Аннотация: ...один говорил, мол, мы - машинисты, другой говорил - пассажиры... Андрей Макаревич
Она была прекрасна. Нет, не так - она была сексуальна... Хм... Нет... Нет, не то, чтобы "нет" - конечно же, она была очень сексуальна, но... Как бы это... Не главное это!.. Вот, блин, вербальное удушье! Она была... какая-то такая уютная и милая - и внешностью, и ужимками. Со свойственной женщинам проницательностью, она моментально вычислила мое специальное к ней внимание, и со свойственной юным женщинам повадкой тут же принялась выпендриваться - присняла курточку, томно потянулась, показав стройные, несколько неожиданные для ее изящной конституции полненькие грудки в обтягивающем - еще бы! - джемпере, активно заулыбалась ровными зубками сидящей напротив подружке, театрально подперла розовую щечку тонкой длинной кистью, стрельнула туда-сюда профессионально (потому что незаметно) подведенными глазками, потормошила в пальчиках длинный густо-русый (похоже, натуральный) локон, и, наконец, приняла задумчиво-одухотворенное выражение личика. Ножка в модном шузе как бы устало вытянулась в вагонный проход, демонстрируя свою неординарную длину и стройность.
Я несколько суетливо вскрыл пиво - странная своей стремительностью жажда высушила губы, будто мощным феном, воспламенив заодно бикфордов шнур воображения... Вот идет она по пляжу, а купальник играет на ней в прятки, и пристыженные ивы склоняются, и газели в отчаянии разбегаются... (Откуда на пляже газели?)
Э-эх, где мои бесшабашные 17 лет, с буйным пламенем в душе, я бы сейчас подкатил к ней, сел рядом, да как вывалил бы лапши на уши... Впрочем, я думаю, будь мне 17, я бы для нее не представил ни малейшего интереса - самой-то уж явно 20, а может, и нет, но где-то в этом районе, она студентка, живет в общежитии, мальчуганов-ровесников с потными ладошками при ее-то данных пруд пруди, огород городи... Нет, вот я-теперешний, в возрасте Христа, Муромца и Бендера - вот это ей по теме...
Чуя, что таю, как мороженое под горячим вертким язычком, я незаметно-придирчиво оглядел себя, оправил складку на свитере (и думал же другой, постильней, надеть!), демонстративно вытащил латунную "Zippo" и, по-матросски покачиваясь в такт вагону, проследовал мимо нее курить. В туалете внимательно рассмотрел себя в зеркало, старательно придал живописную небрежность чубчику, оглядел ногти... Что сказать - "барышни образованные глупели, когда он им подмигивал"...
Вот, фантазировал, глубоко затягиваясь, буду идти сейчас назад, поравняюсь, а она вдруг повернется ко мне и спросит, говнючка, лукаво: "Молодой человек, вы мне хотите что-то сказать?" Ну, я, естественно, не растеряюсь, замру картинно с поднятой в шаге ногой, типа задумаюсь поэтически и ответствую бархатным голосом: "Конечно! Я хочу спросить - давно ли вам говорили, что вы очень красивая девушка?" (Интересно - какой у нее голос? Тонкий, должно быть, нежный, как... Придумать. У Сэллинджера, кажется, было что-то вроде - у нее приятный голосок, такой хорошо по телефону звучит, ей бы телефончик с собой возить...) Ну, тут она сладко закраснеется, медленно хлопнет ресничками, и, трагически вздохнув, риторически обратится к подружке: "И почему у нас в Орше таких классных парней нету?!." На что я, изящным тигриным движением присаживаясь, отмахнув при этом фалды воображаемого фрака (я еще раз с сомнением оглядел свой свитер), говорю небрежно: "А я как раз в Оршу. У меня там мама..."
Я с раздражением тюкнул окурок в унитаз, обрывая буйно ткущееся полотно последующего развития событий, и торопливо направился в вагон. Нельзя женщину надолго бросать - от рук отобьется.
Приложился к полупустой "Балтике", встряхнул газетку на коленях и осторожно уставился сквозь пространство в ее сторону. Рука жила своей жизнью - она опустила бутылку на сиденье, рядом с моим стройным бедром (джинсы стирать надо чаще, придурок!), а пальчик шаловливо побежал наматывать круги вокруг горлышка - отзовись, девчонка, думал, наверное, пальчик, подтверди интерес - покрути колечко на своем пальчике...
Тут я сфокусировал взгляд - в тумане пространства ее хрупкая кисть легла на столик...
О, Ужас! Этого не может быть!!.
На безымянном белом пальчике, изящное, как (придумать), горело жгучим золотом обручальное кольцо!!!
Наши глаза встретились. В моих наверняка было нечто вопиющее, ибо в ее плеснулось недоумение, они спрятались, убежали от моих, шарахнулись по столику и - остановились на руке... Бесконечная пауза, длиной не меньше секунды... И вдруг дрогнул уголок рта, и тряхнулись весело кудряшки над антилопьими бровями, и спряталась ручка под столик... А потом появилась, и легла на прежнее место, и стрекотнула ноготками короткую барабанную дробь, будто сигнал к атаке, и колечко было на пальчике...
Но - обыкновенное! С рубиновым граненым камушком, обрамленным золотым лепестком - обычная дамская безделица, банальное украшение того, что не нуждается в украшении!
Кольцо было просто перевернуто!!
Мои глаза опять, небось, что-то выразили, потому что она убрала вдруг улыбку, и откинулась на сиденье, расправив плечи, и поглядела серьезно сквозь меня, и нарочито ушла взглядом в окно...
По позвоночнику моему, как пузырьки в газировке, взбежала стайка мурашек, между пальцами повысилась влажность, нога вдруг онемела на ноге...
Ну, вот - все для тебя! Все прозрачно, как открытое окно! Действуй, дружище, не дрейфь - ты ей нравишься, ты интересен, в тебе тоже, несмотря на золотой зуб в углу рта, есть что-то сексуальное...
Вагон вяло проживал свою морскую жизнь, приглушенной суетой разбавляя тяготу путешествия. За окном быстро и безнадежно темнело, растворяя все, кроме бесчисленных километров, стенала в динамике поп-звезда, не попадая в 3 аккорда, бродила подержанная проводница, неприкаянно позвякивая подстаканниками - а мне было хорошо! Я начал самую увлекательную игру из существующих на свете (ну, после футбола и преферанса, конечно) - извечную борьбу полов за право сдаться на милость и ласку противника. Я чуял сладкое сосание под ложечкой и мурашки по икрам, я отключился от течения времени и даже от свежего "Спортэкспресса"...
Игра сия хороша бесконечным разнообразием тактик и стратегий, неисчислимым количеством ходов и приемов, а главное - правила устанавливаешь сам. Ну, я, во всяком случае. И - результат не так уж важен, вся суть - в процессе...
Вот над процессом-то я и задумался. Нет, слово неточное - сформулированных каких-то дум не было, а просто существо мое сфокусировалось на объекте, бессознательно отметя все постороннее и осознанно получая от ситуации кайф. Я упруго тикал заведенной пружиной, генерируя эротические импульсы, и ждал.
Моя визави была согласна поиграть - персиковые щечки, углубившиеся глазки и беспокойные ручки, то снимающие невидимую пылинку, то порхающие на грудь, то плавно укладывающиеся на стол, демонстрируя безупречный маникюр. Она напрочь перестала воспринимать расщебетавшуюся напротив подружку, нерегулярно отвечая, невовремя кивая и громко невпопад смеясь, так что та, в конце концов, с беспокойством оглянулась (я мгновенно выключил мощность) и, не определив источник радиации, в замешательстве закашлялась.
"А смех приятный, - отметил я, всегда пристрастно реагирующий на аудиосоставляющую женского естества, - пушистый такой, щекотный, несмотря на простительную в присутствии такого достойного кабальеро нервность"... Перед глазами нарисовалась почему-то моя Алиса, абрикосовый перс, сладко выгибающая спинку возле электрокамина...
М-да... Ну, пора!
Я дождался взгляда, стремительно встал, громко отложив газету, и ринулся на нее, глядя прямо в лицо.
Она просто одеревенела! Даже вдох застрял в приоткрытом ротике!
Три шага, два... Обжигающая волна, полыхнув из позвоночника, сдавила затылок, сердце лопнуло на всю грудную клетку... и я проследовал в тамбур - покурить.
Ручонки слегка подрагивали - сигарету чуть не уронил - а восторг распирал до звона в ушах! Вот это экзерсис!!! Сам чуть не кончил, а ей-то, бедняжке, каково! Атас!..
Как бы перебора не было...
Одной сигареты было явно мало, но, приканчивая вторую, почувствовал горечь во рту - отхлынуло, нормализовалось, голова заработала.
Ну - так не слишком ли?.. Да нет же - все нормально... Все по правилам! Да что я, в самом деле, что за самозашнуровывание?! Так дойдешь, чего доброго, и до спасения души... Тэк-с! А теперь...
Недостойное замешательство ушло, словно дым сквозь марлю. Я уже чувствовал себя как студент, выходящий из пункта приема стеклотары - весь мир в кармане!
В бой, в бой!
В притуалетном предбаннике столкнулся с проводницей. "К Орше подъезжаем", - вяло бросила она, запирая туалет.
Как?!
Уже?!!
Ой, блин...
Сороконожка потеряла опору.
Я полетел к своему месту, еще издали напряженно высматривая свою партнершу по азартным играм. Ну, молился я, ты должна одеваться, собираться, ты же в Орше выходишь, ну!.. Нет, опускало меня сознание, нет - не может быть, не может такая девчонка оказаться из Орши... А вдруг?!.
Она сидела - ровненькая спинка, ручки как у первоклассницы - и темными, как вода в осеннее ненастье, глазами смотрела прямо в стол. У меня аж защемило внутри. Ну, еще бы - я сам не сразу в себя пришел... Но, главное - никуда не собиралась!.. Да... А что ж я хотел, мудила!
За окном уже мелькала чумазая пристанционная Орша, суетливо копошился в вагоне народ...
Я боялся больше и взглянуть на нее. Черные слова в собственный адрес (ведь почти 3 часа у тебя было!) мешались с пробуждающимся, будто трезвеющим внутренним цензором, бормотавшим, мол, чего, придурок, в жизни чего-то не хватает? Да и процесс, процесс важен, а не результат...
Добравшись до места, как был, не поворачиваясь, потянулся за курткой, долго вдевал рукава, тщательнейшим образом затянул все замки, заплющил все кнопки, залепил все липучки, ощущая себя просто-таки корабельной крысой... И, выдохнув, повернулся.
Она в упор смотрела на меня. Нет - она в упор смотрела сквозь меня. Она в упор смотрела в НИКУДА, а между никуда и ею находился я.
Глаза ее были совершенно бесстрастны. Глаза ее были совершенно туманны. Глаза ее были - совершенны...
Нет, нет, ну нельзя же так!.. Ведь я ж хотел, как лучше, помыслы мои, чистые, как детские слезы...
Вагон дернулся, засвистели колодки, еще рывок - стоп, приехали.
Потянувшись за сумкой, я периферийным зрением засек быстрое движение в поле моего интереса. Руки. Они спрятались под стол... Ну, чего - под коленкой зачесалось, например...
Но вот и сумку я накинул - надо идти. В груди сосало, будто к грозе. Все - тлен. Наслаждения обманчивы. Все проходит, не сдержав обещаний. Нас уже незримо разделяют километры на дороге времени...
Еще мощный выдох - и я повернулся к ней. Попрощаться.
Она меня не простила. Она сидела каменная. Она сидела железобетонная. Она сидела алмазо-титано-победитовая.
Вот так - пили, ели, кудрявчиком звали; попили, поели - прощай, шелудяк!..
Она сидела как школьница, получившая незаслуженную двойку, губы - как сургучная печать, и ручки перед собой - аккуратненько, одна на другой, и на правой перламутровой рученьке вызывающе, будто в пику окружающей грубой жизни, отблескивало в неверном вагонном освещении "обручальное" кольцо.
* * *
А на перроне - вот сюрприз! - меня встречала любимая жена. (Понимаю, словосочетание непривычное, но - против правды не попрешь!)
- И че эт те, старушка, дома не лежится! На ночь глядя, к черту на кулички... - заласкался я, когда прошла (быстро, впрочем) понятная оторопь.
- Да я тут по хозяйству, - остудила она любовный мой пыл. - Ну, а ты, баловник? Как ехалось?