Плотникова Александра Игоревна : другие произведения.

Ведьма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта версия событий на самом деле в роман не войдет, поскольку само повествование изменилось. так что это полуфанфикшн еа вампиро=химерскую тему, да еще и без редакции.


   Северное лето коротко, но яростно. Все стремится жить и цвести, пока незаходящее солнце колесит туда-сюда по небосводу. Седое северное море бьется о скалы фиордов, словно стремясь проложить себе дорогу дальше. Чайки-поморники кружат над его пенными гривами, выхватывая добычу с самой поверхности, чтобы отнести ее на скалы птенцам.... Дует ветер. Пронизывающий морской бриз, суровый сын хозяина ветров... Обдувает древние камни дольмена, кругом стоящие на поросшей мхом полянке...
   Внезапно стихает ветер, замирает природа, смолкают звери и птицы. В огромной настороженной тишине начинает клубиться меж камней туман, становясь все гуще, все плотнее, вставая молочной живой стеной... Пока схлынув, он не оставил на поляне бессильно съежившуюся человеческую - а человеческую ли? - фигуру.
   Провести невесть сколько времени в сущем аду, слепящем, белом, холодном, где вся жизнь состоит из чужих лиц, острых игл, драк на арене, тяжелой одури, мешающей соображать, что к чему, звериной ярости, какой-то дряни в крови... Одно-единственное поражение, когда противник оказался сильнее всех прочих, и холодный равнодушный чужой голос: "Убить".
   Побег.
   Ночь за ночью бежать от разъяренных охотников-загонщиков и рвущихся снарядов, прятаться в подвалах и старых шахтах, мерзнуть в подворотнях, убивать крыс и собак... Прячась от света, перебегать зловонными переулками, и в результате все равно попадать под свинцовый дождь с воздуха, вырывающий из тела куски мяса, и лишь чудом не наносящий непоправимо смертельных ран... Сойти наконец с ума. Холодная, дождливая, промозглая ночь какого-то полудохлого грязного загаженного мира, вой сирен, кровь на клыках, на когтях и на лице. Сто тридцать два трупа за ночь, радостные возгласы загонщиков, хищные зевы огнестрельного оружия, ледяной туман, пустота... Мох? Ветер? Камни вместо заляпанного помоями асфальта... Какое счастье.
   В том же лесу, буквально на соседней поляне, собирала травы уже немолодая женщина. Была она, как ни странно, босой, а распущенные рыжие волосы тяжелым витым огнем рассыпались по спине и плечам. Почуяв неладное, она оставила в покое травы и осторожно пошла в сторону смутной тревоги неслышным пружинистым шагом.
   Из-за деревьев, приветствуя хозяйку, показались два волка. Рыжих, сытых, в летней шубе. Они уже воспитывали потомство. Пятеро щенят выползли за ними, смешно перебирая лапками. Отец-волк рыкнул на них, шлепком мощной лапы загоняя ораву назад. И уставился на ведьму проницательными желтыми глазами.
   Ведьма - а женщина была именно ведьмой - волков не испугалась. Наоборот, радостно улыбнулась, потрепала зверей по холкам, присела перед норой, приласкав и игривых щенят. Она знала здесь всех, равно как и ее знали здесь все птицы и звери.
   - Ну здравствуйте, мои хорошие, - проворковала она мягким грудным голосом. - Пойдете со мной, посмотрите, что в лесу неладно, что за предчувствие мне сердце теребит? Поможете если человек или зверь решил здесь чего учудить?..
   Тонкие пальцы ласково перебирали густые волчьи шубы.
   Супруги-волки заворчали - мол, поможем, поможем, не сомневайся, любого татя изведем враз! - принюхались, чихнули и потрусили вперед, да не куда-нибудь, а на берег фиорда, к древним Воротным камням, к отвесным скалам... И чем ближе были камни, тем больше вставала дыбом шерсть у них на загривках.
   Ведьма шла следом за волками, пытаясь понять отчего же так тянет кровью и смертью возле каменных Ворот. А затем увидела... нечто, лежащее ничком на камнях. Изорванная одежда, кровь, грязь, копоть... Существо больше было похоже на загнанного зверя, чем на человека. Нахмурившись, ведунья осторожно приблизилась. В осторожности вряд ли была нужда, но все же, было что-то звериное, хищное, матерое в израненном путнике.
Шуршат позади легкие шаги волков, а она присаживается перед человеком, пытаясь понять, жив ли он еще.
   Он жив. Взлохмаченная серо-грязная остроухая голова, увенчанная на висках подобием коротких рогов, один из которых изрядно ободран, дернувшись, приподнимается, устремляя на женщину мутный желтый волчий взгляд. Ему уже все равно, кто перед ним. Кривые черные когти выползают из пальцев наружу, судорожно цепляясь за хрупкий мох.
   - Capiat sie... juvantibus....
   Волки глухо рычат, переминаясь на жестких пружинистых лапах - вот-вот кинутся. А существо грузно заваливается в мох и больше не шевелится.
   Воистину зверь. Загнанный, седой зверь, одичавший и яростный, который, тем ни менее, получив смертельную рану, снова готов приползти к любому очагу с надеждой и мольбой о помощи. Слов женщина не понимала, но достаточно было звучания... Нет, не так. Достаточно было взгляда, чтобы все понять.
   Ведьма вздохнула, склоняясь ниже и пытаясь определить, можно ли сейчас шевелить это странное существо, можно ли донести до ее дома? Любопытство, сочувствие и обещание помогать всем, кто попросит о помощи, старое-старое, но свое, заставляли ее сейчас, с трудом перевернув непонятного гостя, осматривать его раны. К ее изумлению он прикрывал своим телом... меч. Огромный двуручник вороненой стали с матово отблескивающим, изгибающимся крупными волнами лезвием, с клыкастым черепом в центре изогнувшейся шипами гарды... А на груди за воротом задубевшей от крови рубашки поблескивало золото - на тонкой цепочке болтался медальон с гравировкой. Незнакомец был непрост. Очень непрост.
   - Ох, мои хорошие, ну и что же мы с ним делать будем? Тяжел больно, мне не поднять, а и тут ведь не бросишь...
   Волки переглянулись. Поняли, что вреда ведьме не будет, заскулили, заворчали. Самец прошелся вразвалочку странной для волка медвежьей походкой, рыкнул, указал глазами на незнакомца. Мол, чего тут думать?
   - Мой ты умник, - ласково погладила ведьма его меж ушей, почесала. - Будь другом, сбегай за ним, а то я этого странного... человека?.. и оставлять самого побаиваюсь. Или придет в себя да набедокурит, или в фиорд свалится. А медведи по фиордам не лазают, да и волки с ведьмами тоже, верно? А ты, милая моя, - обратилась она к волчице, - не могла бы мне мою сумку принести, на полянке брошенную? Чую, тут травки понадобятся, и не только...
   Волки подошли поближе. Обнюхали чужака, желая еще раз удостовериться в его безобидности. Пофыркали, поскулили, порычали, о чем-то споря. Отец-волк глухо ворчал, наступив лапой на грудь человека. Мать-волчица терпела-терпела, не выдержала и, подскочив к супругу, ощутимо укусила его за ухо. Тот виновато взвизгнул и опрометью помчался прочь. Надо полагать, за медведем. Волчица лукаво посмотрела на ведьму и с гордым видом удалилась за сумкой.
   Ведьма только тихонько посмеивалась, глядя на пререкания волков. В том, что разум возобладает - ну, хотя бы у волчицы - она не сомневалась. Хорошая это пара, давно такой не было. И детки у них славные. Надо бы проследить, чтоб выжили все щенята.
   - Кто же ты такой, незнакомец? Что же ты такое, раз сумел грань мира перейти? - спросила она, не рассчитывая на ответ. Не поймет ведь вопроса. Да и не надо, сейчас, по крайней мере.
   Женщина протянула руку к цепочке - может, та гравировка сможет хоть что-то объяснить?..
   На ярком солнышке проблеснул из-под грязи металл, а стоило потереть, как стало ясно, что на поверхности кругляша отчеканен герб. По крайней мере, изображение походило на герб - на очень сильно стилизованную, выгнувшую крылья летучую мышь...
   Необычный был медальон. Такой же необычный, как и сам незнакомец, от которого ощутимо тянуло силой. Может, он был грязным и оборванным, но это не мешало ему быть могущественным магом. Все чуднее и чуднее.
   Позади, в лесу, послышался треск, словно кто-то массивный шел через подлесок. Ведьма обернулась и принялась ждать.
   На поляну вышел... нет, поляну заполнил собой медведь. Огромный бурый зверь, живущий не первую зиму. Отец-волк спокойно проходил у него под брюхом. Следом из кустов вылетела мать-волчица с сумкой в зубах, подскочила к ведьме, сунула в руку. Медведь подходить не стал, только морщил нос и фыркал - ему не нравился запах крови.
   - Ну здравствуй, здравствуй - улыбнулась женщина, встала, подошла ближе и потрепала косолапого за ухом. - Ты уж прости, что потревожила, да одной мне ну никак не справиться. Помоги донести этого путника до моего дома? А за мной угощение. Идет?
   Медведь помотал лобастой головой, порычал, выражая мнение относительно того, что он думает по этому поводу, с кряхтением подошел поближе, потрогал человека лапой, попытавшись перевернуть. Тот зашевелился, вздрогнул, зашелся тяжелым кашлем, захлебнувшись волной ветра и собственной кровью. Слепо нашарил рукоять меча, вцепился в нее и попытался встать, уперев оружие острием в землю. Взявшиеся было коркой раны потрескались, кровь закапала снова. Медведь вздохнул и лег, подставляя путнику бок - мол, влезай. Оборванный чародей с трудом привалился к теплому боку, зажав в когтях густую медвежью шерсть. Лесной хозяин покосился на него, поднялся, встряхнулся, помогая заползти к себе на спину, да и потрусил себе к спрятанному в лесной глуши домику ведьмы. Только изредка порыкивал - не нравилась ему гнутая человечья железка, упершаяся в хребет. И зачем она двуногому, когда свои клыки и когти вон какие острые?
   Ведьма только головой качала, глядя на все это безобразие. Потом вздохнула и пошла следом, поманив за собой волков - тоже ведь помогли, надо бы и их отблагодарить.
   Дом у ведьмы был бревенчатый, довольно большой и любовно ухоженный. За домом в кустах таилась тропа, ведущая к поселку. Стоило только подойти, как к женщине на плечо неслышно спланировала огромная сова, ухнула, ласково клюнув за ухо. Ей тоже досталась доля ведьминой ласки, равно как и толстому рыжему коту, совершенно невозмутимо шествующему рядом с волками и медведем.
   Оставалось только ввести незнакомца в дом и как-то уложить...
   Мишка лег перед порогом, чуть заваливаясь на бок, но мешком лежавший на его спине "всадник" попросту свалился, чудом умудрившись не напороться на собственное оружие, хищное, злое, неуместное здесь. Медведь... право слово, хмыкнул и уставился на ведьму - давай награду, я довез, а что он там дальше делает, не моя беда.
   Тихо хихикнув, женщина на несколько минут скрылась в доме, после чего вернулась, вручив медведю пару роскошных кусков сот, а волкам отдав курицу, выменянную чуть раньше в деревне. Ничего, еще есть. Да и если что никто не мешает в ту же деревню еще раз сходить.
   Звери угощение приняли. Волки вместе с курицей скрылись в лесу - понесли щенкам, а медведь уселся прямо тут же и довольно зачавкал. Судьба человека его не интересовала - что просили он сделал, угощение получил.
   Ведьма, признаться, именно этого ожидала, поэтому тут же переключила свое внимание на незнакомца и попыталась его поднять. Она искренне надеялась, что ее сил хватит, дабы довести его до комнаты и уложить, а не уронить по дороге. Большая часть этой надежды упиралась, кстати, в его содействие. Он и не подвел, оперся о ее плечо и с трудом, хрипло матерясь - а судя по тону это была именно отборнейшая брань - на своем языке, заковылял кое-как к дому на подламывающихся ногах.
   Женщине удалось довести его до комнаты, где он и рухнул на постель. Только удивляться оставалось какое же упрямство, какая сила держит его при жизни.
   Изодранной одежде была одна дорога - в огонь, поэтому она без зазрений совести дорезала лоскуты, обнажая раны. Поморщилась. Много крови, много грязи, некоторые раны загноились. Пришлось выйти, набрать воды из бочки, разбавить несколькими настойками и, вооружившись тряпицей, попытаться смыть копоть и запекшуюся кровь.
   Обычный человек не выжил бы при таких ранах. Он - еще жил и умирать определенно не собирался. Лежал, терпел, молча стискивая зубы, только клокотало в горле что-то звериное, если становилось совсем уж больно, и не сопротивлялся ничему. И не понять было, то ли впал в забытье, то ли просто нет сил открыть глаза.
   Дело шло долго, да и нельзя было халтурить, нельзя было абы как промывать и обрабатывать странные, не ножом и не копьем нанесенные раны, а затем и зашивать некоторые особо глубокие и неприятные из них. Одна или две вообще прошли навылет через грудь и спину, зацепив легкое. Пару раз она с изумлением обнаружила застрявшие в теле металлические оплавленные комочки. Наверное, они виноваты? Это кто же над ним так издевался? Пришлось взять нож, прокалить его хорошенько, смазать травяным настоем и вскрывать заново, прямо руками доставая отвратительную выдумку чьего-то злого разума. Это хорошо, что незнакомец лежал труп трупом, еле-еле, с бульканьем и присвистом дыша, иначе несладко пришлось бы ей... Этими же руками она вытягивала боль и жар, старалась передать побольше сил, вернуть волю к жизни. С губ ведьмы тихим монотонным шепотом срывались старые слова исцеляющих наговоров.
   Перевязывать его пришлось едва ли не с ног до головы. Ведьма только задумчиво хмыкала, глядя на исполосованные старыми шрамами и кое-где покалеченные злым металлом трехпалые руки и раздвоенные лапы. Как знать, как знать - может, именно так выглядят люди в других мирах... Хотя что-то все равно подсказывало ей, что это не так.
   Когда вода в ведерке стала неопределенного грязно-бурого цвета, а широкие полосы бинтов закрыли раны, женщина устало отерла пот со лба и укрыла незнакомца одеялом. Тряпице теперь тоже только в огонь путь был - такой негоже даже пол мыть, все кровью и смертью пропитается.
   Рыжий толстый кот, внимательно следивший за хозяйкой с резного деревянного сундука, сощурил зеленые глазищи, спрыгнул на пол и зашагал, задравши хвост и важно раздувшись, прямиком к постели. Встал на задние лапки, заглянул, кто же это занял хозяйкину подушку. Нагло мявкнул, запрыгнул прямиком на незнакомца, покрутился и улегся возле шеи, утробно мурлыча.
    Ведьма мягко улыбнулась, глядя на эту картину. Теперь желание спасти чужака закрепилось: кот у нее был умный, и к дурному человеку не пошел бы, чтоб лечить своим пушистым, теплым присутствием. Значит, все правильно.
   Женщина со вздохом сгребла лохмотья, подхватила ведерко и вышла во двор, где в уголке через несколько минут тряпки были благополучно сожжены. Солнце уже начинало медленно спускаться по небосклону, незнакомец все еще спал, посему она решила забежать в деревню - по одежду (даже убеди она пришлого обрядиться в свои рубахи, он бы все равно не влез), еду и новости. Сегодня из города должны были возвращаться ездившие на торг ремесленники. Вдруг случилось что в мире, а появление незнакомца - только отголосок?..
   Однако, никто "ни о чем таком" не слышал. Все было тихо и спокойно. Расспрашивать ведьму о том, зачем ей понадобилась мужская одежда, да еще на мужчину явно крупного и тяжеловесного, не стали, просто дав то, что просила, в обмен на приготовленные ею сборы и снадобья. Ведьму здесь уважали, а что мужчина у нее завелся - так оно известно, женское дело... А что без одежды - ну так, мало ли. Правда, сплетни потом все равно пойдут. Женщине сплетни были безразличны. Оно и верно: ну посплетничают кумушки, ну понавыдумывают себе небылиц. Что с того? Сами выдумок испугаются и умолкнут. Или встретят невзначай "выдумку"... Ой, нет, пока что не стоит.
   Когда ведьма вернулась, незнакомец все еще спал. Оставалось только со вздохом посмотреть на эту идиллию да заняться своими делами.
   Однако, едва спустилась ночь, стало не до посторонних дел - как и следовало ожидать, больного начало лихорадить. Тело боролось за свою жизнь, пока разум спал. Его швыряло то в жар, то в озноб. Он рычал и метался под тяжелыми мехами, которыми накрыла его ведьма, приходилось удерживать. Он все время звал кого-то по имени. Странное, чудное было имя. Нездешнее, чуть растянутое. И почему-то все темнее делалось в доме, единственная лампада в начала чадить. Потянуло холодом.
   А потом из угла шагнула высокая холодная тень с горящими серебром провалами вместо глаз и ломанной дыры пасти.
   - Убийца звал, убийца пришел, - зашипел нежданный гость. - Жив еще, гнида...
   Поначалу Лира опешила - больно уж схожим с самим незнакомцем было умертвие.
   - Ты его НЕ получишь, - спокойно и веско уронила она, поднимаясь. - Кем бы ты ни был. Сейчас он в моем доме и мой гость. Изыди от него!
   Слова взвивались, словно стена - тяжелые, жесткие, твердые как камушки. Они словно складывались в стену меж умертвием и живыми.
   - Убийца должен быть убит... - шипел беззвучно и мертво гость. - Дурак, седая гнида, сбежал от мести и сам позвал!
   Умертвие увязло в стене силы, но все же ползло вперед.
   - Живому живое, мертвому - мертвое! - грозно отозвалась ведьма, чувствуя в себе едва ли не ярость. Это ее незнакомец! Она его никому не отдаст! - Мести нет места в этом доме. Изыди, умертвие, иначе уничтожу!
   Она схватила лампаду и встала у него на пути. И - о да, сейчас она верила, что могла распылить эту тварь, сделать ее облачком трухи.
   Гость остановился. Распахнулись рваные, перевитые проволокой крылья. Палец с кривым когтем, держащимся на остатках жил между сросшихся косточек, уперся в женщину.
   - Была жизнь. Была гордость. Было братство и великий клан. Где они?!? Где моя жизнь?! Забрали, забрали, забрали! Он забрал! Небо забрал, гнида!
   Ведьма зашипела не хуже расерженной кошки:
   - Не знаю и знать не желаю! Это мой гость, а ты - пришел незванным! Изыди! - лампадка в ее руке неожиданно полыхнула, огонь взвился, пожирая фитиль и масло, а затем отправился в короткий полет - ровно к лицу умертвия.
   Тварь завизжала и отпрянула, вжавшись в угол у оконца, закрывая морду ладонями... А Велирия кинулась к раненому, закрыла собой, обнимая изо всех сил, стараясь прикрыть живым теплом своего тела от холодной смерти... И не заметила, как почти легла рядом с ним, гладя по пылающему влажному лицу и голове, шепча что-то на ухо. Спиной она чуяла жуткий сверлящий мертвый взгляд, и шевелился где-то там страх, но... она не могла допустить, чтобы вот так просто у нее отобрали этого незнакомца, попросившего ее о помощи. Она то и дело вскидывалась, припадала ухом к груди - жив ли, дышит?... и пока слышалось слабое сипение, можно было успокоиться, яростно глянуть на тень в углу...
   Исчезла она только перед рассветом.
   Несколько дней пришелец пролежал почти недвижно, пребывая где-то на зыбкой грани меж Тем светом и этим, не зная, в какую сторону ему идти, изредка приходя в себя. Но видимо, больной разум отказывался ясно понимать, где он и что с ним. Разум привык знать, что нужно не даться чужим, чтобы выжить, что спасение в постоянном движении. Первые несколько раз он порывался встать, шарахался от поивших его чужих рук, как дикий зверь. Только вот вместо угрожающего рычания получался слабый хрип.
   Ох и невесело было ведьме его усмирять! Первый раз от с позволения сказать "рыка" у беловолосого кровь пошла горлом. С одной стороны это было плохо, с другой - он ослабел и рухнул на кровать, позволив себя осмотреть и влить в рот отвары. Вот же чудо-юдо свалилось как снег на голову!..
   Но самым смешным было то, что попытки зарычать или ударить ее не пугали. Наоборот - было бы странно, если раненый зверь вел себя по-другому. Поэтому нужно было терпеть, лечить и ждать, когда же за инстинктом и страхом покажется, наконец разум. Постепенно он сдавался, хотя его все еще била дикая дрожь, когда женщина приближалась к нему, а тем паче, дотрагивалась. Расчесать белый спутанный клубок, в который превратились его когда-то роскошные волосы, она пыталась три дня, то так подходя к нему, то эдак, с уговорами и лаской.
   Он успел усвоить, что ее руки снимают боль и жар, что они прохладные, мягкие и ласковые, но, тем не менее, желтые светящиеся настороженные глаза все время неотрывно следили за ней - если он бывал в сознании, разумеется. Он вжимался в постель, выпуская черные крючья когтей, если она проходила рядом с чем-то, хоть отдаленно напоминающим оружие. И - ни слова, ни звука. Только иногда, впадая в тяжелый сон или забытье, он вцеплялся в ее руку своей лапой, да так и держался за нее, пока прежний страх снова не всплывал наружу, стоило только проснуться.
   И она уже не уходила. Бросала дела и оставалась рядом - пока он разрешал. Странно это было, странно и ново - сидеть рядом со взрослым мужчиной, больше похожим на какого-то сказочного зверя и утешать его как ребенка. Но, чего уж правду таить - и приятно тоже. Однажды, правда, она не успела убрать руку, и он разозлился. Выдергивая лапу, махнул выпущенными когтями и распорол ей ладонь. Вот только тотчас подвижные острые уши виновато прижались к голове, и он потупился.
   Ведьма дернулась, но смолчала, только осмотрела царапины и покачала головой, тихо его пожурив:
   - Ну что ты как маленький, теперь перевязывать придется. Ну да ничего. Ты только когти бы прятал, чудо белоголовое. Я тебе зла не желаю.
   Было мимолетное желание выбранить, может, даже отвесить оплеуху - мол, ну, сколько ж можно, неблагодарное ты существо! - но она подавила порыв, потому что понимала прекрасно: стоит ей сейчас хоть раз причинить ему боль и больше он в руки не дастся. Поэтому придется потерпеть и на этот раз. Да и виноватый вид способствовал прощению - начал же осознавать что-то. Значит, осталось уже недолго.
   Через две недели он совсем присмирел, терпеливо позволяя за собой ухаживать, послушно пил, что давали, слушал голос женщины, запоминал. Не пытался ей перечить и все время молчал, большую часть времени проводя в дреме.
   Пока, наконец, в один прекрасный день на женщину не взглянули почти совершенно ясные чистые золотые глаза, в которых светился все еще напуганный, но все же разум.
   Ведьма в то время сидела на полу, на расстеленной шкуре и перебирала травы: что-то на них шептала певучей скороговоркой, улыбалась, порой просто говорила, как с живым существом, упрашивая не растерять своих лечебных свойств. Было видно, что она свое дело любит и полностью ему отдана.
   Кот встретил незнакомца басовитым урчанием и снова полез вылизывать ему лицо, а огромная белая сова, умостившаяся на углу стола, довольно ухнула и хлопнула крыльями.
   Только поэтому женщина оторвалась от своего занятия и, мгновенно почувствовав взгляд, подошла ближе. Улыбнулась - удивленно, чуть устало и радостно.
   - Неужели ты, наконец, очнулся? Я рада, что твое сознание наконец вернулось.
   Не поймет, скорее всего. Но поприветствовать все равно надо. Да и голос может быть узнает.
   Разумеется, он не понял. Но ему это было не очень и нужно сейчас - он уловил тон голоса, звучание фраз, тепло и ласку. Это было непривычно, странно. Ощущение забытого давно и прочно покоя вновь вернулось. Слабая улыбка в ответ. Многолетним тренированным чутьем он уловил силу.
   - Garikca, Pas Verus. Dai gentium sei lipore. - голос у него оказался низкий, звучный, сильный, с чуть заметным прирыкиванием. Таким только петь.
   И тут же он, словно спохватившись, или вспомнив что-то важное, начал торопливо и сбивчиво говорить, пытаясь... Что-то объяснить? Речь, певучая, гортанная, лилась потоком, а он вглядывался в ее лицо - понимает или нет?
   - Извини, - она покачала головой. - Я не понимаю...
   И оттого, что он объяснял, судя по всему, что-то очень важное, обидно было вдвойне.
   Он с досады рыкнул и рухнул обратно на подушку, качая головой и что-то бурча обреченным тоном.
   Женщина вздохнула. И что вот с ним делать? Что он хотел сказать?
   Да, незнание языка грозилось стать проблемой. Нужно будет попытаться научить, но это потом, когда совсем в себя придет. Сейчас надо бы накормить - видано ли дело, чтоб здоровый мужик был бледен как смерть и кости выпирали? А даже если бы и не был неожиданный гость настолько отощавшим, все равно надо было. Конечно, она его потихоньку отпаивала отварами и бульоном, но что ему тот бульончик? Только нутро дразнить.
   Поэтому она осторожно помогла ему приподняться, переложила подушку и отошла к печи, чтобы вернуться с ложкой и миской, в который был размоченный в молоке мякиш хлеба. Присев на постели, ведьма усмехнулась, рассматривая свое "дитя".
   - Ты рот-то хоть откроешь? Или надо упрашивать - ложку за маму, ложку за папу?
   Серовато-голубые глаза женщины смеялись.
   Похоже, он смутился, поняв ее намерение. Неловко хихикнул, но... Не отказался. То ли знатный - судя по оружию - воин, то ли владетельный вельможа, то ли чародей, а может, и то и другое и третье вместе, он спокойно позволил себя кормить. Он устал. Очень устал. Его впервые за долгое время не пытались убить, а проделывалось это всевозможными способами, и не раз. Ему впервые было позволено просто лежать и ничего - совсем ничего - не делать. Даже есть самостоятельно не давали. Ну и ладно.
   А женщина развлекалась, иногда смеясь, скармливая чужаку хлеб под традиционное "Ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за..." и перечисление всех родственников, которые приходили в голову, вплоть до пятиюродной кузины четвероюродной бабушки по линии младшей свахи старшей тетки. Знай чужак, сколько у него за этот обед набралось родственников - наверное, очень бы удивился. Но он не знал. А ведьма развлекалась, про себя сокрушенно качая головой: что ж он пережил, раз настолько от заботы отвык? Нет, ну что одичал он, то сразу было понятно, ухоженные мужи в таком состоянии не ходят и в лесу не валяются. Но чтоб настолько...
   И вдруг ей в голову пришла идея. Надо же с чего-то начинать?
   - Хлеб, - показала она на содержимое миски. - И мо-ло-ко, - после чего скормила ему еще ложку. Интересно, понял? Али за умалишенную посчитал?
   Он понял. Помолчал, подумал.
   Показал на хлеб:
   - Binere.
   Потом на молоко:
   - Melius.
   Потом подумал еще и, указав на себя, назвался:
   - Kain.
   - Каин... Звучное имя. Незаурядное, - кивнула словно сама себе ведьма и, показав на себя, добавила. - Велирия.
   И тут же впихнула ему в рот еще ложку нехитрой снеди. Словно зазевавшемуся ребенку, которого у нее никогда не было.
   - А тебе не думать надо, а мясо на костях наращивать. Видано ли дело, вся шкура в крестик и полосочку! И ребра торчат. Довел себя до черти какого состояния. Жены на тебя нет, чтоб с характером. И ухватом. Все вы как мальчишки, даже если седые...
   Может, хоть по тону поймет ее сетования. И устыдится. Чай же не лоботряс шестнадцатилетний.
   Острые уши на миг виновато прижались, но вины за собой он никакой не знал. Наоборот даже. А понять сумел лишь то, что его ругают, притом незаслуженно.
   - Dai kinda toil ta gervia, Veliria, ri lex sia de zaggane?! - тон был возмущенным.
   Возмущенный возглас был мгновенно заткнут очередной ложкой, после чего ведьма, не особо уточняя за что тот возмущается, беспардонно стянула с Каина одеяло где-то до живота и наглядности ради ткнула в повязки, стянувшие ребра. После чего состроила гримасу в стиле любящей матери, застукавшей сынишку после падения с ратуши: и раздражение, и сочувствие, и что угодно.
   - Нельзя так! - сообщила она, заново укрывая его и вытаскивая ложку изо рта, на случай если снова ответить вздумает. - Нель-зя. Понимаешь?
   Он коротко, но грозно зарычал, уязвленный таким отношением, мелькнули шесть клыков внушительной длины и остроты. Глаза полыхнули золотом, поймали взгляд женщины, впились в него - и в ее голове зазвучал мысленный голос:
   "Я прекрасно знаю, что значит беречь свою шкуру, женщина! И не надо делать из меня несмышленого младенца, я прекрасно обучен науке выживать! Только вот там, откуда я сбежал, живые завидуют мертвым, так-то!"
   И обиженно отвернулся.
   Велирия вздохнула, чуть-чуть покачав головой. Гордый. Привык быть сильным. Привык поступать по-своему. И считать свой выбор единственно правильным.
   Страха не было, когда узкая женская ладонь коснулась макушки чужака, скользнула по роскошной, вычесанной гриве серебряно-белых волос. Так гладят зверя, не доверяющего никому. Так успокаивают ребенка, неспособного понять.
   - Я сожалею, если тебя обучили выживать и не научили жить, Каин, - пауза. - Или ты слишком отвык от жизни.
   Не поймет, даже если услышит. Ну и пусть. Пусть слушает тон, а не слова. Пусть вспоминает. Хотя, как знать. Ответил же.
   Женщина встала, собираясь пойти вымыть опустевшую утварь.
   Он смотрел на нее недоверчиво, почти изумленно, не находя в ее словах и тоне намека на жалость. А потом молча дотянулся до узкой руки своими звериными лапами, заметив глубокие следы от когтей на ладони, стиснул ее руку, зажмурился, и женщина ощутила волну горячей силы, вынутой, казалось, из глубин его тела и души. Рука перестала болеть, только вот почему-то его при этом повело в сторону, глаза помутнели, а дыхание стало частым и громким.
   - Дурак, что ж ты делаешь?! - взвилась ведьма, выдергивая руку из его пальцев. - Еле жив, а туда же, лечить!
   Если бы не печальные последствия, впрочем, она была бы очень польщена и, быть может, даже растрогана таким его жестом, но сейчас...
   Перехватив обмякшее тело и с трудом уложив его обратно на подушки, Велирия кинулась искать молоко и мед. Может, о магии - настоящей и сильной - она знала не так уж и много, но то, что он только что, кажется, потратил на нее последние силы, было понятно и так. А если уж он додумался до такой вопиющей глупости, значит, нужно впихнуть в него что-то сладкое. И, учитывая его габариты, немало.
   - Пей! - ведьма поднесла чашку к губам Каина. Очень хотелось его стукнуть... но пусть хоть в себя придет.
   Он повиновался без возражений, тем паче, в памяти всплыло, что молоко с медом, он, кажется, любил когда-то. Он пил, иногда посматривая на нее, и вдруг... заурчал, громко и утробно, чуть двинув головой и потершись левым теплым рогом о ее руку.
   Она могла считать себя победительницей. Зверь сдался и признал себя прирученным.
   Но, признаться, она только удивилась. Взрослый же вроде - а мурлычет как котенок, которого за ушком почесали! Рука осторожно - куда только желание надавать по шее делось? - погладила его по голове и, замерев на миг, таки почесала за ухом. Может, у него предки котами были? Вон, и когти, и глаза, и урчание... усов разве что не хватает. Он прикрыл глаза, чуть приглушив низкий полурык и потянулся следом за рукой.
   Она улыбнулась, чуть удивленно и ласково, не отдергивая руки отставила миску на пол, помогла ему улечься снова и - неожиданно даже для себя - коснулась его лба губами.
   - Спи. Когда спишь, все заживает быстрее.
   И, подхватив миску, ушла ее мыть, гадая, что же на нее нашло. А он, недоуменно проводив ее взглядом, остался раздумывать, что же это было, и в конце концов, решил, что лучше все-таки заснуть. Сил запустить регенерацию не было, придется ждать дольше. Он устроился поудобнее и заснул, подманив к себе кота.
   Когда ведьма вернулась, незнакомец снова спал - тихо, почти неслышно, не знай где лежит да что слушать - не найдешь. Ну, если не учитывать бугра под одеялом, в которое он благополучно завернулся едва ли не по самый нос. Холодно, что ли?
   Велирия оставила посуду у печи, а сама снова присела на край кровати, гадая, что же есть в этом чужаке, что она так печется о нем?.. Можно подумать, попадись ей на пути другой оборванец, она бы так переживала, не решалась отойти далеко от дома, сама в этом себе не признаваясь...
   Поглощенная раздумьями, она протянула руку и снова провела пальцами по серебристым волосам, чуть улыбаясь и вспоминая, с какой руганью доводила их до нынешнего, струящегося шелком состояния.
   Во сне всякая гордость испарилась, и остался лишь соскучившийся по ласке большой дикий зверь, когда-то, наверное, бывший домашним. Тело само потянулось за рукой... и вдруг опять раздался приглушенный тихий мурлык. Ему нравилось ее прикосновение.
   Сначала тонкие пальцы женщины замерли, а затем принялись гладить снова, пропускать тонкие прядки, словно гребешком и - Велирия не удержалась, глупо хихикнула под недовольный сонный мяв кота - почесала Каина за ухом. А вдруг громче замурлычет, словно вернувшийся в избу кот?
   Странно ей было. И грустно, оттого что настолько отвык чужак от ласковой женской руки, от простой домашней радости, от еды нормальной, наконец! И отчего-то весело, словно проказу какую она затевала, как девка молодая - ведь что б подумал "кот" кабы проснулся? И в то же время радостно ей было, что вся злая гордость его лишь доспехом оказалась, защитой от боли и чужих жалящих слов.
   Подумалось вдруг - а может, удастся этот доспех его заставить снять? Не сразу, но хотя бы со временем...
   "Кот" потянулся, подставляя голову, приоткрыл блеснувший теплым янтарем глаз, но так толком и не проснулся, продолжая мурлыкать. И вдруг возникло такое впечатление, будто он давал понять и одновременно спрашивал - "Я здесь останусь. Можно?"
   - Нужно, - тихо отозвалась на невысказанный вопрос ведьма.
   И показалось вдруг, что все прошлое, все крылья невзгод и тени пережитой радости, загнавшие ее в это прекрасное, но одинокое место, преследовали лишь одну-единственную цель: дождаться этого гордого, дикого, озлобленного и в то же время ласкового зверя. И вернуть ему растерянные по вехам пройденного пути осколочки радости.
   Кот посмотрел на улыбающуюся женщину, посмотрел, после чего со вздохом перелег в ноги, чувствуя себя несколько лишним.
  
   ... Каин, проснувшись поздно ночью, обнаружил, что женщина так и сидит рядом с ним на постели... и спит. Ничтоже сумняшеся, он осторожно притянул ее к себе, набрасывая на плечи одеяло, мурлыкнул, провел ладонью по огненным волосам и, умостив голову на ее плече, заснул до утра.
   В окнах уже сверкал и переливался рассвет, а в доме все еще было тихо. И только когда коту окончательно надоело питаться пищей исключительно духовной, он запрыгнул на кровать и возвысил свое нарочито гнусавое "мяу" до ноты решительного протеста, а так же желания пожрать. Желательно чего-то повкуснее. А то хозяйка совсем службу забыла: лежит тут, понимаешь, нашла нового кота, побольше - а о старом и думать забыла, да?!..
   Велирия проснулась, но шевелиться и тем паче открывать глаза ей упорно не хотелось - было тепло и уютно, как маленькой пичужке, пригревшегося у доброго человека под сердцем. Но кот принялся мерить постель шагами и популярно объяснять свое ко всему отношение, поэтому она попыталась пошевелиться, смутно вспоминая, что так и уснула, сидя... и не смогла. Потому что чьи-то сильные, но осторожные руки держали ее на месте.
   Каин лениво приоткрыл один глаз, сощурился, с хитрой ухмылкой покачал головой и прижал ее чуть крепче.
   "Моя. Не отпущу".
   Кот на миг замер, обратив внимание на шевеление, но вскоре снова продолжил тянуть свою заунывную скорбную речь - а мяуканье на нее очень походило. Ну или на страшную ругань. Мол, дураки, какой март, осень на дворе еле-еле!..
   Велирия сначала опешила, а затем довольно, пусть и несколько лукаво улыбнулась - истинная ведьмочка - после чего чуть приблизила лицо к лицу мужчины, а рукой скользнула по замотанной в бинты груди, чуть ниже, ниже... пока легонько не хлопнула по пузу. Пузо, как и кот, немедленно отозвалось заунывной песней торжества плотского над нематериальным.
   - Ты же голодный, пусти я приготовлю чего - проворковала она. В глазах плясали золотистые чертики.
   Зверь рассмеялся, оценив игру, и разжал руки. Долго смотрел, как она снует туда-сюда, что-то напевая себе под нос, слушал и запоминал. Провожал ее пристальным янтарным взглядом и только чуть шевелил ушами.
   В итоге она вернулась назад уже с миской каши и несколькими кусками вареного мяса. Темпы, с которыми Каин шел на поправку, почти не поддавались ни описанию, ни пониманию. Или это он так резко выздоравливать начал после вечернего сеанса чесания за ухом?..
   Усмехаясь собственным мыслям, Велирия присела на все ту же кровать, неожиданно ставшую центром жизни в доме, и внимательно оценила его общее состояние.
   - Ну что? Сегодня тоже ням-ням или сам попробуешь поесть? - что-то мелькало в воспоминаниях, что-то, показавшееся странным вчера...
   Он дернул ушами, пытаясь, видимо, понять сказанную фразу, нахмурился.
   "А как про "мое" рассказывать так и в голову полез сразу" - усмехнулась про себя ведьма. После чего перестроила фразу иначе, помогая ему наглядно:
   - Ты - палец замирает в миллиметрах от любопытного носа, - есть - она показала на кашу, - будешь сам? Или мне - рука возвращается, указывая на себя, - покормить? - и берет ложку, как вчера, зачерпывая снедь и поднося ее "больному".
   Почему "больному" в кавычках? Да потому что ежели мужчина женщину не гнушается утром в постели держать на пустой желудок, то болеть он ну никак не может. По крайней мере, сильно.
   Он подумал, сопоставляя смысловые понятия...
   - Отдай сюда. Я сам могу.
   Сказано это было с сильным гортанно-певучим акцентом, но - сказано.
   Сначала Велирия удивилась. Потом отмахнулась - куда дальше-то?..
   В итоге первая ложка таки была воткнута Каину в рот - болеет же, заботиться надо! - после чего ему, еще неспособному возмущаться таким святотатством, вручили миску. Затем ведьма сходила по свою тарелку и снова села рядом, рассматривая с самым невинным видом: мол, а ну как подавишься? Кто тебя по спинке похлопает?
   При этом сама пыталась понять, что же ее в нем несколько озадачивает.
   Он хмыкнул и спокойно принялся есть. Выпустил средний коготь на правой руке и подцепил мясо - больше было нечем, ни ножа, ни вилки, разумеется, не было - и впился острыми клыками в сочную мякоть. Каша исчезала с поразительной быстротой...
   Когда тарелка опустела - а произошло это неожиданно быстро - и Каин сыто прикрыл глаза, ведьма не выдержала: осторожно потормошила его за плечо и только потом показала на рот, осторожно коснувшись его губ. Не то, чтобы она ему не доверяла, просто рефлексы бывают разные.
   - Я видела, - уверенно заявила женщина, второй рукой пытаясь показать, чтобы он понял о чем она. - Клыки. Зачем?
   Он долго на нее смотрел, потом выпустил когти на одной руке в боевую позицию - на всю устрашающую длину.
   - Вот за этим. Я... он прищелкнул когтями, подбирая слова, - сделан... убивать.
   - По тебе не скажешь. Мурчишь как кот, надо только знать, где почесать, - усмехнулась она и вздохнула. Посмотрела внимательно, пытаясь рассмотреть хоть где-то то самое стремление убивать, но нет: только одиночество, боль и вина, пока что надежно скрытые от всех окружающих. Или почти всех.
   Ведьма осторожно коснулась его руки с выпущенными когтями, накрыла своей ладошкой, крошечной по сравнению с его лапой:
   - Ты поэтому ко мне попал в таком состоянии? - взгляд указал на бинты.
   Он проследил взгляд и кивнул.
   - Я... убивал. Так было надо. Убили бы меня. А это нельзя. Совсем. Дети.
   Он тяжело тряхнул головой, тщась объяснить.
   - Ты... имеешь силу. Ты... fellax, Pas Verus. Знающая... Мать. Ведьма. Да, так. Я тоже имею силу. Маг. Ча-ро-дей.
   Он застонал, отчаявшись, орудовать незнакомыми словами.
   - Да, я ведьма. И что ты маг я вижу. Сильный. Чувствую, вернее, - кивнула Велирия понимающе, пробежалась мягко пальцами по мощной руке, которую так и хотелось назвать лапой. - Не спеши, я терпелива. Объяснишь когда сможешь говорить. Не спеши. Здесь никто не рискнет попытаться тебя убить. Обещаю.
   И все же хотелось понять, что же за дети, откуда он родом, почему обязан убивать... Но нельзя давить. Вон как мучается.
   Отчаявшись, он сжал ее руку в своей, поймал взгляд и... показал. Череда образов пронеслась перед мысленным взором Велирии. Испятнанный кровью алтарь с бьющимся на нем телом, метаморфозы, черная, злая магия. Голод. Неутолимый вечный кровавый Голод, и клыки в чужой плоти, и когти в крови, и вкус - металлический, соленый, пряный. И рвущая разум боль, и треснувшее, разбитое зеркало, и втоптанные в грязь янтарные цветы. И город в облаках, и рухнувшие надежды, и шесть лиц, родных и разных.
   Женщина на миг отшатнулась, не справившись с видениями - таки для нее такое было в диковинку, и потому несколько глушило, выбивало из колеи. Было соболезнование - еще более сильное, чем раньше, но мягкое, а не оскорбляющая жалость. Было понимание - ведь тоже в жизни много было и боли, и крови, хотя, наверняка, не так много...
   Руки словно сами нашли Каинову лапу, переплели пальцы, осторожно сжали. Таки женщина. Таки несостоявшаяся мать. Пусть простит и поймет эти неродившиеся слезы, этот немой молебен по чужому счастью.
   Да только рано еще его хоронить.
   - Ты обязательно их найдешь, - неожиданно твердо произнесла она, наконец поднимая голову. Улыбнулась ободряюще. - Обязательно найдешь и больше не потеряешь. Вот увидишь. Ведьмы не врут.
   В ответ он привлек женщину к себе, осторожно держа бесценное сокровище в сильных лапах - красивую, сильную, мудрую женщину... Однако, его чаяния не оправдались - то ли воспоминания о крови усилили Голод, то ли просто тело взбунтовалось - но внутренности ожгло дикой болью, режущей, расползающейся. Клыки заныли так, что захотелось всадить их... только не это! Он оттолкнул ведьму подальше и с рычанием вжался в постель.
   Сначала женщина опешила - сам привлек, сам едва ли не через всю светлицу бросил... но, заметив перекошенное лицо и окаменевшую позу, вспомнила вдруг казавшиеся ей дикими ощущения жажды чьей-то крови, мелькнули в памяти длинные тонкие клыки и слова "меня сделали... убивать". Он попытался ее спасти...
   Ведьма закусила губу и со всех ног метнулась из дома - только тугие кольца рыжего огня блеснули по плечам. Нужно было добежать до деревни, и как можно быстрее. Хорошо, что в отличие от обычных девушек и женщин, одежда да обувь у нее все же больше приспособлена и к бегу, и к долгим блужданиям в лесу, по скалам и буреломам. Благословите Боги, что стала в свое время ведьмой!..
  
   Если бы она могла видеть, что с ним творилось!... Глаза из янтарно-золотистых стали кроваво-багряными, да и видел он сейчас все словно сквозь алую пелену - видел биение крови в жилах шипящего на печи кота... Верх взяли инстинкты. В теле зверька билась желанная влага.
   Своим телом вампир - да, иного слова для него не было - уже не владел. Кое-как сел, задыхаясь от боли во внутренностях и еще не затянувшихся до конца ранах. Встать на подгибающиеся ноги, шаг, другой, бешеный рык. Кот с диким мявом сиганул на потолочные балки - авось там не достанет... сознание мутилось, инстинкт требовал убить, а тело не выдерживало и отказывалось служить. В конце-концов, боль швырнула его на шкуры...
   Ведьма же в то время поспешно раскланивалась с мясником. В руках ее был бурдюк, в котором плескалась кровь. Пришлось немного исказить факты, сказав, что в лесу набрела на раненного околдованного бедолагу, оборотня поневоле, и кровь нужна, чтобы обратить его в человека. Технически, это не было ложью. Испугавшийся мясник же поспешно нацедил ей крови из забитого теленка.
   Потому теперь снова ноги в руки и опрометью нестись в избу в лесу, стараясь обогнать неведомо что. И ворваться в светлицу чтобы обнаружить на потолочных балках шипящего кота, а на полу - хрипящего Каина. Поспешно опуститься рядом на пол, перевернуть, положив голову себе на колени. Инстинкт самосохранения придушенно пискнул из своего уголка, но поделать ничего не мог. А Велирия уже подносила к губам чужака... нет, уже не чужака бурдюк.
   - Пей... пей, не бойся...
   Седая голова дернулась, клыки клацнули по горлышку. Он пил, почти захлебываясь, зажмурившись, быстро и жадно. Кровь проливалась на лицо и шею, но тут же впитывалась в кожу, не оставляя следа, зато вот лицо постепенно переставало напоминать обтянутый кожей череп... У него хватило силы воли втянуть когти.
   Бурдюк так стремительно пустел, что, признаться, женщина начинала волноваться, что крови не хватит. Не потому, что Каин мог кинуться, нет, не кинулся же, оттолкнул, хоть как-то пытаясь защитить от себя. Потому что ему могло не хватить, чтобы выжить. А где можно взять крови еще, ведьма просто не знала. Не бежать же снова к мяснику...
   Не было ни брезгливости, ни страха. Только смутная тревога да не очень уверенные попытки помочь в столь необычном деле, поддержать голову, чтобы не захлебнулся в голодной жадности, мимо воли пропуская сквозь пальцы серебряный шелк. Внутри тлела надежда, что хоть после этого он оправится. Тело его постепенно расслабилось, режущая боль отпустила, оттолкнув опустевший бурдюк, он закрыл налитые кровью глаза.
   "И нужно же тебе кровожадное невоспитанное чучело..." - прошелестела мысль. "Я чуть не сожрал твоего кота".
   Кот, кстати, сидел на балке и слезать отказывался наотрез.
   Женщина вздохнула, осторожно пробегаясь пальцами по лицу ставшего неожиданно дорогим чужака, убирая с него рассыпавшиеся тонкие прядки. С губ сорвался смешок - и уставший, и облегченный.
   - Ты бы до него не добрался, этот кошак толст, но изворотлив как тысяча лесных духов. Он просто потребует вкусненького за твою выходку, всего-то. Не бери дурного в голову, а тяжелого - на сердце, - пауза, пальцы все так же бездумно скользят по чужой коже и волосам, осторожно, нежно. - тебе лучше?
   Он учился быстро. И из слов ее понял почти все.
   "Лучше... Пять дней... больше нельзя..."
   - Почему молчал, почему не сказал сразу? - пожурила она его, теребя пальцами длинное заостренное ухо. Не время, не место, а вот же руки, окаянные, делают что сами желают! - Ведь этого всего могло не быть. Почему-то она была уверена, что говорил он о крови.
   "Кабы мог...У тебя сильный разум, трудно пробиться..."
   Похоже, он так бы и лежал всю жизнь у нее на руках.
   - Эй - палец коснулся носа, легонько надавил, затем опять невесомо пробежался до брови и дальше, по виску. - Нельзя тебе на полу спать, раны застудишь. Давай до кровати доползем, а там спи, пока не надоест. Мм?
Чуть прикрытые глаза, улыбка, взгляд... она бы тоже не шевелилась, если бы не волновалась. О нем же.
   "Если ты не уйдешь..."
   Что это? Как понимать? Существо, не слишком жаловавшее сердечные излияния, за долгие десятилетия привыкшее к крови, боли, смерти, власти и многому иному вдруг смущенно просило не бросать его одного.
   - Дурачок, - совсем по-девичьи хихикнула ведьма, касаясь лба Каина губами, как раньше... ну, может чуть мягче и дольше. - Взрослый, сильный, смелый, а дурачок. Раньше не уходила и сейчас не уйду. А если бы не надо было по кровь бежать, то и сегодня не отходила бы...
   И плевать было ведьме кто к чему привык. Ей просто хотелось чтобы эта чуть смущенная улыбка не исчезала из медовых глаз.
   Он честно попытался подняться - с трудом, неуклюже, но все-таки встал, опираясь на ее плечо, кое-как доковылял до кровати и рухнул на постель, кляня себя за неловкость и поминая всех демонских прабабок.
   Едва переведя дыхание, женщина засмеялась. И неважно почему. Может, от раздосадованного и смущенного вида Каина, отвыкшего от слабости, может, просто из-за того, что все обошлось... Ей просто хотелось смеяться. А ведь уже много лет не слышал ни лес, ни дом ее искреннего смеха.
   - Не гневи богов, Каин. Ты и так очень быстро выздоравливаешь, - она снова укрыла его, поглаживая по одеялу рукой. Уходить правда не хотелось.
   И они нашли подходящий повод - учить друг друга языку оказалось неожиданно забавно, неправильное произношение становилось поводом для бесконечного смеха, особенно когда кто-то, увлекаясь, начинал тараторить, забывая о собеседнике. Кот, потоптавшись часа два на балке, все-таки спрыгнул на пол. Каину с трудом удалось его подманить, но зато когда удалось, котяра едва не завязывался узлом, ползая пузом по одеялу, чтобы "и вот тут почесали"...
   Велирия уже даже не удивлялась феноменальным способностям Каина, список которых, казалось, все рос и рос что на твоих дрожжах, и конца-краю ему было не видно. За сутки научиться изъясняться на совершенно незнакомом языке? За пять суток отойти от могилы? Даже дрожь порой проскальзывала по позвоночнику, не испуганная, а какая-то предвкушающая. Хотелось узнать, что еще умеет необычный среброволосый странник.
Прерваться пришлось лишь единожды, когда какой-то комментарий вампира был заглушен бунтующим зовом голодного нутра. Смятенная заминка, и снова смех, потрескивающий огонь в печи под какую-то веселую песенку-прибаутку - казалось, ему нравилось, когда женщина пела. А за обедом или ужином - поди разбери северным летом, когда солнце сутками сияет на небосклоне! - снова разговоры, и смех и кот, громко отвоевывающий себе кусочек внимания...
   Ожил старый дом на отшибе. Ожил, заиграл жизнью и радостью.
   Он решительно возмутился, когда она вознамерилась лечь спать на жесткой лавке, "если можно и подвинуться", и с этим она ничего не смогла поделать... Впрочем, нельзя сказать, что ей не понравилось засыпать и просыпаться в его объятиях под басовитое мурчание.
   Через неделю он полностью оправился - сматывая бинты в одно прекрасное утро, Велирия попросту не обнаружила ни единого свежего шрама, кроме страшной вязи старых рубцов, оплетающих руки от запястий до локтей и ноги от щиколоток почти до колен... А вскоре он совсем отъелся, и она смогла по достоинству оценить и настоящее сложение и легкую хищную плавность движений, и текучий шаг на пружинящих лапах.
   Она смогла, наконец, пойти в лес, по которому, признаться, скучала, без опасений оставив то ли гостя, то ли друга одного...
   Оставшись один, он долго думал. О многом думал. И решал. И решил.
   Закрепил собственноручно сооруженные поножи из кожи на ногах, подхватил меч, стоявший все это время в углу, и вышел, погладив кота.
   На душе впервые за долгое время было легко. Тело, казалось, было налито такой силой, что стоит захотеть - и можно сдвинуть мир. Он знал, что это обманчивое ощущение... Босые ноги приятно щекотала трава, ветерок щекотал лицо и шею, забирался под рубашку и куртку. Каин шагал вперед, насвистывая под нос какой-то мотивчик.
   Прогулка прогулкой, но уже через пару часов Велирия поняла, что ее тянет назад. Раньше из дома хотелось убежать, он казался призраком былых надежд и чаяний, рассыпавшихся прахом вместе с домом старым, который разлетелся по ветру клочьями сажи и жалящими шмелями искр. Но что было, то прошло. Пусть призраки покоятся с миром. Сейчас... сейчас вдруг захотелось жить. Захотелось так сильно как никогда. И она не собиралась упускать это звездочкой вспыхнувшее желание. Распрощаться с волками, напоследок приласкав щенят и прошептав над каждым оберег-пожелание, чтобы росли сильными, быстрыми и умными, как их родители. Лес манил как и раньше, он жил и дышал. Но сейчас было зачем возвращаться... нет, уже не в дом. Домой.
   Домик встретил ее неожиданной тишиной, но она не обратила внимания, вбежав в светлицу, стремясь как можно быстрее увидеть взгляд искрящихся медовых глаз, но... их обладателя нигде не было: ни в доме, ни возле него. Сначала ведьма испугалась, а затем мелькнувшая догадка заставила ее снова кинуться в комнату. Да, так и есть. Осторожно застеленная постель, безликий порядок и нет в углу черного меча с черепом на гарде. Каин ушел. Ворвался в течение одинаковых дней, перевернул все с ног на голову, оживил и ушел, забирая с собой что-то неуловимое, но очень важное. Женщина без сил села на пороге, уронив лицо в ладони. Ничего не хотелось.
   Нестерпимо долго и пусто потянулось время - час за часом. Солнце склонилось к закату и коснулось самым краешком морской глади за фиордом - признак того, что скоро налетят злые северные холода... И вдруг на тропинке, ведущей к лесу раздались шаги. Не знаючи - не услышишь. Мягкие звериные шаги с когтей на пятку и усталое, подмурлыкивающее звучание какой-то песенки, и низкое металлическое гудение. Легкий бряк о притолоку в сенях, словно железом по дереву...
   Ведьма, до того сидевшая словно каменное изваяние, не шевелясь и, казалось, даже не дыша, медленно подняла голову. Глаза были какие-то сухие, с жестким взглядом, как у больного зверя. Не важно было, кто идет, не важно зачем. Тать лесной - ну и духи в помощь! Зато есть на ком злобу согнать, и болезненное отчаянье, и пыльной шалью навалившееся на плечи одиночество...
   И когда пришелец ступил в сени, в него полетело первое, что подвернулось под руку, а именно - сухое полено, которое как и многие его собратья нежились в тепле, ожидая часа чтобы стать пищей очага. А Велирия, не обращая ни на что внимания, неожиданно разрыдалась, снова уткнувшись в ладони.
   Еще один бряк, глухой перестук шагов по шкурам, будто пришелец отпрыгнул в сторону, грохот валящейся в сенях утвари, сбитой поленом и изумленный возглас:
   - Лира, да за что вдруг?! Али тебе не по нраву, как дрова наколоты?!
   Она дернулась, как если бы ее ударили, рывком подняла голову. По щекам все еще текли слезы, а во взгляде уже что-то неуловимо менялось, становилось мягче, искристее.
   - Так ты... ты не ушел...
   Не успел шепот сползти с губ, а она уже бросилась к нему, схватила за рубаху и прижалась лбом к груди. Снова были слезы, но уже иначе...
   Он, поначалу опешив, просто стоял, не зная, что делать с плачущей женщиной, потом медленно и неловко обнял ее.
   - Дуреха, - пожурил он. - Ну, куда бы я ушел, а? Я же воин, мне навыки восстанавливать надо...
   Запустил пальцы в роскошное огненное золото, наполняя ладонь мягким шелком, наклонился к ней и осторожно, пряча когти, смахнул слезы со щек.
   - Глупышка лесная, - он коснулся губами ее губ, сначала осторожно, потом все настойчивей.
   Если он опасался, что она отшатнется, оттолкнет, то его страхам не суждено было сбыться. Ведьма сама прильнула к нему, отвечая на поцелуй. Судорожно схватившие рубашку пальцы постепенно расслабились и скользнули выше - мазнули подушечками по коже, ощутив тыльной стороной ладоней прохладное серебро, стянутое в нетугую косу.
   Это было несколько странное утешение. Но очень действенное.
   Он, словно давно этого ждал, подхватил ее на руки и отнес к огню, не прерывая поцелуя. Бережно усадил на шкуры, опустился рядом, прижимая к себе, стараясь спрятать укрыть у себя на груди ее всю, невесомо касаясь кончиками когтей нежной кожи.
   Все казалось странным, феерическим и ярким, а тело - невесомым и горячим. Ее словно спрятали, оградили от всего мира, от тускнеющей памяти, от всего зла, что еще могло таиться вокруг. Ощущение когтей по коже, бритвенно-острых и в то же время невообразимо нежных, заставляло ее чувствовать себя добычей в лапах зверя - самого прекрасного зверя во всех мирах. Пьяняще ощущение, стоит признать. Запустить пальцы в теплые волосы на затылке Каина, пропустить, перехватывая прядь как кисточку и провести по своей щеке, заглядывая в туманный янтарь в попытке рассмотреть свое отражение. Мягкие. И ощущений так много, что нет места даже для мыслей. Слышно было лишь его дыхание, ставшее низким и частым.
   А он - упивался ей, доставшейся ему нежданно-негаданно незнамо за какие дела. Она была его. И весь сказ. Отбросить прочь ну совершенно неуместную сейчас одежду, любуясь изгибами стройного статного тела, осторожно ласкать его, зная, что вот она - единственная Мать и Женщина, и гнать, гнать прочь мысль о том, как короток век человеческий и как долог век химеры. Пропускать меж пальцев живой огонь, распалять кожу поцелуями и ласками, чуять, как дрожит диковинная птица в руках - и самому исходить той же дрожью. Ни слов, ни заверений, ни клятв - ничего - лишь два сердца и два дыхания.
   Постепенно мир стирался, исчезал, сжимаясь до одного-единственного существа, созданного чтобы убивать, но способного любить. И если убивать дано всем, как и все дурное, что смолой липнет к душе, то любить, Любить по-настоящему, дано немногим. Поэтому - сжимался ли мир? Или просто теплый, топкий медовый туман любящих глаз заполонял его собой, без остатка, до краев, как вино в чаше, которую подают молодым?..
   Скользить руками по чужой горячей коже - бездумно, на полукасаниях - чувствуя, как легонько и сладко подрагивают под пальцами тугие жгуты мышц. Рассыпавшаяся сверху грива, серебряным куполом заменившая и потолок, и небо. Казалось, по прядкам текли теплые огоньки, которые так и хотелось собрать в ладонь. Чужие губы - то жесткие и требовательные, то мягкие и едва ощутимые. Тело само тянется навстречу своей неожиданно обретенной половинке и уступивший расцветшим чувствам разум не смеет прекословить..
   И кружит их нескончаемый теплый водоворот, в котором нет место ни одному из них в отдельности, но только двоим вместе, слившимся в единое целое и душами и телами. Минуты, превратившиеся в вечность, наполненную друг другом, огонь, обрушивший их в невероятные глубины, свет, вознесший на предельную высоту - а после мягкая нежность и теплая тишина, и сон, в котором два тела так и не смогли или не захотели разойтись.
   Сам сон был похож на невесомое скольжение над реальностью, теплое и мягкое, словно ласковые волны неведомого океана, совсем недавно бурлившего, а сейчас усмирившего свои беснующиеся волны. Только мягкость, только тепло, только счастье.
    
   Велирия сама не могла сказать точно, что вернуло ее в реальность, что окунуло в мир, осторожно поманив из сладкой неги. Может то, что прошло уже достаточно времени, и жизнь не желала ждать, а потому ласково тормошила спящих доносящимися издалека трелями птиц? Или просто хотелось снова открыть глаза и увидеть его, такого родного, такого невообразимо прекрасного в своем хищном величии?..
   Ведьма улыбнулась, не открывая глаз и скользнула рукой по спине Каина, пропуская сквозь пальцы струящиеся волосы. Кажется, это становилось привычкой...
   Ответом ей стало уже ставшее привычным мурлыканье огромного кота и прикосновение ласковых рук, и поцелуй в глаза.
   - С добрым утром, Лира, - низкий, чуть прирыкивающий голос музыкой влился в уши.
   - Скорее уж с добрым днем, Каин, - отозвалась она в ответ, приоткрывая один глаз. Топкий мед его взгляда окатил с головой, хотелось мурлыкнуть, как он, но вряд ли бы получилось. А пальцы тем временем забавлялись с серебристыми волосами. Оно и правда: не обращать внимания на такую гриву - грех. Равно как и на обладателя гривы, впрочем.
   - Заспались, - проурчал он мягко, улыбаясь во все шесть клыков. - Прости меня, сердце мое, я тебя вчера напугал...
   - Ничего, - она чуть-чуть покачала головой, второй рукой коснувшись его лица, пробежавшись кончиками пальцев от виска по щеке к уголку губ. - Страх пришел и ушел. А ты остался. Это намного лучше, чем если бы все было наоборот.
   Клыки не пугали. Не пугали и когти. Вообще было невозможно поверить, что рядом с ним можно бояться чего-либо, кроме как остаться без него.
   - Прости, что ушел вот так, ни слова не сказав... Я воин, мне навыки восстанавливать надо, вот и прыгал весь день, как горный козлик... ну хочешь, я сегодня тебя с собой возьму?
   - Я бы не отказалась увидеть тебя горным козликом... - задумчиво посмотрела на вампира Велирия и тихо засмеялась, тут же поцеловав его, чтобы он не подумал не дай боги, что он ей так не мил. Отголосками вспоминалось все то, что она когда-то слышала о подобных "танцах". - Но разве мечи терпят конкурентов на внимание своих хозяев во время танца? Или твой меч не из ревнивых?
   - Мой меч ревнив, как сотня разъяренных поклонниц таланта придворного барда, но я держу его в узде. Я прошу тебя только об одном, сердце мое - никогда не бери его в руки. И не дай Боги не поранься им случайно. Он зовется Похититель Душ, и имя полностью отображает его суть.
   - Странно, - чуть нахмурилась, отведя взгляд, ведьма. - Тогда я смогла взять его в руки и оттащить в угол, разве что подивившись его весу и оставшемуся на полу следу... а душа осталась на месте, я надеюсь.
   Она была встревожена. Не всякий день услышишь, что у твоей половинки пожирающий души клинок! Да еще и который способен за простое прикосновение заартачиться и, видимо, натворить бед тому, кто посмел к нему прикоснуться.
   - Он просто знал, что мне плохо, потому и дался, - отозвался Каин. - Вот и дался...
   Котяра, решив, что достаточно дал хозяйке времени поваляться на полу с Большим Котом, принялся требовать свой законный завтрак. Причем, у обоих. Он вспрыгнул на бок Каину, потоптался там, уселся и уставился наглыми глазами в лицо ведьме. Каин уставился на кота глазами не менее возмущенными, и зашипел.
   Кот принялся невозмутимо вылизывать заднюю левую лапу, не обращая своего кошачьего внимания на шипящего как чайник на огне Каина. "Пошипит-пошипит да успокоится" - явно читалось в вальяжной позе котяры.
   - Маргош! - шикнула на него ведьма, но потом не выдержала и заливисто рассмеялась, глядя на это неописуемое зрелище.
   - А он, между прочим, прав, - ухмыльнулся вампир, снимая с себя кота - потому что, если начать сгонять, он неизменно вцепится всеми когтями. - Мы его покормить забыли. Хотя, зачем его кормить, когда вон сколько вокруг добычи бегает?
   Кот почему-то предложения не оценил.
   А Каин встал и принялся одеваться, готовясь снова уйти в облюбованный уголок леса.
   Велирия тоже почесала кота за ушком, собрала свою одежду, быстро приводя себя в порядок. Кот терся об ноги и заглядывал в лицо такими преданными глазами, что пришлось-таки спуститься в погреб и достать ему молока. И теперь, расчесывая локоны широким деревянным гребнем, она рассматривала каинову спину.
   - Так можно с тобой или нет? - было не совсем понятно, обращается ведьма к нему, или сама к себе. Задумчиво повертев в руках гребень, она спросила уже достаточно громко. - А ты заплетать гриву не будешь? Если хочешь, могу я тебе заплести. Мешать ведь будут.
   Спина замерла вместе с телом. Надо полагать, от неожиданности. По мышцам прошла волна, заиграли под кожей.
   - По традиции - я уже не помню, почему она зародилась - воины моего народа идут в серьезный бой, не убирая волос. Допустим, когда от одного поединка зависит судьба всего сражения. А на обычную тренировку, - улыбнулась даже спина, - можно и заплести.
   Велирия подошла, максимально неслышно ступая по шкурам, пробежалась по спине довольного Каина пальцами, отслеживая легкие подрагивания мышц.
   - Интересные традиции интересному народу - почти пропела она, а затем принялась командовать. - Ты хоть сядь, а то вымахать вымахал, а я до твоей макушки не допрыгну. Тренировка или не тренировка, а чесать все равно надо правильно, а не абы как. Так что садись, садись, кому сказала.
   Несколько опешив от неожиданно властного тона, он молча опустился на пол, поджав под себя ноги. От подобного обращения он, признаться, отвык. А если совсем по-честному - то и почти не знал такого, потому как потомственный дворянин. Но спорить с женщиной, с которой полчаса назад нежно ворковал, лежа на полу? Вздор.
   Велирия довольно улыбалась. Все-таки правду говорили, что за каждым великим мужчиной, занявшим видно место в истории, стоит не менее великая женщина, и пусть, что ее имени никто не вспомнит, а то и вообще не узнает.
   Собрав руками рассыпавшееся по плечам Каина серебро, она принялась вычесывать пряди, от корня до самых концов, тихонько нашептывая старые слова-обереги, выученные, да призабытые за ненадобностью. Может, глупо. Может, не нужно. Ну и лучше пусть будет не нужно, чем когда-то понадобится.
   Толстая коса послушно выползала из-под пальцев, шекоталась пушистым, загнутым как скорпионье жало кончиком. Стянув ее кожаной лентой, ведьма критично осмотрела работу рук своих и, оставшись довольной, поцеловала вампира в щеку:
   - А тебе идет.
   Как быстро. Как же быстро.
   Он в ответ по-кошачьи двинул головой, потерся о ее щеку виском, встал и усадил ее на свое место. Осторожно взял гребень и в ответ начал расчесывать роскошные локоны, чтобы... да, чтобы заплести волосы, да не просто так, а как полагается замужней женщине - надвое. А после уложить их замысловатой короной. И улыбка его при этом была странно предвкушающей.
   Сначала Велирия удивилась, подумала было, что это Каин играется в отместку, но позволила и усадить себя, и заплетать косы... две косы. Две. Сердце встрепенулось, хотелось обернуться, чтобы заглянуть в его глаза, но и мешать она не решилась, потому сидела смирно, позволяя сооружать высокую прическу, Только глаза опустила, пряча лучистую улыбку за пушистыми стрелками ресниц.
   - Спасибо - вот и все, что можно сказать. Но ведь и сказать можно по-разному. И тон, и пойманный взгляд, и поза... Все может исказить одна песчинка, одна ложь, одна неточность. Но их нет.
   Вампир помог ей подняться, хотя она вполне могла бы встать сама, и ведьма вдруг пожалела, что в доме нет зеркала, чтобы посмотреть что же выплели чуткие пальцы с бритвенными когтями.
   - Ну что? Идем? - это было не нетерпение, ей правда было любопытно: вдруг он еще что удумает сотворить?
   - Погоди, - ухмыльнулся он. - Ты же еще не видела себя?
   Он отступил на несколько шагов, на миг вокруг него всколыхнулась Сила. Плавное мягкое какое-то округлое движение руки - и воздух замерцал, переливаясь - и превратился в чистое гладкое стекло, в котором отразилась вся ведьма, с ног до головы.
   Велирия откровенно ахнула. Это были не просто заговоры, не травы и даже не понимание зверей. Это была сила, настоящая, живая. Это была магия, которую мало кто мог постичь, которую она сама знала лишь понаслышке и видела лишь единожды.
   Но запомнилось на всю жизнь.
   Она несколько робко подступила ближе, поглядывая на Каина и ожидая, что он вот-вот рассмеется над ее незнанием - не высмеивая, а просто из-за глупости ситуации. А затем не выдержала, крутанулась-таки перед этим странным зеркалом, рассматривая не столько себя, сколько причудливо уложенные пряди. И снова взгляд вернулся к неожиданно раскрывшему себя магу.
   - Ты и это умеешь? Воин, маг, мужчина, косы плетешь да еще и душу согреть можешь... Сколько же в тебе талантов?
   - Много за долгую жизнь, - тихо ответил Каин, движением руки распуская воздушные плетения Силы. - Пойдем.
   Он подхватил меч, вскинул его на плечо, и они вдвоем вышли, прикрыв дверь - да кому в лесу надо скромное ведьмино имущество?
   День выдался жарким, как и вчера. Каин шел через лес легко и стремительно, и солнечные зайчики плясали на нем, накрывая причудливым узором, а он только перепрыгивал через поросшие мхом камни, да старые стволы, и даже не задыхался.
   Ведьма, к его удивлению, если и отставала, то не слишком сильно - тоже была приучена по буреломам скакать, да и вообще летом нередко уходила в лес на недели. Тут уж хочешь не хочешь, а тренированной будешь. Впрочем, она старалась особо не изгаляться и не прыгать - очень уж не хотелось рушить с такой любовью сооруженную прическу.
   Лес был прекрасен, прело пахло нагревшейся землей и хвоей, косые полотнища солнечных лучей поливали все жидким золотом, и Каин здесь казался до странности уместным, словно сошедший с картины древний дух, решивший пройтись по своим владениям. Велирия усмехнулась, с легкостью перепрыгивая какую-то корягу. Тело было необычайно легким, сильным и послушным. Добрый знак.
   А вот и полянка... Ровная на удивление, травой мягкой поросла, строевым лесом окружена - тихое, заповедное место. В самый раз для воинского сосредоточения. И Каин, обнаженный по пояс, вдруг разительно переменился, став... да, не котом. Тигром. Тяжелый, мощный, но при этом смертоносно быстрый. Сначала это был медленный танец без оружия - просто чтобы наново привыкло тело к боевым движениям и связкам, к стойкам и перекатам. Прыжок, оттолкнуться от дерева, оставляя следы когтей на коре, взлететь выше, снова толчок - к соседнему стволу. Но длится это недолго, все же слишком массивно извивающееся мускулами тело.
   Потом, выметнувшись змеей из очередного движения, Каин подхватил низко запевший меч.
   Оружие зеленовато-черной молнией летало в его руках, со свистом рассекая воздух.
   Ведьма сидела, выбрав для наблюдения удобный замшелый камень за заповедной чертой деревьев: не рисковала мешать, сбить с настроя, с ритма, с движения. Смотрела внимательно и в то же время как бы вскользь, чтобы не отвлечь ощущением чужого взгляда. Да и - чего греха таить - чтоб не сглазить. Таки ведьма, как ни крути.
   А размеренный танец пленял разум и поражал воображение. Не женское дело - война. Лишь великое горе и великая нужда заставляет тех, кто создан дабы порождать жизнь, отнимать ее. А все же мелькнуло где-то в глубине сожаление, что никогда не познать этого танца ей самой, плеснуло длинным хвостом и снова ушло на глубину. И все же Велирия была рада, что хотя бы со стороны позволил Каин наблюдать ей за этим фактически священнодействием - ведь мог бы и отказать, и весьма законно.
   Время неслышно текло, зачарованное всполохами и тонким голосом свежего ветра, но его никто не замечал.
  
   Если и бывает на свете абсолютное счастье, то они его познали в те месяцы. Что там у обоих скрывалось за плечами - не важно. Дворянин, вельможа, маг? Ну и пусть. Главное, руки из того места растут, откуда надо. И женщина рядом та, что краше и лучше всех, пусть даже лицо обветрилось или руки загрубели от холодной воды. Кровлю подновить? Да пожалуйста, нет ничего проще, чем запрыгнуть на крышу, а потом легко спрыгнуть оттуда. Дров наколоть? Для воина раз плюнуть. Можно даже побаловаться боевыми заклинаниями. Чары обережные наложить на дом со всеми положенными рунами? Да два часа работы. Было бы, о чем беспокоиться.
   Велирия не могла нарадоваться на своего мужа. Таких и на вес золота не меняют, что вы, окститесь, люди! Жизнь стала как-то насыщеннее, ярче, и дни не сливались в одну незапоминающуюся полосу северного дня или ночи.
   Правда было и кое-что, Каину пока неведомое, о чем она сама лишь догадывалась, трепетно вынашивая под сердцем надежду. И когда однажды утром ей подурнело, а затем днем она вдруг поймала себя на том, что мимо воли достала с самого дна сундука детскую одежонку, сшитую давно, да так и не пригодившуюся, или начиная перерывать свою или Каинову одежу, ловила мысль о намереньи перешить ее в детскую, то поняла, что не просто это женская прихоть. Тлело внутри что-то еще пока что слабым угольком, грело душу.
   Ведьма улыбнулась, удобнее устраиваясь на шкуре и снова принялась перебирать вещи. Вернется Каин домой с охоты - будет ему новость, всем новостям новость.
   Он вернулся только к вечеру следующего дня, уставший, голодный - в обычном смысле этого слова - но довольный, с уже частично разделанной оленьей тушей, которую помогали тащить волки. Оставил мясо во дворе, ополоснул лицо и руки водой из бочки и вошел в дом, холодный с осеннего морозца.
   Велирия, разложив на лавке найденные ранее детские вещи, шила у окна, под светом лучины. Стежки ложились ровно, один к одному, превращая старую, уже полузабытую рубаху в рубашечку поменьше - все можно сделать, если знать где чуть подрезать, а где подшить. Но стоило скрипнуть дверям, как она отложила работу и встала, встречая его домой - долгожданного, довольного и конечно же...
   - Голодный небось? - улыбнулась ведьма, ступая ближе.
   - Как зверь, - шутливо зарычал он, с тихим смехом привлекая ее к себе. - Я тебе кое-что принес, краса моя, - порывшись за пазухой, он вытащил на свет пять теплых от его тела крупных налитых кедровых шишек. - Уж извини, засахаренные орешки в лесу не водятся.
   - Извиняться он еще вздумал, - шутливо дернула она его за серебряную прядь, заставляя наклониться к себе и чмокнула в нос. - Садись лучше за стол, будем тебя, зверя голодного, откармливать.
   Шишки она спрятала, и пошла к печи - греть ужин.
   Усевшись за стол, он провожал ее задумчивым взглядом, отмечая, как изменились походка, движения, осанка, и как сама она стала совершенно иной, словно светящейся изнутри. Токи жизни, исходящие от нее, стали совершенно иными, как будто внутри у нее, под сердцем, зарождалось эхо... и вдруг стал заметен глазу и слегка округлившийся живот, уже не такой плоский как раньше.
   - Лира, - тихонько позвал он. - У тебя есть, что мне рассказать?
   Ведьма выдержала паузу, расставляя снедь на стол и не менее лукаво, хотя внешне задумчиво, посмотрела на него, присаживаясь рядом и подпирая щеку рукой:
   - Да вот думаю все - стоит ли на тебя работу одну грузить али не стоит, - почти пропела она. Глаза поблескивали, порой "украдкой" поглядывая на лавку с так и не убранным шитьем.
   Черный блестящий коготь на среднем пальце правой руки задумчиво постучал по дереву столешни. От брошенного мимоходом вбок взгляда шитье не укрылось.
   - Какую такую работу?
   - Да вот думаю, может стоит дом расширять, а то, глядишь, тесновато будет, втроем-то, - заглядывая в медовые глаза, протянула она, словно не уверенная, справится ли он со столь немалым трудом. Но предательница-улыбка все равно заползала на губы.
   Коготь замер. Янтарные глаза начали постепенно разгораться, как два золотых огонька, вбирая в себя свет пламени и лучисто отражая его.
   - Втроем? А эта скотина утверждала, что я бесплоден... ЛИРКА!!!
   Незнамо как он в доли секунды оказался рядом с ней. Ужин был напрочь забыт, а ведьму вдруг подняло в воздух и закружило с такой легкостью, будто она пушинка.
   Ведьма не успела опомниться, инстинктивно вцепляясь в плечи Каина, а затем рассмеялась - заливисто, высоко, словно маленькие золотистые птички вдруг заметались по комнате, то замирая на стенах, то взмывая под потолок.
   - Каин, перестань, голова кружиться начинает, - сквозь смех попросила она, не сводя взгляда с его разом посветлевших глаз: словно цвет облекли в новые оттенки, добавили тепла, мерного согревающего жара, светлого и чистого.
   Он поставил ее на пол, бережно, словно хрустальную вазу, а сам опустился на колено, обняв за талию и уткнувшись головой в живот.
   - Лира, ты хоть понимаешь, что ты для меня совершила?
   - То, что должна любая женщина, которой муж заплел две косы, - несколько удивленно отозвалась ведунья, по привычке запуская пальцы в теплые серебряные волосы на затылке вампира. - Почему ты так бурно реагируешь, будто и не ждал этого?
   - Потому что этой девочки не должно было быть.... Просто вот не должно и все тут. А она есть. И поэтому я тебя еще больше люблю, сердце мое.
   - Человек не всеведущ по определению, Каин. Поэтому возможно все в это мире, да и во всех мирах подлунных - улыбнулась женщина, чувствуя, что щемит что-то в груди. Нет, какой же он восхитительный и... наивный, как бы странно это не звучало. - Чудеса на то и случаются, чтобы попирать чьи-то ядовитые слова.
   Он поднялся, все еще держа ее в руках.
   - Я тебе потом все расскажу как есть, от и до о себе. Обещаю. А сейчас может, поедим, а то в животе бурчит.
   Велирия кивнула, позволив ссадить себя на лавку. Оно и понятно, что не сейчас - рассказ наверняка долгим будет, и не особо приятным. Нечего после такой радости горе зазывать. Да и голодного мужчину рассказами пытать - вообще ни в какие ворота не лезет.
   - Я бы тебя покормила вначале, а затем принялась бы рассказывать, но ты сам гадать начал, - пожала она плечами, с умилением наблюдая за тем, как он ест. Нет, все же хорошо, когда ты в доме не одна.
   - Строительством, - отозвался Каин, - займемся по весне, а то сейчас начинать негоже, зима на носу.
   Покончив с ужином, он устроился у огня, привлек к себе жену и негромко, неспешно начал рассказ.
   - Давным-давно... очень давно родился в одной знатной семье мальчик. И быть бы ему, как и положено, рыцарем да дворянином, служилым человеком при королевском дворе... да вот только звезды да Судьба распорядились так, что выпало ему Назначение. Из тех, которые Богами даются на всю жизнь. Служить Сердцу Мира. И стать Душой Мира. И он стал, заменив собою старого слепого мага, которому пришло время отправляться к Праотцам. Мальчик был молод, самоуверен и наивен, а среди его помощников был старый опытный колдун. Они возьми да не поладь. А молодой чародей возьми да женись. Колдун, презрев все обеты, которые давал Великим Духам, возьми да соверши... убийство. Убил он ожидавшую первенца жену молодого чародея, оставил свой пост и удалился изучать некромантию, искусство запретное, черное, магию Хаоса и Смерти.
   Прошло лет двадцать, чародей-дворянин так и не женился снова, а волосы его из просто светлых стали белыми... Что тогда дернуло отправится в долину Горной Короны - уж и не скажу... Скажу только, что он оттуда не вернулся. Десять дней чародей, лишенный силы, провел на алтаре отступника, страшные десять дней... Наверное десять. И стал... Зверем-химерой. Наверное, к счастью, потому что некромант пытался сделать из него злобную холодную нежить... Химерой быть бесспорно лучше, но химера оказалась, как и все магические создания, бесплодной...
   Ведьма молчала, слушала, не перебивая, понимая, как дорого стоит ему сейчас откровение. Спокойный, безэмоциональный, почти отрешенный голос... Каин явно не хотел переживать все это заново. Потому и говорил - словно и не о себе, сухо, как-то плоско, словно песок сыпал меж когтистых пальцев. Только и оставалось, что склонить голову ему на плечо и, найдя его руку, переплести пальцы. Пусть так, пусть хоть что-то, но будет держать его в реальности, не позволит сорваться назад в воспоминания...
   - Химере в руки дали меч, что зовется Похититель Душ, и сказали: "Теперь ты - пес. На кого покажу, того и убьешь". Химера была вовсе не глупа. Кому понравится быть псом? Она убила своего мучителя и сбежала. Но ее некому было научить, как и что нужно делать с новым телом. Первый год она боялась света солнца и выползала из укрытия только по ночам - утолить голод. Второй, третий, четвертый, пятый год... А на шестой она вышла к людям, решив, что лучше иметь все и быть всем, чем ночевать под забором.
   У женщины холодок пробежал меж лопатками, взгляд метнулся туда, где - она чуяла - лежал вороненый фламберг. И мало-помалу становилась на места разрозненная мозаика - все обмолвки и недоговоры обретали плоть, поднимались на тонкие лапы, расправляли несуществующие крылья. И больно, и горько, но жалости нет - жалость унижает. Пусть будет сочувствие. Пусть будет тепло от прижавшегося сбоку тела, знание того, что чудеса все же бывают. И узкая ладошка над сердцем - словно беззвучное "Я с тобой". Поддержать. Помочь пережить, выплеснуть. Такие как Каин не гнутся и не ломаются. Они трескаются. Но неизвестно что хуже. Поэтому - осторожно, незаметно успокаивать и держать в реальности, рядом с собой.
   А что еще Велирии оставалось?
   - Тогда шла война... жестокая кровавая война с расой полудемонов-полуящериц... И в ее горниле родились и закалились они... Шесть названных сыновей химеры, сумевшей научиться одаривать своей сутью. Неродные, но - кровь от крови и плоть от плоти. Выхоленные и взлелеянные веками, ставшие опорой и радостью, и вернейшими воинами короны на седой башке химеры, - легкая усмешка искривила губы, и он назвал шесть имен. Назвал, как будто показывал величайшее сокровище.
   Велирия вслушивалась в звучание - чуть чужое, но необычно мягкое, переливчатое. Он тосковал, одним богам ведомо как же он тосковал по ним - внешне спокойный, замкнутый и гордый - это было очень слышно, если знать, как слушать. И если бы сейчас ему предложили возможность вернуться - он ушел бы, она не сомневалась. Вот только мешало что-то, давило, оставляя тень на дне сияющих глаз.
   - Покажи их, пожалуйста, - вдруг попросила женщина, осторожно поворачивая его голову к себе, заставляя посмотреть в глаза. - Ты же можешь, я знаю.
   Он чуть кивнул - и перед ее внутренним взором поплыли лица - те самые шесть лиц, что она видела раньше: Огромный, покрытый серо-коричнвой броней великан-полузверь с волчьей мордой, двумя рядами острых клыков в улыбке и добрыми волчьими глазами; худощавый рыжий парень с хитроватой мордой и выражением лица "сам себе на уме"; книжник-ученый с перышком за ухом и когтями в чернилах; круглолицый совершенно лысый, если не считать задорного хохолка на макушке, степняк-кочевник, сидящий на полу среди деталей самострела; тощий нескладный паренек с длинным хвостом иссиня-черных волос, лукавой ухмылкой и чертиками в глазах... Последний образ подернулся туманом - горделивый статный золотоглазый юноша, исполненный несуетного достоинства аристократа, а за спиной колыхаются два золотистых перепончатых крыла...
   Они были совсем разными, и в то же время сквозило во всех что-то одинаковое, будь то оттенки солнечных глаз или передавшаяся вместе с воспоминаниями толика тепла. Любой отец заслуженно гордился бы такими детьми! Вот только... почему-то расплылась мысленная картина, дрогнуло чужое, ставшее своим сердце...
   - Что-то не так? - наполовину пребывая в видении, а наполовину в реальности, тихо спросила ведьма.
   - Я убил его своими руками, - глухо и мертво отозвался вампир. - исполняя чужую волю. Как собака.
   Последний кусочек мозаики с глухим щелчком встал на свое место, открывая истинную картину происходящего. И понятен стал побег, и метание по мирам, и... да фактически все, в принципе, объяснялось этой короткой фразой.
   Велирия молча обняла Каина, положив голову ему на плечо. Слов не было.
   Крепче прижав к себе живую теплую любимую женщину и уткнувшись лицом в ее пушистые волосы он с глухим полцрыком-полустоном застыл на месте, в первый и последний раз за долгое время позволяя себе слабость.
   Велирия позволила ему вцепиться в себя, сделать своеобразным якорем реальности в штормовом океане памяти. Пусть так. Видеть его - гордого, сильного, великолепного - почти сломленным было так больно, что она была согласна на все. И неясно чем помочь, как подсобить в битве против уродливых чудовищ прошлого. Пальцы осторожно перебирают седую гриву - впервые она показалась ей не серебряной, а именно седой - осторожно, ласково, прядка за прядкой...
   Не было ни слов, ни желания говорить или думать. Они просто сидели перед постепенно затухающим огнем очага. То, что накопилось в древней душе за долгие, бесконечно долгие века добровольного изгнания, теперь прорвало свою оболочку - защитный покров из отрицания и нежелания вспоминать - и изливалось в молчании наружу.
  
  
   А на следующее утро взошедшее солнце враз смыло всю горечь и боль, оставив только радостное предвкугшение будущего. У вампира за спиной словно выросли два огромных крыла, и любое дело в его руках попросту горело. А Велирия неожиданно для себя поняла, что значит быть хрустальной вазой, что это значит, когда тебя холят и берегут. Он не отходил от дома дальше, чем на час-два быстрой рыси его стелющимся шагом. Он запретил ей браться за любую более-менее тяжелую работу, он исполнял любое ее желание.
   Все, что Велирии оставалось - это степенно сидеть, шить и, сцеживая смешки в кулак, смотреть как окрыленный вампир носится по дому и по двору, успевая при этом то обнять ее, то шутливо чмокнуть в щеку, то еще чего. Вопрос как ему это удавалось оставался открытым, ну да ведьме, признаться, было и не слишком интересно как. Она больше радовалась за него, чем пыталась найти какую-то несуществующую подковырку.
   Вот и сейчас, сидела на шкуре и тихо хихикала себе под нос у заботливо ревущего огня, вспоминая его улыбку и гадая - осознает ли он сам, что последнее время почти постоянно улыбается?..
   А ближе к вечеру, когда все дневные труды были завершены, и оставалось только сидеть и смотреть на весело пляшущее пламя, Каин, тихо что-то подмурлыкивая, присел рядом с женой.
   - У меня для тебя есть подарок, - проурчал он в самое ухо женщины.
   Велирия улыбнулась, поворачиваясь к нему, разом позабыв про шитье. Сейчас он... словно весь светился от радости. И где-то в уголке сознания прошлась важно гордость, что он - ее муж, что это она его сделала таким.
   - Какой? - решила подыграть она. Да и вправду было интересно, чтобы отнекиваться.
   - Я хочу показать тебе... Одно место. Там я когда-то родился.
   Сказать, что ведьма удивилась - это не сказать ничего. Он ведь о...? Да нет, быть не может! Значит, о чем-то другом? Но о чем тогда?.. 
Окончательно запутавшись, она коснулась его теплой лапы. 
   - Покажи... это будет восхитительно, я уверена.  
   Он придвинулся чуть ближе, крепко обнял жену, поймал ее взгляд своими золотыми глазами и для начала поцеловал. А потом, отстранившись, прошептал6 "Доверься мне" и повлек ее за собой, в черную искристую глубину, таившуюся за его зрачками.
   И она пошла, потому что верила и знала: он никогда не допустит, чтобы с ней что-то случилось. Сейчас особенно. Да и в прошлые разы все было нормально - почему что-то должно меняться теперь? И... слшком уж она хотела посмотреть на его мир - по настоящему его, а не временное пристанище, в котором они встретились.
   Из тьмы взорам их постепенно открылся Город. Белый искристый камень его домов был увит цветущим плющом, чистое зеркало его мостовых пускало солнечных зайчиков, в зеркальном небе отражалась Бесконечность... А он стоял перед ней истинным Владыкой - в черной с золотой отделкой броне, при мече на узорной кожаной перевязи, алый бархатный плащ сбегает до земли тяжелыми крупными складками. Белое серебро волос стекает по спине ниже пояса струящимся водопадом, а голову охватывает простой золотой венец о четырех зубцах, украшенный единственным густого цвета рубином...
   Каин молча улыбнулся, проведя по ее незатейливой одежде ладонью, после чего предложил ей руку.
   Сначала Велирия приняла ее, и лишь затем заметила, как поменялся рукав, как изменилось само платье, став неожиданно... белым, с искусным коричнево-золотистым шитьем по подолу и рукавам. Ведьма сначала удивилась, а затем улыбнулась, оценив намек и вдруг, ступив ближе, поцеловала вампира - быстро, в благодарность. Но от того не менее чувственно.  
   - Что ж... показывай свои владения, мой Владыка, - и не понять: в шутку сказано или взаправду...
   - Это пока всего лишь то, что составляет мою душу и разум, - ответил венценосец, склонив голову.
   И они пошли по Городу, рука об руку, туда, где на Зеркальном Лугу, окруженные янтарными цветами и шестью статуями, одна из которых, хоть и искрошилась, но стояла, высились девять белых, уходящих в никуда исполинов-колонн.
   Велирия рассматривала окружавшее ее пространство, чувствуя, что его все-таки стоит называть уважительно - Город. Не обделила вниманием ни статуи, ни цветы. взглядом спросив разрешения, пробежалась по одному из мягких лепестков пальцами. склонилась, упиваясь дразнящим ароматом. Улыбнулась, рассматривая его лицо.
   - Они как твои глаза. Хотя глаза, кажется, поярче будут. И потеплее, - снова улыбка. - Или мне так кажется.
   Взгляд ее скользнул к колоннам, но пока что она не знала как правильнее о них спросить.
   - Пойдем-пойдем, - повлек ее Каин в самый центр громадного беломраморного каменного основания, несущего на себе их каменные тела. - Это отражение величайшего из святилищ моего Мира. Помнишь, я рассказывал о девяти магах?
   И когда оба сделали шаг, пространство вокруг них мгновенно изменилось. Память стала реальностью.
   Зеркальный Луг с янтарными цветами на нем стал обычным лугом, в лица дохнуло ветром с гор, зашумела листва близкого леса, а в глаза ударило солнце.
   Велирия прикрыла глаза рукой, удивленно посматривая по сторонам. Воистину, Каин никогда не перестанет ее удивлять. Но констраст, контраст-то какой! Любой, кто видел его впервые, увидел бы только гротеска, не более. Не попытался бы заглянуть внутрь, увидеть, понять...
   - Да как же это... - растерянно и радостно прошептала она. Мир вправду был живым, а не казался таковым.
   - Это все, что у меня осталось от моего дома - память о нем. Вот я и берегу каждую ее частичку. Горы, что ты видишь, зовутся Нар-Эрири, а долина за Колоннами - Мелфьернской. А это, - он погладил ладонью сверкающий белый камень центрального столпа - место моего служения.
   И он повел ее дальше, на север в долину, над которой, взвышаясь на плато, властвовал замок. Усталости не было, время тоже как будто застыло, и там, где в реальном мире требовался, наверное, не один день пути, им казалось, что пролетали минуты. В деревнях, тут и там разбросанных по долине, шла своя жизнь, ее обитатели будто не замечали две проходящие мимо них фигуры.
   - Это родовое владение семейства Сериоли. Принадлежало моему отцу и должно было перейти ко мне...
   Велирия глядела по сторонам, не зная как и реагировать на все открывающиеся ей чудеса. Оставалось только внимать рассказу мужа да смотреть во все глаза, запоминая все местные диковинки. Те же столпы - без начала, без конца, словно пронизывающие мир насквозь... То же путешествие... чудо на чуде чудом погоняет!
   - И ты всех их помнишь? - удивленно спросила она, глядя на людей. А затем уловила что-то, мелькнувшее в его голосе. - Но не перешло?
   - Я стал тем, кем стал. А отцу не нужна была химера в доме.
   Они уже подходили к широкому каменному мосту через ущелье, когда от ворот замка донесся разъяренный басовитый рык пополам с руганью:
   - Каин, шельмец, хильденово отродье, куда тебя понесло?! А ну, живо вернись!
   - Подальше от тебя! Я Наследник Равновесия а не солдафон! - раздался отчаянный ответ, и навстречу супругам вылетел парень лет восемнадцати верхом на отчаянно храпящем сером мерине. Светло-русые волосы были спутаны, а в глазах стояла обида.
   Пришпорив лошадь, юноша скрылся из глаз по направлению к Колоннам.
   Велирия со вздохом провела глазами быстро удаляющегося всадника, крепче сжимая руку Каина. Так ведь тоже бывает - что даже когда дом жив, возвращаться уже некуда. Ей было проще. И прошлое, и дом умерли вместе. Так тоже бывает.
   - Неужели твой отец не ценил твой дар? - тихо, ошарашенно спросила она. Служение Сердцу Мира - разве можно пожелать славы и почета выше этого? Глупости...
   - Он был уверен, что волшебство - это ересь... - негромко хмыкнул Каин. - Забудь о нем. Пойдем.
   И тут вдруг абсолютно все фигуры, люди, лица - все стерлось, остались только они вдвоем - и старый замок. Вампир провел свою женщину под высокие гулкие своды, озаренные мягким светом сотен свечей в главный хоол, где стекали два широких пологих рукава лестниц, а на стене красовался рельефный волк с оскаленной пастью. Провел ее по коридорам и комнатам, в которых царила спокойная тишина, наполненная ощущением дома, и вывел к огромному залу, в стенах которого полыхали высоченным пламенем три огромных камина, а узорчатый пол блестел от воска.
   Велирия покачала головой, но смолчала. Это не ее семья. Со своими обрядами к чужим богам не ходят.
   А замок был величественен и светел, хотелось неожиданно раскинуть руки и кружиться, глядя вверх, на украшенные резьбой и лепниной своды. Странное желание. Но почему-то казалось, что так можно было взлететь, диковинной птицей мелькнуть в косых полотнищах света... Замок казался сказкой - таинственной, древней и живой.
   Оказавшись в зале, ведьма вопросительно посмотрела на вампира.
   - Ты умеешь танцевать? - он улыбнулся, легко, открыто, сверкнув острыми белыми клыками, положил руку ей на плечо и легко повлек за собой под почти неслышный перестук когтей по паркету. И даже железо не позвякивало, как должно было бы. Женщина ахнула и почти полетела за ним.
   Со всех сторон на них опустилась музыка, мягкая, теплая, переливчатая. Аккорды арф сплетались со звоном ветряных флейт, приглушенным рокотом барабанов, голосами волынок и прочими иными живыми звуками. Велирия, доверившись мужу и мелодии, поплыла по блестящему дереву, безошибочно угадывая каждое следующее движение... А музыка набирала быстроту и силу, и вскоре оба летали под древними сводами, почти не касаясь пола, рисуя слаженным движением тел причудливый и прихотливый узор, но ни разу не разъединив рук. И в обоих жили сила и грация движений, и огромное взаимопонимание друг друга, не требующее ни долгих речей, ни взгляда, короткого как мимолетное касание, но только и единственно ласковых прикосновений двух душ.
   Ведьма кружилась в его руках, легкая и изящная, как крылья бабочки в лучах света. Казалось, вся жизнь сжалась до этого танца, до невидимых росчерков несуществующего пера, до ритма двух сердец, ставших ритмом танца. Она не умела танцевать - батюшки-светы, ведьма же, откуда? - но тут... даже не научилась, а словно всегда умела, словно только этого мига и ждала, чтобы показать себя.
   И в музыку вплетаются светлые аккорды мягкого счастливого смеха.
   ...Но вот она смолкает, гаснет пламя каминов, окружающее погружается в тишь и темноту, растворяется сладким медом очередного поцелуя на губах... И оба они оказываются перед простым очагом в лесном домике, а перед ними нагло расхаживает толстый рыжий возмущенный кот.
   Прошло около трех недель с того приснопамятного танца в мире воспоминаний. Ведьма никак не могла понять - взаправду все было или во сне. Но Каин светился от счастья еще больше, и ей было все равно. Боги, радуется как... как даже непонятно кто. Но от этого ведьме самой становилось все теплее.
   Она снова шила, ушивая старые свои рубахи в детские рубашечки. Раз сказал муж что дочка - видимо, знает наверняка. И хотя времени впереди еще было более чем достаточно, а все же хотелось приготовиться ко всему наверняка. Поэтому когда он пробегал мимо в очередной раз, снова чем-то занятый, она решилась его окликнуть:
   - Каин, можно тебя на минуточку?
   - Хоть на час, - промурлыкал тот, откладывая инструмент и наклоняясь к женщине с поцелуем. - Что такое?
   - Ну, уж не знаю сколько с твоей развившейся манией работать это у тебя займет - с притворной тревогой покачала она головой. - Колыбельку бы надо для девочки, раз уж ты так уверен, что это девочка. Из подходящего дерева.
   Каин молча присел перед ней, положил ладони на уже заметно округлившийся животик, погладил, словно прислушиваясь к биению жизни внутри.
   - Это будет очень необычное дитя... В ней смешалась кровь химер и людей. Такого еще не бывало. Я даже не знаю, к чему это приведет. Не родилась бы она с когтями...
   - Все когда-то случается впервые - мягко улыбнулась та. - Но почему тебя тревожат возможные когти?
   - Могут навредить при родах, сердце мое, - в голосе прозвучало удивление. Как же женщина и не видит таких очевидных последствий?
   - Я подумала не об этом - вздохнула она. - Эту часть понять несложно.
   Роды вообще были отдельной темой. Но они ее не пугали. Разве их вообще можно бояться?.. Велирии на миг показалось иное - что, хлебнув горькой до края, Каин не хотел дочке такой же судьбы как своя.
   - Мне нужно будет отлучиться дня на три, - вздохнул вампир. - В лес. Но я не хочу оставлять тебя...
   - Не беспокойся так обо мне - мягко улыбнулась Велирия, накрывая его лапы своими ладошками. - Что может произойти с ведьмой посреди ее леса?
   - Все, что угодно! - категорично заявил он. - Ты волков позови и от дома в лес не вздумай бегать, поняла?
   - Милый, ну я же дожила до встечи с тобой, - словно ребенку, принялась объяснять она. - А значит и сейчас три дня проживу сама. Но волков позову обязательно и в лес ходить не буду, если ты так просишь - со смешком закончила она.
   В ответ он крепко поцеловал ее, собрался и вышел.
  
  
   Два десятка всадников неторопливо ехали через осенний лес, уже давно лишившийся листвы. Кони фыркали, поблескивало в свете рано загоревшихся звезд и неровно горящих факелов боевое железо, бряцало оружие. Впереди, тщательно скрывая недовольство, ехал молодой мужчина в роскошном плаще и сюрко поверх доспехов. Соломенные волосы свисали на лицо неровно подрезанной челкой, глаза на костистом лице были прищурены, а широкий тонкогубый рот кривила усмешка. Всадники шумно ввалились на лесную поляну. Предводитель презрительно оглядел домик, в окошках которого теплым желтым светлячком показывался огонь, спрыгнул на землю и, поднявшись на крыльцо, постучал закованной в латную перчатку рукой в дверь.
   Велирия удивленно отвернулась от печи и в некоей растерянности посмотрела на дверь. Каин? Решил перепроверить? Странно... Ощущения того, что это он нет и в помине. Тогда кто? Она подошла ближе к двери, но хватило ума не открывать, а крикнуть так.
   - Кого на ночь глядя нелегкая принесла?
   Была бы беда в деревне - иначе бы стучали. Да и окликали бы по имени...
   - Отопри, хозяюшка, - ласково ответили с той стороны. - Пусти гостей переночевать?
   Велирия едва удержалась, чтобы не фыркнуть или уши не потереть - не ослышалась ли? То ли сказок о поросятах и волке начитался, то ли и вовсе с дуба упал.
   - Я что, на дуру похожа неведомо кого в дом пускать?
   С той стороны озадаченно замолчали. Потом, видимо подумав, ответили:
   - Слышали мы, хозяюшка, сильно премудрая ведьма в доме сем живет. Вот и ехали мы познакомиться, помощи попросить.
   Ведьма тоже озадачилась. Потом не выдержала, громко фыркнула:
   - Сначала спать, потом помогать, вы бы уж определились чего надобно! Если спать - прошу по тропинке налево и лесом, лесом, и едьте себе прямо в... деревню. А ведьма по ночам ведьмовскими делами занята, приходите подню, лучше вчера или позавчера, а не как тати - ночами бродить.
   С той стороны еще помолчали.
   - Лучше открывай добром, хозяюшка, не то сами войдем.
   И голос уже не был ласковым.
   Ведьма попятилась в дом подальше от двери. В печи выкипала каша, но на ее сердитое бульканье никто не обращал внимания. Ох невовремя ушел Каин! А ведь она еще смеялась... Но как-то уж больно вовремя подгадали время эти тати. Неужели следили?!.. Каин...
   Велирия резко обернулась и наткнулась взглядом на прислоненный к очагу меч. Запрещал к нему вампир приближаться а тем паче в руки брать, но отчаянье людей и не на такое толкало. Ох, жаль, колдовать нельзя!..
   Пальцы скользнули по кожаным ремешкам рукояти, без слов прося разрешения и помощи. И меч... ответил! Где-то в глубине его металла зародилась странно-жутковатая низкая нота, в глазницах древнего выбеленного, твердого до каменной прочности черепа заплясали багровые огоньки. Клинок завибрировал, загудел резкими голодными звуками.
   Признаться, женщина на такой поворот событий даже не рассчитывала. А потому глухо охнула, едва не выпустив рукоять, но вовремя спохватилась и сжала сильнее, с трудом поднимая тяжелый клинок обеими руками. Таки не на женскую руку он выкован... Хорошо хоть, смотрела за воинскими танцами мужа и хоть приблизительно знала как в идеале все должно выглядеть. Только поди ж ты хоть пародию на искомый идеал сделай!
   - Не хочешь открывать, хозяюшка? - угрожающе-ласково спросили из-за двери.
   На потолочной балке шипел и гнул дугой спину кот. Он ведь чует. Звери - они все чуют. И потому иногда они лучше людей. Сова была как раз на промысле, а жаль - вдруг бы вынул белый призрак глазоньки нежданным гостям, хотя бы одному!..
   Ведьма упрямо стиснула зубы и крепче перехватила меч. Помоги - мысленно умоляла она - Хоть чем-то помоги, стальной зверь...
   По мечу, от шипастой гарды до кончика изогнутого клинка вдруг с треском пробежала жирная голубая молния. А в это время за дверью завозились, зашумели, раздалось испуганное ржание лошадей, волчий рык и визг. А потом тати выбили дверь.
   Щурясь так, что глаз не было видно, и ухмыляясь во весь рот, в дом вошел Криссин Болли, местный удельный князь.
   Велирия не отступила, ощетинившейся, загнанной в собственном логове волчицей глянув на князя. Лишь подняла голодно взблеснувший в свете лучины меч - не по руке, не по весу, но его сложно не испугаться даже в неумелых руках. Есть ведь такие мечи, которые сами ведут руку, которые сами тащат за собой доставшегося им неумеху - если мастер попросил защитить непутевое и защищать действительно пришлось...
   Где же твой мастер, алчущее крови дитя земных недр, огня и магии? Где же он сейчас, когда так нужен? Дурная слава Криссина не зря ходила по землям - больно падок был на чужое удельный князь, будь то земля, вещь или... женщина.
   Князь меч, разумеется, заметил. И вскинул бровь удивленно.
   - Хорошо ты живешь, красавица-хозяюшка... Прикормыша твоего железка, оборотня страхолюдного? Ходят слухи, что нечисть-нежить здесь завелась, а ты постоянно за кровью бегаешь. Так ведь мы его быстро на осинке вздернем, не переживай.
   - Не хромой шавке на снежного барса тявкать, человече - глухо отозвалась она. - А кто кого вздернет тот еще вопрос. Уводи людей и оставь этот дом в покое, пока добром предлагают. Я уж его уговорю за вами следом не идти, головы буйные не отрывать.
   И князь, и стоящие за дверью девятнадцать мужиков дружно грянули хохотом.
   - Что ж ты думаешь, у моей ближней дружины сил не хватит одного упыря на осину насадить?
   - Я предупредила, княже, оставь дом в покое. Не гневи его, коли хочешь новую весну увидать.
   Смеются. Кто бы сомневался. Но они не видели и не знают. А она была на его тренировках - он разрешал - и смотрела как разлетались щепками нарочито подброшенные в воздух ветки. Как полосовали воздух черные когти.
   У них нет шансов, если он захочет их смерти.
   Криссин подошел ближе, приглядываясь.
   - Да ты еще и брюхата от него, ведьма!
   Позади него прокатился ах. Теперь Велирию не могло ожидать ничего, кроме костра.
   - Жечь тебя надо, сучка упыриная, - прошипел-прорычал князь. - Добром хотел тебя пригласить, а теперь сам возьму! А упыря твоего мы прикончим. Взять ее!
   Дрожь прокатилась у ведьмы по позвоночнику. Помоги! Помоги же... И гнутое лезвие вдруг словно само змеев вздергивает ее руку, в хищном прыжке метя в незащищенное лицо какого-то дружинника. Он не успел отреагировать - вряд ли он и все они верили, что она таки нападет, что попытается отбиться...
   А меч рвется, а меч воет, и, почувствовав живую кровь, его уже не волнует что у женщины слабые руки или непривыкшее к боевому танцу тело. Он слишком долго был игрушкой и украшением. Он хотел боя по-настоящему.
   Искры рванулись в стороны, когда она попыталась отмахнуться от второго дружинника, вжимаясь в стену.
   Каин! - билось в голове. - Каин, где же ты?!.. Вернись!..
   Попытаться-то попыталась, но меч подвел. Вернее, подвели слишком слабые руки. Если бы не дитя под сердцем, лежать бы татям мертвыми, или драпать, спасая свои шкуры от проклятий ведьмы...
   Меч вывернулся из пальцев, с грохотом улетел в дальний угол, а кулак князя безжалостно врезался в наливавшийся тяжестью живот. А чего ему жалеть упыриное отродье?
   Велирия невольно всхлипнула, падая на колени, съежилась, пытаясь закрыть живот - не только инстинкт, но и сознание силилось защитить дитя. Каин ведь так ждал ее, так радовался этой девочке... Только не дать ударить! Что угодно, лишь бы уберечь...
   Князь усмехнулся и уже беспрепятственно шагнул к женщине, хватая за косы и наматывая роскошное золото на руку, заставляя поднять лицо. Наклонился и под хохот своих прихвостней впился ей в губы.
   - Посмотрим, чем там упыри на досуге тешатся...
   Ведьма дернулась, опалив Криссина ненавидящим взглядом, и с силой впилась зубами в его губу, да так, что едва не прокусила насквозь. Но живот закрывать не забывала - чтобы если и ударили, то не по нему.
   Князек, привыкший получать все и сразу, отшатнулся с матом, наотмашь ударил ведьму по лицу. Кто-то из его сподвижников подошел сзади и заломил ей руки, не обращая внимания на попытки вырваться. После чего Криссин еще раз пнул ее в живот. Хотя, прекрасно знал, что за такое выпускают кишки.
   Ведьма силилась вырваться, но после удара обмякла - дружиннику даже держать ее пришлось, иначе бы упала. Страх за ребенка пересиливал страх за себя во много раз. И наступить на горло собственной гордости и достоинству уже не было проблемой. Лишь бы больше не бил.
   Каин... Каин, ну где же ты?..
   Дальнейшее попросту слилось в кошмар из боли, унижения и страха. Князек, вволю натешив свое мужское естество, велел забросить женщину на лошадь, пообещав, что перед тем, как сгореть на костре, ведьма достанется им в очередь.
   А огромная стая нетопырей уже мчалась, услышав отчаянный зов. Каин повернул с полдороги.
   Велирия даже не шевелилась, когда ее забросили на спину чьей-то лошади. Платье кое-где висело клочьями, разбитые губы кровили, а по телу проявлялись синяки. Но слез не было - глаза оставались сухими, только жгло их и взгляд был мутный. Все силы уходили на попытки расслабить мышцы. И на то, чтобы ждать, потому что больше ничего не оставалось.
Каин, - зажмурилась она, повторяя словно молитву, словно заклинание. Потому что не было сомнений что случится, если этот кошмар повторится.
   Всадники тронулись, перешучиваясь и отпуская ехидные замечания в сторону ведьмы, предвкушая то, что они с ней сделают. Стояла кромешная темнота, лошади шарахались в разные стороны, все еще чуя запах крови убитых волков. Факелы шипели и плевались. В конце-концов хлынул дождь. Холодный, пронизывающий северный дождь пополам со снегом.
   Где-то в отдалении раздался многоголосый пересвист, писк и влажное хлопанье тысячи кожистых крыльев.
   Велирия о волках еще не знала, хотя и догадывалась по вою, что больше не будут они встречать ее в лесу. Одинокая слеза таки скользнула по щеке и потерялась в темноте. А затем был дождь - небо плакало. Только было непонятно почему. Вряд ли бы оно стало плакать по ведьме, хлеща ее же ледяными струями.
   Ей уже неожиданно было все равно что будет с ней самой, и предложения солдафонов ее не трогали. Только кровью обливалось сердце, что не сумеет скорее всего подарить Каину долгожданное счастье стать отцом по-настоящему. Ведь как же он их найдет? Как догонит?.. Мало-помалу ее охватывало отчаянье. А режущий уши писк постепенно нагонял, приближался.
   Всадники забеспокоились. Летучие мыши? Стаей? В это время года? Не может быть. А в крике зверей слышалась... кровожадность. Всадники нахлестывали коней, стараясь отстать и достичь замка, но мыши невероятно быстро приближались, и их крики все больше напоминали... смех. Лошади мчались галопом.
   Велирия стиснула зубы: каждое движение лошадиной спины отзывалось в избитом теле болью. Но... страха почему-то не было. Наоборот, на душе что-то затеплилось - знакомое, родное... Неужели?.. Но даже некак обернуться и посмотреть.
   - Быстрее, мьярговы отродья! Не жалейте эти мешки овса! - рычал князь.
   Стая нагоняла. Крови, крови, крови! В спины людям уже бил ветер от сотен крыльев. Кони уже не нуждались в понуканиях, неслись сами. Но мыши оказались быстрее, и наконец, обрушились на хвост колонны, за несколько десятков секунд в клочья разорвав пятерых дружинников и понеслись в голову отряда. Пролетая над беспомощной ведьмой, стая на несколько мгновений снизилась и невесомо пощекотала кончиками крыльев.
   Велирия тут же вскинула голову, неверяще глядя на стаю. Он!.. Сердце трепыхнулось. подпрыгивая к горлу. Нашел ее! Нашел!..
   Криссин обернулся на вопли дружинников и выругался, снова подхлестывая своего коня и вытаскивая меч из ножен. Оставшиеся люди были в панике, и он с радостью пнул бы кого-то, если бы скачка позволяла.
   - Это происки упыря! Доставайте оружие, суеверные деревенщины! Или вы мышей боитесь?! - голос звенел от злости и тщательно спрятанного страха.
   Однако, ему не дали далеко ускакать. Мыши, обогнав отряд, сбились на опушке леса плотным комом, а потом образовали крупную тяжелую фигуру. В мрачной темени видны были лишь горящие злобным янтарем глаза, да мертвенный отблеск стали меча.
   - Вот ты мне и попался, мразь! - прорычал, удобнее перехватывая меч, удельный князь, направляя коня прямо на вампира. - Сделаю из черепа чашу и сучку твою выпотрошу!..
   Ведьма попыталась повернуться в ту сторону, хоть как-то его рассмотреть. Правда ведь он. Больше некому...
   В ответ раздался тихий смех, да такой, что у людей по спине пробежали мурашки. Резкая яркая вспышка осветила людей и коней, лишая их ночного зрения, и одновременно позволив им на несколько мгновений увидеть взбешенного до заледеневшего спокойствия вампира. Меч с гудением взрезал воздух, перекочевав с плеча в боевую стойку. На руках с тихим шелестом выползли на всю длину когти.
   - Какая смелая крыса, - ощерил Каин все шесть острющих клыков. - А за то, что тронул Лиру, я тебе женилку-то оторву - обратно не приставишь.
   Мужество все же изменило Криссину и он рванул поводья, уводя хрипящего скакуна в сторону от вампира. А вот некоторые из дружинников - двое или трое - не успели изменить свой путь.
   - Убейте кто-то его сучку! - крикнул он, взвивая коня на дыбы. Кто-то кинулся ловить лошадь, на которой волокли ведьму...
   Криссин был глуп. Иначе не отдал бы такого приказа. Потому что еще не успели его слова отзвучать, а Каин уже прыгнул, низко стелясь над землей, только когти скрипнули.. Потом еще раз, оттолкнувшись еще и свободной рукой. Беззвучно пролетев до первой жертвы, он с размаха полоснул по лицу одного когтями, одновременно продолжив движение и на развороте всаживая меч в брюхо второму. Клинок взвыл, по лезвию поползла дымка. Третьему бесцеремонно был выжжен разум. Доспехи там, не доспехи - и мечу и вампиру было все равно. Пнув слюнявого идиота(а надо сказать, два туповатых когтя на стопе химеры тоже попадают в живое весьма ощутимо) - Каин взял лошадь под уздцы и приглушил животинке сознание, чтоб не рыпалась.
   - Ну? Кому еще надо, подходите в очередь, всем раздам.
   Лошади плясали и всхрапывали, силясь подняться на дыбы.
   - Убейте их обоих! - рычал князь, но люди боялись даже оказаться близко к непонятно откуда взявшемуся зверю. Да и меч уже не казался им нелепым, как он выглядел в руках загнанной в угол женщины...
   Болли прекрасно понимал, что нужно делать ноги. Но уйти, поджав хвост, было не в его стиле. А потому он незаметно потянулся к поясу, доставая метательный кинжал. Если смертельно ранить брюхатую и дать драла - всяко тварь не пойдет следом, пока она не сдохнет. А затем, уже в замке - пусть только сунется!..
   Дождь кончился, выглянула луна, залив все происходящее зеленоватым серебром. Людям отчетливо стала видна химера, мягко переступающая на раздвоенных лапах. Почти человек, вобравший в себя звериные черты, вымокший, но грозный.
   - Ты, - черный глянцевито блестящий коготь прямо указал на Криссина, - посрамление своего рода, подойди сюда.
   В низком рычащем голосе звенели металл и Сила. Золотые глаза полыхали и переливались, затягивая в смертельную глубину.
   Дружинники шарахнулись в стороны, избегая когтя словно божественного проклятия. Криссин чертыхнулся, удобнее перехватывая кинжал, и, готовясь погнать коня в галоп, метнул оружие в лежащую поперек крупа ведьму. Его скакун почти взвыл, когда шпоры впились в бока, принуждая бедное животное присесть и ринуться сломя голову непонятно куда. Оружие в женщину, слава Богам, не попало. Каин, поймав движение еще на замахе - ожидал ведь, чего уж там - подставил ладонь, и кинжал с хрустом впился меж костей. Больно, да. Но это не важно.
   - СТОЯТЬ!!!! - рявкнул он во всю глотку. У ошарашенного скакуна под князьком подломились ноги. Криссин полетел на землю. Пока он пытался встать, вампир выдернул из ладони клинок, потом чуть шевельнул когтем, и насильника поволокло прямо по грязи и мокрой траве к ногам разгневанного мужа опозоренной жены.
   Велирия молча наблюдала за всем этим и только дернулась, когда Каин принял предназначавшийся ей клинок на руку. Мокрое изорванное платье больше отбирало тепло чем грело, женщина чувствовала, что ее начинает мелко колотить.
   Князь же отчаянно ругался, понося все что мог и что не мог тоже:
   - Нашел кого жарить, харя белоголовая! Она различий меж горгульей и мужиком не видит! Чтоб у нее брюхо от мертвечины лопнуло, подстилка лесная! Знал бы - на месте убил бы, костра не дожидаясь!..
   В ответ говоруна пнули когтями под ребра. Каин наклонился, зашипел и с размаху всадил Похититель в плечо человекоподобной гнуси, пригвоздив к земле.
   - Еще раз вякнешь - язык вырву, - ласково пообещал вампир.
   Метнувшись к лошади, он несколькими взмахами когтей разорвал ремни, спутывавшие ведьму и так осторожно, будто она была хрустальной, снял ее с лошадиной спины. Ему, признаться, было страшно - подобное обращение с его женщиной не просто злило и требовало проучить мерзавцев - оно могло убить еще неродившееся дитя.
   Велирия обмякла в его руках, привалилась, вцепившись в мокрую куртку - ноги не держали - и только потом поняла, что плачет. От облегчения, от отпустившего страха, от... да мало ли отчего можно плакать после такой ночи? Главное что он рядом и уже никого к ней не подпустит.
   Криссин же плюнул ведьме под ноги:
   - Чтоб у тебя брюхо лопнуло! Чтобы вы вдвоем заживо гнили!..
   К этим воплям вампир оставался пока равнодушен, бережно держа в руках свое сокровище, гулко утробно мурлыча, приглаживая растрепавшиеся косы, унимая дрожь в избитом теле. Подхватил еле стоящую жену на руки, отнес под дерево, набросил на плечи ей свою не успевшую еще совсем уж промокнуть куртку, потом очень спокойно подошел к одному из вояк князя и бесцеремонно сдернул с его плеч плащ. С ткани почему-то повалил пар, она стала сухой и горячей. Зато теперь годилась, чтобы подстелить ее беременной женщине и укутать озябшие ноги.
   И только после того, как он успокоил любимую, он повернулся к медленно выпиваемому мечом Криссину.
   - Я тебе что про язык говорил?
   Князь на миг приумолк, с ненавистью глядя в глаза вампира. Дружина его не рисковала даже лишний раз вдохнуть, не говоря уж о том, чтобы что-то сделать или попытаться спасти Криссина. Было видно, как играли желваки на скулах и слышался тихий зубовный скрежет и тяжелое, хриплое дыхание. А затем на глаза наползла косая. почти сумасшедшая усмешка. Он перестал бояться - все равно умирать...
   - Что ты в ней нашел, а? В этой рыжей сучке? Она ж старая как мир и в постели как бревно! Только визжит как свиноматка под ножом неумелого мясника!..
   Вампир отвечать не стал. Наклонился и с силой всадил кулак падали под дых, а пока тот переводил дух и хватал ртом воздух, выпучив глаза - махнул когтями там, где у любого мужика застегиваются штаны, а потом брезгливо тряхнул лапой, отбрасывая какие-то ошметки, наклонился к лицу, еще один взмах - и в сторону полетел кусок мяса. Вампир выпрямился, презрительно фыркнул и вытер пальцы о плащ Криссина.
   - Я же тебя предупреждал.
   Князек захрипел и забился, когда лишился языка и, говоря простым языком, женилки. По нестройному ряду дружинников пронесся короткий ох. Жить князю, учитывая кровотечение, оставалось от силы минут пять.
   Криссин булькал, что-то сипел, но ничего членораздельного уже выдавить из себя не мог.
   Каин выдернул из его руки меч, поискал глазами хихикающего идиота, в которого превратил одного из людей, подманил его и без лишних разговоров вцепился ему в шею, приподняв за ворот кольчуги. Какое-то время слышалось лишь придушенное хрипение и глухое урчание хищника, потом все стихло и вампир отшвырнул подергивающееся тело, аккуратно облизнувшись. Это был как раз один из тех редчайших случаев, когда он позволял себе человечью кровь.
   - Убирайтесь, пока я добрый! - рыкнул он, подхватывая слабо охнувшую жену на руки. - И трупы заберите.
   Он посадил на седло той самой лошадки сначала Лиру - боком, чтобы ей было удобнее - а потом запрыгнул в седло сам.
   Вояки и рады бы задать стрекача, но идти против слов химеры не посмели, а потому, бочком-бочком загребли трупы, взвалили их на хрипящих лошадей и всадили им шпоры в бока - разве что вороного жеребца, раньше принадлежащего Криссину, тронуть никто не посмел. Животина все еще взбрыкивала и приподнималась на дыбы, но когда топот копыт стих вдали, вроде успокоилась и застыла, свесив до земли голову и тяжело поводя боками.
   Лира мгновенно прижалась к груди Каина, вцепившись в ткань так, что побелели костяшки пальцев. Слез уже не было, но и сил, чтобы успокоиться, не было тоже.
   Он, не переставая гладить ее и крепко прижимая к себе, пнул пятками бока лошадки, разворачивая животину в сторону княжьего жеребца. Подхватил поводья, развернулся и шагом пустил лошадей в сторону дома
   Надо сказать, что он, когда примчался домой, почуяв неладное, обнаружил там полный разгром - выбитая дверь, два волчьих трупа на поляне перед крыльцом, дымный чад, превращенная в угли каша над очагом, развороченная постель, валяющийся в углу меч... Отголоски унижения, боли, отчаяния, следы сапог на полу - вот тогда ярость взяла верх. Он подхватил оружие и взмыл в небо...
   А сейчас возвращался, ломая голову, за что же хвататься первым делом.
   Однако - глаза боятся, а руки делают. Он внес ее в дом на руках, усадил на лавку у стены, быстро затеплил очаг и - увы! - приставил на место дверь. Привел в порядок постель, раздел и уложил жену, почти посиневшую от холода. Согрев руки над пламенем, он втянул когти и теперь осторожно растирал измученное тело, ругаясь, на чем свет стоит при виде каждого нового кровоподтека.
   Велирия была словно сонная, словно не понимала что вокруг происходит. Когда заметила убитых волков - снова расплакалась, и успокоилась далеко не сразу. Только и оставалось, что слушаться урчания и рук мужа - благо, они были привычными, теплыми. Совсем не такими, как мельком увиденная жестокость. Но ведь он мог порвать их всех - мог, она знала - но отпустил, сорвав злость лишь на тех. кто сам пошел против него. И на этой гнуси...
   Поэтому сейчас она лежала, зарывшись носом в подушку и позволяла себя мять, растирая ноющие синяки. Затем правда осторожно попыталась перевернуться набок, перехватила его руку, внимательно рассматривая лицо... и чуть-чуть улыбнулась:
   - Мокрый весь... обсохни, застудишься...
   Он заурчал громче, скрывая изумление, перевернул ее на спину, чуткими пальцами осмотрел округлый живот.
   - Химера тварь крепкая, ее простудой не уморишь. А вот ты, не дай Боги, заболеешь. Спина не болит?
   - Не сильно, не волнуйся, - она снова устало улыбнулась. тепло и его присутствие успокаивали достаточно, чтобы ее начинало клонить в сон. не смотря на боль во всем теле. - Я только боюсь... за девочку... лишь бы с ней все было хорошо...
   Она поймала его руку, прижала к животу. И тут... К неожиданной радости обоих маленькая жизнь внутри зашевелилась и дала о себе знать, ощутимо ударив в большую широкую ладонь ножкой - папа, а я тоже тут!
   У Велирии перехватило дыхание, ресницы снова стали мокрыми, но это уже было нечто совсем иное и иные слезы. Счастье... На губы сама собой заползла широкая радостная улыбка и только слабость сдержала ее от того, чтобы не обнять мужа, не рассмеяться, перебирая его густую гриву... И после всех ужасов все снова приходило на круги своя.
   - Илька, не шали! - назидательно заявил он, склоняясь к животу. Подвел руки под спину, пропуская ручейки теплой Силы, расслабляя сведенные мышцы, заставляя успокоиться и снова сомкнуться напряженное чрево, не принимая возражений, закутал жену потеплее и пошел к огню ставить воду для чая.
  
   Помоги мне... пожалуйста...
   Я сделал то, что ты просила, Велирия, так за что ты меня ругаешь?!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   51
  
  
   10
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"