Аннотация: Взаимоограничение или взаимопроникновение? Теоретически, это одно и то же...
Континуум
-- У тебя они богатые, -- Нэн гладит пушистое покрывало волос, шёлком спадающее на плечи и спину, и волосы льнут к его коже, мягко облепляя пальцы слабым электричеством.
Это правда, у меня красивые волосы. Их оттенок неопределим, как у солнца, но когда на пряди падает свет, там играют искры, а в каждой искре -- по миру. Миру, такому же огромному, как у нас с Нэном над головой.
Но сами слова -- что в них? "У тебя они богатые..." -- о волосах ли речь, и о том ли, что они красивы? Возможно, Нэн вспомнил моих родителей и иронизирует над их уединением в крошечном мирке мыслеузоров? Вероятно, Нэн имеет в виду мои фантазии? А может, он и вовсе думает о другой, и фраза обращена к собственным образам? Я никогда не смогу понять, о чём говорит этот человек: слова опошляют смысл, и угадывать его -- тщета.
Наши босые ноги касаются бегущей воды, а над макушками раскачиваются еле видимые воронки сознаний: искристая моя и густо-переливчатая -- Нэна. Когда мы разговариваем, воронки задевают друг друга, и волны с огоньками проникают в чужие узоры, чтобы создать неповторимое разнообразие. Но всему есть предел: достигнув второго слоя воронки, мои искры гаснут, будучи слишком чужеродными тягучим глубинам сознания Нэна.
Помню, уходя в мыслеузоры, мама сказала: "Я готова отказаться от многого ради того, чтобы полностью понимать твоего отца. У нас достаточно совпадает, чтобы стать единым..."
С тех пор её для меня почти не осталось. Иногда в мою воронку попадают крапинки её сознания, но они бесконечно узки и слишком редки, чтобы получился контакт. Смогла ли мама понять папу? Наверное. От крапинок их воронок исходят эманации чистого счастья -- не то, что у меня с Нэном.
Раздражение накатило серой пеленой, когда я вновь ощутила прикосновения Нэна к моим волосам. Он делает это почти механически, гуляя мыслями где-то совсем далеко. Где? Непознаваемо. Ведь если спрошу -- не ответит. А даже если ответит -- словесная форма исказит настоящий смысл до неузнаваемости.
-- Почему я не могу тебя понять?
Я отнимаю у Нэна прядь, и между ней и его ладонью проскакивает невидимая электрическая искра.
-- Ты просто не хочешь этого. Боишься, -- он ответил, не глядя в мою сторону. Поверхность его воронки оставалась такой же спокойной -- ни малейшей попытки сближения.
-- Дурак, -- раздражение медленно алело, превращаясь в злобу. -- Моя мама ушла в мыслеузоры, и всё ради отца. Дочь такой матери не может равнодушно воспринимать фальшь в отношениях... а мы фальшивим.
Меня заливает краска ярости, а у Нэна на лице написано выражение: "Слышали уже много раз... Скучно..." -- он едва не зевает и нисколько не обращает внимания на резкие, порывистые движения воронки над моей головой.
-- Я готова к испытанию мыслеузорами, если так надо, чтобы понять тебя. Но... готов ли ты, или тебе всё равно?
-- Мне не всё равно, Эльза.
Омега
Мне не показалось, что омега беднее континуума. Впрочем, я не уверена, что думала так раньше. Но нечто такое определённо проскальзывало в разговорах: я смогла найти две ячейки памяти, подтверждающие это.
Нэн ничуть не поумнел с уходом в омегу: он даже не знает, как меня зовут! И вместо того, чтобы спросить об имени, несёт нелепую ерунду про воронки над головами. Все знают, что воронок нет, что над головой висит бесконечная лента памяти, в ячейках которой запечатлена вся жизнь - и только Нэн твердит обратное, отвратительный в слепом упрямстве. Хотя волосы мои ему так же нравятся больше всех.
Недавно я обнаружила кое-что любопытное: предполагается, что в континууме слова не выражают смысл в полной мере. Но уж тут-то всё иначе: понятия вполне перечислимы, и для любого воспоминания найдётся оптимальное выражение. Единственное, что остаётся загадкой: почему мы с Нэном до сих пор в противофазе? Он несёт чушь про воронки и мыслеузоры, я совершенно не понимаю его интересов, связанных с такой ничтожной частью нашей жизни, как игры, в довершение всего, ему непонятен смысл слова "континуум". И, несмотря на то, что меня всё так же влечёт к нему, иногда я просто в бешенстве от того, как он глуп.
-- Эй ты! Сверим память? -- предлагаю я, и Нэн -- как ни удивительно! -- соглашается.
Ячейка за ячейкой мы считали совпадения. Но они попадались исчезающе редко в гуще противоречий. Почему же тогда меня притягивает к Нэну, а он тянется ко мне?... Может, если избавиться от бесконечной массы различий, что стоит между нами, и остаться мысль-на-мысль, всё-таки придёт то, что называется гармонией, и чего достигли мама с папой?...
Пара
-- Ты! Умри!
Я кидаюсь на Н, царапаю намеренно, с усилием, побольнее. Не за обиду, не за оскорбление или подлость -- за единую мысль: рядом чужак. Он уродлив, невыносим и так же меня ненавидит. Мы дерёмся с самого сотворения, но не чувствуем течения времени: оно остановилось, заморозив нас в агонии. Всё тело болит, от соседства с выродком Н душу выворачивает наизнанку, он всегда делает мне больно и никогда -- приятно. Но я жива, значит, я сильнее его!...
И значит, рано или поздно всё-таки избавлюсь от лишнего и обрету покой.
-- Ты! Умри!
Континуум
Дождь золотистых искорок осыпался с моей воронки, когда я заключила долю чувства к Нэну в мыслеузоры. Одновременно его воронка разродилась двумя тончайшими потоками радуги, похожими на нити паутинки. Искры с паутинками метнулись друг к другу, сплелись...
Я касаюсь сияющей пыли рукой, и по коже разливается отвратительное ощущение чужеродности. Пальцы рефлекторно отдёргиваются.
-- Я не понимаю... Они не эмпатируют... Они...
-- ...дерутся, -- Нэн удивляется не меньше моего, наблюдая за конвульсивными движениями ажурного пучка мыслеузоров.
-- Но мама... Но папа... Я помню, мама с папой тоже вкладывали мысли в узоры, прежде чем уйти туда полностью... и нашли в узорах гармонию!
Неужели всё дело в том, что у них было настоящее, а у нас с Нэном -- нет?...
Досада ползёт по телу снизу вверх. Я с размаху бью своей воронкой по мыслеузорам -- и морщусь от боли, приняв в сознание изрядную порцию ненависти. Но клубок распадается, и искры падают в воду, а радужные паутинки уносятся вместе с ветром.
Нэн сидит, подпирая щёку рукой. Его вид не вызывает у меня больше никаких эмоций.
Не говоря ни слова, я делаю шаг в ручей. Водные потоки щекочут босые ноги. Стараясь не глядеть на Нэна, я иду против течения по приятному песчаному дну.
В континууме мы с Нэном различны, как различны два мира. В узорах наши различия можно пересчитать. В паре -- различаемся единственным образом.
Но в паре мы лишены похожести, в узорах наши сходства весьма ограничены, а в континууме -- сходимся бесчисленно сильно.
Теперь я вряд ли подпущу воронку Нэна ближе, чем на метр, к моей воронке. Да он и сам наверняка не захочет меня касаться -- неприятный осадок истории с парой надолго останется в кладовых нашей памяти. Но разве мы не стали умнее, пройдя через эту глупость?...
И не потому ли мама с папой счастливы, что они искали друг в друге сходства, а не отбрасывали различия?...