В доме отставного 30-летнего ротмистра Капустина Виталия Андреевича гуляли его сослуживцы, офицеры драгунского 243-го полка. Офицеры приехали в гости на 2-3 дня поздравить Виталия Андреевича с Днём Ангела и хорошенько отдохнуть. Уже успели порыбачить, пофехтовать, попариться в бане, которую Виталий Андреевич сделал себе на "благородный" манер: с окнами, с предбанником и с огромной кадкой, в которой была ледяная вода. Вода охлаждалась колотым льдом, который Виталий Андреевич запасал с зимы. Каждый вечер офицеры кутили с вином, с картами и без карт.
Вот уж пять лет,как Виталий Андреевич вышел в отставку из-за нелепой дуэли с пехотным капитаном, которого толком и не знал и которого он неосторожно застрелил, попав ему между бровей. Он и раньше так же управлялся с разными оппонентами, но то было на Кавказе, на войне, так сказать. Многое там списывалось. А этот казус с капитаном случился, когда полк стоял на отдыхе в губернском городе. Да и капитан оказался чьим-то важным родственником.
Пришлось выйти в отставку
Виталий Андреевич уехал в деревню, в свою Кирилловку, где вырос среди полей и лесов на берегу привольной Оки.
По приезде в деревню Виталий Андреевич вскоре похоронил обоих родителей и въелся в хозяйство. Хозяйство было не просто большое, оно было огромное: три больших села, 12 тысяч деятин полей и пастбищ, 6 тысяч десятин леса и 1500 душ народу.
Управлял этим хозяйством замечательный управляющий Тихон Зверев, но он был уже стар, шёл ему 7-й десяток, он жаловался на недомогания и просил уволить его от дел. Виталий Андреевич обещал освободить его, как только подберёт подходяшего человека.
Такого человека Виталий Андреевич скоро подобрал, это был сын его деньщика Трофима Ломакина, с которым он прибыл из полка в деревню. Трофима пришлось не только освобождать от службы, но и выкупать его и его семью у его помещика со Смоленщины. Трофим привёз в Кириллово семью - жену Домну Сергеевну и 18-летнего сына Фёдора. Фёдор был крупный, тяжёлый, молчаливый и очень сильный парень. Он закончил приходскую школу и прочёл много книг, которые брал у своего учителя и тамошнего священника.
Виталий Андреевич сразу подметил ум и начитанность парня и поставил его в помощники к Звереву. Тот немного поортачился, но тоже быстро понял, что Фёдор это клад, который редко кому удаётся раскопать. В возрасте 20 лет Фёдор стал управляющим у Виталия Андреевича.
Сначала Виталий Андреевич, который уже отлично знал своё хозяйство, контролировал Фёдора, потом только советовался, а потом положился на него полностью.
Фёдор построил себе флигелёк, разместил в нём контору и посадил девчёнку, чтобы бумаги были написаны чисто и хорошим почерком.
А Трофим так и остался деньщиком своего ротмистра - одевал, обувал, кормил, поил и ежедневно требовал, чтобы барин тренировался в стрельбе и в фехтовании. По утрам они сначала скакали вёрст10-15 на конях, затем бросали друг другу здоровенные камни, потом Виталий Андреевич плавал в реке, а Трофим, покуривая, наблюдал за ним с берега, потом была стрельба из пистолетов и ружей и фехтование. Трофим фехтовал прекрасно не только на казацких шашках, турецких и офицерских саблях, но и на "благородном" оружии - на шпагах. Виталий Андреевич делал по 300-400 выпадов за утро, рубил саблей камыш на берегу, прибрежную лозу, ветки деревьев и прибрежный песок. Они отрабатывали точность, быстроту и силу сабельного удара. Для этого Трофим подбрасывал крупные картофелины, чтобы Виталий Андреевич кистевым ударом их разрубывал. В шпажном бою Трофим исповедовал уколы в нижнюю часть туловища и в ногу с захватом оружия и оппозицией. Он рассуждал так:
- Если Вы, ваше благородие, не шибко на своего противника рассердились, кольните его в ногу и хватит с него, а если убить охота, то пожалте в живот его... обязательно потом помрёт.
Бывшие сослуживцы были очень признательны Виталию Андреевичу за его гостеприимство. Последний кутёж был особенно громкий: пили очень много - шампанское и венгерское. Прислуживал Трофим.
В следующий заход вместо Трофима в залу вошли три румяные девки - одна несла на подносе поросёнка с хреном, а две другие несли по две бутылки в каждой руке.Гульба пошла до потолка. Девки выпили, раскраснелись, визжали, хохотали, поминутно то та то другая исчезали со своими кавалерами и возвращались пунцово-красные и растрёпанные. К утру все угомонились.
Виталий Анлреевич проснулся с больной головой, не стал звать Трофима, налил себе бокал венгерского, выпил, накинул халат и вышел в залу. Здесь был уже полный порядок, чистота. Виталий Андреевич заглянул в гостевую - здесь храпели два усатых его товарища, третий спал наверху. Эти двое спали в одиночку, девок с ними не было, видимо побежали спать к себе в людскую - это, значит, Трофим распорядился. Виталий Андреевич прошёл корридорами и лестницами и вошёл в кухню. Эдесь в это раннее время была только повариха Наталья. Она повернула к барину полное , улыбчивое лицо и низко поклонилась. Виталий Андреевич подошёл к Наталье вплотную и взял за мягкие сильные плече. В глазах Натальи мелькнул испуг.
- Ничего, ничего..... - пробормотнул барин, поворачивая женщину к себе спиной. Он нажал рукой ей на спину возле шеи, заставляя наклониться. Наталья оперлась обеими руками о ларь с мукой и слегка охнула, когда Виталий Андреевич быстрым движением поднял ей юбки - оголился большой матово-розовый зад. Отбросив полы халата барин прильнул к женщине сзади и, ритмично раскачиваясь, стал гладить её большую грудь и бока.
- Аль моложе никого не нашёл, ведь перестарок я для тебя..... Бога ты не боишься, Виталий Андреевич.
Наталья вытирала слёзы, глаза её блестели, а губы счастливо улыбались.
Гости уехали, в доме стало тихо и пусто.
Виталий Андреевич вышел во двор, постоял возле английской клумбы, пнул ногой подвернувшегося курёнка и потихоньку побрёл вдоль аллеи , которая выходила к реке. За ним шёл Трофим, неся в однрй руке ведро картошки, а вдругой две лёгкие пехотные сабли.
- Не будем сегодня тренироваться, Трофим. Настроения нет.
- Это с перепою, ваше благородие. Перепивать-то не след.
- Ты вот что, Трофим,распорядись, чтобы Наталья из кухни в комнаты перешла. Горничной будет.
Трофим согласно кивнул головой (такое ему было позволено), но не сдержал лёгкой ухмылки.
- Ты не скалься! В зубы дам! Обнаглел!?
Трофим ушёл.
В комнатах сразу стало видно заботливую женскую руку: покрывало на кровати переменили на розовое, вместо бутылки с вином на столе стоял пузатый графин с тем же вином, появилось блюдо с фруктами и коробка конфет, вместо тяжёлых штор появились светлые почти прозрачные занавеси, цветы стояли в вазах, комнаты проветривались, пахло теперь не копчёной колбасой, а яблоками и лимоном.
Одеждой Виталия Андреевича заведовал по-прежнему Трофим, но вдруг рядом с кроватью появились мягкие шлёпанцы, а вместо простых офицерских сапог с железными набойками Трофим однажды подал кавказские сапоги. На удивлённый взгляд Виталия Андреевича Трофим пробурчал, отводя глаза:
- Наталья велела.....
Была видна заботливая женская рука, но не было видно самой Натальи. Она ни разу не попалась на глаза Виталию Андреевичу. Но однажды они встретились на лестнице лицом к лицу. Наталья отпрянула назад, как будто её ударили, она схватилась за перила и отвернулась.
- Здравствуй, Наташа.
- Доброго здоровья, барин....
- Не зови меня барином, говори просто Виталий Андреевич.
- Хорошо....
- Почему не видно тебя нигде, почему не заходишь? Ты что, боишся меня?
- Нет....
- Ты не бойся... Приходи... Сегодня вечером...
- Ладно....
Неталья пришла. Она приходила ежндневно, то есть кажду. ночь. Каждую ночь она жгла его своим горячим, пылающим телом. Она похудела, осунулась с лица, под глазами появились едва заметные тёмные круги, она похорошела и стала буквально красивой..
- Ты любишь меня?
- А как же? Как Вас не любить? Вы не злой, добрый, к людям человечный. Школу построили, больницу. Оброком людей не убиваете. Как же Вас не любить?
- Так ты любишь меня за то, что я школу построил?
- И мужик Вы хороший, ласковый. Не всякой бабе такой-то мужик попадается. Это уж мне повезло, не знаю за что. Неужто Бог всё это дал мне, чтобы потом назад отнять!
- А не целуешь меня почему?
- Не ровня я Вам.... Боязно.... нельзя мне. Пропаду я тогда.
Но однажды после бурно проведённой ночи, рано утром Наталья села на кровати и залилась слезами.
- Что такое, Наташа? Что случилось? - Виталий Андреевич пытался заглянуть ей в лицо.
- Отпусти ты меня, Виталий Андреевич. Ведь говорила же я, что пропаду, вот и пропала. Полюбила я тебя безобразно. Душно мне и голова кругом идёт. Ведь мне сорок скоро. Стыд-то какой! На детей своих глядеть не могу, из рук всё валится. Люди уж смеются. Отпусти ты меня ради Христа куда-нибудь, хоть в город оброк нарабатывать, хоть продай другому хозяину. Жить я тут больше не должна. Освободиться мне надо от любви этой проклятой.
Скоро она уехала с детьми в город и стала служить в одной из овощных лавок, которые держал в городе Виталий Андреевич. Управлял этими лавками (их было 6) Осип Бевзяк, крепрстной из Авдотьина, который жил в городе уже 20 лет. Там он женился на городской, там же овдовел и жил в своём доме с детьми и кухаркой. Были в его ведении продавцы, возчики и другие оброчные - всего душ 7о. Он вовремя и честно делал отчёт, денег не воровал, людей держал крепко, сам не пил, а пьниц вышибал назад в деревню: "Пущай с вами там барин разбирается. Он вам холку-то намылит"
Бевзяк снял для Натальи домик на окраине города, привёз дрова, выкопал колодец прямо на огороде, и Наталья уехала, заколотив крест-накрест окна своей избы.
Тоска прихватила Виталия Андреевича за горло жёсткой, корявой лапой. Начал пить, но быстро бросил, видя каждый раз угрюмый, почти злобный взгляд Трофима. А потом - вино от тоски не освобождало, а усугубляло.
Влез в хозяйство.
Посоветовавшись с Фёдором, купил у соседа водяную мельницу, отремонтировал мост через протоку, за которой начинались его заливные луга, где паслись два его стада и все три его деревни косили сено на всю зиму. Скоту хватало сена, коням -овса, лошади его крестьян ходили справные, удои у коров были самые большие во всей округе.
Пересчитали с Фёдором наличность и всё, что было в бумагах, взяли в банке кредит, наняли инженера и строителей и приступили к строительству маслозавода. Сами имели огромные излишки молока и надеялись, что соседи будут молоко поставлять. Жёсткая, корявая лапа тоски, помяв его изрядно, стала отпускать и почти отпустила после того, как Виталий Андреевич в одной из своих поездок в город зашёл в овощную лавку к Наталье.
Что ж он раньше-то не замечал, какая она красивая да ладная, Натадья-то!? И гордая она, и смотрит улыбчиво, но с какой-то холодинкой, останавливает взглядом своих серо-голубых глаз.
- Замуж хочу выходить, Виталий Андреевич. Вот с делами управимся, приедет Осип к Вам сватать меня. Вы уж не откажите. Хороший он мужик.
Новостью это для Виталия Андреевича не было, собственно он на это и расчитывал. Немного царапнула ревность, но он знал, что так будет Наталье хорошо. А он любил, когда людям было хорошо. Потому и не давил людей барщиной и оброк назначал посильный, ходил к крестьянам на свадьбы и на похороны. Люди его любили.
Но воров наказывал жестоко. После 20 ударов кнутом, которые наносил придурковатый пастух Коля-Круня,незадачливого воришку тащили прямиком в больницу, где фельдшер Степан Изотов (тоже из местных крепостных) мазал ему ободранную в кровь спину каким-то пахучим снадобьем и во все дни его лечения говорил, что воровать нехорошо. От того и воровство в хозяйстве Виталия Андреевича случалось редко.
В один из его приездов в город в гостиничный номер Виталия Андреевича постучали рано утром. В это время никто не должен был бы беспокоить жильца. Вошёл незнакомый лакей в ливрее , в белых гетрах и вручил Виталию Андреевичу письмо. Лакей не уходил и сказал, что ему велено принести ответ.
Виталий Андреевич был несказанно удивлён, когда увидел, что письмо было от губернатора, в нём было приглашение "для беседы вдвоём".
К назначенному времени Виталий Андреевич подъехал на извозчике к губегнаторскому присутствию, которое находилось в огромном здании нелепых очертаний и форм. Предъявив полиейскому и швейцару приглашение губернатора, Виталий Андреевич вошёл в мрачноватый, но хорошо освещённый зал и осмотрелся.. Видимо, эдесь происходили встречи и балы губернского значения, на которыхВиталий Андреевич ни разу не бывал.
Распахнулась двустворчатая дверь и вошёл губернатор Есин Сергей Зиновьевич. Он сделал пару шагов в сторону Виталия Андреевича и остановился, Виталий Андреевич подошёл.
- Вот он какой наш затворник, наша загадка и наша, тем не менее, гордость! Губернатор подал свою горячую, сухую и сильную руку. Виталий Андреевич щёлкнул по-военному каблуками и пожал руку губернатора.
- Что же Вы, батенька, пренебрегаете нашим губернским обществом? Только слухами про Вас пользуемся. Но слухи, знаете ли вещь опасная - правды в них ни на грош, зато они все исключительно отрицательного характера. Я-то лично для оценки человека не слухами пользуюсь, да и вообще не словами. Меня интересуют дела человека. Ну и вижу я , что дела Ваши дельные. Вы-то хоть знаете, что в губернский бюджет Вы больше всех отчисляете? Нет? Вас это не интересует? А я вот заинтересовался, что там за Капустин такой, что там у него за хозяйство. Давайте перейдём в мой кабинет.
- Так вот - всё я про вас знаю - и про хозяйство, и про дом, и про дуэли Ваши, и про то, что Вы до сих пор холостой. Здесь глаза губернатора озорно, по-молодому сверкнули, под усами пробежала лёгкая усмешка:
- Слухи, знаете ли , слухи.... Иной раз занятно бывает услышать. Так, для необязательного интереса. К стати, почему бы Вам не жениться? Экий молодец, ловкий, красивый, за геройство разжалованный. Право, присмотрите себе партию среди наших, а то и из столичных красавиц, и будет Ваша жизнь полнее, чем у всех. И слухи заткнутся. Вот смотрите - Ваше хозяйствование никак на наше российское не похоже. Урожаи у Вас богаче, удои выше, жеребцы на губернских бегах первые, доходы на крестьянское подворье непомерно велики. Я обращаю Ваше внимание - непомерно. Нехорошо мужика баловать и соседей дразнить. А правда, что Вы заставили мужиков бороды стричь?
- Не стричь, а подстригать до приличных размеров.
- И слушаются?
- С Божьей помощью.
- И цырюльника для этой работы держите? Чем же Вы, позвольте спросить, ему платите? Оклад положили? Ну это, друг Вы мой, вообще не по-нашему. Где Вы набрались всего этого не нашего?
- Да у нас же, в России.
- Это где же?
- После Кавказа стоял наш полк в Финляндии на границе со Швецией. В Швецию постоянна ездили, мои друзья там есть. Вот в тех краях я и увидел, что живут дюди по-другому. Переписку веду.
- А на каком языке, смею спросить?
- По-французски, по-немецки, ну и по шведски - смотря кому пишу.
- А что - и ещё языки знаете?
- Польский и чеченский.
- Да Вы , батенька, молодец, полиглот Вы наш! Господи! А чеченский-то Вам зачем?
- Сам пристал.
- Значит так - специально звать Вас на наши губернские сборища, Вы уж увольте меня, я не буду, но и Ваше отсутствие сочту за неуважение. За сим давайте простимся. Дела у меня. Приятно было уидеться с Вами.
Они снова обменялись рукопожатием.
Пролетели весна и лето, осень позолотила поля и рощи, скрипели арбы и телеги, перевозя в закрома овёс для продажи, клевер для скота, фрукты для переработки в вино и в варенье. Фрукты и овощи складывали в холодные хранилища, чтобы выбросить в продажу потом, когда цена настоящая будет. Прудовую рыбу патрошили, присаливали и складывали в ледники, где в любую летнюю жару было морозно. Там она могла находиться год и более. Рыба тоже шла в продажу.
Готовились к свадьбам.
Один только Виталий Андреевич Капустин был холостой более, чем всегда. После замужества Натальи он окончательно забыл думать о ней, а если и вспоминал, то по-доброму, как о сестре своей. Всё-таки не было у него любви к Наталье. И слава Богу!
Теперь более, чем всегда они с Трофимом занимались физическими упражнениями и фехтованием. Трофим усовершенствовал сабли и шпаги. Шпаги он прокалил в кузнице и отпустил в масле. Теперь шпага могла сгибаться почти в колесо, но не была хлёсткой и, конечно же, не ломалась. То же самое Трофим проделал с саблями, но кроме этого он зазубрил одну треть клинка, начиная от острия в виде очень мелкой пилы и выточил до бритвенной остроты. Остальные же две трети клинка он наоборот затупил и сгладил. Теперь при защитах и батманах сабля не зубрилась и меньше была подвержена излому, зато картофелины теперь разрубались чисто , сразу и беззвучно. В связи с тем, что рубящая часть клинка переместилась на её конец, все движения фехтовальщика делались более узкими и быстрыми. Но к этому надо было ещё привыкнуть.
Коней загоняли в мыло, швыряли через спину пудовые камни, плавали в ледяной воде, стреляли по мишеням и по воронам и до пота рубились учебными саблями.
Изредка, когда Виталий Андреевич сидел в бане росслабленный, распаренный и довольный, дверь открывалась, и на пороге появлялась робкая женская фигура. Это были либо вдовы, либо солдатки. Чтобы не обижать женщин Виталий Андреевич от них не отказывался.
И пришлось-таки Виталию Андреевичу надевать фрак, английский цылиндр, поправить у своего цырюльника Сашки причёску и усы, одевать должным образом Трофима и ехать за 40 вёрст в город на ассамблею, которую ни с того ни с сего назначило неугомонное губернское общество. Это общество вытаращило глаза на новичка. Есин самолично взял на себя труд представить Виталия Андреевича. Виталий Андреевич пожимал руки мужчинам, целовал руки их жёнам и дочерям, не особенно вслушиваясь в называемые титулы и имена. Встретились и знакомые лица: председатель местного банка Янушевич Казимир Платонович, двое соседей-помещиков с жёнами и дочерьми и к его радости некоторые полковые сослуживцы, часть из которых были в прошлый раз у него в гостях.
Офицеры пригласили его к столу, они выпили венгерского, мадеры, и разговор завязался. Говорили о России, о Бурбонах, о музыке, о Кавказе, о лошадях и о женщинах.
- Давайте, давайте, немедленно обзаводитесь дамой сердца - вон их сколько! Для Вас это не будет слишком трудно, все смотрят на Вас и желают Вас.
- Но на кухню, я так думаю, их так сразу не затащишь. - этот голос роздался откуда-то сзади. Виталий Андреевич обернулся - сзади стоял молодой пехотный поручик Новицкий. Он пьяно улыбался, встряхивал своей роскошной шевелюрой и пытался схватить Виталия Андреевича за пуговицу фрака.
- Да, да, это сказал я, можете не сомневаться. Что, бросите мне перчатку? Во-первых пожалуйста, а во-вторых Вы этим признаёте факт Ваших кухонных утех.
- Вы пьяны. А с пьяными, с больными, со слабыми и с идиотами я не дерусь. Милости прошу завтра утром. Секунданты обо всём договорятся. А сейчас уйдите вон, Вы не вписываетесь в обстановку.
Офицеры увели поручика.
Заиграли мазурку.
- На балу надо танцевать. - сказал Виталий Андреевич и пошёл приглашать дам. Он не пошёл далеко, а сразу же через два шага подошёл к Нэлли Степановне Янушевич, жене председателя банка.
- Прошу!
Они влились в ряды танцующих, как-то незаметно оказались в голове шеренги, шли легко и грациозно будто давно танцевали друг с другом. Нельзя сказать, что танцевалось Виталию Андреевичу легко и свободно - он с трудом вспоминал последовательность фигур и вёл свою даму слишком стремительно. Его танец скорее напоминал строевые упражнения, даму свою он поднимал и держал некоторые мгновения навесу. Нэлли Степановна смеялась несколько напряжённо, если не сказать нервно.
Мазурка кончилась.
- Вы отлично танцуете, должна Вам сказать, но думаю, что вальс Вы танцуете лучше.
Заиграли вальс. Они станцевали вальс, и Виталий Андреевич проводил свою даму на место. Подошедший официант прошептал Виталию Андреевичу -
- Его превосходительство приглашают Вас в свой кабинет.
- Зачем?
- Не могу знать, всех офицеров зовёт и Вас тоже.
В кабинете собрались все офицеры, которые были на балу. Губернатор встал изо стола и громко откашлялся. Присутствующие приготовились слушать.
- Господа! Это вам не Кавказ и не Финляндия. Прошу вас вести себя прилично. Никаких ссор и дуэлей. Я не допущу ничего подобного. Я немедленно доведу до сведения вашего полкового начальства о недопустимости никаких эксцессов.. Я прикажу арестовать обоих участников ссоры. Это что же - из-за случайного пьяного слова назначать дуэль? Не вздумайте, немедленно примиритесь. Где поручик Новицкий?
- Его увели, спит где-нибудь.
- Ладно, пусть спит. А Вам , батенька, Виталий Андреевич, настоятельно рекомендую немедленно уехать. Не надо гусей дразнить, и сами успокойтесь. Никто Вас за труса не сочтёт. Настоятельно прошу простить этого пьянчугу. Идите, господа. В случае ослушания все будут строго наказаны, а секунданты в особенности. Идите.
Все вышли. Виталий Андреевич подошёл к Нэлли Степановне и церемонно простился.
Дни текли буднично. Но будни эти не были скучны для Виталия Андреевича. Он был деятелен и полон энергии. За днями проходили годы.
Маслозавод был построен. Виталий Андреевич выписал галландца-маслодела, молодого рыжебородого мужика, который приехал в Кириллово со всей семьёй и жил во флигиле при маслозаводе. На заводе работали свои крестьяне и люди из других деревень. Все работали за денежное жалование. Завод давал хорший доход.
Виталий Андреевич открыл в городе два магазина и пошивочный цех. В одном магазине продавали одежду, посуду, мебель, женские принадлежности. Второй магазин был предназначен для хозяйственных товаров.
Виталий Андреевич держал уже четверых управляющих. Сам он работал в своей конторе. Попросил полицмейстера держать в его сёлах - Кириллово, Авдотьино и Рязаново наряды полиции для наблюдения за порядком.
Его снова пригласили к губернатору.
- Куда деньги собираетесь девать, дорогой Вы наш Виталий Андреевич?
- Деньги всегда место своё найдут.
- Что же, людям своим за все работы деньгами платите? И за поле, и за лес? Чудно, необычно. Не любят Вас за это. В школе французскому учите? Это что же, Ваши Акулины да Фёклы с коровами по-французски да по-английски будут обращаться? Крестьянам дома строите.
- Они сами себе строят.
- Ну да, ну да. Раз деньги есть, отчего же не строить? Яхту себе завели, библиотека при школе действует. Это как-то, знаете ли .... Настораживает.... Не принимает Вас общество. Не понимает. Вольтера начитались? Может быть всем людям своим вольную дадите? Это, брат, опасно. Не позволим! К стати, Вы так и не женаты?
- Нет.
- А надо бы. Задумывались?
- Да.
- Вот и со мной Вы неуважительно разговариваете.
- А, собственно, чем обязан я этой странной беседе?
- Вот что, любезный Виталий Андреевич, Скажу Вам напрямик - уезжайте! Мой Вам совет - уезжайте за границу и живите там по-европейски. А здесь Россия. Не ровен час глупость случиться может. Опять дуэль может случиться. Сколько Вам уже лет?
- Тридцать шесть.
- Золотой возраст! Быть бы Вам сейчас при Вашей хватке да при Вашем уме полковником, а через десяток лет и губернатором где-нибуди пристроились бы. Так нет же - он крестьянским ребятишкам сопли вытирает! Срам! Уезжайте, ради Бога, не вводите нас в грех!
- Жёстко Вы со мной.
- Да, жёстко. Страна наша Россия жёсткая. А не уедете - жёстко Вам здесь придётся.
- Угрожаете?
- Объясняю порядок вещей. Да вы и сами, как умный человек, понимать должны, что каждому овощу свой срок. Ну, за сим до свидания. Думайте, Виталий Андреевич, я Вам добра желаю.
Неожиданно приехала из города Наталья. Виталий Андреевич приехал с полей, соскочил с коня и увидел её, сидящую на скамье возле крыльца, где обычно ожидали посетители. Наталья встала, низко поклонилась.
- Меня ждёшь?
- Жду вот....
Не глядя на свои 44 года, Наталья выглядела молодо, была красива и ухожена. Одета была опрятно и скромно, смотрела с выжиданием, просительно.
- Хорошо, я сейчас. Переоденусь и заходи.
Виталий Андреевич вошёл в дом. Через 10 минут он вышел.
- Заходи. Содись. Что там у тебя.. Видно сильно я тебе потребовался, раз из города в будний день прикатила. На чём же ты добралась?
- Мы лошадей держим. Муж привёз.
- Говори, что надо.
-Не знаю, как Вас теперь и называть.То ли барин, то ли по имени-отчеству....
- Я уж давно для всех Виталий Андреевич. Ребятишки и те кричат: - Витал- Дрей, пошли на рыбалку! Говори.
- Дочка у меня растёт от первого мужа. Уже вырасла. Больно хорошая девка. Замуж не хочет. Учиться хочет. Как её не шпыняли в городе, всё вынесла - гимназию закончила, по-фрранцузски говорит. Просится в Петербург - страшно сказать. Мы с Осипом не бедные - можем выкупить девку на волю, если милость Ваша на то будет. Дайте ей вольную, Виталий Андреевич, все службы за Вас в церкви отстою, век Вас благодарить буду. Вы ведь человек не злой, хороший, сделайти милость для Оли моей. У неё и имя-то хорошее, городское. А уж, сколько положите, всё заплатим.
"Ну начинают сбываться предсказания губернатора. Это, говорит, опасно! Да, действительно, люди живут хорошо, многие при деньгах, будут проситься на волю. Опасно? А что тут опасного, если им так лучше? Они же не грабить собираются, а жить, как им хочется."
- Где твоя Ольга?
- В людской она, с отцом.
- Зови их.
- Сейчас я ....
Вошёл Осип Бевзяк, высокий, здоровенный мужик, одетый по-городскому, за ним совсем не робко, свободно вошла девушка. Она была копия - мать:сероглазая, с пшеничного цвета косой, в меру румяная, движения были мягкие, плавные, смотрела открыто, без робости. Поклонились - Осип поясным поклоном, а Ольга слегка склонилась в стане. Наталья гневно посмотрела на дочь.
- Проходите, садитесь.
- Да мы уж так. - сказал Осип и остался у двери. Ольга же прошла и села, но не в кресло, а на стул, что стоял у стены.
- А почему, собственно, в Петербург тебе потребовалось? Разве нельзя в городе учёбу продолжать?
- Можно бы, но я уж столько натерпелась - всё тычут мне, что я холопка, издёвки всякие .... Я бы и холопкой прожила, но учиться холопкой невозможно. Я на учительницу выучусь, хочу ребятишек учить, особенно истории, Пушкина читать, ботанику преподовать, ну и остальное.... Я наших буду ребят учить, из Авдотьина, Кириллова. Я приеду, когда выучусь. Вы дайте мне вольную, батюшка с матушкой заплатят. Христои Богом Вас прошу. Все говорят, что Вы хороший человек.
Она заплакала. Осип подошёл к ней, положил огромную свою ладонь ей на голову, погладил, успокаивая.
- А как в Петербурге жить-то будешь? Накладно это.
- Что ж, дадим для начала, кому следует, а там и учить будем. Выучим! - ответил Осип.
Посетители вышли.
"Будет губернатор недоволен, да и остальные тоже. Если бы кто другой вольную крепостному дал - мимо ушей, а мне всякое лыко будет в строку" - думалось Виталию Андреевичу.
"Да что я не хозяин, что ли? Не волен над своим народом? Кто мне в моём доме указ? Надо девку отпустить" "Заплатим" - говорят. Нужна была мне ваша плата!! Надо посылать Фёдора, пускай оформляет вольную.
А на дворе грянула масленница!
Зашипели блины на сковородках, предсмертным визгом завизжали свиньи и поросята, полетели на снег срубленные головы кур и гусей,из сундуков вынималась праздничная одежда, стряхивали нафталин, покупали обновки, девки и бабы румянилисьнапропалую, у Сашки-цирюльника образовалась очередь - мужики стриглись и брились, чтобы барина на праздник не прогневить, а у самого Сашки зазвенели во всех корманах медяки, так как в долг Сашка никого не стриг. А потом он уже и брить не успевал - бриться отправлял домой:
- Иди с Богом, дома поброешься.
Виталий Андреевич распорядился в каждом своём селе построить снеговую крепость. Крепости построили добрые, высокие с "палатями" для защитников и облили хорошенько склоны стен водой, чтобы осаждающие не вдруг вскарабкались наверх. Защищали крепость бабы и девки, а штурмовали, надо понимать, мужики.
В Кириллово крепость поставили в парке возле господской усадьбы. В субботу к усадьбе собрался принаряженный народ. Уже подвыпивших мужиков добавочно угощали господской чаркой. За чаркой лезли и мальчишки - им давали подзатыльники, а ветхим старикам наливали и говорили:
- Куда тебе, старый хрен, крепости брать? Зазря чарку спортишь.
По выстрелу Трофима начался штурм. Того, кто первым взберётся и спрыгнет внутрь крепости, ожидал приз - годовалый бычёк.
Мужики пёрли напролом, но скользили на льду и скопом катились обтатно.
Визг, гвалт!! Бабы азартно лупили мужиков чем ни попадя, попадоло и своим мужьям и братьям. Уляша, зазноба управляющего Фёдора, шваркнула его куском заледеневшего снега в левый глаз так, что тот оказался сразу в самом низу.
- Ну погоди, язва, женюсь - я тебе это припомню, я с тебя шерсти нарву!
Фёдор первым взобрался наверх и спрыгнул вниз на защитников. На него сразу навалились разноцветные полушубки, душегреи и платки. Чуть не задавили управляющего, а через минуту он попал в ласковые руки Уляши - она прикладывала самый мягкий снежок, какой нашла, к разбитой в кровь щеке любимого.
Годовалого бычка Фёдор свёл ближе к вечеру на Уляшин двор.
Назавтра, в воскресенье предстояло "ледовое побоище" - кулачные бои на льду Оки. Кирилловцы дрались с объединёнными силами авдотьинцев и рязановцев. По количеству силы были приблизительно равны. Уговор был такой: биться только голыми кулаками, медяки в ладони не вкладывать, двое одного не бьют, лежачего не бить, хватать и валить на лёд не разрешалось, сбитые с ног выбывали из боя. За порядком должны были следить те самые старикашки, которых не брали на штурм крепости. Старикам разрешалоси биться только со стариками, чтобы до собственной смерти дожить смогли.
Виталий Андреевич с Трофимом и Фёдором стояли в толпе зрителей на берегу, а на льду выстраивались шеренгами две ватаги "противников". В центре каждой ватаги стояли заказные бойцы, участвовавших и на губернских кулачках во время ежегодных ярморок. Поскольку вдвоём на одного нападать нельзя, то преимущество могло оказаться на стороне авдотьинцев и рязановцев, так как в их рядах кроме замечательных бойцов был молодой молотобоец Лёнька Мухин. Был он высок, плечист, лицо бритое, рубаха ярко-синяя. В рядах авдотьинцев был и Осип Бевзяк - они с Натальей приехали с детьми из города на воскресенье к тётке Осипа в Кириллово. У кирилловцев было много классных бойцов, но сравниться с Лёнькой и Осипом никто не мог. Кирилловцы решили тяжёлыми самоотверженными схватками измотать Осипа и Лёньку, а потом кому-нибудь с Божьей помощью удастся их побить.
Схватка закипела.
Сразу объединённые рязановцы с авдотьинцами попёрли кирилловцев. На острие их атаки были два богатыря - 50-летний Осип Бевзяк и 25-летний молотобоец Лёнька Мухин. Некоторое время фланги кирилловцев держались, но видя, что центр разгромлен кулаками этих двух богатырей, тоже стали отступать.
- Виталий Андреевич, а ведь так-то побьют нас. Обидно так-то.
- Ну иди, кто тебя держит? Фёдору-то уж надо было бы за своих постоять.
- А Вы?
- А у меня все свои, все мои, мне за всех стоять надо.
- Что, мы с Вами зря столько камней перекидали?
- Ну, ты иди, иди, чего языком-то молоть?
Трофим бросился в самую гущу схватки, сбил кого-то сног, увернулся от удара, снова кого-то сбил и угодил под Осипову кувалду.
- Нет, так дело не пойдёт - прогудел Фёдор. Он сбросил полушубок и оказался голый по пояс - оказывается он уже приготовился, и зря его барин упрекал в нерешительности. Фёдору было 26 лет, мускулатура его играла под атласной эластичной, чуть розоватой кожей. Сначала он схватился с обидчиком отца, с Осипом Бевзяком и разделался с ним быстро - дважды увернулся от его кувалд, потом дважды ударил - под дых и в голову. Осип рухнул, как срубленный дуб.. Его схватили свои старики и быстро вытащили из свалки. К ним уже бежала, что-то крича, простоволосая Наталья. Лёнька же Мухин так же быстро раобрался с Фёдором - поймал его на встречный удар, и Фёдор не устоял, опрокинулся на спину, сразу же вскочил, но по правилам бой был окончен.
- Трофим, давай!
Трофим, который уже отсморкал кровь из носа, вынул из кормана полушубка двухствольный пистолет и дважды выстрелил. Схватка, и так уже шедшая на убыль, прекратилась. Виталий Андреевич в полушубке вошёл в центр, приблизился к Лёньке Мухину.
- Мужики! -крикнул зычно, по-командирски. - Русский же я человек, Капустин моя фамилия. Как же стерпеть, если наших селян бьют?! Все мы и все вы - наши, свои, но я-то в этом селе проживаю - значит должен я за своё село постоять! А ты, парень, не гляди, что я барин твой, бей не жалей, и я тебя не пожалею.
Лёнька резко обернулся, глаза его недобро блеснули.
- Нече мне бояться. Подумаешь - барин! Здеся мы все ровные.
- Верно, верно - загудели мужики, почёсывая да поглаживая синяки да ссадины.
Виталий Андреевич сбросил полушубок, который сразу подхватили люди. Он был на голову ниже Лёньки, но тело его было сильное и гибкое, бицепсы были размером с малый арбуз. На ногах были надеты шипованные валенки, чтобы ноги не скользили.
- А и здоровенек наш барин-то! -восхитился кто-то.
- Супротив Лёньки не сдюжит.- ответили ему.
- Начали! - крикнул Трофим.
Виталий Андреевич легко двухшажным скоком подвинулся к Лёньке и дал ему пощёчину.
- Неправильно! - закричал какой-то старикан, блюститель порядка. - Нельзя леща давать! Только кулаком....
Лёнька от пощёчины взъярился и бросился на барина, размахивая кулачищами. Виталий Андреевич отпрыгнул, уклонился, защитился плечом, поймал лёнькин кулак в раскрытую ладонь, смягчая удар и,уклонившись ещё раз, несильно ударил правым кулаком по шее возле затылка, по-русски сказать - по загривку. Лёнька, промахнувшись кулаком, да получив оплеуху, пробежал по инерции 2-3 шага и грохнулся на лёд. Толпа охнула и облегчённо запыхтела, засвистела - уж больно не хотелось, чтобы бой был жёсткий и кровавый. А так - ну дал барин по шее, ну и что?!
_ Я ж говорил, ловок наш Виталий Андреевич до ужасности да и силён.Вот какие баре-то бывают. Такому не попадись! Да и девок не пропустит. А как же!? Мущинское дело.
Лёнька стоял растерянный и сердитый. Он никак не мог сообразить, как это он на льду-то оказался. Он уже был одет в армяк, возле него крутились авдотьинские парни.
- Фёдор, зови народ в усадьбу, угощай вином. Макайду выстави.
- Всех что ли, Виталий Андреевич?
- Всех.
- И баб что ли поить?
- И баб.
- Так ведь больше, чем полтыщи...!
- Всё равно.
- Ну. Мне что? Я могу.
Лицо у Фёдора от вчерашнего Уляшиного удара посинело, а от лёнькиного губы вспухли и кровоточили. Он выглядел обиженным, Трофим смотрел на сына с лёгкой усмешкой.
- Давай, Федя, раскручивай.
Праздник продолжался в господской усадьбе. Пьяных никого на снегу не оставили, уносили в людскую, в конюшню, в амбары, кирилловцы разбирали гостей по избам.
Масленницу отгуляли.
Через неделю неожиданно в Кириллово прискакала ковалькада офицеров и два экипажа с какими-то гражданскими. Всего гостей было около двух десятков человек. Среди офицеров были бывшие сослуживцы Виталия Андреевича, бывшие собутыльники, с которыми он воевал и кутил. Гражданские были все незнакомые.Виталий Андреевич был крайне удивлён, но положение хозяина обязывало быть гостеприимным.
- Трофим, зови господ в дом.
В залу вошли четверо. Виталий Андреевич удивился ещё более, увидев среди вошедших поручика Новицкого, с которым чуть было не встретился в дуэльных условиях в прошлом году на балу в губернском присутствии. Все вошедшие были официально одеты, при шпагах, в их руках были перчатки, фуражки они не сняли. Лица были строги и решительны.
- Прошу. Господа, что за церемонии, почему не вошли остальные?
- И мы бы никогда не вошли в Ваш дом, если бы не исключительные обстоятельства, заставившие нас сделать это. - произнёс штаб-ротмистр Ребров. Мы вынуждены требовать у Вас объяснения за поступки, не достойные звания офицера и дворянина. Вы опозорили дворянское звание своим беспрецидентным поведением, Вы пьянствуете с холпским быдлом, дерётесь с ними на кулаках, и общество не желает более видеть Вас в своих благородных рядах. От лица губернского двооянства прошу Вас объяснить своё поведение.
Кровь бросилась в лицо Виталия Андреевича, поползли мурашки по лицу, похолодели руки. Он знал, что это признаки бешенства, которое могло охватить его, если не взять себя в руки. Он подошёл вплотную к офицерам, встал против Реброва, сцепив за спиной руки и стиснув зубы.
- Господа, вы перешли границы розумного и дозволенного. Вы у меня в доме и требуете от меня объяснений за мою личную жизнь. Я думаю, что вы не сомневаетесь в моём конкретном представлении о чести российского дворянина. Иначе бы вы здесь не появились. Я бы мог сейчас скомандовать своим людям и вас бы всех выбросили из моей усадьбы на дорогу. Но этого не случится. А честь свою дворянскую и офицерскую я, разумеется, буду защищать.
- Я постараюсь. Через пять минут я буду готов, а сейчас прошу всех вон!!
- Мы хотели бы ... - начал Ребров.
- Все вон! Когда вы сюда входили со своими разговорами, вы должны были быть готовы к такому развитию событий. Все вон! Объясняться будем по-другому и не здесь.
Офицеры вышли.
- Трофим!
Трофим вошёл.
- Зови Фёдора. Всё, что есть - шпаги, сабли, пистолеты, всё оружие, какое есть, доставьте на берег. Мне - одеваться, мундир и сапоги.
Через минуту Капустин сбежал вниз по ступенькам, за ним вышел Трофим, неся охапку оружия, завёрнутого в плащ, а за ним шёл растерянный Фёдор, неся коробку с дуэльными пистолетами и четыре чехла с боевыми.
- За мной, господа - Виталий Андреевич прошёл мимо приехавших и , ни на кого не глядя, пошёл по аллее к реке. Приехавшие в большинстве своём не ожидали ничего подобного, были смущены и пошли за ним, вполголоса переговариваясь.
Вышли на берег Оки. Виталий Андреевич обернулся к Реброву:
- Видимо Вы определите весь порядок предстоящего, прошу - распоряжайтесь. Я к Вашим услугам. Ребров не успел ответить.
- Мерзавец и подлец! - закричал, почти завизжал поручик Новицкий. - Ты сейчас ответишь своей холопской кровью за собственное свинство. Я тебя вызываю, я поручик и дворянин Станислав Новицкий! Скотина деревенская! Он выхватил шпагу и размахивал ею, беснуясь.
Капустин снова обратился к Реброву:
- Я как лицо, вызванное на поединок, имею право на выбор оружия. Я выбираю и рекомендую своему противнику сделать то же. Господа, кто согласится быть моим секундантом?
- Никаких секундантов! - снова взвился Новицкий. - Становись, подлец! Уши я тебе отрублю и без секундантов.
- Видимо молодой человек недавно выпил лишнего. Так кто же мне будет помогать? Правила есть правила.
- Вашим секундантом буду я. - сказал штаб-ротмистр Ребров.
- И я! - из группы штатских вышел молодлй врач Синеглазов.
Трофим и Фёдор принесли оружие, положили на снег и развернули плащ. На плаще лежали дуэльные французские шпаги, русские боевые шпаги, пехотные и кавалерийские сабли и даже два турецких ятагана. Сюда же на плащ Фёдор положил пистолеты.
- Ты, Фёдор, иди в усадьбу, скажи людям, чтобы не психовали, наше дело, хоть и глупое, но господское. Иди.
Офицеры, понимающие толк в оружии, с восхищением смотрели на это смертоносное великолепие, лежащее на простеньком офицерском плаще. От него, от лежащего, исходила угроза, и гражданские поёживались, не решаясь подойти ближе.
- Выбирайте оружие. - скомандовал Ребров.
Виталий Андреевич взял лёгкую дуэльную саблю с зазубренным клинком с острым, как бритва, концом клинка.
- Дайте взглянуть. - Ребров взял саблю в руки. Осмотрел внимательно. Ну, это для обязательного убийства. Может быть возьмёте что-либо попроще?
- Нет, именно для убийства1 - снова втёрся Новицкий.