Сегодня я встал немного раньше обычного. За окном был туман. Никто не знает, какая погода будет днем. Я оделся и побежал в парк. Там всегда полно всяких старичков, которые медленно прогуливаясь и переругиваясь, думали, что занимаются спортом и ведут здоровый образ жизни.
Я пробежался, размялся, сделал пару упражнений на турнике. Никто не обращал на меня внимания. На обратном пути я заглянул в киоск и купил немного фруктов. Продавщица немного помедлила, прежде чем дать мне фрукты. Мы были знакомы уже довольно давно, но дальше чем "А яблоки у вас хорошие?" наши разговоры не заходили. Но я же не слепой, всегда понимаю, когда девушка заинтересована. А вот я - нет.
Дома после душа я надел спортивный костюм и погнал на кухню. Кухня была моей слабостью. Правда, несерьезной. Готовил я кое-как, но стремился научиться делать это лучше.
Хороший омлет, стакан сока, чашка крепкого... чая. Да, да, чай, я не пью кофе принципиально. Он вредит здоровью.
После завтрака я засел за работу. Несмотря на то, что была суббота, нужно было поработать над докладами и отчетами. Я сел за стол, включил лампу, взял карандаш и углубился в чтение. Минут через пятнадцать я откинул папку, выключил лампу и с разбегу прыгнул на диван. Так работать было привычнее.
На самом деле чтение это было скучное, хотя факты были очень, очень интересными, но из-за бюрократизма и официальных штампов выходило очень нудно и хотелось спать.
Я обнаружил, что уже минуты три смотрю на одну фразу. "Нужно размяться", - подумал я. Встал, прошелся, поглядел в окно: туман рассеялся и день выдался облачный, но довольно яркий и теплый для осени. Что делать?
Тут меня стукнуло, я подбежал к отчету и уставился на ту строчку, которую перечитывал. Наблюдатель допустил ошибку. Серьезную. Я взял красный карандаш, подчеркнул место, и написал на полях перпендикулярно тексту: "К рассмотрению".
Вместо радости за выявление ошибки, последствия которой могли быть очень и очень серьезными, я чувствовал разочарованием неквалифицированными действиями наблюдателя.
Комната была залита холодным осенним воздухом, но это было глупо. Можно было простудиться, хотя очень скоро должно быть первое пробное наблюдение. Я опять прошелся по комнате. Пусто. Взялся за чтение отчетов. Скучно. Да к тому же одной ошибки в отчете хватает, чтобы ничего не делать в течении недели. Все проверяется по различным инстанциям, гоняется, справки, собрания, встречи с наблюдателем. Он сам скоро станет наблюдателем. И, конечно, под такую марку можно будет скосить целую неделю глупого чтения отчетов. Но сегодня, в субботу, в институте никого нет, кроме дежурного оператора и охраны. Хотя может быть экстренный вызов при серьезном возмущении. Но эти вызовы ничего не дают. Да и нет возмущений последнее время. Это не то, что было пять лет назад, еще до моего прихода в проект, когда от возмущения рядом с институтом наверх вышли грунтовые воды, затопили квартал, а в самом институте не осталось ни одной отражающей поверхности. Да, физики до сих пор спорят, что же случилось со всеми зеркалами, которые по оптическим законам должны отражать, но не отражают.
А сейчас нечего делать. Во всяком случае, мне. Я глянул в ежедневник. Батюшки, да ведь сегодня семнадцатое! День рождения племянника! Совсем забыл.
Я долго думал над выражением "совсем забыл". Оно такое же глупое как "чуть-чуть беременная". Тут либо забыл, либо - нет. Но моего положения это не меняет. Я глянул на провод телефона. Конечно же, вынут из гнезда. Вчера после работы я сделал это, чтобы не смогли добраться Чжень и Робертсон. Они хотели бы узнать, что за казус произошел на тренировке в модуле, над которой так смеялся куратор. А это был не казус, а моя оплошность. Нет, не страшная, а нелепость, которая возникла от моего очень точного знания инструкции.
Я наклонился, вставил разъем в гнездо - над ухом оглушительно заорал телефон.
- Слушаю, - сказал я сконфуженно.
- Где тебя черти носили? - заорал мой брат. - Я тебя с утра не могу достать. Это труднее, чем президента.
- Я вчера после работы вырубил телефон, а утром забыл...
- Да ты все забыл!
- Я одеваюсь, бегу на электричку и через час буду у вас.
- Жду. А подарок у тебя есть?
- Конечно, не беспокойся. Пока
Конечно, я мог бы быть через полчаса, но так как подарка у меня не было, то нужно было заскочить в магазин.
Я бы так не беспокоился о племяннике, если бы меня не попросил лично его отец и мой брат. Дело в сущности заключалось в малом: он (племянник) поведет своих дружков в новый центр, где можно отдохнуть. Мне же предлагалось исполнить роль цербера. Я отказывался, ведь если детишки захотят нахрюкаться, то они это сделают и в опорном пункте милиции, но меня уговорили. Была еще одна причина, но она была завуалирована: племянник начал курить и выпивать, а родители не могли на него повлиять. Я - мог. Странно, но это так. После того, как я разбил ему в три года губу, он очень меня уважал. Я не изверг, нет, но он себе уже тогда многое позволял, а я был еще и пьян. Но Мари и брат не влияли так на него, как я. Мари, как вы уже поняли, жена брата, и так ее называл только он. Да и я. Больше никто, после того случая, когда я в тот же вечер, когда разбил парню губу, сломал ногу хмырю, что позволил себе очень сальную, неприличную и пошлую шутку по отношению к Мари.
Так вот, я, как личность, пользующаяся непререкаемым авторитетом у Павла (так звали племянника), должен ему внушить, что курить и пить - плохо. Я мало представлял себе. Как это сделать.
Мутноватое осеннее солнце уже довольно высоко стояло над горизонтом, когда я пришел на станцию. Для всех сотрудников института были выделены домики за городом для того, чтобы им было легче добираться до института. Да и проследить так за ними немного легче. В планах у главка было построить свой собственный дачный поселок или агрогородок, где можно было бы разместить большинство ответственных сотрудников предприятия. Но пока не было ассигнований, и нас разбросали по различным ведомственным домам. Я не беспокоился, так как этот дом останется за мной. В доме я жил с профессором-теоретиком, который, казалось, думал физическими понятиями, и семейной парой лаборантов. То есть, нас в доме было четверо. По два жильца на каждом этаже. Я, вообще-то, не очень давно вселился сюда, только после тренировочного лагеря, где провел около двух лет.
Станция находилась в километре от домика. Это расстояние можно было преодолеть за пятнадцать минут ходьбы, за восемь минут бега рысцой или минуты за три, если было очень срочно. Срочно не было. Электрички приходили каждые пятнадцать минут. Все они шли на город, а мне только это и надо.
Сидя на жесткой скамейке, я стал думать, что же купить моему непутевому племяннику. "Наверное, книга была бы хорошим подарком для меня, но я, скорее всего, обижу его этим. Можно было бы купить диск, но какой именно? Никогда не угадаешь правильно, нужно точно наводить справки, а это за недостатком времени невозможно. Реп, метал, рок... Не разберешься точно. Вообще-то реп назывался художественным речитативом раньше. Про тряпки сразу можно забыть. Осталось купить какую-то вещь. Можно было бы купить плеер, но у него уже есть, а на в самом деле крутой у меня не хватит денег. Примочку к компьютеру нужно покупать хорошую, а я опять же не знаю, какая у него конфигурация. Да, давненько я не был у брата дома".
Возле вокзала был то ли универсам, то ли универмаг, я не знаю точно, там можно было бы посмотреть. В городе всегда сразу непривычно после сельской местности: все куда-то бегут, торопятся, не понять ничего. Абсурд, бардак. В магазине я походил по отделам и наконец зашел в нужный отдел. Поглазел на прилавок, спросил продавщицу и попросил запаковать то, что я выбрал. Пришлось потратиться на такси, чтобы добраться до дома брата. Как-никак опаздывать было неудобно, особенно после того, как вообще чуть не пришел.
На улице я увидел цветочный магазин и купил хороших, а значит дорогих цветов. Конечно, не для Паши.
Красная, кирпичная девятиэтажка недалеко от метро - хорошее, престижное жилье. Брат работал важной шишкой в одном из отделов трансстройного банка. Как ему только позволили работать с деньгами, не понимаю. Но эффект был, а значит был достаток.
На пятый этаж я взбежал: лифт не работал. Да и какое это доставляет удовольствие, когда тело слушается тебя. Звонок тоже был не обычный, не как у всех, а с электронным глазком. Дверь открылась и на меня вылился поток оглушительных, ритмичных звуков. Ноги сами чуть не пустились бежать обратно, на улицу. Но брат словил меня за полу куртки и втащил в квартиру.
- Меня тоже сначала шокировало, а потом ничего, привык. Да и знаешь, иногда поневоле сам приплясываю, брат.
- Привет, братец Кролик.
- Привет, Гагарин, как жизнь, как работа?
- Двигаемся потихоньку, - сказал я, проходя на кухню. Там сидела Мари. - Привет, Мари, с праздником тебя!
Мари обожала хорошие цветы, а я не скупился. В углу я заметил желтые хризантемы, задвинутые в тень в углу. Эти же цветы я видел в цветочном киоске, и они стоили на порядок меньше, чем мои розы.
Меня утянуло в водоворот заботы Мари: я был усажен, напоен чаем, угощен тортом. И все это за три минуты.
- Мари, а где именинник?
- Да, да, он там глохнет, - сказала она.
- Я схожу отдам ему подарок, - сказал я и прошел в квартиру.
Шел я исключительно на звук. В дальней комнате за бисерной занавеской гремела музыка из удивительно мощного акустического центра. Там было около трех парней и столько же девчонок. Все были в эпилептическом припадке. Мне так показалось. Я схватил ближайшего за воротник и спросил:
- Где Паша?
- Кто? - вытаращил на меня глаза парень.
- Ну, именинник.
- А, Пол, вон он, рядом с центром, - раздалось в ответ.
Я подошел к Павлу, или Полу, если по-английски. Он менял диски. Я прикрутил немного громкость центра и постучал Павла по спине. Он обернулся.
- Здорово, племянничек, - прокричал я.
- Здорово, дядя.
- Вот, пришел поздравить тебя.
- Спасибо, - торопясь, сказал Павел. - Если вам нужны родители, то они на кухне.
- Я там был. Я пришел к тебе, у меня есть подарок, - сказал я и протянул ему сверток.
В свертке был великолепный туристический нож. Я бы сам хотел иметь такой в случае чего. В моем детстве таких хороших вещей не было. У Павла лицо не изменилось. Он спокойно поднял на меня глаза и сказал:
- Спасибо, дядя, но я еще с палаткой не наигрался.
Из угла, где сидел парень с девушкой, раздались смешки. Я заметил, что трек уже окончился, очень тихо и все смотрят на нас. Это очень неудобно, когда оказываешься в такой ситуации. Но я подавил смущение, переключив на ярость: этот мальчишка думал, что сможет задеть меня. Сразу же пришла чистота сознания и четкость мыслей. "Священный гнев" - говорил наш инструктор, одноногий ветеран.
Этот сопляк все еще смотрел на меня чистыми бесстыжими глазами. Я сделал к нему шаг. Вытянул нож из чехла в его руке. Разворот был отработан на долгих тренировках. Бросок тоже. Нож был почти идеально сбалансирован. Я бы прицепил бы еще немного жвачки в основание лезвия, но и так он был великолепен. Нож пролетел через всю комнату, преодолел бисерные занавески, не задев ни одного шнурка, пересек коридор и вонзился в косяк входной двери.
- Будет у тебя, малыш, две игрушки.
В комнате нависло напряженное молчание. Смеяться уже никому не хотелось. "Ну вот, испортил детям праздник", - подумал я.
- Сходи за подарком, Паша, - попросил я его.
"Что за чушь я несу, - ужаснулся я, - и что за бред делаю. Я же не на учениях".
- Меня зовут Леша, я дядя Паши.
Со всех сторон раздалось невнятное приветственное бормотание. "Вот теперь ты точно похож на придурка", - неутешительно подумал я.
В коридоре брат наблюдал за тем, как его сын пытается достать мой нож. То есть, уже свой нож. Увидев меня, он сказал:
- Силен, брат, силен.
Я засмущался и ответил:
- Это мой подарок Павлу.
- Никто ему его еще так зрелищно не вручал.
Я подошел к двери и прекратил мучения Павла: упер тапочек в косяк и плавно потянул на себя нож. Он выскочил неожиданно легко. Я знал это свойство предметов и не шмякнулся на задницу.
На кухне Мари ничего не видела. Вскоре музыка снова ударила из его комнаты, и все стало вроде бы нормально. Я сидел, пил чай и делал вид, что слушаю Мари. Она что-то втолковывала, зачем я буду нужен в центре развлечений, но делала это как-то неуверенно. Мне было несколько тошно, как будто я лишний на этом празднике жизни и молодости. Вскоре по коридору прошелся табун. На кухню засунулось около семи лиц одновременно со словами благодарности.
"Нормальные люди, не отморозки, рад, что друзья Павла" - подумал я. Потом зашел Павел:
- Пап, мам, мы уже пожалуй пойдем.
- Конечно, конечно, - засуетилась Мари.
- Дядя Леша, пошли.
- Нет, Паша, при твоих родителях я пошлить не могу, а вот потом, - сказал я и озорски подмигнул.
Брат расхохотался, Мари смущенно улыбнулась.
- Пойдем, Паша, пойдем.
Толпа подростков шла впереди, я немного отстал. Паша шагал рядом со мной, как бы составляя мне компанию. Я по-прежнему не знал, что буду делать в центре развлечений. Говорить с Павлом о курении также не хотелось. Ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Я сказал ему:
- Иди к друзьям, это твой праздник.
- Да мне и с вами хорошо, дядя Леша.
- А где находится этот центр, Паша? - спросил я его.
- На углу проспекта и площади, - ответил племянник.
- Вот что, ты иди в центр, а я минуток через пять подойду, мне нужно позвонить одному человеку.
- Ладно, дядя.
Я заметил телефонную будку и перешел дорогу. В кабинке было тепло по сравнению с улицей. Я взялся за трубку, опустил мелочь в автомат и задумался, кому же звонить. Ирине? Но я исчез на два года без предупреждения и не послал ни открытки, ни позвонил по телефону. Она, наверное, издергалась вся. А если позвонить сейчас, то это будет свинство. Хотя это нужно сделать.
Я быстро набрал городской номер Чженя.
- Алло, кто это? - очень чисто по-русски сказал он.
- Это я, Чжень, как дела?
- Спасибо, очень хорошо. Надеюсь, у вас тоже?
- Да, нормально. Слушай, сейчас никого нет в Бремене?
- Нет, по-моему, никого. Возмущений не было. А зачем тебе?
- Да нет, просто заметил ошибку в корректуре, хотел сразу отдать на правку.
- Нет, нет Леша, сегодня никого в институте нет.
- Спасибо, Чжень. До свидания.
- До свидания.
Наверное, Чжень очень удивился моему звонку, ведь звонить по таким пустякам не принято. И он знал, что я прекрасно знаю, что никого в институте нет.
Я вышел из будки и оглядел площадь. Центр развлечений трудно было не заметить. Я спустился в переход и вышел не там, где мне был нужно. Чертыхнувшись, я перешел еще раз. На этот раз я попал туда, куда надо. Через прозрачные двери бил свет. Да, сделали все на совесть. За вход нужно было платить рубль. После этого можно было не выходить из центра вообще. Я нашел ребятишек в игровом зале, где они все уставились в автомат. Я подошел, посмотрел. Игры, притом не очень интересные и без выдумки. Я сказал Паше, что он может меня найти в баре.
В баре сидели какие-то люди, но не очень много. Я заказал стакан молока и уселся в угол. Мысли были печально-меланхоличные. Ничего не хотелось и, главное, ничего не надо было. Я сидел и пил свое молоко. Почему я не позвонил Ирине? Наверное, испугался. А может быть, было стыдно. Но я не винил себя.
Вскоре пришел Паша, уселся рядом со мной.
- Дядя Леша, ведь вы же были летчиком, да?
- Ну да, был, - ответил я.
- Слушайте, тут у меня есть знакомый администратор, так вот в центре появился новый симулятор авиаполетов, можно устроить.
- Нет, Паша, я не умею водить джойстиком, уставившись в маленький экран и, скорее всего, проиграю. Или, что еще лучше, не сумею взлететь.
- Да нет, дядя Леша, это другой симулятор, пойдемте, я вам покажу.
Я пошел за Пашей. Все равно делать было нечего, а времени было очень много. В зале нас ждал молодой парень в очках, спортивного покроя пиджаке, дорогие часы на руке.
- Здравствуйте, так это вы тот специалист, которого мне обещал привести Паша?
- Ну, не совсем специалист.
- Ладно, не надо прибедняться. Я вас отведу в зал. Правда, он еще закрыт для посещений, но для вас я сделаю исключение.
"Интересно, что нарасказывал про меня Паша", - подумал я.
- То, что вы сейчас увидите, - это новое поколение симуляторов. Такие используются сейчас для подготовки летчиков в наземных условиях или по ускоренной программе.
Мы зашли в зал, в центре которого стоял агрегат. Я сразу же узнал его, хотя видел давным-давно совсем другую модель.
Это был симулятор авиаполетов. Настоящий. На продольной оси висела кабина пилота. К обеим концам оси были прикреплены агрегаты, которые позволяли вращать кабину.
- Вижу, что вы рассматриваете моторы. На самом деле они потребляют много энергии, и поэтому полет будет стоить довольно дорого.
Я промолчал. Мне, как и всякому другому пилоту, хотелось залезть в эту кабину и посмотреть, на что она способна.
Администратор подошел к кабине и откинул фонарь. На месте стекла были пластмассовые пластины.
- Вся внутренняя начинка соответствует настоящему истребителю. Жидко кристаллические мониторы создают эффект присутствия. Об аудиосистеме я и не говорю. Моторы ревут как настоящие. Не хотите испробовать?
- Конечно, хочу. Но у этого симулятора только продольная имитация вращения.
- Да, да, я уже знаю, о чем вы хотите сказать. Но система, которая бы обеспечивала поперечное вращение, была бы на пять тысяч дороже и занимала бы больше места. Да и энергопотребление...
- Пять тысяч чего? - спросил я осторожно
- Евро, конечно. Эта система европейская.
- Понятно.
Я подошел к кабине. Она была прочно зафиксирована, чтобы было легче залазить.
- Позвольте, я помогу, - засуетился администратор.
Вместо ответа я подпрыгнул и залетел в кабину. Сидения ногами я не задел. За это в летном училище нас били механики.
- Да. В вас сразу видно профессионала.
Я заметил, что кучка парней и девчонок смотрит на меня из дверей.
- Вы можете летать, а мы сможем наблюдать за вами по мониторам, которые находятся в диспетчерской. Я вам поставлю среднюю степень тяжести полета.
- А у вас нет абсолютно реальной системы поддерживания полета и воздушного боя, - неожиданно для себя поинтересовался я.
- Вы нас обижаете. Здесь стоит несколькоядерный процессор, но вы уверены, что сможете взлететь на настоящем истребителе? - саркастически спросил администратор, подавая мне шлем.
- Спасибо, но надеть я смогу сам. Да, конечно, я смогу взлететь, вы только поставьте нужный режим.
На лице моего собеседника появилось недоумевающее выражение. Он закрыл фонарь, и наступила темнота. Раздался приглушенный голос:
- Подождите немного, я сейчас запущу программу.
Я сидел и пристегивался. Для этого мне не нужен был свет. Я заметил, что кресло было не антиперегрузочное, а просто очень мягкое. Но это было нормально, потому что перегрузки здесь были очень небольшие.
Загорелся мягкий свет, я увидел очень реалистичные изображения аэродрома, других самолетов, метеовышки, радара. Пульт подсвечивался, как и нужно. Мои руки сами стали выполнять работу, уже забытую головой. Все системы работали нормально. В шлеме раздался голос администратора.
- Ну, как, пилот, готовы совершить вылет номер один?
- Капитан Кривошипов к вылету готов. Сообщите время вылета и цель полета, - сообщил я по-форме. Привычки не выедаются даже временем. На другом конце все замолкло. Наконец раздался голос.
- Ваше задание - патруль в области между аэродромами. Сделаете несколько пролетов над зоной патрулирования и сядете на другом аэродроме. Здесь неподалеку было замечено несколько самолетов противника. Координаты другого аэродрома 22,5 и 17,3. Это будет... Подождите, сейчас подсчитаю.
Я кинул взгляд на радар и сказал:
- Это семьсот километров на северо-северо-запад.
- Точно. Как вы узнали?
- Курс 311?
- Точно, откуда вы знаете? - спросил совсем уж растерянный администратор. Я тихонько посмеивался.
- Выделите взлетную полосу, диспетчер.
- Взлетная полоса готова. Удачного полета.
- Спасибо, - сказал я и сосредоточился на управлении. Все было на самом деле очень реалистично. Никакого разгильдяйства не было допущено. Неожиданно опять раздался голос:
- Пилот, не опускайся ниже 40 метров, иначе графика будет поганой.
- Не забивайте эфир, - буркнул я.
Самолет вырулил на полосу. Я еще раз проверил все системы. Работали нормально. Топлива хватит на несколько петель между аэродромами. Радар не барахлил. Двигатель работал без перебоев. Погода хорошая, но стоило опустить светофильтр.
Я включил тягу и стал набирать скорость. Полосы хватало с лихвой. Кабину несколько потряхивало. Я набрал вторую критическую и оторвался от асфальта. Мелкая дрожь кабины сразу же исчезла. "Очень реалистично сделано", - подумал я не без уважения. Искушение было слишком велико, и я немного поводил штурвалом. Кабину тоже немного покачало. Я был доволен.
Шасси было уже убрано, когда загорелось табло проблем. Нельзя было набрать скорость с выпущенным шасси. Я нажал извлечение шасси, а потом опять попробовал убрать его. Кабину снова тряхнуло. Все в порядке. Я решил не беспокоить диспетчера по таким пустякам.
Набор высоты не занял много времени. Лечь на курс тоже не составило труда. Я летел и получал удовольствие. До аэродрома нужно было лететь еще довольно долго, когда я крутанул бочку. Ощущения были как в настоящем истребителе. Я посмотрел на боевую нагрузку, и у меня зашевелились волосы на голове. Три ракеты воздух-воздух. Всего. "Надеюсь, что бой будет легкий", - подумал я.
На другом аэродроме я был взят диспетчером на контроль. Голос был уже другой: четкий, сухой, деловой. Наверное, машина. Разворот я совершил по вышкам для посадки, но не сел, а полетел обратно.
Вскоре я перевернулся вниз ногами и стал смотреть на пейзаж. И тут прорисовка была великолепной. Можно даже сказать, это было фотографическое качество. Все, как и в жизни. Мне это было видеть не впервой, но не в симуляторах. У нас в училище был похожий симулятор, но это было одно кресло, которое раскручивали вручную во всех плоскостях с целью убить координацию, немало пилотов, настоящих боевых пилотов выходило из того тренажера очень зелеными.. Я аккуратно приблизил руку к стеклу. Горячо, как и в самолете, когда стекло греется от сопротивления воздуха. Потом я понял, что это мониторы нагреваются.
Радар заверещал. В хвост мне пристраивались два истребителя. Теперь мы образовывали треугольник.
"Как я мог прозевать их", - мелькнула мысль.
Они не торопились приближаться, но и не атаковали. Я сменил маршрут на два градуса. Они тоже. Скинул немного скорость. Они не обгоняли меня. Придется идти в бой. Можно было бы попробовать запутать их между собой, но, скорее всего, это профессионалы. Один будет висеть на хвосте, а другой рядом подстраховывать. Был финт, очень сложный в исполнении, и он мог сработать. Но ракет оставалось очень мало.
Я отключил системы наведения у ракеты. Приготовил ее к запуску. Дальше оставалось самое трудное. Я резко прибавил тяги так, что на мгновение оторвался от преследователей. Наблюдать за ними было трудно, поэтому я действовал по времени. Через секунду я пустил ракету, поднял нос и убрал тягу. Сразу же после этого я опять ее включил. Из-за резкости маневра, быстрого набора скорости, пущенной ракеты, на которую отвлеклись два других пилота, и моего неожиданного аэродинамического торможения, те самолеты пролетели мимо. Я даже видел полосатые флаги у них на фюзеляже.
Сейчас не стоило тормозить. Я вышел в горизонтальную плоскость и сел на хвост правому пилоту. Конечно, не в хвост реактивной струи, а немного дальше. Противники разошлись в разные стороны.
"Профессионалы", - с восхищением подумал я.
Моя мишень стала пробовать стряхнуть меня с хвоста. Мне не стоило долго тянуть, так как второй пилот сам мог зайти на меня, и тогда неминуемая смерть. Под шлемом я весь вспотел. Противник совершил уж очень хитрый маневр, который я пропустил, а потом опять сел ему на хвост. Второй не мог зацепиться за меня, а если стрелять наугад, то можно подстрелить своего. Эфир молчал. Иногда пикал радар. Моя мишень стала совершать горизонтальные маневры. Я приготовил ракету. Самонаведение. Тут главное, чтобы в момент пуска, пилот не ушел сам, и не ушла его мишень. Я глянул на радар. Мы втроем находились на одной линии.
"Сейчас мне в хвост полетит ракета", - абсолютно ясно, без каких-либо эмоций понял я. Но сбрасывать мишень я не посмел. Я поймал его в прицел и пустил ракету. Радар сразу же заверещал, что по мне пущена ракета. Я круто взял вверх и отстрелил ловушки. Не помогло: ракета снова заходила. Был еще один шанс, но очень маленький. Я пошел в пике, мой самолет и ракета сместились в одну точку на радаре, но взрыва не было. И, все же, она меня догоняла. Я дернул штурвал на себя. Вылетели ловушки. Перегрузка вдавила в кресло; я пожалел, что ел до полета вопреки инструкции.
Из такого пике было очень трудно выйти опытному пилоту, но случилось чудо, и ракета тоже вышла и опять заходила на меня. Неприличное слово сорвалось с языка. Это были первые слова в радиоэфире.
Я кинул взгляд по сторонам, противник летел параллельным курсом немного впереди меня. Я пропал. По-любому. Мыслей особо не было. Пришлось действовать интуитивно. Руки сами управляли штурвалом. Я почти вплотную приблизился к другому самолету и немножко ограничил его маневренность. Ракета ушла мимо.
Я не понимал, что произошло. Как мне думалось, ракета должна была влететь мне в зад, и я бы полетел дальше без самолета. Далеко впереди ярко вспыхнуло.
"Наверное, не смогла сориентироваться в двух целях", - понял я.
Второй уже сорвался с прицела. На радаре было всего одна цель. Один самолет был сбит.
Мы летали друг вокруг друга, надеясь зайти противнику в спину. Никто не собирался давать другому шанс. Я посмотрел на датчик горючего. Ничего, хватит. У меня есть еще одна ракета, которую можно применить по назначению.
Неожиданно он изменил курс, и у меня появился шанс зайти ему в спину. Для этого необходимо было пролететь через его реактивную струю и повернуть. Я прибавил тяги. Неожиданно меня ослепило. Я ничего не понимал.
"Ловушка, - подумал я. - Этот гад отстрелил ловушку".
Ловушка - это снаряд с небольшой кинетической энергией, но очень большой температурой взрыва, которая позволяет оттянуть на себя ракету. Ракета наводится на температуру двигателя, а ловушка может сбить ее прицел.
Это был очень хитрый ход, который не оставлял мне шанс выйти победителем из этой схватки. Несмотря на светофильтр, я все равно видел довольно плоховато. Глаза резало. Я несколько раз вслепую бросил себя в разные стороны, крутил бочку в пике, делал мертвые петли, не давая запустить по себе ракету и выигрывая время.
Радар заверещал. Как же я его ненавидел сейчас. Как всегда пике. Ловушки. В этот раз я хотел выйти из пике немного пораньше. Радар повторно заверещал. Вторая ракета.
"Гадство. Гадство. Гадство", - повторял я про себя.
Рельеф местности был плоский, как стол. И лысый, как колено. Я почему-то вспомнил волосатые коленки моего отца. На местности не было ничего, за что можно было бы зацепить ракету. Я рванул вверх. На радаре нельзя было ничего понять, беснующиеся точки мельтешили, как пчелы в банке. Я поставил самолет вертикально и выжал полную тягу. Меня вдавило в кресло. Я чувствовал, как расползаются брови, не может оторваться живот от позвоночника, чтобы позволить легким вдавить в себя новую порцию воздуха, кровь в теле сбивается в лужицы, растекающиеся по спине. Я, наверное, орал. Хотя нет, я не мог орать, так как мог дышать, но в мыслях я орал. Выравнивание самолета было еще более болезненное, но я уже видел не только голубое небо, я видел противника. Ракеты не сорвались и не взорвали друг друга.
"Сегодня мне не везет", - подумал я, прекрасно зная, что ракеты последних поколений не срабатывают на эти штуки. Даже ловушки сейчас ставили на самолеты скорее по привычке, чем по необходимости.
Я увидел пуск третей ракеты. После этого чужак стал поворачивать. Все как по учебнику: пуск нескольких ракет, а потом отход для наблюдения. Он был необходим, чтоб не попасть под горячее сопло своей же ракеты.
Мой палач мчался мне на встречу на реактивном ходу. Тут не могло помочь уже ничто. Самолет резко встряхнуло, меня бросило вниз. Первая, или вторая ракета почти достигла меня. Сдетонировала немного раньше и отбросила меня вниз. Пульт мигал всеми огнями, сообщая, что я уже не способен летать. Я вырвал главный датчик: что-то забилось в левое сопло.
- Ничего, на правом дотянем, - тихонько сказал я себе.
Мишеней радар показывал всего две. Одну я мог увидеть. Это был самолет, который заходил на поворот. Слишком медленно для боевой ситуации.
"Ну, точно думает, что мне уже каюк", - сказал голос в голове с глубоким удовлетворением.
На полную тягу я не мог выйти, так как левое сопло могло взорваться, а времени отключать его, не было. Я сильно потерял высоту, прежде чем вернулось управление самолетом. Всего сто метров. Радар по-прежнему предупреждал меня о ракете. Я знал, что не сумею классически зайти ему в хвост, а тем более сидеть на нем. Мне нужно было увидеть реактивную струю, на которую я мог бы пустить ракету.
Ракета позади меня сильно меня беспокоила, я не хотел отстреливать ловушки, так как по их следу она могла зайти на мою траекторию, так поступали только совсем зеленые новички. Времени почти не было. Я на половинной тяге не смогу уйти от ракеты. Нужен хвост.
Я подготовил ракету. На радаре вторая точка неумолимо приближалась ко мне. Противник заметил мой самолет и прибавил тяги. У него резко увеличилась реактивная струя, на экране появился запрос о пуске ракеты. Я нажал гашетку, ракета пошла, меня тряхнуло. Самолет было не спасти, но я хотел увидеть из кабины, как не станет моего противника. Даже не его самого, а его самолета, пускай сам выпрыгивает на катапульте. Но для этого нужна была скорость. Вверх я не мог, не хватало тяги, вниз тоже - слишком низко, не сумею выровнять, да и опять со сломанным соплом. Руки уже выключали его, когда пришла команда из мозга. Мужик в другом самолете сопротивлялся ракете, но она была пущена грамотно, и он не мог ничего с ней поделать. Правда, если у него много топлива, он мог бы попробовать замотать ее, но я уже направил свой самолет к ним. Он уже не выдерживал. Замигал сигнал о перегреве двигателя, но я и так знал, что он протянет еще минуту, не больше. Теперь на радаре ничего нельзя было понять: два самолета, две ракеты.
Раздался взрыв, на экране было три мишени.
"Только бы не моя детонировала раньше, только бы не моя", - повторял я мысленно. Я был в плоскости, откуда не мог видеть цель. Я направил самолет вниз, больше нельзя было ничего поделать. На земле объектов не было, и я приготовился катапультировать. Третий огонь на радаре погас. Сигнал о пущенной ракете никуда не делся.
Я дернул за ручку катапультирования. Перегрузок не было. Она не сработала. На экране все мельтешило из-за огней, я набирал скорость за счет падения самолета. Двигатель должен был вот-вот взорваться, а катапульта не работала. Я дернул ее опять. Ничего. Меня вдавливало в кресло скоростью, была опасность, что меня зацепит моими же собственными стабилизаторами, но катапульта не работала, до земли сотка, скорость запредельная, меня не бросало вверх. Наконец фонарь отлетел...
Администратор аккуратно трогал за чуть не вырванную мной ручку катапульты под сиденьем. Стайка ребятишек молча стояла в кабинке за пультом. Я сидел на скамеечке. С меня лился пот. Излишняя потливость, даже не хотели брать на отборе в Бремен, но потом поняли, что это будет немного помогать в работе. Волосы сбились в космы. Вся рубашка промокла, на джинсах сзади было огромное мокрое пятно. Я не знал, как буду добираться с этим домой.
Когда Паша откинул фонарь, я еще несколько раз дернул за ручку катапульты. Для парашюта было слишком низко, но он смог бы немного скинуть скорость, и меня не везло бы по земле километр.
Паша убежал за водой, а администратор приближался ко мне.
- Когда я ставил вам этот режим, я был уверен, что вы не сумеете даже взлететь. Потом я был уверен, что не сможете никак отбиться. Вы победили компьютер в самом сложном режиме.
- Скажите, последняя цель уничтожена?
- Да, ваша ракета достала его. Можно, я запишу ваш полет на носитель? - спросил администратор, но был прерван ребятами, выбравшимися из будки.
- Дядя Леша, вы пилот? - быстро спросила одна девушка.
"Не так уж я и стар, чтоб быть для нее дядей Лешей!" - с возмущением подумал я.
- Нет, прекрасная девушка, я уже лет пять не летаю.
Расталкивая друзей, ко мне протиснулся Паша:
- Дядя Леша, с вами все в порядке?
От него явственно несло табаком и пивом. Я привстал, взял его за шкирку и проговорил, разделяя слова на слоги:
- В порядке, Паша, со мной все в порядке. А вот тебе будет очень плохо, если я еще раз узнаю, что ты пил пиво или курил. Держать сигарету или бутылку сломанным запястьем очень сложно.
Потом я отпустил Павла и протянул руку администратору. Тот автоматически взял ее.
- А потом я приду к тебе, посмотреть, как там дела с записью моего полета, - сказал я и сжал посильнее его руку. У него перекосило лицо, а сам он приподнялся на цыпочках. - Это наверное сложно - печатать на клавиатуре сломанными пальцами, - и еще немного сжал ладонь.
Администратор упал на колени и схватился второй рукой за запястье. Свободной рукой я похлопал его по плечу и сказал:
- Без обид, парень, но на патрулирование выходят два самолета по уставу, а не один. И единственный, кто мог отключить эту функцию, был ты. Буду считать, что ты хотел повеселить ребятишек. А вот насчет катапульты я еще сомневаюсь, возможно ли отключить эту функцию?
- Нет, нет, невозможно, это не регулируется, - выдавил из себя администратор.
- Тогда я схожу посмотреть? - невинно спросил я. У него изменилось выражение лица. - Хотя ладно, прощаю тебе катапульту. Может, потом как-нибудь зайду посмотреть, как она работает.
И отпустил его руку. Ребята стояли с круглыми глазами.
- Давай, Паша, с днем тебя рождения. Я пойду домой, староват я уже для таких игр.
Я поднял с пола куртку и пошел на выход. В дверях развернулся и сказал:
- Да, ребята, я бы вам тоже порекомендовал отказаться от вредных привычек.
На площади я глубоко вздохнул и стал думать, что делать. Потом спустился в метро и поехал к Ирине.