В этот день я ушёл с работы раньше обычного. Обычно по окончании рабочего дня я просматривал намеченный на сегодня план, отчёркивал то, что удалось выполнить, критически смотрел на то, что не сделано - или переносил на завтра, или вообще исключал из своего внимания. Набрасывал план на завтра, если в голове было что-то путное. Закрывал кобинет, проходил по цеху, отмечая то и это, и потом только шёл к проходной.
А в этот день я почему-то поднялся из-за стола одновременно со звонком и пошёл домой. Но ноги меня понесли не прямо домой, а к заводоуправлению, где напротив него пестрил небольшой базарчик, рынок то есть. Этот рынок зародился с малого: сидели 3-4 бабушки, продавали семечки и мелкие уральские яблочки. Иногда продавались грибы и ягоды из леса. Потом бабушек стало больше, для них сделали прилавки и скамейки. Потом поставили ларёк для сигорет, а потом появилось пиво.
А как уж появилось пиво, пришлось сделать здесь настоящую, хорошо оборудованную торговую точку: овощи, фрукты, мясо, рыба, колбасы, появились разные промтовары.
Водки не было - только пиво.
Вот к этому базарчику и несли меня ноги - пива захотелось невозможно как.
Но кое-кто из моих подопечных уже успел придти сюдо раньше меня - трое корифеев-рабочих высшей квалификации, которые,являясь рабочей элитой, нашли возможность удрать с работы минут на 20 раньше меня. Это были монтажники Банин и Крикота (которого все звали "Тра-та-та") и газоэлектросварщик Юрчук. Они уже держали по бутылке пива, а перед ними на свободном прилавке стояли ещё 3 бутылки. И я и они сделали вид, что друг друга не заметили - они повернулись ко мне спиной, а я, взяв, бутылку "Балтики", привалился плечом к голубому киоску и стал наслаждаться, вертя головой по сторонам.
"Ну и что, что эти охломоны смылись с работы раньше?! Что мне надо с них взять, я всегда возьму, а после сегодняшнего дня - вдвое.
Изредка я на них поглядывал.
Возле них стояла бродячая собака, очень породистая, но брошенная кем-то, выброшенная на улицу афганская овчарка. Во всей фигуре собаки видна была порода: рослая, с точёной головой, с мощными длинными лапами, с маленькими ушами и с независимым видом. Она была, как и все афганки, покрыта длинной шерстью с гривой на шее. И только хвост, как у всех афганок, мог бы смазать впечатление - не длинный, загнутый кверху крысиный хвостик.
Была глубокая осень, было сыро и мокро, собака промокла, шерсть её намокла и висела клочьями и космами - собака была тёмно-серая. А в лучшие времена, видимо, была с сиреневым оттенком.
Ссобака стояла скромно, посматривая на моих ребят, наверное, надеясь, что ей что-нибудь перепадёт с их стола. А у них на столе кроме пива был хлеб, селёдка, колбаса и лук.
"Слушай, а у них закусь как раз под водку - значит где-то добыли и до моего прихода успели с ней разобраться".
Собака ждала и дождалась.
Юрчук, этот широкомордый здоровенный амбал, отрезал кружёк "докторской" и поманил собаку - та нерешительно подступила. Юрчук протянул ей колбасу. Собака подступила ещё на шаг-два и уже хотела взять лакомство (по всему поведению собаки было видно, что она не схватила бы колбасу, а именно ВЗЯЛА бы её из руки дающего), но в это время Юрчук убрал руку. Собака переступила ногами и отвернулась.
- Ладно, на! - Юрчук снова протянул ей колбасу, она снова хотела взять, на амбал снова отдёрнул руку. Собака отошла. повернулась ко всему базару задом, села и стала смотреть на проезжающие мимо машины и трамваи.
- Обиделась. - костатировал Банин. - Слышь, Андрюха, а она ведь на тебя обиделась.
- Сейчас поглядим! - Юрчук подошёл к собаке и сунул ей колбасу прямо в нос - она отвернулась. Он стукнкл слегка собаку ломтем по морде - у той задрожала и поднялась верхняя губа обнажая длинные острые клыки и раздался низкий утробный рык.
- Не хочешь - чорт с тобой! - Юрчук бросил колбасу перед собакой - она не посмотрела на неё, постояла недолго и, выйдя с территории рынка ,легонько потрусила вдоль улицы.
Мужики выпили всё пиво, завернули остатки еды в газету (а я уже пил вторую бутылку) и ушли на стянку маршрутных такси.
Я пиво допил, посмотрел, кому бы отдать стеклотару, отдал подошедшей бабульке и вдруг услышал отчаянные крики со стороны маршруток. На стянке было смятение, бегали и суетились люди, все кричали и особенно выделялся смертельный леденящий душу визг. Я тоже бросился к остановке.
На мокрой заплёванной земле ничком лежал Юрчук, а в его затылок вгрызалась афганская овчарка. Юрчук орал овчарка яростно рычала.
- Бей её, тащи за ноги!! - Люди бестолково пытались схватить собаку, но она увернувшись от десятка рук, метнулась в сторону и снова бросилась на лежащего окровавленного человека, успев распороть клыками его лысую голову. Затем собака помчалась огромными скачками вдоль улицы и скрылась в каких-то дворах.
К Юрчуку страшно было подойти - ворот его серо-голубой куртки был разорван и залит кровью, вместо шеи было какое-то кровавое месиво, с лысой головы на глаза сбегала кровь. Юрчук был без сознания.
- Что же вы смотрите?! Скорую надо! - Закричала какая-то женщина. - Вот тебе и перестройка! Доперестраивались - собаки людей на улицах жрут.
Мы с Баниным и Крикотой стали поднимать Юрчука - было впечатление что голова его было отгрызана, она болталась из шеи текла кровь.
- Кровь остановите! Нате вам, попорбуйте этим! - Та же женщина сунула мне в руку полотенце. Я прижал полотенце к шее раненого, оно сразу стало намокать.
- Давайте в машину! - крикнул кто-то из шоферов. Мы втащили Юрчука в солон машины и положили на пол. Поехали. Ехать было 4 квартала. Когда подъехали, из подъезда уже выбегали женщины в белом с носилками...
- И откуда она паскуда выскочила! - разводил руками Крикота.
Юрчук получил инвалидность, но на работу через 3 месяца пришёл. Его посадили в инструменталке, чтобы не пугал людей своими шрамами и трясущейся головой.