Аннотация: К чему приводят попытки искусственно разделить разум и чувства, если всё это - единый аккорд человеческой души?
- До прибудет
через две минуты, - оповестил голосовой органайзер, и С-Кей оторвался от созерцания своих ногтей, чтобы отключить назойливый
писк.
Свежий осенний ветер разметал волосы по плечам и пощекотал
за воротником. Высокорослый мужчина - в ожидании он присел на мраморный борт давно не работающего фонтана - плотно запахнул полы идеально белого плаща, закрываясь не столько от непогоды,
сколько от нового напарника. "До - кто такой? А, эмпат на первом
выходе... Значит, жди сложной задачи и отпуска через пару недель,
- прикидывал оператор. - Без опыта работы - прекрасно... раньше
мне таких не доверяли. Определённо, иду на повышение".
Эмпаты всегда казались С-Кею недо-людьми, пусть и донельзя обаятельными. Вспомнить хотя бы их свойство изнашиваться
и гаснуть. Не имея собственной воли и будучи вечно ведомыми, они
должны безотчётно доверять старшему в паре, чтобы работать с полной отдачей, но замыкаются в себе, как только сталкиваются с настоящими трудностями. Поэтому (в отличие от истинного мастерства) способности проводника чувств не закаляются в боях, а только
ослабевают. А эмпат без эмпатии - балласт для общества; капризные, вспыльчивые, не способные бороться с собственными эмоциями даже с помощью эмо-ингибиторов, эти существа годились вне
Штаба только на самую малоответственную работу. Впрочем, нет, не
годились - поправил себя С-Кей, вспомнив, кто, по сводкам Маэстро, наиболее склонен к добровольному вливанию в Улей. "В конечном счёте, мы спасаем их. Лучше
погибнуть неоперённым юнцом, чем раствориться в сладком безволии общего поля и коротать остаток жизни не способным даже на
носочки встать самостоятельно. К слову, я бы однозначно предпочёл
первое (ха! "неоперённый юнец"! ты-то!..), да и вообще - красивая
отговорка, чтобы не дорожить чьей-то жизнью, не правда ли?"
А вот, кажется, и предмет мыслеизлияний: невысокий юноша
лет пятнадцати, подошёл уверенно, сразу выделив из многолюдного потока именно того, кого нужно - словно не искал по примете
"значок Штаба на правом лацкане", а давным-давно знал в лицо.
Крепыш светлая голова-"золотое яичко", стриженная под горшок,
розовые щёки торчком, детские веснушки на носу - С-Кей сразу
оценил очередного напарника как расходуемый материал, правда,
недешёвый: ну, к примеру, как атомное топливо. Его быстрый управляемый распад приносит куда больше пользы и меньше скрытых
неприятностей, чем естественное разложение в захоронениях, не так
ли? Что ж, подготовить энергию к выходу - дело пары недель...
Оператор кивком приказал напарнику следовать за собой -
впрочем, мог бы обойтись и одним мысленным повелением. "Привяжусь... - обречённо подумал С-Кей, наблюдая блики солнца на
носках собственных сапог. - Точно привяжусь... Ну, на недельку
выкину из головы, ещё дней пять обойдусь чувством вины на ночь,
день побуду во власти совести - а там уж и М'ин-ор..." - благо,
оператор, в отличие от эмпатов, хорошо умел пользоваться эмо-ингибитором. Впрочем, ничего примечательного для этого и не требовалось - суметь быстро нащупать впадинку на затылке прямо под
"математической шишкой" и послать соответствующий импульс
сознанию. И - всё, конец глупым терзаниям.
- Почему вы желаете моей смерти, С-Кей? - надув
щёки, прервал молчание До.
Оператор посмотрел на напарника сверху вниз
сквозь ресницы.
- Потому что я старый циник. - Они шагали по
широкой, расчерченной светом улице, и две пары обуви
ровно мерили шагами орнамент на мостовой. - Небо
забирает лучших первыми, а земля благоволит лишь
тем, кто ближе к преисподней. - В памяти всплыли
старые образы, и С-Кей шумно выдохнул. - А я хоть и
циник, но человек, и наверняка привяжусь за наши две недели тренировок - с задания же обречён возвращаться один.
Как же мне не злиться на тебя за это?
- Злиться на меня? - переспросил До; он встал на цыпочки, чтобы заглянуть в холодные серые глаза С-Кея - и от
чуткого взора эмпата не скрылась глубокая печаль, спрятанная в прищуре за жёсткими гребнями тёмных ресниц.
- Да, за то, что ты такой весь появился и испортил мою бесчувственную медитацию, - С-Кей приподнял подбородок До, запечатлел в памяти лучистый блеск болотно-зелёных радужек и тут же отнял пальцы от розового лица
напарника. - И не надо больших глаз, вьюноша. Следуя логике, мне незачем на тебя сердиться, и даже глупо. Но если
бы злость в сердце всегда вспыхивала от нарочной искры, пущенной рассудком, "чувством" её величал бы только
махровый лицемер.
Срок притирки кончился, как всегда, через две недели, и как всегда неожиданно: Маэстро уведомил С-Кея о начале операции, а значит, в ближайшие же дни им с До предстоял бросок в сердце Улья за информацией. Оператор вернулся к подопечному в тренировочную, словно свинченный из деревянных брусков, и молча бросил конверт ему под
ноги, брезгливо, точно выкидывал на помойку мышиный труп. До зашуршал бумагами - через каждую пару строчек
он поднимал глаза на напарника, но тот избегал смотреть эмпату в лицо.
- Я предупреждал, - С-Кей облокотился о гимнастическую стенку и скрестил длинные ноги.
Оператор переживал нелёгкий момент: умом отрекаясь от До, сердцем он оставался ещё полностью вместе с ним
и, казалось, был готов работать с таким учеником хоть целую вечность - эмпат схватывал объяснения на лету и служил
прекрасным продолжателем любого дела, за какое бы ни взялся С-Кей.
- Мы выживем, - твёрдо произнёс До; он выпрямился, как натянутая струна, и сквозь розовощёкость детства прорезалась гордая смелость истинного мужа. - Пока мы в одной связке, ничего у них не получится - это как пытаться
ломать веник!
- Се есть истина, опричь одного ничтожного нюанса, - прищурился С-Кей, - веник придётся ломать нам, -
и вновь пустился в объяснения по поводу устройства Улья, обстоятельно расставляя факты по полочкам скорее для
себя, чем для всепонимающего эмпата.
- А это правда, что Улей основали такие, как я? - прервал размышления оператора До.
- Да, - кивнул С-Кей, - Из двадцати девяти первопроходцев только один не принадлежал к касте эмпатов. В общем эмополе они хотели сбежать от жизни, забыть про ту грязь, что брызжет в лицо, коль скоро ты высовываешь нос
из своей пещеры; основатели Улья, наверное, полагали, что смогут дать вошедшим в него то счастье полного доверия,
которого не сумели отыскать сами, - но не учли самой малости. Захватывая всё больше людей, эмпатическое поле
опошляло оттенки тонких чувств - вот как если бы мы смешали разноцветные акварели в одном мазке - и в массе получалась та же грязь, от которой основатели пытались сбежать. Та же, но только хуже - потому что не просто брызгала
в глаза, а затягивала с головой.
- Но, Си, - До подтянулся на брусьях и ловко расположился на нижней перекладине, - ведь даже для эмпата люди
неравноценны: скажем, ты мой друг, значит, я настроен именно на тебя, и никакие проходящие мимо не могут уничтожить мою волну, пока не станут так же значимы моему сердцу и уму. А большинству-то, которые не эмпаты, вообще
безразличны эмоции всех, кроме узкого круга близких. Как же люди смогли так смешаться чувствами в Улье?
- А вот это главный вопрос, - погладил затылок С-Кей. - И, возможно, мы с тобой отправляемся в этот рассадник
именно для того, чтобы смочь найти ключ к ответу. - Оператор вытянулся, чтобы хоть немного сравняться с подопечным, но всё равно смотрел на него снизу вверх. - Готов ли ты пожертвовать собой ради истины, До?
- Эмпат с рождения жертвует себя истине, - с неожиданной задумчивостью отозвался юноша. - Всё большее - уже
не жертвенность, а бросание в омут головой вперёд, - и рыбкой спрыгнул с брусьев на маты так резво, что был вынужден перекувыркнуться, дабы не повредить шею.
Обычный план разведки в Улье выглядел следующим образом. Пара оператор-эмпат внедрялась под видом "жаждущих дозы": по легенде, им "стало невыносимо в приземлённом мире, где каждый озабочен лишь своей шкурой",
и даже то светлое чувство дружбы, что царит между беглецами, вот-вот грозит разрушиться под натисками циничной
судьбы. Очутившись в Улье, оператор подбрасывал эмпата к наиболее сильным источникам общего поля (стараясь не
попадать туда сам) и считывал по совместному каналу как можно больше данных - а чтобы не поддаться безумию,
которое непременно захватило бы сознание, ставил на М-ин'оре таймер, по истечению которого чувства к напарнику
стирались. Протрезвев, оператор возвращался сдавать информацию в штаб Маэстро; что до эмпата, наилучшим исходом для него оказывалась смерть, ибо вирус Улья заражал чуткую душу мгновенно, не оставляя надежды на сохранение хоть кусочка личности.
С-Кей считался одним из самых опытных операторов разведки: через его руки прошло семь эмпатов, и каждая
из совместных вылазок в Улей дала обильный урожай сведений. Поразительная способность С-Кея привязываться
к напарнику в кратчайшие сроки, а затем не колеблясь рвать отношения принесла оператору (в общем-то, ничем не
выдающемуся в других смыслах) репутацию "героя нашего времени".
- Наверное, ты считаешь себя неисправимым романтиком, - как-то раз заметил Маэстро, довольно поглаживая
диск с подробными записями последней ходки, - а зря: ты просто самый циничный игрок из всех. Другие операторы
имеют весьма долгий "срок перезарядки" - немалое время после совершённого предательства они не могут расположить к себе нового напарника, потому что слишком много думают о собственном свинстве и отрицают в себе возможность каких-либо светлых чувств. Пятно от гибели друга надолго отбивает у других способность позволить кому-то
им довериться - и полноценно пойти на разведку они смогут только через несколько лет, минимум - год, когда вина
притупится. Иное дело ты: каждое новое разочарование для тебя лишь повод начать игру заново, и эмпатам льстят
такие правила, ибо каждый хочет помочь тебе поверить в дружбу, быть "не как остальные" и именно сам вывести тебя
из тупика одиночества.
Слова Маэстро запали в душу С-Кея: жестокий приговор эхом звучал в ушах каждый раз, когда оператор под ручку
вёл очередного эмпата в Улей и сердцем обещал ему стоять спина к спине до последней капли крови, а разумом прикидывал, куда удобнее разместить приёмник, чтобы добыть больше сведений. Вот и сейчас, стоя на холме напротив Улья
рядом с До, С-Кей вспомнил, как его хладнокровно классифицировали. Маэстро попал в точку, и не удивительно: он
один из немногих, кто превратил себя в безликую, но объективную машину с помощью "максимального режима"
М-ин'ора, коий стирает из сознания носителя все чувства до единого.
Опускаясь всё ниже, на небе сгущались тёмно-лиловые пласты туч. Скупая слеза пробежалась вдоль носа к тонким губам - оператор позволил себе раскиснуть из-за того, что не мог найти высокого оправдания своим метаниям.
Он желал оставаться равнодушным к эмпатам, но только им мог доверять полностью, не боясь быть оплёванным за сокровенные слабости - и на этой основе между напарниками зарождалась настоящая дружба. Однако С-Кей мучительно переживал привязанность к существу, в котором не мог найти ничего, кроме отражения самого себя; этому
противился ум, подсовывая сравнения с наркотиками или полем Улья - всем тем, что позволяет убежать от "брызгов
грязи в лицо" ценой запирания в пустой комнате. "А я и есть классический наркоман... - невольно осознал оператор. - То, что я принимаю за чувства, на самом деле просто тяга к очередной ''дозе'', тяга полюбоваться на себя в чистом
зеркале глаз эмпата. Потому что настоящая дружба не может состоять только из ''нам легко, мы понимаем друг друга''
- в ней всегда находится место и для ''нам сложно, но мы попытаемся понять''. Да и какие, к дьяволу, ''чувства'', если
чуть неудобно - сразу тянемся к М'ин-ору?.." - "Что ж, поздравляю, заочный обитатель Улья, - грустно подвёл итог
С-Кей, - теперь ясно, куда в твоей жизни подевался смысл. Но за что должна страдать ''доза''?"
Сбоку пошевелилась золотистая макушка До.
- Вроде, это по нашу душу, - кивнул эмпат на кучку людей, жёлтым пятном подползающую по склону всё ближе. -
Я иду на контакт, как договорились! - и вприпрыжку бросился навстречу отряду:
- Ура! Ну наконец-то! Мы уж не верили, что это когда-нибудь наступит...
Тяжёлое мгновение отпечаталось на сердце С-Кея в красках и деталях: четвёрка голых длинноволосых обитателей Улья
("Зачем одежда? Нам нечего скрывать от тех, кто любит - и всегда сможет согреть своим телом!" - обыкновенно объясняли они) и пышущий здоровьем До, который несётся к своей погибели, на ходу тарабаня, что не мыслит жизни без
старшего друга, а у него "такие сложные в жизни обстоятельства".
С-Кей сцепил руки в замок. Пусть сегодня типовые планы разведки довольствуются местом на столе у Маэстро - в конце концов, посылая на такое ответственное задание наркомана, он чересчур рисковал, а значит, должен был
предполагать, что события могут развернуться в неожиданном ключе.
Словно насмехаясь над терзаниями оператора, солнце прорвало кайму тёмно-фиолетовых туч и окрасило всё нездоровым жёлтым светом. Приложив ладонь ко лбу козырьком, С-Кей поглядел с холма: нечистые руки
незнакомцев уже лапали эмпата, обвивали, тянули за собой в трясину, и, бессильный против звенящей одержимости
Улья, До не сопротивлялся. Старший мужчина в четвёрке, похожий на сатира кисти художника раннего Возрождения, прислонил новичка к своему белому телу и счастливо гладил по пушистой макушке. "Поздно, - скрутилось
в сознании С-Кея, - я потерял слишком много времени", - притом потерял нарочно: позволив сомнению продлиться
до тех пор, пока спасать станет уже некого. Оператор любил прибегать к этому трюку при работе с эмпатами - с его
помощью, не коверкая чувства, он всё-таки развязывал себе руки для лицедейства. Промедлить. Погрязнуть в метаниях. На грани жизни и смерти подольше обходиться без "да" и "нет", тщетно пытаясь ответить на вопрос "как
лучше?" - вот самый верный способ погубить, не заклеймив себя откровенным преступлением. "Преданный друг
отслужил своё", - с ноткой презрения к самому себе подытожил С-Кей и безошибочно нащупал шишку на затылке.
Таймер - три минуты; ровно столько оператор-середнячок способен выдержать наплыв Улья без вреда для личности.
И - приём, вас слушаем...
С-Кея макало в трясину коллективного разума уже неоднократно, и он неплохо представлял, как тело отзывается
на слияние, если оно проходит по схеме Маэстро. Слабость в конечностях, сухая горячка, редкое, но мощное сердцебиение - неизменные спутники борьбы рассудка с вторжением; через минуту или две интервент начинает побеждать,
и жар сменяет бездумная эйфория. Сознание дробится на несчётное количество кусочков - одни сильнее и громче,
другие почти безмолвны - этими крошками-"я" кишит всё вокруг на многие мили, они сплетаются с "я" иных
подданных в единый тупоумный клубок. Вот тут-то в игру и вступает М-ин'ор: он подавляет ликование коллективного чувства, оставляя воспоминания о нём, которые помогают вычислить расположение главных сил эмпатического
гадюшника.
Ещё раз затвердив в уме главные правила выживания, оператор раскрыл сознание для До, позволив экстрасенсорному каналу свободно течь в обе стороны. "Пара секунд - и затрясутся поджилки, стой крепче..." - но что-то вдруг
треснуло в полосе обороны, и ручеёк иррационального счастья - один тонкий ручеёк, но всё-таки!.. - бурно ворвался
в рассудок С-Кея, грозясь рассечь его напополам. В отчаянии оператор обратил взгляд к До; он и его пленители продолжали наслаждаться эйфорической леностью, и только старший, сатир, пару раз досадливо хлопнул себя по затылку, словно никак не мог пришибить навязчивого комара.
Хлопнул по затылку!..
Этот жест С-Кей изучил слишком хорошо, чтобы не узнать. Значит, в Улье тоже есть операторы - они и управляют
током эмоций!..
Фиолетово-жёлтое небо разрешилось далёкими вспышками; в панике С-Кей бросился к соседнему холму, над которым его ждал вертолёт Маэстро. Поток любви становился всё шире, словно танк сметая на пути хлипкие баррикады, наспех возводимые слабеющим рассудком, а таймер на М-ин'оре полз слишком медленно, чтобы успеть до совершенного растворения оператора в Улье. "Конечно же, всё симметрично... это бумеранг, которым я сам себя ударил...
это... отвратительно..." - десятки мыслей теснились на узком пространстве, ещё свободном от эйфории, призывая их
бога выбрать ту единственную, которая воплотится в жизнь, но С-Кей уже не мог разделить нелепое и здравое, ибо
был охвачен туманом отчаяния.
"Управляемые извне чувства - хуже бесчувствия! - в бессилии вскричало сердце, - их будут дёргать, щипать и трепать, словно плохие струны... играть на тебе так, как играл на эмпатах ты сам!.."
С-Кей слишком привык к жизни, чтобы предпочесть Улью смерть - и пистолет остался висеть на поясе, нетронутый. Но теперь он не смог бы спастись, не пожертвовав частью себя- слишком далеко в него проникла чужая воля.
Ещё уцелевшие куски сознания разрывала самонаправленная злость - обычно в такие мгновения оператор избегал
твёрдых поверхностей, ибо чувствовал тягу биться о них головой до кровавых шишек, чтобы только разрядиться
от разрушительной эмоции. Но сейчас отчаяние шло С-Кею лишь на пользу - только так, болью и кровью, можно
было преодолеть "защиту от случайных желаний" на максимальном режиме М-ин'ора. Замах всем телом - и затылок
врезался в выступ камня.
"''Семь раз отмерь - один раз отрежь...'' - До, ты моя нота номер восемь..."
Мир окрасился оранжевым, из глаз и носа брызнуло болью, что-то горячее поползло за ворот. Но эйфория мгновенно отступила, а следом скрылся и ужас - сердце примолкло, уступая дорогу господину-рассудку.
С-Кей сморгнул слёзы и вгляделся в небо. Страховочный трос - вот он, в десяти метрах. "Сатир отгонял эмоцию -
зачем, если она посыл Улья? - судорожно вцепился в мысль оператор. - Значит, прилив счастья шёл извне... но откуда?" "Конечно же, от До! - Вспомнив, как эмпат мчался с холма, сообразил С-Кей. - Напарник и не сомневался, что
его привязанность ко мне сильнее, чем шумы чужеродного поля..." - "Ха! Искушённый психолог, стреляный воробей - а принял истинное тепло за гипноз, потому что сам так чувствовать не способен!.."
Что ж, на сей раз они взаимно сыграли на чувствах друг друга: но не в грубой однообразной манере Улья, как обычно получалось у С-Кея, а внезапно и ненамеренно-изощрённо, словно уличный музыкант, уже привыкший к грязной
игре, который впервые извлёк из струн своего инструмента аккорд без примеси фальши и не смог поверить, что эти
струны способны дать столь чистый звук.
Но хватит поэзии. Скорее всего, До ещё не безумен - и непозволительно бросать это чудо разлагаться в тлене общего поля, словно отработанное ракетное топливо. Рассчитывать лишь на себя нельзя: обитатели Улья известны
жестокостью к тем, кто решится поднять против них оружие, а в пистолете только одна пуля - для До.
Пасс руками - "ещё верёвки". Второй пасс - "показываю направление". С-Кей поспешно пропустил трос петлёй и сделал дюжину витков на ней, чтобы прижать собственным весом болтающийся конец со спасательным поясом.
Закрепился на "сидении", локтем обхватив канат. "Выше! Выше!.. Стоп, теперь не поднимать!.. Разворот левее! Вперёд!.." - громче зашелестел мотор, за спиной взвились полы белоснежного плаща, расшитого каплями свежей крови,
и ветер колко ударил в глаза С-Кея, заставляя ронять больше слёз.
"Но - что? Что толку? - придерживал себя оператор. - Я не могу позвать До, ибо не чувствую к нему прежнего
тепла... прежней злобы. В растерянности, что не может меня "прочитать", он станет лёгкой добычей для Улья... как
и предыдущие семь... именно потому они и сгинули: я лично отнял у них шанс спастись, грубо порвав связь М'ин-
ором. - Взгляд упал на пояс, оттянутый серебристой кобурой. - А теперь я даже не смогу наградить До смертью... попасть в него при качке да с такой высоты..." - "В него - да! - взвилась в сознании шальная мысль. - Но не в себя!"
С-Кей хлопнул по лбу свободной рукой: а ведь он не стал полностью бесчувственным, включив максимум на
М-ин'оре. Осталась боль: затылок всё ещё саднило после удара о камни. И если она окажется достаточно острой, До сумеет заглушить ею зов Улья. Пальцы нащупали рукоять пистолета; холодное дуло уткнулось сбоку в мягкую ткань
икры. Повреждения кости и главной артерии исключены - С-Кей ничем не рискует, взамен получая возможность
разрушить легенду "одноразовости" эмпатов.
Тучи прорвались холодным, мощным ливнем. По сигналу оператора голубая птица вертолёта зависла прямо над
группой людей Улья, пленивших До. Закусив губу, С-Кей спустил курок и вскрикнул - ногу пронзило острой посасывающей болью, молча терпеть которую не оставалось сил, да и не было смысла. Снизу вдруг откликнулся До, и оператор
велел пилоту медленно двигаться по касательной к Улью с тем, чтобы зависнуть через пару километров. Напарник сумеет быстро оторваться от преследователей - он крепче физически и прошёл неплохую тренировку. Главное - у эмпата
теперь есть маяк, путеводный светлячок родной эмоции в одуряющем тумане поля подчинения.
До настиг их на вершине соседнего холма. Опытным жестом, словно показывал класс перед толпой новичков-
туристов, набросил на себя спасательный пояс. "Мои уроки", - улыбнулся С-Кей. Он помахал свободной рукой напарнику; тот отчаянно задрал голову, и крупная капля крови, сорвавшись с аккуратных краёв пулевой раны, хлопнула
эмпата прямо по середине лба.
Утробно заревел тихий мотор, и грязные линии Улья растаяли внизу, в облачной дымке. Спасены...
Впервые после больницы С-Кей возвращался в Штаб. Тяжёлая автоматическая дверь вывела оператора в огромное
светлое фойе, где его взгляд сразу выхватил знакомые очертания. Мальчик-боровичок с ногами забрался на широкий гранитный подоконник и, судя по забавно-сосредоточенному лицу, считал голубей, что попрошайничали внизу
на площади. При виде этих пухлых розовых щёк и золотинок, стриженных "под горшок", ум каждый раз оживлял
воспоминания, какой удивительный заряд эмоций некогда несло оператору это существо. И С-Кей расцветал, ибо
память о дружбе с До - а точнее, немыслимой вере эмпата в человека, которого он считал своим другом - осталась
единственным отзвуком чувственности в рассудке оператора. Едва слышным отзвуком, скрипично-печальным и фортепианно-гулким - нежным аккордом в тональности до-минор.
С-Кей молча подошёл к эмпату. Их взоры устремились друг к другу - оба на равной высоте, словно кто-то замерил по линейке, как напарникам надо расположиться, чтобы никому из них не пришлось задирать голову. Морозные
серые радужки, которым уж не суждено оттаять даже от многолетней тренировки, встретились с парными болотно-
зелёными, неспособными стать холоднее даже ради самого близкого человека.
"Будет сложно. Но мы всё-таки попытаемся понять..."