Аннотация: Немного о буднях шпионов - с неожиданной стороны.
Этот сон снится ей в ночь на среду.
Вокруг деревья, редкий лес, утонувший в густом тумане. Она совсем одна, бредёт куда-то по мокрым листьям, пока не замечает прислонённый к засохшему дереву треснувший портрет мужа. И чёрную ленту на нём.
С этим портретом ей приходится идти сквозь лес, насквозь продуваемый ветрами. Кажется, что дни и ночи проносятся над ней чёрными птицами, впиваются в кожу морозными иглами, сыпятся на голову пеплом, а она тащится дальше на голом упрямстве, прижимая к груди большую неудобную раму.
Когда становится совсем невыносимо, выглядывает солнце. Мартовское солнце, хрупкое, неуверенное. Небо морщится и проливается дождём. Одри подставляет ему лицо, а когда снова смотрит по сторонам, лес уже полон весны.
Ей хочется ещё раз взглянуть на портрет. Глаз Пола почти не видно из-за грязного, разбитого стекла. Одри проводит по стеклу рукавом - разводов становится больше. Кажется, что чёрная лента размазывается грязью. Или не кажется? Она черпает воду из лужи, трёт ленту так, что немеют пальцы. Красная! Красная, а не чёрная. С вышитыми золотом буквами. Она силится прочитать их, но сон расплывается перед глазами.
Громко хлопает оконная рама.
Потом она долго сидит на кровати не в силах подняться, машинально заплетает волосы в косу. Если бы Пол был дома. Он бы сейчас высмеял её страхи, поднял бы в танец, засмеялся бы "Рапунцель, Рапунцель, сбрось свои косы". Но он в очередной командировке. Когда вернётся - неясно. Одри хочется верить, что он, мирно спит в одном из штабов А.Т.О.М.а (АнтиТеррористического Объединения Микроорганизаций), но сердце сжимается от неясной тревоги.
Они приходят на третий день. Два молодых человека с одинаково протокольными лицами. Одри впускает их на кухню, наливает чай, и только потом садится, чтобы выслушать сухие слова. Секретная операция. Взрыв. Тело не найдено, только фрагмент. Анализ ДНК подтвердил. Официально признан погибшим.
Она открывает окно. В кухню влетает осень.
- Какой у вас уровень? - перебивает она, когда мальчик начинает рассказывать о пенсиях для семей погибших офицеров.
- Третий, - лепечет он.
Второй парнишка молчит, но его осуждающий взгляд впивается ей в спину. Он считает, что жены должны иначе себя вести, узнавая о смерти любимых мужей. Одри не в силах сдержать сухой смешок.
Она провожает мальчиков и ложится. Подушка кажется холодной. Напротив - пустота.
Ей хватает недели на подготовку.
В следующую субботу Одри идёт в кафе, быстро пьёт кислый кофе без сахара, кладёт под салфетку неприлично большие чаевые. А потом размахивается и бросает пустую чашку в стену. Хорошо, что пожилая пара, сидевшая напротив, уже ушла - рядом с ними было бы неловко.
Патруль увозит её в отделение. Она молчит - не отвечает на вопросы, не позволяет перевязать оцарапанную - и когда успела? - руку. Везде: в кармане пальто, в паспорте, в кошельке - лежат записки. "Я - А.Т.О.М."
Пришедшего за ней Мерлина слышно издалека. Его голос буквально сметает с пути худенького лейтенанта. Достаточно одного взгляда, чтобы их оставили одних.
Мерлин садится напротив, глядит прямо в глаза, барабанит пальцами по столу.
- Зачем? - спрашивает он коротко.
Ей не страшно. Ей уже ничего не страшно.
- Я хочу у вас работать?
- Работать? - переспрашивает тот.
"Откажет" - думает Одри.
Перед ней не человек - скала. Глыба. Лицо изборождено морщинами, вот-вот осыплется каменной крошкой.
- Я не шпион, не спецагент, - говорит она. - Я не умею стрелять и притворяться. Но, полагаю, у вас найдётся работа для обычных людей. Повар. Уборщик. Библиотекарь. Всё, что угодно.
Мерлин смотрит на неё долго-долго, и она успевает трижды отчаяться, пока уголок его губ не поднимается в ухмылке.
- Вы, помнится, когда-то работали в школе?
Класс, в котором она ведёт уроки, находится на одной из самых больших баз А.Т.О.М.а, рядом с аэропортом. Ей приходится прерываться на полуслове, когда очередной самолёт заходит на посадку.
Учеников всего двенадцать. Одиннадцать мальчиков, одна девочка. Младшему чуть больше десяти, старшему - почти пятнадцать. Беспризорники, попавшие в лапы какому-то сумасшедшему, чудом спасённые А.Т.О.М.ом. Подробности её не интересуют.
Контролирует их лично Мерлин.
Она ведёт у них литературу, язык и историю - 20 часов в неделю. Не так уж и много. Другие учителя иногда жалуются, но не она. Если что-то идёт, она просто садится за стол. Её не касается их поведение. Обычно они замолкают в течение минуты, а если что-то идёт не так, встаёт Николас.
Он - второй по старшинству, но его главенство признаёт даже самый старший. И она, миссис Коул, признаёт. В обычной школе он стал бы старостой, но здесь никому не нужны формальности.
Николас встаёт, тёмными глазами смотрит на класс, и все замолкают. Одри кивает в знак благодарности. Без него было бы тяжелее. Впрочем, ей почти всё равно.
Первые крохи интереса шевелятся в её душе в начале декабря, когда она замечает, что этот самый Николас допускает намеренные ошибки.
- В чём дело?
Мальчик молчит. Запугивать оценками бесполезно - родителей у него нет. Никаких рычагов влияния.
- Ты знаешь, как пишутся эти слова.
Пожимает плечами. Молчит. Покачивается на пятках, косится в сторону двери.
- Ты знаешь, - повторяет Одри, - но специально допускаешь ошибки. У тебя баллов меньше, чем у Рыжика. Так, стоп...
Она достаёт из ящика предыдущие работы, просматривает. Тоже - на три балла меньше, чем у его десятилетнего соседа по парте.
- Я больше не буду, - мальчик смотрит мимо её плеча, в окно, за которым бродят хмурые люди в спецовках.
- Не верю, вот ни на секунду не верю! Садись.
Он наконец встречает её взгляд. Прикусывает губу. Опускается за парту и сразу прячется за отросшей чёлкой.
- Я просто хочу понять - зачем? Я не смогу помочь, если не пойму. Кроме того, - Одри запинается, но, всё же, сознаётся, - мне ужасно интересно.
Взгляд. Сомнение. Ресницы дрожат, - ох, и длиннющие. Не замечала. Ничего раньше не замечала.
- Нам сказали, что не все останутся на следующий год. Отберут десять человек, а двоих - в интернат. Мы с Реббекой сговорились писать всегда хуже Рыжика. Потому что интернат, - он дергаёт плечом, но Одри понимает. - Мы на улице проживём, а он...
Значит ещё и Ребекка.
- Спасибо, - говорит Одри. И выходит из класса. Глупо, конечно, нужно было что-то сказать, успокоить. Но она хлопает дверью, и почти бежит.
Как она добирается до Мерлина со своим пропуском первого уровня, потом и не вспомнить. Но добирается. Выгоняет из кабинета какого-то важного агента в очках, становится напротив главы огромнейшей секретной антитеррористической организации и начинает кричать.
Кричит она долго. Отчитывает его, как первоклашку. Что-то говорит о том, что годовое содержание этих двенадцати детей стоит меньше, чем один полёт какого-нибудь дурацкого самолёта. Что стоило сразу отдать их в интернат, если это вообще входит их в планы, но выбрасывать детей, как бездомных котят, они не имеют права. Что если уж эти дети зачем-то нужны А.Т.О.М.у, то о них нужно заботится до конца, а не наполовину. И что-то ещё про ответственность и спасение мира.
Мерлин терпеливо ждёт, склонив голову к плечу, и это выводит ещё сильнее. Но она останавливается прежде, чем окончательно срывает голос.
- Я понял, - говорит Мерлин. - Садитесь, миссис Коул.
И, прежде чем она успевает снова возмутиться, нажимает кнопку на коммуникаторе.
- Всех учителей группы Б - ко мне. Срочно.
Учителя собраются за пять минут. Нервный худой математик, девочка-географ, пожилая преподавательница химии. Они стоят перед директором, а Одри сидит на стуле и смотрит. Со стороны.
- Кто из вас угрожал детям исключением?
Математик поднимает руку. Вслед за ним качает ладошкой девочка.
- Останьтесь, - Глаза у Мерлина ледяные. - Миссис Коул, Миссис Барнетт - вы можете идти. Передайте детям, что до 18 лет их воспитанием будем заниматься мы.
Даже из-за закрытой двери она слышит, как кричит на учителей Мерлин.
С этого дня она ведёт уроки иначе. Дети - до этого просто работа - теперь становятся своими. Она узнаёт их, и удивляется, как не замечала раньше, что Рыжик прекрасно рисует, а Ребекка знает наизусть все песни Биттлз. Оказывается, что у Фреда прекрасный голос, а Сейлем может подобрать на гитаре несколько несложных песен - и они не два и не три раза остаются после уроков, чтобы что-нибудь спеть. Домой Одри приходит всё позже, но разве это важно?
Узнав, что на Рождество для группы Б ничего не запланировано, она снова идёт к Мерлину. На этот раз кричать приходится, предложение составлено в письменной форме. Директор читает внимательно, вносит несколько корректив, и размашисто подписывается внизу страницы. Ставит печать. Выписывает чек на подарки. Одри улыбается.
Они посещают каток и кинотеатр, ёлку, церковь и парк. Ребята, впервые за несколько месяцев вышедшие за пределы базы, ошалело смотрят по сторонам и даже не думают разбегаться. За ними продолжают наблюдать пятеро незаметных агентов, но веселья их присутствие не портит.
В ночь на Рождество Одри не возвращается домой, засыпает прямо в кресле, после долгих разговоров у ёлки, песен, свечей и страшных историй. Кто-то укрывает её пледом.
Дни теперь полны событиями и тревогами. В квартире повсюду пыль, из цветов остался в живых только кактус, Одри засыпает, едва голова касается подушки. Не забыть принести Дикси "Пятнадцатилетнего капитана". А у Фреда послезавтра день рождения, купить по дороге торт. В холодильнике пусто, но она знает, что на базе её накормят, и утром бежит на самый ранний автобус. Волосы она обрезала по плечи, и косички теперь получаются совсем короткие. "Рапунцель, Рапунцель...". Но некому посмеяться над ней.
В конце января, в субботу, их посещает Мерлин. У Одри выходной, но она в классе, смотрит третий фильм про Джеймса Бонда. Слева к ней прижимается Рыжик, справа шумно дышит кучерявый Джек, они так захвачены фильмом, что директору приходится деликатно кашлянуть.
- Миссис Коул, на минутку.
Без лишних слов он вручает ей карточку четвёртого уровня доступа и назначает главной по "группе Б".
- Ознакомьтесь с личными делами, составьте характеристику на каждого, анализ ЗУНов, индивидуальную программу развития. Во вторник всё должно быть у меня на почте.
- Как только досмотрим "Бонда", так сразу примусь, - обещает Одри. - Не присоединитесь?
Директор качает головой и, внезапно, подмигивает.
Ребята стоят за дверью полукругом, тянутся к ней все сразу.
- Мы думали, вас у нас забрали.
- Вас ругали?
- Вас переводят в другую школу?
Тёплое кольцо окружает Одри, возвращает на кресло. Забытый Бонд замер на экране с открытым ртом.
- Вы остаётесь с нами?
- Остаюсь, - говорит Одри. И проводит ладонью по жёстким волосам Рыжика.
Личные дела она читает до утра, впервые жалея, что не может напиться. Капает себе настойку валерианы. Вместо уроков сажает Ребекку читать книгу, выскальзывает в коридор. Миссис Барнетт приносит ей кофе и сочувственно улыбается, но это не помогает.
То, что её детям пришлось пережить на улице, не идёт ни в какое сравнение с тем, что с ними делал сумасшедший в лаборатории. Николас пробыл там дольше всего - почти полтора года, до тех пор, пока не пришёл А.Т.О.М.
Это "Дело номер 3147" страшнее любой книги ужасов, но Одри перечитывает его снова и снова. К каждой химической формуле прилагается описание, к каждой отметине - пояснение. Теперь она знает, почему Николас стал их лидером, что означает количество шрамов на ладонях, и почему некоторые из них до сих пор боятся пользоваться душем. И то, что их было тринадцать.
Этот тринадцатый не даёт ей покоя. Леонардо Смит - до чего же нелепое имя. Чёрные буквы на белой бумаге, чёрно-белая смазанная фотография, перечёркнутая печатью "не найден" как траурной лентой. Предполагаемая судьба: погиб во время взрыва. Дата: 13 октября. Среда.
Все требующиеся бумаги она сдаёт вовремя, лично в руки директору. Пожимает плечами в ответ на вопросительный взгляд.
Незаметно приходит начало марта. В один из дней, когда Одри входит в класс, её не замечают. Ребята чем-то страшно взволнованны. Уважение к ней заставляет их замолчать, но все её слова пролетают мимо. Она откладывает маркер.
- Что случилось?
Тишина.
Не доверяют, до сих пор не доверяют. Она отдала им всё, что имела, а они... В душе вскипает обида. Одри едва успевает поймать её за хвост.
- Вы имеете право хранить молчание, - откуда взялась эта строгая, юридическая фраза? - Но, как учителю, мне хотелось бы знать, что происходит.
- Мы не можем сказать вам, мэм, - Рыжик, как всегда, не выдерживает первый.
- Почему?
- Примета плохая.
Николас кивает, как всегда сосредоточено и серьёзно.
Одри продолжает урок.
Ребята старательно что-то пишут, но мысли их витают далеко.
Через два дня их волнение заражает весь А.Т.О,М. Люди в спецовках бегают, как муравьи, вокруг постоянно включаются коммуникаторы, а самолеты взлетают и приземляются по три раза за урок. Чтение "Оливера Твиста" прерывает взъерошенный агент.
- Николас Тренч - к директору. Остальным ждать в классе, - он виновато поворачивается к Одри, - Извините, мэм, уроки на сегодня закончены. Личный приказ Мерлина, мэм.
Ребята уходят и возвращаются. Молчат. Отсаживаются от неё. Переглядываются. Рыжик пытается что-то сказать, но Ребекка шикает на него, и он виновато опускает голову. Время идёт медленно-медленно, никто не просится выйти и не спрашивает об обеде. Одри берёт в руки книгу, но не читает - буквы расплываются перед глазами.
Когда все уже побывали у Мерлина и вернулись, возвращается Николас. Он бледнее обычного, но, в отличие от остальных, не садится в угол, а подходит к ней. Поворачивается к ребятам.
- Профессора больше нет, - говорит он. - Я видел тело. А.Т.О.М. победил.
Ребята не дышат. Застыли, замерли, но Одри кажется, что страх, который всё это время висел над ними ледяной глыбой, стекает к их ногам лужицей весеннего снега.
Николас поворачивается к ней.
- Мэм, - говорит он. - С завтрашнего дня к нам придёт новый ученик. Его зовут Леонард. Он ничего не знает, но мы поможем ему нагнать программу. Директор разрешил.
- Хорошо, - говорит Одри. - Мы с вами вместе поможем ему.
После долгого молчания слова произносятся с трудом, как будто она стучит ими о каменную стену.
Но Николас не отходит.
- Что-то ещё?
- Да, мэм.
Он смущается так, что его щёки краснеют.
- Я не знаю, что это значит, но меня попросили передать вам... - Он зажмуривается. - "Рапунцель, Рапунцель, сбрось свои косы". Простите, мэм.
Когда Одри отнимает руки от лица, двадцать четыре глаза неотрывно смотрят на неё. Двенадцать человек. Дети.
Одри смотрит на них в ответ, выдыхает и спрашивает жалобно:
- Можно я пойду домой?
Камера наблюдения в противоположном углу кабинета подмигивает красным глазом.
Дома всё валится у неё из рук. Ломается пылесос, дымит плита, разбивается любимая чашка Пола. Собирая осколки, она начинает плакать, впервые за эти полгода. Уходит в комнату, перестилает постель, и ложится. До вечера ещё далеко.
Будит её поворот ключа в замка. Щелчок. Шелест верхней одежды. Привычная возня в прихожей. Уверенные шаги по тёмному коридору. Одри садится, сбрасывая одеяло, подаётся навстречу холодной ночи и горячему дыханию.
Тень садится на край кровати - под живым весом прогибается матрас - говорит голосом Пола.
- Прости, что я так долго.
- Ты останешься?
- Мерлин обещал два месяца отдыха.
- Месяц, самое большое.
- Ставлю на две недели.
Одри слышит, как он улыбается.
Уже потом, лёжа на его коленях, чувствуя его руку на своих волосах, она бормочет:
- Мне завтра к восьми на работу.
Пол смеётся.
- Я тебя отпросил.
Но Одри качает головой.
А потом говорит Пол. Как всегда, сдержано и по делу: имитация взрыва, плен на подлодке, опыты.
Остаётся только догадываться, что скрывается за скупыми словами. Одри догадывается.
Три с половиной месяца пыток. Старание вывести из строя оборудование. Мальчик со смешным итальянским акцентом и страстным желанием выжить. Драка с профессором. Выход на поверхность. А потом - тюрьма.
- Нам не повезло, мы всплыли у берегов той самой страны, где эта сволочь была на хорошем счету, - Пол смеётся, но руки его холодеют. - Если бы Леонардо не удалось сбежать, связаться с А.Т.О.М.ом, то увиделись бы мы с тобой лет через десять.
Одри поднимает руку, гладит мужа по лицу. Пальцы скользят по непривычно острым скулам, находят новые морщины на лбу, шрам на щеке.
- Я завтра ненадолго, - обещает она. - Зайду к ребятам на полчаса... может час.... и сразу вернусь.
- Вместе пойдём, - говорит Пол. - Спи, моя хорошая. Отдыхай.
А сам ложится рядом, продолжая держать её за руку.
В эту ночь Одри не видит снов.