Энтари умирала. Два дня назад из ее комнаты вышел лекарь и молча развел руками. В доме стало неожиданно тихо и пусто. Дух болезни, закупоренный в опочевальне пожилой травницы, все равно добирался до случайных прохожих. Селяне сутулились, старательно прятали глаза и ускоряли шаг, мечтая оказаться подальше от места чужой трагедии. Вся деревня знала - Энтари не спасти.
Вчера шестидесятилетняя травница потеряла сознание. Теперь из комнаты доносился лишь сдавленный хрип, в который превратилось дыхание умирающей.
На горькую весть из столицы примчался юный племянник. За последнюю вылазку князя он, наконец-то, получил почетный знак дружинника за заслуги на поле боя, но отпраздновать не успел... Узнал о судьбе тетушки. Дом встретил его закрытыми ставнями и тихим плачем.
Лина, дочь Энтари, успокоиться не могла. Слезы душили её, сердце выло от боли, и в затхлом, тяжелом воздухе избы то и дело раздавался жалобный стон скорбящей девушки. А свидетелем тому был только облезлый черный кот матери, уже второй день безвольно лежащий на печи и тоскливым мяуканьем провожающий свою хозяйку.
Деревня же продолжала жить. Прошел со свирелью пастух, коров на Малое Поле погнал. На окраине загрохотал молот Стеньки-кузнеца, со скрипом мимо дома проползла телега. Деревня жила. Энтари - умирала.
Гафир, племянник отходящей, не знал, что ему делать. Еще не минул год с тех пор, как в Урочищах пропал его отец-охотник. Еще тревожила сердце память о матери-беглянке, влюбившейся на старости лет в проезжего циркача и уехавшая вместе с его труппой. Так получалось, что тетка Энтари была последним близким ему человеком. Если не считать Лину...
И вот сейчас он сидел за ветхим столом, смотрел на плачущую сестру и не знал, как быть дальше. Боли не было. Лишь растерянность и ощущение пустоты. Гафир привык справляться с утратами самостоятельно. Даже когда лучший друг, захлебываясь кровью, утих на его руках, дружинник не чувствовал себя так мерзко.
Он мог заткнуть свое горе, но не знал, чем снять чужое.
А еще Гафир видел Смерть...
На поле, близ реки Красавы. Когда князь встретил там воинов Зелья. Опоенные, почти голые варвары с визгом и хохотом смяли строй закованных в броню дружинников, и если б не удар конного резерва в тыл дикарям, то Гафир лежал бы сейчас среди тел товарищей в одной братской могиле.
Чудом уцелел.
И когда выбрался из-под умирающего друга, увидел ЕЕ. Или, вернее, ЕГО. Маленький мальчик с игрушечной саблей бегал по полю и со счастливым, почти безумным смехом, касался мертвых тел деревянным клинком.
Сейчас Гафир слышал тот же хохот сволочного ребенка...
Во дворе.
Ему вторил скулеж Лины.
Оборвался смех одновременно со слезами сестры. Девушка как почувствовала, вздрогнула, бросилась в комнату. Опоздала...
Энтари умерла. Навеки успокоилась. Гафиру в этот момент, почему-то, вспомнились пышные блины, коими его потчевала тетка, когда он еще несмышленышем гостил с семьей в деревне. Вспомнил мать, ее лучистые бирюзовые глаза, вспомнил вечно молчаливого, мрачного отца. Вспомнил, что никого из них в его жизни больше нет.
И зло посмотрел на поникшую сестру.
-Соберись. Все, отмучалась она, да будет к ней Лес милостив, - проговорил он и хлопнул ладонями по коленям.
Лина всхлипнула, и, закрыв лицо руками, содрогнулась в беззвучном плаче.
-Хватит, говорю!- поморщился Гафир. Слова утешения застряли в горле, будто корка черствого хлеба. Ворочались, царапая небо, но так и не вырвались. Он старался выпихнуть их наружу. Но не знал, КАК это сделать. Не видел и никогда не слышал подобных слов в свой адрес. Ни разу.
Лина подняла на брата воспаленные от слез глаза:
-У меня больше никого не осталось, понимаешь?
-Я остался, - резко напомнил Гафир и встал из-за стола. - Прекрати реветь. Слезами делу не поможешь.
Энтари похоронили под ее любимой сосной. Полувысохшее дерево сиротливо торчало посреди лесной поляны. Лина сказала, что мать любила отдохнуть здесь после сбора трав. Что она считала это место родным... Спокойным. Тут и впрямь было тихо.
На похороны пришло всего пять человек. Это разозлило Гафира еще больше. Тетка поднимала на ноги больных, помогала деревне, чем могла. А проститься пришли единицы...
Несправедливо!
Вечером, после похорон, к Лине пришел ухажер.
Гафир встретил молодого, разухабистого парня на крыльце. Деревенский телок: выгоревшие на солнце волосы, круглое, лоснящееся лицо и свиные глазки. Рядом с таким увальнем Лина смотрелась бы как белочка. Хорошо, что дружиннику не довелось увидеть их вместе. На похоронах молодчика не было.
Ухажер осклабился, вытер нос рукавом рубахи и громыхнул:
-Линка дома?
-Дома, - холодно кивнул Гафир.
-Я пройду, тогда, утешу, - подмигнул телок и попытался просочиться мимо воина. Не удалось.
Дружинник окаменел, притворил за собой дверь.
-Что? - коротко переспросил он.
-Ну, ты же понимаешь, - поиграл бровями парень. - Ей сейчас срочно ЭТО нужно.
Гафир прислушался: сестра притихла. Скорее всего, наконец, уснула. Три дня у кровати умирающей...
-Ты в своем уме, братец? - спросил он ухажера.
-Бесчувственный ты... Мне бы это помогло, - цокнул языком тот.
Гафир стиснул зубы и инстинктивно сжал кулаки:
-Пошел вон
Изумленный парень отшатнулся:
-Дурак? Ей сейчас внимание нужно!
-Я сейчас тебе внималку-то отрежу, на хрен, - процедил дружинник.
Ухажер немедленно ретировался. А Гафир еще несколько минут стоял на крыльце и переводил дух. Успокаивался, глядя на пожирающий деревню туман, и дрожащие, расплывающиеся огни в избах.
Решение было принято. Утром он разбудил Лину и коротко сообщил:
-Собирайся. Сегодня уезжаем в город.
Сестра промолчала. Словно оживший труп поднялась с кровати и прошла мимо брата. За окном орали деревенские петухи.
-Оденься! - бросил он вслед девушке. Лина замерла, и оправила ночную рубашку.
-Оденься... - тише повторил Гафир и вышел из ее комнаты.
Плач сестры дружинник услышал, когда кормил коня. Проклиная все, Гафир вошел в дом.
Лина сидела на полу, у печи, и баюкала в руках мертвого кота.
-Он так ее любил... Так любил... Не выдержал, - плакала девушка.
-Самый простой выход - сдохнуть, - Гафир сплюнул. - И самый глупый.
-Ты злой, - Лина прижала к себе тушку любимца и, словно в трансе, принялась причитать. - Ты злой. Очень злой. В тебе нет ничего доброго...
-Каков есть, - Гафир повел плечами. Да, он злой. Но не сволочь!
Дружинник с содроганием вспомнил вчерашнего гостя. Надо было перерезать ему глотку.
-Собирайся. Вечером уедем, - он вышел из дома. Мимо, по улице, чинно прошествовала корова. Жалобно и как-то траурно прозвенели бубенцы.
Все вокруг рушится. Мир-оборотень дождался своего полнолуния и сбросил прекрасный облик. Гафир уже чувствовал гнилое дыхание будущего.
Тошнило.
Из деревни выехали незадолго до заката. Неразумно, но он не хотел оставаться здесь ни минутой более. Гиблое место. Деревня сволочей.
Конь степенно вышагивал по разъезженной дорожке. Дружинник хмуро изучал шелковистую гриву скакуна, а Лина смирно сидела сзади, держась за пояс брата. Но стоило ей всхлипнуть, как Гафир напрягся, в смутном порыве заставить сестру замолчать.
Слезами делу не поможешь. Только хуже будет. Нет, не тому, кто плачет. А тому - кто слышит...
Лина чувствовала его настрой и боролась с собою как могла. Но не справлялась.
Заночевали милях в двух от деревушки, на небольшой вересковой поляне. Закатывающееся солнце раскрасило сосновый бор в золотой цвет. Неторопливо темнело небо. Просыпались ночные птицы. Трещал костер.
А Гафир сгорал в бешенстве, глядя на ушедшую в себя сестру.
-Легче не станет. Выброси. Не сожалей, - буркнул дружинник. Лина подняла на него пустые глаза. Вдали мрачно ухнул филин.
-Ей там лучше. Хватит жалеть себя любимую, - Гафир швырнул полено в костер. Взметнулась стая искр.
Сестра промолчала и отвернулась.
-Ну и сиди, страдай, дура, - раздраженно фыркнул дружинник.
Ночью он проснулся от тихого смешка. Выхватив меч, Гафир вскочил на ноги и обомлел.
Над спящей сестрой стоял маленький рыжеволосый мальчик с игрушечной саблей.
-Хорошенькая, - звонко проговорил гость.
-Отойди от нее, - тихо прорычал дружинник.
-И она скоро умрет, - улыбнулась Смерть, - благодаря тебе!
-Отойди от нее... Я смогу уберечь сестру. Убери свою палку!
-А кто ты такой? Один из миллионов кусков мяса, беснующихся на этой земле? - зло прищурился мальчуган.
-Что тебе надо?! - повторил Гафир. - Зачем ты здесь?!
Мальчик засмеялся, внимательно посмотрел на свою деревянную саблю и цокнул языком:
- Нет, ваше время еще не наступило...
-Тогда какое тебе до нас дело?!
-... но оно грядет, - произнес мальчик и исчез.
Утром они двинулись дальше. В столицу. Весь день дружинник злился на визит Смерти. Пытался понять - зачем к нему приходил мерзкий дух. Раздирал голову мыслями - а сможет ли он уберечь девушку? Правду ли сказал ночному гостю?
Да, он возьмет Лину к себе в дом. Он будет кормить ее, поить, одевать! Этого мало? Или достаточно? Он защитит ее от лихого человека, от уличной швали. Грудью встанет... Почему же в душе ворочается тревога? Что он делает не так?
Вечером им повстречался небольшой постоялый двор. Выбор был прост. И уже через час Гафир сидел за столом и опустошал кувшин вина. Поднявшаяся в комнату Лина замерла на пороге и вновь заплакала. Дружинник протянул было к ней руку, но одернул себя. Нет. Нет смысла. Она будет плакать и плакать. Он не сможет помочь. Дверь захлопнулась.
Скрипнув зубами, Гафир пошел вниз. Напиваться.
Даже компания нашлась. Местная, рыжеволосая шлюха.
Ночь была бурной. Хотя воспаленный разум все же отметил что-то неестественное в ее облике.
Смех. Тоненький, довольный смешок.
Утром его разбудил взволнованный хозяин. Гафир, находящийся в объятьях свинцовой дымки похмелья, несколько минут пытался понять, что говорит ему полненький мужичок, со смешными вьющимися волосами. Даже когда трактирщик потянул дружинника за собой, ничего не соображающий воин глупо улыбался.
Протрезвел он, едва увидел раскачивающееся на веревке тело сестры.
-Госпожа повесилась, - из тумана донесся голос толстяка. - Утром служанка заглянула - дверь открыта была. А госпожа...
Дружинник взвыл. Оттолкнул растерянного хозяина в сторону, бросился к трупу, обрезал веревку. Тело Лины обожгло холодом.
- Мелкий подонок, - безустанно повторял Гафир, вспоминая Смерть. Воин сидел на полу, держал в объятьях мертвую сестру и раскачивался из стороны в сторону, неустанно повторяя проклятья. Заваки попятились, кто-то шепнул: "Рехнулся". Но дружинник слов не слышал.
Пока его плеча не коснулась ласковая рука.
-Все будет хорошо, парень... Все будет хорошо... Держись...
Голос...
Голос шлюхи!
Не сдерживая себя, воин ткнулся лицом в холодное тело Лины и зарыдал. Впервые за последний десяток лет Гафир плакал. А кто-то гладил его по голове, и нежный голос ночной бабочки нашептывал теплые, успокаивающие слова.
Становилось легче.
- Ну, теперь-то ты понял? - неожиданно хмыкнула шлюха.
Дружинник окаменел. Медленно повернулся к превращающейся в мальчика женщине.
- Да, - сквозь слезы процедил он. - Да...
И отобрал у стервеца деревянную саблю
Счастливый мужской смех потряс таверну. Ему вторил испуганный вой постояльцев. А в комнате на темный потолок смотрели две пары мертвых глаз. В остановившемся взоре Лины замерла боль, а во взгляде рыжеволосого мальчика остывало удивление.