В городе Бердянске, что на Азовском море, на улице Смоленской стоял огромный дом . В доме проживала семья кожевенного мастера со староеврейской фамилией Варавва. Сам Варавва Михаил Рувимович был владельцем неболшой кожевенной мастерской, которая была где-то на окраине города. Он скупал кожи забитого скота у селян со всей округи, выделывал их и продавал куда-то дальше. С ним работали его сыновья, их было шестеро. Самого младщего звали Игнат, и он был самый непослушный из всех сыновей: в мастерской он работать не хотел, уходил с шальными рыбаками в море и не появлялся неделями дома, потом стал работать на механическом заводе слесарем, а потом токарем, потом связался с какими-то "марксистами" и стал критиковать отца за то, что он эксплоотатор и "кровопийца",а все братья дураки и "холуи". Потом куда-то пропал, и говорили люди, что живёт он где-то то ли в Мариуполе то ли в Екатеринодаре, работает в порту и что женился он на русской. А та русская из богатой семьи, но тоже шалопутная - работала в порту резалкой. А резалки - что про них и говорить: нанимал их хозяин кого посимпатичней, чтобы попользоваться пару раз да и выгнать вон , чтобы глаза жене не мозолила. Но с Марией Синенко вышло по-другому: не далась она прасолу ни с первого раза, ни с другого, а потом привела своего Игната к прасолу в кабинет, да Игнат вынул из-за пояса топор с лакированной рукояткой - тем дело и кончилось. А потом и вовсе ушла Мария от такого хозяина. Были они оба, Игнат и Мария, "голодранцы", Игнат на заводе получку каждую неделю имел, а Мария наловчилась на чужих баркасах в море выходить, бычков ловить, а потом на базаре продавать занедорого, чтобы на хлеб да на борщ хватало. Жили в хибарке на самом берегу. Рыбаки местные их знали и иной раз отваливали из своего улова этим "голодоанцам" на прокорм, а Мария борщ на всех варила. Вызнал Лаврентий Синенко, где его любимая дочь обосновалась и заявился под вечер на берег, поставил Игнату бутылку, ( а Игнат был совсем непьющий), прговорили они весь вечер. Переночевали, а через месяц переселились Игнат с Мармей в новую исправную хату - купил Лаврентий Синенко хату для дочери, а та ещё через месяц одарила отца внуком Андреем - чёрненький, как уголь, да крючконосый пацан получился. "Жидёнок" - так звал своего внука Лаврентий Синенко. А потом две девочки родились: Антонина, которую дома все звали просто Нина и напоследок Лиза. И всё бы хорошо было, но арестовали Игната вместе с его "марксистами" и в тюрьму посадили, а из тюрьмы - прямо на фронт - война тогда с германцами началась. Исправно воевал Игнат Варавва, хоть и еврей был чистопородный - два "георгия" заслужил и лычки фельдфебеля. А когда воевать кончили, вернулся в свой Мариуполь, но..... чистейшим большевиком. Отец и тесть его за большевизм не ругали, а сам Игнат со своей роднёй не сканлалил, а Мария не верила ни большевикам, ни меньшевикам - она верила только своему Игнату. Вскоре выдвинули Игната в первый Совет города Мариуполя и должность какую-то дали. А он всё равно наравне с рыбаками в море выходил каждую неделю, Мария солила и сушила рыбу и торговала - тем и жила семья. И снова беда - началась Гражданская война. Надел Игнат "комиссорскую" кожаную куртку, привесил сбоку маузер в деревянной колодке и давай воевать: сначала с Деникиным, потом с Врангелем, а напоследок с Махно. Командовал он красным отрядом, состоявшим из рабочих, рыбаков и матросов. Люди Игната любили за храбрость и честность. Но не обошла пуля красного командира, ударила в грудь, дёгкое пробила, а насквозь не прошла, где-то в спине застряла. Нашёлся расторопный и неглупый доктор, которвй вырезал пулю из спины. Но стал после этого Игнат кашлять и громко говорить не мог. Всех врагов Советской Власти победили, но не сиделось большевикам спокойно и стали они колхозы создавать. Для этого из городов посылали на село самых деловых коммунистов и назвали их "тридцатитвысячниками". Из Мариуполя послали двоих: боевого и отчаянного матроса Нестора Роговика и Игната Варавву. Нестор был холостой, а у Игната семья - мал-мата-меньше. Прибыли они в прибрежное село Денисовку, а рядом был крохотный городишко Ногайск и болгарское село Бановка. Остановился Игнат с семьёй у деда Патота, у которого было две землянки, и одну дед уступил "большаку", чтобы тот его в колхоз не загонял. Стали работать. Собрали собрание, рассказали людям, как в колхозе будет жить хорошо: баркасы новые дадут, сейнер дадут, автомашину дадут - пускай бабы огурцы с огорода в Бердянс к на продажу возят, зарплату будут деньгами давать, а не сушёными бычками. Почесали рыбаки затылки, а деваться некуда - надо идти в колхоз. Стал Роговик председателем сельсовета, а Игнат колхоз стал создавать. Для этого перебрался он со всем семейством на самый берег моря - стояли там четыре хаты, жили в них рыбаки шалопутные, кому голову приклонить негде, прислонились возле них. Колхоз назвали Новый Быт. Что такое "Быт", никто не знал, но звучало хорошо - так и прижилось. И действительно - сейнер сразу дали и автомашину-полуторку, а самое главное - сети. Всё это конфисковали у "бывших", которые с Врангелем за бугор подались. Сейнер надо было подлатать - подлатали, на машину шофёра наняли, стали строиться. Перво-наперво причал новый построили и лабаз для засолки рыбы, сушилку соорудили,коптильню, склад, возле склада контору колхозную поставили. Потом взялись строить хату для председателя. Построили хату. Мария с сыном Андреем возле хаты садик посадили и огород разбили - стало веселей жить - не на одной только рыбе а план само собой колхозу выставлялся, надо было его выполнять. Но люди собрались опытные, работы не боялись, зарплату деньгами получали - не надо было бабам по базарам огинаться. В Ногайске свой магазин рыбный установили, в магазин люди из соседних сёл приезжали: из Бановки, из Камышеватки, из Преслава и даже из Каларовки. А уж из Обиточного - само собой. (Денисовку в Обиточное преименовали). Заказали новые баркасы, фелюгу дизельную купили. Море по-доброму разделили между бердянскими, мариупольскими, керченскими и анапскими рыбколхозами. А сам Новый быт считался геническим рыбколхозом. Но не всё так гладко было - убили кулаки Нестора Роговика, председателя Ногайского сельсовета - на Советскую власть замахнулись Убийцы по фамилии были Чайкины, озлобились, что Роговик отобрал у них сад в пользу общества. Сад был большой, такой же как денисовский, в основном сливовый, большой доход давал. А подкулачники у Чайкиных были Зюзины.. Всех их заарестовали и в Бердянск увезли. А там расстреляли.
Подошло время - вырос Андрей и женился. Взял себе нерусскую - нем ку, Прасковью Зимбель. Прасковья еврейскую фамилию не взяла, так и осталась с немецкой фамилией. (Это очень помогло, когда пришли сюда немцы да румыны). А Лиза тоже не утерпела и в 18 лет выскочила замуж за друга брата Андрея Василя Кочетова. Детки у них родились: у Андрея с Пашей Витька чёрный как уголь, весь в отца, а у Лизы с Василём в том же году тоже мальчик родился - Толей назвали. Большое семейство получилось. Стали строиться - и Андрей и Василь хаты себе поставили саманные, комышём крытые. А Игнат с Марией на своём Новм Быте проживали. Для укрепления колхоза поставил дед свою Марию кладовщицей. Мария и кладовой командовала и всеми делами по заготовке рыбы: засолка, сушка, копчение холодное и горячее, хранение, приём улова и сдача государству рыбы. Было у Марии несколько помощников: два сторожа с собаками, четыре резалки, счетовод, бухгалтер и строительная бригада - всем работы хватало. А тут повадилось районное начальство рыбкой от Нового Быта пробавляться. Игнат не видел в этом большой беды, а Мария не разрешала и в склад абы кого не пускала, а если пускала, то заставляла в конторе заплптить. А сторожа без разрешения Марии в склад никого на пускали. Не нравилось это районному начальству, и захотело оно Марию извести - раскопали где-то, что отец её был богатый прасол и давай говорить, что сама Мария "буржуйка" и "подкулачница". Прокурора подключили. Но тут сам Игнат встал на защиту своей главной работницы, своей жены и весь народ за Марию встал.
Хороший колхоз получился. Дружный.
А Нина замуж не пошла, хоть её и сватали, а пошла она учиться на учительницу, поехала в Бердянск, поступила в педучилище и выучилась. Она вступила в комсомол, пела в хоре, научилась курить и делала стойку на параллельных брусьях. А потом по комсомольскому призыву поехала в Казахстан работать. Там и я родился.
С дедом Игнатом и с бабушкой Марией Лаврентьевной я познакомился в пятилетнем возрасте и всё до мелких деталей помню. Моя мать Нина ИгнатьевнаПоличенко не очень-то мною занималась - она привезла меня "на море" , в Новый Быт, к бабушке и оставила на целый год. Не знаю, что уж она там промеж себя про это думала, но думаю, что хотела она быть свободнее, чтобы более успешно укреплять партию и Советскую власть. А я с бабушкой жил. Нас внуков было много: Вараввы - Люба, Виктор и Вовка и Кочетовы - Толя, Надя и Лида, да ещё Вася Маленький, а потом Юрчик родился. И меня только не хватало .Целый детский сад. Спали мы все по кроватям, по лавкам и на полу - места всем хватало, а обедали тоже все вместе - сидели все вместе за круглым столом (сырно называется), ели борщ и жареную рыбу.
Утром бабушка вставала раньше всех, шла на причал и ловила удочкой рыбу - ловилась тарань, селява, рыбец и, конечно, бычок. Рыба всегда вокруг причала крутилась, потому что люди бросали в воду возле причала остатки еды. Много рыбы бабушка налавливала, а потом варила борщ - тоже много. А ещё бабушка делала для нас мороженое. Она ставила большой таз в кодушку с долблёным льдом и солью, в тазу было молоко и сахар, бабушка крутила в кадушке лёд с солью - получался мороз и крутила в тазу молоко с сахаром - получалось мороженое. А самое вкусное было это жареная печёнка бычков. Бабушка нажаривала полную большую миску, и мы с хлебом ели - всем хватало. Иногда дед Игнат и бабушка сажали нас всех в кузов "полуторки", и мы ехали на косу это такой узкий и длинный полуостров, это бывало по выходным дням. На косе колхоз держал лобаз и сушилку, там тоже жили рыбаки и рабочие колхоза. А когда ехали, то бабушка показывала прямо рядом с дорогой гнёзда уток, иногда с утятами. Иногда мы на косе ночевали
А когда моя мать приехала, чтобы меня забрать от бабушки, я свою мать не узнал и плакал - не хотел от бабушки уезжать. Я уже говорил, что мой дед Игнат Михайлович Варавва был заклятым большевиком, честным и преданным комунистом. И был он не глупый человек, хорошо знал международную обстановку и все дела внутри страны тоже знал и понимал. Не со всеми делами Сталина он был согласен и не боялся высказывать вслух свои суждения. Он считал, что международное поведение Советского Союза провоцирует Германию на войну c Cоветским Союзом. Он говорил: "Ох, доиграются они!" И так получилось: кое как победили маленькую Финляндию, Гитлер посмотрел-посмотрел на этих "вояк" да и напал на Советский Союз, да и давай его громить. Дед Игнат повернулся умом - он ничего не ел, почти не спал твердил одно: " продали, продали, пропили, просрали, проспали". В 42-ом году, когда немцы уже вошли в Украину, дед с бабушкой эвакуировались на восток. Ехали на лошадях, дед сидел в бричке и твердил своё "продали, продали" Так они доехали до Дона, остановились в казачьем хуторе Константиновском, и дед там умер. Было ему 62 года. Бабушка его похоронила, а дальше на восток отступать не стала, осталась возле дедовой могилы. А когда немцев с Украины выгнали, она вернулась в свой Новй Быт и снова работала заведующей склалом. Председателем колхоза был Степан Шепель. Очень розумный рыбак, который ещё у деда Игната работал. Потом и наша семья приехала на Украину. Отец и старший брат Женя были на войне, а мать и трое детей приехали в село Обиточное(бывшая Денисовка) и поселились у тёти Лизы, у которой было своих пятеро детей. Муж тёти Лизы и её брат Андрей в начале войны дезертировали от мобилизации и сбежали сначала на косу, а потом на какой-то остров в Азовском море и там всю войну просидели. А когда немцев прогнали, вернулись в село, здесь их арестовали и послали воевать в штрафных подразделениях. Оба были ранены: Василий в руку, а Андрей в грудь. Оба после госпиталя вернулись в село к семьям и продолжали работать в Новом Быте. Бабушка постоянно критиковала своего зятя и своего сына за такое их поведение, когда вся страна напрягала все силы в борьбе с немцами Рука у Василя так и оталась кривая. А Андрей от своей раны всскоре помер.
Моя мать весьма своебразно разобралась со своими тремя детьми: Галю она определила в ногайский сельхозтехникум (ей уже было 15 лет), а нас с Кларой устроила в детдом в болгарском селе Преслав - 10 км от Обиточного. А сама стала политработником во вновь формировавшейся в Бердянске дивизии. Мы с Кларой жили в детдоме,. И бабушка часто наведывалась к нам - из Нового Быта 8км шла по песку вдоль берега моря. Потом война кончилась, мать демобилизовалась,забрала нас из детского дома и стала работать директором школы в Обиточном. А бабушка жила с нами, т.к. кому-то надо было заниматься нашим воспитанием. Тётя Лиза воспитывала своих пятерых детей ,тётя Паша воспитывала свлих троих, а нас с Кларой воспитывала школа, директором которой была моя мать. И бабушка нас воспитывала. Руки у бабушки были трудовые. Нам надо было добывать топливо для печки, чтобы варить борщ. Мы с граблями в руках шли в степь и сгребали граблями прощлогоднюю солому, которая перезимовала под снегом и сейчас уже подсохла. Набирали большие кучи, увязывали верёвкой, вязанки, несли домой, и бабушка наше топливо экономно расходовала. У нас сидели на яйцах две курицы-несушки, по 20 яиц у каждой. Бабушк кормила курей просом, пшеницей и кукурузой. Подошло время и из яиц вылупились цыплята Бабушка кормилп их вырёным просом и кукурузной кашей, а самых маленьких - рубленным варёным яичком. Когда цыплята подросли в процесс их воспитания был включён и я. Я шёл на речку, набирал ракушек -беззубок, дома я их при помощи ножа и топора вскрывал, рубил топором мясо беззубок, и этим мясом бабушка кормила цыплят, от этого они очень быстро росли. Цыплят было много, и работы у меня было много. Зато потом, когда ццыплята выросли,мы всё время ели куриную лапшу. Рубить годовы курам должен был я, а ощипывать - Клара.
Зимой бабушка на Рождество Христово варила кутью из пшеницы для ребят,которые приходили к нам колядовать . К нам приходили наши двоюродные братья и сёстры, бабушкины внуки, и бабушка всех угощала бекмезом, мамалыгой, мамалаем, и кутьёй. Бекмез это такой свекольный мёд - из натёртой сахарной свёклы бабушка отжимала сок, долго-долго его вари ла, он делался кричневый и густой. Это и был бекмез. Из загустевшего бекмеза бабушка нарезала конфеты, и мы, 9 внуков, были им очень рады. А мамалыга это болгарская каша из кукурузной муки. А мамалай это сладкий кукурузный хлеб.
"Колядовать это значит петь "колядки" для людей, к которым ты пришёл. Ребят хозяева пускают в хату, и ребята поют. Хозяева угощают ребят всякой вкуснятиной. Бабушка эту народную традицию поддерживала и исполняла. Она научила нас петь "колядницы".
Ой на море на синему.
На камушке на белому
Там стояла церква суборня,
А посерёдке церквы престол стоял,
А на престоле книги лежали,
А над книгамы свечи палали,
А над свечамы янгелы летали,
Они пели песню фирафимскаю Фирафимскаю и иерусалимскаю.
Когда наступала весна, я и бабушка шли за село в сепь, где нам дали делянку земли,обычно полгектара, т.е 50 соток . Мы сеяли просо для цыплят, кукурузу и фасоль (в одну лунку), а вокруг участка сажали подсолнухи в два ряда. Летом, когда всё взойдёт и начнёт расти, нам предстояло дважды всё прополоть, а когда всё вырастет и поспеет, мы убирали урожай, свозили на тележке домой , кукурузу "рушили" ( отделяли зерно от кочерыжки) и молотили подсолнухи. Всю уборку урожая делали мы с Кларой. Потом я носил кукурузу и семечки в Бановку на мельницу, и мне давали за кукурузу кукурузную муку, а за семечки - подс олнечное масло. Однажды, когда я вернулся с мельницы, бабушка была недовельна - ей показалось, что масла мне дали мало. Мы с ней вернулись в Бановку, там бабушка отругала кого-то, и нам дали ещё одну 3-литровую банку масла.
Подошло время - демобилизовался отец. Он стал работать народным судьёй в селе Андреевка. Село было украинское, и в школе нас учили на украинском языке. Год был очень неурожайный, жить стало голодно, и мы засобирались и уехали в Сибирь, в Новосибирскую область, в село Кочки. Отец опять работал судьёй, а мать - завучем в школе. Мы с Кларой училить: я в 6-ом классе, а Клара в 8-ом. Но случилась беда: как-то разобрались, что отец из дворянской семьи (и в автобиографии это не указал) - его арестовали и посадили на 10 лет. Клара уехала в Новосибирск и поступила в ремесленное училище, стала учиться на наборщика. Работала потом в газете "Красная Сибирь". Галя окончила свой сельскохозяйственный техникум и с дипломом агронома приехала к нам в Кочки. Через маленький срок мы ( Галя, мать и я) переехали жить в немецкое село Гофенталь. В Гофентале мать работала в школе, Галя - в МТС, а я учился в школе и играл с немецкими ребятами в чижа, в лапту, в знамя и в кругового. Зимой ходили на лыжах, а летом ловили сусликов, жарили их и ели. Такая уж у нас была непоседливая семья - из Гофенталя уехали мы на Кавказ, в город Черкесск, где служил в армии мой старший брат Женя. Женю вскоре из армии уволили из-за отца, и мы остались с мамой вдвоём (Галя уехала с Женей в Ростов-на Дону). Жилья у нас своего не было, и пришлось нам снимать комнаты у частников. Сначала поселились у деда Бутко (а жена у его была прямо как моя бабушка - Мария Лаврентьевна). Потом пожили ещё где-то, а потом стали жить у Черниковой тёти Лёли, которая постоянно выходила замуж - так мать моя сказала. Вот сюда, в эту комнату приехала с Украины моя бабушка - мать моей матери. Стали мы жить втроём.
Снова мы с бабушкой занимались сельским хозяйством, в основном кукурузой.. наш участок был далеко - 20км. Мы с бабушкой утром рано шли туда, и, когда было уже совсем темно, приходили домой. А зимой я снова носил кукурузу на мельницу, и мне давали муку. Бабушка пекла снова мамалай и научила тётю Лёлю. В эти годы я начал заниматься рыбалкой, чем занимаюсь и сейчас. Рыбачил я в реке Кубани, в разных её рукавах. Леской мне служила шёлковая нитка, а крючки мы выделывали из канцелярской скрепки. Иногда удавалось достать "фабричный" крючёк - это была большая удача. С леской тоже был выход - мы с бабушкой шли на базар, бабушка находила там лошадь с белым хвостом, спрашивала разрешени е у возчика и выдёргивала из лошадиного хвоста несколько длинных волосин и из этих волосин бабушка плела леску. На нормальную по длине леску достаточно было 5-6 волосин. Лески были прочные и в воде не размокали. Я рыбачил с Борькой Арушановым, а когда у бабушки было время, то с ней. Я специализировался на пескарях, а бабушка ловила форель и усачей. Я ловил на червя. А бабушка на мушку. Мушек она делала из моих волос - выдёргивала из моей головы и мушек делала.
Подошло время - я окончил школу и уехал в Ростов-Дон. В железнодорожный институт поступил. Отец закончил свой срок, но работать по специальнлсти ему не разрешалось кроме как музыкантом. Был он прекрасным музыкантом - на разных инструментах прекрасно играл. Они (мать, отец и бабушка) уехали из Черкесска в аул Хабез, где мать работала зав. районо, а отец работал в ломе культуры - играл на разных инструментах и даже на трубе и организовывал художественную самодеятельность, а бабушка дома вела хозяйство: выращивала цыплят и кроликов, полола огород и варила борщ. Пока я учился в институте, я дважды в год приезжал в Хабез на каникулы, где я с бабушкой ходил на рыбалку, мы с ней играли в карты и беседовали. Через забор от нас жила семья Абрековых: он был крючконосый старичёк завхоз колхоза, жена была лезгинка и была красавица, он её где-то украл для себя, дети были все девочки. Одна красивее другой, а старшая Нина была студентка пединституту и была изумительной красавицей. Бабушка про неё говорила: "Нинка только на рожу страшна, а так девка добрая, я ей петрушку давала. У ей на роже черти горох молотили." что это означало, я не понимал - то ли осуждение, то ли восхищение.
Когда я женился и с молодой женой приехал на побывку в Хабез, бабушка со мной расцеловалась, а к жене подошла, церемонно протянула руку и представилась: - БАБУШКА. Сначала моя жена бабушке не понравилаь, т.к. она не захотела на огороде убирать кукурузу. А потом, когда супруга моя из 3-х яиц приготовила на всю семью гоголь-моголь, она её полюбила и провозгласила: " каждый какого хочет дурака валяет!"
Я в последний раз встретился с бабушкой, когла мне было уже 48 лет, а бабушке ровно 100. Она меня узнала, гладила по голове, а перед сном проверяла помыли ли мы ( я, мой сын и дочка ) ноги. Особенно "щиколки".