Когда я увидел свое дело у следователя, я удивился, насколько оно толстое. Следователь листал его, будто в первый раз. Уверен, что это так и было. В промозглое ноябрьское утро на следующий день после своего дня рождения, в который тебе стукнуло по черепу сорок восемь, становишься особенно проницательным. Охуенно проницательным становишься в подобной ситуации.
- Толстое? - в свою очередь удивился следователь и показал на тумбочку, где стояла стопка бумаги форматом А4 высотой уже, а не толщиной, сантиметров 30. - Это тоже ваше дело.
Оказалось, мое дело содержит распечатку Майн Кампфа и прочей запрещенной - вопреки конституции и прочим литературным излишествам - литературы. На черно-белом лазерном принтере они распечатали книжку, которую в свое время издавали в обложках из телячьей кожи (чуть не написал еврейской)... Самиздат правоохранительных органов. Хорошо, не посадили машинистку за этот эпохальный труд. Бедняжка заработала бы остеохондроз обеих кистей рук, если чего не похуже. И - ну, а как еще! - стала бы ярой национал-социалисткой и тайной эсесовкой.
Как-то мы с другом провели ночь в комнате общаги в ГЗ за чтением Хармса, отпечатанного на пишущей машинке. Мы ржали в голос. Рассказики забитого железными палками абсурдиста и поэта казались тогда такими реалистичными, что это было по-настоящему смешно. Теперь они кажутся наивными и романтичными. "Маленькая девочка ела из плевательницы какую-то гадость", ха. Теперь маленькие девочки вытворяют такие штуки, что еда из плевательницы не выглядит чем-то шокирующим. Да и все мы попривыкли есть какую-то гадость. Сначала морщились, а потом вошли во вкус.
Надеюсь, принтер у них с хорошим картриджем и не мажет. Потому что, каюсь, Майн Кампф я так и не прочитал. Даже когда он продавался миллионными тиражами в тысячах книжных магазинах, а вот теперь придется читать от корки до корки в рамках ознакомления со своим собственным уголовным делом, заведенным на меня как на - чуть было не сказал автора! - "экстремиста", якобы распространявшего этот самый ебаный Майн Кампф.