Господь бог, обычно бережно расходующий на творения свои такие узлы и агрегаты как ум, привлекательность и воля, на Кате экономить не стал, и если в чём и обделил, так это в сентиментальности. Представить себе, что эта ледяная красавица уподобится простой смертной и спросит что-нибудь вроде "А помнишь ли, дружок, наше первое свидание, первый поцелуй и т.п." было невозможно. Почему-то принято считать, что эти милые пустяки крайне важны для всех женщин, но это не более чем заблуждение: ледяных красавиц, - и тех, у которых поклонников, как звёзд на небе (а первых свиданий и поцелуев, как у собаки блох), - и тех, кто только в начале этого пути, подобные глупости не занимают.
Делать нечего, и всеми этими "а помнишь..." заведовал Димка. Катя в ответ коротко кивала, говорила: "М-гм",- но в подробности не вдавалась. Димка не удивлялся. Уж кто-кто, а он-то знал, что снежная эта королева похожа на других женщин примерно так же, как он на других бабуинов. Общие черты есть, конечно, но если вдуматься, то различий (Димка надеялся) всё же больше.
Поэтому, когда в ответах Кати вместо обычного "м-гм" стали проскальзывать сложносочинённые и сложноподчинённые предложения, вспомнилась Димке почему-то брехня Бельского о том, как встречался тот с девчонкой со сто четвёртой школы и (эротические подробности опускаются) случайно выяснил, что у той есть сестра-близняшка. Когда же Катя, уже зимой, попросила рассказать, как он в неё влюбился, вспомнилась Димке брехня Бельского о том, как встречался тот с девчонкой с восьмидесятой школы, и шли они как-то вечером через старое хэтэзэвское кладбище, и поцеловались у заброшенной могилы, и стала после этого девчонка совсем другой (эротические подробности опускаются).
Когда? Собственно, Димка уже рассказывал. Но романтическая история о любви с первого взгляда нравилась Кате и она любила её послушать. И Димка, вбивший себе в голову, что это случилось именно в тот день, снова рассказал Кате, как однажды, ещё в восьмом классе, он стоял с коллегами в вестибюле, как кто-то кивнул в сторону парадной лестницы и сказал: "Новенькая из "В"-класса. Ух-ты какая!",- и он, обернувшись, впервые увидел её. Как их взгляды на долю секунды встретились (но, наверное, Катин взгляд встретился и со взглядами тех, других, что стояли рядом с Димкой), как она чуть улыбнулась (но Катя вообще улыбалась иногда так, что не поймёшь - улыбается она кому-то или самой себе) и как внутри у него впервые тревожно замерло. Рассказывая об этом Кате, Димка уже и сам не знал, где тут правда, а где вымысел, поэтому очень старался, чтобы нынешняя версия не очень отличалась от предыдущей.
Ещё Катю интересовало, почему Димка, если он вот так сразу влюбился, никак этого не проявлял, и, вообще "тянул, нехороший, целый год". Тем более, что после восьмого класса, когда из четырёх восьмых слепили два девятых, они оказались в одном классе. Димке не очень хотелось признаваться Кате в том, что, несмотря на всю свою показную чисто печоринскую холодность, он просто отчаянно трусил, но, делать нечего, пришлось. А заодно выкладывать уж и остальное.
Впервые Димка решился на Первое мая. В этот день их класс должен был ехать на первомайскую демонстрацию. Встречались в восемь у сто тринадцатой школы. "И пусть какая сволочь попробует не прийти! - предупредила Рина Кирилловна накануне, на своей истории, сверля взглядом всех юношей класса по очереди.- Или проспит!"- отнеслась она отдельно к Димке. Контингент в её 9-"Б" подобрался ещё тот.
Димка ни о чём таком и не думал. За этот седьмой урок он три раза встретился взглядом с Катиным и размалевал две тетрадные страницы её профилями (Димка не умел, но любил рисовать). Случайно встретиться утром, идти вместе не торопясь эти четверть часа к сто тринадцатой - когда ещё такой случай подвернётся. Ох уж этот май-баловник со своим дурацким опахалом.
Совершив маленький подвиг - проснувшись не без пяти восемь, а в семь, уже в семь пятнадцать Димка сидел в засаде у подъезда соседней двенадцатиэтажки. Катя должна была пройти именно здесь. С собой Димка прихватил кулёк семечек. В самом деле - совместное плюхание семечек - что может сблизить людей надёжнее?
Ожидание оказалось делом не лёгким. Поглядывая на часы, Димка заметил, что у него подрагивают руки. Семечек тоже не хотелось. Когда в начале дорожки показалась похожая на Катю девушка, у Димки сначала внутри замерло, потом ёкнуло, потом прыгнуло, а потом у него подкосились коленки. Остаётся только догадываться, какая беда могла случиться, если бы это и вправду была Катя. К счастью, она прошла другой дорогой.
Ещё Димка рассказал, как уже летом, когда их класс заканчивал практику на заводе, он встречал Катю у заводской проходной. В то утро Димкин дружок Витюня, Катин соратник по восьмому-"В", проиграл Димке в карты целое состояние - семь рублей. Поскольку платежеспособность Витюни ограничивалась только трёшкой, на сдачу Димка затребовал организовать ему встречу с Катей. Витюня, таким образом, первым оценил всю глубину Димкиных чувств.
Кто спорит, четыре рубля - астрономическая сумма, и за неё Витюня готов был воробья в поле загонять, но вся беда была в том, что кругу Катиных друзей,- ни ближнему, ни дальнему,- он не принадлежал, и встречу с Катей, хоть убей, организовать не мог.
Поэтому Димка организовал её сам. Он притащил Витюню на первую проходную тракторного завода, откуда должна была выйти Катя, посадил его на скамейку лицом к клумбе, а сам, развернувшись в обратную сторону, создавал эффект "А я тут ни при чём; сижу, типа, семачки плюхаю". В задачу Витюни входило не прозевать Катю и, когда она выйдет, завязать непринуждённый разговор.
С самого начала дьявольски хитрый план пошёл наперекосяк - Катя вышла не сама, а с подругой, но свои четыре рубля Витюня отработал честно. Он, увидев Катю и Светку Бойчук, помахал им рукой, потом, как и договаривались, толкнул Димку, что должно было означать "Ой! Смотри, кого мы встретили случайно!" и, когда девчонки подошли, завязал непринуждённый разговор.
- П-п-п-привет. А мы ту-ту-тут ждём ва-ва-ва...
Димка подскочил, как ужаленный.
- Ва-ва-валерку Бельского,- быстренько помог он Витюне закончить.- Он тоже сейчас подойти должен. Мы ж вместе на второй смене работаем. Семечек хотите?
Минут пять все весело щёлкали семечки, и Димка даже успел перекинуться с Катей парой слов. А потом и вправду Бельский, зараза, подошёл. Первым делом он напомнил Димке, что сегодня в девять они встречаются с "отеми тёлками, шо вчера в парке сняли". В общем, четыре рубля были потрачены с умом, а судьба, надо признать, долго хранила Димку и Катю.
Выложив все свои секреты, Димка тоже не раз приставал к Кате с некоторыми, до сих пор волнующими его вопросиками, но оказалось, что та приступами откровенности не страдает. Свои секреты Катя не выдавала.
***
Если бы не календарь, никто и не догадался бы, что лето кончилось. И солнце ещё так ласково, совсем по-летнему, светит, и на небе ни облачка, и не тронута багрянцем листва сквера. Но календарь не проведёшь. Он уже подвёл черту, и лето осталось в какой-то другой, ещё недалёкой, но другой жизни. А впереди жизнь - школьная. И старая, краснокирпичная, похожая на рейхстаг громада, окружённая с одной стороны ухоженным сквериком, а с другой - огромным, раскинувшимся на гектар, запущенным садом, уже ждёт.
В центре сквера, на большой поляне, строится на торжественную линейку школа. Уже полчаса строится. Кажется, этот смех, эти весёлые возгласы, разговоры, поцелуи и объятия не прекратятся никогда; одному только богу известно, какими посулами и угрозами, кнутами и пряниками удаётся горстке отважных людей,- классным руководителям,- угомонить встретившихся после столетней разлуки чадушек.
Наконец огромная буква "П" построена. На концах противоположных сторон "буквы", почти у самой трибуны, стоят и с интересом рассматривают друг друга будущие первоклассники и будущие десятиклассники. Одни с восторгом, другие с сочувствием. В руках у первоклашек букеты цветов, у десятого класса пакеты с подарками. Поодаль - толпы родителей и бывших выпускников; даже на дорожке вдоль школы - группки пришедших посмотреть на праздник людей.
Уже никакие не вылазники, не бездельники, не сявота районная - стоят, снисходительно поглядывая по сторонам, десятиклассники. В отутюженных чёрных брючках, в светлых, непривычных после футболок рубахах, в новых,- по моде на высоких каблуках,- туфлях. Без галстуков, правда, стоят, за исключением двух-трёх индивидов, в отношении которых общественное мнение сложилось примерно такое: "Нехай они повесятся на отех шнурках!" Девчонки в тёмно-коричневых форменных платьях, в белоснежных передниках и бантах - только два раза в год и увидишь их такими. Десятый класс. Теперь уже десятый.
Как всегда деятельная, Рина Кирилловна фланирует между трибуной и своим 10-"Б". За долгие годы работы она совсем почти разучилась разговаривать по-человечески; через каждые тридцать секунд её голос срывается в пронзительный крик, временами уходящий в диапазон ультразвука.
Вот она властной рукой разворачивает "лицом к Европе", к трибуне, то есть, Таньку Аришину и Ирку Зуеву; на ангельских личиках двух миниатюрных куколок, чёрненькой и беленькой, под маской смирения - готовые сорваться с губ смешки. Их собеседники, Валерка Бельский и Серёга Мослаков, тоже как братья похожие друг на друга, только один беленький, другой рыжий совершенно (у него, поэтому, и кличка такая - Рыжий), утянуты Риной Кирилловной от греха подальше вглубь рядов.
Здесь как будто всё в порядке. Но это только так кажется. Рину Кирилловну не проведёшь. Со второй попытки ей таки удаётся залепить подзатыльник Гене Коропенко, который, "совсем охамел, сволочь", не понимает, что нехорошо брать у Донцова сигарету и прятать её не в карман, а за ухо. "Ещё и уворачивается, скотина!" - обиженно замечает Рина Кирилловна. Коропенко молчит. Сутуловатая, по-кошачьи гибкая фигура с понуро опущенной головой выражает полное и безоговорочное раскаяние. И только на круглой, тоже немного кошачьей физиономии играет невидимая Рине Кирилловне снисходительная улыбочка.
И ещё успевает Рина Кирилловна наставить на путь истинный Димку Радкевича. Вот она трясёт его, как грушу, настойчиво интересуясь, почему тот "припёрся" в явно пляжного вида облегающей жёлтой рубахе с заклёпками вместо пуговиц, без пиджака и без галстука, и как он собирается нести в таком виде первоклассницу с колокольчиком. В больших, добрых руках Рины Кирилловны и на фоне её гренадерской фигуры смугленький и стройненький Димка выглядит каким-то бледненьким и совсем тоненьким. Когда речь заходит о чести школы, которая этого "балбеса и мерзавца" не волнует, все понимают, что сейчас, на их глазах, произойдёт смертоубийство.
Причём заслуженное. Радкевича мало волновала честь школы; его волновала Лаврова. Давно волновала. Но это с самого начала было безнадежно - эффектная брюнетка эта - красивая, надменная и холодная - многим пыл поостудила. А уж подкатывали к ней люди - Димке не чета. Как раз перед расправой ничего не подозревающий Радкевич мирно беседовал со своим старым дружком Вовкой Зарубиным, тайком поглядывал на Лаврову и размышлял о том, что в сущности он - осёл. Надо перестать грезить о принцессах, о любви какой-то неземной и прочем мракобесии, которого в природе нет. И жить, как все люди живут. Кто-то рядом сказал: "А помнишь, в мае...",- и умные мысли тутже заволокло воспоминание: консультация по английскому накануне экзамена, их группа на вытащенных в коридор стульях, они с Катей напротив друг друга. За весь девятый класс слова друг другу не сказали, и сейчас молчали, но взглядами так часто встречались, что, кажется, заметили другие. Карпуха приставал потом...
Беседа с Риной Кирилловной развеяла Димкину ностальгию. Претерпев поступательные, вращательные и колебательные перегрузки, Радкевич вернулся к разговору с Вовкой и снова стал поглядывать на Лаврову. Вовка, кстати, тоже. И Лаврова поглядывала иногда в их сторону. Непонятно только было - на кого именно. Впрочем, Лаврова поглядывала и в другие стороны.
Раз, два, три... Раз, два, три..." - жестяной голос микрофона прервал песню про школьные годы чудесные и началась линейка. Как всегда, не разобрать было половины слов; происходящее у трибуны мало занимало собравшихся; образовавшиеся в глубине рядов группки товарищей горячо делились летними впечатлениями.
Подходили к микрофону гости, что-то кому-то торжественно вручал директор, малыши звонко рассказывали неслышимые совершенно стишки, снова говорил директор, а школа, уже томясь, ожидала, чтобы всё это поскорее закончилось - уж очень многое нужно ещё рассказать друг другу.
Наконец, взметнул Сашка Краснов крошку с огромными бантами над косичками во весь свой немалый рост, усадил на плече и, подав ей тяжёлый медный колокольчик, пошёл по периметру каре. Пронзительно зазвенел колокольчик, и непроизвольно замерла школа, слушая этот звон. Защёлкали фотоаппараты, вплотную придвинулись гости; от трибуны снова полилась музыка.
Первый класс и десятый зашагали навстречу друг другу, смешались, обменялись ручной кладью, и, взявшись за руки, парами, - десятиклассник с первоклассником, - растягиваясь колонной, двинулись ко входу в школу. Девять раз видели этот ритуал десятиклассники, однажды и сами участвовали в нём - девять лет назад, и вот - теперь пришёл и их черёд.
Чуть позже развесёлые толпы бродят по школе, не в силах наговориться после долгой разлуки и рассказать о лете; тащат учебники из библиотеки, гуляют по саду - только два дня и бывает такою школа: первого сентября и двадцать пятого мая. Прошло первое сентября. А до того, другого дня, майского - так далеко, что, кажется, он никогда не наступит. Боже, дай сил.
***
А так недавно было лето! Да вот вчера буквально. После двух недель практики на заводе и двух с половиной в колхозе его оставалось не так уж много. А тут ещё родители эти со своими дурацкими морями-океанами, дачами, бабушками и двоюродными тётками, век бы их не видеть. Димкина компания собралась в полном составе только в конце августа. Все догадывались, что лето, как это ни печально, закончится, поэтому последние дни его прошли с лёгкой грустинкой.
Для борьбы с навалившимся бездельем и августовской жарой все средства хороши. Димкина компания, собравшись в одиннадцатом часу у Жанки Ковалёвой, родители которой были где-то на отдыхе, надолго устраивалась в зале на диване и в креслах. Наигравшись в карты, друзья-подруги начинали дурачиться, а когда надоедало и это, вновь и вновь вспоминали две с половиной недели (бесспорно лучшие в жизни) колхозной свободы и обсуждали районные сплетни. Или, собравшись внезапно, все вместе ехали купаться на "Дружбу". А вечером встречались во дворе и шли в парк на дискотеку. И так каждый день.
На смену колхозным романам пришли прежние приятельские отношения и лишь Коропенко с Зуевой и Бельский с Аришиной продолжали "гулять", хоть уже и без прежнего пыла. На скудной городской почве колхозная любовь приживалась не очень.
Первыми благополучно побили горшки Мослаков и Иванская. "Разбежавшись" с Олькой, Рыжий почему-то загрустил, ни в какие авантюры (мастером их был любимчик всех девятиклассниц Бельский) больше не влезал, держался от женщин подальше, и, вообще, производил тягостное впечатление.
У Димки и Жанки после часового сидения под звёздами и двух невинных поцелуев отношения были сложные. Но, поскольку ни Димка, ни Жанка не знали, что с этим добром делать дальше, то сделали вид, что ничего не случилось. Колхоз и не такое спишет. Жанка начала встречаться с новым кавалером, а Димка присоединился к партии Рыжего.
Установившийся ход событий нарушил Иркин день рождения. Наконец и Зуевой исполнилось шестнадцать.
С утра, Димка и Рыжий, отдыхая душой и телом от уже жаркой улицы и наслаждаясь прохладой залов, слонялись по второму этажу "Украины", выбирая подарок. Большой сувенирный отдел универмага традиционно решал эту проблему. Стоя у прилавка и разглядывая не столько товары на витрине, сколько молоденькую и очень хорошенькую продавщицу, Димка и Рыжий нагло улыбались, строили глазки и отпускали фривольные реплики. Молоденькая продавщица заметно смущалась.
- Девушка, а вашей маме зять не нужен?
- А до скольки вы сегодня работаете?
- А как вас зовут?... Ну как зачем? В книге отзывов поблагодарить вас хотели.
- Наташа? Какое красивое имя. А меня - Серёжа. А это,- Рыжий решил избавиться от конкурента,- Филимон... Честное пионерское. Его так в честь дедушки назвали... Это вы ещё фамилию его не слышали...
Молоденькая продавщица, смеясь, смотрела на Димку, словно пытаясь представить, какая же фамилия может быть у человека по имени Филимон.
- Зелепукин,- помог ей Рыжий.
Димка церемонно кивнул и в свою очередь представил друга. Новоявленный Сергей Акакиевич Какашкин кивнул не менее церемонно и тутже напомнил Зелепукину, что в кожвендиспансере через час обход, и если тот не вернётся сейчас же, его хватятся. Зелкпукин, интимно наклонясь к девушке, поведал, что Какашкина первый день только как выпустили из дурдома, поэтому просил держать наготове шпагат и упаковочную бумагу.
Молоденькая продавщица смеялась уже взахлёб. Облачко лёгкой, задумчивой грусти растворилось в смехе, и вместе с ним растворилось неизъяснимое очарование. Перед Димкой стояла обычная симпатичная девушка. Посоветовав ей не волновать Какашкина и во всём с ним соглашаться, Димка побрёл к соседнему отделу.
Спустя пару минут, победно помахивая листиком с телефонным номером, подошёл Рыжий.
- Собака,- констатировал Димка.
- Радик, не в обиду. Ну понравилась, зараза...
Димка не обижался. Всю неделю Рыжий ходил непривычно тихий и печальный; даже веснушки на его загорелом лице сидели как-то печально. А вот сейчас - это был настоящий Рыжий. Впрочем, через пять минут лицо друга приняло привычное уже выражение, а ещё через пять он достал из кармана листик с номером и протянул Димке.
- На. Я так думаю, она больше на тебя запала.
- А ты?
Рыжий, невесело усмехаясь, махнул рукой.
- Та шо-то настроения нет... Бери, говорю.
Димка взял листик, повертел в руках; вспомнил смех девушки и, смяв листик, выбросил его в урну.
- Шо-то тоже... Бельскому - ни слова.
- Замётано.
Димка и Рыжий продолжили бродить по "Украине", пытаясь решить, как лучше пристроить бывшие у них два червонца. Димка предлагал слияние капиталов и покупку чего-то стоящего. Рыжий настаивал на двух отдельных презентах - хоть и поскромнее, зато два. Умные люди не могут не договориться и, купив за червонец светильник-ночничок, друзья зашли ещё в гастроном и купили там бутылку водки.
- Типа, к тортику,- нашёл объяснение покупке Рыжий.
- Ну-да, ну-да... То-то Зуева обрадуется...
Во втором часу на автобусной остановке у метро собрались уже вместе: Бельский с Аришиной, Жанка со своим новым кавалером и Димка с Рыжим. Коропенко был у Зуевой с утра.
Через полчаса Аришина жала звонок Иркиной квартиры.
- Сова, открывай, медведь пришёл!
- Зуева, лучше по-хорошему открывай!
- Считаем до трёх и высаживаем дверь. Два уже было!
"А-а-а-а-а-а!!!" Вопли, взвизгивания, поцелуи, степенные мужские поздравления и гости разбредаются по квартире. Там, кроме самой именинницы и её мамы, уже сидели Коропенко и трое Иркиных подруг. Вернее сидел только Карпуха, а Иванская и две соседки - Лена и Лана, бегали между кухней и залом.
Посидев немного с компанией, Димка и Рыжий вышли на балкон. Закурили. Выражение печали на веснушчатом лице Серёги достигло уже какой-то байроновской стадии. Рыжий, заметив, что Димка на него внимательно смотрит, отвернулся, облокотился на перила, плюнул вниз и задумчиво проследил полёт. Зуева жила на пятнадцатом этаже, поэтому пауза затянулась.
- Ты знаешь,- начал, наконец, Рыжий,- так на душе хреново. Я уже жалею...
Но на балкон выскочил Бельский.
- Пацаны, она на меня запала,- обычной своей скороговоркой сообщил он.- Бля буду - запала!
- Кто - Танька?- грустно пошутил Рыжий.
- Та не. Лена эта. А ничо так девочка, скажи? Ох, она на меня так смотрит, так смотрит...- Красавчик Бельский был твёрдо убеждён в том, что все девчонки без ума от стройных блондинов с серыми глазами и победа над ними - вопрос времени.
- Ну, такое не часто увидишь,- согласился Рыжий и, послюнявив палец, вытер Бельскому помаду на лбу.- Кто это тебя так... как покойничка?
- От блин!- огорчился Бельский.- Танька. Отомстила. Я ей утром засос на шее - вот такой!- Бельский развёл руками на полметра,- забалабанил. Чума! И, главное, подсела - родная такая, цём-цём-цём... Зараза!..
Потихоньку стали подтягиваться в зал и девчонки. Только Зуева и Иванская всё ещё возились на кухне. Поминутно оттуда доносился заливистый Иркин смех. Наконец подошли и они.
Звон посуды, поздравления, смех, тосты...
Через час наступила пауза в веселье. Покинутый всеми стоял праздничный стол; гости, разбившись на группы по интересам, разбрелись по углам. Только Рыжий в гордом одиночестве сидел в кресле и листал стопку журналов. "Ну всё, хватит!"- решил Димка. Он подошёл к Рыжему, вытащил того из кресла и потянул на балкон. Но учинить допрос опять не получилось. На балконе, прячась за Жанкой и её кавалером, чтобы не увидела Иркина мама, покуривала Лана. Димка на правах старого знакомого (они были знакомы ещё с прошлого лета) подошёл.
- Привет.
Жанка и кавалер, докурив, ушли. Доця (прозвище Ланы) взяла Димку за руки и развернула так, чтобы он её закрывал.
- Я уж думала ты никогда не подойдёшь. Ладно, думаю, Толик обижается, а ты-то чего?
Рыжий, услышав такое начало, дипломатично отвернулся и отошёл в другой конец балкона.
- Из всех его друзей ты нравился мне больше всех.
Димка не стал таять, как мороженое. Он знал эту манеру Ланы влюблять в себя всё живое вокруг, независимо от того, интересует её это живое или нет.
- Из всех, с кем встречался Толик, ты тоже нравишься мне больше всех,- подыграл Димка и, улыбаясь, ожидал, что будет дальше.
- Жаль, что ты ещё маленький (Лана перешла на второй курс института и уже ощущала груз прожитых лет).
Димка, продолжая нагло рассматривать её ладную фигурку, заулыбался ещё сильнее.
- Можно, я не буду называть тебя "тётя Лана"?
- Только попробуй! - Лана затушила окурок в пепельнице, погрозила Димке пальчиком и ушла в комнату.
"За стол!.. Горячее!.. Зови пацанов с балкона!.."
Пошла вторая волна.
- Так, я не поняла, шо за пьянка на том краю? Не слышу тостов. Быстренько поздравления мне по очереди. Один Сашка человек как человек... дай я тебя поцелую... Ковалёва не напрягайся... Так, вылазнички, - Ирка оглянулась, проверяя, далеко ли мама,- хреновы... я слушаю. Беля, начинай.
Бельский наполнил посуду, поднялся.
- Зуева! - Оратор сделал многозначительную паузу и все непроизвольно притихли. - Ирка! - Пауза. Стало ещё тише, но тут Бельский неожиданно и громко икнул. - За тебя! - ничуть не смутясь всеобщим ржанием, добавил он, тяпнул рюмку водки и сел.
- Спасибо, Беля, спасибо! Зашибись, как душевно!.. Милы-ый! - позвала Зуева Карпуху.- А ты ничего мне пожелать не хочешь?
Коропенко вздохнул заметно, но тоже поднялся.
-Тост!- пояснил он для тех, кто не понял, чего это он поднялся.- Братья по колхозу! И сёстры! Вылазники!..
- Железнодорожники, - подсказала Зуева.
- Да,- всё так же не глядя на Ирку, согласился Коропенко. - Я хочу...
Вошла Иркина мама, неся чего-то на подносе, и ни братья с сёстрами, ни вылазники с железнодорожниками так и не узнали, чего же хотел Коропенко, потому что через минуту он и сам забыл.
- Серёж, может ты? - тихо попросила Ирка.
Рыжий, чуть зардевшись, поднялся.
- Ира (удивил)! У тебя есть замечательные подруги. Хорошие, в глубине души, - Рыжий обвёл рукой мужскую часть компании,- друзья. Я хочу пожелать тебе любви. И выпить за тебя. За такую, какая ты есть. За... - Он ещё что-то хотел добавить, но гул восторга за столом, где от кого-кого, а от Рыжего таких слов никак не ждали, заставил его умолкнуть.
Зуева благодарно посмотрела на Серёгу, причём настолько благодарно, что Димке показалось - кинься сейчас Ирка его целовать, и то это не было бы так откровенно. А Рыжий зарделся ещё больше.
- Радик,- объявила Зуева Димкин номер.
- Тихо! Та тихо вы!... Стих.. Посвящается Зуевой... Живи счастливой, будь всегда красивой, пускай... пускай...- Димка вдруг понял, что он совершенно не помнит, что там после "пускай".- Тьфу, лядь, забыл!- чистосердечно признался он. - Чего-то там обходят невзгоды стороной... Короче, Ирка, будь здорова!
Димка сел и украдкой посмотрел на Лану. Лана, вытирая кончиком салфетки уголки глаз, одобрительно потрясла кулачком с поднятым вверх большим пальцем и снова зашлась хохотом.
Через час окончательно уже распалась компания. Кто за столом, кто на балконе, кто на кухне. Никто не кричит уже тосты и нет шумного веселья.
Димка и Рыжий, вернувшись с перекура, уселись на своё место за столом. Бельский и Аришина, сидевшие рядом, и Жанка с кавалером, сидевшие напротив, куда-то исчезли. Димка попытался затащить к ним Ирку и Коропенко, но те, занятые каким-то серьёзным разговором, остались сидеть на диване. Димка и Рыжий стали выпивать на пару и между собой же беседовать.
- Шо-то, Серёга, ты сегодня какой-то...- Димка поискал сравнение, не нашёл, - не такой.
Рыжий, усмехаясь невесело, поковырял вилкой в тарелке.
- Какой - не такой?
- Из-за Иванской, да?
- Радик, Иванская тут абсолютно не при чём.- Рыжий вздохнул, хотел что-то добавить, поколебался секунду и кивнул Димке.- Наливай.
-Рыжий! - настойчиво позвал Димка.
Серёга снова вздохнул, словно решаясь на что-то, но снова раздумал. Потянувшись вперёд, взял со стола бутылку, налил Димке и себе.
На диване перешли вдруг на повышенные тона, и через несколько секунд Зуева пулей вылетела в другую комнату. Карпуха, бурча себе что-то под нос, поднялся и пошёл следом.
- Видал? - Рыжий одним глотком влил в себя водку, подцепил маринованный грибочек с тарелки и, кисло улыбаясь, кивнул в сторону дивана.- Весь день грызутся сёдня, как кошка с собакой... Ну шо ты тормозишь, пей давай... Я Карпа не понимаю. Ну хочешь ты развязаться. Ну так и скажи, как я Иванской. Так нет, - Рыжий снова подставил рюмку,- м...к, изводит Ирку. Не будь он нашим... гребало набил бы... Наливай.
- Ты из-за этого, шо ли расстроился? - удивился Димка.- Тю, та ты шо - Карпуху с Зуевой не знаешь? Та они по десять раз на день ссорятся и мирятся. Шо - колхоз не помнишь?
Как будто в подтверждение Димкиных слов Карпуха и Зуева, как ни в чём не бывало, вошли в зал и снова уселись на диване.
Димка разлил по рюмкам водку.
- Не нравишься ты мне сегодня... Я так думаю - это Иванская на тебя тоску нагнала. А? - Димка толкнул Рыжего в бок.- Колхозная любовь покоя не даёт?
- Ну, типа того,- смеясь, согласился Рыжий.
В комнату вошла Лена, подсела на диван к Зуевой.
- М? - чуть заметно кивнул в её сторону Димка.- Тоску не хочешь разогнать?
- А сам? Или ты уже с Доцей разогнал? - Рыжий ненадолго превратился в себя прежнего.- Ты, вообще, замечаешь, Радик, шо тебя исключительно на двадцатилетних баб тянет?
- Доце ещё и девятнадцати нет.
- Да,- согласился Рыжий.- А тебе семнадцати. Сейчас Доця, - Серёга загнул один палец.- В колхозе с Натахой этой ты там чего-то крутил...
- Это Шишкин крутил, - невесело вспомнил Димка.
- Ну, пытался крутить... - Рыжий загнул второй палец.- В автобусе, как на вылазку ездили... как там её? - загнул третий.
- Света, - подсказал сразу погрустневший Димка. Вспомнилось лицо близко-близко, бусинки пота на плечах, ощущение близости и голос - мягкий, воркующий. И глаза чуть смущённые, чуть насмешливые.
- А результат? - Рыжий не пожелал заметить перемену в настроении друга и бесцеремонно скрутил из оставшихся пальцев нехитрую комбинацию.- Вот!- пояснил он результат.- Та и у меня такой же.- Рыжий коротко, но внимательно взглянул на своё произведение. - Да,- согласился он сам с собой и потянулся за бутылкой.
Задушевный завязывался разговор и Димке, вообще скрытному, но сейчас от водки ли или от необычной для Серёги грустной задумчивости, раскисшему, захотелось поделиться, снять камень с души. Взять вот и выложить другу, что всё это так - глупости, что ему давно уже нравится (слова "влюбился" в обиходе компании не было) Лаврова; ещё с тех пор, как она год назад перешла в их школу, что она ему очень нравится, что ему так жаль, что она не поехала в колхоз, что она ему хоть и не часто, но, зараза, снится и что если бы...
Впрочем, Димка, хоть и пьяный, тутже услышал и воображаемый ответ Рыжего. Что ума у него - по колено, что Лаврова не их поля ягодка и что со свиным рылом в калашный ряд народная мудрость лезть не советует. Уж лучше тогда пусть он, Димка, с Доцей голову себе морочит.
Скрытная натура взяла своё и Димка, погрустневший, молча подставил рюмку. Да, у каждого, наверное, в жизни есть своя несбыточная мечта. И нечего трепаться об этом.
- Не везёт с бабами,- вздохнул Димка.
- Сам виноват. Вот скажи: чего тебе в продавщице этой сёдняшней не хватало? А? Вечно ты... Принцессу подавай, да?
- А тебе в Иванской?
- Ладно. Закрыли тему... Давай мы, Радик, выпьем... За шо мы выпьем?
-А обязательно - за шо-то?
Рыжий, раздумывая, неуверенно пожал плечами. Его взгляд упал на "Труд" с розыгрышем вещевой лотереи и внезапно пришло озарение. Рыжий притянул газету поближе, разостлал между собой и Димкой, хохотнул довольно.
- За холодильник "Донбасс"...
Ещё успели они выпить за электробритву "Харьков", а вот стиральной машине "Ока" уже не повезло - проходившая мимо Зуева отобрала газету.
- Алканавты несчастные. Лучше б девчонками занялись... - и уже удаляясь:- таких тёлок им привела, а они...
- Давай, Радик, за то, шоб мы встречались не с ... кто под руку подвернётся, а... В общем - давай...
Снова подошла Зуева.
- Серёж, а ты не хочешь с Леной поболтать... Она скучает там...
- Да,- встрял Димка.- Ты Рыжий, она рыжая - сам бог велел... Помнишь, нам в пятом классе группирование по зоологическому принципу объясняли?
- Чего?
- Ну, обезьяна к обезьяне...- дальше Димка не помнил и выдал экспромтом,- свинья к свинье, рыжий к рыжему...
Заливисто, как всегда, засмеялась Зуева, Рыжий тоже перестал ковырять вилкой дно тарелки, поулыбался...
- Не. Шо-то настроения нет...
Уже уходя, Зуева вспомнила, что с Димкой хотела поговорить о чём-то Доця. Рыжий остался за столом, а Димка, увидев одиноко курящую на балконе Лану, пошёл приклёпываться.
- Здравствуйте, тётя!
- Здравствуй, мальчик, здравствуй!
Глупо было пить чай в такую жару; ещё глупее танцевать по светлыни - компания вышла прогуляться к карьеру. Накидав в кульки бутербродов, салфеток и бутылок, друзья вышли на улицу, пересекли Солнечную и стали спускаться по густо заросшему склону к воде. И тенистая полянка с поваленным деревом отыскалась. И опять веселье рекой. Уже в сумерках они провели Иванскую, сели в трамвай и отправились в парк на дискотеку.
В трамвае ехали не обнимаясь только две пары: Рыжий и Лена,- усевшись в сторонке от всех, они о чём-то тихо беседовали, - и Карпуха с Зуевой - те ехали молча и смотрели в разные стороны.
Парк жил обычной жизнью позднего субботнего вечера. Ещё издали слышалась музыка на танцплощадке, работали все аттракционы. На лавочках вдоль главной аллеи и в глубине парка сидели многочисленные компании и парочки; ещё больше народу неторопливо прогуливалось. Свет фонарей, пробиваясь через густую листву деревьев и смешиваясь с лунным, делал парк загадочным и таинственным и только танцплощадка, окаймлённая по кругу высоким решётчатым заборчиком, была залита морем огней и музыки. Чем ближе было к десяти часам, тем больше народу стекалось сюда со всех концов парка. Одни, взяв в кассах билеты, заходили внутрь, другие, которые постарше, уже как бы и стесняясь танцевать с мелюзгой, - стояли компаниями или прохаживались вдоль решётки. Всегда можно было, обойдя вокруг танцплощадки, кого-то из знакомых встретить. В одном месте к забору примыкает огромное развесистое дерево; посредством его на дискотеку попадали самые юные. Не столько жалея семидесяти копеек, сколько желая покрасоваться перед девчонками и получить острые ощущения (наряд милиции, дежуривший внутри, прыжки эти не одобрял).
Усевшись на скамейке неподалёку от громыхавшего музыкой круга, компания задымила, поджидая пропавших куда-то Жанку и кавалера. Несмотря на позднее время, было всё ещё жарко; девчонки запросили пить. Димка и Бельский отправились к ларькам. Натыкаясь через каждые двадцать шагов на каких-нибудь знакомых, то останавливаясь ненадолго с одними, то издали кивая и перебрасываясь парой фраз с другими, они, в конце концов, добрались до цели.
Как волна пронеслась по парку - возгласы, топот; мелькнули, бегущие к танцплощадке люди; смолкла внезапно музыка и в наступившей тишине отчётливо теперь слышались отзвуки большой драки. Со стороны танцплощадки доносились крики, трель милицейских свистков, визг и, чуть позже, вой милицейской сирены.
Димка и Бельский, схватив бутылки с лимонадом, бросились назад. На танцплощадке происходило нечто. Это было даже не стенка на стенку, а какое-то беспорядочное великое побоище. Как и во всякой чересчур большой драке, участникам трудно было сообразить, где свой, где чужой, и бойцы, не очень печалясь по этому поводу, месили вокруг себя направо и налево.
- Чуть не опоздали! - передавая бутылки неизвестно откуда взявшейся Жанке, заметил Бельский.
- Вон наши!
С появлением милицейских нарядов драка стала потихоньку затихать. Самых буйных "повязали" и запихнули в дежурные "Уазики", кто-то, спасаясь от бегущих следом двух сержантов, сиганул с "пятака" (танцплощадки то есть) на спинку лавочки и под возгласы восхищения щучкой перемахнул через забор. Заиграла снова музыка и, как ни в чём не бывало, продолжилась дискотека.
Наверху, на эстраде, едва видимые за горами аппаратуры, сидели дискжокеи; то и дело к ним подходили люди, прося то поздравить кого с днём рождения, то поставить что-нибудь из песен. Ниже, на танцплощадке, сделанной на полметра выше уровня земли, с восьмигранным зеркальным столбом посредине и расцвеченной огнями светомузыки, топталась, образуя большие и маленькие круги, молодёжь. Ещё ниже, на асфальте, вдоль всего "пятака", стояли, почти примыкая друг к другу, деревянные, с выгнутыми спинками и чугунными ножками, лавочки; почти сплошь занятые. Частенько бывало, особенно у тех, кто постарше, что так весь вечер и просидит-прокурит, удовлетворившись беседой с друзьями да созерцанием танцующих девчонок в лёгких облегающих платьях.
Откуда-то вынырнул общий знакомец Дырка, принимавший самое горячее участие в драке с самого её начала. Делился подробностями. На белой его футболке в районе груди отчётливо виднелся тёмный след ботинка 44-45 размера. Добродушный детина двухметрового роста, кличку свою получивший за то, что однажды на спор разогнул прутья решётки танцплощадки, сам был удивлён подобной дерзостью. "... Ет, дзендзеля, мать,- весело возмущался он. - Во! Видали! Футболка штатовская, только сегодня надел!"
Весь вечер Димка протанцевал с Доцей.
-... Дима! - смеясь, Лана ловко увернулась от Димкиного поцелуя.- Ты пья-а-а-аненький!- всё ещё смеясь, она укоризненно покивала.
- Это от неразделённой любви.
- Так ты влюблён? А почему я не слышала твоих серенад под окном?
- Может, потому что ты на четырнадцатом этаже живёшь?
- А может потому, что ты их не пел?
- Щас запою, - предупредил Димка.
- Начинай!
- Ля-ля, ля-ля, ла-ля-ля, извини, начало не помню,- пояснил Димка такое странное начало серенады,- я брошусь в ноги к ней,- вместо этого Димка крепче прижал к себе Лану, - была бы только ночка,- прижал ещё сильнее; Лана, откинув голову назад насколько это позволяла природа, смеялась уже сквозь слёзы,- да ночка потемней. Усё.
Димке было весело. Им обоим было весело от этой затеянной ими ни к чему не обязывающей игры. Закончился медленный танец, Димка и Лана присели отдохнуть на лавочке.
- Как серенада?
- Так это серенада была?
- Да. Русская народная серенада.
- Этот плач на Руси у нас песней зовётся...
- Неблагодарная...
- Я?! Я благодарная, - протяжно заметила Лана.
- Ну и...- Димка мягко положил руку на плечи Ланы и стал притягивать её к себе.
- У-у, какой... Мальчиш-плохиш... Слушай, у тебя такие губки красивые... сейчас и правда поцелую... Я пья-а-аная...
И дальше они дурачились, пока сзади, из-за заборчика, не позвал Димку чей-то знакомый голос: "Радик! Радик!"
Димка оглянулся и увидел за прутьями решётки бывшего одноклассника, Женьку, учившегося теперь в Одессе, в мореходке. Не успел он развести от удивления руками, как Женька, замахав в сторону выхода и крикнув "я там жду", убежал. Димка пообещал Лане, что вернётся через минутку.
Через минутку Димке вернуться не удалось. Едва обнялись они с давно не виденным дружком, как тот потащил Димку через парк, на ходу рассказывая о том, как он приехал сегодня в отпуск, как встретился с Соловьём, как зашли они к Димке, но того дома не оказалось, как узнали, что он на дне рождения у Зуевой и поехали туда, но тоже не застали и вот - приехали в парк. Все этапы большого пути были отмечены рассказчиком словом "вмазали!" "Вмазав" в очередной раз уже в парке, они пристали к каким-то девчонкам, и тутже получили по морде от подошедших кавалеров.
Вообще, нельзя на ХТЗ просто так взять и набить человеку морду. Каждый отрок тут своего рода фигура и у фигуры этой есть друзья, а друзей - их друзья или старшие братья и мордобитие, неотягощённое веской причиной, могло иметь непредсказуемые последствия. Особенно, если обидчик и жертва жили в разных районах. Это только непосвящённые называли рабочую окраину города одним словом - "ХТЗ". На самом деле "Восточный" и "Станки" никогда себя так не называли, да и район собственно ХТЗ, разросшись, поделился на "Двадцатый", "Четырнадцатый", "Ласточку", "Шестой участок", "Темпа" и самый грозный - "Первый участок". Особняком держались "Район" и посёлки - "Фрунзе" и "Западный". Как и во всём мире, мир на ХТЗ поддерживался хрупким балансом сил и интересов.
Причина, по которой получили по морде Женька и Соловей, считалась очень веской. Куда-то бежать, скликая "толпу", было излишним - общественное мнение района "съём" чужих "тёлок" не одобряло.
Соловья они нашли в самой глубине парка. Лучший Димкин дружок ещё с третьего класса одиноко сидел на лавочке, прижимая к уголку рта весь окровавленный носовой платок, и периодически сплёвывал.
- Здоров, драчун! Вы тут, говорят, грандиозное приключение на ж... нашли?
- Ох, лядь, не говори, Дима... Здоров... Видал?
Соловей отнял платок.
- Нихрена себе!- ужаснулся Димка.
Разбитая нижняя губа Соловья, с левой стороны как будто вывернутая наизнанку, вспухла; на подбородке виднелись следы размазанной крови.
- Так, давай вставай. Пошли, умыться где-нибудь надо.
Соловей медленно поднялся и, зашатавшись, снова сел. Димка понял, почему Женька прибегал за помощью - Соловейчик был "на рогах" совершенно. Впрочем, прибегал Женька не только поэтому. Он, конечно, не мог оставить Соловья одного, но и на дискотеку, хотя бы в эти оставшиеся пять-десять минут, ему попасть нужно было позарез - неужели зря он пришёл сегодня в парк в дивной морской форменке, по нездешнему загорелый и весь такой возмужавший. Димка обменял у Женьки Соловья на контрамарку и потащил своё приобретение к фонтанчику.
Выйдя с тылу к танцплощадке, Димка увидел стоявших среди деревьев Карпуху и Зуеву. Судя по жестам и мимике, те бурно выясняли отношения. Развернувшись почти одновременно, они, как ужаленные, разбежались в разные стороны: Карпуха вдоль забора ко входу на дискотеку, а Ирка, прямиком через парк, к трамвайной остановке. Рыжий, стоявший тут же, невдалеке, с компанией бывших десятых классов, отделился от неё и побежал за Карпухой. Что-то на ходу они кричали друг другу, и Димка уже подумал, что сейчас ему ещё кого-то тащить придётся. Но Рыжий неожиданно развернулся и быстро пошёл вслед за Зуевой. За Рыжим бежала Лана. Димка собирался было окликнуть её, но сообразил, что это бесполезно - грохот дискотеки перекроет любой голос. Глядя на растворяющуюся в глубине парка фигурку и беззлобно матюкая про себя всех друзей вместе взятых, Димка потащил свою пьяную, с подбитой губой, ношу к фонтанчику. В общем, смазалась как-то концовочка вечера.
***
На другой день, ни свет, ни заря (в девятом часу), Димку разбудил назойливый чей-то звонок. Чертыхаясь и пошатываясь со сна, он поплёлся открывать дверь. За дверью стоял Соловей и улыбался одним уголком рта. Другой уголок, вспухший за ночь ещё больше, напоминал средних размеров пельмень. В одной руке Соловей держал носовой платок, в другой какой-то свёрток.
- Здоров!
- Здорово, красавец!
Димка посторонился, давая приятелю возможность пройти.
- Немцы (родители то есть) дома?
- Не.
- Зашибись. А мои дома. Вишь, с утра пораньше с дому смотался, пока не засекли. - Соловей указал на разбитую губу.- А то начнут...
- Шо это у тебя? - Кивнул Димка на свёрток.
- А, рубашка. Кровянкой же вчера заляпал. Хочу в химчистку сдать.
- Хавать будешь?
- Ой, лядь, какой там хавать. - Соловей жестом указал на свои увечья. - Давай сам, я пока маг послушаю.
Димка оделся, пошёл на кухню, отрезал кусок хлеба, и, открыв холодильник, стал в нём завтракать, перетряхивая тамошние залежи.
- Может, какао хоть выпьешь? Холодное...
- Какао давай, - отозвался Соловей.
Налив две чашки, Димка вернулся в комнату.
- Гулять пойдём?
- Ага. Только давай химчистку сразу найдём, моть вычистят за сегодня...
- Найдём...
Допив какао, друзья вышли на улицу. Большой двор, ещё немноголюдный в это время, весь зелёный от густо насаженных тополей, лип и каштанов, нежился под ласковым с утра солнышке, подставляя под его лучи песочницы с грибками, качели-карусели, лесенки, лавочки под навесами, "козлодром", аккуратные асфальтированные дорожки и маленькую спортплощадку. Белые многоэтажки по периметру двора только пробуждались: изредка хлопали двери подъездов и пустыми ещё оставались скамейки.
Пройдя через двор, Димка и Соловей углубились в старую, ещё довоенной застройки, часть района. Здесь листва древних, развесистых деревьев совсем почти скрыла солнце. Вообще, из всех районов города, ХТЗ более других напоминал большой парк. Вскоре отыскалась и химчистка. Закрытая ещё, правда.
- Пошли вон на лавку упадём, потрындим, пока откроют.
- Давай.
Усевшись на лавочку, друзья разговорились. Соловей, вообще некурящий, но иногда балующийся этим делом, взял у Димки сигарету и, дилетантски покуривая, стал рассказывать о своём, техникумовском, колхозе и тамошнем своём бурном романе. Димка рассказывал о колхозе школьном и вчерашнем дне рождения.
- Дима, ты шо - звезданутый?!- не одобрил Соловей Димкиного увлечения Ланой. - Нашёл с кем связаться! Она в том году Хромому мозги гребала: - "люблю - не люблю...встретимся - не встретимся...приезжай - пошёл на хрен", - коротко охарактеризовал Соловей прошлогодние отношения Хромецкого с Ланой. - На него смотреть страшно было. И ты туда же?!
- Химчистку вон открыли, - кивнул Димка.
- И заметь, - не останавливался Соловей, - они ж с Хромым одногодки были. А ты? Та ты для неё...
- Мы так дозвездимся, шо её закроют, - Димка снова кивнул в сторону химчистки.
- Дурак ты, Дима.
Выйдя из химчистки, Соловей заявил, что хочет поздравить Зуеву с днём рождения. Димку тоже тянуло в те края. Друзья вышли к "Гулливеру" (маленький парк в центре района), куда ещё к десяти должен был подойти Женька (но не подошёл) и, подождав немного, двинулись к автобусной остановке.
Зуевой дома не оказалось. Они спустились этажом ниже и тут, у двери Ланиной квартиры, нос к носу столкнулись с собиравшимися уходить её родителями. Те, завидев таких гостей (вообще, Соловейчик, с его есенинским типом лица, волнистыми русыми волосами и широкой, открытой улыбкой, обычно благотворно действовал на родителей девушек, но сейчас, с подбитой мордой, улыбка не сработала), - резко передумали. Отозвали дочь в сторонку. О чём-то сердито зашептали. Ланке, видимо, всё же удалось убедить их в полной респектабельности своих гостей, потому что родители всё-таки ушли. Через пять минут они, правда, вернулись, но, обнаружив, что дочь не изнасилована, а квартира не ограблена, ушли окончательно.
- Тётенька, мы кушать хотим, - поздоровался Соловей. - Ну и нальёшь, так не откажемся.
Димка и Соловей сразу направились на кухню и на правах старых знакомых, как и все, наверное, старые знакомые (исключая причисленных к лику святых. Если таковые у вас, конечно, были) стали лазать по шкафам, кастрюлям и холодильнику, извлекая, по ходу дела, приглянувшееся.
Знакомые Ланы были постарше и так, видимо, не делали. Несколько секунд она обалдело смотрела из коридора на происходящее. Ещё минуту назад ей было скучно. Ужасно скучно. У курсанта, с которым она встречалась, отпуск уже кончился, и он почти пропал в своём военном училище; друзья-подруги по институту разъехались кто куда и ещё не вернулись. Скучно было так, что хоть вешайся. Но вот нежданно-негаданно врываются две весёлые, наглые морды и - Лана поняла это сразу - скучать ей сегодня не придётся.
- Ничто не вызывает во мне столько горечи, сколько вид голодных детей.
И понеслось...
"... не хотите?.. Ну давайте я картошки поджарю, чистить будете?.. Тогда яичницу жрать будете... Ну правда - водки нет... Нету - ни вина, ни водки, ни самогона! Чай будете?.. Режь колбасу... Яйца подай... Сейчас сковородкой ка-а-ак... дам больно... Ой, бедненький, как же ты есть будешь? Где это тебя так?"
Оказалось, что вчера, Соловей, возвращаясь из библиотеки, увидел, как двое пьяных подонков пристают к девушке, подбежал, набил морды негодяям, но и сам пострадал в неравном бою.
- Ты мой герой. - Лана ласково провела рукой по кудрям Соловья. - Сейчас я тебя накормлю, напою ...
- Спать уложу, - быстро подсказал Соловей.
- Вылечу, - поправила Лана; достала какую-то склянку из холодильника и нанесла на боевые раны "героя" слой мази. - На раз заживёт, - пообещала она. - Вечером целоваться сможешь... По-моему яичница готова. Как же ты есть будешь?
- Не знаю. Но хо-о-очется, - жалобно протянул Соловей. Со вчерашнего дня ничо не ел.
- Же не ма панж сикс жур... - задумчиво произнесла Лана и махнула рукой в ответ на недоумённые взгляды приятелей, мол не обращайте внимания.
Пока Соловей, корчась и охая, пытался просунуть в себя яичницу, Димка наворачивал за обе щеки и развлекал Лану всякими небылицами. Соловей зря беспокоился сегодня за него. Да, мелькнуло вчера что-то, когда пел эту дурацкую серенаду, а Лана, откинув голову назад, висела у него на руке. Мелькнуло и прошло. Может и у неё мелькнуло, - думал про себя, вспоминая вчерашний вечер, Димка.- У Доци не поймёшь, когда она серьёзно, когда нет.
Судя по знакам внимания, оказываемым Ланой Соловью (она как раз принялась кормить его с ложечки), Доця нашла себе новую жертву. Димка, усмехаясь, посматривал на Соловья, словно спрашивая взглядом: "Ну?! И кто из нас дурак?"
В дверь снова позвонили.
- Ох, - тяжко вздохнула Лана. - Пойду, скажу, что ещё не изнасиловали.
Но это оказались не родители. Это оказалось намного интереснее. Димка так и застыл с вилкой во рту - в квартиру входили Рыжий и Зуева. Те тоже застыли, - видно, не ожидали встретить такое блестящее общество,- и, делать нечего, прошли на кухню.