодского генерал-губернатора Мельгунова; ограничение компетенции настоятеля монастыря правительство компенсировало предоставлением некоторых субсидий и льгот, в частности отпуском 500 руб. на год на развитие монастырского мореходства. Это решение вызвало негласное неудовольствие у архимандрита и его монастырского окружения, так как императрица лишала, шаг за шагом церковное руководство прибыльных ресурсов, отбирая у их привилегии, вотчины и угодья.
  
   * * *
  Если бы казаками был основан "Орден Иуды", то он бы был вручен под Љ 1 казаку Грицку Нечесе (Григорию Потемкину) за предательство интересов казачества, уничтожение Запорожской Сечи усиление имперского колониализма и геноцида местного населения.
  
  
  
   Рис. Орден Иуды
  
  Куда делась его хвала, букеты дифирамбов, стремление записаться в казаки, ближе познакомиться с запорожцами, предоставить им услуги, втереться в друзья, в "сечевые товарищи"?
  Вот так, по "милости" двух бесчестных людей, так жестоко решилась судьба целого казацкого народа и их кошевого атамана.
  Потемкин не хотел принародно судить последних представителей свободной Запорожской Сечи. Их просто не за что судить, они воевали на стороне России.
  Поэтому он предложил императрице расправиться с неугодными запорожцами "без пыли и шума", как принято сейчас говорить - административным путем.
  Такие методы расправы с опасными "врагами" вполне устраивали императрицу. Беззаконие не смущало ни Екатерину, ни её фаворита Потемкина.
  Все в её империи делалось скрытно и быстро.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ДОРОГА НА СОЛОВКИ
  
  "Соловки, Соловки!
  Здесь не поют соловьи,
  Здесь белые медведи гуляют,
  Да снежные "мухи" летают!"
  
  Осужденного атамана Коша забрали из подвалов Военной коллегии и под значительным конвоем, скрыто в закрытой повозке запряженной тройкой лошадей, повезли на Север к Белому морю в печально знаменитый Соловецкий монастырь, где в нечеловеческих условиях содержались в большинстве своем не бандиты и убийцы, а неугодные императрицы лучшие умы России.
  Калнышевского повезли из Москвы в Архангельск, как тогда говорили - отправили в "страну белых медведей и белых снежных мух".
  25 июня 1776 года секунд-майор 1-го Московского пехотного полка Александр Пузыревский выехал во главе конвоя, сопровождавшего Калнышевского из Москвы в Архангельск.
  Конвоирование осуществлялось в режиме секретности; в данной Пузыревскому подорожной Калнышевский упоминался как "некоторый арестант", для поездки использовалось девять подвод, которые должны были сменяться на почтовых станциях "без всякаго задержания".
  Вместе с узником перевозились и деньги - 330 руб., данных на его годовое содержание. Пузыревский имел указание "чтоб он содержал ... арестанта в крепком присмотре и во время пути от всякаго с посторонними людми сообщения удалял".
  Конвой состоял из кучеров, солдат и офицеров, возглавлял отряд вышеназванный секунд - майор Пузыревский. В его подчинении был унтер - офицер и пять рядовых солдат.
  Военная коллегия дала Пузыревскому приказ, чтобы он "содержал арестанта в крепком надзоре и во время пути с посторонними не общался".
  Таким образом, атамана везли с большим эскортом в несколько экипажей, запряженных тройками лошадей. На одной ехал начальник конвоя, вслед унтер - офицер, за ним ехали в закрытом тарантасе атаман с двумя солдатами конвоя, сзади еще трое рядовых конвоиров. Все повозки были запряжены тройками лошадей, поскольку путь был не близкий, а арестанта было приказано доставить немедленно в Соловецкий монастырь.
  На телегах сопровождения размещался провиант, личные вещи солдат и офицеров, и попутный груз для архангельского губернатора, всего было девять подвод.
  Личных вещей кроме одежды у атамана не было, такому как он "опасному арестанту" не положено было их иметь.
  В пути и на привалах караул действовал согласно путевой инструкции, которую выдавала канцелярия тайных розыскных дел.
   * * *
  Справка.
  Инструкция представляла собой большой документ, включавший до дюжины параграфов, например:
  "После приема упомянутого колодника и указа за печатью в пакете, никуда не заезжая и не объявляя о том, кто едет, ехать прямо настоящим трактом в монастырь со всяким возможным поспешанием, и по приезде в монастырь данный указ и оного колодника отдать архимандриту монастыря в самой скорости, и в приеме его требовать расписки, и с взятой той распиской ехать назад, и по приезде оную расписку отдать в тайную контору.
  Будучи в дороге содержать держать оного колодника под наикрепчайшим и весьма бдительным караулом и посторонних к разговорам и ни для чего другого к нему не допускать, и видеться не давать ему не с кем; также и писем никаких ни к кому писать не давать; бумаги, чернил, пера и другого ему не давать, и о нем никому ни под каким видом не рассказывать, чтобы о нем никто не мог знать.
  На ночлегах становиться с тем колодником на таких дворах, на которых бы никакого другого постоя и проживания не было.
  Пищу же и питье оному покупать и ему давать, сначала попробовав самому, и смотреть над ним пристально, чтобы он каким случаем в дороге и на ночлегах не убежал, и над собой и над солдатами никакого повреждения не сделал, и ножа и прочего, чем можно себя умертвить, при нем не было.
  А если, вдруг, оный колодник, будучи в дороге, станет произносить какие-то не приличные слова, тогда класть ему в рот кляп, который вынимать только тогда, когда пищу давать, а о тех его неприличные произношении секретно записывать и по приезде оную записку предъявить тайной конторе".
  
  Все Указы подробно излагали правила содержания арестантов:
  - одних предлагалось сажать в земляную тюрьму;
  - других содержать в казематах "под крепким караулом до смерти" скованными в ручные и ножные кандалы или без них, привязанными цепью к стене или без привязи;
  - третьих использовать "вечно в тяжелых трудах";
  - четвертых поместить "в среде братии" (то есть сослать под надзор монахов).
  Под таким усиленным конвоем атаман был в пути в Архангельск более двух недель.
  Тысячекилометровое расстояние от Москвы до Архангельска было преодолено (если учесть состояние дорог) в очень спешном порядке - всего за 16 дней. Власти очень спешили подальше услать атамана от его родной Сечи и казаков.
  Они боялись бунта казаков. О спешке, с которой везли атамана, красноречиво говорят даты проезда важных населенных пунктов: 2 июля конвой миновал Вологду, а 7 июля они были уже в Важеске.
  Четыре дня спустя 11 июля Пузыревский вместе с подконвойным прибыл в Архангельск, где срочно доложил губернатору Егору Головцену о прибытии опасного арестанта, которого необходимо переправить в Соловки.
  
   * * *
  В начале пути, этого тысячекилометрового марафона, в первую неделю конвоиры следовали инструкции, не говорили сами с "колодочником" и не допускать к нему никого на постоялых дворах.
  Секунд - майор первого Московского пехотного полка Александр Пузыревский долго присматривался к атаману, вспоминая, где он его видел. Потом вспомнил, что встречался с ним в штабе у князя Разумовского.
  Однажды, когда они остановились на ночлег в одном постоялом дворе Важевска, он спросил арестованного:
  - Если я не ошибаюсь, вы кошевой атаман Запорожского войска?
  - Да, господин майор!
  - Интересно, за что вас отправляют на Соловки?
  - Как за что! За то, что верой и правдой помогал России сокрушить нашего общего врага, османов.
  - Не может быть! Ведь мы вместе воевали, я вас помню по штабу князя Разумовского.
  - Значит мы товарищи по оружию!
  - Получается так! Только сейчас вы "колодник", а я начальник стражи сопровождения.
  - Нас разъединили, из друзей и товарищей по оружию мы превратились в ссыльных и конвоиров. Плохая раскладка сил и сторон. Так, господин майор?
  - Получается так!
   - Вы кто по национальности?
  - Шляхтич! Хотя мать была с Малороссии.
  - Такая "рок-судьбинушка "! Польшу тоже ведь разделили на части. Как вы попали на русскую службу?
  - А куда деваться бедному шляхтичу, семью кормить ведь надо!
  - Конечно, господин майор!
  - А вы, атаман, как вижу очень набожный человек.
  - Настоящие казаки, все такие!..
  
  В комнату, в которой они говорили, вошел унтер - офицер, беседу пришлось прекратить. Тот доложил начальнику конвоя, что лошади накормлены, определенны в стойла, караул распределен на дежурство, комната отдыха майору подготовлена.
  Пузыревский сказал ему: - Хорошо! Идите отдыхать, завтра в шесть (часов утра) отправляемся в путь.
  После этого отношения между начальником конвоя и атаманом улучшились.
  Пузыревский уже не смотрел на атамана как на опасного преступника, а Петр Калнышевский на него как на злостного надзирателя.
  Атаман понимал, что поляк просто выполнял приказ своего начальства.
  В дороге, где они останавливались на ночлег, атаман ставил перед собой воду, которую ему давали попить, и молился подорожной молитвой, говоря:
  "Прошу Господа насытить воду Светом Своим, несущим силу великую, которая страх разгоняет и приносит людям великое благословение наудачу и везение в любом начинании благом, и не приносит вред людям другим, потому что не зла желаю я в делах своих, а добра. И не страхом жить хочу, а радостью большой благой Силы, которую прошу прикоснуться к воде для моего душевного становления и для жизненного пути благословения. И пусть путь мой не принесет мне страшных и плохих дел, и событий неприятных и ненужных, ибо Господу доверяю жизнь свою. Аминь!"
  
  Затем атаман, перед продолжением неприятного дальнейшего пути на Север, выпивал глоток этой живительной влаги, Остальную воду использовал для умывания.
  
  Так атаман и его конвоиры, через две недели добрались до самого Белого моря, белого от холода, снега и льда.
  11 июля 1776 г. Калнышевского доставили в Архангельск.
  
  
  
   Рис. Архангельский порт.
  
  Архангельский губернатор Егор Головцын предложил в качестве перевозчика нанять хорошо знакомого ему купца Воронихина, с которым он имел деловые отношения материального характера. Поскольку не единым духовным чревом сыт человек...
  В порту состоялся торг между майором Пузыревским и купцом Воронихиным. Пузыревский не хотел везти на корабле купца арестанта за такую непомерно высокую плату.
  Воронихин говорил майору:
  - Я прошу всего двадцать пять рублей за перевозку вашего опасного преступника!
  Пузыревский торговался, говоря:
  - За что такие большие деньги? За то, чтобы перевезти нас до Соловков! Побойся Бога, пятнадцать рублей и все!
  - Майор, причем здесь Бог! У тебя опасный преступник, он, сколько солдат стерегут его! Еще губернатор сержанта и трех солдат тебе дает в помощь, а ты здесь торгуешься. Ну, давай хотя бы за двадцать рублей.
  Это устроило майора, и он сказал:
  - Ладно, по рукам! За двадцать рублей!
  Затем Пузыревский обратился к унтер-офицеру и приказал:
  - Давайте грузиться будем!
  Архангельский губернатор Егор Головцын проявил недюжинную энергию для того, чтобы обеспечить наискорейшую отправку "некоторого опасного арестанта".
  Из архангелогородской губернской роты в распоряжение Пузыревского были командированы сержант Иван Шапошников и трое рядовых: Лукьян Зуев, Антон Луковицын и Матвей Субакин, которые должны были охранять кошевого атамана Запорожского войска (судя по выданным им деньгам на провиант и медикаменты) в течение года.
  Судно купца Воронихина, согласно предписанию губернатора, на всём пути следования до Соловков должно было обеспечиваться местными крестьянами "потребным ... числом хороших проводников без малейшаго задержания под опасением строгого за остановку взыскания".
  Но на этом перипетии ссыльного атамана не кончились. На выходе из устья реки Двины судно попало в шторм, оно дважды садилось на мель, отчего было сильно повреждено и 18 июля остановилось на урочище Кумбыш.
  После произведённого в скорости ремонта и замены заболевшего кормщика, корабль, наконец, вышел в Белое море.
  Дальнейшее его плаванье было каботажным, т. е. осуществлялось вдоль берега, на ночлег они останавливались в находящихся на побережье монастырях и деревнях, последняя остановка была сделана в деревне Дураковой.
  В этой связи интересный разговор произошел между атаманом и майором:
  - Боже мой, когда эти все мои мытарства кончаться! - сказал атаман.
  - Кормчий сказал, что сегодня заночуем в этой деревне, далее уже рукой подать до Соловков.
  - А как называется эта деревня?
  - Дураково!
  
  
   Рис. Деревня Дураково.
  
  - Как, Дураково?
  - Вы не ослышались, Дураково!
  - Что в ней одни дураки живут?
  - Не знаю, но судя по тем развалюхам, в которых они живут, то очень похоже.
  - Интересно, как они сюда в богом забытое место попали?
  - Об этом, надо их и спросить! А вообще деревень с таким названием в России много, как мне говорил один семинарист, это связано с бытующим у них поверьем, что если назвать деревню "Дураково" или человека "Дураков", то это будет для них своеобразный оберег.
  - Интересно от чего или от кого оберег?
  - Чтобы отбить у Нечистой силы желание подступиться к такому завалящему глупому существу или целой деревне "Дураков". Ведь, что с дураков возьмешь, нечего!
  - Судя по их бедности, действительно, с них нечего взять. У нас на Сечи самая бедная казацкая семья имела несколько лошадей, корову и прочую живность, а тут ничего нет.
  - Они живут охотой и рыбалкой. Ею и кормятся!
  
   На берегу их встретила всем хуралом вся деревня в 13 дворов. Не часто к ним пристают купеческие корабли, а тут прибыл корабль самого знатного в крае купца Воронихина.
  Староста деревни Иван Дураков сначала расшаркался перед прибывшими гостями, но потом немного сник, узнав, что они прибыли не с товарами, а конвоируют опасного преступника.
  Он распределил всех прибывших по хатам, майора с атаманом и охраной поселил у себя в более просторной хате, чем у других.
  Хозяйка быстро сварганила ушицу из трески, угостила гостей. Атамана тоже накормили ухой с сухарями.
  Майор поинтересовался у хозяина, спросив:
  - Почему деревню так назвали?
  Тот ответил:
  - Точно не знаю! Прапрадед, якобы говорили, на медведя без ружья с голыми руками ходил...
  - Он что, такой удалой охотник был? - спросил майор.
  - Да нет, люди говорили о нем другое: - Ну и дурак, кто же ходит на медведя без ружья!.. С тех пор так повелось.
  А однажды к нам прибыл какой-то немец Мюллер, очень важный ученый сановник при императрице.
  - Ну и что он делал здесь?
  - Он нанес на карту нашу деревню, описал все имущество и поскольку ни у кого не было настоящей фамилии, а были кликухи, то он обозвал всех дураками, а деревню назвал "Дураково". С той поры всех нас так и называют.
  - Вот как!
  - Да вот еще, он, когда выпивал бутыль нашего шнапса (самогона), то узнав, что у нас мало женщин, говорил, что каждый человек должен жениться.
  - Интересно, почему?
  - А потому, что нужно оставить после себя потомство.
  - А ему то, какое дело до потомства до вашего?
  - Не знаю! Сказал, что так уж нужно императрице. При этом должны все жениться на немках.
  - На немках! Почему же на немках?
  - Сказал, что так нужно императрице.
  - Тут, он хватил, наверное, лишнего! Да ведь этак, пожалуй, и немок на всех не хватит.
  - Он сказал, что все немцы скоро переселяться в Россию.
  - М-да! Ну и дела!
   - Впрочем, нам дуракам какая разница, как нас зовут, лижбы пожрать и выпить было бы на столе.
  - И то, правда! - сказал майор.
  
  Спали все на полу, прикрывшись, кто чем. Утром встали опять похлебали вчерашнюю ушицу, попрощались с "дураками" деревни Дураково, и отправились далее на Север.
  Дальнейший путь пролегал по прямой линии на Соловки, минуя остров Сокжинский, окружённый каменными островками - Бакланами, к югу от которого находится Онежская губа; дальше следовал Анзерский остров, входящий в состав Соловецкого архипелага. Сделав остановку на ночлег в Анзерском скиту, они далее отправились через остров Муксалма к Большому Соловецкому острову, обогнув его с южной стороны, к полудню уже прибыли в монастыре.
  Таким образом, корабль, вёзший Калнышевского, достиг Соловков 29 июля, именно этим днем датируется передача А. Пузыревским в монастырскую казну денег, предназначенных для содержания Калнышевского и первая исповедь кошевого атамана в стенах этого монастыря.
  
  В приемной Пузыревский доложил архимандриту Досифею:
  - Ваше Святейшество, передаю вам согласно инструкции кошевого атамана Запорожского войска Петра Калнышевского! Губернатор с ним прислал вам на помощь еще сержанта и трех солдат.
  Досифей прочитал письмо и сказал:
  - Все ясно! Но помощь солдатами нам не нужна! Сами справимся с Божьей помощью. Я сейчас отпишу в Синод, что принял от вас арестанта Калнышевского.
  - Хорошо! Я могу вернуться назад?
  - Да! Вот вам расписка в вашу канцелярию, что я принял арестанта!
  Он быстро написал расписку и передал её майору.
   Пузыревский взяв расписку, откланялся и вышел из приёмной.
   В приемной остался атаман, архимандрит, игумен и солдаты монастырской стражи.
  Досифей, обратился к игумену Флору и к монастырской страже, со словами:
  - Согласно предписанию Коллегии надо посадить Петра Калнышевского, как наиболее опасного преступника в самую глухую, хорошо охраняемую камеру одиночку.
  Игумен: - В Головленковой башне сейчас есть пустая такая камера!
  - Тогда ведите заключенного туда.
  Атамана солдаты еще раз обыскали, отобрали все, что могло привести на взгляд тюремщиков к самоубийству.
  Калнышевский подумал:
  - Смешные люди, я всегда хотел жить, и постараюсь жить долго, насколько это возможно, а эти палачи думают иначе...
   * * *
  Таким образом, помощь губернатора Головцына караульными солдатами, Досифей отверг решительно. Сержант с тремя солдатами был отправлен обратно в Архангельск.
  Архимандрит не собирался делиться с губернатором лаврами тюремщика атамана Запорожского Войска Петра Калнышевского. Свое поведение Досифей оправдывал ссылкой на синодальный указ, предписывающий ему удерживать "бывшего атамана" под охраной монастырских солдат.
  Досифей, согласно предписанию коллегии и Священного Синода, распорядился монастырским солдатам и монахам - надзирателям посадить Петра Калнышевского, как наиболее опасного преступника в самую глухую камеру одиночку, где заключенные долго на этом свете не задерживались и быстро умирали из-за жутких условий содержания.
  Таким образом, согласно документам, 30 июля Соловецкий архимандрит Досифей сообщил в письме архангельскому губернатору о принятии под свою власть заключённого кошевого атамана, однако отказался включать в состав соловецкой караульной команды командированного губернатором сержанта с тремя рядовыми.
  14 августа секунд-майор Пузыревский возвратился в Архангельск и отрапортовал архангельскому губернатору о передачи узника архимандриту.
  В этот же день 30 июля он сообщил и в Синод, что накануне он принял от Пузыревского арестанта Калнышевского и посадил его по царскому указу в один из самых мрачных казематов Головленковой тюрьмы Соловецкого монастыря, которая находилась в башне одноименного названия, и которая расположена в южной стороне крепостной стены.
   * * *
  Справка.
  Документы Соловецкого архива, указывают, что Калнышевский первоначально находился в одной из келий Головленковой тюрьмы, располагавшейся возле Архангельской башни Соловецкого кремля. В частности, по состоянию на 13 ноября 1788 года Калнышевский находился в келье Љ 15, а затем в ноябре 1789 года был переведён в келью Љ 14. Таким образом, атаман сидел в различных камерах-кельях и в разных местах крепости-монастыря.
  В каменном мешке Головленковой тюрьмы, Калнышевский провел более 12 лет, после чего ему отвели более "комфортабельную" одиночную камеру рядом с поварней, где он просидел еще 9 лет".
  Пребывание кошевого атамана в Головленковой тюрьме и перемещение узника от Архангельской к Прядиленной башне связуют с событиями, произошедшими в 1787 году.
  А события были те, что по случаю 25-летия правления Екатерины II и во время её триумфальной поездки организованной князем Потемкиным, на новоприобретенные южные земли, где императрица побывала и на Днепре в Запорожье, у казаков, была в стране объявлена большая амнистия.
  В связи с этим, архангельский и олонецкий губернатор И. Тутолмин послал запрос генерал-прокурору Сената А. Вяземскому о том, попадает ли под эту амнистию запорожский атаман Калнышевский, на что поступил отрицательный ответ.
  Впрочем, эта амнистия не коснулась ни одного из Соловецких узников, которых приказано было оставить "на основании прежде учиненных о содержании их предписаний".
  Сидевшие в казематах Соловков "секретные" узники, были еще опасны для её трона, поэтому на них амнистия не распространялись.
  
   * * *
  Четыре стражника и два здоровенных "мужланов" в рясах (монахов) сопровождали "опасного государственного преступника" - атамана Петра Калнышевского в тюремную камеру.
  Они долго спускались с ним вниз по лестнице, по мрачным переходам до его камеры.
  В конце пути Калнышевский увидел перед собой с аршина два высотой двери, с крошечным окошечком в середине ее.
  
  
   Фото. Камера в Соловках.
  
  Стражник с трудом открыл ключом ржавый замок, то заскрипел, душки его разомкнулись.
  Любящий "повипендриваться" и показать себя, старший стражи толкнул рукой кованые тяжелые двери, и язвительно сказал Калнышевскому:
  - Заходи! Это теперь твоя келья. Молись Пресвятой Богородице, может, и вымолишь прощение.
  - Спасибо за любезность! - вежливо ответил Петр Калнышевский, этому "бахвалистому" стражнику, таких он много раз встречал на своем жизненном пути.
  Атаман, наклонился, втиснулся в проем двери на входе в келью.
  Келья имела в длину четыре аршина, в ширину сажень, высота при входе в три аршина, в узком коническом конце полтора аршина.
  При входе направо Петр увидел скамью, она одновременно являлась и кроватью. Над нею висела старая почерневшая от времени и сырости икона, а за нею остатки пасхальной вербы. Рядом небольшой стол. На другой стороне были видны остатки разломанной печи.
  Стены в камере были сырые, в плесени, воздух затхлый, спертый.
  В узком конце кельи находилось маленькое окошко, вершков шесть в квадрате; луч света, точно крадучись, через три рамы и две решетки тускло освещал этот страшный каземат.
  Атаман подошел к окошку и посмотрел через него на свет божий.
  Он с трудом через него видит кладбище, которое находится прямо перед окошком.
  Старший стражи язвительно улыбнулся, и сказал:
  - Великолепный вид из окна, не так ли?
  - М- м -да! Замечательный!
  Старший стражи довольный своей шуткой, заметил:
  - Келья очень хорошая, в ней сможете долго и хорошо отдохнуть!
   - Да, хорошая келья! Лучших апартаментов видно для меня не нашли.
  - Для тебя, атаман, в самый раз! Тебя приказано, как и твоего предшественника, которой умер здесь, удерживать под особым контролем.
  - Интересно, кто здесь до меня сидел?
  - Какой-то капитан Сергей Пушкин!
  - И за что его посадили сюда?
  Старший наряда улыбнулся, и сказал:
  - У него при аресте нашли штемпель и буквы для печатания фальшивых ассигнаций. Как говорится, его поймали на горячем месте и посадили остыть в холодную камеру!
   - Я слышал, что за такие дела казнят, а не сажают в одиночку!
  - Наша Благодетельница Матушка императрица Екатерина II милостивая, поэтому заменила ему казнь пожизненным заключением, но он на этом свете здесь у нас долго не задержался, умер!
   - Бедный человек!
   - Ты мне еще скажешь, что тебя сюда ошибочно посадили, ни за что, да?
  - Так и скажу!
  - Ты не первый и не последний, кто это утверждает. Большинство считает, что его как и тебя незаслуженно осудили!
  - Да, так считаю! Меня надо было наградить, а не осудить за то, что не пролил братскую христианскую кровь в Запорожье!
  На что старший стражи ехидно, заметил:
  - Вот как! В этой связи, может уместно будет повторить тебе старую тюремную притчу:
  "Говорят однажды в Соловки, приехал важный священник из Синода, которому разрешили в память о его пребывании здесь освободить по своему желанию одного из заключенных. Обойдя заключенных, он у каждого спрашивал, за что он сидит. Каждый отвечал: - Ни за что!..
  Пройдя в крайнюю отдаленную камеру, он спросил там седого узника, за что он сюда посажен.
  Тот ответил: - Я сижу за дело, и наказан правильно, по заслугам моим.
   - Вот этого отпустите, - сказал священник, - он осознал свою вину.
  Атаман прослушав эту сказку, прокомментировал ее так: - Я слышал такую легенду, что существует среди заключенных, но она обманчива!
  - Может быть! Однако без причины сюда императрица бы тебя не посадила! Кстати среди важных персон, которые здесь сидели, атаманов пока не было, ты первый. С чем и поздравляю!
  Атаман вежливо поблагодарил: - Спасибо! Интересно, кто здесь у вас в монастыре сидел?
  - Князя Василий Владимирович Долгоруков, его брат Владимир Владимирович, а также Василий Лукич.
  - Василий Лукич Долгоруков, это тот у которого потом в Новгороде отрубили голову в угоду немцу Бирону?
  - Тот самый!
  - Тех Долгоруковых князей я не знал , а вот с князем Василием Михайловичем Долгоруковым мне пришлось воевать в Крыму...
  Ну, и еще кто здесь сидел?
  - Многие из важных персон, например, графы Иван и Петр Толстые.
  - Да, не любят императоры и императрицы толковых и умных людей в России!
  На что старший стражи язвительно заметил:
  - Там наверху им виднее кого сажать. Вот и тебя императрица посадила, и я думаю, что надолго!
  Атаман с насмешкой ответил: - Передайте императрице мою благодарность за ее заботу и такие комфортные условия содержания!
  - Передам! - Смеясь, сказал довольный собой старший стражи. - Обязательно передам!
  Затем он плотно закрыл за атаманом тяжелую дверь. Заскрипел замок, и атаман Петр Калнышевский остался в полумраке один.
  Атаман сел за стол и там нашел Библию.
  Рядом с Библией на столе атаман находилась масляная лампада.
  Атаман сказал сам себе: - Это хорошо, что здесь есть Библия. Видимо она осталась от того заключенного, который здесь раньше сидел.
   * * *
  Справка.
  Исследователь М. Колчин, который описывал места заключения кошевого атамана, так описал одно из мест расположенное в Белой башне:
  " ...от дверей котораго идет узкий темный проход сажени две длины; чтобы не заплутаться и не запнуться за что-то, необходимо идти с огнем.
  Спускаемся ступени на три ниже уровня земли, идем по узкому темному проходу, сворачиваем немного вправо и входим низкою дверью в большую, квадратную, сажени в три, комнату. В ней темно, так как нет ни одного окна, а взамен этого на каждой стене находились двери с махонькими вырезками среди них.
  Комната целиком состоит из кирпича: пол, потолок, стены, лавки, полки, - словом, все кирпичное. Сыро, стены мокрыя, заплесневелыя; воздух спертый, удушливый, такой, какой бывает в сырых погребах.
  Испугавшияся света крысы, водящияся здесь во множестве, с ужасом бросаются вам под ноги.
  В этой комнате в прежнее время помещалась стража, караулившая узников, заключенных в казематы, расположенные по всем сторонам этой комнаты.
  Прямо перед нами маленькая, аршина в два вышины, дверь с крошечным окошечком в средине ея; дверь эта ведет в жилище узника...
  Оно имеет форму лежачаго усеченнаго конуса из кирпича, в длину аршина 4, шириною сажень, высота при входе три аршина, в узком конце полтора.
  При входе направо мы видим скамью, служившую ложем для узника, над нею почернелая до неузнаваемости икона, а за нею сохранилась пасхальная верба.
  На другой стороне остатки разломанной печи...
  В узком конце комнаты находится маленькое окошечко вершков шесть в квадрате; луч света, точно украдкою, через три рамы и две решетки тускло освещает этот страшный каземат. При таком свете читать можно было в самые светлые дни и то с великим напряжением зрения.
  Если заключенный пытался через это окно посмотреть на свет Божий, то его взорам представлялось одно кладбище, находящееся прямо перед окном..."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ФАВОРИТЫ ИМПЕРАТРИЦЫ
  
  
  
   Рис. Императрица в окружении придворных.
  
  "Ах, едриты-фавориты,
  В детстве видно плохо биты,
  Весь народ для вас - ничто,
  Власть, карьера для вас - всё!.."
  
  Едритов-фаворитов у императрицы Екатерины Второй было достаточно много, здесь уже упоминалось о некоторых из них.
  Говоря о фаворитах, мы не можем, хотя бы кратко, не упомянуть "светлейшего" князя Григория Потемкина, он же казак Грицко Нечеса, он же фаворит- Дон Хуан императрицы, который сыграл роковую роль в судьбе не только атамана, но и в судьбе всей Запорожской Сечи и Малороссии в целом.
  
  
   Рис. Князь Потемкин.
  
  "Грицко Нечеса - казак был вроде,
  Еще придворный интриган,
  Князь предавать имел всех моду,
  Императрицы Дон Хуан.
  
  Его принимали словно брата,
  Вся атамания Сечи,
  Они не знали, какого гада.
  Пригрели на своей груди!"
  
  Ради истины следует заметить, что после разорения Запорожской Сечи, часть запорожской старшины получила офицерские звания российской армии и осталась служить в армии и, в частности, под началом князя Потемкина.
  В их числе были и казаки, члены делегации - посольства Запорожского Войска, находившиеся в момент разгрома Запорожской Сечи в столице, которые пытались отстоять казачьи привилегии и земли при дворе российской императрицы.
  Однако при этом следует сказать, что далеко не все стали служить императрице, так писарь Сечи Иван Глоба кончил свои дни, по приказу той же императрицы, в каменном мешке Белозерского монастыря, а войсковой судья Павел Головатый - в Тобольском монастыре. И эту трагическую для их судьбы роль сыграл всё тот же "светлейший" князь.
  Архимандрит Сечи Владимир Сокольский был некоторое время в заключении в Киеве, но потом назначен наместником Ботуринского монастыря.
  В целом же в Сибирь было выслано только при Екатерине тысячи свободолюбивых казаков, не пожелавших смириться с оккупацией их родной земли. Следует заметить, что сюда и ранее, и позже правления Екатерины, ссылались многие свободолюбивые казаки.
  Интересна сохранившаяся в документах реакция Потемкина, которому доложили об успешной компании по ликвидации Сечи и казачества.
  Получив это известие "светлейший" вызвал к себе Антона Головатого.
  
  (Не путать Антона с Павлом Головатым. Справочно: Антон Головатый воспитывался в Киевской бурсе и оттуда бежал в Запорожье, где при кошевом Калнышевском некоторое время был войсковым писарем.
  В 1774 году вместе с Сидором Белым, он был в составе делегации в столице, где они тщетно пытались отстаивать права запорожского войска на новороссийские земли, которые Потемкин бесцеремонно заселял разными иностранцами. Поэтому он не был на родине, когда рушили Запорожскую Сечь. Впоследствии князь привлек его на свою сторону, и он был в окружении князя).
  
  Когда Антон вошел в роскошные покои Таврического дворца "светлейшего", тот сказал ему: "Все кончено. Текеллия доносит, что исполнил поручение. Пропала ваша Сечь".
  Пораженный этим, Антон Головатый, в сердцах сказал:
  - Пропали же и вы, Ваша Светлость!"
  - Что ты городишь? - в гневе воскликнул Потемкин и при этом так взглянул на Головатого, что тот, по его словам, "на лице светлейшего ясно прочел свой маршрут в Сибирь-матушку на вечное поселение".
  Потом он, чтобы смягчить гнев всемогущего вельможи (несмотря на поразившую его весть о ликвидации Сечи) нашелся, что ответить ему:
  - Вы же, батькой, вписаны у нас казаком! Так коли Сечь уничтожена, то и ваше казачество у нас кончилось".
   * * *
  Справка.
  В свое время в российской армии появилась, так сказать, мода записываться в Запорожское войско "товарищами" в один из 38 куреней. Занявший пост полковника Мандро полковник Иван Дупляк (Дуплич) к отчету кошевому от 14 октября приложил список кандидатов, желавших попасть в число запорожских казаков. Как известно, в "сiчовi товарищи" был принят по личной просьбе и Григорий Потемкин, которого там прозвали Грицько Нечеса.
   * * *
  
  На что Потемкин сердито ответил:
  - То-то же, впредь не зарывайся!..
  
  Антон Головатый, как в воду смотрел, казак Грицко Нечеса кончился, как только повия-императрица, сменила старого едрита-фаворита князя Григория Потемкина на более молодого едрита - Платона Зубова.
  Как заметила, с известной долей юмора и правды по этому поводу, приближенная к императрице мадам М. Перекусихина: - У нас женщин сильно развито чувство самоотдачи. Хочется в который раз кому-то отдаться, еще и еще раз!
  И она спела Екатерине пару куплетов понравившейся зажигательной русской частушки:
  - Я, бывало, всем давала
  По четыре разика.
  А теперь моя давалка
  Стала шире тазика!
  
  Она не лопнула,
  Она не треснула,
  А только шире раздалась,
  Была ж тесная...
  
  На что Екатерина, смеясь, сказала:
  - Любовь зла. А козлы (фавориты) все мельче и мельче, а тазик все больше и больше...
  Мужское достоинство в двадцать пять, как считала императрица, выглядит гораздо толще и длиннее, чем в нестареющую старость!
  
  Пробуксовка в отношениях императрицы со "светлейшим" началась в декабре 1775 года, когда Екатерина писала Потемкину: "Я твоей ласкою чрезвычайно довольна... моя бездонная чувствительность сама собою уймется".
  Однако "бездонная чувствительность" императрицы все никак не унималась, и Потемкину скоро стало невмоготу совершать каждодневные "подвиги" на ложе любвеобильной императрицы.
  Из записочек и писем Екатерины следует, что "светлейший" стал уклоняться от выполнения "супружеских" обязанностей, что немедленно сказалось на его положении в "Высшем Свете", у "светлейшего", как лося стали расти рога.
  Письма фаворита Потемкина к Екатерине практически не сохранились, ибо она предавала их огню. Это делалось ею для того, чтобы не оставлять явные следы своей распущенности и лицемерия. Тем не менее, сохранившиеся письма императрицы без ответных несохраненных посланий его позволяют проследить, как она "парила" мозги Потемкину, и, обращаясь к нему, писала: "Гяур, москов, козак яицкий, Пугачев, индейский петух, павлин, кот заморский, фазан золотой, лев в тростнике".
  "Я, душенька, буду уступчива, и ты, душа моя, будь также снисходителен, красавец умненький"...
  
  Есть хорошая юморная поговорка, что если женщина называет своего хахаля: "Красавцем, да еще умненьким, то значить он полный дурак и собой чуть красивее обезьяны!"
  Похоже, что императрица хорошо постигла мужские характеры и пользовалась мужчинами в свою пользу как хотела. В этом вопросе ей, пожалуй, не было равных среди других коронованных особ мира.
  Сохранившееся последнее письмо Потемкина Екатерине от июня 1776 года, когда та дала ему от ворот поворот, который завершился явной отставкой его как постоянного фаворита.
  В письме (в переводе по смыслу) говорилось: "Я для вас, хотя в огонь, но не отрекусь. Но ежели, наконец, мне определено быть от вас изгнанным, то пусть это будет не на большой публике. Не мешкая, я удалюсь, хотя мне стоит это больших сил и наравне с жизнью".
  Из письма следует, что Потемкин был "изгнан" императрицей, а не наоборот, и что не он, а она являлась виновницей их разрыва.
  Екатерина не ошиблась в Потемкине, когда считала его верным слугой и не более того. И когда он перестал справляться со своими обязанности, она тут же заменила его на более молодого.
  * * *
  На ложе императрицы, оставленном светлейшим без боя, из-за "не стояния" маленького, но важного для государственных дел органа, один за другим наметились случайные счастливчики, такие же едриты-фавориты.
  Одним из них был Петр Завадовский, унаследовавший от предшественника пылкие письменные излияния государыни.
  Лиса Екатерины к тому времени уже поднаторела в написании клятвенных обещаний фаворитам. Так она писала новоиспеченному фавориту: "Сударушка Петруша" получила твою пропозицию "Любовь наша взаимна, обещаю тебе охотно, пока жива, с тобою не разлучаться". "Я тебя люблю всей душой", "право, я тебя не обманываю" и т. д.
  Однако малороссиянин Завадовский быстро наскучил императрице, и она его сменила на другого.
  Его сменил Семен Гаврилович Зорич, серб по национальности, ослепивший всех своей красотой. В фаворе он пробыл одиннадцать месяцев. Этот гусар, адъютант Потемкина, стал флигель-адъютантом императрицы.
  Зорич отличался остроумием, неиссякаемой веселостью и добродушием Он явно переоценил свои возможности и сдуру поссорился со "светлейшим", и даже вызвал его на дуэль. Однако Потемкин вызова не принял, но принял меры, чтобы опорочить его в глазах императрицы.
  Сменивший Зорича Иван Николаевич Корсаков вначале был душечкой у Екатерины. Фаворит действительно обладал голосом прекрасным, от природы хорошо поставленным, и Екатерина, откровенно любуясь его молодостью, часто просила петь в концертах Эрмитажа.
  Сидя в ложе, она восторженно говорила графине Брюс: - Корсаков здесь похож на Пирра, царя Эпирского, а поет лучше соловья?
  Своим друзьям в Европе она писала: "Когда Корсаков заиграет на скрипке, даже мои собаки его слушают, а когда запоет - птицы прилетают к окнам, внимая ему, как новому Орфею. Он светит как солнце и разливает вокруг себя сияние, и при всем этом в нем нет ничего женоподобного... живописцы должны его рисовать, а скульпторы лепить".
  Но "соловью" совсем не нравилась старушка императрица, у него была своя тайная пассия, а, как известно всё тайное, когда-то становиться явью.
  И это случилось, виной была их неосторожность и плохо закрытая дверь, через которую Екатерина увидела то, что лучше бы ей не видеть. На ложе, задрав выше плеч красивые ноги, лежала фрейлина Прасковья Брюс, а сверху на ней "голожопый" её красавец Пирр.
  - Боже! Как можно, на моем ложе, такое...! - Кричала она.
  Корсаков и Брюс живо отпрянули, друг от друга и стали поспешно натягивать на себя одежду.
  Прасковья оправляла лиф своего платья, лепетала, умоляя императрицу:
  - Като, не гневайся. Все вышло случайно, послушай...
  - Не хочу слушать! Выметайся отсюда, блудница и, чтобы в моих дворцах духа твоего не было!
  Корсаков пал на колени, тоже стал молить Екатерину о пощаде, та в гневе на фаворита, схватила трость и стала колотить ею так называемого "царя Эпирского, Пирра", крича:
  - Снимай аксельбанты, эполеты! Вон отсюда!
  - Увертываясь от палки, фаворит просил императрицу:
  - Като, только не это! Не лишайте меня наслаждения состоять при вашей великой особе.
  А императрица с наслаждением продолжала колотила своего фаворита, пока тот не дал деру.
  Таким образом, и этим фавором императрица пользовалась недолго, причем по оплошности самого Корсакова.
  Она удалила его из дворца и больше не пожелала видеть своего любовника и свою фрейлин - подругу.
  Получается, как самой изменять так можно, а как другим, то нельзя.
  После этого Екатерина стала сближаться с новой фрейлиной Александрой Энгельгардт.
  Вспоминая случай с изменой Корсакова, когда новая фрейлин пыталась успокоить её тем, что в жизни есть много хорошего, она отвечала ей:
  - Поживешь с мое, сама увидишь, что в этой жизни хорошее у баб редко случается, а все худое часто сбывается, а мужики все скоты, а бабы стервы... (при этом она себя старухой, бабой и стервой не считала).
  Для справки уместно вспомнить и еще одного из многочисленных едритов-фаворитов престарелой императрицы.
   По откровениям вельмож, ни одного из своих фаворитов Екатерина, как им казалось, не любила так страстно, как Ланского, находившегося "в случке с ней" с конца семидесятых годов и умершего летом 1784 года от горячки, на двадцать седьмом году от рождения.
  Однажды в дружеской беседе с графом Строгановым на счет сплетен вокруг её имени и молодого фаворита, императрица заметила ему:
  - Странно получается, когда старая мадам де Веранс безумно любила молодого Жан-Жака Руссо, и никто ей этой любви в упрек не ставил.
  Я же тут виновата с ног до головы... Откуда знать? Может быть, я воспитываю юношей для блага отечества...
  Строганов улыбнулся и откровенно спросил её:
  - Так уж для блага отечества? Этому искусству они сами обучатся!..
  Екатерина обидчиво ответила:
  - Послушай, граф! Вы, мужчины, состарившись, бегаете за молоденькими барышнями. Юных козочек вы, козлы бородатые, алмазными подвесками да деньгами приманиваете. Так почему пожилым здоровым женщинам, которые в теле, нельзя молодых любить?..
  
  Для справки отметим, что Александр Ланской был моложе императрицы аж на тридцать лет. Как мы уже писали, он был из обнищавших дворян и естественно хотел продвинуться таким неординарным путем по службе и быть богатым. Парень был видным, крупного телосложения. При вступлении в "должность" (едрита) получил от императрицы коллекцию медалей и собрание книг по истории.
  После этого одни лишь пуговицы на его кафтане стоили 80 тысяч рублей.
  Ланской оказался творческим человеком, он изучал книги Альгаротти, даже на токарном станке вытачивал крученые камеи, столь модные тогда в высшем светском обществе.
  Он очень дорожил своим новым положением. Фавориту казалось, что привязать к себе императрицу он может лишь пылкостью (особенно в постели). В этой связи Ланской обратился к врачу лейб-гвардии Григорию Соболевскому за советом.
  Тот, выслушав его мужские опасения, заверил фаворита, что сделает из него античного Геркулеса, способного удовлетворит богиню, не то, что императрицу...
  Чем и доконал его.
  После кончины Ланского в феврале 1785 года Екатерина писала: "Как видите, несмотря на все газетные толки, я еще не умерла; у меня нет и признаков какой-нибудь болезни, но до сих пор я была существом бездушным, прозябающим, которого ничто не могло одушевить...
  Ранее она писала фавориту: "... не станем утомлять себя вопросами нравственности".
  Что и говорить, она действительно всю жизнь была существом бездушным, безнравственным, самолюбивым и эгоистичным, её ничто не могло одушевить...
  
  Последним из калифов на час, как свидетельствует официальная статистика, был едрит-фаворит Александр Петрович Ермолов.
  А вот, сколько же побывало в постели императрицы мужчин, пожалуй, не знала и она сама, поди, со счета сбилась. Среди них, как говорили казаки, был не только казак отщепенец Грицко Нечеса, а и запорожский сотник Любубабутрахану. Жаль, что тогда не было книги рекордов Гиннеса, и такие, с позволения сказать, рекорды не фиксировались. Пожалуй, Екатеринин рекорд продержался бы многие века, он бы до сих пор был бы не побит.
   * * *
  Потемкин, узнав об многочисленных изменах, в сердцах не раз говорил себе: - Мы русские сильны задним умом. Можно было предугадать все, что хорошо я Екатерине сделал, для меня плохо кончится...
  Иногда с горечью он шутил сам над собой, говоря: - Что делать, если у нас нет переднего ума-разума, а есть только задний? Когда тебя посылают на все четыре стороны, надо идти "на юга" - там теплее...
  Потемкин так и поступил, отправился на юг в Малороссию. Уже, будучи больным, едя в своей золоченой карете по разухабистой дороге, "светлейший" перед скорой своей кончиной, сгорая от ревности и забвения, матеря и дороги и всё на свете, подумал:
  "Если дорога в Ад есть, то она точно такая, как и у нас; дураки и колдобины на дорогах останутся с нами навсегда!"
  Потом подумал о себе, Екатерине, народе России, сказал историческую многократно повторяемую властью расхожую фразу: - Всякий народ заслуживает ту власть, которая его же "поимеет"...
  Нимкеня-императрица благодаря таким как он "поимела": и русских князей, и страну, и российский чуждый ей по вере, образу жизни и мыслей, народ.
  В народе говорят: У идиотов тоже есть мечта. Дураки тоже мечтают!
  "Светлейший" мечтал, что он первый, и останется таковым при императрице всегда. Он претендовал на более обширную власть, чем та, которую ему согласилась уступить императрица. Но его мечтам, стать вровень с ней императором всея Руси, не суждено было сбыться. Оказалось, что он не первый и не последний "лось" у императрицы на побегушках.
  Дело в том, что в повседневной жизни императрица зачастую использовала две немецкие команды: - "фас" и "фу"!
  Команду "фас" она применяла для уничтожения не любимого и деспотичного мужа- царя Петра111, тайных и явных своих врагов, а "фу" к таким как бывший её едрит-фаворит Потемкин и прочие...
  
  Не доехав до столицы, "светлейший" от обиды и огорчения, что его как выжатый лимон использовала императрица, скончался в дороге. По приказу императрицы похоронили "светлейшего из темнейших " не в столице, а в "задрипанном", богом забытом Малороссийском Херсоне. В столичном склепе, среди коронованных особо и князей ему место не нашлось.
  Лишь восторженный придворный поэт Державин помянул его в "Водопаде", написав:
  "...Чей труп, как на распутье мгла,
  Лежит на темном лоне нощи?
  Простое рубище чресла,
  Две ленты; покрывают очи...
  ... Великолепный князь Тавриды?
  Не ты ли с высоты своей честей,
  Внезапно пал среди степей?.."
  
  В своем последнем завещании князь Григорий Потемкин - казак Грицко Нечеса записал:
  - Дарю свое тело вместе с внутренностями ставшей мне родной Малороссии!
  Кто-то из запорожцев на могильной плите краской написал ответ: - Нахрен нам такое "г...." нужно, "светлейший"!
  Потом эту краску стерли, но в памяти запорожцев слова эти остались навсегда.
  
  Эпоха "светлейшего" кончилась темнотой забвения, фаворитизм Потемкина, в полном смысле этого слова, длился не очень долго, с 1774 по 1779 год.
  Наступил эпоха Зубовщины.
  Страсть императрицы с годами не утихала, Потемкин пытался как-то влиять, регулировать ее движение, уверенный в том, что Екатерина будет потакать ему, получая нужных фаворитов только из его рук. Но это было далеко не так.
  Императрица сама выбирала из того "ширпотреба", что ей подсовывали.
  Каждый сановник, мечтал и подсовывал императрице своего протеже. На этот раз счастье улыбнулось Николаю Салтыкову, такому же эгоисту, сгоравшему от зависти ко всем, кто был важнее и богаче его. Под стать ему была, и старая карга, прозванная "чудотворной иконой", Наталья Салтыкова, обвешанная с ног до головы амулетами и образками, дабы отвести в сторону нечистую силу. Вот эта чета и решила потеснить Потемкина, с помощью пригретого в доме своем красавца гвардии секунд - ротмистра Платона Зубова, служившего в Конной.
  В своей картине "Выезд императрицы Екатерины II на соколиную охоту", художник Валентин Серов запечатлел интересный момент. В широком ландо едет императрица, которая с явным вожделением оборачивается назад, чтобы взглянуть на молоденького красавчика Платона Зубова. Немного поодаль, сбоку представлен благодушествующий князь Потемкин-Таврический, - он, поди, еще не догадывается о том, что судьба от него (в лице императрицы) уже отвернулась и смотрит на его соперника.
  Однажды Наталья Салтыкова, увидев во сне знамение, посоветовала муженьку подсунуть императрице Зубова, сказав:
  - Ты, Коленька, Платошу представь в конвой ея величества, а потом озаботься, чтобы Анна Степановна его апробовала, годиться ли он фавориты, аль нет!
  Таким образом, как сейчас говорят по блату, родственничек Салтыковых Платон Зубов, назначенный в конвой императрицы, был замечен и зван однажды к ее столу. А далее пошло поехало...
  Сперва ночью придворный сановник императрицы провел Зубова в дальние покои дворца, предупредил, что императрица желает испытать его страсть:
  - Уж ты не осрамись... постарайся Платоша! - напутствовал вельможа.
  Зубов осторожно вошел в полутемную спальню, где пахло старческим маразмом, разделся, нашел мягкое пуховое ложе и постарался оправдать высокое доверие. Он в поте лица с перерывами до первых петухов доказывал, что он еще "о-го-го" какой едрит...
  А когда рассвело, то, каково было его разочарование, он увидел лежащую рядом не императрицу, а старую бабу.
  Это была графиня Анна Протасова, тоже родственница Салтыковых, которая давно служила при дворе для "опробования" на профпригодность для императрицы молодых людей.
  - Да уж сгодится твой красавец! - сообщила она Николаю Ивановичу Салтыкову. - Ты Платошу Зубова почаще во внутренний караул дворца ставь, и дай бог через Платошу-то свернем шею козлу одноглазому (Потемкину)!..
  Так Зубов попав в поле зрения императрицы, стал новым её фаворитом.
  Новый едрит-фаворит Платон Зубов был в фаворе тоже, как и Потемкин, в течение нескольких лет жизни Екатерины, и оказывал довольно сильное влияние на дела империи.
  Очередной фаворит Зубов был сильно ревнив, жаден и раним, он страшно ревновал. Поэтому еще при жизни Потемкина сделал все, чтобы избавиться от "светлейшего", комета которого на Российском небосклоне начала гаснуть, теряя свой пышный павлиний хвост.
  Узнав о том, что императрица велела отвезти "Потемневшему" состарившемуся Цезарю, как ранее величала Потемкина Екатерина, в качестве компенсации морального ущерба за измену золотую большую купель (ванну), это вызвало негодование нового фаворита престарелой императрицы, он в будуаре желчно сказал Екатерине:
  -Все для него и для него! Не хватит ли уже светлейшему? Я бы и сам в такой золотой купели охотно искупался.
  - Что ты хочешь? - спросила Екатерина.
  - Хочу в подарок получить Васильково (с 12-ю тысяч крепостных)!
  - Да, но я подарила Васильково светлейшему!
  - Ну и что, зачем ему оно! Да и вообще, зачем Потемкину ехать в Петербург? Кому он здесь нужен? Мне он не нужен, тебе тоже, ведь у тебя есть я - Платон Зубов!
  На лице Зубова блуждала язвительная улыбка:
  - Так отпиши Репнину, чтобы светлейший сюда не ехал.
  - Потемкин же фельдмаршал, наместник, гетман. Как мне написать, чтобы не ехал?..
  - А кем он был до этого, и кто его был отец, помнишь?
  Папаня его, Потёмкин Александр, со службы долгой, на которую забрали его прямо из-под венца, на седьмой десяток только майором стал; под Азовом из лука татарского он в бок был стрелян, под Нарвою прикладом шведским по черепу шарахнут, у Риги порохом обожжён изрядно, под Полтавою палашом зверски рублен, а в несчастном Прутском походе рука колесом мортиры помята.
  Это ты его сынка Гришку сделала таким! Сейчас он нос задрал до небес, хочет, чтобы его все "светлейшим" называли, однако не зря его казаки за глаза Темкиным-Потемкиным прозвали. Он темный человек, недоброжелательно заметил Зубов императрице. По-моему Темкин-Потемкин - это второй Иван Мазепа при Петре 1. Он даже опасней этого гетмана. В его подчинении на юге страны скопились все основные силы империи. Нельзя давать такому человеку такую большую власть. И мне неизвестно куда он направит эту армию: на Стамбул или к нам в столицу.
  - Хорошо, ты меня убедил Платоша! Я велю, чтобы он сюда не приезжал, а оставался в Бендерах на югах.
  Так светлейший задолго до Бендеры, стал "бендеровцем".
  Екатерина секретно предписала князю Репнину: если Потемкин все-таки дерзнет явиться в Петербург, она не станет удерживать его в столице. А Репнину - в отсутствие светлейшего! - следует как можно скорее заключать мир с Турцией, после чего всю армию Потемкина распустить.
  Спрашивается, куда делась прежняя любезность Екатерины, которая писала трогательные письма князю (вот примеры из личной переписки):
   * * *
  Справка.
  Письмо от 1 марта 1774. С.-Петербург.
  "Голубчик мой, Гришенька мой дорогой, хотя ты вышел рано, но я хуже всех ночей спала и даже до того я чувствовала волнение крови, что хотела послать по утру по лекаря пустить кровь, но к утру заснула и спокойнее. Не спроси, кто в мыслях: знай одиножды, что ты навсегда. Я говорю навсегда, но со временем захочешь ли, чтоб всегда осталось и не вычернишь ли сам. Великая моя к тебе ласка меня же стращает. Ну, добро, найду средство, буду для тебя огненная, как ты изволишь говорить, но от тебя же стараться буду закрыть. А чувствовать запретить не можешь. Сего утра по Вашему желанию подпишу заготовленное исполнение-обещанье вчерашнее. Попроси Стрекалова, чтоб ты мог меня благодарить без людей, и тогда тебя пущу в Алмазный, а без того, где скрыть обоюдное в сем случае чувство от любопытных зрителей. Прощай, голубчик".
  
  Вот еще образец женского лицемерия:
  "Гришенька, здравствуй. Во-первых, приму тебя в будуаре, посажу тебя возле стола, и тут Вам будет теплее и не простудитесь, ибо тут из подпола не несет. И станем читать книгу, и отпущу тебя в пол одиннадцатого. Прощай, миленький, не досуг писать. Поздно встала. Люблю тебя премного. Напиши, каков в своем здоровье.
  Прощай, сударик"
  
  Следующий образец лицемерия Екатерины: (письмо от 19 марта 1774г.)
  "Нет, Гришенька, статься не может, чтоб я переменилась к тебе.
  Отдавай сам себе справедливость: после тебя можно ли кого любить. Я думаю, что тебе подобного нету и на всех плевать. Напрасно ветреная баба меня по себе судит. Как бы то ни было, но сердце мое постоянно. И еще более тебе скажу: я перемену всякую не люблю.
  Quand Vous me connaitres plus, Vous m'estimeres, car je Vous jure que je suis estimable. Je suis extremement veridique, j'aime la verite, je hais le changement, j'ai horriblement souffert pendant deux ans, je me suis brule les doigts, je ne reviendrai plus, je suis parfaitement bien: mon coeur, mon esprit et ma vanite sont egalement contents avec Vous, que pourrai-je souhaiter de mieux, je suis parfaitement contente; si Vous continuees a avoir l'esprit alarme sur des propos de commer, saves Vous ce que je ferai? Je m'enfermerai dans ma chambre et je ne verrai personne excepte Vous, je suis dans le besoin prendre des partie extremes et je Vous aime su-dela de moi meme (фр., Екатерина, также, плохо писала и по-русски, с ошибками)".
   (Когда вы лучше узнаете меня, вы будете уважать меня, ибо, клянусь вам, что я достойна уважения. Я чрезвычайно правдива, люблю правду, ненавижу перемены, я ужасно страдала в течение двух лет, обожгла себе пальцы, я к этому больше не вернусь. Сейчас мне вполне хорошо: мое сердце, мой ум и мое тщеславие одинаково довольны вами. Чего мне желать лучшего? Я вполне довольна. Если же вы будете продолжать тревожиться сплетнями кумушек, то знаете, что я сделаю? Я запрусь в своей комнате и не буду видеть никого, кроме вас.
  Если нужно, я смогу принять чрезвычайные меры и люблю вас больше самой себя)...
  
  Какими только ласковыми эпитетами не обращалась Екатерина к Григорию Потемкину, она писала ему;
  Миленький, моя юла...
  Гяур, москов, казак...
  Цезарь...
  Милая милюша...
  Милая милюшечка, Гришенька...
  Душенька Гришенька...
  Душа моя, душа моя, здравствуй!
  Мой милый дружочек...
  Миленький голубчик...
  Миленький, душа моя, любименький мой...
  Сердце мое... и другие.
  
  Но все это, все эти слова, ласковые обращения, как не обидно было обманутому князю, остались где-то позади его карьеры, она кончилась с приходом новой пассии на ложе императрицы.
  Как горестно заметил князь Потемкин, когда его отстранили от руля и императорской кормушки:
  - Русские не сдаются. Их просто разная сволота сдает...
  Говорят, что есть два способа понять женскую логику, однако не один из них не работает...
  В общем, в конце своей карьеры "светлейший" получил от своей любовницы, как говорили казаки: дулю в шляпе!
   * * *
  Мы не станем рассказывать вам обо всех едритах-фаворитах и прочих любовных связях (на стороне) Екатерины, отметим только, что фаворитизм, как явление, ноу-хау перенесенное ею с Запада на Восток, нанес огромный убыток всем народам Российской Империи.
  Любовные связи императриц стали не просто достоянием общественности, а движущей и направляющей государственной силой.
  Занимая важные должности, фавориты обладали огромной властью, играли огромную роль в принятии политических решений.
  Неизмеримы и средства, потраченные на фаворитов, они баснословны, ни один монарх на Западе не тратил столько средств отобранных у народов империи на содержание такого "мужского гарема".
  Английский посланник Гаррис ради интереса вычислил, во что обошлись империи, точнее народам империи, фавориты Екатерины Второй:
  - Наличными деньгами они получили от неё более 100 миллионов рублей (при тогдашнем русском бюджете, не превышавшем 80 миллионов в год). Это была огромная сумма, разделенная на какой-то десяток официальных её любовников. Стоимость принадлежащих фаворитам земель также была огромна, её невозможно было даже оценить. Кроме того, в подарки входили крепостные крестьяне, дворцы, поместья, много драгоценностей, утвари и дорогой посуды.
  Таким образом, фаворитизм в России был своеобразным стихийным бедствием, как чума, или неурожай, голодомор для народов империи. Это чуждое нормальному человеку явление разоряло всю страну и тормозило её развитие. Вот почему Россия в конце правления Екатерины, начала постоянно отставать от Запада в своем экономическом, промышленном и общественно-политическом развитии, что не могло сказаться и на последующей жизни народов этой громадной по территории империи.
  Завоевать такую громадную территорию от Балтики до Тихого океана, Белого и Черного морей, они смогли, а вот обустроить особенно, Урал, Сибирь и Дальний Восток до сих пор не могут.
  Деньги, которые должны были идти на образование народа, развитие искусства, ремесел, промышленности и сельского хозяйства, уходили на личные удовольствия фаворитов Екатерины и уплывали в их бездонные карманы.
  
   * * *
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СПРАВКА - ОПИСАНИЕ СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ
  
  
   Фото. Предзимье в Соловках.
  
  "За все воздастся им сполна,
  За подлость, трусость и измены,
  Когда душа дерма полна,
  Сам Сатана всем вскроет вены..."
  
  ( Из "Гражданской лирики Аркадия Польшакова)
  
  Здесь мы вернемся к повествованию о главном герое атамане Запорожской Сечи, которого императрица вместе с князем, упекла в Соловецкий монастырь.
  Но сначала опишем это шестое чудо темени, чтобы вы осознали, друзья, что представлял из себя в то время Соловецкий монастырь, в подземелье которого посадили атамана Петра Калнышевского. Приведем краткую справку о монастыре.
  Сохранившиеся документы об этом страшном и загадочным монастыре, позволяют нам с достаточной исторической точностью рассказать о его устройстве и порядке содержания там заключенных.
  Соловецкий монастырь, был основан в 30-х г.г. ХУ века на Соловецком острове в Белом море. Это вначале был обычный мужской монастырь, который сыграл значительную роль в хозяйственном освоении Поморья. Это потом власть Российской империи сделали из нее "тюрьму народов".
  Архитектурный ансамбль монастыря включает в себя: крепостные стены с башнями, трапезная с Успенским собором, Преображенский собор (ХУI в .), Церковь Благовещения (конец ХУI - начало ХУII веков), Каменные палаты и подземные казематы (ХУII века).
  До самого конца XVIII века в монастыре не было специальных тюремных камер. В XVI - XVIII веках местом заточения служили здесь каменные ниши, сделанные строителем этого кремля монахом - зодчим Трифоном в самой городовой стене и внутри башен Корожанской, Головленковой и других.
  По замыслу Соловецкого архитектора, каменные мешки должны были служить погребами для снарядов и пороха в военное время, но предприимчивая монастырская верхушка во главе с архимандритом нашли им другое применение.
  Погреба превратили в казематы монастырской тюрьмы.
  Башенная или стенная камера - это полое пещерообразное пространство неправильной формы от 2 до 4 аршин длины, от 1,5 до 3 аршин ширины. Каменная скамья (место для сидения и сна) - это вся обстановка.
  В некоторых отдельных башенных казематах узник не мог лечь, вытянувшись во весь рост. Он вынужден был спать в полусогнутом положении.
  Через всю толщу стены в камеру было прорублено окошко, перегороженное тремя рамами и двумя металлическими решетками. В камерах стоял вечный полумрак, было сыро и холодно.
  В такой каменный мешок заживо замуровывали несчастных узников. Многих из них бросали в эти гробы скованными по рукам и ногам после пыток, с вырванными языками и ноздрями, других еще приковывали цепью к стене.
  Кроме множества башенных и стеновых камер-склепов , в монастыре, к стыду "святой обители", были еще более жуткие земляные, или из более правильнее назвать, подземные тюрьмы, времен средневековой инквизиции.
  Как и каменные камеры-кельи в стенах и башнях кремля, земляные ямы широко использовали в XVIII веке.
  Заключенных Соловецкого монастыря было много, среди них был и сподвижник Т. Г. Шевченко - Г. Л. Андрузский...
  Соловецкий монастырь всегда действовал бок о бок с царизмом, ревностно искоренял "крамолу", угрожавшей в равной степени как светским, так и духовным эксплуататорам .
  Страшная тюрьма Соловецкого монастыря занимала исключительное, по своему положению, место. Она была секретной государственной темницей. Цари замуровывали туда наиболее опасных врагов абсолютизма.
  Соловецкий острог был также главной монастырской тюрьмой, каторжной централью духовного ведомства.
  По жестокости обращения с заключенными, этот монастырь не имел себе равных.
  Там царили более строгие порядки, чем в других монастырях, тюрьмах, острогах и других местах заключения. В земляных ямах, в крепостных казематах и в камерах острога гноили, доводили до безумия, заживо хоронили узников.
  Эти так называемые "духовные пастыри" стада Христова, как настоящие жандармы, выполняли обязанности надзирателей, стражников, шпионов и палачей.
  Монастырская тюрьма на Соловецком острове до XIX века была самой древней, самой суровой и самой вместительной из всех монастырских тюрем. Туда ссылали не только одних религиозных вольнодумцев. В Соловецкий острог, как в суровые застенки Синода, заключали наиболее опасных врагов политического строя, всяких "противников" власти, обвиняемых в "смелости и буйстве", распространителей "злохулительних слов" на персоны царской семьи, распространителей "воровских бредней", государственных "преступников" , которые тогда именовались "ворами и мятежниками".
  Долгое время глубокая тайна окутывала все, что творилось в Соловецком монастыре-тюрьме. К концу XIX века в печать не проникал никаких сведений об этой тюрьме и режиме содержания там заключенных.
  Лишь в народе бродили глухие таинственные выдумки и распространялись различные слухи о Соловецких казематах.
  Соловецкий острог был оплотом Российского самодержавия. Расположен он был вдали от материка, на острове одноименного названия, отделенным от большой земли морским проливом.
  Ближайший материковый населенный пункт - город Кемь находится от монастыря на запад в 60 верстах. От острова до города Онега (юго-восток) - 180 верст, до Архангельска - 300 верст.
  Монастырь находился в море на севере, на удаленном острове, который к тому же две трети года (с октября до конца мая) был окружен плавающими льдами и совершенно отрезан от мира.
  Тысячи людей были замучены здесь только за то, что они имели и отстаивали свои мнения и убеждения. Большинство арестантов закончили свою жизнь в казематах монастырского острога.
  Самой страшной карой считалось заключения в земляную яму. Такая яма в земле для арестантов находилась в Головленковой башне, у Архангельских ворот.
  Земляная тюрьма представляла собой вырытую в земле яму глубиной 2 метра, обложенную по краям кирпичом и покрытую сверху дощатым настилом, на который насыпали землю. В крышке прорубали дыру и закрывали ее дверью, которую запирали на замок после того, как туда опускали узника или пищу. Двери расшивали в тех редких случаях, когда нужно было вытащить труп заключенного из погреба, и снова забивали, когда сажали туда нового несчастного.
  Заключение в земляную тюрьму считалось самым тяжким наказанием.
  Трудно представить себе более варварство, чем то, когда живого человека "навечно" опускали в вырытый в земле темный и сырой погреб-гроб, часто после экзекуции, закованного еще в "железа". В земляных тюрьмах водились крысы, которые нередко нападали на беззащитного арестанта.
  Известны случаи, когда они объедали нос и уши у колодников. Давать же несчастным какую-нибудь палку для защиты строго запрещалось. Один часовой был нещадно бит плетьми за то, что нарушил это правило и выдал "вору и бунтовщику Ивашке Салтыкову" палку для обороны от крыс.
  В Соловках было свое "лобное место" для того, чтобы нещадно драть провинившихся.
  Заключенные в земляных ямах годами не видели солнца, не отличали дня от ночи, теряли счет суткам, неделям и годам. Только некоторых из них иногда вынимали из ямы, водили в церковь, а по окончании службы снова опускали туда.
  
  Атамана Петра Калнышевского посадили не земляную яму, а колодником в тюремную камеру Головленковой башни.
  Условия существования в таком каменном мешке, куда посадили атамана Петра Калнышевского, были нечеловеческие. В монастыре колодников охраняли солдаты, находившиеся после конфискации атаманской вотчины на содержании государства.
  Военное начальство дало такое указание командиру Соловецкого отряда охранников:
  - Строже охранять ссыльных, а при необходимости силой усмирять их, потому что, якобы, архимандриту делать это неудобно и неприлично.
  Генерал - губернатор лично распорядился основать в монастыре в дополнение к четырем имеющимся еще главный караул при Святых воротах.
  Не полагаясь на указания военных властей, архимандрит снабжал охранников своими строгими инструкциями. Все эти меры предосторожности оказались излишними. При существующем монастырском режиме никакого организованного выступления обреченных на верную и мучительную смерть арестантов на Соловках, быть не могло.
  По прибытии в монастырь арестанта обыскивали, отбирали у него деньги, вещи и принимали имущество на хранение. Деньги выдавались заключенным казначеем под расписку по мере потребности в них, а вещи - в тех редких случаях, когда колодника освобождали из заключения или переводили в другую тюрьму.
  "Новичку" давали одежду с указанием срока носки, посуду, простейшие постельные принадлежности и отправляли в камеру и велели "содержать по царскому указу без всякого упущения".
  Арестанту прикрепляли монаха для увещевания. Пищей заключенных не баловали: кормили "хлебом слезным" и водой. Некоторым выдавали, кроме воды и хлеба, щи и квас, оговаривая при этом: "а рыбы не давать никогда".
  Однако не все так питались в монастыре, высшее духовенство, солдаты и монахи питались более разнообразной пищей. П. Ф. Фёдоров, так описал их:
  "Традиционные соловецкие блюда состояли из холодной или варенной трески с квасом, хреном, луком и перцем, щи с капустой, палтусом, овсяной и ячменной крупой и подболткой; были также и "сущих" - суп из сухой трески с картофелем, подболткой и молотыми костями палтуса "для вкуса", каша - по воскресным и праздничным дням пшённая, гречневая - по понедельникам, средам и пятницам, в другие дни - ячменная, в скоромные дни - со сливочным, в постные - с постным маслом; в воскресенье употреблялась водка.
  Все дни в году разделялись по характеру принятия пищи: в скоромные дни употреблялись молокопродукты, скоромная рыба; постные дни делились на постные рыбные и постные безрыбные. Как видим, рыбные блюда преобладали; для новоприбывших они имели неприятный запах и были очень солёными.
  Как отмечал П. Ф. Фёдоров, соловецкие "кушанья всегда имеют один и тот же вкус, один и тот же состав и без всяких изменений повторяются часто по целым неделям и даже месяцам...
  Одни и те же крайне несложные приемы (приготовления пищи) передаются от одного поколения поваров к другому с неизменностью закона".
  
  Только со второй половины XVIII века заключенным стали назначать продовольственный паек "против одного монаха", т.е. монашескую норму. Об этом мы узнаем из правительственных грамот, в которых всегда упоминалось, как удовлетворять ссыльного.
  Монашеский оклад во второй половине XVIII века составлял 9 рублей. За выдачу арестантам питания и одежды, правительство рассчитывалось с монастырем. Некоторых заключенных использовали в тяжелых монастырских работах. Арестанты пекли хлеб, рубили дрова, возили воду, убирали нечистоты.
  Осенью и зимой, когда остров был отрезан от внешнего мира, в монастыре не было посторонних людей, и возможность побега ссыльного исключалась: "рядовым" не секретным арестантам жилось свободнее. Днем они выходили из своих келий, встречались друг с другом, делились мыслями и переживаниями, хотя официально всякие взаимные посещения и разговоры были строго запрещены.
  В период навигации и наплыва паломников строгости усиливались.
  С камер колодников не выпускали. Начальство опасалось, что ссыльный может затеряться в толпе и с помощью какого-либо сострадательного богомольца "сбежать".
  Кстати, о побегах.
  Кажется, не было такого места заключения, откуда не сумел бы сбежать наш человек.
  Соловецкий монастырь расположенный на острове, несмотря на все его негативные природные особенности , не составлял в этом отношении исключения, только почти все побеги заканчивались печально для беглецов.
  Далее острова сумели уйти немногие счастливцы. Достичь твердой земли удалось единицам. Заключенных, которых ловили после неудачного побега, перемещали в более надежные казематы, усиливали охрану и снижали им суточную норму хлеба, чтобы не готовили сухарей для очередного "бегства".
  Кроме обычных арестантов, в монастырской тюрьме содержались "особо опасные преступники " из числа секретных, которых привозили в монастырь без указания не только вины, но даже имени и фамилии.
  Безымянные арестанты имели клички или номера и содержались в тех местах, которые были удалены, или их содержали в специально оборудованных для них казематах.
  Важные секретные арестанты, присланные с предписанием, "чтобы, ни они кого, ни их кто видеть не могли", получали на руки кормовые деньги, и караульные солдаты покупали им съестные припасы, при этом последние беспощадно грабили своих заключенных.
  Отдельных анонимных колодников охраняли специально присланные для этой цели команды. С камер их никогда не выпускали. Кельи особо опасных секретных преступников не только запирали на замок, но еще запечатывали снаружи специальными печатями.
  Назначенный для охраны арестантов офицер был наделен такой инструкцией:
  "Когда он, колодник, посажен будет в тюрьму, тогда к нему приставить караул, и всегда бы с ружьями было по два человека на часах: один от гвардии, а другой из монастырских гарнизонных. Двери держать на замке и за твоей печатью, а в тюрьме окошко, чтобы было бы мало, где пищу подавать; да и самому тебе в камеру к нему не ходить, и других кого не допускать, и его, колодника, в церковь не допускать. А когда он, колодник, заболеет и будет очень близок к смерти, то по исповеди приобщить его св. тайн в тюрьме, где он содержится, и для того двери отпереть и распечатать, а по причащении эту дверь замкнуть тебе своей печатью и приказать хранить крепко..."
  Как правило, ссылали в Соловецкий монастырь людей бессрочно. Грамоты XVIII века пестрят высказываниями: "послать до кончины живота его безвыходно", "навечно", "впредь до исправления".
  Кто попадал в каземат Соловецкого монастыря, того можно было вычеркивать из описка живых. О нем ничего не знали ни родственники, ни друзья, никто не видел его слез, не слышал его стонов, жалоб и проклятий.
  Таков был при царях и императорах Соловецкий монастырь.
  После революции в 1923-39 г. на его территории был образован Соловецкий лагерь особого назначения - "Соловецкая тюрьма особого назначения" ( в народе сокращенно - СТОН ). В СТОНе содержались главным образом политические заключенные и так называемые "враги народа".
  В Великую Отечественную войну в 1942-45 г. здесь размещалась "Школа юнг" Военно-морского флота МФ.
  С 1967 г. Соловецкий монастырь стал музеем- заповедником.
  В 1991 г. власти вернули монастырь Русской православной церкви.
  Такая историческая справка о Соловецкий монастырь.
  
  Из вышесказанного, можно представить себе в какой-то степени, об условиях содержания колодником атамана Запорожской Сечи.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   В СОЛОВЕЦКОМ КАЗЕМАТЕ
  
  
  
  
   Фото. Подземелье Соловецкого монастыря.
  
  "О, паутина иллюзий!
  Что душу поранит до слез,
  Создав волшебную музу,
  Соткав паутину из грез.
  Мечты о счастливой доле,
  Где жизнь, как вино, хороша,
  Где нет тюремной неволи,
  Свободна, как ветер, душа.
  Но опустившись на землю,
  Пошел он своею стезей,
  Иную он жизнь не приемлет,
  Здесь горе всегда со слезой..."
  
  
  Вот в такие вышеописанные нечеловеческие условия был надолго "замурован" в каменном каземате Соловецкого монастыря атаман Войска Запорожского Петр Калнышевский.
  Давайте же проследим мы с вами, друзья, этот последний страшный жизненный этап большого, феноменального, крепкого как кремень человека - Петра Калнышевского, который сумел прожить наперекор всем чертям в этом каменном мешке более двух десятков страшных лет и не потерял до последнего своего времени: ум и свою большую силу духа.
  
   ***
  Не все люди знают, что такое одиночество. Это знают только те люди, которые долгие годы почувствовали ее.
  Атаман прочувствовал ее в полной мере.
  Одиночество и человеческое общение - это два противоположных полюса мира, как жизнь и смерть. Одиночество для многих людей - это одно из самых страшных страданий в жизни. Оно приносит душевные муки, беспокойство и тревогу, боль разочарования, лишает сна и аппетита.
  Одиночество - это эмоциональные стрессовые переживания, когда человеку очень одиноко и трудно, когда он чувствует упадок сил, свое бессилие и опустошение.
  Недаром во все времена самым тяжелым наказанием было помещение человека в одиночную тюремную камеру, без всякой связи с внешним миром.
  Еще древние люди говорили, что жизнь - это человеческое общение, возможность находиться среди других людей, говорить с ними, общаться.
  В свою очередь смерть (материальная или духовная) - это значит потерять общения, расстаться с человеческим обществом, онеметь.
  Настоятелю Соловецкого монастыря Досифею было сказано, что его обязывают обращаться с арестантами так, как в Указе предписано.
  Особую "заботу" проявлять в отношении "главных преступников ", к этой категории относился и бывший атаман Низового Запорожского войска.
  Условия содержания других заключенных, присланных в монастырь "под караул" (кроме особо секретных) и под надзор монахов, в значительной степени определялись двумя обстоятельствами:
  Во-первых, классовой принадлежностью ссыльного. Богатые и знатные люди могли откупиться от работ.
  Во-вторых, строгость их режима зависела от настоятеля монастыря, который был "самой властью" на острове, полным и неограниченным хозяином.
  Синод предписывал архимандриту поступать с арестантами "как написано в царских грамотах, указах", но грамоты применять по своему разумению, исходя из конкретной обстановки.
  Некоторые могут утверждать, что ссыльным жилось лучше при гуманных настоятелях. Но беда вся в том, что "хороших" тюремщиков не было и нет. Жестокостью по отношению к ссыльным отличались все Соловецкие игумены. Они добровольно и ревностно выполняли обязанности жандармов.
  По распоряжению архимандрита, за незначительное нарушение тюремных порядков, ссыльных "морили голодом", перемещали из казематов в погреба, били и калечили.
  Известен случай, когда "городничий" монах ( важное лицо в иерархической лестнице Соловецкой братии ) Сосипатр Круглый был "в смирении" на цепи двое суток за то, что по своей инициативе увеличил окно в тюрьме заключенного атамана путем "отнятия доски".
  В монастыре, как уже упоминалось, было свое "лобное место", на котором палач в монашеской рясе пытал заключенных, подначальных, работных людей и даже провинившихся иноков.
  Так называемая "Обитель мира, любви и прощения" часто оглашалась стонами и криками наказываемых людей. На площади, где пытали людей, много было потрепанно плетей, сломано прутьев, много изуродовано человеческих спин.
  Много было там пролито слез и крови!
  Остается сожалеть, что атаман, как и никто из ссыльных, не оставил нам подробного описания своих страданий, только немного об этом рассказали паломники, которые летом приезжали в монастырь.
  Причина этого понятна. Если арестант был грамотный, то инструкция всегда и неизменно требовала изъять у него "перья, чернила, бумагу, карандаши, бересту, камень красный и другие, к письму пригодные вещи".
  Караульные обязаны были следить, чтобы никто из посторонних не передал арестанту письменные принадлежности и чтобы ссыльный "никаких писем ни к кому не писал ".
  Вот в таких тюремных условиях Петр Калнышевский промучился десятки длинных и обременительных для свободолюбивого казака лет. Причем он относился к категории особо опасных и секретных заключенных.
  В холодной сырой камере размером 1 на 2 метра он провел 16 лет. Только потом спустя годы его перевели в обычную, но тоже одиночную келью, в которой он прожил еще долгих 9 лет.
  На воздух его выводили лишь на Пасху, Преображение и Рождество. И это случалось далеко не каждый год. Лишь в последние годы перед освобождением начали выводить его на богослужения и в монастырскую трапезную, но без права говорить с кем-либо.
  Но этот запрет не всегда выполнялся, соседи по трапезе иногда переговаривались между собой, делились новостями с материка.
  Вот так подло поступила коварная императрица с атаманом, который вместе с казаками послужили хорошую службу России, в борьбе с басурманами за выход к Черному морю.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПЕРВЫЙ ДЕСЯТОК ЛЕТ НЕВОЛИ
  
  
  
  
   Рис. Состязание Высших за власть над Низшими.
  
  Известный русский писатель Федор Достоевский в своем романе " Преступление и наказание " очень образно описал сложные переживания своего вымышленного главного героя романа - Родиона Раскольникова, попавший в тюрьму за "решетку", причем в более щадящие условия, чем наш герой.
  Однако попадись писателю подлинные материалы сосланного в Соловецкий монастырь атамана войска Запорожского Петра Калнышевского, под его пером родился бы другой шедевр, который образно можно было назвать: "Наказание не за преступление, а за заслуги".
  И потрясенный мир узнал бы много больше о внутреннем мире человека, несломленного длинным страшным заключением, и не просто человека, а человека большой человеческой души, огромной жизненной энергии, воли и жажды жизни, который спас два братских народов от братоубийственной сечи.
  В этой связи, отдавая должное Петру Калнышевскому, попробуем мы настолько, насколько возможно и позволяет талант, рассказать вам о том, что пережил этот не сломленный ОТАМАНИЩЕ за 25 лет пребывания в тюрьме Соловецкого монастыря - главной и самой страшной тюрьмы России.
  Атаман Запорожской Сечи Петр Калнышевский стал не первой и не последней жертвой колониальной политики империалистической России. Он со старшинами всегда поддерживал Россию, воюя на стороне ее против Великой Порты, хотя среди казаков были сторонники перейти под турецкий протекторат.
  Дело в том, что порой казакам лучше жилось под османами, которые предоставляли казакам больше льгот, чем братская Россия, в этом заключается страшный парадокс.
  Таким образом, Петр Калнышевский оказался без вины виноватым, мало того практически пожизненно заключен в одиночную камеру, без права переписки и общения с родными, близкими и казаками Коша.
  К новой жизни в подземелье Соловецкого монастыря атаман отнесся довольно просто. Он ясно понимал свое положение и уже не ожидал в будущем ничего лучшего и хорошего. Он не имел никаких призрачных надежд (что свойственно некоторым другим заключенным, попавших в аналогичные условия) на скорое освобождение.
  Поэтому Петр Калнышевский выработал для себя особую стратегию и тактику жизни в подземелье. Он и при жизни умел все планировать заранее и добиваться поставленной цели.
  Кошевой атаман для своего времени был достаточно образованным человеком и читал в святых книгах, о том, что были отшельники, которые годами одиноко жили в пустынных местах земли в землянках-кельях. Они жили без обычной домашней пищи и общения с людьми. Питались тем, чем бог послал: ящерицами, змеями, насекомыми и другими малосъедобными живностями и растениями. Причем жили в таких условиях они там очень долго. Некоторые из таких отшельников потом становились пророками, их считали святыми.
  На небольшом столике атаман нашел Священное Писание - Библию, видимо бывший узник этой камеры (Сергей Пушкин), который внезапно умер, читал это Священное Писание, но так и не дождался освобождения.
  Рядом с Библией на крошечном столике размещалась масляная лампада. Вот и все убранство, которое обнаружил атаман в этом мрачном помещении.
  Устав от трудного дня, атаман лег на лавку-кровать с грязным матрасом, и заснул.
  Его окружала липкая, мерзкая тьма, царившая внутри кельи - склепа.
  Мир вокруг, в его рваном сне, выглядел каким-то мрачным, серым, как перед грозной бурей на Днепре. Когда мощные грозовые облака стелились низко над полуметровыми волнами, ветер гнул пирамидальные тополя как простую лозу, а в небе сверкали страшные длинные ветвистые молнии.
  Эта буря смерчем пронеслась над Сечью, перед глазами атамана возникли руины Запорожской Сечи.
  Грустно и жутко выглядели горелые сооружения с каменными печными трубами, которые мрачными скелетами стояли вдоль улиц и дорог.
  Развалины Центральной церкви как бы упрекали атамана, глухой одинокий стон колокола, звонил заупокойную. И везде проезжая во сне по Кошу, атаман видел одно и то же, запустение, разорение, грустные лица казаков, которые как тени бродили среди мрачных руин.
  Видя эти разрушения, у атамана от боли сжималось сердце. В голову змеями и тарантулами лезли мрачные мысли:
  - Прав я был, когда уговорил казаков не браться за оружие?
  Тревожные, грустные мысли теснились в голове спящего атамана.
  Проснулся он от скрипа маленького окошка в двери, в "кормушку" подали ему два сухаря и кружку воды, старший наряда, сказал:
  - Бери, это твой завтрак!
   ***
  Справка.
  Как известно из письма Потемкина, Калнышевскому должны были выдавать по одному рублю за счет конфискованной военной казны и его личного имущества.
  Пузыревский передал монастырским властям только 330 рублей, отпущенных казной на содержание бывшего кошевого атамана.
  Эти деньги архимандрит сразу же прибрал к рукам, через некоторое время, видя, что деньги на атамана не поступают, обратился к Головцыну (письмо от 23 июня 1777 г.) с просьбой перевести на следующий год назначенную сумму, чтобы "оный кошевой за неимением себе пропитания не мог испытать глада и в других потребностях недостаток".
  Таким образом, некоторое время атамана кормили впроголодь.
  Сначала "порционные деньги" на Калнышевского выдавала монастырю на год вперед Архангелогородская губернская канцелярия из сумм, полученных от казны. Однако часто возникали перебои в перечислении денег.
  11 июля 1782 г. Соловецкий архимандрит Иероним вызвал к себе иеромонаха Иоанна из казначейства, который вел бухгалтерию монастыря и велел ему отписать в Синод, что с 26 июня 1781 года он не получает на Калнышевского денег. И "оный кошевой всё это время состоит на штатном монастырском содержании, от чего монастырь ущерб несет".
  Синод отписал письмо по этому поводу в Сенат. Сенат отписал вернуть монастырю не выданы за прошедшие месяцы кормовые деньги на Калнышевского в указанном размере и в дальнейшем проводить выплаты их, из Вологодской казенной палаты с доходов Вологодского наместничества. Как видим из этой переписки, бюрократия в России была и тогда, и сейчас на высоте олимпа.
  Однако в руки никаких денег арестантам не выдавали, архимандрит тратил их по своему усмотрению, в основном для поездок на материк в зимний период.
  Так было заведено, что архимандрит согласно утвержденного Синодом ранее порядка выезжал на зиму на юг в Сумской острог, оставив своего заместителя управлять монастырским хозяйством зимой, а летом возвращался обратно в монастырь.
  Но при этом он должен был сообщать в Синод "в отлучку его смотрение над монастырем, над монашествующею братиею, над служителями и над содержащимися в том монастыре колодниками кому препоручается, и не происходили ли в отсутствие ево, архимандрита, в том монастыре каких непорядков, и в надлежащем исполнении упущения".
  О сохранении регулярности сезонных перемещений архимандрита в сопровождении некоторой части монастырского штата свидетельствуют именные списки лиц, оставшихся на зимнее пребывание в монастыре за 1787-1789 годы, в которые также включались и узники, в частности и кошевой атаман Пётр Калнышевский.
  В архиве сохранилась "Тетрадь, данная конторой монастырского правления казначею иеромонаху Иоанну, для записи выдачи кормовых денег бывшему Сечи Запорожской кошевому Петру Калнышевскому". Из дела видно, что один из его стражей аккуратно, раз в месяц расписывался у монастырского казначея за деньги на содержание охраняемого арестанта, но до арестанта эти деньги не доходили.
  На первый взгляд по бухгалтерии Петр Калнышевский получал достаточно денег на свое содержание, и не должен был испытывать голод и холод. На эти деньги можно было худо-бедно питаться и одеваться.
  Но арестантские деньги разворовывались как монастырскими монахами, так и караульными солдатами, которые закупали продукты для атамана.
  Кроме того, монастырь вычитал из его содержания, средства на, якобы, "ремонт" камеры, в которой он сидел, где в дождь было мокро и сыро.
  А в конце отсидки монастырские забрали все деньги, которые атаман должен получить при своем освобождении, на эту сумму архимандрит (якобы по просьбе самого заключенного) заказал для монастыря богатое Евангелие (работы московских мастеров весом более 34 фунтов серебра) о чем охотно повествуют Соловецкие настоятели, забывая при этом, что они просто грабили атамана.
  Впрочем, такая практика была тогда по всей Руси великой: грабь - ограбленного.
  
   ***
  Взяв еду, атаман сразу есть не стал. По казацкой привычке, Петр, насколько позволяли габариты кельи, стал разминать свои мышцы и хрустящие кости. Затем, сунув сухари в кружку с водой, размягчив их, стал медленно жевать, как бы продлевая наслаждение мизерной этой трапезой.
  Здесь пришла на ум атаману веселая мысль:
  - Эх! Где мои полсотни лет, на Днепре привольном...
   Где бывало, после удачного похода в гости к хану, казаки устраивали пиршество на берегу Днепра. Это было что-то особое, пикник на природе большой веселой казацкой компанией. Да с медовой горилочкой с красным маленьким перчиком внутри. Да еще с жареным поросенком с яблочками и с аппетитной золотистой румяной корочкой. Неговоря о прочих чудесах украинской кухни.
  
  
  
   Фото. Жареный поросенок с яблоком.
  
   А про сало, толщиной с ладонь, с зеленым лучком и чесночком, и говорить не надо, слюной любой сойдет.
  Мысли атамана текли не торопливо, перескакивая с одной на другую, благо, что этому здесь в подземелье никто и ни что не мешает.
  Вспомнилось ему как жена кормила внука Ивана. У нее в духовке в чугунке был замечательный густой украинский борщ с курицей.
  - У нас, - подумал атаман, - борщ насыпают, а не наливают! Это москали и жиды щи наливают! Шутка ли, двадцать один компонент в таком борще.
  На столе в доме тогда стояла крынка с домашней сметаной и очаровательная вкусная домашняя украинская колбаса.
  
  
  
   Фото. Украинская смачная колбаса.
  
  А из плетеной корзины, накрытой белым платком, приятно пахло печенье. В большом кувшине была простокваша.
  - Рубай Иванко! - Поощрял внука он.
  - Попробуй борщику со сметаной, - милуясь внуком, говорила жена.
  Иванко садился к столу и начал уплетать еду, аж за ушами у него трещало.
  Внук срубал целую миску борща, а потом рубанул куриную ножку.
  - Поешь еще пироги со сметаной! - Предложил атаман, удивляясь хорошему аппетиту внука. - Добрый казак будет! - Подумал он.
  - Это не пироги, а сырники, - поправила его жена.
  - Рубай казак, атаманом будешь! - Поощрил внука он. - Лучше бабушки их здесь тебе никто не испечет.
  
  
   Фото. Праздничного стола.
  
   ***
  Такие далекие воспоминания о доме, жене и внуке, пришли атаману в голову:
   - Где теперь мои сыновья и внуки? Где милая женушка? Та, с которой вместе он провел самые счастливые дни в своей жизни. Он не мыслил свою жизнь без этой душевной заботливой женщины, которую полюбил всем сердцем, оберегал и мечтал сделать счастливой ее на всю жизнь. Но теперь, когда его посадили в Соловки, он ничего не может сделать, чтобы украсить ее последние годы жизни. И жива ли она сейчас, пойди арест его подкосил ее окончательно, слабая она была в последнее время, часто болела.
  - Так думая о родных, вздыхая атаман.
  Вспомнил родное село, где бегал он босоногим мальчишкой, свою неньку - мать, и их крестьянскую хату крытую соломой. Крыша была старая, заросшая мхом и травой, где на коньке гнездилась пара аистов. На зиму они улетали в теплые края, а весной возвращались обратно.
  Когда-то давно старый кобзарь рассказал ему одну жизненную истину.
  Он говорил, что внутри каждого человека, в его сердце, душе протекает повседневная жизнь-борьба, очень похожая на жизнь-борьбу волка и собаки. Серый волк представляет все нехорошее, что есть на свете: зло, коварство, зависть, гордыню, амбиции и прочее...
  Пес (собака) представляет, наоборот, все хорошее, что есть на свете: любовь, верность, мир, доброту, человечность...
  Петр, поразмыслив над словами кобзаря, спросил:
  - А кто, в конце концов, берет верх в этой борьбе?
  На лице кобзаря мелькнула едва заметная улыбка, и он сказал:
  - Всегда побеждает тот, которого ты сам кормишь в душе, в своем сердце.
  Кого кормил он в себе больше всего, пожалуй, своего Рыжика, которого он спас в ледоход на реке. Волков и лис кормили его недруги. Хроший был у него пес Рыжик, жадь что погиб в бою, спасая своего хозяина.
  Их семья тогда жила бедно, но дружно и весело. В саду у них рослые вишни, яблони и вкусные, сладкие как мед, груши, даже грецкие орехи.
  Атаману вспомнилась песня, которую часто пели девчата, о наливных соком вишнях, которые росли почти в каждом дворе деревни:
  
  
   Фото. Девушка с вишенкой у рта.
   "В саду под вишней, под черешней,
  Гуляла девушка-краса,
  С венком ромашек, со звонкой песней,
  Корзину ягод набрала.
  
  В нее влюбился парень бравый,
  Готовый сердце ей отдать,
  И хотя он был - казак бывалый,
  Готов был вечно вишни рвать.
  
  Вишневый сок и с губ вишневых,
  Был слаще меда пареньку,
  Весь мир казался им медовым,
  Как райский сад любви в раю.
  
  Припев:
  Вишенка милая -
  Ягодка моя,
  Вишенка милая -
  Сладкая моя,
  Вишенка, вишенка,
  Дай себя сорвать,
  Дивчина, милая,
  Дай поцеловать!"
  
  - Да, бывали дни веселые и не думал я тогда, что занесет меня сюда судьба-злодейка из наших теплых краев, сюда на ледяной север.
  Что-то холодновато здесь, надо разогреться.
  Эх! Разомну я свои кости и разгоню грустные мысли, попробую я "сбацать" веселого нашего гопака.
  Здесь в Соловецком монастыре, пойди, такого никогда не было, не видели и не слышали, чтобы в одиночной камере заключенный на пожизненную отсидку танцевал гопака, - улыбнулся в усы Петр. - Пусть знают наших!..
  И атаман, разминая кости, пустился, насколько позволяло пространство танцевать гопака, напевая слова известной народной песни "Сам пью, сам гуляю...":
  
  "Всегда я был себе, как пан,
  Ел, пил, гулял, дрова рубил,
  Сам сало с часничком солил,
  Горилку тоже сам перчил.
  
  Припев:
  Сам пью, сам рубаю,
  сам гуляю, сам спиваю,
  cам стелюсь я и лягаю:
  Сам!
  
   Всегда я сам, все делал сам,
   Хатыну добру збудував (дом построил),
  Стада мои скотом полнели.
  Тарань была, горилка, пиво.
  
   Припев:
  Сам пью, сам рубаю,
  сам гуляю, сам спиваю,
  cам стелюсь я и лягаю:
  Сам!
  
   Всегда я сам, все делал сам,
   Свободу мав (имел), бил ворогив (врагов),
   Когда ордынец приставал,
   Из кишени (кармана) "кулю" доставал.
  
   Припев:
  Сам пью, сам рубаю,
  сам гуляю, сам спиваю,
  cам стелюсь я и лягаю:
  Сам!
  
  Всегда я сам, все делал сам,
  Любил коней, любил друзей,
  Мечтал, грустил, любовь искал,
  Я в жизни сам все достигал.
  
  Припев:
  Сам пью, сам рубаю,
  сам гуляю, сам спиваю,
  cам стелюсь я и лягаю:
  Сам! (повтор)
  
  Потанцевав, атаман в более - менее хорошем настроении прилег на лавку и подумал:
  - Однако не станем отчаиваться, будем надеяться на Бога и на товарищей по Кошу.
  По мере сил буду молиться и благодарить Бога за все хорошее, что я успел сделать за свою жизнь в Сечи. Ну, а у тех, кого обидел, буду прощения просить у Бога, за все грехи и ошибки которые сделал, живя на грешной земле и в грехе, за пролитую невинную кровь.
  Бог позволил мне по непостижимой для меня милости, прожить долго, живу уже 87 лет на этой грешной земле, поживем и еще.
  Надо показать этой повие-императрице и этому перевертышу Потемкину, что настоящие казаки, никогда не падают духом, а я все-таки не простой казак, а казачий атаман. И цель у меня здесь, пожалуй, остается одна - пережить этих "крысиных тварюк" и если удастся выйти на свободу не сломленным. Не дождется эта повия от меня никакого прошения о помиловании, я ни в чем не виноват, это их пусть Бог накажет.
  Мысли атамана текли неторопливо, порой перескакивая с темы на тему, а подумать было ему над чем.
  - Сколько видел, пережил я, но неизменным у меня оставалась одно - казацкая воля и казацкая душа. Она (воля) в сердце со мной с самого моего босоногого детства. Ее у меня никому не отнять. Даже здесь находясь в этой мрачной камере, я свободен, да, пусть не физически, в мыслях своих, в образах я свободен. Эту свободу у меня никому не отнять.
  Пожалуй, буду благодарить Бога за это, а жить можно везде, главное не отчаиваться и верить в Бога, и еще лучше в своего бога, который находится внутри меня, в моем сердце, и я переживу всех врагов.
   * * *
  Надо сказать, что архимандриту иеромонах периодически докладывал, как ведут себя особенно важные "секретные колодники".
  Архимандрит часто интересовался, как ведет себя атаман. Вот и сейчас он спросил иеромонаха:
  - Ну, как там наш новичок - атаман?
  - Танцует!
  - Что?.. Танцует?
  - Да, танцует гопака!
  - Странный народ эти запорожцы, танцуют в Соловках. Такого у нас еще не было! Сколько ему положено на еду?
  - Один рубль!
  - Урезать до 30 копеек! Последнее пустить на нужды обители.
  На что иеромонах с улыбкой сказал:
  - Хорошо! Пусть он на пустой желудок танцует.
  Надо сказать, что настроение атамана, как любого бы другого человека на его месте, менялось от грустного до веселого, смотря на то, что вспоминалось ему.
  Когда было особенно тоскливо, атаман открывал оставленную Сергеем Пушкиным Библию.
   ***
  
  Для справки сообщим, что в Соловецком монастыре был узником не только Сергей Пушкин, а еще один Пушкин. Это известный Мусин-Пушкин Иван Алексеевич боярин, который был возведен императором Петром I в графское достоинство. Он был генерал - губернатором Москвы, и умер, не выдержав испытаний, здесь в Соловецком монастыре. Так что мало кто выдерживал тюремный режим Соловков.
   ***
  Но вернемся к атаману.
  Читая Библию, он находил такие откровения, которые были созвучны его душе. Откровением было все в Святом писании, вот и сейчас каждое слово буквально жгло атамана.
  Он подумал:
   - Разве не могут эти святые слова и убеждения стать моими убеждениями?
  Они словно написаны для меня - узника Соловецкого монастыря!
  Что же буду хранить в своем сердце молитвенную память и с трепетом сердечным взывать Всемилостивого Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.
  Читая Библию, однажды он с удивлением обнаружил на последнем чистом листе кем-то нацарапанные, очевидно его предшественником, замечательные строки:
  
  
  
   Рис. Решетчатый узор узника.
  
  "Куда ни брошу взор,
  Кругом сырая темень;
  Решетчатый узор,
  И каменные стены.
  От них куда уйти...
  Как убежать? Где скрыться?
  Господь, прошу, прости
  И научи молиться...
  Когда здесь день, как год,
  От тяжести неволи,
  Молиться, чтобы пот,
  Стекал, как капли крови.
  
  Чтоб смог врагов любить,
  Лишь счастье всем желая,
  Простив - благословить,
  На лица невзирая.
  Как Ты простил грехи,
  Молясь за нас пред Богом,
  Чтобы в мире стали мы -
  Земным одним народом!
  
  Чтобы в мире стали мы -
  Твоим Святым Народом!"
  
  - Да, - подумал атаман, - как тут полюбить врагов, которые посадили меня, свободного казака, в эту каменную клетку?..
  Впрочем, это было уже не важно. Что обижаться на холуев императрицы, которые его сюда посадили. Обижайся, не обижайся, от этого легче не станет. Бог им судья, а не я. Дай Бог на Том Свете встретимся еще.
  Интересно, - подумал атаман, - а есть ли этот потусторонний Тот Свет или нет? Впрочем, в Библии есть и на это ответ.
  Да! Мудрая книга, столько веков пережила, а в душе всегда оставляет добрый след - Божий Свет.
  Надо сказать, что атаман, как и любой казак, был набожный человек, но суровые будни Сечи не всегда давали возможность, как здесь в одиночестве, постигать заветы Всевышнего. И он, сидя в этом, казалось богом забытом каменном мешке, в полной мере ощутил силу Святого писания. Ему казалось, что Архангел Гавриил, всегда в трудные минуты был и него за спиной, отражая дьявольские огненные стрелы от него. Вот почему он, назло судьбе еще живой и находится в доброй памяти.
  - Раз я живу, - подумал атаман, - значит это Небу так нужно.
   * * *
  Поскольку в камере, куда попал атаман, можно было сделать пару шагов, то он пытался, насколько это было возможно, чаще двигаться по ней. При этом, как ни странно, ему порой хотелось вслух говорить.
  Очевидно, тишина способствует этому, хочется слышать обычную человеческую речь и даже петь. Казак без песни - это не казак.
  Песня отвлекала его от мрачных мыслей. Атаман пел подряд все песни, которые он знал и веселые, и грустные.
  Особенно часто пел атаман песню, которую впервые услышал перед самым своим арестом от кобзаря - бандуриста Петра Соловьяненко.
  
  
   Рис. Бандурист.
  
  Бандурист пел ее в трактирах, на базарах и у церкви, народ просил его повторить эту песню еще и еще раз.
  Песня- сказ Петра Соловьяненко всегда будоражила души казаков. У них сжимались сердца и кулаки, женщины не могли порой сдержать слезы.
  Пел он ее в несколько голосов: от себя и народа, от имени атамана, Васюринского и Яготинского казаков, при этом смешно пародировал повию - императрицу.
  Песня въелась в мозги атамана, проникла до самой глубины его души, в ней слышалась боль, крик души своего порабощенного народа.
  В народной песни - сказании кобзаря-бандуриста отразилась вся история гибели Запорожской Сечи, и доля его собственной горькой трагической судьбы.
  Конечно, кошевой атаман не все слова знал из этой длинной песни-сказания, но отдельные ее места врезались в его память навсегда.
  Его песня в мрачном подвале Соловецкого монастыря звучала так:
  Сыграй кобзарь на бандуре,
  Спой нам свои песни,
  Что происходит на Краине?
  Чьи мы тута дети?
   ***
  Катерина, вражья жаба,
  Что же ты натворила?
  Степь привольную,
  Край веселый
  Немцам раздарила...
   ***
  Ни свет, ни заря,
  Рано рассветает,
  А уже москаль
  Степь родную -
  Кругом облегает.
  В пятницу на Солоний
  Пушки заряжали,
  А в субботу москали
  К Сечи подступали.
  Стал Текеллия с москалями,
  Сечь тут осаждать
  И на реке Базавлуке
  Хутора занимать ...
   ***
  Васюринский казарлюга
  Не пьет, не гуляет,
  Кошевого атамана
  Рано пробуждает:
  "Вставай, батька атаман,
  Зовут тебя люди,
  Ой, как станем мы на башни:
  - Москалей не будет!.."
  Ой, собрались Запорожцы,
  К бою все готовы,
  А против их святой Отец:
  - Погодите, хлопцы!..
  Яготинский казардюга
  По Сечи гуляет
  И все пана Кошевого
  Просит, умоляет:
  "Позволь батько Кошевой
  Нам на башни стать,
  Текелли генералу
  Башку с плеч снять.
  Москаль станет нападать,
  А мы с палашами.
  Не поляжет наша слава
  Между казаками!.."
   ***
  - Не позволю казаки,
  Вам на башни стать,
  Кровь единую, христианскую,
  Грешно проливать!..
  
  Писал письма до царицы,
  Письма с горя-боли:
  - Не трогайте Краину,
  Будет много крови...
  Катерина вражья баба,
  Не враждуй ты с нами,
  Верни нам Краину,
  С прежними правами.
   ***
  - Не верну вам я Краину
  Возвращать не буду.
  Есть у меня москали,
  Воевать я буду!..
   ***
  Встает туча из-за лимана,
  Идет дождик с неба,
  Рушат, рушат Сечь, Краину,
  Грабят злато, срибло.
  Все кацапы тут как тут,
  Гуртом в Сечь вступили,
  Военными знаменами,
  Все заполонили.
   ***
  Вышел тута Кошевой,
  Став у белой церкви:
  - Эх, бросайте казаки,
  Шашки та рушницы!
   ***
  Москали по куреням,
  Запас отобрали,
  А царицы генералы
  Церковь грабувалы.
  Разрушили Запорожье,
  Забрали клейноды,
  Наделали казакам,
  Много, много скорби.
  Стали немцы та евреи,
  Хутора скупать...
  Тогда стали Запорожцы
  Под турка тикать.
   ***
  Сыграй кобзарь на бандуре,
  Пой нам свои песни,
  Что происходит на Краине?
  Чьи мы тута дети?
  
  Катерина, вражья сука,
  Что же ты натворила?
  Степь привольную,
  Край веселый
  Дотла разорила,
  
  Наступила черная туча,
  Гром гремит, льет дождик,
  Разрушили Запорожье ...
  Где же ты?..
  Где ты - Боже!
   ***
  Катерины "куля-дура"
  На майдан упала,
  Хотя изжила запорожцев:
  - Не погиб слава!"
  
  Песня-сказ своими разительными, как сабля словам, будоражила память, сердце, душу атамана, отвлекала от собственных проблем. Эти душевные раны для него были больнее телесных.
  Эту песню и многие другие в устном творчестве сохранили и донесли до наших времен запорожские благодарные потомки. А в песне как в зеркале отражалась всегда душа народа.
  - Если бы он мог вернуться назад, в те суровые дни Запорожья, - думал над этим постоянно атаман, - чтобы он сделал?
  - Если бы время можно было повернуть вспять... Чтобы он изменил?..
  Эти вопросы стояли перед ним постоянно сидя здесь в одиночке каземата Соловецкого монастыря.
  "Царскую ласку" казаки и атаман Коша запомнили надолго, на всю оставшуюся жизнь.
  * * *
  В зимние времена над Белым морем стояли ветряные и холодные дни и ночи.
  
  
   Фото. Соловецкий монастырь зимой.
  
  Даже днем, когда температура воздуха чуть повышалась, все время у атамана били мурашки, и холод болью окутывал все тело сверху донизу. Один тонкий кафтан, непокрытая голова, вся его одежда не спасали от холода.
  Это время года на Белом море, было самым тяжелым для узников монастыря. Холодно, сыро и темно было в подземных камерах и ничего дополнительно на себя не надеть, натянуть, спрятаться у здешних заключенных и у атамана не было.
  Если начать делать упражнения, чтобы согреться, быстро ослабеешь, потому что питание было очень скудное. С того рубля, который был назначен атаману на содержание, монастырские дармоеды и охрана атамана забирали себе львиную долю.
  Один день кусочек хлеба и вода, в другой - кусочек хлеба и жидкой похлебки ковшик, вот и вся еда. От такой пищи, голод мучает постоянно, желудок всегда пустой.
  Норма - кусочек хлеба только развивает аппетит, и снова жди шесть-семь часов до следующей раздачи пищи.
  Когда по распоряжению архимандрита атаману урезали паек, то это он заметил сразу. Монах, который с конвоирами разносил еду, просунул в окошко-кормушку пищу и сказал:
  - Бери, это твой завтрак, атаман!
  Атаман спросил:
  - Почему сегодня один черпак и сухарик, раньше было два?
  Монах, насмехаясь, бросил ему таракана в чашку и ехидно сказал:
  - Мало! Вот тебе хорошая мясная добавка!
  Атаман, молча, взял еду, вынул таракана и положил чашку на стол рядом с Библией. Он сразу не стал есть. Здесь ему на ум пришла веселая мысль о том, как он впервые в Диком поле с друзьями питался, так называемым "змеиным кулешом"...
  Надо сказать, что атаман, как и любой запорожский казак старой закалки, был неприхотлив к пище. Его организм быстро перестроился к такому бедному питанию.
  Как уже здесь говорилось, запорожские казаки были всеядны. В походах, в охране и на войне, когда есть порой, было нечего, они питались всем, чем придется.
   Ели при необходимости жуков-хрущей, употребляли в пищу и саранчу и других насекомых. По зеленой степи, закрывая порой солнце, летали тучи саранчи. Казалось, что светило скрылось за темные тучи, так было много этой напасти.
  И когда есть казакам в походе было ничего, саранча сама "напрашивалась" в рот. Впрочем, давно разные народы ели саранчу, кузнечиков, личинок гусениц, их использовали в пищу в жареном, сыром или вареном виде, отрывая у них несъедобные части: голову и крылья. Так делали и казаки при отсутствии в походе пищи.
  В самых неожиданных местах находили запорожские казаки пропитание. Жуки, улитки, лягушки, различные грызуны, все переваривали их крепкие желудки. Конечно, в силу тех или иных причин отдельные народы брезгуют той или иной пищей, например, сало не переносят мусульмане, хотя многие народы, те же украинские, русские, немцы с удовольствием его поедают. Русские не едят устриц и лягушек, а итальянцы и французы наоборот считают это деликатесом, и таких примеров можно привести множество.
  "Не грех в пору и в чужую нору", - посмеивались запорожцы, пробуя искать зерно в норах степных грызунов. Если удавалось поймать грызуна и наскрести, хотя бы горсть зерна - уже успех, уже работа для желудка.
  Этого хватало, чтобы продержаться, уйти от погони или, наоборот, догнать врага. С ничтожного запаса муки, к которой примешивали толченые корни, семена и плоды диких растений, казаки на быструю руку пекли в золе лепешки, так называемые "загребы".
  Их запивали водой из любой лужи и болота. Воду они обеззараживали, бросая в нее "татарское зелье", корень аир (Лепеха). В степи водилось множество разновидностей птиц, они и их яйца служили в качестве пищи казакам.
  В реках и озерах было довольно много разной рыбы, и запорожцы умели их ловить даже руками.
  В дальних походах запорожские казаки умели обходиться небольшим запасом самых простых продуктов. Скажем, они перетирали пшено с салом. Крупа тогда не намокала, и ее можно было есть даже сырой. На привалах запорожские кашевары умели быстро приготовить кашу, они замоченную крупу ссыпали в полотняный мешок и погружали его в кипяток.
   ***
  
  Здесь в подземелье монастыря тоже водилась разная живность: крысы, мыши, тараканы, жуки, мухи и пауки. Но это не значит, что ими питался атаман. Дело в том, что старикам и пожилым людям меньше надо калорий для своей жизнедеятельности.
  Думая о еде, атаман вспомнил случай, когда, будучи в разведке они попали в одну сложную ситуацию. Спасаясь от погони, им пришлось дать по степи большой крюк и спрятаться в глубокой балке у реки Айдар.
  Это было далеко от Сечи и чтобы прокормиться, ему с товарищами по разведке пришлось ловить ящериц и змей, чтобы приготовить из них, так называемый "змеиный кулеш".
  Странная штука человеческая память, она порой выхватывает из глубины подсознания, казалось давно забытые вещи.
  Вот и сейчас атаман вспомнил этот занимательный случай, из богатой на события его казацкой жизни.
  Балка представляла собой глубокий овраг, промытый водой в теле меловой горы. В тех местах и сейчас много таких глубоких ущелий.
  Он тогда с товарищами в поисках съедобного разделились, Нечипайзглузду полез по дну ущелья наверх, а он стал спускаться вниз к реке. Неразлейвода остался с лошадьми, он должен был разжечь костер.
  Атаману тогда первый раз пришлось ловить змей.
  Петр вспомнил, как было ему не по себе, когда спускаясь вниз, он увидел, как ползет по дну русла змея. Преодолевая страх и отвращение, он вынул шашку и стал осторожно подкрадываться к этой ползучей твари. Змея, почувствовав опасность, спряталась под камень. Засунув конец шашки в щель под камнем, он заставил ее покинуть убежище и выползти наружу.
  Змея попыталась убежать от него, но он догнал ее и концом шашки отрубил ей голову. Когда змея перестала извиваться, он, преодолевая брезгливость, левой рукой поднял и бросил её в мешок. Вторую змею он уже не так опасался и поймал быстро. Спустившись к реке, где хором пели зеленые лягушки, он палкой прибил несколько из них.
  Вернувшись к товарищам, он довольный собой показал свою добычу старшому. Тот похвалил его, сказав:
  - Хороший "змеиный кулеш" будет! А лягушек зажарим на второе. Нежные их ножки, Петро, сойдут за деликатес.
  Видя, как тот поморщился, добавил:
  - Ничего Петро, привыкай, в степи всякий хрущ - пища для казака.
  Нечипайзглузду, кроме змей и ужей, надрал где-то перепелиных яиц. Неразлейвода ножом быстро обработал змей, сварил их в котелке, бросил туда горсть пшена, разбил над котелком несколько яиц, посолил и обед был вскоре готов.
  В общем, они тогда знатно рубанули: и "змеиный кулеш", и лягушачьи лапки, и печеные в золе перепелиные яйца.
  Так что куда бы ни попал запорожский казак, от голода он не умрет, сообразительность и тренированность его желудка, обеспечат ему жизнеспособность в любых экстремальных условиях.
  
  Все что сказано выше, приведены для того, чтобы вы, друзья, поняли, откуда такая выживаемость была у Петра Калнышевского. Желудок кошевого атамана с детства был достаточно подготовлен к любой пищи, что помогало ему выжить при таком, с позволения сказать, "достаточном" питании.
  При этом живность в подземелье монастыря, как мы выше уже говорили, была. Так что с голоду умереть настоящий казак здесь не мог, а атаман был настоящим казаком.
   И никакие тараканы, которые ему порой побрасывали в пищу, его не смущали.
  От холода атаман спасался комплексными упражнениями, которые он сам себе придумал в камере и молитвой, которая его тоже согревала.
  Вера, как известно великая сила, она способна на многое. Здесь он часто использовал старый рецепт своей бабушки, которая всегда, когда ее внук Петя простужался, читала ему "Заговор от простуды".
  Она терла ладони и говорила при этом:
  " Я разотру болезнь твою. Силой Господа вылечу тебя, своей ладонью, и буду благодарить Его, буду славить силу Его, что приносит благо. Буду ладони туда направлять, где болезнь будет тлением касаться, и сила Господа уберет нечистоту от органов твоих и даст быстрое лечение. Благословенно Господом тело будет, и защитит его Господь и в дальнейшем, потому что нет большего лечения, чем сила Его. Аминь".
  Руки бабушка клала к больным местам, держала их, пока тепло ему не станет и пот выступит, и тогда болезнь отступала.
  Прикладывая свои руки к больному месту, атаман, как современный врач-экстрасенс лечил сам себя, повторяя целительные молитвенные слова: "Я разотру болезнь свою. Силой Господа..."
  Но голод в Соловках было не одна пагубная напасть, были еще другие, например, гробовая тишина, которая царила в подземелье.
  От гнетущей на уши гробовой тишине, атаману временами приходилось кричать, петь или разговаривать самим с собой, чтобы себя услышать. При этом ему казалось, что он слышит что-то вроде негромкого человечного мычание - создавалось впечатление, что он оглох. Произношение шипящих букв (Ш , Ч , Щ. ) в словах, становилось иногда этакой помехой.
  В темной камере все некоторые предметы, что там есть: столик, лавка-кровать, он видел как сквозь густую туманную пелену. Часто от такой обстановки у заключенного возникала головная боль и тошнота.
  Временами наступала нарастающая агрессивность, для которой нет выхода...
  Бить кулаками о стены камеры и кричать от отчаяния - бесполезное занятие.
  В этом случае атаман молился за успокоение души, он ставил свечу перед собой на столе и, подняв правую руку к огню, так, чтобы его ладонь ощущала тепло свечи, вслух говорил, повторяя слова:
  "Рука моя правая, которой совершается крестное знамение, впитает в себя огонь свечи Господней, тепло огня успокоит и расслабит меня, раба божьего Петра, даст проникновение тепла Божественного в каждый орган тела моего. Душе - покой и благополучие, сердцу - успокоение, телу - здоровье, духа - чистоту. Пусть будет присутствовать в душе моей сила помощи Бога на жизнь мою: успокоением, очищением, облегчением. Аминь!"
  Перекрестившись, получив успокоение, он с целью экономии гасил свечу, которая давали узнику один раз в неделю. Несмотря на полученное после молитвы успокоение, осужденный на вечное поселение в одиночную камеру атаман, оставаясь в ясном уме, осознавал, что у него, видимо, мало шансов выйти на свободу.
  В душе у него жила одна главная цель - пережить смерть своих недругов, и он к ней стремился.
   ***
  Что такое одиночная камера в Соловках?
  Не рассказать об этом "чуде" инквизиции - это значит не рассказать ничего!
  Соловецкий монастырь, как уже здесь упоминалось, это неповторимый, единственный в своем роде "каменный тюремный термитник", где есть множество, как у термитов нор, ходов и каменных закоулков и камер. Причем каждая камера в подземелье представляет собой узкое, сырое, полутемное помещение с каменным полом и выложенным камнями стенами.
  
  
  
   Фото. Вход в камеру узника.
  
  Закрывались эти "ячейки инквизиции" коваными железными дверями с небольшим окном, через который выдают узнику пайки - кусок хлеба с водой или пару черпачков похлебки. Для сна у стены были грубо сделаны скамейки, а для принятия пищи есть небольшой жестко прикрепленный к стене столик. Вот и все убранство камеры.
  В таких условиях жил эти годы старый атаман, это была не жизнь, а мучительное истязание. Но атаман много видел на своем веку и не сдавался, он хотел жить и надеялся все-таки выйти, выбраться на свободу.
  Надо сказать, что известный запорожский атаман Иван Сирко, которому приписывают инициативу написания запорожцами гуморного письма турецкому султану, когда-то тоже был арестован и выслан в Сибирь, где пробыл там, в местной тюрьме много лет. Но потом был освобожден царем, когда тому понадобилось иметь хорошее прикрытие южных границ от нападок турок и крымской орды. И этот "каторжник" - атаман Сирко был выпущен на свободу, вернулся на Сечь и затем с запорожскими казаками хорошо бил турок и татар.
  Петр Калнышевский знал о таком редком случае и не раз, и не два вспоминал об этом. Где-то в глубине сознания у него теплилась надежда, что такое может повториться, когда возникнет вторая затяжная война с турками. Но он гнал эту призрачную надежду прочь, тогда были другие времена и новые обстоятельства. Екатерина упрямая и обидчивая баба его не отпустит, поэтому ему остается одно:
  - Доказать всем и прежде всего себе самому, что если Богу это надо, то он будет жить и в таких условиях, он переживет своих врагов, долгая жизнь казачьего атамана научила его всему. Упорства и настойчивости ему не занимать, вся жизнь его хорошее тому доказательство.
  Надо сказать, что запорожские казаки, несмотря на свое сложную военную казацкую жизнь, были глубоко верующими людьми, и атаман был такой же, как они.
  Вера помогала ему во всем.
  Он спасался от тоски по дому и семье тем, что утром молясь, читал "Молитву от одиночества". Вот и сейчас, когда хандра заполонила его, он молился:
  "Прошу Господа великого услышать меня и дать мне путь новый, удачный для того, чтобы большое Господнее влияние помогло мне насытиться Светом Его и одиночество мое, вызванной нечистым духом, прошло.
  Тремя сетями реку перегорожена для того, чтобы не упустить счастье мое и тремя силами Господнего влияния придет судьбы новое решение, и встреча чудом произойдет с тем единственным, кто нужен мне в мире и соединятся пути наши светом Любви истинной, Господней. Аминь!".
  Надо сказать, что, попав в такие нечеловеческие условия, в которые попал старый атаман, у многих заключенных возникали разного рода изменения психики. Поэтому молитвы атамана помогали ему быть спокойным, уравновешенным человеком.
  К неблагоприятным условиям содержания атамана в Соловецком монастыре следует добавить еще то, что Петр Калнышевский был "колодником" и был закован в кандалы. Часто человек со слабой волей, попадая в такие условия, становилась неспособной к нормальному восприятию окружающего мира, будь то звук, свет или простая человеческая речь.
  Однако атаман нашел в себе силы, а главное веру, что все это преодолимо, была бы вера в Бога, воля и настойчивость, а этого добра у него хватало с детства. Он долго шел к атаманству и пришел пусть поздновато, но пришел. Он не пасовал перед трудностями, не отчаивался на трудном пути к этому высокому в Коши званию.
  Теперь нельзя мне унизить, запятнать это высокое доверие казаков, которые выбрали меня атаманом Коша. Даже здесь в тюремной камере мне нельзя терять честь атамана вольных запорожских казаков, так мыслил атаман.
  
  У заключенных, посаженных в одиночную камеру Соловецкого каземата, наблюдается при длительном заключении расстройство памяти. У них порой возникала сложность сконцентрироваться на чем-либо определенном.
  Когда человек годами сидит один одинешенек в камере- одиночке, среди мертвых безжизненных каменных стен, у многих ехала, образно выражаясь, крыша.
  Такой заключенный теряет чувство времени, он не знает какой идет год, на дворе день или ночь, зима или лето. Ему порой кажется, что у него под ногами даже каменный пол куда-то плывет или едет.
  Человек в страхе просыпается, открывает глаза - и чувствует, как пол и стены бегут от него.
  Это чувство подобно тому, когда едешь долго на автомобиле по шоссе, то, выйдя из него, тебе кажется, что перед глазами у тебя по-прежнему бежит лента дороги.
  С этим чувством многим людям, которые долго сидят в одиночках, часто невозможно бороться. Им невозможно понять, почему их все время трясет, то ли от жары, то от холода. К тому же на островах в Белом море климат морской, воздух холодный и сырой, по сравнению с теплым континентальным климатом, где жил атаман .
  Однако закаленное в боях, походах, различных невзгодах (холод, жара, голод) тело и душа атамана, устойчиво переносили все эти напасти.
   ***
  Как было прописано, атамана должны были на Рождество, Пасху и Преображения водить в храм божий.
  Но, обещанного, как говорят в народе - три года ждут. Атамана обещали выводить из опостылевшей кельи в храм Божий три раза в год, чтобы он мог помолиться там. Однако, к его большому сожалению, это обещание часто не выполнялась.
  Не до него было монахам и стражникам в эти предпраздничные и праздничные дни, когда все они ходили, образно говоря на ушах, занятые своей предпраздничной подготовкой.
  От стражников, разносящих узникам пищу, атаман узнал, что на днях будет Рождество Христово. Он обратился к монаху через окошко, который был там за дверью, со следующей просьбой:
  - Архимандрит, обещал, что на Рождество я смогу помолиться Богу в храме. Выясните в епархии, позволять мне сделать это богоугодное дело или нет?
  - Хорошо, раб божий, я передам вашу просьбу архимандриту! - Пообещал монах.
  Ожидая ответа, атаман отдался воспоминаниям своего далекого детства.
  Ему вспомнилось давнее Рождество Христово в родном доме, Большая Коляда в родном селе Пустовойтовке, когда он был еще безусым пареньком.
  
  
  
   Рис. Велика Коляда.
  
  По давней традиции еще задолго до Рождества взрослые и дети готовились к этому значимому на Руси празднику. Еще с жатвы они с матерью бережно хранили обжинкового " Рай-Дидуха (Дидуха )", втыкая в него стебли ржи, пшеницы, овса, а также тщательно отбирали скошенный на лугу мягкое пахучее цветами и травами сено.
  Место для "Дидуха" в доме было ритуальным и называлось "Раем", потому что там по поверью находились души пращуров-покровителей их рода и дома.
  "Рай-Дидух" вмещал в себя "дидухов - предков", дух жилья, добрых духов - Лада.
  В подготовке к празднику участвовала вся семья: и стар, и млад. Они убирали дом, белили стены и их большую печь, которая расположена была посреди хаты. Разрисовывали дымоход цветами и различными рисунками, вешали на окна чистые выстиранные матерью занавески, образ святой Божьей Матери обрамляли вышитыми рушниками - полотенцами.
  Когда были деньги, мать обязательно им покупала обновки. Праздничные свечи они делали из пчелиного воска, воском их снабжал дед Сивоконь. Мать и бабушка учили его, как правильно колядовать, щедровать и засевать. Учили, как сделать и носить ритуальный наряд, костюмы и выполнять действа с вертелом и рождественской звездой.
  Особенно Петру нравилось, когда в канун Рождества (День Вилия) на рассвете мать готовила праздничную Божью еду - кутью и вар. Он тогда вставал рано утром и помогал матери готовить праздничный стол.
  Для приготовления кутьи бралась потолченная, вымоченная пшеница, а также "непочатая" - набранная до восхода солнца вода, которую считали освященной ночью самим Богом солнца. В кутью добавляли различные сладости, от которых у Петра текла слюню, туда клали орехи, мед, изюм, мак...
  Естественно, что при этом ритуале Петру, что-то вкусное попадало в рот.
  Всего для праздничного застолья на Сочельник они готовили 12 постных блюд. Это были такие блюда, как: кутья, вар, борщ (без мяса), вареники, галушки, каша, пирожки, горох, капустник, голубцы (без мяса), рыба, деруны и прочее.
  Надо сказать, что пшеница в них считалась символом вечной жизни, а мед - вечного счастья святых на Небе.
  Волшебным зельем "маком - видюком" они осыпали всю домашнюю живность, чтобы отвернуть злую силу.
  Кныш, который мать пекла как душистый хлеб, с маленьким хлебушком на верхней части, то его тоже вынимали из печи до рассвета. Маленький хлебец по поверью, мать называла душой, он предназначался для духов - Лада, то есть душ предков.
  А какой вкусный готовила из сухофруктов их мать вар - компот , который пьешь и не напьешься, туда клали вишни, груши, яблоки, сливы, короче говоря, все, что росло в их саду .
  - Да, - подумал атаман, вздыхая, - мне бы сюда материнского того компота, и кусочек кныша, а то здесь в монастыре даже воды нормальной не дадут напиться .
  Мысли, воспоминания текли неторопливо, затягивая атамана в далекое детство, в родной дом, родное село.
  Он вспоминал, как на праздничном столе раскладывали душистое сено, поверх его стелили первую скатерть для добрых душ, разложив по краям чар - зелье или чеснок, а затем застилали вторую скатерть - для них, обычных людей. Посередине стола размещали кныш для духов. Там же на столе помещали каравай со свечкой.
  Кутью торжественно переносили на покуть (место, где размещался Дидух), предварительно собрав из кутьи сухой верх для живности, чтобы она была здорова и давала приплод. Они (он с братьями) в это время жужжали как пчелы и, следуя курам, кудахтали, что вызвало улыбки у взрослых и ребят.
  Готовясь к ужину, все надевали нарядную одежду и нетерпеливо ждали прихода первой звезды. Петр с братьями выбегали во двор и с напряжением всматривались в небо, каждому хотелось первым заметить там звезду. Как правило, ему первым это удавалось. Заметив звезду, он радовался, как все дети, и, показывая на нее рукой, спешил в дом, чтобы объявит радостную весть, что можно начинать Святую Вечерю (Ужин).
  Ужин для Петра и его братьев при таком изобилии блюд, была настоящим праздником, который длился очень долго (3-4 часа). Они тогда занимались настоящей "обжираловкой", им всего хотелось попробовать с праздничного стола, животы у ребят тогда были битком набиты, а им хотелось еще и еще.
  - М - да! - Вздохнул атаман. - Прошли дни веселые, а теперь от этих монахов не то, что кныша, нормального куска хлеба не получишь.
  Как вспоминал атаман, мать, тогда останавливая их, говорила: - Оставьте в желудке место для "каледования".
  М-да! А сейчас у меня в желудке полно места, только нечем его заполнить, жрать нечего!
  Воспоминания о былом захватили атамана, ему вспомнилось, как в Рождество все ходили в церковь на праздничную молитву, которая посвящалась воспоминаниям о рождении Иисуса Христа.
  В их сельской небольшой церкви, как это было принято, была симитированная пещера и ясли, где родился маленький Иисус Христос, вокруг него светилось неземное сияние, рядом стояла мать - Мария, а вверху изображен прекрасный Ангел с крылышками, сходящий с неба. Со стороны пещеры были расположены пастухи, коровы, овечки. Они тоже участвуют в торжестве, для того, чтобы лучше приблизиться к великой тайне?
   Высоко в небе над пещерой горела яркая Вифлеемская звезда.
  Мать и бабушка учили его, как правильно колядовать, щедровать и засевать .
  
  
  
   Рис. Деревенские ребята колядуют.
  
  Как помнил атаман, встречные люди в селе приветствовали друг друга радостным восклицанием:
   - Христос родился! - Славим его!
  Или они говорили еще так:
   - Со Святым Рождеством вас, будьте здоровы, живите богато !..
  
  Атаман вздыхая, говорил себе:
  - Мне бы сюда того компота, и кусочек кныша.
  А то, здесь в монастыре, даже доброго слова не услышишь от стражников, одни маты, - подумал атаман .
  
  Как помнил атаман, ночь накануне Рождества считается волшебной, люди загадывают самые заветные желания и просят у Господа Бога осуществить их.
  Атаман эту ночь тоже загадал желание. Его желание было просто, он просил у Бога позволить помолиться в церкви. И это чудо свершилось.
  Монах выполнил свое обещание.
  
  По этому поводу между архимандритом и игумен состоялся разговор.
  Архимандрит Досифей спросил игумена Флора:
   - Скоро Рождество Христово, кого мы еще из узников можем пригласить в храм божий.
  Флор: - На Рождество, Пасху и Преображенья положено выводит из кельи заключенного Калнышевского. Мы его пока ни разу не водили в церковь.
  - Того атамана, который танцует гопака?
  - Он так греется от холода!
  - Как этот узник себя сейчас ведет?
  - Неплохо, молится, молитва , пожалуй , хорошо ему помогает выжить у нас в монастыре.
  - Что ж, тогда пусть этот раб Божий помолиться на Рождество в церкви! Только усильте караул, чтобы он не сбежал.
  - Хорошо, Ваше Преосвященство!
  
  Выполняя распоряжение архимандрита, монах который был приставлен следить за атаманом, взял трех солдат, чтобы привести атамана в церковь.
  Надо укачать на то, что зимой Петра Калнышевского охраняли трое солдат, в то время как на всех остальных "колодников" приходилось по одному часовому.
  Персональный состав караула атамана был постоянным. Как правило, одни и те же часовые, причем самые надежные солдаты монастырского гарнизона.
  Как известно теперь, в течение многих лет охраняли атамана Калнышевского: Иван Матвеев, Антон Михайлов, Василий Нестюков, Василий Сохань.
  Таким образом, за кошевым атаманом была закреплена персональная "личная охрана". Возглавлял караул, сторож "великого грешника" офицер, сам начальник Соловецкого отряда.
  Если в зимнее время атамана посменно охраняли трое солдат, то в летнее время караул усиливался до четырех человек, в то время как в карауле при всех других арестантах "кололодниках", содержавшихся в это время в казематах, находилось по очереди по два солдата.
  Поскольку в Белом море была зима, и убежать арестантам было гораздо труднее, то сейчас в камеру Петра Калнышевского спустилось лишь трое стражников.
  Монах с трудом открыл ржавый замок и тяжелые двери. Когда он заглянул вовнутрь, то ужаснулся, увидев внешний вид атамана.
  
  Перед ним сидел глубокий старец, обросший длинными седыми волосами, с кандалами на босых ногах. Две большие крысы безбоязненно хозяйничали у миски с остатками пищи.
  Увидев такое, монах в испуге перекрестился и криками:
  - Кыш! Кыш! Пошли прочь отсюда! - Стал прогонять крыс.
  Видя это, атаман улыбнулся и сказал: - Не бойся Иван, это мои друзья! Одну зовут Екатерина, а вторую величают Григорий Потемкин-Нечеса. Они развлекают меня.
  На что монах Иван ответил: - Его Преосвященство позволил вам помолиться в церкви!
  Выходите!..
  
  Если бы кто из его казаков увидел атамана в этот момент, он конечно бы не узнал былого батька. Перед ним стоял заросший босой старик, в рваном кафтане и кандалами на ногах.
  Выйдя из камеры, атаман впервые после столь долгого заточения в подземелье поднялся наверх и ступил на каменные плиты монастырского двора. Оглядываясь по сторонам, он видел кругом каменные своды, железные решетки, кованые тяжелые двери, холодные каменные плиты по которым ступали его босые ноги. Темное серое небо нависало над монастырем.
  
  
  
   Фото. Тюремный двор Соловецкого монастыря.
  
  Атаман, видя все это, улыбаясь, спросил:
  - А что солдаты, трудно отсюда убежать?
  На что караульной Матвеев ответил:
  - А ты попробуй! Мы тебя здесь уже, который год стережем, а ты еще пока не утёк.
  Второй караульной Михайлов, смеясь, добавил:
  - Отсюда не убежишь!
  - Однако по слухам все же бегут и отсюда заключенные?
  На что старший ответил:
  - Бежали глупцы, только недалеко. Поэтому никому не советую бежать, особенно зимой.
  - Да, зима здесь суровая! - согласился атаман.
  
  Воздух во дворе монастыря по сравнению с воздухом в его камере был замечательным, им он не мог надышаться.
  Войдя в церковь, они остановились у входа. Здесь атаман перекрестился и произнес слова молитвы:
  "Господь Иисус, я верю, что Ты Сын Божий. Я осознаю себя грешным и верю, что Ты умер на кресте за мои грехи. Прошу Тебя, прости мне мои грехи и войди в мою жизнь, стань моим Господом и Спасителем. Я хочу начать новую жизнь, посвященную Тебе!".
  Он осмотрел убранство храма.
  
  
  
  
   Фото. Алтарь в Соловецком монастыре.
  
  Внутри храма все разительно отличалось от его мрачного подземелья. Все выглядело благочестиво, ярко и небесно празднично.
  Лики святых в золоченых рамах, освещенные многочисленными свечами, блестели, светились позолотой.
  Надо заметить, что атаман, арестанты и монахи находясь в ужасных условиях содержания в Соловецком монастыре, в этот прекрасный день как-то духовно преображались. В храме они как бы чувствовали, что на земле есть Бог, а с ним воцаряется мир, рай и покой. Огромная духовная чистота праздника была всесторонней, такого атаман не испытывала давно, видимо с раннего детства, когда он праздновал Рождество в кругу семьи и колядовал с ребятами в родном селе.
  В храме ощущалось среди верующих возвышенное чувство единства, братства и любви! Все как бы чувствовали, что Бог среди них, и слышит их молитвы.
  
  
  
   Рис. Богослужение в церкви.
  
  В толпе рядом с ним оказался сосед "колодник" Григорий Спичинский, которого обвиняли " в клевете, необоснованных доносах и неправдивых разглагольствованиях...". Он был когда-то архимандритом и этим все сказано.
  Надо сказать, что хотя арестантам запрещалось переговариваться между собой, но в этот день монахи и стражники закрывали на это глаза.
  Спичинский знал все тонкости богослужения, обращаясь к атаману, о котором много слышал через "монастырские стукалки - выручалки", он спросил:
  - Ну как живете - можете, брат мой во Христе?
  - Так вот, по милости Божьей только и живу!
  - Э-э, брат, пора бы уже и по воле Божьей жить!
  - Пора бы, пора! И только грехи не пускают, - ответил атаман.
  - Ну, что брат мой, желаю тебе доброго здоровья и долгих лет жизни.
  - Спасибо, на добром слове! Желаю и тебе того же!
  Надо сказать, что радость общения у заключенных была взаимная, давно они не общались, не говорили, чисто по-человечески между собой.
  - Как вам служба, нравится? - Спросил у атамана бывший священник, а ныне "колодочник" Григорий.
  - Очень даже! Конечно, у нас в Сечи было несколько по-другому, но в целом хорошая служба! Как будто я на свет вместе с Иисусом родился!
  - Каетесь за грехи!
  - Прежде всего, я здесь верую и исповедую. И верю, и надеюсь, что Бог слышит нас.
  - Господи Иисусе, помилуй меня! - Заключенные стали все вместе креститься и молиться .
  Увидев среди святых лик Святого Николая, атаман обрадовался, ему захотелось приложиться к лику святого.
  - Интересно нас пустят приложиться к святым? - Спросил он Григория. - Мне бы хотелось приложиться к иконе Святого Николая!
  - Наверное, нет! Там место для более достойных!
  - Жаль! - Вздохнул атаман.
  - А почему именно к Святому Николаю? - Спросил он атамана.
  - Дело в том, что среди нас запорожских казаков Святой Николай всегда был одним из самых популярных святых. Икону Святого Николая мы брали в свои военные походы, как своеобразный талисман. Святой Николай наш покровитель, он всегда способствовал успеху казаков в походах на басурман, с ним мы всегда возвращались домой с победой и богатой добычей.
  В мирные дни со Святым Николаем у нас на родине взрослые, и дети часто связывали добрые надежды на получение богатых даров и подарков.
  - Петр Иванович, вы, что ждете подарки от Святого Николая сегодня? - Улыбаясь, спросил бывший священник.
  - Веришь или нет, но то, что я попал на Рождество Христово в храм божий, для меня и есть лучший подарок. Как записано в святом учении "Всегда радуйтесь... " ( 1Фесс.5 : 16). Я и радуюсь.
  - Да! Сколько людей считали себя одинокими только потому, что не заметили Бога рядом. Надеюсь, мы с вами не одиноки!
  - Нет, конечно, Бог с нами!
  - Да, с нами!
  - Но, к сожалению, не все люди верят в Бога, даже в этом храме (атаман заметил офицера, который часто, ради забавы, подбрасывал ему тараканов в похлебку), но Бог определенно верит в человека. Смотришь на иного мерзавца (они обменялись взглядами) и думаешь: надо поистине быть Богом, чтобы терпеть таких и такое!
  - В том, что мерзавцы с Богом не в ладах, не Бог виноват.
  - И то, правда! - Согласился с этим атаман .
  В церкви началось богослужение, и они замолчали.
  
  В Рождественскую ночь, в Соловецком монастыре, сам Владыка возглавил служение Божественной Литургии. Его Преосвященству сослужили: ключарь собора, иерей и диакон.
  Во время богослужения было объявлено Рождественское послание Владыки пастве епархии.
  По окончании Литургии было совершено "славление" перед иконой Рождества Христова. После чего Владыка обратился с приветственным словом, а хор монастыря порадовал всех праздничными песнями Во славу Христа.
  Они выполнили Рождественский кондак "Дева днесь...".
   ***
  С Рождеством Христовым мы Вас поздравляем!
  Счастья и здоровья, блага всем желаем,
  Святости, чтобы было в меру у вас всего,
  Радости, удачи, а плохого - ничего!
   ***
  Христос рождается - славьте!
  Христос с небес - встречайте!
  Христос на земле - подносите!
  
  Пой Господу вся земля,
  С весельем пойте, люди,
  И радуйтесь: все все -
  Господь переселился!..
  
  В хорошем, милостивом настроении атаман возвращался в свою полутемную, сырую камеру.
  Он был под впечатлением сбывшегося чуда, ему удалось вознести молитву в храме самому Господу Богу Иисусу Христу.
  И как он надеялся, Бог его услышал, принял его молитву...
   * * *
  Справка.
  Находясь в православном монастыре, Петр Калнышевский, естественно исповедовался и причащался. На праздники на Пасху, Преображение и Рождество, его иногда выводили из кельи, вероятно для участия в православных праздниках и торжественном обеде в одной из палат Успенского трапезного собора.
   Во время одного такого случая его видели поморские рыбаки на входе в Трапезную палату; пред ними он предстал в таком виде: "Росту средняго, старый видом, седастые волосы и волос обсекся; видно, что много сидел. Борода не долга, белая...
  Говорил он не так чисто, как по-русски"; был одет в китайчатый синий сюртук с оловянными пуговицами в два ряда и красный кармазин.
  Поморы также были свидетелями того, как на этом ветхом старике остановил свой взгляд архимандрит, молвив: "Древний ты, землею пахнешь".
  Подробное описание соловецкого быта П. Ф. Фёдорова позволяет воспроизвести то, как проходили праздники в монастыре и представить возможное участие в некоторых из них запорожского атамана. По свидетельству поморов, посещавших монастырскую трапезу, это происходило так:
  "По окончании богослужения в Троицком соборе, весь сонм иноков, под предводительством самого архимандрита или старшего по нем, служащего очередного иеромонаха, шли в Успенский собор, где, прежде всего, громогласно, общим хором пели преподобное молитвословие, состоящее из нескольких молитв, и "отче наш".
  Затем очередной священник благословлял пищу. Все пришедшие, соблюдая строгое местничество, рассаживались по скамьям вокруг столов, по 4 человека за каждое блюдо.
  Самый главный стол стоял параллельно иконостасу; вокруг него размещались все высокопоставленные священники.
  - Это так называемый иеромонашеский стол, за ним стоял диаконский и т. д.
  Когда все усаживались за столы, старший из священнослужителей звонил в колокольчик, висящий перед образами на иконостасе. И из дверей, ведущих в келарскую, появлялись мальчики с блюдами пищи.
  В то же время при общем молчании с высокой кафедры раздавалось... чтение из Четьи Минеи святого настоящего дня.
  Каждая следующая перемена пищи возвещается старшим из присутствующих посредством удара в колокол.
  По окончании обеда все пели торжественное "Благодарим тя", и в заключение очередной священник читал особое молитвословие..."
  
   ***
  Так прошли первые тяжелые пять лет со дня заключения атамана в каменный мешок Соловецкого монастыря.
  Сидя в одиночной камере без вестей с родины, атамана часто мучили угрызения совести, что не все он сделал, чтобы предотвратить разрушение Сечи. Конечно, он боялся, нет, не за себя боялся, а за десятки, сотни тысяч таких же казаков и их семьи, захваченные в плен войсками кровожадной загребущей императрицы.
  Кто, как не атаман Коша может еще позаботиться о них?
  Императрица - нет, и не подумает об этом! Эта властная стерва только о себе, о своем величии думает. Ей, видимо, наплевать на все подвластные народы империи.
  Власть страшная, жестокая штука. Повия- императрица дорвался к власти, и не потерпит двоевластие.
  Скоро она и "светлейшего", этого Темкина - Потемкина "нахрен" пошлет.
  Неужели этот смоленский валенок, как последний шут не понимает, что она им просто манипулирует, использует для укрепления своей личной власти, своего величия и своей похотливой распущенности.
  Ей повии мужики нужны только для двух целей: "едрить и царствовать".
  Конечно, отдай на всеобщей Раде приказ казакам атаковать войска генерала Текеллия, повторилась "Петровская" кровавая расправа над пленными казаками и их родными во всех хуторах, селах, зимовках Коша.
  Погибли бы десятки тысяч, если не сотни, ни в чем не повинных женщин, детей и стариков, не говоря уже о казаках.
  Атаман понимал, что этим своим болезненным, выстраданным, неординарным решением о сдаче Сечи на милость этой проклятой лисицы, он хотел, прежде всего, спасти цвет казачества и не допустить кровавой бойни между братьями славянами.
  Не зря накануне этой трагедии пресвятая Богородица приходила к нему во сне и просила не смотря ни на что, не допустить этой братоубийственной сечи .
  Это был бы большой грех, который бы камнем висел у него на душе всю жизнь.
  И атаман с архимандритом Сечи не допустили этой кровавой войны между казаками и москалями. Он не взял этот тяжкий грех на свою душу. Хотя шанс у казаков был, они могли, как прежде турка разгромить войска Текеллия, или, по крайней мере, прорвать оцепление и уйти с куренями за Дунай.
  Атаман не мог официально дать добро на уход куреней за кордон, но неофициально он благословил тех, кто, минуя москалей, захотел уйти за Дунай.
  Так сделали в ту памятную ночь тысячи казаков под руководством куренного атаман Андрея Ляха. Они взяли с собой святую Казацкое икону Покрова и на своих чайках пошли за Дунай строить новую Сечь.
  Чуть позже суше пошли за Дунай и казаки куренного атаман Бешмета.
  Он, как атаман Коша, не мог с ними пойти за Дунай, это бы послужило поводом для репрессивных мер со стороны злопамятной немки.
  Кроме этих куреней, небольшими отрядами прорывались через заградительные кордоны москалей казаки из других куреней и паланок.
  Кобзари, певцы, народные сказители, блуждая по базарам, в хуторах и селах, пели о свободе, братстве и призвали на милость царскую не уповать. Об этом поется в такой казацкой песни:
  
  "С бандурой старец шел издалека,
  Кобзарь - певец, переживший века,
  Он шел туда, где народу полно было,
  Людям поведать про зло и добро.
  
  Была поводырем с ним молодая,
  Девушка красивая и золотая,
  В рубашке вышитой красным крестом,
  С венком ромашек над высоким лбом.
  
  С бандурой звонкой певец слепой,
  Пел людям песни как молодой,
  Воспевал он в песнях свободы дух,
  Хулил царей, князей хапуг.
  
  Кобзарь пел им о любви и братстве -
  Они дороже, чем все богатство,
  С врагами биться призывал,
  На милость вражью не уповал,
  
  Пощады побежденным, братья, нет:
  - Такой был слепого - кобзаря ответ.
  Погибнуть лучше, чем рабами быть,
  Пришлым палачам и повии служить!
  
  ***
  Кобзарь дал мудрый казакам совет:
  - Дороже Родины ничего нет!
  
  И казаки бежали на Кубань и Дунай. Об этом пели люди в окруженных русскими войсками селах и хуторах:
  
  " Бегите, славны Запорожцы:
  Хоть коньми, хоть пешими..."
  
  Много народных песен звучало в унисон, где пелось:
  
  "Идет шум, гомон по дубраве,
  Туман поле покрывает,
  Мать сына с хаты выгоняет:
  - Иди, сынку, прочь от меня!
  
  - Гей, не хочу родная мама!
  - Прочь от меня, непослушный,
  Пусть тебя орда втянет.
  
  - Меня, мама, орда знает,
  В чистом поле объезжает.
  Орда добре меня знает,
  В чистом поле объезжает,
  В чисто поле убегает!
  
  - Иди, сынку, прочь от меня!
  - Гей, не хочу родная мама!
  - Прочь от меня, непослушный,
  Пусть тебя москаль обманет.
  
  - Меня, мама, москаль знает,
  Свою рожу отвертает!
  Меня, добре, москаль знает,
  Хитрую рожу отвертает...
  Хитрую рожу воротит!
  
  - Иди, сынку, прочь от меня!
  - Гей, не хочу родная мама!
  - Прочь от меня, непослушный,
  Пусть тебя шляхта заманит.
  
  - Меня, мама, шляхта знает,
  Пивом - медом угощает.
  Хорошо меня шляхта знает,
  Пивом - медом угощает,
  Пивом - медом угощает!
  
  - Иди, сынку, прочь от меня!
  - Гей, не хочу родная мама!
  - Прочь от меня, непослушный,
  Пусть тебя турок втянет.
  
  - Меня, мама, турок знает,
  Серебром - златом наделяет.
  Добре турок меня знает,
  Серебром - златом наделяет,
  Серебром - златом наделяет!
  
  Эх, пойду, что мне делать, мамо,
  На лимане буду жить,
  И врагов там буду бить,
  По старинке буду жить,
  На царицу нож точить!
  
  - Зачем, сынок, такое дело,
  Ляг, омою твои раны...
  - Меня, мама, дождь умоет,
  Буйные ветры чуб обсушат,
  Оселедец расчешут..."
  
  После всех этих воспоминаний, нахлынули на атамана черные мысли о родных и близких, которых так жестоко наградила злой рок в лице российской императрицы. У казаков, в связи с этим, родилась гумозна (юморная) песня, в которой были такие слова:
  
   - Как невесту - москалей мы любим,
   Вспоминает при этом и "ядрёну мать!.."
  
  Атаман не знал, где его родные сейчас, но догадаться было не трудно, тяжелая им досталась доля, все хозяйство атамана было описано и разграблено москалями.
  Им бедным не осталось ничего из большого атаманского хозяйства.
   - Пойди, скитаются бедные по Краине, уже чужой, не милой, - так думал атаман о своих родных.
  Праведный брат Калнышевского Семен - священник Николаевской церкви, тоже вынужден был покинуть стены родной ему церкви и уйти за Дунай вместе с другими казаками, которые образовали там новую Сечь.
  Где его брат Афанасий - казак Смелянской сотни (он принадлежал к старшинам сотни и его подпись под переписным реестром 1767 г. стояла рядом с сотником) , атаману тоже было известно.
   ***
  На Днепре и Дунае росло недовольство политикой императрицы, в связи с этим она обсудила со своим хахалем Потемкином вопрос, как быть, чтобы это противостояние не переросло в бунт, войну казаков на юге против ее империи.
  В этой связи в комнату-будуар императрицы, как себе домой, ввалился её одноглазый фаворит, "милюшечка" - Григорий Потемкин.
  Они сначала как всегда занялись любовью, а потом некоторыми государственными делами, совмещая приятное с полезным.
  Когда они перешли к государственным делам, Екатерина спросила своего миленького едрита - фаворита:
  - Гришенька! Что ты думаешь на счет казаков, они там бунтуют на краю нашей империи?
  - Это можно было предвидеть, что казаки, которые бежали за границу и построили там новую Задунайскую Сечь станут мощной преградой между турками и нами. Эти запорожцы опасны тем, что хорошо знают не только местность, но и наши вооруженные силы, где и сколько наших войск находится, какие генералы их возглавляют, смышленые они или солдафоны.
  - Ну и какие у тебя на этот счет предложения?
  - Надо из казаков, которые остались у нас в Запорожье, составить на южных границах России пикинерские полки.
  - Хорошо, подготовь мой Манифест, я его подпишу .
  - Заметано, ласточка моя !
  
  Таким образом, Потемкин пытался сделать из казаков пикинеров, но они не захотели служить в российских военных частях, они стремились сохранить свои казацкие привилегии и образ жизни.
   * * *
  Справка.
  31 октября 1776 г. князь Потемкин подал императрице доклад о том, что после разрушения Запорожской Сечи южная граница России осталась беззащитной. И для того, чтобы ее защитить, он советовал составить на южных границах России: 9 гусарских полков, 6 пикинерских и 2 полка запорожских казаков, тех которые еще не сбежали за кордон и остались в Запорожье.
  Императрица Екатерина II дала на это согласие и запорожских казаков начали силой брать в пикинеры, причем отрезали им чубы-оселедцы, отбирали национальную одежду и всячески над ними, их традициями издевались.
  Понятно, что этим князь Потемкин с императрицей еще сильнее возмутил запорожских казаков против русских военных порядков, заставив бежать за Буг даже тех, которые уже жили в селах и хуторах Запорожья.
  Казаки новой Задунайской Сечи стали мощной преградой между турками и москалями.
   Попытки преодолеть эту границу с помощью силы для москалей заканчивались плачевно, их нещадно били запорожцы.
  Мы не станем описывать эти столкновения и баталии, по моральным причинам.
  Надо сказать, что в этих военных операциях с обеих сторон пленных не брали...
  Увидев, что силой с запорожскими казаками ничего нельзя поделать, князь Потемкин с императрицей начал зазывать их обратно с Буга и с Дуная обещая различные привилегии .
  5 мая 1779 г., по его совету, императрица Екатерина II издала Манифест, который приглашал запорожских казаков безопасно вернуться в родной край. В нем императрица обещала дать каждому из них землю и службу с российскими чинами и рангами.
  Однако ни этот Манифест, ни другой от 27 апреля 1780 г. никого из запорожских казаков не вернул назад, поскольку по рассказам казаков, бежавших с родины, они хорошо знали, что на Запорожье, на их исконных землях, губернаторы, чиновники и другие правительственные лица делали совсем не то, что было написано в Манифесте . Со стороны местных властей был обычный грабеж и закабаление казаков.
   ***
  Сам атаман Петр Калнышевский был в Соловках еще в худшем положении, чтобы вы, уважаемые друзья, поняли это, приведем "зековскую" статистику.
  Вы спросите, разве существует такая статистика?
  Так, существует!
  Среди заключенных (зеков) без всяких преувеличений есть своя жесткая правдивая тюремная статистика. Зеки считали, что год, проведенный в Соловецком монастыре, можно смело приравнять к трем годам ссылки в Сибирь.
  А тюремная жизнь в Сибири, как вы сами понимаете, далеко не сахар, она несопоставима с жизнью на свободе, в Европейской части России.
  Условия в Соловках были такие, что не каждый заключенный проживет там с десяток лет, а Петр Калнышевский пробыл там двадцать пять.
  Вот и считайте: - выходит семьдесят пять лет тюрьмы в Сибири!
  Даже такой простой подсчет говорит о том, что Петр Калнышевский был мощной казацкой закалки человек, который не пасует перед любыми трудностями.
  Где, в какой стране, в какой литературе описан такой многолетний жизненный подвиг, жизнь длиной в четверть века вопреки всему и самой смерти в одиночной камере, который совершил Петр Калнышевский?
  Даже судьба известного литературного героя графа Монтекристо, заключенного в замок Ильф - меркнет перед этим мощным, феноменальным человеком, которого до сих пор не знал мир, и имя ему - Петр Калнышевский, последний выборный атаман свободной Запорожской Сечи.
   ***
  Соловки видели за время своего существования множество разных людей, знатных и не знатных, богатых и бедных, умных и круглых идиотов.
  От одних - нормального человека может тошнить.
  Другие - могут вызвать у вас жалость.
  Третьи - могут вызвать сочувствие, и даже уважение.
  Таким заключенным в Соловках, которой вызвал сочувствие и уважение, был старый атаман Запорожского войска Петр Калнышевский.
  Среди сидящих в Соловках были интеллигентные талантливые люди, пострадавшие от произвола сильных мира сего. Немало было просто невинных людей, попавших сюда по доносу завистников или злых людей.
  
  Сторожа-наблюдатели в Соловках тоже были самые разные. Среди них были люди с звериным нутром. Из таких надзирателей так и пёрло наружу человеконенавистничество, грубость и жестокость. Причем дело не в контингенте заключенных, с которыми им приходилось общаться, а в чисто животном элементарном бездушии, бессердечии, прижизненной недоразвитости. Если можно так выразиться "недочеловека с духовным пороком ДНК и сердца".
  Хотя случались и нормальные люди, которые насколько это возможно по-человечески обращались с заключенными монастыря.
  В общем, говоря о Соловках, то этот тюремный монастырь (как и позже советский "СТОН") своими каменными стенами не просто стонал и кричал, а вопил, благим матом, кричал ужасными страданиями многих заключенных, посаженных сюда императором и императрицей, и другими держимордами.
   О масштабах этого "крика" и тогда и сейчас люди не знают, не ведают, а порой и знать не хотят.
  Атаман, как и любой заключенный, сидевший здесь, любил жизнь. Впрочем, каждый человек дорожит свободой. Но заключенному Петру Калнышевскому казалось, что за решеткой любой заключенный любит, ценит, дорожит ею, более чем на воле.
  Одно из невеселых вопросов атамана, было:
   - И за что мне такое наказание преподнесли Небеса?
  Голод, вечно присутствует в таких "исправительных учреждениях" - это не самая страшная пытка для заключенного в камеру человека. Босоногое голодное детство Петра, приучило его ко всему, он привык довольствоваться малым, что Бог послал.
  Более опасные для здоровья и жизни атамана были сырость и холод.
  Попробуйте заснуть в сыром холодном помещении, это у вас не получится, холод не позволит вам нормально спать.
  Атамана спасало от холода постоянное движение, зарядка, упражнения для рук и ног.
  Он умудрился не простудить легкие, хотя, время от времени выбивался из сил, изможденный вынужденной бессонницей. Вот тут невольно сверлили его мозг различные дьявольские вопросы, например, о ценности бытия и человеческой жизни.
  Атамана в эти тяжелые минуты спасали мысли:
   - О Боге, семье, друзьях, товарищах...
  Эти мысли были для него как спасательный круг.
  Стремление жить, во что бы то ни стало, пережить тех, которые тебя сюда посадили, было для него ориентиром - своеобразной Полярной звездой.
  - Слава и хвала Господу, - говорил он себе, - за безграничное милосердие, любовь и терпение ко мне, недостойному и грешному рабу божьему...
  
  Здесь, друзья-товарищи, невольно приходят сами по себе такие стихотворные строки:
  "Не говори, что нет спасения,
  Что ты в темнице занемог..."
  
  Безвыходных положений не бывает, выход есть всегда, даже с самого тяжелого положения.
  Вам, как бы свыше, приходит простой глубокомысленный ответ:
  "Чем ночь темней, тем звезды ярче,
  Чем глубже боль, тем ближе Бог..."
  
  Как известно на свободе, в Сечи, атаман много времени уделял запорожским школам, поставлял детей учебниками и книгами, за свою долгую жизнь сам прочитал много умных книжек.
  Атаман, сидя в одиночке, вспоминал высказывания старых философов, пророков и святых отцов, засевших в голове после прочтения этих книг. Он находил таким способом хорошие умственные "зацепки" за необходимость продлевать жизнь и в нынешних каторжных условиях.
  Атаман учился у известных пророков и монахов отшельников терпению и еще раз терпению.
  Петр Калнышевский для себя заметил, что одиночество - это безграничный простор для выбора себе воображаемого собеседника. И в этой связи он понял, что вряд ли найдешь себе лучшего собеседника, чем Бог. Вторым собеседником лучше выбрать самого себя.
  В таком случае можно радоваться собственной власти над самим собой, над своими мыслями и снами.
  Почитай Бога с самого себя, ведь каждый человек - это божественное чудо природы, созданное в божьем мире в едином неповторимом экземпляре. Люби Бога, братьев и сестер, как себя самого. Это и есть человеческий бесценный дар. А как полюбить ближнего, если не любишь себя?
  У него хватало духу думать о своем возможном предстоящем освобождении, думать, мечтать снова и снова: о воле, свободе, семье, о товарищах по Кошу.
  Говоря высоким поэтическим словом:
  "Атаман знал одной лишь думы власть,
  Он жажду жизнь оседлал навек ... "
  
  Это давало силы ему выдерживать нечеловеческие условия жизни в одиночной камере Соловецкого монастыря.
  Однако после такого длительного десятилетнего тюремного заключения, он стал серьезно опасаться болезней тела и души, в Соловках свирепствовали у заключенных туберкулез и различные психические расстройства. В частности у него начались слуховые галлюцинации, и ухудшалось зрение.
  Атаман, чтобы совсем не ослепнуть читал (по памяти) "Молитву от расстройства глазного":
   "Прошу силу Господню дорогу дать мне, угодную Богу, к исцелению телесного недуга моего. Дай Господь мне возможность остановить процессы нарушения зрения моего. На глаза мои Свет Неба пусть прольется и очистит восприятие чудесное, данное мне от рождения, и краски мира радовать будут меня, и я с Небесным светом найду видение ясное, и пройдет страх, ибо Господь, спасая, ведет меня. Аминь! ".
  
  Надежда, как уже мы говорили, пусть призрачная на освобождение живет у каждого заключенного, жила она и в глубине сердца атамана. Порой он думал над тем, что означает свобода для человека. Неужели для каждого сидящего здесь заключенного, так много значить один маленький, тонюсенький лучик солнца, и даже не лучик, а зайчик света отраженный от окна, кусочек зеленой лужайки, озерца с осокой и лягушкой - квакушкой?
  Почему об этом мечтает любой заключенный, а тем более он мечтает о свидании с любимой женщиной?
  Почему он часто видит все это во сне?
   ***
  
  
  
   Рис. Подсолнухи.
  
  Что может быть прекраснее лета?
  В холодной и сырой камере, ему почему-то чаще стали сниться красочные летние, теплые, солнечные сны, что не могло его не радовать. Хотя после пробуждения это навевало некоторые неприятные мысли и чувства.
  Атаману снилось лето, подсолнухи, которые своими головками всегда смотрели на юг, тянулись к Солнцу.
  Ему снилось, что он стоит на лужайке перед домом в родном селе Пустовойтовке, а вокруг звенит жаворонками, сверкает жаркое солнечное лето. Теплая вода в реке, зеленая травка на берегу, желтые одуванчики и солнце, яркое согревающее солнышко.
  - Боже мой, какое удивительное лето на дворе? - Подумал атаман. - Там вдали после непродолжительного "слепого" дождичка в небе вспыхнула, переливаясь всеми цветами, радуга- дуга.
  - Радуга говорят, приносит людям счастье, интересно какое счастье принесет мне эта радуга, - подумал атаман.
  Во сне он зашел в дом и спросил сам себя:- Что слишком рано началось это лето? Ему не хочется, чтобы пришла холодная осень, а за ней зима.
  Об этом ощущение хорошо поется в одной из песен, которые переиначили современные зэки. Она называется "Сидим мы за решетками..." и написана на мотив известной песни;
  "Сидим мы за решетками,
  Сидим мы за решетками,
  Свобода за решеткой не видна,
  Здесь "зек" грустит по "ёлочке",
  А "зек" грустит по "телочке",
  Грустим по воле-волюшке, всегда.
  Луна краса далекая,
  И солнышко лучистое отсюда,
  Нам отсюда невидны.
  И, как в часы затмения,
  И, как в часы затмения ждем света
  И земные видим сны.
  
  Припев:
  И снится нам не холод подземелья,
  Не эта гробовая тишина,
  А снится нам трава, трава да с хмелем,
  Зеленая, цветущая земля.
  
  Во снах бежим отсюда мы,
  Путями неизбитыми,
  Пошив у Лени Зайцева костюм,
  Оправдан риск и мужество,
  Банкировская "курочка",
  Вплывает в деловой наш разговор.
  В какой-то дымке матовой,
  Кабак Маруськи Лаповой,
  Вечерне-ранняя зоря.
  А "зек" грустит по волюшке,
  И вспоминает девушку,
  Ждет сына мать, а сыновей - тюрьма.
  
  Припев:
  
  И снится нам не холод подземелья,
  Не эта гробовая тишина,
  А снится нам трава, трава да с хмелем,
  Зеленая, цветущая земля.
   * * *
  
  Однако когда атаман проснулся, зеленой цветущей солнечной земли не было.
  Всё выглядело по-другому, его окружало не солнечное лето, а тьма, сырая прохладная камера, гробовая тишина подземелья и ворчащий, вечно недовольный, пустой желудок.
  При всем при этом на дворе была ранняя зима, Белое море штормило, на берег накатывались холодные волны, часто берег покрывал густой холодный туман, монахи, которые жили наверху, мерзли и согревались сидя у каминов или на кухне в трапезной, а заключенные сидели в камерах и дрожали от холода.
  В этой связи неудивительно, что человек во сне, находясь в таких экстремальных условиях, часто видит не холодные, а именно теплые сны. Суть этого явления в том, что атаман родился под солнцем и жил на юге под согревающим его теплом. Это отложилось в его подсознании давно и надолго.
  Почти каждый человек, родившийся на юге, хочет продолжать жить под южным солнышком, а не здесь в сыром и мрачном подземелье, на далеком от родины Севере.
   ***
  Следует сказать, что, несмотря на запреты, каменные стены и железные решетки, некоторая информация просачивалась к заключенным. Кто ее и как проносил, им было неизвестно, но она поступала сюда, в эту закрытую обитель зла.
  Все равно при таком жестком режиме изобретательные узники находили способы, чтобы пообщаться друг с другом, проявляя при этом удивительные изобретательские способности.
  Они перестукивались через стены.
  Для общения идут в дело кружки или чашки. Тот, кто говорил, прикладывал кружку дном к стене и громко кричал в кружку, тесно прижав к ней лицо. Узник в соседней камере, прикладывал кружку открытой стороной к стене, и, приложив ухо к днищу кружки, слушал, что сосед кричит ему.
  Жажда общения в тюрьме очень велика. Заключенные или их родственники умудрялись, подкупив местные стражу, жителей или бедных монахов, вести переписку.
  Например, как известно (это выяснилось на допросах в Соловках ) колодник М. Непеин вел переписку с семьей с помощью одного местного, который часто съезжал на берег. Но колодник Калнышевский переписываться не мог никак, его не выпускали из камеры.
  Стражники, в случае выявления у кого-то из ссыльных "зловредных тетрадей" или писем, виновного наказывали, а записки уничтожали.
  Тех неугомонных заключенных и монахов, которые "болтали лишнее" или пытались жаловаться на свою судьбу, наказывали простым, но неприятным способом, засовывая им кляп в рот.
  Однажды "тюремные колотушки" сообщил, что ненароком бежал из каземата "секретный колодник" поручик Михаил Попескул. Однако он вскоре был пойман и посажен по приказу архимандрита Иеронима в "земляную яму" под Успенским крыльцом.
  От такой собачьей жизни, хотелось убежать и атаману, хоть к черту на кулички .
  С отчаяния у него созрел план побега.
  Однажды один из персональных сторожей атамана солдат Василий Нестюков заболел. Его напарник Иван Матвеев, дежуривший с ним, видя такое дело, на некоторое время оставил пост, чтобы сопровождать больного солдата в лазарет. Этим и воспользовался атаман.
  Выломав кусочек железа, он раздвинул решетку и сумел самодельной отмычкой открыть замок двери и таким образом попасть в подземный коридор.
  Калнышевский осторожно попытался подняться на верхние этажи подземелья, но был замечен стражей.
  Атаман взял одного из них в заложники. Однако второй стражник успел подать сигнал тревоги, и все усилия его были тщетны.
  Атаман мог бы проткнуть заложнику горло железной заточкой и постараться убежать, но он этого не сделал. Он не настолько был кровожадный, чтобы погубить невинную душу. До верхних этажей тюрьмы ему не дали добраться поднятые по тревоги стражники.
  Побег атамана был неудачным, не все получилось, как он предполагал.
  Потом его долго били, бросили обратно в камеру умирать, но железный организм атамана вновь показал чудеса, он поправился и остался живой.
  Оправившись, он страдал от мысли: зачем он не повесился здесь в камере?
  Зачем опять так жить?
  Неужели в нем живучая такая сила в желании жить?
  Неужели так трудно преодолеть эту силу?
  Зачем ему жить?
  Жить, чтобы здесь как таракан существовать?
  
  Одного существования всегда было ему мало. Атаман всегда хотел и стремился к лучшему, светлому, радостному. По крайней мере, он мог бы злиться на свою глупость, которая довела его до Соловецкого монастыря. Он мог бы убежать с куренями за Дунай и создать на приграничной территории новую Сечь. Там он мог бы быть свободным.
  Атаман в думах тысячу раз готов был отдать все, свою жизнь без остатка, за надежду, пусть даже призрачную надежду, что потомки оценят его решение сдать без кровопролития родную Сечь.
  Оценивая прожитую жизнь, спрашивая себя атаман временами не находил должного ответа на все поставленные вопросы.
  Впрочем, наверное, так бывает почти у каждого человека на земле.
  А ответ этот был довольно прост: раз дарована человеку жизнь Богом на земле, то он должен жить по-божески, неся каждый свой крест!
  Впрочем, атаман, сидя в одиночной камере в мыслях чувствовал себя свободным человеком, он мог думать, обдумывать все прежние свои поступки и, анализируя их, считал, что делал часто правильно, по-божески, по-человечески.
  Самоубийц Небо не принимает, таких слабаков по христианским обычаям даже не хоронят...
  
  Так прошли долгие десять лет, с тех пор как свободолюбивый атаман был заключен подземелье Соловецкого монастыря. Он был похож на зубра, загнанного в клетку.
  Атаман как зубр оброс, его было не узнать, одежда на нем была вся в дырах и пропахла тюремными устойчивыми запахами. Какие страшные муки, унижения и страдания не перенес он здесь - это только ему самому и Богу известно!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВТОРОЙ ДЕСЯТОК ЛЕТ НЕВОЛИ
  
  
  
   Рис. Старца в келье.
  
  Соловецкий монастырь в обычном нашем понимании не монастырь, в котором люди добровольно "заточили " себя, чтобы молиться и служить Богу.
  Царский Соловецкий монастырь и затем "совдеповский СТОН" - это большая суровая тюрьма.
  Один Бог, видимо, все видит, знает и знает о том, что там происходило.
  В Белом море империя на уединенном острове посреди моря заключила в каменный мешок множество людей, сотни, если не тысячи людей. Люди годами, десятилетиями ютились в тесных, сырых, холодных, темных как в гроб камерах, кельях.
  Монастырь просыпался рано, в 6:00 утра. Однако готовиться к завтраку в монастыре начинали еще раньше. Ковшик жидкой каши - ложек десять, маленький кусочек хлеба в день. В обед - чашечку супа, о качестве его трудно писать: там больше воды, чем съестного. Изредка малый кусочек рыбы. Вечером опять ковшик каши.
  Если думать о еде, то это трудно. Каждый заключенный старается не думать, не говорить о ней, лежать дольше, чтобы зря не тратить энергию.
  В камере вечно стоит затхлый запах и духота, мучают одежные вши и блохи, потому что лавка и лохмотья на ней, для них это их любимый отчий дом. Простыней и одеял здесь не было и близко, поэтому вся живность находилась в лохмотьях арестантов.
  Атаман вспомнил веселую русскую частушку, кстати, он неплохо владел русским языком и мог свободно объясняться на этом языке, будучи на приемах с делегацией казаков в самой императрицы:
  
  " Ой, снег, снежок,
  Белая метель,
  Нахватал я "мандавошек":
  Что штаны шевелятся!.. "
  
  - Да, подумал он, - хорошо сказано, что штаны шевелятся...
  Лучше бы было, если что-то другое там шевелилось, и он вспомнил другую частушку:
  
  " Ой, у этого казака,
  Ой, какая была красота:
  - Нос орла, "стовбур" быка,
  А усы, как у кота... "
  
  Эти воспоминания несколько его развеселили, и он продолжил давить этих кусачий "тварей".
  К другим животным здесь можно отнести крыс, живших не только в подземельях, но и палатах монастыря.
  Атаман научился бороться с ними, он поймал одну и поджег ее в пламени свечи. Запах паленой крысы надолго отпугивал этих невыносимых "тварей" от его камеры.
  Порой он слышал от тюремщиков жуткие вести, что где-то в соседней камере крысы загрызли больного, ослабленного тяжелыми условиями содержания заключенного, который не в силах был отбиться от них.
   ***
  Соловки, Соловки! Там не поют, как на родине атамана, соловьи.
  Сколько эта тюрьма видела ужасов и слез, сколько слышала проклятий и стонов, сколько видела крови и смертей!
  Никогда, очевидно, человек не сможет описать полностью картину, которая бы отразила жизнь в Соловках за один день, тем более за год, потому что он не Бог и не сможет быть свидетелем всего.
  Узник знает только то, что происходит в его камере. Стражник не знает всего того, что делается в камере, хотя и порой наблюдает в глазок.
  Один Бог знает, что творит Дьявол с бедными душами в этих серых, холодных, закопченных стенах, откуда выход так узок, и пока его ждешь - седеют волосы, ослабевает здоровье, слабеет сердце, черствеет душа...
  Всё в этой большой тюрьме сделано было для того, чтобы разъединить людей, разделить друг от друга. Это очень похоже на дьявольскую хитрость сделанную руками человека, для этого в Соловках настроили много камер одиночек, узких коридоров, этажей, железных перегородок разделяющих людей.
  Порой бывает, что старые друзья, брат с братом, отец с сыном находятся рядом, но ничего не могут узнать друг о друге, все разделено.
  Разговоры "стучалками", криком, из одной камеры в другую запрещены. Пение, тем более общее, не допускаются. Передавать записки, письма или что-нибудь другое тоже нельзя.
  Все: нельзя, запрещено, не положено...
  А ведь человек Богом, самой Матушкой Природой, создан для общения, он без этого жить не может.
  Однажды "тюремные стучалки" сообщили, что императрица Кобылина объявила амнистию в связи со своим 25 - летием пребывания на троне Российской империи. В связи с этим некоторые заключенные могут выйти на свободу.
  Это известие всколыхнуло весь подземный мир Соловков, все надеялись на досрочное освобождение или по мере улучшения условий своего содержания. В мыслях и атаман оценивал свои шансы на освобождение или, по крайней мере, на улучшение условий своего содержания, с выходом из подземелья на верхние этажи, где жили монахи монастыря. Но подумав об этом и прождав новой вести несколько недель, он понял, что его мечтам, как и соседям по камерам ничего надеяться на освобождение.
   И это чувство атамана не обмануло, чаяниям осужденных в Соловках не суждено сбыться.
  При разговоре с соседом через кружку, Спичинский кричал ему:
  - Кобылина Вторая объявила амнистию, но не нам!
  Атаман ответил: - А я, что тебе говорил! Кабелина боится нас, Соловецких! Потому что мы для нее опасные, на свободе можем ей зад подсмолить!
  Спичинский согласился с ним :
  - Что, правда, то, правда! Я бы ей первым зад подсмолил!..
  
  Надо заметить, здесь дело в том, что Соловки была особая тюрьма, где содержались в основном враги трона и лично императрицы, поэтому на этот монастырь Манифесты об амнистии Екатерина не подписывала.
  Если заключенные многих тюрем на континенте иногда получали дарственные Манифесты, которые сокращали им сроки заключения или освобождали их из заключения, то на соловецких узников подобные документы не распространялись. Так произошло и в 1787 году, в юбилей царствования Екатерины.
  28 июня 1787 по случаю 25-летия дворцового переворота в пользу Екатерины царским Манифестом освобождались заключенные некоторых тюрем центральной России, а соловецких мучеников предлагалось в этом документе оставить в монастыре "на основании ранее указанных предписаний".
  Поэтому, когда заключенные Соловков узнали о такой "большой милости Кабелины", то буря негодования заключенных прокатилась по монастырю, стены буквально гремели "материными стучалками" в адрес императрицы.
  Вот так, находясь в камерах одиночках, заключенные умудрялись общаться и переговариваться друг с другом. Иногда прямо из одной камеры в другую они проскребали маленькие незаметные дырочки для общения и передачи записок и переговоров.
  Порой заключенные умудряются за долгие годы тюремного заключения вынимать из стены даже кирпичные блоки и проникать в соседнюю камеру.
  Сосед атамана по подземелью поляк, которого за протесты против раздела Польши, сумел таким образом пропилить несколько каменных блоков и они могли общаться, пока тот не умер, так и не выйдя на свободу.
  Много чего интересного могут рассказать о себе тюремные стены, однако вернемся к нашему узнику. Спал атаман, как и все старые люди, урывками, это отражалось на его самочувствии. Ему порой казалось, как только он поворачивается к стене, кто-то сзади крадется, некая "старуха вся в черном", он видел ее неясную тень, сквозь свои ночные кошмары...
   ***
  В Соловках все камеры "смертников", которым смертная казнь была заменена пожизненным заключением, находились в подвалах монастыря. Там же были расположены камеры для осужденных на строгий режим и особо строгого содержания.
   Таким образом, заключенных, которые опасны более всего, власть прятала и сейчас прячет подальше вниз и глубже в землю. Внизу особенно трудно с воздухом, чаще в летний зной.
  Атамана редко выводили наверх. Эти редкие выходы быстро заканчивались, а внизу снова духота, где порой очень трудно дышать, и не то, что дышать, а существовать.
  В камерах верхних этажей тюрьмы, заключенные немного свободнее живут и даже варят себе пищу и пьют "чефир". Что такое "чефир" не все люди знают. Это когда "зеки" пачку чая высыпают в кружку воды. Кружки коптят над лампадой или свечами и получают при этом очень крепкий чай, вот он и называется у них "чефир".
   От этого самодельного зелья (наркотического средства) улучшается настроение, появляется некоторая бодрость, болтливость, пропадает на некоторое время апатия.
  Но это зелье, как своеобразный наркотик, требует повторения. И если повторения нет, то заключенные болеют. У них появляется головная боль, вялость, раздражительность, чувствуется разбитость во всем теле. И чтобы добыть чай, заключенные отдают надзирателям все: снимают с себя дорогие вещи, вырывают даже золотые коронки.
  Что стоило на свободе большие деньги, здесь отдается за несколько плиток дешевого чая. Некоторые надзирателей торгуют из-под полы таким дефицитом, этим грешили также и солдаты охраны, и некоторые монахи из обслуживающего персонала.
  Все в тюрьме, буквально все, отдается или разменивается на чай и курево.
  Но атаман был не таким и поэтому эти напасти его не коснулись в полной мере.
  Надо сказать, что попадали в Соловки люди всякие: и старые, и молодые, слепые и хромые, безногие и безрукие калеки, здоровые и больные, простые и дворяне, неграмотные и образованные, верующие и неверующие.
  У каждого своя жизнь, своя душа, своя индивидуальность.
  У каждого были свои радости и печали, а теперь появилось и свое горе. Причем личное горе более значимое, чем горе других, по той лишь причине, что оно свое.
  А когда человек в горе, в нужде, в голоде и холоде - он порой теряет остаток совести, понятия вежливости и гуманности, и по головам других бежит к своему кусочку хлеба, кусочку мыла, глотку свежего воздуха, бычка с табаком, малейшей радости. О честности, человечности, взаимопонимания в такой тюрьме, как Соловки, не приходится говорить, потому что такого понятия у многих заключенных просто не остается.
  И здесь, именно здесь нужен божий свет, свет Неба, любовь и соучастие!
  Чтобы "убить" время заключенные иногда читают отрывки из святых книг или поют.
  Поэма "Молитва матери " приносила особое облегчение атаману.
  - Не ради этого ли послал его сюда Господь? - Спрашивал атаман сам себя.
  
  В этой связи он много раз читал вслух молитву, прося Господа о защите:
  " Я обращаюсь к Тебе, Господь и Создатель всего сущего в мире земном, и прошу естество мое от распада и тления сохранить. Дать силу крови моей, чтобы все прежние не благие влияния отринуть. Хочу найти защиту от воздействий будущих, чтобы нехороший сглаз и язык зла не коснулись сердца моего и не отравил душу мою. Я раскрыт теперь только пред тобой Господь. Аминь!".
  Вера, как большая мощная сила, спасла атамана.
  Известие о атамана, в тюрьме исполнилось аж 95 лет, опережала его и текла уже из уст верующих и неверующих в другие камеры.
  Первым его поздравил с юбилеем сосед Спичинский, который кричал в кружку:
   - Петр, Соловки поздравляют тебя с 95-летием ! Желают тебе здоровья и еще прожить столько!
  Атаман ему отвечал:
  - Спасибо, Григорий! Мне важнее всего пережить моих врагов!
  - Петр, ты переживешь всех! Бог любит тебя и поможет тебе в этом!
  
  Между прочим надо сказать, что связи и оповещения без всякой почты, между различными заключенными (даже между тюрьмами), тогда и сейчас устроены лучше, чем мы, свободные люди, можем себе представить.
  Связь эта, естественно была устной, поскольку всякая переписка запрещена. Информация, имена, люди, события держались в памяти узников и передавались, несмотря на запреты из одной камеры в другую, разными путями, минуя все преграды и запреты.
  Этому искусству, этому стремлению к общению обездоленного, изолированного "зековского" народа стоило бы нам свободным гражданам поучиться у них. Хотя, как уже здесь говорилось, всё в тюрьме направлено к тому, чтобы разделить, разорвать, изолировать людей.
  В памяти узников хранятся факты, события, разговоры, слова из прошлого и настоящего, и таким способностям, приходится только удивляться.
  С чем это можно сравнить или представить?
  Это можно сравнить, вспоминая историю Библии, а также легенды о запорожских атаманах -богатырях. Там тоже содержание легенд, библейские предания, заветы передавались людьми из уст в уста, из поколения в поколение.
  Таким образом, пути и воля Божья, Его заповеди и Его учение, и вообще история Руси, Запорожской Сечи в памяти человеческой сохранялась не одну тысячу лет, пока не отразилась уже в современных печатных изданиях, в Интернете, на магнитных и других носителях информации, в том числе и этой книге.
  Вы можете, друзья, сказать, что при таком сложном и простом способе передачи информации происходило искажение многих событий и фактов, это вполне возможно, но в целом истина доходила до заключенных.
  Таким образом, атаман получал информацию с воли, и знал об основных событиях происходящих на родине:
  - О том, что казаки переселились на Кубань.
  - О том, что несколько тысяч казаков бежали за границу, и там образовали на Дунае новую Задунайскую Сечь.
  - О том, что высланные в Сибирь казаки отказались служить императрице Екатерине и написали этой повии гумозное (юморное) письмо, подобно тому, как когда-то казаки писали турецкому султану Мухаммеду, и многое другое...
  
  Особенно понравилось атаману то, как обозвали Запорожцы Сибири императрицу, назвав ее глубокоуважаемой повией Кабелиною Пердимовною Второй, сучкой москальской, польской, курляндской, осетинской, калмыцкой, киргизской, казанской, татарской, сибирской и прочая из прочих...
  Это прозвище (Кабелина Вторая) казаки дали ей не просто так, а через ненасытную жадность к утехам и частой смены фаворитов при дворе.
  Вспомнил атаман и сотника Любубабутрахану, который как говорит молва, переспал с императрицей, и она оказалась повией не первой свежести. О ней говорили, что у императрицы лоханка такая, как бездонная бочка была, целый запорожский курень можно пропустить и там никто ни за что не зацепится.
  Получив такое известие, атаман долго с удовольствием смеялся, впрочем всё зековское подземелье монастыря перемывали косточки императрицы, ржали над ней, это письмо было своеобразным бальзамом на души "страдающих" в монастыре людей, которые через эту повию потеряли все: свободу, семью, друзей, все радости жизни.
  Таким образом, несмотря на запреты, наказания, каменные стены, кованые железные двери, решетки, информация с материка просачивалась сюда к заключенным.
  Заключенные устно, с помощью "стукалок", "говорящих кружек" переговаривались между собой, благо, что времени свободного у них было много.
  Так они, хоть поздно, но узнавали об смене фаворитов при дворе, смерти важных сановников и царственных особ.
  Хотя чаще всего эта информация приходила к ним в несколько измененной форме, но суть была всё же передана более-менее точно.
   ***
  Поистине, мудро и удивительно построил Бог по своему подобию человека. Каждый из заключенных достоин сожаления, жалости, сострадания, и всех любит Господь, и за каждого из них Господь Иисус проливал свою кровь. Почти по каждому из них плачет дома: жена или старушка-мать, брат, сестра или сын, дочь или друзья.
  Кто-то из заключенных был близок к достижению цели: у кого-то была любимая женщина, у кого-то была любимая работа, у кого-то налаживалось хорошая карьера, или что-то другое...
  И тут сразу все рухнуло, оборвалось, кончилось: все, все, все!
   ***
  Однако давайте продолжим свой рассказ об атамане Петре Калнышевском. Он был страшно замучен бессонницей, голодом и холодом.
  Бессонница измучила атамана. Атаман лежал на скамейке, взгляд его смотрел неподвижно на потухший огарок свечи.
  Он не отрывал взгляда от маленького огонька, который гас, растворяясь в темноте, и думал, думал.
  - Да, вот так и его жизнь может погаснуть здесь в темном подземелье монастыря.
  Его беспокоила тоска по воле, друзьям, детям, она (тоска) душила его и мучила. Ему оставалось только ждать и терпеть.
  - Сколько ему еще здесь сидеть и столько терпеть все эти невыносимые муки?..
  Но на этот вопрос, он не знал ответа, чувствовал всем обнаженным существом своим, что надолго.
  Он часто вспоминал, думал о жене, детях и внуках, что стало с ними после того, как его арестовали?
  - Пойди, маются по белу свету!
  Он вспомнил, как постоянно беспокоился за них. Готов ради них искупить молитвой и любовью все их страдания.
  Эти все их мучения казались атаману труднее его собственных сегодняшних мучений.
  - Странно построена человеческая жизнь, - подумал атаман, - особенно, для тех людей, которые оказались на вершине власти (цари, императоры, короли и прочие). Их дети, когда родители находятся на вершине, живут лучше всех, для них казалось, весь мир открыт и принадлежит им. Но стоит царствующим родителям потерять власть, как жизнь детей становиться этакой черной дырой, все вдруг меняется коренным образом в худшую сторону. Всё бывшее окружение их, друзья, подруги, чиновники которые раньше лебезили перед ними, отворачиваются, забывают про них, даже злорадствуют насчет их теперешнего бедственного положения. Некоторые из таких отпрысков со временем спиваются и кончают жизнь голытьбой самарской.
   ***
  Все последующие ночи атаман долго не мог уснуть, постоянно о чем-то думал, вспоминал. Мысли перескакивали с места на место, ведь позади у атамана была прожита, богата событиями жизни. Короткий, отрывистый его сон, грезился кошмарами.
  Ему снилось, что разоренные и обездоленные запорожские казаки, недовольные решением атамана поддержать русских в войне против крымских татар и османов Порты, решили арестовать и сослать его на "Погану скелю - Плохую скалу".
  
  Здесь следует объяснить читателям, что за место такое "Погана скеля".
  За островом Хортица (до сооружения Днепрогэса на Днепре) было расположено несколько опасных для плавания судов порогов. Один из порогов назывался "Погана скеля", на эту скалу, окруженную бурлящей водой казачье сообщество ссылали сильно провинившихся в чем-то казаков и старшин, что бы выветрить из их головы "дурь".
  Недовольные казаки тогда подняли бучу в Сечи.
  Чтобы не попасться в руки разъяренных казаков, атаман заскочил в церковь, пытаясь найти убежище в доме Божием. Архимандрит, видя такое дело, что разъяренные казаки, найдя здесь атамана, могут осквернить храм, уговорил его надеть рясу монаха монастыря и на время скрыться с Сечи.
  Атаман послушался совета архимандрита и в одежде монаха, надев капюшон, низко пригнув голову, начал пробираться через разъяренную толпу казаков, которые кричали:
   "Атаман предал нас! Отправив его на "Погану скелю" , пусть там выветрит свою дурь! Москали не браты, а враги нам!..
  Так прошла эта ужасная ночь, одна из многих тысяч ночей, которые были у него, среди тюремного смрада и тьмы.
   ***
  Запах от человека, который просидел долго в тюремной камере, поразителен. Ведь заключенный порой не моется месяцами. Руки, ноги, тело, шея, лицо становятся все чернее. Борода растет, одежда затвердевает, заводятся вши, ногти на руках и ногах превращаются в когти.
  От долгой бессонницы атаман бредил, говорил с кем-то, потом как бы просыпался и говорил себе: "Ой, что это я - совсем обалдел!"
  У него сжималось сердце, было холодно, и он долго не мог заставить себя подняться и сделать разминку.
  Атаман здесь все же нашел в себе силы, преодолел себя и не поддался отчаянию. Он встал на колени молился. Его поддерживала вера, Иисус молился, и атаман тоже молился:
  
  "... Если можно, да минует чаша сия...
  Да будет воля Твоя...
  Велики были страдания Его... "
  
  Для того чтобы заснуть, атаман часто читал "Молитву приготовления ко сну":
  "Уста мои и сердце мое к Господу обращаются, потому что в мире радости большей, чем искреннее общение с Высшей силой, давшей мне возможность испить чашу жизни и найти Искру Света Высшего. И я прошу Господа помочь телу моему восполнить утраченные за день силы, а душе - нечистое ночное влияние отторгнуть, чтобы день завтрашний не был омрачен, и я войду в него с радостью, ибо Господь со мной. Аминь".
  
  Однако молитва не всегда помогала. Очень медленно, час за часом, черепашьими шагами проходило у атамана время, ой, как медленно оно шло!
  Даже трудно сравнить с чем-то этот застывшее в холоде и голоде время.
  А сколько еще осталось сидеть ему здесь? Об этом только Бог ведает!
  Чтобы согреться, атаман расстегивал кафтан и натягивал на голову, ноги прижимал теснее к животу. Это положение даже трудно себе представить. Если смотреть сверху, то оно выглядит примерно как поза рахита, вернее зародыша в матке беременной женщины.
  Однако такая поза позволяла сохранять больше тепла, она была самая выгодная из всех перепробованных атаманом поз. Ведь накрыться ему в камере было нечем, одеяло или покрывала такому "опасному" узнику, как он, не полагалось.
  Перед тем как лечь, атаман проделывал физические упражнения, которые знал, чтобы согреться и набрать запас тепла, чтобы попытаться заснуть. Часто это удавалось сделать, но иногда сразу сон не брал, было холодно.
  Проходило 5-10 минут, и он начинал дрожать, как маленький щенок, которого нерадивая хозяйка оставила на улице в дождливую осеннюю "мерзопакостную" погоду.
  Теперь оставалось ему только одно: немного полежать, потерпеть, затем встать с лежака, и начинать сначала делать разминку. Если удавалось заснуть, то не более чем на час - полтора.
  В Соловецком монастыре, расположенном в Белом море в осенне-зимний период, и частично весенний, в подземелье всегда было очень холодно. А холод, как известно мучитель большой, особенно при медленном и длительном воздействии.
  Тюремщики придумали жестокий метод человеческой казни: не дать умереть и в то же время постоянно морозить тело и душу.
  Да к тому же еще еда, которой кормили атамана, была убогая, с таранами и кусочком хлеба или черствым сухарем.
  Один злобный надзиратель, которой периодически присутствовал при раздаче пищи арестантам, всегда преднамеренно бросал атаману в похлебку какую-то гадость.
  Вот и сейчас открылась "кормушка", и в нее атаману просовывают пищу, надзиратель москаль Нестюков с улыбкой говорит: - Вот тебе атаман еще добавка!
  И он бросает в миску атаману жирных монастырских тараканов. Это забавляло его.
  На что атаман ответил:
  - Надоел ты мне, Битюг! Когда ты сдохнешь!
  Тот смеется и говорит ему: - Я живучий, тебя переживу!
  - Посмотрим! - ответил атаман, из темноты сверкнув глазами.
  У надзирателя по спине забегали мурашки, и он при этом подумал: - А дед колдун!
  Как говорили потом солдаты, надзиратель Василий Нестюков после этого простудился и умер.
  
  Говоря о еде заключенных, то человек слабеет от такого питания, особенно на холоде, и еще, если он пытается чаще греться физическими упражнениями.
  В следующий день в меню атаману входил кусочек зачерствевшего хлебца и гречневая реденькая похлебка.
  Терзали тело атамана и вши, их было особенно много в летнюю пору.
  Что делать? Самое удивительное то, что эти кровососущие твари проникают через любые препятствия. В пустых камерах оставленных заключенными они не живут, их там нет, они, переползают в другую камеру и находят новую жертву.
  Заключенные, попав в такие условия, говорили порой себе: "Мне уже свет не мил от такой собачьей жизни!"
  Некоторые из узников Соловецкого монастыря были сломлены такой жизнью, они переставали брать свою пайку хлеба, обрекая себя на голодную смерть.
  Об этом говорили "тюремные стучалки".
  Атаман крепился. Он временами нагибался и растирал холодные ноги. Иногда садился и ноги приставлял к стене повыше, чтобы не они не набухали. Внизу было так холодно, что невозможно было сидеть.
  И тогда атаман использовал своё универсальное средство, при нарушении кровообращения в ногах, читал, повторяя не раз свою спасительную молитву:
  "Дивное злато великого Господнего Творения, удивительного для людей, я душу лечебную прошу дать моим мыслям мозга свою действенную силу. Дать силу для углубленного лечения и нормализации работы телесных сосудов ног и рук. Буду день и ночь я летом и зимой просить Господа об исцелении их. Аминь"
  Так он каждый вечер молился в течение нескольких дней, пока отёки ног не проходили. Но не только это было тяжелым испытанием для заключенного.
  Когда дело приближалось к ночи, то спать порой было атаману нельзя, потому клопов и вшей было много. Стены теремной его камеры были покрыты бугорками и ямками, бугорки порой были острые, так что и прислониться к ним было трудно.
  И вот в этих щелях прятались клопы и другие насекомые. Ночью вся эта живность начинала торжествовать и охотиться на человека.
  Клопы ползали везде, они расползались по всей камере в поисках человека. Некоторые из них, чтобы добраться до своей жертвы, даже ползут по потолку и останавливаются как раз над заключенным и точно падают, куда им надо: на голову, руки, за шиворот, на одежду.
  И, добравшись до вожделенного тела жертвы, впиваются и сосут кровь. Почти каждый раздавленный атаманом клоп уже содержал в себе кровь, гад где-то уже укусил, насосался . Кусали клопы невероятно изобретательно, не давая узнику спать.
  Атаману урывками удавалось спать, и то лишь тогда, когда уже усталость брала верх. И так дни и ночи подряд.
  Кроме того, атаману, сидящему в камере одиночке, сильно мешала, давила на грудь, особенно в летнее время, большая духота. Притом его стареющий организм очень быстро уставал. Он не мог долго находиться в одном положении: сидеть, стоять, лежать. Немели у него руки и ноги.
  Иногда, как пойманная рыба он ловил ртом воздух. При этом атаман припадал к щели в дверях или к решетки окошка, откуда хоть в мизерном количестве поступал в камеру свежий (если его можно так назвать) воздух.
  Когда после раздачи обеда он просил немного оставить открытой "кормушку" в двери, то охрана, как правило, не соглашалась.
  И вот для того, чтобы хоть немного больше зашло воздуха в камеру во время раздачи пищи, он пытался медленнее все делать и есть пищу, подольше растягивая время, хотя из коридора надзиратели кричали и торопили его.
  Но, все же, стрелки на небесах не стоят на месте, и время на грешной земле и особенно здесь в тюрьме, идет, пусть даже и очень медленно.
  Для заключенных, оно идет невероятно, невыразимо медленно: час тянется как день и медленно сменяется другим. День растягивается на месяц.
  Время от времени надзиратели устраивали в его камере детальный обыск: раздевали атамана догола, прощупывали одежду и все вещи, засматривались в рот, и не только в рот...
  Они искали что-то запрещенное, что не должно быть у заключенного.
   ***
  Как правило, руководство монастыря не посещали заключенных в кельях, это было крайне редко.
  Однажды после обыска скрипнул ржавый замок, с трудом открылась дверь, и на удивление атамана к нему в келью пожаловал сам Соловецкий игумен, держа в руках крест и Библию. Что привело его сюда, атаман не знал, может любопытство, а может то, что атаман тогда был самый титулованный тюремный долгожитель.
  Для заточенного в камеру атамана даже сам факт, что зашел священник, было уже чудо.
  
  
   Рис. Священник в монастыре.
  
  Он с трудом протиснулся в келью Петра Калнышевского, перекрестил его и с улыбкой спросил:
  - Как здоровье Петр Иванович?
  - Слава богу, не дождетесь! - С улыбкой ответил тот. Намекая на то, что, дескать, не дождетесь моей смерти, я еще вас переживу.
  - Ну и славно, видно Богу так угодно!
  - Видно угодно! - Повторил атаман.
  - Я вот к вам пришел, чтобы вместе помолиться!
  - Что сегодня какой-то праздник? Или что-то в Белом море сдохло? - Спросил, улыбаясь, атаман.
  - Да, Святой день! Явление Горбаневской иконы Божьей матери! (30.04.1786 г.).
  - Давно я не молился перед иконой Божьей матери! Как посадили меня сюда, так и сижу здесь как сыч, в темноте и неведении, что там делается наверху, как там мои казаки, товарищи по Кошу живут.
  - Я потому и спустился к вам, чтобы помолиться вместе с вами. Что касается казаков, то слышал, что им на Кубани живется неплохо.
  - Дай Бог, дай Бог! - Крестясь, ответил атаман.
  Услышав эту добрую весть о казаках, трудно описать словами все то, что происходило в душе атамана. Он рад был, что слухи об этом подтвердились.
   - Господь, значит, не дал пропасть казацкому роду.
  Не осознавая еще реальность происходящего, что к нему заглянул игумен монастыря, атаман как во сне приложился к Евангелию и помолился.
  Игумен объяснил цель неожиданного появления его здесь, сказав:
  - Его светлость генерал - губернатор Потемкин запрашивал Синод о том, как вы здесь: живы - здоровы!
  - Передайте этому "перевертышу", что я и его переживу!
  - А что так! Чем насолил он вам так сильно?
  - Не то слово, предал он казаков!
  - Господь ему судья!
  - Чтобы ему на том свете черти хорошо сраку подсмолили!
  - Зачем вы так, Петр Иванович? Он ведь ходатайствовал перед Матушкой Императрицей о помиловании для вас!
  - Лучше бы не ходатайствовал!
  - Петр Иванович! Вы в нашем монастыре сейчас один из самых видных, именитых гостей.
  - Гость, которого держат в подземелье, - съязвил атаман.
  - Все равно я благодарен вам за то, что вы не пролили братскую христианскую кровь у себя в Запорожье. Бог вам это зачтет!
  - Дай Бог! Дай Бог! - Ответил атаман. - Хотя многие казаки еще матерят меня, за то, что не дал им победить или умереть достойно, как это положено настоящим казакам, не уронив чести и достоинство казацкое.
  - Молитесь, Петр Иванович! На все воля Господня!
  - Молюсь, молюсь я!
  - Может, есть какие-либо просьбы к нам?
  Атаман, немного подумав, сказал:
  - Есть одна, позвольте на Пасху помолиться в церкви.
  - Хорошо!..
  Встретившись с взглядом игумена, атаман был поражен лукавым взглядом этого "добродетеля", а скорее и точнее всего, верно пса стоящего на службе царственного престола.
  У Петра Калнышевского как-то сразу ожили в памяти слова Апостола: "... и уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал. 2 , 20). - Да благословит Господь, который пришел помолиться вместе со мной! - Мысленно подумал атаман и перекрестился.
  
  Потом, когда игумен вышел, пришло какое-то благостное спокойствие на сердце атамана, осознание случившегося. Об этом визите Петр Калнышевский вспоминал еще долго, очень долго. Произошло действительно чудо, ставшее началом более глубокой молитвенной жизни атамана. То, что произошло, может, кому-то покажется обыденным делом, но для атамана просидевшего много лет в заключении в камере одиночки, это было действительно чудо. Вообще, человек в подобном положении очень нуждается в Боге, в каком-то человеческом утешении.
   ***
  Игумен сдержал свое слово и позволил атаману на Пасху помолиться в церкви.
  Этому способствовали и дары монастырю сделанные кошевым атаманом.
  Атаман, проживший много лет среди различных людей, был неплохим психологом, это тоже помогало ему выжить в таких трудных условиях.
  Он, конечно, использовал деньги, как действенное средство для улучшения своего положения и авторитета среди как монахов, так и солдат стражи. При этом он не скупился на богатые пожертвования храму. Из того рубля, который был ему положен, он подкармливал и некоторых стражников, и они делились с ними вестями с воли.
  И тогда и сейчас деньги решали многое, как говорится, не подмажешь - не поедешь.
   * * *
  Справка.
  Как свидетельствуют архивные документы монастыря, будучи в заточении "колодник" Калнышевский дарил ценные дары в православные храмы Соловецкого монастыря.
  В 1794 году он пожертвовал Спасо-Преображенскому собору Соловецкого монастыря запрестольный крест, изготовленный из серебра весом более 30-ти фунтов.
  В 1798 году на средства Калнышевского была изготовлена сребропозлащенная риза с венцами, весом 24 фунта 84 золотника.
  В честь своего освобождения из заключения, в 1801 году, атаман поднес в дар монастырю Евангелие на александрийской бумаге в большой лист, оправа которого, по описанию архимандрита Мелетия, была обложена "серебром золоченым; на верхней доске девять образов финифтяных, украшенных стразами. На корешке Евангелие была сделана следующая надпись:
  "Во славу Божию устроися сие Святое Евангелие, во обитель Святого Преображения и Преподобных отец Засимы и Савватия Соловецких чудотворцев, что на море окиане, при архимандрите Ионе, а радением и коштом бывшаго Запорожской Сечи кошеваго Петра Ивановича Кольнишевскаго 1801 г.", а всего весу 34 фунта 25 золотника и всей суммы 2435 рублей".
  Это были очень богатые подношения, к тому же данные страждущим узником.
  Если, исходя из веса драгоценных металлов и приблизительной оценки работы, предположить цену запрестольного креста и ризы по 1000 руб. каждая и прибавить известную цену Евангелия, получим общую сумму 4435 руб.
  Зная, что ежегодно Калнышевский получал на своё содержание примерно 360 руб., получится, что для сбора этой суммы ему понадобилось 12 лет и 3 месяца.
  Притом, что общий срок его пребывания в соловецком заключении составил без малого 25 лет, получается, что практически половина всего денежного содержания употреблялась Петром Ивановичем для дарения монастырю.
   * * *
  В Пасху Господь сделал Петру Калнышевскому большой подарок: атаману позволили покинуть душную камеру со спертым воздухом и подняться на поверхность, увидеть серое небо и помолиться у иконы Божьей Матери.
  Как только стражники отворили наружную дверь, и в его легкие попал свежий воздух, глаза атамана помутились и он, чуть не впал в обморок, хорошо, что один из стражников поддержал его. Придя в себе, они пошли к храму.
  В этот день даже серые облака радовали глаза. Он шел двору, вымощенному булыжниками, и вдыхал в себя воздух. Он не мог им надышаться.
  Когда охранники привели атамана в церковь, там он стал на колени перед иконой, и благодарил за все Бога.
  Он искренне молился, чтобы радость пришла всем родным и близким, семье и всему страдающему казацкому народу.
  
  
  
   Рис. Икона Божьей Матери Соловецкого монастыря
  
  Он радовался до слез. Он очень благодарил Господа, ибо Он не возлагает на человека больше, чем он может нести!
  В этот Великий День весь мир радуется. И ему Господь дал большую радость. И хотя рядом с ним не было его семьи, детей, друзей, но в душе его был Господь, Сам Бог, и большего он желать не мог! Свет Небесный потоками лился из сердца его, сливался со всеми, кто прославлял Бога рядом с ним.
  За окнами церкви дул ветер и было холодно, но у него на душе было тепло!
  Пасха - это древний праздник весны, весеннего солнца и природы, пробуждающейся после длительного зимнего сна. Праздник победы весны над зимой, победы жизни над смертью.
  Надо сказать, что Пасха на его родной Краине была богаче на обычаи и традиции, которые восходят еще с дохристианских времен, когда народ отмечал праздник поздравления весны и весеннего солнца. Такими народными обычаями были гаивки, забавы, дарение писанок и пасхальных яиц.
  Пасхальные торжества начинались обходом вокруг церкви под звуки колоколов. Сейчас атаман, поскольку был уже стар, не участвовал в обходе, он был в церкви.
  У верующих этот обход был символом ходу святоносцев Господня гроба. После обхода, перед закрытыми дверями церкви, как перед запечатанным Божьим гробом, началась воскресная Утреня.
  Здесь первый раз атаман услышал радостное:
  "Христос воскрес из мертвых, смертью смерть поправ и сущим во гробах жизнь даровал"
  Во время пения воскресшего тропаря архимандрит крестом открывает двери церкви в знак того, что Христово Воскресение открыло нам двери к Небу.
  Как помнил атаман, Пасха на его родной стороне была у них богаче и разнообразными народными обычаями. На Пасхальные праздники в доме собралась вся семья, ведь это - "Великий День".
  Великоденный завтрак дома на родине атамана начинался молитвой. После молитвы он, как отец семейства, брал освященное яйцо и делил его на столько частей, сколько было присутствующих за столом. Со словами благословения раздавая яичко, он говорил:
  - Чтобы на все праздники нас Всевышний благословил счастьем и хорошим здоровьем на долгие годы. Чтобы Матерь Божия всех нас взяла под своё покровительство. Чтобы мы сами росли духовно и воспитывали в таком же духе своих детей. Дай Бог, эти праздники счастливо отпраздновать и других дождаться.
  - Христос воскрес!
   - Воистину воскрес! - Отвечают все присутствующие за праздничным столом.
  Обычай на Пасху начинать празднование яйцом существовал на родной земле атамана издревле, ведь яйцо символизировало зародыш новой жизни. У них яичко является символом Воскрешения Христова, а как с мертвой скорлупы яйца рождается новая жизнь, так и Христос вышел из гроба к Новой Жизни.
  После священного яйца вся семья атамана ела пасху и все, что приготовили на праздник.
  Пасха - это также время поминовения усопших предков. Поэтому атаман с семьей приходил на могилы умерших предков.
   Атаман с молитвой и добрыми словами тут вспомнил своего отца, мать, дедушку, бабушку и просил у них прощения.
  В этот день священник в Сечи вместе с церковным братством ходили по кладбище и справлял над могилами умерших родственников службу, окроплял святой водой могилы со словами: "Христос воскрес из мертвых, смертью смерть поправ и сущим во гробах жизнь даровав".
  
  Здесь в Соловецком монастыре служба проходила несколько иначе, однако это не смущало его.
  Атаман радовался этому празднику, хотя здесь на севере было еще холодно и никакое солнце не светило в вышине.
  На родине атамана это Праздник продолжался в течение двух седмиц. Начиналось он еще в период поста днем Вербного воскресенья и завершалось проводами усопших - Радуницей.
  Вербное воскресенье - это праздник пробуждения ивы. Верба на его родине первая из всех деревьев, которая просыпается от зимней дремоты и по её веткам начинает движение питательного сока. Здесь в монастыре ива не росла.
  Запорожцы верили, что в Великоденном свете все приобретает особый смысл, наполняется магией, поэтому каждая хозяйка особое внимание уделяла магическим действиям. Обязательно нужно было подготовить новое полотенце, новую нарядную одежду для всей семьи.
  Здесь в монастыре одежда у атамана была местами в дырах и нестиранной, но это его не беспокоило, для него важно было помолиться Богу.
  Неотъемлемой частью Великоденного праздника были яйца и писанки.
  Пасхальные яйца - это вареные яйца, окрашенные природными красителями в один кокой-то определенный цвет: желтым, коричневым - от шелухи лука, красным - от сока свеклы.
  Яйца на Пасху едят, ими так же играют в Великоденные игры.
  Атаману и его соседу Спичинському, которому тоже позволили помолиться в церкви, монах Иван подарил крашеные яйца.
  Атаман при этом вспомнил, как он с братьями играл в простую деревенскую игру, у кого яйцо окажется крепче.
  В этой связи, он соседу Спичинському, тихо сказал:
   - Что, брат! Давай померяемся чье яйцо крепче?
  Спичинский, смеясь, ответил:
  - Давай, брат!
  Они носами яиц стукнули друг о друга.
  Атаман тихо говорит:
  - Моя взяла, яйцо мое крепче твоего оказалось.
   - М -да, брат! Тебе везет! Давай съедим их, давно яиц я не ел.
  - Да, брат! Я тоже забыл вкус настоящего яйца. Здесь нас пустой баландой кормят.
  Они, с аппетитом смакуя, съели яйца.
  
  Когда служба в церкви закончилась, и всех заключенных развели по камерам, атаман, вернувшись к себе, сказал:
  - Гей, казаки! Будьмо! Жить можно! И не только можно, но и нужно! Следующий мой выход в "Высший свет", дай Бог, состоится в день Преображения.
  
   ***
  Прошло много лет тюремного заключения атамана. Изоляция, голод, утомительное ожидание чего-то такого, что не может быть, неотвратимая мрачная перспектива пожизненного заключения, вполне могли сломить любого человека, но не кошевого атамана Запорожского Войска.
  Он в камере жил, творил, сочинял песни, которые никто кроме него не слышал и не пел.
  Говоря словами Тараса Шевченко:
  "Нас разделили, развели,
  А мы бы до сих пор так жили.
  Подай руку казаку
  И сердце чистое подай!
  И снова именем Христовым
  Мы обновим наш тихий рай..."
  
  А пока атаман прежнему томился в одиночной камере уже более десяти лет, разменивая "пятнашку" своей "отсидки".
  Вообще, друзья, трудно, даже невозможно представить себе чувства, переживания человека, находящегося в одиночной камере, тем более, под колпаком скорой собственной смерти здесь в одиночестве, когда твой труп просто выбросят со скал в холодное северное море. И как поётся в песне: "И никто не узнает, где могила моя..."
  Говорят один чудак писатель, захотел испытать на себе то, что чувствует человек, который сидит в одиночной камере колодника - смертника в Соловецком монастыре.
  Он договорился с игуменом посадить его в камеру смертника, чтобы тот, естественно, через некоторое время выпустил его оттуда.
  Игумен согласился за определенную "мзду" в пользу монастыря.
  На писателя, как он просил, надели кандалы и замуровали в камеру смертника, и там он просидел столько времени, сколько и просил. Он был уверен, что из камеры смертника, когда придет время, его, выпустят на свободу.
  Сидя там, он пытался поставить себя на месте настоящего узника и узнать его душевные переживания, но ему это никак не удавалось сделать.
  Ни писалось ему, не было подлинного переживания, творческого вдохновения.
  Оно пришло к нему сразу, когда надзиратель сообщил ему, что старого игумена, с которым он имел договор, неожиданно отозвали на материк, а новый игумен ничего не знает о такой договоренности. Поэтому выпускать его из камеры смертника никто не станет, без письменного распоряжения первого. А он такое распоряжение после себя не оставил. Так что придется ему сидеть здесь до самой смерти.
  От этого известия писателя чуть "кондрашка" не хватила, он за одну ночь столько пережил, что поседел до корней своих волос.
  Игумен с монахами решил просто пошутить над незадачливым писателем.
  Когда его выпустили, он уже смог если не точно, то очень близко описать, что переживает осужденный смертник в камере-одиночке, ну и посочувствовать ему как человеку.
   ***
  Тюремный кажущийся (мнимый) отдых и праздность были всегда своеобразным испытанием для человека. Плоть отдыхала, а душа томилась в потемках ожидания, а время старался не потерять ничего из своего кругооборота. Дни время тянутся в тюрьме и, особенно в одиночной камере томительно, долго, очень долго.
  Наблюдая часами за суетой пауков, мух, лягушек, мышей и крыс, атаман думал и думал о бытии человеческом. Тюремная камера, пожалуй, такое место на земле, где узнику хочется поторопить время, а оно тянется медленно, очень медленно. И дню прошедшему здесь радуются.
  О тех днях атаман мог сказать слова, которые сказал когда-то Псалмопевец:
  " Объяли меня, болезни смертные, муки адские постигли меня, я встретил тесноту и скорбь".
  Атаман виновным себя не считал. Он молился Господу о том, чтобы не заболеть недугами, устоять и не поколебаться.
  Для этого Петр Калнышевский читал известную верующим "Молитву от недуга":
  "Сила рождения дня нового принесет мне, рабу божьему Петру силу борьбы с моим внутренним телесным недугом. Органы мои насытит Свет Господень новым благом животворящим. Принесет мне дух Господень силу обновления тканей телесных от Истока великого, дающего основу жизни, и процесс развития болезнь моего будет остановлен. Жизненная поддержка придет свыше силой Отца Небесного, дающего мне исцеления чудо, и днем новым буду поддержан в избавлении от недуга. Аминь!"
  Всю жизнь атамана с детства была борьба, борьба и еще раз борьба. Он всегда искал выход и находил его с любого крайнего положения, считал, что безвыходных положений не бывает, всегда есть выход.
  На его лице не было ни скорби, ни печали, потому что в сердце их тоже не было.
  Дух Святой наполнял его: ведь за Христа, за свой народ, за казаков он несет это тяжкое бремя .
  Не зря псалмопевец Давид говорит: "Господь - Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою и ведет меня на стези правды ради имени Своего..."
  Усиленная молитва атамана видно помогала ему. Он жил, он страдал и с надеждой верил в лучшее будущее своего народа.
   ***
  Как представлял себе в мечтах, мыслях атаман это будущее?
  В атамана было много времени, чтобы подумать, помечтать о будущем. Нет, он мало думал о себе. И что об этом думать, все и так ясно как божий день - его не выпустят просто так на свободу. Он страшный Екатерине, как второй возможный Пугачев. Он страшный монархии, как выборный атаман, вышедший из недр казацкого народа.
  Это, прежде всего, пугает императрицу, не зря она так ополчилась на французскую революцию. Она боится потерять трон и власть, народная выборность правителя - что может быть страшнее для любого монарха, как бывших, так и нынешних правителей.
  Однако рано или поздно этому придет конец и народ поймет, что система, где правителями становятся только по наследству, плохая сама по себе. Потомки монаршие бывают разные, чаще слабые и избалованы. Они не знают своего народа и поэтому несут несчастье для него.
  Кроме того, пожизненная власть, развращает любого человека, монарх считает, что ему все дозволено, забывает Бога и творит зло. Поэтому та система, которая существовала в Сечи с выборностью атамана, более соответствовала чаяниям народа.
  Но если так рассуждать, - думал Петр Калнышевский, - то почему я здесь сижу в подземелье, а эта "стерва" нимкеня на русском троне?
  Видимо все дело в самом народе, каков народ - таков и правитель.
  Нимкеня правит народом, который привык к монархии и без царя батюшки не представляет свою жизнь. Для него (народа) сейчас все равно, кто на троне, только бы там кто-то сидел. Это приносит успокоения народу, он добровольно передал свои обязанности о себе, своем благополучии монарху, пусть у него пухнет голова о всех и вся.
  Плохо, что при этом нет обратной связи, монархи не слышат свой народ и поэтому народ молчит.
  В этой связи Запорожская Рада (общее ежегодное собрание казаков) лучше любой монархии. Атаман на Совете слышит, о чем мечтает народ и знает, что если он не будет считаться с народом, казаки выберут себе другого атамана.
  - Интересно, сколько времени понадобиться разношерстному народу России, чтобы прийти к такой простой форме выбора правителя?
  Век, или два, или больше!.. - Так и этак размышлял атаман о бытие людском, о возможном будущем и настоящем.
  А подлинное бытие было у атамана ужасным. И чтобы выдержать, все перенести и остаться самим собой, атаман вставал на колени и горячо молился. Господь один знает будущее, и он все Ему вручил, свою судьбу, свою жизнь.
  Господь видно не оставил его. Страдания, муки, томление духа, поиски выхода, все пережил он.
  Однако Господь обнял его любовью Своею, и ему стало легче, теплее как-то .
  Но неизвестность мучила атамана больше всего. Молился он аккуратно, по несколько раз, радость общения с Богом проникала через толщу стен тюрьмы и заполняла его душу.
  Атаман любил песню "Любовь Христа безмерно велика".
  
  В тюрьме он понял, что бояться надо, прежде всего себя и равнодушия к самому себе, и вера, вот спасительный якорь, который удерживает "ладью" его жизни на поверхности. Другие заключенные, оказавшись в положении опального атамана, теряли рассудок, сходили с ума, кончали жизнь "самогубством", но не таков был Петр Калнышевский.
  
   ***
  Так закончился пятнадцатилетний срок заключения в одиночную камеру атамана Петра Калнышевского, а сколько принадлежало ему еще сидеть, это было одному Богу известно.
  Были ли какие-либо развлечения у атамана в камере одиночке, которые поднимали ему настроение. Конечно, были, он их сам создавал.
  В камеру атамана, как мы здесь уже упоминали, проникала разная тюремная живность. Однажды в его камере появился новый друг - маленький паук. Жилось ему в атамана неплохо. Сидя на ломтике размоченного хлеба, паучок пировал. После пира атаман, зачерпнув ложечкой немного воды, давал ему попить.
  Наблюдая за пауком, атаман развлекался, наблюдая, как он ест, плетет паутину у "кормушки" или в окошке.
  Здесь в камере это было не единственное живое существо, которое забавляло его.
  Ночью появлялась еще "мышка - шушера", которая тоже с удовольствием грызла крошки от сухаря.
  Он привязался к ним, обращался с ними по именам. Паучёнка, он ласково называл "Темкин-Потемкин", а мышь - "Ваше Императорское Величество".
  При этом смешно выглядела сцена, когда он, обращаясь к ней, говорил:
  - Ваше Императорское Величество! Не угодно ли Вашей Светлости отведать сухарик с моего стола!
  Временами атаман играл, развлекаясь, бросая камешки в миску с затхлой водой. При этом считал, сколько раз он удачно попадал и сколько раз промахивался. Когда промахивался, то обзывал себя "мазилой".
  Атаман, как и многие сидящие здесь "колодники", был мало уверен в том, что выберется отсюда живым. Скорее всего, отсюда его вынесут, как и его предшественника Сергея Пушкина "вперед ногами". Но как он говорил сам себе: "На все воля Божья!"
  Он будет корпеть здесь столько, сколько ему отпустит Небо.
  
  Однажды атаман проснулся утром, начал разминать мышцы, потом сел за стол, стал ждать утреннюю раздачу еды, от нечего делать стал осматривать камеру.
  Странно, но на этот раз он не увидел на своем обычном месте у окошка небольшого паучка, которого он назвал Темкин - Потемкин.
  Атаман удивленно сам себя спросил:
  - Темкин, ты куда делся, мерзавец?
  А в ответ тишина, нет его. Атаман встал и начал его искать.
  В этот момент заговорили тюремные "стучалки". Заработало так называемое сейчас "тюремное радио", которое разнесло весть, что видный фаворит императрицы князь Потемкин скончался.
  Атаман прикладывает ухо к кружке и слушает соседа.
  Спичинский кричите в кружку:
  - Петро, Потемкин сдох!
  Атаман в ответ: - Сдох, туда ему и дорого! Одного мерзавца я пережил! Осталось повию пережить!
  Спичинский кричите в кружку:
  - Петро, ты переживешь и эту падлюку!
   * * *
  После утреннего завтрака, и вести с воли, настроение у атамана улучшилось. Он стал даже напевать веселую песенку: "Сам пью..."
  
  Почуяв съестное, в камере появилась мышка, которую он назвал императрицей.
  Она высунулась из норы и вопросительно посмотрела на атамана, ожидая крошки с его стола.
  Атаман вежливо сказал ей:
  - Ваше Императорское Величество! Позвольте выразить Вам глубокое соболезнование по случаю кончины Вашего бывшего фаворита - едрита князя Темкина - Потемкина.
  Знатным казаком Грицко Нечеса у нас на Сечи не стал, но "едрит" из него получился хороший.
  К сожалению, по случаю кончины "светлейшего" князя Потемкина, а по-нашему козака Грицка Нечесы, кутю (кулеш с изюмом, который подают христиане на поминках) я не приготовил.
  Поэтому попробуйте Ваше Императорское Величество крошки сухарик с моего стола...
  Мышка, пока он говорил, стояла, задрав голову, и слушала эту скорбную речь атамана, а потом что-то пискнула на своём мышином языке и начала грызть крошки от сухаря.
  Съел крошки, "императрица" снова пискнула, словно поблагодарила атамана за эту заупокойную трапезу и ушла в нору.
  Очевидно, чтобы переварить в желудке полученную весть о "Горе - горьком, которое так неожиданно на неё набрело"
  
  Атаману в этот момент вспомнилась одна подходящая для такого случая песня.
  " Горе - горькое
  По свету шлялося,
  На Грицька Нечесу
  Невзначай - набрело..."
  
  Затем обращаясь к мыши, он сказал:
  - Впрочем, туда ему и дорога!
  Атаман в сердцах бросил в ее Величество дырявый сапог, при этом сказав историческую фразу:
  - Пошла прочь отсель Ваше Императорское Величество, жрать больше ничего!
   Мышиная рожа - императрицы от страха пискнула, обиженно сказав что-то похожее на фразу:
  - Фу, фулюган!
  И императрица быстро исчезла в норе...
   ***
   Справка.
  Как известно в новую русско-турецкую войну 1787-1791 годов Потемкин Г. А. был назначен императрицей главнокомандующим русской армии. В конце этой войны, во время переговоров с Турцией он заболел. Умер "светлейший" на пути по дороге из города Яссы в город Николаев. Его похоронили не в Питере и не в Москве, а в недостроенном им городе Херсоне. Он похоронен в местном Екатерининском соборе, где может быть (а может уже и нет) до сих пор хранятся в склепе его бренные останки.
   ***
  Однако продолжим повесть об атамане. Порой атаман обнаруживал у себя явные признаки усталости. Все больше и чаще уставал он от ежедневных физических упражнений. Все больше тяготился атаман одиночеством, и тьма начинала действовать ему не только на нервы, но и на зрение. Хуже, чем раньше он переносил холод и сырость. Вокруг него если можно так выразиться постоянно грохотала тишина! От этого грохота темноты можно было оглохнуть.
  С недавних пор атаман стал терять равновесие, у него порой кружилась голова. Очевидно, тяжесть длительного пребывания в одиночной камере сильно связана с тем, что нет обычного человеческого большого разнообразия. Нет перерывов в этом малогабаритном камерном постоянстве, в котором он находился, чтобы от тюремного дремучего постоянства восстановить силы, отдохнуть, насладиться свежим воздухом и солнцем.
  У атамана сложилось такое ощущение, что его дни и ночи стали короче. Он как говорят казаки, занедужил, заболел. От болезни его спасали не лекарства или какие-то зелья, этого в Соловках не было никогда, заключенным не положено было болеть...
  У атамана остались одни лекарства - молитва. Он, чувствуя себя больным, брал небольшое количество воды, ставил на столик, зажигал лампаду или свечу и читал вслух одну из своих спасательных молитв:
  " Великое Господнее призываю Твоё влияние на целебную воду, которую Ты превращаешь в вино и через него на органы мои, когда жидкость выпью, и малое насыщение станет помощью большой. Нет исцеления без помощи Господней. И я прошу Его принести мне защиту и исцеление от всех влияний. И молить буду Господа дать мне пройти мимо болезни тяжелой, и тревогу чистым Светом Господь разрушит мою, и благо придет в меня большое, и солнечное воздействие отгонит от меня влияние нечистого, и тело мое болезнь не примет, ибо Господь защитит меня. Аминь!"
  Прочитав молитву - заклинание против болезни, он выпивал воду, ложился на кровать и пытался заснуть. Сон был очень полезен и атаман таким самовнушением исцелялся.
  Таким образом, атаман выдерживал пытку тюремного одиночества, преодолев холод, болезни, голод, чувство тоски по близким.
  В одиночной тюремной камере весь небогатый комплекс движений узником повторяется снова и снова с все более раздражающей монотонностью. Не раз атаман был близок к депрессии и отчаянию.
  Ему было так плохо, как великому украинскому Кобзарю в ссылке в Казахстан, где Тарас Шевченко пробыл в солдатах очень долго время.
  Тарас Шевченко о том состоянии души так писал в стихотворении "И здесь, и везде - везде плохо...":
  "И здесь, и везде - везде плохо.
  Душа убогая встала рано,
  Напряла мало и легла
  Одпочивать соби, небога... "
  
  Но хоть порой атаману становилось невмоготу, он всегда, как и Тарас Шевченко, находил мужество побороть свою слабость.
  
  Подобно страху смерти, страх одиночества выступает одним из ведущих регулирующих факторов многих поступков человека, его действий и бездействий. Подобно угрозе смерти, угроза одиночества, в значительной степени отнимает у человека его энергию и жизненную силу.
  Одиночество, как и смерть, становится своеобразным проклятием человека, когда оно неправильно принято и истолкована.
  Все возрастающий разрыв между количеством его физиологических суток и количеством фактических суток, сбивает заключенных с толку.
  Поэтому атаман, сидя в камере, не знал какой, сейчас день, месяц, год и скоро долгожданная Пасха, когда его выведут погулять.
  У всех живых существ на земле, в том числе и человека, есть постоянно действующие механизмы , регулирующие чередование бодрствования и сна в течение суток.
  Эти, если можно так сказать, "механизмы" могут ускорять или замедлять ритм сердца и дыхания, повышать или понижать температуру тела и интенсивность обмена веществ. Нарушение внутреннего ритма жизни человека может не только привести к пагубным последствиям для здоровья и самочувствия, но и нарушить равновесие его организма, как саморегулирующейся системы.
  Продолжительность того или иного отрезка времени атаман мог оценивать только умозрительно, приблизительно. Отставая от реального времени на недели, месяцы и годы.
   В дни своего заключения он очень боялся, что ему грозит слепота из-за постоянной темноты в камере и это, в конце концов, произошло.
  В течение многих лет заключения его организм перестроился, ритм его суточного жизни почти удвоился, теперь он вдвое бывшего спал. Утро, день, ночь были для него как две капли воды похожи друг на друга.
  Самое ценное, что вынес атаман из своего многолетнего заключения, так это то, что он научился слушать себя и слышать свой внутренний голос. Он свыкся с этим говорящим голосом внутри себя, тем более что он всегда ему помогал во всем. Голос подсказывал ему, чем заняться, о чем стоит подумать на досуге, чтобы быть здоровым. Голос ни разу еще не подводил атамана, и он был ему за это благодарен.
  Атаман стал понимать, что его собственный голос "авторитетней", чем любой другой. Он научился не бояться разговоров с самим собой, чутко заботиться о себе, доверять себе, своим чувствам и не обманывать себя. В одиночестве он научился еще многим нужным вещам, которым он бы никогда не научился, будучи на свободе.
  Истинное мужество человека - это оставаться в долгом предолгом одиночестве и не потерять при этом рассудок. Петр Калнышевский обладал таким мужеством.
  Правильно говорят люди, что нет для человека в земной жизни обители более надежной, чем та, которая дарована тебе Богом, и эта обитель называется твоим телом, где обитает твоя душа, и находится она под твоим кожным покровом.
   ***
  Игумен Соловецкого монастыря, получив известие о кончине "светлейшего", в церкви отслужил службу по покойному князю с многоголосым церковным пением.
  После службы он вспомнил о том, что князь интересовался через Синод жизнью бывшего атаман Запорожского войска и велел послушнику Никону посетить заключенного и пригласить его к себе на беседу.
  Никонов спустился в подземелье и застал удручающую картину, атаман Коша выглядел жутко, он весь оброс волосами, на руках и ногах были не ногти, а звериные когти. Одежда на атамане истлела, он был весь в лохмотьях. В камере стоял жуткий запах гнили.
  Вернувшись, в резиденцию он доложил игумену, то, что видел. Тот приказал приодеть заключенного и привести его к нему.
  Монах со стражей снова спустился в подземелье, открыл дверь в каморку атамана и сказал:
  - Вас зовет к себе сам архимандрит!
  - Что так? Снова в тундре что-то сдохло?
  - Нет! Умер Его Светлость князь Потемкин!
  - Знаю, что умер!
  
  Атамана приодели и под усиленным конвоем привели к архимандриту Иерониму, тот сказал ему:
  - Мы получили известие о смерти фаворита императрицы князя Григория Потемкина, который во второй раз направил в Синод письмо, спрашивая о вас.
  - Мне уже сказали об этом, Ваше Преосвященство!
  - У вас есть ко мне вопросы?
  - Постольку Григорий был казаком у нас, то согласно нашим обычаям, надо выпить рюмку водки за упокой его души.
  Архимандрит поморщился, но все ж достал из шкафа бутылку водки, налил в чарку и сказал:
  - Вот тебе чарка водки!
  Атаман, опрокинув чарку, сказал:
  - У вас в России как вы считаете не две беды: дураки и дороги, а есть еще беды.
  - Какие? - поинтересовался священник.
  - Кроме дураков есть еще неучи, похожи на "светлейшего" князя, вечно блуждающие в темноте собственной глупости и русские морозы.
  Архимандрит, морщась, заметил:
   - У тебя, сын мой, сидит злость на князя. Пора очиститься от скверны. Может, напишешь просьбу императрице о помиловании?
  - Нет, на какой ляд мне это нужно! Пережил Потемкина, переживу и ее.
  - Что же, сын мой, ступай себе с Богом в келью и хорошо подумай...
  
  Игумен, распорядился отправить атамана обратно в камеру, в подземелье.
  
  Следует заметить, что за все время заключения атаман Петр Калнышевский ни разу не обратился, ни к Екатерине II, ни к ее преемнику с просьбой о помиловании.
  Вернувшись от игумена, несколько навеселе, поскольку атаман давно не пил спиртного, то он, как говорится под "шафе", сразу заснул в своей каморке сном праведника.
  
  После сна, странное пробуждение наступало у атамана, такое состояние длилось долго. Он просыпался в полумраке и гнетущей тишины, хотя на дворе был день, а не ночь, но в камере это практически не чувствовалось. Нормальному человеку это, пожалуй, невозможно себе представить. В его камере были слышны только те звуки, которые производил он сам. Он ясно слышал урчание в своем животе. Когда ему приносили пайку хлеба и похлебку, раздавался характерный скрип шарнира решетчатого окошка в двери. Он так же слышал шум своего дыхания.
  Открывая глаза, он спрашивал себя:
  Проснулся я или еще сплю?
  Слух не может подтвердить это состояние его организма.
  Осенью, когда на Белом море шли проливные дожди, он слышал, как в тишине раздается периодический звук падающих капель воды. Он развлекался тем, что считал, сколько капель упадет или сколько нужно капель, чтобы наполнить миску водой. Оказалось, что для наполнения его черпака необходимо до 3575 капель.
  Время постоянную тишину нарушали только шорох мышей и крыс. Это такие твари, проникнут куда хочешь.
  Вот появилась одна знакомая ему крыса "мадам Перекусихина"! Она начала бегать около столика с крошками хлеба.
  Атаман поймал с помощью петли эту "мадам", это оказалась породистая самка, она могла привести за собой целый выводок ловких маленьких "шушариков" в его камеру.
  Крыса была удивительно очень проворная, бегала прыжками очень быстро, скакала как лошадь галопом.
  По крысам атаман определял время суток, поскольку они ночные животные, то можно с большой долей вероятности сказать, что наступила ночь.
  Однажды, он обнаружил на столе северного беломорского таракана. Как они проникли сюда в Соловецкий монастырь расположенный, как известно, на отдельном острове в Белом море, было не понятно.
   У атамана этот таракан не пробудил нежных чувств, как ранее живший с ним паучок - князь Потемкин. Поэтому этого наглеца он с удовольствием прихлопнул.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СМЕРТЬ ПОТЕМКИНА
  
  "О, вид плачевный!
  Смерть жестока!
  Кого отъемлешь ты от нас?
  Как искра, во мгновенье ока,
  Герой! Твой славный век погас!
  Надменны покорив нам грады,
  Сам кончил жизнь среди степей
  И мира сладкого отрады
  Во славе не вкусил своей..."
   ( Г. Державин)
  
  Учитывая какую роль сыграл князь Григорий Потемкин, он же козак Грицко Нечеса, в разрушении Запорожской Сечи и судьбе самого атамана, мы не можем хотя бы вкратце не осветить его кончину.
  По дороге на Яссы мчались семеро экипажей лихих лошадей. В одной из роскошных экипажей полулежал желтый, как перезревший китайский мандарин, князь Потемкин, болезнь доконала его.
  Почувствовав свою скорую кончину, он попросил остановить экипаж. Там, где они остановились, как в грустной песне о ямщике: ...была степь да степь кругом, путь далёк лежит, в той степи глухой помирал "едрит"... точнее бывший фаворит императрицы Потемкин.
  Князь хотел еще раз постоять на земле, посмотреть на белые облака, плывущие в голубом небе, куда как ему казалось должна отлететь его грешная душа.
  А то, что он был грешен, князь не сомневался. Впрочем, кто не грешен на этой грешной земле, нет таких людей, поэтому некому первым кинуть камень в грешника.
  Он сказал сопровождавшим его старшим офицерам: "Вот и всё, некуда ехать, я умираю! Выньте меня из коляски: я хочу умереть на поле!"
  Попов (личный секретарь князя) вместе с адмиралом Рибосом и куренным атаманом Антоном Головатым осторожно вывели, точнее, вытащили князя из экипажа.
  Потемкин, кряхтел, еле держался на ногах. Он повернулся к Антону Головатому поддерживающему его за руки и почему-то ни с того, ни с чего прохрипел (хотя Антон ни о чем не спрашивал его):
  - Получил весточку с Синода, атаман твой жив. Крепкий казак Петр Иванович оказался, не то, что я, совсем расхворался!
  - Ничего, князь, - ответил ему Антон Головатый, - вот приедем в Херсонес, и вы поправитесь!
  - Дай бог, дай бог!..
  Но Бог видно отвернулся от светлейшего и не только он, Старуха с косой стояла уже за его плечами и ждала момента прекратить страдания очередного грешника на грешной земле.
  Он еще, что-то попытался сказать Антону Головатому, но не успел, как куль упал на землю, испустив при этом дух. Может "светлейший" в тот момент хотел повиниться перед запорожскими казаками за зло содеянное им. Во всяком случае, совесть у него была нечиста, и, посылая запросы в Святой Синод с просьбами сообщить ему - жив ли преданный им батько-атаман, говорит о том, что отдельные искры пробуждения совести у казака Нечесы были.
  Подбежавший к нему личный лекарь констатировал смерть князя.
  Удрученные кончиной князя старшие офицеры, сопровождавшие князя, посоветовавшись, решили отвезти тело князя Потемкина в Херсонес. Рассчитывая, что там они дождутся дальнейшего распоряжения императрицы на счет похорон Светлейшего.
  На месте кончины князя, чтобы как им казалось увековечить его память, оставили трех солдат, чтобы со временем на этом месте соорудить часовню или еще какой-либо монумент.
  Но как потом оказалось, никаких распоряжений из столицы от старушки императрицы не поступило, ей очевидно, бывший "едрит" уже был не нужен, на ложе императрицы был новый молодой едрит- фаворит.
  Племянница князя графиня Браницкая, видя такое дело, взяла все основные расходы на погребение своего родственника на себя.
  При этом она спустя некоторое время сама приезжала на место, где князь испустил дух. Там солдаты соорудили себе избушку, где жили, охраняя непонятно от кого и для чего это место (потомки этого не оценили).
  Графиня привезла им икону и картину итальянского мастера с изображением кончины светлейшего князя Потемкина- Таврического. Просила молиться и не уезжать с этого места, охранять его, при этом обещала регулярно платить им жалование.
  Увы, кто-то из заезжих купцов эту картину своровал, и тогда на её место мордописец (художник) Скородумов написал гравюру, где в картуше написал пояснение к ней:
  "Изображение кончины светлейшего князя Потемкина-Таврического, равно как и местности, срисованной с натуры, и особ, бывших при сем горестном событии".
  
   * * *
  Атаман Петр Калнышевский, узнав о смерти светлейшего князя Потемкина и темнейшего козака Нечесы, надолго задумался о бытии людском: жил, жил человек и вот его не стало...
  Он, конечно, не знал, как именно умер князь, но в его представлении это выглядело несколько мрачно.
  Светлейший князь из худых казаков, наверное, сожалел, что так быстро и, буднично, окончилась его жизнь на земле. И если там, на Небе будут взвешивать на весах Вечности худые и добрые дела князя, то неизвестно какая чаша весов перевалит.
  Может, перед кончиной князь вспоминал свое незавидное детство, такую же обыденную юношескую пору, когда его неука и лодыря отчислили из университета.
  Но в глубине души Грицька, по всей видимости, была, подспудно жила одна червоточина.
  Он мечтал и хотел без труда переплюнуть всех и вся, и вылезти, пусть даже по головам, на самый верх карьерной лестницы. И там, наверху под Солнцем, плевать на всех и вся. Очевидно все эгоисты и карьеристы такие.
  И случай ему подвернулся, и он его не упустил, став едритом-фаворитом такой же прохиндейки из захудалого немецкого рода, ставшей по воле случая всероссийской императрицей. Как будто в самой России не нашлось более достойных людей на трон рассийской империи.
  Впрочем (подумал атаман), не народ у них в России выбирает себе вожака, как у нас на ежегодной Раде Сечи, где каждый год 1 января ты должен доказывать народу, что ты лучший из лучших казаков. Здесь цари сами себя выбирают или друг дружку выживают, отправляя раньше времени на тот свет.
  Очевидно, так нашли и друг друга два корявых сапога, составившие в истории России известную пару Грицько-Катерына. Один сапог мечтал стать вровень императорам России, а другая сапожища, мечтала о другом величии - в величии, быть первой и самой богатой императрицей среди всех европейских монархов.
  Она хотела быть первой среди тех монархов, кто ранее посмеивались над её плебейскими замашками, когда она немка, изображала из себя русскую бабу, в русской бане с мужиками, в парилке по-черному. Но как бы, ни рядилась прусская лиса в шкуру зайца русака, её лисьи повадки выдавали в ней хищницу.
  Конечно, Потемкин тоже был непрост, порой он был велик в некоторых делах, а порой просто ничтожен. Что у него больше было ума или гонора, никто и он сам не знал. Видно гордыня в конце жизненного пути наступила на горло духа его.
  Он мабудь не знал святую заповедь: "Да не наступит нога гордыни - на горло духа моего!"
  Так ему и надо, нечего было ему "едриту" лезть в вечные фавориты. Повие старый хрен не нужен. Ей молодого едрита подавай.
  После смерти князя императрица Катерина (так думал атаман) поди, со страхом ожидает появления на юге страны самозванца вроде Пугачева - под именем светлейшего князя Потемкина, который став во главе русского войска, станет претендовать на её престол. Пугачев, ведь, тоже рядился под царя, хотя был из простых мужиков.
  Но такого своеобразного человека, нового Потемкина-Пугачева, способного предстать перед бедствующим народом в образе освободителя "светлейшего князя Потемкина", не могло быть. Его все знали, слишком он примелькался в Малороссии.
  Здесь на Юге его каждая собака знала. Большинство казаков, зная, что он самозванец, не пошли бы за ним.
   * * *
  Говоря о бунте Пугачева, то Екатерина ошибочно считала это происками иностранных держав, которые хотели если не сбросить её с престола, то существенно ослабить её могущество. На этой почве у них с князем тоже пошли разногласия. Потемкин, зная мужиков российских, убеждал Екатерину, говоря:
  - Като, ты ошибаешься здесь. Никаких происков иноземных не было, и нет. Дело в том, что возмущение мужицкое есть национальное российское хобби, они вечно недовольны верховной властью, их вечно тянет "побузить", им свободу от всех и вся подавай.
  В этой связи, предлагаю тебе, Като, яицкое казачество переименовать в уральское, чтобы стереть в народе память о "пугачевщине".
  Станицу же Зимовейскую, коя породила такого изверга, разорить вконец, а жителей ея переселить в иное место...
  На что императрица ответила:
  - Не стоить никого переселять. Вели, казак мой яицкий, переименовать эту станицу в Потемкинскую.
  - Это еще зачем? - Спросил князь.
  Пусть имя твое на ландкартах в истории будет!
  
   * * *
  Справка.
  10 января 1775 года, в Москве, на Болоте (Болотной площади, где предполагалось, так же казнить атамана Петра Калнышевского и его соратников) казнили Емельяна Пугачева.
  В газетах тех времен писали:
  "Незаметен был страх на лице Пугачева.
  С большим присутствием духа сидел он на своей скамейке".
  Пугачев взошел на эшафот, перекрестился и, кланяясь во все стороны, стал прощаться с народом: "...прости, народ православный".
  Палачи набросились на него, сорвали тулуп, стали рвать кафтан.
  Пугачев упал навзничь, и "вмиг окровавленная голова уже висела в воздухе"
  "Превеликим гулом" и "оханьем" ответил простой народ на эту смерть...
  А перепуганное дворянство требовало, просило императрицу быть беспощадной в приговорах, пытках и казнях тысяч и тысяч подвижников Пугачева...
  По распоряжению Екатерины (как в свое время при Петре 1 по Днепру) уже по Волге матушке реке, мимо городов и поселков плыли, страшные плоты с казненными мужиками, казаками и людьми другого сословиями, которые участвовали, или просто поддержали восстание Пугачева против тирании Екатерины и гнета помещиков.
   * * *
  Таким образом, после смерти князя, Екатерина не стала строить монументы своему бывшему фавориту, который в последнее время все поправлял её, чем сильно досаждал самолюбию и её гордыни. И, что еще хуже, как считала Екатерина, порой князь сам без её Высочайшего повеления принимал важные государственные решения.
  Графиня Браницкая, после смерти князя, как-то напомнила ей о том, что не мешало б установить монумент светлейшему князю. Но будучи не в духе, Екатерина ответила ей:
   - Имя князя уже вписано на ландкартах, станица Зимовейская переименована в Потемкинскую.
  Графиня, видя такое состояние императрицы, промолчала, хотя в тот момент подумала, что в историю России имя Потемкина следовало бы вписать более существенным образом, а не маленькой, крохотной точкой на карте России, которая называется станицей Потемкинской.
   * * *
  В верхах России, узнав о смерти князя, говорили всякое, одни сожалели, другие наоборот хулили. Примечательным является высказывание императора Александра 1, который сказал буквально следующее: - Сдох! Одним негодяем на Руси меньше стало!
  Историки и писатели по-разному описывают жизнь этого человека. Для полноты восприятия ниже приведем биографическую справку на князя.
   * * *
  Справка.
  Григорий Александрович Потёмкин родился 13 сентября 1739, в селе Чижово, близ Смоленска .
  5 октября 1791, по пути из Ясс в Николаев князь Потёмкин-Таврический, генерал-фельдмаршал скончался.
  Фаворит, а с 8 июня 1774, по некоторым данным, морганатический супруг Екатерины II.
  Он рано потерял отца Александра Васильевича Потёмкина среднепоместного смоленского дворянина, вышедшего в отставку майором. Воспитан был матерью Дарьей Васильевной, урождённая Кафтырева, впоследствии статс-дамой.
  В Москве не учился, а "посещал" учебное заведение Иоганна-Филиппа Литке (Luetke) в Немецкой слободе. Поступил в университет, а в начале 1760 г. был исключён из университета за "нехождение".
  В 1755 году, записанный в рейтары конной гвардии, поступил на службу в 1761 г., а при Петре III был вахмистром.
  Как видим до этой поры он ничем хорошим не отличался, но участие в государственном перевороте 28 июня 1762 обратило на Потёмкина внимание императрицы Екатерины II. Он сделан был камер-юнкером и получил 400 душ крестьян.
  Биографические факты ближайших последующих годов известны лишь в общих чертах, но слухи и анекдоты об отношениях Потёмкина к императрице и братьям Орловым, о желании его постричься в монахи, говоря сами за себя.
  Как говориться в каждой шутке есть доля правды, а в народном анекдоте скрыта вся правда.
  В 1769 г. отправился добровольцем на турецкую войну. Он отличился под Хотином, успешно участвовал в битвах при Фокшанах, Ларге и Кагуле.
  В 1774 стал генерал-поручиком.
  Императрица в это время уже переписывалась с ним и в собственноручном письме настаивала на том, чтобы он напрасно не рисковал жизнью. Через месяц после получения этого письма Потёмкин уже был в Санкт-Петербурге фаворитом, где вскоре сделан генерал-адъютантом, подполковником Преображенского полка, членом государственного совета и, по отзывам иностранных послов, стал "самым влиятельным лицом в России".
  Екатерина родила Потемкину внебрачную дочь - Елизавету Григорьевну Тёмкину.
  
  Несколько позже Потёмкин был назначен генерал-губернатором Новороссийского края, возведён в графское достоинство и получил ряд отличий из-за границы, где влияние его очень скоро стало известно. Например, датский и другие министры, не раз просили его содействовать сохранению дружбы России с Данией, Россией и другими странами.
  В 1776 г. австрийский император Иосиф II, по желанию Екатерины, возвел Потёмкина в княжеское достоинство Священноримской империи.
  
  В декабре 1775 г. им была сделана величайшая глупость, он представил императрице Завадовского, который впоследствии стал фаворитом Екатерины. После чего отношения императрицы к Потёмкину охладились.
  Но переписка его с императрицей не прекращалась, наиболее важные государственные бумаги проходят через его руки.
  Как видно из докладов Потёмкина, его особенно занимал вопрос о южных границах России, точнее захват и покорение Запорожской Сечи, Крымского ханства, ослабление Турецкого султаната на Балканах.
  В особой записке, поданной императрице, он начертал целый план, как овладеть Крымом. Программа эта, начиная с 1776, была выполнена в действительности. Запорожская Сечь была ограблена и разрушена, земли казаков отобраны. Крымское ханство стало вассалом России.
  Ещё в 1770-х годах им, по сообщению английского посла Гарриса, был выработан "греческий проект", предполагавший уничтожить Турцию и возложить корону нового византийского царства на одного из внуков императрицы Екатерины II. Этого не случилось.
  Колонизаторская деятельность Потёмкина подвергалась многим нареканиям. Несмотря на громадные затраты, она не достигла и отдалённого подобия того, что Потёмкин рисовал в своих письмах императрице.
  В 1772 году Потёмкин был принят в состав Запорожской Сечи под именем Грицька Нечесы (такое экстравагантное прозвище - Нечеса, запорожцы дали ему за парик и его дурацкую привычку грызть ногти, лучше бы он грыз, лущил как казаки семечки - насиння).
  Он много добился, но вместе с тем в его прожектах, чувствовалась лихорадочная поспешность, самообольщение, хвастовство и стремление к чрезмерно трудным амбициозным целям.
  Многое было начато и брошено, другое с самого начала оставалось на бумаге, осуществилась лишь самая ничтожная часть смелых проектов.
  Многих интересует вопрос, любила ли его императрица, и любил ли он её сам? Вопрос риторический!
  Ответьте сами на него: может ли любовь, как таковая, существовать в сердцах людей такого ранга, как императрица и князь, или здесь присутствовал только взаимный расчет и секс?
  Если говорить на счет князя, то в начале у него может и была какая-то эйфория влюбленности, а вот на счет императрицы, учитывая её предыдущие шашни с мужчинами, определенно можно сказать, что это не любовь, а игра в любовь и не более. И все её любвеобильные письма, которые она писала князю, а затем другим фаворитам с клятвами о любви до гроба, ни что иное как литературная лирика и не более. Императрица умела дрессировать мужчин, чтобы те верно служили, прежде всего, ей, а не отечеству.
  
  В 1787 году по предложению Потемкина было осуществлено знаменитое путешествие Екатерины II с многочисленной иностранной свитой, на новые земли присоединенные к России. Она побывала в Крыму, плавала по Днепру, была и в Запорожье. Императрица хотела похвастаться перед Европейскими монархами своими успехами.
   Херсон, со своей новой крепостью, поразил иностранных гостей, а вид Севастопольского рейда с наспех построенной Черноморской эскадрой в 15 больших и 20 мелких судов был по замыслу Потемкина убедительным зрелищем могущества императрицы.
   Катание по Днепру на речных судах, с его красотами, посещение Запорожья и оставшихся там казаков, создали благодушное настроение императрице и её гостям.
  В результате всех этих красочных, театрализованных мероприятий, при прощании с довольной своим путешествием императрицей, в Харькове Потёмкин получил название Таврического.
  Этим путешествием Потёмкин (не добившийся особых успехов на других поприщах) решил представить себя в лучшем свете и инсценировал результаты своей деятельности, создав однодневки, так называемые "потёмкинские деревни", короче говоря, пышно декорированные шоу-мероприятия.
  И это понравилось Екатерине и сопровождающему её австрийскому императору Иосифу II.
  
  В 1787 году, как и предполагал атаман Петр Калнышевский, началась новая война России с Турцией, вызванная отчасти колониальной деятельностью Потёмкина, отчасти желанием турецкого султана вернуть не свои земли.
  Устроителю Новороссии пришлось взять на себя роль полководца. Но слабая подготовка войск к новой войне сказалась с самого начала, быстрых и блистательных побед не было.
  Потёмкин, на которого императрица возлагала большие надежды, что он поставит Турцию на колени, даже вначале пал духом и думал даже об уступках, в частности, предлагал вывести все русские войска из недавно завоеванного Крыма, что неизбежно привело бы к захвату Крыма турецкими войсками.
   Императрице, в письмах, приходилось неоднократно поддерживать его бодрость. Лишь после взятия Хотина графом Румянцевым-Задунайским, бывшим на то время в соперничестве с ним, Потёмкин стал действовать решительнее и осадил Очаков, который, однако, взят был лишь через год.
  Осада велась не энергично, много солдат погибло от болезней, стужи и нужды.
  
  После взятия Очакова Потёмкин вернулся в Санкт-Петербург, всячески чествуемый по пути. В Санкт-Петербурге он получил щедрые награды и часто вёл с императрицей беседы о внешней политике, навязывая ей свои прожекты.
  Вернувшись на театр войны, он позаботился о пополнении числа войск и медленно подвигался с главной массой войск к Днестру. Более успешные военачальники Репнин и Суворов, участвуя в операциях на фронтах, добились более убедительных побед.
  Потемкин повезло, что осаждённые его войсками Бендеры, сдались ему без кровопролития.
  В результате чего в 1790 году Потёмкин получил, вожделенный еще с запорожских (Калнышевских) времен, титул гетмана казацких Екатеринославских и Черноморских войск. Очевидно, ему не хватало еще лавров в казацкой среде, среди казаков.
  Он, как все военные, любил ордена, у него была куча мала наград, среди них: Ордена Святого апостола Андрея Первозванного, Святого Александра Невского, Святого Владимира I степени, Святого Георгия I. 11, 111 степеней, Святой Анны III степени (Россия). Белого орла и Святого Станислава (Польша). Чёрного орла (Пруссия), Слона (Дания ), Серафимов (Швеция).
  
   Жил Потемкин в основном в Яссах, окружённый азиатской роскошью и толпой раболепных прислужников, но уже, не будучи фаворитом, не переставал переписываться с Санкт-Петербургом и с многочисленными своими агентами за границей.
  Интересны выводы кембриджского историка С. Монтефиоре - Sebag Montefiore. Prince of Princes. The Life of Potemkin. А также ряд других историков: Дм. Фельдмана, Ф. Канделя и С. Дудакова. Они писали:
  Во время обеда в ставке Потёмкина играл оркестр, составленный из малороссийских, еврейских и итальянских музыкантов. Потёмкин очень любил музыку, но понимал её по-своему.
  Музыкальные идеи у него были столь же сумасбродные и своеобразные, как всё остальное. В оркестровку "Тебе Бога хвалим" введены были, например, пушки: при стихе "свят, свят, свят" по знаку дирижёра батарея из десяти орудий стреляла беглым огнём, пугая не только ворон, но и крепостных крестьян.
  Классных музыкантов в Бендерах было, по-видимому, трудно найти, поэтому русский посол в Вене обещал князю прислать ему отменнейшего клавесинщика.
  Клавесинщик был и в самом деле недурной: это был ни кто иной, как Моцарт. Вот такие замашки были у Потемкина.
  Ел, питался светлейший князь без воздержания.
  Завтраков и обедов в день было, аж шесть!!
  Ланжерон рассказывал, что в пору своей предсмертной болезни Потёмкин, трясясь от лихорадки, съел при нём за обедом огромный кусок ветчины, целого гуся, несколько цыплят и выпил неимоверное количество кваса, мёда и вин. Остаётся только делать предположения, как он питался, когда не был на смертном одре.
  
  После новых успехов на фронте своего подопечного Суворова, в январе 1791, Потёмкин снова испросил позволение явиться в Санкт-Петербург и в последний раз прибыл в столицу, где считал свое присутствие необходимым ввиду быстрого возвышения нового фаворита Зубова.
  Цели своей - удаления "едрита-фаворита" Зубова со спальни Екатерины - ему не удалось достигнуть.
  Хотя императрица и уделяла ему весомую долю участия в государственных делах, но личные отношения её с Потёмкиным изменились к худшему.
  По её желанию Потёмкин должен был уехать из столицы, где он за четыре месяца истратил на пиршества 850 тысяч рублей, выплаченных потом из кабинета (казны Российской империи).
  В этой связи, следует заметить, что по сравнению с ним атаман Запорожских казаков Петр Калнышевский и писарь Сечи Иван Глоба со своими лошадьми и коровами были просто нищими. И попытка некоторых писак очернить их тем, что они были богатыми, выглядит просто смешной. Кто и у кого воровал?!
  Народные деньги, которые со шкурой сдирали с бедных крепостных и ремесленников, тратились императрицей и её окружением в громадных, ничем не измеримых размерах.
  
  По возвращении из столицы в Яссы Потёмкин деятельно вёл мирные переговоры турецкой стороной, но болезнь помешала ему окончить их.
  5 октября 1791 г. в степи в 40 вёрстах от Ясс, Потёмкин, собиравшийся ехать в Николаев, умер от перемежающейся лихорадки.
   * * *
  Как среагировала императрица на смерть своего бывшего фаворита?
  Разные источники глаголют по-разному.
  По свидетельству французского уполномоченного Женэ: "при известии о смерти князя, Екатерина лишилась чувств, кровь бросилась ей в голову, и ей принуждены были открыть жилу".
  "Кем заменить такого человека? - повторяла она своему секретарю Храповицкому. - Я и все мы теперь как улитки, которые бояться высунуть голову из скорлупы".
  По этому случаю, она писала Гримму:
  "Вчера меня ударило, как обухом по голове... Мой ученик, мой друг, можно сказать, идол, князь Потемкин Таврический скончался...
  О, Боже мой! Вот теперь я истинно сама себе помощница. Снова мне надо дрессировать себе людей!.."
  
  Из этого следует отдать должное императрице, что она умела подбирать себе "мужиков" и дрессировать их, чтобы они за неё работали, добывали ей славу и почет среди Европейских вельмож.
  При этом императрица недолго горевала (скорее совсем не горевала) по поводу кончины князя, она с новыми фаворитами по-прежнему устраивала пышные торжества по поводу и без повода.
  А князь остался лежать в чужой для него земле, и был похоронен в недостроенном им Херсоне.
  Его тело покоилось в Херсонском склепе недолго.
  После смерти Екатерины в 1798 году, при новом императоре Павле I, ненавидевшем этого фаворита своей матери, склеп был разрушен, а останки покойного были развеяны по широкой украинской степи...
  Спустя десятилетия в 1836 г. в Херсоне был открыт памятник Потемкину, однако снова в революционную красную пору 1917 г. , народная армия батьки Махно снесла его с постамента, одним хорошим прицельным выстрелом из пушки.
   * * *
  Оценивать жизнь и деятельность князя следует по-разному, поскольку он был неординарный человек.
  Отзывы о нём, после смерти, как и при жизни, были различны. Одни называли его злым гением императрицы Екатерины, "князем тьмы" (немецкий роман-памфлет 1794 "Pansalvin, Furst der Finsternis und seine Geliebte"), другие наоборот, например как поэт Державин, пели ему дифирамбы.
  Во всяком случае, это был самый недюжинный из екатерининских современников. Князь, несомненно, был деятельным человеком, хотя и баловнем судьбы в лице императрицы и поэтому лишённый равновесия и способности соразмерять свои желания с действительностью.
  Он был амбициозным, и, конечно же, переоценил себя и свои возможности, и недооценивал Екатерину, которая образно выражаясь (её словами) "выдрессировала его", а потом без особого сожаления заменила, на более молодого "едрита-фаворита".
  
  На этом можно и закончить нашу справку о князе и вернуться к нашему герою, атаману Петру Калнышевскому в его полутемную, сырую камеру в Соловках.
  
   * * *
  Когда атаман запорожцев вернулся от архимандрита к себе в камеру, то стал размышлять о князе, императрице и о жизни вообще, благо времени у него было много.
  Он не испытывал к умершему князю уже никаких чувств. Ушли из его сердца ненависть, злоба, и злорадство, на того человека, кто засадил его сюда в Соловки. Что толку от этого, никакого...
  Судя по тем слухам, которые доходили до атамана, через монахов, солдат и узников, Потемкин уже был гоним и его, на ложе императрице, заменил другой фаворит.
  Что ж так было и не раз еще будет в истории России, когда тех, кто был на вершине власти и перед кем лебезили при жизни разного рода подхалимы, казнокрады и карьеристы, будут оплеваны, оклеветанные посмертно, а их имена будут вывалены в грязь.
  Поди, о нем, как и обо мне, разные люди будут рассказывать небылицы, петь ядреные песни или частушки, рассказывать сальные анекдоты.
  Еще хуже, когда его будут преследовать даже в могиле, терзать прах, срывая голубые ленты, ордена и эполеты.
  Что ж видно такова участь всех таких людей.
  
  И атаман был прав, почти два века имя князя то тонуло в сладострастных эпитетах, то всплывало (как г...) на поверхность русской истории.
  Одни (типа Державина) писали оды, другие, а их было больше, хулили.
  Суровое время смело даже одинокие памятники ему установленные в Херсоне и Одессе.
  А что Екатерина?
  У которой под конец жизни, как говорили в кулуарах, таво... чердак дурно (плохо) стал меблирован.
  Императрица сначала упала в обморок, а потом повела себя так, словно ничего и не случилось. Даже обещанного в манифесте памятника в честь своего бывшего одноглазого "едрита-фаворита" не соорудила.
  Хотя, по свидетельствам очевидцев, сооружала мавзолеи своим милым собачкам и кошкам, сдохшим от переедания и лени в её роскошных апартаментах.
  Впрочем, бог ей судья, не поставила она ему памятников и не надо.
  Пресса европейских стран всегда хулила и императрицу, и Россию. Газеты писали, что у них, мол, там все мерзопакостно, что Россия издыхает в войне, что императрица обрусела до того, что собирается переехать в Москву. Чтобы там сходить в русскую общую баню (на Руси раньше мужчины и женщины мылись вместе в банях), чтобы все видели, что она не старуха, а телятина еще молодая...
  С началом же Крестьянской войны под предводительство Емельяна Пугачева, который объявил себя царем Петром 111, у Екатерины участились короткие, но глубокие обмороки. И Потемкин, замечая это, всячески старался помочь ей выглядеть в Свете приличной.
  Было замечено, что иногда императрица заговаривается, порой она несла явную чепуху, на что Потемкин однажды шепнул ей:
  - Като, не рассказывай, что тебе снилось...
  Это ей не понравилось и она, позвав его к себе в будуар, обидчиво сказала:
  - Женщина не всегда говорит что надо. И тебе не всегда можно одергивать императрицу, особливо при послах иноземных.
  Вот возьми табакерку из авантюрина и если я впредь скажу глупость, открой ее - я пойму тебя...
  Все это говорит о том, что постепенно, не сразу и не вдруг отношения между ними стали разлаживаться, пока не пришли к обыденному концу, у нее появился новый фаворит.
  
  Благодаря Потемкину и другим военачальникам, включая и атамана Запорожской Сечи, на юге Россия захватила много новых земель. При этом Запорожская Сечь, с её демократическими институтами выборной власти, традициями и обычаями, сильно мешала Потемкину стать полновластным новороссийским наместником.
  И он стал им, предав казаков и разрушив подчиненными ему войсками Запорожскую Сечь.
   Казалось куда выше лезть вверх по карьерной лестнице, но князю было мало, хотелось большего, стать еще выше.
  Вот тут-то он и натолкнулся на нежелание императрицы делить лавры и победы России на двоих, она хотела стать великой императрицей, и ей было плевать на какого-то фаворита, возомнившего, черт знает, что, и пожелавшего стать её мужем и императором.
  Отсюда и та опала, в которую вскоре попал князь и нежелание похоронить князя с подобающим почетом.
  Последнюю точку в их отношениях поставил подписанный с Турцией Кучук-Кайнарджийский мир, по которому Крым выпал из подчинения турецкому султану, сделавшись самостоятельным ханством. Россия обрела Азов, Керчь, Еникале и Кинбурн. В русские границы вошли степи ногайские между устьями Днепра и Буга, теперь там было место, где флоту переждать бури, и заложить верфи. Босфор теперь был открыт для прохождения русских кораблей. Турция признала протекторат России над молдаванами и валахами...
  Однако в подписанном мире Потемкин обнаружил явные (на его взгляд) изъяны. Екатерина была шокирована тем, что фаворит этим мирным договором, на который дала Её Величество добро, был недоволен.
  Князь, мягко говоря, выговаривал ей, учил уму разуму, говоря:
  - При ханской независимости Бахчисарай обретает юридическое право вступать в союзы с любыми странами. Хан может и с нашими врагами турками не замедлительно заключить союз...
  Вот тебе и результат: не успели мир ратификовать, как турки возле деревни Алушты десант высадили на радость татарам, а народу нашего-то сколько побили - страсть!
  Крым, - убеждал её Потемкин, - надобно в русскую провинцию обращать. Не к лицу великой державе гнусную бородавку иметь!
  
  Екатерина, в это время по-бабьи думала о другом тревожном событии. До нее дошли слухи о красавице самозванке княжне Таракановой, которая ездила по Европе и выдавала себя родственницей многих известных в то время личностей, включая саму императрицу и бунтаря Пугачева, который объявил себя, как известно царем Петром 111, поэтому отвечала ему невпопад, сказав:
  - У меня сейчас иная бородавка выросла, и откуда она взялась - сам бес не разберет. Но понятно, почему "маркиз Пугачев" о такой своей сестрицы из Рагузы (княжны Таракановой) ухом ведать не ведает...
   ***
  А жизнь в Соловках неторопливо шла своим тягостным чередом, никакой амнистии для заключенных не было.
  В камере атамана всегда преследовал специфический тюремный запах. От него никуда просто деться. Тюремным запахом здесь пропитано все. Этот специфический запах в значительной степени объясняется душной и влажной атмосферой в совсем не проветриваемой камере. Это и другое способствует появлению грибов и плесени.
  Поэтому у атамана много времени уходило на личную гигиену, чистку одежды, уборку в камере. Эти хозяйственные дела, не мешали ему думать, ломать голову над тем или иным вопросом.
  Атаман, сидя в камере, пытался следить за состоянием своего здоровья и анализировать его в различное время суток, во время бодрствования и сна.
  Сны приходили ему разные. Конечно, он приспособился к новым условиям жизни, правда не сразу, и не вдруг. Когда хандра порой заполняла его сердце, тогда атаман начинал выполнять физические упражнения, молился, пытаясь отогнать от себя черные мысли.
  Он заметил, что его состояние во многом зависит от того, насколько хорошо он спал, а также от мыслей, которые приходят ему в голову, а также от тех, которые теснятся в его подсознании и оживают иногда во сне.
  Сны он видел поразительные, как будто все это происходило не во сне, а наяву. Правда, просыпаясь, он многое из того, что видел во сне, не мог вспомнить.
  
  Дорогие друзья, товарищи, задайте себе такие вопросы:
  - Что может делать человек в полном одиночестве, в течение 9 000 125 дней, изолированный от общества, родных и друзей, один одинешенек в тесной мрачной камере подземелья?
   - Чем убить, заполнить узнику время, которое течет крайне медленно, чтобы не впасть в отчаяние, вызванное одиночеством и отсутствием каких-либо контактов с внешним миром?
  Отвечая на поставленные вопросы, можно с уверенностью сказать, что в таких условиях атаману поневоле приходилось заниматься самоанализом, самовнушением, созерцать себя как бы изнутри, мысленно просматривать эпизоды из своей прошлой богатой на события жизни, молиться за всех и за себя тоже.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СТРАШНЫЙ СОН АТАМАНА
  
  
  
  
   Рис. Казак с головой врага на пике.
  
  "Приснился атаману страшный сон:
  Как будто буря в их сердца вселилась,
  Все как один, рванули хлопцы в бой,
  И море крови в той сечи пролилось!"
  
  За годы заточения к атаману не раз приходил один и тот же страшный сон.
  Очевидно, стоит рассказать о нем.
   Ему снилось, что Запорожская Рада вопреки увещаниям казацкой старшины приняла решение атаковать войска Текеллия, чтобы как подобает казакам: победить или умереть с честью.
  Атаману сниться бурная Сечь, воинственно настроенные казаки и старшины.
  Парламентера генерала Текеллия, который принес казакам предложение сдаться, казаки сажают задом наперед на осла и всем хуралом с хлесткими шутками и прибаутками проводят за ворота Сечи.
  Нечипайзглузду кричит вдогонку парламентеру:
  - Передай генералу, что казаки посылают Его светлость, у глубокую Его темную - сраку!
  Казаки смеются.
  Наливайко кричит:
  - Передай еще, что долг свой генерал нам голышом заплатит, когда мы ему под зад "боевой улей" подложим!
  Слышится смех среди казаков.
  Неешкаша: - Передай Текеллия, что с нами воевать это ему не шубу в кальсоны заправлять. Кто к нам в немецких кальсонах придет, тот без шубы и кальсон останется.
  Слышать одобрительные возгласы и смех казаков.
  Атаман во исполнение постановления Запорожской Рады сечевиков собрал в своей резиденции всех старшин, чтобы обсудить план разгрома войск этого нагловатого иностранного наемника императрицы, генерал - поручика Текеллия.
  На военном совете перед старшинами он преподает план боевых действий против генерала Текеллия:
  - Казаки! Во-первых, надо поджечь сигнальные костры в Сечи, чтобы весь наш Кош поднялся на борьбу с оккупантами.
  
  Атаман видит в цветном сне, как над сигнальными башнями Сечи поднимаются столбы черного дыма - условный сигнал для всех казаков бить оккупантов и идти на помощь казацкой столице.
  Вскоре вся цветущая земля Запорожского Коша дымит тревожными дымными вулканами.
  Атаман на военном совете, обращаясь к куренным, полковникам и старшинам, распорядился и даже не распорядился, а как-то посвойски поросил их, сказав:
  - Казаки отряда морских волков, от вас зависит многое! Надо на утренней заре незаметно подводой перейти реку и захватить артиллерию генерала, затем повернуть пушки против них самих.
  - Куренному атаману Головко, с отрядами казаков полковников Пелеха, Черного и Кулика в семь тысяч добрых сабель, мощно ударить по кумполу (голове) Текеллия - главной его ставке.
  Братки, казаки, всеми своими силами лихо, как вы это можете, прошу, ударьте по главной ставке Текеллия, расположенной в хуторе Погореловка. Задача обезглавить руководство всей его армии.
  Затем кошевой атаман, обращаясь к полковнику Ковпаку, ставит ему боевую задачу, говоря:
   - Брат мой, ты должен ночью на чайках по Днепру прорваться в тыл войск генерала Текеллия! Плывя на восток вниз по течению, надо будет объединиться с местными казаками Батуринского куреня атамана Якова Воскобойников, и Брюховецкого куреня атамана Петра Чернильницы и других тамошних куреней, и вместе всеми силами ударить с тыла по восточной группировке войск генерала Текеллия.
  От вашего сильного удара с тыла зависит - разобьем мы собаку Текеллия, или нет!
  
  Далее атаман, обращаясь до родного брата Нечипера Ющенко, говорит ему:
  - Нечипер, брат мой! Часть наших куреней еще не вернулась с фронта, они на пути домой и не знают, что здесь происходит. Ты должен ночью пробраться в тыл и найти их! Они должны галопом мчать сюда и с запада вдарить по западной группировке войск противника, пусть подложат перца под селезенку генералу Текеллия.
  
  На военном совещании у атамана, куренные, полковники и старшины принимают план атамана по разгрому оккупантов.
  Они с былым боевым подъемом сокрушить непрошеного гостя, спешат выполнять распоряжение атамана.
  Звучит, гремит Запорожский боевой марш.
  
  Во сне атаман, как орел, поднявшись в голубые небо под самые облака, увидел эту потрясающую воображение картину, тысячи столбов дыма, как от вулканов на Камчатке, грозно поднялись над всем Запорожским Кошем (границы Коша тогда охватывали территории нынешних Запорожской, Днепропетровской, Донецкой, Кировоградской, Луганской, Херсонской и Николаевской областей).
  Завидев этот тревожный сигнал ближайшие к запорожской столице паланки, хутора и села подожгли свои сторожевые вышки, вскоре вся земля Запорожская дымилась тревожными дымными вулканами.
  Казаки, находившиеся в зимовках, паланках, хуторах и селах (тогда в 59 куренях проживало 59481 душа мужского пола, а все население составляло около 100 000 душ обоего пола), взяв из схорон попрятанное от оккупантов оружие, незаметно минуя кордоны, порой прорываясь с боями через них, начали сбиваться в условленных местах в казачьи лихие группы и небольшие отряды.
  Собравшись, они скакали, спешили на помощь окруженным в Сечи сечевикам. Их задача была проста как божий день, они должны сообразуясь с возможностями и действуя по обстановке, применить казацкий "разгордияш", своеобразную казачью тактику отработанную сечевиками во многих баталиях.
  Это выглядело бы так, как будто разъяренные пчелы, защищая свои "домивки-ульи", больно жалили нахала медведя, который неосторожно сунулся на чужую пасеку, чтобы полакомиться без труда не своим медом.
  Дело в том, что специально обученные этой тактике казаки, собранные в небольшие группы, налетая с разных сторон на противника способны нанести ему, значительный урон. Справиться с множеством таких отрядов и групп было весьма непросто. Казалось бы, хаотичные несогласованные действия не должны способствовать успеху, однако казаки часто побеждали именно благодаря этой "самостийной" тактике.
  Во-первых, враг, отражая нападение одного отряда, не мог знать о намерениях других. Их внезапное появление на поле боя (зачастую со стороны, откуда их никто не ждал) было, всегда сюрпризом для противника.
  
  Во-вторых, если даже накануне боя вражеским лазутчикам удавалось добыть и разговорить "языка", пленный ничего не мог сказать о маршрутах продвижения и тактике других отрядов и групп.
  Причем небольшие отряды, мог возглавить не обязательно сотник или старшина, а практически любой казак казачьей паланки. Такому сметливому расторопному представителю казацкого рыцарства под силу было при необходимости превратить десяток казаков в боеспособный отряд, который мог незаметно подкрасться к врагу и нанести ему внезапный и ощутимый удар. Десяток, сотня таких "самостийных" казацких подразделений представляли уже грозную силу.
  
  Атаман видит сотни таких "самостоятельных" казацких подразделений, которые бьют оккупантов по бокам и с тыла. Их внезапное появление на поле боя горький сюрприз для противника.
  Атаман с неба кричите им:
  - Так их, братки! Бейте оккупантов!
  
  Морские казаки в 3:00 ночи (до утренней зари) подводой, дыша через трубочки с отверстиями для прохода воздуха, перешли реку и неожиданно напали на артиллерию генерала Текеллия, чтобы не дать ей возможность вести прицельный огонь по Сечи.
  Атаман видит как морские - волки захватывают артиллерию противника, он кричит им:
   - Братки, поворачивайте пушки и причешите пыку (рожу) Текеллия!
  
  Курень атамана Головка, отряды полковников Пелеха, Черного и Кулика в семь тысяч добрых сабель, лихо ударили по главной ставке Текеллия, расположенной в хуторе Погореловка.
  Атаман кричите им:
  - Вперед, братки! Покажите Текеллия, где раки зимуют!
  
  Полковник Колпак на чайках по Днепру прорвался в тыл войск генерала Текеллия и, плывя на восток вниз по течению, объединился с местными казаками из Батуринского куреня атамана Якова Воскобойников, Брюховецкого куреня атамана Петра Чернильницы и других куреней, и они вместе ударили с тыла по восточной группировке войск генерала Текеллия.
  А это уже была солидная помощь в несколько тысяч боевых испытанных в многочисленных битвах казацких сабель.
  Атаман с неба кричит им:
  - Скорее спешите братки на помощь! Хорошо ударьте Текеллия по затылку!
  
  Идет жестокая битва.
  
  
  
  
  Атаман слышит громовой грохот Запорожского боевого марша и задорно крики старшинам: - Гей, ребята, гей! Бей оккупантов, бей!
  Мы не станем по этическим и иным соображениям в деталях описывать эпизоды этой кровавой братоубийственной драмы во снах последнего атамана Запорожского войска Петра Калнышевского. Постараемся выразить это простым доходчивым поэтическим языком:
  "И грянул бой, жестокий бой!
  Казаки ринулись гурьбой.
  Дым застилал и ел глаза,
  Гремели пушки, кровь текла,
  Шел праведный смертельный бой,
  Никто не крикнул им: - Постой!..
  * * *
  Плохую весть принес гонец,
  Гусар, наездник, во дворец.
  В Сечи восстали козаки,
  Жгут города, дворцы, сады...
  Большая выпала беда,
  Готовься Русь: - идет ВОЙНА!
  * * *
  Упрямо резались народы,
  За лучик солнца и свободы.
  Все племена, все кланы, роды,
  Кровавые прожили годы...
  Свобода ведь была всегда,
  Как Путеводная звезда.
  Она не гаснет никогда,
  Воспламеняя всем сердца
  . * * *
  Отвага, мастерство - поверь,
  Разрушат каменную твердь,
  Возьмут все замки без потерь,
  Тюремную откроют дверь.
  Пока в империи сидят глупцы,
  Не спят лихие молодцы...
   * * *
  Можно продолжить начатую тему словами Тараса Шевченко, который выразительно описал украинское поле брани, как бы спрашивая родную землю, зеленое поле:
  - Отчего ты почернело зеленое поле?
  "Почернело я от крови за вольную волю.
  Вокруг местечка Берестечка на четыре мили,
  Меня хлопцы-запорожцы трупами покрыли..."
  
  Сотни таких "самостоятельных" казацких подразделений бьют оккупантов и с боков, и тыла. Их внезапное появление на поле боя горький сюрприз для противника.
  Атаман с неба кричите им:
  - Так их, братки! Бейте оккупантов!
  
  Кровавый страшный бой заканчивается.
  Постепенно стихает громовой грохот Запорожского боевого марша.
  Атаман орлом возвращается на землю, стоит на Майдане (площади).
  К нему приближается на белом победном коне куренной атаман Иван Головко с копьем, на конце которого точит окровавленная головах Текеллия.
  
  Он бросает к ногам атамана и архимандрита окровавленную голову генерала, и говорит:
  - Будьмо, атаман! Врага мы разбили!
  Архимандрит Сечи Сокольский, смотрит на окровавленную голову генерала, крестится и говорит:
  - Свят, свят! Что же вы ребята наробылы (наделали)!
   ***
  Атаман Коша просыпается в поту и говорит сам себе:
   - За что мне такие муки?
  Он спрашивал себя:
   - Зачем люди, братья, славяне должны убивать друг друга на этой бессмысленной войне?
   Зачем?
  Зачем, собирать многотысячные армии и идти друг на друга: стрелять, колоть, резать, душить, кусать, бить в рукопашную друг друга?
  Зачем?
  Такие живые кровавые видения сна будоражили атаманскую душу Петра Калнышевского.
  После такого кошмарного сна, атаман с горьким упреком иногда спрашивал себя:
  - Прав он был тогда, когда с архимандритом уговаривал сечевиков не проливать братской крови?
  Или надо было повести сечевиков на эту страшную кровавую сечу (битву)?
  И Петр Калнышевский, как атаман Коша, не находил сразу ответы на эти будоража его душу вопросы.
  Казаки не турки и могли, и не то что могли, а должны были в щепу разбить этого Текеллю-тетерю.
  Запорожские казаки как показала вековая история, драться умеют, а дома и стены помогают.
  Однажды, враг в лице янычар турецкого султана Мухаммеда Четвертого ворвались неожиданно на Сечь и получили такой отпор, что надолго забыл дорогу к ним.
  История это подтверждает.
  Атаман вспомнил, как деды говорили ему в Сечи, о том с каким юмором они ответили тогда на грозное письмо турецкого султана Махамеда.
  Чтобы вы, друзья, представили это, приведем здесь и сейчас рассказ старого казака деда Сивоконя.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПИСЬМО ТУРЕЦКОМУ СУЛТАНУ
  
  
  
  
  Рис. Картина Репина "Запорожцы пишут письмо турецкому султану"
  
  "Писали письма Запорожцы,
   Султанам, королям, царям,
   Что казаки совсем не овцы,
   И непривычные к кнутам.
  
   Их вольная Хортица родила,
   А с ней лихая Казачья рать,
   Волна Днепровская вторила:
   Пошлем их в сраку, в "ядряну" мать!.."
  
  Дед Сивоконь рассказывал казакам об этом событии с воодушевлением и читал письмо так выразительно и с такой мимикой, что все деревья в близлежащем окружении дрожали от смеха казаков.
  Это выглядело следующим образом:
  Сечевики (душ 150, в основном казацкая старшина) собрались в Сечи под столетним дубом.
  
   Фото. Могучий дуб.
  
  
  Об этом вековой дуб сложено немало стихов и песен, приведем и мы:
  
  " Стоял как богатырь могучий дуб, -
  Сечи он видел взлеты и падения,
  Как атаман, вскочив на конский круп,
  Бил с казаками турок на "Крещенье..."
  И как писали письма казаки,
  В ответ турецкому султану,
  Как с московитами в Керчи,
  России добывали славу... "
  
  Атаман запорожцев Иван Сирко, который вернулся с царской ссылки из Сибири, писарь Сечи Яйцявбочци и несколько уважаемых куренных атаманов и известных казаков сели на скамьи за стол, а остальные казаки расположились толпой вокруг них.
  Читал письмо султана к запорожцам писарь Сечи, с естественным ему юмором при этом удачно комментировал послание турецкого султана, время от времени добавляя от себя в него то, чего там не было:
  - Я, султан, сын Мухаммед - меда, - читал Яйцявбочци послание султана, намеренно искажая его имя, при этом комично изображал самого султана, надувал щеки, косил глазами, самовлюбленно гладил свое пузо, гордо выпячивал губы.
  - Ну, дает Яйцявбочци, султан с натуры, - смеясь вместе со всеми, кричали ему из толпы казаки.
  Писарь продолжал читать и переводить послание султана запорожцам, говоря:
  - Я, султан, сын Мухаммед - меда, брат Солнца и Луны, внук и наместник божий...
  - Ну и загнул Мухаммед - мед, - прокомментировал услышанное атаман, отмечая при этом, что этот пес видимо забыл как мы наложили его шакалам янычарам, когда они пошли на Сечь с подлым Крымском ханом в 1674 году.
  Тогда здесь в Сечи много турок мы порешили и взяли в плен...
  - Хорошо гутариш атаман, - поддержал его Таран - Крымский, - султан видимо забыл, как в летом 1675 в Крыму мы надавали ему по шеями. Когда его янычары "мычали" как коровы под казацкими саблями и как драпала от нас вся крымская орда.
  - Так и надо ответить султану, пусть идет в сраку, - кричал Твердохлеб, мощный лысый с оселедцем казак с черными усами и кривой саблей на боку.
  Писарь продолжал переводить письмо.
  Он, нахмурив грозно брови и выпятив губу, читал:
  - Я Мухаммед - мед обладатель царств: Вавилонского, Македонского, Иерусалимского, Александрийского, Армянского, Татарского, Великого и Малого Египта...
  - Ну и "задрипанець" этот Мухаммед - мед, - заметил с негодованием Янетурокякозак, - он не владелец, а повар Вавилонской. Ты отпиши этому Мухаммед - меду, что мы из него шаровары сбросим, сраку ему медом намажем и не мух, а рой диких пчел ему в шаровары сунем.
  От такого гуммозного предложения задрожали от хохота запорожцев даже высокие пирамидальные тополя, которые как часовые, стояли на краю дороги.
  - Во, во! Хорошо сказано о меде, добавь еще от меня, - попросил писаря Непейвода, - что он евнух и колесник Македонский.
  - Братва, казаки! - Кричал, грек Папандопола, большой любитель до женского пола. - Во второй раз надо в Константинополь нам податься и там гарем его пощупать...
  - Вот хорошее дело, - поддержали Папандопола казаки, - говорят в этом гареме есть женщины, с такими грудями и ажурными амфорами, как в ... ( непередаваемый запорожский фольклор).
  Замилуют, зацелуют с головы до ног, за милую душу любого казака.
  - Мне очень интересно, что этот косоглазый "доходяга" там с ними делает?
  Говорят в его гареме молодых и красивых женщин с добрую сотню будет.
  И все, пожалуй, зажурились (загрустили) по нам, казакам! - Смеясь, добавил своеобразного пороха в разговор, Задерыхвист.
  - Но у него, видимо "крючок" и не стоит, - вытирая слезы от смеха, сказал казак Куча-мала (Кучма).
  От этого замечания казака, расхохотался весь курень. Смех долго не утихал, а когда немного утих, казак Кривобок спросил:
  - Что же он, "песий" сын, там с бабами тогда делает?
  - Как что! Он язычком полижет между ног у одной из них и целый день довольный ходит, что хорошо свое мужское дело сделал, - смеясь, ответил писарь.
  Курень снова расхохотался.
  Братва! Слушайте дальше, что султан нам пишет:
  ...Что он не только обладатель многих царств, но и еще, царь царей, властелин над властелинами, необыкновенный рыцарь, непобедимый воин...
  - Вот загнул, свиняча морда, какой же он рыцарь, когда голой сракой в том году сел на запорожского ежа и до сих пор колючки с неё не может вытащить.
  Здорово мы тогда "надолбали" его янычарам в Крыму, где предводителем был Абдула - Галим - Заде - Паша. Черт выбрасывает, а его войско пожирает, - заметил казак Многогрешный.
  - Хорошо получил крапивой по голой сраке тогда этот Абдула с голым задом, от нас казаков, - высказался вслух свое удовольствие Кропивницкой.
  - Атаман! Казаки! - Воскликнул писарь. - Послушайте, как этот турок здесь в письме еще больше наглеет. Он видимо совсем спятил.
  Султан нам пишет, что "... он неотступный хранитель гроба Иисуса Христа, попечитель самого Бога..."
  Услышав это, вокруг зашумели все казаки, такого богохульства они не ожидали. Чтобы в письме какой-то басурман оскорблял самого Иисуса Христа.
  - Казаки! - Обратился ко всем казак Айдар-Старобелський. - Наверное, надо отписать этому Мухаммед - меду, что он как попечитель, а шайтан турецкий и проклятого черта брат и сват.
  - Добавь еще, что он свиная морда и самого Люцифера секретарь! - Вставил свою лепту, казак Давибеда и довольный сказанным при этом заржал как конь.
  Веселье казаков продолжались.
  Со всех сторон слышались острые замечания в адрес зарвавшегося султана...
  - Еще напиши, что он Резницкая собака, Покусай меня за сраку, - бросил реплику казак Покусай, тот у которого была привычка вставлять везде в свою речь паразитическую фразу "Чтобы я сдох " , или " Покусай меня за сраку".
  - Добавь еще, что он лошадиная сука, - добавил Перекопайгора.
  Этот казак был славен тем, перерыл в Крыму целую гору (шахский курган) в поисках закопанного клада Чингисхана.
  - Писарчук, отпиши этому болвану, что он некрещеный лоб... (далее шел непереводимый казацкий фольклор), - попросил писаря казак с интеллигентным именем Панибудьласка.
  Казак Сам пью - Сам гуляю предложил осенью напасть на винные склады падишаха в Крыму, где хранились большие запасы вина. Это предложение, как и многие другие, были встречены казаками с большим энтузиазмом.
   ***
  В целом известно нам послание в свободном коротком пересказе писаря запорожцев выглядело так:
  " Я, Султан, сын Магомета, брат Солнца, Луны, внук и наместник Божий, владелец царств: Вавилонского, Македонского и Иерусалимского, Александрийского, Армянского, Татарского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, необыкновенный рыцарь, никем непобедимый воин, неотступный хранитель Гроба Господня, попечитель самого Бога надежда и утешение правоверных... повелеваю ВАМ, запорожские казаки, сдаться мне добровольно и без всякого сопротивления и меня ничем не БЕСПОКОИТЬ!.."
   ***
  Прочитав послание, запорожцы со свойственным им юмором написали ответ султану.
  Говорят: - От их смеха дрожала вся Хортица (запорожский остров посреди Днепра).
  Обычно письма, которые приходили на имя этого столь грозного султана от зависимых ханов, царей и монархов, начинались с льстивых и благозвучных слов в адрес монарха, и звучали примерно следующим образом:
  "Светлейшему и светлейших,
  Мудрому из мудрейших!
  Аллахом выбранному
  Султану Магомету 1Y... "
  
  Писарь, зная это, так как учился грамоте в греческих монахов, сохранил стиль обращения к султану, но с обратным знаком и присущим ему запорожским юмором, написал.
  
  
  
   Рис. Писар Сечи И. Глоба с казаками.
  
  Ответ турецкому султану в полном изложении звучала так:
  
  "Темному из самых темных султанов,
  Мухаммед - меду Луноликому!
  Наглому из наглых османов,
  Раздолбаю рыцарю из всех Розь...баевых!
  Внуку сына шайтана лысого!
  Повару Вавилонскому,
  Евнуху, Колеснику Македонскому,
  Бражнику Иерусалимскому,
  Козлодою Александрийскому,
  Худоносорогу Египетскому,
  Свиноводову Армянскому,
  Колчане татарском ,
  Кату Каменецкому и
  Злодею Подольскому,
  Всего света и темного царства
  Шуту гороховому,
  Гниде аспиде, внуку "Х. .. юкка "
  (непередаваемый запорожский фольклор),
  Главному "пердуну" и Секретарю
  самого Люцифера,
  И Бога нашего и Перуна мудаку -
  Султану Мухаммед - меду Четвертому!
  
  Далее в этом ответе писарь Коша сохраняет стиль послания, к которому обычно прибегали вассалы, например, крымский хан в письмах к своему правителю - султану Мухаммеду.
  (Он был знаком с такими посланиями, потому что казаки иногда перехватывали гонцов султана и хана с их письмами) .
  Письмо обычно начинался такими утешительными, сладострастными для уха султана эпитетами:
  " О Великий султан! Светоч мудрости лучезарного Востока! По твоему Высочайшему повелению мы построили на границе с непокорной Сечью цепь сторожевых постов, с сигнальными бочками наполненными смолой..."
  
  Следуя этому, писарь под смех казаков, написал:
  
  " О, кривоногий и косоглазый Рыцарь!
  Темнота тупости и шут всего лучезарного Востока!
  Какой же ты к черту Рыцарь, черт выбирает, и твое войско пожирает.
  Кому ты Свиная морда, лошадиная жопа предлагаешь сдаться , "мать твою ... (далее неповторимый запорожский фольклор)"
  Во-первых, на твое наглое послание, посылаем тебя в глубокую, широкую, как само Черное море, сраку. Чтобы взял тебя там Черт рогатый!
  Во-вторых, какой же ты к черту властелин, когда своей голой, черной, мохнатой сракой сел у нас в Сечи на запорожского ежа, и колючки с неё не можешь вытащить.
  В-третьих, никогда ты, сын Сатаны; не достоин сыновей Христианских, Запорожских под собой иметь.
  В-четвертых, твоего войска мы не боимся. Землей нашей всей, водой, ветром, волнами Днепровскими, куренями всеми будем биться с тобой.
  В-пятых, ты пес забыл, как мы наложили твоим шакалам янычарам, когда они пошли на Сечь с подлым Крымским ханом в 1674 году Тогда 13000 твоих янычар погибли у нас здесь в Сечи.
  Ты видимо забыл наглая Резницкая собака, как в 1675 году в Крыму твои янычары мычали как коровы под нашими саблями, и как запорожцы вмазали там по морде всей крымский орде.
  От запорожского войска у тебя запор в желудке будет, некрещеная собака со свиной мордой.
  От так плюгавый туретчина, некрещеная собака, "мать твою... (за ногу)" , на твою угрозу сказали все запорожцы.
  А когда сам придешь с войском, будешь ты, Кат турецкий, свиней наших пасти, а не запорожскими казаками править.
  
  На этом письмо мы заканчиваем.
  Числа не знаем, ибо календаря турецкого не имеем и не уважаем.
  Месяц такой сейчас, что серпом на небе висит - тебя ждет, чтобы отрезать твои свиные яйца.
  Год очень плох для тебя, овен ты наш жертвенный, а день такой у нас, какой и у вас, за это поцелуй в сраку всех нас...
  
  Подписали или поставили крест:
  Кошевой атаман Иван Сирко со всем Кошем запорожским, в составе казаков:
  Панибудьласка, Янетурокяказак, Задуйвитер, Твердохлеб, Матюкевич, Папандопола, Неишькаша, Задерыхвист, Кропивницкий, Кривобок, Довгашия, Покусай, Давибеда, Перекопайгора, Папанзапор - булгарский, Гусекрад - мадьярский, Заднепроходов - Задунайский, Таран - Крымский, Перебейнос, Айдар- Старобельский, Костолом - правоверных, Григорий - Бендеровський, Крокодил - Египетський, Чернобородый - Палестинский, Черновол - Лиманский, Александр малый - Македонский, Куропас - старший, Панас, рыцарь Каменец - Подольский, Голопупенко -старший, Голопупенко - сын, Черномордин-Самарский, Винокур - Безпросыха, Нечуемвухом, Сам пью- Сам гуляю, Брагин - сивушный, Закусило, Сивоконь, Многогрешный, Злыдень, Бугай - Муха, Кучма, Иван Моторный, Мордоворот - турецкий ...
  (всего подписей и крестов - 150)
  
  В конце послания, чтобы показать свою грамотность, маленькими буквами Яйцявбочци скромно дописал:
  - Добавлено седьмого числа, в месяц Намаза, в год Овна по лунному календарю.
  К этому письму руку и часть души приложил:
  Писарь Запорожской Сечи - Яйцявбочци.
  
  
  Петр Калнышевский вспомнил это гуммозное письмо турецкому султану Махамеду 1У и посмеялся про себя.
   ***
  Поразмыслив над своим жутким сном, в конце концов, атаман приходил к сознанию, что был прав. Нельзя было из-за какой-то повии, которой все было мало и мало, при громадной территории завоеванной империей, земли ей было мало, Запорожья ей только не хватало, посеять рознь и навеки разрушить братские узы двух славянских народов.
  Россия должна мне еще при жизни поставить памятник за это, а не держать в кандалах здесь в Соловецком монастыре - тюрьме.
  
  - Интересно через века вспомнят об этом времени наши потомки, или всё канет в лету? - Подумал отстраненно атаман. - Впрочем, не следует глубоко копаться в себе, можно что-нибудь повредить...
  
  Вот такие не слишком радостные сны и мысли порой посещали седую голову последнего атамана Запорожской вольницы.
  Надо сказать, что когда складываются сложные жизненные ситуации и возникают вопросы:
  "Как быть?", "Что делать?", "Где выход?"
   Разные люди по-разному ведут себя в подобных ситуациях.
  Атаман Петр Калнышевский не был таким исключением. Живя среди свободолюбивых казаков, такие вопросы у него возникали не раз и не два. Поэтому постоянный вопрос, который он ставил себе и который его мучил, был один:
   - Прав был он в вопросе сдачи Сечи, или не прав?
   И у него было два альтернативных ответа, очевидно, здесь срабатывал так называемый "защитный механизм".
  Этот механизм как бы охранял его сознание от стрессовых негативных переживаний и способствовал сохранению его психологического равновесия.
  Атаман отказывался рассматривать и принимать эти события в другой плоскости, когда факт сдачи Сечи стал уже совершенным действием.
  В связи с этим он подыскивал себе разумные объяснения, что другого выхода у него не было.
  Эта мысль стойко вошла в его голову, хотя другие казаки думали иначе. Выход всегда есть, надо его только найти. Он нашел такой.
   * * *
   За тюремные решетки, минуя все преграды, до атамана дошел слух, о письме сибирских казаков императрице. Говорили, что не все сосланные запорожские казаки захотели служить императрице. Часть казаков бежала в глубь тайги, в неизведанные еще земли. И что они из Сибири написали гуммозное письмо императрице Катерине.
  Конечно, атаман не знал точное содержание этого письма запорожских казаков императрице, но мог представить, что они в нем написали этой повие...
  
  Ниже, для сравнения с описанным выше письмом запорожских казаков султану, приведем содержание письма сосланных в Сибирь казаков императрице.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПИСЬМО ЗАПОРОЖЦЕВ ИМПЕРАТРИЦЕ ИЗ СИБИРИ
  
  
  
  
   Фрагмент. Художницы Козловой из Харькова "Запорожцы пишут письмо..."
  
  
  "Напишем лыст императрице,
  Она так подло с Сичью обошлась,
  Пусть сдохнет эта дьяволица,
  В аду её, чтоб черти драли всласть!.."
  
  Забегая вперед, сообщим, что этот "Лыст" или "Письмо запорожских казаков императрице из Сибири", где самые ласковые эпитеты в её адрес были "повия москальска", не попал к ней в руки по той простой причине, что сибирский воевода А.П.Бестужев-Рюмин боясь жалоб и доносов в свой адрес, внимательно просматривал всю почту, шедшую в столицу и часть задерживал.
  Здесь мы приведем текст "Письма запорожских казаков австрийской немке-императрице", сидевшей тогда на русском престоле и управлявшей всей великой Российской империей, которая протянулась тогда от берегов Балтики до Тихого океана.
  Казаков, очевидно, спасло то, что воеводы, губернаторы и наместники Сибири менялись как перчатки, и новому воеводе порой не было никакого дела до распоряжений его предшественника.
  Нельзя сказать, что казаки были первые из пионеров переселенцев славян появившиеся в Сибири.
  Славяне древней Киевской Руси давно проникали сюда. Одни в поисках золота и драгоценных камней. Другие ради открытия и завоевания новых земель. Третьи искали новые рынки сбыта своих товаров и обмена их на пушнину. Четвертые занимались алчной охотой за знаменитой Сибирской Золотой Бабой.
  Большинство нынешних казаков, особенно из числа казачьих старшин, было арестовано и выслано в Сибирь по воле сидевших на троне в Кремле царей и вождей.
   Среди ссыльных казаков в свое время был и знаменитый кошевой атаман Иван Сирко (1672 г.). С его именем связано широко известное письмо запорожцев турецкому султану Мухаммеду. Ивана тоже московиты ссылали в Сибирь.
  А после ликвидации Запорожской Сечи (1775 г.) сюда в Сибирь были сосланы многие сподвижники последнего кошевого атамана Петра Калнышевского, которого по приказу Екатерины 11 арестовали, заковали в кандалы и сослали в знаменитые Соловки, а часть его сотоварищей по Кошу загнали в далекую холодную Сибирь.
  Не удивительно, что сосланные в Сибирь запорожские казаки, узнав, как подло обошлась с их атаманом и ними самими эта повия, написали гневное гуморное письмо Катерине-Екабелине 11.
  Как свидетельствует история "лыцарства" среди высшего руководящего звена царской России не было, наоборот, в почете была сила, лесть, коварство и чинопочитание.
  Как говорили тогда казаки: "Воны буллы злише пруса и крымського хана".
  Вольная свободная Запорожская сечь с её демократическим институтом избрания себе руководителей (атаманов) всеобщим голосованием казаков, как кость в горле была для монархической России. Поэтому их и выслали сюда в Сибирь эти умные придурки - царствующие "турки".
  Вынужденные переселенцы привезли сюда в Сибирь мощный пласт своей неповторимой древней украинской культуры, обычаев, традиций, обрядов, задорных песен и танцев, и конечно свой колоритный певучий многоголосый говор.
  Как сказал один украинский поэт:
  "Певучий говор моего народа,
  Не истребить железом и огнем..."
  И это действительно так, по этому певучему их говору и употребляемых ими первородных старославянских словах, украинцев можно узнать везде, где бы они не были: Америке, Канаде, Австралии или России.
  Среди украинцев бытует такой анекдот.
   Встречается русский с украинцем. Первый говорит второму:
  - Ну и интересный у вас, украинцев, язык, ничего без бутылки не поймешь. Возьмём, к примеру, ваше слово "незабаром". Непонятно, где это: перед баром или возле бара...
  Украинец отвечает:
  - А ваш русский еще хуже, вы наш общий древнеславянский язык так изуродовали, перекрутили, иностранными словами испоганили, что ничего понять нельзя. Например, возьмем ваше русское слово "сравни".
  Непонятно нам: чи ты "срав", чи "ни"!..
   * * *
  Сейчас мы с вами, друзья, перенесемся во времена написания этого исторического письма.
  
  
  
   Рис. Мало каши ел казак Неешкаша.
   * * *
  Наутро после нехитрого походного завтрака, оторвавшись от царской охранки, как ранее было ими решено, казаки собрались у атаманского шатра и сели писать письмо императрице Екатерине 11 (второй), прозванной ими Кобылиной другою.
  Это прозвище казаки дали ей не просто так, а из-за ненасытной жадности к половым утехам и частой смены фаворитов при дворе.
  
  "Писали письма Запорожцы,
  Султанам, ханам и царям,
  Что казаки отнюдь не овцы,
  И непривычны к батогам.
  
  Их вольна-Хортица вскормила,
  А с ней лихая казачья рать,
  Волна Днепровская вторила:
  Пошлем царей в "ядрену-мать".
  
  Плевать на царские "Указы",
  Сибирью нас не запугать,
  Начхать на прочие приказы,
  - Сибирь нам мачеха и мать!"
  
  Писарь войска запорожского разложил на походном столе листы бумаги, гусиные перья, поставил перед собой каламарь - длинную в серебряной оправе чернильницу с чернилами, внешний знак достоинства войскового писаря, и важно с достоинством произнес знаменитую фразу, ставшую впоследствии исторической:
  - Ну, братцы, поцарапалы!..
  
  Да простят нас читатели за то, что мы опять и опять, чтобы передать дух, "хлиб та силь" послания, здесь вперемежку используем не только украинские и русские слова и фразы, но и старославянский лексикон "киеворусов" и страшно гуморной лексикон запорожцев.
  Их язык впитал в себя множество юморных слов и крутых выражений из фольклора разных народов.
  
  Писарь взял одно из гусиных перьев, аккуратно обмакнул его в чернила из черноплодной рябины и начал царапать по бумаге начальные фразы этого весьма "гуморного" письма:
  
   Государыни гусыни - императрыци Екабелини другои!
  
   Вид перших запорижських козакив Сибиру!..
  
  
   ВИТАЛЬНИЙ ЛЫСТ
  
   Здоровенько булы вельмышановна Екабелина Пердымовна!
  
  - Шо ты пышеш? - в сердцах проговорил атаман. - Пышы так: "Повии, сучке москальской, польской, курляндской, осетинской, калмыцкой, киргизской, казанской, татарской, сибирской и прочая прочих..."
  Писарь, забросив первый вариант листа, написал, как просил атаман.
   - Ну, и яка вона нам вельмышановна? - возмущался атаман. - Дали пышы про Неи, шо вона не вельмышановна, а шельма шановна. Бо це настоящая шельма, може дывытыся лисыцею, а думае вовчицею, вона свого чоловика Петра 111 удушила и сама на його трон за допомогою своих трахалей-кобелив забралася...
  Так гуторил куренной атаман.
  - Вирно, так и пышы: шельмашановна! А то що ты обозвав императрицу ще - Пердымовна, то це гарно - сказал, улыбаясь, бывший полковник запорожского войска, которого все в Сечи уважали за храбрость и смекалку. Когда-то он с казаками лихо громил турок под Перекопом.
  - По-перше, у цьому лысти передай ей прывит вид мене, козака запорожського, який "драв" Её Светлость, колы вона була проездом з Крыму в Запорожье, - с юмором попросил написать писаря сотник Любубабутрахану.
  Писарь понял намек казака и написал следующее:
  - Першим делом поспишаемо Вас повидомыты (сообщить), що сотнык вийска запорижського Любубабатрахану, якый знатно "драв" Вас в Сечи, живый, здоровый и Вам, шельмашановна гусарина-государыня, шле полумьяный (пламенный) прывит з далекого Сыбиру.
  - Оце ты добре написав, - смеясь, сказал сотник. - Дали пышы, шо вона дуже вродлыва була, як та кобылыця охоча до случки. Хай вспомне ця похитлыва кишка (кошка), як я впендюрив свого "коняку" в её "лазню" непершои свижости. Там не целка була, а якась бездония морська.
  
  Казаки, услышав это сравнение, громко засмеялись...
  
  Писарь написал так:
  - Вин каже, шо Вы тоди булы дуже вродлыви, як та охоча до случки кобылыця яку выпустилы у поле к коням, в ничну.
  Згадуе вин як у темряви намацав Вашу пишну задницю и впендюрив у вельмишановну лазню свого троянського коняку. Ваша Светлость тоди там, у темряви гучно и смачно, звыняйте, перднула, так гучно шо аж луна пошла по Днепру.
  Наш козаче добре пропарив тоди Вас повия непершои свижости. Вин згадуе, шо лазня у Вас добряча, як бездонна цеберка була, целый курень козакив можно пропустыты и вони там ни за що не зачеплятся.
  
   Казаки у костра довольно заржали от сочиненного писарем фрагмента текста, а куренной атаман похвально сказал:
  - У тебе це гарно вышло, пыши и дали так циеи сучки.
  - Напышы ще, - попросил писаря сотник, - шо я нудьгую про её здорови телесы и хотив бы ще раз зустритыся з нею в таку ж памьятну для мене ничь. Нажаль, що я не подложив ей тоди под зад колючего ежика.
  
  Казаки у костра довольно заржали, представив себе ежа под мягким местом императрицы...
  
  Писарь, несколько переиначил слова казака, и на свой лад с юмором написал:
  - Зараз тут вин нудьгуе колы згадуе Ваши, пробачте за простореччя, наливни титьки.
  Як згадае про них, так душа його, як та лелека в небо просится, туда в ридну Сечь, у ту незабутню тиху запорижську ночь, коли уси украинцы або ховають сало, або кохають своих жинок.
  Вин жалие, шо тоди ежика Вам, свиноматка, под зад не пидклав, та крапивою по голому месту не приласкав.
  
  - Напышы ций шельмы, шо у ней кепський (скверный) характер и замисть того щоб подякуваты (поблагодарить) нас за допомогу у Крыму, сдуру зруйнувала нашу Сечь, - так предложил куренной атаман отписать императрице. - И пышы дали ей ты, а не Вы, богато чести для циеи повии.
  Писарь так и поступил, кроме того, он умышленно исказил в письме отчество императрицы (она после принятия православной веры по отчеству стала - Алексеевна) и скрепя гусиным пером нацарапал следующее:
  - Распаскудна Катерына, хоть ты изменила свою изуитську виру на християнську, мы не верим тебе, бо так християны не поступают. Ты мабуть одружилась с самим чортом рогатым.
  Щоб тоби, шахрайка, в срацю встромылы стовбура з маковкой колокольни Ивана Блаженного, щоб головный колокол звоныв з твоего заду на всю Московию. Шоб ты зьихала з глузду (с ума).
  Шельмошановна Екабелина Пердымовна, кепський у тебе характер, безглуздна ты жинка, блудом, розпуством живеш. Замисть тому, щоб подякувати козакив за допомогу у Крымський вийни, ты з дуру, не пришей кобыле хвост, послухала свого ривнючего одноглазого вырядженного дурьнем пивня (петуха), и велела зруйнувати (разрушить) нашу родыну.
  
  - Видпыши вид мене циеи сучки, що за цю зраду (за эту измену) в пекли на "Тому Свити" бисы (бесы, черти) посадят голою сракою её на горячую сковороду, - наказал писарю ссыльный полковник запорожского войска.
  
  Казаки от этого его предложения довольно загудели, в головах у них были свои особые представления о том, что представляет собой пекло, и, что делают там черти.
  Писарь от себя ещё добавил:
  - Брехлыва ты господарка, знали бы мы що ты так пидло зробыш, мы бы тебе и твого коханця поганця князя Нечесу-Потемкина в Сичи з кизякамы змишалы (с дерьмом смешали).
  Щоб тебе, виплодок пекла, самого Люцепера ганчирка полова (тряпка половая), чорти гарно пеклы и смажилы.
  Пиджарюватыся тоби на вогнищи у пекли за цю зраду.
  Щоб цеглина (кирпич) тобы з поверху твого палаца на бошку (голову) упала и щоб от такои зустричи з нею ты трошки поразумишала.
  
  Екабелина Пердымовна, в аду тебе Бис з трынадцятого мытарства зниме твою шельмашановну спидныцю и посаде голою сракою на горячу сковороду, щоб вытопыты з жирного твого заду трошки сала. Щоб потим зажарыты на тому сали яйця твого напамаженного храньцюзькою парфюмерией приймака, тюфтия зрадныка Сичи князя Нечесу-Потемкина.
  Гарна з його яец буде на твоему сали яешня (яичница).
  
  Казаки, услышав такое вольное изложение писарем на папери (на бумаге) их первоначальной мысли, довольно заржали.
  - До речи, напиши ще циеи шельмы, що вона приневолила нас написати цього лыста, и що по её скотськой милости мы и наши диты булы заслани сюды, в Сыбир, - наказав, куренной атаман.
  - Вирно гутарить куренный отаман, - загалдели вокруг казаки, - так и видпыши циеи шельмы.
  
  Писарь написал следующее:
  - Просимо мылостиво просцяты шельмошановна Екабелина Пердымовна, бо ты нас прыневолила написаты цього доброзычливого ("уважительного") лыста.
  Писля зруйнування Сичи, нас козакив з жинкамы та дитьмы, по твоеи скотський мылости послали далеко до Сыбиру, де чорты навкулачкы бьються, за це тоби як кажуть "сто чортив у печинку".
  
  - Добав ще циеи шельмы, що хай (пусть) не надиеться, що мы тут загинемо (погибнем). Мы выжевемо, бо казацькому роду нема переводую.
   Нема для козака гиршои доли, як жыты без воли, - добавил куренной атаман.
  Казаки шумом одобрили это предложение.
  
  Писарь нацарапал это пожелание атамана и развил его по-своему, написав:
  - Шельма шановна Екабелина Пердымовна, по вашому Гольштейн, по нашому - Голь кацапцька бесштаннаямабуть мареш (считаеш) себе могутнею, надиешся, що мы тут уси здохнемо?..
  (От автора - казаки знали из какого голодранного захудалого рода была католическая принцесса София-Фредерика-Августа, в провославии - Екатерина Алексеевна, потом она хитростью, интригами и убийством свого царствовенного мужа Перта 111, утвердилась на русском престоле 28 июня 1762 г.)
  
  Не дождетесь, шельмошановна пани Кабелина, козаки живучий народ и мы выживем хоть у чорта на куличках. Не дарма про нас у свити кажуть: - "Козацькому роду - нема переводу"...
  Зараз мы вильни и видпочиваемо тут в Сибири, сидимо на поляни у лиси и як ти коты лежемо и на сонци животы свои греемо. Навколо (вокруг) нас леса, де богато усякий дичины та смачных ягод, а в ричках (речках) рыбы. Тому тут у Сибиру мы не пропадемо, выдюжаемо, як кажуть: "Бог не выкаже, свыня не зъисть".
  
  Казаки были довольны тем, как это написал писарь.
  - Ще напиши, що тут у нас в Сибиру вже нова змина расте, козаки мали народылысь, - попросил написать это многодетный казак с интересной фамилией Голопупенко.
  Писарь учел и это предложение, написав:
  - Тут у нас в Сибиру вже нови сибирские козаки народились, дуже шустри та гуморни хлопчиськи, як повыростають, то захочуть надраты твоим дитям, принцам и принцессам их шельмошановни сраки.
  
  - А що! Гарна змина у нас росте, - громогласно заявил Многогрешный, обладатель зычного голоса, - воны за нас, батькив, ще краще повоюють. Рано чи пизно наша Краина буде вильною та незалежною.
  Казаки поддержали своего товарища, утверждая, что он это верно заметил.
  - Видпыши ще, що мы не будемо за еи интересы воювати тут у Сибиру, - предложил атаман.
  
  Писарь выразил эту мысль шире и своими словами:
  - Мавпа ты наша, нимкеня не християнська, задумала жар чужими руками загребать, не дождёшься.
  Видношення степнякив до нас видностно гарно, бо мы их селыща не руйнуемо, як це роблять твои воеводськи злодии. Воюваты мы, запорожськи козаки, за твои шахрайськи интересы тут не будемо.
  
  - Пошто, мы з нею так вичлыво (вежливо) розмовляемо, давайте напишемо, що каждый про неи меркуе (думает), - предложил Таран-Крымський. - Напиши Кабелыни, щоб её лихоманка знайшла.
  - Во-во! - воскликнул Семен Гурко. - Добав, щоб у неи патли (волосы) на голови повылазили, а на сраки выросли, и щоб цю щетыну нимецка брытва не брала.
  
  Казаки засмеялись, представив волосатую задницу императрицы, которую перед каждым приходом князя Темкина-Потемкина "на променаж" брадобреи бреют острыми немецкими бритвами.
  
  - А вид мене добавь, - попросил писаря Гусекрад-Мадьярский. - Щоб у неё вси перса усохлы.
  - Щоб понос её добряче пропуржив, - добавил казак Нэпыйвода. - Мая жинка колы животом мается мене завсим не чипае, а у хати тишина и спокий, тальки у кущах де ховается жинка щось запашне дрибно стриляе.
  Казаки от этой шутки дружно засмеялись.
  
  - Ну, а вид мене ще добавь: щоб её царський палац зовсим згорив, а земля навколо бурьном поросла, - предложил куренной атаман.
  
  Писарь все эти пожелания казаков выразил так:
  - Щоб тебе, Екабелина Пердымовна, у твойому Билому палаци лихоманка знайшла, щоб у тебе патли на голови повылазили, а на сраци повыросталы, щоб твои жирни перса замурзани усохлы, шлунок щоб у тебе поносыв, зажурчав и довго довго запашно стриляв, и щоб твий царський палац зовсим згорив, а земля пид ным бурьяном заросла.
  Харкалы (плевали) мы с колокольны Васыля Блаженоого на твои загрозы. Тут у Сибиру ты нас николы не знайдеш.
   Прощавайте Екабелина Пердымовна, паскудна ты жинка, паганка москальска, кобыла не разумна. Приизжай до нас у Сибиру. Казатство наше усе тебе хоче выдраты, накорячках до дому прыповзеш.
  Наши уси козаки догоры сракамы шельма шахрайська тоби кланяються.
  
  - Незабудь у кинци лыста (в конце письма) вказаты, колы мы его напысалы, - напомнил писарю куренной атаман. - Ты знаешь який сегодни мисяц?
  - Ну, а як же! Мене один грек навчив. Вин так казав:
  "Щоб вывчыты назвы 12 мисяцив потрибно в серпни пид вересень взяты гарну дивчыну, повесты пид березень, покласты ее на травень, уперты ногами в лыпень, взяты одниею рукою за грудень, а иншою за жовтень, всунуты свий лютый червень в ее квитень и робыты такый сичень, щоб почався лыстопад!"
  - Гуморный мабудь був цей грек.
  - Вин з Адесы, там уси таки, - ответил писарь.
  Немного подумав, он написал следующее:
  - Пысано у жовтни, якого числа не знаемо, бо каледаря тут у Сибиру мы не маемо, а рик такий який и у вас, за це поцилуй в сраку кожного из Нас...
  
  Вид усього куреня Сибирського пидписалы або поставилы хрест козаки:
  
  Куренный отаман Таран-Крымський зи всим куренем - †
  (далее следуют малоразборчивые подписи и кресты 33 -х старшины козаков)
  
   * * *
  Но это не все, изобретательный писарь решил добавить гумору в это письмо. Он знал науку переписки фигурами, а не буквами, иероглифами или словами.
  Грек, который обучал его грамоте, ссылаясь на Геродота, в качестве примера такого бессловесного "рисованного письма", привел аналогичное письмо скифов царю Дарию.
  Они прислали в ответ на грозное послание Дария нарисованное "письмо" с изображениями: птицы, мыши, лягушки и пяти стрел.
   Это рисованное письмо наглядно царю говорило: "Если персы не умеют летать как птицы, прятаться в норы как мыши, переплывать болота и реки как лягушки, то скифы перебьют их своими стрелами".
  
  Поэтому писарь в конце письма, как заправский мордописец (художник-портретист) изобразил императрицу с оголенной сракой и рядом нарисовал громадный козацкий член со всеми его причиндалами. Такое выразительное дополнение вызвало бурю восторга у казаков.
  
  Они долго смеялись над рисунком, нелицеприятно для императрицы комментируя нарисованное письмо...
  
   * * *
  
  В целом "приветственное письмо" Екатерине Второй выглядело следующим образом:
  
  Государыни гусыни - иператрыци Екабелыни другои!
  Повии москальскои, польськои, курляндськои,
   оситинськои, калмыцкои, киргизськои, казанськои,
  татарськои, Сибирськои и прочая прочих...
  
   Вид перших запорижцких козакив Сибиру!..
  
   ВIТАЛЬНИЙ ЛИСТ
  
   Здоровенько булы шельма-шановна Екабелина Пердымовна!
  
  
  Щоб тебе пастию у ночи чорты задралы.
  Щоб один спереди драв, другий сзади, а Люце-хер встромыв бы свий здоровенный хер до самого твого зоба нимкеня, кобыляка шахрайська.
  Першим дилом поспишаемо повидомыты, що сотнык Любубабутрахану, якый тебе знатно "драв", шельма-шановна в Сичи, живый, здоровый и тоби гусарина-государыня шле полумьяный прывит з далекого Сибиру.
  Вин каже, що ты тоди була дуже вродлыви, як та охоча до случки кобылыця яку выпустылы у поле к гарным коням, в ничну.
  Згадуе вин як у темряви намацав щась мъяке и впендирив в Вашу шельмашановну лазню свого троянського коняку. Ваша Свитлость тоди там у темряви гучно и смачно, звыняйте, перднула, да так гучно, що аж луна пишла по Днипру.
  Наш козаче добре пропарив тоди тебе повия непершои свижости. Вин згадуе, що лазня у тебе дуже добряча, як бездона цеберка була, цилый курень козакив можно пропустыты и вони там ни за що не зачеплятся.
  Зараз тут вин нудьгуе колы згадуе твои, пробачте за простореччя, наливни титьки.
  Як згадае про них, так душа його, як та лелека в небо просится, туды в ридну Сичь, уту незабутню тиху запорижську ничь, коли уси козаки або ховають сало, або кохають своих жинок.
  Вин жалие, що тоди ежака тоби, свиноматка, пид зад не пидклав, та кропивою по голому мисту не приласкав.
  
  Распаскудна домогосподарка Росийська, хотя ты и зменила свою изуитську виру на християнську, мы не вирим тоби, бо так християны не поступають. Ты мабуть одружилась с самим чортом рогатым.
  Щоб тоби, шельма, в срацю встромылы стовбура з маковкой колокольни Ивана Блаженного, щоб головный колокол звоныв з твоего заду на всю Московию. Шоб ты зьихала з глузду.
  Шельмашановна Екабелина Пердымовна, кепський у тебе характер, безглуздна ты жинка, блудом, розпуством живеш. Замисть тому, щоб подякувати козакив за допомогу у Крымський вийни, ты з дуру, не приший кобыли хвист, послухали свого ривнючего одноглазого, вырядженного дурьнем пивня, и велила зруйнувати нашу родыну.
  Брехлыва ты господарка, знали бы мы що ты так пидло зробыш, мы бы тебе и твого коханця поганця князя Нечесу-Потемкина в Сичи з кизякамы змишалы.
  Щоб тебе, виплодок пекла, самого Люцепера ганчирка полова, чорти гарно у аду пеклы и смажилы.
  Пиджарюватыся тоби на вогнищи у пекли за цю зраду.
  Щоб добра цеглина тобы з поверху твого палаца на бошку упала и щоб от такои зустричи з нею ты трошки поразумишала.
  Екабелина Пердымовна!
  В пекли Бис з трынадцятого мытарства зниме з тебе шельмашановну спидныцю и посаде голою сракою на горячу сковороду, щоб вытопыты з жирного твого заду трошки сала. Щоб потим зажарыты натому сали яйця твого напамаженного храньцюзькою парфюмерией приймака - тюфтия зрадныка Сичи князя Нечесу-Потемкина. Гарна з його яец буде на твоему сали яешня.
  Просимо мылостиво просцяты шельмашановна Екабелина Пердымовна, бо ты нас прыневолила написаты цього доброзычливого лыста.
  Писля зруйнування Сичи, нас козакив з жинкамы та дитьмы, по твоеи скотський мылости послали далеко до Сибиру, де чорты навкулачкы бьються, за це тоби як кажуть "сто чортив у печинку".
  Шельмашановна Екабелина Пердымовна, фрау Гольштейн, а по нашому - Голь кацапцька перекатна, ганьба тоби, мабуть мареш себе могутнею, надиешся, що мы тут у Сибири уси здохнемо?..
  Не дождетесь, шельмашановна пани Кабелина друга, козаки живучий народ и мы выжевемо хоть у чорта на куличках. Не дарма про нас у свити кажуть: - "Козацькому роду - нема переводу"...
  Зараз мы вильни и видпочиваемо тут у Сибири, сидемо у лиси (в лесу) на поляни и як ти коты на сонци животы свои гриемо. Навколо нас лисы, де богато усякий дичины та смачных ягод, а в ричках рыбы. Тому тут у Сибиру мы не пропадемо, выдюжаемо, як у нас кажуть: "Бог не выкаже, свыня не зъисть".
  Тут у наших жинок в Сибиру вже нови сибирськи козаки народилысь, дуже шустри та гуморни хлопчиськи, як повыростають, то захочуть надраты вашим унукам та дитям, принцам и принцесам шельмошановни сраки.
  Мавпа ты наша вродлыва, нимкеня не християнська, задумала жар чужимы руками загрибаты, не дождешся.
  Видношення степнякив до нас видностно гарно, бо мы их селыща не руйнуемо, як це роблять твои имперськи злодии. Воюваты мы, запорожськи козаки, за твои шахрайськи интересы тут не будемо.
  Щоб тебе, Екабелина Пердымовна, у твойому Билому палаци лихоманка знайшла, щоб у тебе патли на голови повылазили, а на сраци повыросталы, щоб твои жирни перса замурзани усохлы, шлунок щоб у тебе поносыв, зажурчав и довго довго запашно стриляв, щоб твий царський палац зовсим згорив, а земля пид ным бурьяном заросла.
  Харкалы (плевали) мы с колокольны Васыля Блаженоого на твои загрозы. Тут у Сибиру ты нас не знайдеш николы.
   Прощавайте Екабелина Пердымовна, паскудна ты жинка, паганка москальска, кобыла не разумна. Приизжай до нас у Сибиру. Казатство наше усе тебе хоче выдраты, да так шо писля цего променажу накорячках до дому прыповзеш.
  Запорожськи козаки догоры сракамы тоби шельма шахрайська кланяються.
  
  Писано у жовтни, якого числа не знаемо, бо каледаря тут у Сибиру мы не маемо, а рик (год) такий, який и у вас, за це поцилуй Катерына в сраку кожного з Нас...
  
  Вид усього куреня Сибирського пидписалы або поставилы хрест козаки:
  Куренный отаман Таран-Крымський зо всим куренем - †
  (далее следуют малоразборчивые подписи и кресты 33 -х старишин козаков)
  Приложение:
  Юморной рисунок императрицы с оголенным мягким местом и казацкой ялдой...
  
   * * *
  Написанным "приветственным - витальным" письмом в адрес "шельмы шанованой" императрицы казаки остались очень довольны. Они долго еще гуторили по этому поводу, каждый оценивал и считал особенно удачной свою реплику в адрес этой повии, по вине которой так круто изменилась их жизнь.
  Атаман подозвал к себе самого молодого и шустрого казака Тараса и велел ему доставить письмо в ближайший почтовый двор, откуда еженедельно отправлялась почта в столицу. Там он отдать письмо почтмейстеру, естественно положить тому "на лапу хабаря" и попросить его срочным образом отправить письмо по адресу.
  
  Тарас так и сделал, он отвез почтмейстеру письмо, тот спокойно положил "хабар" себе в карман и пообещал выполнить просьбу казаков. Он отвез письмо в канцелярию губернатора.
  Первым делом оно попало в руки писаря канцелярии воеводы, в обязанности которого входило вскрывать письма и делать с них копии, чтобы в любой момент, когда этого потребует воевода, можно было восстановить в памяти, о чем говорилось в том или ином письме, отправленном в столицу.
  Воевода, прочитав письмо, был в шоке оттого, что там написано. Хотя потом в узком кругу друзей бывший воевода Рюмин и посмеивался над удачными шутками в адрес "Великой нимкени" (секс бомбы) императрицы.
  Дело в том, что он считал, что России не очень везло на умных царей.
  Тотальное крепостное право, расколовшее страну при Петре 1, продолжилось при Екатерине 11 и превратилось в непреодолимую пропасть между различными сословиями и народностями населяющих империю.
  Последствия подобных "реформ", а именно прикрепления к земле малороссов, введение крепостного права, раздача приближенным дворянам и иностранцам поместий с крестьянскими душами - аукнулось России в полной мере впоследствии (народными бунтами и революциями).
  Если в начале они (реформы) способствовали успеху становления страны, то потом резко затормозили её развитие. Отчего европейские государства быстро обошли Россию во всех отношениях.
  Русские дворяне прекрасно помнили, кто привел немку Екатерину к власти.
  А привела её к власти западная мафия, которую покойный царь Петр Федорович, вполне заслуженно обозвал "янычарами" и "преторианцами".
  Надо сказать, что эта мафия, своеобразный "цвет дворянства" в боевых действиях России в Крыму и других горячих точках сроду не участвовала, и службу они несли скорее чисто номинально (припеваючи лежа на боку в своих имениях).
  Александр Сергеевич Пушкин очень точно обрисовал тогдашнюю ситуацию: "Матушка была еще мной брюхата, а я уж был записан в Семеновский полк сержантом"...
  Свергнутый царь Петр 111 эту компанию зажравшихся бездельников собирался частью расформировать, частью заставить действительно нести военную службу.
   Естественно эти бездельники взбунтовались. Кто ж такое надругательство над их правами, зачатыми еще в "утробе матери" стерпит?
  Поэтому восшествие на престол немки началось с убийства законного императора - Пётр III.
  И именно из-за этого его и убрала подкупленная извне дворцовая мафия при русском дворе.
  Надо признать, что хотя при Екатерине возросло влияние и экономическая мощь России и были крупные победы Румянцева, Суворова, Ушакова, Алексея Орлова-Чесменского ...
  Однако, со временем тот же непобедимый русский флот, по заявлению того же Алексея Орлова, из-за своего ужасного состояния, мог бы не выдержать хорошего, открытого честного морского боя.
  Поэтому русским пришлось менять тактику ведения войны. В борьбе с турецким флотом в Чесменском бою, Орлов победил, уклонившись от традиционной тактики ведения открытых морских сражений. Тогда воспользовавшись казацкой морской тактикой боя быстрыми морскими "Чайками" и тем, что турецкий флот спрятался от бури в бухте, русские с помощью брандеров (маленьких быстроходных судов) сжег ставящие на якорях большие неповоротливые турецкие военные корабли.
  Многие офицеры флота и моряки такой победой не очень гордились, поскольку турок они уничтожали, как запертых в загоне баранов, а не в открытом морском сражении.
  Кстати, на медали, которую получил тогда каждый участник событий при Чесме, было выбито - "БЫЛЪ".
  Обратите внимание на то, как было выбито это слово: не "участвовал в сражении", не "победил", а просто - "был".
  
  Примечательно, что Пётр I как-то говорил, что государство имеет одну руку, если у неё есть армия, и две руки имеет, если у неё есть ещё и флот. В конце правления Екатерины русский флот постепенно дряхлел, старел, разваливался.
  
  Немка все делала себе на пользу и меняла фаворитов, как перчатки. Тот же влиятельный князь Нечеса-Потёмкин, когда стал не нужен, был отлучён от двора и в дальнейшем впал, как и многие воеводы, в их числе и Рюмин, в немилость.
  Рюмина унизили, послав воеводить в далекую Сибирь.
  Рюмин и некоторые другие русские вельможи понимали, что Екатерина явно презирала всё русское. Это очень ярко проявилось в её отношении к Ломоносову.
  Этот великий русский учёный настаивал на том, что славянская государственность родилась еще во времена зарождения Киевской Руси, т.е. задолго до прихода в Россию варягов. Подтверждение этого можно найти в древнегреческих и древнеримских хрониках, поскольку сами варяги называли эту страну Гардерикой (т.е. страной городов). При этом в самой Скандинавии тогда (в 9-м веке) городов совсем не было.
  Нимкеня Катерина (как называли казаки Екатерину 11) вполне серьёзно рассматривала предложение немецких профессоров о смертной казни Ломоносова за славянскую теорию формирования государства...
  Как же надо было ненавидеть всё славянское, чтобы поставить вопрос именно так!
  Эти и некоторые другие факты навели Рюмина на мысль, что Екатерина и все другие немцы, наводнившие Россию, видимо планировали перевести её в подчинённое положение от Германии и для этого готовили, и общественное мнение, и историческое обоснование о несамостоятельности славянской культуры и русской государственности.
  Всей русской знати, местным дворянам иностранные монархи сидевшие на Российском престоле привили негативное чувство, что все российское, местное славянские (производство, наука, культура, обычаи), все это много хуже чем заграничное тряпье, питье, манеры и обычаи. И до сих пор преклонение перед западом чувствуется в России.
   Екатерина правила славянами совсем не ради России, и тем более не ради русского народа, а ради и прежде всего себя, чтобы подготовить земли входящие в состав тогдашней империи к естественному присоединению к германским землям, где русским людям (естественно, это не относится к нормано-варяжскому дворянству) отводилась бы подчинённое положение.
  Рюмин понимал, что назначение его на пост воеводы сюда в эту дыру, Сибирскую медвежью глухомань, и переезд семьи из столицы, где он играл не последнюю роль при дворе, было настоящей ссылкой.
  Очевидно, из-за своих неосторожных высказываний среди друзей в пользу российской государственности, кто-то донес на него, поэтому его и отлучили от двора.
  Поэтому он подумал, что попади письмо запорожцев в руки императрицы Екатерины 11, этой "любвеобильной" кобылицы, ему не миновать ареста и отправки в кандалах уже в небезызвестные Соловки, где уже сидел атаман запорожцев Петр Калнышевский.
  Вызвав к себе в кабинет полковника Баранова, он велел ему срочно снарядить отряд для поимки взбунтовавшихся запорожских казаков, что тот и сделал.
  Однако запорожцы не были бы запорожскими казаками, если не умели уходить от погони.
  Как поется в лихой сибирской песне:
  "ВЕК СВОБОДЫ, БРАТЦЫ, НЕ ВИДАТЬ!"
  
  "Гей, стрелой летите кони,
  Мне уйти бы от погони,
  Век свободы, братцы, не видать!
  Эй, дружок, нажми немножко,
  Мне добраться до "сторожки",
  Бурю переждать!
  
  Обложили словно волки,
  Всё хотят вцепиться в холку,
  Душу вынуть, горло перегрызть,
  Но не зря меня маманя,
  Где-то там нашла в бурьяне -
  Всем чертям назло.
  По бурьяну сухостою,
  В "бого-матер" матом крою,
  Вихрем мчусь, как в поле ураган.
  Ты прости меня родная,
  Что из сумрачного края,
  Весточки не слал.
  
  Жизнь скажу такая штука,
  То ласкает словно сука,
  То ужалит словно скорпион.
  Но не зря видно маманя,
  Часто мылась с милым в бане,
  Всей молве назло!
  
  Припев:
  Гей, стрелой летите кони...
  Мне не жить никак без воли,
  Век свободы, братцы, не видать!
  С милой надо повстречаться,
  До утра покувыркаться,
  Ночку переспать.
  И не зря меня маманя,
  Не в капусте, а в бурьяне,
  В "репьяхах" нашла!
  Стал колючим слово ежик,
  Острым, быстрым словно ножик,
  Век свободы, братцы, не видать!..
  
  Да! В Сибири, пожалуй, хозяин не воевода или губернатор, а хозяин Тайга, где многое зависит от самого человек, его воли, духа и здоровья.
  Запорожцы переселенцы Сибири ушли далеко на восток, бежав от притеснений воеводы и его служивых людей. Они поселились недалеко от поселения староверов, которые тоже не жаловали выкормышей царя Петра.
  Здесь на новом месте они и стали обживаться, зимой охотились на лосей, медведей, кабаргу и ценного пушного зверя, а летом ловили рыбу и били уток и гусей, разводили нехитрую зелень в огородах, собирали ягоды и грибы. Жизнь шла своим чередом.
  По мере приближения царских поселений и войск они снимались с обжитых мест и уходили вглубь необъятной и необозримой по своей территории Сибири.
  Не удивительно, что и сейчас в 21 веке, здесь в Сибири до сих пор живут и староверы, и казаки, предки которых лихо воевали с басурманами в Крыму, на Кавказе и на Балканах.
  
  Здесь мы заканчиваем это "лирическое" отступление от сюжета и вернемся с вами к повествованию о последнем кошевом атамане Петре Калнышевском.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СМЕРТЬ ИМПЕРАТРИЦЫ
  
  
  
  
  "На что нам сдалась - нимкеня с москалями,
  Пошла б она подальше... со своими послами,
  Нам лучше выбранные в Сечи атаманы,
  В походах они всегда с казаками!"
  
  Прошло еще несколько лет, однажды атаман проснулся, сел на лавку и тут заговорили "тюремные стучалки".
  Атаман прикладывает кружку к стене и слушает соседа, польско-белорусского участника восстания Тадеуша Косцюшко - Иосифа Еленского.
  Тот радостно кричит ему:
  - Говорят, что императрица Екатерина умерла!
  Атаман отвечает ему:
  - Значит, есть Бог! Та, которая посадила меня сюда ни за что, умерла!
  Сосед:
  - Говорят, теперь от нового императора и мы можем получить амнистию?
  Атаман:
  - На что она мне сдалась та амнистия!
  
  Весть о смерти императрицы он принял спокойно, за многие годы своей жизни атаман пережил многих императриц и императоров. Пережил и повию Катерину, которая засунула его сюда в одиночную камеру Соловецкого монастыря.
  Ни лютого зла, ни доброжелательности он к императрице уже не чувствовал, время стерло многое.
  Посланный архимандритом монах в келью атамана, сказал ему:
   - Вас зовет к себе сам архимандрит!
  - Опять что-то в тундре или Белом море сдохло ? - Пошутил атаман.
  - Нет! Умерла Матушка наша, императрица Екатерина Вторая!
  
  В своей приемной архимандрит Соловецкого монастыря сообщил атаману Петру Калнышевскому это известие, сказав:
  - Мы получили известие о смерти императрицы Матушки Екатерины II (она умерла 6.11 . 1796 г., период правления был долгим для России с 1762 по 1796 годы)
  - Мне уже сказали об этом, Ваше Преосвященство!
  - Мы ожидаем, что будет большая амнистия в связи коронацией нового императора Павла. Можете написать прошение к новому императору о своем помиловании?
   - Нет! Не писал никогда и писать не буду! Мне уже все равно будет амнистия или нет, я уже вжился в эти камни, врос в них корнями и вырви меня отсюда, я погибну.
  - Что ж, как говорится - вольному воля спасенному рай! Если у вас ко мне какие-либо пожелания, атаман?
  - Хорошо бы по этому случаю, по нашей доброй казачьей традиции, пропустить бы чарку горилочку, - заметил атаман.
  - Горилочки, как у вас у меня нет, а вот водочки, я вам налью.
  Петру Калнышевскому налили чарку водки. Атаман, выпив чарку и выйдя от архимандрита, сказал тогда вторую историческую фразу:
   - Когда бы эта кобылица так не "випендривалася", то все было бы хорошо, а так черти на том свете ей хорошенько "вздрючять"!
  Архимандрит промолчал, словно не услышал хулу в адрес императрицы, и велел отправить атамана в камеры. Высшее духовенство было недовольно тем, что императрица своими манифестами отобрала у них богатые угодья и земли.
  
  Поскольку восьмая всероссийская императрица Екатерина сыграла решающую роль в жизни и судьбе атамана Петра Калнышевского, то было бы правильно хотя бы коротко, фронтально описать характерные черти и особенности её правления.
  
   * * *
  Справка.
  Итак, восьмая по счету российская императрица Екатерина II или еще, как её обзывали репрессированные запорожцы - Катерына Друга Повия Велика, родилась в Пруссии и при рождении называлась не Екатериной, её подлинное имя - София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская, немка по рождения и католичка по вероисповеданию.
  Поэтому ни каких русских или славянских корней у неё не было, но об этом простой народ не знал, знало о её происхождении только великосветское дворянство.
  
  Родилась София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская 21 апреля (2 мая) 1729 года в немецком померанском городе Штеттин (ныне Щецин в Польше).
  Отец, Христиан Август Ангальт-Цербстский, происходил из цербст-дорнбургской линии ангальтского дома и состоял на службе у прусского короля, был полковым командиром, комендантом, затем губернатором города Штеттина, где будущая императрица и появилась на свет.
   Мать - Иоганна Елизавета, из рода Гольштейн-Готторп, приходилась двоюродной теткой будущему Петру III.
  Семья её была небогатой, она получила домашнее образование. Родители не отягощали её воспитанием и особо не церемонились при выражении своего неудовольствия.
  В 1744 году по приглашению императрицы Елизаветы Петровны она вместе с матерью была приглашена в Россию для последующего сочетания браком с наследником престола великим князем Петром Фёдоровичем, будущим императором Петром III и её троюродным братом.
  По настоянию Елизаветы и родственников 28 июня (9 июля) 1744 г. София Фредерика Августа перешла из лютеранства в православие и получила имя Екатерины Алексеевны (то же имя и отчество, что и у матери Елизаветы - Екатерины I), а на следующий день была обручена с будущим императором.
  Естественно, что здесь никакой любви между ними не существовало, а был простой сговор родителей.
  21 августа (1 сентября) 1745 года в шестнадцатилетнем возрасте Екатерина была обвенчана с Петром Фёдоровичем, которому исполнилось 17 лет.
  Первые годы совместной жизни Пётр совершенно не интересовался женой, как и она, им, и супружеских отношений между ними не существовало.
  Екатерина продолжает заниматься самообразованием, изучала русский язык. Основным развлечением для неё стала охота, верховая езда, танцы и маскарады.
  Отсутствие супружеских отношений с великим князем способствовало появлению у Екатерины любовников.
  Между тем, императрица Елизавета высказывала не раз и ни два им обеим, недовольство отсутствием детей у супругов.
  Наконец, после двух неудачных беременностей, 20 сентября (1 октября) 1754 году Екатерина родила сына, которого у неё сразу забрали по воле царствовавшей императрицы Елизаветы Петровны, называют его Павлом (будущий император Павел I) и лишают возможности воспитывать, позволяя изредка видеть.
   Ряд источников, в числе которых и мемуары самой Екатерины, утверждает, что истинным отцом Павла был любовник Екатерины С. В. Салтыков.
  После рождения Павла отношения с Петром и Елизаветой Петровной окончательно испортились.
  Пётр звал свою супругу "запасной мадам" и открыто заводил любовниц, впрочем, не препятствуя делать это и Екатерине, у которой в этот период возникла связь со Станиславом Понятовским - будущим королём Польши, возникшая благодаря стараниям продувной бестии английского посла сэра Чарлза Хенбюри Уильямса.
  9 (20) декабря 1758 года Екатерина родила дочь Анну, что вызвало сильное недовольство Петра, произнёсшего при известии о новой беременности:
  "Бог знает, почему моя жена опять забеременела! Я совсем не уверен, от меня ли этот ребёнок и должен ли я его принимать на свой счёт".
  В это время ухудшилось состояние Елизаветы Петровны. Всё это делало реальной перспективу высылки Екатерины из России или заключения её в монастырь.
  Смерть Елизаветы Петровны 25 декабря 1761 г. (5 января 1762 г.) и восшествие на престол Петра Фёдоровича под именем Петра III ещё больше отдалили супругов.
  Пётр III стал открыто жить с любовницей Елизаветой Воронцовой, поселив жену в другом конце Зимнего дворца.
  Когда Екатерина забеременела от другого любовника - Орлова это уже нельзя было объяснить случайным зачатием от мужа, так как общение супругов прекратилось к тому времени совершенно. Беременность свою Екатерина скрывала, а когда пришло время рожать, её преданный камердинер Василий Григорьевич Шкурин поджёг свой дом.
  Любитель подобных зрелищ Пётр с двором ушли из дворца посмотреть на пожар; в это время Екатерина благополучно родила.
  Так появился на свет первый на Руси граф Бобринский - основатель известной фамилии.
  Вступив на трон, Пётр III осуществил ряд действий, вызвавших отрицательное отношение к нему офицерского корпуса. Так, он заключил невыгодный для России договор с Пруссией (в то время, как русские войска взяли Берлин) и вернул ей захваченные русскими земли.
  Сторонники переворота обвиняли Петра III также в невежестве, слабоумии, нелюбви к России, полной неспособности к правлению, хотя это было далеко не так. Он больше всего не любил "маман" и её фаворитов, которые опасались за своё "место под солнцем".
  На этом фоне им более подходила еще не отправленная в монастырь официальная жена императора - Екатерина. Они надеялись, что с помощью этой немки, мало что понимающей в тогдашней России, стать фактически управленцами России, отведя ей роль формальной императрицы.
  Но как впоследствии оказалось, немка перехитрила их всех и стала единодержавной властительницей громадной страны.
  Видя такое дело, что ей грозит потеря всего достигнутого, поскольку император может упечь в монастырь, Екатерина решилась осуществить переворот с помощью подвернувшийся ей братьев Орловых.
  Она ловко использовала недовольство новой политикой Петра III, и его пренебрежительное отношения к высокопоставленным сановникам и офицерам в высшем свете России.
  Хитрая жена Петр III, Екатерина, старалась казаться русской, подчеркивала свою приверженность православию, соблюдала посты, посещала богослужения, заигрывала с русскими офицерами, стараясь привлечь их на свою сторону.
  Против Петра III она составила со своим любовником графом Орловым заговор.
  Братья Орловы, руководствуясь своими корыстными целями, сумели привлечь на сторону Екатерины гвардейских офицеров.
  При этом известный ранее нам Потёмкин и Хитрово, занялись агитацией в гвардейских частях и склонили их на свою сторону. Непосредственной причиной начала переворота стали слухи об аресте Екатерины и раскрытие, и арест одного из участников заговора - поручика Пассека.
  28 июля (9 июля) 1762 г. гвардейцы Измайловского и Семеновского полков, подстрекаемые братьями Орловыми, возвели на русский престол вместо императора Петра III, императрицу Екатерину II.
  Петр III вынужден был подписать акт об отречении от престола. Вскоре он был заключен под стражу, а затем убит Орловыми в Ропше.
  22 сентября (3 октября) 1762 года Екатерина Алексеевна была коронована в Москве и стала императрицей всероссийской с именем Екатерина II.
  
  Говоря о периоде правления Екатерины, то можно сказать, что он был сложным из-за постоянных внешних войн и внутренних волнений и бунтов народа, против её манифестов закабаляющих простой народ, отдавая их на откуп самодурству дворянства.
  
  Крепостническое законодательство ею было значительно расширено: дворянам и помещикам разрешили на любой срок ссылать крестьян на каторгу, а крестьянам запрещалось даже подавать жалобы на помещиков.
  При этом самодержавный принцип управления, крепостное право, сословный строй оставались при Екатерине незыблемыми.
  В Жалованной грамоте её дворянству:
  Подтверждались уже существующие права, дворянство освобождалось от подушной подати, от расквартирования войсковых частей и команд, от телесных наказаний, от обязательной службы, подтверждено право неограниченного распоряжения имением, право владеть домами в городах, право заводить в имениях предприятия и заниматься торговлей, право собственности на недра земли, право иметь свои сословные учреждения...
  А что же досталось крепостному крестьянству:
  Указ 1763 г. возлагал содержание войсковых команд, присланных на подавление крестьянских выступлений, на самих крестьян.
  По указу 1765 г. за открытое неповиновение помещик мог отправить крестьянина не только в ссылку, но и на каторгу, причем срок каторжных работ устанавливался им самим; помещикам представлялось, и право в любое время вернуть сосланного с каторги.
  Указ 1767 г. запрещал крестьянам жаловаться на своего барина; ослушникам грозила ссылка.
  Широких размеров достигла торговля крестьянами: их продавали на рынках, в объявлениях на станицах газет; их проигрывали в карты, обменивали, дарили, насильно женили.
  Указ от 3 мая 1783 г. запрещал крестьянам Левобережной Украины и Слободской Украины переходить от одного владельца к другому.
  
  Отсюда недовольство правлением Екатерины и многочисленные выступления против императрицы.
  
  В 1771 году в Москве произошла крупная эпидемия чумы, осложнённая народными волнениями в Москве, получившими название Чумный бунт.
  На подавление восстания были направлены войска под командованием Г. Г. Орлова. После трехдневных боев бунт был подавлен.
  В 1773-1774 году произошло крестьянское восстание во главе с Емельяном Пугачёвым. Оно охватило земли Яицкого войска, Оренбургской губернии, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье. В ходе восстания к казакам присоединились башкиры, татары, казахи, уральские заводские рабочие и многочисленные крепостные крестьяне всех губерний, где разворачивались военные действия.
  После подавления восстания были свёрнуты некоторые либеральные реформы императрицы, и усилился консерватизм.
  Крестьянская война Пугачева (1773-1775), взятие Бастилии (1789) и казнь короля Людовика XVI (1793) не способствовали углублению екатерининских реформ России. Они шли с перерывами, в 90-е гг. и вовсе прекратились. Преследования А. Н. Радищева (1790), арест Н. И. Новикова (1792) не были случайными эпизодами. Они свидетельствуют о глубинных противоречиях так называемого "просвещенного абсолютизма императрицы".
  В марте 1794 началось польское восстание под руководством Тадеуша Костюшко, целями которого было восстановление территориальной целостности, суверенитета и Конституции 3 мая, однако весной того же года оно было сурово подавлено русской армией под командованием А. В. Суворова.
  После Французской революции Екатерина выступила одним из инициаторов антифранцузской коалиции и установления принципа легитимизма.
  Она говорила: "Ослабление монархической власти во Франции подвергает опасности все другие монархии.
  В этой связи Екатерина любила говорить послам иностранных держав:
  - Как Петр Великий гордился своими коллегиями, так я горжусь учреждением на новых землях новых городов и губерний
  "Я хочу управлять сама, и пусть знает это Европа!" - говорила она Потемкину...
  
  Россия при Екатерине пережила ряд финансовых кризисов и вынуждена была делать внешние займы, размер которых к концу правления императрицы превысил 200 миллионов рублей серебром.
  Екатерина II учредила заёмный банк и ввела в обращение бумажные деньги, что повлекло в себе выпуск фальшивомонетчиками поддельных ассигнаций, на чем и попался Сергей Пушкин.
  
  Колониальное расширение пределов Российской империи при Екатерине приобрело масштабные формы.
  После первой турецкой войны Россия приобретает в 1774 году важные пункты в устьях Днепра, Дона и в Керченском проливе (Кинбурн, Азов, Керчь, Еникале). Затем, в 1783 году присоединяется Балта, Крым и Кубанская область.
  Вторая турецкая война оканчивается приобретением прибрежной полосы между Бугом и Днестром (1791 г.). Благодаря всем этим приобретениям, Россия становится твёрдой ногой на Чёрном море.
  По первому польскому разделы в 1773 году Россия получает часть Белоруссии (губернии Витебская и Могилёвская); по второму разделу Польши (1793 г.) Россия получила области: Минскую, Волынскую и Правобережную Украину.
  По третьему (1795-1797 гг.) - литовские губернии (Виленскую, Ковенскую и Гродненскую), Чёрную Русь, верхнее течение Припяти и западную часть Волыни. Одновременно с третьим разделом присоединено было к России и герцогство Курляндское (акт отречения герцога Бирона).
  Важным направлением внешней политики Екатерины, являлись также колонизация Крыма, Причерноморья и Северного Кавказа.
  Поскольку, необходимость в сохранении присутствия Запорожских казаков на их исторической родине для охраны южных российских границ отпала и в то же время их традиционный образ жизни часто приводил к конфликтам с российскими властями, то императрица ликвидировала Запорожскую Сечь.
  Часть казаков бежала за Дунай, образовав там Задунайскую Сечь, часть казаков была сослана в Сибирь, часть Низового войско была распущено, но через 15 лет о них вспомнили и создали Войско Верных Запорожцев, впоследствии Черноморское казачье войско, а в 1792 году Екатерина подписывает манифест, который дарит им Кубань на вечное пользование, куда казаки и переселились, основав город Екатеринодар.
  Реформы на Дону создали войсковое гражданское правительство по образцу губернских администраций центральной России.
  
  После победы над Турцией и императрица вместе с австрийским императором Иосифом II совершила триумфальную поездку в Крым, по новым завоеванным землям.
  В 1769-1772 годах незначительный русский отряд под командованием генерала Тотлебена воевал против Турции на стороне Грузии. В 1783 году Россия и Грузия подписали Георгиевский трактат, устанавливающий российский протекторат над царством Картли-Кахети в обмен на военную защиту России. Однако в 1787 году, когда началась очередная русско-турецкая война, российские войска вышли из Грузии, оставив её беззащитной. В 1795 персидский шах Ага Мохаммед-хан Каджар вторгся в Грузию и после Крцанисской битвы разорил Тбилиси.
  
  Своим указом от 1771 г. Екатерина ликвидировала Калмыцкое ханство, тем самым начав процесс присоединения к России государства калмыков, ранее имевшее отношения вассалитета с Российским государством.
  Местная феодальная верхушка также была недовольна миссионерской деятельностью русской православной церкви по христианизации кочевников, а также оттоком людей из улусов в города и села на заработки. В этих условиях в среде калмыцких нойонов и зайсангов, при поддержке буддийской церкви созрел заговор с целью ухода народа на историческую родину - в Джунгарию.
  
  5 января 1771 г. калмыцкие феодалы, недовольные политикой императрицы, подняли улусы, кочевавшие по левобережью Волги, и отправились в опасный путь в Центральную Азию.
  Этот трагический поход обернулся для народа страшным бедствием. Небольшой по численности калмыцкий этнос потерял в пути погибшими в боях, от ран, холода, голода, болезней, а также пленными около 100 000 человек, лишился почти всего скота - основного богатства народа.
  Данные трагические события в истории калмыцкого народа нашли отражение в поэме Сергея Есенина "Пугачев".
  
  На момент восшествия на престол Екатерины II, продолжал оставаться в живых в заключение в Шлиссельбургской крепости бывший российский император Иван VI. В 1764 году подпоручик В. Я. Мирович, несший караульную службу в Шлиссельбургской крепости, склонил на свою сторону часть гарнизона, чтобы освободить Ивана. Стражники, однако, в соответствии с данными им инструкциями закололи узника, а сам Мирович был арестован и казнён.
  
  В 1762-1764 году Екатериной были изданы два манифеста. Первый - "О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах" призывал иностранных подданных переселяться в Россию, второй определял перечень льгот и привилегий переселенцам.
  Уже вскоре возникли первые немецкие поселения в Поволжье, в отведённых для переселения местах. Наплыв немецких колонистов был столь велик, что уже в 1766 году пришлось временно приостановить приём новых переселенцев до обустройства уже въехавших. Создание колоний на Волге шло по нарастающей: в 1765 г. - 12 колоний, в 1766 г. - 21, в 1767 г. - 67 колоний.
  
  Свободное переселение немцев и других в Россию привело к существенному увеличению числа протестантов (в основном лютеран) в России. Им дозволялось строить кирхи, школы, свободно совершать богослужения. В конце XVIII века только в одном Петербурге насчитывалось более 20 тыс. лютеран.
  После присоединения к Российской империи новых западных земель, прежде бывших в составе Речи Посполитой, в России оказалось около миллиона евреев - народа с иной религией, культурой, укладом и бытом. Для недопущения их переселения в центральные области России и прикрепления к своим общинам для удобства взимания государственных налогов, Екатерина II в 1791 году установила черту оседлости, за пределами которой евреи не имели права проживать.
  
  
   Рис. Императрица в своем будуаре.
  
  Особенно отличилась Екатерина в личной жизни, это было что-то вон выходящее.
  
  Список мужчин Екатерины II огромный (от вельмож до казацких рогож)... Она была большой поклонницей "свободной любви".
  Екатерина известна своими связями с многочисленными любовниками, число которых (по списку авторитетного екатериноведа П. И. Бартенева) достигает аж двадцати трех учтенных и бог знает сколько не учтенных человек.
  Самыми известными из них были Сергей Салтыков, Г. Г. Орлов (впоследствии граф), конной гвардии поручик Васильчиков, Г. А. Потёмкин (впоследствии князь), гусар Зорич, Ланской и другие.
  
  Последним официальным фаворитом был корнет Платон Зубов, ставший графом Российской империи и генералом.
  
   В 1762 году она водила занос графа Орлова, обещала выйти за него замуж, но когда он устранит её законного мужа императора Петра 111, передумала иметь такого мужа (а вдруг он отправить её вслед за первым супругом...)
   С Потёмкиным, по некоторым данным, Екатерина была якобы тайно обвенчана, но точных данных нет, а тот факт, что потом Екатерина поменяла его на другого фаворита, говорит о многом, она обманула и Темкина-Потемкина.
  Дочь императрицы и князя Елизавета Григорьевна получила фамилию Тёмкина - с отброшенным первым слогом, как это было принято среди титулованных дворян и их детей, зачатых вне официальных браков.
  Стоит отметить, что "разврат" Екатерины был выдающимся скандальным явлением на фоне общей распущенности нравов XVIII столетия.
   Надо отметить, что внедренный Екатериной институт фаворитизма в России привел к обнищанию казны и народа, и отрицательно действовал на нравы высшего дворянства, которое искало для себя выгод и привилегий через лесть и подкуп нового фаворита, и часто пыталось провести в любовники на ложе к государыне "своего человека".
  У Екатерины было двое сыновей: Павел Петрович (1754) (подозревают, что его отцом был Сергей Салтыков) и Алексей Бобринский (1762 - сын Григория Орлова) и две дочери: умершая во младенчестве великая княжна Анна Петровна (1757-1759, возможно, дочь будущего короля Польши Станислава Понятовского).
  
  После колонизации территория Российского государства существенно возросла за счёт присоединения плодородных южных земель - Крыма, Причерноморья, а также восточной части Речи Посполитой и других земель за Уралом. Население возросло с 23,2 млн. (в 1763 г.) до 37,4 млн. (в 1796 г.), Россия стала самой населённой европейской страной (на неё приходилось 20 % населения Европы).
  Но экономика России в основном продолжала оставаться аграрной. Доля городского населения в 1796 году составляла 6,3 %.
  Подводя итог правления Екатерины в России, можно сказать, что для кого-то этот период был "золотым", а для кого-то черным. Для нескольких тысяч дворян, вельмож, фельдмаршалов и генералов, он был золотым, за счет ограбления новых земель, а для миллионов крепостных крестьян и солдат, сложивших свои головы на поле брани, он был черным.
  На этом можно закончить нашу краткую справку и перейти к описанию жизни нашего главного героя - Петра Калнышевского.
  
   * * *
  После встречи с архимандритом атамана отправили обратно в его камеру.
  
  
  
   Рис. Седой атаман в камере Соловецкого монастыря.
  
  Надо сказать, что священнослужители тоже на себе ощутили пресс реформ Екатерины и между собой в кулуарах выражали недовольство тем, что у монастырей отобрали ранее принадлежащие им привилегии, земли и угодья.
  Императрица практически подмяла под себя и русскую христианскую церковь, духовенство попало в зависимость от светской власти, оно больше не могло осуществлять самостоятельную экономическую деятельность, владеть угодьями, заниматься коммерческой деятельностью, что раньше приносило монастырям неплохой доход.
  Поэтому архимандрит пропустил мимо ушей острые высказывания атамана на счет императрицы, хотя и не ослабил условия содержания атамана в монастырской тюрьме.
  Выжить в таких ужасных условиях Соловецкого монастыря и пережить двух своих мучителей в неволе, мог только такой человек, как атаман - Петр Калнышевский.
  Чтобы не быть голословным приведем высказывание секретаря Белгородской провинции Максима Пархомова.
  Он тоже был выслан при Елизавете в монастырь, но под "начало", а не под "караул", что значительно легче по условиям содержания.
  Пархомов писал, что он с радостью готов пойти на каторгу в Петербург, чем быть в этом " ... заморском, темном и студеном, прегорькому и прискорбному месте".
  Высланный на поселение в Соловецкий монастырь среди братии, разжалованный архимандрит одного из монастырей Г. Спичинский писал Архангельском епископу. Что он устал дышать "местным по несродству зловредным воздухом, изменениями различными местными (климатическими), ознобами во всех костях, через эти повреждения тяжелую работу не могу делать, но и легкого послушания нести не могу; от длительного стояния через неукротимую в ногах ломь (боль), терпеть силы не имею".
  Можно представить себе состояние заживо погребенных в казематах арестантов "карательных - колодников", если такая судьба "подначальных" - Пархомов просил, как милостыни, каторги, а Спичинский за год потерял силы и здоровье. И когда Григорий Спичинский возмутился и повздорил с самим настоятелем Соловецкого монастыря, то тот его сделал "колодником" и посадил его в камеру рядом с камерой атамана. Таковы были жесткие меры воспитания заключенных в Соловецком монастыре.
  Атаман после смерти императрицы, в течение нескольких дней и ночей думал, рассуждал об известной ему жизни и смерти императрице. В его рассуждениях не было особой злобы к ней, многое стерлось из его памяти, забылось, а то, что сталось, уже не тревожило его так, как раньше. На все воля божья, там, на Небе разберутся с этой повией, которая столько мужиков окрутила, заставив пахать на её интересы.
  Так, тем мужикам-цапам (козлам) и надо.
  Атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского, в отличие от других, ни ужасы такой бесчеловечного жизни, ни скудная пища, ни сырость и холод, ни старая лоскутная одежда не сломили.
  Что ему было до всех этих мук и страданий?
  И что значила для него еда: - эта похлебка с дохлыми тараканами и заплесневелыми сухарями?
  Тьфу, - ни что!
  Стоило ли стесняться ему своей головы без привычного казацкого оселедца за левым ухом или одежды в дырах?
   Но перед кем ему здесь в камере стесняться?
   Не переткем!
  Нет, этого всего атаман Коша не стеснялся.
  Правда, порой, особенно в ночных кошмарных снах, в который раз мучили его сомнения, прав ли он был тогда на Сечевой Раде, когда уговаривал казаков сдаться на милость императрицы. Или ему надо было принять другое решение - драться насмерть, до конца!
  Он готов был снести все, но только не упреки братьев казаков, выбравших его своим батькой, а также своих родных и близких.
  Будут им гордиться потомки или наоборот будут осуждать его за это. Его волновало это больше всего.
  
  Забегая вперед отметим, что потомки не забыли батька-атамана Петра Калнышевского, причем потомки разного уровня.
  Один из влиятельных потомков бывший президент Украины В. Ющенко всегда гордился родством с атаманом Запорожской вольницы Петром Калнышевским.
   * * *
   Справка.
   Согласно исследованиям историка и писателя Даниила Кулика, прямым потомком кошевого Петра Калнышевского является нынешний Президент Украины Виктор Ющенко. Исследователь обнаружил документы, свидетельствующие о том, что в XVIII веке у Калнышевского был брат Нечипор Ющенко, казацкий старшина из села Хоруживка, расположенного неподалеку от родного села Калнышевского Пустовойтовке, что даёт основания считать наших современников Ющенко из этого села его потомками.
   * * *
  Атаман строго судил сам себя, и его неспокойная совесть душу ему терзала. Его преследовали сомнения: - Нет ли его вины в том, что случилось опосля, когда жадные загребущие руки вассалов, едритов-фаворитов нимкени-императрицы ограбили и закабалили вольных сечевиков.
  - Самая лучшая сделка - это сделка с совестью, - с гумором говорил себе атаман, - платить не надо... А мне приходиться платить ежедневно, ежечасно.
  
  Еще он упрекал себя в том, что он, старейший атаман Коша, проживший так много лет, попал так слепо и глупо, в лапы хахалей, нахлебников лисьей морды нимкени- императрицы, и должен теперь томиться здесь в подземелье всю оставшуюся жизнь.
  - Чтоб её черти в аду как следует, выдрали! - говорил себе атаман.
  Будь на месте императрицы другой более дальновидный политик, он мог просто заключить взаимоприемлемый договор с казаками, тем более что впереди маячила не одна еще война России с их общим врагом - Османской империей.
  
  Приведем ниже памятные стихотворные строчки, которые, на наш взгляд, отражали мысли последнего атамана Запорожской вольницы, его переосмысленное отношение к войне, которую как верно заметил поэт, войну войною не победить:
  "Любой пиит (поэт) и человек,
  Ещё талантливей вдвойне,
  Когда глаголет: - нет Войне!
  Ведь Мир ценней её втройне!
   * * *
  Он хотел бы, чтоб кануло в Лету,
  Все, что связано было с войной.
  Он хотел бы и мира, и света
  Всей стране своей древней, святой.
  Он хотел бы, чтоб солнцем согрета,
  Сечь цвела, как цветок полевой.
  Он хотел бы ей вечного лета,
  И чтоб дождик лил чаще грибной.
  Он хотел, чтоб была бы воспета
  Синь небес над Днепровской водой,
  И бродить в тишине до рассвета
  Под речные напевы с волной.
  Он хотел бы, любовью согретый,
  Возвращаться с ПОБЕДОЙ домой.
  И чтоб Краина, как в небе комета,
  Оставалась всегда молодой!
   * * *
  Войну войной не победить,
  Не оправдать, не заменить.
  Войны законы - для зверей
  И не подходят для людей!.."
  
  (Из сборника "Гражданская лирика" Аркадия Польшакова)
  
  Здесь мы с вами, друзья, опять вернемся в камеру, куда был заключен императрицей атаман Коша Петр Калнышевский - батько всех запорожских казаков.
  Вчерашний день был у него томительно пуст. Он страдал кошмаром несбывшейся войны и ощущал страшную усталость. В этой связи даже не стал заниматься физическими упражнениями для поддержки своего здоровья.
  Но могучий ум и воля атамана перебороли нахлынувшие воспоминания и наступивший новый день, можно было оценить как вполне удовлетворительный для него.
  Чем больше он сидел в камере, то по себе чувствовал, как мало-помалу его охватывало какое-то безразличие ко всему происходящему, вынужденное безделье порождало стремление бездельничать.
   Говоря другими словами: - Лень-матушка, рождает еще большую лень-старушку.
  По истечении многих лет заточения его старческий организм был истощен. Ел он мало, порой ему на ту еду, которую приносили в камеру, смотреть даже не хотелось, а есть и подавно противно было.
  Он никогда не пил чистую воду, не ел качественную разнообразную с витаминами пищу и, тем не менее, прожил четверть века в подземелье монастыря в полном одиночестве.
  Здесь, очевидно, сказался эффект снижения его организмом при старении усвояемости питательных веществ. Ему не нужно было много пищи, чтобы находится в удовлетворительном физическом состоянии.
  - Старость настаёт тогда, когда уже нет желания спорить с дураками и любить красунь! - так думал атаман, отмечая в камере Соловецкого монастыря свой столетний юбилей.
  Годы, годами, но душой атаман был намного лет моложе.
  Сидя в заточении, атаман заметил, что возраст оказывает существенное влияние на "биологические часы человека". В более молодом возрасте ему было достаточно восемь-девять часов сна, чтобы оставаться деятельным в течение четырнадцати-пятнадцати часов. А вот в более старом - хватит и шести-семи часов сна, при этом период бодрствования тоже пропорционально увеличивался.
  Интересно заметит, друзья, то, что Петр Калнышевский всему миру задолго до эры космических полетов доказал, что человеческий организм, его психика, способны многое выдержать и возраст здесь не играет большой роли.
   В этой связи, опыт многолетнего заточения в одиночную камеру Петра Калнышевского был бы бесспорно полезен для длительных космических полетов на другие планеты.
  Все перипетии его 25 летнего заключения были бы весьма удачной научной находкой, как в моральном, так и психологическом отношении.
  
  Однако, друзья, вновь вернемся к повествованию о последнем атамане Запорожского вольного войска. Здоровье атамана в результате длительного пребывания в одиночной камере и недостатка физической активности ухудшилось. Пожалуй, наиболее серьезно это сказалось на зрении.
  Но не сломило атамана это, страшное на первый взгляд, состояние - ОДИНОЧЕСТВО?
  Что же это за зверь такой - одиночество?
  Одиночество - это, как некоторые люди считают своего рода духовная смерть, вызванная разрывом связей у человека с окружающими ранее его людьми: родными, близкими, товарищами и пр... Согласно этому пониманию, чем меньше у человека было контактов, тем более он одинок. Иначе говоря, тем больше у него шансов "умереть" для общества.
  Из вышеизложенного вытекает своеобразный парадокс, что чем теснее были связи с родными, чем больше времени проводил человек в их обществе, тем более одиноким он себя полагает, попав, как атаман Петр Калнышевский, в длительную изоляцию от общества.
  И, наоборот, с уменьшением частоты контактов с родственниками, друзьями, товарищами, то уменьшается, идет на убыль и чувство одиночества у человека. Если человек привык на воле быть одиноким, то и в тюрьме это его сильно беспокоить не будет.
  Как поется в удалой нашей песне:
  "Была бы водка, а к ней селедка,
  Все остальное трын-трава!.."
  Однако когда человек привык к общению, а у кошевого атамана контактов с людьми, как вы сами понимаете, было множество, то ему крайне нужно было общение, хотя бы с кем-нибудь. Поэтому эта удалая песня должна исполняться несколько в другом варианте, например:
  "Была бы водка, а к ней молодка,
  Тогда житуха - красота!.. "
  
  В этой связи рекомендации здесь могут быть простые:
  "Если ты чувствуешь себя одиноким, назови вещи своими именами:
  - Признайся, что ты один, покинут всеми или изолирован от всех;
  - Признайся, что ты оставлен здесь (в тюрьме-монастыре или еще где-то) надолго.
  - Не пугайся, найди в себе самого себя!
  Временное или длительное одиночество означает то, что твое жизненное пространство сжалось до объема твоего тела. Тебя загнали под твою собственную, как говорил сам о себе атаман - шкиру (кожу), заставляя тем самым осознать изначальную истину:
  - Ты будешь теперь одинок!
  Чтобы пережить одиночество, почувствовать в себе личность, надо вжиться изнутри в себя. Из глубины своего естественного изначального внутриутробного одиночества почувствовать самого себя.
  Надо помнить о том, что ты у себя изначально есть и будешь всегда от рождения до самой тризны.
  Хорошо запомни это и не забывай никогда - ты у себя есть!
  Потеряв ориентиры в себе, не пугайся, Бог, добрые люди помогут найти дорогу к истине.
  Если трудно тебе, ты одинок, окликни себя, подай голос, скажи сам себе:
  "Все будет хорошо!".
  Или еще лучше напевай известную пеню: "Все хорошо! Все хорошо..."
  Попав, как атаман, в одиночную камеру, дай себе знать или знак, что ты здесь, живой, не испарился никуда, что трудности, с которыми ты встретился - временные, ты преодолеешь их.
  Услышь самого себя.
  Держись за ниточку своего родного для тебя "Я", своего голоса - это приведет тебя к победе, к мечте, наконец, к себе.
  Обращайся к себе, не стесняясь и мысленно, и что еще лучше - вслух.
  Нет в мире лучшего голоса, который выведет тебя из оцепенения столь быстро и бесповоротно, как твой собственный.
  Цени свой своё "Я", собственный голос выше иных.
  Помни, что нет для тебя голоса более авторитетного, ибо им говорит с тобой сам Господь.
   Не пользуйся им для самообмана, не обманывай себя и других. Учись общению с собой.
  Ибо только слова, заготовленные специально для других, часто бывают ложными, они не подходят для обращения к самому себе.
  Зачем врать или льстить самому себе! Зачем!
  Если ты крещенный и веришь в Бога, то крест православный поможет тебе в подобном случае, обрести силы, для того чтобы выжить, покаяться в грехе, признаться в своих ошибках и заблуждениях.
  Крест - это своеобразный символ, излучающий добро и свет, он свяжет тебя с Богом...
  Бог милостив и всем кающимся отпускает грехи. А люди все грешны, нет людей без греха.
  "Кто без греха - пусть первый бросит камень", - так звучит одна из древних притч.
  Поэтому все люди порой грешат. И каждый человек по-своему грешен, одни более, другие мание грешны и каждый человек имеет право на сочувствие, и сострадание.
  Люди часто балансируют на грани между добром и злом, Богом и чертом, жизнью и духовной смертью. Черт может подстерегать в обличье искушения, под маской лжи человека везде.
  
   * * *
  
  
   ОСВОБОЖДЕНИЕ АТАМАНА
  
  "Свобода, это не простое слово,
  Звучит, содержит в себе очень много.
  В нём магия есть чего-то такого,
  Полета без оков и не земного.
  
  Свободы абсолютной нет в природе,
  Увы, с рожденья мы не на свободе,
  Опутаны, закованы цепями,
  В мозгах засели, цепи вечно с нами!"
  
  Атаман Сечи, на данном этапе преодолев столетний рубеж и свое многолетнее одиночество, перешел, точнее, пережил еще один Рубикон. Он уже двадцать лет как был узником Соловецкого монастыря.
  Однако, что говорить, годы заточения сильно подкосили его здоровье.
  Прожив долгую насыщенную событиями жизнь, атаман вобрал в себя все человеческие качества. Он умел любить и ненавидеть, отличать правду света от искушений ада тьмы.
  Петр Калнышевский сумел преодолеть муки разъединенности, ужас и пустоту одиночества. Как известно, при российском царском дворе царствовала в то время чуждая славянам распутная иностранная царица, а также карьеристы, мздоимцы, прислужники, кормящиеся у трона, с их лицемерием, подлостью, и людским эгоизмом.
  Атаман же нес другую правду, вызывающую не чувство безысходности, а непримиримую ненависть к миру лжи, лицемерия и насилия.
  В этой связи закономерна победа Петра Калнышевского, сильного, умного и гордого человека, над худшими качествами, которые были заложены в императрице Екатерине и её фаворите князе Потемкине. Его правда выглядит предпочтительней.
  Люди в этой правде верили и будет верить, видят в ней высшие человеческие ценности: лучше страдание за людей, за родную Сечь, чем насилие ради корыстных чьих-то интересов. Ведь его страдания ради мира между народами очищает наш мир от скверны и подлости.
  Императрица Екатерина II надеялась, что последний атаман вольного Войска Запорожского раскается. Надеялся на это и Потемкин, который иногда интересовался у Синода - жив ли еще быший его казачий батько-атаман Запорожской Сечи?
  Однако Калнышевский пережил и "светлейшего князя", и "нимкеню Всея Руси".
  
  После смерти Екатерины II новый российский император Павел I, ненавидевший фаворитов типа Потемкина, обрушился на многих её генералов и офицеров, которые противились военным порядкам, насаждавшимися новым царем в русской армии.
  По тюремному мегафону с кружками заключенные только и говорили о смерти императрицы.
  Эта весть вызвала у многих заключенных надежду на освобождение, но она вскоре угасла.
  Новый император Павел был занят другими проблемами, и ему было не до узников императрицы в Соловках.
   * * *
  Справка.
  Сын Екатерине II Павел Петрович вступил на престол 6 ноября 1796 г. Ему уже было тогда 42 года, он, пережив много тяжелых минут в своей жизни и испортив свой характер под влиянием холодных, неискренних и даже враждебных отношений, существовавших между ним и его матерью.
  Императрица Екатерина не только не любила своего сына, но даже подозрительно относилась к нему, так как не могла не видеть в нем претендента на власть, перешедшую к ней от его отца, Петра III, которого она убила.
  Благодаря своей подозрительности, она держала Павла вдали от дел империи, не допуская его ни к участию в своем Совете и в администрации, ни к командованию войсками.
  Поэтому не удивительно, что Павел начал избавляться от ее фаворитов и приближенных, которые в свою очередь организовали против него заговор, благо у них был уже опыт и прецедент по отстранению от власти и убийству его отца - императора Петра III.
  Заговором удалось осуществить руками петербургского военного губернатора, графа Палена, который предал своего императора и привел его к концу в 1801 году.
  В заговоре принимало участие петербургское офицерство, опиравшееся на солдатскую массу, пассивно шедшую за своим начальством.
  11 марта 1801 г. заговорщики к полуночи проникли в новый дворец Павла, Михайловский замок, построенный на месте старого Летнего дворца.
  Из полсотни заговорщиков до комнат Павла дошло человек 8, ими Павел был и убит.
  
  Престол занял внук императрицы - Александр 1.
  Указом от 2 апреля 1801 года им была упразднена Тайная экспедиция и освобождены многие узники, содержавшиеся по ее ведомству.
  Этот жест должен был засвидетельствовать либеральный курс правительства Александра I.
   * * *
  Посетивший в самом начале своего царствования в 1801 г. Соловки Александр I увидел глубокого старика при ясном уме и светлой памяти.
  Ему поведали, за что атаман сидит у них уже более 25 лет. Когда его вывели из подземелья, на него страшно было смотреть, у него, как у зверя, выросли на ногах и руках когти, длинная борода свисала на грудь, а одежда истлела и расползалась на куски. Его отмыли в бане, монахи приодели его, подстригли ему волосы, и он стал похож на обыкновенного рядового монаха Соловецкого монастыря.
  Таким его и представили хитрые монахи императору Александру.
  - Выходить что он без вины виноватый? - сказал монарх, узнав его биографию, потом спросил атамана.
  - Чего ты хочешь старик, какую награду хочешь получить в компенсацию?
  - Стар я стал, - отвечал Калнышевский, - мирские почести меня не прельщают, богатство мне не нужно, не прожить мне и того, что у меня есть.
  Одна у меня забота: - приготовить себя к будущей жизни, а нигде я этого не сделаю так хорошо, как в сей святой обители.
  Потому первая моя просьба, дозволить мне дожить свой век в Соловках, а вторая просьба, если царь-батюшка хочет меня пожаловать, пусть он прикажет выстроить для преступников настоящую тюрьму, чтобы они не маялись, как я, в душных казематах крепости-монастыря.
  Император велел отпустить Петра Калнышевского на все четыре стороны, предоставил ему право выбора места проживания.
   * * *
  Справка.
  Богомольный узник кошевой атаман дождался своего освобождения весною 1801 года.
  15 марта того года император Александр I, по случаю своего восшествия на престол, издал указ об амнистии лиц, содержащихся в заключении по ведомству Тайной экспедиции.
  Пётр Калнышевский значился среди тех, кто был включен в список Љ 1 - "о заключенных в крепостях и в разныя места сосланных с лишением чинов и разнаго достоинства", предписывалось "освободить их немедленно из настоящих мест их пребывания и дозволить возвратиться, кто куда желает, уничтожа над последними и порученный присмотр".
   Во исполнение данного указа, Правительствующий Сенат 17 марта подготовил соответствующее распоряжение архангельскому гражданскому губернатору И. Ф. Мезенцеву, дошедшее по месту назначения 29 марта.
  Губернатор в тот же день отписал Соловецкому архимандриту Ионе об освобождении бывшего запорожского кошевого атамана Петра Калнышевского и польско-белорусского политического деятеля (участника восстания Тадеуша Косцюшко) Иосифа Еленского.
  Сложно представить, как было доставлено это предписание на Соловки (поскольку навигация, как мы видели выше, обычно открывалась в начале июня), но 4 мая того же года архимандрит ознакомил Калнышевского с монаршим указом; из этого видно, что, в виду важности дела, правительственное распоряжение доставлялось на Соловки с риском для жизни курьеров.
  Ответ кошевого атамана монастырский писарь записал следующим образом: "...Поелику ныне достиг уже я совершенно глубокой ста десятилетней старости и лишась совершенно зрения, не могу отважиться пуститься в путь толь дальний, а расположился остатке дней моих посвятить в служение Единому Богу в сем блаженном уединении, к коему чрез двадцатипятилетнее время моего здесь пребывания привык я совершенно, в обители сей ожидать с спокойным духом приближающегося конца моей жизни"; далее излагалась просьба сохранить ему ежегодную выдачу 365 руб. "дабы остаток дней моих, мог я провести здесь безбедно".
  11 июля 1801 года прошение Калнышевского было удовлетворено Александром I, который предписал "оное жалованье продолжать производить по смерть его".
   * * *
  Таким образом, узнав об амнистии, бывший кошевой атаман не пожелал покинуть Соловецкий монастырь из-за солидного возраста (ему исполнилось 110 лет) и слабого здоровья - он плохо видел, однако сохранил здравый рассудок и чувство казацкого гумора.
  За долгие годы, проведенные в одиночной камере. Петр потерял многих родных и близких, так и не дождавшихся освобождения своего деда, отца, а Сечь не дождалась "блудного" батьки-атамана.
  Ознакомившись с указом императора Александра I от 2 апреля 1801 года, в котором бывшему кошевому было "даровано прощение и право по своему желанию выбрать место жительства.
  7 июня 1801 года амнистированный атаман пишет письмо архангельскому гражданскому губернатору Мезенцову, в котором благодарит правительство за запоздалые щедроты и просит разрешить ему "в обители сей ожидать со спокойным духом приближающегося конца своей жизни".
  Это своё решение Калнышевский не без юмора обосновывает тем, что за 25-летнее время пребывания в тюрьме к монастырю он "привык совершенно", а свободой сейчас "и здесь наслаждается в полной мере".
  Какой свободой он наслаждался в "полной мере" мы с вами, друзья, знаем. Но чтобы провести на воле "остаток дней безбедно", освобожденный просит сохранить за ним арестантское денежное довольствие - по рублю на день.
  Император Александр удовлетворил указанные выше просьбы кошевого. Этим жестом он хотел продемонстрировать свое "человеколюбие".
  Кошевой атаман Петр Калнышевский в 110 лет был уже не опасен трону.
  17 августа 1801 года Соловецкий архимандрит сообщил Мезенцову, что Калнышевский принял "милости с достодолжным нижайшим благодарением".
   * * *
  Нельзя не признать, говоря о кошевом атамане Петре Калнышевском, что это была поистине богатырская, сказочная натура, настоящий запорожский вековой дуб, который триста лет растет в Запорожье и под которым сечевики писали знаменитое письмо турецкому султану.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВСТРЕЧА С ПРОВИДЦЕМ АВЕЛЕМ
  
  
  
  
   Рис. Авель с книгой жизни.
  
  "Пророки и провидцы,
  Судьбы все ясновидцы,
  Своим прекрасным даром,
  От бед предупреждали.
  Но власти зрячие слепцы,
  Глумились всё над ними
  Дремали долго и, увы,
  Беда уже стучалась..."
  "Не прикасайтесь к помазанным Моим,
  и пророкам Моим не делайте зла! (1 Пар. 16,22)"
  Атаман, выйдя на свободу, был свободен от ложных чар, лицемерия и наваждения. Его не гложили уже "мучительные, подспудные мысли", что он тогда был не прав, когда не допустил войны запорожских казаков с русскими братьями славянами, идя с миром, хлебом и солью, а не с войной...
  Было бы непростительной глупостью умереть после всего того, что атаман перенес в подземелье Соловецкого монастыря.
  И хотя уже прошел год после его выхода из камеры одиночки, он еще так и не оправился полностью от тяжелой депрессии, явившейся результатом этого столь продолжительного нечеловеческого заключения его в тюрьме-монастыре.
  Он впервые за последние годы увидел пробивающийся слабый дневной свет. Как не волноваться при этом, конечно атаман волновался и радовался свету.
  Человек - вот тайна, а такую жизнь, тайну такого Человечища, как последний атаман Запорожской Сечи Петр Калнышевский, потомки будут разгадывать еще очень и очень долго.
  Есть связь Божественного и земного, пути к возрождению, пути к спасению человека, такая связь, очевидно, была у атамана. Она проходит через открытие Божественной нити в душе, и глубокой веры.
  Единственный способ уйти от одиночества, как понял атаман - это остаться одному, отодвинуться от повседневной суеты и осмыслить все происходящее с тобой. Тогда, возможно, из одиночества родится мудрость, сила, которая нужна нам, чтобы жить.
  Одиночество, в которое сунули атамана, было своеобразным уроком. Как часто мы пытаемся избежать того, что, в сущности, помогает нам жить, лучше понять себя, свои желания и отношения с окружающими.
  На родине имя атамана Петра Калнышевского долго замалчивалось, но свет правды все равно прорвался через века, сквозь тучи лжи и неправды.
  
  В один из дней, будучи уже свободным человеком Петр Калнышевский в церкви, встретил монаха Авеля, который был сослан императором в тюрьму-монастырь "под присмотр" монахов.
   * * *
  Справка.
  Как попал Авель в этот монастырь, повествует следующая история.
  В ночь с 11 на 12 марта, как известно, был убит своими приближенными император Павел I .
  На трон вступил его старший сын Александр Павлович (император Александр I. )
  Авель в это время находиться в заточении в Петропавловской крепости по указу предыдущего императора Павла I, за то, что предсказал смерть Екатерины II и самого императора Павла I.
  Новый император Александр I приказал выпустить монаха Авеля из крепости и отправить его в Соловецкий монастырь "под присмотр" местного архимандрита.
  В Соловецком монастыре Авель задержался недолго и вскоре получил свободу. Отношения его с местным архимандритом Соловецкого монастыря тогда были хорошие. Он не был "колодником", когда первый раз попал в этот монастырь, и поэтому пользовался определенными свободами.
  Однако после того как его выпустили на свободу, Авель успел написать свою третью "зело престрашную" книгу.
  В этой книге, написанной на рубеже 1803 г., он предрек события, произошедшие в реальной жизни через 10 лет, а именно: "как будет взята французами Москва и когда это произойдет".
  И снова история повторилась: книга дошла до императора Александра I. Его решение последовало незамедлительно: "Монаха Авеля абие (тотчас) заключить в Соловецкую тюрьму, и быть ему там дотоле, когда сбудутся его пророчества самою вещию".
  
  Так Авель попал второй раз в знакомый ему монастырь, но теперь уже как опасный преступник "колодник".
  За те 10 лет, что он провел в Соловецком монастыре, повторно попав туда, Авелю довелось много претерпеть.
  Он "десять раз был под смертию, сто раз приходил в отчаяние, 1000 раз находился в непрестанных подвигах и прочих искусов было отцу Авелю число многочисленное и число бесчисленное..." - так повествует Житие об этом периоде жизни монаха.
  Император вспомнил о пророчестве Авеле лишь тогда, когда войсками Наполеона была взята Москва. Он приказал князю Голицыну написать письмо в Соловецкий монастырь с требованием "выключить" его из числа колодников и "включить" в число монахов на полную свободу.
  Из этого же источника мы узнаем, что архимандрит Иларион хотел вовсе "сжить со света" Авеля, однако ему этого не удалось сделать, помешали указания царя. Но архимандрит отыгрался на других узниках.
  Он "уморил невинно двух колодников, посадил их и запер в смертельную тюрьму, в которой не только человеку жить нельзя, но и всякому животному невмесно: первое - в той тюрьме темнота и теснота паче меры, второе - голод и холод... стужа выше естества; третье - дым и угар и сим подобное... и от солдат истязание и ругание..."
  Так в "душегубках" средневековой Соловецкой тюрьмы истребляли монархи и последующие диктаторы всех инакомыслящих.
   * * *
  Здесь мы вернемся к тому периоду, когда Авель первый раз попал в Соловецкий монастырь, но не "колодником", а под "присмотр" местных монахов. Поэтому первый раз он не сидел в подземелье, как до того сидел запорожский атаман Петр Калнышевский, условия его содержания были более-менее сносными, он пользовался в монастыре относительной свободой.
  Архимандрит к нему присматривался и даже заискивал перед ним, поскольку сам новый император Александр I смягчил ему наказание, а это в глазах священника многое значило.
  Авель узнал от архимандрита о корифее монастыря Петре Калнышевском, атамане Запорожского войска, который просидел у них в подземелье 25 лет и недавно выпущен на свободу императором.
  Прорицатель, как очень любопытный человек, загорелся желанием познакомиться с этим удивительно живучим казаком, которого не сломили ужасные застенки Соловецкого монастыря.
  Однажды Авель, у церкви увидев атамана, первый подошел к нему и сказал:
  - Как здоровье Петр Иванович?
  - Не дождетесь!..
  - Петр Иваныч (здесь Авель использовал сокращенное отчество), я не из тех, кто желает вашей смерти! Я рад, что вы находитесь в добром здравии на свободе, еще и умеете шутить.
  - А кто вы, я плохо вижу?
  - Меня все здесь зовут Авелем!
  - Что-то слышал я о вас от архимандрита. Это вы предсказали смерть Катерины, за что вас и отправили сюда на "отдых" в обитель грешников.
  - Да Петр Иваныч, я предсказал смерть Екатерины и еще кое-что такое, что не понравилось её сынку императору Павлу.
  - Надо было бы раньше предсказать смерть этой повии, чтобы она пораньше отправилась в мир иной.
  - Ничего, Петр Иваныч, вы пережили всех и предателя князя Потемкина, и императрицу Екатерину, и императора Павла. Еще немного поживете здесь, будучи свободным человеком. Свобода для человека необходима как воздух.
  - Спасибо на добром слове пан Авель, я много хорошего слышал о вас от монастырских монахов. Можно я буду обращаться к вам на ты? Мне так сподручней, я с мальства привык так обращаться к товарищам в Сечи.
  - Конечно Петр Иваныч, можете! Ваш возраст, седина позволяют так обращаться к каждому из монастырских монахов. Интересно Петр Иваныч, как вам удалось без нормальной пищи, в холоде, без общения с людьми просидеть в одиночной камере так долго здесь в печально знаменитых Соловках?
  - Как, как! Я сам удивляюсь этому, может быть помогла моя вера в Бога, что Он поможет, защитит меня от всех напастей.
  - Петр Иваныч, я много колесил по миру и встречал в жарких странах индусских монахов, которые могли годами обходиться без пищи, сидеть на одной воде, ходить босыми по огню, спать на морозе.
  Очевидно, не только индусы, но наши монахи могут это делать и вы, Петр Иваныч, наглядное тому подтверждение. Ваша вера дала такую вам внутреннюю энергию, которая спасла от неминуемой гибели.
  - Не знаю, что могут делать индусы, скажу, что вера и терпение меня спасали! Однако Авель позволь спросить тебя:
  - Как такой известный человек, ведун, предсказатель оказался здесь в Соловках? Неужели нельзя было как-то избежать ареста!
  - Не мог Петр Иваныч я избежать этого! Я ведь предсказатель для других, а не для себя. Так получилось: Господь располагает, а человек только предполагает! Мне не дано знать о себе. Я как-то пытался в книге жизни отыскать свои следы и не нашел, даже дату своей смерти мне не удалось подсмотреть.
  - Печальный факт пан Авель! Тут ты прав, Бог располагает, а человек предполагает! Я вот сидел в одиночке и думал над бытием жизни, благо времени было много.
  Так вот я понял, что человек отличается от животного тем, что знает, впереди его ждет смерть. Но при этом он сомневается, что это не совсем окончательно, поскольку верит в загробную жизнь.
  - Да вы стали здесь философом Петр Иванович!
  - Авель, посидишь с моё будешь им! Хочешь, расскажу на этот счет одну гумореску?
  - Рассказывайте!
  - Тогда слушай:
  "В утробе матери находится двойня.
  Один из двойняшек обращается к другому:
  - Слушай братан, как ты думаешь, есть ли жизнь после родов?
  Второй глубокомысленно отвечает:
  - Наверное, нет: ведь оттуда еще никто не возвращался!"
  
  - Хорошо подмечено, - улыбаясь, заметил Авель, - у нас та же ситуация - с того света люди не возвращаются!
   * * *
  Справка.
  Дар предсказателя появился у Авеля после перенесенного тяжкого заболевания.
  В марте 1796 г. на допросе в Тайной экспедиции на вопрос: когда впервые слышал он "глас" о смерти императрицы?
  - Авель ответил: "Когда он был в пустыни Валаамской, во едино время был ему из воздуха глас, яко боговидцу Моисею пророку и якобы изречено ему тако: иди и скажи северной царице Екатерине Алексеевне всю правду, еже аз тебе заповедаю..."
  Это произошло в марте 1778 г. По рассказам Авеля, он "был вознесен на небо", где увидел некие две книги, содержание которых впоследствии лишь пересказывал в своих писаниях.
   Таким образом, монах сформировался как провидец, в силу обстоятельств получил поразительные способности предсказателя, и начал пробовать свои силы на этом поприще.
  После публикации своей книги Авеля посадили в костромской острог. Но дело на этом не закончилось. Вскоре его препроводили в Санкт-Петербург, в Сенат.
  Здесь он впервые ощутил силу власти. Глава Сената, генерал Самойлов, увидел в книге недопустимую крамолу - запись о том, что императрица Екатерина II в скором времени лишится жизни. Бил по лицу Авеля и кричал: - Кто научил тебя такие секреты писать и зачем ты стал такую книгу составлять?
  Авель ответил Самойлову, что "меня научил писать сию книгу Тот, Кто сотворил Небо и Землю, и вся иже в них. Тот же повелел мне и все секреты оставлять!"
  Самойлов воспринял заявление Авеля как юродство, посадил его в тайную экспедицию, а о происшедшем донес императрице.
  Та поинтересовалась, "кто же такой Авель есть и откуда?", после чего велела отправить его в Шлиссельбургскую крепость на пожизненное заключение, а потом его перевели в Петропавловскую.
  Эти события произошли в феврале-марте 1796 г. А 5 ноября того же года императрицу нашли без чувств на полу покоя. Ее поразил удар, и она скончалась на следующий день - 6 ноября 1796 г., в полном соответствии, как утверждают, с записью в книге монаха Авеля.
  Эта запись была сделана за год до смерти Екатерины II. В тот же день на трон Российской империи взошел сын Екатерины - император Павел I. Он сместил главу Сената генерала Самойлова, и место это занял князь Александр Борисович Куракин.
  Но недолго Павел был императором, время, отмеренное ему, быстро истекало. Его смерть тоже предсказал Авель, он, как известно, был убит своими приближенными.
  Новый император Александр I, узнав о прорицателе и его мрачных предсказаниях, приказал монаха Авеля переправить из крепости, где тот сидел, подальше в Соловецкий монастырь "под присмотр" местного архимандрита.
  Здесь и произошла памятная встреча освобожденного атамана Калнышевского и провидца Авеля.
   * * *
  
  - Типун на язык! Не дай бог попасть сюда "колодником"! - воскликнул Авель и перекрестился. - Петр Иваныч, может после молитвы, заглянешь ко мне, сварганим знатную яичницу, мне рыбаки в подарок принесли кошелку гагарьих яиц и копченую рыбешку.
  Петр Калнышевский в лице Авеля нашел приятного собеседника, с которым в отличие от других он охотно говорил, поэтому он ответил ему, сказав:
   - Дякую (благодарю) за приглашение, давно не пробовал яичницу. Интересно за что рыбаки тебя так отблагодарили, Авель.
  - Я предсказал шторм на море и предложил им не выходить три дня в море. Так и случилось те, кто остался на берегу, остались живы, а кто не послушал и вышел в море рыбачить, погибли в бурю.
  - М-да, страшный ты человек Авель!
  - Нет, я не страшный, я ходячий ведун, верней сейчас сидячий здесь в Соловках ведун.
  - Однако тебя здесь держать как свободного монаха, а не как узника закованного в кандалы.
  - Такова милость императора! Да разве отсюда убежишь, кругом море.
  - И то, правда, я вот 25 рокив (лет) просидел здесь в подземелье и, слава Богу, еще жив. - Ну, что пошли жарить яичницу?
  - Пошли!
  (Атаман, выйдя на свободу, старался с русскими говорить по-русски, насколько это позволяла его память, поэтому в его выражениях встречались наряду с русскими словами и украинские слова и фразы, это был его своеобразный личный его "суржик". Причем с монахами монастырскими старался держать язык за зубами, с ними он старался воздерживаться от лишних разговоров, поскольку они все доносили архимандриту)
  
  Монахи направились в казарму, где была келья брата Авеля. По дороге Авель заметив, что атаман плохо видит, взяв под руку, помогал ему идти в нужном направлении. Из кельи Авель вынес кошелку с яйцами, и они отправились на кухню в трапезную, где он попросил молодого поваренка инка Соловецкого монастыря Никанора сжарить им яичницу.
  
  
   Фото. Зал трапезной Соловецкого монастыря.
  
  Инок Никанор был прикреплен к Авелю следить за ним и обо всем докладывать монастырскому начальству.
  Пока жарилась яичница, Петр с Авелем расположились друг против друга на лавках за столом и продолжили разговор.
  - Авель, очевидно, тебе часто задают вопросы и просят предсказать будущее.
  - Да, многие хотят знать, что ждет их впереди. Но есть и такие, которые не верят, ни во что, и даже более скажу, не хотят знать, что ждет его самого или страну в будущем.
  - Ты о ком говоришь?
  - Об императоре Александре! Вместо того чтобы выслушать меня и скорректировать свои планы по обустройству и защите страны, он по глупости большой отправил меня сюда в Соловки.
  - А шо е (есть) таке, которое непонутру ему?
  - Есть! Предстоит война между Россией и Францией, а он не верит. Да они там все при дворе на французский манер говорят, и не ведают, и даже не хотят ведать, что французские солдаты скоро в Москве будут. Мне удалось подсмотреть картины из грядущего.
  - Чудеса и только Авель, тебе цены нет!
  - Да, но нет пророка в своем отечестве.
  - Что, правда, то, правда! - согласился Калнышевский.
  - Кстати, на той войне с французами отличится один из твоих казаков, есаул Матвей Платов. Помнишь такого?
  
  
  
   Рис. М. Платов в парадной форме.
  
  - Да, помню! Он в Крымську войну с Опанасом Ковпаком добре лупыв татарву. Знатный був рубака казак Матвей.
  - Так вот, он сильно досадит французам в их тылу, да так, что французский император объявит его личным своим врагом.
  - Он как! Ну, а что ты можешь сказать про меня и ридну мою Краину.
  - Петр Иваныч, знаешь, после разрушения Сечи остались десятки тысяч запорожцев, которые составили на юге достаточно грозную силу. Таким образом, уничтожить казацтво императрица не могла полностью.
  Поэтому она по совету того же князя Потемкина разрешила им переселиться на Кубань.
  Насколько я знаю и ведаю, оставшиеся на свободе запорожские старшины, среди которых были твои сподвижники Сидор Белый, Захарий Чепига и Антон Головатый и перетянули казаков на Кубань, где они и осели. Так что запорожское казачество благодаря их усилиям на Кубани пустили свои корни.
  - Это хорошо, что козацтво возрождается. А что ты можешь еще сказать обо мне?
  Авель посмотрел на Калнышевского и сказал:
   - Ничего в ближайшем будущем хорошего тебе ждать не приходиться, ты Петро отжил свое, а твоя родина, как ты сказал Краина, не скоро будет свободной.
  - Про себя я итак знаю, что скоро отойду в мир иной, а вот с родной стороной шо буде?
  - Не огорчайся Петр Иваныч, все на Небесах будем, только в разное время. Вы, хохлы упрямый народ, и добьетесь долгожданной свободы, но это будет не скоро, очень даже не скоро.
  Что касается тебя, то церковь тебя канонизирует как Великомученика, каким ты являешься на самом деле, просидев в этом Богом забытом монастыре четверть века.
  
  В этот момент инок Никанор принес на обгорелой сковороде жаренную на тюленьем сале "шкварчащую" яичницу и поставил её на середину стола. Никанор, пока монахи разговаривали между собой, как-то опасливо поглядывал на прорицателя.
  В монастыре ходили самые невероятные слухи об Авеле, говорили, что он может предсказать плохую судьбу и то, что он предсказал, обязательно сбудется.
  
  Авель нарезал черный хлеб, и они с атаманом принялись трапезничать. Утолив первый голод, Петр, улыбнувшись, сказал Авелю:
  - Мне вспомнилась одна гумореска про то, как приготовить яешню (яичницу) из двух яець и де взяты ци яйця.
  - Интересно какая? Расскажи!
  - По-цыгански щоб приготовыты яешню треба: - украсть два яйця и из них поджарить яешню.
  По-хохлятськи: позичить (занять без отдачи) у сусида (соседа) два яйця...
  По-християнськи: розмалюваты (расписать) два яйця.
  По-жидовськи: купить четыре яйця по цене двох, лишние два продать по цене как за четыре.
  По-кацапськи: купить у еврея те лишние два яйця.
  - Выходит жиды самые хитрые. Ну, а если у кацапов нет денег, чтобы купить эти яйца, что тогда? - спросил, улыбаясь, Авель.
  - Тогда у кацапов есть другой вариант: - оторвать у жида два яйца.
  - Ха-ха-ха! - засмеялся Авель. - Потом поджарить их...
  
  Поев яичницу, они расстались друзьями, и отправились по своим кельям.
  Авель преклонялся перед этим могучим человеком, переживших многих императоров России
  Новое место жительства после освобождения было у Петра Калнышевского теперь не в монастырском подземелье, а наверху, рядом с трапезной (столовой).
  После этой встречи у них были и другие, Авеля интересовали подробности жизни Петра Ивановича в подземелье.
  Он не мог себе представить, как этот старик пережил всю эту жуткую долгую двадцатипятилетнюю каторгу здесь в Соловках и остался жив, и при добром еще здравии.
  Это было уму непостижимо, он бы, пожалуй, так не смог бы так долго выдержать такое испытание.
  Вот что значить воля и сила духа, они способны на многое!..
  Вскоре Авеля указом императора вовсе выпустили на волю, и он уехал из монастыря, а Петр Калнышевский остался в монастыре.
  
  Однажды друзья встретились в трапезной за обедом, и Авель сказал атаману:
  - Меня указом императора совсем оправдали и выпустили на свободу, поэтому я, сегодня покину монастырь. Там воле, на материке, пожалуй, напишу еще одну свою книгу откровений.
  - Жаль! Вернее я рад за тебя, наверное, мы больше не встретимся с тобой.
  - Наверное, так! Может, поедем вместе? Ты же свободный!
  - Нет, Авель! Мне некуда ехать! Запорожскую Сечь сравняли с землей, ее как таковой уже нет, родных и близких я потерял, их разбросала горькая судьба по белу свету. Казаков оставшихся в Запорожье, закабалили иностранные помещики и царские холуи. Да и, пожалуй, за четверть века все забыли меня, последнего атамана Запорожской вольницы на родной земле.
  Ехать к казакам на Кубань, так там есть свой атаман и старшины.
  Ехать за Дунай на Сечь, царское правительство не позволит. И дорога длинная и тяжелая для моего здоровья.
  Так что как ни крути никуда ехать, остается одно доживать свой век здесь при монастыре.
  Та и, сам знаешь, немного осталось мне коптеть здесь на белом свете.
  - Наверное, ты прав, разум тебя, Петр, не покинул! Тогда прощай, атаман! Не помяни лихом!
  Провидец и атаман тепло распрощались, Авель сел на корабль и отплыл на материк.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СМЕРТЬ АТАМАНА
  
  
  
   Рис. Дорога в царство Небесное.
  
  "Отбушевали чувства, страсти,
  Любви, пожалуй, больше нет,
  Судьба дала немного счастья,
  Затем отправила в кювет.
  Дороги трудные изломы
  И виражи на всем пути,
  Запретного плода оскомы
  - Теперь всё это позади.
  Исчезли три его подруги:
  Надежда, Вера и Любовь,
  К чему напрасные потуги:
  Былое не вернется вновь.
  Проходит всё, пройдет и это,
  На перекрестке трёх дорог
  Стоит один на склоне лета
  - Жаль выбрать нужную не смог...
  P.S.
  А может все-таки он смог?!
  (Из сборника "Гражданская лирика" Аркадия Польшакова)
  
  В последнее время атаман все чаще и чаще видел один и тот же сон. Будто он стоит на колокольне и видит внизу на площади перед церковью вдруг, откуда не возьмись неожиданно появляется юродивый паломник в старой рваной одежде и посохом в руках.
  Он останавливается перед входом, подымает голову и начинает пристально на него смотреть и все кто его видят в этот момент на площади, останавливаются, подымают головы наверх и интенсивно крестятся.
  
  
   Рис. Юродивый в лохмотьях
  
  По их жестам видно, что они испытывают очень сильный страх. Потом начинают пятиться назад, стараясь скорее покинуть площадь.
  Атамана, глядевшего на юродивого, тоже охватывает холод, он замирает и не может сдвинуться с места, он не может даже отвести глаз в сторону.
  Постояв немного юродивый, осенив крестным знаменем себя и колокольню, где стоит Петр, уходит. Даже не уходит, а исчезает также внезапно, как и появился.
  
  В такие моменты атаман просыпался всегда с тревогой в душе. В толкователе снов он не мог найти объяснение своему сну. А сон был, как понял атаман вещим, предупреждением ему.
  
  Наступила промозглая осень 1803 г., с моря подули холодные ветры, поплыли первые льдины по морю и в один из таких ветреных холодных дней, он простудился и заболел.
  Здоровье у атамана было уже не то, что раньше, сказалось все, что он пережил в подземелье монастыря.
  Поэтому понял, что, будучи уже на воле он, недолго проживет, эта болезнь доконает его.
  Атаману становилось все хуже и хуже, монахи, что заботились о нем, видели, что он уже не жилец на этом свете, поэтому позвали к нему архимандрита, чтоб тот прочитал ему прощальную молитву и отпустил грехи.
  Атаман на своем смертном одре, когда к нему пришел с прощальной молитвой архимандрит, со свойственным ему гумором сказал:
  - Як помру, то поховайте (похороните) меня у старой могиле.
  Когда тот спросил его причину такой необычной просьбы, атаман ответил:
  - Причина та, что колы (когда) черти-мытари придут меня мытарить (пытать), то, подумавши, что я давний мрець (покойник), не станут мытарить меня про сучасни та грешни справы (грешные дела) и пойдут себе геть отсюда...
  - Сын мой, пора прочитать предсмертную молитву. Повторяй за мной слова молитвы. Если ты не можешь голосом, повторяй про себя.
  Иероним читает слова молитвы, а атаман повторяет:
  - Когда я, подавленный болезнью, восчувствую приближения кончины земного бытия моего: Господи, помилуй меня!
  Когда бедное сердце мое при последних ударах своих будет изнывать и томиться смертными муками: Господи, помилуй меня!
  Когда глаза мои раз орошаются слезами при мысли, что в течение моей жизни оскорблял я Тебя, Боже, грехами своими: Господи, помилуй меня!
  Когда зрение мое не увидит и окаменеет язык мой: Господи, помилуй меня!
  Когда страшные призраки и видения станут доводить меня до отчаяния: Господи, помилуй меня!
  Когда душа моя, пораженная воспоминаниями моих преступлений и страхом суда Твоего истощена в борьбе с врагами моего спасения, силя (стремясь) захватить меня в область мрака мучений: Господи, помилуй меня!
  Когда смертный пот оросит меня, и душа с болезненными страданиями будет отдаляться от тела: Господи, помилуй меня!
  Когда смертный мрак закроет от мутного взгляда моего все предметы мира сего: Господи, помилуй меня!
  Когда в теле моем прекратятся все ощущения, оцепенеют жилы, и окаменеют мышцы мои: Господи, помилуй меня!
  Когда до слуха моего не будет более доходить человеческая речь и звуки земные, когда душа предстанет пред Тобою, Боже, в ожидании Твоего назначения: Господи, помилуй меня!
  Когда стану слушать праведный приговор суда Твоего, который определяет вечную судьбу мою: Господи, помилуй меня!
  Когда трубный голос нарушит всех при Втором Твоем Пришествие и раскроется книга деяний, Господи Иисусе Христос, Сын Божий, помилуй меня, грешного раба Твоего Петра.
  В руки Господи, предаю дух мой.
  Аминь!
  
  Иероним видит, что умирающий в сознании, спрашивает атамана:
  - Сын мой, простил ты всех в этом мире?
  - Да, Святой отец!
   - Сын мой, у тебя есть ли грехи, не отпущенные при исповеди?
  Атаман, с трудом ворочая языком тихо, и как-то грустно отвечал:
  - Не знаю, Святой отец! Сидя в одиночной камере, меня часто мучили угрызения совести, что не все я сделал, чтобы предотвратить разрушение Сечи. Мы сдали без боя родную Сечь.
  Хотя шанс у нас был, мы могли, как раньше турка, разгромить войска Текеллия, и уйти с куренями за Дунай. Но я хотел, прежде всего, спасти цвет казачества и не допустить кровавой бойни между братьями славянами, где полегло бы на поле брани десятки тысяч, если не целая сотня простых людей с обеих сторон.
  На мой взгляд, если бы я поступил иначе, это был бы большой грех, который бы камнем висел у меня на душе всю жизнь.
  Но есть казаки, которые рассуждают на это иначе! Поэтому я не знаю грех это или нет!
  - Сын мой, когда ты появишься перед Господом Богом, то узнаешь грех это твой или нет. Я считаю, что не грех!
  - Спасибо на добром слове, Святой отец!
  - Сын мой, хочешь что-то сказать или передать кому что-либо?
   - Святой отец! Сэкономленных мной денег, дарю Соловецкому монастырю ценное Евангелие, весом более 34 фунтов серебра.
  - Спасибо, сын мой, от монахов монастыря за такой ценный подарок! Может, хочешь выпить святой воды?
  - Да, Святой отец!
  Иероним дает атаману воды попить. Он подносит к губам умирающего для поцелуев икону и крест.
  В эту ночь последний атаман вольной Запорожской Сечи скончался.
  
  Перед смертью атаману приснился странный сон.
  Ему снилось, как будто он босоногий мальчишка бежит по проселочной дороге, а за ним бежит громадный черный бык.
  Это был огромный разъяренный похожий на зубра бычара.
  Бык бежит за ним и кричит ему:
  - Стой, ты от меня не убежишь!
  Петрик, услышав это, задал такого стрекача, что аж пятки сверкали за ним.
  Но бык был очень сильным и бежал за ним еще быстрее, он стал нагонять его, крича:
  - Ага, скоро я нагоню тебя!
  Петрик стал выдыхаться, а бык стал все ближе и ближе приближаться к бегущему изо всех сил пареньку.
  И тут произошло чудо, все небо вдруг озарилось белым ярким светом. Он был настолько белым и чистым, что в нем растворились всё и дорога, по которой они бежали и придорожные кусты и даже далекая извилистая лента реки.
  Под действием этого света Петрик и разъяренный бык остановились.
  Бык, увидав этот яркий белый свет, стал пятиться назад.
  Свет, окружавший Петрика, был настолько нежным и мягким, что в нем можно было купаться, как он раньше купался в теплой и чистой воде родной реки.
  Это было поистине райское наслаждение. Когда свет немного рассеялся, атаман увидел перед собой стоящего перед ним молодого мужчину в белом одеянии и с белыми пушистыми крыльями за спиной.
  Свет вынул из-за пояса меч-кладенец, и смело пошел на черного быка.
  Бык вдруг превратился в громадного рогатого черного как сажа чёрта излучающего черный как ночь свет.
  
   Рис. Страшный черт
  
  Черный черт, казалась, с ниоткуда вынул меч, и они стали драться.
  Это была битва не на жизнь, а на смерть двух титанов света и тьмы, добра и зла.
  Петрик, конечно, был рад, что за него заступился Свет, но он очень сильно боялся, что Черная тьма одолеет Свет.
  К его большому счастью это не произошло. Решающий удар был за Светом и черный как сажа черт упал поверженный в прах и пыль.
  Свет подошел к быстро повзрослевшему Петру Калнышевскому уже в одеянии атамана Запорожского войска, и сказал:
  - Следуй за мной!
  - Вы мой ангел-хранитель? - спросил атаман.
  - Нет, я Посланник! - улыбнувшись, ответил он.
  - И куда прикажете мне следовать? - спросил атаман.
  Тот коротко ответил: - На Небо!
  - Кто это был весь в черном?
  - Посланник демона! Он хотел утащить твою грешную душу прямо в Ад, минуя Чистилище и суд Божий.
  - Выходит вы спасли меня!
  - Я просто восстановил справедливость.
  - Спасибо, вы защитили меня, - сказал атаман Посланнику, - я при жизни много согрешил, за что и был наказан.
  Здесь атаман стал интенсивно мысленно молиться, говоря:
  - С Божьей любовью к вам, земные братья и сестры мои, обращается к вам грешный раб Божий Петр Калнышевский, простите люди добрые меня, если можете за всё.
  За всё! За всё, всё!..
  С этими последними искрами сознания атаман Запорожского вольного войска Петр Калнышевский умер, мужественное сердце его остановилось, но память о нем не умерла, она жива и поныне.
  Последний атаман Запорожской вольницы Петр Калнышевский атаман умер (1690-1803 гг.), как написали на надгробной плите монахи Соловецкого монастыря: "1803 31 октября дня, в субботу, 112 лет от роду, смертью благочестивой, хорошей..."
  Таким образом, прошло немного времени после той памятной встречи здесь в Соловецком монастыре двух неординарных людей: атамана Петра Калнышевского и прорицателя Авеля.
  Сбылось предсказание вещего Авеля касательно Петра Калнышевского, что он будет похоронен скромно, как подведет свободному человеку в земле холодной, северной.
  И что потомки на родине будут долго чтить память последнего атамана Запорожской вольницы, сочинять песни, много и хорошо писать о нем. И что православная церковь канонизируется атамана, как праведного Великомученика.
  
  
  
   Фото. Возложение цветов у памятника атаману.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЭПИЛОГ
  
  " Смотрю на мир Земной, как не родной,
  Полки веков и армии тысячелетий
  Прошли волной грозной за волной,
  За ними батальоны целых поколений.
  Давно уже пала в Запорожье Сечь,
  Исчезли государства, целые народы,
  Но уютен новый - старый мир,
  На свет рождаются все новые уроды.
  Опять "раздрай" и полный беспредел,
  Вожди народ с народом сталкивают лбами,
  Воюют за "мундир", за свой "удел",
  Мечтают мир подмять и помыкать рабами.
  А те все терпят и едва мычат,
  Как скот на суперсовременной бойне.
  Из них лишь единицы не молчат:
  - Зачем вам, "гомо-сапиенсы", все те войны?
   * * *
  - Зачем разумные, так неразумно поступать?
  - Ведь и ваш Потоп - не за горами!.. "
  
  ( Из сборника "Гражданская лирика" Аркадия Польшакова)
  
  Петр Калнышевский по образу жизни и привычек был типичный закоренелый, закаленный в боях и походах запорожец. Об уме Калнышевского свидетельствует его карьера.
  Он прошел все ступени иерархической лестницы в Запорожской Сечи, начиная от самой младшей - джуры и кончая высшей выборной должностью - кошевого атамана.
  Должностные обязанности, начиная с джуры, выполнял Петр Калнышевский ответственно и старательно. То, что он в выборной должности атамана всего Запорожского Коша бессменно пробыл 10 лет, а также то, что он многократно участвовал в петербургских депутациях казаков, доказывают, что он был для своего времени талантливым запорожским деятелем. Казаки в нем видели умного и талантливого батьки-хозяина Запорожья.
  Особенную окраску придает атаману Петру Калнышевскому его благочестие, выразившееся в многочисленных пожертвованиях церквам, как в самой Сечи, так на Святой земле в Иерусалиме, также принятием послушничества при конце своей жизни, в глубокой старости. Он прилагал большие старания относительно благосостояния Запорожских церквей и снабжения их православными книгами и образованным духовенством.
  В конце жизни, будучи уже свободным человеком, приняв послушание и став монахом, он из сэкономленных на его содержание денег, в память о себе купил и подарил Соловецкому монастырю ценное Евангелие, оклад которого содержал более 34 фунтов серебра.
  
  Не очень продолжительной была панихида по Петру Калнышевскому. В соборе, где отпевали панихиду по рабу Божьему Петру, было немного молящихся монахов.
  
  Если бы хоронили атамана Запорожского Коша в Сечи, это было бы что-то из вон выходящее, десятки тысяч людей пришли бы проводить в последний путь батька-атамана, блестели бы хоругви, сверкали сабли и оружья казаков, присутствовала вся казацкая старшина, гремели салюты, было бы море венков и цветов.
  Гробница атамана была бы вся в свечах и живых цветах.
  Однако этому не суждено было сбыться. Похоронили его там же, на Соловках, скромно, без излишеств.
  Могила Калнышевского находится на главном дворе Соловецкого кремля перед Преображенским собором, рядом с могилой Петра Толстого.
  До сих пор на ней лежит надгробная плита из серого отполированного гранита, "украшенная" ханжеской эпитафией, составленной монахами:
  "Здесь погребено тело в бозе почившего кошевого бывшей некогда Запорожской грозной Сечи казаков атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году, по высочайшему же повелению, снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить обитель, в коей обрел душевное спокойствие смиренного христианина, искренно познавшего свои вины. Скончался 1803 года, октября 31 дня, в субботу, 112 лет от роду, смертью благочестивою, доброю".
  
   Фото. Надгробная плита атамана в Соловках
  Впрочем, в чем именно раскаялся уже не атаман, а монах Петр Калнышевский, известно только Всевышнему. Соловецкие монахи поведали миру предсказание Авеля на счет запорожского атамана, по их словам атаман будет канонизирован церковью как Великомученик.
  Так это впоследствии и произошло.
  Украинская православная церковь Киевского патриархата на соборе 2008 г. канонизировала Петра Калнышевского как праведного Великомученика, которым он действительно был и этого печального исторического факта никому не удастся оспорить, или очернить.
  
  
   Фото. Икона святого Великомученика Петра Калнышевского
  
  Не мешало бы и Русской православной церкви сделать то же, что и сделала Украинская православная церковь, ведь все мы под единым богом живем и то, что кошевой атаман Петр Калнышевский сделал, остановив братоубийственную войну между украинцами и русскими, дорого стоит.
  Будучи безвинно посажен Российской императрицей Екатериной II на 86 - м году жизни в одиночную камеру Соловецкого монастыря и выпущен через 25 лет 15 марта 1801 г. царем Александром I, Петр Калнышевский прожил, промучился в России на тот момент, страшно подумать, ему было тогда до 110 лет.
  Поэтому дважды не мешало бы Русской православной церкви канонизировать Петра Калнышевского как Российско-Украинской праведного Великомученика, много сделал хорошего и для всех.
  
  Описав трагическую жизнь последнего вольного атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского, можно сказать в конце:
   - Он всегда верил в победу добра, он предвидел исторический ход событий и не сомневался в том, что на смену тирании, придет гуманное, справедливое демократическое общество, которое было впервые воссоздано в Запорожской Сечи, с его выборными институтами власти, обычаями и традициями.
  Уйдут со сцены палачи, душители свободы, и новые поколения оценят своих пророков и не предадут забвению имена тех, кто приближал расцвет торжества справедливости.
  Петр Калнышевский нашел в себе духовные силы не склонить голову перед сильными мира сего. Он жил, творил не для себя, а для грядущих поколений людей. Он собственным примером, всей своей многотрудной жизнью показал образец служения своему родному отечеству.
  Неотвратимая мрачная перспектива 25-летнего пожизненного заключения вполне могли сломить любого другого человека, но не вольного, закаленного в боях атамана Сечи Петра Калнышевского. Он до конца жизни придерживался правоты своего дела и не был сломлен несостоявшейся казнью, тюремными камерами Соловецкого монастыря, душевными и физическими ранами.
  Очень хотелось бы, чтобы воспоминаниями о Петре Калнышевском, у вас, друзья, пробудить сочувствие, соучастие, чтобы во всех нас появилось сострадание и горячие молитвы за таких же героев как он.
  Сострадание, сочувствие, понимание его идеалов, как всего этого нам всем недостает!
  
  Для большинства из нас до сих пор люди за решеткой - это люди опасные, которые без всякого повода могут побить, зарезать, убить. Фактически это не совсем так. Господь знает, что делает. И только искренняя любовь ко всем людям, родной земле, к отечеству и живое животворящее Слово может растопить лед любого сердца.
  
  Наверное, именно поэтому казачество, такие атаманы как Петр Калнышевский и другие были да и остаются для Украины святыней, синонимом свободы, человеческого и национального достоинства.
  В тягчайшие времена украинский народ верил в свое освобождение, в возрождение казацкой республики, а при первой возможности стремился воплотить свою мечту в жизнь, доказывая, что казацкому роду нет перевода, они принимали к себе всех, кто верил в Святую Троицу.
  Потомки славного атамана свято чтят память о Петре Калнышевском.
  
  
  
   Фото. Президент В. Ющенко устанавливает венок у памятника атаману.
  
  В родном селе Петра Калнышевского открыт музей кошевого атамана. Его экспозицию составили уникальнейшие экспонаты. Чтобы рассказать обо всех раритетах, надо написать еще одну книгу. Но об одном из них стоит сказать хотя бы несколько слов.
  До наших дней чудом дошло подаренное Свято-Троицкой церкви Петром Калнышевским престольное Евангелие. По заказу кошевого атамана на оформление его обложки киевский золотых дел мастер Иван Равич потратил около пуда серебра. На Евангелии сохранилась надпись, оставленная рукой Петра Ивановича.
  Очевидцы свидетельствуют, что Святая книга излучает мощный поток энергии в виде человеческого тепла, эта энергия ощутима ладонями рук, когда касаешься книги.
  
  
  
   Фото. Одна из комнат в музее Петра Калнышевского
  
  Будучи президентом Украины Виктор Ющенко посетил музей Гулага, который находится на территории Соловецкого монастыря.
  Находясь на Большом Соловецком острове, В. Ющенко возложил цветы к мемориалу памяти жертв Гулага, к бюсту кошевого атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского и памятному кресту на Старом Соловецком кладбище.
  
  
  
   Фото. Президент В. Ющенко у бюста атамана в Соловках
  
  Возле бюста П. Калнышевского В. Ющенко положил родную для атамана землю, которую привез с Украины. Экс-президент также осмотрел Никольскую церковь, Троицкий и Преображенский соборы, монастырскую мельницу, жилые и хозяйственные помещения, побывал в иконописной палате. Глава украинского государства принял участие в молебне в честь основателей Соловецкого монастыря - преподобных Зосимы, Савватия и Германа Соловецких и святого великомученика Петра, а также в литии в надвратной Благовещенской церкви по умершим в годы гонений.
  
  Экс-президент Украины передал обители памятные подарки - икону Николая Чудотворца, украинский рушник, блюдо Петриковской росписи и книгу "Украинская иконопись". Он также передал в подарок музею исследования Института археографии и источниковедения Национальной академии наук Украины и СБУ "Последний адрес" к 60-летию Соловецкой трагедии. Это уникальные архивные материалы, большая часть которых печатается впервые. Они рассказывают о судьбах заключенных Соловецкого лагеря.
  
  Кроме того, В. Ющенко подарил рассекреченные архивные данные СБУ на восьмерых заключенных - Аркадия Барбару, Владимира Подгаецкого, Владимира Удовенко, Григория Холодного, Марка Вороного, Мыколу Зерова, Анания Лебидя и Павла Филиповича.
  
  Экс-президент оставил запись в книге почетных гостей музея, политических жертв Соловецкого лагеря особого назначения. "С невыразимой болью и глубокой скорбью склоняю голову перед всеми жертвами тоталитаризма, которые погибли на Соловецких островах", - написал В. Ющенко. "На этой священной для нас земле упокоились последний кошевой атаман Запорожской Сечи Петр Калнышевский, лучшие сыновья украинского народа, цвет и надежда нашего национального возрождения, уничтоженные преступным коммунистическим режимом", - говорится в записи бывшего главы государства.
  
  И как бы кто не относился к Виктору Ющенко, следует от дать ему должное, что он первый из президентов, который отдал дань уважения к великому человеку, кошевому атаману Петру Калнышевскому положившему всю свою нелегкую, порой каторжную жизнь делу братства двух славянских народов.
  
  Эту повесть можно закончить стихотворными строками, написанными автором этого произведения на смерть последнего кошевого атамана Запорожской вольницы - Петра Калнышевского:
  
  "Приснилась смерть мне кошевого атамана,
  Гроб атамановский там в облаках летал,
  Волна в Днепре слезами берег омывала,
  Заупокойную митрополит читал.
  А я смотрел на людское причитанье,
  И думал: настоящий это был герой...
  Толпа вокруг ему молила состраданье,
  Чтоб атаман в Раю бы приобрел покой.
  Не каждый вынес, перенес бы все мученья,
  Что выпали на долю все ему,
  Пример для всех нас, будущего поколенья,
  Блаженный был он, с рожденья и в плену:
  Он между братскими народами - остановил войну!
  
  
   Фото. Бюст Петра Калнышевского в Соловках.
  
  
  Друзья, до новых встреч!
  Ваш, Аркадий Польшаков!
   2012 -14 гг.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"