Аннотация: Очередное расследование отставного опера Коли Мигренева, по прозвищу Мигрень, и его нового помощника Феликса Бабочкина. На этот раз частным сыщикам предстоит найти пропавший перстень-печатку самого новгородского князя Рюрика.
Дама с красной лилией
Я ожидал страшного явления. Но он оказался не таким уж и ужасным. Ну да, уши торчком, как у бонобо, зубы лошадиные желтого цвета в разные стороны и взгляд дикий,сосредоточенный, хищный, словно у крокодила, притаившегося на мелководье в ожидании жертвы. И еще губы большие, широкие, подвижные. Он их часто облизывает, будто съел кого-то только что. А так, обычный человек этот Коля Мигренев: небольшого роста, широкоплечий, с шахтерскими кулаками на жилистых руках.
Напрасно Слава Сверлицин, мой университетский друг, окрестил его аллозавром, Вернее, не он, а коллеги бывшего опера Мигренева, с которыми он служил в районной ментовке полтора десятка лет. За кипучую, неугомонную натуру его даже прозвали Мигренем.
Колю с рук на руки, что называется, сдал мне именно Слава. Сам он в середине третьего курса журфака уехал по обмену учиться в Германию. А до этого дружил с Колей, который после ухода из МВД (это отдельная история), организовал частное сыскное агентство. Сверлицин тоже неугомонный и кипучий, поэтому, вероятно, они и сошлись с Мигренем. Коля прозвал его Сверло. Слава участвовал почти во всех его расследованиях и сбрасывал криминальные истории в сеть. Его заметки набирали большое количество подписчиков, лайков и откликов. На этом он неплохо заработал и по его словам, отправился в Европу "не с пустыми руками, будет на что оторваться". Свой же раскрученный блог под названием "Мигрень навсегда", он по-дружески передал мне: мол продолжай интересное и прибыльное дело. Но не подкачай, не опозорь, не снизь рейтинг интернет-журнала.
Именно боясь "подкачать", я и опасался сразу после отъезда Славы, зайти к Мигреню. Друг не успел меня с ним заранее познакомить, так как Коля уезжал к своим родственникам куда-то под Псков, а поездка Славы в Европу "нарисовалась" чуть ли не накануне вылета. Сынок одного генерала, который должен был отправиться в Берлин, попался на дури (курил, идиот, анашу в университетском туалете) и ему срочно нашли замену в лице Славы, так как Сверло неплохо "шпрехал" по-немецки.
И вот, в дни глубокой пандемии, когда очные занятия на факультете прекратились, а с дистанционными творилась чехарда, в это самое свободное "окошко", я отправился в офис Коли Мигренева.
Агентство "Добрый Тоби" ( надеюсь, не Слава придумал это дурацкое название по аналогии с собакой Шерлока Холмса), находилось в полуподвале жилой 22- х этажки, рядом с парикмахерской "Красота и удовольствие" у метро Алтуфьево. Как выяснилось позже, это соседство имело некоторую положительную сторону: дамы, приходившие в "Красоту" навести красоту ( извините за тавтологию), порой заглядывали на огонек к Коле. В прямом смысле на огонек: перед входом в детективную контору висел зеленый фонарь - если он горел, значит она функционирует. Как правило, заглядывали, чтобы сыщик выследил их "загулявших", а иногда и сбежавших мужей.
Офис оказался размером с прихожую в хрущёвке. Тем не менее, здесь умещалось два стола, три тумбочки, несколько стульев. За ближним ко входу столом сидел Коля, положив ноги на видавший виды "австрийский" стул. За другим глыбой возвышалась "пышная" дама, которая своим мощным телом "съедала" большую часть пространства. Она жадно курила папиросу в мундштуке. Весь дым шел на шефа, но он, казалось, этого не замечал. Перед дамой, рядом с открытым ноутбуком, стояла табличка "секретарь".
Вот это да, пробормотал я мысленно, увидев "секретаря". Признаюсь, с детства я боялся лошадей и толстых баб. Тут же не баба, а Везувий. Неужели Коля не мог подобрать себе кого-то поприличнее или...если мужикам нравятся такие "оковалки", значит, у них что-то не в порядке с психикой.
Ко всему прочему, в офисе жутко пахло рыбой, будто эта парочка несколько минут назад разделывала бочковую селедку.
Мне стало как-то не по себе. Я уж собирался сказать, что ошибся адресом и ретироваться, но Коля уставился на меня своим диким взглядом, спросил:
-Ты что ли Феликс? - И не дожидаясь ответа задал другой вопрос: - И где столько времени пропадал? Сверло говорил, что сразу его заменишь.
Я хотел чего-нибудь ответить, но язык присох к небу, а слова в голове склеились стальным клеем.
-Пандемия, - выдавил я.
Дамы заколыхалась огромным телом, из её горла вышло что-то наподобие бульканья. Я не сразу понял, что это она смеется.
-Для дураков, это ваша пандемия, - наконец произнесла она. - Царьки передышку себе взяли, чтоб оглядеться. Отношения накалились, как масло на сковородке, хоть блины жарь. Вот и выдумали страшный вирус.
Секретарша засунула в рот шоколадную конфету:
-Сказки нам рассказывают, будто кто-то летучую мышь сожрал. Какой нормальный человек будет мышей жрать, а?
Я закашлялся, опять же не зная, что на эти обывательские глупости ответить. Ну и уровень сознания, подумал я. Неужели и Мигрень того же поля ягода? И как с ним Сверло работал? А такие славные криминальные рассказы с участием бывшего опера писал. Всё выдумывал?
Желание ретироваться появилось еще острее. Но отступать было поздно. Коля сходу понял кто я. Профессиональная интуиция. Хотя, Слава, наверняка описал мою внешность: светловолосый, голубоглазый, со шрамом на верхней губе - это я однажды в аварию попал. Ездили с девчонками в баню, а после я выпивший сел за руль. На Кольце ночью въехал в зад "каблуку", слетел с дороги и в дерево. Хорошо никто не пострадал, только я лицо об руль расквасил. С тех пор даже после "вечернего" пива утром за руль не сажусь.
-Ну что встал? - снова не ласково обратился ко мне Мигрень. - Садись.
Он кивнул на стул, с которого нехотя убрал ноги.
Я снова откашлялся, зачем-то представился:
-Феликс Бабочкин, студент третьего курса, друг Сверла, то есть Славы.
-Это я уже знаю, - поморщился Коля. Подумал и тоже назвал себя: - Николай Карлович Мигренев, бывший оперуполномоченный ОВД "Нижегородский", шеф этого заведения. А это Людмила Карловна, секретарь, она же моя родная сестра. Выписал из Пскова. Прошу, так сказать, не обижать.
-Что вы, - смутился я, представляя кто бы мог рискнуть обидеть такую "бомбу".
-Мы псковские! - Людмила Карловна вновь заколыхалась необъятным телом, видимо, посчитав свою реплику остроумной шуткой. - Можно просто - Людочка.
Когда стены перестали вибрировать, в полуподвале повисла тишина, только изредка скрипел стул подо мной.
-Надо мебель менять, - сказал Мигрень. - Да вот средств не хватает, заказов нынче из-за вируса немного. Да. А, тебе нравится название моего агентства? - задал он неожиданный вопрос.
Прежде чем подумать, я брякнул:
-Нет, конечно, вы ассоциируете себя с собакой.
Коля пожевал губами, по ним я понял, что он словно пробует на вкус слово "ассоциируете". Видно, в его лексиконе оно не присутствовало. Но я ошибся, как выяснилось потом. Мигрень был очень образованным для мента человеком. Это манера у него была такая: "обсасывать" звучные слова в момент задумчивости.
-А чем тебе собаки не нравятся? - задал он вопрос и взглянул на меня доисторической рептилией.
-Да нет, - пожал я плечами. - Собак я очень даже люблю, у меня самого был самоед...
-Вот и не подкалывай. Собака я, видите ли.
-Нет, что вы...
Коля вдруг моментально остыл, улыбнулся, отчего с непривычки у меня по спине побежали мурашки - действительно аллозавр.
-Да, мы, сыщики, словно псы, идущие по следу. И у кого тоньше нюх, тот лучше ловит добычу.
Я хотел сказать, что судя по тому, что у него нет денег даже на новые стулья, его нюх не очень-то ему помогает, но сдержался. Однако Мигрень понял меня без слов.
-Мебель - материальный стимул, но важнее моральный.
Он изобразил кислую гримасу и я понял, что Мигрень сидит без дела. А ведь необъятную сестрицу надо кормить. Одних шоколадных конфет, поди, тоннами за день поглощает. И дымит вон как паровоз.
Закашлявшись, я вытер нос платком. Я бросил курить год назад, но табачный дым люблю, правда, не в таких количествах и не от дешевых папирос.
Словно назло мне Коля достал пачку папирос "ПУТИНА" и тоже задымил. Я мысленно ухмыльнулся: ударение, конечно, в "ПУТИНЕ" на "И", но понятна же двойственность названия. Неужели Коля любит эпатаж?
Вопрос пока остался без ответа, а Мигрень снова задал неожиданный для меня вопрос:
-Писать-то умеешь? Сверло, вон за ночь эпосы про меня крапал.
-Эпос - это героическое повествование о прошлом, - уточнил я, - а вы...
-Не умничай, - оборвал меня Коля. - Ты на третьем курсе, а я уже десятки жизненных университетов окончил.
Я отметил, что в данном контексте он употребил правильный глагол "окончил", а не "закончил", что является распространенной ошибкой.
-Писать? - Я сделал удивленный вид. - Конечно. Сотрудничаю со многими печатными и сетевыми изданиями, никто пока не жаловался. Вообще же, хочу устроиться на телевидение и перейти на заочный, у моего друга отец в отделе кадров новостного канала...
-Что ж, посмотрим, - снова перебил меня Коля.
-А ничего, мордашка симпатичная, - произнесла с приторной улыбкой Людмила Карловна, отправляя в рот очередную конфету.
Эта ее реплика почему-то не понравилась не только мне, но и Коле.
-Людочка, поставь, пожалуйста, чайник, - попросил он сестру.
-Сию секунду, - бодро отозвалась секретарша и с легкостью, удивительной для ее размеров, стала пчелкой летать по тесному полуподвалу, ловко огибая углы столов и пластмассовые урны на полу. Я насчитал их целых пять. Для чего такое количество, непонятно. Из встроенного в стенку шкафа, она выудила электрический чайник, пачку чая, вазочку с овсяным печеньем. Одну печенюшку она тут же скушала.
Вскоре чайник засвистел, будто прокололи шину КАМАЗа. Опять по спине побежали мурашки.
- Может, перейдем к делу, - осмелился я предложить. - Расскажите мне о каком-нибудь интересном деле, которое вы раскрыли.
-Да какое дело, - вздохнул Коля и его лицо вмиг стало каким-то беззащитным, детским. Я крайне удивился этому неожиданному, чудесному преображению. - Все интересное Сверло съел. Так что придется тебе обождать.
Я был очень огорчен его словами. Рассчитывал на любопытный криминальный рассказ с неожиданными поворотами, а тут полный пролет. Коля, кажется, сдулся. "Подарок" Славы оказался пустышкой. Зачем только Мигрень спрашивал могу ли я писать?
-Ну что ж, - сказал я, откровенно упавшим голосом. - Тогда я пойду.
-Иди.
-Можно буду вам позванивать, мало ли что?..
-Звони.
Я встал, повернулся лицом к двери, даже не спросив его номера. Слава мне его не дал, сказал, что Коля очень не любит, когда ему звонят незнакомые. Кивнул на прощание Людочке, разливавшей ароматную заварку по белым китайским кружкам с птичками полулитрового размера. Кружек было три. Не забыла про меня, отметил я.
Руку Коле я протягивать не стал: во-первых, пандемия, во-вторых, вряд ли нужно ему было мое рукопожатие.
Сделал шаг к двери, но тут она распахнулась. В проеме появилась чуть менее полная, чем Людочка, дама с розовым газовым шарфиком на желтой, морщинистой шее. На ней было широкое льняное платье, туго подпоясанное синим ремешком, отчего ее бедра казались шире дверного проема. К платью была приколота изящная матерчатая брошь в виде красной лилии с голубыми тычинками. В руках она держала черную сумку с кисточкой на железной "паутинке". Ее глаза были полны печали и нервной энергии.
Она с легкостью отодвинула меня бедром, ринулась к Коле, словно давно его знала, без приглашения плюхнулась на "мой" стул. То ли заскрипел под ней стул, то ли она издала жалобный звук.
Коля, кажется, тоже был несколько ошарашен. Застыла с чайником и Людочка.
Дама поводила носом, без спросу взяла кружку с заваркой со стола секретарши, сделала большой, жадный глоток.
-Спасибо, - произнесла она. - Сахару только маловато. Но это и хорошо. Врачи мне запрещают, говорят, преддиабетное состояние. А я много сладкого и не ем, разве что тортик раз в неделю, ну иногда два. Однако это редко, когда именины у кого или праздник какой.
-Чем могу, так сказать.., - попытался перебить даму Коля, но она привыкла слушать, вероятно, в основном себя.
Я давно заметил, что полные женщины удивительно самодостаточны и непрошибаемы. Наука это объясняет большим количеством мужского гормона тестостерона в их крови. Но я так же знаю, что они очень активны в сексуальном плане, даже ненасытны, что говорит о переизбытке уже женского полового гормона - эстрогена. То есть, это такие "бочки" наполненные разными гормонами. И как только не лопаются от сего природного противоречия.
Дама взбила белыми кулачками свою "химическую" шевелюру ярко коричневого цвета, глубоко вздохнула грудью не меньше девятого размера. Вынула ажурный носовой платок из сумочки, высморкалась.
-У меня муж пропал, - перешла она, наконец, к делу.
-Вот как. - Коля округлил глаза, будто подобное заявление от клиенток было для него в новость. - Когда же? Простите, как вас?..
Дама назвалась Полиной Петровной Морозкиной и махнула рукой:
-Да черт бы с ним, что пропал. Он перстень с собой унес.
-Перстень? Какой перстень?
-В том то и дело, что непростой. Семейная реликвия, золотая печатка самого Рюрика.
-Кого?
-Великого новгородского князя. Основателя России.
Я был не менее огорошен, чем Коля, а потому так и не переступил порога агентства. Машинально опустился на ступеньки у выхода.
-Основателя Древней, вернее, Новгородской Руси, - поправил я Полину Петровну. Мы как раз в университете проходили тот период истории. - Россией Русь стала называться при Иване Грозном.
-Не умничай, - кинул мне Коля, но не зло, как бы походя, и я это расценил как возможность остаться и послушать. - Продолжайте.
-Продолжаю. Печатка с выбитым на ней трезубом, ну точно таким, как украинцы теперь своим гербом сделали. Князья то наши: новгородские, псковские, ростовские Киев просто оккупировали и сделали своей вотчиной, а свидомые их теперь украинцами называют. Забавно да? Это все равно, что если бы Наполеон в Москве остался, русским бы стал. А еще украинцы говорят, что они сами настоящие русские, а мы мол... Поляне они и древляне, сотни лет, сидевшие под хазарами, пока их наши русские князья у степняков не отбили...
-Первыми Киев у хазар отобрали воеводы Рюрика Аскольд и Дир, - продемонстрировал я свои познания, - а потом уж родственник Рюрика князь Олег занял киевский стол. Так появилось Киевское княжество, а Киевской Руси никогда не было, этот термин придумал профессор Максимович в 19 веке, а другие историки его подхватили.
Коля угрюмо на меня взглянул, но опять же ничего не сказал. Дама с лилией окинула меня оценивающим взглядом, удовлетворенно хмыкнула, мол надо же и среди ищеек образованные попадаются. Она же ведь не знала, что я не сотрудник агентства.
-Так вот, - заговорила она вновь. - На перстне, вокруг трезуба выбито несколько слов. Что они значат понять трудно, почти стерлись, но мой дед говорил, что вроде как "славься великий Рюрик" или "слава великому Рюрику", что, впрочем, неважно.
-Про новгородских и ростовских князей вам тоже дедушка рассказывал? - саркастически спросил Коля.
-Не иронизируйте, пожалуйста, - обиделась Морозкина. - Я, между прочим, на истфаке училась...правда, не доучилась. А дед мой в МГУ преподавал зарубежную литературу, знал десять языков и даже древнюю латынь.
-Извините. Может, чаю?
Секретарша уже наполнила чашки из чайника и протянула одну из них Морозкиной, ту что та пригубила. Поставила на стол Мигреня, напротив нее коробочку с сахаром и вазочку с печеньем. Людочка тоже почувствовала интерес к рассказу дамы.
А та перелила чай в блюдце и с аппетитом отхлебывая из него, рассказала, что фамилию Морозкины их семья получила от её деда Даниила Сафроновича. Бабушка, урожденная Елена Скоробоева, боялась оставлять в сталинские времена дворянскую фамилию и взяла мужнину. До революции Скоробоевы жили в Великом Новгороде. После Октябрьского переворота некоторые подались в Швецию, другие остались воевать с большевиками. Прадед Полины Петровны - Сафрон Ильич Скоробоев служил полковником Императорской армии. Его тяжело ранило и контузило под Вильно, после лазарета, лечился дома. В 1918-ом он и прабабка подхватили испанку. Выкарабкались, а когда вернулись в квартиру на Великой улице, что на Софийской стороне, увидели, что она разграблена. Как потом жили, чем питались неизвестно. Оставались лишь золотые карманные часы, подаренные пращуру - командиру Лейб-Гвардии Конно-Гренадерского полка за "доблесть и отвагу" самим Кутузовым. Но их продавать не стали, спрятали на самый черный день в настенных часах с кукушкой. Весной 1921 года, перед самым введением НЭПа, к ним заявились комиссары с обыском. Сафрон Ильич развел руками, мол чего у нас брать и так в голых стенах сидим. Однако большевики не ушли и к огромную удивлению прадеда в подоконнике нашли золотые червонцы, несколько подвесок с сапфирами, еще что-то и перстень Рюрика. Он-то думал, что всё пропало в 1918, а оказывается кто-то из родственников, перед тем как покинуть отчий дом, сделал в подоконнике схрон.
Комиссары лишь ухмыльнулись - мол, все вы буржуи недобитые одинаковые, никакой фантазии, все прячете свои "брюлики" в одних и тех же местах. Словом, забрали ценности и ушли.
Прадед, конечно, очень расстроился и вечером отправился в местный трактир, где несмотря на сухой закон, тайно отпускали самогон. Там же, в одной из комнатушек функционировал подпольный "картежный салон", где собирались темные личности.
Какого же было удивление Сафрона Ильича, когда за этим столом он увидел одного из комиссаров, приходивших к нему "реквизировать буржуйские брюлики". Но еще больше его удивило то, что на кону, среди мятых керенок и царских монет, он увидел семейную реликвию. Скоробоев не сказал комиссарам о её исторической ценности - много чести, а сами они и не догадались - так, золотая безделушка.
Прадед сбегал домой, взял спрятанные в "кукушке" часы, вернулся в притон. Перстень, к его облегчению, оставался на кону. Показал "брегет", попросился за стол. Комиссар, которого как выяснилось, звали Яковом, сначала раскрыл рот от удивления, потом рассмеялся: "Ну, буржуи, сколько вас не тряси, а вы все золотом несетесь, ха-ха. Ну, падай на стул". Сафрону Ильичу повезло, он сорвал банк, спрятал бесценный перстень в карман и сразу ушел.
На улице его догнал Яков, дыша застарелым перегаром, потребовал вернуть перстень. Однако прадед ответил, что если тот не отстанет, он пойдет в отел ЧК, находившийся за углом и расскажет, что их сотрудник проигрывает конфискованные ценности, необходимые стране Советов как воздух, в подпольных шалманах. Яков выхватил револьвер, но одумался - стрелять он не решился, так как в тот вечер на бульваре было много народу.
Тогда прадед решил схитрить, рассказал чекисту, что это не простой перстень, а уникальный, исторический, принадлежавший родоначальнику русских великих князей Рюрику. За границей, особенно в Скандинавии, откуда родом сам Рюрик, за него выложат огромные деньги. Перстень очень дорог его жене Марии. После ухода комиссаров с ней случился сердечный приступ, она скорее всего умрет. Мария перед смертью хочет взглянуть на перстень, который всю жизнь был для нее счастливым талисманом. Мол, он только покажет ей его, а потом Яков может реликвию забрать. Но только не на квартире. Сафрон Ильич назначил встречу в полночь на набережной Волхова.
Непонятно почему, но чекист согласился, напоследок пригрозив "в случае чего" расстрелять прадеда и его "Машку" незамедлительно.
-Ну, а ночью, - заканчивала подробную историю Полина Петровна, - прадед саданул чекиста по голове кочергой, припрятанной под плащом, засунул ее ему под кожанку, чтобы не всплыл и сбросил в Волхов.
-Занимательная история и кровавая, - сказал Коля. - Значит, до позавчерашнего дня историческая ценность находилась в вашей семье.
-Да. - Морозкина удивленно вскинула глаза. - Откуда вы знаете, что до позавчерашнего?
-На вашем лице еще не утихла буря возмущения и гнева, - ответил Мигрень. - Почему же вы не обратились в полицию, а пришли ко мне?
-Видите ли.., - замялась дама. - Я бы не хотела связываться с государством. Все же уникальная реликвия...
-Боитесь, конфискуют? - это уже подала голос Людочка.
-Нет. О полиции ходит много нехороших разговоров, мол, сливают информацию бандитам, да и сами...ну вы понимаете. Я бы не хотела, чтобы о реликвии узнали преступники, моя жизнь мне дорога.
-Спасибо, что доверяете нам, - сказал Коля официальным тоном.
-Мне о вас рассказала соседка, Галина. Вы быстро нашли ее пропавшую детскую коляску.
Коля поморщился и краем глаза взглянул на меня. Вероятно, ему было неудобно передо мной, что он занимается такими дурацкими делами. Поэтому Мигрень тут же уточнил, чтобы подчеркнуть значимость прошлого дела:
-Ну да, только в коляске был ребенок и его хотели продать цыганам. А возможно и на органы.
Полина Петровна в ужасе всплеснула руками и тут же потребовала очередную порцию чая. Признаться и у меня в горле засвербило.
История с перстнем могла вылиться в интересное следствие. И я не выдержал.
-Скажите, - обратился я к даме. - А муж ваш был настоящим или...
Она гневно обернулась на меня:
-В каком смысле?
-Вы состояли в официальном браке или жили гражданским?
Я даже прижал уши, боясь реакции Коли - мол, чего лезешь. Но Мигрень и теперь промолчал, мне показалось, что он даже одобрил мой вопрос.
-В законном, конечно, - ответила Полина Петровна. - Уже как...э-э, десять лет женаты.
-Кто он по профессии, чем занимается? - Я почувствовал карт-бланш и продолжил "допрос".
-Ну...Юлик...Извините, Юлий Самуилович занимается гравировкой. Работает гравером в супермаркете, знаете, будочки там такие стоят. Подрабатывает еще на кладбищах, делает надписи на памятниках. А что? - Дама обвела всех по очереди, в том числе и меня укоризненным взглядом, хотя никто не выразил ни удивления, ни пренебрежения. - Дело очень прибыльное. И вообще, каждый зарабатывает как может.
-И когда вы видели своего благоверного в последний раз? - поинтересовалась сестра Коли.
-Позавчера утром. Поели вместе овсяной кашки, французских круассанов...
-А реликвию когда проверяли?
-Да в том-то и дело. Как только Юлик ушел на работу, я не знаю почему, открыла тайничок, где всегда лежал перстень и оказалось, что его там нет. Я стала звонить мужу, чтобы узнать, может он куда его положил. Но Юлик не отвечал. А вечером не вернулся домой.
Морозкина достала из черной сумочки большой шелковый платок, сначала в него высморкалась, потом протерла им взмокший лоб.
-День прождала, - продолжила она. - Ночь не спала. Совершенно. Обзвонила все больницы и морги. А утром уж к вам прибежала.
-После парикмахерской, - уколол Коля.
-Салона красоты, - уточнила Морозкина. -Ну... Женщине всегда хочется хорошо выглядеть. Найдите его.
-Кого? Мужа или перстень? - пошутила Людочка.
Но Полина Петровна шутку не восприняла и не оценила, серьезно ответила:
-Перстень, конечно. А лучше обоих. Хочу взглянуть в глаза этому негодяю.
Она расстегнула сумку, выложила на стол пачку купюр по пять тысяч:
-Вот, я ничего не пожалею, чтобы вернуть семейную реликвию...Иначе...Иначе предки мне не простят.
Снова всплакнув, Полина Петровна протянула секретарше пустую чашку. Та долила в нее остатки заварки и полуостывшего кипятка.
-Уберите, - строго сказал Коля, кивнув на банкноты. - Я принимаю деньги только после завершения расследования.
Вот поэтому у тебя даже на нормальные стулья средств нет, подумал я, и ютишься ты в собачьей норе. Но Мигрень тут же меня удивил. Дама уже протянула руку к пачке, чтобы убрать ее обратно в сумку, как Коля ее опередил. Ловким движением пальцев отмерил с четверть розовых купюр, остальные пододвинул Морозкиной.
-На транспортные расходы и предварительные оперативные действия, - пояснил он.
Полина Петровна кивнула, поднялась. Коля сказал, что вечером должен заглянуть к ней на квартиру, осмотреть "место происшествия". Дама продиктовала свой домашний адрес, допила остатки чая и, тяжело вздыхая, словно перетрудившаяся лошадь, удалилась.
Золотая рыбка
-Будешь присутствовать при...осмотре? - спросил меня Коля, когда дама с лилией удалилась.
Я, конечно, очень хотел, но на вторую половину дня был назначен дистанционный семинар по античной истории. Вела его профессор Кучковская Елизавета Павловна и она очень нетерпимо относилась к прогульщикам. Писала на них докладные в деканат. А там расправа была короткой... Студенты боялись ее как огня и между собой называли "ведьмой" или "нежитью". Одевалась она во все черное, а в ее желтом, сухом лице с загнутым носом, действительно было что-то ведьмино. Однажды, студент Куликов, чтобы не испытывать длительный мандраж, решил первым пойти сдавать ей экзамен. Зашел в аудиторию плотно зашторенную черными, тяжелыми шторами - Кучковская к тому же не выносила солнечный свет - и не увидев ее в темноте, так как историчка сидела в углу, в сердцах воскликнул: "И где эта чертова нежить?!" Елизавета Павловна выползла из темноты и спокойно так сказала: "Я здесь, молодой человек. Может, я и нежить, но вам здесь больше не жить..." Вот такой каламбур получился. Но самое удивительное то, что студенту она разрешила сдавать экзамен. Он со страху лепетал бог знает что, но получил в результате "отлично". Это при том, что когда ее не удовлетворяли ответы, она могла спокойно выкинуть зачетку в окно или воскликнуть: "Господа, в МГУ завелся идиот!"
Словом, прогуливать Кучковскую мне не хотелось, поэтому я сказал Мигреню, что к сожалению вечером у меня важный семинар.
Он хмыкнул и пожал плечами:
-Дело ваше, сударь. Но учтите, зачет пересдать можно, а дважды увидеть мою ювелирную работу в одном и том же месте нельзя.
Я в душе ухмыльнулся: ну надо же какое самомнение. Конечно, Слава именно так и описывал его следственную деятельность, как ювелирную. Но я же сам журналист и знаю, что даже в документальном произведении правды ( или истины, как кому нравится) не больше трети, остальное субъективный вымысел автора. Проще говоря, не соврешь, красиво не расскажешь.
Тем не менее, Коля назвал мне адрес Морозкиной и время - 17.00.
Какова же была моя радость, когда добравшись своего домашнего компьютера, я получил сообщение, что по техническим причинам семинар по истории античности переносится на завтра.
Запихнув в рот несколько бутербродов с сухим хлебом и заветренной колбасой, я сел на метро и в половине пятого был на Соколе. Как я и ожидал, "дама с лилией" проживала в "генеральском доме" сталинской постройки. Он располагался чуть в стороне от Ленинградского шоссе и имел уютный зеленый дворик. Несмотря на осень, было тепло, светило мягкое закатное солнце. В песочнице напротив третьего, нужного мне подъезда, в песочнице играли дети. Их мамаши в сторонке курили и, судя по их лицам, обменивались сплетнями.
Без пяти минут пять во двор въехало такси с высоким ирокезом. Из него вылез Мигрень, помог выбраться из "рено" своей сестре. И зачем он ее прихватил? - удивился я. - Летопись что ль вести его "ювелирной работы"?
Я резко поднялся с лавочки, подошел к Коле, не зная что сказать. Он окинул меня своим тягучим, липким взглядом и, кажется, ничуть не удивился.
-Ну чего встал? - Коля по-свойски подпихнул меня локтем. - Идем, Полина Петровна заждалась.
Пятикомнатная квартира Морозкиной походила на дворец или филиал музея изобразительных искусств. По стенам гостиной, куда пригласила Полина Петровна, висели картины различных современных и "прошлых", классических мастеров. Видно, "Юлик" неплохо на "кладбИщах" зарабатывал. Даже очень неплохо. По углам стояли бронзовые и гипсовые статуэтки греческих богов и богинь. Вот, кажется, Гефест, бог огня, а это Артемида, дочь Зевса, покровительница охотников. Уроки Кучковской не прошли для меня даром. На зеркальном столе из светлого дерева, возвышалась, расписанная птицами и зверушками, фарфоровая ваза. Из нее торчали кончики красных, искусственных, лилий, как я понял, любимых цветов Полины Петровны. У широкого, ромбовидного окна стоял огромный аквариум, в котором плавали экзотические рыбки.
Морозкина подошла к одной из картин, протянула к ней руку и тоном профессионального экскурсовода, начала рассказывать:
- "Осенние листья", одна из наиболее известных работ английского художника-прерафаэлита Джона Эверетта Милле. Написана в 1856 году, выставлялась в Лондонской академии художеств.
- А как же тогда..., - раскрыл я от удивления рот, но она поспешила меня перебить:
-Копия, разумеется, но уникальная. Ее сделал сам Милле. А это подлинная работа Кристиана Рихтера, - она указала на портрет какого-то усатого дядьки с непонятным чертежом в руках... - Рихтер служил придворным живописцем при дворе герцогов Саксен-Веймарских. Картина была вывезена из Германии после...ну вы понимаете.
-Понимаем, - сказал Мигрень. - Ему явно было не до живописи. Он водил носом, словно тот самый Тоби, пытавшийся найти спрятанную вещь. Подошел к одному углу гостиной, потом к другому. Попросил показать остальные комнаты. Они представляли собой две спальни, рабочий кабинет Юлия Самуиловича и комнату, где хранились коробки из под бытовой техники, швабры, пылесосы, обогреватели. У передней стены стоял небольшой диван, обитый серым плюшем.
-У вас есть домработница? - поинтересовался Коля.
-Была несколько лет назад. Но я ее уволила. Представляете, однажды в наше отсутствие, привела сюда мужика. Я застала их случайно, в этой...кладовке, вернувшись раньше времени с массажа колен. Артрит, знаете ли.
Морозкина приподняла платье и оголила коленку в складках жира. Еще бы, подумал я, такой вес выдерживать, никакой массаж не поможет.
-Ах, да, - встрепенулась Полина Петровна, - вам ведь нужно показать тайничок, где хранился перстень.
-Не надо! - крикнул Коля, напугав не только хозяйку, но и меня. - Я сам. Я все найду сам.
-Как угодно, - пожала плечами Морозкина.
Мигрень взглянул на меня и я понял, что он хочет продемонстрировать именно мне "ювелирный талант" сыщика. Ноздри его носа то расширялись, то сужались, глаза превратились в щелочки и прощупывали "местность" словно рентгеном. Он шаг за шагом двигался по комнатам и не найдя для себя ничего интересного в спальнях и кабинете "Юлика", вернулся в гостиную. Остановился возле аквариума. Он был разделен на две ровные половины. В одной плавали разноцветные рыбки с пестрыми хвостами и плавниками, в другой находилась одна большая золотая рыбка.
Полина Петровна вновь взяла на себя роль экскурсовода.
-Правая сторона - Юлика. Он любит амазонских обитателей и редких представителей подводного мира. Это Китайский городовой, вон тот, что что притаился на дне- жемчужный скатик. А огненный красавиц ни кто иной, как Красный дракон- Арована. Самые редкие экземпляры могут стоить до ста тысяч долларов.
-Сколько? - воскликнула сестра Коли, которая все это время рассматривала напольные скульптуры богов. Особенно ей приглянулась Артемида с козленком. Видно, она мечтала видеть себя именно такой.
-Но Юлику повезло, он купил дракончика всего за 150 тысяч.
-Да, действительно повезло, - ухмыльнулась Людочка. - А почему во второй половине аквариума всего одна рыбка?
-Это Оранда из семейства золотых рыбок, - с гордостью ответила Полина Петровна. - Мой талисман. Отличается от стальных золотых рыбок наростом -шапочкой на голове. Видите? Ее еще называют Красной шапочкой. Какая приятная мордашка. А какой шикарный хвост, словно из огненных перьев.
Я с удивлением заметил, что Полина Петровна очень похожа на эту Оранду. Ну да, каждый любит то, что сродни ему.
Коля ухмыльнулся и попытался обхватить аквариум руками, словно собирался его поднять. Но размаха его рук не хватило. Тогда он начал ощупывать "домашний океанариум" со всех сторон. Его внимание привлекли термометры, выступавшие наполовину из воды, как с одной стороны, так и с другой.
-Значит, левая часть аквариума Юлия Самуилович, правая ваша, - уточнил Коля. - Я правильно понимаю?
-Так получилось, - улыбнулась Морозкина. - На вкус и цвет, как известно...
-Да, известно, - пробормотал Мигрень.
Мне не терпелось увидеть, когда он начнет демонстрировать свой талант. А то ходит с загадочным видом, как лейтенант Коломбо. Кстати, я только теперь заметил, что его один глаз тоже слегка косит.
Коля взялся за один градусник, потом за другой. Повертел их вокруг своей оси.
-Когда между супругами нет доверия, - пробормотал он, но не закончил фразы, спросил: - А почему на одном термометре, вашем, температура воды 23 градуса, а Юлика аж 44? Ну разве может в аквариуме быть такая температура?
И сам же себе ответил:
-Нет, не может. Сломан? Ха, с рыбками за 200 тысяч целковых не шутят, их берегут как зеницу ока.
-За 150, - поправила Морозкина. В ее взгляде чувствовалось напряжение.
Я сначала не понял почему Мигрень задал эти вопросы, но из ответов Морозкиной я понял, что он попал в точку. Сама хозяйка тоже растерялась:
-Вы... догадались.
-Не так уж было сложно, - ответил Коля. - Супруг ваш, видно, спешил, выставил свою температуру на градуснике и когда забрал перстень, не сбросил ее. А ваша...
Он вынул из лунки термометр Морозкиной, установил на нем маленьким рычажком сбоку какую-то температуру, вернул его на место.
В широком дне аквариума щелкнуло и из него в сторону окна выдвинулся ящик.
Моему изумлению не было предела. Ладно Мигрень сообразил, где находится тайник и как он открывается, но как он установил нужную температуру на градуснике Морозкиной?
Полина Петровна тоже была крайне удивлена. На ее лице даже появились розовые пятна.
-Невероятно, - выдавила она из себя.
Коля махнул рукой:
-Пустяки. Перед тем как ехать сюда, я пробил по базе ваши с супругом данные. Ему 44 года, вам...Не буду оглашать сии цифры в присутствии публики.
-Я даже не подозревала, - пробормотала Морозкина, - что Юлик выставлял температуру на своем ключе, термометр ключом называется, по такому же принципу, что и я. Непонятно.
Людочка оторвалась, наконец, от греческих богов ( казалось, все происходящее ее совсем не касалось), подошла к аквариуму, постучала по нему пальцем, напугав экзотических рыбок.
-А мне непонятно, - сказала она, - как можно жить с человеком, которому абсолютно не доверяешь, когда приходится от него что-то прятать.
Полина Петровна выдержала паузу, потом ответила:
-Знаете, есть такое слово прагматизм. Он и управляет, в основном людьми, здравомыслящими людьми. Любовь, влечение быстро проходят. Через определенное время супружеской жизни, вторая половина просто превращается в мебель, интерьер. Это в лучшем случае. И тут возникает вопрос: а что дальше, жить с этим надоевшим человеком или искать другого? И тогда вступает в силу его величество прагматизм, расчет по-простому. Юлик очень хорошо зарабатывал, вы это видите по произведениям искусства...
-Музей на выезде, - вставила Людочка. - Скажите, почему вы говорите о нем в прошедшем времени - зарабатывал...
-С языка сорвалось, - ответила Морозкина.
-У вас есть версии, почему Юлий Самуилович взял семейную реликвию? - продолжала задавать вопросы сестра Коли и я вдруг понял, что она вовсе не напрасно занимает место в его агентстве. - Может, был игроком, там, в преферанс любил перекинуться, в покер, шары покатать в американку, в рулетку на зеро, образно говоря, поставить или посещал брокерские конторы.
-Нет, - решительно, без раздумий ответила Морозкина. - Да и когда ему было пустяками заниматься? Юлик днем и ночью что-то гравировал, точил. Однажды домой даже надгробную плиту припер, ну я его, конечно, вместе с ней выгнала.
-Да? - вскинул брови Коля. - А в его кабинете я не увидел ничего связанного с гравировкой: ни инструментов, ни табличек... Я однажды для своего пса гравировку на ошейник заказывал. Красиво получилось. Подох пес несколько лет назад, умный был, как Тоби.
Для чего Мигрень рассказал про своего пса? Видно, такой прием, решил я, чтобы отвлечь человека от главной темы разговора и он не стал придумывать как выкрутиться. Но Полину Петровну это не сбило с толку.
-Вот после того случая с плитой, он и перестал брать на дом заказы, все свои инструменты хранил на работе.
-В магазине или на кладбище? - Людочка уселась на кривоногий, ореховый стул в гамбсовском стиле и с облегчением выдохнула. Долго находиться на ногах ей явно было трудно. - Кстати, на каком погосте он промышлял?
Хоть и относилась Полина Петровна к своему мужу, мягко говоря, с прохладцей ("черт бы с ним, что пропал, он перстень унес"), на этот раз она обиделась за него. Или сделала вид, что обиделась:
-Что значит, "промышлял"? Честно и качественно выполнял свою работу. На Митинском.
Я тоже решил внести свою лепту в "допрос".
-Что-нибудь еще находилось в подводном схроне? - спросил я.
-Журналист Феликс Бабочкин, - представил меня Коля и по его тону было непонятно, то ли это означало - "что с него взять" или все же он признал меня, как своего помощника.
-Только прессы нам еще не хватало, - возмутилась Полина Петровна. - Мы так с вами не договаривались.
-Мы с вами вообще пока ни о чем не договаривались, - парировал Коля. - А Бабочкин хоть и журналист, правда еще начинающий, но мой соратник. Без моего ведома ничего такого не напишет.
Мигрень подчеркнул слово "такого". Но вообще, мне стало крайне неприятно, что он обозначил меня как "ручного писаку". Мое лицо, вероятно, стало пунцовым от внутреннего возмущения, но Коля увидев это, решил меня "подсластить":
-А вообще, Бабочкин очень профессиональный и главное разумный журналист, он сам прекрасно понимает за какую грань переходить нельзя.
Я облегченно вздохнул, что, кажется, заметили все. Коля назвал меня соратником.
-Нет, больше в тайничке ничего не было, - все же ответила на мой вопрос Морозкина.
Она подошла к аквариуму и запустила руку в схрон. Ее круглое лицо вытянулось Банановой дыней. Она выудила из тайника сложенный в четверо лист бумаги.
Коля моментально выхватил его, отодвинулся от хозяйки, развернул лист.