Плахотникова Елена Владимировна : другие произведения.

Сказка для сказочника гл.21

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


21

   - Подожди, не ори. Успеешь. Поезд не уходит, сиську не увозит.
   Но Олежка продолжал плакать. Наверно, не только проголодался, но и закакашкался. А я занята и не могу к нему подойти.
   - Ну подожди, сыночка. Сейчас докормлю маленького и возьму тебя. Ты же у меня большой и сильный мужичок, потерпи немножко.
   Прошли те времена, когда я могла кормить сразу двоих. Тут и удержать их вместе совсем не просто, если они не спят. А уж когда капризничают и машут лапками... Олежка ведет себя намного спокойнее, а вот что вытворяет сынуля Родаля! Весь в отца получился - такой же загадочный и непредсказуемый. Только стихи любит глупые и смешные. А другие у меня почему-то не придумываются. Вот как родила, так и поперли из меня детские стишки. На четыре строчки или на двадцать четыре - всякие, некоторые даже петь можно. Олежке они тоже нравятся. И я запела свежепридуманную песенку:
  
   Смейся, деточка, не плачь,
   Всё у нас в порядке.
   Белочки играют в мяч,
   А мышата в прядки.
  
   Медвежата едят мёд,
   Зайчики - капусту,
   А бобрята строят плот
   Вот и им не грустно.
  
   Хвостиком лиса метет.
   Спорят лоси басом.
   Кто из них теперь пойдет
   К большой бочке с квасом.
  
   Барсучиха моет пол,
   Чтобы было чисто.
   А волчонок забил гол,
   Бегает он быстро!
  
   Траву косит папа-конь.
   Любит он порядок.
   А ежонок взял гармонь
   И играет рядом.
  
   Светит солнце на пенек
   А на пне - грибочек.
   Улыбается, растет,
   Как и мой сыночек.
  
   Олежка заслушался и перестал плакать, а самый маленький и голодный заулыбался, даже от еды отвлекся. Шестой месяц только ребенку - что бы он понимал в этом возрасте? - а стоит мне запеть, он начинает смеяться и махать ручками, будто ловит что-то.
   Вот и теперь лежит, смотрит на меня и улыбается на все свои четыре зуба. Рано они у него появились. У Олежки еще ни одного нет, а у этого живчика в четыре месяца сразу два проклюнулись. Да еще полезли неправильно. В книге пишут, что сначала нижние центральные должны прорезаться, а у нас - верхние и почему-то клыки. Да еще с такими побочными эффектами, что я испугалась. Ладно бы небольшая температурка и расстройство желудка - такое "на зубки" часто бывает. Но когда ребенок хрипит и дрожит, как в припадке, а температура за тридцать девять - тут в пору "скорую" вызывать. А как ее без телефона вызовешь? И какой адрес дашь: "Пятый лес от города, двадцатый куст от дороги"? Еще и Родаля дома не было, а слуга его глухонемой только кланяется и кивает, хоть кричи на него, хоть тапочками бросайся. Не знаю, пережил бы малыш эти три дня, не будь у меня жаропонижающего. Спасибо, большое спасибо Ольге за ее список! Вот если б еще лекарство действовало так, как в инструкции написано... А то собью температуру, а через два часа она опять поднимается. И следующую дозу сразу не дашь - ее только через шесть часов можно, чтобы почки не посадить, а ребенок горит... Хоть ругайся, хоть сядь и плачь. Я может быть и поплакала бы, если б вместо меня было кому за детьми присмотреть. Олежке ведь тоже забота и уход нужны, ну хотя бы минимальные. Вот и крутилась, как белка в колесе: то одного покормлю, помою, то с другим на веранду выскакиваю - там прохладнее и воздух свежий. Так и пробегала все трое суток.
   Кажется, на второй день или вечер я и придумала маленькому имя. Родаля разве ж допросишься! Сколько раз говорила ему, а он все отнекивается: рано, мол, не нужно, пусть сначала вырастет. Или я чего-то не поняла или у этих иностранцев что-то не то с мозгами. Назовут ребенка Младший или Следующий, а как ему с таким имечком жить, и думать не думают. Да и мне как к малышу обращаться? Темненький? Так ведь сколько можно?! Да и страшно стало. Очень уж с Темкой созвучно. А больному ребенку нельзя давать имя недавно умершего. Наоборот, в честь живого называть надо, у которого и со здоровьем все в порядке, и со всем остальным, и чтобы он хоть раз уже обманул смерть. Тогда его удачи на двоих хватит, и малыш обязательно выздоровеет.
   Может и глупая это примета, но мне надо было во что-то верить, чтобы не сойти с ума. Вот и перебирала все знакомые мужские имена, вспоминала тех, кому они принадлежат. Хотела уже Сашкой назвать, в честь однокурсника, но вспомнился еще один Александр, раза в два старше, а у этого и характер тяжелый и жизнь сложилась так, что... Короче, другое имя я стала подыскивать. И выбрала! Вполне мужское красивое имя, и хозяин его жив и здоров, пользуется большим успехом у противоположного пола, еще и вредных привычек не имеет: не курит, не пьет, наркотиками не балуется. А самое главное - в раннем детстве сумел обмануть смерть и дожить до почтенного возраста. Одиннадцать лет - это совсем немало для дворового кота! А Василий вполне человеческое имя.
   Когда я принесла котенка домой, мы с мамой долго не могли решить, как же его назвать. А у отца в тот день хорошее настроение было, вот он и рассказал нам анекдот про еврейскую девочку, которая придумывала имя котенку, и про ее умную бабушку. С того дня мы и стали называть котенка Васькой, а когда подрос - Василием.
   Не знаю, имя помогло или то, что у маленького все-таки прорезались зубки, но температура упала, он нормально покушал и спокойно проспал всю ночь, впервые за трое суток. А я стала называть его Васенькой, мысленно, конечно. Кто я такая, чтобы давать чужому ребенку имя? Еще и стишок сочинила и стала петь его, когда малыш раскапризничается - он в последнее время стал очень беспокойным, даже вес набирает хуже. А стишок совсем простой и даже не детский:
  
   Стоит Вася на крылечке
   В алюминевых трусах.
   А топор плывет по речке.
   А рояль поет в кустах.
  
   Малыш как услышит такое, сразу смеяться начинает. Я в первый раз даже испугалась, когда увидела его улыбку. Со своими верхними зубками он на вампиреныша похож стал. Да еще решил, что если он теперь зубастый, то ему и кусаться до крови можно. Пришлось напомнить, что со мной такой номер не пройдет. Мы еще в первые недели это проходили, когда маленькие меня до синяков прикусывали. Олежка быстро понял, что к чему, а с Васенькой пришлось помучаться, но и он в конце концов научился правильно брать грудь.
   Через неделю, когда я уже начала забывать о кошмаре первых зубов, появился Родаль. Постоял рядом, посмотрел на сына - я как раз его докармливала, и собрался уже уходить, когда маленький взял и засмеялся. Не вдруг и не с бухты-барахты - я ему на волосики дунула, а Васенька всегда смеется, когда я так делаю, игра у нас такая, Олежке она тоже нравится. А Родаль уходить передумал, сунул наследнику палец в рот, пощупал и спрашивает:
   - Сана страшится зубов?
   - Нет, не страшусь.
   - Почему? Он кусат. Кров. Сана нравится, когда кусат?
   И так посмотрел на меня, будто скажи я "да, нравится", он меня и сам покусает.
   - А я особый ритуал знаю и никаких зубов не боюсь.
   - Скажи.
   - Это не только говорить, еще и показывать надо. Нагнись.
   Родаль нагнулся. Я с большим удовольствие щелкнула его по носу и сказала то, что часто говорила Васеньке:
   - Нельзя кусать первоисточник - останешься голодным!
   Нос сразу же покраснел.
   - Болно! - возмутился красавчик.
   - Зато действует. И запоминается надолго.
   - Я запоминат, - мрачно пообещал Родаль.
   - Вот и хорошо. А если забудешь купить памперсы или туалетную бумагу, то я напомню, - и опять сложила два пальца колечком.
   - Не надо "напомню"! - он быстро отступил, чтобы я, сидя, не дотянулась.
   Эту туалетную бумагу я ему не скоро забуду! Ведь как нормального человека попросила "купи!", еще и последний рулон показала, чтобы с покупкой не ошибся. А то мужик, да еще иностранец - вдруг не правильно поймет. Ну откуда я знала, что он любитель глупых шуточек? И распечатала купленный рулон сразу потому, что он легче мне показался. Ведь в наше время подделывают все, что только можно, и даже то, что нельзя. Иногда вместо нормальной туалетной бумаги такой подтирус продают, что им не интимные места пользовать, а краску с забора обдирать.
   Хороша бы я была, если б свою бумагу использовала, а Родалеву открыла бы, когда он опять по делам отлучился. Как всегда, на несколько дней. И где-то там наслаждался бы своей шуточкой. Никогда не понимала американских комедий - у них все шутки ниже пояса. Может у Родаля родственники в Америке живут? Или он сам оттуда? Юморист хренов! А кем еще может быть человек, который так по-дурацки шутит?
   Красавчик принес мне бумагу, совсем как настоящую, только она... не разматывалась. Снимаешь обертку, а внутри что-то похожее на фильтр от огромной сигареты или на тампон для коровы, в особо критичный день. Вот бы такой рулончик самому Родалю подсунуть, когда у него другой бумаги не останется! Или ему уже подсовывали? И ему так это понравилось, что он на мне решил отыграться? Еще и сделал вид, что не понял, из-за чего я разозлилась. Притворился, что нормальной бумаги не видел и не знает, для чего она нужна. Пришлось показать и объяснить этому неграмотному! И так я доходчиво объяснила, что он без разговоров сгреб свои покупки и смылся. А на следующий день принес то, что нужно, еще и распечатал каждый рулон при мне и показал, как он разворачивается. Не останови я этого юмориста, всю бумагу размотал бы.
   Похожими приколами пацаны на Алкиной свадьбе баловались. То шоколадные конфеты подсунут, с красящей или горькой начинкой, то звуковой мешочек под кого-нибудь подложат. И ладно бы он со смехом был, а то ведь такие звуки из него раздавались, какие только в туалете услышишь, и хорошо еще, что запах в комплект с мешочком не входил. А молодоженам фужеры подсунули, тоже с приколом. Пока фужеры были пустыми, ничем от нормальных не отличались, а налили шампанское - в Алкином муха плавает. И не сразу поняли, что на самом деле ее нет, что она только кажется. Два раза шампанское выливали, пока разобрались. У жениха еще круче прикол был - глазное яблоко в фужере плавало. А если человек много выпьет и не ожидает никаких приколов, то может испугаться как... ну вот как Алкин Ромка испугался.
   Хорошо хоть эти приколисты фужеры не перепутали. Если бы Алка так испугалась... А пугать беременную женщину очень вредно для здоровья. И не только для ее. Если бы с ребенком что-то случилось, Ромка бы их на тряпочки порвал. Он же Алку сразу после школы замуж звал, а она ни в какую - рано, мол. В постели кувыркаться ей не рано, а вот замуж... И если бы не подзалетела, может и не согласилась бы.
   Когда я посылала Родаля за памперсами, то не только дала ему с собой пустую пачку и чистый памперс, но еще сказала, сколько штук их должно быть в пачке. Так, на всякий случай. Кто знает, где он отовариваться собирается. Хоть бы раз взял меня с собой, а то... "Сана остатся, дети остатся, Родаль ходит". Так и мотается до сих пор один. И не сообщает, когда и насколько уедет. Сейчас-то я уже привыкла, а по началу это меня жутко раздражало. И отлучки его внезапные и то, что всё надо у него просить. Ну стеснялась я заказывать кое-какие интимные вещички - сама привыкла их себе покупать, но когда поняла, что вообще ничего не получу, если буду молчать, то сразу же стесняться перестала. Если уж ты завез современную женщину в такую глухомань, так обеспечивай ее хотя бы самым необходимым! А пользоваться лопушком или клочком козьей шерсти я не собираюсь. Такая вот я, испорченная цивилизацией.
   А как за нормальную пищу пришлось повоевать!.. Мне все равно, к какой кухне привык Родаль, Но я не дикарка какая-нибудь, чтобы жевать непонятно что, да еще в сыром виде. Пока добилась нормальной мясомолочной еды, думала, убью кого-нибудь. А вот выходить из дома мне так и не разрешили. Опасно, мол, а в чем опасность, не объяснили. Вот и думай - это Родаль о моем здоровье беспокоится или прячется от кого-то. Попробуй, разберись, когда хозяин дома то молчит, то на глаза не показывается. А мне с маленькими приходится гулять по веранде или в зимнем саду, но в нем не так прохладно и свежо. Кстати, о существовании этого садика я узнала совершенно случайно. Два месяца прожила в доме и только тогда увидела, какое замечательное место в нем имеется. И в тот же день, только чуть раньше открыла способ, как можно быстро встретиться с Родалем, если он дома, конечно. А всего-то и надо громко пропеть стихи собственного сочинения. Почему-то они на него действуют, как красная тряпка на быка. Но стихи должны быть не детскими. На те Родаль совсем не ведется, будто не слышит их.
   Обнаружила я этот способ тоже случайно, когда купала Олежку. На секунду только отвлеклась, другому малышу улыбнулась, что рядом в люльке лежал, оборачиваюсь, а сыночка накакашил в ванночку и гоняет по воде желтые комочки. Весь счастливый и довольный из себя. А я только-только чистой воды набрала и до нужной температуры довела. Остается ругаться или смеяться! Но ругать трехмесячного ребенка глупо. Что он может контролировать в этом возрасте? Расплачется еще, испугается, а потом вообще воды станет бояться. Вот и пришлось, с шутками и прибаутками, вылавливать Олежку из фикашек, набирать по новой ванночку, благо за водой далеко ходить не надо - она всегда теплая из крана течет. Занимаюсь спокойно делами и напеваю то, что в голову пришло:
  
   Расцвели хризантемы в саду
   Поплыли хризантемы в пруду
   Хризантемы в саду,
   Хризантемы в пруду
   Хризантемы, вокруг хризантемы!
  
   Ну напомнили мне эти комочки на воде те хризантемки, что росли у мамы в саду. И каждую осень цвели до самых морозов. Там и желтые были, и розовые, и белые, и бордовые. А перед морозами мы с мамой их выкапывали и в цветочные горшки сажали. До самого Нового Года у нас эта красота на окнах стояла. Кто зайдет, тот и ахает.
   Вот спела я эту песенку раза два или три, малыши спокойно ждали и улыбались, а потом примчался Родаль и начал орать. Его послушать, так я преступление совершила, опасное для жизни, и сделала то, чего делать нельзя, будто бы меня видно и слышно так далеко, что обо мне узнали все, кому надо и не надо. А еще будто бы я испортила какой-то сад!
   За дословность ора я не поручусь, когда Родаль злится, он русские слова мешает со своими родными. Но садик в тот день я все-таки увидела. Якобы безнадежно испорченный. И в нем цвели любимые мамины хризантемки. И очень здорово смотрелись среди камней, мха, серебристой травы и маленького прудика. Кстати, и на его поверхности плавали желтые цветочки, похожие на хризантемки. В общем, в садике мне понравилось. И самое забавное, что я столько дней ходила мимо него и даже не догадывалась, что на втором этаже есть оранжерея под стеклянной крышей. Да я даже вход в нее не замечала! Это же не дом, а шкатулка с секретами. Здесь полно дверей, которые не открываются, или открываются не для всех, здесь есть загадочная лестница, которая странным образом вдруг взяла и исчезла, а я теперь не могу спуститься на первый этаж, есть тайный садик, исключительно для нужд хозяина. Конечно, с того памятного дня и я стала бывать там, но сам факт... Это же надо быть таким скрытным. И таким несдержанным!
   Своим криком Родаль испортил нам купание и так напугал малышей, что я их долго не могла успокоить. Васенька до самой ночи потом всхлипывал. Да и сама я не люблю, когда на меня орут не по делу, и сразу же ответные военные действия начинаю. А у кого глотка луженее и кто больше гадостей наговорить может... Тут красавчик здорово ошибся - не на ту наехал. Я, конечно, тетке Любке и в подметки не гожусь, но Родаль против меня был, как первоклашка против пьяного портового грузчика. Короче, завелась я в тот день не на шутку! Одно мое: "Кто кому здесь денег должен?!" - говорит само за себя. Но ведь на этом я не остановилась, были и другие перлы изящной словесности: "А если моя работа кого-то не устраивает, я ведь с радостью домой отправлюсь, и пускай кое-кто другую нянечку ищет!"
   После такого заявления Родаль очень быстро успокоился, а я под это дело еще и компенсацию вытребовала, за моральные издержки. А если б знала, сколько проблем мне доставит Васенька уже через месяц, то добилась бы повышения зарплаты. У меня ведь за те кошмарные трое суток полголовы поседело. Вернусь в цивилизацию - краситься придется. А то ведь Мамирьяна жизни не даст. Она еще перед родами подкалывала меня насчет испорченной фигуры, а после такого развернется во всю ширь и глубину. Вот уж кто способен свою мамочку трижды переплюнуть, не особенно напрягаясь.
   Не дай бог у Олежки будут так же резаться зубки - я же вся поседею! А вдруг лекарств на двоих не хватит? Это только нижние центральные у Васеньки вылезли легко и быстро. И температурка повышалась совсем немного, вот мы и обошлись без жаропонижающего. И бессонных ночей не было. Малыш днем немного покомандовал, а вечером уже был с третьим зубом. Через неделю - с четвертым. И почти месяц мы не знали ни хлопот, ни забот. А потом опять начались проблемы - нижние десны напухли и стали горячими, похоже там лезет не один зубик, а два или три. Да еще сразу с двух сторон. И у Васеньки уже второй день держится температура. До тридцати восьми поднимается, но и это для маленького очень много. А его папочки опять нет дома. Отправился куда-то по своим загадочным делам и неизвестно, когда вернется. Сколько раз его просила купить гель от зубной боли, а он все забывает. Надо было мне самой покупать, когда Ольгин список отоваривала, но кто ж мог подумать, что я попаду в такую глухомань, где не то что аптеки - человека постороннего не увидишь! Если бы я с детьми не разговаривала, то совсем говорить разучилась бы. У Родаля не слуги, а домовые какие-то - появляются тихо, исчезают быстро и незаметно. Не сразу и поймешь, что кто-то заходил, а потом - то обед на столе обнаружишь, то грязная посуда куда-то денется, то пакет с покупками вдруг появится, которые неделю назад заказывала.
  
   Я покормила и уложила сыночку спать, а с Васенькой вышла на веранду. Ближе к ночи ему стало еще хуже. Дать жаропонижающее можно будет только через три часа, а пока придется обойтись влажной простынкой и прогулкой на свежем воздухе. Хорошо, что вечером похолодало. И что сейчас средина мая, а не июня. Хотя и в июне бывают прохладные вечера. Если бы еще не полнолуние... Оно в любом месяце на меня странно действует. Неприятно как-то под полной луной, беспокойно, ждешь чего-то, ждешь, знать бы еще, чего. А когда так ничего и не случается, такой дурой себя чувствуешь! Хорошо хоть луна сегодня нормального цвета, а то я и оранжевую видела, и зеленую, уже и внимание на цвет обращать перестала. Чтоб мозгами не сдвинуться. А все Родаль со своими экспериментами! Мало ему решетки на окнах, он еще стекла меняет по несколько раз за месяц. Я как-то спросила, мол, зачем это делать, а он ответил кратко и непонятно: "для защищат!" Попыталась объяснить, что на веранде много тепла не надо, что от ветра и дождя обычное стекло защитит, а если от чего-то другого, то пуленепробиваемое надо ставить. Так мне, вместо спасибо, сказали: "Сана глюпый, Сана не понимат!" Ну да, для богатого дурака все вокруг сплошные идиоты. Не хочет слушать чужих советов, пускай и дальше тратит свои денежки на всякую ерунду, а я в его дурацкие стекла смотреть зареклась. Еще в начале весны. Я тогда вместо парочки ворон таких птеродактилей увидела, что перепугалась до икоты. А еще раньше облака с горами перепутала. Но это было не так страшно, как с воронами.
   Через час температура у Васеньки еще поднялась. Он хныкал тихо и жалобно, не открывая глаза и не вынимая пальцев изо рта. Заходить в комнату я не рискнула. Если разбужу Олежку, то возиться придется уже с двумя капризничающими малышами. А тут и одного трудно удержать, когда он начинает выгибаться и дрыгать ножками.
   Зашла в оранжерею, искупала Васеньку в пруду, там же намочила простынку. Кажется, маленькому стало чуть лучше. Он прижался ко мне, затих, а я начала гулять по тропинкам. Они здесь такие же извилистые, как и в большом саду, и садик из-за этого кажется просторнее, и пейзаж не надоедает - все время что-то новенькое на глаза попадается. Вот так походишь, посмотришь на камни, на кустики, на крошечный водопадик или на прудик, что чуть больше детской ванночки, и понимаешь: красота - великая сила. А еще она действительно спасает. От плохого настроения и от дурных мыслей. Но времени эта красота отнимает столько, что просто кошмар какой-то!
   Вот на веранде я смотрела на часы - девять, а немножко погуляли в саду и... начало одиннадцатого.
   Хорошо все-таки, что я взяла с собой часы. Мобильник, конечно, современная вещь и многофункциональная, вот только отказать может в самый неподходящий момент. А механическими часами люди уже не первый век пользуются. Проверено временем, как любил говорить Артем. А если часы еще и с календарем, то им вообще цены нет! Особенно здесь, где ни телевизора, ни радио. А то, что часы мужские, так это... Во-первых, я ношу их не для красоты, а во-вторых, на моей руке они не такими уж большими кажутся. Темка не носил часов с крупным циферблатом. Говорил, что мужик с такими часами, все равно что карлик с большими пистолетом. Говорил, что главное в часах - это удобство и надежность, а то, что украшено золотом и драгоценными камнями, должны носить женщины, потому что на мужчинах это смотрится смешно и глупо. Я не спорила, хотя и сама не стала бы носить часы в золоте и камнях, даже если бы они у меня были. Не люблю я этой мишуры. А вот Темкины часы мне понравились. И пригодились.
   О пол-одиннадцатого! Скоро Васеньке опять можно будет давать жаропонижающее. В саду ему так полегчало, что он задремал у меня на руках. А простынка уже совсем сухая. Пока я думала, надо ли смочить ее или пускай малыш подремлет, сколько сможет, появился Родаль. И не один. Рядом с ним шла негритянка. Или как правильно назвать женщину со светло-коричневой кожей и каштановыми волосами?
   Почему-то Васина мама запомнилась мне маленькой и хрупкой, а на самом деле - не ниже меня, только тоньше. Сразу видно, что женщина следит за фигурой, хоть и старше меня будет, а вот я превратилась в дебелую тетку. Ну, может, когда перестану кормить, я тоже похудею? Хотя бы немножко.
   Родаль удивился, увидев меня в саду. Он никогда не встречал меня так поздно, даже на веранде. И я его ни разу не видела в такое время. Даже не знала, что Родаль вернулся, а его жена уже выздоровела. Правда, вид у нее немного заторможенный и сонный... Был!
   Я еще не слышала, чтобы люди так кричали. Просто нечеловеческим голосом.
   Так негритянка заорала, когда увидела меня, еще и вперед рванулась. Родаль едва успел перехватить ее и тоже что-то закричал. Васеньку мне разбудили - расплакался, бедненький, затрясся весь. А эта тоже трясется и воет, еще и руки ко мне тянет, словно глаза выцарапать хочет. Ногти у нее такие, что испугаться можно. И почему это больной женщине позволили такой маникюр отрастить? Она же искалечит себя или еще кого-нибудь! А то, что она больная, даже мне понятно - на ее лицо смотреть уже страшно, а тело трясется, как у Васеньки во время припадков. Не дай бог это у него наследственное!..
   - Сана, ходит! Бистро, бистро!
   Я не сразу поняла, что обращаются ко мне и, кажется, уже не в первый раз. А еще Родаль что-то кричал своей жене и пытался удержать ее на месте. Вот только это у него плохо получалось. А когда до меня дошло, что пора сматываться, и я рванула со всех ног к выходу, негритянка зарычала так, что у меня волосы встали дыбом. Если бы я не знала, кто это вопит, то подумала бы что зверюга какая-то угодила в капкан.
   Давно я так быстро не бегала и давно мне не было так страшно. Меня трясло так же, как ту несчастную негритянку. Вот только никто не держал и не успокаивал меня. Наоборот, это мне приходилось удерживать Васеньку да еще следить, чтобы не придавить слишком сильно.
   В комнату я ворвалась так, будто за мной гнались все психи мира вперемешку с маньяками. Захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Решила переждать немного, успокоиться. А то как же давать ребенку лекарство, если руки ходуном ходят. Еще и сердце колотится так, что вот-вот выскочит в горло.
   Дверь за спиной вздрогнула, словно в нее ударилось что-то тяжелое. Потом часто и громко застучали. Я прижалась к двери изо всех сил и закричала:
   - Уходите, все уходите! Никого не впущу!
   За дверью немного повозились и стало очень тихо. Будто вымерли все в этом доме. А мне сделалось еще страшнее. Если бы я могла подпереть эту дверь! Да и все остальные тоже. Но для этого надо сначала отойти от двери, а потом еще выломать какую-то мебель из пола. Я бы выломала, не постеснялась, но очень не хотелось оставлять дверь без присмотра. Вот постою еще немножко, послушаю и пойду ломать мебель. А если Родаль будет недоволен, то мне наплевать - я не нанималась жить в сумасшедшем доме!
   Притихший было Васенька опять захныкал и до меня дошло, что я веду себя, как законченная дура. Стою, пугаю себя всякими страшилками, а у меня на руках больной ребенок. Надо дать ему лекарство и посмотреть, как там Олежка. Вдруг я разбудила его своими криками. А если кто-нибудь сюда ворвется и захочет обидеть маленьких, я его собственными руками удавлю!
   Только я положила Васеньку на стол и взяла бутылочку с суспензией, как в комнате появился Родаль. Я не заметила, через какую дверь он вошел, но уж точно не через ту, возле которой я стояла две минуты назад. На веранде прохладнее, чем в комнате и сквозняк я бы почувствовала. Выглядел хозяин дома так, будто в драке поучаствовал. Кто знает, что устроила ему жена, когда перестала отвлекаться на меня с Васенькой.
   - Сана ходит. Бистро! - заявил Родаль, останавливаясь по другую сторону стола.
   - Куда уходить? - я отвлеклась и набрала слишком много лекарства. Пришлось вылить обратно в бутылочку.
   - Дом. Сана ходит свой дом!
   - Домой? Прямо сейчас?! - и опять я налила слишком много. Разве можно что-то точно отмерить, когда постоянно отвлекают? - Ночь же на улице!
   - Сана ходит! Бистро-бистро!
   - Да что случилось-то?! - бутылочку пришлось отставить, пока не разлила.
   - Сана брать свой дети, прятат.
   - Зачем "прятать"?
   - Сана искат, убиват.
   - Кого искать? И убивать я никого не собираюсь!
   - Сана глюпый...
   В дверь громко постучали и я не узнала, с какой это радости красавчику приспичило обзываться. Когда снаружи завыли и зарычали, он крикнул так, что у меня в ушах зазвенело. А Васенька опять испугался. Маленький не заплакал, а тоже вскрикнул или даже взвизгнул, задрожал всем тельцем, выгнулся и... покатился по столу, путаясь в простынке.
   - Придурок, посмотри, что ты натворил! - и мы с Родалем бросились к малышу с двух сторон.
   Со стола он не упал, задержался на самом краю, а тут и мы подбежали. Я успела чуть раньше, схватила дрожащий и шевелящийся сверток, понесла к месту пеленания. Там у меня и чистые памперсы, и одежка, и лекарство, и всякие мелочи, которые могут понадобиться. Конечно, оно не прибито, не приклеено и легко переносится с места на место, но легче одного ребенка перенести, чем перетаскивать всё к этому живчику. И ведь не один раз ходить придется, а оставлять Васеньку под присмотром его папочки совсем не хочется. Нервный он какой-то - то кричит, когда не надо, то цепочку в руках крутит, вместо того, чтобы ребеночка придержать. Да и отвыкла я на кого-то надеяться. Лучше уж самой - быстрее и надежнее получится.
   Начала разматывать тугой влажный сверток, тихонько напевая: "Чи-чи-чи, чи-чи-чи, полетели кирпичи..." Слова у песенки самые глупые, но малыши от нее почему-то успокаиваются. Зато "баю-баюшки-баю" действует не всегда.
   Васенька замотался так туго, что я начала опасаться, как бы он не задохнулся. Еще и притих подозрительно. Я заторопилась, дернула чуть сильнее и ткань затрещала. Только я коснулась влажных слипшихся волосиков, как в дверь ударили чем-то тяжелым и громко завыли. У Родаля что, еще и зверинец при доме имеется? А хозяин дома не нашел ничего умнее, как опять заорать над ухом. Маленький дернулся под рукой и... укусил меня.
   - Ва-ас!..
   Сунула пострадавший палец в рот, заодно и заткнула его, чтобы не болтал лишнего. Я ведь чуть не ляпнула: "Васенька, что же ты делаешь?!" Вот бы Родаль обрадовался!
   Во рту почувствовался вкус крови. Хорошо малыш тяпнул, но с перепугу еще и не такое бывает. А я сама виновата: нечего по сторонам глазеть, надо следить, куда пальцы сую.
   Тельце под рукой зашевелилось, я посмотрела и... отдернула руку. Показалось, что какой-то звереныш копошится в простынке. На секунду только отдернула, а Родаль тут же оттер меня плечом. "Я сам" сказал и... шлепнул маленького. А я вцепилась в руку этого горевоспитателя и заорала:
   - С ума сошел?! Ва-асс...
   Папаша повернулся ко мне и, кажется, зарычал. Руку я тут же отпустила и половина то, что хотела сказать, у меня застряла в горле. Не думала, что можно испугаться одного только взгляда. Опять облизала укушенный палец и немного успокоилась, пока Родаль склонился к своему сыну и закрыл его от меня. Обошла, чтобы видеть их обоих.
   Никакого звереныша на столе, конечно, не было, а простынку я таки порвала.
   - Нельзя бить таких маленьких, - заговорила я намного тише. - Ударишь чуть сильнее и на всю жизнь калекой сделаешь. И кричать над ребенком нельзя, он может испугаться. Вы же не хотите, чтобы ваш сын стал заикой? И что это вы делаете с ним?.. Прекратите!
   Если заботливый папаша меня и услышал, то виду не подал, и свой странный массаж не прекратил. Он сгибал и разгибал маленькому ручки и ножки, тыкал пальцами в тельце так, что оставались красные следы, еще и бормотал что-то на своем языке. А потом сделал такое, что у меня глаза на лоб полезли: ухватился за цепочку, которую успел повесить Васеньке на шею, потянул ее к себе, отчего малыш почти сел. Глазенки у ребенка сделались испуганными, губки задрожали, а его папашка рявкнул что-то командным голосом, ткнул пальцем в лобик, чуть выше бровей и... отпустил цепочку. Васенька упал на спинку и затих.
   - Ты что с ним сделал?! - я бросилась к малышу, но Родаль не сдвинулся с места и даже прикоснуться к ребенку не дал.
   - Не брат! Он спат! - А голос все такой же командный.
   Глаза у Васеньки закрылись, он задышал тихо и спокойно. Измерить температуру я не могла, но похоже, что малышу стало лучше. Прокушенный палец опять засаднил и я сунула его в рот. Универсальный способ лечения: и царапины, и ожоги, и ушибы - все залечивает! Родаль тут же дернулся:
   - Показат!
   - На, смотри! - и я повертела перед ним облизанным пальцем. Заодно и сама посмотрела. С двух сторон от ногтя виднелось по маленькой дырочке и они уже не кровоточили. - О, похоже у Ва... у вашего сына прорезался еще один зубик, снизу.
   Родаль нагнулся к моей руке, принюхался и я быстро убрала ее за спину, от греха подальше. А вдруг кусаться - это у них наследственное?
   - Сана пахнут кров.
   - Ну и что? Попахну немного и перестану. А Ва... а вашего сына надо убрать со стола. Он всегда спит очень беспокойно, может свалиться, - и я опять потянулась к ребенку.
   - Не брат! Сам!
   Увидела как Родаль сует малыша в люльку, небрежно и неосторожно, как куклу или что-то неживое, и мне стало обидно до слез - не доверяет, не нужна. Сколько месяцев была хороша, а тут вдруг отцовские чувства в ком-то прорезались!
   - Сана брат свой дети, ходит. Бистро!
   Спорить мне не хотелось. Навалилась такая усталость, что хотелось лечь и заснуть. Ну еще, может быть, немножко поплакать в подушку перед сном. Даже есть не хотелось.
   Родаль взял люльку под мышку и подошел к шкафу, что открывал проход в спальню.
   - Сана ходить быстро! Свой дом. Бистро-бистро!
   Пошла. А к ногам будто гири привязаны. Ну если кому-то приспичило везти меня в город среди ночи, то я и в машине поспать могу. Вот только вещи еще собирать!.. Их хоть и немного, но по всей же квартире расползлись. Попробуй вот так на бегу вспомни, что и где лежит. Не мог этот торопыга вчера об отъезде предупредить? Или хотя бы полдня на сборы дать? И так мозги ничего не соображают, тело как ватное, а он еще зудит: "Бистро, бистро!" И куда такая спешка? Можно подумать мы на корабль опаздываем - не успеем сесть сейчас, так он через час в лед вмерзнет и полгода так простоит. А нас за это время белые медведи съедят, с белыми мышами напару.
   Быстро покидала в сумку те вещи, что нашла в спальне. Самыми последними засунула кроссовки. Обычно я переобуваюсь перед прогулкой, а сегодня забыла. Так в тапочках и шлялась по веранде и зимнему саду. Закрыла сумку, немного подумала под бурчание Родаля - он уже русские слова с родными путать начал - и опять дернула змейку. Надо переобуться, а то я этих комнатных тапочках и домой поеду. Хотя, кому какое дело? В чем хочу, в том и хожу. Просто самой неудобно - поизносились уже тапочки, товарный вид потеряли. Для дома еще сойдет, а на люди в таких стыдно показываться. Конечно, основная масса народу ночью спит, но всегда найдется бабулька-соседка, готовая сунуть нос, куда ее не просят, чтобы было о чем поболтать с другими такими же бабульками, или какой-нибудь полуночник, которого бессонница замордовала, решит приобщиться к природе.
   Олежка спал, пока я собиралась, а Родаль бубнил, не переставая. И я подумала, что если он разбудит мне сыночку, то я никуда не пойду. Покормлю маленького и завалюсь спать, и пускай он несет нас в машину спящими, если ему так приспичило расстаться с нами сегодня. А может не только подумала, но и сказала, потому что Родаль подошел ко мне очень близко и произнес, старательно выговаривая слова:
   - Сана надо бистро свой дом. Прятат свой дети.
   Хотела сказать, что прячут обычно не детей, а кое-что другое. По банкам и сейфам. И тут же вспомнила о своей зарплате. Самое время! Хорошо хоть не завтра, не у себя дома. А то сидела бы на кухне, пила бы чай без сахара, без молока и без заварки и думала бы, почему это у меня в холодильнике ничего не стоит и не лежит, а в кошельке ничего не шуршит. И неизвестно, под каким кустом и за каким дубом искать своего бывшего работодателя.
   Заикнулась о расчете, почти ожидая, что в ответ услышу: "Сейчас денег нет, заходи через недельку или через две". Обычно Родаль платил в конце месяца, всю сумму сразу, но в этот раз все иначе - май-то едва за половину перевалил.
   К счастью, мои ожидания не оправдались. Красавчик вынул из кармана пачку двадцаток со знакомым уже портретом и сунул мне в руку. Даже пересчитывать не стал. А пачечка-то совсем не тонкая. Такую я обычно в конце месяца получаю, а может и меньше. От удивления пискнула: "Спасибо!" и, не считая, сунула в карман спортивных штанов. Тот, где еще работала "змейка". Конечно, она тоже не очень надежная защита, Но все же есть шанс не выронить зарплату во время поспешных сборов. А в такой спешке обязательно что-то забудешь или потеряешь.
   До ванной комнаты я так и не дошла, хотя точно помню, что хотела отметиться перед дальней дорожкой. Но сначала отвлеклась на зимнюю куртку - она у меня в большой комнате уже несколько месяцев валяется. Увидел бы это отец, грандиозный скандал устроил бы. У него-то каждая вещь на своей вешалке, каждый инструмент на своем месте. И не дай бог кто-то что-то возьмет без спросу или положит не туда! Мне до такого фанатизма далеко, я в маму пошла, а с ней отец вечно цапается на почве аккуратности.
   Только убрала куртку и закрыла сумку, Родаль опять завел свое: "Бистро ходит". Хотела сказать ему, чтобы помолчал хоть пять минут, из-за этого нытья у меня в голове ни одной умной мысли не осталось, но глянула в его сторону и обо всем позабыла.
   Родаль стоял возле зеркала. Большого, прямоугольного, в старинной кованой раме из такого же светлого серебра, как и цепочка на шее Васеньки. Мамирьяна это серебро называет польским - не тускнеет оно, не темнеет, а потерял - не жалко, все равно, мол, шляхтичи такого в этот сплав намешали, что настоящего серебра в нем кот наплакал.
   Но меня не столько рама заинтересовала, будь она хоть трижды серебряная и четырежды старинная, сколько само зеркало. В последний раз я смотрелась в настоящее большое зеркало еще у себя дома. А здесь ничего отражающего так и не заметила, даже в ванной комнате, хотя у некоторых именно там самые большие зеркала и установлены - на потолке или во всю стену. Я уже думала, что у Родаля фобия какая-то насчет зеркал, а оказалось, что плохо искала. Как говорится, кто ищет - тот находит, а кто искать не умеет - смотрится в карманное зеркальце. А в него за один раз только нос или глаз разглядеть можно. Я ведь не Мамирьяна, у которой в косметичке почти трюмо помещается. Да и не большой я любитель пялиться в зеркала, просто интересно стало: на кого я теперь похожа. Вдруг похудела, изменилась так, что сама себя не узнаю. Вот и пошла к большому зеркалу, а то, что сумку и люльку оставить можно, даже не подумала. Совсем затуркалась, последние мозги растеряла. Точно так же, года два назад мама на базаре взвешивалась - влезла на весы с двумя большим торбами. И если бы бабулька-взвешивальщица промолчала... Короче, и смех и грех тогда получился. Хорошо хоть отца рядом с нами не оказалось, он чуть позже подошел, когда мы от тех весов уже далеко были.
   Я еще в зеркало заглянуть не успела, только остановилась, а Родаль опять завел свое: "Сана бистро ходит...", потом вообще полную бредятину понес:
   - Сана поздно приходит - плёхо, Сана рано приходит - плёхо, плёхо!
   Еще за рукав меня схватил и тянет. А я терпеть не могу, когда меня куда-то насильно тянут. Остановилась рядом с этим торопыгой, а были бы у меня руки свободными, я бы еще и в бока их уперла. Но сказать все, что думаю о тех, кто выпихивает гостей в шею, не успела - Родаль толкнул меня. Отступил на шаг в сторону и толкнул. Не в шею, конечно, а в плечо, но так сильно, что я на месте устоять не смогла. А хорошо ходить боком только крабы умеют.
   Со всего маха я ударила плечом в зеркало и упала... по ту сторону рамы. Еще и головой стукнулась так, что в глазах потемнело.
  
   Болела голова и слегка подташнивало. Хорошо, что поужинала я сегодня рано, а то вся еда не в прок пошла бы. И еще повезло, что люлька у меня не на том плече висела, каким я в зеркало ткнулась, и что в сумке ничего особо ценного и хрупкого не было. Кроме денег, конечно, но что этим бумажкам сделается? Мамирьяна говорила, что доллар - самая крепкая валюта и никаких падений не боится. Если не шутила, конечно. Моя сестричка любит пошутить над другими.
   Я поднялась, стараясь не сильно качать головой, в глазах посветлело и оказалось, что ругаться мне не с кем - Родаля рядом нет. И зеркала его дурацкого нет, и дома нет, и вообще...
  
   Растворилось все в тумане,
   Как сладкий леденец в кармане.
   А был бы горьким леденец,
   Тут и пришел бы мне конец.
  
   Сначала дурость эта в голову забрела, а потом я поняла, что сошла с ума. Мне было холодно и мокро. Я стояла посреди лужи и посреди леса, а вокруг насколько хватало глаз были только голые черные ветки и серый недорастаявший снег возле деревьев и под кустами. Все это я видела не напрягаясь, как днем, хотя часы показывали, что уже начало двенадцатого. Ночи, а не дня! Или у меня что-то не то с часами или все-таки с головой. Может, я ударилась сильнее, чем думала, а Родаль не стал дожидаться, пока я вернусь в сознание, и вывез меня такой, какая есть? Мол, так быстрее и спокойнее - никто не задерживает и не спрашивает лишнего. Но почему тогда домой не довез? Знает же где живу! Или побоялся с милицией связываться, вдруг меня за мертвую примут? Не знаю, что там у Родаля в башке творилось, если он меня в лесу выгрузил и сбежал, не прощаясь. Иностранец, одним словом, да еще сильно перепуганный. Спасибо хоть Олежка со мной и сумка не потерялась при переезде. Или все-таки часы барахлят?.. Наверно, я их тоже сильно стукнула, вот они и показывают что-то непонятное. Знать бы только, где я и что такое случилось с погодой? Снег и в средине мая иногда выпадает, но куда все листья подевались и почему нет травы?
   Где-то за деревьями посигналила машина и я решила идти в ту сторону. Где машина - там люди и дорога, а любая дорога всегда приведет домой. Вот только одену курточку и... Сапоги тоже не помешали бы, пусть и текучие, но они остались у Родаля, вместе с шерстяными носками и еще кое-какими вещичками.
   Утеплилась, как смогла, сыночку утеплила, огляделась перед уходом - вдруг вывалилось что-нибудь нужное и... увидела прощальный подарок Родаля. Зеркало в прямоугольной кованой раме, только маленькое, не длиннее пальца, еще и на цепочке. Такой же светлой и кованой. Висит эта красота на кусте, качается под ветром и ждет, когда я ее возьму с собой.
   Взяла, сунула в нагрудный карман куртки. Мне украшения без надобности, а Мамирьяне может быть понравится. Или еще кому-нибудь подарю, пускай носит вместо кулона, все равно это зеркальце ничего не отражает.
   Минут через пять я вышла к дороге. Летом бы я до нее за две минуты добралась, но идти по скользкой тропинке пришлось медленно и осторожно. По дороге мчались машины и автобусы. Места показались мне знакомыми, а присмотрелась к номерам автобусов и последние сомнения исчезли - я недалеко от города, почти дома можно сказать. Надо только перейти дорогу, сесть в автобус или маршрутку и доехать. Я даже остановку из своих кустов разглядела. Она оказалась с навесом, где можно укрыться от дождя со снегом или от снега с дождем, который вдруг начался.
   Людей на остановке было совсем мало. Худой высокий старик в меховой шапке и теплой заношенной курке с эмблемой "Адидас". А рядом, на недоразломанной лавочке сидела круглолицая бабулька в пуховом платке и в синем пальто с каракулевым воротником.
   Едва я зашла под навес, эти двое замолчали и уставились на меня во все глаза. Дед шустро подошел к сумкам, чуть меньше моей, но тоже "мечта оккупанта", и остановился над ними с таким видом, будто ожидал, что я схвачу их и убегу. Бабка тоже переставила свою торбу со скамейки к себе на колени, прижала крепче рукой и только тогда заговорила:
   - Что это ты молодка не по погоде обулась?
   На обоих пассажирах были сапоги-дутыши, серые на бабке и темно-синие на старике.
   - Так пропила, наверное, - громче, чем надо отозвался он. - Решила, что раз зима закончилась, так и теплую обувку можно пропить. Эх, молодо-зелено, голова без заклепки! Нет на вас Сталина!
   - Это ты поторопилась, молодка. "Марток - не снимай порток!" - так меня еще мать учила, царство ей небесное, а ты не только портки, ты и сапоги сняла. Как же ты так?
   - Так получилось, - буркнула я, пристраивая сумку на лавочку. Отчитываться перед этими двумя я не собиралась. Хотелось присесть, отдышаться, а главное - вытереть ноги и надеть на них хоть что-нибудь теплое. Вдруг в сумке старые носки завалялись, те толстые, что еще мама вязала. Кажется, брала их с собой, хоть и зашитые уже, и в сапоги не влазят, но для дома зимой вполне годятся. Это у Родаля тепло было - обошлась, а вот здесь и сейчас... Будто и не май на дворе. Да еще бабка эта что-то о марте болтала. - А март тут при чем? - спросила и улыбнулась, чтоб не подумали, будто я на скандал нарываюсь.
   - А при том. Месяц он хоть и весенний, а до настоящего тепла, ой как далеко! Вот после праздника опять похолодание обещали.
   - После какого праздника?
   - После восьмого марта, - охотно ответила старуха.
   - Как "после восьмого"?! Он же прошел...
   - Окстись, девонька! Сегодня только шестое.
   - Что "шестое"? - Я как вытащила носки из сумки, так и стояла, стиснув их в руке.
   - Шестое марта сегодня.
   - Не может быть!
   Зачем-то посмотрела на часы. Они показывали без пяти двенадцать и дату... восемнадцатое мая.
   - Во, допилась! Скоро имя свое забудет, как Колька-сосед, - в голосе деда слышалась зависть, но кому он позавидовал, я разбираться не стала - ненавижу, когда на меня напраслину возводят.
   - Да не пью я! Совсем! У меня ребенок грудной!
   Олежка отозвался на мой крик громогласным ревом. И я стала разматывать широченный шарф, тот самый, каким еще в роддоме утеплялась.
   - Ты бы хоть дитё пожалела, - запричитала бабка, успев заглянуть в люльку. - На такой холод совсем голым вынесла.
   Ну "голый" - это она напрасно. Наверно сослепу не доглядела. На Олежке был тонкий трикотажный костюмчик, а сверху я укрыла его махровым полотенцем, сложенным вдвое. Люлька у нас тоже утепленная, да под куртку я ее спрятала, еще и шарфом прикрыла. Не может быть, чтобы сыник замерз! А вот проголодаться он уже мог. Да и памперс надо бы поменять, но не здесь же это делать. Не то место и время. Кстати, насчет времени...
   - Скажите, а который час?
   Старик опять забурчал насчет пьяниц, которые позаливают глаза и времени не замечают. А бабка вытащила из внутреннего кармана пальто мужские часы со сломанным браслетом и сообщила:
   - Девять двадцать, кажется, - еще раз присмотрелась, отодвинув часы подальше, и повторила: - Точно, двадцать минут десятого. А тебе зачем? - И сжала часы в кулаке. - У тебя же свои на руке висят.
   - А мои показывают что-то не то.
   - Заводить их правильно надо. И каждый день. А то позаливают глаза, позабывают всё на свете, а потом часы им виноваты.
   Я притворилась, что не слышу и не вижу противного старикашку. А бабульке, что смотрела на меня с большим подозрением, я улыбнулась и сказала:
   - Это, наверное, от удара у меня часы испортились.
   Так, слово за слово, и рассказала ей свою историю. Не всю, конечно, а только то, что можно. Старушка еще подвинулась, чтобы нам на лавочке вдвоем уместиться можно было. Я надела носки - ногам сразу стало теплее и, пока кормила Олежку, рассказывала. Никогда не умела складно врать, просто умолчала кое о чем, но и без этого "кое-чего" бабулька ахала, всплескивала руками и сочувствовала мне изо всех сил. А дед стоял рядом и бубнил про бестолковую молодежь, которая позаливает глаза, а потом разбивается на машинах. Я и сама не поняла, как получилось, что смерть Темки и брошенная в кустах Родалева машина соединились в моем рассказе в одно целое. Я не собиралась никого обманывать, но если бы стала говорить все, как оно было, меня посчитали бы сумасшедшей. Тут и сама уже сомневаюсь, в своем ли я уме. Вдруг Родаль и сынок этот его мне просто приснились, а на самом деле ничего такого не было: ни поездки, ни аварии, ни дома этого странного, ни денег, заработанных почти честным трудом. Я даже карман спортивных штанов пощупала на всякий случай - деньги из него никуда не делись. Надо бы их в более надежное место переложить, но не на глазах же заинтересованных слушателей...
   И разговор я этот начала не потому, что выговориться захотелось перед незнакомыми, как в поездах иногда делают, а чтобы в голове моей хоть что-то прояснилось. Это только в разговоре май с мартом перепутать могут, или август с апрелем, а на самом деле часы не обманешь. Или все-таки?.. Ведь потеряла же я где-то больше двух месяцев. Что в коме провалялась, как жена Родаля? Так я не позже вернулась, а совсем даже наоборот - от такого и умом тронуться недолго. И не пожалуешься никому - не поверят! Лучше уж молчать и смотреть, как сытый сыник засыпает. А через неделю я и сама поверю, что уехала от Родаля в марте, а не в мае и зеркало это дурацкое не разбивала, да и вообще никакого зеркала не видела. Мало ли что мне могло показаться, если я больше двух суток не спала!
   Мои попутчики зашевелились, заметив автобус, похватали сумки и вышли из-под навеса. Я быстро присоединила пачку двадцаток к остальным пачечкам долларов, замаскировала вещами, а в карман положила кошелек с рублями. На проезд должно хватить, а в городе я в обменку загляну, чтобы было чем в магазине расплатиться. У меня же в холодильнике и в самом деле хоть шаром покати - я его специально вымыла и отключила перед отъездом.
   В автобусе нашлось свободное местечко и я устроилась со всеми удобствами, даже задремала. Приснился мне почему-то Родаль и его ненормальная негритянка с Васенькой на руках. Только во сне она не бросалась на меня, а молча бежала рядом. Почему-то мне казалось, что мы очень спешим и, похоже, не успеваем. А Родаль все подгонял и подгонял нас, еще и бубнил: "Поздно приходит плёхо, рано приходит - плёхо-плёхо!" У нас за спиной собирались огромные черные тучи и где-то далеко рокотал гром.
  
   Олежка расплакался и разбудил меня. Пришлось срочно успокаивать маленького и менять на нем памперс. Глянула в окно и поняла, что мне приснился почти вещий сон. Дождь усилился, а над лесом сверкало и громыхало. Тучи тоже были, правда не такие большие и черные, как во сне, но гулять под ними в раскисших кроссовках радости мало. Вспомнила, что от Автостанции и до моего дома три пересадки и начала искать мобильный - вдруг Мамирьяна сможет заехать за мной. Сначала нашла и только тогда сообразила, что мобила у меня разряжен. Я ведь так и не нашла розеток в доме Родаля. Наверно плохо искала или не смогла объяснить, чего мне надобно. Общаться с полуграмотными иностранцами - это такая морока!
   Хотела убрать мобильник в сумку, но глянула на него и решила ничему больше не удивляться. Телефон работал, а на экранчике высвечивалось двадцать шестое января две тысячи первого года, еще и время - пятнаднадцать ноль четыре. Если верить телефону, то сегодня я выехала с Родалем "за границу" и брожу сейчас где-то в зимнем лесу.
   Слева зашуршали конфетной оберткой и я тут же повернулась на звук. Рядом сидела женщина, не моложе моей мамы, только с накрашенными губами, ела конфеты, отдыхала в кресле и улыбалась каким-то своим мыслям. Похоже, ей было хорошо и спокойно. Было. Потом она посмотрела на меня и... У нее руки опустились, а лицо сделалось таким виноватым, будто я застукала ее за чем-то очень плохим. И только тут до меня дошло, как я завидую этой женщине! Я уже и не помню, когда в последний раз ела шоколадные конфеты! Беременным шоколад нежелателен, кормящим - противопоказан, а у Родаля даже карамельки не выпросишь. Совсем как у моей бабы Ули. Ну с ней-то понятно - от дома до ближайшего магазина километров двадцать топать, да всё лесом, полем и оврагами. Сладкое в бабулином доме конечно водится: варенье всякое, мед лесной, конфеты самодельные. Вкусные, но в очень ограниченном количестве. А попросишь еще, так обязательно услышишь: "липка спопнется, зубы склеятся". По малолетству я очень такого боялась, подросла-поумнела - и со своими конфетами приезжать стала. Так баба Уля самой дешевой карамельке радовалась, как я новому платью.
   Соседка-пассажирка улыбнулась и протянула мне конфету:
   - Угощайся. Извини, что одна - последняя осталась.
   - Спасибо, не надо. Я малыша кормлю, - пускаюсь в объяснения, чтобы не показаться невежливой. А сама на конфету смотрю и слюной исхожу.
   - А я два месяца как от титьки отлучила - вот и отъедаюсь теперь. Хочешь, я тебе молочных карамелек дам? Я для своих шустриков всегда много покупаю. Их у меня пятеро - четыре сыночка и лапочка дочка.
   Смеялась женщина очень заразительно - я тоже невольно улыбнулась. И мультфильм про многодетного зайца вспомнила и на душе как-то полегче стало. Отказаться от угощения у меня не хватило сил. А "много" конфет - это целых четыреста граммов. По сто граммов на одного шустрика. Старшему семь, а самой маленькой - полтора года - ей вообще конфет еще не дают. Чем позже привыкнет к сладкому, тем крепче будут зубы. Так мне сообщила новая знакомая.
   Я шуршала обертками, слушала многодетную мамашу и кивала. Могла бы посидеть в тишине, но сама виновата - не отказалась от угощения, теперь надо отработать. Похоже, женщина соскучилась по свободным ушам, вот и спешит рассказать, как у нее все ужасно и замечательно. Короче, жизнь удалась, а временные трудности когда-нибудь разбредутся по соседям. А пока приходится отдых совмещать с поездкой к старенькой матери. Постирать там, приготовить что-нибудь на неделю вперед и опять домой. И жевать шоколадные конфеты, пока в дороге. Дома-то не дадут.
   За три остановки до конечной разговорчивая попутчица собралась на выход. Посмотрела на часы, громко поудивлялась, сколько сейчас времени и как быстро оно летит, потом вытащила из-под сидения две сумки из искусственной мешковины, пожелала мне всего доброго и ушла к своим детям. Интересно, с кем они сейчас и тепло ли в доме, пока матери рядом нет. Шесть часов в холодной хате - это не шутка. Даже если весна и день на дворе...
   Потом я вспомнила, что каждому свои заботы и хлопоты, по силам его и разумению. И, что мое дело - не о чужих детях думать, а о своем сыночке. Как домой его доставить и не застудить, да и самой здоровой остаться надо бы.
   Выставила правильное число и время на экран мобилы и решила позвонить любимой сестричке, без надежды, что у меня это получится. И погода сегодня не очень, и мобильник "проспал" почти четыре месяца или полтора, если верить бабульке с остановки. Но делать в автобусе нечего, вот и продолжала мучать телефон. Дозвонилась уже перед самым городом. Абонент удивился моему возвращению - "не ждала тебя так рано!", но заехать не отказался - "я совсем рядом, успею". Мамирьяна сегодня добрая, как никогда, наверно что-то большое в луже утонуло. Или что-то ценное в лесу потерялось. Например два месяца чьей-то жизни.
   Дождь разошелся не на шутку и, пока от автобуса я добралась до вокзала, капюшон промок насквозь, а в кроссовках чавкало, хоть я и обходила самые большие лужи. Перед ступеньками вокзала какой-то мужчина поскользнулся и забрызгал меня грязной водой. Так я стала мокрой еще и снизу - от щиколоток и до края куртки. А он даже не извинился! Матюгнулся и пошел себе дальше. Для полного счастья оказалось, что в Автостанцию мне можно было и не заходить, что Мамирьяна уже подъехала и ожидает возле троллейбусной остановки.
   Иногда я сомневаюсь, что у моей сестрички есть мозги. Я ведь ей русским языком сказала, что прибываю на автобусе и, как человека, попросила встретить меня на остановке или возле вокзала, а она... или так трудно уловить разницу между автобусом и троллейбусом? Мне же до той остановки минут десять чапать придется!
  
  
   Мамирьяну я узнала не сразу: вырядилась во все розовое, еще и волосы в розовый цвет покрасила. Конечно, я тоже когда-то хотела выглядеть лучше, чем получилась у мамы с папой, но всему же есть предел! О розовой машине я вообще никогда не мечтала и в кошмаре она мне не снилась. И, когда увидела это чудо-юдо на колесах, то прошла мимо, не особо вглядываясь в лицо его хозяйки. На свист и бибиканье оглядываться не стала. Мне и год назад никто не свистел и не бибикал вслед, а уж теперь... Но Мамирьяна подала голос - наверно, и на вокзале ее услышали - пришлось остановиться. Пока раздумывала, с какой стороны обойти лужу, подошел троллейбус и вода выплеснулась на тротуар. Вода достала мне до щиколоток. Носки можно было выкручивать, прятать в карман и босой топать дальше. Я бы так и сделала, будь денек чуть теплее.
   Возле машины меня встретил парень мрачной наружности, критически осмотрел снизу вверх и молча открыл заднюю дверь. Хорошо хоть ноги не предложил вытереть перед входом. Если бы он не держался за дверь, я бы ею хлопнула со всей дури. А потом бы сказала что-нибудь матом.
   На переднем сиденье Мамирьяна полировала ногти. И не за рулем. Там умостился хмурый незнакомец. И тут же снял кепку. Под ней обнаружилась совершенно лысая голова. Спрашивать, что случилось с Сереженькиной шевелюрой, не стала - вдруг у мужика парик ветром сдуло. А с какого еще "счастья" он такую мрачную морду нацепил?
   Сестричка только глянула на меня и сразу же начала объясняться:
   - Ты извини, но там дорогу перекопали - сплошная грязь и трубы...
   - Знаю уже! - Ведь именно там я вывозилась в глине, еще и обувку чуть не потеряла.
   - А на соседней улице дерево упало, никак не проехать. Объезжать - долго и далеко, вот и...
   - А раньше позвонить можно было? - Я постаралась не рычать. Но это у меня плохо получилось.
   - Я и позвонила! - "Женщина в розовом" прекратила возиться в ногтями и зарычала в ответ: - Как только, так и сразу! А ты чего такая злая? Если у тебя украли половину вещей, то я тут при чем? Не надо было ушами хлопать и клюв разевать. Я же говорила тебе...
   Мамирьяна в своем репертуаре. Если ее не остановить, она до самого дома нотации мне читать будет. А как же! Опытная старшая сестра учит жизни младшую и глупую. Так у нас давным-давно повелось, и плевать, что сестра она мне не родная, а двоюродная и старше меня всего на год с небольшим.
   - Ничего у меня не крали! Все мое при мне! Ясно тебе? И заткнись хоть на минуту!
   И Мамирьяна замолчала на целую минуту! Наверное от удивления - редко я с ней так разговариваю. А когда опомнилась, то направила в мою сторону пилочку, еще и глаз сощурила, будто прицеливается:
   - Ты с этой торбой из-за границы приехала? - И столько яду в голосе, что я опять не сдержалась:
   - А чем тебе моя торба не нравится?! До встречи с тобой она даже чистой была!
   Уточнять, что сумку я сама испачкала, не стала. Все эти уточнения только сбивают ругательный настрой.
   - И в ней ты везешь подарки всем родным и знакомым, - продолжила язвить сестричка. А на мою провокацию не повелась. У нее такой опыт скандалов, что на все провокации и наезды она плевать хотела. Но и меня ведь жизнь не только целовала.
   - Нет, в торбе я везу баксы, а подарки здесь куплю - у нас дешевле!
   - Нормально, - отозвался бритоголовый и Мамирьяна сразу же вызверилась в его сторону:
   - А тебя вообще никто не спрашивал! Ты тут сидишь, чтобы рулем рулевать, вот и рулюй себе, молча. А будешь много болтать - вылетишь без выходного пособия! Понял, водила кобылы?
   - Угу, - парень качнул мощной шеей.
   - Не слышу! - Мамирьяна даже ладонь к уху приставила.
   А я наконец-то проморгалась - за рулем сидел не Сереженька. И, скорее всего, не его заместитель.
   - Понял, хозяйка! - ответил "водила", с каким-то придыханием-прирычанием.
   - А вот теперь слышу, - удовлетворенно сказала "хозяйка" и опять обернулась ко мне: - Нет, серьезно, Ксюха, с какой это радости ты так быстро от своего иностранца сбежала? Он что, тебя работой сильно загружал или домогался в особо извращенной форме?
   - Нет, - если бы я могла, то не только зарычала, но еще и покусала бы кого-то слишком болтливого и любопытного. Или она ждет, что я прямо сейчас выложу, чего у меня было и чего не было с Родалем? Или думает, что у парня за рулем нет ушей и мозгов? Может, и думает - от Мамирьяны всего можно ожидать, а вот я так не думаю, и болтать при постороннем человеке не собираюсь. Хватит и того, что на автобусной остановке наболтала. До сих пор не пойму, что на меня нашло?
   - Ксюха, а может ты убила там кого-то, вот и... Ну давай, колись! Мы с Толяном никому не скажем.
   - Там не убила, а вот здесь могу. Настроение как раз подходящее. Может с тебя начать?
   - Не-е, не получится. У меня тут защитник рядом. Толян, ты же защитишь, если Ксюха меня убивать станет?
   - Если во время движения, да еще на большой скорости, то могу и не успеть.
   Это что, предложение или руководство к действию? А может у всех водителей чувство юмора такое? Хотела спросить, но потом подумала, что Мамирьяна разорется - не остановишь, вот и промолчала. Желание поругаться уже куда-то подевалось.
   - Ты че, Толян, охренел? Я тебе за что деньги плачу? - дернулась она.
   - За то, чтобы я рулевал и молчал, - ответил парень, не оборачиваясь.
   - Вот молчи, и на светофоры посматривай! Тот придурок в "Лексусе" на желтый свет проехал, а мы что, лохи?
   - А перед нами лужа была! И, что под водой, неизвестно.
   - Крокодилы там под водой! Лежат и ждут, когда же Толян появится, чтобы колеса ему пооткусывать.
   Так собачиться Мамирьяна может долго. А говоришь ты или молчишь - ей все равно, найдет к чему прицепиться. Парень уже две минуты рот не открывает, а она никак не уймется:
   - Ну чего ты в зеркало пялишься? Чего интересного ты в нем высматриваешь? Отвечай, когда тебя хозяйка спрашивает!
   Водитель тяжело вздохнул, но ответил:
   - Вон та туча идет за нами, как привязанная.
   - Какая туча? - я наклонилась к окну.
   - Та, что над храмом сейчас, - бритая голова качнулась влево и я наклонилась еще сильнее. Над церковью, почти цепляясь за кресты, висела небольшая туча, чуть темнее остальных. - Я еще возле вокзала ее заметил. Думал, показалось. А она не отстает. Чую, следят за нами...
   - Ага, инопланетяне, - фыркнула Мамирьяна. - Может, ты им задолжал или замочил у них кого? Ты не шифруйся, говори! А мы придумаем, чего делать. Да, Ксюха?
   Я промолчала. А что тут ответишь, когда моя сестричка так шутить изволит?
   - Кажется, я ошибся.
   Думаю, парень сказал это, чтобы от него отстали, но с Мамирьяной этот номер не проходит. Разве ж она упустит такой повод показать, кто здесь главный.
   - Кажется - креститься надо! Так умные люди говорят, а ты...
   И вдруг у меня что-то в мозгах щелкнуло - вспомнились слова Родаля: "Имя Сана знат, находит, убиват. Имя дети не знат, не находит..."
   Но тут Родаль ошибся - Олежку я часто называла по имени, Васеньку тоже, несколько раз, кажется. Кто ж мог знать, что это опасно?
   - Анатолий, скажите, а вы крещеный? - Ну не могу я к незнакомому человеку обращаться на "ты".
   Водитель шевельнул плечами, будто хотел обернуться, но передумал и ответил, глядя на дорогу:
   - Да, крещеный.
   - Православный?
   - Да, - а голос у парня удивленный-удивленный!
   - А ты думала, он еврей или турок, раз череп бритый? - захихикала сестричка.
   У нее я ничего не спрашиваю - и так знаю. Быть дочкой тетки Любки и остаться некрещеной - никак не возможно.
   - Между прочим, голову бреют только еврейки да и то не все. А среди турок православные тоже бывают.
   - Толян, не занудствуй. Я для хохмы сказала, а ты...
   За окном сверкнуло и, кажется, прямо над нами ахнул гром. Я не выдержала:
   - Сворачивай к церкви, живо!
   Машина опять остановилась на светофоре и водитель обратился ко мне:
   - Зачем к церкви? Нам же по Лермонтовской быстрее.
   - Ребенка крестить! - и стукаю кулаком по спинке водительского кресла. Анатолий отклонился вперед и посмотрел на меня в зеркало.
   - Сегодня? Ксюха, ты ненормальная, там же дождь!
   Чтобы что-то в этом мире произошло без Мамирьяны - да быть такого не может!
   - Сейчас и очень быстро! Или в дождь церковь не работает?
   - Ну...
   Водитель покосился на хозяйку. Все-таки не я ему деньги плачу, не я и командую.
   Красный на светофоре сменился желтым.
   - Маринка, этой действительно очень важно и срочно. Я тебе дома все объясню. Только поехали, а? - пришлось тараторить и канючить, а я этого страсть как не люблю, да и практики давно не было. Но ради сыночки...
   Сестричка благосклонно кивнула и мы свернули к церкви.
  
   В последний раз я была в божьем храме года четыре назад и зимой. После крещенского купания - для желающих, конечно - народ потянулся в церковь, ну и мы с одноклассницами заглянули. Тесно, душно, кто-то что-то поет, кто-то размашисто крестится - не дай бог под локоть попасть! - свечи горят, кадила кадят и аромат такой, что голова кружится. Церковь у нас старая, маленькая, а народу много набилось, даже городские приехали. Ну постояла я немного и домой пошла. Не люблю, когда такая толпа вокруг. Да и не особо религиозная я. До образцово-показательной верующей мне, ой как далеко!
   А в городском храме я вообще ни разу не была. Даже не знала, как там внутри.
   Анатолий остановил машину на стоянке и я начала мостить ремень сумки на плечо. Люльку с Олежкой я вообще снимать не стала, так он и проспал всю дорогу у меня под курткой. Разоспался что-то сегодня сыночка. Иногда он по восемь-девять часов спит подряд, но так много еще ни разу.
   - Ксюха, а ты чего это? С торбой идти надумала?
   - Да. А что?
   - Оставь в машине. Или у тебя там что-то ценное?
   - Документы и... деньги.
   - Что, полная торба? - брови у водителя смешно выгнулись.
   Мамирьяна только фыркнула насмешливо. Она-то меня знала не первый год.
   - Нет, конечно! - говорить, сколько у меня денег, не хотелось. - В сумке вещи детские и моих немного. И совсем она не полная, просто выглядит так!
   Обидно мне стало за мою походную сумку. Сколько служила мне, верой и правдой, а какой-то "водила кобылы" над ней насмехаться вздумал.
   - Тогда возьмите самое ценное, а торбу в салоне оставьте. Стекла здесь тонированные, снаружи ничего не видно. Или на пол поставьте, если боитесь.
   А я назло этому советчику не хотела ничего оставлять!
   - Ксюха, ты думаешь, что в церкви есть камера хранения? Или надеешься с этой торбой красивше выглядеть? Нет, ты иди, конечно, если хочешь, но я с тобой не пойду - не хочу позориться!
   Сумку пришлось оставить. Только полотенечко махровое взяла. Кажется, оно нужно при крещении. Положила в сумочку, с которой в институт еще ходила, а деньги и документы уже были в ней.
   Церковь оказалась намного больше нашей, а вот людей в ней совсем мало. Может из-за дождя или день сегодня не праздничный. Перед иконами горели свечи и мерцали лампадки, кто-то молился стоя, а одна женщина, на коленях, часто крестилась и стукалась головой об пол.
   - За болящего молится, - тихо сказал Анатолий.
   - С чего ты взял? - Мамирьяна остановилась и подождала нас. В церковь она вошла первой, водитель ей только дверь открыл, и шествовала с таким видом, будто всё вокруг принадлежит лично ей. - Может тетка с головой не дружит, вот и выделывается.
   - Она перед иконой Пантелеймона Целителя, а у него просят за больных, выздоравливающих, за детей и рожениц.
   - А ты откуда знаешь?
   - Вижу, - ответил водитель и замолчал. Сестричка пошла дальше, а я тихонько спросила:
   - Анатолий, а вы эту икону прямо отсюда увидели? - мне стало интересно, почему это он видит, а я нет. Может, глаза у парня лучше? Мои вот еще не привыкли к церковному полумраку. А когда я только вошла, мне показалось, что внутри вообще темно, как ночью.
   - Нет. Я просто знаю, где и какая икона. Я в этом храме часто бываю и...
   - С ума спрыгнуть, какой у меня водила богомольный! - перебила его Мамирьяна.
   Парень замолчал, а вот я молчать не стала. И обращать внимание на ее слова тоже не стала - пускай себе болтает, что хочет, главное, чтобы мне не помешали в последний момент и чтобы сделали все, как надо.
   - Анатолий, а вы мне можете помочь? Я не знаю, к кому тут подходить, с кем о крестинах договариваться. Наверно, и заплатить что-то нужно или пожертвование там какое-то. И еще... Анатолий, вы будете крестным для моего сына? Пожалуйста! - Я даже руки к груди прижала. Не совсем, правда, к груди - к люльке, где спал Олежка, но какая собственно говоря разница? Тот, кого я просила, молча кивнул, и тогда я повернулась к сестричке. - Маринка, а ты можешь быть крестной матерью? Пожалуйста!
   - Вообще-то я спешу...
   - Мариночка, это очень важно! Мне больше не к кому обратиться.
   - Очень-очень важно?
   - Да! Очень-очень!
   - Ну ладно. Я подумаю.
   - Марина, думать некогда. Крестить надо сегодня. Сейчас!
   Любимая сестричка остановилась и посмотрела на меня в упор.
   - Ксюха, что у тебя за пожар? - Голос у нее сделался строгим и подозрительным.
   - Я тебе потом все объясню. Соглашайся, Мариночка!
   Не знаю, сколько бы еще я ее уговаривала, но тут вмешался бритоголовый:
   - Ксения, если хотите, я попрошу здешних женщин. В таком деле они не откажут.
   - А ты вообще стой, молча - не с тобой разговаривают, - распсиховалась Мамирьяна. Очень уж она любит быть незаменимой, а тут... И о чем я думала, когда ее второй просила? Надо было с нее начинать, а уже потом с Анатолием договариваться. Совсем я одичала в лесу у Родаля. - Еще раз вмешаешься в мой разговор - уволю. На фига мне такой святоша нужен? А тебе, Ксюха, я вот что скажу: ладно, я согласна, но с тебя причитается. В двойном размере. Чтобы крестных папаш выбирала как следует.
   - Спасибо, Мариночка!
   - Мне можно идти договариваться или еще какие-то указания будут?
   Кажется, Анатолий обиделся на меня, но извиняться перед ним сейчас было бы не очень умно.
   - Подожди. Ксюха, у тебя крестик для малого есть?
   - Ой, нет!.. Надо купить...
   - Вот Толян и купит заодно. Это как раз крестному полагается. Усек? Иди, покупай. И чего там еще нужно для комплекта, тоже. Все, свободен.
   - Хозяйка, спросите у своей сестры, а на ней самой крестик есть?
   Вмешиваться в наш разговор он не стал, а вот узнать то, что надо, нашел способ.
   - Ксюха?..
   - Нет. А что это обязательно? Ты же знаешь, я не очень...
   - Так, понятно. Значится, купишь два креста. И пошевеливайся - мне к трем в солярий.
   Анатолий кивнул и ушел, а я спросила:
   - Маринка, как у тебя с деньгами?
   - А тебе зачем? - и столько подозрения в голосе, будто я каждый день у нее в долг беру и еще ни разу не отдала.
   - Да я в обменку заехать не успела, а у меня только доллары.
   - Могу разменять, - предложила сестричка. - Тебе сколько надо?
   - Не знаю. А сколько все это может стоить?
   - Ладно, Ксюха, давай две сотни - разменяю. А если тебе не хватит, Толян доплатит.
   Отдала ей американские, сунула в кошелек русские, пересчитывать не стала. А зачем? Курса я все равно не знаю и, если Мамирьяна общитала меня немного, ну и Бог ей судья, а я не обеднею.
   Только мы уладили денежный вопрос, как появился Анатолий. Протянул мне крестик на шелковой ниточке.
   - Надевайте, Ксения, и пойдемте. Я договорился с отцом Никодимом.
   - Спасибо...
   - Ксюха, ты глазки тут Толяну не строй. - А у меня и в мыслях не было! Поблагодарить только хотела, за оперативно выполненную работу. А Мамирьяна всех по себе меряет. - Он у нас мужик женатый. Еще и богомольный, оказывается. Заплатить успел?
   - Да. И квитанцию взял.
   Мамирьяна удовлетворенно кивнула. Я в их разговор не вмешивалась - надевала крестик и прятала его под одежду. Это оказалось не так просто и быстро, как я думала.
   - Все, я готова.
   Будущие крестные посмотрели на меня. Первой высказалась любимая сестричка:
   - Ты б еще дольше копалась. И знаешь, с такой прической я бы даже ночью на улицу не вышла.
   Я пригладила растрепавшиеся волосы.
   - Так лучше?
   - Ага, выглядишь, как старая лахудра.
   Придумать достойный ответ я не успела, заговорил Анатолий:
   - Ксения, наденьте, пожалуйста, платок. Женщины покрывают голову, когда заходят в церковь, - речь у парня такая вежливо-официальная, что Маринкины слова кажутся чуть ли не ругательством.
   - У меня нет платка, а шарф очень большой. Правда, есть еще полотенечко. Оно маленькое, я его для ребенка приготовила.
   - Ксюха, ты дура!
   - Наденьте капюшон, Ксения. И не снимайте, пока мы в церкви.
   - Давай, шевелись! А то мы до вечера провозимся.
   Капюшон я надевала уже на ходу. И шарф размотала, чтобы удобнее было сыника вытащить, когда понадобится.
  
   Отцом Никодимом оказался худой старичок, похожий на деда с автобусной остановки. Только ростом пониже. Он едва доставал мне до плеча. Еще у священника была седая редкая бородка и светло-голубые глаза. А под глазами морщинки, как от смеха.
   - Кого крестим, как называем? - спросил он на удивление сочным голосом. Таким цыганские романсы петь можно.
   - Сына моего крестим, - только сказала, и все трое сразу посмотрели на меня. А ребенка-то на виду нет - Олежка все еще в люльке лежит и молчит. - Я сейчас достану! Быстренько! - Но "сейчас" и "быстренько" не получилось. Пальцы почему-то дрожали и запутались сначала в шарфе, потом в полотенце, еще и малыш вдруг заворочался в своей переноске и я испугалась, что могу его уронить. - Сейчас, сейчас, подождите...
   - Не торопись, милая. ОН никуда не торопится, и я подожду.
   Я не сразу поняла, о ком говорит священник, а потом удивилась. Ведь им полагается быть серьезнее в вопросах веры. Или я чего-то не понимаю? Но пальцы дрожать перестали, я легко и просто достала маленького из переноски. Протянула его отцу Никодиму. Тот улыбнулся, покачал головой.
   - Рано еще, милая. Передай сына крестному отцу. - Я передала. Анатолий взял очень бережно и осторожно. Похоже, он первый раз держит маленького ребенка на руках. - А теперь расстегни на нем рубашечку и освободи ножки до колен. - Сделала все, как мне велели. Малыш проснулся и смотрел вокруг любопытными глазенками. - Какое дадим имя?
   - Другое, - вырвалось у меня. И я с ужасом поняла, что так и не придумала другого имени для Олежки. - Только я не знаю, какое!
   Мамирьяна фыркнула, а я... я вдруг заплакала. Совсем как дура. И чем старательней пыталась сдержать слезы, тем сильнее они текли.
   - Отец Никодим, а что вы посоветуете? - Анатолий сделал вид, что не замечает моих слез. Или в церкви часто плачут и на это никто не обращает внимания? Хорошо хоть сестричка смолчала. Дома она, конечно, выскажет мне все, но здесь и сейчас я бы не выдержала насмешек.
   - Если хотите... из святок... выбирайте... - голос священника доносился будто издалека. В ушах так шумело, что половину сказанного я вообще не услышала. - Максимильян... Феоксий... Юлиан...
   Стало тихо и я поняла, что надо выбирать, а я так и не определилась с именем.
   - Ксюха, не тормози. Тебя люди ждут.
   И похоже, очень торопятся. В отличие от священника и его небесного начальника.
   - А можно что-нибудь посовременнее? А то все имена какие-то... церковные. Ой, извините! - И хотела же сказать "старинные", а язык не туда вывернулся.
   - Конечно можно, милая, - кажется отец Никодим не обиделся. - Алексей, Даниил, Максим - имена вполне современные.
   - Ага. И модные.
   Мамирьяне лишь бы модное было. А если завтра имя "Мафусаил" в моду войдет или "Сафроний"?..
   - Нет, только не Максим!
   Знакома я с одним Максимом. Очень он мужчинам нравится. Взаимно. И даже хвастается этим.
   - Ну тогда бери Данилу. Тоже вполне... - и сестричка как-то так повела рукой, отчего камень в кольце рассыпал радужные искорки, а пальцы показались удивительно длинными и красивыми. Я уже и не помню, когда видела их без маникюра.
   - Какое-то оно слишком западное... - Смотрела я как-то фильм "Даниил Галицкий" и с тех пор это имя не кажется мне русским. - Скажите, отец Никодим, вот Алексей - он мученик или угодник?
   Священник улыбнулся, но ответить не успел.
   - Ксюха, не морочь человеку голову! Батюшка, не слушайте вы эту... - И Мамирьяна опять подирижировала правой рукой. - Мы берем Леху - круто и современно, - от ее командного голоса у меня зубы заныли. - Приступайте к обряду, святой отец, мы спешим.
   Отец Никодим посмотрел на меня, приподняв левую бровь. И так это у него выразительно получилось, что я и без всяких вопросов поняла, о чем он хочет узнать. И три раза молча кивнула, согласившись на новое имя, на обряд, и на то, что мы очень спешим.
   Обряд прошел на удивление быстро: немного молитвы, немного воды и короткий поход за "кулисы", то есть внутрь храма. Женщин оставили снаружи, пошли только мужчины, новокрещеного Алексея взяли с собой.
   Когда сыника мне вернули, я поинтересовалась, сколько и на что надо жертвовать.
   - Сколько можешь и на что хочешь, милая, - ласково, как маленькой, сказал отец Никодим. - Одни жертвуют на Храм, другие на больницу, кто-то на приют для детей-сирот. А еще церковь помогает дому инвалидов и школе-интернату.
   - Вот, - я вытащила из кошелька почти все, что дала мне сестричка. - Возьмите. Сами решите, куда нужнее, а я... - быстро развернулась и пошла на выход. В горле опять стояли слезы, а тут еще маленький начал хныкать.
   Священник что-то говорил мне вслед, Мамирьяна - тоже, но я спешила так, будто меня в шею гнали. Не хватало еще раз зареветь при посторонних!
   Остановилась уже в коридорчике, перед входной дверью. Хотела выйти, но вспомнила про дождь и решила дождаться отставших. Заодно малыша получше одеть и подкормить, может успокоится. Интересно, что такое с ним делали за "кулисами"? Подойдет Анатолий - спрошу.
   Стала в уголок, повернулась лицом к стене, расстегнула свою рубашку и... Сыник быстро умолк. Трудно плакать, когда рот занят.
   Здесь же, возле двери меня и застукали.
   - Что же ты не входишь, девонька? Вот, возьми для дитятка, - какая-то сердобольная старушка в темном платке подошла так неслышно, что я не сразу и заметила. На маленькой высохшей ладони лежала смятая денежка.
   А тут Мамирьяна появилась, увидела эту картину маслом и аж скривилась.
   - Спасибо, бабушка, у меня есть деньги. Мне просто ребенка покормить надо. - Сыник, подтверждая мои слова, зачмокал еще громче.
   - Девонька, если тебе жить негде, так идем со мной. У меня целая комната есть, одной мне много!..
   - Спасибо, мне есть где жить. Мы сейчас уходим, за мной уже пришли.
   Сестричка стояла рядом и пока молчала. Получалось это у нее очень внушительно и многозначительно.
   - Ну, иди с Богом, девонька, иди с Богом, - старушка быстро перекрестила меня и открыла маленькую узкую дверку. Я и не замечала ее, пока бабулька не вошла в эту дверь. Не иначе, какое-то подсобное помещение за ней находится.
   - Ксюха, ты точно дура, - зашипела Маринка, когда посторонние ушли. - До машины потерпеть не могла? Нашла место...
   Появился Анатолий и она на секунду отвлеклась.
   - Я сейчас, уже заканчиваю, - быстро сказала я и спросила, пока она еще чего-нибудь не наговорила: - Скажите, Анатолий, а эта бабка что, не от мира сего? Совать деньги совершенно незнакомому человеку, звать к себе... Я думала, таких блаженных уже и не бывает.
   Сначала спросила, а уже потом подумала, что он мог и не видеть старушку, с которой я пообщалась до его прихода. И, если он что-то спросит, а я начну объяснять, то Мамирьяна нас без соли сожрет. К счастью, ничего объяснять не пришлось - везет же моей сестричке на умных мужиков!
   - Вряд ли, блаженная. Скорее всего одинокая старая женщина. Работает при храме и помогает ближним, как может.
   - А разве здесь не монахи с монашками должны работать? - Старюсь хоть немного потянуть время - ну не вырывать же сиську у сыночки изо рта. То маленький спит - не может выспаться, то присосался, как с голодного края...
   - Храм большой, работы и мирским хватает. Иногда целыми семьями работают, - Анатолий говорил, как о чем-то знакомом и понятном.
   - Хватит языками чесать! Или вы здесь поселиться надумали? "Места много, работы тоже хватает..." - Мамирьяна очень похоже передразнила своего водителя. - Учти, Толян, машина сегодня вечером мне еще понадобится.
   Спорить с ней никто не стал. Мой голодный наконец-то отвалился и удовлетворенно закрыл глазки. Быстро укутала его, застегнулась и поворотилась к кумовьям передом, а к узкой дверце задом. Сестричка в раздражении, Анатолий - в мрачности, всё как всегда - мир не переменился, только одного маленького человечка зовут теперь по-другому. Дай-то Бог, чтобы это пошло ему на пользу. В глубокомысленном молчании вышли из церкви и направились к автостоянке. Дождь немного утих, но едва мы выбрались за ограду, хлынул с удвоенной силой. Еще и ветер добавился, пронизывающий до костей. Ноги у меня замерзли так, что я их уже не чувствовала. А Мамирьяна, в своих сапогах на каблуке, оскальзывалась на каждом шагу и ругалась так, что мне неудобно перед Анатолием было. В конце концов она вцепилась в его руку и пошла быстрее. Несколько раз попыталась открыть зонтик, но ветер трепал и выворачивал его, а потом и вовсе вырвал из рук и зашвырнул в кусты. Я быстро шагнула на раскисший газон, нагнулась за сестричкиным имуществом и тут она ахнула, а водитель сказал:
   - Ни фига себе!
   Между ними и кустами катилась маленькая шаровая молния. Лужа, до которой я так и не дошла, шипела и дрожала под ярким синеватым огоньком, а он все не гас в воде. И только возле канализационного люка исчез, рассыпавшись на маленькие искорки.
   - Подождите! - я отбросила поломанный зонтик и заторопилась к крестным моего сына. - Не уходите!
   Но эти двое не двигались с места и продолжали смотреть на канализационный люк. Даже не знаю, слышали они меня или нет. На ходу я сдернула с себя ремень переноски вместе с шарфом, обернула шарф вокруг люльки и так, большим свертком, сунула Анатолию.
   - Подержи ребеночка!
   - Ксюха, ты чего это? - Голос у Мамирьяны был непривычно тихий и, кажется, испуганный.
   - Идите! Не ждите меня! Я тут забыла...
   И побежала от них по мокрой, скользкой дороге, взмахивая руками, чтобы не упасть.
   И ничего я не забыла - наоборот вспомнила... Еще одну дорогу и еще одну молнию, которой испугался Родаль. Раньше надо было сообразить, а я... Ну, может еще не поздно? Может врагам Родаля только он и нужен? Может нам с маленьким ничего не грозит?
   Над головой что-то громко треснуло, словно огромная мокрая простыня надулась под ветром и разорвалась, не выдержав напора.
   "Сана находит, убиват..." - вспомнились вдруг слова красавчика, и до меня опять дошло с небольшим опозданием, в который раз за сегодняшний день. Никого мне не надо искать, это меня станут... уже нашли. Вынюхали, вычислили как-то. Да не "как-то", а очень просто! Как в шпионских фильмах. Проклятый подарочек! И как можно быть такой доверчивой дурой?
   Не останавливаясь, потянула цепочку из нагрудного кармана. Подвеска за что-то зацепилась. Я дернула изо всех сил. Из кармана вывалился мобильник. Попыталась подхватить его на ходу, промахнулась, пришлось остановиться, вытаскивать телефон из лужи. Заодно оглянулась - эти двое всё еще стояли под деревом и даже не подумали спрятаться в машину.
   До ограды церкви оставалось несколько метров, когда рядом что-то сверкнуло. Я качнулась в сторону и нога подвернулась. Со всего маху я грохнулась на асфальт. В груди запекло, дыхание перехватило...
  
   Надо мной кто-то бубнил. Я лежала, мне было тепло и хорошо.
   - ...не видел такого.
   Открывать глаза совсем не хотелось. Главное, что я лежала в тепле. И совсем неважно, кто и о чем там говорит.
   - Точно? Ты уверен?
   - Точнее не бывает! А не веришь - сама на эту дырку глянь.
   Чужие голоса не очень-то и мешали мне. А если бы говорили чуть тише, было бы вообще замечательно. Но сказать, чтоб отошли подальше и замолчали, было лень. Даже смотреть на болтунов не хотелось. Такой уставшей я уже давно себя не чувствовала.
   - А с ним что теперь делать?
   - Что хочешь. Можешь с собой взять. Ты вроде теперь его папашка.
   - Меня Наталья из дома выгонит.
   - Ну тогда выброси. Вон бак недалеко открытый.
   - Ты что, охренела?!
   Два голоса - мужской и женский. А где-то рядом плачет ребенок. Совсем еще маленький.
   - Ты как со мной разговариваешь?! Выгоню!
   - А мне плевать! Ты чего это надумала - живого и в мусорку?!
   Малыш плачет все громче, а эти будто не слышат. Вот повезло кому-то с родителями!
   - Да пошутила я, пошутила. Ты что, шуток не понимаешь? Вон в церковь его отнеси. У них, вроде, есть приют для таких.
   - Шуточки у тебя, конечно. А если его там не примут?
   - А ты морду жалостливую сделай и про круглого сиротку им зачитай. Мол, мамашу на пороге вашей церкви убило, а папашку еще раньше. Мол, пожалейте сиротинушку, не дайте с голоду помереть. Ну и отшурши детишкам на молочишко, не жадись.
   - Мне нечего.
   - Я дам, так уж и быть...
   - Ты это серьезно?
   - Насчет бабла?
   - Насчет папаши.
   - Серьезно. Этот только в проекте был, когда его папашку кончили.
   - А как звали-то его? Папашу, в смысле. Вдруг спросят, а я не знаю.
   - Собачье какое-то имя, не современное. Тимка, кажется.
   - Это от Тимура?
   - Не-е, под старину что-то. Тимофей, вроде бы.
   Ребенок плачет, а эти двое болтают непонятно о чем.
   - А может ты его возьмешь?
   - На фига он мне сдался?
   - Ну, ты тоже вроде как мамашкой стала. Повезло, можно сказать. И ребенок есть, и рожать не пришлось.
   - Когда мне понадобится ребенок, он у меня будет. Неси, раз уж взялся, и поехали. Надо еще в милицию заявить, а это...
   - Так может сразу в милицию?
   - Сразу надо от этого избавиться. А то спокойной жизни не будет. Никому. Я своих родственничков знаю.
   - Ладно, твоя сестра - тебе решать. Давай деньги, и я пошел.
   - Сейчас дам.
   Голоса стали ближе и громче.
   - Слышь, это вроде ее сумка. Чего ты в ней роешься?
   - Потому, что я наследница и право имею, в отличие от некоторых.
   Ехидства в женском голосе еще больше, чем в Мамирьянином.
   - Так может не трогать пока ничего? Вот милиция посмотрит и...
   - Ты дурак или прикидываешься? Думаешь, сумка будет лежать и ждать, пока они смотреть надумают?
   Глаза пришлось открыть. Малыш плакал, не переставая. Если б над Олежкой кто-то так издевался... Нет, теперь уже не над Олежкой.
   Открыла и увидела небо. А еще тучи и голые черные ветки. Шевелятся под ветром, стряхивают капли дождя. Одна большая ветка сломалась и висит на тонкой полоске коры.
   Похоже, я все еще лежу на дороге, но совсем не чувствую холода. А почему меня не стали поднимать? У меня что-то серьезное сломано и мне нельзя двигаться?
   Попробовала шевельнуться и на удивление легко поднялась. И у меня ничего не болело! А вот холод я вдруг почувствовала. Будто голой на мороз выскочила. И ветер усилился. Кажется, еще немного и меня понесет по улице, как пожухлый осенний лист.
   Ребенок продолжал плакать. Я оглянулась на его придурастых родителей и... увидела Мамирьяну. И как я не узнала ее по голосу? Она самым наглым образом рылась в моей черной сумочке.
   - Маринка, ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда трогают мои вещи! Дай сюда!
   Сестренка вздрогнула, повертела головой, притворяясь, будто не видит меня, и прижала сумочку к себе. Вместе с тетрадным листком, который успела вытащить. Он стал быстро намокать.
   - Что это у тебя?
   - Стихи какие-то, - Маринка глянула и смяла листочек.
   - Дай посмотреть.
   Я повернулась к любителю поэзии и увидела Анатолия. Странно, но его голос тоже изменился. Или это у меня со слухом что-то случилось, все-таки второе падение за сегодняшний день.
   В руке у Толика по-прежнему узел с люлькой. И, похоже, он держит ее не совсем правильно, если сыник так плачет. А мальчик у меня терпеливый, из-за какой-то ерунды плакать не будет.
   Водила взял листок, всмотрелся, начал читать. В первый раз слышу, как мои стихи читают вслух:
  
   Веселые иль грустные стихи,
   Пустые иль наполненные строки...
   Бывают дни приятны и легки,
   Бывают мысли о мирах далеких.
  
   Приходят мысли и слова тогда,
   Тревожат душу и мой сон пугают.
   Зачем любовь чужая и беда
   Пришли ко мне, я и сама не знаю.
  
   Стучат - открой, а просят - помоги!
   Ложь, что никто и никому не нужен.
   Что звери все вокруг или враги,
   Готовые сожрать тебя на ужин.
  
   Что дружбы нет и что любовь - игра.
   Что только злоба этим миром правит.
   Что о добре давно забыть пора,
   Сложило счастье крылья, не расправит.
  
   Смешны слова, - мне скажут. - Голос слаб,
   Он ничего на свете не изменит.
   Пусть говорят! Но человек - не раб,
   Пока он сам за жизнь свою в ответе.
  
   Пока огонь горит в его душе
   Пока ему ночами счастье снится
   Не миску видит он, не долю в барыше,
   А журавля, что над вербой кружится...
  
   - Толян, и на фига это делать? Ты молча прочитать не мог?
   - А тебе не понравилось? Нормальные ведь стихи. Чьи они?
   - Ну и чего нормального в стихах? - Мамирьяна пожала плечами. - Та же жвачка для мозгов, только рифмованная. А про "чьи" надо было раньше выяснять. Небось, опять переписала где-то. С ней это часто бывало.
   - А можно я их себе оставлю?
   - Оставляй. Мне эта ерунда без надобности.
   Читать сестричка никогда не любила, еще и насмешничала, мол чтение - это занятие для законченных дур, от которых мужики шарахаются. Представляю, что бы она сказала, если бы про мои стихи узнала. Отец просто порвал листок и сказал, что надо делом заниматься, а не фигней страдать. Еще и по шее дал. Маринка бы до такого опускаться не стала, а вот раззвонить всем знакомым, какая дура у нее сестра - это запросто.
   Когда Анатолий сунул листочек в карман, я не выдержала:
   - Марина, а чего это ты распоряжаешься моими вещами?
   И она опять вздрогнула и совершенно по-дурацки завертела головой.
   - Эй, хозяйка, ты деньги давать собираешься?
   - Знаешь, Толян, я лучше с тобой пойду. И попу сама все объясню, и отшуршу, сколько надо.
   - А с ней кто останется?
   - Зачем? - Сестричка дернула плечиком. - Или ты думаешь, она по улицам бегать станет и к прохожим приставать? Только, где ты их видишь? Весь город словно вымер.
   - Так ведь дождь! С какой радости им по улицам шастать?
   - Вот именно. Так что полежит сама, ничего с ней не станется. А я ей молебен пойду, закажу, чтобы лежалось лучше. Ну и чего там еще полагается... - Сестричка посмотрела мне под ноги и вдруг спросила: - Толян, а что у нее в руке?
   - В какой?
   - В правой.
   - Ничего не вижу.
   - Так нагнись и посмотри! У нее из кулака какая-то цепочка высовывается.
   Анатолий наклонился. Я еще пыталась сообразить, о чем они тут говорили, когда он разогнулся и протянул Маринке подарочек Родаля. Вот только в подвеске больше не было зеркальца.
   - На. И как ты эту штуку разглядела? Я сначала нащупал, а потом уже увидел. И что ты с ней делать будешь?
   - На память оставлю. Все равно ее для меня везли. Ксюха такое не носила. - Сестренка спрятала цепочку с пустой рамкой в мою сумочку, которую прижимала к себе, и отдавать, похоже, не собиралась. - Занятная штучка. Надо будет ее с черным платьем примерить.
   - Кто о чем, а Маринка о тряпках, - прокомментировала я.
   И она опять вздрогнула и плечами передернула от холода. Шарфик-то на голове давно уже промок. Дома она мне и за испорченную прическу выскажет, и за все остальное.
   - Знаешь, Толян, пойдем быстрее в церковь. А то мне уже голоса всякие чудятся.
   - Ага. "И мертвые с косами стоят..." - загробным голосом изрек водила.
   - Придурок ты. И сделай что-нибудь, чтоб он перестал орать.
   - А что я могу сделать? Ему мамка нужна...
   - Так я же здесь. Куда вы пошли?
   Мамирьяна бросилась к церковной ограде, будто спасалась от кого-то. Анатолий быстро пошел за ней. Люльку он взял в другую руку и сыночка заплакал чуть тише. Наверно, ему стало удобнее или устал маленький.
   А я смотрела, как уносят моего ребенка и не могла сдвинуться с места. Будто ноги к асфальту примерзли.
   - А мы скажем, что будем приходить, навещать малого? - поинтересовался Толик.
   - Ну скажи, если хочешь, - Маринка так и не оглянулась. Она подходила к крыльцу и очень старалась не упасть. Тогда ее розовое пальтишко придется выбросить.
   - Эй, это чьего ребенка вы собираетесь навещать? - до меня вдруг дошло, что говорить они могут только о моем мальчике. И почему до меня доходит все с таким опозданием? Что за день сегодня такой невезучий? - Подождите меня, я с вами!
   Анатолий даже не обернулся, а моя сестричка стала быстро подниматься на церковное крыльцо. И была такой занятой, что ответить не захотела.
   Я разозлилась так, что даже ногам жарко сделалось, и они отлипли-таки от дороги. Вот только войти во двор церкви я не успела - калитка захлопнулась передо мной, а я сколько ни дергала ее, так и не открыла. Вот и решила подождать в машине, все равно они вернутся в нее. Тогда я и поговорю с этими "глухими" и "слепыми" - будут знать, как утаскивать сыника от меня!
   Между церковью и стоянкой, прямо на дороге лежала крупная, немолодая женщина. Одета она была не по погоде: в светлую куртку с меховыми опушками, в серые спортивные штаны и в грязнючие осенние туфли. Кажется, даже мужские. Сначала я приняла ее за пьяную, но когда подошла ближе, поняла, что женщина мертва. На ее куртке, между нагрудными карманами, была огромная дыра - кулак прошел бы! И сквозь дыру виднелся асфальт. А вот крови почему-то не было. И еще кое-что странное показалось мне в этой женщине. Во-первых, лицо у нее не очень старое, а волосы почти все седые. Во-вторых, она похожа на мою маму. Не очень сильно, но все-таки...
   Над головой что-то треснуло и огромная ветка упала на покойницу. К счастью, меня не задела, хоть я стояла совсем рядом. Ветка смяла рукав куртки и я заметила часы на руке мертвой женщины. Очень похожие были у Темки, а теперь у меня. И мне вдруг захотелось посмотреть на них поближе.
   Протянула руку, чтобы обломить несколько веточек, которые мне мешали и... пальцы прошли сквозь дерево и чужое тело, как сквозь дым над костром. А я ничего не почувствовала - ни твердого, ни мягкого, ни теплого, ни мокрого - совсем ничего! Будто ветки и женщины не было вовсе!
   Да что же это такое? Да неужели это?..
   А ветер становился все сильнее и сильнее. Еще немного и меня сдует с улицы.
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"