"Что-то надо сделать, что-то надо сделать, что-то...", - барабанной дробью прокатывалось в голове. Дашка (хозяйка головы) уныло курила, сидя на полу в коридоре общежития. Со стороны не было заметно ни джоуля мыслительной работы. Максимум в чем могли ее заподозрить проходящие по коридору соседи - это в подсчете убытков от очередного набега на магазин игрушек.
Дашка с отвращением жевала фильтр сигареты и ожесточенно соображала.
Приступы Великого Чтотоделания начались еще в первом классе, когда учительница твердила Дашке и ее родителям, на собрании и тет-а-тет, за глаза и в глаза:
- Исключительно гениальный ребенок, будь моя воля, отдала бы ее в школу для одаренных детей.
Но так как школы для больших умников в Шишковске никогда не было и не предвиделось, Дашка довольствовалась флюидами зависти одноклассников и восхищением учителей. Она уразумела, что быть лучше всех куда приятнее, чем быть просто хорошим и послушным ребенком.
Дома-то быть лучшим ребенком не больно получалось - старший брат был, да и родители постоянно долбили "ты такая же, как все, ничем не лучше".
А вот в школе она как раз была лучше. В двенадцать лет Дашка выжала из себя романтическое стихотворение по типу "три белых коня, летящие в светлую даль" для того, чтобы увидеть свою фамилию в газете. Увидела. Понравилось. Чтобы видеть это чаще, пришла в Клуб Юных Корреспондентов и стала кропать маленькие заметочки на разные темы.
И вот в это время как раз все разладилось. Дашке, привыкшей выезжать в лидеры на природном уме, стало не хватать знаний для алгебры, химии и прочего занудства. Потом внезапно в газете напечатали ее рассказ о скучающем провинциальном школьнике. Всю неделю учителя встречали ее словами:
- Горобец, говорят, ты школу опозорила...Ничего, вырастешь, поумнеешь.
А директриса прямо заявила:
- Вместо того чтобы бумагу марать, лучше бы за учебу взялась. Смотри, в экзаменационной комиссии я председатель.
Не сказать, что Дашка была ужасно расстроена, нет, она была удивлена: какая странная, тупо-ожесточенная реакция на правду у этих взрослых.
В тринадцать лет уже понимаешь, что взрослые чаще ошибаются, чем оказываются правы. Просто они взрослые и знают больше способов скрыть ошибки, замести их под ковер.
И все-таки Дашке очень понравилось, что целую неделю о ней вся школа говорила. Она чувствовала себя чуть ли не матерым журналюгой, пострадавшим от боевиков в горячей точке. Дашка гордо проходила по школьным коридором и прислушивалась, о чем говорят окружающие. Ей хотелось чувствовать тайные многозначительные взгляды, брошенные в ее сторону, ей хотелось слышать обрывки фраз вроде "Это гениально... Да, в нашей школе... Со мной в классе... Тише, она идет... Какой талант!" Но ни взглядов, ни разговоров не было. Те немногие одноклассники, читающие газеты, уже лет двести назад забыли о стостроковом рассказике. Дашка откусила гнилую часть славы - недолговечность.
Она поняла, что для более длительной популярности нужны скандальные материалы. Ха, да где бы им взяться в неторопливом райцентре, где скандалом считаются даже обыденные известия о том, что главные чины администрации берут взятки. А то этого никто не знает! В Шишковске (наверное, как и везде) система взяток поставлена крепко и на широкую ногу. Хочешь купить земельный участок - дай, открыть овощную палатку - дай, отмазать сына от армии - дай, засадить неугодного человека в тюрьму - дай, дай, дай... Дашка даже и не пыталась замахнуться на такой материал: если бы и удалось его грамотно (доказательно и описательно) его составить, черта с два редакция "Шишковских вестей" решилась бы на публикацию. Ведь администрация - учредитель газеты.
Скандалы следовало искать в других местах. Дашка каждую ночь ложилась спать с мыслью, что день прошел, а весь мир так и не узнал о ней. Жутко хотелось прогреметь. Дашка мечтала, что проснется утром самой знаменитой. Но для этого надо что-то делать. Можно пойти босиком по всему миру... Мама не отпустит. Можно стать крутой попсовой певицей...Точно, в Шишковском вокальном ансамбле "Созвездие", где высшим пилотажем считается спеть под халтурную "фанеру" на городской площади. Можно, как ублюдки-маньяки замочить пару десятков человек...Это уже было. Тогда придется стать самым крутым журналистом или писателем...Вполне реально. Надо только писать то, чего еще не было. Или по крайней мере, убедить публику, что такого еще не было. Литература - это как политика...или проституция. Какая разница, чем торгуют люди - мозгом или телом?
Дашка терпеливо отсидела выпускной вечер и через месяц стала студенткой первого курса факультета журналистики. Но почему-то весь мир нисколько не жаждал узнать о Великой и Гениальной Дарье Горобец. И хотелось сделать что-то. Что-то, что помогло бы проорать громко и претенциозно.
Но ничего не делалось. В общаге Дашка, естественно, скоро стала известной, но среди таких же "деревенских" девочек и мальчиков. В университете она была обычной. Средней. Не хуже, не лучше (закон дураков). Лекции посещала достаточно регулярно, но не высовывалась, пока не спросят, поэтому преподы обращали на нее внимание только на зачетах и экзаменах. Да и то фамилию произносили неправильно.
Дашкины стишки, рассказы и прочие серые материалы здесь успеха не имели. Здесь каждый мог высасывать из пальца любой скандал или более того - умел хорошо работать. Работать журналистом. Дашка поняла, что, если хочешь однажды проснуться знаменитой, надо не делать что-то, а просто(!) быть либо настойчивой, либо талантливой, или (ха-ха) то и другое да без хлеба.
Приступы Великого Чтотоделания случались все реже и реже. Дашке очень хотелось снова стать маленькой. Настолько маленькой, чтобы ей не говорили, какой она умный и замечательный ребенок; настолько маленькой, чтобы было неважно, кто тебя знает или не знает. Хотелось снова строить из конструктора Кремль и расставлять возле него пластмассовых ковбоев и индейцев - часовых. Или играть в "классики". Или снова почувствовать свое всемогущество, как будто научилась ездить на велосипеде или плавать.
И Дашка влюбилась в игрушки. Они такие яркие, красивые, настоящие, что их невозможно было не полюбить. Не все игрушки, конечно. Только те, глядя на которые, Дашка знала, что умрет без них. Детская лопатка, водяной пистолет, совершенно гениальная уменьшенная копия блестящего саксофона, унитаз для Барби (даже сиденье поднимается). Дашка желала игрушки с той же страстью, с которой двенадцатилетние девочки мечтают о звездных перестарках. Страсть поглощала всю стипендию и почти все деньги, которые присылали родители. Дашка окостлявилась и бросила курить.
Дашка любила игрушки почти восемь месяцев. Соседки по комнате тихо роптали - игрушками были завалены не только тумбочка и кровать Дашки, но и прочая полезная площадь. Фигурки из киндер-сюрпризов попадали под босые ноги, кололись и цепляли колготки. Не очень мелодично звякали на сквозняке погремушки. И периодически на кого-нибудь со шкафа падал увесистый резиновый гусь.
А потом появился Олег. "Девушка, а у вас нет еще одного водяного пистолета, а лучше базуки?" Остроумный, да? "Нет у меня ничего, вали отсюда!". На следующий день он пришел с двумя водяными автоматами, и половина общежития оказалась залитой.
Олег стал воздухом. Дашка не замечала его, пока он был рядом, и жутко задыхалась от скуки без него. Игрушки потихоньку попали в треснутый тазик и были задвинуты под кровать. Гусь был подарен коменданту общежития.
В тот момент, когда снова начался приступ Великого Чтотоделания, и Дашка мочалила сигаретный фильтр, игрушки снова наводнили комнату, а Олег уже полтора месяца топтал эти жуткие чеченские дороги.
Олега отчислили со второго курса. Когда прощались, сказал:
- Привезу тебе игрушку.
Подумал и добавил:
- Замуж без меня выйдешь, так хоть фотографии пошли. Хочу посмотреть на того мазохиста, который с тобой свяжется.
- Скажи им, чтобы не посылали тебя в Чечню, - не слушая его, повторяла Дашка.
Олега послали именно в Чечню. Письма были короткие и отвлеченные.
Дашка выплюнула останки сигареты и прикурила новую. Делать было нечего. Ничего не хотелось. Дашка выволокла в коридор большой портрет-шарж Олега и снова задумалась.
Портрет Олег заказал на последние деньги. Дашка заявила, что хочет шарж, но написанный красками. Олег долго упирался: лучше пива выпить в последний бабьелетский день. Но Дашка уже подтащила его к абсолютно лысому ехидному шаржисту и усадила на складной стульчик. Приготовилась было давиться от хохота, глядя из-за плеча художника, но он решительно отодвинул ее от мольберта.
- Вы, молодая девушка, лучше по магазинам пойдите. Мы здесь еще на пару часов засидимся.
- Какие магазины, вы у нас все деньги вытянули! - возмутилась Дашка. И пошла прогуляться по коридорам киосков. Два часа моментом разбились у подножия игрушечного Эвереста.
Дашка вернулась, когда Олег, терпеливо сидя на лавочке, разглядывал метровую картину. На секунду показалось, что у него в руках зеркало. Шаржевый Олег оказался очень настоящим. Дашке стало даже обидно: думала, только она имеет право видеть Олега таким; а этот ехидный мужик тоже увидел широкую ухмылку, детский ("как у щеночка", - обычно говорила Дашка) взгляд, и от шаржа так и несло смесью надежности и беззащитности. Ну ладно, увидел - значит все это видят. Но Дашке-то понадобилось полгода, чтобы разглядеть Олега, а эта лысина сделала это за пару часов. Обидно.
Дашка поставила портрет у противоположной стены - удобнее разговаривать с почти настоящим Олегом.
- Ты его очень любишь, да? - рядом с Дашкой села Янка-Чебурашка, общажная дурочка, которая уже восемь лет штурмовала театральный институт. - Он у тебя симпатичный...
- Я его не люблю, а просто хорошо отношусь к нему, - отрезала Дашка, поднимаясь с пола и забирая портрет. Уж лучше в комнате валяться, чем с Чебурашкой время проводить.
- Можно к тебе в гости? - спросила Янка, первой проходя в комнату.
- Сиди, раз зашла, - Дашка повесила портрет на место.
С Янкой можно беседовать только при хорошем настроении. Но сейчас, в данную минуту, в данную секунду, и прямо здесь Дашка нисколько не намеревалась выслушивать сценки, пьесы и трагические истории любви времен Янкиной молодости. А Янку, судя по всему, распирало от словопотока.
- А мне ску-учно. Вова пить с друзьями уехал в деревню, деньги забрал, сигареты забрал. А вечером ко мне два парня придут. Они юристы. Будут через четыре года.
- Ты что с первокурсниками связалась?
- Дашка, они такие молодые, такие милые, интеллигентные. Ах, почему моя молодость прошла! - Янка залилась краткими слезами, тут же улыбнулась и с неубедительным жаром начала декламировать, - "Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней... Пропал Ершалаим, великий город, как будто не существовал на свете..." Ах, я обожаю Булгакова! Тебе нравится Булгаков? А меня Вова вчера побил...
Не видя сочувствия, Янка тихонько заскулила. Еще вчера Дашке стало бы ее жалко. Да и как не жалеть всем, чем и кем только можно, обиженную Чебурашку, щербатую, рыжую, с торчащими, полуглухими после менингита ушами, глупую и двадцатипятилетнюю. Но сегодня жалости в меню нет.
- Дашка, а если твоего Олежку убьют? У меня есть великолепный монолог-реквием, хочешь послушать?
Дашка изумленно, с натугой, распахнула глаза. И рот.
- Ты что, офигела?! Знаешь, катись-ка ты отсюда, пока я тебе второй менингит не сделала! - Дашка немного театрально распахнула перед Янкой дверь.
- Смотри, ты лишаешь себя радости общения со мной, - пригрозила Янка, стоя на пороге комнаты. - А сигарета у тебя есть?
Дашка молча достала из чехла на стуле водяной автомат, прошла по коридору на кухню, набрала холодной воды и вернулась. Янка, улыбаясь, ждала сигарету.
- А теперь я тебя замочу, - Дашка нажала курок-насос. Полутора литров хватило, чтобы вымочить на Янке старую розовую поросшую рюшками блузку и пыльные музейные шлепки.
Вернувшись в комнату, Дашка закрыла на три оборота оба замка и привалилась спиной к двери. Немного дрожали руки. В голове звенела пустота. Скуки больше не было. Дашка благодарно погладила автомат и зачехлила его. Автомат... Стреляла в Янку... Кто-то сейчас стреляет в Олега. Но Янка сама виновата. А в чем виноват Олег? Из-за каких-то ублюдков...
Содрогаясь от ярости, Дашка собрала по комнате грязную посуду. Мытье тарелок настраивает на нужную волну мыслительного процесса и успокаивает. Посуды было мало, на успокоение не хватило, пришлось взять чистую.
- Нервная ты стала, старуха, - недовольно сказала себе Дашка.
Будешь тут нервной. Она и раньше спокойной не была. Загораясь из-за пустяков, Дашка, не слушая голоса Разума и Резона, выдавала по упаковке гадостей всем попавшим под руку. Справляться с ней мог только Олег. Он хватал ее в охапку и повторял, как он ее любит, до тех пор, пока Дашка не приходила в себя.
Ночью Дашка не спала. Злость и тоска, видимо, решили ее сожрать. С трудом дождалась утра и на первом утреннем автобусе поехала домой. Впервые за полгода.
Родители были почти рады. Во всяком случае, они спокойно отнеслись к опустошению холодильника.
- Как там студент-солдат твой, пишет? - полюбопытствовала мать. - Даже хорошо, что он в армию пошел. Я все боялась, как бы он тебе ребенка не заделал.
Дашка слепила из губ улыбку и молча продолжила выковыривать изюм из сырка. Хорошо, что обратно автобус идет через полтора часа. За это время можно успеть многое, а Дашке нужно было только спрятать деньги в карман и взять из своей комнаты пару вещей.
- До свидания, - прохрипела Дашка родителям, с трудом натягивая кроссовки.
- Когда соберешься приехать в следующий раз - звони. Мы тебя встретим, - как всегда сообщила мать и ушла в кухню - там, в духовке, пыталась шипеть жиром курица в фольге.
- И все-таки я не понимаю, зачем эту бандуру в такую даль тащить. Это ж какая тяжесть, - сказал отец, кивая на стоящий в углу сверток.
- Ничего, не вам нести. Пока, - Дашка подхватила "бандуру" и вышла. Тоска и злость жрали снова. За что?
Автобус был как раз такой, в котором Дашке постоянно хотелось блевать. Чтобы брюки соседа по креслу остались чистыми, она закрыла глаза и включила плейер. Надо думать дальше. Думать не получалось. В голове проскакивали картинки из старой доброй жизни, из эпохи "с Олегом". Дашка помотала головой - не до слюней и соплей сейчас. Спасибо хоть за то, что приступ Великого Чтотоделания станцевал свой лебединый танец и ушел.
В общаге Дашку ждало письмо от Олега. Как всегда там была буквально пара строк: "Все в порядке. Будет еще лучше. Нашел тебе игрушку. Жду встречи. Олег". Дашка запихала письмо в рюкзак и в обнимку со свертком протиснулась мимо вахты в вертушку.
Быстрей, быстрей, пока соседки не вернулись с учебы, Дашка распаковала "бандуру". Ей оказался пневматический карабин с длинной обоймой на десять патронов. Дашка сунула его под кровать и заложила тигрятами, зайчиками и мишками. Подумав, достала из кармана коробочку свинцовых шариков и поставила ее в тумбочку за упаковку прокладок. Вот теперь можно покурить. Дашка вышла в коридор.
Неподалеку болталась Янка. Дашка рывком поднялась с пола и пошла извиняться.
Она терпеть не могла извиняться. Лучше уж не делать плохого, чем потом с трудом давить из себя (как из пустого тюбика зубную пасту) просьбы о прощении. Но Дашка давно заметила, что многим людям просто в кайф, когда перед ними извиняются. Ублюдки...
На следующий день Дашка долго изучала расписание лекций, заглянула в каждую аудиторию на факультете журналистики. На завтра пообещали зачет по стилистике. Дашка ушла с двух последних пар - готовиться.
- На фиг тебе мой тубус? - пожала плечами соседка Лида. - Дам, конечно. Только не сломай.
Лида училась на физфаке, но в тубусе держала не чертежи, а огромную подзорную трубу, чтобы по вечерам смотреть в окна мужской душевой в общежитии напротив.
Утром Дашка встала раньше уборщиц и долго чистила зубы в умывалке. Потом, нервничая, пила кофе и курила на кухне. Соседки никак не могли убраться в университет. Они долго готовили завтрак, долго ели, долго одевались, красились и дурачились.
- Дашка, ну что ты такой занудой стала? - глядя на Дашкино уныло-лимонное лицо, поинтересовалась вторая соседка Юлька.
- Лучше быть занудой, чем шлюхой, - неожиданно для себя заявила Дашка. В голове опять звенела пустота. Руки задрожали.
- Так, да? Ладно, - Юлька так хлопнула дверью, что притолочные тараканы с беспокойством выползли из-под обоев.
- Зря ты так с ней, - Лида тоже собиралась уходить. - Она же не виновата.
- Да что ты говоришь, - ехидно пропела Дашка. - А я виновата, что у нас почти каждую ночь грязные, небритые придурки ночуют?
- Олег тоже иногда оставался. Раньше ты и правда была другой. Скучаешь по нему?
- Олег у меня был один. Мужики оптом - это по Юлькиной части.
- Ладно, пока. Тубус не сломай. Ты сегодня когда вернешься?
- Думаю, поздно. У меня зачет сегодня, по стилистике.
- Которую ты безумно любишь, да? Короче, если надумаешь, спускайся к раздевалке после четвертой пары, сходим в гриль. Мне сегодня отец деньги привезет, - Лида подмигнула и ушла. Наконец-то.
Дашка щелкнула обоими замками и достала из-под кровати карабин. Зарядила обоймы - основную и запасную. Первую толкнула в карабин, вторую сунула в карман куртки. Остальные шарики разложила по карманам джинсов. Карабин аккуратно втиснула в тубус. Да, тяжеловато для чертежей. Ну, ничего. Можно рюкзак пустым оставить.
Вышла в коридор. В общежитии было тихо: отличники уже ушуршали на первую пару, любители пива валялись в постелях до третьей. Провожать ее некому. И не надо.
- На учебу, Дашенька? - улыбнулся ей вахтер, общий дедушка. - Заходи вечерком, чай пить, мне тут пряник тульский принесли.
- Обязательно, деда! - Дашка вышагнула на улицу. Чертов карабин! В такую погоду лучше пешком ходить. С пивом. Курить на пыльном мосту над рекой. Только обязательно, чтоб листья на деревьях были оранжевые. Сверху выглядит, как море необычной расцветки. А в середине "море" дерзко прошито старой башней. И становилось тоскливо и спокойно. Немножко мазохистское удовольствие. Дашка всегда приходила на мост одна. Если рядом был еще кто-то, вся сладкая тоска превращалась в треп и плеванье в реку. Олег пытался понять, что тут такого - поскулить от грусти над замусоренными берегами и мутной водой, но так и не понял, просто стал отпускать Дашку одну на ее редкие паломничества.
Троллейбус ревматично-медленно раскрыл двери. Час пик прошел, пустых мест - навалом. Дашка с облегчением положила тубус к себе на колени и откинулась на спинку сиденья.
Нет, все-таки было бы замечательно, Олег возвращается, а Дашка - знаменитее всех знаменитых. Хотя фигня, сам бы вернулся "живее всех живых".
Дашка вышла около университета; не торопясь, покурила на высоком крыльце. До второй пары оставалось еще полчаса. Чего ради так рано? Эта вечная боязнь опоздать... Дашка тщательно растоптала окурок и вошла. Сразу за раздевалкой сидел охранник, в обязанность которого входило спрашивать у всех подряд студенческие или паспорта, а также проверять подозрительные предметы. Охранника звали Саша, и жил он через комнату от Дашки.
- Привет! Решила поучиться?
- Точно, жрать нечего, так хоть гранит науки пососу.
- А что это у тебя за хреновина? Чертежи, что ли?
- А-а, стенгазета! - махнула рукой Дашка. - Заходи вечером к дедушке, у него тульский пряник есть.
- Да знаю, он уже полобщаги пригласил, может, лучше мы с тобой вечером пивка выпьем, в кино сходим...
- В постель ляжем, - в том же тоне продолжила Дашка.
Саша нахмурился. Нахальные девчонки его настораживали.
- Да я вовсе... - начал он.
- Помнишь, как вы с Олегом напились, как два поросенка?
- Поросята не пьют.
- Какая разница. Вы напились, а потом взяли тупой нож и полчаса пилили себе руки - братались кровью. Помнишь?
- И что?
- И ничего. Привет тебе от Олега. Он скоро придет.
Дашка взяла тубус в другую руку. До зачета пятнадцать минут. Надо успеть покурить и занять последнюю парту. Дашка торопливо, насколько позволяла ноша, взбиралась к самой вершине семиэтажного здания. На факультете заканчивалась перемена, и все усердно толпились и пихались локтями у расписания.
- Что это у тебя здесь? - по меньшей мере пятнадцать человек горели желанием распотрошить тубус.
- Карабин, - равнодушно ответила Дашка.
- А-а, - с угасшим интересом пожимали плечами одни, давая понять, что шутка детсадовская.
- А на фиг он тебе? Он же такой тяжелый, наверное, - сочувственно говорили другие.
- Группу в заложники возьму, - улыбалась Дашка.
- Зачем? Из универа выгонят, посадят, штраф наложат. Пойдем лучше курнем.
Звонок разогнал всех по аудиториям. Дашка с боем ворвалась первой, пользуясь увесистостью тубуса, и заняла последнюю парту в самом дальнем и наиболее затененном углу класса.
Через пару минут в класс вошла преподавательница. Звали ее Карина Александровна, она недавно закончила аспирантуру, обращалась ко всем на "вы", краснела, когда видела, что студенты пользуются шпаргалками, и, говорят (Дашка очень сомневалась в этом), что, она, когда была студенткой, увела мужа у пожилой, погрязшей в науках профессорше из соседнего вуза.
- Здравствуйте, господа студенты! Сегодня у нас зачет.
- Не у вас, а у нас! - крикнул кто-то впереди.
Дашка терпеть не могла этих, как она их называла, "выскочек первых парт". Что в школе, что здесь. Первых учеников, которых просто охватывает радостная дрожь, когда можно подловить учителя. Причем не точности и справедливости ради. А так, типа смотрите, какой я у мамы молодец, возьму с полки пирожок! Ублюдки...
Дашка тихо вытянула из тубуса карабин, положила на колени, ощупью проверила, все ли шарики в обойме. Почувствовала эту до счастья знакомую звенящую пустоту в голове и дрожь в руках. Улыбнулась. По телу разошлось что-то вроде холодной воды в жаркий день. Такое же состояние было у Дашки, когда она получала дипломы хорошего юного журналиста, нарывалась на драку с толпой пьяных гопниц, грубила директору школы, увидела себя в списке зачисленных на первый курс, обливала Янку водой и назвала Юльку шлюхой. Замечательное состояние. Ломает куски настоящего, чтобы собрать другое настоящее. Лего.
- Лего, - шепнула Дашка. Мельком подумала, что переставить буквы - получится Олег. Встала, вскинула карабин. Никто не обратил внимания. Зачет был в разгаре. Карина Александровна задумчиво листала блокнот и мелко, по-кроличьи, что-то жевала. Нет, вряд ли она утащила профессоршиного мужа...
- Минуту внимания, - негромко сказала Дашка и выстрелила в цветочный горшок, висевший под потолком. Горшок родил много черепков от свинцового шарика. Земля, слежавшаяся и пыльная, коротко стукнув и прокатившись по полу, замерла под столом Карины Александровны.
Все почему-то сначала посмотрели под стол, потом на стену с гвоздем и петелькой от горшка. И уже потом как-то нехотя стали оборачиваться на Дашкину просьбу. Казалось, никто не связывает между собой выстрел, черепки и Дашку с карабином.
- Зачет отменяется, - тихо сказала Дашка. - Я показала, что можно сделать с помощью моей стрелялки. Не думаю, что ваши черепные коробочки крепче цветочного горшка.
- А че ты тогда хочешь, Горобец? - перебил Дашку выскочка первой парты.
- Во-первых, я хочу, чтобы ты заткнулся, иначе я прострелю тебе самое драгоценное, - Дашка спокойно переждала всеобщее нервное хихиканье. - Нет, не то, о чем все подумали. Я тебе рот свинцовыми шариками набью. Ты же подохнешь, когда выеживаться вслух не сможешь, да, ублюдок? Во-вторых, Карина Александровна сейчас встанет из-за стола, быстро дожует...что вы жуете, Карина Александровна?
Преподавательница опустила руку в карман пиджака и достала горсть сухих апельсиновых корочек.
- Помогает, когда волнуюсь...
- Ну, так дожуйте скорее. Сейчас вы встанете, подойдете к двери, выйдете в коридор и зайдете в кабинет декана. Передайте ему, что сумасшедшая студентка взяла в заложники целую группу, сорвав зачет, и требует немедленного вывода всех сопляков-новобранцев из всех горячих точек. Ясно? Мне наплевать, с кем свяжется Денис Борисович, но как только войска выведут, все будут свободны. Понятно?
- Да, - довольно спокойно кивнула Карина Александровна. - Повторить?
- Да, пожалуйста.
- Передать декану, что студентка Горобец захватила в заложники группу студентов и вместо зачета требует вывода новобранцев из горячих точек.
- Правильно. Вперед.
Карина Александровна метнулась к двери. Вышла.
Дашка, нервно ухмыльнувшись, посмотрела на притихших однокурсников. Что-то перестали выпендриваться детки.
- Занимайтесь, кто чем хочет. Не сходя со своих мест. И одна маленькая деталь... Всем молчать!
Дашка села. Карабин мелко дрожал. Оказывается, попасть в цветочный горшок по-настоящему также легко, как в компьютере. Здесь вообще все как в компьютере, только сохраниться нельзя.
Продвинутые однокурсники времени не теряли. Пять или шесть человек усиленно строчили "записки очевидцев" для желтых газеток, в которых они работали. Четверо щелкали "мыльницами". Трое судорожно сдували ответы на вопросы зачета из конспектов Карины Александровны. Некоторые курили. Один умник, штатник с ОблТВ, достал портативную видеокамеру и "снимал сливки".
Дашка незаметно распрямилась, поправила волосы и повернулась к камере слегка в профиль.
С улицы донеслись унылые вопли ментовских и скоропомощных машин. Все начали вытягивать шеи, пытаясь увидеть, что происходит у подножия университета. Дашка резким криком осадила стаю доморощенных жирафов. Неторопливо повела карабином.
- Ты, - ствол уперся в самую безобидную девчонку их группы. Она тоже что-то тихонько выскрипывала карандашом. Но Дашка знала, что заметочку свою она понесет не в попсовые журналы, а в благотворительную христианскую газету "Бог с тобой". - Иди открой окно и посмотри, кто приехал в гости.
Ленка почему-то неодобрительно покосилась на камеру и подошла к подоконнику. Чтобы увидеть, что делается у подножия университета, ей пришлось широко распахнуть окно и лечь животом на подоконник.
- Милиция приехала. "Скорая". Много людей перед входом. Похоже, занятия отменили. Дениса Борисовича вижу. Он с ментами разговаривает. Подъезжают телевизионщики. С...раз...два...три...с трех каналов. Уже с четырех, - Ленка добросовестно комментировала, что видит. - Дашка, зачем ты это устроила? Ты же никому не сможешь ничего сделать...
Стоп! Ленка превысила полномочия наблюдателя.
- Отойди от окна, сядь на место и молчи, дура! Ну! - Дашка размахивала карабином.
Ленка широко раскрыла глаза, кажущиеся еще более широкими из-за дешевых очков с толстыми стеклами. Ленка решила плакать. Дашка совсем забыла об ее больном сердце. Совсем забыла. Потому что внезапно выстрелила Ленке под ноги. Та подпрыгнула и как-то некрасиво упала. Мешок с песком да и только. Стали видны зашитые между ног красными нитками черные колготки. А в фильмах-то показывают падение совсем по-другому. Там человек грациозно прикладывает руки к груди, откидывает голову назад и плавно оседает... Вот они - грубые швы жизни.
- Посмотрите, что с ней. Кто здесь самый крутой медик?
Ленку похлопали по щекам, привели обратно в мерзкую действительность.
- Воды, - довольно естественно прохрипела Ленка.
- Я принесу! - рванулся разговорчивый умник с первой парты.
- Стой, ублюдок! - Дашка прицелилась. - Никто никуда не пойдет! Откуда я знаю, что там тебе вместе с водой подсунут. Может, небольшую стрелялку? Нет, мне такой фигни не надо.
- Воды, - вспискнула Ленка и снова отключилась.
Ленка жила этажом ниже. Самая тихая девчонка на самом шумном этаже. Похоже, ей одной никто не завидовал. С ней никто не ссорился. Никто не любил. Никто не дружил. Даже соседки по комнате. Но о ней первой вспоминали, когда никто не хотел идти в магазин, когда нужны были самые полные конспекты или немного денег. Но за деньгами к ней обращались реже: Ленка была третьим ребенком из семи детей в семье. Дашка никогда не пользовалась услугами Ленки, но старалась сводить общение с ней до минимума. Когда живешь на другом этаже, это легко. Однажды Дашка нарушила границу, забрела ночью на Ленкин этаж покурить в тишине. Ленка сидела в темной кухне. С порога было видно, даже в темноте, как из Ленкиных глаз течет тоскливый холод.
- Эй, кто здесь? - на всякий случай спросила Дашка, и так поняв - кто.
- Почему я никому не нужна? - вопросом на вопрос ответила Ленка.
Дашка мысленно пожала плечами и пошла искать другую пустую кухню. Потому как меньше всего в эту ночь ей нужны были слезливые откровения.
Ленка всхрапнула и завалилась набок.
- Инфаркт, - определил "самый крутой медик". - Ей нужно срочно в больницу. Пусть кто-нибудь сходит за врачом. Она умирает, Горобец, понимаешь, нет?
Дашка молча смотрела на мушку карабина. Где-то она облажалась. Где? Да хотя бы в выборе места захвата. Как поддерживать связь с миром? Чем ей смогут доказать, что требование выполнено? Что делать с Ленкой?
Казалось-то все будет просто - вспышки фотоаппаратов, красные лампочки камер, микрофоны по носом, войска стройными рядами возвращаются в Россию. Имя и фото на первых полосах газет. Ура! Ура!
На самом деле - скука, умирающая сердечница, полная неизвестность, позже (скорее всего) - СИЗО и тюрьма. А Олег дослужит свое и, может быть, вернется. Или нет.
Дашка встала, упаковала карабин в тубус. Прошла к двери. Обернулась - страшно уходить, когда за спиной нет опоры. Еще страшнее, когда не видишь финиш. Почему-то никто не рванулся из-за парт.
- Все свободны. Зачет окончен. Не забудьте сдать свои работы, - Дашка толкнула дверь...
К концу этого же дня событие себя исчерпало. Дашка уныло курила, сидя в камере СИЗО. Но делать уже ничего не хотелось.