Аннотация: Омак [29] от великолепного Tagern'а написан на эпилог 3 книги "ПС". Снимаю шляпу - это нечто)) Мужчинам, что не озаботились посудомоечной машиной дома, читать всем обязательно!
Известные психологи, с высоты сложенных стопкой дипломов и полученных степеней, любят рассуждать о собственном пространстве человека.
Для детей побогаче, это может быть личная комната, куда даже родители не смеют заходить, не испросив разрешения. Бедные же дети, обделенные квадратными метрами, обнимают коленки руками и склоняют к ним лицо, закрываясь от мира.
Для потомка потомственных шиноби такие варианты совсем не подходили.
Согласитесь, глупо юному ниндзе требовать от родителей стучаться - наоборот, детство подарило весьма полезный навык чуткого сна, благодаря которому ребенок приучался отклонять условно-смертельные удары в три часа ночи от любящих родителей, с малых лет приучавших его к ремеслу. И уж совсем ерундой смотрятся попытки замкнуться в себе или сбежать куда-нибудь в укромное место - обязательно накостыляют за уныние. Ну или найдут и накостыляют.
Однако своя крепость, своя твердыня была даже у него - Кукера из рода Момочи.
Он не мог вспомнить тот момент, когда из обычной помощи матери выросло увлечение, но уже через пару лет юного и весьма талантливого повара на кухне не трогала даже сестренка. Во-первых, потому что готовка в исполнении Кукера казалась чем-то вроде священного обряда, во-вторых это было настолько вкусно, что родня единодушно согласилась засчитать занятие потомка за один из экзаменов на "легенду" во внешнем мире и тренировку в ножевом бое - так тонко и размеренно шинковать мог только мастер.
В стены своей цитадели Кукер допускал посторонних с великим недовольством, делая исключение только для родственной души-Мизучи - да и то аякаси не смела вмешиваться в таинство приготовления, посещая исключительно из разведывательных целей. Само собой, был в таком подходе небольшой изъян - посуду приходилось так же мыть самостоятельно. Что, в общем то, не сильно расстраивало привычного к этому повара.
Вот и сейчас он аккуратно протирал очередную вымытую тарелку, чтобы поставить ее на положенное место. Работа шла споро, под насвистывание неприхотливой мелодии, пока взгляд Кукера не наткнулся на небольшую чашу, делать которой в общем чане было совершенно нечего - не потому, что ее не было в наборе посуды, а потому что окунать в грязную воду дивное чудо из тонкого фарфора с росписью было настоящим святотатством!
Кукер бережно отложил чашу в сторону, снял перчатки с рук и только потом присмотрелся к находке повнимательней.
- Антик, не меньше. - Восторженно прошептал он, изучая. - Откуда ты тут, красавица?
Мужчина нежно провел пальцем по изгибу, поцокал над росписью и решительно принялся за приведение находки в должный вид.
- Никаких чистящих средств и проточной воды! - Взволнованно произнес он, доставая небольшую бутылку с чем-то ароматным. Затем рядом с чашей оказалась емкость, наполовину наполненная теплой водой.
Несколько капель падает в воду - ни в коем случае не на поверхность! И только после этого Кукер принимается нежно протирать чашу, изредка зачерпывая теплую воду. Иногда он забывается и водит по ней рукой, словно по коже любовницы, оглаживает, еле касаясь. Иногда настойчиво протирает замшевой тряпочкой, и по всей кухне звучит ритмичный скрип, в который вплетается дыхание мужчины.
Работа завершена, чаша сверкает в свете погожего дня, заглянувшего через окна.
- Можно? - Словно спрашивает разрешение у нее и прикасается губами.
Язык нежно проходит по кайме чаши, пальцы сплетаются на обратной ее стороне... Он легкой грустью ставит ее на заранее приготовленную салфетку.
Закрывает глаза, чтобы успокоиться - впереди еще столько дел...
- Можно, - тихо отвечает девичий голос и прикасается к нему губами.
Он не открывает глаза. Его руки ведут свой путь, еле касаясь. Язык проходит по жемчужным зубкам. В тишине кухни - только дыхание двух. Шиноби делают это без скрипа.