Аннотация: Роман-ностальгия о взрослении, первой любви, детской дружбе и неизбежных жизненных испытаниях, с которыми встречается каждый выпускник. Без цензуры и художественных приукрашений. Всё ровно так, как я помню и как могло бы быть...
Падение
Глава 1. Мышонок.
- Смотри, вон твоя соседка шагает!
- Ага, вижу.
- Роскошный орех у неё - не придерёшься!
- И как же это ты с балкона разглядел её орех?
- Ну так я не первый раз его заметил. Признавайся, Славян, передёргиваешь на неё?
- Ой, да пошёл ты! Мы в одну группу садика ходили.
- И чё? Как это тебе может помешать? Девка то - огонь!
- Кури быстрее.
- Слушай, так она наша ровесница, что ли? Раз, говоришь, что с тобой в одной группе была?
- Да ты прямо гений!
- Ого! А по ней и не скажешь. Я думал, что она студентка или типа того. Так чего, давай я к ней подкачу?
- Без шансов.
- А что тебе, жалко, что ли?
- При чём тут я вообще? Глянь.
- Это что, за ней "бэха" подъехала? Ни хрена себе! Ага, внутрь садится. Крутые на "бэхе" басы, на весь двор качают. Клёво!
- Всё ещё хочешь подкатить? У тебя даже велика нету.
- Есть! В деревне. А я у тебя мотор возьму и подкачу к ней!
- Ну-ну. Пошли уже, ещё разок тебя разнесу за "Реал" и расходимся. Родители скоро должны вернуться.
- Эй, я хотел на этот раз за "Реал"!
Родя выбежал с балкона, чтобы первым занять место на диване, схватить джойстик и выбрать команду.
Слава проводил взглядом громыхающую неразборчивой, но громкой музыкой машину. Водитель то поддавал газу, то замедлялся, лихо виляя по узким дворовым проездам. Бродячая собака опрометчиво выбежала на дорогу перед "бэхой". Машина и не думала сбавлять скорость, но благо животное успело отскочить. Собака лаем проводила обидчиков. Обидчики выехали на дорогу, подрезав другую машину. Пронзительный и негодующий визг тормозов остался позади умчавшейся "бэхи".
Прикрыв окна так, чтобы тёплый августовский ветерок мог разогнать запах курева, Слава презрительно плюнул вниз на прощание и отправился в комнату вслед за другом.
- Я буду за "Реал"! - встретил его Родя, уже приготовившейся к очередной футбольной баталии.
- Да играй кем хочешь. Твои кривые руки ни одна команда не спасёт.
Вечер выдался скучным. До начала занятий в выпускном, одиннадцатом, классе оставалось всё меньше времени. Каждый скучный домашний вечер ощущался маленькой трагедией.
Запланированный поход на нон-стоп в новый кинотеатр накрылся по банальной причине - ни у кого из компании не оказалось денег даже на билет. Не говоря уже о пиве. Какой без него смысл до утра пялиться в экран?
Играть в приставку Славе не хотелось, за компьютером работал отец и, как назло, разрядился планшет. Делать было совершенно нечего. Вдобавок ещё хотелось курить.
На его предложение в беседе пойти хоть немного погулять, никто не откликнулся. Хоть одному иди. Часы показывали половину десятого. С разрешением выйти из дома могли возникнуть проблемы.
Слава обдумывал, куда можно отпроситься у родителей, да ещё и так, чтобы ему выделили хоть сколько-нибудь денег.
К нему в комнату как всегда совершенно бесцеремонно заглянула мама.
- Бездельничаешь? - задала вопрос с обвинительными интонациями в голосе.
- Типа того. Лето ведь.
Мама Славы облокотилась на дверной косяк, сложив руки на груди. Уставшие глаза под едва заметными - настолько органично они вписывались на её лице - очками недобро сверкнули.
Слава по её виду и интонации вопроса сразу определил, что по неведомой причине настроение у родительницы отвратное, а сын в такие моменты становился идеальной отдушиной.
- Может, уберёшь телефон, когда я с тобой разговариваю?
- Без проблем.
Слава отбросил телефон на диван, сменил лежачее положение тела на сидячие и с напускным интересом смотрел на мать, ожидая следующих её реплик.
- Ты вообще понимаешь, что переходишь в выпускной класс? Следующий год для тебя будет решающим в жизни. Ты хоть немножко об этом думаешь?
- Ага, мам. Каждый день об этом думаю.
Мама Славы склонила голову набок, обдумывая, прозвучало ли это искренне или саркастично. Сам Слава, впрочем, тоже не мог с этим определиться.
- Раз думаешь, почему не занимаешься?
- Мам, лето ведь!
- И вам ничего не задали на лето? Ладно, два месяца ты отдохнул, чёрт с тобой, хотя мог бы и подработать где-нибудь, а не у нас с отцом на папиросы стрелять.
- Я не курю так-то! - Слава попытался изобразить обиженное выражение лица. Получилось не очень.
- Год ты, слава богу, без троек закончил, но баллы твои в пробных экзаменах не впечатляют, - продолжала мать, не обратив внимание на возражения сына. - А набрать баллы - это для тебя сейчас самое важное. Мы не собираемся каждый год платить те сумасшедшие деньги, которые дерут в нашем универе.
- А как насчёт того, чтобы перестать тачки каждый год менять? Может, тогда и бабки за обучение не такими сумасшедшими покажутся?
Ноздри матери начали заметно раздуваться. Плохой знак.
- Так! Ты что тут вздумал деньги наши считать, сопляк?! - теперь её щёки начали приобретать алый оттенок. Ещё один плохой знак. Слава надеялся не довести дело до третьего знака, после появления которого - пиши пропало. Он уже сам начал жалеть, что огрызнулся.
- Не твоего это ума дела! Да ты должен молиться на нас, что ни в чём не нуждаешься, в отличие от многих твоих сверстников! Одеваем, обуваем, кормим как на убой, мопед, планшет, телефонов у тебя уже не счесть сколько было, только за этот год. А он лежит, развалился на диване...
- Вообще-то я сижу, - буркнул Слава, приостановив тираду матери.
- Слушай, что я тебе говорю и не перебивай! Ты что думаешь, раз мама-папа чего-то в жизни добились, так теперь можно расслабиться, сесть им на шею и ножки свесить? Да ничего подобного! - Она уже мерила шагами комнату, говоря на ходу. Голова Славы тоже металась туда-сюда вслед за передвижениями матери. Он следил за тем, чтобы её руки не потянулись к очкам. - Вот возьмём и не будем за тебя платить, если на бюджет не пройдёшь! Будешь делать, что хочешь. Не найдёшь где учиться, не хочешь учиться, - отправим работать! Вон, в наш магазин грузчики требуются - туда тебе и дорога. Не будешь ты всю жизнь на всём готовом сидеть! Ты на кого вообще поступать хочешь?
Слава, увлёкшись наблюдением за активной жестикуляцией родительницы, понимал лишь отдельные несвязные слова, громом облетавшие комнату. Он отстранился от этой сцены, в которой бенефис был явно не у него. Неожиданный вопрос и последовавший за ним требовательный взгляд заставили его хоть что-то ответить. После пробежки по минному полю - поиску возможных вариантов ответа на вопрос, который он не расслышал - Слава нашёл универсальный ответ:
- Я не знаю.
- Вот! - кажется, ответ оказался верным. По крайней мере, взрыва не произошло. - Даже на кого поступать не знаешь. Никакой определённости у тебя в жизни нет! И сидит, глазами лупает, и сказать ему нечего. Что на лето задали?
- Да ничего. Список литературы раздали и всё.
- И всё, - передразнила его родительница. - Ну давай сюда список литературы, чего сидишь?
Слава нехотя поднялся, прошёл к тумбочке, в которой хранились его школьные артефакты. Листок нужной бумажки долго не находился. Слава никуда и не спешил. Правда, желание покурить только росло. Но сегодня, по всей видимости, утолить это желание уже не получится.
Мама Славы тоже никуда не спешила, терпеливо наблюдая за копошениями сына. Она даже успела провести ладошкой по верху книжного шкафа. Ни следа пыли. Мама Славы остывала, успокаивалась, рассматривала книги - свою былую страсть, поутихшую с возрастом - даже успела вытянуть одну, о существовании которой в комнате сына она успела забыть. Никогда этот потрёпанный, ещё советского издания, томик без названия на корешке не привлекал её внимания. А сейчас она взяла книгу с полки, открыла и незамедлительно захотела перечитать один из нежно любимых ею прежде романов. Очередное перечитывание скорее всего разменяло бы десяток раз, когда глаза Славиной мамы пробегали по этим строчкам.
- Вот, мама. Нашёл. Смотри.
Она взяла в одну руку протянутый список литературы, продолжая держать в другой книгу. Пробежалась по листку глазами и сказала:
- Ну и что ты из этого уже прочитал?
- Честно? Ничего. Я как-то больше по фантастике.
- На вот тебе, сиди читай. Тоже, своего рода, фантастика. Прекрасная книга. Почитай, Слава. Я тебе обещаю - не пожалеешь. - Мама протянула Славе томик, который до сих пор держала в руках. Её ноздри больше не раздувались, щёки вернулись к привычному цвету, голос стал спокойный, даже чуть ласковый. Пар был выпущен, а выговор окончен.
Славе не оставалось ничего другого, кроме как взять книгу, открыть её, прочитать название. "Мастер и Маргарита". Он пожал плечами, будто говоря: "Ну ладно, сойдёт".
- Хотя бы часик почитай. Потом, так уж и быть, попрошу папу пустить тебя за компьютер.
- Я бы хотел погулять немного.
- Ты время видел?
- Вечерняя прогулка способствует здоровому и крепкому сну.
- В общем, почитай книжку. Потом посмотрим. В магазин сходишь, если что?
- Конечно.
- Ира, чего ты парню опять мозги паришь? Пусть отдыхает. Лето ведь. Чего ты орёшь на него? - на подмогу запоздало явился Славин отец.
- Никто не орёт. Пусть сидит и читает Булгакова.
- Ну и славненько.
Отец, удостоверившись, что всё "славненько" свернул в туалет.
Слава покорно сел читать книгу.
Очередная мамина вспышка придирок и скандалов на ровном месте закончилась. Он уже давно к этому привык, но всё равно не мог держать свой язык за зубами и не накалять обстановку. Он даже понимал, что иногда маме необходимо было выпустить пар. Правда, не совсем понимал, почему этот пар нужно выпускать именно на него. После подобных сцен мама возвращалась к нормальному состоянию, становилась добра и даже пыталась сгладить вину, наперекор своей тираде. И чаще всего сглаживание вины превращалось в откуп. Слава чувствовал, что если его и впрямь отправят в магазин за какой-нибудь несуразной мелочёвкой, то вся сдача достанется ему. Приятная перспектива, сулящая приятный завтрашний вечер.
Книжку он сперва не то, чтобы прямо читал, скорее скользил глазами по строчкам, но вскоре и сам не заметил, как увлёкся чтением и даже никотиновая тяга отошла на второй план.
- Славка, пойдёшь за компьютер или выключать?
- Выключай, - машинально ответил отцу Слава. Короткие диалоги с отцом стали обыденностью. У отца всегда было очень много работы, даже виделись порой редко. А в такие вечера, как сегодня, вместо совместного времяпрепровождения, выбирали отдельное времяпрепровождение: каждый за своим делом. Славу это напрягало. Отчуждённость отца к нему и взаимная его отчуждённость к отцу. В недалёком детстве, когда его спрашивали, кого он больше любит, маму или папу, Слава всегда с уверенностью отвечал, что папу. Слишком много счастья выпало на их общие часы в прошлом. Теперь Славин отец стал кем-то вроде лучшего друга детства, который вдруг переехал в другой город и исчез из твоей жизни. Но этот переехавший друг по-прежнему оставался твоим отцом, живущим с тобой под одной крышей. Слава старался об этом всерьёз не задумываться, принимая новые отношения с отцом как нечто должное его взрослению.
Слава увлёкся "Мастером и Маргаритой".
- До сих пор читаешь? Вот молодец! Допоздна только не засиживайся. Хорошие книги нужно читать медленно, растягивая удовольствие, а не глотая за пару вечеров. - Вновь на пороге его комнаты, распахнув закрытую дверь, возникла мама. На этот раз в своей длинной старомодной ночнушке, которая всегда раздражала Славу. Его матери не было и сорока, а подобный наряд прочно ассоциировался у Славы с ветхими, воняющими старостью бабульками.
- Угу. Вы что, уже спать собрались? Давай, я в магазин схожу?
- Ты чего, время-то видел? Первый час ночи. Завтра утром сходишь.
- Хочу прогуляться, подышать свежим воздухом. У нас круглосуточный магаз в трёх минутах ходьбы.
- Вот завтра и сходишь.
- А что купить-то надо?
- Хлеба, яиц, сыра. Ничего такого, чтобы ночью по магазинам шарахаться.
- Яиц, говоришь? Хочу яичницу на завтрак. Я мигом: одна нога здесь, другая там.
- Ну иди, чёрт с тобой. Телефон с собой возьми.
- Сколько денег взять?
- Возьми тысячу. Так уж и быть, сдачу можешь оставить. Исключительно в качестве поощрения твоей заинтересованности литературой.
- Спасибо, мам! Спокойной ночи.
- Дуй уже, спокойной ночи. Пока не услышу, что возвращаешься, спать не лягу.
- Да-да.
Ночной воздух встретил Славу ароматом свежести после небольшого дождя, благоуханием цветов из клумбы прямо у подъезда и аппетитным запахом шашлыка, который, видимо, готовили где-то неподалёку.
В знакомом с детства дворе не было ни души. Стрекотали невидимые сверчки. Слава улыбнулся приятному возбуждению, которое дарила эта внезапная ночная прогулка. На улице стало прохладней, но эта прохлада была приятной. В этом году выдалось чересчур жаркое и сухое лето.
Слава завернул за угол дома, достал пачку сигарет, в которой, как парочка голубков, болтались две штучки. "Родька - мудак, я ведь три штучки разрешил взять, а он, похоже, пол пачки забрал. Ну ничего, пускай травится. Чем, интересно, закончится "Мастер и Маргарита"? Вот про начало, где Аннушка разлила масло и разговор Воланда с Берлиозом, я слышал. А вот чем кончится, даже представить не берусь. Наверное, быть Мастеру с Маргаритой. Кстати, а Воланд-то не такой уж и плохой чувак".
Слава закурил, с наслаждением вдыхая долгожданный табачный дым. После третьей затяжки, он вдруг подумал, что неплохо было бы бросить эту вредную привычку с первого сентября. Ведь следующий год будет "решающим для тебя в жизни", так что пора избавляться от привычки "у нас с отцом на папиросы стрелять". Во внезапном порыве весёлости, Слава рассмеялся в голос. Кого стесняться, когда весь двор спит?
Бодрым шагом, в размышлениях о последней сцене с матерью и о прочитанном за сегодня, Слава вышел из своего тихого сонного двора на улицу. Путь пролегал рядом с дорогой, вдоль тротуаров которой росли разлапистые деревья, переплетающиеся верхними ветвями, создавая над головами прохожих натуральную защиту от дождя. Яркие фонари и полная луна освещали тротуары, придавая пути поистине сказочный вид, от которого Славе становилось ещё радостнее на душе.
Но сказочность скоро закончилась. Чтобы пройти к магазину нужно было свернуть направо, в темноту без фонарей, освещённую лишь тусклым лунным светом. Сразу из той темноты вырвался гомон звуков от неразличимых ещё людей. В том гомоне соединялся воедино громкий мат, пьяный смех, чей-то бешенный, нечеловеческий возглас, протяжный стон клаксонов и угрожающий, рассыпчатый звон битого стекла.
На контрасте с безмятежностью своего двора, этот гомон заставил Славу непроизвольно поёжиться. Ему даже захотелось сделать остановку, выкурить последнюю сигарету из пачки для смелости, ещё вслушаться в хаос звуков. Слава даже прикидывал в голове варианты, где поблизости можно найти круглосуточный магазин поспокойнее. После непродолжительной внутренней борьбы, которая разворачивалась у него в голове, когда ноги без задержек несли его вперёд, Слава всё же решил перестать вести себя, как девчонка, и уверенно двинулся к цели. Он пожалел только, что не взял из дома наушники. Какая-нибудь задористая музыка сейчас была бы очень уместна.
Виной тому гомону служило яркое эхо, разлетающееся от ряда плотно застроенных домов. Блекло освещённое крыльцо магазина, вокруг которого - ни души. Густая темень напротив, смутные силуэты ворочающихся в ней людей - источников шума, и старые общаги, потрёпанные пансионаты и раздолбанные детские площадки находились в отдалении от Славы. Причин для беспокойства и опасений не было.
И вот он шагнул под яркие, но бездушные, лишённые уюта электрические лампы круглосуточного супермаркета. Слава немного подумал, стоит ли брать с собой корзинку. Под равнодушным, но внимательным взглядом охранника, решил всё-таки взять. В узких рядах не было других покупателей. Корзинка потихоньку наполнялась едой. К трём заказанным позициям, Слава положил в корзинку ещё пачку чипсов, соус-барбекю, упаковку йогуртов, бутылку колы и мороженку. В нерешительности топтался возле холодильника с пивом, перебрасываясь взглядом с охранником, который тенью шастал за ним, игнорируя большую картонку, на которой красным фломастером было выведено: "После 22:00 не продаётся". Охранник отрицательно помотал головой, и Слава смирился. Не очень-то ему и хотелось.
Сонная кассирша - молодая девчонка, которая вполне могла быть привлекательной за своей маской утомления от жизни - пробивала его товары, даже не поднимая на Славу полузакрытых глаз.
- С вас четыреста двадцать три рубля, девяносто девять копеек.
- Пакетик ещё и пачку Кента четвёрки.
По-прежнему не поднимая глаз, кассирша спросила:
- Восемнадцать есть?
- Есть.
- Документы?
- Дома оставил. Да ладно вам, я что на школьника похож?
На школьника Слава, конечно, был похож, но сам он об этом не думал. В нём было под метр девяносто роста, при чём этот рост компенсировала худоба, явно шедшая в разрез с той тонной калорий, которую он регулярно поглощал. Редкая щетинка на подбородке, торчащая невпопад, при начисто выбритых усах, и причёска, своей школяристой чёлкой выдающая почище даты рождения в паспорте. Но главным было его добродушное лицо и частая краска на нём, доставшаяся наследством от матери. Только у неё краска выступала при гневе, а у Славы при смущении. А смущался Слава по любому поводу. Вслед за краской проступала глуповатая, но милая улыбочка, при взгляде на которую с его лица начисто исчезала старательно выращиваемая им щетина на подбородке. Ну и россыпь юношеских прыщей не добавляла ему возраста в глазах постороннего человека.
- Алёнка, да продай пацану сиги, я его не первый раз у нас вижу, - внезапно включился в диалог охранник. Слава видел его первый раз в жизни.
- Под твою ответственность, Андрюша. - Кассирша достала пачку сигарет, пробила их на кассе, потом пробила пакет. - С вас пятьсот пятьдесят рублей.
Слава сунул ей тысячную купюру, первым делом спрятав сигареты в карман джинсов. Благодарно кивнул охраннику, который выходил на крыльцо. Закинул провиант в пакет, попрощался с кассиршей и вышел из магазина.
Спиной к Славе, опёршись на поручни, курил, с задумчивым видом выдыхая дым в сторону темноты общаг и пансионатов, охранник. Слава спускался по крыльцу с пакетом в руках.
- Эй, малой! - остановил его хрипловатый голос.
Слава обернулся. Охранник курил и бесцеремонно разглядывал его.
- Ты ведь Славка Покладов, да?
- Ну да, это я. А чё?
- Серёги брат?
- Допустим. - Слава опустил глаза вниз и густо покраснел.
- Я тебя сразу узнал, хоть и видел в последний раз совсем карапузом. Мы с братом твоим в одном классе учились.
- Ммм, - неопределённо промычал Слава.
- Хороший парень был. Жалко его. У вас с ним сколько годков разница?
- Десять.
- Прилично. А тебе сейчас сколько?
- Семнадцать.
- Ага. Восемь лет уже прошло. Помнишь хоть Серёгу?
- Помню.
- Он тебя любил так. Помню, как твои батя с мачехой уехали за границу, так Серёга назвал ребятишек к себе. Мы квасили до утра, а ты когда заснул, Серый бы горло любому перегрыз, лишь бы тебя не разбудили. Вот он тогда, как ты был. Даже помладше чутка. Похожи вы с ним. У бати вашего генофонд сильный - это видно. Бля, вот смотрю на тебя и Серёгу вижу! Какие мы с ним планы на жизнь строили! Был бы он сейчас жив, - хер бы я в этом помойнике околачивался! Ты чего, малой?
- Да ничего. Понять не могу, нахрен ты мне всё это рассказываешь? И не мачеха она мне, а мама.
- Ну а Серёге же мачеха была. Его то мать...
- Слушай, заткнись. Да и вообще, иди-ка ты нахер. - Слава развернулся и быстрым-быстрым шагом пошёл прочь от магазина и этого охранника. Вслед ему не нёсся топот рассерженных ног и не слышалось криков, кроме:
- Похож же ты на братишку! Заходи сюда, если в удачную смену заглянешь с корешками, так и пиво попробую уговорить, чтобы тебе продали!
Слава лежал на карусели в своём по-прежнему безмолвствовавшем дворе. Курил сигарету, стараясь чтобы разрастающейся столбик пепла не осыпался ему на лицо. Валет, Королева, Король. Ещё чуть-чуть и огонёк тлеющей сигареты подберётся к фильтру и можно будет воскликнуть в тишину ночи: "Туз!" Но никто не услышит и не узнает, что Славка смог добраться до конца этой бессмысленной игры и сохранить на сигарете пепел до самого фильтра.
Своего брата Серёгу он помнил огромным и бесконечно добрым силуэтом из детства. Серёга научил его плавать, кататься на велосипеде, строить из листка бумаги самолётики, плеваться сквозь зубы, бить прямо в лицо обидчикам и ещё бесконечному множеству вещей, без которых не было бы того Славы, который сейчас лениво отталкивался ногой от земли, приводя карусель в движение. Все сиденья этой карусели, кроме одного, были давно отломаны, оставался только ржавый цветок поручней, которого с лихвой хватало, чтобы покататься дворовой детворе. На последнем сохранившемся сидении постоянно катался его брат, другой сын его отца от чужой женщины, умудрившейся исчезнуть после родов. Серёга.
В один пасмурный осенний день лицо отца было влажным от слёз, а мама выстрелила из своих губ, превратившихся в едва различимый надрез от скальпеля, лишь три слова: "Серёжа умер. Самоубийство".
Самоубийство. В сознании Славы это слово твёрдо срослось синонимом к слову "предательство". Подлый поступок, из-за которого кто-то один уходит навечно, а те, кто были рядом с ним обрастают безутешным одиночеством.
В девять лет Слава старался, но никак не мог понять, почему Серёжка никогда больше не придёт в его комнату, не поиграет с ним? Они не смогут создать из пластилина чудесный и фантастический мир, в который так хотелось когда-нибудь сбежать.
Валет. Дама. Король. Туз.
Случайно не этой ли игре его тоже научил Серёжа? Нет. Слава начал курить спустя долгое время после смерти брата. Неосторожная затяжка и пепельная башня обрушивается вниз, прямо на лицо Славе. Он садится на карусель, стирает пепел с лица. Вот было бы так же легко стереть воспоминания о потере, предательстве... самоубийстве.
В песнь сверчков громом и молнией ворвался резкий шум. Мощные басы затрясли родной двор. Источник шума ещё не видно, но Слава уже понял, что это его соседка возвращалась домой на чёрной карете немецкого производства.
Перед Славой сейчас же возникло два варианта: остаться на каруселе или рвануть к своему подъезду, спрятаться сначала в нём, а потом и за дверью своей квартиры.
"Да плевать. Какая мне вообще разница? Дурацкий день. Быстрее бы он закончился".
Слава сел на сиденье карусели. На то, в которое он никогда до этого не садился. Теперь вращать этот уродливый круг не было возможности. Слава замер, запрокинул голову и уставился в звёздное небо, центром которого служила полная луна. Он думал сейчас о том, видел ли его Серёжка, видел ли он луну и как он отнёсся бы к нашей повзрослевшей соседке, превратившейся из сопливой, вечно зарёванной девчонки в этот магнит для мужских глаз, чьё присутствие неподалёку невыносимо выдерживать, сохраняя ясную голову.
"Бэха" доставила её к родному подъезду. Она вышла из машины, вздрогнула от прощального шлепка по заднице. Она шла к Славе. "Бэха" рёвом двигателя попрощалась со двором и уехала.
"Прости, Серёга. Я один из тех дураков, кто не может выдержать её присутствие, сохраняя ясную голову. Особенно, когда она так близко".
- Привет, Славик!
- Привет, Лиза.
Она двинула карусель, приведя её в движение. Приблизившись к ней, Слава ощутил сладкий аромат, которым он с радостью бы заменил воздух.
- Ты чего тут один?
- В магазин ходил. Решил посидеть, покурить, подумать.
- О чём же ты таком думал?
Она всё сильнее раскачивала карусель, её бежевое короткое платьице и иссиня-чёрные, идеально прямые волосы робко тревожил ночной ветерок. Слава мечтал, что круговые движения карусели остановятся навечно рядом с Лизой и он до конца времён будет вдыхать её аромат и чувствовать её сладостное присутствие за спиной.
- О вечном.
- Хм, интересно. И что же там, в вечном?
Он хотел ответить: ты. Не стал. Долго подбирал ответ, в итоге выдал:
- Темнота и холод.
- Как в космосе?
- Почти. Только вечность ещё темнее и холоднее. Как твоё ничего?
- Ничего. В Таиланд собираюсь на недельку слетать, перед занятиями.
- С тем хмырём из тачки?
Лиза прекратила разгонять движение карусели, отвернулась.
- Выбирай выражения. Он тебе не хмырь.
Слава промолчал. Ему страстно хотелось продолжать говорить с ней, он больше всего на свете боялся в эту минуту, что Лиза уйдёт от него. Ничего уместного на ум не приходило. В голове кружились одни только глупости. Славино лицо начало заливаться краской, которую было не различить под покровом ночи.
- У тебя нет сигареты? - не поворачиваясь к нему, задрав головку на тёмные окна дома, спросила Лиза.
- Найдётся. Вот только, чтобы я смог тебе её дать, тебе придётся остановить эту скрипящую развалюху.
Скрипящая развалюха в первый раз за всё сегодняшнее время обиженно скрипнула.
- Сама остановится. Я тебя у подъезда жду.
Лиза направилась к их подъезду. Она размахивала своей миниатюрной сумочкой, при походке обворожительно качала бёдрами, высокие каблуки приятно цокали по асфальту.
Слава не стал дожидаться остановки скрипящей развалюхи, подхватил пакет с продуктами, спрыгнул на землю и за несколько широких шагов нагнал свою соседку.
- А что, это прямо его БМВ? - спросил Слава, поравнявшись с Лизой, но так и не осмеливаясь посмотреть ей в лицо.
- Нет, конечно! Он профессиональный автоугонщик. Сегодня БМВ, завтра Лексус, послезавтра Феррари.
- В нашем городе нет ни одной Феррари. Держи сигарету. Надеюсь, ты такие куришь. Уж извини, тонкие - не люблю.
- Кент? Сойдёт. Ты что, правда поверил, что он угоняет машины?
- Я что, похож на придурка?
- Есть немножко, - игриво хихикнула Лиза, прикрыв ротик кулачком. Два блестящих изумруда на месте глаз озорно блеснули.
- Хорошо, что только "немножко".
Слава щёлкнул зажигалкой, протянув к сигарете огонёк. Лиза наклонилась, изящно подкурила, шутливо выпустила дым прямо Славе в лицо. Ради этих ямочек на её щёчках, Слава был готов заменить воздух даже дымом сигарет из её лёгких. Сердце забилось быстрее, ведь они стояли так близко друг к другу. Он смотрел на неё сверху вниз, искренне не понимая, как эта сказочная нимфа заменила собой малявку, которую Славе всегда приходилось защищать в детском саду.
Лиза присела на лавочку у подъезда, сложила ножку на ножку. Затянулась, выпустила ещё одну струйку дыма.
- Присаживайся, что ты, как не родной?
- Да мне и постоять не влом. - Стоять и пожирать глазами девочку, бесстыдно заглядывая глазами в прорезь её декольте, в котором эротично мелькал чёрный лифчик и блаженство, которое он носил в себе.
- Как твои родители?
- Батя работает, мама ищет любой повод, чтобы до меня докопаться. Сегодня, например, заставила весь вечер сидеть книжку читать.
- Что за книжка?
- Мастер и Маргарита. Читала?
- Неа. Ну ничего, почитал? Понравилась? О чём она вообще? Какая-нибудь скучная классика про унылые отношения унылых людей унылого позапрошлого века?
- Ты правда никогда ничего не слышала про эту книгу? Написал Булгаков. Там про визит в Совок дьявола со своей свитой. А ещё про Иисуса, писателя-Мастера и его жену.
- Ммм, звучит интересно. Может, тоже почитаю, когда-нибудь.
- Ты умеешь читать? - притворно удивился Слава.
Лиза громко и дурашливо рассмеялась, припугнула Славу, будто собиралсь кинуть в него бычок, ответила:
- Да иди ты! Я, между прочим, не дура какая-нибудь, я всего Гарри Поттера читала и Сумерки. А ещё Достоевского.
- Ого! Да у нас в подъезде настоящая интеллектуалка живёт! Странно только, что ты никогда не слышала о Булгакове.
- Ну всё, Славика мама усадила за книжку на вечерок, и теперь он из себя строит умника.
- Ага, может такими темпами и до Сумерек дорасту.
Они смеялись, подкалывали друг друга. Простое и ненавязчивое общение скрыло в тени роскошную нимфу из сказок, на месте которой оказалась приятная и весёлая девочка Лиза из квартиры напротив. Они говорили, курили, забыв про время. Слава проигнорировал звонок своего телефона, прекрасно зная, кто и зачем звонил. Не хватало ещё, чтобы Лиза посчитала его маменькиным сынком. В конце концов, он был почти дома, а не абы где. Про себя Слава всё равно боялся, что этот игнор вполне может стать поводом для следующей маминой вспышки придирок.
- Ты был на нашей крыше когда-нибудь? - вдруг задала вопрос Лиза, перебив рассказ Славы о забавном случае на последнем в прошлом году уроке физики.
- Нет. А там есть что-то интересное?
- Пойдём посмотрим, вдруг вход открыт. Скоро рассвет. Прекрасно было бы его встретить там. Я уже встречала как-то рассвет на крыше этим летом. Хотелось бы повторить.
- Вряд ли, Лиза, рассвет скоро. По-моему, его ещё часа два ждать, как минимум.
- Боишься?
- Чего?
- Крыши.
- Это ещё почему?
- Ну... ты ведь понимаешь.
Слава уже сидел рядом с девушкой, ему совсем не хотелось куда-то идти, прерывать эту случайную ночь, имеющую все шансы стать одной из лучших за это лето. Он совсем не понимал того, что, по мнению Лизы, должен был понимать.
- Нет, не понимаю. Крыша, она и есть крыша. Есть крыша, есть подвал, а между ними ютятся люди. Понятия не имею, где здесь причины для страха.
- Серёжа ведь...
Теперь настала очередь Славы вскакивать и стоять спиной к Лизе. Она знала. А, собственно, почему бы ей не знать этого? В последние годы они так редко общались, что Слава позабыл, что Лиза знала о нём и его жизни всё. Возможно, даже лучше его самого. Странный день, в котором уже второй человек напоминал ему об умершем брате.
Слава достал связку ключей, приложил к домофону один из них.
- Ты куда, Слав? - Лиза поднялась за ним следом, на её лице промелькнуло беспокойство.
- Пойдём на крышу, почему бы и нет?
Ветер поднялся и повеял холодом. Лиза и Слава были одеты по-летнему и теперь ёжились от холода, стоя у края крыши. Оба сложили руки на груди, будто эта поза могла помочь им согреться.
Вид с высоты пятнадцатого этажа открывался прекрасный. Как на ладони перед ними лежал их город, чьи огни приветливо подмигивали наблюдателям. Вдалеке две речки, меж которыми возник их город, сливались в одну, убегающую ещё дальше, к морю. Маленькие и большие дома, парки, улицы с бесконечным движением машин, завывание ветра, гул от турбин ТЭЦ, находящегося недалеко от их дома. Звёздное небо, без единого облачка, полная луна. И запах свежести и свободы, пьянивший и будоражащий. Не хотелось ни говорить, ни курить, ни двигаться. Лишь наслаждаться моментом, пытаясь навеки запечатлеть его в памяти.
Слава потрясывался, но причиной тому служил не только холод, но и возбуждающее чувство счастья и пронзительной полноты жизни. Слава улыбался, ему хотелось громко кричать и смеяться.
- Чего ты лыбишься? Рассвет и правда не скоро. На небе светят только звёзды.
- И луна.
- Ага. Ну что, как впечатления?
- Прикольно.
- Согласна. Мне тоже очень нравится. Холодно только.
- Мне тоже.
- Ну так обними меня, бестолочь, согреемся. Только давай, не придумывай себе лишнего. Это просто временная необходимость.
Слава протянул руку и не заметил, как Лиза оказалась в его объятиях, прижалась к нему всем прекрасным тельцем, спасаясь от ветра. Он обнимал её за плечи, вдыхал аромат её волос и содрогался от взрывов фейерверков в своей голове, громыхания сердца и постыдного, сладострастного зова плоти, который так сложно было обуздать.
- Прости, что напомнила тебе о Серёже. Скучаешь по нему?
- Да, Мышонок, скучаю. А ещё презираю в глубине души и ненавижу. Не стоит так говорить, но я просто не понимаю, зачем он это сделал? Прости, что гружу тебя. Это ведь так давно было. Жизнь-то - клёвая штука!
- Мышонок, - повторила за ним Лиза своё давно забытое прозвище. - Сто лет меня так никто не называл. Это ведь он придумал?
- Ага.
- Знаешь, что я думаю?
- Ну?
- Не такая уж и клёвая штука - жизнь. Это ведь она подталкивает человека к тому, чтобы с ней распрощаться. Мне кажется, порой весь мир настраивается против тебя и тогда шаг вниз - единственный верный шаг. Согласен?
- Не знаю, может быть, - прошептал Слава, соглашаясь с ней, лишь ради продления момента быть рядом с ней. Добровольный уход из жизни навечно стал для него самым низким и предательским поступком ещё восемь лет назад.
- Ты думал когда-нибудь о шаге вниз?
- Нет, никогда. А ты?
- Бывало.
- Да ладно? Уж кому-кому, а тебе об этом думать явно не резон.
- Это ещё почему?
- У тебя всё есть. Стоит только щёлкнуть пальчиками и улыбнуться, как все перед тобой стелются. На "бэхе" вот катаешься. Тебе семнадцать, а ему сколько? Зачем тебе это всё, Мышонок? Да и чего тебе думать о смерти, когда ты такая красивая. Выделываешься? - Славу несло, он крепко сжимал её в объятиях. Когда он произнёс слово "красивая", то зашёлся краской, а последний свой вопрос шепнул ей на ухо, руководствуясь каким-то дурацким ребячеством, лишь бы не выдать свои истинные чувства.
- Пусти меня, - Лиза подалась вперёд, но Слава не отпустил, - Пусти, ну!
Она сбросила с себя его руки и обиженно прошла назад мимо него. Слава закурил. Повисла неловкая тишина.
Слава ругал себя отборнейшим матом в мыслях. "Теперь всё пропало. Поздравляю, идиот! Ты её обидел и теперь всё. Спрыгни с крыши, тупой мудак, - это единственный способ извиниться." - думал он про себя. "Да вот ещё! Зачем она вообще начала нести всю эту чушь про суицид? Вспомнила Серёгу... Кто её просил? Зачем об этом вспоминать? Что было, то прошло!" - отвечал он сам себе.
- Ничего ты не знаешь, Славик. Напридумывал гадостей обо мне или наслушался где-то сучьих сплетен. Что, думаешь я блядь какая-то?
- Нет, Мышонок. - Слава курил и боялся обернуться.
- Сам ты Мышонок! Сдох твой Мышонок, теперь я Лиза. Что, думаешь, живу в сказке и не тужу? Да ты и представить себе не можешь, в каком говне я плаваю! Подошла к тебе сегодня, думала с другом детства пообщаюсь, в жилетку может ему поплачусь - нам, девочкам такое нужно иногда. А ты оказался такой же как все! Чего ты меня лапал, а?
- Лиз, прости! Ни о чём я таком не думал, чего ты?
В голосе Лизы уже слышались истеричные, надрывные нотки приближающегося плача. Она выплёскивала накипевшую тоску и обиду, но боялась случайно проговориться о наболевшем, но лишённом выхода в словах. Усилием воли, как она уже неоднократно это делала, Лиза взяла себя в руки, замолчала, двинулась к пакету со Славиными продуктами.
- Прощаю. Только последний раз. Пожалуйста, Славка, можно я только в тебе разочаровываться не буду?
- Можно. То есть, я тебя не разочарую. Лиз, всё в порядке у тебя? - Слава обернулся и стоял в растерянности. Лучше бы она рыдала и ругала его, оскорбляя грязными словами, чем это перевоплощение в совершенно чужую и отстранённую девицу и оборванная на полуслове речь.