Нина была наша соседка. Вернее она была дочерью наших соседей. А соседями нашими была большая семья Диевых. Сам Ахмет Диев работал зав. cкладом колхоза. Это был небольшого росточка, да ещё согнувшийся старичёк, весь сморщенный, крючконосый, без единой седой волосинки, с пронзительным взглядом маленьких быстрых глаз. Походкой своей он напоминал торопящегося куда-то таракана. Я так и не знаю имени его жены. Это была высокая, очень красивая женщина с некоторыми признаками возрастного увядания. Стройность её тела угадывалась даже под балахонистыми черкесскими одеждами. Я редко видел её: как-то мало она бывала во дворе и в огороде, который через забор граничил с нашим огородом.
Во дворе и в огороде вечно копошилась свора девочек самых разных возрастов. Их было восемь сестёр, и все они были красавицы. Даже трёхлетняя девчурка выказывала все данные будущей красавицы. Нина была старшая. Она училась в Ставропольском педагогическом институте, а домой, в аул Хабез, приезжала на летние и зимние каникулы.
В то лето я тоже приехал на каникулы после третьего курса. Красота Нины была какая-то сногсшибательная, жестокая, удушливая. Это не была милая, красивенькая девочка... Чёрная волна волос, черные брови, чёрные глаза, чёрные ресницы, смуглая кожа, яркие красиво очерченные губы, нос ровненький,ноздри так и хочется назвать трепетными. Высокий рост, стремительная походка, властный взгляд.
Мне не очень-то хотелось бы общаться с такой красотищей, но мы жили в непосредственной близости, так-что само собой стали здороваться друг с другом через забор, кивали друг другу головами. Она возбуждала во мне некоторое любопытство. В клуб по вечерам она не ходила. Я ходил в клуб только когда было кино, а её и в кино не было. Иногда Нина выходила со двора с вёдрами на коромысле и направлялась вниз по улице к реке. Она шла по воду.
Минут через 20 она шла обратно с полными вёдрами. Я тоже ходил по воду, но без коромысла, нёс вёдра просто так, в руках. Таким образом мы с ней несколько раз встречались и опять же кивали головами в знак приветствия.
Однажды моя сестра Галя, которая жила и работала агрономом в ауле Зеюко,а у нас изредка бывала, говорит мне:
- А Нина пошла по воду.
При этом Галя посмотрела на меня поощрительно.Я бы и не пошёл на речку, зная что там Нина, но Галя смотрела не только поощрительно, но и насмешливо. Я взял вёдра, вылил из них воду, которой было ещё достаточно, и пошёл на речку.
Сверху с обрыва я увидел Нину. Она была в соломенной шляпе, сидела на корточках и мыла в речке вёдра. По извилистой тропинке я спустился вниз. Подошёл к Нине и поздоровался. Она вспорхнула на меня ресницами и тихонько ответила. Я присел рядом и начал пересыпать словесную шелуху: что, где, когда, почему, с какой стати, до каких пор ... В общем, всё, что положено говорить при первом знакомстве, я говорил. Нина отвечала односложно, отчуждённо, продолжая драить песком сверкающие вёдра. Я как-то иссяк, подзамолчал, и вдруг Нина сказала:
- Уйди!
- Что? - не понял я.
- Уйди отсюда!
- Куда?
- Уйди совсем! Быстро!
Я одурел и никуда не уходил.
- Почему? - спросил я.
- Оглянись! Посмотри наверх!
Я оглянулся. На гребне обрыва стояли старухи - черкешенки, пять или шесть, и смотрели на нас.
- Ну и что?
- Уйди быстро!
Я встал, взял вёдра и пошёл вдоль берега, изредка оглядываясь на Нину и старушечий караул. Нина набрала воды, подняла коромысло с вёдрами и легонько пошла по тропинке в гору. Я посидел немного на траве, набрал воды и тоже пошёл домой. Когда я взобрался наверх, старух там уже не было, передо мной была
ровная, идущая в гору,
улица.
Мы продолжали с Ниной здороваться, даже поговорили раза два через забор. Однажды Нина в сопровождении двух сестёр (которые тоже были очень красивые) пришла в кино. Они сидели где-то в стороне от меня, а после кино мы пошли домой вчетвером. Сёстры шли быстро и всё быстрее и быстрее, почти бежали. Я отстал.
Однажды отец, глядя внимательно на меня через очки, в присутствии мамы сказал:
- Ты того... Не увлекайся, лишнее это.
Бабушка вспылила. Она всегда пылила.
- Ну и что? Что такого? Дело молодое! Пускай! Нинка
только с виду страшна, а девка душевная. Я ей петрушку давала.
Мы с Ниной постепенно уже улыбались друг другу, и вдруг она говорит:
- Приходи на остров, вон там за кустами есть поляна, там я купаюсь и загораю. Приходи в 2 часа.
После обеда я отправился на свидание. Чувствовал себя как-то тревожно. Не было чувства сладостного ожидания,чего-то таинственного, нетронутого.
Я перебрался через ближайший рукав нашей речки Малый Зеленчук, потом ещё через один поменьше и оказался на острове. Река, разбиваясь на рукава, образовывала таких островов множество. Основное русло, полноводное и бурное, было дальше за островом, под обрывом. Шум воды слышался на острове достаточно явственно. Видимо остров был часто посещаем, т.к. прямо от берега вглубь за кусты уходила хорошо видная тропинка. Я по ней и пошёл. Немного я прошёл, кусты расступились, и я оказался на небольшой поляне. Полянка была травяная, на траве лежало розовое одеяло, а на одеяле, опершись на локоть, лежала Нина. Она широко и по доброму улыбалась, смотрела очень даже обыкновенно. Она стала милой и хорошей, а вся её красота казалась лишней. Я впервые услышал её голос, не сдержанный внутренним напряжением. Голос был низкий и какой-то клокочущий, он соответствовал её прекрасной внешности, но у миленькой девушки голос должен был бы быть другим. Нина продолжала меня поражать всё сильнее.
- Слушай - сказала она - ты меня боишься?
- Ты вообще не трус ли? Ты не смущайся. Это я так, для знакомства. Ты не трус? Трусы ведь тоже люди.
Я ошалел от такой прямолинейности.
- Я Кубань переплывал! - не найдя ничего более умного, пробормотал я
Нина захохотала весело и заливисто.
- Кубань переплывают все живущие рядом ребятишки. Хотя я в Кубани никогда не купалась Вот только в Зеленчуке, в Волге, в Чёрном море... А в Кубани - нет! Купаться пойдём?
Разумеется я согласился, хотя до этого на главном русле Зеленчука я не купался. Да ничего и нет особенного. Я много купался в Кубани, в Тереке, в Урупе. Обычные горные реки, и Зеленчук такая-же.
Завязав волосы белой косынкой, Нина вошла в воду, я за ней. Вода была тоже обычная, холодная, но не ледяная, как в Бадукских озёрах, где я тоже купался. Нина была уже по пояс в воде. Она легко подпрыгивала на камнях, и с каждым толчком её сносило глубже и глубже. Вот она оказалась в воде почти по грудь, легко оттолкнулась и поплыла "в размашку", как плавают мальчишки. Таким же порядком поплыл и я. Нина была почти на самой стремнине, которая бурно неслась под скалами противоположного берега. Она помахала рукой в воздухе, то ли приветствуя меня из центра стихии, то ли предупреждая о чём-то. Видимо, усомнившись в моей храбрости, она не хотела, чтобы я плыл под скалой. Но я поплыл. Во-первых это было нисколько не страшно и даже интересно, во-вторых в этом и есть смысл купания в горной реке - стремительно пронестись по гребням бурунов главного течения. А доказывать Нине свою храбрость я не собирался, её мнение обо мне на этот счёт меня ни грамма не волновало. Я наблюдал за белой косынкой и,когда Нина стала сворачивать к левому пологому и мелководному берегу, стал тоже сворачивать. Меня пронесло течением дальше того места, где вышла Нина, и я оказался на самом конце острова.
Мы шли почти рядом, Нина чуть впереди. Я обратил внимание, что её матово-белая кожа чуть-чуть порозовела и стала она какая-то неземная, мраморная, сверкающая. Косынку она сняла, чуть подмокшие волосы рассыпались по плечам.Иногда, слегка оборачиваясь, Нина посматривала на меня, чему-то про себя улыбаясь.
- А ты ничего ... не трус. И не утонул!
Я снова ей втолковывал, что я Кубань переплывал, а она снова весело смеялась.
Как-то исподволь незаметно я почувствовал, что она нормальный человек, говорит об обычных вещах, остроумна, но не выпендривается, и стало мне легко и хорошо. Я уже собирался пригласить её на завтра куда-нибудь прогуляться, - ну хотя бы на башню Адиюх, которая виднелась на обрыве противоположного берега. Эта башня была построена ещё аланами в начале нашего тысячелетия и являлась местной туристической достопримечательностью. Произнести необходимые слова я не успел. Кусты со стороны главного русла шевельнулись, и на поляне появился амбал.
Да,это был настоящий верзила: высокий, явно выше меня (а я был ростом 185см), широкоплечий, на широкой голой груди ни единой волосинки, непомерной длины руки выдавали их непомерную силу. Он был в мокрых чёрных штанах, босиком. Его волосы и тело были мокрые - вероятно он переплыл реку с той стороны. Давно не бритое лицо было хмурым. Амбал встал шагах в пяти от нашего одеяла и что-то сказал по черкесски.
- Мой двоюродный брат - шепнула Нина, и что-то ответила ему на своём языке.
Амбал стал что-то негромко говорить, поглядывая на меня. Нина что-то отвечала, опустив глаза. Видимо речь шла обо мне. Амбал повысил тон, Нина тоже повысила голос. Амбал уже говорил громко, жестикулируя, указывая рукой в сторону аула. Нина подняла на него глаза ,полные холодного бешенства, голос её не был нежно клокочущим, в нём звенела сталь. Амбал уже почти кричал, он сделал какое-то почти неуловимое движение в мою сторону, но в это мгновение Нина,как пружина, взвилась с одеяла и бросилась на него, вытянув вперёд руки с крашеными ногтями. От её визга волосы на моей голове зашевелились. Нина впилась ногтями в дицо и в шею амбала, зубы её были оскалены. Она рвала ногтями его лицо, шею,грудь, колотила коленями в жирот. Амбал отбросил её, Нина полетела через всю поляну и упала на спину, но она мгновенно вскочила и вновь бросилась на своего родственника. Он снова не успел защититься, на этот раз она его сбила с ног, оказалась сверху и колотила кулаками по его лицу. Я увидел, что в одной руке у Нины был камень. Как-то он попался ей под руку, и она зажала его в кулаке. Дело было худо, но амбал всё-таки схватил Нину за руки, и она , сидя на нём верхом, чувствуя , что силы её покидают, взвыла в бессильной ярости, подняв лицо с закрытыми глазами к небу. Она не сдалась, вой был низкий и угрожающий. Амбал не выпуская рук Нины, вывернулся из-под неё, встал и не сильно толкнул её. Нина отшатнулась и опустилась на одеяло. На амбала было страшно смотреть: из разбитого носа кровь стекала на шею и грудь, один глаз заплыл, стал как слива, из царапин на лбу, щеках, шее сочилась кровь, но он не потерял достоинства и самообладания. Он заговорил громко но почти спокойно. Слышала ли его Нина, я не знаю. Она лежала на боку,подогнув ноги,уткнувшись лицом в своё розовое одеяло. Руки она распластала ладонями вниз, на руках, кроме крашеных ногтей, краснели полосы амбаловой крови.
Амбал ушёл. Я не знал, куда себя деть. Я был потрясён и уничтожен. Я никогда ни до ни после не встречал в людях такого вулкана чувств.
Я опустился перед лежащей Ниной на колени и силился что-то говорить.
- Уйди! - глухо проговорила она.
- Уходи совсем! - голос её окреп.
Я ушёл. Через несколько дней я уехал в Ростов, т.к. каникулы мои закончились.
Работая после института в Казахстане, я получил от родителей известие, что Нину элементарно украли. Она вела урок в классе, была ранняя осень,класс был на первом этаже,окно было раскрыто.Один похититель, войдя в класс, вытолкал Нину в окно, а второй снаружи вытащил её за руки, плечи и волосы. Затем они затолкали её в машину и уехали. Видимо третий похититель был за рулём. Дело было в тёплый солнечный день. Нина кричала так, что слышали даже за рекой.