Аннотация: Из раннего. Между прочим, мое любимое из раннего.
Привыкнуть к своим смертям
(ver 1.3.1)
Джим содрогнулся от острого приступа боли и с хрипом вдохнул еще одну секунду жизни в остатки легких. Обезболивающее давно уже не помогало. Из серого мутного воздуха проступило лицо брата с мокрой темной дорожкой в щетине, но снова утонуло в трясине раковой опухоли.
Времени не существовало, поэтому Джим не знал, когда еще раз вынырнул из небытия -- через час или через сутки, а потом он, вероятно, умер. Последнее, что Джим увидел сквозь боль -- сгорбленную фигуру брата, его побелевшие пальцы...
Его побелевшие пальцы сжимали бейсбольную биту.
-- Давай, Джимми! Бросай!
Джим размахнулся и швырнул мяч во всю силу своих двенадцатилетних рук. Отличный бросок!
-- Бен, не промажь!
Вы когда-нибудь пробовали попасть круглой битой по круглому мячу, летящему со скоростью пули? Бен попал. Да так, что мяч перелетел всю лужайку и шмякнулся в куст сирени.
-- Я сделал этот иннинг! Сделал! -- Младший Бен приплясывал, победно вскинув биту над головой.
В бейсбол им приходилось играть вдвоем. Жили они с родителями на ферме, вдали от сверстников. Вдвоем они каждое утро ходили за три мили в школу, рассказывая по дороге смешные истории и дурачась. Вдвоем смотрели мультфильмы Диснея и Уорнер Бразерс, ссорились и мирились. Они любили друг друга...
Да, они любили друг друга, но теперь братишка Бенджамин остался один, а сам он умер. Иначе как объяснить, что вокруг -- огороженный грязный двор. Смотреть было неудобно, словно он стал ростом с младенца, да и цвета какие-то раздражающе непривычные. Ну да! Он же болел.
Джим осмотрелся. Вокруг -- грубая неокрашенная деревянная изгородь с воротцами. Рядом -крепкий, добротный, но тоже грубый сарай с низким порожком. Дверь плотно прикрыта. Вдоль изгороди стояли какие-то корыта, росли редкие пучки жесткой травы. Не сразу Джим узнал скотный двор.
Выходит, он не умер? Не может быть, чтобы после смерти люди попадали на ферму, где держат скотину. Джим повернулся и пошел к калитке. Вернее, попытался повернуться и пойти, но на первом же шагу запутался в своих ногах. Нет он не потерял равновесия и не был пьян, просто тяжело идти, когда у тебя вместо двух - четыре ноги и жирное тело с брюхом, почти волочащемся по земле.
Недавно прошел дождь: во дворе набежала огромная лужа, воздух был напитан свежестью. Пахло изумительно: свежевскопанной землей, умытой травой и еще чем-то столь же аппетитным.
Джим вышел из оцепенения, махнув хвостиком. Он - не человек. Это ясно, как полуденное небо над Флоридой. Или все -- просто бред после затяжной болезни? Ну конечно! Да и амнезия налицо. Эх, сейчас бы зеркало сюда, смотришь, что-нибудь и прояснится. А впрочем... почему бы и нет? Лужа - отличное зеркало.
Джим тяжело повернулся и стал подбираться к цели неуклюже переставляя ноги. Правая передняя, левая задняя. Левая передняя, правая задняя. Сейчас. Сейчас кошмар развеется.
Джим вошел в лужу. Глаза автоматически отыскали легкое облачко на сияющем ярком небе. Ну вот. Осталось посмотреть вниз.
Все было таким реальным: мягкий свежий ветерок, вода, холодящая голени, жидкая грязь под ногами.... Облачко растаяло. Медленно расползлось в разные стороны, истончилось и пропало. Взгляд скользнул вниз - на вершину яблони за изгородью, по кроне, стволу - на землю и оттуда пробежал под самые ноги. Из лужи на Джима смотрела свинья. Жирная, с заплывшими глазками, толстой шеей и вислыми ушами.
-- А-а-а-а!!! - Над огороженным двором заметался истошный панический поросячий визг. Наверное, именно так кричат свиньи в когтях тигра. Джим бросился прочь из лужи, запутался в ногах, поскользнулся, упал на бок и стал дергаться, биться в конвульсиях. Уйти. Убежать. Не видеть.
Разум спрятался и издавал лишь какие-то глухие вопли и всхлипывания. Копытца Джима, сбивающие воду и землю в густое месиво вспороли его толстое горло. Боли не было. Мозг закрылся и от нее. Вода стала совсем мутной и постепенно вся лужа окрасилась в темный, почти черный цвет. Что-то заставило подняться Джима на ноги. Его хрипящее, задыхающееся и булькающее страшной розовой пеной тело пробежало несколько метров, оставляя за собой темно-красную влажную дорожку, мягко упало, словно перекатилась бочка.
При каждом выдохе розоватые ошметки сала трепетали по краям рваной дыры в горле. Дернулась задняя нога и Джим наконец смог вздохнуть спокойно и легко. Последний раз.
***
От неожиданности Джим остановился и с всхлипом вздохнул. Сердце бухало где-то в ушах, прогоняя через глаза литры крови. В глазах прояснилось и Джим прямо перед лицом увидел усатую физономию.
-- Эй! С вами все в порядке?, -- озабоченно осведомилась она.
-- Да, спасибо, все хорошо, -- пробормотал Джим. - Все в порядке.
-- Может вызвать врача?
-- Нет, мне лучше. Гораздо лучше. Я, пожалуй, пойду.
Неуверенно ступая Джим прошел через дверь перед собой и вышел на улицу. Как же приятно быть человеком! Позади осталась заводская проходная и озабоченный усатый вахтер, а впереди - лето и солнце. Жизнь продолжается. А вот почему она продолжается, неясно. Джим прекрасно помнил и свой рак легких и брат со слезинкой на небритой щеке. Смерть в теле свиньи он тоже помнил, но такого попросту не может быть. Если не считать этого бреда, память после больничной палаты обрывалась.
Джим побрел по улице, плохо представляя куда же направляется. Расспрашивать о себе у вахтера не хотелось. Еще чего! "Вы не знаете, где я живу?" Он же не ненормальный какой-нибудь. Сейчас погуляет, подышит воздухом и все вспомнит. Джим медленно шел, заглядываясь на витрины магазинов. Фирменный "Кока-кола" с кепочками, майками и значками, солидный мебельный, кафе, магазин зеркал...
Если бы сейчас с безоблачного вечернего неба ударила молния, Джим поразился бы намного меньше. В витрине стояло громадное зеркало, а в зеркале -- отражение. Стройная симпатичная девушка в свободном зеленом платье с широким поясом. Поверх платья -- жакетик. На ногах аккуратные туфли-лодочки. Одежда хоть и небогатая, но подобрана со вкусом. Короткие черные волосы обрамляют изумрудные глаза. Если бы он сам не был этой девушкой, то, при встрече, мог бы в нее влюбиться...
Он мог бы в нее влюбиться, но у него была Мардж.
-- Сью, прости. Я даже не думал, что для тебя это серьезно, -- они сидели в парке на скамье. Джим чувствовал себя круглым идиотом от того, что приходилось объяснять, что он просто симпатизирует Сью, хочет с ней дружить, но не жениться на ней. Точно как в дешевом дамском романе. Ч-черт побери.
-- Ну как же так, Джим? Ты же ходил со мной в кино, покупал мороженое.
-- А почему бы и нет? Вдвоем в кино веселее. И хорош бы я был чавкая мороженым и не предложив тебе. Сью...
-- Что "Сью"? Ну что "Сью"?!! Кретин!!! А я-то дура думала...
-- Сью, ты хорошая девушка, ты еще встретишь своего парня, а с тобой мы останемся друзьями.
Сьюзан спрятала лицо в ладонях.
-- Ох, какой же ты дурак, Джимми, -- прошептала она.
-- Прости, киса, но постарайся понять, -- разговор раздражал своей бессмысленностью.
Сьюзан вскочила и влепила ему пощечину.
-- Не смей называть меня кисой, -- выкрикнула она и уже уходя бросила через плечо. -- Прощай. Надеюсь, ты будешь обо мне вспоминать.
Он вспоминал. Воспоминания хлынули потоком лиц, мест, имен и дат. Но все это было чужим.
Теперь он знал, что звали его Линда Мейкер, жил он (она) один в маленькой квартирке всего в квартале от фабрики, где работал.
Джим прошел густой, теннистой аллее и оказался у кромки пляжа. Он подошел к океану и шаловливый ветер брызнул ему в лицо несколько соленых капель. Джим был благодарен ему за это. Таперь можно поплакать, не боясь слез.
Выходит, что все это правда? Он умер уже дважды. И для чего? Чтобы жить в теле женщины, каждый день ходить на фабрику и шить эти дурацкие куртки? А может лезвием по венам? Нет. Он будет жить! Накопит денег, сменит пол, снова станет мужчиной с именем Джим, а потом найдет семью. Мать и брата.
Солнце почти спряталось в волнах. Закат над океаном - это красиво, конечно, но скоро станет совсем темно. Он вздохнул и направился домой. Теперь здесь ему предстоит жить, работать и на сколько это растянется - неизвестно...
А вот и дом "с ушами" -- девятиэтажное здание с большими полукруглыми слуховыми окнами на крыше. Теперь можно было пойти через двор -- так короче, но по улице намного безопаснее. Джим отправился напрямик.
В доме "с ушами" размещался маленький магазинчик, поэтому позади него, во дворе стояли штабеля пустых ящиков и коробок. Что-то из этой упаковки было ненужным и ожидало своего приговора, а что-то еще использовалось. Нищие тайком таскали ящики получше, чтобы в трущобных дебрях соорудить себе хоть какое-то подобие хижины. Этому мародерству должен был препятствовать сторож, но после посещения "Синего пегаса" он крепко спал в грудах картона неспособный прогнать комаров, не то что воришек. Впрочем, комаров и не было - океан рядом.
Стемнело. Под каблуками хрустел гравий и осколки стекла. Да уж, район не из благополучных. Джим споткнулся о коробку и чертыхнулся.
-- Ста-а-ять! Э-э-э!!! - щелкнул механизм взводимого курка.
Джим никогда не был особенно храбрым и сразу остановился. Послышались тяжелые шаги сторожа, молодого еще парня. После Вьетнама он пил ежедневно, даже на эту работу смог устроиться только благодаря ветеранскому комитету.
Шаги остановились вплотную за спиной, пьяное дыхание обожгло шею. Кислый дух перегара повис в воздухе.
-- Так это ты ящики таскаешь? Ты-ы-ы! А меня из-за тебя с работы выгоняют, -- в голосе послышались пьяные слезы и вдруг ненависть, -- А расплачиваться кто будет? Я тебе скажу: тоже ты!!!
Сторож рывком развернул девушку лицом к себе. Джим увидел невыразительное оплывшее лицо, заросшее густой щетиной, полузакрытые блестящие глаза, широко расставленные ноги и револьвер в руке. Очень близко. Почти упирается дулом в живот.
-- Что вам от меня нужно?, -- приятный голос, но сейчас такой дрожащий и неуверенный.
-- Хе-хе-хе. Хо-хо-хо.
Сторож вдруг отбросил в сторону пистолет, облапил тело Линды обеими руками и накрыл ее мягкие губки своими слюнявыми губами. Джим попытался отпихнуть насильника, тот закачался и тяжело рухнул, увлекая девушку за собой, но тут же сориентировался и подмял ее под себя. Навалившись всем телом на свою жертву расстегнул брюки. Джим дернулся, камешек впился в левую лопатку, еще один лежал под ягодицей. Сторож пыхтел и извивался, задирая подол платья. Джим снова почувствовал мужские губы на своих, представил, что сейчас произойдет и волна тошноты прокатилась от желудка и выплеснулась отвратительно пахнущим фонтаном прямо в лицо насильнику.
-- Ах, ты, сука! - сторож ударил Джима кулаком в ухо. Блевотина стекала но губам, капала с подбородка.
-- Даже за ящики... не хочешь. - парень схватил с земли камень. -- Сука. Шлюха. Тварь.
С каждым словом камень взлетал и опускался. Это было похоже на местную анестезию -- будто вместо живого тела поставили деревяшку. Камень опустился еще раз. Треснула кость. Брызнувшая кровь залила глаза.
-- А-а-а-а-а!!! - женский крик заметался во дворе, но услышал его только дом своими кирпичными ушами. Только теперь Джим узнал, что у страха белый цвет.
-- Заткнись! - еще удар. Еще один. Еще. Обнажившиеся клыки, злобные трезвые глаза и пьяный мозг, заставлявший двигаться вверх-вниз руку с булыжником.
Утром протрезвевший сторож обнаружил во дворе тело девушки, над шеей которой находилась бурая масса с торчащими обломками кости. Найдя револьвер он тут же застрелился.
***
Джим застонал и подскочил на постели, сжимая голову руками. Крепкими мужскими руками. Привиделось или все-таки нет?
В белой, абсолютно чистой комнате кроме кровати стоял письменный стол, заваленный какими-то журналами, стол и тумбочка со стаканом воды. Вся мебель была добротной, но дешевой. Окон не было, комнату освещал лишь плафон на потолке с мягким, ненавязчивым светом. Больница, конечно же.
Джим спусти ноги с кровати, сунул их в тапки и прошлепал к двери. Заперто.
-- Эй, есть здесь кто? -- постучал он.
Что-то лязгнуло, повернулось и дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина в униформе. Полицейский.
-- Доброе утро, -- вежливо, но безразлично.
-- А-а-а... я давно выздоровел?
-- Выздоровел? Да вы юморист, мистер Моррис.
-- Моррис? Значит не померещилось. проговорил Джим и быстро, спеша все выложить, стал объяснять. -- Видите ли, я не Моррис, я -- Крейг. Джим Крейг. Я уже умирал, но теперь, когда вы меня выслушаете, вы поможете мне найти семью: мать и брата. Вы не можете мне не помочь. Я больше не хочу ходить с распоротым горлом...
-- Секунду, -- прервал его огорошенный полисмен, вышел и захлопнул дверь.
Ну вот, все наладится. Все будет хорошо. Ведь будет? Правда?
Лязгнул замок и дверь снова открылась. Давешний полисмен впустил седоволосого крепкого мужчину в дорогом костюме. Весь вид его выражал силу и уверенность. Движения его были энергичными и не тратя слов он перешел к делу:
-- Мистер Моррис, должен сообщить Вам, что смертный приговор, вынесенный Вам будет приведен в исполнение сегодня. Не пытайтесь симулировать сумасшествие, это бесполезно. Не пытайтесь бежать или покончить с собой - ни то, ни другое вам не удастся. Если желаете облегчить страдания, могу пригласить священника.
Джим тихо заплакал. Что-то сломалось в механизме вселенной и умирать теперь придется часто. Пора к ним привыкать, к своим смертям.