Время сырой зимней мглы окончилось. Небо высоко вскинулось над долиной, и гулкая синева наполнилась жаворонками. Ярл Зорна опять полюбил выезжать из дому в поля, хотя ещё недавно и всем, и ему самому казалось, что эта зима убьёт его, а весна похоронит...
Зорн стелился между двумя рукавами Большой реки, в нежной дымке первой зелени, в редких буграх приземистых холмов. Замок ярла стоял на каменном утёсе над водой, где потоки опять сливались после долгой разлуки, чтобы сообща катиться к морю. Вниз от ворот спускалась неширокая прямая дорога, по сторонам её из влажной земли пробивался дрок и дремали огромные валуны, похожие на серых черепах.
Именно по этой дороге однажды в полдень пришли маленькие пророки из Брадденмира.
День тогда выдался ясный, и оба ярла - старый и молодой - были со своими людьми в полях, где кипела работа.
Заречные коротышки с виду казались почтенными, пожилыми людьми, но вели себя как дети: перетрогали все вещи в комнате, куда их привели дожидаться хозяев, по очереди высовывались в окна и непрерывно переговаривались на своём шелестящем наречии, как будто каждая мелочь была им в диковину. Прислуга измучилась следить, чтобы они - по своей бродяжьей привычке, - не прихватили без спросу что-нибудь ценное, чего обычай потом не позволит у них отнять.
Едва заслышав стук копыт на каменистой дороге, брадденмирцы разом столпились у окна и загалдели, как галдят чайки, когда волна выбрасывает на песок зазевавшуюся рыбу. Старый ярл поднял голову и разглядел в оконном проёме оживлённые лица с грубыми, будто намеренно кем-то искажёнными чертами. Сердце его тревожно забилось, но всё равно он едва удержался от улыбки; а его сын невольно усмехнулся в русую бороду.
Трапеза была обильной - так всегда привечали в Зорне пришельцев из дальних земель, а уж провидцы из Брадденмира - вообще был разговор особый. По правую руку от ярла сидели гости, а по левую - его сын и слепой певец Браген, который уже очень много лет жил в замке на утёсе. В последнее время он уже не пел, потому что песни всё чаще оборачивались для него кашлем. А год назад Брагену, к тому же, отказали ноги, и теперь он охотно ждал смерти, но она всё не являлась.
Насытившись, брадденмирцы дали понять, что на этот раз их дело касается только старшего хозяина замка. По знаку ярла все прочие покинули горницу. Одни при этом вздыхали с облегчением, другие встревожено оглядывались, полные смутных предчувствий. Когда за домочадцами и молодым ярлом закрылась тяжёлая резная дверь, старик расправил плечи, откинулся на спинку кресла и обвёл коротышек острым испытующим взглядом.
- С чем вы пришли ко мне сегодня, люди заречных предгорий?
Его вопрос пробудил волну шёпотов. В них путались всеобщие и брадденмирские слова, но ярл, привычный к говорам народов, живущих на его землях и вокруг, без труда разобрал:
- У него ещё хватит сил... Он сможет идти! Расскажем ему...
Господин замка на утёсе терпеливо ждал, когда этот многоголосый прибой вынесет ему хоть немного смысла. Ему не впервой было наблюдать, как рождается предсказание - как в словесном гуле постепенно хиреют и гаснут лишние звуки, а из остальных плетётся призрачный узор, который ты можешь толковать и разгадывать на разные лады, и всё равно истина окажется хоть немного в стороне от того, чего ждёшь... Много лет назад брадденмирские человечки предсказали правителю Зорна - тогда ещё молодому - слепоту, одержимость злом, дорогу без возврата и смерть. В тот год один его близкий друг, часть его души, сделался незрячим, другой получил в грудь стрелу, а третий навек сгинул, проклятый сородичами. С той поры ярлу случалось слышать менее печальные, а то и по-настоящему счастливые пророчества, но его сердце каждый раз болезненно сжималось, и перед глазами вставали картины рокового состязания в Лигге...
- Нынче хорошее время для дороги... Хорошее время для пути в Хельненн. Чем раньше Зорн отправится, тем лучше! - шептало и плескалось в полутёмной комнате.
Брови ярла сошлись на переносице. Название было ему незнакомо. Он надеялся уловить ещё хоть что-нибудь в переплетающихся, перебивчивых звуках чужих голосов...
- Пусть ярл думает, пусть решает сам... Ибо его время на земле подходит к концу... Хельненн сейчас открыт для тех, кто его ищет. Но ярл, если хочет, может упокоиться и здесь, среди своего народа... Брадденмир всё сказал, больше говорить нечего...
- В какую же сторону мне ехать? И что я там найду? И почему я должен это искать?
- Дорога научит... Она пошлёт тебе знаки... Они будут, их будет много! Стоит выйти за ворота - и Зорн сам увидит ...
Старый господин подождал ещё немного, потом вздохнул - и усталость вернулась, а морщины глубже проступили на его лице.
- Спасибо. Ступайте с миром. Я подумаю, как вас отблагодарить.
Карлики подхватились с мест, продолжая шелестеть - теперь уже про обещанную награду. Невидимая сила, время от времени дающая брадденмирцам власть приподнимать завесу над будущим, оставила их, и сейчас они напоминали детей, которым посулили лакомство. Даже самые старшие вприпрыжку бросились из комнаты. У дверей всех остановил голос ярла:
- Как, вы сказали, зовётся это место?
- Хельненн... Хельненн...
Хозяин замка покачал головой:
- Никогда о таком не слыхал.
Старый господин некоторое время без движения сидел в кресле, глядя перед собой невидящими глазами. Воспоминания, которые проплывали перед ним, требовали совсем другого зрения, и ярл за свою долгую, нескучную жизнь достаточно отточил его. Картины прошлого теперь несли в себе понятный смысл, события связывались в единые сюжеты из начал и последствий, и в каждом былом происшествии он, с высоты нынешнего опыта, мог распознать зёрна расцвета или гибели. Постепенно лицо ярла разгладилось, горечь в глазах растаяла, и её сменила печаль, брови разошлись, а плотно сжатые губы расслабились. Ум ещё не понимал того, что предстоит сделать, но сердце уже трепетало, и казалось, стоит только поднять голову - как взгляду откроется что-то светлое, почти забытое...
Ярл встрепенулся и взволнованно осмотрелся, но увидел лишь просторную горницу, где вечер поспешно ткал в углах сумеречную паутину: прислуга ещё не успела зажечь масляные лампы.
Он поднялся и подошёл к окну. Внизу, во дворе, его сын отдавал конюхам распоряжения насчёт завтрашнего дня. Слов не было слышно, но старший господин и без того мог угадать всё сказанное. Понаблюдав за происходящим, он удовлетворённо кивнул.
Вскоре молодой ярл постучал в дверь и, войдя, пристально вгляделся в старческое лицо.
- Добрые ли вести принесли вам крошки из Брадденмира, мой дорогой отец?
Старый ярл улыбнулся.
- Помнишь, я говорил тебе о том, что хочу однажды уйти в последний поход? Время настало.
Его сын побледнел и стоял, как будто поражённый громом.
- Я думал... я надеялся, что оно не настанет никогда! - наконец произнёс он. И, не скрываясь, заплакал.
Хозяин замка покачал головой.
- Мне не суждено было погибнуть в сражении, как я мечтал... Но, думаю, умереть в дороге - ничем не хуже. Я вырастил хорошего ярла вместо себя и спокойно могу оставить Зорн на его попечение. Что же ещё нужно?
- Но куда вы отправитесь? И кого возьмёте с собой?
- Я еду в Хельненн. Не спрашивай меня, где это, я пока и сам не знаю. На севере, западе и востоке лежат людные, исхоженные земли. Надо расспросить тех, кто бывал там, не встречалось ли им это имя. Не думаю, что мне понадобится большой отряд... Ты можешь проводить меня до границы Зорна. Дальше со мной пойдут только люди предгорий. Их общество наверняка окажется таким утомительным, что потом мне будет сладко остаться одному.
Он вдруг усмехнулся.
- Больше всего я жалею, что не успел найти для тебя супругу: правителю не годится долго оставаться без наследника. Будь осмотрителен, выбирая невесту. Надеюсь, кольцо твоей покойной матери принесёт счастье вам обоим. Я оставлю его в ларце, в изголовье моей постели.
Молодой ярл в растерянности смотрел на отца, всё ещё не веря.
- Но если вы благополучно достигнете Хельненна и... исполните всё, что надо... то потом вернётесь к нам?
- Нет, - как можно мягче ответил старик. - Это действительно будет мой последний поход. Не знаю, что за место этот Хельненн и зачем мне нужно туда идти, но одно предчувствую ясно. В Зорн я уже никогда не вернусь.
Весна подкатила к лету, и время сева почти миновало, когда из ворот замка на утёсе выехал большой отряд всадников. Там были оба ярла - отец и сын, - пожилые бойцы и почтенные слуги, ловчие и загонщики, деревенские старосты, которые оставили полевые заботы, чтобы проститься со старым господином... Брадденмирские коротышки ехали в справной повозке, вместе с туго набитыми дорожными мешками, в которых кроме провизии лежали подарки, а может быть, и кое-что, самовольно прихваченное в замке. В другой повозке полулежал на меховых подушках слепой певец Браген.
Слух об отъезде ярла уже распространился по всей округе. Мужчины молча провожали отряд глазами, а женщины повыше поднимали детей, чтобы те запомнили человека, который покидал дом для исполнения таинственного пророчества, смысла которого и сам не понимал до конца. И ещё долго ярлу предстояло видеть по дороге эту картину: жителей Зорна, которые бежали навстречу или махали вслед проезжающим всадникам...
Когда поля закончились и впереди возникла хмурая стена вековых деревьев, подпирающая небо, отряд в первый раз остановился. Деревенские старейшины не могли ехать дальше, а потому простились с ярлом на опушке леса и повернули назад. У некоторых на глаза наворачивались слёзы, другие понурились и прятали взгляд. Как большинство крестьян, эти люди не любили перемен, и ещё меньше любили, когда случалось что-то неожиданное и малопонятное, как теперь. Возможно, кто-то из них втайне даже осуждал ярла за его решение покинуть дом.
Повозка со старым Брагеном тоже должна была повернуть назад. Ярл спешился и обнял слепого друга.
- Я хотел бы до конца следовать за тобой, - сказал певец. - И сложить песню, каких ещё не бывало. Моё сердце ноет от странных предчувствий... Как жаль, что я не могу тебя видеть!
- Ты видишь то, для чего наши, здоровые, глаза слишком грубы, - отозвался ярл. - И по крайней мере одна из твоих песен останется в этом мире, даже когда никто уже не вспомнит моего имени. Ты знаешь какая.
- О Замке, где ночуют ветра? - с печальной улыбкой спросил Браген. - Чем дольше я живу, тем меньше понимаю, как у меня хватило смелости облечь это видение в слова. Только в молодости мы дерзаем на такое, только глядя издалека... Сохранить всегда труднее, чем утратить. Теперь нас двое, - тех, кто знает, что же тогда произошло: ты и я. Ридиген сгинул, Самиэль давно в земле, а другие старики, если и говорят об этом, то обязательно прибавляют: "Это случилось в Лагге так давно, что уже никто не расскажет правды"...
- Но ты, - ярл с любовью вглядывался в морщинистое лицо слепого, остро понимая, что это их последняя встреча, - ты-то по-прежнему видишь Замок!
- С каждым годом всё яснее и ярче. И чем лучше я его вижу, тем больше понимаю бессилие нашей речи. Сейчас я не могу подобрать слов для того, что сияет передо мной... Но мне жаль, что ты больше не можешь полюбоваться хотя бы на его отблески.
- Всё идёт как идёт, и не мне жаловаться на судьбу, которую я сам прикормил. Прощай, Браген! Будь счастлив!
Пальцы сказителя сжали плечо друга.
- Пожелай мне скорой и лёгкой смерти, мой господин. А я тебе желаю доброго пути!
Ярл устроился в седле и дал знак поредевшему отряду ехать дальше. Вскоре последний всадник растворился в сумраке среди кустарника и древесных стволов, как будто канул в зеленоватую воду.
Карлики, продремавшие почти весь путь среди полей и селений, в лесу оживились. На вид забавные и грубоватые, они обладали очень тонким чутьём на всё необычное и таинственное, и казалось, зелёные заросли ничего не могли от них спрятать. Маленькие бродяги перешёптывались, подталкивали друг друга, указывая на что-то, то благоговейно понижали голос, то восторженно всхлипывали и тёрли глаза, то разражались быстрым приглушённым стрекотом... Лес очаровывал их, - детей скудной, каменистой земли, - звуками, оттенками красок, запахами и чем-то ещё, о чём их спутники едва ли могли догадываться.
Напоив коней у широкого, медлительного ручья, путники продолжали углубляться в чащу, конца которой не виделось. Сверкающие нити солнца, во многих местах пронизавшие листву, наливались красноватым, закатным золотом. Наконец, уже в сумерках, отряд добрался до охотничьего дома ярла, где всех прибывших ожидали тепло очага, ужин и удобный ночлег.
- Не хочешь ли поохотиться напоследок в своих владениях? - спросил господина Клай, старший над ловчими, который почти всё время жил в этом лесном доме. - Мои следопыты уже высмотрели для тебя оленя...
Ярл улыбнулся.
- Почему бы и нет? Постой, а где же Леннох? - он окинул взглядом своих людей. - Отчего он не пришёл повидаться со мной в последний раз?
- Видно, что-то его задержало, раз он не поспел сюда к твоему приезду. Это странно... Он по-прежнему лёгок на ногу.
Леннох был самым старым охотником, в Зорне его знали повсюду. Он часто бывал в замке на утёсе, и ярл любил зимними вечерами неспешно разговаривать с ним о прежних временах.
- Пошли кого-нибудь проверить, всё ли с ним в порядке. Передай: если он болен, я сам приду в его хижину.
Утро принесло суету сборов, ржание лошадей и возбуждённый лай собак. Солнце ещё не взошло, лес курился туманом, пахло влажной зеленью и взрытой землёй. Кони по грудь тонули в белёсой дымке, копыта мягко топтали траву и прошлогодние листья. Ярл вдыхал сыроватый воздух и яснее прежнего чувствовал себя частью этого леса, этой земли, этого братского круга. Тем больнее саднило в груди близкое расставание.
Заполошно взвизгнули рога, тишина рассыпалась, между стволами заметались обрывки эха. Псари с трудом удерживали на сворке гончих, растревоженных лесными запахами.
Олень вылетел прямиком на охотников и замер, глядя на них карими, человеческими глазами. Даже испуганный, он был одним из самых красивых созданий на свете. Жёлтые пятна на тёмно-коричневой шкуре полыхали в рассветном сумраке, точно искры; продолговатая голова гордо несла тяжёлые, широкие ветви рогов. Ноги от копыта до колена белели, как берёзовые стволы.
Собаки разом взвыли. Олень прянул в сторону и полетел сквозь лес к реке, скрытой за деревьями. Ярл ударил коня по бокам, крикнул - и охота рванулась с места, разгоняясь на скаку... Они неслись в полосах света и тени, взмётывая дёрн и палые листья, ломая редкий подлесок. Пугающий вой рогов перекатывался под пологом дубовых и берёзовых ветвей.
Наконец впереди, между стволами, ярко засинело, засеребрилось. По спине ярла пробежал холодок: он вдруг узнал это место. Олень заметался, вымахнув из чащи на утёс, нависший над речной излучиной. Ярл натянул поводья и крикнул, чтобы спускали собак. Его сын на скаку выхватил из колчана стрелу и приладил к тетиве. Мимо всадников с воинственным лаем промчались гончие, через миг послышался визг одной из них, отброшенной ударом рогов. Олень вдруг повернулся, ужаленный стрелой, и кинулся в реку. Зубы гончих клацнули, поймав только воздух.
Оглушённый болью, страхом и надсадным лаем псов, которые не смели прыгнуть следом, зверь плыл к другому берегу, борясь с течением, которое сносило его вниз. Молодой ярл хотел опять выстрелить, но отец остановил его:
- Не надо. Он победил.
Животное выбралось на сушу и прихрамывая побрело прочь, ища укрытия среди деревьев.
- Проклятье! - сказал сын ярла, больше огорчаясь, чем злясь. - Теперь он достанется волкам, а не нам.
Другие охотники разочарованно качали головами. Вокруг лежала солнечная лесная земля, испокон века дремавшая под шелест реки, а сейчас разбуженная лаем и гамом. Старый ярл вдруг почувствовал себя посторонним, как будто не охота привела его на эту скалу и не от него ускользнула добыча. Столько лет он не приходил на это место, но, видно, напоследок нужно было зачем-то сюда вернуться.
- Глядите-ка! - его сын махнул рукой в сторону. - Каменные Столбы ещё стоят! Я думал, дожди и ветры давно их повалили...
Ярл нехотя посмотрел. В трёх сотнях шагов от утёса, с которого прыгнул олень, на пригорке виднелся заброшенный каменный круг. С тех пор, как ярл был здесь в последний раз, некоторые столбы покосились, один или два упали, отчего оскал гранитных зубов стал щербатым. Раньше в нём чувствовалась угроза, тяжёлая земная мощь; а теперь как будто сквозила недобрая усмешка.
- Подождите меня здесь, - сказал ярл сыну и другим. - Я хочу подняться туда и осмотреться.
Он и сам не знал, зачем это нужно, поэтому больше ничего не стал объяснять и никого не позвал с собой. Его проводили удивлёнными взглядами. Никто не возразил, и никто за ним не последовал вопреки приказу.
Между грубых древних колонн гулял весенний ветер. Здесь он казался холодным. На узкой серой стеле были вырезаны годовые метки; время их не стёрло, только новых уже давным-давно никто не добавлял. И всё же место оказалось не до конца обезлюдевшим. Тёмный алтарь глубоко врос в землю, но присмотревшись, ярл увидел на нём остатки недавно сожжённой жертвы. Это была птица - сокол, судя по разбросанным вокруг перьям. В сердце коротко и холодно кольнула непонятная тревога. Кто-то был здесь совсем недавно и, совершив положенный ритуал, растворился в лесу... Должно быть, какой-нибудь деревенский колдун или знахарь. Вряд ли он вернётся сюда в ближайшие дни. Но отчего-то показалось, что день слегка померк.
Ярл нашёл площадку, с которой открывался другой берег, и постоял там, глядя на дальний лес и берег, освещённый солнцем. Следы чужого жертвоприношения вернули его в прошлое.
Много вёсен назад, накануне ежегодного состязания в Лагге, он вот так же стоял, глядя вдаль между двумя тёмными глыбами, а за его спиной Ридиген, удачливый зверолов, без жалости обрывал вьюнок, что заполонил древний алтарь. И другой его приятель, Самиэль, бойко насвистывая, подбирал хворост на северном склоне, где густо топорщился кустарник. И только Браген, молодой, ещё зрячий Браген, был хмур и вздрагивал, как от холода, а ведь был полдень середины лета, и солнце едва не плавило скалы. В плетёной клетке у ног молодого певца беспокойно вертел головой обречённый ястреб.
Браген сказал:
- И всё-таки мне не нравится то, что мы задумали.
Трое молодых мужчин, помрачнев, переглянулись. Ридиген пожал плечами и отвернулся: ему надоели уговоры. Он был из тех, кто никогда не сомневается в принятом решении.
- Ещё не поздно остановиться, - настаивал Браген.
Его друзья вернулись каждый к своему занятию и не отвечали. Тогда он повернулся к - тогда ещё не ярлу, - сыну ярла:
- Отговори их! Это ты позвал нас сюда, и твоего слова они послушаются. Отговори сейчас! Потом будет поздно жалеть о том, что сделано...
И сын ярла прервал его, с трудом подавив раздражение:
- Уже всё решено. Мы не просим ничего дурного. Да и ещё неизвестно, услышат ли нас старые боги.
- Не стоит будить тех, кто требует крови за исполнение желаний...
- Если тебе страшно, можешь идти домой! Это и есть моё слово.
Браген сник и отступил. Чуть поколебавшись, он отвернулся и пошёл прочь, и ни разу не обернулся по дороге, хотя наверняка слышал насмешки Ридигена и Самиэля:
- Что за девичья робость тебя обуяла? Завтра, в Лагге, ты пожалеешь о том, что сбежал!
Но Браген неожиданно слёг и не пришёл в Лагге. Трое суток он бредил в горячке, глаза ввалились, а губы обметала чёрная кайма. Потом болезнь так же внезапно его оставила. И хотя после неё певец навсегда остался слепым, это выглядело спасением, а не карой. Он не был виновен в смерти Самиэля и в том, что случилось с Ридигеном. Память не мучила его, снова и снова возвращая к одной и той же тягостной картине. И Замок, где ночуют ветра, не скрылся от него вместе с дневным светом.
А на совести того, кто остался зрячим и через несколько лет стал ярлом Зорна, всю жизнь лежали бременем увечье одного друга, и гибель другого, и смутная участь третьего...
Чуткое ухо уловило шорох крыльев и тихий скрежет. Ярл обернулся.
На поваленных столбах позади него сидели утни - крошечные демоны, которые во множестве селятся в заброшенных хижинах, на старых пепелищах, кладбищах и могильниках. Их возбуждает человеческий страх и влечёт тёплая кровь. Но при солнечном свете они робеют, и днём их не видно. Вот почему ярл скорее удивился, чем встревожился.
Подслеповато моргая на пришельца, утни заверещали тонкими визгливыми голосами:
- Ярл, ярл! Поклонись старым богам! Принеси им вкусную жертву! Пусть Единый нюхает дым и завидует!
- Вот уже и нечисть учит меня, кому и как кланяться! - насмешливо ответил ярл. - Видно, мои дела совсем плохи. А ну, хватит визжать, говорите, что вам нужно!
Утни, не слыша страха в его словах, обозлились. Солнечные лучи раздражали их, а запах недавнего жертвоприношения будоражил. Они яростно скалились и шипели, но не решались напасть.
- Тебе нужно, тебе! Ты сам пришёл, как и сорок вёсен назад! Чем ты расплатишься за свои желания? Чем на этот раз скрепишь уговор? Ярл, ярл, смерть идёт за тобой попятам! Попроси хорошенько, и мы откроем, какого цвета у неё глаза! Единый никогда не скажет тебе об этом!
- Что за невидаль! Я уже стар, вот она и держится поблизости. Будет день - мы встретимся, тогда и поглядим друг другу в лицо. А сейчас мне надоела ваша болтовня. Я ухожу.
- Да-да, вы скоро встретитесь! - неслось ему вслед. - Ярл, ярл! Ты не доедешь до Хельненна! Путь на юг напрасен, лучше ступай домой! Ветра Хаззиеш перемелют твои кости в муку... У смерти нынче зелёные глаза! Зелёные, рысьи глаза!
Ярл шагал неторопливо, изредка поглядывая вокруг. Он выбрал неудачное место для спуска - спутники ждали его с другой стороны холма. Чтобы вернуться к ним, придётся обогнуть подножие... Он перевёл взгляд на речную гладь, потом посмотрел вперёд, где ветерок серебрил ковыль на дальней опушке леса. Старые глаза глядели зорко и среди волнующихся стеблей различили что-то похожее не то на валун, не то на оброненный кем-то мешок... Через мгновение ярл понял, что это человеческое тело.
Старый Леннох, один из лучших охотников этого лесного края, лежал там ничком, и в его куртке на спине, в ореоле засохшей крови, темнела дыра от стрелы. Если бы ярлу не вздумалось подняться на холм со Столбами и спуститься по дальнему склону, убитого нашли бы нескоро.
Охотники окружили мёртвеца. Никто не знал, что сказать. Старый ярл, его сын и ловчий Клай склонились над неподвижным телом.
- Нынче утром он был ещё жив, - пробормотал ловчий, трогая застывшие, скрюченные пальцы. - Кому и зачем это могло понадобиться? Ведь Ленноха все знали...
- Стрелы нет, - сын ярла разглядывал окровавленную куртку на убитом.
Ловчий пожал плечами.
- Она наверняка была меченой. Больше всего меня удивляет, что он подобрался к Ленноху сзади. Старика и в лесу трудно было застать врасплох, а здесь открытое место... Галлен! Бротт! Осмотритесь: может, не все следы ещё затоптаны. Хорошо бы узнать, с какой стороны явился этот мерзавец и откуда он стрелял.
Ярл почувствовал, что к горлу подкатывает ком.
- Приготовьте всё к похоронам, - сказал он, вставая. - Я останусь ещё на день, чтобы проводить Ленноха. Надо заглянуть в его хижину - может, в ней найдётся объяснение тому, что случилось.
Мертвеца положили на носилки, сделанные из веток, и накрыли плащом. Разделились на два отряда: один, которым руководил сын ярла, отправился к домику Ленноха у Дубового моста, другой, во главе с самим ярлом, - в большой охотничий дом.
С погребением тянуть не стали. Поминальная трапеза была обильной, но сумрачной. На многих лицах ярл читал недоумение: в Зорне мало нашлось бы людей, которых знали и любили так же, как старого Ленноха. Каждый спрашивал себя о том, кто виноват в этой смерти.
Сын ярла рассказывал:
- Этот человек явился пешим из-за реки, через Дубовый мост. Ему пришлось миновать хижину Ленноха, и тот его увидел. Многие ходят этой дорогой, но в чужаке было что-то, из-за чего Леннох вздумал незаметно за ним проследить. Так они добрались до Столбов. Чужак поднялся туда и сжёг на алтаре сокола по старому обычаю. Видно, оттуда, сверху, он и заметил Ленноха.
- Значит, это была не месть?
- Ручаюсь, что нет! Негодяй и не собирался меряться со стариком силой, просто хотел избавиться от соглядатая. Он сделал вид, что спускается по той же стороне холма, что сегодня и вы, отец, а сам притаился, пропустил Ленноха и выстрелил ему в спину. Потом вынул стрелу и направился дальше, через лес, на север. Я послал по его следам четверых. У него лёгкий шаг, но ему не уйти от нашего суда.
Ярл задумчиво кивнул.
- Этот человек явился как мститель, и ему выгодно таиться... Но как мог Леннох не услышать его приближения?
- Когда чужак стрелял, между ним и стариком было полторы сотни шагов, не меньше, - сын ярла нахмурился. - С такого расстояния трудно сделать удачный выстрел. Если бы мерзавец промахнулся, Леннох, конечно, заметил бы его, и кто знает, чем бы закончилось дело... Этот человек рисковал. Или ему повезло, или он никогда не знает промаха.
Один из ловчих подошёл с каким-то вопросом, и сын ярла отлучился из-за стола.
- Да... - негромко сказал старый ярл. Слова сына и вопли утни на капище пробудили в нём дурные предчувствия: как будто на самом дне души заколыхалась тёмная вода. - Что если он действительно не знает промаха?..
Клай, видя его печаль, подозвал одного из слуг.
- Мы долго скорбели молча, теперь пришла пора песен. Позови сюда Йельда. Пусть споёт про Замок, где ночуют ветра! - он улыбнулся, увидев, что при этих словах глаза старого господина блеснули.
Йельд был высокий и кряжистый, как лесоруб. Его ладони походили на лопаты, костюм не отличался изяществом. Но когда он запел, во всём доме остался только один - его - голос, а все остальные смолкли. Этот голос тёк, как течёт по стволу разогретая зноем смола, как плывёт мёд, переполняя соты - неспешно, печально, душисто и сладко. И видения, которые вставали при этом перед глазами, поднимаясь из глубин памяти, были удивительно светлыми и чистыми, - вроде росинки, сверкающей поутру на листе, или далёкого хрустального звона, или давнего разноцветного детского сна, - что-то, для чего в повседневной жизни почти ни у кого не находилось места.
Сгустилась ночь, которая в лесу казалась совсем непроглядной. Путники разошлись по залу и улеглись на широкие лавки. Собаки устроились у очага, догрызая оставшиеся от пиршества кости и поводя ушами, если в огне вдруг встрескивало полено или снаружи доносилось лошадиное ржание. Дневные события, вино, выпитое за трапезой, и сладкий сердечный покой, внушённый песней, быстро сморили и воинов, и охотников. Лишь дозорные бродили снаружи, обходя дом и коновязь.
Ярлу не спалось. Он лежал, глядя в закопчённый дубовый потолок и чувствуя, как в груди одна за другой перекатываются тёплые волны. Он уже не мечтал увидеть Замок, где ночуют ветра, ни наяву, как раньше, ни даже во сне. В юности, когда он понял, что эта ясная радость навсегда его оставила и ничто на земле не может её заменить, то чудом не сошёл с ума... Но с годами его душа огрубела и сделалась проще. Всё, что он теперь мог - это хранить любовь к старой песне, привычно и надёжно, как людям вообще свойственно хранить тёплые воспоминания.
Уговорились, что молодой ярл задержится в лесном доме, чтобы дождаться тех, кого он послал по следу убийцы. Старый ярл решил не медлить и продолжать путь. Маленькие демоны на капище пугали, что ему не стоит ехать дальше на юг. Поразмыслив, ярл принял это за один из тех знаков, которые посылает дорога. Значит, именно туда - через Реку и Брадденмир - лежала его дорога. Значит, он не ошибся, выбирая направление.
- Не здесь и не так я хотел бы с вами прощаться! - сказал сын, и на его глазах, против воли, опять выступили слёзы. - Если дело решится быстро, я нагоню вас раньше, чем вы доедете до порогов.
- Не торопись, - отец покачал головой. - Лучше нам навсегда проститься здесь, чем новому ярлу прослыть нерадивым судьёй.
Они крепко обнялись, а потом старый ярл отправился дальше, и брадденмирские карлики всё так же ехали с ним, и ещё некоторые из его людей, кроме тех, кто остался с новым ярлом, чтобы разобраться в убийстве Ленноха.
Спустя несколько дней отряд, теперь совсем крошечный, достиг речных порогов. Владения Зорна здесь кончались, а за Рекой лежал Брадденмир - каменистые холмы, постепенно переходившие в предгорья. Весенняя вода спала, но и в сухое время года речной рукав здесь пенился, кипел и клокотал, с боем прорываясь между острыми камнями. В этом месте ярл отослал домой последних своих провожатых, оставив только карликов, с которыми ему предстояло разделить путешествие по Брадденмирской земле.
Жители Зорна редко путешествовали в эти края. Земли по эту сторону Реки были жёстки и скудны, и скоро перед странником вставали неприступные горы. Самому ярлу гораздо чаще случалось ездить в другую сторону, где за вторым речным рукавом лежали равнины Драссы. Там на лугах паслись большие табуны, а в городах жили умелые мастера и богатые торговцы. Но теперь он ехал по делу, которое нельзя было решать привычным способом, и его вела иная воля. Переправившись через Реку под рокот течения и сиплые вопли карликов, старый ярл оказался за пределами Зорна, в Брадденмире.
- Кто-нибудь из вас слыхал имя "Хаззиеш"? - спросил он у маленьких людей.
Брадденмирцы вразнобой закивали головами. Их язык, казалось, состоял только из шелеста и свиста.
- Хаззиеш... Ущелье Хаззиеш... Только там можно подняться в горы. Но Брадденмир никогда не заходил так далеко. Нам это ни к чему.
- Где это место? Отведите меня туда.
Он оглянулся, чтобы в последний раз махнуть рукой тем, кто остался на другой стороне Реки. Ему показалось, будто он выскользнул из собственной кожи и его нагая душа зябнет на резком речном ветру. Сейчас он впервые в жизни по-настоящему понимал, что это значит - уходить, чтобы никогда не вернуться домой...
Зато карлики, наоборот, заметно повеселели, попав на знакомый берег. Их народ ютился в пещерах или жил в нищете на каменистых холмах, и, может быть, единственным его смыслом и достоянием были пророки, которые проводили жизнь в странствиях, возвещая судьбу другим, более могущественным племенам. Эти люди бурно радовались дарам, мало горевали о потерях и, казалось, принимали весь мир за большое полотно, на котором чья-то рука без устали выводит рисунки и письмена. При этом большинство брадденмирцев не умело складывать в слова обычные буквы.
Мешки, до отказа набитые едой и подарками, мешали брадденмирцам идти пешком, поэтому маленькие люди то и дело лезли под лошадиные копыта или цеплялись за стремена и канючили, чтобы их взяли в седло. Их общество могло бы утомить кого угодно. Вскоре ярл уже страстно мечтал остаться в полном одиночестве. Наконец долгожданный миг наступил.
Карлики тоже не скрывали радости, что их путь окончен. Самый старший взмахнул рукой, желая ярлу доброго пути. В первых лучах утреннего солнца что-то жёлтовато блеснуло...
Ярл присмотрелся и нахмурился. Карлик по-своему истолковал его интерес.
- Зорну нравится? Брадденмир дарит это на память. На!
Он не без труда стащил подарок с толстого мизинца и протянул его ярлу.
- Благодарю, - в сердцах проворчал тот, бережно, двумя пальцами, взяв с грубой широкой ладони золотую виноградную лозу, свёрнутую венком - обручальное кольцо своей покойной жены. Всю дорогу он был уверен, что оно спокойно лежит в ларце в замке на утёсе и ждёт, когда новый ярл наденет его на палец выбранной невесте. - Гм... Кажется, я уже где-то это видел... Ну, да что теперь!
Ярл положил кольцо в кожаный кошелёк, который носил на груди, и не мог сдержать улыбки, глядя, как маленькие люди вприпрыжку припустили назад. Он поручил им своего коня, чтобы они перевели его через Реку, и помог погрузить мешки на широкую конскую спину. За рекой животное само найдёт дорогу к дому.
Его собственный путь по-прежнему был смутен. Зато теперь ярла окружала долгожданная тишина.
В ущелье Хаззиеш даже днём теснился промозглый сумрак. Здесь почти ничего не росло, и властвовал жёсткий камень, а небо между двумя рядами скал казалось выцветшим. К полудню ярл поднялся со дна ущелья на небольшую ровную площадку, откуда был виден весь путь, проделанный им за утро. Сначала ему показалось, что пройдено совсем немного, но, посмотрев на север, он увидел лишь светлую извилистую чёрточку там, где текла Река. Это его обрадовало, он даже почувствовал себя немного моложе и расправил плечи, готовясь идти дальше...
Вдруг ему почудилось какое-то мимолётное движение. Ярл отступил в тень и подождал, глядя вниз. Припомнились было визгливые пророчества утни о смерти, идущей за ним попятам, но вокруг опять царили тишина и неподвижность. Если следом действительно кто-то крался, то делал это умело. Не заметив ничего подозрительного, ярл продолжал путь. Теперь он шёл осторожно, то и дело останавливался и прислушивался, высматривая места, где можно укрыться, чтобы обмануть преследователя.
К его обычной ноше теперь добавилась вязанка сухих веток, которые он собирал по дороге, предвидя, что наверху не найдёт пищи для костра. Солнце пока светило ярко, но дул пронизывающий ветер, и со дна ущелья дышало сыростью. А впереди была ночь, холодная ночь в горах, которая легко могла расправиться с человеком гораздо моложе и крепче ярла, если бы тот рискнул не разводить огня, чтобы не открыться противнику...
Старый ярл добрался до места, которое показалось ему удобным для схватки, устроился за выступом и стал ждать, прислонившись к скале, терпеливо вслушиваясь в тишину. Высоко в небе безмолвно и однообразно кружил кречет. Он был далеко, но всё же ближе, чем Зорн, который теперь казался долгим счастливым сном. Может, не таким счастливым, как Замок, где ночуют ветра, но всё же...
Ожидание тянулось. Ярл как раз собирался распрямиться, чтобы не затекла спина, и тут совсем близко скрипнули камешки под чьей-то осторожной ногой. Рядом с выступом, за которым прятался ярл, упала тень. Преследователю оставалось сделать всего два или три шага, чтобы поравняться с этим ненадёжным укрытием. Ярл оттолкнулся от уступа и резко поднялся на ноги, вынимая меч. Он сделал это очень быстро, но противник оказался шустрее. Гибкая фигура метнулась назад, уходя от нападения...
Раздался зловещий шорох. Потом сдавленный крик, который быстро заглушил рокот оползающих камней. Ярл подождал, пока всё стихнет, и осторожно заглянул за край. Преследователь лежал внизу, присыпанный камнями и пылью. В сумерках нельзя было определить, мёртв он или только потерял сознание.
Ярл отыскал свою вязанку дров и разложил костёр. Сочувствия к противнику он не испытывал, но хотел при утреннем свете рассмотреть его лицо и понять, кто и почему его преследовал. Он как раз собирался поужинать, когда снизу послышались какие-то звуки.
Незнакомец ворочался, выбираясь из-под камней. Ему не удалось высвободить ноги, и он сел, тяжело опираясь на руку и не замечая, что за ним следят.
- Кто ты такой? - угрюмо спросил ярл. Беспомощность врага вызывала у него досаду.
Человек замер. Потом посмотрел вверх. В темноте на месте его лица белело смутное пятно. Ярл уже отчаялся получить ответ, но в конце концов услышал хрипловатый голос:
- Помнишь Самиэля?
На плечи ярла навалилась усталость. Прошлое опять встало перед ним. У прошлого было лицо убитого друга.
- Долгонько же ваш род собирался для мести.
- Они не решались, пока ты был молод и полон сил... - судя по голосу, у самого преследователя только недавно начали расти усы.
- Вот как? А теперь, когда я состарился и ослабел, среди вас наконец нашёлся смельчак? Тогда скажи, почему ты крался следом, а не вызвал меня на поединок, как полагается?
Внизу долго молчали.
- Не затем, чтобы напасть со спины. Я... мне хотелось посмотреть, куда ты идёшь.
- Сколько же тебе лет, любопытный воин?
- Шест... Восемнадцать. Какое тебе до этого дело? Сам-то ты немало пожил на свете, пока мой родич лежал в земле! А ведь вы были ровесники...
Шум сказал ярлу, что мститель безуспешно пытается встать.
- Тебе могла бы помочь верёвка.
- От кого угодно, только не от тебя.
- Как знаешь. Я успел проголодаться, пока с тобой разговаривал.
И ярл вернулся к костру, поел и вскоре задремал, завернувшись в меховое одеяло.
Когда он проснулся, ещё и не начинало светать. На камнях лежал иней. Ярл подкормил пламя, выбрал ветку, которая ярко тлела, и пошёл проведать своего неприятеля.
Того не было видно, но его прерывистое дыхание было громким и походило на стоны.
- Я вот что подумал... - ярл придал своему голосу беззаботность. - Нам помешала дурацкая случайность, верно? Если бы ты выбрался отсюда, мы могли бы решить дело по-мужски. А так - какая мне честь в твоей смерти?
Никто не ответил.
- Эй!
Тишина. Подождав немного, ярл тяжело вздохнул. Безумие - лезть ночью по верёвке с обрыва, чтобы помочь человеку, который хочет тебя убить. На такое способны только не знающие жизни юнцы да старики, начавшие впадать в детство... Он выбрал выступ понадёжнее, хорошенько проверил верёвочный узел и стал осторожно спускаться, решив, что если Хельненн - место, где ему суждено упокоиться, то пусть тут и будет Хельненн.
У огня ярл наконец смог разглядеть своего кровника. Ныло правое плечо, которое он ненароком повредил, а в сердце холодной змейкой шевелилась грусть. Он искал в молодом безусом лице сходство с чертами Самиэля, но если это сходство и было, то оно не бросалось в глаза. Самиэль умер на его руках, и ярл хорошо помнил, как по щекам друга стремительно расползалась мёртвая синева... Эта старая, уже привычная картина вдруг отозвалась острой болью в груди. Вот такие воспоминания, печальные или страшные, как раз и занимают в человеческой душе место, которое должно бы принадлежать Замку, где ночуют ветра. По-другому быть не может: чистой радости не ужиться рядом с такой бедой, с таким жгучим ядом. И радость уходит...
Ярл глядел на пламя и грезил наяву. Когда-то им четверым открылся над холмами Зорна удивительный свет, и Браген, единственный из них, кто умел как следует обращаться со словами, дал этому свету имя и сложил песню. Если бы не песня, ничего бы не осталось у них в душе после рокового состязания, кроме горечи и мёртвой золы.
Тени прошлого обступали ярла, и пламя костра не согревало сердца.
Почему он тогда не уступил победу Ридигену?..
Приближалось утро, темнота просвечивала, как изношенное сукно. В этих серых прорехах виднелись камни, трещины, клочья травы... Веток для костра больше не осталось, угли прогорели. Ярл поднялся на ноги, рапрямляя затёкшую спину - и охнул от резкой боли в плече.
Этот возглас разбудил его кровника. Тот привстал на локте и недоумённо осмотрелся. Кажется, ночные события тоже задремали в его памяти, а теперь медленно пробуждались. Он взглянул на ярла и вздрогнул, на щеках проступили два ярко-алых пятна. Взгляд растерянно шарил по земле.
- Ты ищешь меч? - спросил ярл. - Должно быть, его засыпало камнями, и он остался внизу.
- Зачем ты меня... - родич Самиэля залился краской, поняв, что его собственный голос прозвучал звонче и выше, чем накануне.
Ярл помолчал, глядя, как лицо преследователя становится из розового пунцовым. Только когда тот отвернулся, ярл заговорил.
- Скажи на милость, чего тебе не сиделось дома за прялкой? Ведь я вчера мог тебя убить!
- А что мне было делать? - на пылающих щеках заблестели мокрые дорожки. - Я последняя в роду, и от меня отказался жених - из-за того, что когда-то мои отец и дед решили не мстить за Самиэля. Я - Тирин, женщина из семьи, где есть неотмщённая кровь, а мужчин не осталось... И вот, мне сказали, что ты уезжаешь из Зорна, один... Ох, ярл, лучше бы ты меня убил!
Старый ярл смотрел на неё, а видел совсем другое.
- Похоже, эта история закончится, только когда я умру, - хмуро сказал он.
- Зачем ты вытащил меня из ущелья? - Тирин горестно покачала головой, думая о своём. Из больших серо-зелёных глаз одна за другой скатывались слёзы. - Всю дорогу я себя убеждала, что должна тебя убить. Но теперь вижу, что не смогу. Как же мне быть, куда идти?
- Дома тебе делать нечего, это верно... - ярл вздохнул и задумался. - Вот что, ступай в мой замок. Расскажи моему сыну, что видела меня в Брадденмире живым и здоровым. Он будет рад получить эту весть.
- А потом?
- Хм... Откуда же мне знать? Он теперь - ярл, ему и решать, как с тобой быть дальше.
- А что, если он мне не поверит?
- Поверит. Скажи, что видела меня в ущелье Хаззиеш. Что я велел тебе ехать в Зорн, а сам пошёл дальше, в Хельненн.
- Куда?
- В Хельненн. Запомни хорошенько. Ну, а если и этому не поверит... - ярл вдруг улыбнулся, вспомнив про знаки, которые подбрасывала ему судьба на этой странной, последней дороге. - Передай ему вот это!
Он вынул из нагрудного кошелька кольцо своей покойной жены.
- Скажи, мол, старый ярл забыл, уезжая, положить кольцо в ларец. И поручил хранить его мне, потому что такова его воля. Мой сын поймёт, о чём это. Запомнишь?
Тирин кивнула, зачаровано глядя, как он надевает ей на палец золотой ободок.
- Ярл... А нельзя ли мне лучше с тобой - в этот... Хельненн?
- Не трусь. Иди в Зорн, к молодому ярлу. Моя жизнь уже прожита, и незачем тратить новую верёвку на гнилой сноп.
Плечо побаливало, но бессонная ночь, как ни странно, не сказывалась. Шагалось легко. Солнце, поднимаясь, обливало вершины гор лучезарным золотом, и даже холодный утренний ветер подгонял в спину, а не бил в лицо.
Отойдя довольно далеко от места ночного привала, ярл остановился, опустил мешок на землю и огляделся.
- Теперь мы одни. Выходи.
Сначала ничего не произошло. Потом где-то посыпались камешки, и перед ярлом встала невысокая и крепкая человеческая фигура. У мужчины были чёрные брови вразлёт над зелёными рысьими глазами, прямой нос и смуглая кожа. Одежда и манера двигаться выдавали в нём охотника. При нём был короткий лук, из-за спины выглядывал колчан со стрелами. На поясе, в потёртых ножнах, висело два ножа - короткий и длинный. Человек был с виду молод, намного моложе ярла. И всё же они были знакомы уже много лет.
Пришелец улыбнулся, и эта улыбка не предвещала добра.
- Как ты узнал, что я иду за тобой?
Ярл пожал плечами, правое отозвалось болью.
- Ведь не девушка застрелила Ленноха за полторы сотни шагов, верно? Да и сокол на старом алтаре мне кое о чём напомнил...
- Как это мы с тобой разминулись там, у Столбов? - охотник прищурился. - Старина Леннох узнал меня и мог растрезвонить об этом по всей округе. Не думал я, что на его труп наткнутся так скоро ... До меня ведь только на полпути дошла весть, что тебя уже нет в замке на утёсе. Потом мне пришлось сбивать твоих людей со следа, вот я и припозднился... Зато теперь никто не помешает нам перемолвиться словом наедине, прежде чем я тебя убью.
Ярл прижался спиной к скале. Выступ был тёплым, его уже нагрело солнце. Страха не было, надежды тоже. Собеседник ярла не искал поединка. А его стрелы не знали промаха.
- Твой выстрел рассказал мне не меньше, чем мог рассказать Леннох. О том, что твой уговор с тёмными богами по-прежнему в силе. О том, что ты всё так же ненавидишь меня. Что ещё ты хотел мне поведать? Спешить уже некуда. Говори.
Человек вглядывался в бесстрастное лицо ярла, ища отражения хоть каких-то чувств.
- Ты постарел, мой ярл.
- Из нас четверых не постарел только ты, Ридиген. И ещё Самиэль, но он мёртв, а покойники не стареют. Мне помнится, ты просил у Столбов не просто победы в состязании, как мы. Ты пожелал вечной удачи: чтобы всегда попадать в цель, а самому оставаться неуязвимым для смерти. Расскажи, каково это - так долго быть молодым и сильным?
Ридеген усмехнулся и снял с плеча лук.
- Совсем неплохо! Времени впереди - больше, чем водяных капель в Реке. Поэтому я не торопился возвращаться. И лишь недавно понял, что тебя-то старость может прикончить раньше, чем моя стрела. Но вот мы встретились, и некому заслонить тебя собой, как это когда-то сделал Самиэль.
Ридиген неторопливо вынул стрелу из колчана и приладил на тетиву.
- Между нами слишком много несправедливости, мой ярл. Затея пойти к Столбам была твоей, а изгнанником стал я. В состязании мы с тобой оказались равны, хотя боги обещали победу мне...
- Я всегда хорошо стрелял, как ты знаешь.
- Я метил в тебя, но погиб Самиэль... Всё начиналось как простая забава. А стало кровью и бедой. И не закончится, пока не отданы все долги.
Охотник натянул лук. Ему не было нужды целиться, они с ярлом стояли прямо друг против друга.
- Так значит, - спросил ярл, - и тебе снятся сны о прошлом? О турнире в Лагге? И о том времени, когда мы были вместе?
- Я совсем не вижу снов. А что Браген - ещё жив?
- Да.
- Не хотел бы я так долго жить слепым, в темноте. Лучше бы болезнь убила его тогда.
- Как знать. Бывает, слепые видят зорче самых зрячих. Зорче нас с тобой, Ридиген.
Изгнанник скривил тёмные, потрескавшиеся губы.
- Ерунда! Мои глаза никогда меня не подводили.
Ярл невольно улыбнулся, несмотря на то, что в грудь ему смотрело острие стрелы.
- Он видит Замок, где ночуют ветра. До сих пор, понимаешь? Вот я - уже давно не вижу. А ты?
Оружие в руках Ридигена чуть опустилось.
- Замок? - из-под густых бровей яркой зеленью сверкнула злость. - Никакого Замка нет и никогда не было! Браген просто придумал красивую песню... И я давным-давно её забыл.
- Нет, Ридиген, такие песни не забываются. Может, мы и живём только для того, чтобы сложить их и передать другим. Из меня никудышний певец, но ведь ты когда-то пел лучше многих в Зорне!