Буква за буквой иероглифы появлялись на бумаге, умелая кисть мастера выводила их с точностью, и, казалось бы, не человеческой красотой. Движенье кисти: вперед, поворот, изгиб, резкий порыв назад - кисть взлетает над листом и быстро погружается в чернильницу, окрашиваясь еще более алым оттенком, что словно влюбленный человек не терпелив, и стремиться к бумаге как к любимой женщине, коснуться ее, впитаться в нее... Тонкое белое кимоно этого каллиграфа не несло на себе не одного пятнышка, еще бы ведь оное было бы доказательством его не компетенции. Кому нужен каллиграф вместо бумаги пачкающий одежду? Правильно, не кому, либо ты мастер и работаешь, либо ты ученик и совершенствуешь свое мастерство, варианта только два. Так уж повелось, традиция. Поэтому мастер, на лбу которого уже проступили капельки пота, выписывал очередной иероглиф, доводя его до той стадии, что человеческая раса привыкла именовать совершенством. Он не мог позволить себе ошибки, ведь он - мастер каллиграф. Поэтому в этих замысловатых завитках, черточках, в этих самых выведенных алой, словно кровь мастера, краской иероглифах была заключена вся его жизнь. Не важно, какой текст он писал, будь то тоскливое сказание кого-то из поэтов, что рассказывает нам о безответной любви, или же приказ одного из мелких чиновников, что станет законом для жителей нескольких деревень, не важно. В этих алых узорах была заключена душа автора, в каждом по отдельности и во всех сразу. Она была во всем, что он вырисовывал своей ловкой рукой и старенькой кистью. Дух истинный и безмерный, вот что заставляло эти слова жить. Подобно мастеру меча, хранящему душу в своем мече, мастер хранил свою душу в иероглифах. И если меч, что духом война был, врагов разил удачней, то слова написанные мастером просто становились Истиной. Законом для всех живущих. Поэтому услуги подобных мастеров в Империи* ценились особо. Им ради исполнения своей просьбы приносили в дар многое: и деньги, и юных, не порочных еще, за что особо и ценящихся, дев, и землю с сотнями рабов, твердыни замков, жизни людей... Ради услуг каллиграфов жертвовали многим. Вот и сейчас ради слов, что появлялись на бумаги, мастер получил в подарок кусок земли на день пробега** лучшего из его рабов, замок из черного камня отстроенный тысячу лет назад и заполненный антиквариатом, естественно тоже подаренным. И все ради одного свитка. Всего с одним словом. Словом, значение, которого было одним из первых и важнейших в мирозданье, со словом: ЖИЗНЬ. Именно его сейчас выписывал мастер. И понимал, что любой его коллега за такую цену обозвал бы его дураком, ибо продавать одно из сложнейших и сильнейших слов за такой бесценок мог лишь глупец. Стоило положить свиток с этим словом на грудь умершему не менее двух дней ранее и жизнь вновь заструиться по его жилам, щеки зарозовеют, а глаза откроются, сознанье его будет ясным и четким. Или можно было спрятать свиток, по доспех, выходя в битву и стать неуязвимым для мечей и пуль, и множества чар. Носи такой с собой, и проживешь не менее четырех сотен лет, правда лучше тогда тебе купить еще и слово МОЛОДОСТЬ, иначе жизнь эта покажется хуже адовых страданий. Одни чернила для написания этого слова, требовавшие крови и пота сотни рабов ценились немногим дешевле. Но мастер писал. Ибо не мог не писать. Ведь даже сейчас в свои 53 он помнил молодость, он помнил, то на что был готов ради девушки, что любил, но потерял во мраке войны. Ведь именно из-за ее смерти он стал каллиграфом, поклявшись победить эту старуху Смерть, научившись даровать истинную ЖИЗНЬ и ЗДОРОВЬЕ. Именно из-за этой девы наш каллиграф некогда не писал, сколько бы денег ему не предлагали, и какие бы богатства не сулили, одно слово, слово- ЛЮБОВЬ. И именно из-за любви этого юноши к своей погибшей возлюбленной, он взялся за эту работу. Он знал, что дева, для которой писался сейчас свиток, всегда отвергала его клиента, но тот не сдавался и даже сейчас через день после ее смерти жертвовал всем своим достояние ради того, что бы эта девушка просто была жива. Не обязательно даже была с ним, просто чтобы видеть ее хотя бы изредка живую и по возможности счастливую. Ради этого он жертвовал всем своим достоянием. Конечно, родители девушки и прикажут ей, дабы сохранить честь семьи, признать новую жизнь приданным к свадьбе, но огонь любви в ее сердце они все ровно не разожгут. И он этот парень, что делал заказ нашему мастеру, прекрасно знал это, но все же жертвовал всем, что у него было ради нового вздоха своей возлюбленной. И именно поэтому наш каллиграф и взялся за этот заказ, он хотел вложить душу в те чувства, что испытывал парень. Он тоже хотел пожертвовать чем-то, пусть не ради этой умершей возлюбленной парня, а ради той, что потерял три десятка лет назад. И поэтому был новый и новый взмах кистью, поэтому с новой силой наливались иероглифы, поэтому он в очередной раз делал свою, совершенную работу. Таким был наш мастер каллиграф. Его кстати Содзе звали, просто Содзе. Через час он закончил свою работу. Она действительно была совершенной. Еще час он не покидал свой рабочий кабинет, не впускал туда никого, даже слуг. Содзе ждал, пока чернила высохнут. По правилам его искусства не чье дыхание, кроме дыхания Мастера не должно было коснуться выписанных букв. Когда иероглифы высохли, Содзе аккуратно скатал лист пергамента в трубочку и, повязав тонким шнурком алого цвета, медленно вышел в гостевую комнату, где его ждал юный заказчик. Мастер с поклоном вручил ему свиток, вручил часть своей души. Юноша рассыпался в ветвистых благодарностях, на что старик лишь слегка нелепо улыбался. Единственными словами, сорвавшимися с уст Содзе, было:
- Тебе стоит поспешить молодой господин, если ты действительно хочешь открыть этот свиток на груди у своей возлюбленной до заката второго и последнего дня. Пока душа, которую ты так жаждешь спасти, не ушла на перерождение и еще может вернуться в свое старое тело.
После этих слов Каллиграф поклонился и покинул гостиную, уходя в свои покои. Ему требовался отдых...
Через три дня Содзе пришло приглашение на свадьбу, что была намечена на ближайшую растущую луну. Родители вырванной из лап Смерти девушки, сочли ее спасителя героем, которому нельзя отказать. Каллиграф продиктовал одному из рабов свой вежливый отказ (не разменивать же свое искусство по пустякам) и пожелания счастья, он отправился в гости к своему старому приятелю, генералу Но, дабы утопить накатившую грусть в сливовом вине. Такой он был человек мастер каллиграф Содзе.
Примечания:
*Не имеется в виду какая-то из существовавших на Земле Империй. Действие рассказа происходит в совершенно другом, отличном от нашего мире.
**Человеку, приобретающему землю, отходит то количество оной, которое сможет оббежать он или его раз за отведенное время.