похоже на капель. отдача и раздражающее обсуждение чужой взаимной любви. ноют челюсти, свежо искрятся на прохладном солнце украшенные дождевыми каплями мутные полотна некогда прозрачного оконного целлофана. холодное какао. слишком крепко, отчего мысли разбредаются по помещениям, а все фразы начинаются с рассеянно-мучительного "мм-м..". руки дрожат. нестройно неладно скачет искусственный муляжик в груди. оглушают все звуки. кажется, помимо счетчика гейгера в правой гайморовой и расстроенного священного радио между лопаток создатель нынче решил снабдить меня парочкой новых локаторов. я замечаю слишком много. я помню все слишком хорошо.
- здесь шторм. нет, я не из тех, кто непристойно блюет за борт. последняя сигарета. последняя десятка на счету.
рукой по животу. это моя рука. ты на том конце провода. в динамике тресковато шумит - шторм - заглушая половину из твоей многословной бессмыслицы. к тому же я никак не могу сосредоточиться. стоит закрыть глаза - изматывающе четко вырисовывается из темноты прозрачная водяная жемчужинка, лениво скатывающаяся с плотного, осенне порыжевшего кленового листа. отражение в капле - наоборот. оптический прием. система зеркал.
- нет, они все не те. слепой дождь. блики на водной глади. нет, они не те, сукин ты сын. она может скормить свой бюстгальтер этому не по годам разжиревшему сынишке, даже тогда я не зааплодирую. что ты со мной сделал, сукин ты сын.
- а в проливе вода - соленая?
я правда не помню. у тебя слепой дождь, солнце, волны и много воды. тебе некуда там сбегать, негде сменить коня. как перчатки. только не чайки. приятно-прохладный серо-голубой оттенок неба. ветер. все как на ладони.
- пресная. конечно же.
именно поэтому наши рельсы уходят в воду. у берегов пролив выглядит отвратительно. уж лучше море смолы из Ангедонии. а потом тот корабль, с борта которого ты говоришь, выйдет на эти рельсы и перестроится в поезд. во как я классно придумал. я молчу, в трубке помехи. спотыкаюсь об опрокинутый стул - ноги заплетаются - осматриваюсь. с понтом дела я тут впервые. старая-добрая кровать, она тоже в теме, спасенная от бомбежки. все предметы припорошены ровным слоем пыли, по углам комнаты скопились легкие комья случайно забредшего сюда тополиного пуха - но эта отстраненная неряшливость по отношению к собственному помещению тоже почему-то приобретает оттенок особого аристократического шика. просто ты навязываешь его на все, к чему прикасаешься, кроме, разве что, меня самого. если бы не был так сильно забит нос - я наверняка почуял бы твой общеизвестный запах.
- э-эй, муж-чин-на-а, сади-ись в машин-ну-у, - яростно выпеваешь вдруг ты, сопровождая последнее слово красноречивым и различимым плевком. господи. но это свидетельствует об одном - ты слушал радио. и десять повторов last dance with Leon. и Уэйтса. и даже эту ритмичную безвкусицу с отвратительным вокалом заместо ложки дегтя. и мои многословные беспредметные рассуждения насчет чупакабры, чупакобры и прочих прилагающихся тварей.
- правда, я очень сексуально кашляю в прямом эфире?
лающе и сухо, как овчарка-астматик, если такие, конечно, имеются.
- несомненно.
что все это должно значить. меня не впечатляет ровным счетом ничего. хочется кофе, крепкого, свежесваренного, раскаленного кофе, но эта мечта нынче неприводима в жизнь - кофе закончился. я слишком вне сегодня, чтобы что-нибудь почувствовать.
- на борту собаки и слишком много детей. мокрые скрипящие доски на палубе. ненужные мачты. рев мотора. хочу вмазаться.
вникать не во что - я эту картину вижу будто наяву. голос у тебя усталый и раздраженный, сонный и кумарный, злой - с такими интонациями ты сыпешь обычно своих разнообразных горячих с неуемной щедростью направо и налево - но по извечной непонятной причине звучит успокаивающе. даже перестают дрожать руки.
- хочу регину. хочу в пятизвездочный отель и горы героина. войну - такую, чтоб уши от радости заложило на целую неделю. мне снились ожившие рыцарские доспехи, они стояли по углам, они ржавели и проедали друг друга пустыми шлемами, они..
набирающее остросюжетности повествование обрывается гробовой тишиной на полуслове. у тебя деньги на счету закончились, мистер. у моей сестры их испокон веков не водится, так что перезвонить я тоже не могу. ты будешь только завтра. осенние листья по ту сторону моих болезненно зажмуренных глаз увиваются в вальсе с крупными пластиковыми льдинками. хочу град. такой как в последний раз. знаменитые пружины взвывают, когда я с размаху валюсь на темно-бордовое покрывало твоей кровати. это любимый цвет Тамары. я помню ее пальто этого же оттенка. хочу круглые и тяжелые хрустальные шарики по щекам. телефон все еще у меня в руке. я ни к чему не имею отношения и никаких эмоций не фиксирую.
впрочем, нет. вранье. факт остается фактом, и хотя зуб со свежеотбитым осколком больно режет язык, а к правому уху по-прежнему прикасаться не тянет, при всем желании никак не могу не признать - мне совсем не было холодно, пока ты говорил.