|
|
||
|
"Сильная Лапа" Компиляция фрагментов из романа Г. Падаманса "Первостепь" ...Хвост львицы обмахивался сам по себе - и вдруг кто-то поймал хвост на взмахе и укусил, будто шершень. Львица сразу же дёрнулась, огрызнулась - и замерла на полурыке. Конечно, это был он, её Детёныш, выскочил из травы и вцепился в хвост матери повыше концевой кисточки. Поймал добычу. Однако такой добычи малышу показалось мало. Он отпустил хвост, протиснулся между задних лап и вцепился в сосок. Львица тут же с готовностью плюхнулась на бок. Малыш почему-то испугался, не понял манёвра и вскочил на упавшую мать, прошёлся по раздутому от еды животу и по рёбрам тоже. Львица снова дёрнулась, оторвала от земли голову, словно хотела сказать, что не ходят у львов по животам, не полагается - она что-то подобное рыкнула, но львёнок будто не слышал. Преспокойно завершил свой пробег через всё материнское туловище, соскочил на землю, оббежал обратно вокруг и теперь только по-настоящему вцепился в сосок. Проголодался охотник. Мать опустила голову, повернулась больше на спину, поджала задние лапы, полностью обнажив белый живот. Детёныш урчал, глотая молоко - и в груди матери тоже что-то урчало, словно и она сама глотала вместе с ним, будто пила сама. И это было приятно, приятней всего: приятней, чем убивать, чем хлебать кровь, чем рвать плоть, приятней всего... Будто сама ты детёныш, будто кто-то щекочет тебя, сильный, могучий, не боящийся никого - и ты вся в его власти, он тебя защитит, он не бросит, ото всего защитит, даже от солнца. Детёныш так жадно лакал, что утомился и быстро утих. Заснул с соском в зубах. Сильная Лапа боялась пошевелиться, чтобы не разбудить. Лежала и слушала звон цикад, стрёкот каких-то жучков, далёкие голоса птиц в знойном небе и трепет солнечных лучей вокруг. Но зашелестела рядом трава, прибежал другой львёнок, полез к молоку, разбудил спящего, стали вместе сосать. Тут же явился и третий, совсем облепили Сильную Лапу, как это самое солнце, нежное солнце, приятное, своё. Родное. Родным был только один из сосущих львят, самый первый, но львицы не делают разницы. Все дети - дети, у всех у них один отец, все их матери - сёстры. Две сестры Сильной Лапы валялись неподалёку, такие же сытые и утомлённые, остальные отдыхали подальше, сейчас не видимые и не чуемые - но сейчас и не было в них никакой надобности, потому что ночная охота так далеко, что её вовсе нет, отсутствует сейчас в памяти, прячется где-то, спит, наверное, утомлённая и разморённая. Спит. Напились детёныши, оторвались один за другим, побежали играть. Львица слышала их в полудрёме, и этого было достаточно. Вот Детёныш вцепился в загривок Пятнистой - та заскулила и повалилась. Тут же напрыгнула сверху Кроткая, но испугалась, отбежала назад. Детёныш погнался за Кроткой - хозяин, будущий лев. Настиг, повалил - та заскулила... Напрасно. Прибежала Пятнистая, тоже набросилась, вдвоём стали мотать... Взад-вперёд, из стороны в сторону - и перед закрытыми глазами Сильной Лапы тоже что-то моталось из стороны в сторону, солнечно-жёлтое, жаркое и пятнистое. Ей надоело следить - и поплыло пятнистое, расползлось пеленой, обволокло, убаюкало - и уже сама Сильная Лапа была маленьким львёнком на полях счастливой охоты: бегала, прыгала, кувыркалась, - радостно было ей, невыразимо радостно, как всегда радостно детёнышам и как радостно взрослым, когда живот их набит, когда кувыркаются дети, когда ничто не тревожит, кроме знойного солнца - но и солнце само кувыркается, наблюдая за львятами в жухлой траве, ему радостно тоже. Радостно всем. Однако поднялась на лапы Прыткая, зашуршала трава под тяжестью товарки - и Сильная Лапа тут же проснулась, подняла голову. Прыткую доконало солнце. Прыткая направилась в кусты, все трое детёнышей радостно побежали за ней, и Куцая, третья львица, тоже поднялась. Поднялась и Сильная Лапа. Махнула чёрной кисточкой хвоста назойливому солнцу и грузно зашагала вслед за вереницей больших и маленьких львов. Далеко до кустов. Жарко идти. Тяжело дышится. Полпути прошла Сильная Лапа и прилегла, будто надеялась, что остановится Прыткая. Не остановилась. Всё так же настойчиво двигалась к зарослям, не оглядываясь; детёныши её обогнали и не собирались возвращаться. Зато Куцая вдруг вернулась. Прошла мимо, стукнула обрубком хвоста по плечу, как бы заигрывая - какие игры в такую жару, - развернулась и дальше пошла. Вслед за Прыткой с детёнышами. Не было выбора. Не полежишь... Надо идти. В кустах стоит совсем другой запах. Сразу за кустами болото, оттуда тянет сыростью, торфяным смрадом и комарами. А детёнышам весело. Носятся, солнце застряло в листве, зато мухи будто на падаль слетелись и комары как гиены: маленькие, крохотные - но ненавистные. Всё же не станет львица рычать на комаров. На мух тоже не станет. Просто их не заметит, сделает вид, что не замечает, будет спать в лиственной тени. Сильная Лапа сразу же улеглась, закрыла глаза - и не стало мух, не стало комаров. Тоже застряли в листве, как и солнце, даже не жужжали и не пищали. Снова радостно львице, снова резвится она на далёких полях, будто львёнок. Весело, радостно - и невозможно другое, не с чем даже сравнить, нет другого, просто-напросто нет, не существует. Будто бабочка львица, будто пчела, да и не львица она уже вовсе, а само солнце, сияет и наслаждается, потому что вокруг одни дети, все - дети, все сыты, всем хорошо. Сёстрам и детям. Всем. Но внезапно вскрикнула Прыткая - и тут же вскочила Сильная Лапа, ломая боками кусты. Кончился сон. Улетел одним взмахом хвоста. Перед ней стоял бык, могучий, с кривыми рогами навыкат, как две луны, пронзающие ночь. Из глубоких чёрных ноздрей валит пар, толстая шея вздулась буграми, глаза будто лопнули в ярости, кровью залиты. Бык пришёл на охоту, не львица - а бык. Бык не желает видеть здесь львов, бык ненавидит. Другой бык приближается сбоку, и с той стороны тоже. Львов окружили так же умело, как они это делают сами... Затрещали кусты позади, Прыткая бросилась прочь, отступает. Куцая - следом, но львята... Сильная Лапа яростно зарычала, прижала уши - сейчас она вцепится в толстое горло, вот сейчас... Она сама верила, что сейчас вцепится, только бык не поверил, не видел, не хотел видеть - и дрогнули лапы... Попятилась львица назад, всё так же рыча, кусты стали хлестать по бокам, будто пытаясь сдержать, но уже пригнул свою мощную голову бык, наставил рога возле самой земли - и его ноги не дрогнули. Вздрогнула сама земля. Взвизгнули кусты и рассыпались во все стороны, искры посыпались от рогов прямо у львицы перед глазами. Словно червяк, она изогнулась, словно пушинка, взлетела, опять приземлилась и отскочила. Не задели рога в первый раз, но второго она не хотела. Выскочила из кустов, заметалась, как тень, между гигантами. Что-то держало её, не убегала, не соглашалась признать, что добыча - сейчас не добыча, как день меняется с ночью, как голод с сытостью - так добыча меняется с охотником, так поменялась, но Сильная Лапа не соглашалась. Потому что в кустах был Детёныш, её детёныш - и не мог улизнуть, как улизнули взрослые львицы, Прыткая, Куцая, все улизнули, заскочили в болото со своими широкими лапами, не проваливаясь, а быки не могли за ними погнаться туда, не соблазнились, остались. И детёныши тоже остались где-то там, вжались под корни за стволами бычьих ног, стволы движутся, как дубы, роют землю копыта, грохочут рога - и нет никого, кто поможет. Одноглазый, гривастый Одноглазый, который должен валить быков, который должен спешить - нет его, никого нет. Только ярость отчаяния, только это. Опять увернулась Сильная Лапа, прыгнула, зарычала, оскалилась. Не верит ей бык. Развернулся и наступает. А сбоку носится смерч по кустам, и нет такой силы, чтоб остановить. Взметаются в воздух листья и ветки, блещут рога. Взвизгнул детёныш, к небу взлетел, поддетый рогом, и упал на кусты, повис лоскутом на высоте бычьей морды. Тут же бросился бык добивать, всё смешалось и затряслось в одном диком ужасе - но Сильная Лапа вдруг бросилась тоже. Не её детёныш это был, ещё не её, она узнала Робкую, мгновенно узнала - и бросилась как разъярённая мать. Вскочила на спину быку, впилась в хребет, как на охоте... Не доставали клыки, - не прокусить... Но бык развернулся, оставил детёныша, стал брыкаться - и она соскочила, кинулась прочь. Бык понёсся за ней, но Сильная Лапа легко увернулась, как было всегда, и вспрыгнула уже сзади на круп, впилась в бока когтистыми лапами, стала рвать. Треснула бычья шкура, взревел бык от боли, завертелся на месте, затрясся неистово. Закружилось перед глазами у львицы, не удержалась и спрыгнула, отскочила. Бык развернулся и замер, больше не нападал. Другие тоже не нападали, смотрели мутными глазами, роняя пену изо ртов, и не могли двинуться. Падала на землю пена, и вместе с пеной падала бычья ярость. Забыли уже про львят, про вечных врагов, смотрели на смелую львицу, не жертву - охотницу. Молча смотрели, а потом развернулись и затрусили прочь, косо оглядываясь. И противник Сильной Лапы, оставшись один на один, сразу одумался, повернулся к охотнице задом и пустился наутёк, сотрясая копытами землю. Сильная Лапа рванулась в погоню, ту же настигла, вспрыгнула на спину - и опомнилась, соскочила обратно. Остановилась. Ведь не нападала она, оборонялась. И в кустах был Детёныш. Ещё был. Наверное, ещё был... Длинное узкое облако наползало на солнце, такое же грузное, как отступивший бык. Пробежал ветерок, кусты встрепенулись, зашуршала оставшаяся листва. Две жёлтые львицы бежали к кустам, а третья львица застыла с другой стороны. Смотрела, как пятится солнце, как прячется - не хочет видеть светило, как только что бык не хотел, как не хотела сама Сильная Лапа, никто не хотел. На измятых кустах качался изодранный львёнок, распоротый пополам - и теперь уже он не хотел. Ничего не хотел. Не хотела душа его здесь оставаться. Отыгралась уже. Оставила мясо назойливым мухам - и улетела. Куда-то туда, где пряталось солнце... Куда-то туда, куда львице не углядеть. Никак не углядеть. И Сильная Лапа глядела другое. Стала медленно приближаться, с каждым шагом принюхиваясь, будто там всё ещё прятался невидимый бык. Но не прятался. Детское тельце валялось в траве, ещё одно равнодушное тельце, мясо для мух вместо Пятнистой. Сильная Лапа обнюхала трупик, даже лизнула, будто пытаясь подбодрить или понять, как может так произойти, как такое случается, что детёныш становится мясом для мух - но она всё же знала, как такое бывает, с нехотью знала, как другие детёныши превращаются в мясо, для-неё-в-мясо, и не детёныши тоже, она это знала, но не такое, не так. Подбежала Прыткая, зарычала, оттолкнула. Тоже стала облизывать, тоже подбадривала. Тщетно. Не верила Сильная Лапа. Прыткой - не верила. Муторно было в её животе, и в голове - и повсюду, даже в небе, где совсем исчезло солнце. Дурно пахли кусты, противно, мерзко смотрелись, изломанные. Она отрывисто низко рыкнула, призывая Детёныша, но никто не отозвался. Будто стон, этот рык. По-разному рыкает львица: как охотница, как неустрашимая... И как мать. Когда львица рыкает как мать, словно стонет она. Будто хочет сказать: "Где ты, родной? Где ты? Вернись!" Снова принюхалась львица и снова рыкнула над самой землёй, чтобы стон покатился, заскользил над корнями, протиснулся между травинок - повсюду, где может быть он, где услышит и где поймёт, как он нужен, где отзовётся. Но вновь не услышал. Не отозвался. Дурно пахли кусты, противно, мерзко. Спряталось солнце, воздух набух, будто вымок в смраде, пропитался болотом. Не хотела львица ничего видеть, не знала, что делает. Только рыкала над землёй, только стонала. Раз за разом стонала без устали. Звала детёныша. И вдруг тявкнуло рядом что-то знакомое, так близко - и львица тут же шагнула туда. Её Детёныш, будущий лев, сумел выжить. Маленькие глазёнки испуганно бегали и шарахнулись в сторону даже от матери - львёнок снова прижался к земле, несмышлёныш, но мать уже стала с ним рядом и вновь могла защитить. Ото всех защитить. Без разбора... Ото всех. И он вспомнил её, лизнул в мокрый нос. Она тоже лизнула его, потом облизала всего. Весь его страх нужно было ей вылизать, весь оставшийся страх. Она с радостью делала это, с огромной радостью. С радостью огромнее быка. Огромнее всего. И опять солнце выпласталось из-за облаков. Вновь где-то там пели птицы. Вновь стрекотали кузнечики. Детёныш не долго пугался. К вечеру круглые глазёнки перестали таращиться на малейший шорох, малыш больше не прятался от бабочек или стрекоз. Быстро забылось тяжёлое, негде тому уместиться в столь маленьком тельце. А вот недоумение на мордочке осталось. Потому что исчезли друзья. Не с кем было играть. Как ни оглядывался Детёныш, как ни вслушивался - никто больше не таился в засаде на его хвост, никто не подбирался сбоку, никто другой не клянчил молока у его матери. И, кажется, Детёныша это устраивало. Так даже было спокойнее без резких движений, без каких-то внезапных перемен. Малыш жался поближе к Сильной Лапе, сосал молоко, приятно урчал - и был таким же, как прежде. Родным. Сильная Лапа ничего не хотела. Или, наоборот, хотела, чтобы так было всегда, без конца. Ты уютно лежишь, и рядом Детёныш, который сосёт молоко. Его нежная мордочка тыкает в твой живот, шероховатый язычок лижет - так было приятно всё это, настолько невыразимо, что львица даже и не урчала, боясь посторонним звуком нарушить идиллию. Прыткая, Куцая - их сейчас не было, никого не было, никаких львов и быков. И самой степи тоже не было. Только радость. Только приятный невыразимый восторг. Ты и малыш. Он сосёт молоко. Вы - единое. Конечно, у львов нет слов. У всех зверей нет. Но разве радость, оттого что ты не можешь её обозвать, становится меньше? Наоборот. Совершенно наоборот. Когда не нужно тебе отвлекаться на обзывания, когда можно полностью сосредоточиться лишь на одном, лишь на единственном, тогда это одно, оно, вправду, единственное, оно - всё. Без остатка. Ничего нет другого. Ничего и не было другого для львицы. Только она и детёныш. Единое. А потом малыш оторвал мордочку от соска. Он скрутился клубочком под материнским боком и тут же задремал. Львица слышала его нежный храп и даже чувствовала сердечко своего львёнка. Каждый крохотный ударчик отзывался сквозь соприкосновение тел и в то же мгновение достигал сердца матери - что б оно тоже знало, что б чувствовало и радовалось. Что б билось вместе. Вдалеке, над рекой, кричали чайки, ниже, под деревьями, забавно сгущались вечерние тени, всё ещё роились комары и мухи, всё ещё существовали где-то неподалёку две другие львицы, Прыткая и Куцая, которые как будто не могли угомониться, как будто что-то где-то искали, но искали они там - в далёком постороннем позабытом сне, от которого лишь иногда мимолётом всплывали картинки или отдельные робкие всплески - всплывали и становились лёгким туманом, совершенно не беспокоя главное и основное. Клочки тумана быстро проплывали мимо, не оставляя заметных следов. Потому что опять билось сердце. Всё так же билось маленькое сердце. Тук... Тук... Тук... Всё так же билось, - и всё так же отзывалось восторгом в сердце большом. А потом один клочок тумана приобрёл более чёткие очертания. Появились лошади. Табун направлялся на вечерний водопой и по пути наткнулся на отдыхающих львов. Любопытные лошади фыркали, раздували ноздри, впитывая поглубже вражеский запах, но не уходили. Однако Сильной Лапе не было до них дела. Прыткая с Куцей могли бы заинтересоваться - но и до их интереса не было дела Сильной Лапе, а без неё сёстры-подруги тоже как бы не заинтересовались. Так и фыркали любопытные лошади. Долго фыркали. А сверху парил стервятник, зоркий и невозмутимый, дальше, ближе к реке, кричали чайки, о чём-то суетились, чего-то хотели - и так покойно было всё это созерцать, просто созерцать, как второстепенное, как какой-то еле видимый небосклон или затуманенные далью горы, а гораздо ближе, совсем рядом, у самого сердца оставалось "тук... тук... тук...". Да, Сильная Лапа сейчас доподлинно знала, что в этом мире главное и основное, ради чего стоит драться и убивать. Именно ради этого знания и являются души, чтоб наслаждаться, чтоб... Сильная Лапа стала дремать под эти мерные счастливые "тук-тук". Тотчас же пришёл сладкий сон. Снились ей заливные луга, стада травоедов и ещё люди, двуногие. Эти двуногие вели хоровод. Во сне львица прекрасно знала, что такое хоровод. Удивительно, но она знала и всех двуногих, могла каждого назвать по имени, могла о каждом рассказать его подноготную. Были там и гиены, в том хороводе. Удивительно, но во сне они вовсе не были врагами, даже наоборот, они действовали сообща, вместе вели хоровод - и ни капли ненависти не испытывала спящая, только любопытство и азарт. Очень ей было забавно, что гиены тоже участвовали в танце. Ещё забавнее был вид этих гиен. Они также были двуногими, однако Сильная Лапа чётко различала, кто считался человеком, а кто - гиеной. Ещё там была лошадь. И эта тоже на двух ногах. Они нечаянно столкнулись, она и лошадь - и лошадь как будто бормотала ей извинения, а Сильная Лапа рассмеялась в ответ, потому что лошадь бормотала свои извинения как будто на очень понятном и самом настоящем львином языке. Сильная Лапа тоже примирительно прорычала, а потом грянул гром - и все испугались. Все вдруг разбежались кто куда. Сильная Лапа как будто ждала дождя, очень хотелось ей освежиться, но дождь не пошёл. Спустился какой-то серый туман, тягомотный, - ей захотелось уйти из тумана, и она куда-то направилась. Куда-то далеко-далеко. Туда, где хорошо. Где лучше всего. Где вдруг привиделся яркий отчётливый свет вдалеке. Она точно знала: там лучше всего. И она туда шла. И рядом с ней как будто шёл кто-то ещё. Кто-то огромный и с длинным носом. Этот огромный вёл за руку малыша, который жалобно плакал. Плач отвлёк Сильную Лапу от яркого света вдали, на мгновение она потеряла этот манящий свет из виду и тут же почувствовала сквозь сон, как шевелится Детёныш. Сильная Лапа проснулась рывком, моментально, как просыпаются все звери. Раз - и сна уже нет, львица полностью готова к смертельному прыжку, к борьбе, и даже к быстрому бегству, готова ко всему. Однако ничего такого не требовалось. Сытый малыш просто ёрзал во сне, что-то снилось и ему, Сильной Лапе ничего не нужно было делать. Она прислушалась к степным звукам. Всё ещё кричали чайки над рекой, не угомонились. Вдобавок к ним в другой стороне каркали вороны. И уж совсем далеко как-то странно шумели двуногие. Неинтересные были звуки, не важные, не такие, как "туки", - однако и "туки" пропали. Малыш слегка отодвинулся, и теперь его сердечко билось само по себе, материнское сердце не слышало, но львица не стала двигаться, не стала прижиматься плотнее, боясь разбудить детёныша. Вместо этого она лениво оглядывала окрестности. Прыткая с Куцей ушли за кусты. Их не было видно, но слабый запах доносился из-за кустов, иногда также слышались негромкие щелчки, когда Прыткая отгоняла ударами хвоста назойливых мух. Куцая, кажется, спала. Стервятник всё ещё кружил в небе, бдил на своём бессменном посту, потихоньку приглядывая сверху за львицами: вдруг те решат поохотиться и сумеют добыть еды и себе, и ему. Сильная Лапа безошибочно угадывала интерес стервятника, но не испытывала никаких охотничьих намерений. Любопытные лошади ушли к реке и всё ещё были там, шумно пили воду и плескались, львица могла их хорошо слышать, но ни какой план засады у неё не возник, ни один мускул не дрогнул призывом атаки. Нет, хорошо было львице. Просто хорошо. Хорошо и покойно. Безо всяких лошадей, безо всяких нападений и засад. Так покойно ей было, будто она всего лишь какой-нибудь камень, разогретый на солнце; или облако в небе, пушистое, белое, лёгкое-лёгкое, легче ветреной бабочки. Так казалось львице, приятно казалось - и не было у неё ни малейших желаний, ни малейших хотений, просто мгновение остановилось и чудным образом повисло. Как облако в небе висит. Такое радостное, такое простое, такое воздушное. Хорошо было львице, так хорошо - невыразимо, никаким рыком не выразишь, никаким звуком - да и не было необходимости что-нибудь выражать: для кого? Для чего? Всё имелось здесь, всё при львице, всё с нею. Ей оставалось ловить свой момент, ловить, зависать и наслаждаться. А потом пришёл гром. Внезапный гром от земли. Внезапный и странный. Неслыханный прежде. Львица вскочила. Детёныш проснулся. Сёстры за кустами тоже засуетились. Неслыханный гром означал перемены. Серьёзные перемены. Да и громом он показался только со страху. Ведь Сильной Лапе действительно было страшно. Неуютно и страшно... Теперь. Ревел чужой лев. Объявлял, что он не чужой, он теперь тутошний. Чужим теперь становился Детёныш...
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"
|