Подаруев Владимир Матвеевич : другие произведения.

Коська и другие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказы о детях


   ВЛАДИМИР ПОДАРУЕВ
  
   РАССКАЗЫ О ДЕТЯХ.
  
   ПОМИДОРЫ.
   Зной. Тишина. Лишь в пожухлой траве стрекочут кузнечики да слышен скрип
   колёс. Старый мерин Туман и хромая кобыла Чалка кое-как тащили повозки, груженые
   ящиками с помидорами. Правили лошадьми Витька и Толька, тринадцатилетки. Они свозили колхозный урожай на станцию, а оттуда овощи шли прямехонько на фронт, который был где-то совсем рядом.
   Уже два раза видели в небе странный самолет, похожий на воздушного змея. Женщины и девчонки бросились тогда кто куда. Одни забились под телеги, другие залегли в подсолнухах. Было и смешно и страшно на это смотреть. Но Витьке с Толькой страх показывать никак нельзя, единственные мужики на поле! А потому они как стояли возле повозок, так и остались стоять, да еще и башки задрали, не спуская глаз с диковинного аэроплана. Боялись, конечно, чего там, ждали когда посыплются бомбы или застрочит пулемет. Но все обошлось мирно. "Воздушный змей" сделал широкий круг и улетел. Женский полк с охами и ахами вылез из "укрытий". Понятно, что хлопцы выглядели героями.
   А теперь оба героя медленно катили по пыльной дороге. Тихая езда укачивала и наводи- ла дрему. Чтобы отбросить сонливость, Витька загорланил дразнилку про своего дружка, которого звали Поп, из-за фамилии Попов:
   У попа была собака,
   Он ее любил.
   Она съела кусок мяса,
   Он ее убил.
   И началось. Толька, будто ждал этого, ответил:
   У Витька- Витахи
   Нет штанов, одни рубахи.
   Витька едет на Тумане,
   Грошей нет- дыра в кармане.
   Витька тут же отпарировал:
   У Попова Толика
   Мыши съели кролика
   И оставили ему
   Шиш на постном масле!
   -- Нескладуха, нескладуха, -- радостно заорал Толька и запел:
   Витька девок напугал,
   Он к ним голым прискакал,
   Потому что у Витахи
   Ни штанов и ни рубахи!
   2.
   Ну это уж было слишком, штаны-то на Витьке имелись. А что касается рубахи, так её и
   У Тольки не было. Друзья носили пиджачки, надевая их прямо на голое тело. Но всё равно
   почему-то Витьке стало обидно. Он схватил самую большую помидорину и запустил ею
   в соперника. Удар получился классный: переспелый помидор угодил Тольке в щёку, раз-
   бился, и красный сок растёкся по лицу, шее и туловищу обидчика. Витька хлестнул мерина, и Туман чуть прибавил шагу. Чалка начала отставать, а до этого обе повозки шли вровень, чтобы не пылить в идущего сзади.
   Но Витьке не удалось уйти от возмездия. Мощный удар по загривку, и вся его спина оказалась залита густым соком. Пришлось ещё раз поторопить конягу. Мерин ожил, но хромоножка добавила прыти. Толька не отставал и сделал второй прицельный бросок. Помидорина угодила Витьке в ухо и облепила семечками и мякотью полголовы.
   Такой удар требовал достойного ответа! Витька бросил вожжи и обрушил на противника
   целый град красных снарядов. Но и тот в долгу не оставался, швырял в Витьку самыми
   большими и сочными плодами. Опомнились друзья лишь тогда, когда увидели, что с головы до пят залиты алым соком, облеплены бордовой кожурой и мякотью от помидор.
   Мыться было негде, так и прикатили на станцию. Весовщик дед Кондрач долго таращился на краснокожих возчиков, потом вдруг взвизгнул и завопил пронзительным фальцетом:
   -- Жулики! Растратчики! Да вы у меня по пятьдесят восьмой статье пойдёте, как враги
   народа! Это что же вы вытворяете? Мы помидорки в госпитали раненым отправляем, ещё на передовую нашим доблестным бойцам, а вы у них воруете колхозное добро!
   Сжираете самый полезный продукт!
   -- Мы не сжирали, мы только пулялись, --поправил Витька. От этих слов Кондрач аж подпрыгнул в гневе.
   -- Что ты сказал?! Пулялись? Ах вы, бесстыжие рожи! Они, значит, пулялись! Ну съели, было бы понятно, с голодухи, значит. А эти стервецы учинили бойню помидорами. Всё, никакой вам статьи, пойдёте прямо под трибунал! Время сейчас военное, прифронтовая полоса, расстрел вам обоим- и баста!
   Не сказать, чтобы друзья шибко перепугались, но всё же кое- какого страха весовщик нагнал. У обоих мелькнула одна и та же мысль: "Как бы задать стрекача?" Витька подмигнул другу и кивнул на стоящий рядом товарняк. Дед перехватил этот кивок и вдруг перешел на угрожающий шепот:
   -- Никуда вам не сбежать, станция-то охраняется. Вон, видите, военный патруль? Щас сдам вас, а у них разговор короткий: за пакгауз и в расход!
   Вот теперь стало по-настоящему страшно, и друзья захныкали:
   -- Дяденька Кондрач, прости нас, мы больше не будем.
   -- Не я, а трибунал решает.Вот там и плакуйте, а пока разгружайте подводы,да живо чтоб!
   Провинившиеся бросились к ящикам, работа закипела. Мальчишки снимали ящики с помидорами с повозок, несли их на весы, затем в склад. Кондрач слюнявил химический карандаш и тщательно выводил на бумаге цифры, потом подсчитал общий вес. Очевидно, результат ему понравился, так как свирепое лицо деда неожиданно подобрело. Кондрач уже не грозил трибуналом и расстрельной статьей, а принес из кладовой ведро воды и мешковины. Велел "преступникам" умыться и стереть с себя помидорные украшения.
   3.
   Когда ребята привели себя в порядок, весовщик совсем раздобрился. Он вручил каждому по большом куску подсолнечного жмыха. Это было настоящее сокровище, потому что жмых ценился наравне с хлебом! А для Витьки с Толькой он был даже лучше хлеба. Тот что, съел и нет в помине. А жмых - твердый, что камень! Его можно грызть весь день, растягивая удовольствие и насыщаясь.
   Возвращались друзья совершенно счастливые, еще бы! Вместо наказания за свои шалости получили по увесистому куску жмыха. Если не жадничать и грызть экономно, то хватит на пару дней. А там еще что-нибудь удастся добыть. Так, глядишь, и лето пройдет, а к осени на фронт - это уж решено твердо.
  
   ВЕЛОСИПЕД.
   Командир разведроты прикатил на трофейном велосипеде. Все сбежались посмотреть на диковинный самокат. Ещё бы! Блестящие никелем ободья, змеёй выгнутый руль, маленькая динамика на колесе и фара, как у мотоцикла!
   -- О це колысчатка, -- одобрил взводный Трофимчук. Ему, как всегда, вторил помком-
   взвода Подливайло:
   -- Гарна машина!
   -- Рогач, что надо, -- похвалил и кто-то из бойцов.
   Витька с Толькой не спускали глаз с красавца велосипеда, он заворожил их. Хоть уж не покататься, а только потрогать скрипучее кожаное сидение,сверкающие на солнце спицы.
   Витька осмелел и провёл ладошкой по раме.
   -- Отставить, -- тотчас скомандовал взводный, -- все по местам!
   Бойцы нехотя разошлись.Ну а друзьям повезло. Во-первых, разведчик остался ночевать в расположении взвода, где они служили, значит, и велосипед будет здесь же.
   Во-вторых, Толика назначили в караул с трех ночи и до шести утра. Время, конечно, самое паршивое, потому что спать в эти часы- ох как хочется! Зато немецкая диковинка будет под его присмотром целых три часа. Дружки сговорились так. Первым прокатится Витька, когда убедится, что все спят. Потом сменит на посту Толика, и тот в свою очередь, опробует вражескую технику. На велосипеде Витька почти не ездил, да и где? Своего велика не было, а на чужом только-только научился держаться и катить ровно, не вихляя, как хозяева велосипеда эвакуировались, фронт подходил.
   Поэтому не без робости оседлал Витька железного "конька", едва не свалился, но тут же вывернул руль и помчался. По укатанному машинами грейдеру велосипед шел легко и бесшумно. Витька так увлёкся, что не заметил как проскочил поле и въехал в соседний лес, где, он знал, стояла танковая часть. Лишь теперь Витька спохватился и круто повернул назад. Было темно, рассвет только обозначился и висел белесым пологом над деревьями. И хоть внизу черным- черно, часовые могли его засечь, остановить, а тогда пиши пропало. Вон и так кто-то идет вдоль опушки. Витька нажал на педали.
   Несчастье, как и любая беда, случается неожиданно. Витька почувствовал, что переднее колесо за что-то задело, раздалось шипение, и тотчас обод застучал по земле. Витька про- ехал еще немного и остановился. Слез, ощупал колесо. Шина и камера были прорваны. От страха и обиды боец Никитин чуть не заревел.Почти два километра ему пришлось идти пешком и вести велосипед, чтобы окончательно не испортить машину. Утром в присутствии всего взвода и приехавших только что автоматчиков началось
   4.
   дознание. Взводнй и командир разведроты допрашивали Толика. Тот держался стойко, товарища не выдавал и утверждал, что велосипед никто не брал. Бойцы хмурились и молчали. Лишь помкомвзвода щерился и поглядывал на Витьку:
   -- Туточки ясней ясного, чье це дило...
   Разведчик велел ему замолчать и заговорил сам:
   -- Велосипеда мне не жаль, хоть бы и совсем пропал, у фрицев этого добра навалом, еще добудем. Страшно мне, товарищи, за другое. Ведь под сиденьем была спрятана секретная карта, теперь ее нет! Если она попадет к немцам, то сколько наших людей погибнет, и не сосчитать...
   От этих слов у Витьки защемило сердце. Он не выдержал и крикнул:
   -- Не брал я никакой карты!
   Раздался дружный хохот. Смеялись все, даже командир разведчиков и взводный Трофимчук. Серьезный вид был только у помкомвзвода Подливайло. Он победно оглядывал всех, мол, что я вам говорил? Не до смеха было и Витьке. Он понимал, что его ждет наказание, и Витька был согласен на любую кару, лишь бы не отчислили из взвода и не отправили в тыл. Однако вместо наказания красноармеец Никитин получил благодарность. А случилось вот что.
   Когда все отсмеялись, от группы автоматчиков отделился командир. Он был в полевой комсоставской форме, но без знаков различия. Выглядел командир уж как-то очень простовато, по-деревенски. Круглое лицо, нос картошкой, облупленный, выгоревшие брови и толстые улыбающиеся губы. Но поразило Витьку другое -- жесткие, цепкие глаза. Как это можно -- улыбаться и смотреть так сурово? Витька съежился под этим взглядом. Между тем "улыбчивый" командир поманил его к себе.
   -- Пропал парнишка, -- прошептали сзади. У Витьки аж мурашки по коже -- не расстреливать же будут за несчастный фашистский драндулет? Они отошли в сторону.
   -- Скажи-ка, хлопчик, -- тихим доверительным тоном начал круглолицый, -- где ты порвал шину, уж не в том ли лесу? Там колючая проволока валялась на дороге.
   -- Так точно, товарищ командир.
   -- А зачем ты туда ездил?
   -- Просто так, прокатиться.
   -- Что ты там видел?
   -- Ничего, темно еще было.
   -- Значит, совсем ничего?
   -- Так точно, товарищ командир!
   -- Ну, а лес ты хотя бы заметил?
   -- Лес-то, да. Он большой, его и слепой увидит.
   -- Уже хорошо, -- притворно обрадовался привязчивый собеседник, -- А в лесу что-нибудь приметил?
   -- В лесу -- ничего, только два танка. Так они такие огромадные, что их любой увидит, хоть и ветками замаскированы.
   -- Так-так, -- круглолицый просто расплылся в одобряющей улыбке. -- А что ты еще разглядел в темноте?
   5.
   -- Красноармейцы наши шли.
   Витька сказал и вздрогнул -- улыбка мгновенно слетела с командирского лица, оно сделалось напряженным и яростным.
   -- Где ты их видел?
   -- Шли вдоль опушки того леса.
   -- Как шли, сколько их было?
   -- Человек пять, я не считал. Один шел впереди, другие сзади, отставали метров на тридцать.
   -- Они тебя заметили?
   -- Наверняка, потому что передний остановился, но я быстро проскочил.
   -- Тебя не окликнули?
   - Нет.
   -- Далеко они не ушли, -- пробормотал командир и приказал:
   -- Поедешь с нами, покажешь!
   Витьку посадили в легковушку, туда же сели командир разведроты и круглолицый со свирепыми глазами. Про него Витька все понял. Этот из армейской контрразведки "Смерш"-- смерть шпионам, значит.
   -- За эрэсами охотятся, -- проговорил разведчик.
   -- Конечно, -- согласился круглолицый, -- наши панцири им не секрет. Витька тогда ничего не понял, а позднее узнал, что эрэсы -- это по-народному "Катюши", а панцири -- по-немецки танки.
   Поле миновали быстро, начался лес. Вначале дорога шла по самой кромке его, затем свернула вглубь. Витькой вдруг овладело беспокойство, он не узнавал того места, в котором был ночью, сейчас лес выглядел совсем иначе.
   Контрразведчик заметил его состояние и велел шоферу притормозить. Все вылезли из машины. Следовавший за ними грузовик с автоматчиками и двумя овчарками тоже остановился. Командир из "смерша" вновь принялся за расспросы.
   -- Ты в лес далеко углубился?
   - Нет
   -- Красноармейцев увидел на обратном пути?
   -- Так точно.
   -- Слева или справа от дороги?
   -- Слева, на опушке, наверное, вон там, -- Витька неуверенно махнул рукой.
   Двинулись в указанном направлении. Шли только Витька, командиры и два бойца с собаками.
   --Здесь, -- неожиданно остановился Витька, -- они шли вот тут, а я ехал вон там по дороге. Все остановились, осмотрели указанное место. Никаких следов, только чуть примята трава. Проводники отпустили собак на длинный поводок. Раздались команды:
   -След! Чужой! Овчарки уткнули носы в самую землю, закружили на месте, потом начали рыскать по
   6.
   сторонам. Вдруг одна из них взвизгнула и натянула поводок, за ней -- вторая. Секунда -- и четвероногие ищейки скрылись в кустах, бойцы метнулись за ними. -- Взяли след, -- довольно пробурчал контрразведчик и приказал Витьке возвращаться в часть, но помалкивать о том, что видел. Второй раз за утро топал Витька по этой дороге, и оба раза-- с самым скверным настроением. Что-то ожидало его по возвращении?
   Когда он доложился взводному о своем прибытии, тот ни о чем не спросил, лишь велел заниматься своим делом -- разбирать и чистить стрелковое оружие, которое им свозили со всей части для ремонта.
   Бойцы встретили Витьку удивленно, но приветливыми улыбками. Особенно обрадовался Толик. Он обнял друга и прошептал на ухо:
   -- Тебя куда возили?
   -- Потом расскажу.
   А через два дня товарищи по оружию и сам Витька были удивлены еще больше. Трофимчук построил взвод и в торжественной обстановке объявил благодарность от имени командира полка красноармейцу Никитину Виктору Федоровичу за помощь в обнаружении и обезвреживании вражеской диверсионной группы!
   И было тогда сыну полка красноармейцу Виктор Никитину всего-навсего тринадцать лет.
  
   ВСЕ МЫ ДЕТИ ВОЙНЫ.
   И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
   Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,
   Про войну будут детские игры с названьями старыми,
   И людей будем долго делить на своих и врагов.
   Владимир Высоцкий
   В нашем поселке ждали эвакуированных из Ленинграда. Я представлял их почему-то непременно в военной форме со скрипучими крест-накрест ремнями. Откуда взялся у ме- ня этот образ? А я сам не знаю, но виделось именно так.
   Каково же было мое разочарование, когда к нам на постой привели двух обыкно- венных девчонок, только очень худых и в нелепой одежде. На них были маленькие ша- почки,ботинки и длинные пиджаки. Позднее я узнал, что пиджаки называются осенними пальто. Мать тотчас запричитала: "Ох, девоньки, замерзнете же вы в эдаких-то лопотинках!"
   Но эвакуированные не замерзли. Правление промысловой артели "Экспорт", куда их приняли на работу, нашло для эвакуированных фуфайки и валенки, а еще толстые сукон- ные платки. После такого наряда наши ленинградки уже не отличались от поселковых девчат, разве что невероятной худобой, которую ничем было не скрыть. Толстых в поселке не водилось, но и таких худых-то тоже. Руки у девчонок походили на лыжные бамбуковые палки, они были тонкими и узловатыми, а пальцы точь-в-точь гвоздики.
   Хлеба не было, зато картошки и тыквенной каши мать не жалела. Эвакуированные ели жадно с неослабным аппетитом.Я удивлялся: как это можно есть невкусную и ненавстную мне кашу из тыквы? Картошка -- другое дело или вот хлеб! Он даже снился мне, черный и душистый, ржаной хлеб. Буханки горой лежали на столе, и можно было брать любую и
   лопать, лопать до отвала. Халва, пряники и конфеты мне не могли пригрезиться, я даже не
   7.
   подозревал об их существовании.
   Однажды девчонки пришли с работы необычно рано, еще засветло, и объяснили мне, что идут на военную подготовку. У каждой за спиной было по винтовке. Конечно, оружие не настоящее, деревянное, но все равно интересно, и я увязался за ними.
   Занятия проходили сразу за поселком, у молодого сосняка. Здесь стояли два соломен- ных чучела, изображавших немецких солдат. Парни и девчата друг за дружкой подбегали к ним, делали уколы винтовочным штыком, пробегали еще немного и зарывались в снежный сугроб. Затем по команде все дружно вскочили и с криком "ура" бросились к перелеску. Там снова залегли в снег. Мы с мальчишками наблюдали за всем этим и при очередной атаке не выдержали, тоже заорали "ура" и кинулись за "бойцами". Понятно, что нас погнали с поля боя, и было обидно до слез.
   Как-то на учения приехал в санках-розвальнях настоящий эвакуированный (по моим понятиям). Это был здоровенный мужчина в белом полушубке, в шапке со звездой и перепоясан теми самыми скрипучими ремнями.Полковник с части, -- определил кто-то из пацанов. Воинская часть размещалась в шести километрах от нас, на станции Иковка.
   А вечером я балдел от счастья. В наш дом заявился этот самый "эвакуированный". Запахло кожей и табаком, загудел хрипловатый бас:
   -- Хозяюшка, разогрей-ка нам тушенку да блинчиков испеки. Вот тебе мука-сеянка, масло топленое.Уж попотчуй своих красавиц! А ты, хлопчик, чего уставился?Даже не моргнешь! А, пистолет тебя интересует? Сейчас покажу.
   Он расстегнул кобуру и дал мне потрогать холодную рукоять пистолета.
   А потом одуряюще запахло разогретым мясом. У меня помутилось в голове и захотелось крикнуть: "Дайте только попробовать, я вам за это всю тыквенную кашу отдам!"
   Но я не крикнул, и тушенки мне не досталось. Вся она ушла в комнату, где сидели наши квартирантки и полковник. Зато с блинами мне повезло. Я лежал на полатях и следил за тем, как ловко мать льет жидкое тесто на сковороду и затем ставит ее на угли, как дымятся и поджариваются края белого круга, как он становится коричневато-желтым. Четыре блина летело в тарелку, а пятый ко мне на полати. Я подхватывал его на лету и, обжигая язык, губы, толкал в рот. До сих пор я считаю, что ничего вкуснее тех блинов в жизни не ел.
   В то время меня мучил не только голод, но и постоянный неразрешимый вопрос: кто такие они -- немцы и почему о них все говорят? Я приступал с расспросами к отцу (в связи с возрастом он не был мобилизован). Отец объяснял мне, что немцы это враги. Но такой ответ только распалял моё любопытство, хотелось увидеть врагов воочию, ну хотя бы нарисованных. У нас была толстая книга всего с четырьмя картинками, на которых были изображены очень строгого вида дядьки. Поразмыслив, я решил, что это и должны быть немцы. Однако сомнения все же оставались, и я подошел с книгой к отцу:
   -- Папа, вот это немец?
   На картинке был косматый старик с черной бородой.
   -- Это дедушка Карл Маркс, -- объяснил мне отец, -- он был ученым, написал большие и умные книжки.
   Разочарованный, я открыл вторую картинку. На ней был дяденька помоложе, и борода была у него поменьше. Я повторил свой вопрос.
   -- Это Фридрих Энгельс, он тоже писал очень хорошие и добрые книги.
  
   8.
   На третьей картинке был человек с очень маленькой бородкой и гладким круглым черепом. Я с надеждой спросил:
   - Немец?
   -- Это дедушка Ленин, -- терпеливо пояснил отец и хотел уже отнять книгу, но я успел открыть четвертую картинку. На ней был сердитый мужчина совсем без бороды, но с усами. Я радостно завопил:
   -- Вот он, немец-то!
   Реакция отца была неожиданной. Он вырвал книгу из моих рук, велел замолчать и схватился за ремень. В следующий миг я совершил кульбит и очутился под кроватью.
   Вскоре я увидел немцев живьем, не на войне, конечно, а прямо у нас в поселке. Их было двое. Оба длинные и тощие,одеты в короткие серые шинели.На головах не поймешь что, лица до самых глаз замотаны тряпками. Они просили подаяние, возле бараков разгребали палками помойки, отыскивая что-нибудь съестное. Но что можно было найти? Картофельные очистки и те редко кто выбрасывал. За немцами бежали мальчишки и бросали в них что ни попадя . Немцы не уворачивались и не защищались от ударов ,а брели дальше, лопоча на своем языке.
   Женщины отгоняли сопливых мстителей, а двум бедолагам что-нибудь совали в почерневшие руки. Тогда один из немцев кланялся, а второй прижимал руку к груди. Оба громко благодарили простуженными голосами: "Спа-си-по, матка, данке шён!"
   Потом я узнал, что это военнопленные, что они работают на военбазе. В самые холодные дни их освобождают от работы и разрешают собирать милостыню. Немцы ходят без всякого конвоя, потому что бежать из наших сибирских лесов нет ни малейшей
   возможности.
   На стене у нас висела огромная карта. Я, конечно, ничего в ней не понимал запомни- лись лишь две кривые линии, к которым часто подходил отец и что-то отмечал. Одна из линий была синяя, а вторая -- красная. Отец втолковывал мне, что особенно искривлен- ная синяя линия -- это река Волга. А красная, выгнутая горбом линия -- это фронт, за ним немцы.
   Тогда часто звучало слово "Сталинград". Отец объяснил мне, что это большой город на Волге и показал место на карте, где сходились синяя и красная линии.
   -- Там идут тяжелые бои, -- говорил отец, -- где-то там воюет наш Афоня.
   Потом были разговоры об окружении немецкой армии, крупной нашей победе, а к нам пришла похоронка, где сообщалось, что в боях за Сталинград геройски погиб Афанасий Матвеевич Подаруев, это был мой старший брат.
   Наступление советских войск продолжалось, и красная линия фронта уходила все дальше и дальше от Волги.
   Для нас, ребятни, Победа пришла неожиданно. Как-то солнечным теплым днем я вдруг узнаю, что надо бежать к проходной завода, что там бесплатно раздают игрушки и катают на машинах. Ясно, что мы с дружком Лешкой Благининым помчались туда. Все оказалось правдой. Ребятишек усаживали в кузов старенькой полуторки и катали по поселку. Все галдели, смеялись, кричали "ура!" Каждый из нас получил по игрушке, а кто изловчился, то и две. Мне достался большой деревянный паровоз. Он мог с грохотом катиться хоть по полу, хоть по земле. А моя соседка Валя Шибаева (ныне Мамонтова) получила пушку.
  
   9.
   Удивительно, но всю войну при заводе работал цех деревянной игрушки. Я не знаю, куда отправляли его продукцию, но, видимо, осталось достаточно игрушек,чтобы осчастливить нас в этот радостный день Победы.
  
   ГЛУПЫЙ КУЗЯ.
   Федька проснулся от грохота и треска. Кровать под ним ходила ходуном, стекла в окнах дребезжали, где-то совсем близко ухали взрывы. Федька отбросил одеяло, вскочил и кинулся к двери. На крыльце он столкнулся с Серегой.
   -- Ну, ты и соня, -- насмешливо протянул тот и хотел еще что- то добавить, но так и застыл с открытым ртом. Ба-бах! Бах! Бах!--прогремели взрывы.
   -- Рот открой! -- приказал Серега. Федька, ничего не понимая, послушно выполнил команду.
   Так они и стояли с разинутыми ртами, чего-то ожидая.Однако, ничего не произошло, лишь мгновение спустя, словно опомнившись, заполошно закудахтали курицы.
   -- Отставить! -- Серега важно вздернул подбородок. -- Отбой воздушной тревоги!
   -- А что это, война, налет?
   -- Какая тебе война, взрывники приехали, пни рвут.
   -- А зачем?
   -- Поле для стадиона готовят, а из пней на заводе деготь выгонят. Про взрывников я еще вчера знал, побежали к ним?
   -- Побежали, только я вначале Кузю накормлю.
   -- Не-не, -- заторопил Серега, -- сперва посмотрим, а с Кузей успеется.
   Друзья кинулись со двора.
   Взрывники работали у самого поселка, сразу за огородами. Здесь был пустырь, а точнее, старая вырубка, которая тянулась на целый километр до опушки соснового бора. Давно на этом месте собирались разбить футбольное поле и другие спортивные площадки, да все пни мешали, никто не брался их выкорчевывать. Но, видимо, пришла пора.
   Взрывников было трое. Растянувшись цепочкой, они неторопливо переходили от пня к пню, делали подкопы, закладывали взрывчатку.
   Опасная зона была отделена белым шнуром на колышках и красными флажками.
   Друзья подкрались к самому шнуру, притаились за кустом боярышника.
   -- Смотри не высовывайся, -- предупредил Серега, --дядя Вася сразу прогонит, мне от него уже попало...
   Только сейчас Федька заметил, что одно ухо у Сереги багровое, что тебе помидор.
   -- Больно?
   -- Еще бы! Он вон какой здоровяк! Как схватил меня... Я думал-- оторвал ухо. Потрогал - на месте. А все еще огнем горит, будто на костре поджаривают.
   -- А за что он тебя?
   -- За дело, понятно, я хотел малость взрывчатки тяпнуть.
  
   10.
   Ребята примолкли, потому что происходившее на поле приковало их внимание. Взрывники закончили закладку тола и стояли в ожидании чего-то. Вот старший скоман- довал, и все трое бросились к своим пням. Быстро перебегая, они поджигали короткие змейки бикфордова шнура. Оба молодых взрывника заметно спешили, перепрыгивая от пня к пню, словно козлята. Старший же был огромен и грузен и, казалось, отставал.
   Федька начал даже переживать за неуклюжего дядю Васю:
   -- А ну, как он не успеет! Что тогда?
   Но все у взрывников получилось слаженно. Одновременно управились с последними запалами и бегом в укрытие, залегли в старых воронках.
   -- Сейчас ахнет, -- прошептал Серега. Мальчики замерли. Вдруг землю под ними тряхнуло и грохнуло так, что зазвенело в ушах. В небо поднялся столб земли и дыма, со свистом полетели обломки пней. Еще не осела пыль от первого взрыва, как прогремел второй, третий, и пошло...Трах, ба-бах, -- грохотало над полем. Огромные пни взлетали на воздух и будто коршуны зависали на какое-то мгновение, затем нехотя падали вниз.
   -- Вот это цирк! -- Серега едва не приплясывал от восторга. А когда взрывы смолкли, предложил:
   -- Давай переползем вон в тот ракитник, там совсем рядом будет, и все видно.
   -- Нет, -- возразил Федька, -- давай лучше сбегаем ко мне домой, там Кузя голодный. Накормим и опять сюда!
   -- Подожди ты, надо посмотреть. Вон они к нам идут, значит ближние пни будут подрывать, вот здорово!
   Федьке тоже хотелось увидеть работу взрывников вблизи, и он остался. Однако теперь друзьям пришлось залечь, чтобы их не заметили и не прогнали.
   Но едва Федька улегся, как тотчас отдернул ногу -- кто- то больно укусил его за палец.
   -- Кузя?
   Это был трехмесячный щенок самой распространенной собачьей породы.
   -- Ты как нашел нас, глупышка? -- Федька потрепал собачонку по голове. Вместо ответа Кузя вцепился ему в руку и потянул на себя. Началась их обычная и очень любимая обоими игра, когда один притворно задирался и дразнил, а второй по настоящему сердился, смешно и яростно рычал, кусался, иногда даже больно, однако боль была приятной. Федька тотчас забыл про взрывников и про все на свете, потому что пошло веселье - возня, борьба с рычанием и смехом,
   -- Да тише вы! -- прошипел Серега. -- Дядя Вася услышит, он вам задаст!
   И верно, старший из взрывников разогнулся, посмотрел в их сторону. Федька отвернулся от Кузи и притих, дядя Вася, очевидно, никого не заметил и снова склонился над пнем.
   Кузя еще некоторое время атаковал безучастного друга, но вскоре понял, что тому не до него, обиженно тявкнул и отполз в траву. Солнце припекало, а в высокой траве было прохладно, и Кузя задремал.
   -- Вот сейчас цирк так цирк будет, -- зашептал Серега, -- пенечки-то вон какие, взрывчатки много положили, ох как бабахнет !Дядя Вася дал команду, и взрывники бросились к своим пням. Эта операция самая скорая. Не прошло и пяти минут, как все запалы дымились, а взрывники отбежали на безопасное расстояние. Серега с Федькой
  
   11.
   замерли, аж дышать перестали. Кажется, и все вокруг затихло, сделалось неподвижным. Только медленно ползут струйки дыма по шнурам...
   Все короче и короче серые змейки. Съедает их невидимое пламя. Вот сейчас оно нырнет под землю, сработает детонатор, и пойдет грохотать.
   А пока все застыло, оцепенело. Не шелохнутся ни листья, ни трава, даже кузнечики
   смолкли. И вдруг все нарушилось. Под белым шнуром мелькнула тень.
   -- Что это? -- Федька вскочил.
   -- Кузя!
   Щенок мчался к дымкам. Больно екнуло сердце, и слезы застелили глаза.
   -- Кузя, куда ты? Ко мне!
   Но где там, щенок припустил еще быстрее.
   -- Глупый, -- простонал Федька и бросился вдогон. Они бежали туда, где вот-вот вздыбится земля и загуляет, загудит смертельный ураган. Сзади и сбоку кричали:
   -- Стой! Назад!
   Но мальчик и собака не останавливались .Федька нагонял Кузю, летел, не чуя ног. Ближе, ближе, а щенок уже почти на линии огня. Все! Конец! Федька рванулся из последних сил, настиг и схватил беглеца. И тут же кто-то сильный сшиб его с ног, бросил в воронку, навалился сверху. Мгновение спустя их обоих швырнуло куда-то. Грохот и гул. Опять грохот, снова и снова, бесконечно. Федька ошалел от страха, от боли и звона в ушах. Казалось, никогда не кончатся эти толчки, тряска и гром. Но неожиданно все стихло. Кто-то поднял его и поставил на ноги -- дядя Вася! Он крепко взял Федьку за руку и повел к поселку. Навстречу им бежали два молодых взрывника и Серега. Лица у всех троих перепуганные и какие-то странные. Они зачем-то открывают и закрывают рты, но ничего не говорят.
   -- А Кузя-то где? -- спохватывается Федька и оглядывается назад. Там, где только что они были, клубится дым и медленно оседает пыль, но собаки нет. Он рванулся было обратно, но куда ему, пальцы у дяди Васи что клещи, хватка железная. Федька с мольбой глянул на своего конвоира и лишь теперь увидел, что второй рукой старший взрывник прижимает к груди щенка. Кузя цел и невредим, только смешно трясет головой, будто в уши ему налилась вода.
   Федька и сам пробовал мотать головой, чтобы избавиться от глухоты и звона в ушах, даже попытался ковырять в одном ухе пальцем, не помогло. Слух к нему возвращался постепенно. Только к вечеру он начал различать голоса, и то звуки доходили глухо, как из- под земли. Узнав о случившемся, прибежала с работы мама. Долго тискала Федьку, плакала, ругалась и снова плакала. Зато папа молча ходил по комнате, не ругался и не
   плакал, а вроде бы даже улыбался.
   -- Чему ты радуешься, Иван, парень чуть не погиб, а ты?
   -- Я не радуюсь, а удивляюсь. Наш робкий Федюха -- и такой номер отмочил! Значит, настоящим человеком растет, а?
   С улицы прикосолапил Кузя. Федька погладил друга и укоризненно заметил:
   -- Что же ты натворил, глупышка? Из-за тебя вот и мне попало. Щенок ничего не ответил, лишь помотал головой.
   -- Ага, - засмеялся Федька,-и у тебя уши заложило. Да ты не бойся, это скоро пройдет.
  
   ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ. 12.
   Скучно начинался этот день, Федька был дома один. Отец с матерью на работе, дружок Серега не шел, Зойка в пионерлагере, а Кузя явно переусердствовал в еде и сейчас лежал в холодке и не хотел играть.
   -- Что бы такое затеять, - размышлял Федька, -- ведь день рождения все-таки.
   Но ничего интересного на ум не приходило. Да и что придумаешь, когда один, а дома и на улице жара и духота как в бане. Федька сел у окна, здесь немного сквозило, и стал смотреть, не пойдет ли кто по переулку. И точно, вскоре там появился Серега. Ура!
   Вдвоем-то что-нибудь придумают. За что любил Федька друга, так это за изобретатель- ность на веселые игры и занятия. Скучать Серега не умел, а если чему-то радовался или восторгался, то так, что заражал этим восторгом и других. Вот и сейчас, едва вошел, заметил на Федьке новую тенниску, обрадовался, будто ему подарили, а не товарищу:
   -- Ух ты, какая красивая! Вот это цирк! Тенниска и впрямь была хороша, только на ней был изображен не цирк, а два боксера на ринге.
   -- А идет-то как тебе,-продолжал восхищаться Серега, -- ну, ты настоящий именинник! Поздравляю тебя! Он по-взрослому пожал Федьке руку и протянул сверток. Федька развернул его и ахнул -- Серёгино сокровище, электрический фонарик с большим и очень сильным рефлектором! Гордился им Серега, потому что такого фонарика не было ни у кого в поселке.
   Да, вот он какой друг -- свое самое лучшее отдает. Федька взволнованно разглядывал подарок, включал на дальний и ближний свет, щурился от яркого луча.
   -- Сережа, а как же ты?
   -- Ерунда, другой достану. Пошли на речку.
   - Пошли.
   Они еще и шагу не сделали, как Кузя встрепенулся и вылетел на крыльцо.
   - Хитрец какой, -- засмеялся Серега, -- ведь вроде спал, а тут живо услышал.
   -Он такой,- довольно подтвердил Федька,- только начни собираться, а он уже у дверей.
   На реке было хорошо, жара почти не ощущалась. Сразу затеяли игру. Федька и Серёга залезли в воду и оттуда начали дразнить и задирать Кузю. Тот яростно кидался на друзей, но едва лапы касались воды, как щенок с лаем отскакивал, рычал, снова кидался к воде и снова отпрыгивал. Сердился Кузя неподражаемо, совершенно по-настоящему, и это забавляло ребят, смеялись до слез, особенно, когда щенок все же не рассчитал и бултых- нулся в воду. Федька подхватил его, вынес на берег, и все началось с еще большим азартом. За шумом игры они даже не расслышали частых фабричных гудков, но когда тревожно и отрывисто забасил лесопильный завод, веселье в миг прекратилось. Друзья
   замерли. Что это? Почему гудки?
   -- Ду, ду, ду, -- пронзительно и надрывно гудела мебельная фабрика.
   -- До, до, до, -- вторил ей заводской гудок.
   -- Бом, бом, бом, -- это ударили в рельсу.
   -- Пожар, -- первым догадался Серега. Они огляделись. Снизу с реки ничего не было видно, ни дыма, ни огня, только синее небо. Ребята бросились к поселку. Взбежав на пригорок, они увидели темную тучу, которая поднималась над лесом. Туча как-то странно
   13.
   клубилась и росла на глазах. Да это же дым! Лесной пожар! Минуя поселок, друзья кинулись к лесу. Гудки словно подгоняли их, скорей, скорей! Они уже были на опушке, когда их догнала колонна машин. Пронеслись четыре "З Ила", в кузовах люди. Натужно завывая, прошли тяжелые пожарные машины, последним пылил старенький "газик". Серега поднял руку.
   -- Вам куда, пацаны, на пожар? Айда, -- шофер притормозил свой "газик". Только в кузове Федька вспомнил про Кузю, но было уже поздно, машина тронулась, щенок остался на дороге. Он попытался их догнать, но безнадежно отстал и остановился.
   -- Домой, пошел домой, -- страшным голосом прокричал Федька и замахал руками. Кузя скрылся за поворотом.
   - Держись, пацаны, -- крикнул шофер, и "газик" свернул на старую вырубку.
   По пням и кореньям затрясло, завертело так, что друзья еле удерживались на ногах. Они навалились, почти легли на кабину, а позади в кузове подпрыгивали и звенели лопаты, пилы, топоры. Пожар был уже где-то совсем близко, запахло гарью, а темная туча висела теперь над головой. "Газик" свернул в лес, помчался по просеке. Вскоре они вылетели на большую поляну, скорее похожую на поле. Вокруг нее лес, но с одной стороны, Федька удивился, ничего не было, вернее, голубовата- серая пелена застилала все, пожарные машины уже разворачивались в боевой порядок, фронтом к этой пелене, и дым уже почти скрыл их красные бока. Туда же в этот клубящийся серый сумрак уходили и люди с тех четырех "ЗИЛов". "Газик" остановился. Из кабины выпрыгнул Петр Степаныч, директор фабрики, и привычно скомандовал:
   -- Хлопцы, выгружай инструмент, живенько!
   Федька и Серега принялись за дело. Раздалась другая команда, к ним подскакал на взмы- ленном коне лесничий дядя Гриша:
   -- Пилы и топоры оставь, мне еще человек десять надо, просеку рубить. Эй, лопаты бери! А лесорубы есть? Давай сюда!
   К "газику" побежали люди. Одни разбирали лопаты и спешили туда, к огню и дыму, другие собирались возле лесничего. Дядя Гриша хриплым голосом объяснил:
   -- Пока огонь идет низом, надо отсечь его просекой, есть одно узкое место.
   И он показал рукой. Лесорубы заволновались:
   -- Что же это столько леса отдавать огню, губить?
   -- А если верховой пожар начнется, тогда мы ничего не спасем, -- крикнул лесничий.
   - Чего спорить, рубить так рубить, поехали!
   "Газик" с лесорубами ушел, а Федька и Серега остались одни, про них как-то все забыли, только одна лопата валялась у их ног. Серега поднял ее:
   -- Одна на двоих, ну и ладно, пошли, Федюха.
   Друзья бросились в дымное марево. Их тотчас заметил Петр Степаныч:
   -- Хлопцы, ко мне, забрасывайте этот пень землей.
   В белесом дыму черно чадил большой смолистый пень,вправо и влево от него разбегались язычки пламени. Серега вонзил лопату в землю и швырнул увесистый ком прямо в пляшущие огоньки. Они будто пригнулись и исчезли, но рядом другие и еще, и еще. Серега бросил второй ком, третий и пошел работать, только лопата мелькает. Теперь пень лишь дымил, огня не стало.
   14.
   -- Молодец, хлопче, -- похвалил Петр Степаныч, -- а ты чего стоишь? Бери вот и хлещи, не давай огню разгораться.
   Он подал Федьке срубленную березку и показал, что надо делать:
   -- Ты по огню не гладь, а бей его с размаху, сбивай пламя и не давай ему разгораться, а ты ему помогай да землей, землей!
   Федька попробовал ударить, где был огонь, - черная земля, еще ударил, опять сбил пламя. Серега следом забрасывал землёй.
   Огонь останавливался, даже чуть отступал. Но слишком широк был его фронт, людей не хватало, чтобы стать сплошной цепью. Пока тушили в одном месте, огонь прорывался в другом, приходилось отступать. Спасала поляна, здесь огню было меньше поживы, и он полз медленнее. Да, именно полз и двигался подобно страшному чудовищу, гудел и трещал, обжигал лицо, разъедал глаза. Федьке казалось, что ничего им с этим чудищем не сделать, не одолеть, не остановить. Они с Серегой уже выбились из сил, пот лил ручьями, а во рту пересохло так, что кололо язык и небо, будто там были иголки. Но что делать, не бежать же, не сдаваться? Вон и взрослым не легче, Петр Степаныч такой толстяк, еле отдувается, а лопату не бросает, еще командует, кому где стоять.
   В критический момент, когда Федька считал, что огонь их одолеет, что цепочка людей отступит, прибыло подкрепление -- рабочие с лесопильного завода на пяти машинах. За ними с ревом и свистом, что танк, выкатил на поляну мощный "Кировец". Он тащил за собой два плуга, разрезая землю глубокими бороздами.
   -- О це дило, -- воскликнул Петр Степаныч, -- а теперь пошли, хлопцы, водицы попьем.
   И верно, на одной из машин привезли фляги с водой. Там сразу образовалась очередь. Петр Степаныч и здесь распорядился:
   -- Хлопчиков надо напоить, геройски работают!
   Им протянули большую алюминиевую кружку с водой. Ничего слаще этой воды Федьке не приходилось пить. Самая обыкновенная колодезная вода сейчас делала чудо, она не просто утоляла жажду, она возвращала силы. Опять прискакал лесничий, весь черный от копоти, только глаза и зубы блестели, как у негра. Ему тоже протянули кружку с водой. Он жадно выпил и переведя дух, взволнованно заговорил:
   -- Товарищи, знаю, что устали, но пожар видите какой! Огонь подбирается вон к тому подлеску, а там бор. Надо остановить огонь в подлеске. Сейчас все туда, будем рубить просеку. А здесь будут пожарные машины и "Кировец".
   И снова была работа, похожая на сраженье, трудное и опасное. Сереге опалило брови, когда он тушил кучу хвороста, а Федьке обожгло головней ногу, но ребята не обращали на это внимания. Огонь пока бушевал, и его надо было одолеть.
   Теперь и у Федьки была лопата, и друзья шли следом за лесорубами, окапывая просеку. Огонь сюда еще не добрался, и работать было легче. Это Петр Степаныч их здесь поставил, безопасности ради, а сам ушел опять туда, где все горело и трещало. Федька с Серегой не отстали бы от директора, но разве можно оголить участок? Каждый на своем месте ведь на пожаре, что в бою.
   Уже темнело, когда пожар начал утихать. Пожарище со всех сторон окопали, отсекли просеками, самые жаркие участки залили водой, пеной огнетушителей, засыпали землей. Только кое-где еще чадили валежины.На ночь оставались дежурные бригады из пожарных и лесничих. Загудели машины, сзывая людей. Прибежал Петр Степаныч, заторопил:
   - До дому, хлопцы, до дому, теперь без нас управятся.
   15.
   В кузове "газика" Федька увидел отца, обрадовался:
   -- Папа, и ты здесь был?
   - И я, -- засмеялся отец.
   - Как же я тебя не заметил? - Ну, это очень просто, лес большой, дыму много... Когда подъехали к поселку, Федька вспомнил про Кузю, пришел ли домой, а что если заблудился, попробуй, найди ночью.
   Но щенок был дома и с визгом бросился им навстречу, за ним выбежала мама:
   -- Ах, вы мои запропавшие, наконец-то!
   Вдруг голос мамы осекся и зазвучал металлом:
   -- Это что такое, -- указала она на тенниску и сандалеты, что ты с ними сделал? Утром я надела на тебя все новенькое, а сейчас...
   Федька с ужасом оглядел себя. Сандалеты были порваны, тенниска мало того, что вся почернела, но прожжена была в нескольких местах.
   " Эх, и устроят же мне нынче день рождения -- уныло подумал Федька, готовясь к самому худшему. Но оно, это самое худшее, не наступило, потому что за сына вступился отец. Он как-то по особенному ласково взял мамину руку и тихо сказал:
   -- Не надо так, Маша, парень на пожаре был, лес спасал, дело то какое, а?
   -- Без него бы не обошлись, -- возразила мама, но голос ее стал мягче.
   - Вот и хорошо, что не обошлись. Петр Степаныч хвалил их с Сергеем, говорит, геройские хлопцы растут.
   -- Так уж геройские, -- усомнилась мама и неожиданно улыбнулась, -ну, что мне с вами, мужиками, делать? Вечно вы что-нибудь да устаканите! Ладно, марш умываться и за
   стол, пирог именинный стынет.
   - Есть умываться, -весело ответил отец и подтолкнул счастливого Федьку к умывальнику.
  
   ЦВЕТЫ ДЛЯ ЗОЙКИ.
   Все произошло до смешного нелепо. Они повздорили с Серегой, и Федька, чтобы не видеть насмешливых глаз друга, перепрыгнул ручей и пошел по другому берегу да еще немного отстал. Зойка, конечно, осталась с Серегой.
   -- Ну и пусть, -- думал Федька, дорогу я и без них знаю. Еще посмотрим, кто больше ягод наберет. Потом у него мелькнула внезапная мысль:
   -- А вот я им докажу, что Золотой ручей не зря называется так, должно в нем быть золото! Собственно, из-за этого и рассорились. Федька доказывал, что в любой земле есть полезные ископаемые, в частности, золото, надо только как следует поискать. А Серега говорил, что ближайшее месторождение золота в соседней Челябинской области в районе Миасса, а здесь, мол, ничего нет и быть не может.
   -- Ладно, посмотрим, -- решил Федька и остановился, когда они дошли до Белых осыпей (так назывался крутой песчаный обрыв). Песок здесь был белый-белый, как нигде в округе, весь переливался и сверкал на солнце. Даже смотреть на него было больно.
   -- Федюха-а-а, -- крикнула Зойка, -- айда!
   16.
   -- Иду, -- отозвался он, а сам присел на корточки. В ладонях золотыми искрами вспыхнули песчинки. Федька пересыпал их из руки в руку, искал самые блестящие и крупные. Отсортировав таким образом пригоршню песка, Федька спустился к воде, чтобы промыть его. Намокший песок сразу потерял весь блеск, сделался серым и просыпался меж пальцев на дно ручья . Никаких золотинок, как ожидал Федька, в его ладонях не осталось.
   -- Неправильно мою, надо попробовать по-другому. Он сделал ладони лодочкой, набрал песку и погрузил руки в ручей. Теперь струя
   вымывала только верхний слой, самый легкий, все тяжелое должно было осесть. Федька тщательно обследовал оставшиеся частицы. Ничего похожего на золото не нашлась. После нескольких неудачных попыток отыскать золото Федька решил оставить это занятие и догонять товарищей.
   -- Эге-гей, -- крикнул он, и эхо повторило за ним: "Эй-эй".Серега и Зойка не отвечали. Федька подхватил корзинку побежал вдоль ручья. Пробежав метров двести, Федька -аукнул, и опять только эхо.
   - Надо выбраться наверх, наконец сообразил он и полез по песчаному обрыву.
   -Где вы?-Федька крикнул изо всей мочи. Высокие сосны подхватили и понесли его голос.
   -- Иди сюда-а-а, -- услышал он совсем близко. Но лесное эхо обманчиво. Федька пробежал по опушке, нырнул в молодой сосняк, откуда слышал голос Сереги, и позвал:
   -- Подождите!
   Ответ пришел будто с другой стороны и совсем тихий.
   -- Ну и пусть, - подумал Федька, -- ягодные места я и без них знаю. Он снова спустился к ручью и уже неторопливым шагом двинулся дальше.Белый песок вскоре кончился, крутые берега сошли на нет, ручей затерялся в заболоченной луговине. Под ногами захлюпало. Федька запрыгал по кочкам, но быстро устал и свернул к лесу, чтобы обойти трясину. Березняком и осинником он вышел к речке. Прислушался, вроде бы его звали, где- то далеко-далеко. Федька даже не стал откликаться. Его внимание привлекли цветы, большие, золотистого цвета. Они яркими фонариками горели на темной воде реки.
   -- Лилии, -- прошептал Федька, -- вот здорово! Сейчас я их нарву, Зойка как обрадуется, у поселка таких не найдешь.
   Федька разделся и осторожно вошел в воду, место было знакомое. Дно круто уходило вниз, и почти от самого берега пришлось плыть. Листья лилий широкие, как лопата. колыхались посреди омута, будто тоже плыли. На их зеленых плечах гордо покачивались желтые чашечки цветков, Они манили и завораживали. Так и хотелось дотронуться до прохладных лепестков губами. Федька даже заспешил, заработал быстрее руками и ногами,но тут же пожалел об этом. Длинные, как веревки, стебли лилий обвились вокруг ног, спутали их. Руками Федька инстинктивно ухватился за другие стебли, но они податливо пошли вниз. Федька погрузился в воду, попробовал встать, дна не было. Он резко взмахнул руками, вынырнул на поверхность, ноги, перевитые водяными лианами, тянули обратно.
   - Освободиться от пут можно руками, -- догадался Федька и набрал побольше воздуха. Он ушел под воду, свернувшись клубком, обеими руками рвал скользкие стебли. Одна нога оказалась свободной, но и воздуха уже не было. Он опять рванулся наверх. Отчаянно замолотил руками по воде, чтобы удержаться, дышал тяжело. Теперь нырять сделалось страшно. Федька дергал ногой, но водоросли не отпускали.
  
   17.
   - А, отдохну - и была не была, -- решил Федька, -- лишь бы еще сильнее не запутаться.
   И правда, свободная нога угодила в самую гущу стеблей и с немалым трудом удалось вытащить ее оттуда. Он принял вертикальное положение, только чуть подгребая воду, чтобы удержаться, и сразу почувствовал облегчение. Опутанная нога больше не натягивала стебли, и они сами по себе начали расплетаться, ослабили хватку. Федька попробовал плыть, водяные жгуты заскользили по бедру, по коленке, едва не затянулись в узел, но вот колено вытянуто, сейчас ступня...Велико было желанье одним рывком покончить с зелеными цепями, но у Федьки хватило выдержки. Оттянув носок, он легонько потряхивал ступней, пока не понял, что свободен. Теперь бы одним махом к
   берегу, но Федька плыл медленно, осторожно раздвигая листья и стебли. Только на чистом месте он вздохнул облегченно и поплыл крупными саженками.
   Он вылез из воды и опустился на траву. То ли оттого, что солнце зашло за тучу, то ли от только что пережитого, Федьку бил озноб. Он натянул на себя футболку и обхватил колени руками. Так сидел, глядя на воду, не зная что предпринять.Омут с лилиями казался зловещим, лезть в него второй раз не хотелось, но и отступать тоже.Выглянуло солнце, и желтые цветки на реке опять засветились, заиграли, словно золотые самородки. Казалось, они поддразнивали Федьку:
   -А ну, мол, попробуй достань!
   Федька рассердился на себя и на цветы. Вначале подумал:
   -- Экая невидаль -- лилии. Можно и получше найти, нарву вон ромашек, колокольчиков, а постараться, так и фиалку лесную найти не проблема. Да, но лилии-то вот они, рядом. Получается, что струсил? Выходит так. Нет, только не это!Федька одним рывком сдернул футболку и прыгнул в воду. Пока доплыл до зеленых зарослей, успокоился. Теперь надо действовать осторожно, не спешить. Он облюбовал крупный распустившийся цветок и начал потихоньку к нему подгребать, раздвигая на своем пути листья и стебли. После первого трофея направился ко второму, третьему и обомлел: среди желтых цветков красовалась белая лилия. Ее мраморные лепестки будто сами излучали свет, горели и светились изнутри. Федька плыл на одной правой, в левой держал букет, и уже устал, но белая лилия манила, до нее было метра четыре. Пришлось напрячь все силы, И вот царственный цветок в его руке. Сейчас к берегу, только бы не запутаться в зеленых веревках. Но он уже наловчился находить просветы меж стеблей и щукой проходить в них. Только вот правая рука бы не подвела, уже еле-еле выгребает, а голова то и дело погружается в воду. Федька отфыркивается и плывет, плывет по зеленому полю. Наконец заросли кончились, вот она, чистая вода! Федька повернулся на спину, теперь можно отдохнуть, переменить руку и плыть на левой, да и берег близко. И все же ноги его подрагивали, когда он ступил на землю, а руки сделались тяжелыми. Но что это для него, когда вот они -- великолепные, недоступные цветы!
   Но их еще надо было сохранить, спасти от солнца, которое жгло сейчас немилосердно. Федька нарвал огромных, что тарелка, листьев лопуха, завернул в них лилии и бережно опустил в корзинку. Только после этого оделся и пошел к Золотому ручью.
   -- Федя, Федя, -- в один голос кричали Зойка и Серега. Он откликнулся и побежал в их сторону.
   -- Ну, ты действительно Федюха -- голова два уха, -- сердито сказала Зойка, когда они наконец встретилась. В другой раз Федька бы огрызнулся в ответ на такую глупую дразнилку, но сейчас он был виноват и пришлось оправдываться.
   -- Я цветы рвал. Вот, если хочешь, бери,- он вынул из корзинки лилии и протянул Зойке.
   18.
   - Вечно он что-нибудь выдумывает, -- проворчал Серега. А Зойка обрадовалась:
   - Ой, какие красивые и прохладные! Ты где такие нашел?
   -- Места надо знать, -- сразу заважничал Федька.
   -- Места, -- фыркнул Серега, -- если я захочу, ведро могу таких цветов нарвать.
   -- Хоть бы одну-то нашел. Лилии -- это тебе не какие-то там васильки и ромашки, у дороги не растут.
   - Ладно, не ссорьтесь,- примирила их Зойка,- а то так и ягод не наберём.Друзья ещё, формы ради, потолкались плечами и, окончательно примирившись, двинулись
   к клубничной полянке.
   РАСПЛАТА.
   Коська -- обыкновенный сибирский кот, серый и пушистый, и рассказывать о нем было бы нечего, если бы...Коська был известен по всему нашему кварталу, как весьма проворный и лютый хищник. Грызуны его мало привлекали. Коська охотился на птиц. Воробьям, скворцам и даже голубям от него не было пощады. Разорит гнездо, съест яйца или птенцов, нередко попадали в его лапы и сами родители. И ведь ничто не могло устрашить разбойника: мальчишки бросали в него камнями и стреляли из рогаток, отец неоднократно бил Коську, застав его с очередной жертвой в зубах, а какой-то не в меру горячий защитник птичьего мира пальнул по нему из ружья. Коська приволочился домой с разодранным боком, долго болел, а когда поправился, снова принялся за свое ремесло. Только теперь он стал хитрее: совершал свои набеги и расправлялся с добычей так, чтобы никто не видел. Нам предлагали убить Коську. Жаль, конечно, пернатых, но и кота тоже жаль.
   -- Плохие мы с тобой, Иван, дрессировщики, -- говорил мне отец, он всегда зовет меня так в серьезном разговоре, -- люди укрощают львов и барсов, а мы...
   Так, вероятно, Коська бы и разбойничал, если бы птицы сами не расправились с ним. А случилось это вот как...
   Пришел однажды к нам папин приятель и говорит:
   - Выручай, дружище, только на тебя одна надежда. Понимаешь, мы с женой получили путевки в дом отдыха, а у меня два ястреба в квартире живут, оставить их не с кем. Я знаю, ты любишь всякое зверье, может быть, согласишься присмотреть за моими питомцами. Они еще совсем малые, сидят в клетке, уход за ними минимальный: корм дать да помет убрать. Чтобы тебе не ездить с одного конца города на другой, я привезу их сюда, клетку поставим в кладовку,чтобы не мешала, всего на пару недель,ну как,согласен?
   Папа нерешительно возразил:
   -- Мы с одним хищником сладить не можем, а ты нам еще двух, но я готов помочь тебе, разве только жена будет возражать.
   Тут я не выдержал и вмешался в разговор взрослых:
   -- Папа, возьмем ястребов, я сам буду за ними ухаживать и маму уговорю.
   -- Ну коли так, решено, -- с веселой улыбкой сказал папа и добавил, -- вези своих ястребов.
   Коська встретил новых жильцов с азартным интересом. Он лежал на полу, выгнув спину, кончик его пушистого хвоста нервно шевелился, глаза полыхали жадным зеленым огнём.
  
   19.
   Коська не мог оторвать взгляда от проволочной сетки, за которой в такой заманчивой близи, настороженно озираясь, сидели две странные птицы. Ему, конечно, не приходилось видеть таких, с красно-желтыми изогнутыми клювами, с серыми крыльями в крапинку, словно по ним прошелся редкий дождь, оставив темные пятна.
   Папа пригрозил Коське ремнем, и тот спешно смылся под диван, но вскоре кошачья морда осторожно высунулась оттуда, и два рыже-зеленых глаза уставились на необыкновенных квартирантов. Ястребов звали Кросс и Крона. Кросс был крупнее, подвижнее и смелее своей подруги. Он первый хватал мясо из наших рук, сердито и долго клацал клювом, когда кусок попадал большой, и он не мог управиться с ним сразу. Крона брала корм осторожно, большие куски мяса просто роняла из клюва. Приходилось для нее пищу мельчить и подносить к самому клювику, иначе она могла остаться голодной.
   Прошла неделя. Наши ястребки росли с такой скоростью, с какой развивается разве что бамбук. Теперь уже Крона превосходила размерами самого большого голубя. Прово- лочная клетка сделалась тесной, и мы с папой долго думали: куда переселить птиц? Наконец решили переселить их в кладовку. Убрали оттуда лишние вещи, проход перегородили толстым листом стекла, кроме того на ночь можно было закрыть дверь, чтобы не проник Коська.
   В полуметре от пола папа укрепил лыжную палку, насест, но ястребы и не подумали на нее садиться. Они уже начали подлетывать и с палки тотчас перемахнули на край железной ванны, затем на ящик, с него на аптечку, прибитую к стене. Однако и на этом не успокоились. На противоположной стене под самым потолком была деревянная полка. Кросс, вытянув шею, напряженно смотрел вверх, желание покорить последнюю высоту боролось в нем с неуверенностью и страхом. И вдруг Кросс решился, резко взмахнув крыльями,он оторвался от аптечки, сделал ещё несколько отчаянных взмахов, но до полки не дотянул, свалился на пол. Он тут же немедленно повторил штурм недосягаемой высоты и опять -- неудача. Гордый ястреб предпринял более десятка попыток и угомонился лишь тогда, когда совершенно выбился из сил.
   Мы с папой с интересом наблюдали за этой картиной, нас поразила настойчивость птицы, и мы почувствовали большое уважение к молодому ястребу.
   Крона тоже попыталась взлететь, но также безрезультатно. Мы с папой увлеклись птичьими хлопотами и абсолютно забыли про Коську. Этот плут, разумеется, не мог пропустить такого зрелища. Он вскарабкался на шифоньер и поверх наших голов вел наблюдение.
   -- Помочь надо ястребкам, -- предложил я, -- сделаем между аптечкой и полкой перекладину.
   -- Хорошо, -- сказал папа, и мы оба направились в ванную, где у нас было несколько досок и реек.
   Не успели мы сделать и несколько шагов, как из кладовой донесся тонкий, пронзительный крик: кри-ис, кри-иц.Так кричат всполошенные ястребы. И тотчас, заглушая первые звуки, раздался жуткий кошачий вопль. Мы бросились на шум...Потом, позднее мы догадались, что произошло. Коська выжидал момент, когда мы уйдем. Как только мы покинули комнату, Коська из своей засады, прямо с шифоньера прыгнул в кладовую, стекло было лишь до половины дверного проема, птицы находились в это время на полу. Первый удар, очевидно, хищник нанес Кроне. Она с громким криком носилась по кладовой, волоча по полу левое крыло. Коська метался из стороны в сторону, истошно орал, бросался на стену, отскакивал, кидался в противоположный угол. На Коськиной голове сидел Кросс, крепко
  
   20.
   вцепившись когтями в кошачью шкуру, самолетиком растопоршив крылья. Он тоже издавал страшные клокочущие звуки, норовил ударить кота клювом.
   Папа осторожно отодвинул стекло. Коська с воем вылетел в комнату и сразу под диван. Только здесь он избавился от своего седока. Кросс ударился о каркас дивана, перевер-нулся, встал, прокричал что-то сердитое и заспешил к своей подруге.
   Коська вылез из своего убежища только на третий день. Вид у него был самый печальный, вся голова и шея исполосованы ястребиными когтями, бока ввалились, в довершение всего -вытек правый глаз.
   После этого случая Коська присмирел и прекратил свои набеги. Теперь птицы в нашем районе могут спокойно гнездиться и жить. И где им, всем воробьям, скворцам и голубям знать, что своим благополучием они обязаны молодому, но очень смелому ястребу.
  
   ПЧЕЛИНАЯ ПЕСНЯ.
  
   Мне было лет пять, когда меня впервые ужалила пчела, и не одна, а сразу три. В тот памятный день я увязался со старшими мальчишками в лес. Мы собирали ягоды и грибы и неожиданно обнаружили в дупле старого дерева диких пчел.
   Соблазнились полакомиться медом. Самый старший и проворный из нашей компании обмотал себе лицо и руки майками и рубашками своих товарищей, вооружился рогатым суком, с помощью которого предполагалось вытащить соты, и полез на дерево.
   Мы стояли и следили за его действиями. Вот он добрался до черного отверстия дупла и сунул туда палку. В тот же миг он оказался окутанным темным шевелящимся облаком, сначала раздался шум, словно дождь ударил по кронам берез, а затем отчаянный крик нашего товарища. Я успел заметить как он полетел вниз с дерева, а темное облако начало распадаться на тысячи мелких жужжащих точек. Одна из них очутилась вдруг совсем близко от меня, я махнул рукой и тотчас ощутил сильную боль в ладони, еще через секунду кто- то невидимый страшно ущипнул меня в лоб и щеку. От невероятной боли я заревел так, как никогда еще не плакал и бросился вслед за мальчишками прочь от этого ужасного места.
   Не помню, как прибежал домой и что потом делал. Знаю только, что на руке и лице у меня вздулись три огромных шишки, и я три дня лежал в жару.
   С тех пор пчелы были для меня страшнее страшного, ничего и никого я так не боялся, как этих насекомых. Возможно, эта боязнь и неприязнь жила бы во мне до сей поры, если бы не один случай, после которого я не только перестал страшиться пчел, а напротив полюбил их со всей страстью и работе с ними не предпочту никакое другое дело и
   занятие.
   А произошло вот что...
   Отравились мы как-то с Мишкой на рыбалку, было время летних каникул, мы с дружком закончили пятый класс, идем по берегу речки, выбираем рыбное место. Уже с километр отошли от села, а подходящего омута не нашли, Мишка все дальше зовет, уверяет, что ему такое местечко известно, где чебаки голодны, как акулы, и сами на крючок полезут.
   Добрались мы так до опушки леса и видим: огромная развесистая ветла, возле нее толпа ребятишек бросают в дерево палки, разбегаются в разные стороны, а за тем снова осторожно подходят к ветле и все время не спускают глаз с ветвей дерева. Мы заинтере- совались и побежали выяснять, чем вызвано столь странное поведение мальчишек.
   21.
   На морщинистой коре ветлы, метрах в четырех от земли, мы увидели темно-серую шапку, будто прилепленную к стволу. Мальчишки в нее и целили и, когда палка или прут попадали в шапку, она точно взрывалась: в разные стороны от нее разлетались сотни насекомых, которые кружились некоторое время вокруг дерева, потом опять собирались все вместе в один клубок.
   -- Прекратите, не бросайте в них палками! -- закричал Мишка.
   -- Это же пчелы!
   При этих словах меня всего передернуло, и я невольно начал пятиться назад. Картина раннего детства всплыла в моем воображении и совместилась с действительностью. Мне даже почудилось, что пчелы облепили мое лицо, и я уже было ударился бежать, как меня схватил за локоть Мишка.
   -- Ты чего? -- удивился он.- Куда направился? Стой лучше здесь и не позволяй пацанам пчелок беспокоить, а я мигом домой сгоняю за корзиной и соберу в нее весь этот рой.
   -- Пчел соберешь! -- поразился я.
   -- Конечно, пчел, -- дело нехитрое.
   Он умчался, а я остался ждать, на всякий случай, разумеется, отошел подальше от опасного дерева.
   Нет хуже, чем ждать да догонять. Мишки не было целую вечность, и я истомился в бездельном ожидании. Солнце почти стало в зенит, и душный зной воцарился повсюду, даже в тени. Мальчишки давно убежали к реке, я хотел было последовать их примеру, но тут, наконец, появился Мишка.Он был необыкновенно возбужден и, захлебываясь, тяжело дыша после бега, радостно говорил:
   -- Представь, Вовка, у нас будет своя школьная пасека! Нынче пока одна семья, на будущий год две, можно будет создать кружок юных пчеловодов, здорово! А?
   Я хоть и не разделял его восторга, однако под напором такого воодушевления согласно
   кивал головой. Мишка, между тем, извлек из принесенной им корзинки пиджак, кепку, длинный кусок марли и огромные брезентовые рукавицы. Он не спеша и тщательно одевался, на ногах его были уже не сандалеты, а ботинки, лицо и шею он замотал марлей. Корзину Мишка зачем-то обвил марлей, к руке привязал бельевой шнур. Я с интересом наблюдал за его приготовлениями, не представляя толком, что намеревается сделать мой приятель. Повылазили из воды мальчишки, столпились около, ожидая, что произойдет.
   А Мишка прикрепил свободный конец шнура к своему брючному ремню, надел рукавицы, подхватил корзину и уверенным шагом двинулся к дереву. Ствол у ветлы искривлен с большим наклоном, так что влезть на него особой ловкости не требуется. Мишка лег на него животом и пополз, медленно так, брезентовые варежки срываются, скользят, зато ноги держат цепко. Вот и до развилки добрался, здесь дерево на два ствола разделяется:
   один пышный со множеством сучьев, зеленый, а другой чахлый с редкими листьями. К нему и прилепился пчелиный рой. Мишка поставил одну ногу в развилку, а второй опереться не на что, рукой тоже только одной держится, левой, а правой потянул за шнур, корзина вверх поползла. Мы с пацанами не то что смеяться, говорить, а и дышать перестали. Болеем за товарища: а ну как эта тьма пчел возьмется шпиговать Мишку, что тогда? Ведь изжалят! Пока они вели себя весьма спокойно: по-прежнему висели плотно и лишь несколько пчелок летало вокруг роя, словно оберегая его от опасности.
   Тем временем Мишка, наматывая на руку шнур, поднял корзину. Поднес ее к самому рою снизу, а сверху ударил по нему рукавицей. Раздалось громкое шипенье, будто ковш воды
   22.
   плеснули на раскаленный камень. Мишка скрылся за тучей жужжащих и снующих в беспорядке насекомых. Я инстинктивно метнулся было от дерева вместе с удирающими пацанами, но крик о помощи впился в мои уши и заставил оглянуться.
   Мишка висел вниз головой, орал, беспомощно размахивая руками и одной ногой, вторая в развилке, в заклиненном ботинке с толстенной каучуковой подошвой. Она-то, видимо, не позволяла высвободить ногу из необычайной западни. Пиджак и рубашка скатились Мишке на голову, обнажив совершенно беззащитное туловище.
   Мне стало жутко от мысли, как сейчас сотни разозленных пчел вонзят свои жала в это уязвимое тело. Я забыл обо всем на свете и бросился к товарищу. Вначале, сгоряча, я рванул его к земле, но это не помогло. Тогда я приподнял Мишку, и он, дрыгая увязшей ногой, наконец свалился на меня. Мы оба повалились в траву, сейчас же вскочили и дружно кинулись прочь от дерева. Мишка на бегу срывал с головы марлевую чадру.
   Метров через пятьдесят мы остановились. Только теперь я почувствовал жгучую боль в локте руки, успели все таки ужалить, мой приятель тяжело дышал и ощупывал бока, ему, вероятно, досталось покрепче. Я подул на руку и опасливо огляделся: не летят ли пчелы? К моему великому удивлению, они и не собирались преследовать нас, а преспокойно собрались в один ком на прежнем месте.
   -- Сейчас-то я их все равно сниму, -- проворчал Мишка, -- это я сорвался, равновесие не удержал.
   Я потерял всякий интерес к Мишкиной затее и только дул поочередно на руки. Но когда Мишка вновь экипировался в свои доспехи и двинулся к дереву,я с невольным уважением к его упорству стал следить за действиями моего друга.
   Мишка опять благополучно влез на ветлу, поднял корзину и, теперь уже не спеша, осторожно начал примеривать, как удобнее пристроить ее под пчелиный рой. Все дальнейшее произошло удивительно просто. Мишка взмахнул рукавицей и плавным движением сверху вниз сгреб пчел в корзину, прикрыл ее марлей. Затем медленно опустил добычу с помощью шнура на землю. Далеко не все пчелы угодили в ловушку, большая масса их серым облаком кружила вокруг ловца. А тот не торопился, постоял даже некоторое время, прикидывая, как лучше спуститься с дерева. И лишь после, обхватив ствол руками и ногами, заскользил вниз.
   К немалому нашему изумлению Мишка сразу приоткрыл корзину, едва очутился на земле.
   -- Что ж ты делаешь? -- не выдержав, закричал кто-то из мальчишек. -- Пчелы дуры тебе что ли, сидеть будут? Все и улетят.
   Однако тут случилось, на наш взгляд, невероятное: пчелы, которые оставались на свободе, а их было довольно много, сами начали залетать в корзину. Прошло совсем немного времени, и в воздухе не осталось ни одной пчелы. Мишка удовлетворенно вздохнул, закрыл корзину и начал разматывать марлю с лица и шеи.
   В село мы с Мишкой возвращались, как победители, с богатыми трофеями и в сопровождении эскорта мальчишек самого разного возраста, начиная с дошколят и кончая восьмиклассниками. Всем было интересно знать, что будет дальше. Мишка шествовал важно, осторожно переступая ногами, он нес корзину с добычей, Я шагал рядом с ним с рыболовной и прочей снастью в руках. Пацаны буквально осадили Мишку вопросами.
   -- Почему пчелы сами слетелись в корзину?
   -- Потому что там оказалась главная пчела-матка, куда она полетит и заберется, за ней следует весь рой.-- Мишка отвечал с достоинством, с расстановкой произнося слова, точно преподаватель.
   23.
   -- А если бы ты матку нечаянно зашиб?
   -- Тогда весь рой распался бы, вот как веник, когда веревочку разрежешь.
   -- А сколько здесь пчел?
   -- Примерно тысяч двадцать, может и больше, а всего в улье живет тысяч по шестьдесят.
   За разговором незаметно идет время и дорога, подошли всей ватагой к школе.
   К великому нашему, вернее сказать, Мишкиному огорчению, мы никого там не застали, кроме толстейнейшего Петра Максимыча -- завхоза. Предложение о создании школьной пасеки он встретил не то, что в штыки, а даже в орудия, благо, что это были орудия труда: малярные кисти. Петр Максимыч яростно замахал ими и заговорил быстро, отдуваясь после каждых пяти слов.
   -- Нет, нет, ишь чего выдумали, уф, уф, директор не разрешит, да и средств не имеем, уф, уф.
   От школы мы направились прямо к Мишкиному дому. -- Буду у себя держать пчел, -- заявил он. Однако его мать дала не менее решительный
   отпор, чем Петр Максимыч. Маленький белоголовый Мишка, за день выросший в наших глазах чуть ли не до героя, теперь стоял, растерянно глядя на свою корзину и хныкал:
   -- А куда я их теперь дену?
   -- Отнесите в Сосновку, там колхозная пасека, -- посоветовала Мишкина мама.
   До Сосновки было километра три, да еще около полутора до пасеки, так что мы с другом изрядно попотели, прежде чем добрались до цели. К концу пути корзина показалась нам пудовой, и мы еле волочили ее. О помощниках не могло быть и речи: мальчишек не привлекло пешее путешествие по прокаленной солнцем дороге, и они дружно отстали от нас.
   Колхозная пасека размещалась в небольшом саду, за которым простирались поля гречихи и подсолнечника. В моем представлении пасечником должен быть щупленький старичок в желтой соломенной шляпе и непременно усатый. Каково же было мое удивление, когда навстречу нам вышла молодая, улыбающаяся женщина. И вот здесь, наконец, мы с Мишкой сполна были вознаграждены за свои труды. Валентина Федоровна, так звали хозяйку пасеки, провела нас в очень светлый чистый, из соснового теса домик, подала нам увесистые рамки с душистым сотовым медом. Такого сладкого и ароматного меда нам еще не приходилось пробовать. Но самое интересное началось потом, когда Валентина Федоровна начала рассказывать об удивительной организации пчелиной семьи и жизни этих необыкновенных насекомых, Я слушал с особенным интересом, так как для меня образ жизни пчел казался просто диковинным. Меня поражало все: и то, что многотысячное семейство подвластно одной единственной пчеле-матке, и что в пчелином улье существует строгое разграничение обязанностей: пчелы-кормилицы выкармливают, сторожевые пчелы охраняют, рабочие пчелы собирают нектар.
   Немало занимательного услышали мы от Валентины Федоровны, конечно, и о судьбе наших пчел, которых поселят в новенький улей, и будут приносить они своей неутомимой деятельностью большую пользу людям. А мне уже с того времени ни о чем так не думалось и не мечталось, как о пчеловодстве. Профессия пчеловода казалась мне самой увлекательной и интересной. И я не ошибся, когда избрал эту специальность.
   Прошло двадцать лет, как я работаю с пчелами. Я познал и полюбил этих неутомимых тружеников. Не могу теперь без улыбки и сожаления вспоминать свою детскую боязнь пчелиного племени.Жужжание пчелы не кажется мне больше угрожающим и неприятным.
   24.
   Напротив, в звуке летящей пчелы я слышу веселую и прекрасную мелодию цветущих полей и садов, теплого ветра и яркого солнца. И эта мелодия пчелиной песни не однотонна, а весьма и весьма богата самыми разнообразными красками. Вот раздается низкое тяжелое гудение -- это возвращается в улей рабочая пчела с хорошим взятком, ее трудовая песня напоминает рокот модного аэроплана. Совсем иной звук у пчелы, летящей на поиски медоносного цветка, здесь преобладают более высокие, беспокойные, прерывистые ноты. А какой мелодичный и ровный гул стоит в улье, когда вся пчелиная семья сыта, спокойна и здорова, и какой шум поднимается в потревоженном пчелином домике! Я каждое утро прихожу на пасеку, работаю вместе с маленькими крылатыми тружениками и слушаю их удивительную песню, мотив которой сложен из труда и света.
  
   СОБАЧЬЕ СЧАСТЬЕ.
   Записки диспетчера.
   Он сидел на автобусной остановке, тихий и потерянный, провожал взглядом спешащих людей, мчащиеся машины. Он был здесь давно и уже изрядно продрог, декабрьский мороз и ветер прожигали его теплую шубу.
   Вдруг он встрепенулся и сорвался с места, потому что почуял и почувствовал своих будущих хозяев -молодая женщина и девочка поднимались в автобус.Он прыгнул за ними.
   -- Мама, мама, -- защебетала девочка, - эта собака смотрит на нас!
   - Ну и пусть смотрит, ты не отпускай мою руку, скоро выходим.
   Он выскочил следом за ними и побежал впереди, поминутно оглядываясь, проверял, идут ли они?
   -Мама, а собачка бежит к нашему дому! Разве она знает, где мы живем?
   -Не может она этого знать.
   Наивные люди! Он легко определял направление, так как снег и асфальт сохраняли их многочисленные следы. Он привел их к дому и подъезду, где они жили.
   - Ладно, сказала Екатерина Александровна,- пойдём к нам, мы тебя чем- нибудь угостим,
   а там видно будет.
   Его накормили и напоили. А потом он услышал, что решается его судьба, новая хозяйка говорила в железную коробочку:
   --Женя, к нам приблудилась собака. Черный кобелек, среднего роста, уши длинные, висят. Ты думаешь, спаниель? Наверное. Но он больной, на лбу большое пятно, вылезла шерсть. Ты надеешься, что вылечим? Ну хорошо, значит оставляем, если не убежит. А он и не собирается убегать. От добра добра искать- последнее потерять. Ему нравились все: и девочка Маша, и новый хозяин Евгений Борисович, и уж особенно Екатерина Алек- сандровна. Только вот с кошкой Моней дружба установилась не сразу. Моня тоже была найденышем, однако жила здесь года три, а потому на правах хозяйки решила познакомиться с новоявленным жильцом. Конечно, ей было страшно, но любопытство пересилило, и она начала подкрадываться к собаке. Спаниелю кошачий реверанс очень не понравился, пришлось гавкнуть. Моня отскочила назад и зашипела. Впрочем, конфликт на этом был исчерпан. Моня и Джек, так назвали собаку, некоторое время присматривались и принюхивались друг к другу, а потом подружились: вместе резвились и играли.
   В семье Палтусовых Джек сделался всеобщим любимцем. Не получалась у него только дружба со странными ветеринарами. Ласковые и добрые, они почему-то всегда
   25.
   делают больно. Зато благодаря их стараниям пятно на лбу у Джека заросло веселыми кудряшками, и он превратился в форменного красавца!
   Я вряд ли бы узнал эту историю, если бы не случай. Позвонил мужчина и сообщил, что он подобрал на улице раненую собачку. Звонившим был Евгений Палтусов. Он просил оказать ветеринарную помощь. Но ветеринара на месте не оказалось, и мы начали советоваться, что можно сделать до прихода специалиста. В разговор включилась и Екатерина Александровна. Она-то и поведала мне о "нашедшем" их спаниеле и бездомной кошечке, которую принес муж, до этого она жила у него на работе в подсобке.
   На этом в истории спаниеля Джека я ставлю многоточие, потому-что жизнь продолжается -- это, во-первых, а во- вторых, остается много вопросов. Почему собака оказалась одна на автобусной остановке: то ли отстала от хозяев, то ли те оставили ее? Почему пес выбрал Екатерину Александровну и Машу? Случайно? Едва ли. Главное - Джеку повезло, что он нашел новых хозяев.
   Если говорить о везении и собачьем счастье, то, пожалуй, не меньше повезло собаке по кличке Чип. Ему было всего два дня, когда хозяева выкинули его в мусорный бак, очевид-
   но, из-за того, что он оказался нечистокровным. Крохотное живое существо обнаружил школьник Сергей Устинов. Он вытащил щенка из бака и принес домой. Никто не верил, что малютку удастся выходить, даже ветеринары заявили, что затея безнадежная.
   Однако Людмила Адольфовна, мама Сережи, была другого мнения. Она проявила чудеса изобретательности и терпения. Поила малышку молоком из пипетки через каждые час -- два, делала легкий массаж, грела лучами рефлектора. Да много чего еще приходилось делать, это тема отдельного разговора.
   И вот, вопреки всем прогнозам, крошка Чип выжил. Это была первая победа. А затем пошли радость за радостью. Щенок начал набирать вес, пошел в рост. Открылись глаза. Первый лай и первый рык. А потом -- бурный рост, буквально, не по дням, а по часам. Теперь это -- крупный, очень красивый и умный пес, великолепный охранник, гордость не только семьи Устиновых, но и соседей по подъезду...
   Заключая эти две маленькие истории о Джеке и Чипе, я хочу сказать, что все события, имена, фамилии и клички подлинные. Все герои живут в нашем богоспасаемом граде Кургане. Одним словом -- курганцы, в лучшем значении этого слова!
  
   ИРИШКА.
   Наш двор не самый знаменитый, но и не из последних в Кургане. Посудите сами. Мы только года три как перестали выходить на субботники. А то, бывало, по весне выпрасты- вались из своих берлог и дружно набрасывались на мусорные кучи. Не надрывались, конечно, но лопатами скребли и метлами махали. Теперь про уборку двора как-то стали забывать, зато уж праздники помним все: советские и российские, религиозные и между-
   народные. Вот недавно отмечали "День жирафа". ЮНЕСКО планирует его узаконить аж с
   две тысячи десятого года, а мы уже отпраздновали. А чего ждать? Правда, без эксцессов не обошлось, двоих самых длинных жителей двора побили, но по-божески, даже в травмпункт не повезли, обошлось. Намазали, понятное дело, зеленкой, перебинтовали и -- "отдыхай Вася!"
   Да, а какое у нас во дворе народонаселение! Про национальности я говорить не буду, так как пятая графа ликвидирована и нынче мы все -- господа россияне, и баста, и никаких
   26.
   кивков в сторону Рюрика или Батыя. Сейчас куда важнее социальная ниша и род занятий. Должен заметить, что в нашем дворе с этим все в порядке, то есть убитых горем не найдешь, все приспосабливаются и чем-то промышляют.
   Кандидат наук мечтает о настоящем сливочном масле и пишет книги. Подполковник милиции охраняет самый сытный продобъект города. Предприниматель тоже занят продо- вольствием и утверждает, что нужней его работы нет, и с ним не поспоришь. Взоры молодых людей устремлены на таможню, но прорвался пока один.
   Девушки у нас исключительно красивые или очень хороши, поэтому в девицах не засиживаются.
   Да, есть еще люди без определенных занятий, но все они нацелены в будущее: собирают бутылки и приглядывают за тем, что неудобно лежит. Поправляют, приподнимают и... Однако, уверяю вас, таких мало.
   Ох, простите! Я же совсем забыл сказать о самых беспокойных и ругаемых гражданах-пенсионерах. Их у нас довольно густо, но ничего худого не водится. Все шустрые:
   успевают и дома, и на даче, хотя иногда торчат у подъездов. Нет, не в том смысле, что забили косячка и заторчали, а просто сидят или стоят и калякают.
   Ну вот, сидели мы как-то на лавочке, к сожалению, я тоже отношусь к этому достойно- му племени и говорили о нынешнем холодном лете. Сетовали, что помидоры не спеют, огурцов мало, а картошка хоть и уродилась, но вся сгниет. В общем, беседа текла невеселая, да еще небо хмурилось.
   Неожиданно в наш унылый разговор ввинтился детский голосок:
   -- А чо вы здесь сидите?
   Мы с любопытством уставились на светловолосую девочку, подкатившую к нам на велосипеде.
   -- Надо, вот и сидим, а ты откуда взялась?
   -- Я не взялась, я на велике приехала.
   -- Ну хорошо, откуда ты приехала?
   -- Вон из той норки, -- девчушка показала на открытый подъезд соседнего дома.
   -- Понятно, а как тебя звать?
   -- Иришка, но вообще-то я Ира.
   -- Сколько же тебе лет?
   -- Три, скоро двенадцать.
   Такой оптимизм очень позабавил нас и развеселил. У кого-то нашлись конфеты, новую знакомую принялись угощать. Затем расспросы продолжались:
   -- Иришка, а где твоя мама?
   -- На работе.
   -- А няня?
   -- Тетя Марина? Она у них.
   -- У кого это у них?
   -- Тетя Марина у них, у тети Марины. Вы что, не понимаете?
   27.
   -- Понимаем, понимаем, тетя Марина у себя дома, а ты во дворе одна.
   -- Я не одна, я с великом.
   -- Но велосипед -- это же не человек!
   -- Зато он едет.
   Мы дружно рассмеялись. Ну что тут скажешь, коли "едет"?
   Очевидно, наше любопытство наскучило Иришке, и она попросила:
   -- Посторожите мой велик, пока я схожу к Даше.
   -- Почему это мы должны караулить твой велосипед?
   -- Но вы же все равно здесь сидите.
   Мы опять рассмеялись. Логика у ребенка была железная, и нам ничего не оставалось, как взять под охрану трехколесник. Надо заметить, что сделали мы это не без удовольствия, уж больно дитя нам понравилось. А главное -- поднялось настроение. Ежели в нашем дворе рождается и подрастает такое поколение, то за будущее можно не опасаться. Не пропадем, ни при каких обстоятельствах!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"