Недавно ко мне приходил друг. Тогда у него были черные кожистые крылья и при этом белые одежды (в трауре Китая). Он посмотрел на меня и у него сразу отвалились оба крыла. Я хмыкнул прямо в телефонную трубку, но посторонился и пропустил его в свою квартиру. Обычно он всегда насмехается над моей ужасной привычкой швырять все на пол, в том числе и женщин, которые бывают у меня. Но тут он ничего не сказал, споткнулся о собственные лежащие на полу крылья и прошел в комнату. Я попрощался с одной девушкой, которая вот уже второй час пыталась обмотать свой телефонный провод вокруг моей глотки, и, нажав на отбой жестом палача, прошествовал за ним. Обойдя его кругом, я только теперь заметил, что у него в солнечном сплетении торчит кинжал. Я вздохнул - значит, придется идти в какую-нибудь из моих библиотек и искать средство для заращения ран. Тут меня абсолютно вывел из себя тот факт, что он ко мне приперся мучиться. Я сам отношусь к любителям помучиться, но только когда знаю, что из этого что-нибудь выйдет. Я посмотрел на него и, подойдя к своему рабочему столу, взял пачку сигарет, чиркнул зажигалкой и с мстительным видом закурил. Он заныл при помощи одних только глаз - такое умеет делать только он - отчего меня передернуло самым ужасным образом. Это значило, что сигарет у него нет. Но он был из тех премерзких людей, которые будут ждать пока им предложат того, чего они так хотят. Я сделал еще более мстительный вид и спрятал пачку в ящик стола. Затем я сел напротив него и, профессионально прищурившись, посмотрел на его катану. Она была хороша, а вот рана видок имела тот еще. Я подумал - не ожидал, что он окажется такой живучей сволочью. Он исподлобья взглянул на меня и мрачно сказал:
- От меня ушла Анжела.
От неожиданности я нервно расхохотался. В памяти всплыл образ этой самой Анжелы. У меня она ассоциировалась с мечтой зоофила-мономана, помешанного на крупном рогатом скоте. О-о, из нее вышла бы замечательная мама для Минотавра, даже быка к ней не надо было. Единственное, чего я не знал и до той поры не мог постигнуть, так это причастность к Анжеле моего друга. Мало этого, я недоумевал, каким это образом она ухитрилась нанести ему эту рану. Должно быть, она сделала это, когда он спал. Я сказал ему о своей догадке. Он изумленно посмотрел на меня.
- Как ты узнал? - подозрительно спросил он. Я хихикнул. Если и дальше я буду так же веселиться, то часам к трем ночи у меня пойдет кровь из носа. Я уже пробовал. Поэтому я стараюсь не курить траву.
- Не скажу, - категорически покачал головой я. Он с завистью наблюдал за облачком дыма из моих легких. Потом он снова заныл при помощи глаз (эта его привычка доводит меня до нервного тика) и мысленно попросил меня исследовать рану поближе. Я посмотрел на потолок, но быстро опустил взгляд, потому что на месте люстры висела голая тусклая дерьмовая лампочка и из проводки был вытянут в припадке бешенства каким-то из моих друзей или подруг довольно длинный провод в виде петли. Когда я находился в доме один и ни с кем не говорил по телефону, у меня возникала навязчивая идея относительно того, не оторвется ли провод, если я повешу на него свой жалкий вес. Вдобавок к этому меня сильно забавляло, когда я представлял себе вид себя повешенного. Вот и сейчас у меня перед мысленным взором возникла эта картина. Он возмущенно посмотрел на меня - как я смею смеяться, вместо того, чтобы исполнять его просьбу? Тогда я фыркнул- умиляют такие наглые люди - и, без особой заботы об ощущениях пациента, выдернул нож из его межреберья, прокомментировав этот неприятный процесс словами:
- Да нахрен тебе сдалась эта тупая меч... корова?
Он не особо заботился о том, чтобы в моем доме было тихо. Потому что тут он заорал во всю глотку:
- АЙ!!!
Здесь он заорал:
- Да я же люблю ее, черт тебя дери!
- Все вы покушаетесь на мою неприкосновенность, - мрачно сказал я, уязвленный последними его тремя словами. - Пусть он только попробует.
- Что?.. - пренебрежительно отозвался он. Ему хотелось, чтобы я сейчас уже (как это сделал бы любой из его других друзей) бегал бы за всякими бинтами, обезболивающими уколами и припарками. А я сидел и цеплялся к словам.
- Пусть он только попытается, этот черт, - угрожающим тоном сказал я. Почему-то тот педерастический черт представлялся мне именно таким, как мой бесполезный друг. Сигарета у меня закончилась, я затушил ее об стол (друг мой был таким материальным, что при тушении сигареты об стол начал дергаться, как будто обшивка стола была составляющей его кожного покрова). Тогда я вспомнил о том, что люблю экспериментировать. Я открыл один из ящиков, достал оттуда самый красивый и самый острый метательный нож из всех, которые у меня имелись, прицелился и швырнул его прямехонько в рану, оставленную Анжелой. Я решил на некоторое время заключить творческий альянс с этой коровой.
- А как от тебя можно не уйти? - с цинизмом полюбопытствовал я. - Ты себя хоть раз в зеркале видал?
Однако тут он сам крепко схватился за рукоятку и уверенно вытащил из себя нож. Потом он даже сделал попытку швырнуть его обратно в меня, но ни хрена не сображал в метании ножей.
- От кого я это слышу? - обиженно буркнул он. - В смысле, замечание относительно внешности.
Нож улетел куда-то за окно. Я ухмыльнулся.
- Мои девушки так не считают, - бросил я и встал со стула, потом пошел на кухню, чтобы сделать себе чашку кофе. Я чувствовал прилив сонливости. Я думал, этот раненый останется хотя бы на месте, однако он увязался за мной.
- Отвлеки меня, - вдруг нудным голосом попросил он. - Расскажи мне о своей личной жизни.
При словах "личная жизнь" я сам того не ожидая вдруг нервно захихикал. Вспомнилось мне то, чем мне предстоит заниматься в течение предстоящей недели. Два дня назад я был в картинной галерее. В последнее время наша галерея приобрела внезапный вес в высшем свете. Вот там я увидел мулатку. Она происходила из Америки (их теперь тут стало как собак нерезаных), и совершенно не говорила по-русски. Она пленила меня своей необычностью. Вдобавок к тому, что красотка обладала такой замечательной кожей цвета молочного шоколада, у нее еще была идеальная тоненькая фигура, красивое лицо и длинная шея. Волосы она имела почти прямые. Плюс все это прилагалось на, что самое удивительное, маленький рост - не больше саниметров ста шестидесяти. Она была просто миниатюрной копией статуй, которые изображают египетских женщин. В картинной галерее кроме меня присутствовал еще один придурок по имени Гриша. Я сказал ему: "Генрих. Иди и погуляй куда-то в район восточных натюрмортов", а сам стал наблюдать за девушкой из шоколада повнимательнее. Она сопровождалась какой-то нашей старушкой-переводчицей. Та честно отрабатывала свой хлеб и выкладывала о той или иной картине все, что знала, на чистейшем и отшлифованном до блеска литературном английском. Однако мулатка явно не привыкла к оксфордскому акценту старушки и сильно скучала. Мне стало жаль их обеих, и я выгреб из карманов все свои деньги, потом отозвал в сторону старушку и вручил ей те самые двести долларов, которые рассчитывал крутануть на пару с Амалией. Бабулька сказала, что это ее двухмесячное жалование и счастливо устранилась. Я же подошел к девушке и пользуясь своим образованием синхронного переводчика разговорил ее. Эта прелесть оказалась до того наивной, что, сама не ведая, что творит, познакомилась со мной и даже по прощанию (я проводил ее до гостиницы, поскольку денег на кофе и проч. у меня не осталось. А все из-за проклятой бабульки) дала мне свой мобильный телефон. На сегодняшний день в мои планы входило завтра получить зарплату и потаскать эту милую девицу туда, куда ей только захочется. Чтобы она знала, какими хорошими бывают рыжие люди. Чувствую, она влетит мне в копеечку, но оно того стоит. Но все это будет завтра. А сегодня (у меня создалось полное впечатление, что я уходил и только пришел) у меня был дурацкий друг который задавал из ряда вон никудышние вопросы.
Я посмотрел на него с презрением.
- Знаешь, в чем состоит столь небывалый успех моей личной жизни? - зло спросил я. Он помотал головой и на лице его отобразился живейший интерес. Это вконец меня взбесило, и я рявкнул. - В том, что я никому не рассказываю о ней, вот!
Он изобразил оскорбление всем своим видом. Я нервно хихикнул.
В этот тягостный для нас обоих момент спасительным явился звонок телефона. Вообще я сильно не любил этот звук, поскольку когда мне еще было лет девятнадцать, мне каждое утро в восемь, как раз когда я засыпал, звонила мать одной девочки, честь которой я, мягко выражаясь, запятнал, и поливала меня такой руганью, которую не услышишь даже в тюрьме. Самым нелепым и идиотским во всей этой истории мне казалось, что я каждое утро снимаю трубку и дожидаюсь, пока она сама не нажмет на сброс. При этом я в последнее время уже даже не говорил: "Алло". Это была такая игра. Она всегда начинала одинаково: "Мне нужно сказать вам много грубых вещей". Прослушав эту, мою любимую фразу, я клал трубку на диван возле подушки и продолжал спать дальше. Когда я просыпался, в трубке слышались короткие гудки. Так вот, я снял трубку. Звонила Амалия. Замечательная девушка. Ее кучерявые волосы почти такого же ярко-рыжего оттенка, как и мои. Она сообщила мне, что приедет. Хотя я предупредил, что у меня есть только кофе и коньяк. Она фыркнула и сказала, что сегодня она крутит зарплатню, а в следующую субботу - моя очередь. Как бы то ни было, Амалию я ценю больше других. Она слишком умная и все время разная, чтобы на нее можно было забить болт. Поэтому я часто провожу выходные именно с ней. Одно время этот самый бесполезный друг ей интересовался, но я из глодавшего меня желания спорить даже не назвал ему ее имя.
- Кто звонил? - напустив на себя такой расслабленный вид и засунув руки в карманы джинс, осведомился он. Он выглядел очень одиноким и мне даже стало его немного жаль.
- Амалия, если тебе это о чем-то говорит, - с некоторым пренебрежением ответил я. Он пожал плечами. Этот человек не имел ни малейшего понятия о том, как следует вести себя в моем доме, поэтому чувствовал себя на редкость неловко и неуютно. Зато рана у него на солнечном сплетении совсем почти затянулась. В голове у меня возникла идейка по поводу того, что для полного выздоровления можно было бы наложить на него швы в виде какой-нибдь девки из компании, которую с минуты на минуту притащит Амалия. Сначала я подумал о Нинке, но потом решительно отмел эту мысль в сторону - с Нинкой я наверняка еще буду трахаться. Абсолютно то же самое предположение заставило меня выбросить на пол еще девок десять. Наконец я вспомнил об одной - она была явно недоразвита умственно, зато большая и довольно толстая. Меня мутит от толстых женщин (мне нравятся замученные или жилистые, типа Лизоньки или Нинки соответственно), а вот ему пойдет в самый раз. Тут до меня дошло, что я не спросил Амалию, на машине она или пешком. Если первое, тогда она будет у меня минут через пять. Этот ненавистный друг оттащил меня от моих мыслей за шею.
- Что ты завтра утром делаешь? - спросил он. Я подозрительно отнесся к этому вопросу. Возможно, и скорее всего, судя по его наглым глазам, им двигало не простое любопытство.
- А то ты не знаешь, - мрачно бросил я, возвращаясь в кухню и наливая кипяток в чашку.
- И что ты все-таки делаешь? - настаивал он. Я вкрай разозлился и решил: пусть лучше горькая, но правда.
- Ебусь, - уже поспокойнее сказал я. Я так и знал, что для его изгаженной пуританским воспитанием психики это слово явится большой нагрузкой. Он расширил глаза. Это вызвало у меня просто истерический хохот. Наступила тяжелая пауза, в ходе которой я пытался унять хохот, а он крутил шарики у себя в голове.
- И с кем? - наконец выродил он. Я знал - еще стоит ждать последа в виде язвительных фраз о беспорядочности моей "личной жизни", о риске венерических заболеваний и вообще. Вот до какой степени бедняга мне завидовал.
- Ну, с особой противоположного пола не старше двадцати семи лет, это точно, - ответил я, взял свою чашку, прошел в комнату и сел на пол перед обогревателем. Он пошел за мной; его явно добил тот факт, что я сел на пол и, кроме того, поставил на него чашку. Я снова посмотрел на потолок и наткнулся на петлю. Цепь ассоциаций пронеслась у меня в голове и вызвала фырканье. Он, несомненно, принял это на свой счет и обиженно замолк. Я ухмыльнулся. Это тоже такая игра. Бедняге только двадцать лет и он, как и все мои друзья и я в том числе, совершенно озабочен только одним вопросом - кого бы трахнуть? Он не был виноват в том, что ему нравятся толстые и тупые женщины; возможно, его мать была толстой и тупой женщиной. Скорее всего она ей была, потому что привила ему такой ужас перед словом "секс" и так далее, что он не только не мог его произнести и заменял его дурацкими эвфемизмами вроде "личной жизни", а приходил в ступор даже когда кто-нибудь другой его произносил. Я тоже любил всякие эвфемизмы, особенно к выражению "заниматься сексом", так что иногда, терзаемый желанием довести его до истерики, просто начинал говорить их все подряд. Как правило, он выбегал из комнаты, заслышав первые две буквы слова "ебаться". Так что, случалось, он уходил раньше, чем успевал познакомиться с кем-то дельным, потому что все напивались, быстрее всех - я, а потом я (все это со слов Амалии, я ей просто доверяю) начинал цепляться к какой-нибудь новенькой девочке из Амалиной компании, девочка пугалась, всем это в кайф, кроме меня, потому что все чего я хотел это секс, и тогда я начинал материться. Бедный протестантский придурок подпрыгивал на диване при каждом моем слове. Амалия с него смеялась, я тоже смеялся, потому что она смеется, он от этого краснел, и тут я кидал свой главный козырь против него - я начинаю говорить об отсосах. Этого уж он вынести не мог, пулей выскакивал из комнаты и начинал лихорадочно одеваться. За ним чаще всего выбегала Нинка. Она уже наполовину раздета чьими-нибудь смелыми руками, и, поскольку придурок весьма неопытен и поэтому несдержан, он семимильными шагами продвигался к эякуляции от созерцания ее всегда горячего мускулистого тела. Я продолжал его доводить, и, вместо того, чтобы открыть ему дверь, я грубо хватал Нинку и целовал ее. От этого Нинка заводилась как хорошая машина, я же наблюдал за ним краем глаза - он почти уже кончал, а на лице его читалось только одно - бешеная зависть ко мне и желание быть на моем месте. Тогда я прикидывался пьянее чем был, снимал с себя Нинку и говорил ему, тыкая пальцем Нинке в лицо: "Эта девочка...", я не успевал договорить, Нинка снова лезла на меня (она шалеет от того, что перед ней - я, и к тому же на нас смотрит этот придурок), я выворачивал ей руки, чтобы отстала, и всем нам этот бывал факт только в кайф. "Так вот, эта девочка не любит парней, которые быстро кончают", - говорил я, специально для него старательно проговаривая слово "кончают", чуть ли не по буковкам. Нинка высвобождалась, это не составляло особого труда - она сильнее меня, выше меня, когда трогаешь ее горячее тело, то под пальцами ощущаются только мускулы. Не понимаю, почему она меня так любит. Она просто с ума сходит, когда я ее лапаю. Он - придурок - стоял и смотрел, об уходе давно забыто, он смотрел только на Нинку. Просто для справки - Нинка смуглая, хоть и блондинка, а я очень бледный - отчасти потому что рыжий, отчасти потому что кровь из носа у меня идет часто и подолгу. Придурок смотрел на Нинку, и на мои руки, отчетливо выделяющиеся на ее загорелых (всегда загорелых - у ее родителей хватает денег, чтобы направить свою дочь в солярий в холодное время года) бедрах. Нинка впадала в какой-то транс - транс под названием "она меня хочет" и, выгибаясь позвоночником, начинала драть с меня футболку. У него капала слюнки. Меня настолько забавляла его рожа, что я продолжал играть. Нинка сначала играла, но теперь уже распалилась и отделаться от нее будет непросто. Нинка ростом выше меня сантиметров на десять, и весит тоже килограмм на семь больше, поэтому, когда весь ее вес приходится на мои ноги, в тот момент она, опираясь спиной о коробку закрытой двери в комнату, в очередной раз выбирается на меня, стоять становится тяжело. Вдобавок от нее обычно шел жар, как от печки, и мне жарко. Зато весело. Если бы я оставил игру, то давно уже расхохотался бы. Амалия спасала дело. Она выходила из комнаты, и я, оставив Нинку, прямым ходом переключался на нее. Это прекрасно, сразу чувствовать Амалию после Нинки. Она бледная, почти такая же как и я, прохладная. Но Амалию ты на глазах у такого придурка не заведешь. Ее вообще нужно уметь завести. Поэтому ее поцелуи спокойны и холодны. Этого не скажешь о придурке. Нинка уходила в комнату и закрывала за собой двери. В комнате все присутствующие встречали ее громким хохотом. Я тоже начинал хихикать, и, тыкаясь Амалии носом в ухо, почти телепатически просил ее мне подыграть. Она любит играть, она умеет играть. Только тогда заводился я. Амалия не такая гладкая и горячая, как Нинка, к тому же ей всегда холодно и поэтому на ней какой-нибудь свитер и еще короткая такая майка, забыл, как такие у них называются. Мне бывало уже наплевать на придурка, я лез к ней под свитер и задирал его ей на голову. Она не очень хотела оголяться, но, хоть она и немного выше меня, она слабее и поэтому свитер оставался на том месте, которое я для него определил. Амалии оно не нравится, и поэтому она высвобождалась из ворота этого свитера и упускала его на пол. Коридор у меня узкий и поэтому свитер не попадал на пол - он попадал на придурка. Тот ловил его - совсем как клиент опытной стриптизерши. У Амалии есть один талант - он сводит меня с ума, что приводит к не всегда приятным для нее последствиям - она умеет так целоваться взасос, как это умеет делать только она. Тогда я совсем терял голову и, машинальным движением вытасиквая из кармана джинсов ключи, кидал их в придурка. Жест красноречивый "хочешь, уходи", но он их не ловил, они с бряцаньем валились на пол, а он снимал уже надетые ботинки и подходил к нам вплотную - с понтом, он хочет пройти в комнату, а на самом деле он просто хочет услышать запах духов Амалии. Тут давала себя знать моя паранойя - я злился оттого, что он так по-идиотски себя ведет, и это сказывалось на Амалии; я толкал локтем придурка и волок Амалию в кухню. Она не хотела, еще не настолько хотела, но мне становилось похуй. В разных ситуациях, но уже много раз (почти всегда) я насильничаю без ее на то желания, но это только такая видимость, потому что если бы ей это до конца не нравилось, то она не приходила бы ко мне каждую субботу-воскресенье. Хлопала дверь в дверь в комнату, я втискивал Амалию на электроплиту. Если никто не заходил в нам, значит, это придурок пошел в компанию. Теперь он всю ночь будет пялиться на Нинку. А Нинка будет методически добиваться любви Винта - это мой новый знакомый. Я его вообще не знаю. Он меня тоже. И Амалия не знает. Винт будет обкурен Амалиной травой, и поэтому он вылезет на Нинку, а та рада стараться. Вообще Нинка каждую ночь таких вот сборищ, пока я деру Амалию или еще черт знает кого на кухне, в комнате выдает всем порцию бесплатной первоклассной порнухи. Она даже любит трахаться при всех, неважно с кем - почему-то чаще других, если Амалия не выходит из комнаты, это оказываюсь именно я - Нинка на мне помешана, и это было приятно только на первой неделе знакомства. Когда это продолжается полгода подряд, это уже можно назвать сексуальными домогательствами. Придурок будет сидеть и смотреть, как Нинка скачет на Винте, пока не кончит. В смысле, придурок не кончит. Потом у него начинаются проблемы. Почти одетая Нинка конечно как скакала, так и будет скакать на почти одетом Винте, а вот придурок сидит и продолжает смотреть на этот разврат. Все остальные тоже смотрят, но только отвлеченно. Может, у самых слабонервных эрекция, но до эякуляции еще далеко. Винт в отпаде - в его-то состоянии такая девка просто сокровище - все что ему надо, это следить за тем, чтобы Нинке было на чем скакать. А она изредка приоткрывает ближайший к толпе глаз и смотрит - кто наблюдает. Видит рожу придурка, сдирает с себя кофту, остается в спортивной маечке. Чтобы показать товар лицом, она может даже сделать Винту "вокруг света", но это редкость. Как правило, она слишком увлечена, чтобы думать о том, что будет после. Хотя начинает Нинка быстро, довести ее до полного женского счастья очень непросто и занимает черт знает сколько времени. Нинка ускоряет темп, Винт практически в отключке. Я захожу в комнату, за мной плетется недовольная и мрачная Амалия. Она готова меня убить, но через несколько часов она уже будет смеяться вместе со мной со всего того, с чего можно смеяться. Винт начинает терять терпение; Нинка хорошая наездница, и поэтому она резко сбавляет шагу и натягивает повод. После этого порнуха обеспечена еще на полчаса. Я дуть сегодня не буду, потому что у меня и так сегодня было достаточно поводов для носового кровотечения. От нехрен делать я начинаю осмотр своих посетителей. Начинаю осмотр с Винта. Он длинный, худой (все же замученные - Нинкин фетиш), и зверски похож на Дейва Гроува. Нинка мне хорошо известна. Лицом она не очень удалась, но зато иногда подкупает привязанностью ко мне, и тогда я трахаюсь с ней - как полный идиот, потому что в день Нинкой пользуется бессчетное количество людей. Лизонька пару раз рассказывала, что Нинка ей звонила. Чем я могу дразнить придурка? Рассказами о том, что Нинка хочет одного меня. Этим я всех могу дразнить. Потому что они видят Нинку. Говорят: "Ну и телка..." и через несколько часов она будет объезжать уже их, но я всегда порадую их фактом ее собачьей привязанности. Мне не верят, но это не проблема - я могу просто позвать Нинку, и, когда она обернется, сказать: "Слышишь, они тут не верят..." Это говорить я не люблю, но иначе Нинка меня просто не поймет. Она - мономанка, и поэтому когда она меня видит, у нее рефлекс. Это как опыт Павлова. Рыжий для разговоров не предназначен - эти слова красным шрифтом, бегущей строкой появляются у нее в голове. Придурок по-прежнему сидит и смотрит на них - он так увлекся созерцанием любовной сцены, что, похоже, совсем забыл о том, что ненароком спустил в джинсы. Это весело. Толкаю Амалию локтем, делюсь своими соображениями. Она все еще сильно уязвлена и обижена - на этот раз она немного переборщила с сопротивлениями, и я озверел вкрай - но она не может не ухмыльнуться. Значит, смеяться она будет уже через полчаса. Потом смотрю на Колю. Коля - мой друг. Он ужасно похож на девушку, к нему даже мужики на улицах цепляются. Меня это веселит, а он бесится. Он не отрываясь смотрит на Аню, этой девочке всего тринадцать, и все мы ждем, пока она еще годик подрастет. Коля в нее влюблен. Аня с садистским выражением лица ломает шоколадку. От долгого созерцания ее я прихожу к выводу, что Коля страдает сексуальным расстройством класса "А" под кодовым названием "педофилия". Ей вот тринадцать, а она плохо выглядит на девять. Я знаю, чего он на ней помешался. Ее черные волосы вьются большими испанскими кольцами, достают до талии. Интересно, где она взяла шоколадку? Я не понимаю Колю. На его месте я не сидел бы и не смотрел, если бы она мне так нравилась. Еще тут есть девушка с затейливым именем Маргарита. Она лесбиянка, но только вот Мастера женского пола в нашей компании нет, так что она частенько прибегает к услугам сильной половины. Потом Иван - еще один придурок, которому кажется, что он великий врач. Когда я на него смотрю, вспоминается исключительно доктор Хи-Хи из фильма с аналогичным названием. Потом Вася. Реальный пацан, пишет неплохие рассказы. Вот только девушки у него нет, потому что у него вес почти такой же цифры, как и рост.
Мы сидим до рассвета. Первым исчезает Коля, он уходит где-то в полшестого утра, со своей милой улыбкой сообщив мне, что его уже тошнит от созерцания Нинкиной мускулатуры. Потом уходит придурок. Амалия высказывает предположение, что он пошел стирать джинсы. Затем намылились Вася и Ваня. Кстати, вполне возможно, что они братья. Потому что не любят друг друга, а всегда уходят одновременно. Аня пытается выклянчить у меня сигарету, я долго дразню ее, не давая ей прикурить и заявляя, что спички детям не игрушка. Лицо у этой девочки абсолютно занято глазами, поэтому нос и рот как-то теряются. Амалия уходит быстро, она уже не обижена и просит меня об одном - чтобы до конца недели я сохранил хотя бы рублей двести, чтобы было что крутить. Я сам вытуриваю Винта, Маргариту и Аню, в нагрузку к ним прилагая пьяную в стельку Нинку. Все остальные, если кто-то и остался, ушли, и я наконец-то лег спать.
Во вторник ко мне пришел Коля. Он знает, как надо себя вести, поэтому ничего не ждет. Он снял куртку, ботинки, прошел в мою комнату, открыл ящик стола, взял пачку сигарет и закурил. Потом он сел на диван. Я расположился на полу напротив него. Он молча покурил еще немного, затем серьезным тоном сказал:
- Знаешь, в чем главная проблема преждевременной эякуляции?
Я отрицательно покачал головой. Последний раз, когда я этим интересовался, был лет двенадцать назад, и поэтому я уже успел подзабыть такие подробности нашего ремесла.
Коля выдержал паузу. Затем он печально вздохнул и сказал:
- Ну вот. И я тоже не знаю.
Я захихикал. Он посмотрел на потолок, потом снова на меня.
- Слушай, рыжий, а когда ты тут один, у тебя не возникает желание повеситься на этой петле, а?
Я захихикал немного громче. Он тоже ухмыльнулся. Потом он решил похвастаться.
- Я сейчас иду к Ане.
Я посмотрел на него. Когда он вот так вот улыбался, я понимал, почему его все путают с девушкой.
- Какого хрена ты до сих пор не сделал с ней, что должен? - полюбопытствовал я, помолчал и добавил. - Педофил ты гребаный.
Он хихикнул, и, слегка задумавшись, высказал предположение, что это неправильно. Я пожал плечами.
- Ты там знаешь, чем занимается Аня шесть дней в неделю.
Коля вдруг вспомнил кое-что важное.
- Знаешь, у нее такие тупые подружки.
- Зато, Коля, большинство из них уже пригодны для ебли, - не особенно стараясь, ответил я. - Я имею в виду, в физиологическом смысле.
- Ты говоришь намеками, - обвинил он меня. Наступила тишина, и мы оба вдруг стали прислушиваться, как будто должны были услышать нечто очень важное. Потом это нас развеселило. Что мне всегда нравилось в Коле, так это то, как он смеется. Истерически. Просто до припадка.
Он немного успокоился и сказал:
- Пошли к Ане вместе.
- Коля, - сказал я. - Если там буду я, то ты уже не сможешь сделать, что должен, как полагается. Сделай это и перестань уже заниматься всякой мелочью. Кстати, а с чего это ты вдруг заинтересовался преждевременной эякуляцией?
Это вызвало у него взрыв хохота.
- Ну, - сказал он и снова захихикал. - Просто больше половины всех моих знакомых на это жалуются.
- Девушки тоже? - без всякого поинтересовался я, но он захихикал громче.
- Ну все, я пошел, - сказал он, не тронувшись с места. При этом оба мы знали, что раз уж он пришел ко мне, значит, теперь он неопределенный отрезок времени (от недели до месяца) будет валяться у меня на диване и читать мои всяко умные книги. Мне-то что, я почти и не сплю на диване.
Я хмыкнул.
- Ну иди, - сказал я. - Но только учти, что в шесть вечера я встречаюсь с Джессикой.
- С кем, с кем? - недоуменно посмотрел он на меня. Меня это развеселило.
- Да, брат. Я вышел на интернациональный уровень, - заметил я и рассказал ему сагу о мулатке. Он фыркнул.
- Значит, получается, что ты теперь против расизма? - сделал он свои выводы.
Я даже обиделся.
- Я-то? Можем замутить новый Ку-Клукс-Клан, если захочешь, но не раньше, чем я ее выебу.
Он снова фыркнул. Я посмотрел на него с оскорбленным видом, потом, откопав в ящике флэшку, засунул в уши наушники и включил.
Но Коля протянул руку и выдернул наушник из моего левого уха.
- Слушай, рыжий, - он вообще всегда так начинал любую новую тему. Я вздохнул и нажал на паузу.
- Ну?
- Мне интересно, в чем коренится твоя эротомания, - сказал он. Я хмыкнул.
- Знаешь, мне это тоже интересно.
- Нет, давай разберемся, - с упрямством в голосе сказал Коля. Он учился на психиатра. Весело. Я позволил ему попрактиковаться на себе.
- Давай.
- Скажи, может, это из-за детства? У тебя было хорошее детство? - задумчиво произнес он.
- Конечно, - с раздражением в голосе отозвался я. - Оно было просто безоблачным.
- И что были за проблемы? - проигнорировав мои чувства, продолжил психоанализ Коля. Он, может быть, уже неплохо умел копаться в мозгах. Поэтому я сделал вид, что стараюсь успокоиться.
- Не было у меня никаких проблем вообще, - но вида не получилось. - За исключением того, что я никогда не знал своего отца, мать у меня была шлюхой, младшая сестра - наркоманкой, от детского садика до одиннадцатого класса меня все пиздили и дразнили, а потом моя девушка покончила с собой.
- Может, она плохо кончила? - оставив на минуту излюбленную роль психиатра и покосившись на меня, поинтересовался Коля,
- Что ж, вполне может быть, - отозвался я. - Мне на ту пору было всего 15. Я еще ни хрена не соображал.
- Ты говоришь, что тебя часто били, - задумчивым тоном проговорил Коля. Стало ясно, что он снова выбрался на сцену. Обычно он не скупился на ругательства, но это же сцена! цензура!
- Да, брат, - заимствуя из отечественного фильма, ответил я. - Один раз меня так ебанули головой об стену, что я два часа встать не мог.
- Вот с этого дня и идут все твои беды... - эльфийски сказал Коля. Но он и сам этого не выдержал и весело засмеялся. Я не преминул обратить на это его внимание.
- Все... Кастинг не пройден, чувак. Следующий.
От этого он просто истерически захохотал.
- Знаешь, - продолжал я. - Я вот недавно в интернете висел. В клуб ходил. Там у меня есть одна Аленушка...
- Почему ты меня не позвал в этот клуб? - спросил он, моментально утихомирившись. - Мне так нудно было.
- Не далее как вчера вечером я с ней пообщался, - сделав вид, что не слышу, сказал я. - Так вот, она мне рассказала, что парень у ней тоже рыжий, ему двадцать один год, и он не в состоянии ее удовлетворить...
Коля снова меня перебил. Его, как и меня, как и всякого, у кого нет с этим проблем, веселили все эти россказни.
- Значит, он преждевременно эякулирует? - воскликнул он. Я пожал плечами.
- Хрен их там знает, кто что преждевременно. Так представляешь, в воскресенье эта рыжая свинья нажралась и стала приставать к другой телке.
- Рыжий, - в глазах у Коли огоньком зажглась идея. - Давай познакомимся с ней поближе.
- Ненавижу групповуху, - заявил я. - Не тебе рассказывать.
- Тогда по очереди, - не растерялся Коля. - В разное время, на разных квартирах.
- Ты ее не видел, - мрачно сказал я. - Я ее тоже не видел.
- Неважно, - Коля (чертов мономаньяк) все больше погружался в идеи гуманизма. - Должна же девушка узнать, что такое нормальный секс.
- Коля, - вкрадчиво ответил я. - То, что происходит между мной и девушками, или, может, между тобой и девушками, называется "заебись", а "нормальный секс" есть тот самый неумелый трах с преждевременной эякуляцией, и все дела.
У Коли не нашлось слов. Он промолчал и обиделся.
- Философ, блядь, - наконец сказал он. Я хмыкнул.
- Ты определись, философ или блядь, - заметил я.
- Философ и блядь, - сказал он. Но на лице его уже появилась ухмылочка. Он не умеет скрывать своих чувств.
В дверь позвонили. Я открыл - на пороге была Маргарита.
- О, Марго, - цинично сказал я. - Наираспрекраснейшая из всех лесбиянок мира.
Она развеселилась, сняла свои туфли и прошествовала в комнату.
Коля и Маргарита - отдельная история. Тогда в воскресенье вечером она его попросту не заметила. Маргарита хоть и лесбиянка, но она довольно сильно заинтересована в Колином внимании, отчасти потому, что он действительно очень похож на девушку, отчасти потому что он в свое время был в нее влюблен. Коля тоже непротив Маргариты, потому что она красивая, хоть и делает вид, что она грубее, чем есть на самом деле. Вообще Маргарита не лесбиянка. Не настоящая лесбиянка. Это просто такая игра. Сомневаюсь, что у нее хоть раз в жизни был секс с женщиной. А вот со мной был, и неоднократно.