абсолютно публичных судебных слушаний. под пальцами я чувствую все вибрации мира когда мы абсолютно публично судебно упоролись втроем, эта случайная жертва не выглядит четвертой. я бы вылез на вышку электропередач для того чтобы коррелировать сопряжение с высоковольтным током втекающим в меня с каждым из чужих прикосновений. в каждом приступе судорожного кашля нашего белобрысого друга и цикличных буксований голубоглазого. эй вы двое что мы будем делать с этим четвертым. я же сам его снял. все эти вибрации передает через стол мой нищенский блок питания. в наушники тоже передает и в голову передает. пожалуйста подождите немного я же сам снял эту уебу дайте-ка вспомнить для чего, ведь присутствие этой неигровой уебы собственно и заставляет сэнда застывать на минуты без движения как под пагубным влиянием фотовспышки, придурок не понял к чему я вел, ну блядь можешь ты заткнуться или нет, я же сам не понял к чему я вел. это мы вели к великой депрессии юношеской испорченности толкающей молодых людей на торговлю собой под лозунгом из неисправимого цинизма в 14 лет многие из них даже не понимают о чем говорят ну а начать карьеру не составляет труда особенно когда ты так убит как этот славный малый, не славный вовсе а просто маленький с синдромом лица эльфа и волосами неописуемыми, тяжелая умственная отсталость. я так давно задремал в стеклянном гробу что его крышка поочередно покрылась красными пятнами перезревшей вишни, опавшими листьями каштанов и кленов, метровым слоем сугроба, молекулярными перекрытиями талой воды, я только подвисал на зарядке из раза в раз до тех пор пока наш полоумный дружаня не вышел из своего блядского опиюшного ступора, чтобы рассказать мне кое-что, а потом еще кое-что и еще кое-что поценнее, так что даже слов под руками не оказалось чтобы скомпоновать в полноценный ответ техподдержку реакцию, он меня касался незнакомо по-новому вытесняя из тела, которое мне как злобному злопамятному ублюдку отдавать в этот раз совсем не хотелось, это же ты ты ты загнал меня в ебаный гроб как ты смеешь будто ни в чем не бывало, скандинавский нахал, полковник не делал вида и не целовал меня в рот потому что кашлял, наивно по привычке полагая что при наличии какой-то инфекции сможет таким образом оградить от заражения, это было мучительно от желания все руки отгрызть сначала тебе а потом себе, хуле, оба раза себе за предательство, с первых же строк слившее меня из тела в электрический рай. все пережитое год назад вспоминается в перспективе со дна шахты лифта глубочайшей ржавой и ледяной откуда я только молча смотрел на все до тех пор пока сэнди не выволок меня оттуда за собственные нервы сосуды и сухожилия, которые я заметил уже только оказавшись с ним рядом. на свой день рождения руд пришел и увез меня в закатно-сумеречную окраину, онейроидно пустую и кислородную, вездесущие истории порождаемые им в попытках обратить напрашивающийся бред в игровую форму становились все охуительнее и перебивались кашлем, а зеркальные очки-авиаторы погружали меня в восьмидесятые окончательно, по непонятной причине заставляя раз за разом вспоминать атрибуты билли айдола, который если не изменяет память таких очков вовсе не носил, зато я ненавидел их всю свою жизнь, сверкающие ртутные стекла в любую солнечную погоду обрекали меня на беспрестанную встречу с собственным отражением вместо его сатанинских глаз, в тот раз на фоне бесконечного фрезового неба, а когда он их снял я понял что предпочел бы смотреть в ебаное отражение, потому что оно было пыткой по крайней мере привычной. когда он их снял и впечатал меня в дно своих севших зрачков я сразу понял что он теперь знает обо мне то хуже чего невозможно было даже представить, все то что я сам только мечтал о себе не знать, все то что до него донести мог бы один только хуев дьявол, причем знает так живо и детально будто этими же глазами запечатлел. казалось что я исчез нахуй в безвоздушной необратимости, куда там сделать что-нибудь, даже оторвать себе на месте голову и то возможности не осталось, особенно когда на плечи нездоровым жаром хлористого кальция наползло понимание того почему он съебался, как же он мог не съебаться какое чудовище на его месте не съебалось бы. на сухую степную землю под ногами беззвучно осыпались с меня все сектора масонские схемы штукатурка цвета и пиксели, а руду было хоть бы что, он мне протер какую-то смутную телегу про зайчика и свалил в дом открывать свой блядский крепляк, тошнотворно приторный, которого я ни глотка не осилил, потому что не понимал как мне вообще удается еще до сих пор оставаться на ногах после такого выстрела в ебало и что я блядь там делаю с этой пулей в черепе. это было первым что я спросил, когда наконец расшевелил речь, что же я блядь там забыл, издевательство ли это, дурной сон или конец света, руд посмотрел на меня с сожалением и сказал что я приехал на ежегодное празднование в честь национального самосожжения 1818 года, если это тайна для меня - я хотел только знать как он посмел и сделать с одним из нас что-то ужасное, нечего было даже надеяться что он привез меня на ежегодное празднование чтобы убить, но от надежды на то что сейчас будет так больно как не бывало ни в один из предыдущих разов я избавиться никак не мог, это казалось единственным вариантом развития событий логически вытекающим из всей совокупности, так что слушать я перестал и ждал только, когда он закончит накидываться и приступит наконец к боли. не так уж и ошибался, проебал правда что сочетание руда и логики даже звучит абсурдно, когда он задрал мой рукав и лизнул снизу вверх от запястья прямо по отвратительной келоидной борозде до самого локтя боль расцвела у меня в груди и растеклась жидкими иглами по всем нервам, я не мог никак не мог все это прекратить, тело отшвырнуло меня нахуй стоило только руду разочек ко мне прикоснуться чтобы сдаться без боя, податливое и безотказное как самые потасканные тела самых дешевых шлюх, все болело и сводило только от невозможности впаять его в каждую клетку, я никогда прежде не видал более болезненных предательств мне не удалось умереть прямо там только потому что не существует смерти от голой ненависти к себе, руд беспрепятственно сделал со мной все что хотел небрежно спихнув еще с первых минут в такой судорожный безвыходный экстаз до которого не доводил еще никогда а я только послушно подмахивал кончал и просил еще вместо того чтобы вбить эту доминацию ебаную обратно в его шведскую глотку и поспешить куда-нибудь где можно спокойно похоронить себя заживо. наконец он соизволил утомиться моим потрошением, пересел к столу, откашлялся и стал сосредоточенно играться отсыревшими спидами, я ненавидел все происходящее и всех присутствующих но не мог уйти, речь пошла в ход сразу после очередного восстановления, потому что нечего было больше бояться, все уже было проебано, мне хотелось только привести его в бешенство, чтобы получить наконец по заслугам, я говорил все что приходило в голову, я оскорблял его, обзывал, кривлялся и хамил, не рискуя лезть в драку только из нежелания к нему приближаться чтобы не подпасть снова под проклятую черную магию, а руд следил за мной как за чарли чаплином, изредка уточнял, посмеивался и вообще был по всей видимости несказанно счастлив такому внезапному повороту. он спросил исчерпал ли я запас своего остроумия, дождался, пока я умолкну и из сентиментальной мелодрамы охуительных историй без предупреждения перешел в беспощадное и злобное изложение всех тех вещей, которые я никогда не мог выяснить, хотя всегда хотел знать - оставалось только слушать и поражаться, какого же хуя происходит, я понимал что не реагирую только потому, что мне нечем реагировать на это свежующее нападение, функции которого от меня ускользали, все это было слишком ценно и неожиданно, чтобы перебивать наводящими вопросами, но он по всей видимости в вопросах и не нуждался. это все время звучало весело и цинично, будто пересказ абсурдного фильма, и чем более ужасны были освещаемые вещи, тем в больший восторг приходил сам руд, тем меньше сил у меня оставалось на что-либо, потому что откровенность с его стороны была решением не менее непредсказуемым, чем доверие, и невозможной оказалась экстраполяция этой тактики в дальнейшую, так что я только все выслушал и уехал домой в раздумьях слишком глубоких, чтобы что-либо делать с ненавистью. а в следующий его визит произошло точь-в-точь то же самое, равно как и через раз, и каждый раз по приезду обратно для ненависти у меня под рукой оставался лишь сэнд, который невзирая на все свое нездоровье не мог быть достоин ни капли оной после всего с нами и между нами случившегося, так что ненависть только стыла твердела и складывалась внутри меня в кирпичи. вот, точно, я в этого самого новознакомого паренька хотел свои кирпичи погрузить, я для того его и снял в очередном оглушительном водка-баре незаметно для себя, я всего лишь пытался вырубить из молодежи немного ешек, чтобы куда-то девать из-под дыха чужого, а потом обнаружил под рукой это глупое мелкое и шумное существо, искавшее тех же развлечений, но по другим причинам. иметь его под рукой было технически приятно, он был свежим, тощим и гибким, целовался благодаря своему возрасту и обилию штанг занебесно, а потом начал вдобавок ко всему городить всю эту невыносимо циничную чушь про иллюзорность любви лирической и здравость любви платной, отчего чужой у меня под ложечкой свернулся плотным и хищным клубком, как ежи, и подал знак: пора действовать. я только снял его и привез домой, точно не зная, к чему именно следует готовиться, я полагал что обойдусь на сей раз без убийства, но шанса отыграться на очередном представителе инвалидного племени точно не упущу, приехал и вот-те на - сэнд, которого на этой квартире быть технически не могло, если б не руд, которому эта квартира принадлежит, и бухло, и спиды, от которых я его триста раз заклинал, и в очередной раз хуюшки, скоростной фанатизм оказался выше сэндовой воли как благодаря извечному желанию вышибать клин клином, так и в качестве дани полугоду рейджерова винта четырехлетней давности, который тогда в сочетании с прочей рейджеровой тактикой явно пережег в злосчастной сэндовой голове последнее, что там еще не поплавилось от ударов, гиперактивности и эпилепсии. случись нынче с сэндом на улице какая-нибудь барыжная сука с винтом - черта с два он пройдет мимо, а потом будет в ответ на все притязания смотреть на меня так недоуменно, будто впервые слышит слово винт, ебаная хитрость идиота, вездесущая и непрошибаемая. еще бы меня это не бесило, а руд наблюдает все так, будто завернул в цирк по дороге с работы, так что я отзываю сэнда в ванную, закрываю дверь и молча бью по лицу до тех пор, пока не начинают болеть ладони, все бы ничего но он в своей жизни получил и выдал такое количество пиздюлей, что эти для него при всей чуткости равносильны пяти минутам щекотки, так что не наводят ни на какие размышления, даже не отвлекают от того факта, что я по неясной причине привел с собой потенциально опасный объект. он никак этого не демонстрирует и даже стоически пытается замылить мне уши своей обычной беспредметной болтовней, но отводит взгляд, а мне и взгляда его не нужно для того чтобы понять как беспалевно ему в этот момент приходится в себя обратно кишки паковать, потому что сэнд запредельно глуп, он не в состоянии разглядеть разницы между собой и нашим неожиданным гостем, видит только что оба они тинейджеры, оба мальчики, оба не вышли ростом и оба увешаны металлистскими цацками - этой никчемной поебени оказывается достаточно, чтобы погрузить его в бред собственной заменимости, что обижает меня отдельно, как и все прочее, в чем он так контрастно на меня самого походит. себя я на его месте давно бы уже убил, а так только снова бью, разбиваю о зубы губу, хватаю за горло, обзываю шепотом и целую - сэнд не хочет ни отзываться, ни давать сдачи, но и сопротивляется тоже условно, потому что чересчур меня любит и слишком сильно не любит себя. я не знаю никого и ничего, что когда-либо бесило меня сильнее, из-за этого половина нашей романтики до крайности напоминает насилие, и это естественно - человек, всего стыдящийся до полного ступора, напрашивается на наказание за свою сексуальность, и я как причина стыда и потребитель сексуальности не могу не отзываться на такое заманчивое приглашение прежде, чем успею остудить себя здравым смыслом, хотя это неправильно. вокруг меня все неправильно, сэнд неподражаемо болен сломанным мужеством и оттого монашески застенчив, он так красиво стыдится так непосредственно и открыто, что я теряю голову нахуй, я делаю с ним все то, что ни с кем больше даже помыслить не мог бы, только его из всех пережитых партнеров я мог бы назвать своим секс-символом, я заставляю его отсасывать в кабинках общественных туалетов и грубо лапаю в людных местах, я его обзываю при всех уебой и потаскушкой, это вряд ли может ему нравиться, но заводит истерически до озноба и всхлипов, потому что нравится мне; его невозможно не заебывать до полуобмороков, все его тело сконструировано так будто я сам его вылепил, от его тесноты ломит хуй, и несмотря на виктимность все это делает сэнда единственным, с кем я рад был бы навсегда остаться на всей земле с глазу на глаз. еще бы меня не раздражала в этих обстоятельствах его тревожная, бесцельная ревность, бесит до кровавой пелены в глазах, сэнд отворачивается в попытках избежать моих кусачих поцелуев в разбитый рот и шалея от близости хриплым шепотом признается что хочет только разорвать нахуй это уебище, которое я с собой приволок, еще десять минут в одной комнате и не сможет не разорвать распидарасить расчленить, а я отвечаю, что еще одно слово в таком духе и я сам его распидарашу здесь как ебаную блядь, хотя в субтитрах под этой сценой к его фразе было бы написано - хэй парень, зачем это надо и как мне с ним справиться? а к моей ответной - не переживай, дружище, это не имеет значения; если бы я сказал правду, что неизвестный молодой человек импульсивно понадобился для пыток, дальнейшие события разворачивались бы строго по блэку, и утомительное усилие требуется мне для того, чтобы перестать его тискать и отнять руки от горячей нежной кожи на его спине под футболкой, потому что иначе эти события рискуют развернуться в порно, а какое же нахуй сейчас может быть порно, когда на диване у меня в комнате сидит мать его руд, впервые за последние полгода, и не может в связи с этим быть ничего важнее того что еще он может мне рассказать. мне нестерпимо хочется развернуть сэнда носом в стену и задрав шмотку ему на голову укусить в то место на пояснице, где пересечение стальных питбульих мышц образует две ямочки, чтобы он вздрогнул, ойкнул и задохнулся как девочка, но при наличии данного сиквенса так просто мы уже отсюда не выйдем, поэтому я только хлопаю его по заднице напоследок и советую держать в руках ту капризную сучонку, в которую его превращают спиды - потому что уж мне-то прекрасно известно, что к капризности это малейшего отношения не имеет, это просто кишки на место не засунешь коль скоро вспорото брюхо, даже если вспорол его собственной глупостью. где там это уебище, которое я с собой приволок - ни в чем не повинное и невредимое бедное уебище давно уже заснуло на стуле в кухне, как выясняется на поверку, так что я ловлю сэнда, чтобы не оставлять с объектом раздражения наедине, и возвращаюсь в комнату, а руд глядит на меня туманно, он полкниги достоевских бесов за это время уже прочесть успел, но при виде нас ухмыляется так счастливо, словно мы месяц не виделись. сэнд что-то бормочет в сторону про проклятых шведов - еще бы, само слово шведы как применимый к полковнику термин им и изобретено, чего сам сэнд не смог объяснить ничем, кроме гармонии фонемы, рудовой рожи и его мышления, но подмечено это было из рук вон метко, учитывая что лерой в жизни не видал во плоти ни единого шведа и руководствоваться мог как водится лишь чистой интуицией. пока он здесь есть я чувствую себя достаточно закрепленным на ответственном посту чтобы не сторониться полковника хотя бы физически, потому уже через несколько минут сижу рядом, наливаю еще немного богомерзкого вина, вжимаю пальцы сэнду в локоть и кошусь на руда - расскажи-ка мне давай еще немного, как лукавый тебя погубил