Аннотация: О русской душе, о людях, да и о всей России...
Дело шло к вечеру. Если бы не комары, все время норовившие присосаться к неожиданно набежавшим мыслям, то Андрей Иванович рисковал попросту уснуть, глядя в щель между деревянными дощечками. От небывалого зноя не спасала даже газета недельной давности. Да и что в ней было читать-то, если не статью о юбилее местного сельпо? А уж Андрей Иванович очень любил газетные вырезки об этом предприятии - как никак, был его председателем.
...Эх, ты, Россия - страна контрастов! Сколько же поэтов ты свела с ума своим изяществом! А сколько еще родится таких -- безумных, наглых, влюбленных и непонятых. До чего же это тягостно: быть непонятым непонимающими. А ведь, возможно, в том и кроется та самая непостижимая загадка русской души...
- Иваныч, ну ты что там, уснул? Мы едем или как?
- Да обожди ты, Мишка! - выкрикнул Андрей Иванович, сбивая свернутой в трубку газетой докучливого комара. - Вот ты когда-нибудь задумывался, Миша, почему у нас, у русских, душа такая непонятливая?
- Не, да куда уж мне-то? - нервно плюнул себе под ноги водитель Михаил. Вот уже битый час он поглядывал на часы и то и дело курил. Отправляться в деловую поездку под конец рабочего дня -- действительно, порыв, свойственный русской душе. Михаил в очередной раз достал из кармана три изрядно помятых билета в цирк и, после недолгого молчания, озлобленно затолкал их снова в карман -- дома сегодня лучше не появляться.
- Иваныч, ты это, когда закончишь свою философию, закрой туалет на проволочку. А то кто его знает...
Из-за покосившейся двери полуразрушенного деревянного туалета послышалось недовольное ворчание: мол, тут и брать-то нечего. Михаил в очередной раз раздраженно пнул колесо ногой.
Не испугавшись наметившихся на горизонте вечерних сумерек, солнце продолжало больно впиваться своими лучами во все, что попадалось ему на пути. Старенький сельповский "УАЗик" стоял у дороги и уже напоминал раскаленную печь. Михаил тысячу раз пожалел, что высадил начальника у своего дачного участка. Что ни говори, а кустов вдоль трассы всегда было предостаточно.
Но вот, наконец, дверь дачного туалета со скрипом распахнулась, и в ней показался неказистый, но весьма начальствующего вида силуэт Андрея Ивановича Седых -- пожилого мужчины в строгом костюме и с изрядно порванной газетой в руках. Он важно потер свою седую бородку и уставился на нервно курящего Михаила.
- Вот все говорят, Миша, что пресса у нас в районе желтая. Теперь, кажется, я понял, почему, - кашлянув в свой мясистый кулак, Седых зашвырнул остатки от газеты за деревянную будку и бодро зашагал к машине. - Кстати, Миша, ты никогда не задумывался о ремонте своего туалета? Щели между досками ну слишком большие!
- Да мне об этом все говорят, Иваныч, - устало пробормотал Михаил, с трудом открывая раскаленную дверцу машины. - Некогда им просто заниматься. Работа, сам понимаешь.
- А твоя соседка по даче действительно ничего, - улыбнулся Андрей Иванович, подбадривающе похлопав Михаила по плечу. - Уж я ее рассмотрел во всех подробностях! Признаться...э... она меня тоже не обошла вниманием. - Седых мгновенно гордо поправил отворот своего начищенного воротника. - Но на будущее огромная к тебе просьба, Миша: непременно сделай щели в своем туалете не такими большими. Я, конечно, красавец -- прям хоть куда, но к чему же женщину так травмировать-то?
Старенький "УАЗик" неожиданно вздрогнул и зарычал, словно испуганный пес. Клубы едкого дыма вырвались из выхлопной трубы. Седых неспеша забрался в кабину машины, и та тут же рванула прочь, подальше от кинувшихся вдогонку лучей солнца.
Машина то и дело петляла по проселочной дороге, весело подпрыгивала на ямах и гравии. Михаил едва успевал выкручивать руль на поворотах: он с силой утаптывал педаль газа в пол и бешено вертел в ладони рычаг переключения скорости. Туман пыли, выбивающейся из-под колес, смешанный с дымом от перегретого мотора, усложнял видимость происходящего на дороге. Но Михаил считал себя достаточно опытным водителем, чтобы обращать внимание на подобные нюансы. И они все мчались и мчались вдаль, навстречу неизвестности.
- Не боись, Иваныч, русские - это тебе не хухры-мухры! - перекрикивая рокот мотора, повторял Михаил. И после этих слов машина снова шла на взлет. - Наш человек трудностей не боится!
Андрей Иванович нащупал рукой лежащую на заднем сидении папку с документами и поднес ее к себе.
- Так на кой черт тебе это Нагимово, Иваныч? - проорал Михаил, который все это время теперь пытался что-то разглядеть сквозь пелену тумана. - До конца рабочего дня всего два часа! Может, до завтра отложим?
Седых задумчиво уставился в проглядывающийся сквозь пыль лесной массив:
- Нельзя, Миша, работа у нас такая. Да и люди ждать будут, как никак, договорились.
- Да ну тебя, Иваныч, - Михаил резко крутанул "баранку" на повороте, да так, что машину сильно подбросило вверх на очередной кочке. - Рассуждаешь ты как-то неправильно.
- Это как же? - поднял брови Седых.
- Не по-русски, что ли, - ответил водила.
Хоть Михаил уже мало что разбирал в густом тумане дорожной пыли и копоти из-под капота, сбавлять скорость он вовсе не собирался. Напротив, как только дорога стала ровнее, он еще сильнее ударил по педали - казалось, еще чуть-чуть, и она вывалится на раскаленный асфальт.
- Эх, вот это я понимаю! - горячился он. - Вот это скорость! Слыш, Иваныч, я эту дорогу знаю, как свои пять пальцев! Каждую ямку!
- Так уж и каждую? - нахмурил брови Седых, подпрыгивая на сидении.
- Честное водительское, Иваныч!
В этот момент Седых отчетливо разглядел в тумане испуганный взгляд пролетающей мимо курицы. Раздался сильный грохот, а в лобовое стекло вонзился град деревянных щепок. Но машина продолжала свой безумный бег. Еще мгновение, и туман перед машиной мгновенно развеялся. "УАЗик" сломя голову несся по небольшому дворику и...
ТРАХ! БАБАХ! БАЦ! Грохот заложил уши, от страха начальник сельпо закрыл глаза. Машина замерла в тишине.
Вокруг не было слышно ничего, кроме криков обезумевших кур и скрипа покачивающейся гардины. Набравшись смелости, Андрей Иванович выглянул в окно. За ним расположилась уютная комнатушка со стареньким диваном и работающим черно-белым телевизором. У дивана, беззвучно открыв рот от испуга, стояла низенькая сгорбатившаяся старушка в цветастом платье. На руках у нее, с не менее испуганным видом, дрожал пушистый рыжий кот.
Почувствовав, что они все-таки заехали не туда, Михаил вышел из машины, смахнул с крыши "УАЗика" деревянные обломки и без всякого смущения подошел к хозяйке дома:
- Бабуль, - прокричал он ей на ухо, отчего кот еще сильнее затрясся в руках хозяйки. - Не подскажешь, как до Нагимова доехать?
Старуха растеряно что-то замычала, заозиралась по сторонам, после чего еле различимо протянула:
--
Так... Эта... Нагимово, говоришь? - Она старательно пыталась вглядеться слепыми глазами в незваных гостей, вероятно, желая распознать в них кого-нибудь из своих родственников. - Значит, слушай сюда, сынок. Поедешь прямо, через нинкину комнату, потом свернешь к печке, если, конечно, она еще там. А потом через сенцы налево, а там, глядишь, и до Нагимово рукой подать.
Старуха замолчала, задумчиво уставившись на покачивающуюся на остатках стены гардину с занавесками.
- Ты извини нас, бабуль, - виновато проскулил из кабины Седых.
--
Вот-вот, - она вскинула свой костлявый палец и направила его на председателя сельпо, словно увидела на его плече таракана. - Когда в сорок первом война началась, тогда нам тоже начальник сельсовета так говорил. А ведь от дома только и осталось, что нинкина комната, будь ей неладно! Все разнесли в пух и прах, ни малейшей щепочки не оставили!
--
Немцы, бабуль? - воскликнул Михаил.
--
Где? - испуганно заозиралась старуха по сторонам, отчего кот раздраженно зашипел и больно впился в руку хозяйки.
--
Я говорю, - снова закричал он старухе на ухо, - немцы к Вам в деревню пришли, что ли?
Старуха еще сильнее побледнела и от страха уронила на пол кота -- тот с грохотом рухнул на пол и тут же рванул через обломки дома, в след за убегающими прочь курами.
- Да не уж-то? - неожиданно взмолилась старуха. - Да что же это? Не уж-то снова? Ах, девки! Ах, что же это! Ах, девки! Не уж-то снова! А Вы сами-то кто будете? - она уставилась своими мутными глазами на Михаила. - Свои аль может наши?
- Да вроде свои мы, - замялся Михаил, не понимая, что теперь ожидать от сумасшедшей старухи, - местные мы.
- Ах, вон оно что, - пропищала бабка дрожащим голосом, медленно пятясь к той части дома, где еще остались целыми окна.
Михаил взглянул на часы и, наспех извиняясь за вторжение, быстро запрыгнул в салон "УАЗа". Через мгновение машина взревела, заволакивая остатки дома едким дымом. Как ни странно, но на сельповской технике не осталось ни единой вмятины, чего нельзя было сказать о деревянной постройке. "УАЗик", пыхтя и покачиваясь, осторожно поплыл назад, уминая под колесами обломки стены и мебели. Пока наши герои все быстрее удалялись от старухи, та уже вовсю осеняла себя крестным знамением и испуганно вглядывалась им в след.
--
Полицаи! - восклицала она. - Вот те крест, полицаи! Будьте Вы прокляты, фашистские задницы! - громко завопила она в след уезжающим визитерам. - Бабка Зоя просто так не сдается! Я своего деда костылем прибила, а вас и вовсе изувечу! Будете знать, как на кур моих зариться!
Старуха еще долго что-то кричала в след нашим героям, временами переходя с русского на ломанный немецкий. К счастью, Михаил уже выкрутил "баранку" в сторону трассы, подальше от этого странного места.
- Мда, нехорошо получилось, - проскрипел сквозь зубы Андрей Иванович, когда они выехали на автомобильную дорогу. - Нужно будет на обратном пути заехать к ней, извиниться как следует.
- Боюсь, Иваныч, тогда нам потребуется не "УАЗ", а надежный броневик. Эта бабка совсем из ума выжила, сам же видел. Не удивлюсь, что она уже окопы роет в огороде.
Седых не ответил - он лишь молча уставился в лобовое стекло, за которым уже начинался мелкий дождь. Андрей Иванович неожиданно почувствовал навалившуюся на него усталость. Он закрыл глаза и задумался.
Кто бы мог представить, что почти всю свою сознательную жизнь он посвятит изматывающей, порой непосильной работе в торговом бизнесе! "Ну, ничего, ничего, - говорил всегда он сам себе. -- Вот скоро пенсия, отдохнуть успею". От этого на душе становилось всегда спокойно и по-домашнему уютно. И вот теперь, когда законный отдых уже наметился на горизонте, ему с невероятной силой захотелось все бросить и просто жить -- быть свободным, подобно безумным ласточкам, парящим среди преддождевой прохлады. Жить не для людей в галстуках, а для собственных детей и внуков.
Машина вприпрыжку мчалась по асфальтированной дороге, навстречу выглядывающему из-за туч солнцу. Андрей Иванович то и дело ронял нервный взгляд на документы в папке, после чего тяжело вздыхал. Несмотря на произошедший инцидент с разрушенным домом, Михаил по-прежнему с силой давил на газ, разгоняя транспорт до невероятной скорости, теребя одновременно часы на своей руке.
Почти вся дорога была усеяна огромными ямами, отчего председатель сельпо время от времени стремительно вонзался макушкой в потолок кабины. Голова, казалось, собиралась попросту расколоться на несколько частей от боли. Когда Андрею Ивановичу стало совсем невмоготу, он попросил Михаила сделать небольшую остановку. И машина послушно встала возле обочины.
Седых с трудом выбрался из кабины и отошел немного в сторону, чтобы подышать воздухом и прийти в себя от тряски. Но едва он успел сделать несколько шагов, как асфальт под его ногами неестественно зарычал, ухнул и мгновенно провалился куда-то вниз, утягивая Седых в огромную мутную лужу.
--
Ах, что б тебя, кобылья ляшка! - тут же донеслось из-за ближайших кустов сирени. - Куда ж ты, лиходей, лезешь-то?
Андрей Иванович испуганно огляделся по сторонам, одновременно пытаясь выбраться из лужи.
- Эх, что б тебя, лиходея, распоносило! - вновь послышалось из-за кустов. - Стоило отойти по нужде, так вот тебе раз!
Седых замер, наблюдая, как из-за куста возникает фигура низенького мужичка, на скорую руку застегивавшего свои брюки.
- Ты что ж это делаешь, твою свиноферму! - забубнил тот. - Я на эту лужу полчаса потратил!
- Лужу? - оскорблено воскликнул Седых, поднимаясь на ноги и стряхивая с себя обильные грязевые капли. - Так это твоих рук дело? Да, веселая шуточка, ничего не скажешь.
- Для кого как, - сердито прорычал мужичок, доставая из травы у обочины огромный кусок фанеры. - Лично мне придется снова время убивать, чтобы ее заделать.
- Заделать? - вскинул брови Седых.
- Верно, - откликнулся мужичок, доставая из кармана своей потрепанной куртки измерительную рулетку. - Завтра власти в городе изволили быть. Говорят, смотреть будут, насколько хорошо живем, как планы выполняем. Нашей конторе велели, чтобы к утру на этой дороге - ни ямки, ни ухаба.
- А фанера-то зачем? - непонимающе уставился на него Седых.
- Дык, как же без нее-то? - возмутился мужичок. - В районе не то, что на асфальт, тут и на зарплату людям не всегда хватает. А тут -- приедут власти, покивают головой, мол, молодцы, да укатят к себе восвояси. А мы фанерку-то возьмем, да и поснимаем от греха по дальше. Не дай Бог, кто сломает -- она у нас в дефиците. А вот краски под асфальт всегда предостаточно.
Андрей Иванович растерянно взглянул на мужичка: что тут ответишь-то? Он еще с минуту изумленно вглядывался, как мужичок умело обмеряет рулеткой злополучную лужу и набрасывает ножом зарубы на листе фанеры. В себя нашего героя привел сигнал клаксона "УАЗа" - Михаил, все это время сидевший в машине, нервно стучал о педаль газа и показывал начальнику на циферблат своих наручных часов.
- Чего там, Иваныч? - крикнул он вбирающемуся в салон машины, вымокшему с ног до головы Седых.
- Дорогу делают, - откашлянулся Андрей Иванович. - Говорят, осторожнее тут надо, а то асфальт еще не застыл.
Что ж, надо -- так надо, на том и порешили. Машина снова вздрогнула и побежала прочь, оставляя позади себя копошащегося на асфальте человека.
Михаил, матерясь и кляня дорожников, разъяренно выкручивал руль машины. Стоило им проехать мимо указателя на Нагимово, как он снова вдавил педаль газа в пол до самого предела.
- Куда нам тут, Иваныч?
Седых расчехлил папку с документами и принялся старательно их изучать. Через мгновение он задумчивым голосом произнес:
- Где-то здесь должен быть поворот на психдиспансер.
- Какой диспансер? - на весь салон разразился голос Михаила. - Мы же вроде бы магазины только обслуживаем.
- Верно, - согласился Седых. - Но руководство диспансера заключило договор с нами о поставке продуктов. Так что, придется заглянуть туда, чтобы подписать несколько актов. Так, для сущей формальности.
- Да вроде и фамилия у тебя нашинская, и имя... И все же есть что-то в тебе такое...
- Какое?
- Еврейское, что ли...
Казалось, Седых впервые за многолетнюю работу в руководящих чинах улыбнулся - морщинки на его усталом лице неожиданно вздрогнули, а глаза с грустью отметили, насколько напряженной получилась у него улыбка. Михаил сделал вид, словно ничего не заметил. Он продолжал разъяренно гонять по окружности руль, поглядывая на часы у себя на руке.
Потрепанный "УАЗик" давно уже съехал с основной трассы и уже покачивался вдоль лесного массива. Время шло, а дорога все не заканчивалась. А сосны, как безумные, все бежали и бежали от наших героев прочь. Иногда мерещилось, что вокруг не деревья вовсе, а огромные, давящие своим монолитом, великаны. Где-то вдалеке, из-за могучих стволов сосен неожиданно возникли кирпичные сооружения, чуть дальше -- высокий каменный забор.
--
Приехали! - в сердцах гаркнул Михаил, да так, что Андрей Иванович от неожиданности подпрыгнул на сидении. - А я уж думал, что не туда свернули. Ах, ты...! Что за дела?
Михаил резко ударил по тормозам -- прямо перед колесами машины проскользнула откуда ни возьмись появившаяся кошка. "УАЗ" ворчливо вздохнул и замер в клубах пыли - как раз прямо у железных ворот диспансера.
- Иваныч, - тяжело дыша и оцепенело впиваясь пальцами в руль, пробормотал Михаил. - Тут, по ходу, даже кошки какие-то ненормальные. Может, вернемся?
Седых не ответил. Он быстро схватил с заднего сиденья папку с документами и не по годам резво выскочил из салона автомобиля:
--
Жди здесь, я скоро!
Солнце, словно поджидавший очередную жертву хищник, тут же набросилось на лысеющую голову Андрея Ивановича. От еще витавших в воздухе капель прошедшего дождя солнечные лучи становились еще злее. Седых на мгновение остановился у дверей в диспансер отдышаться -- что ни говори, а здоровье у него было уже не то, чем в молодости. Нервное постукивание пальцев по капоту машины привело его в чувство. Он с силой вдавил большой палец в жирную кнопку двери -- по ту сторону забора раздался громкий дребезжащий звонок. Через несколько мгновений дверь распахнулась, и Седых уверенным шагом направился в территорию диспансера.
Никогда он еще не бывал в подобных местах, хотя, даже если учитывать этот факт, обстановка вокруг мало напоминало собой традиционное медицинское учреждение. Седых почувствовал въедливый запах свежескошенной травы: к его удивлению практически вся территория психиатрического диспансера была усеяна высокими стогами сена. Их было настолько много, что одиноко стоящее вдалеке здание медучреждения казалось нелепым айсбергом в бескрайнем море.
Седых пытался было отыскать дорожку или, на худой конец, тропинку к медблоку, но понял, что дело это бессмысленное. Тогда он покрепче сжал в руках папку с документами и побрел через стога.
Вокруг не было ни души. Разомлевшие от жары кузнечики беззаботно о чем-то перекликивались, а ноги устало плелись среди обломков травы. Странное, тревожащее душу ощущение охватило нашего героя. Однако, в памяти у Седых почему-то возникло до боли знакомое воспоминание: вот он еще ребенком идет среди колхозных полей, неся наперевес тяжелую сумку с едой для отца, который работал на уборке хлеба. Вот так, бывало, находишься, и ног не чувствуешь... К чему бы это?
Шорох. Еще один. Седых оглянулся, но никого не было. Показалось, - сделал заключение он. Да и чего удивляться-то? Ведь и сами подчиненные намекают ему на пенсию -- мол, возраст не тот, реакция не ахти. Обидно, конечно, от таких комплиментов, но в то же время и удивительно спокойно. Что ни говори, а жизнь, можно сказать, уже удалась, пусть даже и не так, как ты планировал в детстве. Теперь главное - это просто жить.
Снова шорох. Андрей Иванович замер на месте. Теперь он был уверен, что рядом с ним кто-то находился. Седых принялся пристально всматриваться в окружающие его стога сена, но, и в этот раз. "Та самая кошка", - поставил Седых утвердительный "диагноз" всем этим шорохам. "Надо же, мы ее чуть не задавили, а ей хоть бы что!", - усмехнулся про себя он. Андрей Иванович снова было хотел сделать шаг навстречу кирпичному зданию диспансера, как вдруг заметил, что из-за ближайшего стога сена, откуда ни возьмись, выскочили острые клыки сельскохозяйственных вил. Седых вздрогнул и остановился. Еще мгновение, и в след за вилами стога вынырнуло безобразное, свиноподобное, искореженное безумной улыбкой лицо лысого мужичка.
Сложно было до конца понять - смеется он или скалит свои желтые зубы на Седых. Одет мужичок был в потертые джинсы и изрядно поношенную, абы как заправленную клетчатую рубаху. Нервы на его лице вовсю гуляли взад и вперед, а глаза выражали безумную ярость.
Андрей Иванович отпрянул назад, не представляя, чего можно ожидать от психически больного человека. Тем более что в руках была лишь папка с документами, чего не скажешь о вооруженном вилами психе. Но мужичок, похоже, вовсе не собирался выходить из-за стога, и лишь с любопытством рассматривал своими поросячьими глазками председателя сельпо. Оба молчали.
Однако молчаливое созерцание оказалось не долгим. Словно опомнившись ото сна, мужичок с вилами принялся медленно выбираться из-за стога сена, угрожающе подрагивая в руках острыми клыками вил. Андрей Иванович оглянулся в отчаянной попытке отыскать взглядом кого-нибудь поблизости. Но они были одни.
Тем временем, мужичок наспех утер свое безобразное лицо засаленным рукавом рубахи и угрожающе поднял вилы перед собой, нацелив их прямо в грудь председателя. Седых не успел ничего сообразить, как его уши заложил дикий, безумный вопль. Давясь собственной слюной, сумасшедший зафыркал, а после заревел, подобно раненному зверю. Седых беспомощно выронил из рук документы - все его тело сковал ужас.
Вот и все, подумалось ему в то же мгновение. Неужели действительно -- все? Не уж-то она такая -- его судьба?
От страха глаза председателя уже мало что различали вокруг -- перед ними стоял маленький мальчик в школьной форме с огромным букетом цветов, смеялся и махал ему крохотной ручкой. На глазах навертываются слезы умиления и гордости, а душа все скандирует: "Мой сын - первоклассник! Подумать только, какой же он уже взрослый!". Как же много Седых отдал бы сейчас, чтобы снова вернуться в тот далекий сентябрьский день...
...Глубокий вдох -- взгляд поймал скользнувшие вперед острые вилы, крик безумца заложил уши. Но перед глазами все всплывали и всплывали, откуда ни возьмись нахлынувшие воспоминания. Они сменяли друг друга, словно слайды на экране его нелегкой жизни.
...Капли по стеклу выводят какие-то странные слова. Наверно о любви, - думалось сейчас Седых. Но это было уже не важно. Мертвая, холодная пустота, появившаяся в душе, съедает заживо. Тяжелой, ноющей боли уже не было в его душе - ей на смену пришло похмелье. Чья-то женская рука осторожно касается его дрожащего плеча, но ей уже не в силах что-то изменить, вернуть ему сына. На подоконнике - еще поджидающая своего хозяина груда учебников за первый класс. Очередной бокал вина - чтобы сжечь в душе остатки памяти. Утопить в нем всю свою никчемную жизнь и начать все заново, если, конечно, хватит сил и мужества снова продолжить этот бессмысленный путь. Время для него остановилось навсегда. Седых еще крепче сжал в руке бокал вина, а другой рукой провел по фотографии с изображением семилетнего мальчишки. Именно таким он его и запомнил: веселым, жизнерадостным, машущим ему рукой со школьного порога.
... Лысый мужичок прибавил ходу, острие вил были уже в нескольких сантиметрах от груди Андрея Ивановича, который с дикой жадностью глотал живительный воздух.
А воспоминания перед его глазами сменяли друг друга. Вот и сейчас он уже вглядывался в многочисленные лица своих коллег по работе, которые так и норовили пожать ему руку и поздравить с назначением на руководящую должность. Как же долго он ждал этого момента! Как же много сил было вложено в достижение этой цели! Сколько самоотверженного труда было потрачено на пути к этой заветной мечте!
Яростные, заплывшие глаза лысого мужичка вспугнули воспоминание, заставив Седых ненадолго опомниться. Клыки вил были уже в самой близи от его груди, еще пара мгновений -- и все для него будет закончено.
Андрей Иванович закрыл глаза. Перед ними уже горели свечи, на столе был накрыт праздничный ужин, а на него смотрели нежные, счастливые глаза его жены. Она говорит, что снова ждет ребенка. Мальчика! Где-то из глубины подсознания доносится безумный крик Андрея Ивановича: от счастья и душевной боли одновременно.
...Сердце, казалось, вот-вот вырвется наружу. Границы между реальностью и воспоминаниями стали еще более расплывчатыми. Еще секунда... Всего одна...
... Букетами ярко-красных роз заставлена вся гостиная. За большим столом вовсю идет шумное обсуждение каких-то очень обыденных тем. Пятнадцать с лишним человек спешат поздравить Седых с пятидесятилетием. Кто-то дергает его за рукав. Андрей Иванович оборачивается и видит того самого мальчика с фотографии, которую бережно хранил столько лет. Мальчишка улыбается и протягивает ему букет свежесорванных тюльпанов: "С днем рождения, дедушка!". Невероятно! Непостижимо! Те же глаза, та же улыбка, тот же голос. В душе юбиляра что-то щелкает, а на щеки выбегают безумные слезы: "Не обращай внимания, внучок, в моем возрасте это нормально".
Страстное, безумное желание жить неожиданно охватило Седых. Он вдруг опомнился и взглянул перед собой. Но вместо пути к спасению, он встретился с острием сельскохозяйственных вил. Он снова закрыл глаза: ему не очень хотелось, чтобы последнее, что он увидит в этой жизни, было поросячье лицо какого-то ненормального. Прошло мгновение, еще одно, третье. Ничего не происходило. Тогда Седых открыл глаза и изумленно уставился на поросячье лицо мужичка.
Едва острые зубья вил сравнялись с грудью председателя, безумец резко остановился на месте и, что было силы, вонзил орудие труда в землю - в нескольких сантиметрах от ног Андрея Ивановича. После этого мужичок сделал неловкий шаг назад, отвесил Седых изощренный аристократический реверанс и заорал во весь свой ненормальный голос:
--
Добро пожаловать в Россию!
После чего он выдернул вилы из земли и, как ни в чем ни бывало, поспешил немедленно скрыться за ближайшим стогом свежевыкошенной травы.
Андрей Иванович долго не мог пошевельнуться -- он просто стоял и наслаждался свежим воздухом.
- Мужчина, вы что-то хотели?
От неожиданности Седых подпрыгнул на месте: позади него стояла невероятно полная дама в медицинском халате.
--
Я... Что? Ах, да, - попытался подобрать он слова. - Мне... это... как его... нужен директор ваш. Я, э... по делу, из сельпо.
А разве Вы с ним только что не разговаривали? - удивленно вскинула брови женщина. - Он как раз должен быть здесь на территории, проверять заготовку сена. Видите ли, у нас тут бизнес небольшой, - хихикнула она в огромный кулак. - Так вот же он -- наш Николай Семенович.
Она указала рукой на выглядывающее из-за стога сена уродливое лицо лысого мужичка с вилами и тут же неестественно громко расхохоталась.
...Седых бежал, что было сил и на сколько хватало здоровья. Правда, уже не в сторону диспансера, а в противоположную. Михаил уже нервно топтался у машины, изводя сигарету за сигоретой. Он сильно удивился, увидев выбегающего сломя голову начальника, бледного и запыхавшегося.
- Иваныч, а где документы-то?
- Что? Ах, документы, - на ходу запрыгивая в кабину "УАЗа" промычал Седых. - У руководства. Поехали отсюда! Живо!
Михаил выплюнул недокуренную папиросу и с радостью запрыгнул за "баранку". Машина ворчливо крякнула и зарычала.
- Ну, как там их директор, Иваныч?
- Да дурак-дураком, - ответил Седых. Ему страстно хотелось поскорее уехать от этого места.
Машина резко развернулась и помчалась в обратную сторону, навстречу новой жизни.