Как я родился помню довольно явственно. Первое, что увидел это радужную пленку с разводами каких-то пятен и услышал отборный мат моей мамы. Вообще мат почему-то считается неприличным как объясняли мне позже в школе, но я все таки это первое, что я услышал и я полюбил его. Слова все красивые. Быстрые. Звучные. И легко ими объясняться. Сказал слово и все поняли и дали тебе по зубам. Я долго не мог понять почему мне дают по зубам, но в конце концов решил, что я просто говорю правду, когда остальные не могут ее сказать. После пленки я увидел кафельные стены и потолок с отлетающей водоэмульсионкой. Она висела хаотично и первым делом я попытался найти в ней какую то логику за что и получил по жопе от акушерке. Акушерка мне понравилась, от нее тянуло неприкрытым добром и нежностью. И еще она тоже ругалась матом когда везла меня по коридору из палаты. Я закричал, потому что коридор был странного коричневого цвета и почти без света. Мне на минуту показалось, что я вернулся в утробу к своей маме, а когда меня ввезли в палату к остальным новорожденным я принялся орать за что и получил по деснам от милой акушерке. Больше я не орал. Вообще я мне не больно когда кто бьет меня по зубам. Просто я не всегда понимаю за что, когда бьют за мат, я сразу это понимаю, а вот в остальном очень трудно разобраться.
Я лежал и рассматривал потолок, как по нему двигалось яркое пятно. Пятно появлялось когда рядом начинал орать мой товарищ по потолку и исчезало когда стихал гам в коридоре. Я не понимал зачем драть глотку, когда могут придти и дать тебе по деснам, но этот сосед орал постоянно, но нянечка говорила ему разные слова приятным голосом и никто не давал ему по деснам. Иногда она его уносила куда и я смотрел на пятно один. В тишине и покое. Пятно было самое интересное в роддоме из того что я запомнил. Пятно успело проползти по потолку три раза и в середине четвертого в палату зашли два голоса.
- Как у нас новорожденные выродки - спросил бас - еще не передохли.
- Не Петр Сергеевич, всё нормально себя чувствуют, вроде как и здоровы. - ответил приятный альт.
- Отлично, значит никого в черную книгу писать не будем. Тогда на хуй всех отсюда через два дня. Все нормально кормятся? Покажите журнал, а то еще сдохнет тут, потом пиши объяснительные. - спросил бас и послышался шорох - Так, а что у этого дауна мать без молока что-ли? Почему не проставлены нормы искусственного кормления? Да меня комитет выебет.
-Так, это... он же родился недавно. Еще не носили вроде бы. Сейчас у Ильинешны уточню.
В коридоре послышался шум и пришла нянечка которая носила куда то соседа и говорила ему теплые слова.
- Ильинешна, а что с нашим вторым, его мать не кормит. - прогундел бас.
- Так сами же сказали, что помрет, чего с ним возиться то. Да и не орет, могет помер уже. - всплеснула руками она. - Унеси, принеси. Бегай тут за двести тысяч по коридорам.
-Да нет вроде живет, отнесите его к маман, пусть покормить попробует. По нарожают выродков... - ответил ей бас и голоса начали удаляться в коридоре.
Так я первые раз увидел маму. И узнал, что иногда еду не надо зарабатывать.
2. Дом.
Дальше все было довольно смутно, проснулся я снова где годика в два. В то время я не умел еще разговаривать, но все понимал и мама шутила, что я как собака. Собаки в доме у нас не было и я очень сильно страдал из-за этого. Очень хотелось иметь четвероногого друга и я постоянно, как только показывали смотрел "Четыре танкиста и собака". Мама меня не понимала моего мычания и я получал по зубам. Где то я услышал слово "зубодробилка" и про себя начал называть так свою маму. Как-то один раз приходил дяденька и от их разговора я понял как получаются дети. Дяденька был очень добр со мной и играл в летчика. Держал меня за ноги и кружил по комнате, пока меня не вырвет. Мама сердилась на дяденьку, потому что он мало уделял внимания ей.
- Дорогой, что ты возишься с этим уродом ? - спрашивала, злясь мама - Иди ко мне выпьем и в коечку.
- Послушай, а чего он у тебя такой странный мычит постоянно, да и вообще какой то он не ребячий. Даун, что ли ?
- Ага, пила много, вот и получился - отвечала флегматично маме - бросай его и давай ко мне.
Дяденька послушался и швырнул меня на пол, я прокатился по дранному паркету и остановился у одной из половиц. Встать я не мог, да и перевернуться тоже. Оставалась следить за тем, что у тебя под ногами. А вы знаете сколько интересных вещей можно обнаружить на том месте где вы сейчас стоите. В паркетине была куча замечательных трещинок и они были разноцветные. Конечно не такие разноцветные как в фильмах, но коричневого там было много. Я смотрел на эти траншейки, окопчики и перед мной ехал танк с танкистами, переваливался через бугры и рыча сползал вниз, снова взбирался и добрался до трещинке на другую половицу. На следующей половице было минное поле, но главный танкист не знал об этом.
- Еб, твою мать. Матросов, тебе плавать надо, а не танк водить. Что б тебя разорвало. - кричал один из танкистов сидящий в башне. - Право бери, там же минное поле. Мать твою. Расстреляю на хуй.
Танк взревел и послушно пополз вправо. Я не понимал почему главный танкист так ругался на другого танкиста и сильно захотел, что бы его укусила собака.
Машина переливали еще через один бугорок и осыпавшаяся пыль взорвала одну из мин сзади.
- Блять, что это было. Какого хера. - танкист скрылся в башне и долгое время не показывался. Потом появилась его рука из люка и вытащила на броню таксу. Конечно в фильме меня обманывали и собака ушла от танкистов, настоящей танкиской собакой должна быть такса. Она только может поместиться в маленькие закутки танка.
Кто пустил сюда эту псину, на хуй из танка - и танкист одной рукой подбросил ее воздухе, а другой вынул пистолет и выстрелил в летящею собаку. Такса перевернулась и разлетелась на куски. Один кусок упал недалеко от меня и я принялся его рассматривать. Никогда не думал, что у такс такая белая начинка. Чуть спустя на эту кляксу опустилась большая, грязная ступня.
- Блять и надо было умудрится влезть в кончину, что б тебя - сказал дяденька и саданул мне в бок - а ты чего разлегся. Дуй к себе.
- Да не ходит он. Отвянь от ребенка, пусть лежит, он это любит. Давай лучше выпьем и повторим.
Танка на полу уже не было, и собаки тоже. Мне стало от чего очень жаль главного танкиста, ведь он остался и без собаки и без танка. Он лежал между двух небольших трещин с одной ногой. К нему ползла ослепительно белая санитарка с красным крестом на спине. Моя мама часто шила на швейной машинке, и я решил что у нее спрятана такая же в ее большой сумке. Она доползет до танкиста и пришьет ему ногу. Они встанут вместе и весело с песней о красной армии пойдут домой. Санитарка доползла наконец до танкиста.
- Сестра, приползла наконец, блядина ползучая. Посмотри, что там у меня с ногой, а то не чувствую не хера.
- Так чувствуешь - сестра склонилась у ширинки танкиста - давай милый чувствуй. Чувствуй меня.
Голос сестры сливался с голосом моей мамы, а голос стонущего танкиста с рыком дяди. Я подумал, что этот дядя тоже лишился ноги.