Пытаюсь открыть глаза. Впереди беспросветная муть, левый зрачок совсем не фокусируется. Правым что-то начинаю видеть, какие-то слабо очерченные контуры.
Опять слышу резкий голос:
- Кивните головой, если вы меня слышите!
Кивнул, видимо получилось, ибо кивок вызвал резкую боль в области живота.
Опять закрыл глаза. Внутреннее пространство отобразилось беловатым полем, усеянным слабовыраженными квадратами, в центре которых, один квадрат, явно кровоточил болью, мой желудок. Я так и понимал, это мой изрезанный желудок.
В лёгких стучали две железки, заставляя меня дышать помимо моей воли. Я попытался вздохнуть полной грудью, не получалось, железки продолжали отстукивать свой такт.
В рот залезли чьи-то пальцы и выдернули из горла дыхательную трубку. Стук железок постепенно затих, и я смог вздохнуть, как хотел, полной грудью, хотя и не сразу.
Почувствовал, что на указательный палец правой руки надевают зажим, и слегка сжал палец того, кто это делал. Чтобы показать, что я проснулся и реагирую на прикосновения.
- Ой, зачем вы хватаете меня за палец? - раздался испуганный женский голос.
Я опять открыл глаза. Муть уже немного рассеялась, и я увидел над собой различную аппаратуру реанимационной палаты. С левой стороны, от гирлянды капельниц тянулись щупальца к моему телу.
И здесь я заметил с левой стороны своего тела силуэт женщины, медсестры, которая подошла к капельницам, проверила их, а потом сдвинула рычаг реанимационной кровати. Середина моего тела немного провалилась внутрь и сразу исчезла боль в середине живота.
- Шевелите руками и ногами, - повелительно сказала медсестра.
Я с трудом пошевелился, принимая более удобное положение, и затих, ощущая исходящее на моё многострадальное тело состояния эйфории и покоя.
Видимо мне укололи наркотик, ибо анестезиолог, беседуя со мной перед операцией, говорил об этой возможности и просил подписать бумагу, что я не против этого.
- Мне холодно, - сказал я медсестре, и она тут же накрыла меня чем-то.
Согревшись, я почувствовал себя в состоянии полного блаженства.
Глава 2.
Три месяца назад, обеспокоенный начавшимися проблемами с желудком, я посетил участкового терапевта, мою давнюю знакомую, с дочерью которой, в своё время, училась в одном классе и моя дочь. А сейчас наши дочери уже имели высшее образование, обе краснодипломницы, но продолжали поддерживать отношения, общаясь в социальных сетях интернета.
Она прощупала мне весь живот, отметила напряжение желудка и прописала кучу таблеток, поставив диагноз: гастродуоденит с рефлюксом, то есть, с частичным выбросом желудочного содержимого в пищевод во время сна. О чем я пожаловался ей в первую очередь, ибо это было очень неприятно, когда желудочная кислятина попадает в горло.
Посоветовала спать с высоко поднятой подушкой. И ещё посоветовала, на всякий случай, пройти обследование, в котором, кроме УЗИ и рентгена, должно быть и зондирование желудка.
- Вот, чёрт, - подумал я, - как это всё некстати! Ведь у меня уже билеты куплены полтора месяца назад для поездки в Израиль, в творческую командировку. А более всего для отдыха и лечения моего артрита на Мёртвом и Красном морях.
И ещё, я в этот раз запланировал поездку не в декабре, как обычно, чтобы пережить нашу слякотную кубанскую зиму в тёплой стране, а на месяц раньше, чтобы посетить ещё и север Израиля, где бывал практически очень мало, урывками. Хотелось пройти там некоторыми туристическими тропами, тянущимися между садов с фруктами, поспевающими в это время.
А в Эйн-Бокеке и Эйлате, где я обычно зимой жил по месяцу, я загорал и купался, периодически совершая экскурсии по гористой Иудейской пустыне и в горах Синая.
О чём я и поведал моему лечащему врачу. Она высказала предположение, что моя иммунная система, при соответствующем соблюдении диеты, может сама справиться с заболеванием, но всё же посоветовала пропить антибиотики, направленные на ликвидацию возможной колонии Helicobacter pylori, которая распространена в Росси и мире почти повсеместно и которую недавно открыли.
Антибиотики? Я всегда относился к ним настороженно, зная, что они одно лечат, а другое калечат. И зачастую заболевание возвращается в более сильно форме.
В общем, мы приняли совместное решение, что если заболевание в скором времени не пройдёт, то деваться некуда, придется пить антибиотики.
В тот же день я взвесился на весах и констатировал, что мой вес нормален для конца октября, 65 кг. В октябре я часто ходил в горы, таская тяжеленные рюкзаки, и поправиться до 70 кг, моего зимнего максимума, мне было ещё рано. Обычно это происходило зимой, при условии отдыха и рационального питания, в чём я себе никогда не отказывал.
А в августе месяце я принял участие во Всероссийском, недельном, фестивале скалолазания, где занял третье место в группе ветеранов, улучшив свой прошлогодний результат на 120 очков, что было для меня крутым достижением.
Короче, находился совсем недавно на пике физической и спортивной формы.
Посему, особого беспокойства моё недомогание у меня не вызывало, и раньше были у меня проблемы с желудком и кишечником. Всегда всё проходило без таблеток, просто соблюдал диету несколько дней, или даже недель.
Да и вообще, у кого брюхо не болит! Так у одного классика я прочитал, у Чехова, кажется.
- Всё, - думаю, - прилечу в Израиль, накуплю диетических продуктов и начну поправляться.
А на всякий случай, купил в этот раз медицинскую страховку, чего раньше никогда не делал, хотя уже много лет, каждую зиму, летал за границу для отдыха. Ещё с Египта начинал.
Глава 3.
Планы планами, но их пришлось сразу, же корректировать по прилёту в Израиль. Я решил опять отложить посещение северных областей страны. Причина одна - ухудшение физического состояния. Хотя я ещё свободно тащил свой рюкзак и даже помогал нести сумку одному попутчику, но ощущение нарастающей слабости всерьёз беспокоило меня.
Поэтому из Бен-Гуриона, через Беэр-Шеву я сразу переместился в Эйлат, и где и остановился на пляже Кораллового заповедника.
В сетевом супермаркете накупил кучу продуктов и начал поправлять здоровье, делая упор на поедание овсянки, киселей и прочей диетологии, по прямой рекомендации врача.
Но, мой желудок уже отказывался переваривать пищу. Она скапливалась в нем в течение двух дней и начинала подступать к горлу. Мне ничего другого не оставалось, как искусственно вызвать рвоту, чтобы удалить кислое содержимое и уснуть ночью. Я очень быстро слабел и худел. Через три недели решил посетить местную больницу.
В рядом расположенном горном массиве нашёл небольшое углубление среди камней, вычистил изнутри песок и мелкие камни, сделал небольшую нору, и сложил там всё лишнее, ненужное на данный момент, облегчая свой рюкзак.
И вот так, с рюкзаком, где были лишь личные вещи и спальный мешок, я добрался до Эйлатской больницы, двигаясь по городу пешим ходом, хотя все встречные, у кого я спрашивал дорогу, рекомендовали ехать автобусом или на такси. Часто присаживался отдохнуть, ибо дорога шла в гору.
Охранник на входе, после того, как я сказал ему на иврите, что я болен, особо не стал проверять мой рюкзак, пропустил меня внутрь. Я добрался до регистратуры и попросил пригласить русскоговорящего сотрудника.
Через десять минут ко мне подошла дама средних лет в халате и спросила, что я хочу.
Я обрисовал ей своё состояние и спросил, могу ли я пролечиться в их клинике, используя свою медицинскую страховку в 30 000 долларов.
Дама ответила, что этой суммы никак не хватит, обычно лечение стоит у них около 300 000 долларов.
- Вы где проживаете в России? - спросила она меня.
- В Краснодаре.
- И что, Вы не можете пролечиться там?
- Если хотите,- добавила она, - то доктор примет и осмотрит Вас, но это будет стоить Вам 1200 шекелей.
1200 шекелей? - Это 10 000 российских рублей! В России меня осматривали бесплатно.
Я сконфуженно прошептал - извините, и направился к выходу.
Иллюзии рассеялись, Израилю я не нужен, а нужны деньги, которых у меня не было в достаточном количестве. Значит, нужно срочно возвращаться в Россию.
Глава 4.
Ещё неделя пребывания в стране, пока я купил обратные билеты по приемлемой цене и дождался дня вылета, настолько ослабили моё физическое состояние, что я еле дотащился с рюкзаком до остановки автобуса, всего 50 метров ровной местности.
Странно, никаких болей у меня нигде не было, только состояние сильной слабости. Когда я сидел в автобусе, не напрягаясь, то чувствовал себя вполне комфортно. А никакая пища уже однозначно не лезла в моё горло. Но, всё же, я старался пить воду с чем-нибудь сладким, чтобы хоть как-то сохранить остаток сил.
Рейс был не прямой, через Санкт-Петербург, что далось мне особенно тяжело. Ночь в Пулково пришлось провести на спальном мешке в зале ожидания за креслами под стенкой, периодически сплёвывая в пакет подступающую к горлу кислятину.
В Краснодаре, сразу по прилёту, меня забрала из аэропорта дочь на своём автомобиле.
Я попросил отвести меня домой, где в этот вечер хорошо помылся в ванной, смыл с себя месячную Эйлатскую грязь. Загар смыть не удалось, он так и остался на моём теле. А загорел я неплохо, целыми днями просиживая на складном стуле, подаренном мне одним русскоговорящим евреем.
Ещё в аэропорту Бен-Гурион, перед вылетом, взвешивая свой багаж, я взвесил и своё тело. Результат ошеломил меня, всего 52 кг. За месяц я похудел на 13 кг.
Глава 5.
Утром следующего дня я сам позвонил в Скорую помощь, чтобы решить вопрос с моей госпитализацией. Но, сначала меня на дому посетила врач, и лишь после этого вопрос о немедленной госпитализации был решён положительно.
Дожидаясь скорой помощи, о чём мне сообщили по телефону, я соответственно оделся, и сложил в сумку необходимые вещи.
Услышав шум подъехавшего автомобиля, сам вышел на улицу и закрыл дом и калитку. Пока я общался с фельдшером скорой, которая предлагала мне сделать укол прямо в машине, водитель скорой, расхаживая вокруг автомобиля, проявил к моей персоне явное неуважение, заявляя, что я, дескать, вызвал такси, а не скорую помощь.
Не было сил и желания ставить на место хама, и я больше помалкивал.
Дежурный хирург приёмного отделения тщательно осмотрел меня, даже проверил состояние моей прямой кишки, что было очень унизительно и больно.
В палате, куда меня положили, было восемь койко-мест и все заняты в основном людьми пожилого возраста.
Вечером санитарки, весьма грубые особы, потащили меня делать клизму. Я думаю, это было весьма кстати, хотя и весьма неприятно.
А утро принесло небольшой сюрприз. В палату забежал небольшого роста, гладкий мужичок, которого я бы никак и ни при каких обстоятельствах не причислил к категории врачей. Скорее, он был похож на продавца мясного отдела, где на колоде перед этим рубил сырое мясо.
Он глянул на меня и спросил:
- Газы отходят?
- Да, - несколько недоумённо ответил я, ибо действительно с утра слегка пукнул пару раз, а мужик даже не представился и я не понял сразу, кто он такой.
- Так, собирайтесь домой, я Вас выписываю!
Вот те на! Как же домой, ведь мне надо пройти полное обследование.
Я успел сказать ему об этом, пока он ещё находился в палате.
Выписку отменили. На следующий день, в специальном кабинете, мне ввели в желудок "шипящую змею" - длинную вибрирующую трубку специального аппарата, которым отщипнули кусочек ткани желудка для анализа, чтобы определиться с онкозаболеванием.
Врач посоветовал отнести пробирку с тканями в платную лабораторию, где анализ сделают за 7-10 дней. А в здесь, в местной больничке, на общих основаниях, процесс может занять больше месяца.
Что ж, с раком шутки плохи, нужно быстрей выяснить, что там у меня. А на прощание, врач, зондировавший мой желудок, сказал, что у меня с желудком большие проблемы.
На следующий день "мясник" выписал меня из отделения, заявив, что пока не пришли результаты анализов на биопсию, нечего занимать место, ибо пока неясно, чей я пациент, их или онкодиспансера.
Глава 6.
Через два дня, находясь дома, я упал в обморок, когда ночью пошёл в туалет. Как падал, не помню, а когда очнулся, лёжа раздетый на холодном полу, то долго соображал, где я и что тут делаю. Немного болело бедро, видимо от удара. Голове повезло, не ударил.
Позвонил утром дочке, она приехала и забрала меня к себе.
С зятем они замерили мне давление и ужаснулись, оно упало до 100 на 50. Причина обморока была ясна, сильнейшее истощение, полный упадок сил. Но ходил я пока сам, хотя с трудом и пошатываясь.
Тут же вызвали скорую. Через час она приехала и остановилась у соседнего дома. Мы не слышали, как она подошла. Когда водитель начал громко сигналить специальной сиреной, мы пошли к автомобилю. И этот водитель оказался хамом, начал громко выражать своё недовольство нашей задержкой.
Молодые фельдшерицы были корректны, усадили меня в кресло, замерили давление, которое оказалось нормальным, 120 на 80. Я думаю, это от выброса адреналина, ибо водитель, затеявший перепалку с моей дочерью, сильно достал. Дочь, не оставшись в долгу, откровенно высказала ему своё мнение.
В приёмном отделении, где я вольготно разлёгся на кушетке, пока мне делали электрокардиограмму, а потом не захотел вставать, через некоторое время появился дежурный хирург. Им оказался пожилой врач, уже пенсионер, не желающий пока покидать свою прибыльную работу. В двухэтажном особняке его я бывал раньше, много лет назад, когда ухаживал за его младшей, незамужней дочерью, уже тогда ездившей на иномарке, купленной папой.
Я спросил, помнит ли он меня.
- Да, конечно, - был его ответ.
В дальнейшей беседе, когда я откровенно высказал, недовольство порядками в их отделении, когда меня, больного человека, который нуждался в поддержании тонуса питательными растворами, выбросили на улицу, он начал врать и изворачиваться.
Сказал, что в отделении даже не хватает физрастворов, такое плохое снабжение, а его базовая зарплата всего 8000 тысяч рублей.
Он явно врал, ибо, находясь два дня в палате, я видел, что людям делают операции, другие уже выздоравливали и готовятся к выписке. В палате, где восемь человек больных, это очень наглядно.
А насчёт его маленькой зарплаты просто смешно было слушать: прекрасный особняк, две иномарки, недавно он и себе купил новую машину, до этого передвигаясь на запорожце.
Знаете, как люди делают, специально держат плохую машину, чтобы не светиться, не привлекать к своей персоне повышенного внимания.
В общем, когда я откровенно пригрозил жаловаться, он сказал, что пригласит врача из терапевтического отделения, где мне сделают все необходимые капельницы, Короче, вольют в кровь глюкозу и другие питательные растворы.
Такой вариант меня устраивал, ибо я уже не чаял дожить до прихода результатов анализов.
Вскоре пришла врач из терапии и сообщила, что если я согласен лечь в коридоре на кушетке, то она берёт меня в отделение.
Я был согласен.
В отделение, на второй этаж, меня отвезла на каталке санитарка приёмного отделения, пожилая позитивная армянка, с которой я чувствовал себя спокойно, пока она рулила по коридорам и лифтам.
В коридор вынесли кушетку с подголовником, я улёгся на неё в одежде и попросил принести одеяло, ибо в коридоре было ощутимо холодно. Очень пригодилась подушка, которую я взял с собой.
Вскоре надо мной водрузили капельницу и я, согревшись под одеялом, принесённым санитаркой с условием, что рано утром, до врачебного отхода она заберёт его у меня, попытался подремать, насколько это было возможно, ибо коридор не был пустым ещё долгое время, по нему ходили больные и медперсонал.
Утром, ещё до врачебного обхода, меня положили на освободившееся место в палате напротив, где было всего трое ходячих больных, которые много кушали, а потом ещё и подкармливали меня передачами, которые им приносили родственники. Правда, за всё время я прельстился двумя свежими пирожками с картофелем и кусочком свиной отбивной. И то, потом это всё пришлось выблевать.
Странное дело, когда я искусственно освобождал свой желудок от пищи, то мне хотелось кушать. Но, пища, не проходя дальше, накапливалась в желудке, и через пару дней приходилось опять исполнять партию "Риголетто".
Диагноз определённый - стеноз привратника.
Врачебный осмотр проводила в нашей палате заведующая терапевтическим отделением, молодая, приятная женщина. Она долго и внимательно общалась с тремя больными и потом подошла ко мне.
По сравнению тем, что я видел в хирургическом отделении, это был довольно резкий контраст. Можно даже сказать - разительный.
В милой беседе, где мы сразу прониклись симпатией друг другу, она сказала, что будет поддерживать меня, пока не доставят результаты анализа на биопсию. Вскоре питательные капельницы устанавливались около моей кровати утром и вечером.
Дочь привезла мне в отделение ноутбук, и вечерами я развлекал себя просмотром любимых фильмов, одним из которых был фильм "Начало" с Леонардо ди Каприо в главной роли.
Глава 7.
Вскоре были готовы результаты анализа, дочь привезла их мне в отделение в большом конверте с голограммой.
Я позвал заведующую и подал ей конверт.
- А что, Вы ещё не смотрели? - спросила она, осматривая запечатанный конверт.
- Нет, - отвечаю, - только что дочь привезла.
Дочь стояла рядом, в палате.
Врач вскрыла пакет, прочитала вложенный лист и протянула его мне.
Почти сразу бросилась в глаза строчка заключительного анализа на биопсию - рак.
Написано было много и сложнее - низкодифференцированная аденокарцинома с участками перстевидноклеточного рака.
- Ну, что ж, - говорю, - делать у вас в отделении больше нечего. Делайте выписку.
- Подождите немного.
Вскоре заведующая принесла мне выписку и на прощание сказала:
- Надеюсь, всё будет у Вас хорошо.
- Спасибо!
На следующий день, рано утром я отправился в городскую поликлинику на приём к онкологу.
Поликлиника расположена всего в трестах метрах от дома дочери, и, несмотря на моё медленное передвижение, я добрался туда довольно быстро.
Без проблем был принят онкологом, который выписал мне направление в краевую онкологическую клинику. Сказал, что желательно предварительно записаться на приём, позвонив по телефону.
Тут же, не откладывая, сходил в офис к нотариусу и сделал завещательное распоряжение относительно своего наследства.
Мало ли что, вдруг умру во время операции.
Когда пришёл домой, к дочери, она сразу взяла бразды правления в свои руки.
Первым делом позвонила в онкологическую клинику, чтобы записаться на приём. Там ответили, что записывают на месяц вперед, такая очередь.
Это нас не устраивало, тут уж я точно не доживу. Сообщили моей сестре в Краснодар, и она взялась посодействовать.
Вскоре мы узнали, что у нас есть влиятельная родственница, которая уже всё устроила. Буквально через день нужно было ехать на приём, и наш номер был одним из первых - третий.
Глава 8.
Мы приехали в Краснодар на комфортабельном автобусе, прошли немного пешком, что было мне вполне по силам и нашли поликлинику онкологии, где оказалось немалое число больных. Рядом были другие здания онкологического краевого центра.
Многие больные приехали без записи и талонов, в надежде, что их примут в этот день. А у нас был железный талон и наше приоритетное положение в общей очереди даже не оговаривалось.
Через полчаса мы с дочерью уже сидели в кабинете у врача. Всё тоже, сначала она прощупала мой живот, положив меня на кушетку, а потом отправила в кабинет УЗИ.
После УЗИ дала направление на госпитализацию. Здесь же, недалеко, мы нашли третье хирургическое отделение, и зашли в приёмное отделение. Пока дочь ходила к заведующему, я сидел внизу, дожидаясь результата.
- Ну, всё, папа, тебя госпитализируют, а через два дня уже будут делать операцию, - были её первые слова, когда она вышла опять ко мне, мирно сидящему на лавочке у стены.
- Но, сначала нужно сделать компьютерную томографию, что здесь недалеко.
Мы нашли нужный кабинет и уселись в ожидании нашей очереди, ибо людей на эту процедуру было немало.
И здесь дочь рассказала, что произошло в кабинете заведующего третьим хирургическим отделением. Он прицепился к тому, что у нас нет обследования томографии и сказал, чтобы мы возвращались в свой город и проходили её там. Ну, а потом уже к ним, на госпитализацию.
А в нашем городке только недавно установили это оборудование, и даже было неясно, работает ли оно, и имеются ли в наличии соответствующие специалисты.
А пока суть да дело, надвигались новогодние праздники, до которых осталось всего десять дней, а потом ещё десять дней общероссийских каникул. В общем, мою госпитализацию опять жёстко пытались отфутболить на довольно долгий срок, более двадцати дней.
Но, только стоило дочери, снабжённой соответствующими инструкциями от моей сестры, сказать заведующему отделением, что она сейчас пойдёт жаловаться к некоей О, и она назвала фамилию вышестоящего лица, как поведение эскулапа немедленно изменилось.
Он тут же послал нас на томографию и санкционировал мою немедленную госпитализацию в своём отделении.
Глава 9.
В третьей палате, куда меня определили, первую ночь пришлось провести на каталке, мест в отделении, видимо, не было. Ничего, на каталке, так на каталке, ибо кровати были немногим лучше.
Но, сначала меня свозили в реанимационное отделение, где медсестра долго вставила мне зонд в подключичную вену.
- Вены совсем опавшие, давления нет, - сетовала она.
Когда она справилась с поставленной задачей, вдоволь измучив меня, хотя и вкалывала мне местное обезболивающее, то мне тут же, в реанимации, поставили капельницу с физраствором.
Потом капельницы сопровождали меня каждый день, пока я находился в отделении.
До операции меня ничем не кормили и не поили, только ставили капельницы, которых было огромное множество. И как столько раствора в меня входило? Часто приходилось ходить в туалет писать.
В последний вечер перед операцией медсестра Настя, которая очень нравилась мне и всем больным, повела меня брить за ширмой в туалете. Без всякого стеснения, быстро и профессионально, она выбрила мне всю растительность даже на яичках. Потом сделала две клизмы и просила не смывать унитаз, чтобы она могла лично убедиться, что мой кишечник очищен достаточно хорошо. Всё так и было, кишечник в очищении почти не нуждался.
В понедельник, утром, меня, совершенно голого, уложили на каталку, накрыли простынёй и повезли в оперблок. До Нового года осталось семь дней.
Перед операцией со мной наедине побеседовало несколько врачей, и я подписал несколько бумаг. Помню, там были пункты о переливании крови, наркотиках и проч. Я был согласен с наркотиками и с чужой кровью в моих венах.
В операционном блоке со мной не церемонились. Сразу вогнали катетер в мочевой пузырь, растянули руки и ноги, пристегнув их пряжками. Две огромные лампы над моим телом ещё не светились. Как только в артерию правой руки вогнали иглу, я сразу, незаметно для себя, отключился.
Глава10.
До обеда я пролежал в реанимации, а потом опять жёсткая каталка, которую подогнали вплотную к моей удобной кровати и предложили мне самому перебраться на неё. Пришлось, как крабу, пересиливая боль, переползти на неё.
Но, я сделал это сам и не удержался, пошутил:
- Правда, я молодец!
В палате, теперь уже первой, меня переложили на кровать с помощью простыни двое врачей .
Всё, выздоравливать!
Опять гирлянды капельниц, а через день, через специальный зонд, который мне вставили через ноздрю, пищевод и желудок так, чтобы свободный конец выходил сразу в двенадцатиперстную кишку, ещё во время операции, меня начали кормить специальной кашей, которая вытекала постепенно, в течение нескольких часов из капельницы. Я так понял, хотя мне никто ничего не говорил, это для того, чтобы не тревожить, послеоперационные швы желудка, пока они не зажили.
С правой стороны живота, внизу, мне подвесили специальный мешочек, куда собиралась послеоперационная жидкость из внутренней полости брюшины. Через дырку, разумеется.
В общем, член увенчан катетером и мочесборником, в боку тоже сборник, в носу зонд, доставляющий массу неприятных болевых ощущений и шланг от капельницы к шее, в подключичьку. Вот в таком положении пришлось лежать несколько дней.
Через несколько дней лечащий врач объявил мне, что 30 декабря, в канун Нового года, меня уже выписывают. За мной приедет скорая помощь из нашей больницы и заберёт меня. А там меня ещё должны подержать в моей больнице.
Ну, что ж, в своей больнице, это уже почти дома.
Двоих моих товарищей по палате, которым сделали операцию в тот же день, выписывали на день позже. Их тоже кормили через носовые зонды специальной кашей, как и меня.
Через несколько дней меня освободили от мочевого катетера и разрешили вставать. А скапливающуюся жидкость из правого бока я научился сливать сам. Хотя, вскоре она почти перестала накапливаться. Сильно болел шов посередине живота, особенно когда я двигался, вставал и проч.
Глава 11.
Подошёл день выписки. С утра меня и моих товарищей по палате освободили от всех дренажных устройств. Им вытащили зонды из носа, а мне, почему-то, оставили. Сказали, вам вытаскивать не велел врач. Что за чёрт! Так этот зонд меня достал!
Я оделся, собрал все вещи в сумку и сидел на кровати в ожидании скорой помощи, которая отвезёт меня в мою больницу. Появился мой лечащий врач и подал мне обыкновенный шприц большого размера с резиновой насадкой на конце.
- Этим шприцем, - сказал он, - будете каждые полтора часа вводить себе через зонд протёртую пищу. Зонд удалять нельзя, это Ваша жизнь.
И в течение, которого времени мне так питать себя? - задал я естественный вопрос.
- Месяца три, - отвечал он.
- А что потом?
- А потом будем решать.
Я заметил, что он не смотрит мне в глаза.
С этим он быстро удалился в ординаторскую.
Ну, дела!? Я уже не могу с этим зондом жить, так он натёр мне гортань. Постоянная слизь от раздражения и соответственно кашель, жёстко отдающийся болью в животе.
А тут три месяца? Нет, это никак невозможно!
Я вышел в коридор и напротив ординаторской увидел двух девчонок в униформе, фельдшериц прибывшей из нашего города скорой помощи. Одна из них держала под мышкой постельное бельё, привезённое для меня.
Я подошёл, пообщался, сказал, что я ходящий больной и лежать в машине не собираюсь.
- А нам сказали, что лежащего, после операции, - сказала одна из них.
- А что стоим? Я уже готов.
- Сейчас, выписка не готова. Пишут.
Вскоре вышел мой врач, подал мне выписку и памятку, чем питаться после операции, напечатанную на отдельном листке. Пожал мне руку. Девчонки подхватили по моей просьбе мою сумку, и мы отправились вниз, к автомобилю, стоящему у подъезда.
В комфортабельной газели, оборудованной различной медицинской аппаратурой, сидела молодая женщина, ребёнка которой нужно было забрать из детского центра.
Мы ещё покружили по Краснодару, забрали ребёнка, которому исполнился всего месяц и отправились домой.
В салоне скорой, где мы сидели - фельдшера ушли в кабину, где было два места, кроме водительского - было тепло и уютно. Я начал читать выписку, но ничего не понял в медицинских терминах.
Обдумывая сложившееся положение, я понимал, что-то здесь не так, как бы хотелось. От меня явно что-то скрывали. А скрывать могут только самое страшное, худшее.
Нужно было самому принимать решение, как поступить дальше. И я сразу решил, как только приеду, сразу вытащу зонд из носа. А там, что будет, то будет.
В голове мелькнула мысль: спросить пол ребёнка, и если это мальчик, то так и сделать.
- А кто у Вас, мальчик или девочка? - спросил я женщину.
- Мальчик, - ответила она.
Я радостно улыбнулся. И хорошее настроение не покидало меня всю дорогу.
Глава 12.
В приёмном отделении нашей больницы, куда мы вскоре приехали, как раз находился дежурный хирург, который сразу мне понравился внешне. Небольшого роста, среднего возраста, с интеллигентным лицом.
Вскоре он освободился и повёл меня для беседы в отдельную комнату. Я подал ему выписку и попросил, ничего не скрывая, сказать мне о моём положении.
Добавил, что я альпинист и никогда не боялся смерти. Не боюсь и сейчас, но хочу определённости, чтобы знать, как распорядится последними днями и часами жизни.
Надо отдать ему должное, он не стал ничего сглаживать в заключение выписки, а чётко сказал мне:
- Вам разрезали живот, посмотрели и зашили. Ибо что-либо делать поздно, у Вас четвёртая стадия рака.
- Ну, вот! Всё и разъяснилось! Спасибо Вам!
Мой голос не дрогнул.
- Так, - начал я дальнейшее объяснение, - я понимаю, что в больнице мне делать больше нечего, не хочу занимать койко-место. Но, схожу ещё в терапию, пообщаюсь с заведующей.
С тем мы и расстались.
С заведующей терапевтическим отделением я встретился в коридоре, подал ей выписку, которую она внимательно прочитала. Вздохнула и отдала листок мне.
Как врачам сразу всё понятно, а я никак не мог разобраться в сокращённых обозначениях и терминах.
- Я не буду занимать место в Вашем отделении, - сообщил я ей, - не хочу, чтобы мне искусственно продлили жизнь.
- Да, и что это за жизнь!?
- Лучше я побуду последние дни дома, в кругу семьи.
- И ещё, прошу Вас о последней услуге, вытащить зонд.
Пожилая медсестра справилась с этой задачей, хотя никогда раньше ничего подобного не делала.
Фу, какой кислятиной воняла полуметровая трубка, пока она не отправила её в мусорное ведро.
- Какая дрянь, - сказал я.
- Да, дрянь, - с улыбкой подтвердила медсестра.
Я тут же добрался до умывальника, отплевался и слегка промыл свой многострадальный нос, к которому трубка была пришита простыми чёрными нитками.
Всё, я свободен, свободен!!!
Дотащился до автобусной остановки и сам пришёл домой, к дочери, где мне уже приготовили отдельную комнату.
Когда я всё рассказал моим домашним, то они долго недоумевали, как я могу в этот момент так радоваться.
А всё очень просто! Умирать всё равно придётся, так лучше это сделать раньше, при удобном случае, чем откладывать на потом. А мне уже 65 лет, вполне достойный возраст для смерти.
А самое главное, я давно уже никому ничего не должен!