Далекие послевоенные годы, маленький приморский городок. Мы поселились в небольшом домике у моря. Это жилье сдавалось довольно дешево, и мама с папой были очень рады такому везению.
Наша семья заняла две комнаты, а третью, самую большую оставила за собой хозяйка - старая интеллигентная дама, очень необычной внешности - маленькая, сухонькая, со сморщенным коричневым лицом и большим крючковатым носом. Она всегда выходила из дома в черной шляпке с вуалью и белой кружевной накидке на плечах. Имя у хозяйки тоже было необычное - Гортензия Серапионовна, да и характер неприятный: нелюдимая, мрачная. Старушка ни у кого не вызывала симпатии. Она была совсем одинокой: ни родных, ни друзей.
Соседи сторонились Гортензии и старались лишний раз не попадаться ей на глаза. Говорили, что у Серапионовны "дурной глаз". Старуха могла напустить порчу, да и болезнь наслать. За глаза ее называли "Скорпиониха".
Мы, конечно же, всего этого не знали, потому что совсем недавно переехали из другого города. У нас была образцовая семья: папа и мама, любящие друг друга, и две дочери, одиннадцати и девяти лет. Мама, очень общительный и добрый человек, сразу же попыталась наладить хорошие отношения с хозяйкой. Видя бедственное положение старушки, она, каждый раз, когда готовила что-нибудь вкусное, старалась угостить хозяйку и сказать доброе слово. Но Серапионовна никак не отзывалась на хорошее отношение, и всегда оставалась холодно-вежливой и угрюмой.
Соседские дети, с которыми мы быстро подружились, рассказывали про Скорпиониху ужасные вещи - будто бы она ест дохлятину, варит колдовское зелье, умеет превращаться в разных зверей и очень любит пугать детей, вобщем - злая ведьма. Мы с сестрой, хотя и не верили в эти россказни, стали бояться нашей хозяйки еще больше. Особенно страшно было при встрече выдерживать ее неподвижный тяжелый взгляд, который, казалось, пронизывал тебя насквозь.
Старуха постоянно наблюдала за нами из-за полуприкрытых ставень своего окна. Мы с сестрой все время чувствовали ее присутствие, даже когда играли во дворе, или на улице перед домом.
Мама не верила слухам про хозяйку и говорила:
- Это всего лишь несчастная одинокая старушка, ей бы посочувствовать, но люди только обижают ее, и это еще больше угнетает бедную женщину.
Вообще, поведение Скорпионихи было непредсказуемым. Иногда мама стучалась к ней в дверь, чтобы угостить. А старуха не открывала.
- Я сыта и ничего не хочу, но вы мне будете должны. Сохраните мою порция, я съем ее завтра. А сейчас прошу не беспокоить меня! - отвечала хозяйка холодным отсутствующим голосом.
Маму удивляли эти странности, но она,ни смотря ни на что, всячески оправдывала и защищала хозяйку.
По ночам Гортензия Серапионовна тоже вела себя необычно: из ее комнаты доносились оживленные разговоры, будто там было много людей, хотя мы точно знали, что в дом никто не входил. Она громко с кем-то ругалась, потом горько рыдала. Родители беспокоились, стучались в ее дверь, спрашивали, не случилось ли чего плохого? Тут же все звуки прекращались, и хозяйка отвечала ровным бесстрастным голосом:
- Все в порядке! Прошу вас, оставьте меня в покое!
Вскоре к ее ночным выходкам привыкли и перестали на них реагировать.
Лето было жаркое. Мы с сестрой целые дни проводили на море, прибегали домой только пообедать. Про страшную хозяйку почти не вспоминали, своих детских дел у нас хватало.
Но как-то вечером мама рассказала нам о Гортензии Серапионовне много интересного. Оказывается, однажды Скорпиониха пригласила ее к себе в комнату и разоткровенничалась. Хозяйка показала маме старые фотографии и рассказала историю своей жизни.
Гортензия Серапионовна происходила из дворянской семьи, окончила институт благородных девиц, и считалась одной из первых красавиц Петербурга. У юной Гортензии было много кавалеров, но любила она только одного - молодого поручика Всеволода Романовского. Молодые люди собирались пожениться, но тут началась первая мировая война. Жених был призван и отправлен на фронт. Больше невеста его никогда не видела. Гортензия получила письмо о том, что любимый пропал без вести. Но, несмотря на это, девушка надеялась, что Всеволод обязательно вернется, продолжала любить его и ждать, поэтому так и не вышла замуж. Потом случилась революция. Погибла вся семья Гортензии. Девушке чудом удалось спастись. Она бежала из охваченного революцией Питера, успев захватить только свои драгоценности, среди которых был подарок Всеволода - золотая брошь в виде скорпиона с изумрудными глазами. Это была единственная память о женихе. Скитаясь и голодая, девушка распродала все ценности, кроме этой вещицы, даже под страхом смерти она бы с ней не рассталась.
Где бы Гортензия не жила, люди всегда относились к ней плохо, она ожесточилась и возненавидела весь мир. А теперь за хорошее отношение, старуха решила отблагодарить нашу семью. Она предложила бесплатно обучить девочек французскому языку, которым владела в совершенстве. Мама очень обрадовалась этому предложению, но мы с сестрой были в ужасе от такой перспективы.
Нам было страшно даже просто войти к ней в комнату, из которой всегда несло плесенью и гнилью, а не то что, заниматься под ее руководством.
Старшая сестра Инна тут же притворилась больной, и так вошла в роль, что вскоре, и правда, заболела. У нее поднялась температура, и заложило горло. Мне предстояло идти на урок одной. Это было еще страшнее. Ровно в девять утра, я стояла на пороге комнаты нашей хозяйки. Через прикрытые ставни едва пробивался дневной свет. В полумраке я едва различала предметы. Комната была заставлена высокими деревянными шкафами, полными старинных книг. Посередине был круглый дубовый стол на слоновых ножках, вокруг него стояли четыре стула с высокими резными спинками. На столе тускло горела керосиновая лампа. Все предметы покрывал толстый слой пыли. Пахло гниющей древесиной и поганками.
Сухой скрипучий голос приказал мне сесть. Я уселась на самый кончик стула, готовая вскочить при первых же признаках опасности. Старая дама тихо сказала:
- Лиля, будь внимательна и постарайся запомнить как можно больше слов и выражений, писать и читать пока не будем.
И она начала называть окружающие нас предметы на французском языке и заставляла меня повторять. К концу урока я выучила немало слов. По виду хозяйки я чувствовала, что она мною довольно. Так прошло десять занятий. Я делала успехи и почти перестала бояться свою учительницу. Инна ко мне так и не присоединилась, а мама уже не настаивала на ее учебе.
Странности начались на одиннадцатом занятии. Гортензия Серапионовна научила меня стихотворению-считалочке. Оно начиналось так:
- Эн, дэ, труа, же ве дан ля буа!
Катр, сан, сис, шерше де серис.
При слове "шерше" я впадала в странное состояние. У меня все плыло перед глазами, и начинали твориться страшные вещи. Скорпиониха гримасничала, разбухала, вспрыгивала на стол, вертелась вокруг своей оси и шипела:
- Шерше, шерше, шерше!
Я вставала, и как во сне, ничего не соображая, начинала что-то искать. Шарила по шкафам, переворачивала пыльные страницы книг и искала, искала, пока резкий голос не вскрикивал:
- Атансьон! Урок окончен.
Я вздрагивала, приходила в себя, вставала из-за стола и молча уходила из комнаты.
На следующих уроках все повторялось сначала. Иногда учительница увеличивалась до размеров книжного шкафа, а иногда превращалась в мышь или какое-нибудь отвратительное насекомое и шипела, шипела:
- Шерше, шерше, шерше!
А я искала, искала, не зная, что надо найти, и ничего не находила.
После таких занятий я начала худеть, бледнеть, потеряла аппетит и сон, но маме ничего не рассказывала, так как боялась мести Скорпионихи. В ее черных властных глазах я читала приказ: "Молчи!"
И я молчала. Приближался сентябрь, и нужно было готовиться к школе, я надеялась, что уроки французского прекратятся. Но мама не нарадовалась моим успехам и усиленно подкармливала мою учительницу, тем более что та не скупилась на похвалы в мой адрес.
И вот настал этот ужасный день. Как обычно, шел урок французского, в конце которого я начала повторять слова считалочки:
- Эн, дэ, труа...
И впала в транс. Начались бессмысленные поиски чего-то. Но вдруг моя учительница прошипела по-русски:
- Лиля, ищи брошь! Ищи, ты должна ее найти, иначе будет плохо всем!
Наконец-то я поняла, что от меня требовалось. Полезла в шкаф и среди пыльных старинных книг заметила какой-то слабый блеск. Я схватила руками что-то маленькое, ярко блеснувшее при свете керосиновой лампы. Это была золотая брошь в виде скорпиона с зелеными камушками вместо глаз. Вскрикнула:
- Я ее нашла!
И обернулась к столу, за которым еще недавно сидела моя учительница. Но теперь ее не было. На столе, на стопке пыльных бумаг, восседал огромный черный скорпион. Он стоял в угрожающей позе, направив на меня свое смертоносное жало. Не помня себя от ужаса, я схватила тяжелую старинную книгу с полки и швырнула ею в чудовище. Выбегая из комнаты, кинула брошку на стол.
- Мама, мама, там большой скорпион, он чуть не ужалил меня, - плакала я.
Мама встревожено прибежала на мои крики, взяла меня за руку, прижала к себе.
- Там, там, скорпион, - повторяла я в истерике, показывая на комнату хозяйки.
Мама заглянула в комнату Гортензии Серапионовны и увидела страшную картину: под грудой старинных тяжелых фолиантов лежала старуха. Она была мертва, а в ее скрюченных пальцах была крепко зажата прекрасная сияющая брошь-скорпион.
![[]](/img/p/pituka/235/zolotojskorpion.jpg)