Было лето 1919 года. Какая-то отставшая казачья часть, выставив жиденький заслон, переправлялась через Дон. В заслоне было около взвода казаков с пулемётом.
Взвод Фёдора Шевчука первым вышел на заслон и залёг. Коней спрятали в балку. Атаковать и терять бойцов не хотелось. Лежали, постреливали.
- Где там Симка со своим "Максимом" ? - досадливо обернулся Фёдор.
- Туточки я, Фёдор Богданыч, - послышался молодой, почти девичий голос пулемётчика Серафима Анашкина, который, подползая, волок за собой станковый пулемёт.
- Второго номера моего, Сеньку, убило, вот я и приотстал. Ещё ленты там сзади, пошли кого-нибудь, Богданыч, пусть пиволокут.- Ты сначала с пулемётом разберись- учил взводный.
- Да, знаю, знаю.
Длинной очередью Серафим заставил замолчать казачий пулемёт.Сразу же убил и второго пулемётчика, который заменил убитого.. Стрельбы со стороны заслона не стало.
- Всё, сбили - Шевчук поднялся от земли на колени.
- А ну, хлопцы, по маленьку вперёд, на бережок, да поглялим, куда это казачишки наладились. К реке не ходи, с обрыва пуляй. Эй, помогите Симке с пулемётом.
Взвод высыпал на обрыв и увидел плывущих с конями вместе казаков заслона. Течение сносило коней. Красные стреляли на выбор, казаки тонули.
Серафим коротко та-такал из своего "Максима", и каждое та-такание уносило ещё одну казачью жизнь. С десяток казаков выбрались на противоположный берег, быстро сели на коней, которых на берегу было много без всадников, и намётом уходили в задонскую степь. Никак не мог переплыть ещё один. Он держался левой рукой сначала за гриву коня, потом за седло, а потом за хвост. Видимо он был ранен ,и силы его покидали.
- Ну-ко, пройдись по нём, Симка, - сказал Шевчук.
- Да ну его, пущай живёт.
- Ну нет, нечего ему жить! Ну-ко дай. - Взводный взял у рядом стоящего красноармейца карабин, вскинул и выстрелил.
Плывущий выпустил хвост коня, течением его перевернуло и понесло.
- А ведь он живой, - сказал Серафим. Богданыч, дозволь возьму я его, это ж офицер.
- Откуда ты знаешь?
- Погон я его видел.
- Да ладно, сам потонет.
- Жалко.
- А тех, что ты сегодня положил не жалко?
- И тех жалко!
- Ну, давай спасай, поглядим, что там за офицер.
Серафим, смахнув сапоги с портянками, сиганул с обрыва на песчаную отмель и бросился в воду. Сильными саженками он приближался к тонущему и всплывающему телу.
Через пять минут Симка уже вытаскивал пленника из воды. Да, это был офицер, он не был убит, он стонал и силился что-то сказать, вращая голубыми, с мелкими чёрными рябинками, глазами. По погонам было видно, что это сотник, к портупее была пристёгнута недлинная, слегка искривлённая, офицерская сабля, явно не казачьего типа. Револьверная кобура была расстёгнута и пуста. Был офицер небольшого роста, сильного и крепкого телосложения. Раненого подняли и понесли наверх.
- Вон как ты его, Богданыч, приголубил. Всю лопатку разворотил.
Пленник был дважды ранен в левую руку
- А ить он левша, - сказал кто-то из бойцов. - Шашка и наган наоборот привешены.
- Значит отвоевался, левая у него некудышная.
- Что ты с ним делать-то будешь? - спросил взводный Серафима. Помрёт он.
- Не помрёт. Лечить надо. В станицу его надо к фершалу.
- Может в госпиталь наш положим? - ехидно скривил губы взводный.
- Не, при мне будет. А в госпитале действительно помрёт.
Полковой фельдшер, изловчившись, выдернул застрявшую в кости левого плеча пулю, обработал рану самогоном за неимением иода и спирта, перевязал и устроил для руки люльку из куска холстины. Вторая рана была пустяковая, завязали и всё. Офицер был без сознания.
Звали пленного Дмитрий Лаврентьевич Соколов. Был он на 6 лет старше Серафима, т.е. было ему 26 лет. Две недели полк стоял в станице и эти две недели сотник Соколов лежал в горнице, с занавешанными от мух окнами, на мягкой кровати с периной и пуховыми подушками. Серафим смазал все двери, чтобы не скрипели, прогнал со двора собаку и зарезал петуха, чтобы шуму было меньше. Он сам кормил своего пленника, сам водил его на двор, сам приводил фельдшера для перевязки.
- Ну, ты, нянька, воевать-то собираешся? Ты ж и на построение перестал ходить - сетовал взводный
- Да здесь я, куда я теперь денусь?
Через две недели полк выступил, и в тачанке, вместе с Симкой Анашкиным, ехал пленный сотник Соколов. По совету Серафима пленный надел красноармейскую форму, только надеть будёновку наотрез отказался, и Симка достал ему кубанку с красным верхом.
Полк имел задание зачищать станицы, хутора и степи от отставших белых отрядов, которых было множество. Обычно полк занимал станицу, затем эскадроны, полуэскадроны и взводы обшаривали местные хутора, балки, лесочки, буераки и острова на реке. Обнаруженные белоказаки уничтожались, поэтому дрались они отчаянно и полк нёс потери.
Так само собой получалось, что стал Дмитрий Соколов помогать Серафиму в его пулемётном хозяйстве, где советом, а где и делом. Он предложил сделать прорезь в прицельной рамке более узкую и привесить полпуда на конец ствола для уменьшения тряски пулемёта во время стрельбы. Стрельба Симки, и так хорошая и добротная, стала особенно точной. Он наловчился давать в короткой очереди 3-4 выстрела, и точность его стрельбы была безукоризненной.
- А всё-таки дураки ваши командиры, - заявил как-то Дмитрий
- Это как - дураки? Почему дураки?
- Много теряют людей в сабельных рубках
- Ну это уж кто кого. Что тут придумать то можно?
- Каждого бойца с шашкой должен сзади страховать боец с наганом или с карабином.
- Так ведь лава вдвое короче будет!
- Так это же и хорошо! Вы ударите в лаву противника, как клином, и пока их лава соберётся к месту схватки, можно уже на каждого нашего рубаку по одному зарубленному иметь.А дальше и делать нечего.
- Слушай, Митрий, что ж это вы,белые, если такие умные, да всё отступаете, и вообще конец уже вам приходит.
- Много вас слишком. Против России не попрёшь!
Соколов помогал Серафиму содержать пулемёт в идеальном боевом состоянии, расположил коробки с патронами так, что они и под руками были и в тачанке просторнее стало. На стоянках Дмитрий много рубил и фехтовал правой рукой. Серафим отдал ему его офицерскую саблю, к которой сам относился весьма пренебрежительно. Но скоро он убедился, что сабля Дмитрия оружие смертельное. Однажды, будто в шутку, стали они рубиться на лужайке, где отдыхал взвод и варилась каша. Бойцы собрались посмотреть.
Дважды шашка Серафима вылетала из его руки и летела в сторону шагов на десять. А один раз Дмитрий обушком своей "невсамделишной" сабли стукнул Симку по будёновке. Одни зрители свистели от восхищения, другие отходили, бормоча ругательства.
У Серафима был свой конь, который бежал в поводу за тачанкой, а у Дмитрия коня не было, но ему добыли седло и сбрую, и это хозяйство лежало в тачанке.
- Так что, он и воевать за нас будет? - допытывался Шевчук у Симки.
- А как же? Погоди, рука у него поправится, будет моим заправским вторым номером.
- Так ведь офицер он белый!
- Да какой он белый! Он за Россию воевать будет!
- А ты-то, Серафим, за Россию или за Советскую власть?
- Я-то? Я за власть! Но это всё равно - и Россия и власть!
В хутор влетел разъезд на взмыленных конях.
- Богданыч, казаки! Сотни полторы!
- Где?!
- В трёх верстах! Подходят!
- Вас видали?
- Да кто их знает! Идут походным порядком.
- Седлать! Симка запрягай и за околицу! Будешь держать, пока все из хутора не уйдём, а там и ты уходи, если судьба подфартит!
Через пять минут красный боец Серафим Анашкин и пленный сотник Дмитрий Соколов снимали с тачанки и устанавливали рядом со скирдой соломы пулемёт за околицей хутора. Дорога, по которой подходили белые, просматривалась далеко. Пока она была пустая.
- Сима, дай наган, а то и застрелиться не из чего будет.
Серафим подал наган и горсть патронов.
Казаки подходили на рысях, видимо, не зная, что в хуторе красные.
- Счас мы их резанём! Долго чухаться будут.
- Погоди, стрелять будешь по моей команде, - проговорил Дмитрий, закладывая патроны в барабан нагана!
- А ты в меня не пальнёшь? - засомневался Симка.
- Дурак ты, Сима! Погоди, погоди. Давай!
Длинная очередь ворвалась в плотный строй казачьего отряда. В разные стороны поскакали лошади без всадников, казаки, поднимая коней на дыбы, поворачивали назад, пули сбивали их одного за другим. Пулемёт бил без остановки, казаки уходили, кто по дороге, кто в степь.
- Ну, что? Уходим? - Серафим вытер пот со лба.
- Пожалуй, да. В атаку они не пойдут, хотя и поняли, что здесь у нас только пулемёт, и нет больше никого. Людей терять не захотят. Они нас из винтовок побъют, а мы им урона особого не нанесём. Так что, давай сматываться.
Они быстро вбросили пулемёт в тачанку, которая стояла за скирдой, развернули лошадей и карьером вылетели на дорогу.
- К мосту?
- Далеко, восемь вёрст. Кони не выдержат.
- Выдержат. На то они и кони!
Намётом пролетели вёрст пять. Перешли на шаг. Оглядывались. Никого. Версты через две увидели идущий навстречу разъезд, всадников пятнадцать.
- Кто? Наши?
- Может быть и ваши. Давай к пулемёту, а я - на вожжи.
Поменялись.
Разъезд оказался красный и даже из своего взвода с взводным Шевчуком.
- А я знал, что вы уйдёте, - радостно говорил взводный. Шибко вы ребята отчаянные. Поехали к командиру.
- К какому командиру? - спросил Симка.
- К командиру полка. Тут за мостом в хуторе первый эскадрон, так командир полка при нём.
Командир полка, здоровенный усатый дядька, встал с крыла тачанки и выслушал рапорт Симки, который что-то лепетал своим детским голоском.
- Молодцы! А это что за фрукт? Что-то очень уж по- белогвардейски он честь отдаёт.
- Я не фрукт! Я сотник восемнадцатого казачьего полка Соколов. Временно в плену.
- Слыхал. Временно? К своим переметнёшся? Всё надеешся? Лицо командира полка налилось краской гнева. - Как он служит, взводный?
- Исправно служит, товарищ командир полка. Вояка хороший, сколько раз выручал. - Шевчук правдиво таращил глаза.
- Все они хорошие вояки, только и жди от них ...
Командир полка круто повернулся и пошёл к тачанке. Шевчук шёл рялом.
- Хорошо отбились ребята, - говорил командир полка. - Наградить надо.
- И энтого? Офицера?
- И энтого. Энтому отдайте хромовыу сапоги, что мои ребята где-то добыли. Он что казак?
- Так точно, казак, товарищ командир полка, станицы Аксайской.
- Бравый парень. Ну, пусть воюет. Иш ты,- временно он в плену!
Так прошли Деникина, прошли Врангеля в Крыму и взялись за поляков.
Друзья воевали при пулемёте, а в случае надобности Серафим вскакивал на своего верхового коня, для Дмитрия выпрягали пристяжную, которую он наловчился седлать одной рукой, левая рука его почти не действовала, едва сгибалась в локте и немного шевелились пальцы.
Бойцы взвода говорили:
- Симка до ста лет воевать будет, его офицер пасёт так, что мухи над ним не летают.
Серафим иной раз бурчал:
- Ну ты уж совсем... Я так и шашкой-то владеть отвыкну. Только замахнусь, а ты уже тах-тах.
В полку, да и во всей Первой Конной внедрилась практика рубиться напару со стрелком.
Сабельные схватки были постоянно за красными.
В одной из атак рухнул конь под Серафимом, придавил ногу горячим влажным боком. Дмитрий помог выбраться другу из-под коня, но тот не мог встать на ногу, нога была сломана выше колена. Атака была поляками отбита, но Дмитрий не оставил друга на поле. Симка с помощью Дмитрия взобрался на коня, которого поймали тут-же в бою, и они, нахлёстывая лошадей, ускакали со всем эскадроном, атака которого была глупой, неподготовленной и потому безуспешной. Во время обратной скачки в третий раз Дмитрий был ранен в левую руку.
- Всё, хлопцы, отвоевались! Отправляю вас в госпиталь. А там, видно, будет и войне конец. Всё бы ладно, да вот у Дмитрия документы никуда не годятся. Офицер, сотник. С такими документами только к стенке могут прислонить. Надо что-то думать.
И ком.полка придумал.
" Сей документ дан бойцу Дмитрию Соколову, который, хоть и был офицером, но за Советскую власть воевал с душой, три раза раненный, ему в награду сапоги хромовые дадены, в гражданке может быть полезным, как человек грамотный, учителем или ещё где.