Полуэктов Ярослав Игоревич : другие произведения.

Том 1. В Германдию

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  1/2 Э К Т О В
  
  4 Е Т В Е Р О
  В
  R E N O,
  не считая фантомов
  
  (тревелер)
  
  
  том 1
  В ГЕРМАНДИЮ
  
  перфекция 2022-2023 г.г.
  
  
  
  Оглавление
   Часть 1. КРОКАДАЙЛ из МОЙДОДЫРА
  РУС ЛУЛ
  КАК БИМА НЕ УДАЛОСЬ ПОГУБИТЬ
  О БРАТЬЯХ ПОССЫВЕ И ПОСРАВЕ
  "УМНЫЙ ТРЕВЭЛ"
  БИМ ВО ФРУСТРАЦИИ
  ЯДВИГА КАРЛОВНА И ЛЮДИ БЕЗЗУБЫЕ
  ПОЛЧАСА В КАРМАНЕ ТАМОЖНИ
  ВАРШАВСКИЙ МОСТ
  КРОКАДАЙЛ
  МОЙДОДЫР И ДРАКОНЫ
  ШУШЕРА
  
  
  
  - Русские люди любят бродить по лесу,
  а хоть бы по литературному, - про иноземцев ничего не скажем, - и решать заблуды по мере их возникновения...
  - Я согласен, - кричит.
  - Смелый ты русский чел! А теперь представь, что перед тобой бурелом. Представил?
  - Да.
  - Компас отдай!
  - Зачем?
  - Отдай, кому тебе говорю!
  
  "Изумительны путешествия без компаса", - утверждают волонтёрши , - они такие душки!
  
  
  
  

Часть 1. КРОКАДАЙЛ ИЗ МОЙДОДЫРА

  
  
  

РУС ЛУЛ

  
  "...Словосочетание "отправиться в путешествие" ничего не значит, ведь в жизни нет ничего, кроме путешествия, путешествия в путешествии, и что смерть - это не последний путь, а начало нового пути, и никто не знает, куда ведёт этот путь и откуда, но всё равно - bon voyage! "
  Генри Миллер
  
  Началло
  2010 год.
  Русу Лулу не повезло: пристал Некто репьём. Оказалось: графоман.
  Сказал, что патриот, и что вышел из интелекции, кая то есть, десная ли, шуяя ли, дык в четырях коленьях, и снегу, и граду, и мразу назло, как гроздь банана из дворца Кукуева во французском стекле, от товарища Потёмкина - царицыного друга.
  Ладно, молодец, что сознался. Плюс полбалла графоману. А за то, что патриот - минус три.
  Рус Лул не верит в википедийный патриотизм. Ибо народ - это такая редкость, как он сам. Правильный патриотизм можно рассчитать математически и начать загибать пальцы с него. А то'лпы вокруг него - это быдло, их место на банан-картофельных плантациях новых русских бар, демократов то бишь. Запишите к себе Руса Лула, он вам конституцию состряпает "будь здоров". За триллиончик всего.
  Итого: два с половиной балла.
  Такого Некту бортануть - что сморкнуться: здоровее будешь.
  - Гражда'не баре! Посмотрите фасад этого Некты! Мама ро'дная! Не джинсы - лохмотья. Заношены. Дыры на бёдрах. Ниже колен. Из дыр нитки. Выглядит, несомненно, красочно. Объект скетчинга. В Техасе позавидуют. Шарм специфичный, а ля:
  
  Весёлый пёс скроил штаны
  Ковбою, бедному причём.
  
  Нект говорит: "сам сделал, жалко было выбрасывать... штаны, мягкие и по фигуре..."
  - Фигуру-то в каком зеркале разглядел? - думает Лул.
  Ноги тоненькие у Некты. Пузо мещанское, ручонки с детства гантелей не видели, как в армии не рассыпался - не известно.
  Бюргер такой... обветшалый.
  Под мостом теплотрасса. Теплотрасса наземная, ремонтируют каждой зимой. Имеется участок-футляр. Тёплый, само собой. В футляре то мастер, то сторож, то Нект со снастями. Ключ по блату. Сторож по бабам -- Нект на рыбалку. Просверлит прорубей парочку-другую-третью, поставит перемёт, донки на щучку, на окунишек, и в футляр. Утром улов. Соломоша, Машка, Филейка довольны: нектины котейки любят рыбку.
  Русалки угадэйские посещают Некту в его зимней даче: Дашкен и Жульхен.
  Их джорские подружки заглядывают: Мыша и Маленькая Щёлочка. Пиво, покурить, любофь. Заходите и вы.
  В июле - на Острофф. Палатка и матрас. Удобства от ИКЕА.
  Летние гости: Дашкен и Жульхен. С ними Мыша и Маленькая Щёлочка. Костёр, пиво, любофь. Травка с собой. Главное милым девочкам - не переборщить.
  Сам Нект дерьмецо не употребляет, и никому не советует; разве что прикинул пару раз: чтобы пощупать. Ощущения, как говорится, достать.
  И чтобы, при случае, описывать неполживо: солженицынски убойно: отточиями в глаз и на запятых развешать заядлых непослушников, двоечников тож.
  А майки у него, честно сказать, вонючие.
  А кому охота в тазике стирать, ну? Как Лул его понимает! Сам дитё советских трущоб! В младенчестве барак, дале школа деревянная, лестница одномаршевая. Нянька была - пьяница молодая, на лавочке оставит малыша Лула, а сама... тут глагол нехороший... на этажи, к студентам на практику. Могли утащить Лула цыгане, и не было б тогда нектиных книжек, а был бы ещё один конокрад или торгаш наркоцкий, но как-то обошлось...
  Маек у Некты десять тысяч, штанов просто десять, пиджаков восемь, есть из плюша, есть с вельвета, утюга нет, рубахи мятые .
  На одной маечке - красной, спереди герб СССР; краска облупилась, буквы струпьями висят.
  На второй чёрной, драной от плеча до плеча и от шеи вниз, надпись "Vodka connects people".
  На третьей, на белой, спереди щеглы на лыжах, на спине надпись: "Фуй-Шуй". Мат, наверное.
  Показывать спину Нект не стал, жилетик не снимал, просто похвастался... шуем этим фуем. Мол, реклама это... живая... романа его. Аниматор, мать его!
  Понятно, видали мы такие романы... с Пенисами в главгероях.
  Тут, братцы кролики, свободы слова недостаточно, тут особое умение нужно... фаллосы с натуры писать... Тут наивный графоман не справится: тут интеллект нужен, наблюдательность и... смазливая партнёрша, само собой. Типа... ну, допустим, как Гвен Стефани, в молодости, конечно, и без резиновых губищ. От них тошнит не только писателей, но и русский народ.
  Жилетик есть у Некты забавный. Типа охотничий, семнадцать карманов - считали на спор. Написано: "Коламбия". Какая нахрен коламбия! Пикчерс что ли? Жилетик тот, штаны и кроссовки где только не бывали: двадцать пять стран! Спина жилетика изодрана: говорит: "когтями". А есть штаны, так те из Байлинга, совсем новые. Покупал лично, с примеркой. В них десять карманов. Полисменские.
  Спрашивает Лул: "А что, и в Париже приходилось?"
  - Ну да, - ответили ему, - бывал. Во второй части.
  Намекает: принесёт, мол, попозже... продолжение типа. Врёт гад!
  Пишет один знаток:
  "По его парижам тигры бегают, крокодилы кушают писателей, вампиры царапают героям спины..."
  
  Рассказывает Лул дальше:
  Бородища его не стрижена, пегая. Причесон - сталагмитами сосальными, не то чтобы дреды, но в разные стороны. На Бо Джо смахивает . Почти белая башка у Некты. А на почти белой башке в районе мозжечка чёрный клок. На ногах кроссовки с ремешками, когда-то белого цвета, растоптанные донельзя. Говорит: "Шанхай, Париж и Стамбул ими топтал"... Вояджер, идри его в телегу!
  О "читатлях", завязке и экспозиции
  В коляску, в завязку. Рыдван, котлован.
  Тыры и Пыры, Леви-а-Фан.
  Катень энд Фалк, заблюдник, донос.
  Кривдень и кляузень, жутень, понос.
  Невер Полозков
  
  Идрить твою мать: Д запуклился. Белый-прибелый. Как у нашего Б, но пованивает К. Ну вы знаете К: где К, там всякие пакостные синонимы жандобят. Но, эта крикливая хухря и фигля из либероидного племени не наша героиня.
  Во! Пол определился. И слава богу. Если бы нужен был тут прототип для антагониста, то К - идеальный вариант.
  К занимает тёмную часть нашего интернационального небосвода, завязла в народных ушах и прорывается в коллективный мозг. Гнать её надо. Даже не обязательно из страны, или из Инета, главное - изгнать из собственной головы. Честно. Чтобы не пачкаться снаружи и не засорять извилины.
  Но хотел я вообще-то сообщить о завязке, которая как бы полагается при всяком культурном письме. Итак, итожим завязку, которая. Впрочем...
  Впрочем! Какая, нафиг, это завязка?
  Читаем... нет, не Б и даже не умничку Бахтина, а тупую В -Вики по фамилии Педия. Грузинка чтоль? А красивая.
  И видим, что ошибочка получилась. А всё потому...
  А потому, что, дальше начитав примерно с треть книги, вы сами поймёте.
  А пока что увильну так: "Извините. Грамотея чёрт попутал".
  Это, голубчики, по академическим правилам, взятым у тупой Вики, называется экспозицией. То есть вступленьице перед завязкой, которую (скажу по секрету) никто и не собирается вам демонстрировать, ибо я, то есть мы , отнюдь не собирались корчить из себя писателей, чтобы потом дурниной орать: "А купите у нас книжку, мы же для вас старалися". И так далее.
  Никто для вас по настоящему с болью и кровью (а то: не инсульт, не диарея, ни записки сумасбродного из шестой палаты) не старался - ни Нект, ни я. Хоть писалось и ремиксовалось это не совсем в стол, а как бы в расчёте на оказию.
  Так-так-так, что, блин, за оказия такая вырулила? На нашу ровную пока что проезжую часть? Местами похожую на Млечный Путь... здорово завернули мы с Нектой, да?
  А тоже всё просто: попадётся на глаза эта млечно-звёздная писанина читатлю - полистает читатль. Не покатит - бросит книжку нахрен - никто из указаннных двух лиц, в некоторой степени соавторов, не обидится. Приглянется хоть чуть-чуть читатлю - поставит читатль её на полку. Не поймёт ни хрена читатль, но отложит впрок - тоже зашибон: повзрослеет - сделает читатль ещё попытку. И так далее. Не покатит вообще - останется внучатам по наследству - тоже вариант.
  В общем, читатль, экспозиция в литературе (говённой или гениальной, что в принципе одно и то же... по мощи, но с противоположными знаками) это такой эскиз дислокации вражеских сил (протагонист против антагониста) на клочке бумаги (картона, клеёнки в баре, рядом арсенал, есть пулемёт, готовность номер один) перед большим событием - дракой, ограблением банка, подрывом АЭС, убийством кошки повешением с пытками, тореадора методом быка, и всякого другого срама, уж не знаем о чём у вас в книге пойдёт речь.
  Знаем зато - чем закончится.
  Ничем, вот чем.
  Мир от вашей-нашей писанины не перевернётся.
  Писатель, читатель, читатль ли - это пылинки.
  Пыль в торнадо - вот сила.
  Попробуй завертеть пылинки в такое страшное чудо!
  Хрен тебе.
  Но ты пишешь. Имеешь, гад, право... мутить. Мутить из ничего нечто. Художник, бля. "Я так вижу...", мол. Демократ, бля. Наслушался ерунды. Плыви отсель!
  Но! Если, вспомнив о серьёзности, говорить о подлинном художественном, а не о подобии его, то плыть к этому "ничему" надо медленно, и при этом быстро (неужто бывает так?), расплывчато, намёками. Чтобы и умно было - с загадочным, типа детектив щас расстелют, и не казалось, будто совсем в пустыне происходит. И никаких манер! Не надо корчить из себя классика, если ты не классик, а дяденька, или дедушка, или пёс смердячий, наученный человеческой грамоте.
  Ни на кого не походить, кроме как на самого себя!
  И поменьше деконструктивизма. Ещё меньше Дериды и Р.Барта. Сам ты от природы деструкт, каких поискать.
  И вот, всё. Достаточно советов. Пиши от души. Пиши быстро. Не башкой, а пальчиками. Пальчики лучше башки знают.
  Остальное читатели сами дорисуют. Так даже лучше, когда каждому по загадке, притом по уму его (сколько у вас айкью, ну?).
  Ибо: одним реализм подавай, другим - абстракцию: а под каждого не подстроиться. Вот так-то, братцы читатли.
  Так что, бро, читая книгу или то, что ей называется, нарисуйте что-нибудь в воображении и вперёд. А по ходу дела уточнится, так как графоманы с писателями нет-нет, да, увлекшись, выбалтывают детали из своей таинственной картинки, которая у них в голове. Сбрякнут чего сгоряча и даже не заметят.
  А тут вы.
  И вам от вашего шевеления ума, называемого внимательностью, или дотошным чтением, то есть не пропуская ни слова, ловя смысл в каждой запятой, в каждом восклицательном знаке - отчего, бля, почему так громко?
  Удивляясь тройным отточиям в одном предложении: за что нас так? Дивясь неизвестному вам архаизму и прочим неоговнизмом, вдруг подпрыгните до потолка, так вам станет приятно: вы будто Кнорозов и расшифровали майянские каракули.
  А если другими словами, то вы раскусили этого спесивого графоманишку, который свою писанину - какого хрена! свою болтовню на бумажном языке! - называет музыкой, и даже симфоджазом, вот идиот.
  После этого вы переквалифицируетесь. Так, к обидному званию читатль вернётся выщербленная буква "е", и термин из насмешки обретёт естественное значение без выпендрозов и заумничанья. А псевдописатель автоматом станет писатлем. Подчёркиваем специально для вас эту мысль.
  Пусть его величество утрётся. Пусть его величество посетит уныние - такое доброе, такое оздоровляющее.
  
  Но, чу! Собственно, он не против, кажется. Вот дела!
  Тогда поступите так: сыграйте мировую, продолжайте читать и играть в читатля. Но теперь это будет просто маска, а не суть.
  После такой (на самом деле победной) манипуляции читать становится легко и беззаботно. Вы становитесь рыбаком, а графоман - рыбой. Можете его - башкой о коленку, а захотите - отпу'стите.
  Неалла
  Раньше Лул такого рода писак не пускал даже на порог. А ходили пачками. А тут, чёрт побери, всё наперекосяк.
  Короче гря, этот Нект-мэн авантажного поведения нашёл тётю-спонсора. Нашёл, грит, в Москве: Гарри-цыган один помог. Небедная художница. Вроде Аллы Пу, но не она. Назовём её Неаллой.
  Эта Неалла книжку его первую - фоллиантного вида - не только щуппалла , но и читталла: пять сантимов толлщины, цветная, в коробке, обрезы, увы, позоллотить не успелли, а просилла, ну и лладно, спасибо за подарок. Ржала много. До усерьки.
  Про "чокнутых русских" это книжное изделие былло.
  Понравилось либералке Неалле содержание, фабула, язык: джазец такой: саксофон с гармошкой. Русских она не очень-то, а чокнутых обожает. И на протесты ходит. С удовольствием. И с фляжкой в корсете, если зима.
  - Хочу, - сказалла Некту, - вас иметь - в тиражном виде. Заведу на вас отдельную поллку. - Пишите, молл, больше. - Но, дружище, подчерните паллитру (палитру, значит, художественную). Видели Квадрат Малевича? Вот, вроде того чтобы. А то больно у вас как-то сахарно выглядит. Говнеца добавьте. Станет ваше творчество шедевром. Есть "сажа газовая" в ллитературе-с?
  - Придумаем, - сказал ей Нект.
  А Неалла: "Ихние демократы с издателями, любят, - мол, - чёрненькое о родине". - А что в Шенгене, так то наоборот - зеллёненькое, эколлогичное - с саллатным оттенком, как в хаусе у гроссмуттерин её, что в Муннихе живёт. Изумрудненько можно, или в розовых тонах, чтобы отдавало фламинго... - И будет тогда, молл, у них с Нектом рококоз с любовью.
  И разбогатеет Неалла дополнительно к ейной яхте, что на приколе в Москау-ривер напротив Кремлина.
  - Как напишешь, - сказала Неалла, - покажи. В напечатанном виде. Пробник. В мягкой обложке. А5. Формат такой. Вот те... вот сколько те надо?"
  Не знал Нект сколько.
  Но выклянчил, вот же хрен, - каким, цiкаво, местом убеждал?
  На редакционную правку, говорит, чтобы. На правильную критику. На тираж и, вы не поверите, на маркетинг. Не то чтобы на рекламу, она, мол, не баба Крёзина, а яхта, мол, в ней семь этажей, требует ремонта и топлива, а Эмэмэй её подсдулся.
  По печени Эмэмэю шмякнули в Гаване - едва выжил. Почки подрезали в Шарите, у него там блат, заодно две трети желудка - студиозус решил на Эмэмэе поупражняться, а спросить у Эмэмэя разрешения забыл. Или не хотел: под наркозом Эмэмэй всё равно ничего не почувствует, а ежели очнётся и спросит "а в чём, собственно дело: жую огурец, а он обратно вываливается", то ему скажут: "так надо было, господин боец: желудок ваш был с чёрным фингалом".
  Кокцы Эмэмэя, через пару лет, отрезали воины "Plata o plomo" . Так что стал Эмэмэй как мужик "ни то ни сё".
  А у Неаллы стало не гладко с прибылью. И надо было поменять бизнес.
  А тут Нект подвернулся, и вновь забрезжило в туннелле неаллином. Ясным солнышком стал заглядывать в неаллин туннелль нектин электрический молот на шарикоподшипниках.
  Но, чтобы Нект не особо-то поэтому. Но, на всё такое, и чтобы по магазинам раздавать, и в ресторанах чтобы хвалиться перед официантами, на это Неалла даст:
  - Сколько надо?
  И снова "не знаю", снова "сколько дашь, то и ладно, то есть зашибон".
  Словом, бабло было на всё, кроме рекламы.
  А Нект он скромный.
  
  ***
  
  И нахрен Некту пиар: "Книжка и так хороша, - заявил Нект, подмигнув Лулу, - как одна дивчина, знаете же, звать Олесей, или как её там... ну, из "Ночи под рождеством", которая... которая..."
  - Под рождество, - поправил Рус Лул, - под Диканькой, звать Оксанкой, а сколько даёте авансу из этого "на всё"?
  - Аванса даю поллимона, надеюсь впишемся, - сказал Нект.
  - О еврах говорим?
  - Обижаете, сударь.
  Роялти автор не просит: ему важней де бумажный вал.
  Кхе. Какой приятный пассаж. Как тут не клюнуть... без роялти-то? И шеф печатных дел натурально, а, главное, моментально - в этот же день, клюнул.
  Из этих денег Лулу хватало не только на ремонт черепичной крыши и титановую дверь фирмы "Boeing", но даже на манто из викуньи, для Ритки-фаворитки. Она намекала.
  
  ***
  
  Клюнуть-то Лул клюнул, но при внимательном рассмотрении оказалось, что его натурально подставили. Обещали, правда устно: будет недлинно. Хрена, батя, - принесли "Войну и мир", вставленную между страниц "Rough Guides" - не меньше. А договор уже подписан.
  - Чёрт!
  Но это ещё не все беды Руса Лула.
  Первое,
  что подумал Рус Лул о качестве литературы этого Некты, когда пролистал книгу: "Дерьмо несусветное!"
  
  - Аргу'менты? - спросила Ритка. С охами и ахами. Она под Лулом. У них по расписанию "офисная домашка" и "куни".
  - Дьяпа-жаллстья, - ответил Лул русским чмоком с французским присвистом, - трьи-и-и ихь бинъ.
  Чтобы не затруднять Лула, потому как он страшно занят, мы набрали в компе перечисленное Лулом книжкино дерьмо сами.
  Показываем все три пункта:
  
  1. Главных героев по пальцам пересчитать. Попутных персонажей - десятки. Левых - сотни. В голове мутится, в глазах зеленеет - от пьющей внутрикнижной массовки и ссущих, sorry, на каждом книжном, sorry, перекрёстке героев.
  2. Герои то и дело меняются именами. Некоторые претенденты на героизм вообще безымянны.
  3. Проживают одновременно в нескольких местах, могут в разных веках. Сплошные попаданцы какие-то.
  
  - И это всё? - спросила Ритка, подняв брови. Она удивилась ничтожному количеству минусов.
  "Ты не понимешь", - сказал Лул.
  Москаляки и хохлы
  Политику Лул в тексте удалил - 45 примерно строк: время, говорит, больно не подходяще. Но название оставил.
  
  - Гоголь-Моголь, млядь! От него пошло', - так слегка нецензурно, претенциозно, и по старинке выразился Рус Лул, стряхивая с конца остатки коктейля.
  - Да, конечно, ни Тараска, ни Леся не виноваты. "А ты, гад, мне в ноздрю напрыскал", - сказала Ритка, - будешь щас отчитываться.
  И пошла за хлыстом.
  
  ***
  
  Интересно нам, а какой издатель национальности? Автор этот нюанс умалчивает. А мы знаем: Рус, да ещё Лул, не может быть иностранцем. Наш он, родимый.
  А нашему автору, который по-прежнему Нект, пофиг. И на национальность, и на политику, и на империализм - в упор невидимый либер... суффиксы подберите по вкусу - их для смеху и правды стали звать "либерастами" (поделом или ошибочно?!), и на демократию в капитализме.
  Более того, он отстаивает право материализма блуждать в виде призрака не по Европе, а вообще по всем семи кармам, включая три "А" - Азию, Африку и Австралию.
  Граждане! А хотя бы кто количество карм сосчитал, ну, по-настоящему? Откуда вообще взялись кармы на нашей родине?
  
  А и ничего ему: упёрся Нект как бык и тычет в издателя Лула денежной массой. Капиталист неумытый!
  Второе
  издательское негодование:
  Русу Лулу обещали: почистят ненорматив.
  Промашка опять: после пол/тыщи якобы правок, так называемый "роман" во второй версии ещё гуще зарос чертополохом, или, мягко говоря, пустопорожней болтовнёй с антилитературной лексикой в междурядье.
  А, если говорить по-уличному, то он почти насквозь, за редкими островками безопасности, усыпан низкомолекулярным, матом и бытовым свинством - под видом народной прозы. Козёл!
  - Мать мою издателя! Клянусь Оортом! Ты бабу сметаной своей корми!!! - крикнул Лул, глядя в зеркальный потолок. А там задница Риткина в обтяжку, хлыст туда-сюда и другая правда жизни.
  Истина на потолке нарисовалась:
  У Некты в текстах нет ни описаний природы, ни раскладки интерьера, ну хотя бы такого:
  "На дверях у Лула рекламации, в окне слово из трёх букв, на шторах иски булавками приколоты. Портрет жены в молодости и дипломы - в одном ряду на парадной стенке".
  
  - Становись в карачун, - скомандовала Ритка, - нехрен в небеса пялиться. Описания твои говно. Без их лучше.
  
  ***
  
  Тут цитата нужна. Нашли.
  
  "Будто вторглась свинявая чушь на прекрасную землю Европы вместе с заблудшими, издревле немытыми азиатскими всадниками, мотающимися на понурых, покрытых степной пылью лошадёнках. Отстали они от основной Орды по причине беспробудного пьянства".
  
  - А зачем отсталых научили грамоте? - размышляет Лул. - Правильно Оскарыч говорит - грамотным быдлом, де, управлять дюже плохо.
  
  Да уж, старик Рабле удавился б собственным жабо, если бы ему удалось прочесть ужасное произведение Некты - "чёрт знает о чём". В нём наплевательским мимоходом втоптали в грязь целый жанр, взлелеянный и отточенный гениальными сатириками, подъюбочными шалопутами, живописными убийцами, первейшими плутами и извращенцами средневековья.
  В третьей
  редакции к русским сорнякам и свежему авгиеву навозу добавился иностранный каннабис , порнуха, половые фантазии любвеобильных мачо - кабыгероев, фонтанирующих: в уме, блинЪ! - перезрелым семенем.
  - Вот этого-то добра маловато, - решил Рус Лул. Он большой знаток сексуальной индустриализации на Руси. Секс в уме?! - это, инде, что-то новенькое... Но дряннее некуда. Хуже онона! - Может, подсказать Некту?
  
  Проявился вовсю дешёвый и неполноценный, если говорить о чистоте жанра, хоррор.
  - Хоррор это в западной транскрипции хоррошос, - говорит Габриэль наш Гарсиа, - как героин против гнилых листьев коки.
  - Дешёвый хоррошос ни читатлю, ни писатлю ни к чему, - говорит Гарсиласо инка наш де ла Вега, - понижает ставки, повышает кюнст-поп-масс, абер деградиренс литературас.
  Некту плевать на эти соображения, ибос он их ноус читатос дажес (ni siquiera los leyó).
  
  Обнаружились слабо аргументированные политические демарши, в которых любовь к человечеству пересекается с исторической неприязнью к отдельным народам, уж, не говоря о великих чинах мира сего, кому уготована судьбою перемывка косточек. После смерти, конечно. Когда "до", то "мало ли что". И нет против того негатива чудодейственного лекарства.
  - Зачем порнолитературе политика? - удивляется Лул. - Так всех покупателей распугаем.
  Был бы рядом Нект, он бы сказал Лулу, что у него тревелиана от "много тревелеров в одном", а вовсе не порно. А порно там нет ни на грамм. Там любовь. К Родине и к порядочным девушкам.
  
  Будто затеялось общение с усопшими из потусторонней сферы.
  Но, этой гадости Лул не обнаружил.
  - Может, дать Ритке проштудировать. Она мастер на эти дела. А если есть, то велю вычеркнуть нахрен.
  
  Засиял, обласканный писателем, прочий бытовой мусор, характеризующий тренды современной литературы.
  - Видать, Нект не совсем конченный. Есть у него зачатки цивилизации: цивилизация нынче на перепутье: в сторону новых ценностей и свежих правил. А какие ценности в почёте, и что за новые правила, Лул в курсе, и даже пользуется этим в бизнесе.
  Уважаемый господин Еевин, есть такой крендель, - тёмный генератор модных литератур, словесный эквилибр и факир-испытатель читательского долготерпения, - позицию издателя Руса Лула поддержит, ибо он тот самый тренд и возглавляет.
  
  Согласился бы и наш издатель Рус Лул с наличием тренда в романе Некты, если бы:
  В четвёртой редакции
  с неба не свалилась бы не обеспеченная дотошными алиби, прерывистая и по-сказочному правдоподобная детективная линия.
  Но: четвёртой редакцией - ёшкин же кот! - дело не ограничилось:
  Обнаружилась пятая.
  Она вообще конченная. Вся! Плюс восемнадцать! Напрочь! Вот смотрите сами...
  
  
  

КАК БИМА НЕ УДАЛОСЬ ПОГУБИТЬ

  
  "Три часа ночи, тишина, вдруг - звонок в дверь... Открываю... Бли-и-ин! На лестничной площадке стоят хомячок, небольшой такой жираф и здоровенный синий попугай. И хомячок мне говорит - "К нам поступила информация, что здесь злоупотребляют галлюциногенами!"
  Д.Ч.
  1.
  Идею с тайным подсыпанием в трубку хитрой травы подкинул Малёха Ксаныч в пригородном мотеле "Развесёлые подружки", что на М7 за Казанью. Он убедил отца, во-первых, что не резон было просто так, то есть без прощального кайфа, уничтожать его личную (проплаченную, правда, отцом), дурь.
  А второе что считал Малёха (ну и фашист!), это то, что край как нужно было нейтрализовать Порфирия Сергеевича на время перехода границы.
  - Зачем? - заинтересовался папа.
  - Затем. С учётом трансцендентности пункта первого.
  Ксан Иваныч вздёрнул брови и рот приоткрыл: вот те и сынок, вот те и недоучка!
  Немая сцена воспринята Малёхой как победа разума над сарсапариллой , и он продолжил:
  - А как это сделать легко и изящно, как ты думаешь?
  - Не знаю, сынок. А что такое трансценде, как ты говоришь, что это за... херь, извини?
  - Очень просто, пап. Это то, что наоборот от посюстороннего... Понимаешь?
  - Не особо, сына.
  - Тупо верить надо, пап!
  И сынок парафилософски, используя методы апофатической катафатики, объяснил (не вдаваясь в пояснение этой самой трансценде, что, мол, отодвинуть Порфирия от пива и уменьшить его нескончаемый экстремизм, основанный на трансценде обратного рода, то есть на низкочеловечности бимовского бытия... в сжатом переводе: от греха подальше, - Малёха представлял себе только таким, несколько противо-антропоморфным, зато результативным зверо- и змее-пещерным способом. Мальчик знает, а папа не обязан!
  Идея мести и злоба, добрая насмешка и утончённая нейтрализация живой твари - называемой человеком пивным - смешались в одном наиподлючем и молодом - вот откуда это всё? - малёхином флаконе, с зеленоушатыми фантаду'хами, и с дьяволятами мелкописятыми.
  Ксан Иваныч, улыбаясь глуповатой манерой, ноздри расширяючи яхиневым способом, не подобающим взрослым мэнам и отцам - особливо в присутствии и на ответ мальца философического толка - защемился сомнением. Но, быстренько поразмыслив - а цейтнот, ять! поддался.
  Ему это показалоь остроумным.
  (Растёт сынок! Вот она польза путешествий с отцами. Но, тсс-с, не нужно, чтобы мать знала...)
  И он сам, притом преактивно, принялся подбивать Егорыча на этот редкостного вида дипломатический выкрутас.
  
  ***
  
  Наивный до простоты лоха Егорыч поддался не сразу.
  Но через четверть часа - наполовину убеждённый, наполовину сдавшийся - заперся в туалете.
  Там - малоопытный, но знающий азы, - драл на щепотки траву и мешал их с табаком.
  (Это не реклама! Это намёк на импотенцию в чёрной рамке.)
  Полученную окрошку сообразно наитию классической плотности забивал в трубку послойно: табак, табак с травой, табак, щепотка травы. Рак! Печень! Селезёнка!
  - Смерть коровам, - лепечут тинейджеры. И, как говорит народная мудрость, - лошадям!
  Излишки, жалостливо оберегаемые Малёхой, но немыслимые в условиях перехода границы, Егорыч потопил в унитазе.
  Вода унесла пригорошню на тыщу-другую рупий в ошалело весенний Буг .
  
  2.
  Надо сказать, что трубка вообще-то готовилась для щадящего курения.
  И по чесноку на троих. Но, как говорят нынче, "всё пошло не так".
  Бедный Порфирий трубку из челюсти не выпускал .
  Не чуя подлых товарищеских натур, высмолил четыре пятых от целого.
  - Классный табачок. Ох и забирает! С первого курка! Никогда не пробовал... о-о-о... такого. Пф, пф-ф-ф. А где, говоришь, табачок-то покупал? Дыхните... нет-нет... дым понюхайте. Чуете сорт, а! Хороший сорт. Мужики, вот это настоящий табачок. Ларсен будто. Не то что "Капитан". А что мы дома за ху***ню курим? Блэк?
  - И Блэк курим. А что?
  - Так Блэк этот, Кирюха, - настоящее дерьмо. Дерьмее не бывает. Да-а-а. Дерьмецо-о-о. А это... О-о-о! Кайф. Забирает табачок. Харрашо-о-о!
  Он затянулся ещё пару раз.
  И зашатался.
  Вместе со стулом.
  Повалился вбок.
  Удержался. Благодаря балансировке руками.
  Расставил ноги пошире. Принял позу сфинкса.
  Это сигнал SOS.
  Смерть с косой скучала за дверью, ожидая сигнала "клиент созрел, вперёд, мадама".
  Но, Бим стоек как пюпитр, когда на нём вместо нот авоська пива.
  - Нам-то дай курнуть, - взмолился один из душегубов: пагубная суть творилась на глазах: Бим вот-вот может крякнуть.
  - Щас, щас, - Бим, вальяжно попыхивая и верча трубкой - это была Толстая Маргарет , строил из дыма фигуры художественного пилотажа и делиться не торопился.
  И лишь расстроенный гадко получившимся колечком, которое он тут же наказал, проткнув средним пальцем - факом своего рода, по ходу движения превращённым в "V" - знак победы - и смиренно выдавил: "Ну, хорошо, дёрните по разку". И тут же задрал "V" над головой. Так что вся эта великолепно сыгранная миниатюра завершилась немым утверждением: "да, я козёл рогатый, а вы мои братья".
  
  В театре пауза, не антракт. Но занавес опустили. Зрители знают - это ненадолго. Погас свет. Из-за кулис тараканами работники сцены: топ, топ, топ. Лапками стучат. Несут что-то. Может, гроб для Бима.
  Но нет, просто лёгкая смена декораций. Артисты срочно курят, отнимая друг у друга Толстушку Маргарет, думают: спасают главного героя.
  Искры до потолка. Потрескивает и пощёлкивает. Ещё немного и пожар. Или избавление Бима от смерти.
  Но нет у них шансов: гудок паровоза издалека - как звонок к продолжению драмы по утверждённому (господь богом, наверное!) сценарию - никаких поправок нахрен!
  
  - И хватит, хорош, хорош... - спохватился Бим через пару минут, - я, мужики, честно, что-то уже соскучился по трубке...
  - А это... - только и успел вымолвить Кирьян Егорыч, как Бим выхватил у него трубку и ловко вставил в рот. В свой, разумеется, - э-э-э!
  - Что э-э-э? - произнёс Бим уголком рта, - пф, пф, пф, хорошая у тебя... эта трубчонка, Кирюха... мне-то похуже выдал.
  - Чего ещё? - удивился Кирьян Егорыч.
  - Дырочка в ней во какая махонькая. Как целочка у.... - и Бим показал щепоткой, какая махонькая дырочка бывает у шестиклассниц.
  Теоретик х♂ев!
  - Это по дружбе хуже, а если на время, то и так сойдет.
  - Ха-ха-ха.
  Шерлок Холмс выкуривал одну трубку за шестнадцать минут тридцать шесть секунд. Добр-мо'лодец Бим справился с трубкой за семь минут четырнадцать секунд, не оставив товарищам на братскую взаимопомощь ни шанса.
  Одна-а-ако! Переборщили! Провалили операцию нейтрализации. Жди теперь... повезёт, чи нет...
  - Табак, как табак. Донской вроде. "Сигареты всё равно лучше'й и дешевше'й", - сказал Егорыч.
  Корявить язык - это такой прикол у взрослых детей. А где ещё искать шутку, как не в достойной беседе?
  - Мы путешествуем. Должны себя развлекать. По полной программе! Нахрен я в Европу еду? Чтобы Памиру там покурить? - Бим бушевал и радовался. И не выпускал изо рта восхитительно волшебной трубы, несущей отраду его кочевому житию.
  
  3.
  - Как бы наш Бим умом не тронулся! Его и так... капля в море, - сообщил Ксан Иваныч.
  Они заперлись в туалете с Егорычем под предлогом острой надобности.
  - Как бы не помер, вот чего надо бояться, - сказал Егорыч, для правдоподобия расстёгивая ширинку. - Журчим тут, а он помирает. Подвинься-ка.
  - Здоровье-то у него не наше. Теперь спать не придётся.
  - А как тут в Скорую, если что, звонить?
  - Какая тут Скорая! Деревня тут, - сердится Ксан Иваныч, - всё! погубили товарища.
  Сомнения одолели Ксан Иваныча: вместо нейтрализации получается, чёрт задери, вроде убийства... Налицо, блЪ, сговор, и поди потом, докажи... что ради блага это... Благими намерениями, как известно, и т.д.
  По завершении фальшивого туалета Ксан Иваныч ушёл ночевать в номер, к сы'ночке, бросив короткое "всем пока".
  
  ***
  
  - Как там Порфирий Сергеич? Жив? - такими словами пожелал сынок спокойной ночи папе. И протёр слипающиеся глазки кулачком. Кулачок попахивает дерьмецом.
  А говорит "отдал последнее". Есть, есть у Малёхи священная коробочка. Лежит в загашнике.
  Сердце разрывается у папы: "Жив ещё!"
  - Не переживай, пап, он как Распутин!
  То есть "крепкий орешек".
  
  В уме у папы кругами: "Знает историю народа. Молодец. А с другой стороны... изощрённый убивец. Да собственно, все они убийцы... коллективные. Правда, слегка. То есть по дури. Особенно Егорыч, надо же, такую дозу зафигачить... Спец, бля..."
  
  Ксан Иваныч смотрел на сына, а сын на папу - старый исполнитель и молодой вдохновитель, креативный заказчик и болван-палач.
  
  ***
  
  Однако, поторапливайтесь, ребята, в койки. У вас Г Х А А А А Ф И К!!!
  
  4.
  В то время, как за стеной семья укладывалась спать, Егорыч - в щели между кроватью и шкафчиком, - перебирал шмотки.
  Бим, покачиваясь китайским болванчиком, бродил по комнате.
  В спецдырке зубов держал закончившую дымить трубку. Остановился в ногах кровати. Посмотрел в сторону окна. - Может, ещё? - типа курнём.
  - Хватит! - сказал Егорыч, - сколько можно!
  Умрёшь от передоза!
  И тут началось!
  Когда поблюешь, торчишь ещё сильнее. Не поблюёшь - сдохнешь. Блевонтин это самозащита. Недоказанная версия.
  Зашевелились портьеры.
  Еще одна кукла на цепи. Зубы кажет. Намазанная сука.
  Из-за портьеры стало выдвигаться большое НЕЧТО.
  На орбите Венеры заверещал и закрутился арцюковичем чайник 3D.
  Бим вгляделся, но толком не разобрал.
  Мало учил Max. 9-ю версию.
  Дёрнулся и влип в стену.
  Чайник на орбите Венеры трясся нешуточно.
  Испускал дух и Бим - квантованными порциями. Умирая по-маленькому, опрокинул большой стул. Как в Амстердаме, на берегу моря, яхтклуб неподалёку
  Назвался атеистом, сочиняй технолоджи, деконструкт, эклектику, синтезируй говно, радуйся агонии - она приятна.
  Кто-то смахнул с подушки очки.
  Найти, положить и раздавить: ночью цыплёнка - всё равно что проснуться с трупом.
  Новый вихрь 3D поднял очки и бросил их на нос Биму. Повисли очки соплями.
  Протестно. Как зелёную краску на лысину.
  Нечто в стёклах проявлялось стремительно.
  Так прытко, так резво. Протест ради протеста. И так экологично. Ветер Тундры. Найден мамонтёнок. Назвали Абрам.
  Отпечаток как аттракцион. В кювете фотографа... Давеча побитого... как американская горка бухим мафиозой, вспомнившим трудное детство: попало за медлительность, антисоциальность, за алкоголь и спайсы в верхней точке.
  Паспорта высшего класса нужны всем: кураж, острота эмоций, секс, и быстро!
  Если проявится.
  А курнёшь лишку - проснёшься на лестнице в подъезде. И люди будут через тебя шагать. С матом и плевками.
  Нечто проснулось-встрепе-содро-гнулось, и рявкнуло: замёрзшее, голодное.
  У-Ныло завыло. Громче трёх телевизоров. Кряду.
  Бим втянул голову в шею.
  - Ирреальность богата и хороша, зачем от неё убегать? - дёргалась Мысля на экваторе полушарий. - Серенькие мои! Мяконькие. Дрябленькие.
  - Сама дура! - отзывались из полушарий.
  Нечто обратилось в Ух-тыбля. Нашырявшееся жэдэ-составом. Орало-забрало. Куни-Клуни. Благим матом: "Чу-у-у, дун-дун. Пфу-у-у!"
  Люди, артисты - всё равно животные. Одни просто, другие продажные. Одни пашут, другие дуру гонят.
  - Дёргай, Кирюха! - крикнул Порфирий, - и с ловкостью кузнечика (щёлкнутого богомолом по черепу), прыгнул.
  С ветки в постель.
  Тапки, танки, унисекс.
  Потянул на себя одеяло: "Щас задавит!"
  - Что задавит? Кого?
  Кирьян Егорыч стоит на коленях, руки его по локти в бауле. Они там, чтобы найти Игги Поппа. В бауле?
  Ну да: притянуть и чмокнуть Игги в губбы. А Поппа тупо трахнуть. В жопу. Зажмурьтесь, детки, мало ли что мерещится взрослым.
  Да-а-а! Русские любят Америку. В ответ Америка обожает русских.
  - Стой, - завопил Бим, - поворачивает! Во! встал.
  У него.
  Чух-чух.
  - Поезд! БлинЪ! Браво. Паровоз!
  Егорыч окостенел со страху: сумасшедший дом изнутри он никогда не видел.
  Секс в дурдоме не играет никакой роли. Не надо нам заливать.
  Бим, матом (тут перевод): "Ёпт меня! Пых-пых. Пар! Рельсы! У нас тут рельсы, Кирюха... Вокзай, дверь! Видишь? Менты кругом! Чаво тут?"
  - Где? - дурдом на прогулке резинкой тянется.
  Школьники, если школа рядом, поставляют придуркам бухло и наркоту.
  - Стреляют! Кепку! Кепку брось! Дырявая! Бежим!
  - Где, не вижу? - Егорыча малёхо отпустило. Поозирался для виду, - успокойся, нету тут поезда.
  - Вокзай! - крикнул Бим, - вокзай!
  - Какой ещё вокзай?
  - Вагоноуважаемый Глубокоуважатый! - вот такой.
  - Белены объел... - во что бы то ни стало мне надо выходить...
  И прикусил язык: "Нельзя ли у трамвала Вокзай остановить?"
  Бим не дурак.
  И придурки не дураки: но им и барыгам-школьникам всё равно жопа.
  И Биму жопа... если, если... Много этих если.
  Благодарствуем покорно: ларчик с Пандорой не может так вот просто. Захлопнуться, типа.
  Правда семейного предательства - всё как в реальной жизни.
  Как в Совке. Как в прави...
  Чуть не выплыл наружу... утопленник, коллективом утопленный.
  Всё это так погано, что иным хочется уйти в мир сновидений и прочих грёз.
  - Вот! - И Бим показал в среднюю точку прострации, в дырь окна, откуда выехал раздвоившийся, нет растроивший..., нет, больше, больше... как гусеница трактора, как поезд мохнатый, чифиря ошмётки, штыками ощерен, фуражки, пилотки.
  Добрая военная игрушка на кровавом мосту. По кругу ездит.
  Бимовский же паровоз полез на стену, лжепаровоз со стены на потолок.
  - Бим, ты сдурел! Мы под Казанью. Тут Волга. Свияжск видно. А рядом М7 наша, - полутрезвый Егорыч пунктуален. Ему градус ум не отбивает. Ему градус - честь и совесть эпохи!
  - Да вот же, вот, - орал Бим, - на стене. И на потолке. Окружают. Пощупай. Вагоны! Зелёные! Гринпис!
  Егорыч пощупал воздух: пусто в нём: "Знаешь как переводят стрелки... селёдки... Гринпис... я на нём собаку... как этого... Гришковца... "
  - А в нём девки, не видишь, что ли? Вот, в тамбуре. Девки-и-и! А вы куда едете? - и Бим протянул руки в сторону девок: "Сюда, сюда, девоньки мои, хорошечки, золотки!"
  Бабёнки для него что бздёнки, как то, что он сейчас ощущает, - как кокс, как дорожка, как радость белобрысая в паху.
  Голые напрочь и пригожей некуда девки столпились в настежь открытых тамбурах. Грустные и белые девкины лица со сплющенными носами прилипли к окошечкам. Молчат и голые, и сплющенные. Окошечки и носы не желают беседовать с Бимом. Их носы говорят "хрю-хрю".
  - Не вижу никакого поезда, - заладил Егорыч. И провёл следственный эксперимент: пощупал обои и дёрнул портьеру:
  - Пусто!
  Попробовал представить паровоз. Не получается легко как у Бима. Вообще не получается: исчезла фантазия, а ещё в писатели пишется: мало, видать, курнул.
  Совсем, совсем-присовсем забыл Егорыч, как выглядит железный, нет чугунный, нет фашистский паровоз.
  О, этот чёрный кошмар маленького мальчика, крольчонка, зайчика Кирюши вскорости Егорыча. Это ночное проклятье с вонючими колёсами, красными, скользкими, в три Кирюшиных, в двадцать три крольчоночьих роста!
  "Мама, зачем по ним стучит дядя?"
  "Почему молотком?"
  А этот наводящий оцепенение рык! А череподробилки коленчатых валов: "Ма-а-ма! Не хочу на вокзал! И в Джорск не хочу-у-у".
  Хорошо, что жив Склероз. Спасибо, милый Склероз, что затолкал этот ужас на дно воспоминаний взрослого Егорыча.
  А ещё - страшно подумать - взрослый Егорыч забыл, как выглядят голые девки. Взрослые бабы... В бане... Нет, ну что вы, это другое.
  Кто был последней в бане? А, - вспомнил, - Маленькая Щёлочка. Давненько, давненько не тёр он Маленькую.
  Пиво с водкой лишают фантазии. А из пользы ничего. Если не считать болтливости. От которой толку никакого. Вообще. Лишь разве что баб повеселить.
  Но от голых девок Егорыч, ей-ей бы, не отказался.
  
  ***
  
  - Ну и дурак, - сказал Бим, глядя на дядикирюшины мытарства, - не там щупаешь.
  - Бим, а, может, вызовем местных? Мотель-то, помнишь, как наш называется? С большим намёком наш мотель! - выдвинул здравую мысль Кирьян Егорович. И подмигнул.
  Видимо, не угадал. Так как Бим, с чего-то обидевшись, не ответил ни словом.
  Измученный 3D-видением чайников и паровозов с вокзаями он объявил себя уставшим в усмерть.
  Снял трусы. Это его конёк - спать без трусов (как с автоматом на предохранителе, когда в окопе), но обязательно в майке. Как маленькая, бля, игрушечная девочка... в засаде, против снайпера-громилы... наш нежный Бим-Розовое Яичко.
  И не с первой попытки, но таки примостился: на предназначенное для двоих (выглядит это по-пидорасьи, конечно) спальное место.
  Развалился по диагонали.
  Егорыча финт возмутил: "Бим, а я-то как?"
  - Плювать. "Ты же вумный, Кирюха", - сказал Бим, - дюже вумный. Решай сам.
  Для размещения егорычева тела Бим оставил острый прямоугольный треугольник, большой катет которого свешивается с края.
  - Тут у тебя резерв, - вот что сказал егорычевый товарищ Порфирий Сергеевич Бим.
  - Ну и козлик же ты, Бим!
  
  ***
  
  Бим сравнил игру мозга - все эти паровозы и девок - с реалиями. С кряхтеньем подтянулся к изголовью. Ещё раз ткнул пальцем в стену, и тут же отдёрнул, будто сильно обжёгся.
  - Не судьба поросёнкам жить! - сказал.
  Поворочавшись, свернулся калачом. Натянул майку на колени. Вышли костлявые сиськи. Явил миру оттарахтевшие компрессором по шахтному назначению, многолетние, но молодцеватые на вид коки-хихи. Видать, в живой и мёртвой воде парил. Наш принц старожилистый.
  - Нет, Карл, не для вашей фабрики сюжетец, - сказал Егорыч, наблюв картинку, - прости и ты, Густав. И не стал фоткать представленный перформанс. Не конкурс тут... на приз Дома Фаберже.
  
  5.
  Мотель преисполнился бимовским храппеджио.
  Раскатились по койке розовые шарики, поник нефрит-небрит пинг-понг.
  Побежали тараканы кто куда, не вынеся психоделической музыки 100-500 герц от маэстро Бима.
  
  Allegro напомнило Егорычу детство - скрип колодезного вала, далекий перестук товарного поезда, затем бурчание живота проказника, наевшегося фруктов в соседском саду, и, наконец, встревоженное кудахтанье курицы, до смерти напуганной скотчтерьером .
  
  Старый паровоз, отдохнувши в ресторации, подобрел.
  
  Вторая, недлинная часть на всём своём протяжении была наполнена гудением ноябрьского ветра в телеграфных проводах.
  
  Вагоны поужинали, пообедали и позавтракали в станционном буфете.
  
  Третья часть началась с собачьего воя в ночи, продолжилась хлюпаньем дешевого ватерклозета, перешла в слаженный храп солдатской казармы незадолго до рассвета - и завершилась скрипкой, имитирующей скрип несмазанного колеса у тачки.
  
  Именно в таком порядке.
  Бухнули по чарке кроватные ноги и стали топтать пол: чечётка, сабантуй, плясовая. Это Биму.
  
  А Егорычу четвёртая часть напомнила звуки, которые он издавал от скуки в возрасте шести лет, растягивая и отпуская кусок резины.
  
  Велика и прекрасна Россия! И всё, что на ней, резиновое, и всё что над ней, и над Егорычем, и над Егорушкой из Степи, и над Бимом козликом, всё жвачкообразного, америкосного вида - ничто не испортит России: силушек не хватит.
  
  Исчез потолок, выставив напоказ мерцающие точки тёмного татарского неба.
  
  Множество звёзд и три Луны со спутниками бомбардировали Бима.
  
  Проститутки отплюснулись от поезда вглубь стены и встали в очередь.
  
  Бим был главным Красным Фонарём.
  Белые заходили в ухо Фонарю.
  Чёрные чесали Красному тестикулы.
  Гурьба третья сосала огромную - с Эйфелеву башню - сморщенную вервь.
  
  - Кирюха, у тебя тоже так? - спросил Бим, привстав на локоток. Жажда секса пробила дрёму видений.
  - Чего говоришь?
  - Ты кого трахаешь? Нотр-Дам или Парижскую Мать? - и снова упал.
  
  И, наконец, пятая часть бимовского квартета безошибочно напомнила Егорычу шум деревни зулусов, которую ему довелось наблюдать на Международной выставке в Глазго. Никогда Егорыч не думал, что доведется услышать его вновь. На заднем же плане к нему примешивался пронзительный визг шотландских, блинЪ, волынок...
  
  Егорыч приблизился к дедушке Биму.
  Устал Бим и обездвижел.
  Отрежь ему писюн - не заметит. Не поступает в половой механизм тестостерон. Органическая химия жжёт Биму мозг.
  Егорыч вгляделся в ставшее незнакомым, совсем болотное лицевое имущество коллеги.
  Бим теперь Небим. Он Неб. От неба, от небес, от херувимов.
  Ракушечного вида глаза Неба закрыты. Углы уст Неба испускают пузыри. Предпоследнее биение лёгких Неба тужится меж щёк - жертвами абортария.
  Но, закончился страдальческий концерт Неба.
  Вместо звуков человека выскакивают "пфшы-кшы" котёнка, во сне которого следит за своим хвостом и лижет самое себя хотящая отрады кошка-мать, она же майская блудница.
  В комнате, освещённой экономным грибом-ночником и озвученной бимовской храп-пфы-музыкой стало одиноко и тошно.
  Скушно Егорычу. Не нравится ему клавесин каннабисной починки.
  И он выключил моргающий волнами TV.
  Вознамерившись снять сливки с новостей, минут через десять вспомнил о нём снова. Оживил все программы.
  Теребя брючину, искал порноканал. Нашёл развод на бабло.
  Отключился. Кинул пульт.
  Вытащил из баула утреннюю сменку.
  Улёгся в границах выделенного треугольника, предварительно закутавшись в одеяло.
  Подумав ещё, встал.
  Воздвиг между собой и Бимом барьер из кресельных подушек - вавилонской этажности.
  По опыту предыдущих ночёвок... в одной постели с Бимом - чёрт бы побрал эту экономпоездку! с вечно ворочающимся Бимом, с Бимом ярко красной ориентации, на этот раз гарантии были нужны как никогда.
  Картинка Поздеева: "Еле живой калач с омертвевшими яйцами". Это Бим. И "Костлявый кокон со сложенным втрое мужчиной". Это Егорыч.
  Прижаты позвоночники к Вавилону. Два позвоночника, куча рёбер. И ни одной грани, ни одного угла. Такая у людей бестолковая, такая обтекаемая геометрия.
  Застыли в статуарной неподвижности шорского мрамора герои бестселлера всех времён и народов - Бим и Егорыч.
  Вот таким будет им памятник на родине, веселее некуда: от скульптора Тритыщенки, пусть он их переживёт. Чтобы воплотить.
  А пока что тёмно и грустно в Тартарарырии - запчасти русской географии.
  
  6.
  - Если в Париже Бим будет спать без трусов, то, Ксаня, ты сам с ним спи. А я, чтоб мне не говорили, предпочту страдать на полу.
  - Чего?
  - Или на французском балконе почивать, - сказал юморной с утра Егорыч. Он бодр как тот ослик... навьюченный дерьмецом... в Эквадоре что ли.
  - На французском балконе не сможешь. Вспомни сам, что такое французский балкон.
  - Я смогу. Даже стоя. Как утренний дайджест буду...
  - Чего-чего? Как это?
  - Стоять буду. Сидеть на горшке буду. Мокнуть в душе. Думать романус буду. Срочную статью в номер. Ссать буду ходить всю ночь, блинѣ. И облегчаться, блинѣ, через полчаса.
  - Всё сказал?
  - Лишь бы не с Порфирием. В одной койке, бля... Обжиматься!
  - Брось!
  - Нахер мне такие путешествия. Я и подумать не мог... В машине лучше! Будешь давать мне ключи и...
  Не даст Ксан Иваныч ключей.
  - Приедем в Париж, покажешь свой способ. Если там будет, конечно, французский балкон.
  - Я смогу.
  - Ну и смоги. А я буду спать по-человечьи. В койке.
  Тут снова вопрос, тем, кто тут не в первый раз: как это можно - чтобы втроём да по-человечьи? Не сочетается что-то.
  - С Бимом по-человечьи не получится, - фыркнул Егорыч.
  - У нас эконом-путешествие. Чего ж ты хотел?
  - Гуманизму хотел. По-братски чтоб. А не экономии. На физическом здоровье, - сказал Егорыч, - дурдом! Какого хера я поехал!
  - Дак вернись. Никто не держит.
  - Да ладно, шучу я.
  - Вот и я говорю, нечего из пустяков шум ворошить.
  Ксан Иваныч удовлетворён разрядкой спального конфликта.
  А также: жизнь и дружба из-за такой ерунды, как попытка эвтаназии, обыкновенно не заканчиваются.
  
  
  

О БРАТЬЯХ ПОССЫВЕ И ПОСРАВЕ

  
  "Говорят, я был здорово накурен, когда вёл церемонию "Оскара". Но это чушь, конечно. Я был под героином".
  Джеймс Франко
  
  Порфирий Бим с утра вроде развалины.
  Герои такими не бывают.
  Собственно, он и не особо в курсе, что пару месяцев назад (на родине) его записали в главные герои, ну или в помощники главного героя, каковым этот деревенский парвеню Егорыч, разумеется, назначил сам себя. Впрок.
  Собственно, Бим заранее знал, что Егорыч ни хрена не напишет. Поманул (во весь экран кот "манул") товарищей и всё. Все его обещания - это лапша и фейк, обманка крупнорогатая, золото дураков: ну какой из Егорыча писатель?
  И сам себе Бим отвечает: "ни-ка-кой. Никто он. Ну, или Некто".
  Кстати: недавно это имя мы уже слышали.
  Собственно, на мягкого героя (пластилинового, картонного, среднего плана) Бим ещё согласен, а на главного не подписывался: вот ещё: для этого же трудиться надо... держать себя в руках... и всё такое. Нетушки-нетушки!
  Кроме того, кто бы ему сообщил, что именно в эту минуту КАКИЕ-ТО ТВАРИ снимают с него портрет?
  На такого варёного и беспомощного, как он сегодня, можно написать сатиру, в лучшем случае пасквиль. и, вероятно, так и напишут о нём... пасквиль. Причём, в самом неприглядном виде, в таком неприглядном, что все бимовские родственники - жёнка там, детки... возненавидят писаку Егорыча, как лютого своего... тут можно употребить гиперболу "враг" в родительном падеже: кого-чего? - врага, вот чего. "Врун" и "враль" тут не годятся - слишком слабо.
  Можно побить Егорыча, если реализует подлость... Розгами, например, и чтобы самим поучаствовать.
  "Или обвалять в перьях. Такой приём моден в Америках. Был. Во времена Марка Твена". - это предложение доченьки Бима.
  Бим знает: Егорыч относится к его доченьке в общем-то положительно, даже с симпатией. Она живёт в Штатах, а Егорыч не жалует Штаты... За двуличие и чванство, за индейцев и негров, и за всё такое, что Ленин выписал мерзким буржуинам.
  А Егорыч всё равно выкрутился, он как бы добрый, сволочь. Он прощает её - на словах, вместе с мамочкой и папочкой Бимом, которые послали доченьку в Штаты, а девочка - не будь дурой - возьми, да и пристройся там. Навсегда, наверное. Если не грянет чего.
  Но об этом сейчас Бим не думает.
  Кто-то шепчет ему... Будто на кепке сидит, и шепчет. А шепчет так: "прикинь: ты же всё равно варёный, так представь - ты и есть вареник, на сегодня, не боись, спрячься за вареником, ты же умеешь, никто не трогает вареников, вареники они безобидные, главное - не горячись".
  Понравилась Биму подсказка кого-то.
  А как вжился в роль "вареника", то плюнул на обязанность быть гражданином России и достойным путешественником по европам... Тем более бумаг не подписывал, служить не нанимался, обещаний не давал. Так что прекратил всякое сопротивление... внешним обстоятельствам, так сказать. И поплыл согласно течению. А течение оно знает. Течение на судьбу похоже.
  
  ***
  
  План Малёхи по обезжи... обезво... по обезвреживанию Бима сработал на все сто: дурь, чёрт её задери, проникла во все поры бимовского организма.
  Откель Малёхе знать, что организм Бима не так слаб, каким кажется?
  Бим был в армии и прошёл "школу армейского дурака".
  А Малёха, если округлить, не был нигде.
  Малёха был сыром в масле.
  А это две житейские разницы - сыр в масле и армейский дурак, пусть даже "варёный с устатку".
  Так что все бимовские похихикивания и буквоедское исполнение приказов сверху, когда он нога в ногу повторял общественные акции и отрешённо копировал телодвижения товарищей... всё это, - окажись зритель там, - показалось бы естественным; а если бы знали существо дела, то оценили бы игру актёра Бима как восхитительную.
  Мы-то суть понимаем: так: дурь с табаком - это мощное средство для сбивания с ног новичков. Как водка для чукчи. Бим таковым и оказался. И это странно: такой самостоятельный чувак, хоть и дедушка, а дурь изучить не сподвигся. То ли слабачок, то ли шибко умный. То ли не шибко. И неумный совсем.
  Обычно подлянок ждут от врагов, а Бим заполучил от друзей.
  
  ***
  
  Заметил, читатль, намёки?
  - "КАКИЕ-ТО ТВАРИ снимают с Бима портрет";
  - далее: "шепчут что-то с кепки"?
  Это и есть те самые обещанные в нашем названии "фантомы"?
  Как-то немножко слабо это: то ли намекнуто, а разгонится после, ...то ли как всегда: наобещают с три короба, а после забудут.
  Любят некоторые писаки воду в ступе толочь.
  Тем не менее, приводим выдержку из одной из версий "Загвоздей в Европу", или из "ЧоЧоЧо" - мы точно уж и не помним, где впервые вынырнули обещанные не Егорычем, а кем-то другим... соавтором что ли? тараканы... а рукопись не сохранилась, и потому в архиве не нумерованная, пылится как фейк дешёвый, как пранк молодого Вована:
  
  Он будто гемофродит - обезьяны с попугаем, с отставанием по фазе. Попугаи с обезъянами не употребляют дури.
  Тараканусам - зоофобам не интересны обезьяны с попугаями. Другое дело Бим - пивной маньяк из Угадэйки.
  Он старался не попадаться на глаза друзьям - насколько это возможно, чтобы не очутиться в списках на элиминацию. Ненароком.
  Тараканы чёртовы!
  Бим как хамелеон слился с задним сиденьем, отличаясь лишь слегка - мертвенным цветом кожи и запахом...
  Тараканья противного!
  Автономию телопередвижения Бим поправил во время остановки в Москве.
  Вот там тараканусы его не достанут. Может быть.
  - Отстаньте от Бима, злыдни, что он вам сделал!
  
  ***
  
  Крюк в столицу пришлось произвести, чтобы забрать проездные документы в "Умном Тревеле". Казань. Мотель. Москва. Кремль. Башня. ГУМ. Пробки. Езда по замкнутому столичному кругу. Ворчание Малёхи по поводу хреновой Кирьяновой навигации. Соответствующий обмен любезностями.
  Доехали-таки.
  
  ***
  
  - Разобрались, брудеры, с канализацией ? - спросил Ксан Иваныч, генерал-вожак жестяной французской инфантерии.
  "Ну, да, а чё?"
  "А то, братья кролики, что следующий Поссыв будет в Москве", - объявил тревел-генерал, сразу после "Пельменя".
  Терпёжная политика! Как это знакомо русским людям.
  Всё бы ничего, но, упомянув о неком Поссыве, генерал забыл о существовании брата Поссыва. Зовут его Бро Посрав.
  Бро Посрав безмолвствовал во Владимире, промолчал у свёртка на Петушки и напомнил о себе в Москве, выбрав жертву.
  Жребий Посрава указал на Бима.
  Бро Посрав удачно выбрал время: часовая пробка на Садовом кольце.
  Такой по-гоголевски трагедийный поворот в мелодраме чеховского типа никто не заказывал.
  Бим ещё в машине принялся шарить вокруг себя: искать рулончик. Конечно же, ничего не нашёл. Полез через спинку сиденья в багажник. Нет рулончика.
  На Никитской спросил: "Долго ещё?".
  Получил ответ: "Жди. Стояк ищем".
  Но вот и стояк, слава тебе господи. Бим вылетел первым: пулей. И ринулся куда-то бежать - хоть куда. На юг к черепахам, на север к песцам, в Кремль к медмедям - без разницы. Сквер, дерево, куст, аптека под фонарём, та самая, Блока или Мандельштама - без разницы, всё равно не успеть. Без единого комментария в отношении дезорганизаторов машинных удобств.
  Лопушок, ты где?
  Да и есть ли в Москве лопухи? А в Питере? Там есть, но далече Питер.
  А в центре Москвы нет лопухов.
  
  Нам-то, кто сбоку-припёку, сидит за столом и читает, или пишет умную критику, всё без слов понятно: весёлый абсурдистский фарс превращается балбесом-автором в "конкретизон" .
  Егорыч-писака (в "Загвоздях в Европу") описывает таковскую робинзонаду:
  "Бедный, несчастный Робинзон Крузо! Ни одного приличного туалета на острове он не построил. Дефо тему санузла умолчал точно так же, так как не рассказал читателю - чем на островах подтираться, чтобы не позеленела человечья гузка. Зелень, если речь о красках, особенно парижская, вообще яд. Эта зелень сделана из мышьяка. За зелень островную и вообще, говорят, нужно благодарить хлорофилл. А естественная нужда это не только часть необитаемой жизни робинзонов, а стыдливо умалчиваемая часть даже жизни цивилизованной. Она порой доводит людей до крайности. У людей пустыни на этот предмет есть песок, у кого-то под рукой листики, кому-то подвезло с лопухами. А если живёшь на острове, где полным-полно камней, рыбы и тюленей, но нет растительности и, соответственно отсутствует целлюлозный завод, то годится пух фламинго и перья попугая".
  
  Какая глупая, а какая длинная шутка! Все заметили?
  
  ***
  
  У Бима ни одного попугая рядом. И ни одного Пятницы, которого можно было бы послать за сортирной принадлежностью. Вместо Пятницы - суббота, во всём Московском округе. От субботы толку никакого. Округ возглавляет Громов. Тут читатель с башкой может сообразить "год какой был".
  Мочит Бима мэр и пчеловод. Год уточняется.
  Кругом люди, люди, больше чем надо людей.
  Биокабин ноль, а часики в штанах, там-там, именно там-там, тикают.
  
  В полукилометре от Reno, на радость Биму вырос вяз по прозвищу карагач, кустистый, остролистый, от дождя спасает, будто землянка с парой прорех в крыше: один такой полезный на всю столицу. От сглаза защищает меньше. И растёт на возвышении, как царский сортир на Воробушках. Бим не царь, конечно, но что делать Биму? На газоне пристроиться?
  Лопушок есть под вязом. Сух, да недоразвит: пять сантимов диаметр.
  Под сенью вяза-карагача, сортира царского, Бим и разрешился. Двойней. Братом Поссывом и Бро Посравом.
  Дюшан, Мандзони, Херст отдыхают. Бим на Олимпе.
  Две фракции, одна высокохудожественная - хоть по баночкам раскладывай, вышли из тухиса звезды "Загвоздей в Европу".
  В Дублине Bloomsday в честь Джеймса Джойса. А в Москве движение Grow on the street в честь Бима. В счастливом возбуждении. От свободы посрава на улицах.
  Ассамбляж Бима размазало через час. Ливнем. По заказу организаторов. С неба. Согласно религиозным ценностям постмодернистского толка. Называется пассаж: "Инсталляция на исчезновение ничтожного объекта". Зелёный поворот в искусстве. Это примерно, как "коровам не пердеть" - ибо много CO2. А кто из президентов обнаружил в России коров? Вот-вот. Наш и нашёл. Даже мясную породу нашёл. А эта порода портит атмосферу меньше, наверное. Так что отстань, иностранец зелёный - гринпис драный: всё-то мы блюдём, всё-то по науке развитого капитализма.
  А захотим, так не станем соблюдать.
  Русская фольк-инициатива она другая принципиально. Нашим надо поначалу засрать всё вокруг себя: земли-то немеряно. А уж потом чистить. Это, конечно, не то что целые острова в океане из пластмассовых бутылок, но таки композиции. С художественной наклонностью. "Горы мусора", "Полигоны", и прочие "рэди-мэди" , из Сибири, Зауралья, Центра и Дальних земель.
  
  ***
  
  Внешний вид художника неожанра "посрав" соответствует его поведению.
  Хотя по гамбургскому счёту, Бим не придаёт радикального значения своему ни внешнему виду, ни маргинальному поведению в частности. Его поведение - это такая выверенная свобода поведения, которая не ведёт в полицейский участок.
  Ему в этом смысле положительно насрать! Товарищи его спасут. И нассать. Хотя бы постараются. Где ты Бро? Русские не бросают своих. Теперь Бим - Посрав, а бро - Обосрамшись. На себя и на наблюдателей тем более. Бим возвращается. Где же Reno?
  Постсоветское "фу" тупо и всяко свободнее европейского.
  А гражданин Бим - умный чел. И без тараканов на лысине. И на кепке их нет. Спрятались в костяшке черепа! Заzzали, да? Заняли оборону? Или дрыхнут... лентяи.
  Это Бим думает. А тараканусы в его башке тем временем, незаметно кальки снимают:
  
  "Насрать на асфальт и, тем более, при москвичах, а у всех москвичей в пределах Садового кольца, как известно, высшее туалетное воспитание, он не может".
  "Он турист инкогнито. А вот это уже нештяк, как полезно. В Москве его никто не ждёт, и никто не знает, следовательно, не для кого стараться и приглаживать интерфейс".
  
  Или вот перл, из последних защитных, и даже неоднократно озвученных на судилищных пьянках: "Сверкать голой жопой и трещать пёрдом у всех на виду он не согласен".
  
  Вот принципиальное отличие нашего русо-башкира Бима от прозападных русских перформэйстеров - мастеров либералистики, гвоздь им в попенс.
  
  ***
  
  Бим ещё не отошёл от операции эвтаназии с суецидом, фу, чёрт, вы уже простили его друзей? и самозабвенно, но с грустью, купался в последственном цимусе, играя "вареника".
  Закончив туалетный ритуал, но не покончив с круженьем головы соловой, Бим вернулся.
  Вот он/оно Reno. А вот и товарищи.
  Не торопясь, и с беззаботной повинной:
  - Здрасьте, я ваша тётя. Тётя покакала.
  - Вот и молодец, - сказал Егорыч.
  - Старый балбес, - подумал Малёха.
  - Обормот, - сказал Ксан Иваныч, - мы тебя потеряли! Ты куда взвился? Предупреждать надо. Ты мог заблудиться.
  - Вот я... Да ну... У меня компас в башке...
  - Он телефон даже не взял, - шепнул Малёха коллективу. Их коллектив - с тонким слухом, ушаст и многоух.
  - Вот-вот, - говорили товарищи. - Нах тебе вообще телефон? Выкинул бы его.
  - Я как, в машину должен нагадить? - Бим защищается отчаянно. - Машина - это родина. А Москва - тьфу. Городишко. Транзит. Телефон верните. Где он?
  - Забери под сиденьем. Нафиг ты его в ноги бросил?
  - Гумажку искал. Наклонялся. Некогда мне. Сгиньте с глаз.
  - Что это ты с собой приволок?
  - Что-что. Книжку. "Мойдодыр".
  - Где взял?
  - Под вязом.
  - А где вяз?
  - В сквере на горке.
  - Читал что ли Мойдодыра? Или пользовал?
  - Не пользовал. Я пятихатку пользовал.
  - Не спутал? Может, пять кусков?
  - Говорю - пятихатку.
  - А чё ж Мойдодыра не пользовал?
  - Читать буду, - сказал Бим. - Книжка древняя. Двадцать третий год.
  - Ну, тебе повезло!
  - А то! - сказал Бим, - подсушу вот только.
  
  Кажется, дождь собирается...
  Кажется, дождь собирается...
  
  Кстати, Бим с Ксаном Иванычем, будучи как-то в Макао, не найдя сортир, согрешили подобным же образом: после уличной водки с закусем из морских тварей зафекалили булыжник. А вытерлись баксами.
  Богачи бывают забавными. Как люди, ей богу.
  
  
  

"УМНЫЙ ТРЕВЭЛ"

  
  "Дождь лил четыре года одиннадцать месяцев и два дня... Воздух был настолько пропитан влагой, что рыбы могли бы проникнуть в дом через открытую дверь, проплыть по комнатам и выплыть из окон."
  Габриэль Гарсиа Маркес
  
  - Я поехал заправляться и рекогносцировку уточню, а вы с Кирюхой идите в турагентство, - велел Ксан Иваныч Биму. - Встречаемся тут. Через час.
  - Запросто! "Только в тапках я не пойду", - сказал Бим.
  (Хм: срать в тапках под дождём можно было прекрасно!)
  - Попахивают, чоль, тапочки?
  - Брось. Я что, не целкий? Я на всякий... лопушком-то их протёр.
  (Так есть или нет лопухов в Москве?)
  - И не иди в своих тапках, протёртых...Тебя заставляют идти в тапках?
  Чтобы почём зря не мучить шлёпанцы (Reno-вариант) Бим бросил их в машину. Чтобы меньше мочить джинсы, подвернул до колена штанины.
  Его ботинки "а ля дождь у де Пари" затерялись в барахле, а Ксан Иваныч велел поторапливаться.
  "Ногими Нагами" - так назывался этот способ бимовской ходьбы по Москве.
  
  ***
  
  Навигатор велел пересечь аллею, Никитскую штоль? "посыпанную кирпичной крошкой ещё при Столыпине".
  Автор так шутит, а мы верим в его глупости.
  
  ***
  
  Шли. Дошли. Вот он "Умный тревел". Позвонили. Открыли.
  Лестница тревела покрылась отпечатками мокрых ступней настоящего сибиряка. Цвет отпечатков - прогнившего кирпича "Царьгорохового Обжигзавода ЛТД".
  Потрёпанный вид посетителей поразил пожилого охранника - в самое сердце. И он настроился категорично: посетителей с такой убийственной силой срама далее себя он пустить не мог.
  Для решения проблемы набрал номер дежурного менеджера.
  Суббота - полурабочий день, менеджер Настя специально прибыла для встречи транзитёров из Угадэя.
  Спрятавшись с головой под стойку, Евсеич шопотом объяснял заминку телефону.
  Телефон в ответ огрызался: из-под стойки неслись по-москальски весёлые дамские крепдышины.
  - Дура какая-то, - решил Егорыч. Кому мы заплатили бабло! И чего так орать...
  - Они, как бы это вам поточнее сказать, Анастасия Ивановна... - докладывал Евсеич из укрытия, - не по форме одеты...
  - Оба?
  - Неа, один... Второй чуть получше... Но тоже мокрый. Насквозь!
  - А-а, это с Угадэя. Приехали-таки. Мы договаривались. Запускайте.
  Дедушка взвился. Шариком водородным. Поджечь - взорвётся старикашка: никаких поблажек! Он на службе:
  - Я таких ни разу не видел. Один вроде бы культурный, но... это... выпимши (прыгает, шутит... при такой-погоде-то).
  - Пропустите!
  - Другой вообще... наркоман что ли..., и он босиком, Настасья Иванна. Ногти как у тигра - вы бы видели! Жёлтые ногти, кривые...
  - Расскажите, как им меня найти...
  Не слышит: "Бородатые оба, щёки не бриты... ! Настась Ванна, слышьте меня? они будто с крыши упали. Не люди, а натуролисты, босяжи голякастые".
  - Давайте без этих ваших, говорю вам!
  - Опасно! Вы таких что ли... с блохами... дожидаетесь?
  - Они одеты? В шортах? В майках? С рукавами или в спальных? Спросите фамилии...
  Одеты. С рукавами. В брюках. Без манжет.
  Фамилии? Запросто. Назвали. Совпало.
  - Это мои, точно мои, - рассвирепела молодая да ранняя Настасьиванна. - Что им, в бабочках что ли ездить! Они из Угадэйки приехали. Из да-ле-ка! Пусть заходят. Слышите, Евсеич! Они едут в Европу... через Москву... Понимаете? В Ев-ро-пу! Торопятся. Давайте уж... без закидонов ваших.
  Проплаченное вперёд и вбелую бабло решило и простило всё - даже экстравагантную экипировку.
  Офис передумал. Офис, распрягши тоску, гостеприимно встречал Бима с Егорычем - великими путешественниками, писателями, любимчиками дам и девочек, гашеками и бабелями двадцать первого века.
  
  ***
  
  За дубовой дверью. Мокрые ноги - все четыре, из них две пятки. Встали на пёстрый ковёр. Турецкий ворс. Он скрыл мокрые пятки и разогнутые для вентиляции пальцы Бима. Пахнуло. Разбавленным потом.
  Ворс. Наполовину поглотил кроссовки Егорыча. Сами собой. Развернулись и обмякли полуметровые шнурки, засунутые в дыры, зацепленные за крюки. Обмотанные вчетверо. Вокруг самих себя. И угадэйским ногам в московском офисе стало тепло.
  С Бима потекла осень. Над ремнём взвихрил пар. Май, двенадцатое!
  Егорыч, ещё на лестнице промакнул причёску. Кепкой. Перед дверью пригладил кое-что. Сверху вниз. Дважды.
  Волосы на груди, вздыбившиеся на улице, в помещении опали. И прилипли.
  Чесалось и кусалось. Тело. Дождь был с химией. С блохами. С вшами и тарантулами. Проклятые америкосы! Снова испытывали Русь. В нескольких местах сразу. Как в Угадэе в девяностых: мимо цеха сероводорода на Капроне надо бежать: если хочешь сохранить глаза. Егорыч сумел сохранить. Русский сероводород он мирный.
  Ну да ладно. Тут всётки цивиль, Москау, Никитские дела. Найдите их на карте.
  
  - Тапочек, к сожалению, у нас нет, - извинялась девушка. - Что? Ой, кхэ, фена тоже нет. А чайку?
  - Ничего, ничего. Мы как-нибудь. А кипяточку найдём? -Егорыч вспомнил ходоков у Ленина.
  - А я ноги об ковёр вытер, - сказал Бим, - не беспокойтесь, они поштишто сухие.
  Как мог утешал приветливую девушку Порфирий Сергеевич Бим. Он щас джентльмен, хоть и босиком.
  Если олигарх бродит босиком по спальне, он не перестаёт быть олигархом.
  Так и Бим: при девочках он всегда джентльмен, аристократ и олигарх. Он готов по-джентльменски любить... и по-аристократски кря... тра... в общем, учить кое-чему-либо-как-нибудь.
  Ногти его больших пальцев ножницам не подвластны; для них в кроссовках вырезаны дыры. Дыры за новорусский археологический подход к кроссоверам определяем в "Музей хождения по льду в варяги".
  Кроссовки с тапочками в машине, а ноги с ногтями тут:
  - Лучше всего по Москве ходить босиком, - убеждал Анастасию Бим, показывая ей пятки и когти царьгорохового цвета.
  Тигр с человеческим лицом может выцарапать в граните памятник прайду.
  - Кожа-то она нарастёт, а обувка попортится.
  - Я вас понимаю, - говорила девушка столичная, - сама бы с удовольствием... засучила бы... брючки.
  (Чего-нибудь бы ещё засучила).
  А сегодня, будто назло для сексуальных мачо, она в юбке, уж извините за нелюбезность.
  - Дак, пойдёмте! Купим тебе штаны... нет, трое штанов... и поедем смотреть Париж. У вас есть сменка?
  (Трусов "неделька", что ли?)
  "Я замужем и только что из отпуска".
  - Нам ваш "замуж" в барабан не тарахтел. Правда, Кирюх? берём Настьку?
  - Берём, - Кирюх Егорыч согласен. - Чёб не взять. Поехали! А сам - хитёр бобёр: "...ну если Ксан Иваныч позволит. Будем на заду втроём. Ты как? Нормально так, Порфирыч?"
  - Нештяк, нормально.
  (Цимус волшебной кур-травы продолжает работать).
  - На коленках можно. Попеременках! Кирюха, звони Ксане! Вы же махом сделаете визу, так? Вы же вот же её сейчас...
  - У меня Шенген на три года, да я не могу, - отнекивалась девушка Настя. - Муж у меня, понимаете-нет? Недавно возник.
  (Ослики дорогие мои, шутнички драные).
  - У меня бабло на телефоне крякнуло, - солгал Егорыч, фальшиво нажимая кнопки. - Слышишь, как пыщщит!?
  
  ***
  
  Не вышла поездка у Насти.
  
  ***
  
  - Знаете, наверно, такой город Угадэй, - выговаривала Настя охраннику, - это богатый регион! Уголь копают, золото моют. А это их лучшие... ну, это... архитекторы. Они практики! Не управленцы. Собрались в прогулку по Европе. На месяц. Это здорово! Я честно... я завидую.
  - Про каски шахтёрские знаем, про город-то, может и слыхивали. А вот про таких архитекторов, - поди, интеллектуалами себя кличут, - не очень.
  Бурчал, взятый за живое, старик.
  - И вытирать полы опосля их не буду. Хоть убейте меня. Вызывайте техничку. А я всё равно доложу шефу. Так дело дале не пойдёт.
  - Наверно, так у сибирской интеллигенции принято, чтобы босиком - соображала пуританка, чистюля, девушка-москвичка. - У них тайга, медведи, и трава в городе по колено.
  - Не знаю, не знаю. У нас не так. Тут Москва и приличный асфальт.
  - А клиенты эти... ну вы посмотрите, они такие оригинальные. Даже комичные... Угадэй-городчане... Предлагали трубку покурить. С собой звали.
  Хмыкал дедушка. Хохотала ртом голова: не из ушей звук.
  - Ага. С этими хлыщами! Прохиндеями. Пьяницами. Ха-ха-ха! Насмешили!
  - Ещё немного и я бы согласилась... возможно. Люблю романтику... и неожиданности разные. И Настя протёрла нос гипсовой богине. - Простыла бедненькая. Холодно ей у нас.
  Нос (от Минервы что ли) установлен при входе. Как символ познания мира. Методом сования любопытных носов куда-либо, например, в заграницу.
  - Евсеич, ну согласись. Они ведь такие любопытные... И смешные! Положительно: они добрые люди! Вот передумайте своё первое впечатление! Пожалуйста!
  - Ага, "тупой и ещё тупее".
  - Я видела это кино. Смешное.
  - Ну вот, так оно и есть.
  - А Вы, Евсеич, простите меня, разве в студенчестве босиком не бегали? Вспомните!
  - Я в эти годы по Гулагам развлекался, - поскромничал Евсеич, и проверил оловянную пуговицу на прочность пришития. - Вот же старая, говорил ведь: поднови френч!
  
  ***
  
  
  Заверещали пружины выхода в свет.
  - Мог бы подождать за дверью со своими мокроступами, - возмутился Егорыч, выйдя из умного тревела, - что они о нас подумали?
  - Мебель не ломай! Побереги силушку для Варшавы.
  - Сам бы помог, а я с бумагами.
  - Печати веса не весят!
  - Плевать. Ты сибирякам масть порушил. Чё вот попёрся! Я бы один...
  - Оплочено всё, - ответил Бим, - и терпенье, и за ковёр тоже. Я что, под дождём должен мявкать? Я кошка тебе?
  - Кот весенний, да. Марки манул.
  - Ага, заманул, понимаю... Киску эту... Они, черти, кланяться нам должны... Москвички, бля. А, если совсем по-приличному, то по коньячку налить и в диванчик усадить.
  - Усадили, чего ещё?
  - Про кожаный говорю.
  - Не говорил.
  - Ну думал.
  - А с чего же бляди? У них работа такая... Ясная. У неё, у Настьки... Чай предлагали, чего ещё?
  - А с того и должны. Правила вежливости.
  - С кофейком и пирожными? С лимончиками? В кожаный диванчик? Хе, с подушечками? Одеяльца пухового? Обогреватель под пятки, да?
  - А хотя бы и так! Не диспансер...
  - Может, девочку на диванчике? Может, гондончик на золотой тарелочке?
  - А ты как думал!
  - Ну, даёшь!
  - Ха-ха-ха.
  - Диспансер. Бывал что ли там?
  - Смотря в каком.
  - В том самом бывал?
  - Это тайна Тортилы.
  - Ха-ха-ха.
  - Оплочено всё, ты не думай!
  
  ***
  
  Пока Бим с Егорычем прохлаждались по тревелам, Ксан Иваныч заправился под завязку бензином.
  Малёха сидел рядом с папой и нехотя жевал холодный пирожок с капустой из владимирского "Пельменя".
  "Мойдодыр" лежал на фартуке багажника: подсыхал, открытый на странице с Тотошей, Кокошей и мочалкой-словно галкой.
  
  

БИМ ВО ФРУСТРАЦИИ

  
  "Дорогу от Москвы до Бреста Бим помнит. Но помнит смутно. Звуками. Как путешествие ёжика в тумане как путешествие ёжика ёжика ёжика... В тумане тумане тумане..".
  К.Е. Туземский.
   ЗГЕ, в.1.
  
  В башке, с самого утра, вместо блюзовых рапсодий от табачника Ларсена, тяжёлый блэк энд рэп-рок:
  - Фрустрация, фрустра... фрус... брус... блэк... брэк - орут и машутся.
  
  - Цэребряные цицьки дро Франценбаум бумкали бо биска'м, бо ушамблям, бо челюсти чо в черебе, - балаганят.
  - Алло, Рейсфедер? Адвокат ты или кто? Где мои зубы? Что? В мои лета не до'лжно сметь... в ноздрях суждение иметь? Какого Фуя? В багаже поискать? Я? Обкурился? Поллюценогеном? Сам ты Молчалин шуев!
  И так далее. Искали всем табором тараканьим. Под чутким адвокатским руководством.
  Нету. Зубы исчезли вместе с челюстями. Ладно что Бима за собой не потащили...
  - Алло, Рейхсфюрер! Нашёл чи нет? Поди и не искал толком...
  - Да надевал ли их ты, батюшка Порфирий Сергеевич? Видел ли ты их, сердешный, в погрузку девятимаешную днёпобедную ?
  
  Не помнит Бим ничего. А уж табору Renoшному и знать не положено. Каждый сам себе интендант.
  
  ***
  
  Преданный огласке босой поход Бима по Москве с посещением "Умного тревела" развеселил только Малёху. Егорыч на целомудренную до безобразия выходку Бима дулся. Ксан Иваныч - парламентский демократ - считал, что команде страшно повезло: милиция могла обвинить Бима в неуважении столицы, и усадить его на пять суток - согласно количеству вояжеров, защищающих преступника, плюс их автомобиль-свидетель - молчаливый защитник.
  После такого события тонко разработанный план Ксан Иваныча по завоеванию Европы пошёл бы лесом, рощей, дубравами ко всем чертям болотным.
  Но: расстаралась внешняя сила, посчастливилось вояжерам плюс автомобиль: все в сборе: и транспорт, и персонал.
  Дальнейший путь шёл по маршруту, прописанному генералом, хоть и с приличным отставанием по времени.
  Своё безалкогольное настроение Бим объяснить толком не мог.
  Раз десять интересовался сортом Кирьяновского табака.
  Под Можайском сказал: "А не...".
  Под Смоленском: "не подсы...".
  Под Оршей: "дедушка кирю...".
  Целиком фраза прозвучала под Минском, когда толпа высыпала отметиться под рекламой минской дорожной сети и там же отлить. Мол, а не подсыпал ли дедушка Кирюша в трубчонку, ну там, в "Подружках", ну, ошибочно как-нибудь, чего-нибудь этакого?
  Конечно же, Егорыч ничего этакого не подсыпал. Ни послойно, ни поперёк. В травах - сухих, в настойках и весёлых - не понимает ни шиша. Разве что... Тут Егорыч мог проколоться, но на его кроссовку, случайно будто, наступил башмак генерала... А молодой дёрнул за рукав...
  Поэтому:
  - Табак как табак, обычный. "Ларсен" будто. Может и "Донской", - вот какая Егорычу разница? Не помнит он, в общем. Перероет багаж, в Праге, и найдёт. Но, сначала нужно доехать. А пока он будет курить Винстон, которого ещё завались, и Биму то же советует.
  Renoшники вояжные, винтажные, опорожняющие бурдюки, также ничего подобного не совершали, за дедушку Кирюшу не отвечают. Правда, и ничего не гарантируют. Потому как не адвокаты, со свечками не стояли, трансфером табаков и сырца под видом банановых листиков не занимаются, в преступных схемах не отмечены, в Интерпольных списках на безосновательном подозрении, головы на месте, плантаций у коттеджа и на крыше конторы у них нету. На кровле конторы они отмечают мумилеи , дни рождения, трахают практиканток на радость Ленину , и вообще Пиночет лучше Альенде, а на Марсе так же херово, как на его спутниках, а слышать наговоры на честных мэнов, тем более на семьи генералов архитектуры с их милыми отпрысками, не желают.
  А также, если уж пошло' напрямки, они не заговорщики, у них рыльца не то чтобы в намекаемом пушку, а вообще не рыльца, а лица: бритые, зеркальной гладкости, а если и имеется сходство с пятачками, то в них отражаются ангелы небесные, а не навоз и не отруби как некоторые Бимы себе представляют. И вообще сам-то он кто такой, чтобы подозревать честной народ? А Малёха вовсе безусый, только что из колыбельки, сочиняет полонезы огинские, промокашку разок-то всего нюхнул и то в темноте, посмотрите на его девственную струю... И вообще пить надо меньше.
  
  ***
  
  Другими словами, от Москвы до Беларуси домчали моментом.
  Забыли сообщить читателю: на условной границе меж двух стран - одной великой и гордой, а другой, двадцать лет кряду колеблющейся, но всё равно уважаемой, - вояжеры приостановились. И поправили георгиевскую ленту. Лента привязана к антенне. Концы скрючилась в спиральки от дождей московских и ветров степных башкирских энд андерэ республик. Выпрямили их. Прямо как на могилках с веночками.
  Решили: Беларусь - государство дружественное. Война её ломала-ломала, да не сломала. День Победы празднуют без лукавств. В Польше снимать ленту не станут в виде эксперимента. А в Чехии будет видно.
  Минск в планы не входил. Объехали его стороной.
  И вот он Брест - пограничный город. Там - перед переходом границы - ночёвка.
  
  
  

ЯДВИГА КАРЛОВНА И ЛЮДИ БЕЗЗУБЫЕ

  Раз Гоголь.
   Ядвиге Карловне семьдесят-восемьдесят. Она, несмотря на возраст, - бойкая женщ... нет, настоящая Фемина, Ева, Лили библейная с цицька... нет, с бюстом афродитной величины...
  Она пижам... тьфу, типажная и яркая, с уместным в этом краю еврейско-польским акцентом.
  Глазки не лишены сексуального блеска, правда, былого. По взгляду и поведению Ядвиги угадывается профессия: мамка сети "Камелион", позывной "Компра". В именах собственных и тайна, и конспирология, и недоговорённость. По сути - общественный сговор, мужская потребность, афиши не надо, "моя милиция меня бережёт" - успевай платить дань. Лозунг в прихожей "на Гоголе" "Любим ковбаску" - такой фольклорно-гастрический штрихуёк.
  Ядвига обожает панбархат, кокотки, помнит смерть Иосифа, биографию председателя Мао, великую шахматную доску и развал СССР. Она была на большом "Гонконгском Коучинге Девушек по Вызову". Изучала там опыт "розовых пекинских парикмахерских", "как сбить самолёт" и "хэппи эндинг".
  Бабло у неё водится. Штаб-коттедж с парадным мезонином, пентхаузами, парковкой в цоколе и скульптурой Дамы-с-собачкой - всё на площади Чехонте - увешан грамотами.
  Но, пусть российские подорожницы не завидуют: камельки от Карловны на бюджет-тарифе.
  Но при этом они востребованы, лица гладкие, ножки - спички шведские. Неглиж постиран, цидульки в порядке, писульки в заводном режиме.
  Камелек от Карловны любят не только завзятые ходоки налево, но также ветераны "Вишнёвых пиджаков", мужественные кружевницы из "Кончиты Вурст", и конечно, члены клуба "Прелесть эвтаназии" с одноразовыми контрамарками "уйди с наслаждением".
  Девочки берут не ценой, а красотой глаз и количеством любовных подходов. Прекрасное меню в Золотой книге почёта. Гонконгская резинка с пупырышками - почти закон. Портвейн не их напиток.
  Ядвига гарантирует сервис, взяток не берёт, и ни разу не попадалась на коррупции.
  В эскорты на яхтах девушки не напрашиваются. Но если позовут, то согласуют с Ядвигой море, маршрут, порты, и не откажут. И, о, скромность, коньяку не попросят. Всё делается с искренностью славянок и умностью гейш.
  Вот где надо брать жён нефтарным шейхам: у Ядвиги в Камелионе. Дёшево "до", сердито "после".
  Заполнен Брест перспективными невестами для Востока.
  Увлечения невест: маникюр, все виды фристайла и серфинга, тибетские практики, включая цигун.
  Девочки обожают Пелевина, при том не понимая в его флюидах ни грамма. Камельки с филологическим уклоном растворяются в его субстанциональной пустоте, испытывая невыразимый восторг уровня оргазма.
  Пограничный город, мы же говорили. Всё тут наперекосяк и на грани.
  Пора наводить порядок в белорусской реальности: шире шаг, выше ноги, плотскую любовь на службу отечеству, ордена - мамкам, польских сутенёров вон, хохлятских вон, русских вон, мавзолей президенту.
  Парламентскую власть - феминисткам! Не тем дурам, что на площадях сиськами машут, а которые рельсы укладывают.
  По записям в ежедневнике Карловны составлен раздел "Справочника современного чекиста" с грифом секретности второй степени.
  Сдача квартиры в краткосручную аренду транзитникам - второй негласный бизнес Ядвиги Карловны.
  Минское ЧК любит Ядвигу Карловну. Мальчики из ЧК продырявили гоголь-хату Ядвиги в каждом углу.
  Ядвига по собственному почину пишет отчёты. В случае дипломатических недоразумений, каковых покамест не случалось, а будущее покажет, кроме видеозаписей, которые снимаются помимо неё, готова предоставлять стенографии высокого литературного качества с переводом на гос.язык.
  Наши "4ЕТВЕРО" клоунов парни рисковые, да неумные: клюнули на объявление в первые же сутки. А когда им выбирать?
  
  Два Гоголь.
  Ядвига Карловна, несмотря на "крышу родины", по инерции советской доперестройки побаивается поэтажных дверных глазков.
  Страшится вездесущих старушек - лавочных надзирательниц.
  Случаются перебранки с бабульками всвязи с нарушением Ядвигой неписаных правил дворовой нравственности: "Сдать квартиру неизвестным людям? Ты что, Ядвига, с пупа сдвинулась!"
  Роскошь в стране не приветствуется: батько не велит. А старушки уверены: деньжата у Ядвиги есть.
  Имеются и правила конспирации. Ядвига Карловна немедля изложила их путешественникам.
  Согласно правил Ядвиги, кратковременным съёмщикам передвигаться по подъезду полагается поодиночке (правило 5-ти "п").
  Хлопанье дверьми наказывается - процентами от арендной платы за каждый нелицеприятный соседский доклад.
  С некоторой натяжкой можно сказать, что соседи пребывают в некотором сговоре с Ядвигой: за их молчание как бы само-собой предполагается некий платёж.
  А за превышение шумового лимита с арендаторов взимается штраф.
  
  - Согласны с такими бытовыми условиями?
  - Согласны, конечно. Вы бесконечно правы.
  
  Распитие спиртных напитков Карловной в виде исключения допускается. Будучи предпринимателем, она понимает важность алкомероприятий, но "чтобы в рамках цивиля".
  Степень распития в контексте с беларуськультурой определяется лично ей самой, и об этом докладывается каждому новичку-арендатору, в начале каждой сделки.
  - Да-да, конечно. Мы не против. Понимаем.
  - Вы мне симпатичны, господа русские. (Судя по лицам, не совсем конченые. И, вроде не злые шпионы. И не добрые разведчики. Такие простачки не бывают шпионами и разведчиками ). Но у меня есть ещё одно правило. Оно может вам не понравиться, но...
  - Что за правило? - наклонил голову Ксан Иваныч. Ему доверено возглавлять переговоры.
  Ядвига с воодушевлением принялась рассказывать:
  - как воспитывали её,
  - как родители капали ей на донышко столовой ложки кагору,
  - как она, в свою очередь, передала эту традицию дочке...
  - И...
  - Короче, пить что ли совсем нельзя? - перешёл к делу Ксан Иваныч.
  - Отчего же нельзя... Водку нельзя. А коньяк можно: культурненько, осторожно, рюмочкой-рюмашечкой. Виски - напиток для меня дорогой. Вы же тоже его не пьёте? (Как сказать! )
  - Но я к чему это клоню, - сказала Ядвига, - я вот, к примеру, выпиваю бокал вина, и мне этого хватает. Я не буяню, не пою песен...
  - Мы не знаем песен, - отчеканил Ксан Иваныч, - только гимн.
  - Гимн - это похвально. Вот у нас, так никто не знает гимн Беларуси.
  - А он разве есть? - это не выдержал малец.
  - А куда ему нафиг деться? - удивилась Ядвига, - разумеется, есть.
  - И музыка к нему?
  - И музыка.
  - Вау! - изумился Малёха. (Он же композитор модных музык.)
  - Я бы с удовольствием поглядел ваш гимн, - томно вымолвил Егорыч, продюссерски изогнувшись.
  Он по пьяни может сбацать на фортепиано кошачий вальс, а если бабахнет вискарьку - раз в пять лет, то может и рок-н-ролл.
  "И я", - сказал Малёха. Он любит драмм-энд-бэйс и прочие нужные квартеты, вставленные в компьютер.
  Ксан Иваныч покачал головой (ну дают подлизы, предатели Руси!).
  - Мы никогда не буяним, - сказал Егорыч. - Мы, как-никак, интеллигенты.
  - Архитекторы, - подсобил Ксан Иваныч.
  - Мы только Rose et Route употребляем, - пошутил Егорыч, ни разу не покраснев.
  (Скорей бы ушла, а там посмотрим!)
  - Максимум бокал. Как и вы.
  Ядвига зарделась, будто ей признались в любви.
  Тут бессловесная сценка в трёх действиях без антракта. Представьте:
  А) Малёха дёрнул Егорыча за рукав. Хотел добавить компании шансов, сообщив через Егорыча, что он вообще не пьёт.
  Б) Читающий мысли Малёхи как свои собственные Егорыч обозначил ответ гримасой и жестами каркочи , мол: "я что тебе переводчик? сам возьми, да скажи".
  В) Папа расшифровал оба движения и захотел озвучить их, выдав нечто умное, вроде того, что "он готовит сына в дипломаты философического типа, а дипломаты, как известно, в юношестве вообще не пили, а посол "N", добившись успеха в Персии, пил напиток той страны, в которой предотвратил войну и о которой написал знаменитый очерк..., правда, там его и грохнули... и так далее". Но вместо глубокомысленной тирады, имеющей целью завоевать расположение хозяйки, смог сформулировать только глухонемое "э-э-э".
  - Короче, тогда так, - сказала Ядвига, (а она видела тыщу таких каркоч, целовалась с Олегом Поповым, а Карандаш подарил ей цирковую собачку), - много не пить! Всем вместе по городу не шастать. Из окон не высовываться. Балкон не расшатывайте: он не сегодня-завтра рухнет. А в магазин пусть сходит молодой человек...
  "А-а-а", - сказал Малёха. (Молодцами оба Клиновы!)
  - Что "а-а-а"? Магазины тут рядом: выходишь на улицу, пройдёшь квартальчик, повернёшь налево. Это старый центр. Наш Арбат, так сказать. Увидишь "Продтовары". Выбор там есть. Вино хорошее. Бери только наше. Остальное - бодяга, моча и гуано.
  - И российский алкоголь - гуано? - обиделся Ксан Иваныч.
  - Тем более российский. Могу дать задание кой кому и прислать... на заказ. Если хотите. Но не даром. Ноги курьера (чего-о-о? курьера? Не курьерши?) не бесплатные, стоят что-то. В пределах разумного. Рекомендую приобрести белое. Например, "Беларуську избу" в бутылке с ручкой. Пустую бутылку оставьте мне. У меня Тонька на них сюжеты маслом... На этикетке домик с коровкой и пастушка в шляпке нарисованы. Читали "Барышню крестьянку"? Так там как раз...
  - Мы не хотим вас напрягать.
  - Я вот...
  - Нет, нет, нет...
  Тогда Ядвига Карловна рассказала, какие вина кроме кагора она терпит. Далее рассказала, что если бы путешественники приехали в августе, то десерт можно было не покупать: у них в городе есть такая улица, где вишни ого-го... а самая плохая водка... а самая хорошая ковбаса... лучше брать копчёности... батька за этим следит... а не то им.... сертификец всем... и так далее. И копец вообще.
  - Строгий у вас батька.
  - У нас не диктатура, как у вас считают, а порядок. Социалистический капитализм. Поняли, да?
  - Мы точно так же думаем. Спасибо. Обязательно приедем... Осенью. Мы планируем Португалию и Барселону. Хотим заглянуть в Гибралтар... покидать с берега камушки в Афри...
  (Врут собаки! Смеются над старушкой. Ничего, сами скоро песком обзаведётесь.)
  - Карфаген там, - сказал Егорыч. Он умный и помнит Пунические войны.
  Ядвига обрадовалась: "Заночуете перед Португалией у меня, если что. Я буду рада. Португалия - она же рядом?"
  - Рядом. Ок.
  А далее инструксьон:
  - Так! В постель вина не носить. Столик вот. Можете на кухне посидеть. Кресло возьмёте в спальне. Диван раскладывается, бельё в шкапчике. Курить исключительно в окно...
   А как же на предмет "не высовываться"?
  -...С сигаретой на балкон...
  А как же, что он рухнет сегодня ночью?
  - ...особенно в трусах! Надевайте штаны... и.... а.... лучше вообще не выходите. Особенно ночью.
  - А что так?
  - Соседка увидит.
  О-о-о! Тут соседка? Две? Сколько? Молодая?
  -...Кондиционер не включать: он много электричества ест.
  - Что ж так много ограничений? - удивляется пацанва. (Они деньги платят в рублях, могут в еврах, не в зайчиках! - Жарко тут! Возьмёте денег за кондишен?
  - Договорились. Но эти денюжки особые, их пожалте вперёд.
  - Сколько? - И Егорыч полез за курточку, обнажая рублёвый, искусственной кожи, общак.
  - Ой, зачем вы изволите демонстрировать живот?
  - У меня тут, извините, деньги.
  - Другое дело, - и Ядвига оживилась, - а дайте-ка мне один паспорт.
  - Зачем?
  - На память. Шучу. Страховка. Вдруг вы... Словом, утром при встрече отдам. Вы же утром съезжаете?
  - Ну да. Мы можем все отдать. Мы вам верим. Вы же не станете...
  (Почему бы не стать?)
  - Не надо мне все отдавать. Кто у вас главный?
  - Наверно... я, - сказал Ксан Иваныч, смутившись: у них по договорённости демократия!
  Зря смутился. У него три паспорта, автомобиль его собственность, один сын под расписку, и гонор командира. Кто после этого главный?
  
  Три Гоголя.
  Друзья Бима, заранее почуяв жёсткость арендных условий, припрятали недостаточно адекватного Бима.
  Как оказалось, ненадёжно.
  - Сколько вас человек? Как вы разместитесь? Вдвоём на одной кровати можете спать? Она широкая. Подоткнётесь одеялами, если что.
  Грозно пытала Ядвига путешественников, заканчивая инструктаж и неумолимо приближаясь к цене вопроса.
  - Нас трое. Спать вдвоём любим.
  (Уж не пидоров ли собирается приютить Ядвига Карловна?)
  - Трое? - пересчитала хищнюще: "раз, два, три. Трое. А это не ваша ли случайно машина во дворе?"
  - Чёрная, Рено?
  - Чёрная, с чемоданом сверху.
  - Случайно наша.
  - А почему в ней дверь открыта? Может с вами ещё кто-нибудь есть? Может, девочек везёте? С девочками не пущу. Девочки у меня...
  Хотела было сказать, что девочки у неё свои, или хотя бы: "девочки у меня в смету не входят", не успела. Получи ответку:
  - Нет никого. У нас чисто мужское путешествие.
  (Жаль. Не клюнули. Приличная была б добавка Ядвиге к пенсиону и вообще).
  - Я семейный человек, - добавил Ксан Иваныч, - у меня вот этот молодой юноша, к примеру, сын.
  - Я догадалась. Вы похожи.
  (Хренов, похожи!)
  - А я староват для девочек, - соврал Егорыч.
  Зато высунулся Малёха: "А у вас тут высшие заведения есть?"
  Ядвига: "А тебе, дорогой, зачем? У них сессия и экзамены".
  - Так. На всякий...
  - Раз на всякий, молодой человек, то лучше сбегайте и проверьте у вашей машины дверь. Там какой-то бомж в тапочках... суетится. Бородища - во! Лопатой. Попиз... украдёт ещё чего... Или уже украл.
  И Ядвига Карловна показала ширину лопаты.
  Подозрительно окинула взором бороду Егорыча: похож, чертяка. Но: благородная, можно даже сказать, что "бородка" данного дедушки не шла ни в какое сравнение с бородищей бомжа.
  И нахлынувшее-было подозрение Ядвига отсекла как напрасное.
  
  ***
  
  Молодой человек слетал во двор и пожурил Порфирия Сергеевича: "Дядь Бим, вам же сказали удалиться... подальше. Перепрячьтесь..., вон за гаражи, блинЪ".
  - А чё?
  - Через плечо, дядь Бим".
  Словом, из-за Порфирия Бима, вышедшего из машины посидеть на дворовой оградке с сигаретой и полистать реликтового "Мойдодыра", арендная сделка могла рассыпаться впрах.
  Дверь машины он открыл для вентиляции. А перед тем опрокинул на сиденье бутылку пива.
  Лужу согнал на пол салона "Мойдодыром". Пригодился-таки Мойдодыр. Хватило двух гребков.
  
  ***
  
  В магазин ходили толпой.
  
  ***
  
  Малёха на правах целомудренного спал в отдельной спальне на персональной кровати.
  Взрослые дрыхли на одном раскладном диване, втроём, в общей комнате.
  Егорычу выпало почивать в середине, в дырке, так как Ксан Иваныч принципиально не хотел касаться тела сволоча Бима.
  Ибо застольные переговоры превратились в ссору. Бим обиделся и дал очередной обет молчания.
  
  Детский сад! Надолго ли хватит обета?
  
  ***
  
  Бим с Егорычем перед сном перекурили на балконе. Егорыч честно по инструкции, то есть в штанах, а Бим, как всегда, в труселях, ладно, что не в одной майке.
  К хозяйке соседского балкона не приставали, хотя, - увидел по глазам Бим, - она желала сразу всех, а потом могла бы ещё всех, но уже по очереди.
  - Заметил, как у меня встал? - нет, Егорыч не видел. - А чё, отличный бы получился шалманчик...
  Бычки тушили: кто в цветочный горшок, а кто пытался дострелить до бордюрины.
  
  ***
  
  Ночью за закрытой дверью спальни папа бранился с сыном. Сын воспитывал отца. Отец неумело огрызался. Едва слышны были слова:
  
  
"Трава, девки, крэк, сахар, водка, руль, измена, сам кто, любовница, бляди, я взрослый, мать, волнуется, заботится, евры, сто евро, тысяча евро, кончилось, интернет, хер им, балбесы и пердуны старые, нехер еблом щёлкать, а ты сам, а ты тоже хорош, а ты, а ты, а ты".
  Детали и главные причины часового ругательства отца с сыном рассказчик сего намеренно умалчивает, хотя о расстановке акцентов догадывается.
  
  ***
  
  Егорыч не мог заснуть: мешал шум за стеной.
  Ксан Иваныч вернулся в залу усталым.
  Свернул на балкон покурить. Егорыч присоединился.
  Оба в трусах: у Ксан Иваныча васильки на голубом, у Егорыча серп и молот на красном.
  Соседка не выходила.
  Разговор был стандартным: о правительстве, о ценах на зерно и нефть, когда батька полюбит Россию, и когда начнётся война с Украиной.
  Решили, что: "а кому она нахрен нужна?" И что украинцы это не совсем хохлы, а всё-таки немножечко братья.
  Вот такие бывают провидцы.
  
  Гоголя 78.
  - Опять этот Гоголь. Сколько же их?
  - Есть ещё Гоголя 33 или 35. Но этот в Ёкске, да и тот снесён.
  Чен Джу
  
  Минские товарищи особисты обвинили Ядвигу Карловну - впервые за многие годы - в порче системы скрытого наблюдения и ещё в кое-чём.
  
  1.
  "Такую технику надо тщательней обслуживать, Ядвига Карловна. Мы к вам всей душой, а вы к нам каким местом? Так вы даже в майоры не выбьетесь".
  - В смысле?
  - Зачем ваши клиенты залепили ментоловой жвачкой камеры наблюдения?
  - Боже упаси...те, Паллаврентич, как вы могли подумать. Это ж невинные дедушки... И мальчик скромный такой...
  - Вы уверены? Может, это вы сами сделали?
  - Ну что вы в самом деле. Поспрашаю у Тоньки.
  - Поспрашайте. А то мы и сами спросим.
  - Но вообще-то она не дура... видаки заклеивать.
  - За бабло ещё не то заклеишь.
  - А она в городе вообще-то?
  - Сегодня нет, говорит "съезжу к бабке на пару дней". Она у неё под Прагой живёт.
  - Вот-вот, Карловна, ослабла хватка-то. Доверчивая ты... Звука, кстати, на видаках тоже нету... полосы идут, зигзагами...
  - Это что-то новенькое, насколько я понимаю.
  - Вот и я так понимаю. Но ничего, разберёмся.
  
  2.
  "А чёрные волосы у ваших клиентов были?"
  "Особо чёрных... нет, а с проседью были".
  "А вот такой длины?" - и растянули вьющийся винтом волос, сантиметров тридцать вышло.
  Ядвига чрезвычайно удивилась: "Вот же черти, а божились: да мы, да мы к бабам... да никогда..."
  - Успокойтесь, это вовсе не простой волос...
  - А какой тогда? Конский?
  - Вариантов, капитан Ядвига, не так много: чёрный котсуолд, но это большая редкость, к тому же овца... вы же ни приглашали погостить овцу?
  - Смеётесь!?
  - Ну тогда вам ещё варианты: кашемир и...
  - И?
  - Волос негритянки, эфиопки, например, ...
  - Вот же черти! Надули старушку.
  
  3.
  - А что они пили? Стеклотара где?
  - Почём я знаю. Выбросили наверно.
  - Такой уровень следов не оставляет. Короче, остались мы без отпечатков пальцев, без записей. Упустили русских товарищей. Выговор вам строгий, товарищ Ядвига.
  - Есть выговор!
  - И персональную пенсию покамест притормозим...
  А вот последнее уж совсем зря.
  
  4.
  - А что, Карловна, эти люди были с зубами?
  - Интересный вопрос. А что?
  - А то, что в цветочнице на балконе обнаружены челюсти!
  - Что такое! Не может быть. Челюсти? Змеиные? То-то Манька сверху исчезла.
  - Как же, змеиные! Кобра ещё скажите. Протезы, дорогая. Мужские. Фирма Roott, из титана. Прокуренные насквозь. Закопаны наполовину.
  - И что теперь?
  - Что-что, вернём... если ихние, - и Паллаврентич хитро улыбнулся.
  - А за серпентарием пущай лучше следят. Шеф команды не давал.
  
  5.
  - Кстати, после этих господ из России ничего интересного не осталось?
  - Как же не осталось, - сказала Ядвига, - вот, вот эту кружку оставили.
  ...
  "А что, интересненькая кружечка", - сказал Паллаврентьич, повертев кружку в руках. Кружка для пива из белой латуни с крышкой.
  - И надпись на ней интересная. Жаль, аудио у нас хреново получилось. Слов не разобрать.
  "Однако ж, растяпы эти русские", - сказала Ядвига.
  - Может, растяпы, а может и вовсе наоборот... слишком у них как-то оригинально что ли. Отключили технику, притом самым примитивным способом. Играют с нами, черти! Будто дети...
  - Так вы их это..., - посоветовала Ядвига, - на границе-то и... это самое... .
  
  
  

ПОЛЧАСА В КАРМАНЕ ТАМОЖНИ

  Все сдохнут, а они будут жить, и моя жена, и тёща, и все будут жить, а все мужики - на кладбище, на кладбище, на кладбище.
  
  В.В. Жириновский
  
  На границах Бим сама скромность. Его не отпускала мисс Фрустрация.
  На этой добавилась любезность и послушание. Ни белорусы, ни поляки не учуяли в Биме следов распития славных брестских напитков. Что уж говорить о "назально-горловом средстве от бешенства", применённом некими известными нам врачевателями более суток назад. Оно не оставило отпечатков на лице.
  А на поведении... А что поведение? - его к делу не пришьёшь.
  Бим это такой тип незаметного человека, способного мимикрировать не только на таможнях друзей и партнёров, но, даже, не приведи господи, в общагах Гуантанамо или Алькатраса .
  
  "Если бы какие-нибудь русские шпионы типа Вована, Лексуса или Петрова с Бошировым, во время погони за ними, выкинул бы в окно (бешеного "Reno", "Мерса", "Москвича") челюсти со встроенным радиопередатчиком, то, после их поимки, чтобы вычислить неладное в этой части, и при этом не разрушить дипотношений с российским государством, нужно, чтобы тестируемые показали гланды, сказав долгое "а-а-а", или широко улыбнулись. Для последнего нужно всего-то: по морде, по морде, по морде. И всё получится".
  Чен Джу.
   "Андахуайлас. 2-я часть"
  
  А Бим вовсе не шпион. Правда, никто не уверен на сто. И по морде никто не додумался его отоварить.
  Во-вторых, он рта не открывал - работал обет молчания, данный коллегам намедни.
  И не улыбался - не с чего улыбаться фискальным организациям.
  Что же касается имплантантов, то любимые челюсти Roott из швейцарского титана Бим, кажется, оставил на родине в Угадайке, не исключено, что в мотеле "Развесёлые подружки", из окон которого виден Свияжск. А возможно, что в походной пивной кружке "Makao" - на подоконнике у Ядвиги Карловны.
  - "Если вам при обыске попадутся какие-нибудь челюсти, то непременно скажите", - такая вертелось у Бима фраза. Но смолчал. Слово "обыск" не являлось корректным, а замену "обыску" Бим не смог подобрать.
  Бимовский софт - после его встречи с золотками в казанском поезде - в первой серии видения и изнасилования Эйфелевой башни, - работал на... мумилейной оперативке с древнеегипетским интерфейсом, пропитанный троянами и тормозной жидкостью.
  
  ***
  
  Надо отметить, что битком набитый автомобиль Reno взору лукашенковских таможенников понравился больше остальных.
  Ровно так, как предположил на вечерней планёрке в хате Ядвиги, Бим.
  Машину подняли в значимости, выдернув из общего потока.
  Велели вырулить на спецстоянку, устроенную в укромном уголке задворок.
  Четверо вооружённых чинов в фуражках, не считая пятой, позже подошедшей дамы, с поводком, но без положенной собачки, - чему Малёха несказанно обрадовался, - начали досмотр.
  Напоминал он полицейский шмон в засвеченном наркопритоне.
  Фэйсконтроль остановленных лиц не дал таможне ничего, кроме убеждённости в наличии у них (не раскрытых до поры) преступных замыслов.
  Испытанному в пьянствах и потому наиболее адекватному Егорычу за всеми действиями таможни чохом не усмотреть.
  И он сосредоточился на главном: за передвижением денежных масс, особенно возвратом личных накоплений.
  Деньги были отняты таможенниками у каждого путешественника персонально, под странным предлогом, называемом "покажите бумажник".
  Их считали и пересчитывали, по нескольку раз, передавая из рук в руки. Не доверяли один другому?
  Деньги порой исчезали из виду Егорыча - как кролики в цилиндре.
  Потом появлялись снова, но в другой конфигурации и очерёдности листажа.
  - Настоящие напёрсточники, - Егорыч восхищён ловкостью рук, - как пить дать нагреют!
  Лукашенковские таможенники с погранцами на служивых не тянут. Они напомнили Егорычу весёлый цыганский табор, который увлечён делёжкой только что дарованных им денег.
  Содержимое набитого ерундой багажника заинтриговало больше всего. Лучше бабла.
  К плохо скрываемому сожалению таможни, ничего этакого снаружи найдено не было.
  Даже шины, бамперы и днище, даже салон с бардачками ничего лишнего не содержали.
  Засучить русские рукава, чтобы проверить целостность вен, попросить постеснялись. Да и получили бы фигу с дрыгой, как говорят в подворотнях России.
  
  ***
  
  Лёгкое недоумение (как и планировалось путешественниками разгильдяями) вызвал сосновый пень (полено, бревно) :
  - Это что?
  Тут не мог не проявиться хозяин пня - Бим: "Полено!" - процедил он сквозь губы. Сквозь зубы процедить он не мог: зубы его исчезли со швейцарскими челюстями.
  Был бы пень пеньком, полено поленцем, или палкой, или кучей хвороста, он бы и их преуменьшил.
  "Похоже на пень", - согласилась таможня.
  Конечно, когда дерево спиливают у комля, то от него остаётся пень.
  - Пусть будет Пень, - и Бим заулыбался. Забыв об отсутствии челюстей.
  Они угадали, вот следопыты, нюхачи, сволочи! Эту громадину - полено-бревно-палку-папу веток, листьев и хвороста на родине Бима звали "Мистер Пень" .
  И Бим добавил искренне: "Он мой товарищ".
  Дама незаметно для Бима - чисто для своих - покрутила пальцем у виска.
  - Куда везём товарища?
  Хором: "Никуда".
  Нашёлся предатель: "Это для костра".
  Кто-то поддержал: "Мы туристы".
  Печаль. Недоверие. Усмешки.
  Мудрый Егорыч: "В России в мае холодно".
  - Почему не использовали?
  - Холодно ещё ночевать в палатках.
  - Что, и палатка есть?
  - А как же.
  - Где?
  - Вот.
  Ощупали багажник. Нашли на дне.
  - Можем развернуть, если что, - подсуетился Ксан Иваныч.
  Не желают:
  - Что в железном ящике?
  - В алюминиевом. Самое ценное, еда и питьё.
  - Откройте.
  Открыли. Покопались. Вкусно и много. Конечно, в Европе голод. Тупые русские. Белорусам стыдно за славян.
  - Деньги, маршрутная карта есть?
  - Деньги есть. У вас на руках. Маршрута нет. Мы свободно путешествуем.
  - Куда?
  - По Европе.
  - Какие страны?
  - Как придётся.
  - Любопытно. Вас где-то ждут?
  - Нас везде подождут.
  - Денег хватит?
  - Хватает пока.
  - С нами не шутят.
  - Вы же считали.
  - Считали. А ещё есть?
  Замешательство: пока хватает этого.
  - Как будете полено колоть? Топор везёте?
  - Разумеется.
  - Не положен топор.
  - А что так?
  - Не положено и всё тут!
  Клацнуло что-то.
  Выпучились зрачки: "Ну, забирайте тогда".
  Вытащили. Забрали. Переглянулись: как же топор-то сразу не вычислили.
  - Денег сколько, говорите?
  - Четыре тыщи. Вы же считали.
  - Каких?
  - Евро.
  - На всех?
  - На каждого, естественно. Вы же видели.
  - Вау! Ого! (По прикиду "этих лохов" и не подумаешь.)
  Бим шопотом: "Кирюха, у нас общак ещё есть".
  Егорыч: "Ч-ш-ш. Бля". Общак у него в поясной сумке. А сумка под жилеткой. Рефлективно дёрнул рукой.
  Просекли ушастые... и глазастые:
  - Что под курткой? Покажите.
  - Зачем?
  - Вопросы задаём мы.
  - Понятно.
  Егорыч отцепил бардачок.
  Отобрали. Присовокупили к награбленному.
  - Хотели скрыть? С нами не пройдёт.
  - Зачем скрывать! Это рубли, на обратную дорогу.
  Пересчитали. - Ого! (Не рубли, а тыщи тыщ! Не бедные Буратины!)
  - Какой у вашего рубля курс?
  - Как у всех.
  Держат в руках. Перемножают на зайчыкскiй курс.
  Егорыч следит за пограничными руками: им спереть - как в колодец плюнуть.
  - Не попутайте деньги, - сказал Егорыч. - Я бухгалтер компании, отвечаю за экспедицию....
  - У вас экспедиция, мы правильно услышали? Позвольте спросить цели экспе...
  - Мы так шутим, - встрял Ксан Иваныч.
  - С нами нельзя шутить. Вы на дзяржа?най мяже.
  - Чего?
  Плевать им:
  - Валюту декларировали?
  - Зачем?
  - Мы задаём вопросы. Вы отвечаете. Без вариантов: да, нет. Понятно?
  (За что же так грубо?)
  - Нет.
  - Что нет?
  - Сами просили: да, нет.
  - Объясните нормально.
  - Не декларировали.
  - Почему?
  - Сумма не та, чтобы декларировать.
  - Сильно грамотные?
  - Читали условия. Верните нам деньги. Сейчас. Попутаете.
  - Вы своих денег не знаете?
  - Знаем. Отдайте. Пожалуйста.
  Конечно, они же меченые.
  - После отдадим, если...
  - После чего, извините?
  - Проверим машину и решим.
  - Вы же проверили.
  - Не грубите.
  Проверяют ещё. Попинали шины.
  - Воздух щас спустят, - подумал молодой.
  Не стали спущать. Заглянули под днище. Привстали на подножке, пошукали в чемодане. Слава богу, не заставили скручивать винты.
  Простучали дверцы.
  Русские бомжи, смахивают на барыг.
  Увы, ничего такого. Наркотой не пахнет.
  - А сами замороженные, - подумала дама-наркоспец.
  Она притащилась без Жучки. У Жучки менс. Без Жучки тяжко. А нюх у дамы не собачкин вовсе.
  Меньше всех Жучка нужна Малёхе. Волнение Малёхино заметил Егорыч. И Бим.
  - Рыльце-то у парня, похоже в пушку, - подумал один.
  - Поди, не всё выбросил, сучончик, - подумал другой, - как пить дать, припрятал.
  - Наркотики, запрещённые предметы, оружие, золото, драгоценности, спиртное вывозим?
  - Вывозим.
  Вот те на! Вот она где - русская простота!
  - Что из перечисленного?
  - Белорусское пиво, бутылку вашего хераса...
  - Хереса! - рявкнула старшая фуражка.
  - Нашу водку... просто водку, колбасу в ассортименте, мясо копчёное и....
  - Хорошо, хватит. Говорите по сути. Сколько?
  - Чего сколько?
  - Сколько выпили и съели? И что вывозите?
  - Всё, что не съели вчера... из вашего магазына .
  - Смешно. Просто из магазина. Понравилось?
  - Очень вкусно.
  - Хорошо. Что в бутылке?
  Ксан Иваныч: "беларусьводка".
  Понюхали. Поправили: "Просто водка. Выливайте".
  - Зачем?
  - Бутылка открыта. На границе не положено. Только запечатанное.
  Ну дела! Вылил в газон.
  - Сюда нельзя.
  - Поздно сказали. А стекло куда?
  - Стекло туда, куда вы вылили... Так поступать некультурно. Вы находитесь на границе... чужого государства. Вы у себя дома куда выливаете?
  Скривился ус интеллигента Егорыча: нехорошо вышло.
  Малёха - гриб сморчок.
  Бим - рыба ёрш.
  Посмурнел карась Ксан Иваныч: "Я и говорю: куда пустую бутылку... девать?"
  - А! Понятней выражайтесь. - Бутылку... поозирались... - вон в тот контейнер.
  - Малёха, отнеси!
  Малёха: "Я не пил".
  
  "Ну и что, что не пил", - решила бы Руфь, всадница, прокураторша, примипиляриевна, награждённая венком за взятие вала, шейными и нагрудными знаками отличия, почётным запястьем, парой скифских трусов с кружавчиками, набором золотых иголок с вязальными спицами, шёлковым отрезом, а также лавровым венком за взятие крепостной стены, двумя почетными копьями и двумя вымпелами и, кроме того, за войну с маркоманами, квадами и сарматами, на которых она ходила походом через земли Децебала, царя даков, и всякими званиями пожалована. "Ну ты и stultissimus , мать твою! Смотрел же как коллеги пили? Значит соучастник! Canis matrem tuam subagiget. Viri sunt Viri! Снять с него башку!"
  
  Отнёс самый старший, генерал-папан, мудрый карась Ксан Иваныч, который. Тоже (якобы) не пил.
  Выбросил:
  - Так?
  - Что так?
  - Всё в порядке?
  - Нет. Сигареты?
  - Есть.
  - Сколько?
  - Каждому по блоку.
  
  Es stultior asino! На самом деле в два раза больше. И по три-четыре пачки по карманам, и в клапанах дверец, и в багажнике, и россыпью. В путешествие готовились со знанием предмета.
  
  - Запрещено. Читали правила?
  - Читали. Всё согласно подписанному договору...
  - Со вчерашнего дня в Шенгене новые нормы.
  Предусмотрительный Ксан Иваныч был прав: неожиданности возникают из ниоткуда.
  - Как это? На что?
  - На сигареты, на табак, на спиртное.
  Гроза! Громъ средь ясного неба!
  - Забирайте лишнее, - пригорюнившись, - хотя надо предупреждать... за месяц.
  Простили мальчиков. Лишнего не взяли.
  - Тут можно курить? - осмелел Бим.
  Курнуть кинулась вся толпа. Пограничники-таможня тоже. Из запасов путешественников. Постояли кружком. Не будучи друзьями, изучали устройство асфальта.
  - Ремонт нужен, - сказал Бим, - дерьмецкий асфальтик у вас, бордюры вон осыпа....
  - У себя ремонтируйте.
  - Мы архитекторы.
  - Нам без разницы. Сами не дорожники. У нас начальство.
  Поговорили о начальстве. Оно везде разное. А на таможне тем более... веселее некуда. Начальники любят шутить.
  Накурились.
  Должно бы курением закончиться. Ан нет. Следующий этап:
  - А ну-ка дыхните.
  Надоели!
  - Куда?
  - Сюда в трубочку. Теперь вы, вы и вы. Как зовут?
  - Малюхонтий.
  - Курите, Малюхонтий?
  Побелел Малюхонтий:
  - Малёхо покуриваю.
  - Чё испугался-то?
  Молчит Малёха.
  - Пили, господа?
  - Естественно. Мы не в самолёте. Выпили немножко. Кроме водителя.
  - И я не пил, - обособился Малёха.
  Вот же гад!
  
  Ксан же Иваныч с вечера выпил изрядно. Но всю ночь в дозоре рта дежурила жвачка. И зажевал Ксан Иваныч с утра "Гутен Моргену" - преотличнейшее средство. Прыснул Олд Спейса в подмышки. А подумав, и в лацканы. Пиджачок у него красив и слегка плюшев.
  
  Пограничникам вспомнилось бревно.
  - Время тянут, - подумалось Егорычу. - Ну и зачем, интересно? На измор хотят? Угадал. Начинается:
  - Так, и зачем вам бревно без топора?"
  - Забирайте бревно, - засуетился Ксан Иваныч. Ему без этих сто кило даже лучше.
  Бим против: "Это мой Пень, - частная собственность, не отдам".
  - Так, господин хозяин! Тогда ещё раз и подробнее: зачем вам бревно?
  - Везу Пень в Париж.
  - Зачем в Париже бревно?
  (На Пень не реагируют. Не чувствуют большой буквы в торжественном этом слове).
  - Я ещё валенки хотел взять.
  - Сувенир? На продажу? Бизнес? Где валенки? Можно полюбопытствовать?
  - Дома забыл. В спешке.
  - ИЗДЕВАЮТСЯ! - подумали враги.
  Все враги думают единовременно и единообразно. Это все знают.
  - Ещё раз: "Зачем бревно в Париже?"
  - У Эйфеля на нём посидеть. В валенках.
  - Шутите?
  - Истинная правда. Сфотаться хотел.
  - Зачем?
  - Я фотохудожник.
  - Вы шутник!
  - Я русский архитектор.
  - Видим, что русский шутник.
  Тут Бим напрасно улыбнулся. Вау! Архитектор без зубов!
  Архитекторы по-ихнему без зубов не бывают.
   А по-нашему, так бывают.
  - Что в бревне... шутник (беззубый)?
  - Древесина и сердцевина. Немножо корней. С краю. Распилите, если желаете...
  - Назад захотели?
  - Нет, вперёд хочу. В Париж еду.
  - Езжайте без бревна.
  - Без Пня не могу. У меня цель, - и поправился, - две цели.
  - Вытаскивайте бревно. Мы посмотрим.
  - Вы поможете?
  - Ещё чего!
  - Ладно. Что за надрезы на бревне?
  - Это Пень. Я его пилил, потом склеивал.
  - Зачем пилил?
  - Чтобы в дверь пролезло.
  Вот идиоты! Хрен с вами.
  - Ладно, пусть лежит.
  Ксан Иваныч: "Вещи можно назад складировать?"
  Бим: "Взад".
  - Складывайте. И побыстрее, пожалуйста. Вы нас задерживаете.
  А вы будто нет.
  Егорыч: "Спасибо. Вы нас выручили".
  - Отдайте им топорик в виде исключения. Парни приличные, не убивцы. Ха-ха-ха.
  - Спасибо.
  - Мы вас на обратном пути проверим.
  - Ага.
  
  Мы с вами тоже готовы встретиться: особенно когда обратный путь лежит через Хельсинки. Билеты на паром оплачены заранее. Так что идите в жопу.
  
  - Билеты на обратную дорогу есть?
  - Мы на машине. (Нам не надо билетов. Ну тупые!)
  - В отелях бронь?
  - По месту решим. Мы свободные путешественники.
  - Мотели, кемпинги, хостелы, так?
  - Разумеется.
  - Дорожная карта Европы?
  - Бумажная и в Гугле.
  - Компьютер везёте?
  - Ноутбук.
  - Декларировали?
  - Зачем?
  - Хорошо. Справка о...
  - Есть.
  - Гринкарта?
  - Есть.
  - Джипиэс?
  - В машине.
  - Возвращаемся через?
  - ...Беларусь.
  Это слаженным хором. О Финляндии договорились молчать как пярнусские рыбаки в российских водах. Как гринпис молчит за решёткой.
  - Приятного пути.
  - Честь имеем.
  Уф! Этап пройден.
  
  
  

ВАРШАВСКИЙ МОСТ

  
  Буг-Небуг . На мосту разноцветные черепашки к Европскому морю плетутся.
  - Нечего было заходить в дьюти, - бухтит Бим, - вот смотрите: приехали самыми первыми...
  Ксан Иваныч: "Четвёртыми!"
  Егорыч: "Ну и что?"
  Бим: "А вот и то, что купить ничего не купили, а очередь просрали".
  "Я кушать хотел", - обнаглел вьюнош по имени Малёха.
  "В хате надо было кушать", - поучает папа вьюношу. И с улыбкой мудрого интенданта: "Еды-то сколько недожрано! И всё в утиль".
  Вьюнош: "Мы богатые".
  Папа: "У нас экономпоездка".
  - У тебя карточка.
  - Она на чёрный день.
  Вьюнош: "Ненавижу чужие квартиры. Воняют. Камеры кругом..."
  Папа: "Ненавидь молча". И, чуть погодя: "Ты про какие камеры? Шутишь?"
  "Ничего не шучу".
  Егорыч в уме: "Дитё, бля!"
  Малёха: "Я ещё жвачку хотел..."
  Егорыч усмехнулся: "Железный аргумент!".
  Малёха приободрившись: "У меня с ментолом кончилась. И "макдон" бы купил..."
  Папа: "И что? Не было макдона?"
  Малёха: "Ну, папа". В уме: "Дьюти от Мака не отличает".
  Бим, злобным стукачом, нарушив обет молчания: "А я вообще из машины не выходил".
  Егорыч бесшумными снарядами: "Врёшь, падла. Выходил". Егорыч сам выходил, притом он не падла: а чёб не выйти за компашку, если пост дрыхнет. Заодно цены посмотреть.
  Порфирий пилит коллективу нервы: "Не в этом дело. Мы были четвёртыми в очереди! Были бы десятыми - какая нахрен разница. Отъехали, и стали сотыми, со-ты-ми!!!"
  - Не ребята, мы сотые не из-за жвачки: из-за паспортов. Нехрен было показывать лишние, - так сформулировал Егорыч главную оплошку утра.
  - Заткнитесь, пацаны, - велел Ксан Иваныч.
  - Кирюха прав, - сказал Бим прокурорским тоном, - дьюти фри - это херово... но погоды нам не сделало. А вот покрасоваться и время проiбать - хлебом нас не корми, квасом нас не пои!
  - Чё? - привстал Ксан Иваныч. - Как это покрасоваться? У меня было три паспорта, я и показал!
  - А если бы десять? Все бы отдал? Вот нахер им все?
  - Десять бы не отдал, - сказал как отрезал Ксан Иваныч. Он злой как чёрт под Вакулой, а эти ещё шурупы ввинчивают.
  - Именно покрасоваться! А как ещё? Вишь ли, показаться захотелось: вот мы какие важные, мол... а уж какие честные! Виртуозы заграницы, бля!
  - Пошёл ты...! - Ксан Иваныч в усмерть обиделся на бимовские слова, хотя чего уж тут брыкать копытами: виновен.
  - Да ладно, господа, - ввязался Егорыч мирильщик, - чё уж там. Ну, ошибся. Ну, не подумал лишний раз. Кто знал... этих... сук. Каждый может сплоховать.
  - А нахрен было паспорт разным, блинЪ, таможням оставлять! - расширялся Бим.
  - Что-о-о? Как это? - думает внимательый читатель, - отдали паспорт? Пограничникам? Зачем. И поехали дальше без него? Чё-то тут автор завирает...
  И ничего-то автор, а он свидетель и участник, не завирает. Вот в подтверждение правды Малёха:
  - Только хлопот нажили и больше ничего! - сказал Малёха.
  - Мой сын предатель, - подумал Ксан Иваныч.
  
  ***
  
  Малёха тоже ничего не купил, потому как там не дешёвый Макдон, а уже кусок заграницы.
  А за своим паспортом он следит. А эти стариканы снова лоханулись... Тем более отец. Отец не должен выглядеть плохо... перед этими... скалозубами...
  Генерал потерял кредит. Не только доверия. Не только перед товарищами с бодуна. Но, главное: перед сыном - малолеткой с крылышками.
  У мальчика с крылышками отобрали любимую коробочку со сладкой травкой. Какая боль, какая боль!
  Наивному малолетке, - тут ради правильной дислокации стоит оговориться ещё раз, - на днях стукнуло то ли двадцать один, то ли двадцать три, что на самом деле без разницы. И в двадцать можно руководить кавалерией. И точно так же, в двадцать, и в тридцать можно гонять баклуши, тратить родительское бабло хрен знает на что, в сорок завалить семейный бизнес, в пятьдесят грохнуть любимого дедушку и до конца жизни присесть.
  
  ***
  
  Безпаспортную группу (если бы белорусы замылили паспорт) поляки бы в Европу не пустили. Ещё с треском и на пинках выпроводили бы обратно. Обидно? Разумеется.
  Малёхе с Егорычем, как лучшим в мире физкультурникам, для выручки главного, удостоверяющего личность отца, документа пришлось пчёлками полетать между машинами - по сути "между Польшей и Беларусью", в нейтральной зоне.
  А это метров триста в одну только сторону... А солнце жарит, чтоб оно пропало! И нет у них судьбы другой. Не торопись, Малёха Ксаныч...
  
  ***
  
  На беларуськой стороне спросили номер машины и пожурили за невнимательность. Поинтересовались, почему, мол, за утерей явился не сам хозяин.
  - Он за рулём, - А у них (у гонцов) прав нет. (Враньё. От папы слегка попахивало). Выехать из колонны невозможно. Папа их сам попросил. По-другому не получилось.
  - Понимаем.
  - А это его сын, - показал Егорыч на Малёху. - Малёха, покажи паспорт! Да вы же помните. Вы же сами нас шмо... проверяли, - ласково объяснял Егорыч.
  Нестандартное поведение малого стада ослов во главе с бараном расстроило щепетильных пограничников: их за кого тут держат? В балаган превратили границу.
  Поскулив и прорентгенив для порядка лица жертв... обоюдной, между прочим, халатности, белорусы паспорт вернули.
  
  ***
  
  На другой границе толстая польская мадама - толмачиха на русский, докрутила причёску.
  Нахлобучила на неё кепку.
  Похлопала по опухлым бёдрам, посмеиваясь: таких взрослых растяп она в жизни не видела.
  Кроме того, как же так, как жаль! - растяпы не знали её распрекрасного польского.
  - Конечно, её польский - он лучший в мире. Это только для неучей он шипит, пукает и бжикает... - думает Егорыч.
  - От вас столько хлопот, - выговаривала дама, - нам за дополнительные хлопоты гонораров не дают.
  Грязные намёки с клянчем бухгалтер экспедиции Егорыч пропустил между ушей, на некоторое время сделавшись словонепробиваемым.
  "Мировой уговор платной формы" у него сметой не предусмотрен!
  - Как же вы дальше будете покорять Европу... при таком-то безалабере? - взывала дама к рассудку. - Мы вас битый час ждём. Нам соседи позвонили и на вас пожаловались.
  - Ух ты!
  - Объявляли в репродуктор. С обоих сторон. Не слышали что ли своих фамилий? Я и то помню: Клинов. Оглохли или как?
  - Мы не понимаем по-польски, - сказал Егорыч. - И белорусский не знаем. Потерю обнаружили... да. Спохватились. Недавно. И сразу же забегали, ей богу.
  - Когда стояли в середине моста, - уточнил Малёха.
  - А очередь-то у вас ой-ёй-ёй - сами изволите видеть, - сказал Егорыч, - как за колбасой... в Елисеевском.
  - Ай-ай, как остроумно, - съехидничала чиновница, и тут же: "А я-то в Елисеевском не была. И в Москве-то один раз. И что, хороший магазин?"
  - И я не был, - встрял Малёха.
  (И хорошо. А то бы расстроился: Елисеевский это, дорогой коллега, не Макдон тебе, там жвачка тебя разорила бы).
  - Классный магазин.
  - А по-английски вы что, не понимаете разве? Мы и по-английски передавали...
  - Надо бы по-грузински, - пошутил Егорыч.
  - Тут не слышно ни хрена, - пробурчал Малёха.
  Малёха знает (по верхам) и по-возможности употребляет английский.
  На родине и снизошедши к соотечественнику, употребляет русский разговорный.
  Но, чаще всего, по жизни помалкивает.
  В тряпочку.
  Тем более с пердунами и пьяницами, которых папа взял с собой (вот какого хера!?) в качестве попутчиков.
  Курение травки, как применяемое единолично, из списка пороков им исключено напрочь.
   "Травка нужна композиторам для сёрфинга по волнам музыки", - убеждён Малёха на все сто.
  Наш Малёха - сочинитель драм-энд-бэйса. Не зная малёхиного будущего наперёд, отнесёмся же к нему, как к композитору, благосклонно .
  - Бибикают и мычат все. Как голодные, - нудит Малёха. Коров в обвинительной речи предусмотрительно опустил.
  - Сами-то вы кто, догадываетесь?
  - Извините, мы нечаянно, - сказал Малёха.
  (- Ещё сказал бы, что мы больше так не будем, - ехидничал Егорыч... позже.)
  - Не ссорьтесь. Вините самих себя.
  - Мы виним.
  - Дальше-то как намерены жить?
  - Белорусы больше виноваты! - возмутился Егорыч.
  Он за правду. Клинов показывал два заграничных паспорта, а они только один вернули, а он старый и просроченный... А его показывали для доверия... - что часто, мол, ездим. А нормальный паспорт они себе занык... оставили...
  - Зачем вот нам... такие пассажи?
  - Так-то оно так. Но не знаю, не знаю... - сказала переводчица, - у самих-то где голова?
  Вопрос поставлен конкретно. На конкретный вопрос есть конкретный ответ: у большинства самих голова на месте. Виновна самая главная голова. Это замороченная черепушка Ксан Иваныча.
  Замороченность его не снимается ни стиморолом, ни антипсихозной конфеткой, засовываемой по утрам в ротовую полость.
  Он живёт под страхом гипотетических дорожно-процессуальных неожиданностей, которые, по его мнению, и согласно закону гнусности, должны периодически всплывать самым неминучим образом.
  Жуть и ожидание беды раскорякой стоят поперёк генеральского мозга.
  "Прилипший к зубу леденец не к добру", - старший Клинов любит подобные глупости. Он - этакий помпончик на шапочке, кружавчик на гульфике, корнишончик с подоконничка, этакий прелестник с тонкой и вспыльчивой архитектоникой. Соответствует професии. Не любит всякую власть. Каждый госслужащий для него мерзавец и потенциальный взяточник. Каждый милиционер - или карьерист, или тупой как пробка, или ни за что в морду норовит.
  Перед каждым госшлагбаумом Клинов глотает таблетку - дополнительно к утрешней.
  Бим с Егорычем против душевного Ксан Иваныча - черти полосатые, болванчики стоеросовые, поднятые Советами и опущенные Капиталом. Бороться за место под солнцем в новых условиях им в лом.
  
  
  

КРОКАДАЙЛ

  "...Сквозную персону, ежели она застревает в исторической литературе, экскаватором не выскребешь: это не храм вам".
  Г.Ф. Лавкрафт
  1.
  В пятой редакции...
  Мы точно не знаем, но, скорей всего, во время беготни Егорыча с Малёхой между границами... ну, по поводу выручки паспорта Ксан Иваныча из рук таможни... Ну вы помните...
  Короче говоря, примерно в NN часов NN минут по Гринвичу из багажника Reno Koleos выпало на свет божий зелёное туловище (How does the clock wind up inside the crocodile? ) - в непромокаемой мантии с пупырышками. Ростку человеческого.
  Оно имело три головы хомосапиесной породы... В капюшонах. А руки что твои грабли. Пальцы - сосисками, в перстнях. Два хома чихали, а сапиенс, что посерёдке, тёр глаза. Те, что чихали, матюкались. Притом с такой силой русской сапожной выдумки и актёрского мастерства, что свидетели смекнули: "Пранк! Лексус с Вованом! Разводят на бабло".
  Так утверждала та часть свидетелей, из тех, что столпились на мосту с буквами D и RU на номерах. 002 D возвращались в пенаты. RU рвали когти из RU. Через Буг, само собой.
  Но вот очная ставка, и:
  - Что вьи врьёте, - сказал усатый свидетель из Ladы Xray под номером 026 CD , что шла за Reno. Говорил он на чистом хуту , - это бьил дьимок. Зильоный. Я, было, подумаль: "в багьяжнике пуук дамалискус лунатус ", упьякован пльохо. Excellent remedy, by the way, for gout, swine flu . Э-э... поньюхаль и... бъуд здорофф, Васьа....
  - Короче можете?
  - Можем: какой пожар, какие крокодайлы... вы чьо, господьа! На граньице? Там же мьиш не проскочит, мьуха не прольетит, знайем мы этьих друзьей мистера Медведьефа унд мистера Пъутина.
  
  ***
  
  Но, вот что записал Ху Вань Цюй со слов первого немецкого свидетеля A.S/G, который за рулём, и, понятно дело, grass uplifting не курил:
  
  "Одна его голова - от какого-то малорусского писателя. Вроде бы.
  Фамилию свидетель не помнит.
  Если сравнивать со звёздами, из Америки, например, то слегка напоминает Джонни Деппа. Ну, если, конечно, волосы подчернить, намазать салом и спустить на плечи. Под капюшоном-то особо не разглядишь".
  - А с носом что? Другие приметы помните?
  "Нос как нос, похож на клюв".
  - То есть на ворону, да?
  - Может на ворону, а может на ведьмака.
  - А вы ведьмакв в жизни видели?
  - В жизни не видел. В кино видел.
  - Может вы и "Вия" видели? Ну, русского Вия? А Гоголя видели? Кино такое.... Фоткать пытались?
  - Фотькат не пьитались, испугались слегка.
  
   Другая голова - от слегка постаревшего киноактёра-красавчика. Немецкие свидетели узнали его сразу.
  
  Третья... Третья - отдельный разговор.
  Забудем третью голову на непродолжительное время.
  Какой неумный писатель возьмёт, да и выложит все тайны на первую же тарелочку лишь бы с каёмочкой?
  Не пришло ещё время для бонусов.
  
  Es ist рестораторская заманка из первой версии:
  - Аперитивчику вам ещё не принесли! А хотите отпробовать? За счёт заведения. После музыку дадим. Можем живую. Вот вам меню песенное, bitte dritte. А можете сами заказать. Марьяна Ванна поможет... Марьяночка, ну где вы спрятались? Вас тут гости жаждут...
  С Марьяной Ванной всё понятно. Кроме чаевых и таксы, ну например, если... то и сё. Ясен пень?
  
  
  ***
  
  С первой головой вообще всё понятно: зря туману напустили немецкие следователи: Гоголь! Достаточно было ранешних намёков.
  Тут (в киноверсии) кладбищенское эхо: "Ъ! Ъ! Ъ!" - и Гоголь трижды перевернулся - у себя там, где-то, где он настоящий артист и мастер своего дела, а не бронзовый манекен в сквере своего имени. А голову, говорят, украли на кладбище. Это не совсем то, чего пуще смерти боялся Николай Васильевич, но тоже некрасиво.
  
  2.
  Вторая голова у чудища кудесного, это статистический герой, мы подскажем: продукт Страны Грёз, на десяток лет прописавшийся в каждом телевизоре.
  Он побеждал в модных рейтингах, одинаково любим как городскими тётеньками и их дочурками, так и районными доярками... типа нашей Клавишны Баварской.
  Намекаем: то был Бред Питт. Может, Шон Пен. Или темноволосый, завсегда голый, и вечно на корточках в корыте душа Рик, выставивший цюцюрку напоказ, торчмя, предварительно подзадорив. Специально для женской прессы.
  Не верьте Рику - всё это фальшивые заготовки за секунду до того, как. Ничего там само не стоит. Чики-чики: вспышки фотокамер! Закончили? Отлично. И скукожилась цюцюрка.
  Рик, ох уж этот Рик! Ох и сволочь, ох и обманщик!
  Имена актёров, соревнующихся за прописку в горе-литературе Туземского-Егорыча, прекрасно известны незамужним девушкам русских деревень. Об этом можно легко догадаться, заходя на экскурсии в их спальни. и глядя на россыпи вырезок из журнала "Звёздный путь".
  Эти божественные образа "с цюцюрками и без" в розовых поцелуях. Сам Иисус позавидовал бы такой популярности, если бы поинтересовался тайнами русской женской души. А ещё более удивился бы готовности мамзелей к совокуплению с бумажкой - оживи её хоть на секунду.
  Пришпилены Питы, Пены и Рики к иконостасным изголовьям кроваток тех мiлоток, что из Дровянников прибывают в большие города, в те, что шумят и веселят переселенок по ночам, подобным ночам диканьским. Только снег в городах не лежит, как в Диканьке или Дровянниках, он убирается техникой чудатой.
  Живут дiвчата кто где, но только не в отелях, что вы! Там они бывают, конечно, но изредка, и не каждая. Чисто для снятия пробы с иностранного фрукта-овоща хрiн (coq) , когда позовут заезжие халявщики. Узнать: как там, мол, у иностранцев с "энтим делом": уж всякого авантажней, чем у ими брошенных Васек и Колек, которым пофигу где - в койко-месте или в овраге растопыркой.
  Доведись Ваське или Кольке сказать такой нежной нью-городской даме слово по-французски, и она Васькина или Колькина. Нью-городский овраг покажется Централь-парком, селфи - Голливудом, а койка - номером в Шато-Мармоне .
  Цель прибытия сiльських зо'лоток в Большие Города - приобретение любой мiськой квалификации, - лишь бы предложил кто. А фактически: для улучшения жизненной перспективы средствами "заму$?ства".
  Ища счастья на бытовых качелях, часть дiвчинок пытается надёргать iнтелекту в универских оранжереях. Авось, когда-нибудь, да пригодится: будущему мужу, детям, себе после развода.
  Исконно городские дiвчатки с богатыми мамочками и папочками дешёвыми вырезками брезгуют.
  Они покупают толстые журналы, набитые фирменным гламуром. И, разобравшись по журналам и по кабакам в реалиях жизни, предпочитают брать реальных пацанов с всамделишным баблом, пусть даже с пипиской вместо цюцюрки.
  
  3.
  "**"
  ...Псевдописатель Некто, поставив две звезды на этом самом месте и, набив трубку дешёвым табаком, попытался было поставить звезду третью, свинтить главу и перейти к следующей.
  Но тут послышались негодующие крики читателей. Пришлось тормознуть, вникнуть. И что же он услышал и увидел?
  1. ххх
  2. ххх
  3. ххх
  4. ххх
  5. ххх
  6. ххх
  7. ххх
  8. ххх
  Но, злой Чен выбросил нахрен первые 8 пунктов
  услышанного и увиденного.
  Поэтому начинаем с 9-го.
  9.
  - Третья-то голова у крокодила чья? Забыл элементарную арифметику, а взялся конструировать организмы, - орали мастера ДНК-генеалогии. Им вторили родители овечки Долли.
  На что писатель-неформал Некто в достаточно неучтивой форме - для столь важного обстоятельства, как количество голов у невиданного человечеством reptile consciously thinking , - ответил нижеследующей фразой:
  "А третья кучерявая голова рептилоида напоминала те чугунные памятники, что стоят на каждой площади имени А.С. Пушкина".
  И добавил недостающую звезду.
  "*".
  Хрясь! И всё стало на свои места. Чего вот шуметь по таким пустякам?
  
  4. Злой Чен выбросил и этот пункт.
  
  5. Дамочки из Лангра.
  А вот тут неожиданно для читателя и мировой литературы в целом, кое-что становится понятным.
  Ту переговариваются между собой взахлёб три французских монашки. Они - читательницы творчества Некты . Они штудировали книгу с начала её написания и поглавной публикации её Нектой в интернете. Штудировали с целью перевода, правильного внутримонастырского употребления и внедрению в массы в качестве пособия к новейшей еврорелигии. У одной из монашек украинское происхождение.
  - А вообще-то животное, оказывается, поначалу не было элементарным чудовищем.
  - Оно было не просто сказочным, и не просто безобидным. Оно было казаново-сексуально и критико-литературно подкованным.
  - Оно могло на выбор, высунуть только одну голову: или самую красивую, или самую умную, или самую поэтическую.
  - Вы не помните, дамы, сколько у него прутней, три чи один на всех?
  - У него рыжие волосы там, или как у Гоголя на башке?
  - Яєчiк шесть или два?
  - С какого бы это пру... перепугу шесть... Це не цицькi на су'ке.
  - Ум влияет на сексуальность?
  Им это важно.
  - Я бы с ним... (Нам объяснять не надо "что с ним".)
  - Предлагаю три на три. (Обыкновенный групповичок, шалман, содомчик.), чур я первая на прутне!
  Оно с целью инкогнито ходило в шляпе-колпаке, ну в полуневидимке такой, нахлобученной по самые плечи. Оно могло молчать и подслушивать разговорчики. А могло, выбравшись на волю и спрятавшись за дорожный знак, чисто, со знанием сопрано, долго и обворожительно петь на трёх языках одновременно: будто яйценоская соловьиха в паре с павлинами командировочного вида. Оно могло швыркать ноздрями, уподобясь простывшему гиппопо из Лимпопо. Оно могло подмигнуть полиции (на шествии ряженых в Лангре, дамы это тем более знают, а одна даже составила научную статью), а потом взять и превратиться в дым.
  Но самое главное, что непременно отметили дамы: оно способно сложить вдесятеро хвост, сплюснуться самому, и в таком тонко-страничном виде спрятаться в любую щель.
  - Неужто в любую? Вот это уже, - натурально, - сказки! - говорят неверующие монашки-читательницы.
  Одна из них, излишне замкнутая, лет сорока, открыв чувственный рот, только-что в упор пялилась на пiсюн приглашённого за плату натурщика. Для лучшей изобразительности пiсюн эрегирован до цюцюрика третьей смотрительницей женского монастыря. Третья лучше всех подкована в этих делах.
  Женские монастыри-то, в основном, и раскупают тиражи К.Е. Туземского.
  
  "Для обучения подопечных тайному искусству удовлетворения священной похоти". Вот итог их размышлений и она же одна из целей Великой Христианской Перестройки.
  
  Новое время - новые задачи!
  
  PS.
  В PостSкриптуме данной главы сызнова вынырнули молельные дамочки из Лангра.
  - Секундочку, - кричит одна, а как этого тваря звали? Какого-какого... чуда-юда этого.
  - А никак, - говорит другая, - автор того не раскрывает.
  - А давайте его сами назовём... как-нибудь. Иначе как с ним общаться... без имени-то?
  - А шо, ты его уже хочешь? Этого сопливого? В тине зелёной?
  - Ну да, а шо? Давайте его в гости позовём... как-нибудь. Если он ещё не помер, конечно.
  Тут дамочки заверещали, разом захотели что ли? И стали предлагать варианты. Победил тот, что хохлушка предложила.
  
  Теперь-то все узнают, что чуду-юду звали Чек энд Хуком.
  И Егогыч... нехотя, но согласился, задним числом как бы. Чек энд Хук, так Чек энд Хук. Как говорится: как тварь не назови, а если она натуральна, то и добра молодца обставит.
  
  
  

МОЙДОДЫР И ДРАКОНЫ

  
  Вдруг навстречу мой хороший,
  Мой любимый Крокодил.
  Он с Тотошей и Кокошей
  По аллее проходил
  И мочалку, словно галку,
  Словно галку, проглотил.
  К.Чуковский
  
  1.
  Упомянутое в пятой редакции с виду немыслимое дело, - хоть верь, хоть не верь свидетелям, - происходило на мосту, в межграничной полосе.
  Туловище животного мгновенно, ветром, вихрем, перескочило через перила и оказалось в м. реч. Небуг . Ныркнуло со всеми тремя головами, только фалды мелькнули - и вот нет животного, и не слышно от этакой туши всплеска.
  Сказочная тишина! Суер и Выер! Саша, бля, дураков!
  
  Тут мне, писаке, говорят знающие люди, что, мол, зря я, писака, над этими... паясничаю, мол. Одного, мол, САМ НАБОКОВ похвалил. Другой в топах. Ну, модернистов наших, "пост" которые. А ты-то кто такой? Ну и что, что похож. Баба тебя случайно превознесла..., Ну, выскочило из неё, неосторожка это, выкидыш. А ты и рад, дурачок. Так что делай, мол, смирно свою поэзию и жди. Ах, музыку, говоришь, сочиняешь, не поэзию, джаз, да? Буквами, правильно? Слышали, слышали... Ага. Дождёшься. Конечно. Фигляр. Сколь тебе годков-то? Ящик купил? Вот то-то! Нет ящика, не сыграл, нет уважения. Опосля всё приходит, опосля, вот как оно в мире.
  
  И тут читатели налетели. Огромной толпой. Стоят под окнами. Стучат в двери. Ночуют под батареями, кладут перформансы ванильные в подъезде, от уважения, наверное. Рисуют автографы. Режут перила на память. ЖЭКи ругаются. Соседи нервничают. Ревнуют: писака-то ихний.
  Спрашивают некоторые читатели. Которые из фантазёров. И вовсе не то, что хотелось бы писаке. А:
  - Кстати, не подскажете, в каких-таких сказках и легендах в действующих лицах летают, бродят пешком и вредят всяко разно людям трёхголовые чудища, огнедыщащие причём? В русских? В китайских? В Гарри Поттерах?
  
  Мы (команда моя:, рабы мои и друзья) вопрос изучили и отвечаем, профессионально с энциклопедичным:
  
  А) В Гарри Поттере все драконы (типы драконов) посчитаны: их всего 10. Среди них ни одного трёхголового. Все злые.
  - Венгерская хвосторога (Hungarian Horntail);
  - Гебридский чёрный дракон (Hebridean Black);
  - Китайский огненный шар (Chinese Fireball), он же Львиный дракон (Lion Dragon);
  - Новозеландский опаловый глаз (Antipodean Opaleye);
  - Норвежский горбатый дракон (Norwegian Ridgeback);
  - Перуанский ядозуб (Peruvian Vipertooth);
  - Румынский длиннорог (Romanian Longhorn);
  - Украинский бронебрюх (Ukrainian Ironbelly);
  - Валлийский зелёный обыкновенный дракон (Common Welsh Green);
  - Шведский тупорылый дракон (Swedish Short-Snout).
  
  Б) Лучше всех драконов знают китайцы. Они любили драконов с 3 века до нашей эры с периода "Воюющих царств".
  Китайцы в деталях описывают драконью красоту: голова верблюда, рога оленя, глаза демона, шея змеи, чешуя карпа (причем чешуй должно быть 81 или 117), когти орла, лапы тигра и уши коровы. Крыльев у китайских драконов нет, зато есть волшебная летательная шишка на макушке. Любое существо с такой внешностью, хватал бы кондрат при каждом взгляде в зеркало. Но, наверное, у китайских драконов очень устойчивая психика. Они не только не озлобились, в отличие от мерзких и злобных европейских родственничков, но наоборот стали символом доброго начала - янь. В отличие от других народов со скудным воображением, китайцы не ленились и любили разнообразие.
  Их абсолютно не устраивал один дракон. Китайцы решили, что драконов должно быть много, и разделили их на группы, в которых каждая порода имеет свои отличительные характеристики. Родоначальниками драконьего стада были четыре брата-дракона Лун-ван: Ао-Куан, Ао-Цзюнь, Ао-Шунь и Ао-Цинь.
  От них пошли четыре вида профессиональных драконов:
  - Транспортный дракон Тяньлун - Небесный дракон, который охраняет чертоги богов и возит их на колесницах.
  - Сторожевой дракон Фуцанлун - Дракон скрытого сокровища, который стережёт под землёй драгоценные камни и металлы и волнует землю вулканами.
  - Дракон-гидролог Дилун - Земляной дракон, который заведует морями и реками.
  - Дракон-метеоролог Инлун - Божественный дракон, от которого зависят погода, ветер, дождь и который гремит с неба громом.
  Китайцы не были консервативными, и не пытались затолкать своих драконов в жесткие рамки.
  Драконы могли быть любого размера и цвета: от метровых неудачников до 300 метровых разъевшихся гадов.
  Кроме того, если дракону надоедало, что на него все пялятся и лезут в личную жизнь, он мог превратиться в человека, чтобы отдохнуть от популярности .
  К XVI веку китайцев вдруг осенило, что у драконов наверняка есть потомки. Правда разгуляться воображению не дали, и решили, что деток должно быть немного. И составили список: "Девять сыновей дракона":
  - Биси, Чивэнь, Пулао, Биань, Таоте, Бася, Яцзы, Суаньни, Цзяоту .
  Самки китайских драконов откладывают яйца, но некоторые детёныши не сильно торопятся, и вылупляются через тысячу лет. Их рождение сопровождается разгулом стихии: мощными метеорными потоками, грозами и крупным градом. Каждый дракон рождается из золота того же цвета, что и его шкура. Возраст дракона также можно определить по цвету шкуры. Жёлтым, красным, белым и чёрным драконам по тысяче лет, синие совсем сопляки - им всего по восемьсот.
  Yael13
  
  В) Только под ивами, в воде, что-то зашевелилось, зелёное, нет жёлтое, красное, белое и чёрное, небольшое, как брат Ао-Куан, с летательными шишками на макуш.... Нет, с шариковыми роликами в кроссовках "Heelys" .... Нет, как частная подводная лодка из пластмассы с жабрами, на одного пиндосского камикадзе, выловленная у Тайваня в канун Пекинской олимпиады 2008 года, на которой Егорыч поимел Фортуну...
  Но нас не обманешь. Всезнающий рассказчик, когда он писатель, а не действующее лицо, а зовут его Егогычем, в первой версии своей писанины выдал кое-что, потом замалевал-затёр. Ластиком.
  А Интернет, он как Муравейник, как тов. Мачо-с-Пикчу, он всё помнит... Даже запахи от ластика. Спасибо тебе, тов. Мачо-с-Пикчу, спасибо, г-н Интернет.
  
  2.
  Итак, зелёное туловище о трёх головах нырнуло в цыплячью речку Небуг неподалёку от Малёхи Ксаныча.
  Малёха - честь ему и хвала - даже виду не подал, хотя мог бы и удивиться. Но, когда налаврентишься блантом на пару суток вперёд... То мало ли чего покажется.
  Например, крепышам-новичкам. типа старины Бима, от таких-вот доз-передоз "на пару суток", в первые минуты первых суток паровозы с голым бабьём мерещатся, потому что новичок. А во вторые - просто хочется сдохнуть. Но не подыхается. От того, что крепыш.
  Туловище не поспело вернуться обратно. Или не захотело: у них там в Небуге, конфликт вышел . Отплыло в зону невидимости - под ивы. Распластало фалды по тине.
  Теперь мы, благодаря оставшемуся запаху от ластика, что прошёлся по раннему тексту от К.Е., точно знаем, что башка Гоголя, уже под ивами, крикнула: "Отравили, суки! Не могу больше!"
  Рик сказал по-английски: "Ух, красота!"
  Пушкин - человек рассудительный, он предложил: "Мужики, а давайте подумаем сначала...". А потом заметил: "А Мойдодыра-то мы зря не прихватили".
  
  ***
  
  Зря не зря, но мальчик Малёха, дивясь видению собственной фантазии, поначалу обнаружил открытый багажник Reno. А в щелях багажного срача, увидел раскрытого "Мойдодыра". И не придумал ничего лучшего как выбросить его, нахрен, с моста. "Отмстил Биму" называется.
  Хороший хлопок багажника физически осязаем. Был. В прошедшем времени. Для сидящих внутри.
  Бим очнулся от хлопка. Повёл головой: "Где? Что? Мы уже в Варшаве?"
  - Херов в Варшаве! Это ты в Польше, а мы пока в Беларуси, - так отреагировал генерал .
  - Сынок, - что ты там делаешь!? - Это снова он, но уже померивши роль нежного Манилова на себя - отца неразумного.
  Малюха: "Багажник закрывал".
  Папа: "А кто открыл?"
  Малюха:
  - Ты и не закрыл... после своей дурацкой таможни.
  
  Вот что такое "вода". А на самом деле это не вода, а часть детектива. Только его чувствовать надо. Ну, или, хотя бы, верить. Рассказчику.
  
  Так как через пару часов, когда старички в салоне угомонятся и прикроют глазки, Малёха шепнёт отцу: "Пап! А я "Мойдодыра" дяди Бима выбросил".
  "Да и пофиг", - сказал папа.
  
  А на самом деле это сюжетная линия. Ну, сложилось так.
  Чувствующий поймёт. Ершов продолжается, Пушкин ворочается. Ну вы поняли.
  
  
  

ШУШЕРА

  "Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился".
  
  1.
  Отец, всего лишь за час, крепко "пролетел", сразу по нескольким статьям.
  От совершённого лохова потерял флаг непогрешимости и президентской главности, такой обязательной для Малёхи перед лицом "прочих старичков".
  Старички - эти, хоть в совокупности и конкуренты папиному уму, но даже более абсолютные болваны, чем его, лишь изредка неадекватный, папа.
  Он самый ранжиристый персонаж ненаписанной пока что, но заранее ужасной книги .
  Фамилия его Клинов.
  Вот профессионально сделанная вытяжка из его тактико-социальных данных:
  "Клинов Ксан Иваныч. 53 года. Владелец автомобиля, штурман, неподменяемый никем рулевой, генерал-капитан над всем прочим сбродом самокатчиков, быдлом ленивым. Намотал почти четыре тысячи км, прежде чем доставил на границу шушеру".
  
  Шушера? Ох уж эти... нелюди.
  
  2.
  Шушера, по мнению Ксан Иваныча и Малёхи - это вызывающе несправедливое нечто среднее - между палубной, вечно пьяной матроснёй, и ни хрена не сочувствующими генералу пассажирами, вдобавок причисляющим себя к товарищам последнего.
  Ксан Иваныч ныне - в крайней степени озлобления: как от затора на мосту, сравнимого, разве-что, с пресловутыми столичными пробками, так и от поведения подло и само-собой открывающегося багажника.
  В багажник упакованы жизненно необходимыме вещи и непреходящие ценности. - На таможне у нас что-то стибрили, - предположил генерал, как только отъехали от границы.
  - Да ну, нах! - отвечал ему хор собственников. Багажа этого.
  Малёхе и хор старичков, и багаж пофиг: бабло-то у них при себе, а у него дырка от бублика... а завтра снова придётся у бати клянчить. Не на шанежки, конечно.... Хотя, если с травкой... а в голландиях почему бы и не..., то можно попробовать. Это не пропаганда. Не ЛГБТ. Не ценности. Не указ 809. Всё это ДО.
  Шанежки с травкой... это Малёхе прикольно. Год - два, два нуля, девять, вот когда это было. А Ваньча-барыжник от зависти, по малёхиному приезду, лопнет. И не станет у Ваньчи прототипа, а персонаж останется на века. Вот как оно.
  
  3.
  Смысл главного малёхиного недовольства прост: папа (генерал, начальник экспедиции) забыл один из двух своих предъявленных паспортов у белорусских пограничников.
  Этот горестный факт обнаружился совершенно недавно: ровно посерёдке моста, когда повернуть назад нет возможности. Ну никакой. Вообще. Будто танк гого'льский поперёк встал.
  Reno - словно член стада, загоняемого в ловушку... идёт себе... неспешно туда... где током или обухом... шара'х!
  - А, может, хохотным газком сначала... порадуют... - думает Бим спросонок, - ну, чтобы счастье посетило... и в глазах не слёзы, а радость...
  По мосту-тоннелю ползут. А тоннель из асфальта и стальных жердей - ограда, перила. Свеху небо. Свинцовое. Ох и не любит Егорыч свинца. Кроме белил свинцовых. Он же художник... ко всей его многогранности. Герой такой и должон быть. Какой же он герой, если свинца боится?
  Дуясь на нескладухи и крайнюю медлительность окружающего его процесса, Малёха идёт - параллельно аэрочемодану "Mont Blant". Тоже герой.
  - Может картонности у него убавить? - думает Егорыч, - ну слегка, ну в романе моём. Ну, в будущем... Всётки наш человек...
  Обтекаемый ветрами чемодан, сверкая новизной, отлично притулился на крыше полубездорожника "Renault Koleos".
  - Малёха с удовольствием лежал бы в нём, пуская дымы в небеса, - думает Егорыч. - Как труп, бы, но живой. И не просто живой, а хитро... жопистый такой...
  Но как бы не так: пробка, пробка, пробка! Нетушки счастья вояжёрам. Пробка на пограничном мосту, когда бы лучше поспешить... равна... равна... вот такая метафора: расстрельному обаянию шофёрской Москвы.
  В Рено не хватило места для бейсбольной биты. Чтобы бить непово... ротливых... гадов таможни. Багажник забит под самую крышку турбарахлом. Из верхнего, надкрышного ящика торчит конец одеяла. Соседи свистят и показывают пальцем то на левый борт, то на тучи. Через каждые три полуоборота колёс Рено тормозит. С остановкой вращения замирает послушный движению колонны Малёха.
  От скуки "наш в доску мальчик", хоть и картонный, пока, хоть и не в романе века, пока, а колонки его не картонные, а басовые супер-сад, в Гронингене, а там... а там Ник Роса, Мартейн ван Сондерен и Тейс де Влигеранаш, они звёзды... the Tide, Diplodocus, Incessant, а наш... незвездатый, наш картонный, но Егорыч может поубавить, но не будет..., наверное, зачем ему конкурент, правильно же? Вот и тренируется мальчик из будущего бестселлера от Егорыча... сам он этот Егорыч-Егогыч из картона... плеваньем в высоту через оградку моста, тоже некартонного, и на дальность - в "мал. погран. реку Буг-Небуг".
  
  4.
  Егорыч (когда он не автор бестселлера, то он скромный Егорыч, как и все, белый по-русскому варианту белизны, родился он в Нью-Джорске, поди, и крякнет там же, а где ещё лучше крякать?) плетётся на безопасном расстоянии от Малёхиных некартонных, но натурально смачных рекордов: дайте же ему, старички, электронную плевалку, шестнадцать зарядов в залпе, в фильтре ментол!
  Егорыч раздумывает о некрасивом кульбите судьбы: в самом начале, самой заграничной части путешествия. Чёрт и чёрт!
  Приостановка темпа - это не просто плохой знак. Это гнуснейший намёк на полный провал. И это в самом начале величайшего похода. А ведь он так радостно затевался... в доску родной... ах, Джейн, сграбастать бы тебя, и в Сибирь. Там хорошо. Поедешь? Что значит "нет"? А в глаз хочешь?
  Польская таможня, что в полутороста метрах прямо по курсу, не сулит ничего, ни хорошего, ни приятного: ни милой глазу современной архитектуры, ни радушного общения с людьми в погонах. Какое нахрен!
  Машина, вырыгнув-выблевнув из колонны несколько передовых счастливчиков, проползла метров пятнадцать. И снова застопорила.
  
  5.
  - Раньше надо было вставать, - сердится Ксан Иваныч. - Засони бледнолицые. Век не добудишься. А договаривались спозаранку... Встать. С утра, мол, здесь, машин, дон, не бывает... Надо успеть. Ага, не бывает! Успели, дон!
  
  6.
  Ксан Иваныч перевирает факты. Защитник небесный видел, что все встали ровно по свистку. Но! больше часа ждали Ядвигу Карловну - важную женщину Бреста, хозяйку.
  
  Мы... и мы, конечно, уважаем важных женщин Беларуси, особенно таких, какие хоть немного похожи на Ядвигу Карловну.
  Автор поставил Ядвигу Карловну в то место очереди на изложение, которое посчитал нужным.
  Но мы, чёрт возьми, не согласны! Ибо, где-то там дальше мелькнул эпизод, названный автором "Травкой по недоразумению", а мы точно знаем, что он произошёл гораздо раньше, чем события с "чудовищем на мосту".
  А именно: "Травки по недоразумению" произошли в мотеле "Развесёлые подружки", что за град-сараем Казань, если смотреть по ходу путешествия. Так что мы, не спрашивая разрешения у автора опуса "4ЕТВЕРО В RENO" - а пошёл он нахрен: труд-то, блинЪ, уже давно вышел за рамки частной писанины. Он, так сказать, уже народное достояние.
  А народу нужна правда, а также нефиг переставлять события против хронологии.
  
  Инда мы, критикессы и читательницы России, и прочие перечисленные дамы вклиниваем эту главу-ингредиент в то хронологическое место, где оно и должно находиться. То есть перед всякими там, пусть даже весьма уважаемыми нами Ядвигами Карловнами. И назовётся это событие, оно назовётся... короче, как назовут, так и назовётся. Отличный универсальный подход.
  
  Короче говоря, Егорыч - путаник тот ещё!
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"