Петров-Одинец Владимир Андреевич : другие произведения.

Боль, Закон и Рэвенж Бред

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст основательно перекомпонован и сокращён. Убраны эпизоды, что шокировали чувствительных читателей. Вычитка продолжается - сообщение верно на 23.01.2012.
  
   Здесь ртути яд и олова фольга
   Слились с чистейшим хрусталём.
   Сплав зла с добром - бессмысленно ругать,
   Се, человек, ты - в зеркале моём!
  
   Венецианское зеркало
   Марина Вольф

Глава первая

(1 августа)
  
Убитый стоял на коленях. Руки за спиной, связаны, ступни - тоже. Третий обрезок веревки обвивал столб и горло. Рот заклеен широким пластырем, на нём - грязные полосы и кровавые потёки из носа.
Уступив дорогу экспертам, следователь остановился в нескольких метрах от трупа, рядом с руководителями - как привыкли величать их средства массовой информации - силовых служб города.
- Раритет, чего морда помятая, в засаде был? - полковник Боднарь любил странно шутить, и не только над подчиненными.
Начальнику милиции многое позволено, особенно такому, который двадцать лет поднимался по служебной лестнице. Вырастая от рядового и заочно учась на юрфаке, одноклассник следователя сохранил все качества хорошего оперативника и среди подчиненных имел авторитет.
Привычка перемежать слова уголовным жаргоном или матерными присказками придавала его речи особый колорит. Шутки появлялись, когда дела шли плохо, а учащались, если - совсем скверно.
От наблюдательного человека не укрылось бы, что полковник нервничал: назвал следователя Ивана Терентьевича Долгова по прозвищу, снял фуражку, протер её изнутри.
- Почему в засаде, Валерий Иосифович?
- Засаживал, значит, - начальник горотдела закатился хрипловатым смехом, снова снял фуражку и полез за платком.
- Ну, что скажешь? - Тинаев, старший советник юстиции, смотрел на Долгова прищуренным глазом.
- Ничего. Сначала установим, кто-что, потом будем думать... - Иван Терентьевич проворчал это и добавил погромче:
- ... и вообще, зачем вы топчетесь на месте происшествия?
- Ладно, ухожу, - покладисто согласился полковник, но Тинаев заметил укоризненно:
- Не уважаешь начальство, а оно тебе интересную работу подбрасывает. Смотри, скажу Олегу, чтоб передал дело кому из пацанов...
Начальник предварительного следствия, о котором шла речь, жил мечтой - спокойно отбыть дни до пенсии. "Пацанами" числились два начинающих следователя, которым серьёзных дел не доверяли. Так что угроза Алексея Каиркеновича Тинаева, без пяти минут прокурора, была шуткой:
- ...те с охотой возьмутся. Ты зацени - не застрелили, не закололи, как свинью, а красиво ампутировали половые органы. И лишь потом задушили! Ой, чую, будет у нас работы невпроворот. Новые сатанисты появились... Чего молчишь, Ваня? Ритуальное убийство, а?
- Леша, ехал бы ты по своим делам, - отмахнулся Долгов.
- Если нужно, звони сразу мне, не жмись, - предупредил его друг и отбыл.
Столб, у которого стоял труп, следователь осматривать не стал - там работали специалисты. Медик ждал своей очереди. Технический эксперт щелкал фотоаппаратом и ответил, не оборачиваясь:
- Да, Терентич... Ты же меня знаешь, не подведу...
Раритет взошёл на бугорок, осмотрел окрестности.
- Как жертва и убийца добрались сюда, и куда последний делся?
Ближайшая улица заканчивалась метрах... - в ста? нет, ближе, от места убийства. А грязи и пыли на обуви трупа нет. Дотащить сюда здоровенного бугая (сколько он весит, интересно?) - задачка не из легких.
Следы убийцы, к столбу - глубокие, от столба до грунтовки - мельче, сворачивают на обочину.
- Здесь сел в машину? С риском застрять? Или убежал вдоль неё?
Яркий квадратик зелёной бумаги прилип к центральному гребню колеи. Не записка, рисунок. Две фигурки. Долгов попробовал пройти вдоль разбитой грунтовки. С каждым шагом туфли погружались глубже. Свежих следов не было.
- Здесь давно никто не ходил. И не ездил.
Сорок сантиметров разжиженной в кисель земли - прекрасная ловушка для водителей-простаков. Камни, ветки, доски торчали из грязи. Никаких отпечатков протектора.
- Значит, шёл по сухому до асфальта.

*

  
Судмедэксперт ответил радостно:
- Ваня, навскидку, грохнули его в час ночи. Детали хочешь?
Раритет оборвал его:
- Юра, простенько и по существу.
Медэксперт не обиделся - вместе выпитое стоило больше, чем пуд соли:
- Гематома и ссадина за левым ухом... Свинчатка или кастет, обернутый в мягкое... Оглушили минут на пять... Для связать и привязать - хватит... Половые органы снесли очень острым ножом, может и "японским". Вряд ли ампутация задумана сразу, - эксперт продемонстрировал, запустив руку в распоротые брюки трупа:
- На коленях, связан, видишь? Мужской пристрой скрыт. Убийца подхватывает все в пригоршню, натягивает и - чирк! Жертва получила в морду - нос и губы вдрызг. Заметь, крови на земле мало, хотя должно было хлестать, как...
- Он умер до? Или сначала отсекли?
Долгов хотел сразу установить, что здесь - жестокое убийство или глумление над трупом. На первый взгляд, разница невелика. А если вдуматься, то характеристика преступника, так сказать, портрет личности - меняется существенно.
- Полагаю, от болевого шока. - Медик снял перчатки, закурил сигаретку.
- Пакостишь! - возмутился Раритет. - Осмотр не закончен, а ты?
- Ушёл, не рычи. Документы с трупа у него, - кивнул на начальника милиции эксперт.
Тот стоял неподалёку, но на сухом месте, возле своего служебного автомобиля. Рядом толпились несколько сотрудников, кто в штатском, кто в форме. Все вместе рассматривали какие-то листы, разложенные на капоте, делали пометки. Полковник перехватил взгляд следователя, кивнул:
- Всё тебе, Иван.
Раритет сгрёб стопку справок, выписок и распечаток, только что доставленных, попросил оперативника отнести в машину. Начальник милиции подал бумажник и паспорт убитого:
- Я этого деятеля не знаю. Да, вот еще. Иван, скоро припрутся журналюги. Не гавкай на них, будь терпимее. Оно тебе надо, ведро говна? Поулыбайся, наплети, что нет ничего особенного, не зли ты их. Они опять шум поднимут, а меня начнут скипидарить. И всё из-за паршивого жмура. Ну, что ты, как бык в загоне? Короче, - добавил полковник в привычном стиле, - поговори с ними, подпусти дешевый захер, а мне кисляк не мандячь! Клал я на твою независимость!
Сличив разбитую физиономию трупа с фотографиями на правах и паспорте, Долгов задал медику последний вопрос:
- А следы на шее?
- Он дергался, не задушен. Вскрою - скажу точно.
Доклад оперативников уложился в несколько фраз. Да, ночью приезжали несколько машин, шумели. Криков и шума потасовки не слышал никто. Через пустырь не ходят. Широкая полоса болотистого пустыря прочесана. Огороды и палисадники, в пределах броска - тоже ничего.
Пора было сворачиваться. И тут примчались журналисты. Раритет вежливо, но сухо проинформировал наглую девку-телерепортера:
- Обнаружено тело с признаками насильственной смерти. Личность убитого установлена. Принято решение о возбуждении уголовного дела по статье сто пятой Уголовного Кодекса. Нет, больше ничего сказать не могу. Да, согласно Уголовно-Процессуальному Кодексу, я уполномочен осуществлять предварительное следствие...
Та сияла в камеру "американской" улыбкой:
- Вы подтверждаете версию милиции о появлении в городе женской преступной группировки, типа амазонок, которые начали кастрировать неверных мужей и любовников? По нашим сведениям, у трупа отрезаны мужские...

*

От автора
  
Так началась первая история о следователе по прозвищу "Раритет". Откуда взялось такое "погоняло" - помнили немногие. Большинство связывало его с тем, что он не употребляет матерных слов, хотя всё было проще. В самом начале работы, когда первый секретарь горкома КПСС начал орать, требуя немедленных результатов, Иван Терентьевич Долгов ответил, прежде чем положить трубку:
- Я не привык, чтобы со мной разговаривали в таком тоне. Давайте, начнем разговор сначала, и соблаговолите обращаться ко мне на вы.
"Первый" настолько опешил, что смог вымолвить лишь:
- Ах ты, раритет! - И ядрёное определение добавил.
Перезванивать он, конечно, не стал, а прозвище прилипло намертво.

Глава вторая

(1-й день следствия)
  
Иван Терентьевич отшил корреспондентов ссылкой на тайну следствия. И укатил. В кабинете разложил документы, полученные от милиции, в надежде отыскать зацепку. Месть, конечно же, месть, первая и единственная пока версия. Ампутированы половые органы - явно сексуальный подтекст.
Но кто и за что? Дойчев всего-то мелкий коммерсант, десяток киосков, никаких уголовных дел в прошлом. Разведен...
- Придётся проверять бывшую жену. Но будет ли она мстить с такой жестокостью? А любовница? Или случайная подруга? Нет, не то! Женскую руку можно исключить.
Дотащить девяносто килограммов на себе под силу не каждому. Значит, участвовал сильный и крупный, сапоги-то сорок третьего размера! Нестарый, надо полагать.
- Муж, любовник, брат?
Неглупый, явно - место выбрал безлюдное. Продуманно экипированный: сапоги, веревка, нож, лейкопластырь. И кастет (ой ли?), обшитый кожей.
- Сильный, крупный. Хладнокровный и жестокий. Отморозок-бандит? Спортсмен?
Решительный и небрезгливый - надо схватить член и мошонку в пригоршню, а затем отхватить ножом по самый корешок. Пнуть жертву коленом в лицо, сломав переносицу. Это ведь брызги крови, хруст костей! И его не стошнило, рука не дрогнула.
- Мясник, боец мясокомбината? "Афганец", "чеченец"?
Предусмотрительный. Заранее всё обдумал, подготовился. Видимо, специально караулил, значит, местный.
Ушел с места происшествия, не оставив ни единого следа, кроме отпечатков сапог. Работал в резиновых бытовых перчатках, судя по следам талька.
А лейкопластырь затер грязью, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. Знал, что на нем старые могут остаться, поэтому отрезал, а не оторвал. Иногда на клейкой поверхности остаются четкие отпечатки, когда пластырь отрывают грязными пальцами. А здесь поверхность чистенькая.
- Нет, каков, а? Знаток криминалистики! Ничего себе чудовище вырисовывается... Джек-Потрошитель российского разлива...
- Так, что еще из экспертиз имеем?
Узлы на руках и ногах - двойной схватывающий*, зафиксирован двумя оборотами внутри, применяется широко, известен чуть ли не каждому десятому, им любят пользоваться моряки и альпинисты... Вот спасибо! Какая ценная подсказка! А на столбе уже шкотовый*.
- Не самый обычные. Вязал правша.
Веревка новая, обычная бельевая, по сути, тоненький шнурок, синтетический, такими рыбаки любят сети привязывать... Понятно, что хрен узнаешь, в каком магазине куплен. Это тебе не старые времена, когда все поступало централизовано, сейчас - кто где смог, там и купил, где удалось, там и перепродал!
- Не будем мы этой ерундой заниматься... Трассологи, что у них?
След ножа на ремне - лезвие острое, без следов заточки, новое, без особенностей. Что нам это дает? Пока ничего... Так, а что со следами сапог? Тоже новые, никаких следов носки. Да, толковый "Джек" попался, знает, что ношеная обувь выдаст особенности владельца: - хром, косолап, левша и т.д.
Долгов помнил, что отсеченная плоть жертвы валялась позади места происшествия - убийца отшвырнул её.
- Брезгливо? Хм-м...
Разложив фотографии и схему местности, Иван Терентьевич прикинул действия преступника.
- Ударил за ухом. Обувь чистая, а на куртке уличная пыль. Значит, вырубил...

*

  
Вошел Тинаев, который, как и.о. прокурора города, надзирал за соблюдением закона - не шути!
- Иван, привет. Я на минутку, ладно?
Их отношения, сложившиеся с университета, не менялись. Два друга, равно усердных, честных и обстоятельных. В одном эти качества были оценены по достоинству, как ни странно. И Лешка Тинаев шел вверх по карьерной лестнице. За счет иного устройства мозгов, что ли? Он ухитрялся оставаться принципиальным, не ссорясь, что у Долгова не получалось. Вот и сейчас зашел, как друг, хотя явно хочет проверить, как дела.
- Плохо, Леша. Нет ничего, кроме жидкой рабочей версии. Кстати, ты сколько весишь?
- Девяносто...
- Дай попробую, - Долгов подсел, пытаясь принять Тинаева на плечо, но тот отстранился:
- Охренел?
- Хочу проверить, насколько силен убийца. Сто метров с таким весом, это реально? Ну, дай, подхвачу!
Два круга по кабинету - и Долгов почувствовал, как занемели мышцы плеча. Ссадив друга, со стоном распрямил спину:
- Не представляю, как он его донес. Да еще по такой почве!
- А если...
- Нет следов волочения!
- ...или сам дошел? Под принуждением?
- Нет, следы только одни.
Помолчали. Долгов представил "Джека-членореза", мускулистого, как Шварцнеггер. С тигриной легкостью несущего на плече тело жертвы? Небрежно так, помахивая кастетом и ножичком? Бред! Сбросил на землю, связал ноги-руки, набросил удавку на шею и усадил на колени? Что-то не так.
Долгов наклонился, махнул рукой, примеряясь, как бы он распорол жертве брюки. Неудобно, когда труп стоит на коленках. Поставил жертву, примерился - о, совсем другое дело!
- Иван, ты чего?
- Он его сперва поставил к столбу... Значит, силенки не занимать... Дойчев потом бился и сполз понемногу вниз, оттого и полоса на шее такая заметная. Поставить такого слона на ноги не каждому под силу. Примерный портрет убийцы. Мужчина, крупный, физически сильный, высокий, должно быть: рост от ста восьмидесяти, вес - килограммов за сто, скорее молодой, лет до тридцати. Мотив: месть за подругу, соблазненную Дойчевым. Десантник, моряк или альпинист, амбидекстер**, хладнокровный...
- Последнее подробней, пожалуйста! С чего ты взял?
- Леш, Ватсоном не надо, а?
- Ладно тебе, заобижался сразу! Обоерукий** десантник или моряк - почему, правда?
- Удар за ухом - слева, а вязка узла и ампутация гениталий - правосторонние! Узлы: ни менты, ни спецназ такие вязать не станут, верно? Они наручники замкнут, или спецвязку сделают. Ну, ты знаешь... Обыватель бабским узлом завяжет, да еще штук пять навертит, для надежности. А здесь шкотовый* и двойной схватывающий! Это морские, тут навык нужен, и уверенность, что он продержит эти десять минут. Давай проверим? Вяжи! Как хочешь, только быстро...
И.О. прокурора схватил шнурок, не задумываясь, обернул протянутые запястья Ивана Терентьевича. Долгов напряг руки - узел начал разъезжаться, минуты через две кисти освободились.
- Видишь? А теперь схватывающим!
Тинаев долго сооружал двойную петлю, накидывал ее на руки друга:
- Да, без навыка хрен что сделаешь... А ну, пробуй!
Узел не расходился, как не напрягал руки Раритет.
- Так оставлю, чтобы журналистам не хамил. Ночку отсидишь в кабинете. Или в обезьянник отправить?
- Уже нажаловались? Только тебе или Олегу тоже? - Раритет уточнил на всякий случай, чтобы подготовиться к нытью непосредственного начальника.
Олег Ильич был труслив, донельзя услужлив со всеми и всяческими начальниками и болезненно щепетилен. Советник юстиции первого класса, хороший некогда работник - и сломался в одночасье, став невольным виновником поимки бывшего прокурора на взятке.
Тогда следователь Лоховецкая вела дело скверно, пришлось передать его Долгову, а тот нарыл такое... Да еще и позаботился сбросить материал знакомым эфэсбэшникам. Те не упустили случай прославиться, а пресса раздула слухи о коррупции! Так что Олег Ильич боялся газетчиков, боялся скандалиста Долгова и мечтал лишь об одном - дожить спокойно до пенсии.
- Всем, конечно, а ты думал? - вздохнул Тинаев. - Главный городовой, единственно из уважения к нашей...
- Кто?
- Валерка Боднарь, кто еще, - пояснил старший советник юстиции и удивился, - ты же не любишь, когда я его шерифом величаю? Так вот он, единственно из уважения к нашей дружбе, не высказал всё, что у него накопилось в твой адрес. Только обозвал упрямым мудаком, с чем я согласился... Иван, честно, ты в состоянии не демонстрировать неприязнь к средствам массовой информации?
- Нет. Я их терпеть не могу. Они паразитируют на самых мерзких людских качествах, развращают массы. Искусство должно воспитывать человека, а не потакать...
Тинаев взвыл:
- Иван! Так то искусство, а здесь? Это служба новостей, какое воспитание?
- Леш, если можно сказать ягодицы, задница, седалище, то почему у них всегда слышится - жопа?
И.О. прокурора города не нашелся, что ответить, и неловко переключился на общую тему:
- Пошли, скоро футбол. Спорим, наши спартачей сегодня порвут...
_________________________________________________________
*- "шкотовый" и "схватывающий" - узлы, практически неизвестные в быту.
**- "амбидекстер" - обоерукий, т. е. равно владеющий правой и левой руками.

*

(2-й день)
  
- Дойчев... Помню, задерживал его два года назад. Он проходил по делам о рэкете, подозревался в сбыте награбленного. Грамотный, от всего открестился. Не доказали. С кем корешится, примерно знаю, а крышует его Косой, - лейтенант Орлов рассказывал, криво и косо записывая на листке фамилии, клички, адреса, дела.
На службе в милиции встречаются люди разные, по большей части не самые приятные. Работа такая, с кем поведешься, от того и наберешься. Орлов водился с уголовниками. Несмотря на сорокалетний возраст и пятнадцать лет выслуги, карьеру не сделал. Слишком много жалоб поступало на него. И то, два метра росту давали Олегу Николаевичу такое превосходство над задержанными, что без синяков ни один не обходился. Жаловались многие и часто, он оправдывался, а звание задерживалось.
Орлов по памяти аттестовал связи убитого - без запинки, с подробной раскладкой, да еще и своё мнение высказал. Долгов выслушал, кивнул - соображения резонные. Сведение счетов исключить нельзя, хотя ампутация половых органов в разборках не встречалась. Однако, счеты сводят только люди знакомые. Так кроваво счеты сводят люди особого склада, не из числа законопослушных граждан. Вот подозрительных знакомцев убитого и стоит допросить, полагал лейтенант.
- Олег Николаевич, когда?
- А чего искать? Двое в обезьяннике сидят, остальные - вечером в ихнем кабаке будут...
- Где?
- Ну, в Ребре!
Ресторан, в советское время именовавшийся "Ретро", располагался возле малого городского рынка. Остатки газосветной надписи в виде голубого частокола и четырех букв, надоумили кого-то из досужих газетчиков пофантазировать, изобретая название злосчастного объекта общепита. Сам фельетон давно забылся, а кличка прилипла намертво.
Никто не говорил ресторан "Южный", зато все знали кабак "Ребро". В нем каждый вечер развлекались члены группировки Косого, которые малый рынок и контролировали.
С видимой скукой Орлов выслушал указание следователя на проведение оперативно-розыскных мероприятий:
- ... установить лиц, которым известны факты, имеющие значение по делу, и которые могут в дальнейшем быть допрошены в качестве свидетелей. В ходе допроса собрать сведения об образе жизни Дойчева и его взаимоотношениях с окружающими, для установления мотива убийства...
Раритет понимал, что это формальность, ненужная оперативнику, но уступок ни себе, ни окружающим не позволял. Порядок особенно важен в мелочах, тем более с лентяями. И с разгильдяями, которых подобная требовательность основательно нервирует и дисциплинирует.
- Разборчиво мне, все имена и клички, - расшифровывать каракули лейтенанта Долгов не собирался.
Стажер из школы милиции, Сергей Шмидт, взял новый листок. Переписал имена и адреса под диктовку Орлова.
"Уважает следователя, - отметил Раритет, - даже язык от усердия высунул. Пишет медленно, каллиграфически. Аккуратист, немецкая кровь сказывается. Помалкивает, слушает и глазенками поблескивает. Нравится ему участвовать в такой работе. Романтику чует. Наивный ребенок! "
Лейтенант Орлов поглядел в сторону парнишки и поморщился. Видно, что стажер ему не нравится - небось, слишком активен и мешает заниматься личными делами.
"Ох, уж эти оперативники! Баб трахать и водку жрать в рабочее время вас никто и никогда не отучит! А пресса землю роет от нетерпения. Мало им обычных убийств, подавай загадочное, чтоб за душу взять читателя..."
Как Раритет не любил такую хренотень, как она мешала работать, сколько времени отнимала:
"Этих бы творческих личностей из средств массовой информации, да мордой в гниющий "подснежник", или в кровавую "расчлененку"! Или ампутированные половые органы Дойчева вблизи показать, чтобы на себя примерили. А потом пообещать самому ярому писаке так и ампутировать!"
Стажер закончил писать, поставил дату и время. Аккуратист! Иван Терентьевич с сожалением отвлекся от приятных мыслях о "лечении" журналистов, поднялся, повернул листок к себе, прочел фамилии. Ему здесь нечего делать. Нет уж, он начнет искать в более перспективных местах. Стоит сделать последнюю накачку:
- Повторюсь, установить круг его интересов, окружение, условия жизни и прочее. Понятно? Постановление нужно, или так убедите поговорить, а?
Стажер кивнул, но Орлов помотал головой. Кто бы сомневался!
- Ну, тогда начинайте с задержанных, опросите этих пятерых, - хлопнул Долгов ладонью по списку, - а я с семьей поработаю. Кстати, Олег Николаевич, у него нашли нетронутый корабль* и кокаин, пару доз, откуда?
_________________________________________________________________________
*корабль - спичечный коробок с коноплей

*

  
Квартиру Дойчева вскрыли под присмотром участкового. Двухкомнатная, просторная, огромный телевизор-кинозал, дивидишка. Пустой холодильник, грязная посуда, бутылки, пачка презервативов - холостяцкая берлога.
В кухонном шкафу обнаружились доллары и евро - больше десяти тысяч. Русские рубли, небрежно перехваченные резинкой, лежали в керамической вазе.
- Интересно, чем так удачно можно промышлять? - сделал пометку Раритет.
Разведенная жена Дойчева жила в центре города. Сведения дала соседка убитого. По её словам, Юлия ни до, ни после развода скандалов бывшему мужу не учиняла, с сыном встречаться не мешала.
- Другая бы давно Антоху бросила, а Юля - нет. Терпела, ради сына. Нет, не бил. Ругался, да... Но человек хороший, просто не сложилось у них...
- А другие женщины у него были? Ну, при жене еще?
- Ой, не знаю! Домой не водил, это точно. А вот на стороне - не знаю...
Странность в словах соседки насторожила. Почему она не осуждает поведение мужика, бросившего женщину с ребенком? Не может разведенный молодой мужик не приводить к себе женщин. Только, если у него есть любовница с квартирой. Но хоть разок такая женщина должна промелькнуть?
Долгов настойчиво искал любые знакомства убитого, наводя разговорчивую старушку на нужные ему рассуждения. Компьютерно-телефонный век разрушил родственные и дружеские связи, ничего не дав взамен. А человек, как существо общественное, без слушателя жить не может.
Истосковавшиеся по человеческому общению старики и старушки - самый ценный контингент свидетелей. Уж они, особенно женщины, отметят малейшие детали женской одежды, макияжа, парфюма, аксессуаров. Старички, те больше по технической части, машина там, мотоцикл, мобильник. Но некоторые, особо продвинутые пенсионерки, им не уступали. Эта была наблюдательна и в технике разбиралась:
- ...а которые на больших японских, те вниз вызывали, вроде начальников над ним были. Нет, к нему сюда не ходили. Никогда.
- Клавдия Евдокимовна, настоящие друзья у него были? Ну, которые домой приходили, выпивали вместе, ночевать оставались...
- Видела троих, как зовут, не знаю, но люди состоятельные, тоже на машинах. Гуляли с музыкой, но я не жаловалась, чего - молодые же! Пусть. Прилично одеты, здоровались, несколько раз ему вещи оставляли, сумки с едой. Водку брали дорогую...
- Откуда знаете про еду и водку?
- Так звякают они, бутылки-то! А потом, Антоша меня угощал...
Долгов хмыкнул. Понятно, бабулька обыскивала сумки. Не исключено, втихушку пробовала колбаску или еще какую вкуснятинку. Но осуждать её, при нынешних-то пенсиях? А если Дойчев ей стопочку подносил и со стола прикармливал, так он настоящий благодетель. Вот потому соседка лояльность и демонстрирует. Похвально!
- Клавдия Евдокимовна, номерочек Юлии? Вот спасибо. Я звонок сделаю, быстро, а?
Телефон отозвался сразу. Не чинясь, Брускина согласилась встретиться. Уходя от соседки, Раритет уточнил:
- К Антону вчера-позавчера кто приходил, нет? Пётр? Брат Юлии? - и вернулся, открывая блокнот. - Поподробнее, Клавдия Емельяновна...

*

  
Симпатичная молодая женщина пригласила Ивана Терентьевича в комнату, угостила приготовленным чаем, не удивилась:
- Ой, Антона кто угодно мог убить! Хоть дружки, хоть уголовники. Он с такой швалью водился... Я, думаете, почему ушла?
- Вы, женщины, существа особой породы, - отшутился Долгов, стремясь сохранить удачно взятый тон, - на вопрос вопросом отвечаете...
- Так с мужчинами иначе и нельзя, а то внимания не обратите, - встречно отшутилась Юлия.
По её словам, когда у Антона дружки Борька и Коша появились, тот зачастил выпивать и бахвалиться крутизной.
- Сдурел он, я думаю, раз с уголовной шушерой связался, начал сбывать сомнительного происхождения товары. Легких денег захотелось. Я же бухгалтерию сама вела, ну и видела - концы не сходятся. Море налички, значит, отмывал деньги для воров. Я же не дура, знаю, чем такие дела кончаются. Раз сказала, что опасно, два... Антон наорал, пообещал пришибить, если болтать стану. Слово за слово - разругались... И я ушла. Всё равно собиралась разводиться.
- Почему?
- Ну, это личное. Если коротко - как мужчина не устраивал.
Опять заметка на память: "С каких пор молодой мужик не устраивает молодую женщину?" Прикинув, что мотив вполне можно найти и здесь, Раритет продолжил:
- Были угрозы?
- Он не говорил, но воры долго не живут, вы лучше меня знаете...
Долгов еще раз прокрутил в голове слова Юлии о "легких деньгах" Дойчева. Неужто она не знала истинных доходов бывшего мужа?
- Юлия, сколько вы с Антоном раньше зарабатывали, примерно?
- Иван Терентьевич, не всё проходит через бухгалтерию. Я же не совладелица была, а как на зарплате... Мне на свой хребет неприятности не нужны. Надо, проверяйте сами...
Портить отношения со свидетельницей в планы Раритета не входило. Ну, в России живем, пусть она спит спокойно, даже если налоги и не уплачены:
- Не для протокола, мне примерно знать. Тогда и вот сейчас, до смерти - когда больше? И насколько?
Юлия помялась, потом неохотно ответила:
- Тогда две, максимум, тысчонки долларов. А после меня, думаю, три, ну, от силы четыре. Легальных! На что машину купил? Чего не знаю, того не знаю. Антон еще женат был, полгода. Может, та жена дала денег?
- Насчет дружков, поподробнее?
- Закадычных двое, я ж сказала. Семен постарше будет, лет под сорок. Тощий, как больной, и всегда серьёзный, на пальцах наколка - имя... Сам черный, лицо такое костлявое. Вот и звали Коша, Кощей, Кощеюшка, они все смеялись над ним, клички придумывали посмешнее. А второй, Борис, белый такой, пузатый и с лысиной. Всё, других особо не знаю...
Раритет прикинул, кто из "бойцов" Косого, перечисленных лейтенантом Орловым, подходил под такое описание. Некий Семен в списке фигурировал, но Бориса и близко не было.
- Они партнеры по бизнесу?
- Какой бизнес? Десять киосков? Да это чтобы ноги не протянуть! Я как в аудиторскую фирму ушла, втрое стала зарабатывать, чем с Антоном тогда, а вы - бизнес, бизнес... Собутыльники, и всё!
- Скажите, а квартира...
- По разводу мне половина, так он ее выкупил. Тридцать тысяч долларов. А эту я на свои деньги купила! Фирма дала ссуду. Знаете, мне или мужу убивать Антона совсем не надо было. Хотя, по правде, я рада. Знаете, есть присказка: помер Максим, ну и хрен с ним? Это про него. Теперь хоть с усыновлением проблем не будет.
Проверив зарплату Юлии, Раритет успокоился. Он столько за год не получал. С такими доходами, и мстить бывшему мужу? Да еще через два года после развода? Но если её нынешний муж? Скажем, недавно Юля проболталась об избиении, он разозлился и отомстил Антону? Долгов вычеркнул женщину из числа подозреваемых, зато вписал её мужа, брата и даже отца.
- Юлия, у Петра были общие дела с Антоном?
Записав, что "нет, не могло быть", Иван Терентьевич направился к себе. Тут позвонили друзья-гаишники. Машину Дойчева, "Лэндкрузер", найти не удалось.

*

  
Закадычных друзей убитого установили - Борис Могильных и Семен Серый. Эта компания оказалась хорошо известна участковому, поскольку соседи несколько раз жаловались на шумные пьянки с девочками.
- Они пару раз в месяц такие междусобойчики устраивали. Дважды я их проверял по жалобе - девки были разные. Документы смотрел только в первый раз, потом нужды не было. В квартиру глубоко не заходил. Оснований не было, вели себя в рамках. Открывали сразу, извинялись, музыку унимали. Причем сам Антон трезвей всех держался. Подозреваю, наркотиками баловались. Шприцов не замечал, а марихуаной попахивало. Последняя пьянка у них состоялась, если память мне не изменяет, - участковый Изотов пролистнул блокнотик, - да, почти месяц назад, в ночь с субботы на воскресенье.
Эти мелкие предприниматели, владельцы нескольких киосков, особо не выделялись из массы перекупщиков, которые поганками расплодились после горбачевской перестройки. Все трое разведены, постоянных подруг не имеют. До "бизнеса" работу предпочитали непыльную.
Семен Серый начинал заготовителем, скупал шкуры по деревням. Строительное ПТУ не закончил по причине судимости - по пьяной лавочке ограбили прохожего.
Борис Могильных служил в музыкантской роте, потом "лабал" в пресловутом "Ребре". Оперативники постарались, собрали много сведений, которые складывались в однозначную картинку, заслуживающую детального рассмотрения.
- Конечно, воровали всегда, но не попадались. Типичные они, Иван Терентич - в религиозных сектах не состояли, в церковь не ходили, экстрасенсам не верили. Никакие. Типа, новорусские лавочники, - неожиданным термином завершил отчет Орлов, передавая листки.
Такая оценка, выданная лейтенантом, заслуживала похвалы, и Раритет поддержал разговор в том же тоне:
- То есть, интересы, в основном, скотские, в духе Бени Крика, пера незабвенного Исаака Бабеля, - вслух подытожил он, с удовольствием выделив цитату специфическим произношением, - об выпить и об дать кому-нибудь по морде...
Следователь Долгов с детства любил одесские рассказы, одесские анекдоты, репертуар времен Утесова. Ирония, наполнявшая такие, например, строчки: "...я вас хотел подкралить, не менжуясь, но как бы шнифт не выстебнули мне...", пробивала любую чопорность и заставляла смеяться самых рафинированных ревнителей чистоты языка.
А знаменитая "На Дерибасовской открылася пивная"? В современной России таких песен уже не найдёшь, разве что Тимур Шаов порой выдавал нечто подобное, но безнадёжно городское, менее колоритное.
Увы, искусство самоиронии заилилось мутным потоком низкопробной лабуды. Именно поэтому Раритет, по долгу службы знающий воровской сленг, терпеть не мог современную приблатненную лирику Новикова, Розенбаума и прочей эстрадной братии. В их исполнении "феня" теряла красоту и сочность, из профессионального арго "честняков", то есть, воров в законе, становилась пошлым языком уличных хулиганов, шалявых фуцанов, штемпов.
Эти трое, Дойчев, Могильных и Серый, были именно такими "бесами", которые не имели отношения к воровскому братству. Им вдруг "масть поперла". Несколько лет у компашки доходы были очень средненькие. Все трое немного подворовывали, несколько раз штрафовались за мелкие нарушения цен.
А года полтора назад, примерно, стали дружки жить явно не по средствам, разбрасываясь деньгами направо-налево. Вырос объем реализации. Появились избытки товаров, которые сбывались по слегка заниженным ценам. Дружки частенько отлучались на закупки, причем ездили в соседние области, или в Казахстан, всегда втроем, вместе с Дойчевым, на "Газели" и красной "Ниве" с закрытым прицепом.
Борис и Семен оказались добросовестными членами общества охотников и рыболовов, имели ружья и сети. Даже брали лицензии на отстрел лосей и медведей. Задерживались единожды за браконьерский лов стерлядки - штрафы оплатили.
В городе их обнаружить не удалось, оба вчера уехали на рыбалку. В мобильном телефоне Дойчева был зафиксирован звонок на номер Семена, в одиннадцать ночи. Часа за два до убийства.
"Интересно девки пляшут", - подумал Раритет, ставя Орлову очередную задачку.

*

  
Осмотр офиса Дойчева - одно название, что офис; по сути, жалкий кабинетик - принёс новые сюрпризы. В памяти компьютера таились десятки бланков: накладные, сертификаты, разрешения, и фирменные логотипы. А в сейфе - печати предприятий и контор. Опять доллары и отечественные деньги.
- Столько налички для ведения законного бизнеса?
Долгов нацелил эксперта-бухгалтера на документы с поддельными печатями. А сам занялся друзьями убитого. По данным оперативников, Серый контактировал с людьми Косого. Сбывал товары, которые группировка отбирала в счет долгов, через киоски и "коробейников".
Особенно заинтересовали следователя три бабки, торгующие на центральном рынке вразнос. Задерживались неоднократно: то с баночным пивом, то с фасованным сливочным маслом, то с импортными бритвенными лезвиями. Каждый раз отделывались мелким штрафом, заявляя, что не продают, а меняют на еду, чтобы не умереть с голоду.
"Заказав" доставить хоть одну из них, но побыстрее, Долгов начал пересматривать список установленных любовниц и одноразовых подружек Дойчева. Похоже, у парня серьезные проблемы с женщинами. Дважды женат, но быстро разводился, а в последнее время предпочитал профессионалок, не утруждая себя знакомствами. Стоило поговорить с какой-нибудь из таких. Сделав пометку, Раритет задумался.
Сомнительно, чтобы этот типчик обидел достойную защиты женщину здесь, в городе. Мысль, что кто-нибудь станет мстить за девочку по вызову, отпала сразу. Такого никогда не было, и быть не могло. Сутенеры, если что и случится - дерут с виновника отступные. Значит, мститель не местный, пришел издалека.
- Интересно, где Дойчев отдыхал? Там начудил?
Информации ощутимо не хватало, а предоставить ее могли дружки убитого. Розыск лежал на оперативниках. Орлов молчал, и это раздражало Ивана Терентьевича. С намерением дать выволочку, он взялся за телефон. Но тот успел тренькнуть, пока рука смыкалась на трубке, поэтому пришлось ответить:
- Предварительное следствие, Долгов.
- Ваня, в новостях сказали про ритуальное убийство, с амазонками. Сказать не мог? Позоришь перед подругами...
В тысячный раз повторив слова про тайну следствия, Раритет не сумел убедить жену и сорвал зло на телефоне, с треском впечатав трубку на место.

*

От автора:
  
Таковы будни следователя. Как скоро он поймёт - кто и зачем убил Антона Дойчева - нам неизвестно. Оставим Ивана Терентьевича, пусть размышляет, а мы ненадолго заглянем в чужой сон.

Глава третья

  
В ночной тиши двигался коренастый мужчина. Именно так выглядели первобытные люди, судя по картинкам учебников истории. Ему на плечо каменное орудие - и готово, хоть фильм снимай.
Цивильно одетый парень заметил неандертальца, заржал, показывая пальцем. Но тот шутить не собирался. Могучие руки напряглись, кулаки сжались. Гневный рык заклокотал в широченной груди. Дикарь готов прыгнуть на жертву.
- Жертва? Это - гнусная тварь!
С небес звучит голос, круг света выделяет цивильно одетого парня:
- Тварь, которая надругалась...
Низкий рык заглушил последние слова - ненависть прорвалась!
В глазенках ублюдка появляется осознание - это мститель возник из ночной мглы!
Рот жертвы открывается для вопля, но поздно! Рука, нет - лапа зверя захватывает шею жертвы, острые клыки вонзаются в горло...
Кровь брызжет в пасть...
Беспомощно суча ножонками, жертва визжит...
Хруст хрящей гортани, брызги крови...
Хрип подонка...
Буря восторга поднимается в душе...

*

  
...мирного обывателя, тот победительно рычит, затем просыпается.
Ночник освещает изодранную подушку.
- Опять тот же кошмар! - утверждает сознание. - Не было убийства, не было!
Но желудок судорожно трепещет, словно заполнен кровью. Стакан с водой не помогает, тошнота не унимается.
- Водки?
Передёрнувшись, измученный человек выпивает полный стакан. Возвращается в постель. Постепенно мир становится проще, голова пустеет и сон затягивает мирного обывателя...

*

  
... но сильное чувство тотчас пробивается родником:
- Убью!
Сон неглубокий, неполный, и совесть успевает бросить упрёк:
- Так нельзя!
Барахтается Мирный Обыватель, стараясь отбиться от желания грызть глотки, захлёбываясь в крови. Но не справился, догнал жертву, растерзал, поставил ногу на останки и завыл, пугая живых подонков...

*

  
... застонал мирный обыватель, вскочил, жадно хватая воздух. Подмял подушку, уткнулся в неё горящим лицом, поймал обрывок мысли, начал раскручивать, уводя себя от воспоминаний о кошмаре:
- Что же так болит во мне, что?
Если бы голова! Там аспирина хватит, а тут совсем иная, внутренняя. Но сознание болеть не может! Потерять его - куда ни шло. Нет, тут душа терзает себя. Но в школе учат - её нет, это поповская выдумка.
- В кошмаре я теряю разум, а как осознаю, что натворил, - пытается понять себя обыватель, - хоть вешайся! Почему мне нравится там, во сне?
Воспоминание, как там растерзал - негодяя же! - сладко затапливает мозг. Но совесть настороже, она вышибает удовольствие, словно скамейку при повешении:
- Ты что? Убивать человека?
Душа схватывается сама с собой, спорит. Сознание - рушится в забытье. Обморочный сон глубок - туда нет хода совести. Только он смежил веки - тотчас догнал обидчика и...

*

  
Могучий зверь уже приготовился к прыжку, как услышал:
- Эй, ты! Убирайся!
- Что, не выдержал, - лапища сгребла за грудки Мирного Обывателя, - явился? Захотел сам... Узнаешь себя?
Зверь уткнулся в лицо визави. Глаза глянули в глаза - и мирный обыватель изменился, обрел клыки, мощные бугры желваков и жесткий оскал, повторив облик монстра. Однако попытался отшатнуться, воскликнул:
- Нет, это не я!
- Трус, - рыкнул зверь. - От себя отрекаешься?
Могучий бросок, и близнец заброшен на вершину скалы, откуда не слезть, не спрыгнуть - разобьёшься. И закрыл глаза, чтобы не видеть.
Зверь догнал ублюдка. Тот захохотал, вырос в размерах, выхватил громадный нож и замахнулся. Мускулистые лапы перехватили лезвие и сломали пополам...
Монстр неторопливо казнил жертву. Мирный Обыватель слушал вопли и стоны, не находя в себе протеста...

*

  
... пока совесть не достучалась, не потребовала заявить Монстру:
- Это не я, это не моё, не хочу так! Нет, я не согласен, так нельзя!
Но из глотки вырвалось торжествующее рычание. Обыватель не сумел вернуть себе человеческий облик, не справился. Зато понял, насколько един с Монстром, который лютует.
  Миром с ним не расстаться, не победить. А жить в постоянных терзаниях?
  - Невыносимо! Я устал! Я не могу больше!
  И он захотел покончить с собой и зверем.
  Сделал шаг со скалы.
  Крикнул:
  - Изыди, тварь!
  Хорошо, что скала высокая, что внизу камни...
  Последняя боль - как вспышка.
  И кошмар кончился.
  

*

  
Монстр пренебрег криком Обывателя. Тот не мог помешать очередной погоне. И зверь легко бежал по красной почве под синим небом, где ветер разносит вонь полуразложившихся циферблатов...
И вдруг мир поблек, выродился в бесцветное ничто...
Пустота, просторная пустота... И в ней - слабое ощущение, что нечто живое ещё сохранилось, но только как повеление, как приказ, как воспоминание о...
- О чём? Что велено?
И остаток чувства, которое управляло - сохраняет, собирает, притягивает к себе то, что было телом. Сейчас это всего лишь ослепшее, оглохшее, обездвиженное существо... Оно вслушивается в себя, пытается вспомнить... О да, тело, мощное, но оно что делало?
И зачем существовало?
Словно подшипник на морозе - туго, с усилием разворачивается, проминается в пустоте место для нового воплощения:
- Кто я?

*

  
...мурашки бегут по отлежанной ноге. А вот проявляется сжатый кулак. Пальцы... касаются большого, осознаются, как ладонь. Тело понемногу, исподволь, складывается, и - словно пазл, внезапно, озарением! - становится цельной картинкой. Недостающие кусочки входят со все возрастающей легкостью...
Наверное, так просыпаются новые компьютеры, в которых нет программ, соображает Мирный Обыватель:
- Я видел себя во сне - Монстр. Вот бы...
В пронзительном трезвоне будильника сон обрывается. Обыватель пытается вскочить с постели. И рушится на пол. Пытается встать, опять теряет равновесие. Ошарашенный предательством послушного прежде тела, он принимается вспоминать, восстанавливать двигательные навыки. Через несколько минут ему удается сесть, через полчаса - встать.
На работу он добрался с опозданием.

Глава четвёртая

(4-й день)
Дело мстящих амазонок.
  
- Хорош врать, придурок!
Орлов нависал над Борисом Могильных. Тот пытался стать меньше, что выглядело до неприличия смешно. Долгов не любил такой тип - базарной торговки - победительно крикливых перед слабыми, трусливых перед сильными. И патологически лживых.
Но Олег Николаевич старался не ради удовольствия, он обрабатывал задержанного:
- Ты, волчара, другана замочил, и смылся! Думал, алиби обеспечил? Придурок! В Крузере Дойчева твоих отпечатков - на каждом сантиметре. Пятнашка тебе корячится! Колись сука, зачем Антона пришил!
- Да вы что! Я даже не знал, что его убили! Клянусь, мы с Кошей позавчера на Долгое озеро уехали, вдвоем, и с Антоном только по мобиле говорили. Он же не рыбак, и с нами не ездил. Комаров не буду кормить, говорил. Ей богу, зачем мне друга убивать, да вы что!
Иван Терентьевич представлял, как должно быть страшно, когда над тобой огромная морда, и брызги слюны в лицо:
- Хорош врать! Когда это вы уехали, и на чем? Дойчевский джип угнали, суки? А? Молчишь?
- На Ниве, на моей! Он свой джип никому не давал! Даже на дело его не брал! А Газель нам ни к чему!
Долгов решил, что Могильных готов, и остановил Орлова. Тот распрямился:
- Я выйду. Сил у меня нет на вранье смотреть!
И пошел к выходу, на мгновение загородив собой задержанного. У двери обернулся:
- Поправки внесу в протокол задержания. Он оказывал сопротивление, пуговицу оторвал, вот гад!
Лапища дернула крепко пришитое доказательство, выломив серединку, потом раскрылась, демонстрируя обломок Борису:
- Ты мне и за неё ответишь, паскуда!
Могильных сжался, утирая кровь с разбитой губы. Долгов покачал головой - надо же, Орлов напоследок саданул задержанного! Специально протиснулся перед столом, чтобы загородить!
Удар принёс пользу. Дружок убитого отвечал, не задумываясь. Долгов поглядывал на счетчик диктофона - прерываться на замену не хотелось. Кассеты хватило на вопрос:
- Почему Дойчев не брал джип на дело?
Могильный замолчал. Перестал отвечать, закрыл голову руками и заныл:
- Не понимаю, о чём вы... Не понимаю... Не понимаю...

*

(5-й день)
  
Оперативник ворвался в кабинет без стука:
- Иван Терентич!
Орлов настойчив, значит, раскопал что-то полезное. Долгов отложил дело.
- Нюансик! Взяли с поличным, конопля и почти полкило порошка - цыгана с Заводского района. Он промолвился, что Дойчев у него был в ночь убийства. Как постоянный клиент - знал адресок...
- И что показал?
- Около часу ночи стукнул в дверь, назвался. Взял травку, кокаин, ругал ментов, что не дают ездить спокойно, был прилично навеселе. Ушел сразу.
Следователю важны мелочи, в которых может таиться подсказка:
- Уехал?
- Не знает. Ключи от машины видел у него, но мотора не слышал. Тот его в отдалении ставил, чтобы цыгана не засветить. Ну, детские игры в конспирацию...
- Один был? - Задал главный вопрос Долгов.
- Вроде да...
Вот с такой информацией и пошел следователь на отчет.
- Итак, Иван Терентьевич?
- Отрабатываем две версии. Первая - убийство из ревности. Вторая - сведение воровских счётов. В пользу первой ампутация половых органов жертвы. В пользу второй наметившаяся ниточка к участию троицы Дойчев-Серый-Могильных в реализации ворованных товаров. У Дойчева дома и в офисе обнаружены большие суммы наличных денег, отечественных и валюты. Могильных проговорился, что Дойчев участвовал в каком-то деле. Упомянул четыреста седьмой москвич, состоящий на учете в соседней области, и замолчал. Версия сырая, возникла вчера, еще не отработана...
Куратор из облпрокуратуры, Василий Ильич, вмешался:
- Иван, по первой, по мести, что?
- Оперативники копают, но пока впустую, - низко оценил Раритет помощь горотдела, в упор не заметив, как полковник Боднарь недовольно стучит пальцами по столу.
Заммэра вякнул:
- Плохо, из рук вон плохо. Весь город стоит на ушах, люди судачат о банде амазонок, а у вас только версии! Когда будут конкретные результаты? Вас что, поучить работать?
Иван Терентьевич отшил непрошенного погонщика казёнными словами:
- В уголовно-процессуальном праве указано, что только следователь уполномочен осуществлять предварительное следствие по уголовному делу. Я не намерен делегировать иным лицам полномочия, данные мне процессуальным законодательством.
- Не понял?
- Результаты будут сразу же, как только будут.
- Что? - опять не понял заместитель мэра.
- Он имеет в виду, что мы послали запросы, - отвлёк внимание на себя и.о. прокурора.
Алексей Каиркенович не давал своих в обиду. Даже сейчас, когда следствие вывели из подчинения прокуратуры. Пока заммэра выяснял, что такое "запросы", Боднарь вместе с куратором посоветовали:
- Косого пока не трогай. Прессуй дружков, уж очень вовремя они на рыбалку смотались.
Затем Василий Ильич выдал стандарт:
- И почему ты жену и родственников не разрабатываешь? Смотри, бывшая жена получает после него всё, сынок-то до совершеннолетия пока еще дорастет! Второе - двоюродная сестренка Дойчева! Она недавно прилетела из Германии. У нее фамилия Дейч, поменяла, значит! Проверь её.
Раритет вздохнул. Неприязнь куратора к немцам, чеченцам, крымчакам и евреям, ко всем, кто мог репатриироваться, была общеизвестна. Не повезло человеку. Родители оставили фамилию Браверман, подходящую, а вот с документами не подсуетились.
Кто мешал отцу записаться немцем, или маме - Ривкой Хаимовной? Наивные детдомовцы, они лишили сына шанса уехать в более благоустроенную страну. Смириться с невезухой Васе пришлось, а вот простить другим он не смог.
Так что следователь вздохнул, записывая Е.Б.Ц.У. куратора. Еще Более Ценное Указание. Хоть Раритет и не пользовался матерным жаргоном, но иронию словосочетания понимал. На этом совещание закончилось. Долгов пожал великодушную кисть Василия Ильича и кивнул заместителю мэра, произнося внутри невесть откуда взявшийся стишок: "Хотел послать, да вижу - вы оттуда..."
Под этот рефрен и шел до своего кабинета, пытаясь хоть так выправить скверное настроение. Попробуйте терпеливо размотать клубок старой шерстяной нитки, собранной из распущенных старых, проношенных до дыр и потраченных молью носков. Если вам удастся распутать трухлявые узелки и не порвать, вы гений терпеливости! А связать из такой трухи свитер? Попробуйте!
Иван Терентьевич не хотел перебирать изначально гнилые ниточки. Но сделать вид придется. И писать ерунду. В угоду начальству, чтобы не мешало.
Сколько же предстоит работать и притворяться, пока - он намеренно не сказал "если" - пока настоящий след обнаружится! Вздохнул, представляя, как здорово бы сказать в конкретный адрес, да полным голосом, да сочные, популярные в народе слова. Да без экивоков, без оглядки!
Но не сказал - Раритет, все-таки...

*

  
Второй муж Юлии Брускиной выглядел полной противоположностью Антону Дойчеву. Со спины он смотрелся субтильным юношей. Перед следователем волновался, комкал носовой платок:
- Я его почти не знал. Когда он сына забирал, да, говорили там, привет-привет. И всё. Только по рассказам Юли... Я же познакомился с ней, когда в налоговую отчеты сдавал. Ну, и потом помогал советами. А когда сказала, что ушла от Антона, помог устроиться к нам...
Робкий очкарик Аникин в школе имел освобождение от физкультуры, в армии не служил. Шестьдесят с небольшим килограммов, тоненькие ручонки, близорукость - Раритет вычеркнул Ефима Николаевича из подозреваемых. Такой хлюпик на убийство неспособен физически.
Осталось узнать его мнение насчёт Юлиного брата:
- Шурин ваш, Пётр, он как с Дойчевым, ладил?
- Не уверен. Мы на дне рождения Юли с ним немного перебрали, и я сказал, что был бы как он - врезал бы Антону, чтоб лапы не распускал... А Петька не знал, что тот Юлю бил... Как кулаком по столу даст! Так и сказал - морду начищу и порву гада... Еле уняли... Он же самбист - что ему стоило Антона изувечить, а потом отвечал бы... Мы еще выпили, а Петя меня упрекнул, что я за столько времени, и не отомстил...
Иван Терентьевич насторожился:
- То есть? Ефим Николаевич, из вас мститель - никудышний. Связываться с Дойчевым - вы самоубийца, что ли?
- Я так ему и сказал. А он меня трусом обозвал и дураком... Типа, нанять кого с битой бейсбольной - силы не надо, хватит и денег...
"Ах, вот как?" - карандаш Раритета вернул Аникина в список подозреваемых. Судя по отзыву директора - дело Ефим Николаевич знал, голову имел толковую, в супруге души не чаял. Зарабатывал очень прилично, вполне мог оплатить киллера. Проверить, как заказчика - отследить движение денег и найти подозрительные контакты в уголовном мире.
- Или поручил шурину?
Положа руку на сердце, следователь мог признать - Пётр идеально подходил на роль убийцы. Для матроса шкотовый узел - обычное дело. Ростом парень удался под два метра, а спортивное прошлое - самбист? Но главное, Петр имел судимость.
Полтора года условно, за драку.

*

(6-й день)
  
Ушлая бабка, торговавшая вразнос на рынке, оказалась удачной находкой. Из нее вытрясли даты и виды товаров, которые поступали от Дойчева, Могильных и Серого. Масло, пиво, сигареты и немецкое баночное пиво - несколько раз. Несомненная удача!
Отличился Орлов. Когда Иван Терентьевич вошел в кабинет, Евдокия Назаровна всхлипывала, а Олег Николаевич листал замызганную записную книжку:
- Вот, Иван Терентьевич, какую тетрадочку Евдоха с собой носит! Полный список: что, у кого, когда, и на какую сумму. Налоговая-то как обрадуется!
- Где вы её нашли?
- Евдоху? На рынке, с поличным. Торговала вразнос пивом. С собой три бутылки, а внучка с сумкой...
- Нет, я о записной книжке, - максимально холодно уточнил Долгов.
Этот лейтенант раздражал его. Постоянные нарушения правил, рукоприкладство... Раритету казалось, что отсвет грубости ложился и на него! Додумался, мерзавец, произвел личный досмотр, да чего миндальничать - обыск женщины. Внаглую, без санкции!
- Сама, я только попросил показать, она и выложила, - Орлов врал, не краснея, и, самое удивительное, Евдокия Назаровна послушно кивала головой.
Долгов шмякнул дело на стол, чтобы выпустить пар. Полегчало. Успокоился, разыскал закладку:
- Так, пиво, масло, сигареты... угу, по датам сходится... Стоп! Получается, что убитый получал товар на реализацию, оформлял фальшивые накладные и проводил через налоговую? Ничего себе! Нагло отмывал деньги. Для кого-то...
Некто добывал Дойчеву и компании разнообразный товар. Причем, со смежной территории. Может, там поискать сведения, что выведут на убийцу?
- Надо же, как складно устроено: взяли на реализацию, легализовали ворованное... Комар носа не подточит. А что через старух, за наличку, скорей всего, навар сбытчиков...
Раритет представил распределение ролей. Дойчев и компашка - сбытчики. Антон провинился. Скрысятничал, допустим. Его казнили, остальным - наука. Версия, как из фильма про якудзу. Слабо привязана к убийству, однако проверить стоит.
- Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, - привычно завершил цепь рассуждений Долгов, составляя текст запроса в соседние области.
Потом Раритет с удовольствием выпил стакан чая, надумал еще одно следственное действие. Казахстан, хорошо бы и у них запросить! Что там полагается оформлять, запрос Интерполу, или по соглашению стран СНГ?
Позвонил начальник.
- Слушаю, Олег Ильич.
- Иван Терентьевич... В общем, надо в темпе... Понимаешь, пострадавший... За него просил коллега из М-ской области...
Раритет сократил разговор:
- Что именно?
- Покушение на убийство.

*

От автора:
  
Так началась вторая история, хотя первая не закончилась. Это привычная ситуация. Раритету всегда поручали нестандартные дела, где надо разобраться быстро и точно. Нагрузка слишком высока? Так в России испокон века грузят на тех, кто везёт. Конечно, можно побрыкаться, покричать, что занят, но зачем? Маховик раскручен, следствие по убийству Дойчева идёт своим темпом. И следователь Долгов не стал капризничать.

Глава пятая

(6-й день)
Дело о покушении на убийство.
  
Долгов дождался, пока истерика закончится, спросил - бог знает в который раз! - зачем она пришла в гости к бывшему мужу?
- ... обещал согласие на выезд сына за границу, - уже не плача, но ещё с надрывом, отвечала женщина.
"Ты смотри, как твёрдо врёт", - поразился следователь.
Женщину взяли почти на месте покушения. Приехав на рядовую "бытовуху", экипаж ППС обнаружил окровавленного мужчину и врачей "скорой". По описанию взяли подозреваемую раньше, чем та села в автобус.
Дежурный следователь, Кириллов, сдал её под замок. Утром уже Долгов приступил к допросу. Бесполезному, как выяснилось. Но терпение Раритета еще не иссякло, и сейчас он зашел с другой стороны:
- Вы поймите, чем дольше упрямиться, тем хуже. Судья признал доказательства убедительными. А как иначе? Откуда нам знать, почему на ноже кровь? Потерпевший боится, что опять нападёте. Если не начнете говорить, будете сидеть...
При должной сноровке преступника можно убедить на признание по горячим следам. Случались в практике Раритета такие случаи.
Всхлипывая и сбиваясь на причитания, та помалу разговорилась. Но её рассказ настолько противоречил установленным фактам, что следователь злился - да сколько можно так глупо врать? И эта стервозная манера обвинять весь мир!
"Жертва она невиновная, понимаешь, - вскипел Долгов, выслушав очередной упрек в предвзятости. - Нет, я с такой вздорной бабенкой и недели не прожил бы! Все-то её обижают, все-то ей зла желают! А что же ты на людей бросаешься, что же сама в милицию заявление не подала? Жертва, ага, мужика ножом пырнула, аж скорую вызывать пришлось".
Он пролистал дело, нашел направление на судебно-медицинскую экспертизу, выданное Кирилловым.
- У вас какой рост? Сто шестьдесят пять? Встаньте, пожалуйста. Вытяните руку вперед.
Подследственная поднялась со стула. Долгов примерил на себе, куда пришелся бы удар.
Потерпевший высок, под метр девяносто. По его словам, бывшая жена ткнула ножом, держа его, как штык. Понятно - в живот, на уровне пупка. А как же получилось ранение в грудь, да еще сбоку? Скверным ножом, который даже хлеб режет криво - и проткнуть пиджак?
- Ой, что-то не так, - засомневался Раритет, - не стыкуется. А ну, глянем еще разок... Результаты экспертизы однозначно против бабенки. Кровь бывшего мужа в рукаве её куртки, отпечатки пальцев на рукоятке ножа, ранение грудной клетки в области сердца, окровавленные прорезы в рубашке и пиджаке... Справка со скорой о ранении... Но у неё сил не хватит и удар не получится, разве что с подскоком?
Он задал подследственной несколько вопросов, уяснил, кто как и где стоял, что делал и куда смотрел. Нарисовал схемку. Потом расписал время по минутам. И стал думать. Что в показаниях совпадает?
Сели за стол, так сказать, переговоров.
Ей поручили резать торт.
Нынешняя жена налила всем чаю и вышла в другую комнату на пару минут. Услышала крики, вернулась - муж в крови, гостья убежала.
Бывшая - утверждает, что ушла из квартиры миром.
Скорая и милиция прибыли быстро.
Быстро? Свежо предание, да верится с трудом: "Соотнести время вызовов с отлучкой новой супруги", - легла строчка на очередной листок, подколотый в еще тонкую папку.
Иван Терентьевич отправился домой. Футбола сегодня нет, так хоть разок за неделю поваляться с журналом, посмотреть, что нового придумали коллеги или ученые. В самом начале работы Раритет выписывал "Советскую Милицию". В журнале, кроме официоза, печатались хорошие детективы, не нынешние мордобои вульгарного пошиба.
Наталья налила суп, разогрела магазинные котлеты, вернулась к телевизору. Иван Терентьевич сам заварил чай, чтобы проверить новую пачку со слоном. На этот раз реклама не солгала, вкус был знакомый с детства. Настроение вернулось в норму.
Когда он сел на диван, жена приглушила звук и спросила:
- Вань, та баба точно мужа убить хотела?
Раритет поставил бокал на подставку, чтобы не испортить лак подлокотника, хмыкнул:
- Где ты узнаёшь, скажи на милость?
- Новости, криминальный вестник. Так что? - продолжила Наталья, но тут уже заинтересовался муж.
С удивлением установив, что телевизионщики в курсе подробностей, Долгов позвонил Тинаеву. Тот отверг подозрение:
- Я? Сливаю инфу? Сам-то понял, кому говоришь?
- Тогда кто? Не Валерка же, в самом деле? Короче, как хочешь, а завтра получишь рапорт. Ты надзор, вот и выясняй, кто нарушает тайну следствия...
Наталья дождалась конца разговора:
- Я бы за ребенка, если отнимать стали, тоже убила! Ни фига вы, мужики, не понимаете. Родили бы разок, по другому думали...
Не остывший от ссоры с Тинаевым муж сгоряча ляпнул:
- Ты много понимаешь, родиха!
Хлопнула дверь ванной комнаты. Иван Терентьевич запоздало крикнул вослед извинение. Допивая остывший чай и машинально пролистывая журнал, он вслушивался, как журчит вода.
Наталья всегда рыдала при открытых кранах, надеясь, что муж не слышит. Ну, кто иной и не услышал бы, а Раритет это знал - при первой ссоре проверил с помощью карманного зеркальца. Это несложно, подставить стул под окно со стороны кухни и посмотреть.
И не надо быть следователем, чтобы понять, чем вызвана истерика у бесплодной женщины.

*

  
Производственные совещания называют то "летучкой", то "оперативкой", но суть всегда одинакова - начальник распекает нерадивых подчинённых. Раритет именовал такие сборища "административными посиделками". Бесполезные понукания выбивали из колеи всех следователей.
- Я отчитываюсь на штабе, Олег Ильич, и здесь. Вы же сами следачили, так чего теребите? Лучше бы отмазали от мэрской дури! Я не узнаю, кто убил Дойчева, если буду каждый час докладывать, что успел сделать! Да, Брускин не допрошен. Да, самбист, осуждённый драчун. Да, грозился отомстить за сестру! Приедет - допрошу! Помню я о сроках, помню, - кипятился Раритет, отбиваясь от приказа составить очередную справку.
Всё ещё багровый, он вернулся в кабинет, вынул дело. Бросил на стол, походил кругами, умылся, "выпуская пар". Затем долго стоял у окна, наблюдая за воробьями. Воздух, сырой после дождя, оказался целительным средством, а чай - примирил с жизнью.
Мысли вернулись к работе. Зыбкая версия мести получила косвенное подтверждение. Теперь предстоит кое-что устанавливать и уточнять.
Итак, Брускин улетел наутро после убийства. Аникин дважды снимал наличные - по десять тысяч долларов.
- Куда они предназначались? Кому?
Местные осведомители не знали о поисках наёмного убийцы. Но Аникин выезжал в столицу после снятия денег.
- Мог найти киллера там, - согласился с собой Раритет.
Вызвать и предъявить фотографии изуродованного тела? Аникин дрогнет. Пусть не признается, что нанял киллера - по игре вазомоторов будет видно, что виноват. Или ждать, когда вернётся из плавания Брускин, чтобы вместе допросить?
- Нет, проверю одного на "склизкость", - подвёл итог размышлений Раритет, поднимая трубку телефона.
Подозреваемый ответил сразу:
- Слушаю. Кто? Следователь? Хорошо, буду... А когда? Немедленно? Хорошо, еду...
Иван Терентьевич удовлетворённо потёр руки. Судя по голосу, Аникин уже "потёк". Осталось дожать.
Спустя полчаса следователь мысленно похвалил эксперта за работу. Мастерски сделанные фотографии - запечатлели тело Дойчева и ампутированную часть. Аникин дрожащими руками оттолкнул глянцевые листы. Раритет вернул их на прежнее место, настоял:
- Присмотритесь, Ефим Николаевич. Правда, впечатляет?
- Зачем вы мне это показываете, - подозреваемый позеленел, словно его тошнило, и взмолился, - зачем? Я не убивал Антона, я не могу этого сделать, я просто не справился бы с таким!
- Вы - нет, а кто другой, вполне даже... Скажите, вы незадолго до убийства снимали деньги со своего счёта. Зачем? Как ими распорядились?
Кто бы предполагал, что можно побледнеть ещё больше. Но Аникину это удалось. Шёпот его, почти неслышимый, заставил Раритета напрячь слух:
- Юле не говорите...

*

(8-й день)
Дело мстящих амазонок.
  
Эксперт показал фальшивые накладные:
- Не соответствуют номера и даты. Масло, две коробки... Сыр Советский, три круга, остаток, оприходован. Самое интересное, что он распродал, по документам, партию такого масла и такого сыра. Каждая партия по полторы тонны, которые на эту дату отпущены Отделу рабочего снабжения Топольницкого рудника...
- Где? - уточнил Долгов, внимательно слушавший эксперта-бухгалтера.
- В Кра-ском крае, Залушинский район. Почти семьсот километров от нас. На поезде.
Иван Терентьевич задумался. Где Дойчев это взял? Егорьевский сырзавод за девятьсот километров. День езды. Довезти масло в жару, без охлаждения, даже в термобоксе - нереально. Рефрижератор Дойчев не заказывал. Значит, здесь покупал? Все три тонны? Три ха-ха!
Без вариантов, здесь криминал! Хищение, фальсификация, подлог документов, сбыт краденного - всё, что угодно! Только этого недоставало следователю Долгову для полного счастья!
Мобильник запел "Натали" голосом Иглесиаса. Раритет ответил жене:
- Да. Что теперь?
- Я что, не могу спросить, как ты себя чувствуешь? - супруга изобразила обиду.
- Прекрасно, как всегда. Давай к делу, - поторопил Иван Терентьевич.
- Я с Леной была у гадалки. Ты не злись, ладно? Гадали на тебя, на твою работу, на меня. Так вот, у тебя повышение по службе, а главное, ты не падай, хорошо? У нас будет прибавка в семье! Я смогу родить, Ваня!
Раритет растерялся. Врачи вынесли Наташе приговор - непроходимость каких-то там труб. Он поражался, какое количество пыточных процедур перенесла жена. Однако медицина не помогла, и они смирились с бездетностью.
В парном одиночестве оказалась масса удобств - никто не мешает, ничто не отвлекает. Долгов настолько ценил спокойствие, что запретил Наташе принимать родственников даже на одну ночь. Та поворчала, но согласилась. Так и сложился нынешний порядок, а вот вишь ты, в сорок лет она надумала рожать!
Так Иван Терентьевич и высказался, чтобы образумить жену. Однако эффект получился обратный.
- Да мне, Ваня, плевать на твоё мнение! Не хочешь, и флаг тебе в руки! Я и без тебя обойдусь, одна воспитаю. Вот рожу себе и уйду, а ты женись на своей работе, - звенящим от обиды голосом заявила Наташа и отключилась.
Не поверив, Раритет пожал плечами и углубился в бумаги. Бухгалтер поработал на славу. Но не решил главную задачу следствия. Убийца оставался величиной неизвестной.
Позвонил Тинаев:
- Завтра я к мэру. По Дойчеву подвижки есть? Жаль. Ладно, отбрешусь. Трудись, Иван, я прикрою!
- Друг. И этим всё сказано, - подумал следователь, продолжая перебор версий.
Допрос Петра Брускина сразу бы дал ответ - он ли убийца и куда копать, если не он. Только Раритет не особо доверял очевидным версиям. "Птица цвета аквамарин" редко осеняла предварительное следствие своим крылом. Кроме голого подозрения и совпадения по датам - Дойчева убили в час ночи, а Пётр улетел в семь утра - у Долгова не было ни единого факта.
Да, парень имел не самые лучшие характеристики в школе и в техникуме, любил выпить и поволочиться за женщинами - так кто без греха? Хотя с Косым, лидером местной группировки, Пётр учился в одном классе и даже поддерживал дружеские отношения - срок получил по другой, уважительной причине. На улице он вмещался и защитил девушку от кавказцев. Но перестарался - нож отнял у одного, а руки сломал троим. Суд вынужден был признать превышение необходимой обороны.
- Сговор свойственников? Вполне возможно.
Неясным выглядел финансовый аспект. Аникин показал, что деньги передал шурину в долг, на пару лет, якобы на покупку дачи. Тайком от супруги, которая категорически выступала против внутрисемейных ссуд.
Закончив с этой версией, Раритет принялся за экономическую. Здесь материала накопилось много, пришлось выделить отдельную папку. Сексуальный аспект не продвигался. "Девочки по вызову" ничего существенного не сказали: приезжали, выпивали, когда и отрабатывали заказ, но чаще просто отбывали время. Половым гигантом Дойчев не был, а вот маркиза де Сада почитал, за что периодически доплачивал. С сутенерами не конфликтовал. Но кто-то же ему отомстил, да еще и с явным подтекстом!
Неужели и впрямь здесь таится безжалостная амазонка?

*

Дело о покушении на убийство.
  
Высоченный мужчина рассказывал нереальную историю:
- ... и ткнула. Я не ожидал, что она бросится, не успел отскочить.
Долгов знал, сколько сил придает ненависть, но тут слишком велика разница в росте и силе. Он потому и не смотрел глупые боевики, где побеждали хрупкие девушки. Увы, в реальной жизни коза не сумеет забодать лося, а у этой парочки соотношение габаритов примерно такое.
Отпустив пострадавшего, Раритет вызвал подозреваемую. Позвонил Заглядов, легонечко попрессовал:
- Иван Терентьевич, не поверю, что тебе двух дней мало на простой случай. Кровь на одежде, пальчики на ноже. Завтра жду готовое дело.
Раритет пообещал закончить и принялся восстанавливать ситуацию покушения. Подозреваемая выглядела подавленной, но согласилась вспомнить всё поминутно:
- Итак, вы позвонили. Он сразу открыл? То есть, ждал?
К концу второго часа следователь представлял в мизансценах, как проходило роковое чаепитие. Пострадавший пригласил подозреваемую на кухню, даже поухаживал, снял с неё куртку и повесил в прихожей. Новая жена пострадавшего попросила гостью нарезать торт, та послушно взяла нож. Тот самый, который фигурировал, как орудие преступления.
Но следов торта на ноже не обнаружено! Следовательно, нарезали другим ножом. Кто, зачем и почему? Подозреваемая говорит - новая жена резала, сказала, мол, сама справлюсь. И другим ножом, что интересно...
Долгов подумал:
- Порез на коже, кровь в рукаве - не мало ли? А если всё не так? Сговорились, чтобы её посадить... Зачем?
Дома Иван Терентьевич подошел к жене, увлеченной очередным сериалом:
- Наташ, совет нужен.
Их ссора продолжения не имела - гинекологи проверили, доказали, что бабка ошиблась. А долго обижаться по таким пустякам, как повышенный тон или справедливый упрёк - супруги не умели.
- Что ты говоришь! Я же у тебя дура, - ехидно заметила жена, убирая звук.
- Заметь, сама признала, - поддержал беззлобную пикировку муж, - так вот, что болтают о... - и назвал фамилию пострадавшего.
Следователь Долгов поражался умению женщин создавать собственные информационные сети. По тем циркулировали сведения, порой, весьма полезные для его работы. Минут через десять Раритет знал все городские версии. Наташины подруги считали, что такого козла, как бывший муж, стоило убить.
- Бросил её ради денег, которых у новой бабы навалом. За что ей, гадине, бог детей и не даёт. Наскреблась, дура, в молодости, а теперь чужого сына и рада заиметь. Уже и к себе его перевезла, бедный мальчик. А мать теперь в тюрьму пойдёт, по собственной глупости. И на кой она убивать гада надумала...
- Ради ребёнка? Наташ, представь, я обещаю тебе, мол, скажи, что на меня кто-то напал, а тебе за это дадут ребенка на воспитание, навсегда. Как твоего сына, как родного...
Дверь ванной комнаты закрылась за Наташей. Шумела вода, маскируя рыдания.
- Чёрт меня дёрнул, - раскаивался Раритет, - совсем ум потерял! Как на работе, так соображаю, а дома - свинья свиньёй. Попрошу прощения...
Он сетовал и понимал, что его догадка верна. Бесплодная женщина пойдёт на всё, если посулить ей материнство, даже приёмное. Столько страсти было в Наташином:
- Да я полмира убью!
Может, он зря не соглашался на усыновление, раз уж своих бог не дал?

*

(11-й день)
Дело мстящих амазонок.
  
Семен Серый отрицал все. То, что сработало с Борисом Могильных, для этого тощего мужичонки не годилось:
- Попробуйте пальцем тронуть. Я к прокурору пойду. Вы свои дешевые разводки на лохах отрабатывайте, а ко мне не суйтесь.
Орлов вопросительно взглянул на следователя. Раритет сделал вид, что не понял. Даже такого мерзкого типа, как Серый, он не стал бы подвергать "физическому воздействию", как деликатно именовались побои.
Нет, Долгов готов был оправдать увечья или убийство преступника ради сохранения других жизней. Но когда задержанный бессилен перед сотрудником - бить нельзя!
- Тогда я к себе, - лейтенант неуклюже повернулся к двери.
Следователь кивнул, не отрываясь от дела. Там не было ничего интересного, просто следовало проверить реакцию Серого на вопросы.
- Ваш компаньон сказал, что на дело вы ездили втроём...
Серый взвыл, вскочил, толкнул Орлова. Тот пошатнулся, но поймал задержанного за грудки:
- Ты чего?
- Сволочь, ногу раздавил! - и Серый продолжил матом.
- Извини, я такой неуклюжий, - Орлов довольно улыбнулся, - но ты тоже хорош, расселся, лапти разбросал по сторонам, я и наступил нечаянно! Ты сядь, как положено на допросе, ровненько. Ножульки под стул поставь, ручонки на коленочки, спинка прямая...
Его здоровенная ручища прижала тощего мужичонку к спинке стула, похлопала по плечу. Когда дверь закрылась, Серый с ненавистью глянул на следователя:
- Вызывайте врача!
- Лейтенант нечаянно, он извинился.
Долгов ответил, храня "честь мундира", хотя случайность исключал.
- Все вы заодно, - злобно озвучил истину Серый. - Так вызовете врача?
Кипя неприязнью к Орлову, сорвавшему допрос дурацкой выходкой, Раритет отпустил Серого.
- Вот ведь пара, гусь да гагара!
Хорошо, пришлось выехать на скоропостижную смерть. Работа отвлекла, а после обеда мысли вернулись в спокойное русло. Рапорт на Орлова отправился в корзину.
- Горбатого могила исправит, да и в одной упряжке тащимся! А вот тощий гадёныш - гадёныш и есть!
Долгов пролистал протоколы обыска машин и квартир - ничего.
- Понятно, что могли - попрятали! Ладно, зайдём с другого края, - и нацелил эксперта проверить бухгалтерские документы Серого и Могильных.
Сводка грабежей из Кр-ского края пришла вечером, а из М-ской области и Казахстана задерживалась. Толстенная распечатка, страниц в сорок, немым укором лежала и ждала. Одному проработать её казалось нереально. Долгов попросил на пару дней стажера Шмидта, на что Орлов согласился с радостью. Парнишке Раритет вручил список реализованных Дойчевым товаров:
- Ищи случаи, близкие к этим датам, - и побрел на свою Голгофу.
Мэрия, прокурор и "главный городовой" подвергались истязаниям журналистов семь дней в неделю. А начальники устраивали пытку следователю.
По счастью, из мэрии не было никого - надвигались выборы. Боднарь отчет не слушал - и так все знал наизусть, даже приврать мог в нужном русле. Леша Тинаев для порядка задал пару вопросов и отпустил, напомнив о сроках. Можно подумать, Раритет их не чувствует...

*

От автора:
Трудно работать, когда к тебе приковано всеобщее внимание. Теоретически следователь защищён от давления, но известно, что строгость законов в России компенсируется необязательностью их исполнения. Сколько бы ни расхваливали контроль прессы - она мешает, чаще всего. То выдаст секрет и предупредит преступника, то окажет нажим и вынудит совершить ошибку или подтасовку.
Чтобы докопаться до истины, надо рыть в верном направлении. Ах, если бы следователь Долгов знал, кто и какие сны видел за пару месяцев до убийства Антона Дойчева...
Ему это не дано, а мы - посмотрим.

Глава шестая

  
Зыбкая, неоформленная сущность вспоминает:
- Я Монстр... Нет, я Мирный Обыватель... Или нет?
В уши проникает странный, отдаленный звук... звуки. Не понять, не определить, откуда. Звуки доносятся сверху, глухо, будто через вату или опилки. Там птица, кричит надтреснуто, приседая, подпрыгивая по-воробьиному и гадя под себя от усердия - слышно, как брызги разлетаются...
- Вспомнил! Почему ворона бесстрашно ходит рядом? Я что, труп?
Мысль становится отстраненной. Это удобно, можно взглянуть на себя со стороны:
- Мертвому известно всё, потому он и не хочет дальше жить, ему незачем...
Не знаю, откуда пришла такая сентенция, однако она задевает во мне что-то знакомое.
- Меня трупы не пугают, я их столько нагромоздил за эти ночи... Так что я уже специалист по переводу живых в мертвые. Поставляю клиентов для Харона, имею комиссионные с перевозки на тот берег Стикса...
Забавно, я умею шутить! Но, всё же, кто я такой? Почему я начал думать? Что за чёрт? Почему я теряю созна...

*

  
Кажется, минуло дней пять, пока я очнулся и сообразил, что всё так же заперт в теле зверя. Как долго держит меня обездвиженность... И дважды я отрубался напрочь. Неужели, и впрямь, терял сознание? Такое было со мной на татами, давно, когда пробовал освоить азы самбо. Да, уйти в отруб - неприятное состояние. Крыша набекрень...
Неужели я настолько плох, что себя - собой не признаю? Нет, вроде, он не совсем я... Ладно, потом разберусь. Сначала выбраться отсюда. Я где-то полулежу. Чем-то засыпан. Погребен лавиной? Но не холодно, и снег не тает на лице... Ну вот те, здрасьте - это не моё воспоминание... Или моё? Кто был на Тань-Шане?
- Черт подери, - пытаюсь выругаться я и слышу свой голос, баритон, слегка хриплый от бездействия.
У Мирного Обывателя, как помнится, обычный тенор. Значит, я - не он. А ругательства - его. Дьявол! Эх, промочить бы глотку... Сразу вспомнился вкус виски, холодок кубиков льда... Пару хороших глотков, вполне хватит двух, и хрипоту, как рукой снимет.
- Виски? Я точно не Мирный Обыватель, - мой голос крепнет, связки снова заработали, можно крикнуть громче, - тот предпочитает пиво!
Эхо мечется, гулко, словно в пустом складе... Ворона вспархивает. Приближаются шаги, надо мной начинается работа. Слух прекрасно работает, я слышу, как руками разгребают в стороны то, чем я засыпан. Кто разгребает? Не знаю. Веки хлопают впустую, ничего не меняется... Я слепой?
Нет, зрячий! Вот первый просвет мелькнул, вот уже виден кусочек неба, ночного неба, со звездами. Желтый свет далекого уличного фонаря мешает разглядеть мужчину, который энергично копает уже на уровне груди. Вот еще немного, теперь сбоку, руку освободим, вторую. Спаситель бурно дышит, но не останавливается, роет. Голыми руками! С чего ты такой усердный, парень? Что тебе от меня надо? Какую цену ты запросишь за спасение?

*

  
Мирный Обыватель не хотел встречаться с Монстром. Его передернуло от воспоминания, где наслаждение местью... Где убил подонка...
- Нет!
Он в панике отмёл чувство удовлетворения, неприемлемое для человека. В темноте послышался то ли стон, то ли крик из-под земли:
- ...иски! Дьявол!
- Погоди, разгребу.
Мирный Обыватель вспугивают ворону, опускается на колени и разбрасывает рыхлое содержимое завала, под который открывается мужское лицо. Странное. Неустойчивое. Оно всё время меняет пропорции, словно оплывает внутри себя, напоминая Обывателю кого-то виденного прежде. Так давно виденного, что имя забылось. Словно полузнакомый пацан из параллельного класса на двадцатилетии выпуска...
- Спасибо, парень. Давай выбираться. Залежался я...
Мирный Обыватель встает в полный рост, подает руки. Они сцепляют кисти в замок, напрягаются и совместными усилиями вытаскивают мужчину из завала, как ключ из замка.

*

  
...он вытащил меня из мусора мощным потягом, как ключ из замка. Стоит рядом, исподволь рассматривает меня. Лицо бесхитростное. Но интеллектом явно изуродовано, уж эти вещи я просекаю мгновенно! Волнуется, но молчит. Как и я, полной грудью вдыхает вечерний воздух.
Куча старого, слежавшегося мусора стала мне приютом. Стихийная свалка, накопившаяся во время забастовки мусорщиков в ничейном овраге на окраине города. Надо же! Я мог навсегда остаться тут, с дождями начал бы гнить, плесневеть, а там уже и вечное небытие. Но кто меня закопал на свалке? Почему я был без памяти?
Мирный Обыватель пожимает плечами, показывает книгу в мягкой обложке, распахнутую на первых страницах:
- Разве ты не отсюда? Это же ты?
Смотрю на книгу, лежащую у самых ног. На обложке мой портрет. Хорошее лицо. Суровое. Элегантное черное пальто, шляпа. Широченные плечи. И пистолет "Магнум". Косая, летящая надпись: "Без слова упрека..."
А где же моя шляпа? Поднимаю книгу - она открывается, словно огромный саквояж, как дверь. Вспомнил! Конечно, это и есть дверь. Дверь в мой мир. Решительно запускаю в нее руку, вынимаю шляпу, расправляю ударом кулака, устраиваю с надвигом на брови. Я ношу ее именно так. Привычка! Книгу - в карман длиннополого пальто.
- Ну да, это одежда крутых, что пялишься? Никогда не брал в руки криминальное чтиво? И боевики не смотрел?
- Читал. И смотрел. Чушь это всё. Каждая пуля - точно в цель, каждый удар - смертельный! И никаких следов! Так в жизни не бывает, - на физиономии спасителя нарисован такой скепсис, что во мне рождается жалость.
Вместо того, чтобы расхохотаться или пренебрежительно хмыкнуть, я размышляю. Надо показать парню его заблуждение:
- В моей жизни - только так!
- В моей - нет.
- Зачем такую выбрал? Если не ты её, то она, жизнь, вправе тебя...
Мирный Обыватель задумывается, а я оглядываюсь по сторонам. Пора понять, где я очутился. И как я сюда попал. И, вообще, зачем я здесь? Дьявол, откуда это резкое дребезжание?
Почему мир вокруг исчеза...

*

  
... мысль, что я так никогда не приду в себя, заставляет выругаться:
- Дьявол! Почему...
- Ты мне снишься.
Голос спасителя вынуждает меня насторожиться. Он из породы опасных людей, если переходишь невидимую тебе, но четко известную им границу. Такие - подобны старомодной взрывчатке, могут служить топливом, пока без запала. Но капсюль, заряд которого не убьет даже козявку, вызывает взрыв, и горе тому, кто тронул детонатор!
Надо познакомиться:
- Мы с тобой кто?
- Мирный Обыватель. А ты?
- Погоди, - мне приходится остановиться, чтобы сообразить, - это тебя я за себя принимал, пока на свалке лежал? Но я не ты. Точно, я крутой парень из... из... Откуда?
- Понятия не имею, - пожимает плечами собеседник.
- Мы говорили - если ты не делаешь жизнь сам...
Мирный Обыватель вспоминает. Я легко ловлю в нем эмоции, которые клокочут, выплескиваются наружу в жестикуляции, в смене красок лица. Или менее явно, прорываясь внезапной бледностью, хриплым дыханием... Да мало ли признаков, по которым наблюдательный человек читает, словно по раскрытой странице! Это удобный момент, чтобы выстроить отношения:
- ...то она, жизнь, вправе делать с тобой, что хочет.
В лице Обывателя читается опасение. Он заявляет, что пользоваться его мыслями для спора с ним же - у меня нет никакого права.
- Не сходи с ума! Это мои мысли.
Собеседник полон скепсиса, усмехается:
- Я не был Монстром, он мне снился, чуть с ума не свёл.
- А я им был. И тобой. Погоди, - останавливаю я Мирного Обывателя, сообразив, что произошло. - Мы разделились?
Оппонент усомнился:
- Не соображу, зачем? Монстр ушел, а в тебе какой прок?
- Я возьму на себя ответственность, которой боишься ты.
- Ты считаешь меня трусом? - Обыватель вскидывается, повышает голос, громко заявляет. - Это осталось в детстве, где я плакал, не зная, как дать сдачи! Я давно стал сильным. И меня уже никто не хочет ударить!
Кто бы спорил! Физически он силен, но внутренняя неуверенность, как желтая мигалка, видна издалека. Оппонент не выдерживает мой взгляд, опускает голову, сдается:
- Ладно, ты прав. Трусость никуда не делась.
- Не путай себя, дружище, - отрезаю я, - ты осторожен, опаслив, да. Это разные вещи, хочешь, докажу?
Звенит будильник, но мне он не страшен - Мирный Обыватель попался на крючок и захочет узнать, понять о себе. Он вызовет меня завтра...

Глава седьмая

(14-й день)
Дело о покушении на убийство.
  
Раритет приступил к повторному допросу нынешней жены потерпевшего. Дамочка решительная, как их величают нынче - бизнесвумен? На пятилетку старше мужа, и лицом не особенно удачна. Однако версию супруга поддерживает точно.
Единственный прокол, это вызов "скорой" и милиции. Конечно, точное время звонка можно и не запомнить, но не за десять же минут до покушения вызывать? Каким даром предвидения надо обладать, чтобы вызвать врачей заранее, до удара ножом!
А по раскладке времени так и получается. Долгов готовился провести очередные (на это раз - последние) допросы потерпевшего, его жены и секретарши так, чтобы уличить всю компашку на откровенной лжи и заставить признаться в этом. Его бесила примитивность подделки, имитации преступления, на которую он почти попался, приняв дело, начатое не им.
- Почему вы сами не нарезали торт, а предложили нож гостье? Кто в конце концов нарезал его? Вы? Как это получилось? И куда делся тот нож, первый?
Бесхитростные вопросы заставляли жену потерпевшего нервничать, а Раритет дожимал. Ложь выпирала наружу из каждого ответа, но это ничего не меняло в участи подозреваемой. Бывший муж тоже лгал.
Описание движений глаз, выдающих враньё, как и характерные жесты с защитными позами, Раритет вычитал из американской монографии и заучил наизусть, так что ловил ложь мгновенно, даже помечал на полях протокола достоверность ответов.
- Жаль, уличить лгунов нечем.
Секретаршу фирмы, где пострадавший числился замдиректора, поймать на лжи и противоречиях не удалось. Хорошо заучила, прочно:
- Я слышала угрозы, типа убью тебя, но сына на лето не дам.
Следователь отпустил искусственную блондинку и задумался. Никакого сомнения - есть тут "интим". Странный мезальянс сговорился погубить невиновного человека.
- Ладно, секретутку и мужика понять несложно - сошлись интересы, неважно, материальные ли, скотские. В чём интерес новой жены? Почему она лжет? Почему терпит измену мужа? Или не знает о ней? Слишком уверена в себе? Находится в зависимости от блондинки?
Долгов в лоб спросил бизнесвумен о причинах предварительного вызова милиции и "скорой". Та сообразить не успела, принялась тупо отпираться:
- Это недоразумение, я не могла вызвать раньше.
Справка диспетчерской убедила её, что лгать бесполезно. Появилась новая версия:
- В панике за временем не следишь.
Раритет понял, что проиграл. Да, компашка лгала, но менять показания не собиралась. С досады он задал вопрос:
- Вы знаете любовницу мужа? Мне он не сказал... Допустим, на работе?
Озадаченность быстро стёрлась с лица бизнесвумен. Раритет не сомневался, что верность мужа будет многократна проверена. Сыщиками и техническими средствами, вроде скрытой камеры.

*

Дело мстящих амазонок.
  
Стажер составил таблицу на листе ватмана.
- Зачем?
- Нагляднее. Вот, по той области, - показал Шмидт, - а вторым цветом дано по краю...
- И Казахстан?
- Пока в карандаше, - засмущался стажер.
Долгов разобрался в пестрых квадратиках.
- А что, удобно...
Раритет прикинул объемы - мелкие грузовики. Троица сбывала то, что добывал Косой, скорее всего. Если тот, кого ограбили бандиты, опознал свой товар - он мог отомстить торгашу Дойчеву.
Поразмыслив, следователь усомнился:
- Так ожесточённо? Нет. Максимум, по башке шарахнуть... Что тоже спорно... Тогда остается месть за крысятничество. Банда Косого и убила.
Как по заказу, позвонил Орлов:
- Бойцы Косого на ту ночь имеют реальное алиби. Все. На стрелке были.

*

(15-й день)
  
Утром стажёр снова занялся таблицей. Он, как и Раритет,сделал верный вывод:
- Значит, Дойчев работал с другой бандой, в другой области. Будем вычислять.
Закономерность проступила, когда шесть дат по фальшивым накладным совпали со сводкой грабежей. Складывалась интересная картина, что и озвучил стажер:
- Они, Иван Терентьевич, действительно, брали у соседей. А как?
- Будем искать, кто грабил, сообщество вычислить. Тогда...
- А, понял! Значит, наши туда едут, грабят и сюда!
- Без наводки? Бред, - проворчал Долгов, - и чисто психологически на грабеж годится разве что Серый, так один не справится...
Убедив себя, он объяснил стажёру, что и как должно работать в хорошо организованной банде.
- Те грабят. Эти - рисуют на товар документы и увозят. Те уже без товара. Эти - спокойно увозят и продают. Понял?
Долгов поблагодарил стажёра, отпустил. Тот с таким сожалением покидал кабинет, что Иван Терентьевич решил при случае замолвить словечко за парня. Хороший оперативник, а то и дознаватель получится!
Затем подвинул к себе чистый лист, набросал последовательность действий по экономической версии. Она вела к убийце, Раритет это чуял.
- Ловко придумано! Сумма грабежа небольшая, искать по стране не станут, сводка из чужой области, тем более из Казахстана, сюда не попадет. Значит, и подозрения не возникнет! И не возникало ведь - стал бы кто разбираться в чужих делах!
Как в детской игре, Раритет мог сказать: "Тепло!" Скорей всего, Дойчева убила банда - не воруй у своих. А половые органы ампутировали, чтобы с толку сбить. Значит, главарь там с выдумкой, с фантазией, весьма неглупый...

*

  
Начать пришлось с соседней области, в Казахстан не пустили. Дескать, не след распутывать чужие преступления, в России дел хватает. Долгов разместился в свободном кабинете следственного крыла областного управления милиции - надо же, какое здание просторное отгрохали! - и начал копаться в делах.
Капитан Келимов, молодой и подтянутый, сопроводил в кабинет, отведенный для работы гостя. Все бумаги собраны, только читай! Раритет делал пометки и основательно углубился в работу, когда завибрировал мобильник.
- Да!
- У нас салон закрывается на ремонт. Неделя или две отпуска. Давай на Селигер? Ваня, сейчас пора отпусков, - обрушила поток слов жена, не слушая возражений, - и сколько я могу одна ездить! У меня муж есть?
Раритет отбился от неожиданной идеи, но Наталья обиделась:
- Достала твоя работа, я вечно в последнем порядке...
К концу дня заболели глаза и голова. Разбираться в нечетко пропечатанных копиях протоколов рукописных допросов, с трудом понимая некоторые слова - это каторжный труд. Особенно скверно снимали показания в районных отделениях. Но самое досадное, что правым оказался стажер!
Описания грабителей совпадали с приметами троицы. Не полностью, конечно. Свидетелей можно понять - ночь, страх, боль. Нападавшие казались и ростом повыше и числом поболе. Капитан Келимов, прибывший по вызову Раритета, поразился:
- Мама моя дорогая! Как же мы сами не просекли серийность? Вот она, задолбанность работой, как сказывается, Иван Терентич. Но вы гений, натурально! Прокачать такую комбину? Я тащусь с вас, чесслово!
Долгов не стал умалять свою заслугу, чего скромничать-то? На то и кличка у него "Раритет", а не "Лонг", как в универе была. Он еще раз продемонстрировал капитану, мимо чего прошла их криминальная милиция. Тот смачно выматерился. Безадресно, отводя душу. Потом сверился с таблицей и спросил:
- Иван Терентич, понимаю, что глупо, но спрошу. Я же на юрфаке учусь. По квалификации, субъекту и объекту, коротко - вразумите, ладно?
Раритет кивнул. Парень соображаловкой не обделён, почему не поговорить?

*

От автора:
  
Мы видим, как продвигается следствие. Не совсем понятно, куда, но Долгову виднее. Пусть работает и обсуждает с коллегой понятные только им нюансы. Давайте-ка посмотрим, что снилось обывателю за два месяца до убийства Дойчева.

Глава восьмая

Рэвенж
  
Пока сон не сморил Мирного Обывателя, я готовился к разговору с ним. Я еще не вполне понимаю, почему оказался в его власти, но истерично суетиться не стану. Всему своё время - разберусь, как я сюда попал и как предстоит выбираться из ловушки. Похоже, мне предстоит выяснять это у оппонента, так почему не наладить отношения с хорошим, в принципе, человеком?
Тем более, что нужно-то всего ничего - помочь ему разобраться в себе. Он считает себя трусом, а напрасно. В быту часто принимают вульгарную "отмороженность" за храбрость. Возьми боевики - главный герой обязан переть на рожон, пренебрегая здравым смыслом. Ему-то можно, сценарист и режиссер везде соломку подстелят, а в реальной жизни у босого идиота, подобного "Крепкому орешку", нет шансов уцелеть.
Живое существо в первую очередь стремится выжить, уцелеть, избежать опасности, даже самый страшный хищник. Медведь, на что сильный зверюга, но предпочтёт обойти человека стороной, напугать, в крайнем случае. В схватку бросится, если сочтёт, что иного выхода нет.
В природе естественный отбор вычёркивает отморозков (мимолетно я успеваю удивиться, откуда эти знания во мне - успел черпануть от Обывателя?), не давая размножаться. А человеку разумное поведение изначально присуще, иначе стал бы он господствующим видом на планете, как же!
"Заболтался, философствовать стал... А это не моё! - Просыпается в голове ограничение, оставленное оппонентом, и напоминает: - Кто крутой парень, киллер, наёмный убийца?"
- Конечно, киллер, наёмный убийца, - вслух, послушно повторяю я свою характеристику, готовясь встретить Мирного Обывателя, однако инерция несёт меня к следующим рассуждениям:
"...мужчин, (в полном смысле слова "мужественность", не путая с драчливостью) надо воспитывать! В Обывателе сохранились задатки, и весьма приличные. Нашел же он силы признать собственное несовершенство?"
Собеседник уже погрузился в сон и начал разговор:
- Слушай, как тебя зовут в том детективе? Бешеный Савелий? Инструктор Ипполит?
Его воспоминания всплывают во мне, однако ни малейшего сходства с перечисленными персонажами я не нахожу, хотя инструктор выглядит вполне нормальным человеком.
- Да какое значение имеет прошлое имя? Зови, как хочешь.
- Скажем, Рэвенж? Ты не против?
Месть. Это даже не кличка - ярлык! С другой стороны, хоть горшком назови, только в печку не ставь - ловлю я мысль оппонента и улыбаюсь. Визави хмурится, тема больная. Я смутно помню с бытности Монстром, что возник благодаря ...
Но, чу! Тема запретная. Понятно, откуда у моего имени "ноги растут", и всё равно:
- Спасибо, окрестил. Что дальше?
Разъяснение сводится к тому, что он, Мирный Обыватель - не монстр, расшвыривающий трупы во снах. Но и во мне прежнего зверя мало. Однако я уверен, что мужчины не ведут себя, как мой собеседник: "Удовольствие от мщения получить и чистеньким остаться. Рыбку съесть и не наколоться? Неправильно..."
- Обыватель, без обид, ладно? Так проблемы только накапливают...
- А как решают?
- Решительно. Хочешь пример?
Пока он мнётся, успеваю сообразить, куда мы отправимся:
- Судя по имени, я кто? Значит, Ю-Эс-Эй! Америка, Америка...

*

  
- Америка?
В уме Мирного Обывателя тотчас возникает картина:
   Узкая улочка, заваленная мусором. Ночь, лужа и одинокий фонарь, длинные тени. Несколько ублюдков гоняют девушку по улочке, не позволяя вырваться. Гогот. Всхлипывания жертвы создают атмосферу безысходности.
   - Отпустите её!
Выкрик Мирного Обывателя отвлекает чернокожих ребят от забавы. Девушка убегает. Ватага окружает спутников. Самый крепкий, с фигурой "качка", загораживают проход:
- Какого дьявола вы делаете в нашем районе, белые?
Обыватель осматривается. Детская память подсказывает, как ничтожны шансы уйти подобру-поздорову. Кулаки не помогут. В неуязвимость Чаков Норрисов, окруженных толпой - он давно не верят. Война на два, а уж тем более три фронта - безнадежна. Когда удары наносятся одновременно и со всех сторон, не отмахнуться. Хоть один, но достигнет цели, собьет. А на земле преимущество в численности решает всё - лежачему достаётся по полной программе.
Рэвенж подмигивает Мирному Обывателю, а чёрной банде бросает предупреждение:
- Не нарывайтесь.
Ватага подступает ближе - слова бесполезны, за ними нет силы. Рэвенж поясняет спутнику:
- Для успеха переговоров турки должны набить морды курдам, евреи - палестинцам, американцы - иранцам, англичане - аргентинцам. Эти парни верят, что козыри у них. Но банковать буду я...
   Предводитель вынимает из кармана пистолет:
   - Видишь пушку? Она сделает в тебе сквозняк, ты простудишься, - крупный парень так шутит, - и умрешь от воспаления легких.
   Под гогот дружков вожак целится, держа оружие, как в боевиках. Рэвенж делает пируэт, изящный, как фуэте.
   Удар!
   Ботинок выбивает пистолет.
   Ребро ладони - по шее. Хруст сломанного позвонка...
   - Слышал, что так можно, - удивляется Мирный Обыватель, - но вижу впервые...
   Труп вожака ещё падает, а пистолет Рэвенжа словно сам впрыгивает в руку киллера и произносит:
   - Чпок, чпок, чпок, чпок...
   Хорошо легли карты, то есть, пули. Парни проиграли. Самый сообразительный начинает разбег, к его сожалению, с высокого старта.
   - Не спеши! Когда Рэвенж банкует, вход - доллар, а выход, уж извини, миллион.
   Мирный Обыватель бросает кирпич. Тот разносит беглецу затылок. Наступает тишина. Спутники ждут, не шелохнётся ли кто - но вся ватага не подаёт признаков жизни. Пора подводить итоги.
Обращаясь к трупам, киллер упоминает доброе слово, подкрепленное пистолетом. Затем поясняет, как важно не лезть на рожон и соблюдать нормы вежливости:
- ...вот, скажем, последний - зачем вошел в игру, если не имел миллиона? Да и бежал прямо, как заяц под фарами...
Мирный Обыватель изумлённо пялится на Рэвенжа.
- Стоп! Это не мое! Я не охотился ночью, - соображает тот, - это ты вспомнил. Не подсказывай!
Обыватель неуклюже оправдывается - дескать, уж слишком по-заячьи драпанул покойник. Оба смеются. Киллер хвалит спутника:
- Верно поступил. Надоело хрестоматийное благородство, типа, не бью в спину. Тут не олимпиада. Ударил первым - остался живым, - и поручает:
- Проверь их карманы. Деньги там, ворованные кредитки, оружие - возьми всё! Да что с тобой? Крови испугался, что ли?
Мирный Обыватель неприязненно смотрит, твердо так, словно хочет драться с американцем на кулаках:
- Нет, так нельзя, так неправильно! Это мародёрство, ты понимаешь?
  
Вот и второй этап учебы наступил. Картинка истаивает, мы остаемся вдвоем, сознания разделяются. Он и впрямь так думает. Твердокаменные убеждения, прочные, с детства вбитые в голову. Однако, неправильные в корне, что и предстоит доказать. Болезненным способом.
А кто обещал, что лекарство будет сладким?

*

  
Второй этап учебы придётся проводить в виде беседы, вдалбливая в упрямую башку Мирного Обывателя элементарные истины. А куда денешься? Надо! Он думает, забрать трофеи - мародёрство. Твердокаменные убеждения, прочные, с детства впрессованные. Однако, неправильные в корне, что и предстоит доказать.
- У, как всё запущенно, - огорченно отвечаю я, опуская пистолет в карман, точнее, в книгу, для перезарядки.
У нас, книжных киллеров, так принято. Патроны не кончаются никогда. Не мудрствую и я, Рэвенж, поскольку важнее промыть мозги чудаку:
- Парень, эти люди хотели совершить преступление. Их имущество подлежит конфискации, понял?
Не понял, жаль. Это видно по выражению лица. Но глаза опустил, смотрит на свою красивую работу. Поясню еще раз:
- Тебя хотели ограбить и убить плохие парни, но не преуспели. Ты их разоблачил, осудил и покарал. Ты следователь, ты судья, который вынес приговор. И ты - тот, кто его исполнил. Един в трех лицах...
- Что ты несешь! Какой я судья? Судья должен выслушать, а я с ними даже не говорил, - выдает Мирный Обыватель заученную, в корне неверную отговорку.
- Неужто твоим глазам свидетели нужны? Даже себе не веришь, ладно. Тогда с другого боку рассмотрим. Давай вспомним, у них было намерение нас ограбить?
Тот задумывается, затем несмело кивает.
- А слова главаря и замах кулаком можно расценить, как нападение? Так вот, намерение совершить преступление уже является преступлением! Тебя били и грабили! Почти. Ты провел следствие и сделал выводы, что черная банда совершила преступление, так?
Некуда деваться от железобетонной логики! Обыватель снова кивает, а я дожимаю, спрашивая, зачем он сжимал кулаки? Ах, это исключительно для обороны! Получай, голубчик, продолжение:
- Скажи, а кулаком от них ты лично, вот только ты один - отобьешься? И что бы от тебя осталось? Труп? Еще три вопроса. Не будь меня, ты бы нажал курок, чтобы остаться в живых?
- Да, - уже без колебаний подтверждает Мирный Обыватель.
Я подвожу его к маленькому, безобидному признанию:
- Только честно, а куда? В воздух? Ну, я не считаю, что ты совсем идиот, зачем сразу обижаться-то... Всё, замяли! Скажи-ка, чем твое намерение стрелять в людей лучше их намерения избить и ограбить тебя?
- Я защищался, - вякает тот, но тут до него доходит. - Ты хочешь сказать...
Как просто, когда тебе разжуют! Да. Да! Установив обстоятельства дела, Обыватель надел мантию судьи. Приговор вынесен.
- И приведен в исполнение, - парень шалеет от рухнувшей на него истины. - Ещё и палач!
Мирный Обыватель хватается за голову, но я не намерен щадить его. Получай, голубчик:
- За труд причитается вознаграждение, как это у вас - зарплата? Ты отлично справился с нежданной работой. Трофеи - твои, по праву. Почему? Позволь! Рэвенж - твоё обличье, даже не отражение...
Он бросается наутек, но мои слова настигают:
- Ты осудил и покарал. Не как дикий зверь - по справедливости!

*

От автора
  
Странные сны. Смутные, запутанные и жуткие. Мирному Обывателю можно только посочувствовать. Он не может разобраться в себе, но не в силах остановиться - всё ищет решение. Дадим ему время успокоиться после урока, который преподнёс Рэвенж. Нам следует присмотреться к отношениям вот этой пары.

Глава девятая

  
   До тридцати лет Катя не вышла замуж. Принца, да хоть завалящего рыцаря - не обнаружилось в существах мужского пола, перебегавших её путь. Самцы попадались, но настоящего мужчины - помните, как за каменной стеной? - не было.
   Случайно встретив Семёнова, Катерина увидела перед собой такого, надежного, сильного, и вместе с тем неуверенного в себе. Его одиночество и огромный потенциал оказались настолько выпукло обрисованы поведением, манерой говорить слишком правильно, слишком литературно, что они опознали друг друга, как родственные натуры.
   Ему не пришлось вульгарно соблазнять Катю, та сама попросила её проводить. И с тех пор они встречались несколько раз в неделю, как только у Гены возникала возможность приехать. Несколько часов езды давали им вечер и ночь, в течение которых Катя незаметно для любимого создавала из него мужчину.
   Она творила, ничуть не мня себя Пигмалионом, но с большим успехом, ведь природа не поскупилась одарить Семёнова способностями. Иногда у Кати возникали тревожная мысль:
   - Для кого стараешься, дурочка? Для другой женщины?
   Но эти мысли исчезали от прикосновений любимого.
  

*

  
   Отбойный молоток грохотал, заглушая всё, респиратор закрывал половину лица, так что его рабочие ни о чем не догадывались. Босс хочет порезвиться, силушку приложить? Пожалуйста! Или показать, как надо делать работу? На здоровье! Да и вообще, кто ему указчик? Пусть молотит, если "хоча" есть!
   Немного сорвав злость, Геннадий Петрович вышел на балкон, лег на спину, радуясь утомлению. Небольшое облако заслонило солнце, отчего синева стала более яркой. Вспомнилось такое же небо в Египте, где он был вместе с Катей.
   - И наслаждался счастьем... Так недавно и так давно... - удивился Семёнов.
   Время, коснувшись Кати, становилось ненормальным. Оно длилось вечно, а пролетало, как мгновение. Сколько же месяцев назад произошла встреча? А словно вчера...
   Она поразительно напоминала Серовскую девочку. С персиком в руке которая. Семёнов залюбовался и перешел границы приличия, о чем та не преминула сообщить. С первых слов Геннадий Петрович понял, что лучшего голоса в мире нет. Заворожено слушая и глядя, он следовал за Катей, целиком положась на судьбу. И она не подвела. Опомнились они, проснувшись утром в одной постели.
   Тогда Семенов и расстался со своей женой. Сначала ушел в отдельную спальню, затем в другую квартиру. И зачастил в Энск. У него накопилось столько невысказанных слов, что рассказывал, рассказывал любимой женщине о своих успехах и неудачах...
   Катя слушала, комментировала, поясняла, откуда у его неудач ноги растут, учила, как себя вести впредь. Будущее становилось простым и понятным, прошлое зачеркивалось и списывалось в архив, зато настоящее выглядело таким прекрасным...
  

*

  
   Катя не понимала любимого. Вот опять он уезжает в свой город, взбаламученный, обескураженный. Отмолчался, скрыл беспокойство, якобы. На самом деле - весь, как на ладони. Видит она, что есть проблемы, которые он хочет решить сам, но не может или не знает как.
   - Так хоть слово скажи! Разделённая беда всегда легче, но ты предпочёл удрать, молчун!
   Что остаётся Кате? Сидеть у окна Ярославной, да махать на прощание рукой. Ему, единственному мужчине, который сумел разбудить в ней такие сложные, неизведанные чувства. И причинить столько огорчений своей нерешительностью:
   - Почему надо ждать, пока ты разведёшься? Что это меняет? Почему ты не переедешь ко мне уже сейчас?
   Катя подняла ладонь, и воздушный поцелуй полетел сквозь двойное стекло, сквозь высоту третьего этажа, сквозь дверку "Газели". Семёнов ответно чмокнул губами, послал свой поцелуй в её сторону и уехал.
   А женщина смотрела вслед:
   - Милый ты мой, о чём ты молчишь? Чего или кого ты боишься? Мы почти супруги, а ты скрываешь это от всех... Ведь желание остаться написано на тебе вот такими буквами...
  

*

  
   Геннадий Петрович с остервенением тягал железо, чтобы устать, вымотаться, обессилено уснуть. Ему не мешали, не отвлекали от штанги, от гантелей, от новомодных снарядов. Молодые "качки" не приставали, так как дельного совета от старикана, сделавшего мышцы тяжелыми тренировками, не дождешься.
   Нагрузка помогала забыться, словно молочная кислота смывала боль и чувство вины. Два часа пролетели незаметно. Он снял провонявшую потом майку, ушел под душ. Мышцы приятно гудели. Конечно, прежних кондиций не восстановить, но силенка сохранялась весьма приличная.
   И фигура за минувший год подсобралась, приобрела формы, мышцы стали массивными, как в молодости, брюки - просторными в поясе и тесными в бедре. Из-под жирка выглянула мускулатура тяжелоатлета-средневика, чуть грузноватая, может, но очень приличная. Конечно, на стройке особенно не зажиреешь, но брюшко-то с возрастом отягощает всех. Вот с ним, брюшком и с лишним жиром, Семенов совсем недавно вёл непримиримую борьбу.
   Как ни странно, первое спасибо следовало сказать жене. Перед окончательным разрывом он вынужден был где-то снимать стрессы. Водка не привлекала, вот и пошел в спортзал, чтобы позже возвращаться домой и реже видеть опостылевшую физиономию.
   Тогда, пять лет назад, вялой лужицей олифы на грязном полу растекались дни жизни Геннадия Петровича, никуда не впадая, ни с чем не смешиваясь. На нее, некогда быстротекущую жизнь, налипали случайные события, сиротливыми островками в ней оставались случайные женщины. Она покрывалась черствой коркой и теряла, теряла и теряла привлекательность для хозяина...
   Пока судьба не прислала ему приглашение на юбилей старого друга, где оказалась Катя.

*

  
   Ради неё он усилил тренировки, хотя любимой женщине яростные усилия держать форму казались излишними:
   - Зачем? Ты великолепно выглядишь, все женщины на тебя заглядываются!
   Но ему так хотелось, чтобы разница в тринадцать лет не ощущалась! Вот и вся разгадка...
   Катя до сих пор ходила на тренировки по рукопашному бою, хотя в соревнованиях не участвовала. Фигура у бывшей призерки области - Таис Афинская позавидует. Гибкая и стремительная рукопашница больше походила на гимнастку, причем настолько, что Семёнов поверил в её боевые навыки лишь после наглядной демонстрации.
   Возвращаясь из театра, они напоролись на стайку хулиганистых парней. За просьбой закурить - последовал удар в лицо. Пока Геннадий Петрович по-медвежьи отмахивался от стаи, Катя выхватила что-то из сумочки и закружилась, быстро перехватывая руками этот предмет.
   Убежали всего двое. Прочие остались стонать, кто сидя, а большинство - лежа на тротуаре. Семёнов с удивлением взял из руки любимой два небольших шарика на прочном шнурке, оказавшиеся эффективным оружием.
   Дома Катя показала работу с бамбуковым шестом, покрутила нунчаки, похожие на укороченный цеп, поиграла булавой, кистенём, шелепугой, которые покоились на стене, рядом с коллекцией медалей и кубками Федерации каратэ-до.
   Такую изумительно красивую, смелую и умную женщину Геннадий Петрович не просто любил. Он восхищался:
   - Что делает с нами прекрасный пол! Давно ли я считал, что всё, дальше жить не стоит...
  

*

  
   До Кати Семёнов существовал физически, безразлично ко всему. Родители скончались, семья распалась. Ну, полаялся с главным инженером, открыл свою фирму. Возмущался дурью богатеев, бережно снимал настоящий дубовый паркет, заменяя модным ламинатом. Как-то, укладывая плитку, выписанную заказчиком аж из Неаполя, поймал себя на мысли, что ни разу не понадобилось знание итальянской живописи. Да никакие знания не пригодились! И на фига тратил время на учёбу? И, вообще, зачем жил, зачем живет, зачем коптит свет?
   Быстрого и правильного ответа не нашлось. Если судить по общепринятой формуле - итог сорока лет выглядел убого.
   Ни дерева, ни дома, ни сына.
   Единственная радость - дочь Нина, кровиночка, в которую он вкладывал всю нерастраченную любовь. Но и та повзрослела, жила собственными интересами, постепенно отдаляясь.
  

*

  
   В последней вспышке активности Семенов возмутился, решил искать новый смысл жизни, стать творцом хоть чего-то, хоть виртуального. Взял курс программирования, полез в фолианты, и понял: не только жизни, но и ментальности не хватит на постижение связей нулей и единиц, записанных в закорючках одного лишь микроассемблера. В эту нишу не втиснуться, мозги не так заточены.
   Тогда-то вектор жизни исчез окончательно. Куда жить, если будущего не видно? Жизнь, как процесс, вдруг прекратилась.
   - Умру я сегодня, или через сто лет - что это меняет? - поразила Семенова незамысловатая истина.
   И парализовала. Ушло желание строить и ремонтировать, да вообще, делать что-нибудь. Перестал тщательно отмерять миллиметры, доли градуса, качественно готовить краски, растворы, убирать за собой, что значительно ускорило работу.
   Клиентам Семенов о бессмысленности добросовестной работы не говорил, кто же рубит сук под собой! Но работать стал спустя рукава, нарочито разводя грязь, зато быстро, без "вылавливания блох". На попытки упрекнуть его отвечал нагло: новая технология.
   Клиентура такое безмолвно "хавала", что навело Гену на печальные размышления о поголовном мазохизме населения России, как следствии многолетнего правления коммуняк.
   Крамольные мысли наложились на свободное время - работать в две смены он прекратил, вот и удлинился день. В интернете обнаружились обильные россыпи информации, а на бесчисленных форумах кроме недалеких злопыхателей попадались и толковые люди, всерьез озабоченные судьбами России. Им не нравилось устройство государства и неотлаженность его механизма. Они хотели видеть страну сильной и уютной для граждан, поэтому обсуждали острые темы.
   Читая, изредка вступая в робкую полемику, отделочник из провинции учился думать самостоятельно, что спокон веку разлагающе действует на русских людей. Но интернет не заменит реального мира, увы, осознавал он, нажав виртуальную кнопку разрегистрации.
   Глотнув свободы в маске форумного никнейма, с нежеланием возвращался Семёнов в реальность захолустья. И тоскливо смотрел на телефон, не решаясь позвонить, напроситься на встречу.
   Недавно у него было две отдушины - дочь и любимая женщина. С первой случилось несчастье. Вторую он боялся посвящать в свою беду.
  

*

От автора:
  
И тут нелады, умолчание. Что гложет строителя Семёнова - не знает Катя, неизвестно и нам. Зато мы помним о сроках, известно и куда завела следователя Долгова экономическая версия тяжкого преступления. В настоящий момент он вместе с капитаном Келимовым ищет следы банды.

Глава десятая

(16-й день)
Дело мстящих амазонок.
  
У Долгова зазвонил мобильник.
- Слушаю, Наташа... Что? Сестра с детьми? На неделю? Ты охренела! А где они ночевать будут? На кухне? А я, обо мне ты подумала? Я, между прочим, работаю, если ты не знаешь! Не хочу, сказал! Послезавтра возвращаюсь - чтоб духу их не было! И не кричи на меня, понятно? Всё!
Иван Терентьевич неожиданно для себя сорвался на крик. Отключил телефон. Налил воды, выпил мелкими глотками. Походил вокруг стола, бесцельно, унимая гнев на идиотскую выходку жены:
- Нет, ну надо же додуматься, пригласить сестру с тремя племянниками! Скучно ей, видите ли, стало! Чуть муж в командировку уехал, она и заскучала! А что эти чертенята в моём кабинете нах.., - чуть не сорвался Раритет, - нахреновертят, ей по барабану, естественно! И так нервы ни к чёрту!
Когда раздражение улеглось, он выглянул в коридор, куда деликатно вышел Келимов. Капитан выглядел притихшим и откровенно робел, так что следователь помог, описал схему грабежей:
Отследив ближе к вечеру одинокую машину, выходящую из ворот бывшей мелкооптовой базы или частных складов, бандиты встречали её в безлюдном месте. Способ остановки оказался незамысловат и безотказен.
Старенькая легковушка с поднятым капотом, растрепанный мужик с чумазой мордой. Святое дело - тормознуть. Просьба глупа донельзя:
- Подвези до любой жилухи.
- А москвичонок?
- Да не заводится!
   Жалко становилось - разворуют ведь машину! - шли помочь. А получали мощный удар по голове. Банда отгоняла автомобиль в поле или в лесок, где спокойно перегружала добычу к себе и отбывала восвояси. Пока водитель добирался до шоссе, а затем до милиции - план "Перехват" вводить было поздно.
- Нет, приеду послезавтра, - ответил Иван Терентьевич на повторный звонок жены, - и не сердись на меня. Вот и умница, что отбой сыграла... Я тут работаю, а ты дурью маяться начала, заскучала. Лучше сама к ним, чем приглашать. Знаешь же, как мне порядок важен. Не сердись, Наташа, это не я, нервы...
   Рабочий день закончился, когда Раритет и капитан дописали совместный рапорт. Чтобы задержать Могильных и Серого, в темпе доставить сюда на опознание - Долгов названивал по всем телефонам, но безуспешно:
   - Чертов межгород!
   К спецсвязи не пустили. Отчаявшись, Долгов послал факс, подчеркнул важность немедленного ареста. С трудом отыскал Орлова, поручил подсуетиться. Дозвонился Тинаеву домой, наговорил автоответчику:
   - Лёша, край, как нужно арестовать их! Нажми на Олега, я приеду, обосную!
   Проходя мимо почтамта, Долгов подумал, не послать ли телеграмму? Потом отказался от идеи - тройная подстраховка обязательно сработает. Чего уж вовсе-то с ума сходить?

*

(18-й день)
  
Полковник Боднарь залихватски опрокинул стакан. Подготовка в "литроболе" у него была отменная - сказывалась долгая служба в уголовном розыске. Прокурорские же работники сначала учились, по лекциям шлялись, а пьянки прогуливали.
- Вот на пять лет и отстали! - подчеркнул Боднарь, прожевав огурчик домашнего приготовления.
"Поляну" сегодня накрыл он. Раритета прямо у вагона встретил водитель полковника и увез в "ментовскую рощу". Так называлось укромное место за городом. Небольшое расширение между складками горы плотно заросло березняком, а ушлые работники правоохранительных органов оценили по достоинству изолированность и защищенность места от постороннего глаза.
Усилиями еще прошлого завхоза ГОВД середина рощи была облагорожена и приспособлена для проведения "оперативных совещаний" такого рода. Столешница из плахи, могучие ноги - высокие пни стоявших в центре берез, прочные скамьи на таких же основаниях - вселяли в души правоохранителей непривычный для них покой и умиротворение.
Чаще всего здесь отмечались работники среднего звена, начальники отделов и заместители. Рядовые работники не рисковали - трудно объясниться, если тебя застанут в середине рабочего дня не на рабочем месте, а за городом. Субординация - великая вещь! Сразу отсеивает "Юпитеров" от... как бы помягче выразиться... которым не дозволено...
Ну, понятно, в общем?!
Начальники прокуратуры, милиции и спецслужб выясняли именно здесь непростые отношения, находили компромиссы. Или не находили, это уж раз на раз не приходится! Но неофициальные встречи снимали напряженность, облегчая жизнь сторонам.
Начальники уже ополовинили бутылку, жевали неторопливо. Голодный Раритет принял рукопожатия, выпил и ухватил ломоть буженины.
- Э, нет, накати вторую, чтобы догнать!
Леша налил, а Боднарь проколол огурец и вставил вилку во вторую руку Долгова.
- Тост будет? - уточнил Иван Терентьевич.
- За нас с вами и за хрен с ними! - предложил полковник.
Прожевывая буженину, Раритет согласился:
- Неплохо звучит - за нас с вами! Значит, будешь уговаривать?
Он помнил, как впервые попал в эту рощу. Лет как не десять ли назад. Случай был неординарный. Наряд охраны застал взломщиков на объекте. Первый сиганул с балкона, сломал ноги, а второй побежал на милиционера. Тот уложил мужика первым выстрелом. Не в живот, не в плечо - в сердце.
Боднарь, в должности начальника отдела, оценил ситуацию и подложил в правую руку трупа кухонный нож - оправдать применение оружия. Жалко парнишку, первая неделя на службе! С другим следователем прошло бы, но Раритет обратил внимание, что убитый - левша. В этой роще и в этом составе, они втроем - Тинаев был помпрокурора - долго искали решение. Нашли. Долгов пожалел парнишку, из которого получился отличный участковый.
- Добьём пузырь, поговорим, - полковник наполнил стаканы.
Выпили. Долгов слегка опьянел, и навалился на закуски. Холодная отварная картошка отлично сочеталась с бужениной, копченой колбасой и мойвой. Иван Терентьевич успел основательно заглушить голод, когда Боднарь открыл вторую бутылку. Раритет попытался его притормозить:
- Погодь, Валера, дай хвастану! Я там такое нарыл, мужики...
- Кто б сомневался! Эту втетерим за тебя, следак, - настоял начальник горотдела и толкнул локтем прокурора. - Леша, тебе как с независимым следствием? Достали? Лично мне Ванька работать нормально не даёт!
- Нет, мы прекрасно ладим, - отрекся Тинаев, - он меня крутым процессуалистом считает, со всем соглашается. Правда, меркует всегда по-своему, за что и огребает. Ты Ивана переделать хочешь? Зря, его даже Наташка пилить перестала, зубы бережет. Вот погоди, он начальником областного следствия станет - первым руку подавать начнешь!
- А я и сейчас ему козыряю, а он, гад, только кивает, - пошутил полковник.
- Ну, говори уж, - прожевал очередной кусок колбасы Раритет, - чего задумал?
- На Орлова телега пришла, Серый накатал. И гад, освидетельствовался, нога сломана. Читай, на!
"Телега" Долгова цепляла косвенно, а вот Орлову сулила серьезные неприятности. Перелом плюсневой кости, больничный - всё чин-чинарём. Жалоба обещала лейтенанту долгие разбирательства, с перспективой вылета из органов!
- Отмажешь? Что не наступал на лапу, и тот ушел из кабинета целенький.
- Нет.
Раритет не любил лгать, и Орлов ему слишком не нравился.
- Блин, у меня каждый опер на счету! Что, не понимаешь, его показательно раком поставят! И такого пенделя дадут, до Китая лететь! И мне очко на английский флаг порвут!
Боднарь орал, крыл матом следователя. Долгов обсценную лексику оставил без внимания, как шум ветра в кронах:
- Мужики! Тут у меня новости накопились. Давайте о делах лучше... Плесни мне, Леша. Ты факс получил, а? Чтобы подельников Дойчева взяли?

*

(19-й день)
  
Подозреваемые Серый и Могильных не были взяты под стражу. Они позавчера преспокойно укатили на рыбалку, судя по словам собутыльников из гаражного кооператива Бориса. Куда, на сколько дней - не знал никто.
Такой прокол, и после стольких усилий организовать их задержание? Утром Долгов обстоятельно высказал претензии оперативнику Орлову. Получасовой монолог выглядел обличительной речью, но лейтенант только пожал плечами.
Это разозлило Раритета еще сильней, ведь вчерашняя пьянка в "милицейской роще" закончилась ссорой с другом Лешей. Тот обиделся, когда Долгов отчитал его за невыполнение просьбы, и начал кричать, что он не обязан заниматься ерундой.
Полковник Боднарь напрасно материл того и другого, уговаривая успокоиться и допить водку. Долгов встал по стойке смирно, козырнул и укоризненно заметил:
- Понял, товарищ прокурор, субординацию впредь буду соблюдать. Разрешите идти? Разрешите бегом? На полусогнутых?
Опомнившись, Алексей Каиркенович попросил вернуться на "ты", что Иван Терентьевич немедленно исполнил:
- Не слишком ли быстро забурел, Леша? Что, власть уже начала портить? Раньше ты кричать не пытался. Когда успокоишься и поймешь, что я не просто так просил помочь мне - пригласи, поделюсь новостями. Повторяю еще раз, что вычислил мстителя. Хотя сомнения есть... Хотелось бы посоветоваться с умным человеком, желательно с другом. Три дня назад работал такой, в твоём кабинете...
И ушел из "милицейской рощи". Когда Долгова догнали машины, он сел к Боднарю. Выслушал Валеркин матерный комментарий и молчал до дому.
На душе Раритета было спокойно - он высказал Лешке, однокашнику, назначенному прокурором, всё, что хотел. Теперь тому предстояло выбрать: оставаться другом или дистанцироваться в начальники.
Ивану Долгову первый вариант нравился больше.

*

(19-й день)
Дело о покушении на убийство.
  
Раритет открыл сейф, вынул несколько папок. Эти дела бросать нельзя. Особенно недавнее - покушение на убийство.
- Лаборатория, Долгов говорит.
Дегтярев был сама лаконичность. Скупой на слова писатель Чехов перевернулся бы в гробу от зависти, выслушав такое:
- Готово. Можешь забрать хоть сейчас. Я сделал больше, чем всё. Тебе понравится... Не скажу - для интриги.
Конверт с заключением выглядел очень солидно, страниц на тридцать. В кабинете Долгов расправил свернутые вдвое листы и погрузился в чтение. Да, он любил и всегда старался растянуть интригу, не заглядывать на последний лист, итоговый. Особый вкус чтения постигаем не каждым.
Надо уметь неторопливо двигаться со специалистом, складывать мелкие фактики, делать маленькие открытия, и предвкушать кристаллизацию грядущего вывода. Когда вывод получался верным, Долгов испытывал удовлетворение, но если эксперт оказывался недостаточно профессиональным... Разочарование выливалось в скандал, что укрепляло репутацию следователя.
Дегтярёв ни разу не огорчил Ивана Терентьевича. Как и сейчас:
- Прорезы в одежде не совпадают со следами на теле. Ух, молодец, Дегтярь, и схемку приложил!
Раритет поставил большой плюс на листке с вопросами. Заявление пострадавшего, что его ударили ножом в грудь, не подтверждается. Рубашка прорезана намного выше и левее, так что царапина на коже не совпадает с ними. Что это значит? Значит, дырку делали, сняв рубашку!
- Ага, крендель-то разделся, царапнул себя ножом, проткнул рубашку, а затем надел её. Хитрец, ой хитрец! Ну, я тебе оговор вставлю, голубчик, как ежа в задницу... Так, а что со следами крови в рукаве её куртки?
Эксперт писал, что кровь была нанесена в виде одного короткого мазка такой формы, который свидетельствует о движении снаружи внутрь. То есть, противоположно движению руки при надевании куртки! Следовательно, мазок сделан искусственно!
- Вот это трассология, понимаю, - восхитился следователь. - Ну, что с хватом ножа, товарищ эксперт?
Криминалист превзошел себя. Отпечатки пальцев и ладони подозреваемой, вынесенные на развертку, он соотнёс с теми, что на ноже. Такой хват годится для резки торта, но невозможен при ударе в тело жертвы.
Подозреваемая не покушалась на убийство. Её оболгали.

*

(19-й день)
Дело мстящих амазонок.
  
Позвонил Орлов:
- Иван Терентич, приехал Брускин.
- Доставь ко мне, - обрадовался Раритет.
Собственно, вернуться брату Юлии следовало давно. Его судно уже неделю как вошло в порт приписки. Но матрос не спешил домой, только огорчил отца и сестру - жив, мол, но сперва погуляю с друзьями. Похоже, гульнул от души, широко, если только сегодня добрался в Энск.
Раритету не терпелось разобраться с версией о сговоре Ефима Николаевича Аникина и деверя. Занозой сидело подозрение - Пётр убил. Если получится установить, что - да, то сложные экономические построения следователя Долгова можно выбрасывать в корзину. И слава богу, надоело Ивану Терентьевичу гоняться за невидимкой.
В самом конце первого тома ждал своего часа перечень вопросов:
Зачем брат Юлии приходил к Антону Дойчеву за день до убийства? Что делал в ночь убийства? Зачем взял у Ефима Аникина деньги? На покупку какого дома?
Следователь досадливо крякнул - как всё не вовремя! Тинаев не звонит и не вызывает. Значит, придётся увольняться. Захочет ли новый следак искать киллера, если Пётр не докажет покупку дома - большой вопрос... И станет дело Дойчева "висяком"... После стольких усилий... Эх!
Иван Терентьевич заварил чай. Прихлёбывать горячий напиток, глядя в окно - одно удовольствие. Мысли выпутываются из плена бумаг, свободно гуляют, сопоставляют факты, как бог на душу положит.
Вот, кстати, вспомнилась особенность в поведении Петра. Приятели отметили, что гулять парень любил за чужой счёт. Исхитрялся улизнуть в момент расчета. Часто ссылался на отсутствие денег.
- Интересно девки пляшут... - проворчал следователь, пробуя составить представление о таком разностороннем человеке.
В дверь постучали. Высоченный парень вошёл вслед за оперативником. Пётр немного уступал Орлову в росте, но значительно - в объёме. Стройный и худощавый, светловолосый, он не походил на убийцу. Приятное лицо портили глубоко посаженные глаза и круги под ними, словно подкрашенные коричневатыми тенями.
- Присаживайтесь. Вы в курсе, что Антон Дойчев жестоко убит?
- Да, Юля сказала.
Лицо парня изменилось. Словно он ждал вопроса и получил облегчение, услышав его. Раритету не понравилась такая реакция. Выходит, прошибить Пётра напрямую - сложно, тот явно подготовился. Следовало изменить план допроса:
- Ефим дал вам крупную сумму денег. Можно узнать, на что?
Удар попал в цель. Матрос растерялся:
- Вам какое дело? Дал и дал, мало ли куда я их потрачу!
- Я бы посоветовал отвечать, - следователь смотрел в лицо парню проникновенно, как учитель на нерадивого ученика, - вы подозреваетесь в убийстве. Так что - не надо хамить.
Самый лучший способ общения с крупными и сильными мужчинами, агрессивными и нахальными - спокойствие и уверенность в себе. Это Долгов знал не понаслышке, а из собственного опыта. Пётр ощутил, "кто в доме хозяин", обернулся проверить, ушёл ли из кабинета оперативник. Орлов улыбнулся парню во весь рот, развалился на стуле, непринуждённо заложил руки за голову - чтобы задержанный ощутил подчиненное положение.
Пётр понял, утратил гонор:
- Я? Подозреваемый? Да вы что! Мне его убивать совсем ни к чему... А деньги? Потратил я их. Прогулял.
Врал Брускин неумело. Глаза метались из стороны в сторону, руки выдавали - теребили кончик носа, трогали губы, словно норовя перекрыть путь лжи. Раритет не спешил разоблачать враньё. Зачем? Это нужно делать с пользой, в нужный момент. Гораздо выгоднее задать вопрос, который кажется Петру безопасным. Пусть обрадуется и проговорится.
- У вас какие отношения с Виталием Косых?
- Я не член банды, если вы об этом!
Что "Косой" и Брускин одноклассники - секретом не являлось. Кроме школьного знакомства их ничто не связывало, разве что жена главаря преступной группировки, Тамара Косых. По словам Юлии, была у Петра то ли дружба, то ли настоящая любовь с этой девушкой, да не сложилось у них. Пока самбист служил в армии, подруга вышла замуж и родила от Виталия сына.
По рассказам очевидцев, "дембель" испросил у одноклассника разрешения поговорить с его женой. Недолго - с полчаса. После этого Пётр уехал из Энска и выбрал море, чтобы быть подальше от Тамары. А та через пару месяцев сбежала от Косого вместе с сыном, да так, что следов не оставила. После этого Брускин стал в городе появляться.
Такие сведения Раритет ценил. Они позволяли зацепить нужную струнку в душе человека, раскрутить на показания. Вопрос о Косом служил трамплином к главному:
- Вы знаете, где Тамара?
- Нет, - быстро соврал Пётр, - откуда? Как она удрала и куда, это вы с Витьки спрашивайте. А мне предательница - не нужна! Она меня не дождалась, пока я служил, ну и чёрт с ней. Баб свободных - пруд пруди, нужна мне чужая и с довеском...
Брускин так многословно и подробно открещивался от прежней любви, что даже Орлов сообразил:
- И где она? Только не ври, дружок!
Но Пётр категорически отказался продолжать разговор на больную для него тему. Он здорово разволновался, что и требовалось - в такой кондиции за собой следить сложно. Следователь успокоил подозреваемого:
- Ладно, это к делу не относится. Зачем вы к Дойчеву заходили тридцатого июля?
- Так, в гости. А что?
- Убили его следующей ночью, вот что.
В лице Брускина мелькнул не страх, скорее - облегчение. Он даже немного распрямился:
- И что?
- Не вы, случаем? - Раритет внимательно смотрел в глаза Петра.
- Не, ну вы даёте! Мне-то зачем?
По голосу и повадкам многое можно понять. Брускин не убивал Дойчева, это следователю стало понятно сразу. Столько радости в голос нагнать не сумеет никакой актёр. А вот почему Пётр так обрадовался смерти Антона, интересно? Долгов спросил. Матрос ответил:
- Так, личное. Я ему немного задолжал, так теперь отдавать не придётся, - и счастливо улыбнулся. - С паршивой овцы хоть шерсти клок...
Следователю не понравилось такое шкурное отношение в смерти человека. Он перестал церемониться и жёстко задал все приготовленные вопросы. Ответы, в принципе, важности не имели, но хотелось сбить спесь или мелочно отомстить матросу за неуместную радость - Раритет себя не понял. Брускин ответил на всё, кроме одного - сколько занимал:
- Всё, поезд ушёл. Отдавать некому.
Алиби у него оказалось настоящее - Орлов выяснил это в несколько минут. Во время убийства Пётр сидел в отделении и на него оформляли протокол за разбитую стеклянную дверь в "Ребре". Так что следователь его отпустил с миром, но привычке задавать последний вопрос в спину - не изменил и в этот раз:
- Так где Тамара Косых, скажете, а?
Брускин обернулся. Раритет смотрел на него и ждал.
- Где надо. Да, со мной, - матрос торжествующе улыбнулся, - а Витька её и сына никогда не найдёт. Хотите знать - так деньги я занимал для нас с нею. Квартиру купил. А здесь я ваньку валяю, чтобы никто не въехал. Вот так!
И ушёл, повергнув следователя в недоумение.

*

  
   Прокурор Тинаев позвонил лично, не через секретаршу. Извинился, условился о встрече и пришел. В конце рабочего дня. В частном порядке, на приём к процессуально независимому следователю Долгову.
   С бутылкой водки. Хорошей, "паленую" они не потребляли. Раритет подготовился, взял в буфете салат, селедочку, несколько сарделек и хлеб.
   Выпили по первой, повспоминали молодость. Налили по второй. Леша пожаловался на журналистов, и пришло время серьезного разговора. Оно всегда наступало после третьей. Где бы ни выпивали, по какому бы поводу - после третьей стопки начиналось оперативное совещание!
   - Ну, что нарыл, следак? Вываливай, - прокурор города поёрзал на стуле, принимая удобную позу.
   Алексей Каиркенович хорошо знал друга. Тот всегда обстоятельно излагал соображения, с отсылками к фактам и мнениям специалистов. Следовательно, рассказ займёт минут двадцать, если не больше. Но Раритет удивил:
   - Я точно знаю, как произошло убийство Дойчева. Слушай. В малолунную ночь с тридцать первого июля на первое августа по болотистому пустырю Заводского района зачавкали шаги. Кто-то тяжёлый ломился через бурьян к старому кривому столбу...
  

*

  
Антон Дойчев пришёл в себя. Его тащили, перекинув через плечо. Голова гудела, пульсировала, под завязку налитая кровью.
Вспомнилось обрывком, ярко - кабак, выпивка:
- Потом так захотелось закинуться! Цыган выручил, как всегда. А что дальше-то случилось? Кто же его так связал, и зачем?
Антон забрыкал ногами, пытаясь высвободиться. Они оказались связаны и не просто - ноги дергали руки, больно стянутые в кистях.
- Неужели Семен подвел? Нет, не должен! "Оброк" Косому платили вовремя, а тот своих в обиду не даст. Или они сами ошиблись в прошлый раз, грабанули не тех? Чужие "братки" пришли счеты свести?
   Похититель сбросил ношу, небрежно, даже не присев, не придержав пленника. Краткий миг полёта, удар о землю - позвонки дружно хрустнули, хотя земля оказалась мягкой. Боль пронзила тело, стон рванулся наружу, но рот не открылся. Что-то липкое и широкое перекрывало путь звуку.
Ворот куртки врезался в горло - пленника поволокли, как мешок. Затылок стукнулся о дерево... веревка перехватила горло, остановив дыхание. Он дернулся, неловко оттолкнулся от мокрой земли руками, затем ногами, устремился вверх, выпрямляясь вслед за удавкой... успел, хватанул воздух... напряженно застыл, прижавшись спиной к опоре.
Спереди, в лунном свете, закрыв огонек далекого фонаря, возникла темная фигура. Похититель зачерпнул жижу с земли, мазанул пленника по лицу - небрежно, широким движением. Затем этой же ладонью схватил его за лицо, заставил смотреть на себя:
- Помнишь, как ты...
В голосе нет интереса. Так равнодушно зачитывают приговор.
- ...издевался над ней...
   Похититель ударил в печень. Антон застонал, отрыжка выплеснулась в рот.
   Щёлкнул нож, блеснуло лезвие. Пленник обмочился.
Лопнул поясной ремень, штанина с треском разошлась до колена.
Голос продолжил:
- ... порвал платье...
Распоротые трусы и брюки сползали. Ощущение беззащитности согнуло пленника. Впервые он один, без своры дружков и пристебаев! Как же так? Он всегда верховодил! Всегда побеждал! Всегда в большинстве, всегда сильнее одиночек! А сейчас судьба предала его!
Рыдания сотрясли холёное тело. Веревка пережала шею. Её приходилось натягивать и ослаблять, чтобы она соскользнула вниз. Но желание закрыть обнаженные половые органы пересиливало страх удушья. Пленник дергался, бился затылком о столб, но не находил пути к спасению - полная безнадега! Сердце остановилось.
- ...бил по лицу...
   Удар коленом смял переносицу, но перепуганная душонка уже вышмыгнула из тела.
   Похититель чиркнул ножом, отсекая плоть...
  

*

  
   Раритет замолчал. Тинаев удивлённо хмыкнул:
   - Классно... - и похвалил, - тебе бы рассказы писать.
   - Лучше помоги дело закончить, - отклонил лесть следователь Долгов, затем подробно рассказал о "нарытом" в командировке. - Есть эпизоды с грабежом и насилием. Надо проверить. Вдруг отыщется, кто мстил за жену, сестру там...
   Обсудив варианты развития событий, друзья согласились - перспективы выглядели перспективно. Возможные сложности во взаимоотношениях с "соседями" друзей не страшили.
   Свежеиспеченный прокурор сначала пообещал помочь, потом шагнул дальше, поклялся утрясти всё самостоятельно, прямо в понедельник, сразу после доклада областному прокурору. Усилить обещание он не успел, водка кончилась. Выпив последнее за дружбу, они вышли часов около двенадцати ночи.
   Высадив Ивана Терентьевича у подъезда, шофер Тинаева повез дремлющего шефа дальше. Долгов не стал будить друга, знал по себе, как ценны минуты сна.
   Наталья не спала, пялилась в телевизор, досматривая бог знает какую серию очередного латиноамериканского "мыла". По экрану красиво ходили смуглые мужчины в безукоризненных костюмах, громко спорили с длинноногими красотками, выстраиваясь лицом к камере. Тьфу!
   - Если ты ничего не понимаешь, то и не смотри! Опять с Лешкой надрался? Вот почему он умеет пить, а ты только цапаться со всеми?
   - Не только. Я такое раскопал, такое... Жаль, не рассказать... Был бы висяк, если бы не я.
   - Ну, и радуйся! Медаль Сутулова дадут, герой труда... Иди, не мешай! Ты всё равно это не любишь!
   - А я и не смотрю. Но ты так громко включаешь, что приходится слушать. Не могу терпеть подобный бред, он меня раздражает...
   Долгов не понимал, как здравомыслящий человек в состоянии перенести вздор, струящийся с телеэкрана. Это, как бегемота замаскировать под жирафа! Или верблюда - под коня! Кисея, прикрывшая нижнюю часть лица или парик там, макияж - они не в состоянии сделать человека неузнаваемым! Есть глаза, походка, голос, манера держаться - его опознают немедленно! Нелепый вымысел режиссера выпирал наружу ослиными ушами, а Наташа неотрывно пялилась в экран:
   - Что бы ты понимал! Сеньор Аугусто раскрыл убийство отца Алисии. Это не случайная строительная авария. На него сбросили ящик с гвоздями! С седьмого этажа! А убийцу нанял строительный подрядчик Альваро...
   - Наташа, это бред. Попасть по голове идущего человека ящиком, да еще с седьмого этажа - невозможно. Пока он летит, жертва уйдет метра на два, не меньше или свернет в сторону! Твоя Агата Кристи, да - она! - сбрасывала руками судьи бюст медведя на десятого негритёнка. И попала, когда тот выходил из подъезда! Причем не в плечо - по башке! Как ты можешь смотреть эту ахинею?
   - Не смотри! Ты сухарь и буквоед, а это искусство! Ты не понимаешь - потому, что никогда не раскладывал пасьянс и не занимался вязанием. Я, когда вяжу, становлюсь такой свободной, я так мечтаю!
   - Да о чем можно мечтать, стуча спицами?
   - Обо всем! Я придумываю такое, такое... Сериал прикуривает! Лучше, чем Кристи, только денег нет, чтобы снять! - глаза Натальи блестели, голос звенел уверенностью в гениальности ее выдумок. - Что там твои убийства - бытовуха! Топор, ружье, кухонный нож, кислота, кому это нужно? Грязь и убожество! Кино, это да, это сказка, здесь возможно всё, здесь интересно, изыскано! Что? Какая правда? Да кому она нужна?
   - Так не бывает! Убитый воняет кровью, калом и мочой, а не духами! Это страшно и противно, а у тебя на экране все выглядит - шоколадный торт!
   - Мне нравится. Страсти такие, просто кипят! Убивать? Мерседесом или из автомата в упор! Машина красиво срывается в пропасть! Яд в шампанском! Яд в клубнике! Яд в персиках! Ядовитый паук в почтовом конверте! Змея в посылке! Или цианистый калий в кофе! А уж мстить начнут! -
   Жена мечтательно сложила пухлые лапки перед собой и распрямила, молитвенно воздев. В её движениях сквозила театральность, словно сериалы передали часть своей слащавости, обучили эту русскую женщину дергаться с темпераментом "латиноса".
   Пожав плечами, Долгов прошел на кухню, соорудил бутерброд с сыром и колбасой, потом проглотил холодную котлету. Разогревать суп, кипятить чайник не стал, жутко захотелось спать. Видимо, накопилась усталость.
   Ночью Долгову приснился странный сон. Высокий смуглый убийца, в безукоризненном смокинге, в белых перчатках, непрерывно поправляя бабочку, сбрасывал с седьмого этажа строящегося дома деревянные ящики на неподвижно стоящих Дойчева, Серого и Могильных.
   Ящики медленно летели, Иван Терентьевич кричал, чтоб уходили, за руки оттаскивал то одного, то другого, а те упрямо возвращались на помеченные меловым крестиком места.
   Раритет звал на подмогу Орлова, Тинаева, Боднаря, но те отмахивались, с интересом глядя на экран телевизора, где Наташа играла роль сеньора Аугусто...
   А ящики красиво планировали, медленно и неотвратимо приближаясь, пока не расплющились о головы жертв, густо утыкав их толстыми гвоздями-двухсотками...
   Потом, став в кружок, жертвы начали хохотать над Долговым, облетая, как мультяшные одуванчики...
   И стаи пушистых гвоздей уносились по ветру в сумрачное небо, так и не давшись в руки несчастному Раритету, как самое важное из вещественных доказательств попытки убийства...

Глава одиннадцатая

(21-й день)
Дело о покушении на убийство.
  
Подавая стакан, следователь Долгов гадал, как воспримет новость хрупкая женщина. Несмотря на уверенность в невиновности арестованной, он не стал сразу освобождать её из-под стражи. На всякий случай вызвал участкового, попросил присутствовать при освобождении, а потом проводить женщину домой.
Раритет помнил, как пришлось прервать последний допрос. Невинное сообщение, что мальчик живет у отца, вызвало бурную истерику и угрозы. Не исключено, что эта мадам снова психанёт, немедленно помчится к бывшему мужу и по итогу попадет в милицию за дебоширство.
- Нам удалось доказать вашу непричастность к преступлению. Вы освобождены из-под ареста.
- Да? Так просто? Две недели в тюрьме, а теперь - извините, мы ошиблись? Я вам сразу говорила, что не виновата, а мне не верили! Сволочи, фашисты, чтоб вы сдохли!
"Как нарыв прорвался, - Раритет пережидает истерику, - пока всё не вытечет, не уймётся. Несчастная баба, из-за своего темперамента в неприятности попадает".
Участковый на крик реагировал активно, бросился успокаивать, пробовал пугать, чем довел несчастную до кондиции. Услышав рыдания, бедняга растерялся окончательно, схватил пустой стакан, побежал к раковине, набрал воду и стал совать женщине. В результате - лужица на полу и стакан вдребезги, кто бы сомневался?
- Вам предстоит зайти в детприёмник, забрать сына.
Как и следовало ожидать, истерика немедленно прекратилась. Заплаканные глаза и кривящиеся губы еще несли отпечаток недавнего всплеска эмоций, но поза и голос уже принадлежали разъяренной тигрице:
- Почему, что с ним?
- Ничего с ним. Он всего лишь убежал из дома отца и слонялся по вокзалу. Задержан милицией и доставлен. Ждет вас. Нормальный парнишка, я с ним говорил. Но если вы еще раз отчебучите чего, а он снова окажется на улице - вот вам и учет в детской комнате. Пару раз посидит в преступной компании, многому научится. Сначала курить, потом выпивать... А там и до колонии рукой подать. Если вы со своими нервами не можете сладить, то хоть парня пожалейте. Таблетки принимайте, валерьянку, что ли...
Раритет безжалостно запугивал эту "тигрицу", заставляя съеживаться. Ему, с высоты следовательского опыта, рисуемая картина представлялась вполне реальной. Сколько хороших мальчишек сбилось с пути, пока озлобленные мамашки искали пути мщения бывшим мужьям! Увы, слишком много.
  
Ему вдруг вспомнилась белокурая девчушка, сидевшая на самом верху шведской лестницы, пока он разговаривал с дежурной детприемника. Выяснив там все про сына подозреваемой, следователь не удержался и спросил, показывая наверх:
- Что она делает?
- От старших спасается. Вы же знаете наш контингент, чуть кто постарше, обязательно мелюзгу гнобит. А туда к ней боятся лезть, она одного спихнула, так прочим боязно. Ждут, когда надоест или устанет, чтоб спустилась сама. Только она не спустится. Так и заночевать может, словно обезьянка...
- Это как?
Раритет не поверил, подошел поближе, чтобы разглядеть белокурое чудо. Девчушка немедленно улыбнулась, стремительно спустилась и прижалась к ноге Раритета:
- Дяденька, ты мой папа будешь?
Дежурная отцепила девочку от следователя, и подняла на руки:
- Леночка, дядя не может быть твоим папой, он здесь по работе. Иди, поиграй пока.
Девчушка вскарабкалась наверх, а Долгов удивился еще сильнее. Работники детприемника почти никогда не устанавливали таких отношений с детьми. А дежурная пояснила, пока они шли к выходу:
- Лена Авдеева, из цирковой семьи. Родители погибли в аварии, когда ехали на представление. Она ловкая девочка, шустрая, словно обезьянка, из интерната убегает, а потом ходит по улицам и пристает к парам с просьбой взять её. Родителей себе ищет. Мы за неё больше всего боимся, пока-то люди хорошие ей попадаются, а если на маньяка попадет, тогда ой...
- А что, с удочерением проблемы?
- Этим отдел опеки занимается, а там такие сытые крысы сидят, - неодобрительно оценила деятельность департамента народного образования дежурная, - сколько случаев слышала, что они стараются отказывать. Оно и верно, одобришь, так потом отвечать придется, а оказали - и спроса нет!
Леночка Авдеева. Долгов запомнил имя и личико, запрокинутое к нему, высоченному дядьке. В тот неожиданный момент, когда ребенок предложил ему стать папой, Иван Терентьевич вдруг прочувствовал, сколько в нём, в мужике, скрыто силы. Конечно, такой крохе нужна именно уверенность, что она под надежной защитой, что никто не посмеет обидеть дочку такого великана...
Размышления настолько захватили его, что Раритет отвлёкся и утратил над собой контроль. Он не заметил, как вместо выхода - шагнул к девчушке, поднялся на две перекладины и осторожно тронул пальцем хрупкую ножку в простеньких колготках, чтобы Леночка обернулась. О чем говорил с ней? О пустяках совершеннейших, даже не помнится, каких...
  
В мыслях о белокуром чуде Раритет и сейчас забылся, пропустил вопрос участкового:
- Так она может забрать сына?
- Что? Да, конечно. Только вы поедете туда вместе, и немедленно домой, не иначе, - жестко предостерег следователь, затем добавил, обращаясь к женщине: - И еще, я настоятельно рекомендую не ходить к бывшему мужу в гости без свидетелей. Лучше, если он будет забирать ребенка у вас дома и вам же возвращать.
Долгов понимал, что поступает неправильно, что участковый может на него пожаловаться за дурацкое поручение по сопровождению. Ну, семь бед, один ответ! Нисколько не сомневаясь, что и бывшая подследственная с лёгкостью "сдаст" его, если кто начнет спрашивать, Раритет напоследок посоветовал:
- Между нами. Зайдите к толковому адвокату, подайте на мужа гражданский иск за клевету. Можно неплохие деньги получить...
Кабинет опустел. Следователь заварил чай покрепче, вытащил купленный по дороге из дома свежий сборник кроссвордов, пролистал. Отдохнув несколько минут, занялся текущими делами, словно знал, что завтра их отодвинет новое.

*

От автора:
  
Российские следователи завалены делами. Верьте или нет, порой их скапливается слишком много, потому и нарушаются процессуальные сроки. А попробуй, успей, если одновременно ведёшь несколько дел...
Но не будем забегать вперёд. Здесь заканчивается вторая и начинается третья история, о чисто русском убийстве. Что с первой? О, ей далеко до конца...
  
(22-день)
Чисто русское убийство.
  
- Это не просто расчлененка, - заместитель мэра гневно выговаривал следователю, - тут просматривается прямая связь со мстящими амазонками, которую вы не хотите признавать, Долгов!
Начальник милиции усомнился:
- Не похоже на серийного. Мало ли зачем половой член отсекут? Может, татуировка была... Руки с головой - это понятно. Чтоб не опознали, если найдут...
Следователь промолчал. Найденый в ветрозащитной лесополосе труп никакого отношения к убийству Дойчева не имел. Части тела, небрежно прикопанные рядом с дорогой, принадлежали смуглому мужчине среднего возраста. Судя по характеру реза, убитого распилили мотопилой, когда он был уже в состоянии трупного окоченения. Так сказали эксперты.
Напротив места захоронения трупа со стороны грунтовки сохранились отчетливые следы протектора грузового автомобиля. Грибник, обнаруживший труп по удушающей вони, был в ботинках, а остальные следы натоптаны кирзачами с характерными следами износа. И где тут схожесть?
Убийца Дойчева "гулял" по пустырю в новых резиновых сапогах. Ни место, ни манера отсечения полового члена, ни антураж, если позволительно так выразиться, убийства с расчленением - никоим образом не стыковались с делом "мстящих амазонок".
Конечно, Долгов мог сказать заместителю мэра, абсолютному дилетанту и непрофессионалу, что задача перед следователем стоит сложная, та еще по объему! Предстояло для начала найти хотя бы водителя грузовика, чьи шины наследили на грунтовке. У водителя найти мотопилу и кирзовые сапоги.
Понятно, что искать предстоит в пригороде или частном секторе. Мотопила и кирзачи с многоэтажками несовместимы. Смуглые мужчины в Сибири встречаются нечасто, ампутация пениса наводит на мысль о характерных признаках, типа обрезанной крайней плоти. Хотя, татуировка и пирсинг тоже возможны.
Мог сказать, и не только это, но не стал. Зачем? Всё равно никто, кроме следаков, дознавателей и оперативников - не поймёт. Тем более, что такие дела Раритет относил к рутине. Процеживать приходилось большие массивы информации, зато улов всегда был, надежный и достоверный.
Он уже зарядил оперативников, те подключили участковых, так что дня через три обладатели мотопил, ездящие на грузовиках или знакомые с водителями таковых, будут известны. А дальше дело техники. Дождаться заявления о пропаже смуглого мужчины средних лет, установить его личность, особые приметы, и все закончится в каких-то пару недель, от силы три.

*

(26-й день)
  
Обещание прокурора Тинаева помочь с командировкой в Казахстан оставалось в силе, но срок несколько отодвинулся, как обычно и случается. Долгов разумно распорядился этими днями, закончив и беспроблемно спихнув прокурорским два давних дела. В конце недели данные экспертизы и результат по расчлененке подоспели, но не обрадовали. Из пятисот с небольшим владельцев мотопил аж три десятка имели собственные грузовики.
- Разные, от Газ-полстараз до Камаза. Однако отпечатки протекторов никому не подошли. Теперь ожидаем сообщений о пропаже людей и продолжаем поиск в районе, - констатировал Долгов, завершая доклад перед комиссией, собранной сплошь из лиц второстепенных.
Начальник следственного отделения неодобрительно покачал головой, замначальника криминальной милиции сочувственно кивнул, а заммэра принялся тыкать пальцами в свой миникомпьютер, видимо, делая запись. Ему предстояло сообщать новости на вечерней прессконференции.
Отпраздновав избрание, новый мэр продемонстировал избирателям, как станет снижать преступность в городе. Первым шагом стало воссоздание штаба по криминальной обстановке. На памяти Раритета так уже было, и не раз. По задумке, каждую неделю прокурор и начальник горотдела под председательством главы города должны собираться и принимать решительные меры.
За полмесяца мэр понял, насколько сглупил. Калибр участников снизился, сами совещания выродились в разносы, которые учинялись следователям или оперативникам. Никакой системы не было, порка доставалась тому, на кого обратила внимание пресса.
В этот раз под раздачу попал Долгов и следак, ведущий дело о дерзком ограблении кассы "Тепловодоканала" - тот только что отчитался и получил по первое число. Иван Терентьевич дождался своей очереди, выслушал вопрос и отказался отвечать, сославшись на тайну следствия. Он давно сделал правильный вывод из множества пережитых слушаний, даже сформулировал его в виде афоризма:
"Пять минут позора - год спокойной жизни".
Под позором подразумевалось упрямое молчание в ответ на приказы и угрозы штатских временщиков. Обширная череда компартийных и советских чиновников сменилась за двадцать лет его службы в прокуратуре, но ни один не сумел снять следователя с работы, как ни грозился. А вот получить срок - некоторым очень даже удалось!
Поэтому Раритет перетерпел нападки очередного непрофессионала, дождался разрешения покинуть кабинет и быстро направился к экспертам. Криминалист просил заглянуть, чтобы посоветоваться, стоит ли продолжать экспертизу. Он нашёл в одном рогожном мешке засохший стебель картофеля, который ничего ровным счётом не значил - и так понятно, что владелец из частного сектора. Несколько крупинок гранулированного собачьего корма "Бинго" - подтверждали версию, и только.
Рассказ о результатах затягивался. А время поджимало, вот-вот начнется трансляция матча, и следователь Долгов неделикатно напомнил эксперту Дегтярёву, дескать, быстрее! Тот понял:
- Его пилили на полу, отсюда частицы дерева и краски. Положа лапу на сердце, Иван, нет у меня желания идентифицировать щепки. На кой хрен тебе порода дерева? По краске-то проблем нет, это желтая и коричневая, с завода, смешали - она стала розовой. Ищи розовый пол на кухне...
- На кухне?
- Я луковую чешуйку в резе нашел. Ты что, в спальне лук чистишь?
- А сушат где? В бане, в сарае... Хотя, пол крашеный, - согласился Долгов, однако на продолжении экспертизы настоял.
Возвращаясь к себе, он с ожесточением подумал, что очередные и внеочередные слушания, инициированные новым мэром, а исполняемые мелкой чиновной шушерой, основательно мешают. Как человек, привыкший анализировать, Раритет понимал, откуда дует ветер - сказывается укрепление властной вертикали. Недовольство сползанием государства ко временам "сильной руки" привычно выразилось в мысли:
- Черт подери, тут прогресс по делам наметился, а я дерьмократам ликбез читаю!
Экран телевизора вспыхнул вовремя - мяч еще летел с центра поля после мощного удара, комментатор заканчивал перечислять игроков. Иван Терентьевич вскрыл бутылочку пива, захватил в пригоршню солёные сухарики, подсунутые Наташей, и забыл обо всём на свете.
Футбол, с детства любимая игра - ты лучше любого успокоительного!

*

(27-й день)
Дело мстящих амазонок.
  
Казахстан не разрешили. Но пару городов соседней области и два района следователь Долгов успел посетить. Накатал он почти двести километров. Устал, как собака, в основном из-за расстройства. Грабежи, сделанные группой Дойчева, подтвердились - троицу опознали все водители, но Раритета интересовали случаи насилия над женщинами. Таких не было.
Вечером Иван Терентьевич добрался к Закопанску. Начальник милиции заставил ждать в приёмной полчаса:
- Оперативка.
Судя по шуму и молодецкому ржанию за дверью, совещание проходило весело и не без спиртного. Когда трое краснорожих крепышей в форме покинули кабинет, секретарь впустила Долгова. В атмосфере держался стойкий аромат коньяка, да и от начальника милиции разило, как из бочки.
Раритет подробно рассказал о подозрении, попросил помощи. Полковник пренебрежительно махнул рукой:
- Дело дохлое, помню. Там папашка шебутной всё донимал, требовал фотороботы составить...
- И что? - Долгов сощурился в лицо начальника милиции, настолько тот ему не понравился.
- Конечно, нет! У нас серьезных дел хоть отбавляй, будем мы на простенькое изнасилование фоторобот делать! Поговорили, оказали внимание, успокоили. Другой бы отстал, а этот свой рисунок принес, а потом еще и фотографии наделал, всучил следаку. Представляете, якобы в вашем же городе, в Энске, он сам лично установил всех грабителей-насильников! Какой крутой сыщик нашелся!
- И что, проверили личности? - Раритет наливался холодной неприязнью к этому сытому красномордому мужику, позорящему профессию милиционера.
У него не оставалось сомнений - мстителя надо искать здесь! Чистая формальность требовала получить согласие руководства, а уже потом встретиться со следователем и просмотреть дело. Сидеть в кабинете начальника ГОВД становилось и неудобно и противно, но уйти некуда. К счастью, вскоре следователь появился, держа папочку омерзительно никакого, картонного цвета.
- Вот он расскажет! Байдин, где шляешься, блин? Следователь прокуратуры сидит, ждет, а ты сопли лижешь? Покажешь Ивану Терентьевичу дело...
- Так у меня... - вякнул бесцветный лейтенант, но немедленно увял, под командный рык:
- Я что сказал? Моду взяли! Выполнять!
В донельзя неопрятном кабинете лейтенанта Долгов раскрыл папочку и увидел карандашный портрет Дойчева, выполненный уверенной рукой. Обычный листок А-4, жирный карандаш, и узнаваемая физиономия, разве что слишком разбойная, злая. А в пластиковом конверте лежали восемь цветных фото, портреты всей троицы порознь, и жанровые: пьянка, прогулка, возле автомобиля Дойчева. Не очень качественные, но вполне узнаваемые.
- Кто эти люди?
- Не знаю, мы не выясняли. Мало ли кто и какой бред несет! Да и где их искать?
- Вот, на обороте каждого портрета написан адрес. Вы их вообще в руки брали? Нам сообщали? Запрос делали?
Лейтенант просмотрел обороты всех фотографий, негромко выматерился и ответил:
- Как это я забыл? Он мне их сунул, начал требовать действий, ну, я его послал, а про фото доложил начальнику... Да и потом, почему я должен ему верить, он что, волшебник, экстрасенс? Прямо взял и вычислил? Сто процентов - это туфта, очередной бред!
Долгов неторопливо, чтобы тот воспринял каждое слово, высказался:
- Имена и адреса соответствуют действительности, на сто процентов. Больше того, все трое подозреваются в совершении группы однотипных грабежей на территории вашей области, смежных и Казахстана. Двое из подозреваемых арестованы. Третий, Дойчев, который опознан и по карандашному портрету - убит, не исключено, что как раз вашим доморощенным сыщиком.
Лейтенант внезапно приобрел цвет, красный с белыми пятнами. Раритет добавил адреналину:
- Смерть Дойчева целиком на вашей совести. Когда, говорите, эти фотографии сделаны? И адрес его, ну, отца пострадавшей, где?
Устраиваясь в гостинице, Долгов пытался понять, почему фотографии попали в милицию сразу после убийства? Это как, прикончил человека, а затем принес фото, вместо того, чтобы сдаться? Нелогично! Да нет, просто безумно! Но, по отзывам, бизнесмен-строитель Семёнов Геннадий Петрович безумцем не был.
Жаль, поговорить с ним не удалось - подозрительный, но пока не подозреваемый человек внезапно укатил в командировку. В соседнюю область, ненадолго, как делал часто. Но ни соседи, ни работники его небольшой фирмы не знали, куда именно.
Помучившись в бесплодных раздумьях, Раритет задремал. Его радовало маленькое, но приятное обстоятельство - командировка пришлась на день, когда ему следовало идти с докладом на "Голгофу". Раритет довольно хмыкнул, представив, как совещанцы терзают полковника Боднаря и старшего советника юстиции Тинаева, уже прокурора города:
- Побудьте в моей шкурке. А следователь Долгов отдохнёт от дурацких вопросов.

*

От автора
  
Раритет, одно слово! У кого ещё хватит терпения кропотливо отслеживать неявные версии? Сегодня следователь Долгов впервые узнал о существовании строителя Семёнова, и то с чужих слов. Зато у нас есть возможность заглянуть в недавнее прошлое этого героя и его семьи. Давайте сделаем это.

Глава двенадцатая

  
   Боль
  
   Нина не плакала. Она смотрела на отца сухими глазами, и сбивчиво рассказывала:
   - Папа, ты не представляешь, как это страшно... Они Федю, водителя, по голове стукнули, он упал, а они пинают... А он уже не кричит, только вскрикивает... А потом меня в сторону отвели, один сорвал плеер, что ты мне подарил, сунул себе в карман... А второй, самый большой, сказал: я ее трахну! Только не трахну, а по-другому, матом... Я вырвалась, побежала, а он догнал, толкнул меня на землю и стал бить по лицу, по груди, в живот, больно так... А я плачу и кричу - не бейте меня, ведь Федя лежит весь в крови, и стонет... А потом они по очереди меня насиловали... И он меня опять бил, кричал: стенай, сука! Папа, ты не переживай так, я же не девственница... Просто противно, и я боюсь, что они меня заразили... И не знаю, смогу ли я с мужчиной вообще теперь... У меня все внутри сжимается, как об этом подумаю....
   Геннадий Петрович слушал рассказ дочери, полузакрыв глаза. Картины произошедшего, одна страшнее другой, рисовались в его воображении щедрыми мазками. Навыки, приобретенные в художественной школе, выстраивали передний, средний и задние планы, придавая картинам выразительность. Наверное, так должны работать талантливые режиссеры - страшно и достоверно.
   Он вздрогнул, услышав, что Нину скоро выпишут из больницы. Да, конечно, синяки прошли, но душу не вылечили, это видно даже невооружённым глазом. О какой работе можно говорить?! Что, Нина снова поедет экспедитором?
   - Ни за что! Никогда!
   Семёнов попрощался с дочерью, прикрыл дверь и отправился в ординаторскую. Разговор с врачом не получился. Черноволосая женщина лет пятидесяти неприязненно отстранилась от Геннадия Петровича, словно у того воняло изо рта, и сухо заявила, что для лечения души надо обращаться к психологу или психиатру, а здесь травматология!
   - Как вас зовут? - возмущенно спросил отец и помчался к главному врачу жаловаться на травматолога по фамилии Белая.
   Усталый администратор сидел за бумагами в кабинете, давно не видавшем ремонта. Выслушал скандалиста терпеливо, заметив мимоходом, что время неприёмное, но, учитывая необычный случай, психотравму и т.д., он готов пожертвовать своим драгоценным временем. Через двадцать минут Семёнов ушел, понимая, что медицина не собирается, да и не может помочь его дочери:
   - Ну и ладно. Я достаточно зарабатываю, чтобы прокормить девочку, пока она не придет в себя, - ожесточенно думал он, усаживаясь в машину.
   Войдя домой, Геннадий Петрович быстро нагромоздил на тарелку съестное, подвернувшееся под руку в холодильнике, и бросился к компьютеру. Зайдя на юридический форум, он открыл новую тему, пылая праведным гневом. Желание наказать очередных обидчиков, теперь уже равнодушных медиков, изливалось многословными предложениями, на которые большинство форумчан отвечало коротко и отстраненно. Никто не хотел поддерживать его. И он задал вопрос напрямую:
   - Что, всем по фигу, когда чужую дочь выпирают из больницы, недолечив? А если бы вашу так?
   - Ты, мудрила! Разберись с причиной, а потом уже занимайся следствием. Задрал, ебтить, нытьём! Ща модера попрошу твое гонево счесть флудом, и в баню тебя, - грубо ответил Лоурус, один из самых активных участников.
   С трудом удержавшись в рамках приличия, Семёнов попросил уточнить, что есть причина, по мнению критика? Ответ не замедлил последовать:
   - Чем сопли размазывать, дай взятку или набей им морду. Хотя, сомневаюсь, что ты мужик...
   - Я-то, натуральный, - задетый за живое Геннадий Петрович немного обиделся, - а вот ты, скорее, гей или баба переодетая. Что, плохо оттрахали или вообще игнорируют?
   - Попрыгай, пожалуйста, - вежливо откликнулся Лоурус.
   Через несколько мгновений в теме появилось новое сообщение:
   - Слышу звон... Да ты, батенька, эвон кто! Ну, таких лечить бесполезно, это не диагноз, а приговор.
   Расшифровать нехитрый намёк - как нечего делать. Оскорблённое самолюбие подсказало глянуть профиль недруга, и пальцы настучали текст:
   - Это твои брякают, мудозвон тверской! Средь нас, сибиряков, такой породы нет, давно к вам сбежали!
   Взаимные сообщения ужесточались раз от раза, но вдруг обмен любезностями прекратился - форум оказался недоступен. Сообразив, что это и есть "бан", Семёнов зарегистрировался под другим ником, однако премодерацию не прошел. Попробовал снова - без толку. Промучившись минут десять, позвонил приятелю на мобилку, чтобы получить совет.
   - Модер тебя по ай-пи видит и выкидывает. Нет, конечно, можно и обмануть, но это непросто, да и зачем тебе? Мало форумов в инете, что ли?
   Объяснив, что ему интересен именно этот, Геннадий Петрович вышел из интернета. Гнев бушевал в нём, требуя действий. Стукнув по столу со всей дури, Семенов отбил себе кулак. Зашипев от боли, встал, пошел к холодильнику, открыл бутылку пива. Выпил в несколько глотков. Гнев бродил, не унимаясь, и настоятельно требовал избыть его каким-то разрушительным способом - это Геннадий Петрович ощущал звериным естеством. Будто тот ночной убийца вселился в душу и диктовал свои условия. Захотелось дико, страшно завыть, разодрать когтями линолеум, сбросить на пол телевизор...
   - Нет, не будет по твоему! - выкрикнул Семенов самому себе, а затем вдруг хрястнул бутылкой о стену, испытав неимоверное облегчение, когда осколки брызнули зелеными струями и заскакали по кухне.
   Зверь удовлетворенно хмыкнул и оставил побежденного человека тупо смотреть на полулунную вмятину в штукатурке, оставленную донышком пивной бутылки. Гнев схлынул, лишь пальцы дрожали, когда Геннадий Петрович доставал совок и щетку.
   Ссыпав осколки в ведро, Семенов ушел в ванную комнату, долго мыл руки, потом выдавил в пригоршню пену и выскоблился "Жиллетом", удивив себя - неурочный час для бритья, да и зачем? Утираясь, посмотрел в зеркало, не строя лицо, как обычно и привычно делает каждый человек. Визави решительно ему не нравился - обиженный ребенок.
   Врать себе - последнее дело. Семёнов сдался желанию, которое настолько явственно рвалось из души, поехал в Энск. Только Катя могла помочь ему. Вызвонив бригадира, Геннадий Петрович поручил тому завтрашние ремонтные дела и набрал номер любимой женщины:
   - Я к тебе. Не выгонишь? Знаю, что глупости, но спросить-то можно? Часа через три-четыре, как трасса загружена. Целую, радость моя.
  

*

  
   Семёнов плакал. Это было так недостойно, что он втискивался в подушку, стараясь подавить разбушевавшееся чувство. Но то, что удалось на кладбище, когда хоронили родителей, сейчас не срабатывало. Слезы прощания со стариками - всего лишь жалость к осиротевшему себе, а тут кипело жуткое, варево, пронизанное горечью внезапной немощи!
   Словно Дантов адский котёл, где тысячелетия страдают грешники, плеснул на отца кипяток - так жгуче то, что досталась дочери:
   - они наваливались, срывали одежду, тискали груди, дышали перегаром, слюнявили лицо...
   Он, выжимающий от груди сто тридцать килограммов, бессильно выл, скрючивался, как пыталась дочь:
   - подонки, твари, гнусные представители кобелиного племени...
   Вторгались в беззащитное тело!
   Грубо, резко втискивались в неё!
...и не закрыться, не убежать!
   Сцена насилия возвращалась вновь и вновь, обрастая гнусными деталями. Семёнов видел это, как свидетель, и ничего не мог предотвратить! Тошнота захлестнула его мутной волной. Он вскочил с постели, склонился над унитазом, как перебравший подросток.
   - Что с тобой, ты отравился?
   И такая тревога в любимом голосе, что надо бы встать, обнять Катю, успокоить, а спазмы рвутся изнутри, не пускают... Да еще мерзкая, унизительная поза! Горечь поднялась к горлу, разрослась до полной непереносимости, согнула Семёнова, выплеснулась ...
   Спустив воду и помогая водовороту ершиком, он отплевался. Умылся, стало чуть легче. Вернулся к Кате:
   - Я не отравился, - и добавил, помолчав немного, - всё расскажу, сейчас. Только... буду плакать. Это не по-мужски, знаю. Но не могу...
   - Дурачок, при чем здесь это? Мужчина проверяется не слезами, а поступками. Плачешь, значит, чувствуешь. Говори, это нужно, важно, а то сердце порвется...
   И он рассказал про дочь. Катя всплакнула вместе с ним, отругала:
   - Почему не прислал ко мне? Я отправила бы девочку в группу реабилитации. У нас же специальное отделение создано, при психдиспансере! Это лучше, чем держать в твоем городе, где все всё знают. Присылай ко мне!
   - Как это?
   - Скажешь, договорился в частном порядке. Соври что-нибудь!
   Он усомнился:
   - Нина не захочет.
   Катя настаивала:
   - Уговори. Я устрою через своих...
   Разговор понемногу уводил мысли в сторону. Жизнь, пусть даже искалеченная, продолжалась. Надо о сегодняшнем дне подумать и о завтрашнем позаботиться. Нина нуждается в помощи, но как это сделать, чтобы не причинить ей дополнительной боли? Дочь в разводе родителей держала сторону отца, хотя с матерью ссориться не хотела. И про Катю ничего не знала.
   - Так скажи, пусть знает. - Ответ прозвучал безапелляционно, и попытка возразить пресеклась на корню. - Или не говори вовсе. Догадается - подтвердишь. Давай, не будем умничать. Сначала помочь, а уж потом объясняться...
   Вернувшись в постель, долго обсуждали эту тему, пока не заснули. Желание так и не вернулось. Принимать неординарные меры, помогавшие раньше при усталости, Семёнов не разрешил. Катя не настаивала.
   Врач со стажем умеет определять состояние пациента по внешнему виду, а уж своего Гену она видела чуть не насквозь. Психотравма оказалась слишком сильной, да еще и усугубленной чувством вины - сам ведь устроил дочь экспедитором!

*

   Глубокая ночь. Город спит, только изредка крест оконного переплёта проползёт по стене на потолок под шум запоздавшего автомобиля. Катя лежит тихонько, притворяясь спящей и прислушиваясь к ровному дыханию любимого. Не просто любимого мужчины, а мужа, фактически. В октябре кончится полугодовой срок, отведённый судьёй для - невозможного, что бы там не твердил закон - примирения супругов.
- Катюша...
- Милый мой, спи. Это я просто так, соскучилась, а ты спи, спи, - она прижалась к мощной спине и продолжила разговор с ним, изредка проверяя, не прервался ли контакт.
Гена так неожиданно собрался и приехал, словно надумал признаться в чём-то важном. Так решительно стал рассказывать про сны, в которых монстр реализовывал его желание отомстить подонкам - тем, что надругались над Ниной. И вдруг осекся, перевел разговор на другую тему. Рассказ о ночных кошмарах получился странным и неполным. О чем он умолчал?
   Катя не стала ничего уточнять, даже виду не подала, что встревожилась. Зачем? Волновать мужа навязчивыми расспросами - лучший пусть к раздору. Пусть молчит и думает, что поступил правильно. Ему это приятно, а для женщины, да ещё и умной - никакого секрета в умолчании нет. Если речь не об измене, естественно.
   Она, как врач, видела "растрепанность", обескураженность мужа, и предполагала найти причины в неутолённых инстинктах. Похоже, он воспринял неумение милиции найти насильников, как личное оскорбление. Не смог защитить дочь в реальном мире и пытается сделать это во сне, в облике монстра.
   Раздрай в душе, особенно творческого склада, как Гена, всегда чреват неожиданными последствиями. Кто сублимирует душевные муки в гениальное произведение, а кто - прячется в наркотический и алкогольный дурман. Некоторые сходят с ума.
   - Ему надо помочь. Но как, если он не согласен? Если не в лоб, а косвенно, исподволь... - подумала уже врач Екатерина Дмитриевна Мадерова. - Ой, страшно... С другой стороны, я профессионал или кто? Неужели не справлюсь?
   Она успешно применяла гипноз. Неглубокий. Ей казалось, что копаться в душе беззащитного человека - неэтично. Хотя пациенты верили доктору настолько, что эффекты держались больше года.
   - Но то посторонние, а здесь - любимый...
   Хотя, демонстративное введение в транс, может, и не понадобится. Вот если пошептать на ушко ласковые слова, пока он в полудрёме? Дождаться, пока сон сморит его полностью. Голос Кати он и во сне будет слышать, а дальше - дело техники. Точнее, профессионализма...
   Получилось. Катя подстроилась к дыханию любимого, зашептала ему в ухо, как матери детишкам, убаюкала. А затем уже врач применила "шпионскую" методику.
   С монстром она разобралась. Тот паразитировал на ложном чувстве ответственности за дочь, которую бывшая жена использовала для манипулирования Геной. Здесь вмешиваться поздно и неуместно - чужая жизнь. А вот избавить человека от пережитка каменного века - можно и нужно.
   - Монстр силён, но мы его разрушим...
   Врач заложила императив, дала ключевые слова, стала Катей, прошептала:
   - Порядок.
   Поцеловала мужа, посмотрела на страдальческую складку, что появилась у переносицы.
   Где-то далеко провыла сирена скорой. Машин на улице добавлялось - крест оконного переплёта чаще проползал со стены на потолок. Близилось утро.
   Мирный Обыватель спокойно спал.

*

   Утром Геннадий Петрович завёз Катю на работу. Высадив у крыльца поликлиники, поцеловал и поехал домой, в Закопанск. Настроение было препоганейшее.
   - Съездил, называется. И в постели оскандалился, и разнюнился...
   Он застонал:
   - Нет, Нине сюда нельзя. Узнает про Катю - ещё один удар для девочки! Это слишком!
   Как назло, трасса оказалась перегруженной - пробка за пробкой. Четыре часа в дороге, наполненных самоедством, добили его окончательно. К обеду Семёнов вернулся домой, узнал, что дочь выпишут завтра, и "забил" на весь мир от безысходности - мертвецки напился в одиночку. Полностью вытеснив мужество, в нём, истощенном ночными битвами с монстром, ликовала трусость, позорная трусость...
   *
  
   Семёнов довёз Нину к дому бывшей жены, довёл до двери. Услышав, как дважды провернулся замок и звякнула цепочка - поехал на работу. В течение дня созванивался несколько раз, спрашивал, всё ли в порядке. Дочь отвечала бесцветным голосом.
   Вечером дочь вяло ответила на вопросы о самочувствии, отговорилась головной болью и скрылась в своей комнате. Бывшая жена пригласила Семёнова на кухню, а там обвинила во всём, что произошло:
   - Ты же устроил её на работу? Мог взять к себе, учетчицей бы оформил...
   - Сдурела? Кто же знал...
   - Знал, не знал, какая разница! Она из дома выйти боится, сидит безвылазно, на стену пялится...
   Обруганный Геннадий Петрович ушёл, через дверь пожелав дочери спокойной ночи. А у себя терзался раскаянием:
   - Ляпнул, дурак! Какая спокойная, какая ночь? Надо искать врача!
   Знакомый психиатр выслушал и напугал возможностью суицида, если девочка не получит лечения. Но Нина отказалась идти к тому на приём: "В дурку? Ни за что!"
  
   Расстроенный отец взял за правило звонить в любую свободную минуту. Разговоры получались односложными и нелепыми: "Ну, что? Ничего. Ты как? В порядке, а ты? Нормально. Пока, пап".
   В конце недели Семёнов снова заехал попроведать дочь, и опять нарвался на неприятный разговор с женой. Выслушав упрёки, он не выдержал:
   - Достала уже! Можно подумать, это я бандитов привёл!
   Нина услышала его крик, вышла из комнаты:
   - Папа, едем к тебе, поговорить надо, - и отмахнулась от матери. - Надо.
   В дороге она молчала, а дома - села в кресло прадеда, с детства любимое за глубину и удобство. Семёнов и сам предпочитал отдыхать в нем. Глубокое, с высокими подлокотниками, и выдвижной подставкой для ног, невесть когда привезенное из Европы, дедово кресло дарило всем ощущение защиты. При жизни Григорий Кириллович признавался, что оно напоминает ему бронеспинку фронтового "ЛАГГа", такое же надежное. Утонув в черной коже, Нина вздохнула, словно собралась с духом:
   - Я не могу больше. Мне кажется, все говорят за моей спиной - это она, та, которую...
   Семёнов внезапно выпал в другую реальность.
  

*

  
   В бытность мальчишкой он увидел страшную своей неправильностью картину. Репродукция висела в коридоре художественной школы - синее небо и яркая почва. Вполне нормальные небо и земля. Он встретил похожее сочетание много позже, в туре по Египту и Израилю.
   Но тогда, на школьной стене - в глаза бросилось нечто жуткое. Оно мягко свисало со скалы, слегка заворачиваясь по краю, словно подсыхающий кусок сыра. Только труп времени мог выглядеть настолько омерзительно, полностью утратив присущую секундам упругую энергетику. Он ощутил вонь мертвечины, что струилась от полуразложившихся циферблатов. Захолодило под ложечкой, а поток миазмов смыл мальчишку в беспамятство.
   Так он узнал Сальвадора Дали.
  

*

  
   И вот пол стал красным, потолок - синим, а минуты слиплись в тугой шарик, который ударил Семёнова, пробил в желудке холодную дыру. Тело сдулось, последний воздух ушёл на слова:
   - Глупости! Никто не...
   - Я знаю, что анализы отрицательные.
   Да, врачи сказали, что заразы нет, но друг дочери, Витька, ни разу не зашёл в больницу и не позвонил. Былые подружки - тоже избегали встреч с Ниной. Конечно, городок маленький, а тема интересная - судачат люди, разумеется.
   - Так ведь ненадолго это! Поговорят и забудут! Наверное, забудут...
   Так думает отец. Однако высказаться подробно, развёрнуто, чтобы успокоить, убедить - не может он. Мешает красная пустыня, раскаленные скалы и почва. Сюрреальный мир Дали отнимает не только воздух, но и воду. Семёнов с трудом проворачивает шершавый язык:
   - Не обращай внимания на придурков... Тебе бы уехать отдохнуть, а?
   Дочь горько усмехается:
   - Я из комнаты боюсь выйти, а ты - уехать! Пап, я вены вскрыть хочу, это больно?
   Вопрос бьет наотмашь, как тяжеленная "балда" на тросе в стену старого дома.
   Бац! И голова раскололась.
   В одной стороне рождается мужественное: "ерунда, будь сильной". С другой стороны - дятлом бьётся боль: "Ляпну - она замкнётся. И вскроет, но втихомолку!" Рот пользуется безвластием, выдает безумную фразу:
   - Думаю, не очень, если быстро резануть...
   - Или повеситься?
   Отец что-то такое же нелепое ответил, начиная понимать, что затеяла Нина. Тут проверка на искренность, на готовность понять и помочь. Так деловито, словно фасон платья, обсуждать способы самоубийства? Кто всерьёз задумал уйти из жизни - сделает это молча. Чтобы не помешали.
   Красная почва и синее небо Дали тускнеют, холод в желудке слабеет - СЮР отступает. Голова воспринимается, как целая, лишь боль долбит висок настойчивым дятлом.
   - Неэстетично. Как и стреляться. И травиться, - Семёнов принял игру, - если откачают, то позору не оберешься. Надежно с высокого здания, но страшно.
   Дочь кивнула:
   - Да, страшно. Помнишь, у Джека Лондона - Алоха Оэ? А почему ты это обсуждаешь? Вот мама ответила: возьми себя в руки. Я же не знала, что надо держать себя в руках, и она мне это объяснила, - со смехом и горечью Нина выбралась из кресла.
   - Есть стрелялка? - она ткнула в экран компа. - Хочу всех поубивать!
   Обрадованный переменой темы, Семёнов разыскал в стопке дисков русскую версию "Крутого Сэма". Дочь принялась стрелять, расчленять мотопилой, подрывать гранатами, рассекать ножом разнообразно мерзких монстров и роботов. Комнату заполнили вой, крики, выстрелы, взрывы и хриплое дыхание мускулистого парня.
   - Жаль, что он не говорит, только дышит и вскрикивает, я бы сейчас порычала и покричала с ним вместе. Дамн ит!
   Отец сидел за плечом дочери, подсказывал, куда идти, как менять оружие. Нина азартно и удачливо вела Сэма, шепча горячо и непонятно. Обрывки, похожие на "асасинейт", "рэвенж", "блуд", "килл", "зэйрс" ничего не говорили выпускнику очень средней провинциальной школы, который проходил в свое время английский, да прошел мимо, как и большинство из его поколения.
   Вместе с горой трупов на экране таял мир сюрреализма, куда выбросило Семёнова. Циферблат соскользнул со скалы и распрямляется. Зашевелились стрелки, время пошло вперед. Пульсация в виске сменила "дятла", но боль - не уходила.
   "И что это на меня накатило? Чёртов Дали, как безумно написал..." - задал себе вопрос Семёнов, не собирался отвечать - мало ли что в голову взбредёт! Гораздо важнее узнать, что на уме у Нины:
   - Ты надумала с институтом? Как-то не по-людски, подала документы, и не хочешь.
   Нина пожала плечами:
   - Не знаю. Пап, честно - я боюсь выйти на улицу. Думаешь, фигня? - она резко обернулась, глянула отцу в глаза. - Конечно, фигня. И мама не верит. Говорит, надо пересилить страх... А я не могу! Попробовала выйти - за каждым углом их вижу! Боюсь от стены отойти - подбегут, схватят сзади! В каждом парне их вижу! В каждом! А ты!
   Дочь кричала, стуча кулачками по столешнице. Слова и слёзы лились потоком, в небольшой мере передавая Семёнову её чувства. Гораздо страшнее было зрелище кнопок, которые брызнули из клавиатуры, когда та попала под удар. Нина остановилась, захлебнувшись рыданиями.
   Мир Дали вернулся, перекрасил пол и потолок, везде развесил гнутые циферблаты. Время остановилось. Семёнов боялся сделать неверное движение, лишь тупо смотрел, как плачет дочь. Вроде бы понимал, точнее - надеялся, что травиться она не станет. Хотя можно бы и спросить, но двигаться и говорить не мог. Его парализовало, а висок терзало непрерывное многоточие....
   Утерев слёзы, Нина извинилась за разбитую клавиатуру и обратила внимание на "крутого Сэма", который ждал продолжения игры, поводя стволом:
   - Его бы сюда, чтобы перебил тварей...
  
   Отец и дочь угрюмо молчали, пока ехали назад. Семёнов во всём и везде видел признаки страха, который угнетал Нину. Та постоянно оглядывалась, крепко держалась за его руку.
   Вот отступила за спину, когда он открыл дверь в тёмный подъезд и нашаривал выключатель.
   Вот снова вцепилась в руку.
   Вот облегчённо вздохнула, добравшись к своей двери.
   - Пап, не думай, не буду убивать себя. Возьму пистолет, найду их...
   Семёнов не нашёл, что сказать, а дочь чмокнула его в щеку:
   - Спасибо, что не поучал, - и уже с порога добавила. - Или найму киллера. Дашь денег на него?
  

*

  

Глава тринадцатая

Боль
  
Семёнов рассказал Кате о состоянии дочери, о нерадивой милиции, а потом замолчал и тупо смотрел на рисунок клеенки. Ночью робко попытался приласкать Катю, но так следил за собой, что ничего не смог. В отчаянии вскочил, заметался по квартире:
- Я конченый человек! Ничего не могу! Почему, почему? Дома у меня такая эрекция, а здесь, как мёртвый! Катя, - он опустился перед ней на колени, схватил руки, принялся покрывать поцелуями, - ты не бросишь меня? Я излечусь, излечусь, верь мне! Мне только отомстить им, и всё наваждение сгинет! Я зверею, когда о них подумаю, но это пройдёт, как только...
Тут словно реле сработало - Семёнов осёкся, замолчал.
Врач отодвинула влюблённую женщину на второй план:
- Понятно, мы имеет душевное рассогласование. В Гене два существа - Монстр и Мирный Обыватель. Зверь продолжает совращать человека.
Ночью, пересилив бабскую жалость, врач вторглась в психику Гены. Она точно знала, что должна его спасти. Это читательницы дамских романов могут робеть и осуждать её - они всё знают наперёд. У тех кто любит - выбора нет. Они должны спасать любимых, а надо - жертвовать собой.
В Семёнова вливалось убеждение:
- Монстр выброшен за ненадобностью... В овраг, на свалку... Завтра же!
Дав наказ Мирному Обывателю, врач превратилась в Катю. Испуганная женщина осторожно гладила мужа. Тихо-тихо, ласково. Не хватало только разбудить его!
И глотала слёзы, чтобы не всхлипнуть.

*

  
Как странно, что заказчик, человек с мужицким лицом, и оказался очень толковым. Сразу сообразил, как Семенов хочет слукавить со сроками, но согласился, подчеркнув:
- Неважно, сколько дней уйдет на ремонт, главное, чтобы успели в срок. Внесем пунктик о неустойке, - предостерег заказчик, дописывая от руки штрафные санкции.
Таких Геннадий Петрович уважал, поэтому спросил, кем же работает клиент.
- Психоаналитик. Частнопрактикующий. Но вам, я так понимаю, мои профессиональные услуги не понадобятся. Однако, коль скоро спросили, вот, визитка.
Этот клиент готовил приемную и три врачебных кабинета, по сути, целую поликлинику. Отделку захотел в традиционной манере! Свою квартиру, в соседнем подъезде, совсем не стал трогать. Велел пробить дверь в смежной стене, и только. Геннадий Петрович его понял. А что, удобно! Шаг, и ты на работе. Шаг назад, и ты дома.
Нарисовав картинки и чертежи, набросав договор, Семенов занялся графиком работы. Нарезать штрабы, уложить пластиковые трубы для проводки, заштукатурить новые перегородки, затереть штрабы, потом два слоя шпаклевки, грунт и чистовая покраска акрилом - четыре дня. Плитка, сто пятьдесят квадратов пола, семьдесят кухни, ванная с туалетами - четыре дня. Непредвиденные работы - еще один день, а выпросил он целых две недели. Нормально!
  
Прохладная горечь пива "Марина" добавляла к гамбургеру приятный нюанс, почти примиряя с холостяцкой жизнью. Семенов положил картонку перед собой. Черная визитная карточка в центре пересекалась серебристой надписью: "Иван Иванович Иванов, человек знающий". Просто и абсолютно не смешно. На черном обороте надпись была еще короче: "психоаналитик". Черта, а под ней номера мобильных телефонов. Трех.
Скромно и со вкусом. Геннадию Петровичу захотелось и себе такую картонку, в аналогичном стиле, вроде: "Семенов, строитель". Почему бы и нет?
Потом слово "психоаналитик" включило память. Только дурень типа него, тупого строителя, не сообразит сразу. Именно такой врач Нине и поможет!
Иван Иванович "въехал в тему" со второй фразы и назначил время приема на сегодняшний вечер, через два часа. Геннадий Петрович позвонил Нине, вызвал ее на улицу - с женой встречаться не хотелось. Коротко объяснив, куда и зачем, усадил в машину. Бросив "Газель" во дворе, завел Нину к себе домой, усадил в дедово кресло, и долго рассказывал о том, какой замечательный специалист этот психоаналитик Иванов.
- Ладно, пап, ради тебя, - согласилась дочь, и они поехали.

*

  
   В прихожей сидела короткая очередь. Опасливо поглядывая на Нину с отцом, все с интервалом в несколько минут посетили кабинет врача. Затем Иван Иванович вышел к ним:
- Здравствуйте, Нина. Геннадий Петрович, вам придется посидеть здесь - мы поговорим без свидетелей.
Высокая, в два с половиной метра, не меньше, дверь закрылась. Плотно закрылась, надежно, не в пример современным картонным пустоткам. Семенов погулял по прихожей, пощупал стулья, стол - тоже настоящее дерево, не опилки. Внимательно рассмотрел оконные рамы, сделанные из хорошего дерева, скорее всего, сухой сосны, но слишком толсто закрашенные за прошедшие со сдачи дома годы.
Прожечь паяльной лампой или феном, оскоблить, покрыть прозрачным лаком - еще сто лет продюжат. Не фиг менять на дерьмовый пластик! Вот пол, тот откровенно хреновый, из горбатых сырых плах собирали. Но если его перебрать, осину с елкой выкинуть, а лиственницу оставить, да прострогать, то никакого паркета не надо. Плинтус сохранился старый, правильный, с вентиляционным пазом.
Стены блюли строгую прямоту еще сталинской постройки, только набел стоило убрать, и не поганить потом обоями. Круглый алебастровый плафон строго подчеркивал высоту потолка. А ведь квартира хороша! Её привести в чувство, освежить, и тогда солидность, основательность эпохи построения социализма будет в полной мере воздействовать на посетителей, то есть, пациентов. На него, Семенова, действует успокаивающе, почему не на других?
Дверь открылась, выпуская Иванова с Ниной.
- Я помочь не смогу, тут есть нюанс. Вам бы отправить её к толковому специалисту женского пола. К сожалению, в нашем городе таких я не встречал, да и в области тоже. А вот в Энске есть очень даже неплохой специалист. По счастью, не психиатр, а невропатолог, общением с душевнобольными не испорчена. Поговорите с ней, предложите разумную оплату...
- Сколько это, разумная оплата? Примерно, хотя бы, - согласился тот, видя у дочери желание ехать к неведомой специалистке.
- Ну, сеансов десять, полагаю, хватит. Исходя из моих тарифов - тысяч двадцать пять. Потянете?
- О чем речь! Давайте адресок, - и рука потянула из кармана книжку.
Семёнов очень надеялся, что Нина, глазеющая в окно, не заметила выражения его лица, хотя Иванов, несомненно, обратил внимание. Но человек деликатный - не выдал своего понимания. Не переспросил, как большинство бы недоумков на его месте:
- А с чего вдруг, собственно, морда ваша так внезапно полиняла, и челюсть на пол рухнула?
Полиняешь, если диктуют телефон твоей любимой женщины...

*

От автора
  
Кажется, понятно, что творится с нашим героем? Он переживает за дочь. Немудрено. Но посмотрим пристальней.

Глава четырнадцатая

Боль
  
Семёнов снова пришел в милицию вместе с дочерью. Следователь не понравился с первого взгляда - сутулый лейтенант в мятом мундире, унылый конторский чиновник, похожий на щедринского "премудрого пискаря". Глянув в предъявленный паспорт, "пискарь" перевел бесцветные глазенки на Нину:
- По изнасилованию? Вот, смотрите... Скажете, если кто из них...
Выгреб из стола, сунул ей в руки несколько альбомов с фотографиями, отсадил за соседний стол, а сам начал вяло писать в картонных папках-скоросшивателях. Постоянные звонки заставляли его отвечать в трубку старого чешского телефона то напряженным шепотом, то хихиканьем с отчетливыми матюгами.
- Постеснялись бы, девушка в комнате, - усовестил его Геннадий Петрович.
Лейтенант буркнул извинение, и ничего не изменилось. Те же слова звучали в тесном кабинете.
Нина, пунцовая от стыда, быстро листала альбом. На страницах теснились фотографии низкого качества. Лица мужчин выглядели сурово, хотя молодые - улыбались. Но все они были преступниками.
- Смотри внимательнее, не торопись, - пытался помочь отец.
- Не могу, мне тошно! Я же сначала не видела лиц. А когда...
Судорожный всхлип перебил голос, и Нина уткнулась лицом в платок. Отец смотрел, не зная, как унять мучения дочери. Успокаивать словами не удавалось, а седативные лекарства в обычных дозах, прописанные врачом Белой напоследок, не помогали.
Нина продышалась, глубоко вдохнула, подержала воздух в груди, которая дернулась раза два в очередных спазмах. Осторожно выпустила его, снова вдохнула, и закончила фразу:
- ... я закрывала глаза, чтобы их не видеть.
- Надо, - настоял отец.
Страницы предъявляли им гнусные хари, рыла, рожи... Через полчаса все казались на одно лицо. Сдав охапку альбомов лейтенанту, они вышли в коридор.
- Забыл совсем, - отец сунулся к следователю. - Скажите, а фотороботы будете делать?
Лейтенант досадливо дернул плечом, продолжая телефонный диалог - изобразил отрицание. Геннадий Петрович вошел целиком, прикрыл дверь, прочно сел на стул. Бросив трубку, обладатель погон вознегодовал:
- Что надо?
- Найти ублюдков!
Гнев прорвался, и адреналин выплеснулся в кровь, которая почти закипела, стремительно рванулась по жилам. Мышцы Семенова начали ощутимо подрагивать, как спортивный автомобиль перед стартом, придя в полную готовность. Захотелось что-нибудь сделать громкое, жесткое, сокрушительное - например, сломать стол перед этим рыбоглазым лентяем, опрокинуть сейф, разнести кабинет в пыль, в щебенку! Сдержался, легонько стукнул кулаком в стену. Та загудела, подтвердив: "я тоненькая, кирпич на ребре!"
- Мы ищем. Фоторобот штука непростая, для особо сложных случаев. И, вообще, выйдите отсюда, не мешайте!
- Как вы работаете - никогда никого не поймать! Я иду жаловаться!
Дверь захлопнулась смачно, аж пыль снялась с насиженного места над нею! Покидая "ментовку", Геннадий Петрович оглянулся - сквозь торцовое окно лучи утреннего солнца красиво, по прожекторному, подсвечивали пыльную бурю в коридоре.
Начальник уголовного розыска и начальник милиции, оказались в разной степени обходительны, но одинаково лаконичны. Она раза он получил объяснение: "работаем!" и невысказанное, но понятное пожелание уйти отсюда на БАМ, по старой ветке.
И быстро так, быстро!

*

  
- Здравствуйте! - Екатерина Дмитриевна Мадерова приветливо улыбнулась, распахивая дверь перед Семёновыми.
- Нина, моя дочь, - если Геннадий Петрович пытался сдержать неуместную, как ему представлялось, улыбку, то Катя - нет.
Нина ответно кивнула, чуть приостановилась, вглядываясь в красивую хозяйку. Та не скрывала интереса, меряя гостью взглядом. Девушки рассматривали друг друга недолго, остались довольны первыми впечатлениями, улыбнулись еще шире, и Катя распорядилась:
- Геннадий Петрович, вы на кухню, осваивайтесь и не мешайте нам. Идемте, Нина!
Семенов, в становящейся уже привычной роли мяча - и почему это каждый отфутболить старается? - оказался на кухне. Чайник вскипел быстро. От нечего делать Геннадий создал композицию из всех сортов, лежащих в деревянном ящичке. Набралось восемь пакетиков, которые принял краснобокий фаянсовый пузан, на литр, наверное, объемом. Запах оказался приятным, цвет коричневым, а вот горечь ощущалась.
- Перебачил, чаевар хренов!
Пришлось развести пожиже.
Он сидел, наливался, словно узбек в чайхане, пока дамы не закончили беседу. С первой минуты их появления на кухне Семенов ощутил наступление СЮРа. Пол окрасился, потолок сменился синим небом, а омерзительно гибкие циферблаты повисли, где только можно, тормозя время.
- Дали, чёрт бы тебя побрал! Зачем ты мучаешь меня?
Холодок под ложечкой...
Недопустимые отношения близких людей...
Сокрушительное предложение Кати:
- Геннадий, давай упростим отношения? На ты. С Ниной мы уже определились, так нам удобнее. Она поживет у меня, примерно неделю...
Случилось то, о чём Катя говорила неделю назад. И ведь отыграть не было возможности - Нина поверила Иванову, настояла на поездке в Энск. Геннадий Петрович сумел настроиться, не выдал себя сразу. Но как поступить теперь?
- Сейчас Катя предложит мне остаться тоже, уложит в постель с собой, а дочь пожелает нам спокойной ночи? Мне, кто разводится с её матерью? Кате-разлучнице? Так не бывает, так не может быть, - Семёнов пытается осознать свое место в навязанной игре, продумать линию поведения, но потуги тщетны.
И тут баритон, уверенный, мощный, как у батюшки, что ежедневно проповедует или распевает псламы, прогудел:
"Ведешь себя, как последний болван. Соглашайся!"
- Хорошо, а Катя - можно? - сдается СЮРу Геннадий Петрович.
- Да сколько угодно! Ты нам чаю оставил?
Любимая женщина заглядывает в чайник, обнаруживает остаток, взбалтывает.
- Сейчас заварю, - подскакивает Семёнов, но дочь опережает:
- Я сама. Катя, настоящий чай есть, листовой?
Геннадий Петрович смотрит, как, оживленно обсуждая достоинства чаев, две самых важных для него женщины в четыре руки выливают ополоски в раковину, расставляют изящные фарфоровые чашечки, раскладывают варенье, печенье, добавляют витые ложечки. Каждое их движение свершается легко и непринужденно, и это вносит в атмосферу кухни дух домашности, давным-давно забытый Семеновым.
Уют распространяется от стола, унимает встрепенувшегося в виске дятла, примиряет с безумием мира. Геннадий пьет чай, собирается в дорогу. Заходит напоследок в туалет, журчит в знакомый унитаз:
- А что, отцы семейства ведут себя по-другому, стесняются жену и детей?
Прощается он, пренебрегая обжигающе красной почвой и ядовитой синевой неба. Выходя, задевает гибкий циферблат плечом - тот соскальзывает и распрямляется под ногой. На лестничной клетке мир возвращается к нормальной гамме цветов.
Две женщины машут Геннадию Петровичу, стоя у окна плечо к плечу. Ответно подняв руку, тот удивляется:
- Оказывается, к СЮРу можно привыкнуть.

*

От автора
  
СЮР - что он делает? Нереальная реальность опять вторглась в мир нашего героя. Жаль, что Катя не знает об этом, хотя нелады в психике мужа заметила давно. Или она знает, но молчит?
  

Глава пятнадцатая

Боль
  
   Врач Мадерова выполнила обещание, устроила Нину в группу реабилитации. Диспансер располагался в загородном здании, условия там обеспечивались на уровне хорошего отеля. Семёнов приехал, поговорил с дочерью и собрался сбежать в Закопанск, но Катя не отпустила.
   - Бессовестный, я тебя неделю не видела, а ты? - и заверила его, что сегодня она не в форме по чисто женской причине, но это не имеет значения. - Хотя бы пообниматься имею право?
   Вино, вкусный ужин - Катя сделала всё, чтобы любимый расслабился. Задумка удалась - Геннадий Петрович уже в одиннадцать сладко зевнул. Катина "женская причина" избавила его от стыда за неспособность проявить себя мужчиной. Обнявшись, словно котята, пара сладко уснула.
   Точнее, так это выглядело. Но врач Мадерова лишь притворялась. Она выждала и прокралась в подсознание Семёнова. Увы, только волшебники умеют творить чудеса. Ей едва хватило времени понять, что с Монстром покончено. Почти. Неясные следы остались, жажда мщения не унялась.
   - Ты всё ещё думаешь, что виноват... Это не так... Ты споришь с собой... хорошо, спорь... Да, милый, да - ты мужчина, и вправе принимать решение. Вот и принимай. А потом... потом изменишь. Я помогу тебе... Это и есть моя работа... Женская, тонкая, незаметная... Ах, ещё бы пару ночей!
   Но даже эта истекла, и слишком быстро. Прозвенел будильник.
  

*

  
   Неделю они не виделись, а наскучались - как сто лет! Но вместо вечера любви - опять получился пыточный. В угрюмом молчании Семёнова таился такой крик о помощи, что Катя постаралась спровоцировать его на взрыв, дать выговориться. Господи, сколько же боли накопилось в нем, если заговорил он низким голосом, давя в себе желание закричать, завыть! А потом замолчал, буквально руками заткнул себе рот.
   - Так нельзя. Скажи, я пойму. Мы найдем решение, ну, поверь мне, - Катя уговаривала упрямца, начавшего признание и оборвавшего его на полуслове.
   - Нет, это грязь, она настолько мерзкая, ты не должна знать, ты меня разлюбишь за это...
   Поздно ночью он уснул.
   Катя воспользовалась ключевым словом - разговорила Семёнова. Многое стало понятным - тот бился с самим собой. Монстра, что, опираясь на инстинкты, захватил сны - завалили тонны строительного мусора. Не без помощи врача Мадеровой. Однако в Мирном Обывателе возникла чрезвычайно деятельная сущность. И убеждала, манипулировала хозяином.
   Врач акцентировала самостоятельность Обывателя:
   - Ты не привык подчиняться, ты себе на уме...
   Выйдя из контакта, уже не врач, а Катя - тихонько заплакала. Ей казалось, что это её вмешательство толкнуло Гену в стихию безумия. Маленькая, слабая, никакой не профессионал, она не могла уснуть. Нынешние страдания представлялись ей мелкими по сравнению с грядущими.

*

   Утром Геннадий Петрович быстро позавтракал, завез Катю на работу и вернулся на главный проспект. Ехать предстояло долго. По межрайонным дорогам сто километров - не меньше двух часов, а то и трех. Как повезет!
   Пошарив рукой за сиденьем, Семенов огорчился. Вода кончилась. Случаи бывают разные, а париться в пробке без питья - спасибо большое! Киоск подвернулся за углом, и парковочный карман оказался свободен.
   - Девушка, бутылку Спрайта, большую.
   Та приняла деньги, небрежно сунула тугой баллон. Жидкость была такой прохладной, что Семенов не утерпел, свинтил крышку, постепенно выпуская газ. Переждав обильный поток блестящих пузырьков, с наслаждением хлебнул. И чуть не поперхнулся.
   Прямо на него шел обидчик Нины, высокий парень лет тридцати. Геннадий Петрович не мог ошибиться. Как посоветовала Катерина, он по рассказу дочери несколько раз делал наброски. Нина отмечала, где и что похоже, а какие места - не очень. Почти фоторобот, только лучше и живее. Раза с десятого получился законченный рисунок того, главного насильника.
   Катерина использовала портрет в сеансе, поразив Семенова простотой и действенностью. Усадив Нину на диван, положила портрет перед ней, заставила смотреть, не отрываясь, а затем велела закрыть глаза, скомкать листок, крепко сжать и держать, что есть сил. Когда Нина подтвердила, что фантом этого типа уже поставила на край подоконника, Катя скомандовала:
   - Столкни его! И разожми руку, пусть портрет упадет на пол.
   Потом все втроем смотрели вниз, на то место под окном, где должен разбиться насильник. Его там не оказалось, зато с листка бумаги портрет исчез бесследно. Для Нины этого детского чуда хватило, кошмары прекратились. А Геннадий Петрович ни под какими пытками не сознается, что видел, как листок подменила Катя.
   Главное, Нине стало легче, важно ли - за счет чего? А вот ему стало хуже. Жертвы ночных кошмаров обрели лицо. Монстр выслеживал и деятельно ломал кости конкретному подонку - настолько запомнилась каждая черточка одобренного Ниной портрета.
  

*

  
   Сейчас насильник шел мимо, не обращая внимания на сомлевшего от жары мужика с бутылкой "Спрайта". Семенов почувствовал, как время останавливается, как холод в области желудка стягивает тело в легкую пушинку - СЮР возвращался!
   Опять вспомнилась странная фраза, объяснявшая суть сюрреализма на примере картин Дали:
   "Соотношения между объективно данными образами ни в малейшей степени не отражали реальных соотношений".
   Семёнов потряс головой, потер лицо руками, снова открыл глаза: "объективно данный образ", то есть, подонок, садился в машину. Значит, сюрреальность возобладала, и он обречен существовать в ней.
   Серебристый джип взревел, понесся прочь.
   - За ним, чего ты ждешь? Быстро за ним! Он ведь уедет, и ты его навсегда потеряешь! Гони следом! - ворвался в голову приказ баритона.
   В любое другое время Геннадий Петрович упустил бы мощную японскую машину из виду в несколько минут, но небывалая удачливость и легкость движений из детских снов, почти забытых за ненадобностью - вернулись. Дорога перед его "Газелью" расчищалась сама, машины сворачивали в стороны, парковались, уходили в правый ряд, зато джипу все мешали, и очень активно. Даже проскочив на красный свет, Семенов не попался гаишникам, которые оказались заняты - тормозили джип за наглое превышение.
   Нахально подбежав к ним, Геннадий Петрович успел расслышать фамилию с адресом - гаишник громко повторил их, выписывая штраф.
   - СЮР. Он помогает мне, - понял Семёнов. - Только что гибкие циферблаты не развесил. А небо - как у Дали, точно.

*

   - Господи ты боже мой, - взмолилась Катя, - что же делать? Он с каждым днём уходит, помалу, постепенно, и не от меня, а в себя...
   Понимая, что от небес ответа, а тем более помощи не дождаться, она подходит к стене, снимает нунчаки. Рукояти описывают круги, переходят из руки в руку, и привычная тяжесть их разогревает мышцы. Размеренность движений и дыхания упорядочивает мысли.
   - Ой, Семёнов-Семёнов... Какие вы, мужики, самоуверенные и наивные... Как дети. Придется включаться в твои проблемы, другого пути нет...
   Она нисколько не сомневалась в себе. И точно знала - пощады ублюдкам не дала бы ни за что! Но она женщина! А гнева женщин боятся самые смелые мужчины, не зря легенда об амазонках так популярна. И месть матери не идет ни в какое сравнение с местью отца! Если бы обидели ее ребенка, в живых не остался бы ни один насильник - застрелила, отравила, зарезала, зубами бы порвала, танк бы угнала и расплющила!
   Поэтому Катя прекрасно понимала состояние мужа. Ах, если бы тот открылся!
  

*

   Снимая боль Нины, врач Мадерова не стала отстраняться от неё, как от рядовой пациентки. Напротив, "включила" эмпатию и приняла эмоции на себя. Это оказалось страшно - пережить бессилие, когда два негодяя распинают, а третий упивается властью. Впервые в жизни ей захотелось панически бежать, куда глаза глядят!
   Катя поняла, что произошло. Нина не хотела жить в обществе. Она внешне выглядела нормальной - разговаривала, отвечала на улыбки, больше не вела разговоров о самоубийстве. Но предпочитала закрываться в комнате, сидеть у компьютера. Пережитое словно сожгло Нину изнутри. Её пришлось выводить из депрессии запрещенным, но действенным приёмом. Катя показала Нине, как пользоваться шокером. Не магазинной игрушкой, а мощным, каким американская полиция "вырубает" дебоширов.
   В один из вечеров девушки прогуливались в парке. Два подвыпивших парня пристали к ним. Катя отказывала, специально подпуская в голос просительные интонации, чтобы подстегнуть нахалов.
   Ей важно было напрячь ситуацию, и вынудить Нину к защите. Конечно, риск, что та бессильно разрыдается, существовал. Но всё прошло благополучно.
   Когда ухажер потянулся облапить, Нина ткнула шокером. Тот рухнул снопом. Второй замахнулся, но шокер свалил и его. Зашевелиться и отползти на четвереньках оба смогли нескоро. Провожая ползунов взглядом, Нина принялась хохотать, потом смех перешел в обильные слёзы.
  

*

   С этого дня началось выздоровление. Шокер сменил хозяйку, став для Нины символом и гарантом уверенности. А себе Катя оставила шариковые нунчаки, которые однажды помогли разогнать стаю хулиганов:
   - Когда я была лишь влюблена...
   Сейчас Катя видела все достоинства Семёнова. И недостатки, которые есть их продолжение.
   - Молчун, тихушник... Решил избавить меня от переживаний, - укоризненно прошептала она, вынимая из сумочки два тронутых ржавчиной шарика, соединенных плетеным шелковым шнурком, - считаешь слабой женщиной. А я хочу стать тебе опорой...
   Стремительные круги шариков, перелетающих из руки в руку, сопровождались свистом воздуха, рассекаемого шнурком. Привычно перехватывая нунчаки, Катя плавно двигалась по комнате.
   - Неужели трудно понять, что вдвоём мы сильнее, - шептала она, выписывая восьмерки.
   Сквозь такой веер не прорвется никакой нападающий, будь он вдвое выше и вчетверо сильнее. Размеренное дыхание, плавные движения...
   Мысли успокаивались.
   Последний виток - под левую руку, перехватить шарик над плечом, погасить инерцию второго и мягко поймать его в ладонь...
   - Тебе плохо... Я чувствую это, и мне плохо... Ты мучаешь нас....
   Катя вздохнула, убирая снаряд в сумочку, посмотрела на ладони - ржавчина окрасила их. Сама виновата, не захотела воронение или хромировку! Пришлось отмывать коричневый налёт специально, прежде чем отправиться под душ.
   Вытираясь, врач Мадерова посмотрела на свое отражение в громадном зеркале - его поставил Семёнов. Лицо стройной темноволосой женщины, любимой и любящей, выглядело грустным. Она присмотрелась - седины пока не заметно, но морщинки уже не скроешь простым макияжем. И выражение - не прогонишь принудительной улыбкой. Понятно, почему - её мужчина, о котором напоминает каждая вещь в квартире, бьётся в безнадежном поединке с собой.
   - Нет, не стану ждать, пока ты разберёшься. Спасу! Как утопающего - спасу и всё!

*

   Город Энск давно изучен вдоль-поперек и по диагонали, еще с пешего студенчества. Адрес ублюдка известен, рабочий день заканчивается, СЮР не велел торопиться. Геннадий Петрович и не стал, поехал к дому Дойчева. Там выбрал тенистое место среди нескольких легковушек, открыл дверки машины для сквознячка и разлегся на сиденье, задрав ноги.
   Подъезд "кошмара" просматривался превосходно. Всё делалось само, без участия головы, в которой гулко властвовал привычный по предыдущим приступам дятел.
   Дойчев примчался на десять минут позже. Бросил джип у подъезда, нагло загородив узенький проезд, забежал в подъезд. В течение получаса менее богатые соседи заезжали на высокий поребрик, звучно бились поддонами или подвеской о бетонный край, сползали позади джипа, бессильно материли нахала. Страх перед обладателями "крутых" машин стал в народе привычным - это Семенов знал по себе.
   Но вот черный "мерин" робеть не стал, пронзительно засигналил. Мерзкий двухтональный вой в течение минут трех, не меньше, убеждал владельца "Крузера" в силе оппонента. Дойчев бегом спустился, увел джип через бордюр, встал обочь. Победитель дополз десяток метров к соседнему подъезду, выпустил из себя упитанного мужичка.
   Семенов наблюдал "дуэль" торжествующих хамов, не испытывая никаких чувств. Оцепенение держало его в готовности, вот только к чему? Расслабленное тело находилось во власти неведомого ранее императива, полностью завладевшего им.
   Хоровод мелких мыслей, обычно плавающих в голове бессвязно и бесполезно - унялся. Осталась донная, спокойная, несуетливая:
   - Я хладнокровный крокодил, лежащий в засаде. Вот приблизится жертва к водопою, тогда и брошусь, без промаха. А сейчас зачем дергаться?
   "Кошмар" вернулся в дом, но уже ненадолго. Вышел в другой одежде, более опрятной, неторопливо покатил в центр города. Семенов отследил его до ресторана, зашел сам, расположился неподалеку. Дойчев на пару с таким же мордастым парнем зарядил официанта солидным заказом и начал с водки.
   Геннадий Петрович успел неторопливо поужинать, выпить два кофе, премерзких на вкус, что характерно для сибирских кабаков, а гульба за тем столиком только набирала размах. Туда переместились две дежурные девицы, проверившие до этого совокупительные намерения у Семенова.
   В "Газели" снова Геннадий Петрович расположился с удобством, и приготовился ждать. Донная мысль изменила оценку, от сытости, что ли? - и рисовала уже рысь, притаившуюся на ветке дерева. Так, большущей таежной кошкой, Семенов и дождался "кошмара" с собутыльником, выпавших из высоких дверей ресторана.
   Девки поддерживали кормильцев и поильцев под руки, бережно вели до стоянки, а там заспорили, на чем ехать. Победила красная "Хонда". Девки с владельцем поехали впереди, джип Дойчева за ними.
   Полупустые улицы уводили гуляк на окраину, в Заводской район, где следить стало бы затруднительно. Семенов забеспокоился, но патрульная машина изменила расклад.
   "Гайцы" дали отмашку остановиться, "Хонда" не согласилась, рванула с визгом. Восторженным светом вспыхнули сине-красные огни "Форда", запричитала иностранная сирена. Началась гонка. Идущий позади джип резко сбавил скорость, свернул в проулок. "Газель" опоздала, проскочила мимо.
   Геннадий Петрович шмыгнул в следующий просвет, с ужасом увидел длинную лужу, переключился на вторую передачу и вдавил газ до полика. Машина запрыгала по колее, обросла водяными усами, и грязевое ралли длилось почти до ясно различимого финишного створа, поперечно идущей улучшенной грунтовки. Почти. Недотянув метр с небольшим, "Газель" прочно села.
   - Не страшно. Значит, так надо, - попытался успокоить баритон, но СЮР уже исчез, сдавшись жестокой российской реальности.
   Чем хороша собственная машина - комплектуй, как душа возжелает. Семёнов относился к "Газели" с уважением, набор самовытаскивания предусмотрел сразу после приобретения и не раз применял. Вынуть из грязи не проблема, если впереди есть, за что зацепиться, а длина лебедки позволяет.
   Напялив сапоги, выбрался на гребень колеи, осветил фонариком окрестности. Пустырь. Деревья остались позади, далеко.
   - Хреново!
   Потыкал лопатой в воду. Грязь жидкая, колея от грузовика круто обрывается, с разбега не возьмешь.
   - Сдавать назад? Еще хуже. Засесть и торчать посередке - вовсе беспросветно. Найти кого помощнее, на буксир, и полный порядок!
   Забросив лопату в машину, Геннадий Петрович основательно отошел к главному шоссе, как вдруг справа сзади, на грунтовке, появился свет фар. Обочина неудобна для бега, так что он не успел. Джип промчался, даже не притормозив.
   - Теперь ты понял, что ничего не происходит просто так? Посмотри, куда он поехал, - без малейшего упрека или торжества распорядился баритон.
   Семёнов перехватил лопату поудобнее и побежал следом за джипом. Но не следить. В нём вспыхнуло желание свести счёты, наконец!

Глава шестнадцатая

   Рэвенж
  
   Сегодня Мирный Обыватель вызвал меня на разговор, не дожидаясь сна. Возникла картина американского города. Второй раз мы встречаемся с ним на скамейке городского парка в Оклахома-сити. Уж не знаю, почему именно здесь. Кстати, спрошу:
   - Хелло, парень! Есть вопрос - почему мы встречаемся здесь?
   - Название запомнилось. А что?
   - Принято. Что у тебя за спиной?
   Он показывает мне лопату, странную, без ухватистой ручки. Железка насажена на гладко обточенную деревяшку:
   - Я хотел засадить лопату в его анус, чтоб понял, как больно, когда насилуют! И убить!
   Мирный Обыватель то кричит, то шепчет. Эк его ломает! Видать, нешуточно в парне бушует адреналин, заменивший кровь. Надо успокоить, привести в разум:
   - Ты ломанулся, как дурной бык на корриде. Что же не убил?
   Он вдруг краснеет, словно мальчик, застигнутый внезапной эрекцией на нудистском пляже:
   - Испугался, что испугаюсь и буду выглядеть смешно...
   Картинка в его представлении и впрямь смешная - добежал, замахнулся, а потом остановился, опустил лопату, повесил голову и побрел назад, прочь от наглого, растущего в размерах подонка.
   - Ну, приехали! Кто же так поступает?
   Настало время очередного урока. Итак, наставник по имени Рэвенж (почему бы и нет, приличная кличка?) начинает просвещать Мирного Обывателя. Тут мне в голову залетает странное сочетание - "альтер эго". И я сразу понимаю, что это значит. Но зачем мне такая белиберда?
   - Дьявол, нахватаюсь от тебя, - возмущаюсь я, - буду нести чушь...
   - Пороть, - поправляет тот. - А попробуй!
   Мирный Обыватель мгновенно создает аудиторию. Я в профессорском одеянии, в странной шапочке, похожей на квадратную польскую конфедератку без козырька, и вещаю с кафедрального возвышения. Шутник! Резвится он! Ну, погоди, сейчас ты у меня огребешь:
   - Господа, блицанализ, проведенный мною, выдал жуткие факты! Оказывается, этому парню, который и я тоже... господи, как бы не спятить от самоудвоения и связанной с ним мешаниной, как бы не спятить!...в детстве внушили, якобы у него нет прав на самозащиту! Углубленное изучение привело меня в шоковое состояние. Из парня почти вытравили естественный рефлекс защиты собственности в широком смысле: жены, детей, имущества и прочего. Вы вдумайтесь, господа!
   На этом запас ученых слов исчерпался, я рявкнул:
   - Фак ю, чертова власть! Так изувечить человека? Всё живое защищается: роза шипами, паук ядом, буйвол рогами, мышь слабенькими зубами, а тут? Мужчина ждет помощи извне! Он даже не понимает, откуда берет начало рефлекс защиты! Вспомни биологию, весенние бои котов, тетеревов, оленей. Самец не получает удовольствие от драки. Он тренируется, потом дерется, и если доказал, что способен защитить будущее потомство - получает мирное удовольствие, покрывая самку!
   - Ерунда, - Обыватель прячется от рухнувшей на него истины, - при чём здесь секс?
   - При том, что быть мужчиной - это не трахаться, а защищать семью! Чувство удовлетворения идёт в награду, а не просто так. Пример? А прогноз не хочешь? У тебя не встанет, пока ты послушно жуёшь дерьмо, что подсовывает жизнь!
   Мирный Обыватель катает желваки и раздувает ноздри. Потом изгоняет меня в темноту небытия...

*

   На три дня он запер меня в уголке сознания. Держит дистанцию. Не желает получать шокирующий урок, как в прошлый раз. Но вот появился, сурово заявил:
   - Мне не нравится, как ты наезжаешь...
   - Хочешь изгнать? Достал я, значит - что ни скажу, всё правда?
   В точку. Мирный Обыватель вздрагивает. Надо успокоить:
   - Не бойся, себя стыдиться - последнее дело. Хочешь избавиться от грязи - разгляди, где она и удали. Ну, что ты, как кирпич на ребре, вались, наконец! Вспомни, что тебе мешает?
   И он понял, решился! Два сознания слились, однако оставались свободными, как это возможно только во сне - никаким символистам не снять такого сложного и ёмкого фильма.
   Нет, какой в нём художник пропал! Воображение Мирного Обывателя создало купейный вагон, внесло постукивание колес, погнало за окном пейзажи потрясающей достоверности...
   А я, Рэвенж, сидел напротив, внимал его/моим воспоминаниям и оживал, заполняясь сильными, красочными эмоциями, что казались Обывателю чем-то нечистым, дурно пахнущим. Жизнь возвращалась...
   - Так я вижу себя. И не хочу меняться. Справился с Монстром, одолею и тебя.
   - Лего есть, игра такая, знаешь? Смотри, что сделали с тобой...
   Мысли рвутся из меня, складываются в образные фразы. Мы оба знаем, что они принадлежат ему, но Мирный Обыватель им ходу не давал. Мне дозволено высказать всё, как случайному попутчику, что сойдет на следующей станции и навсегда исчезнет:
   - Человек рождается угловатым, из него во все стороны остро торчат способности и пороки. Катясь от рождения к смерти, он сталкивается с другими людьми, с государством. И так часто сшибается, причиняя боль и себе и окружающим, что помалу обламывает, обкатывает углы, становясь более удобным, более покладистым...
   Обыватель на каждое слово кивает, и я гоню его к прозрению:
   - Но так происходит, когда работу над собой делаешь сам, постепенно! А если тебя сразу бросают в барабан с чугунными шарами властных структур? Разного калибра, но равно безжалостных? Прессуют в яслях, в садике, в школе, в институте, на работе, дома? Строят, и не как здание, а как солдатика, в ровную шеренгу!
   Он вздрагивает, вспоминая армию, а я продолжаю:
   - И лишнее вбивают, вколачивают, если не удалось обломить. Больно, когда в душу втискивают то, чему следует быть снаружи. Вбитая внутрь индивидуальность занимает место, где должно расти собственное достоинство. И если места мало - достоинство не разовьется...
   Слова сокрушают, разбивают вдребезги мир Обывателя:
   - В тебя вдавили и задавили незаурядные способности! Сказали - не художник, и ты не стал им. Не организатор, и ты не стал им. Не герой... и так далее. Вот ты и стал никем. Никаким...
   Такого Мирный Обыватель не ждал. В этом - не признавался. Тут прозвучала моя оценка - чтобы "размазать" его! Он вспыхивает, рвется оспорить, защитить себя от правды, хлестко бьющей по самолюбию:
   - Что ты несешь?
   Я добиваю:
   - ...без достоинства. Но душа лопнула. Ты выпал наружу, голенький, мяконький, незащищённый. Как щенок - скулишь и мечтаешь огрызнуться. Отсюда и сны про монстра.
   Готово, он размазан, унижен и беззащитен! Обыватель замолкает, горбится - стыдно ему... Но выдавливает:
   - Да, хотел показать зубы!
   Понимаю. Неприязнь к милиции, неспособной не то, что защитить простого человека, но и покарать преступников - в тот раз обожгла даже меня. Такой накал страстей, и пропал втуне! Мог свершить акт мщения, да не отважился... Теперь остаётся стыдиться собственной несостоятельности.
   Хватит ему корчиться в смятении! Я "собираю" мужчину:
   - Пустота в тебе не вечна. Она заполняется достоинством. Ты способен на поступок, а это признак личности. Ты - редкость, как монета, отчеканенная в единственном экземпляре...
   Мирный Обыватель обретает осанку. Рано, стоит чуточку его охладить:
   - Но зачем боишься своей оборотной стороны?
   Он взрывается:
   - Ты! Цицерон хренов! Достоинство, аверс, реверс! Откуда эта белиберда?
   Много слов отрицания, самооправдания рвутся из него, но я опережаю:
   - Из тебя. Я зеркало, я - вторая сторона.
   И протягиваю ладонь:
   - Так, может, признаешь её, то есть, меня? Оборотную сторону?
  

*

  
   От автора
  
   Пусть Мирный Обыватель разбирается с Рэвенжем, а нам надо вернуться к следователю Долгову. Ниточки ведут в соседнюю область.
   Но вот очередная история накладывается на первую. И Раритету некогда перевести дух.

Глава семнадцатая

  
   (29-й день)
Стычка города с деревней.
  
Энск, как и все города, не хотел лезть на склоны гор, а растекался по равнине, отнимая плодородные земли у пригородных совхозов. Точнее, он отобрал эти земли гораздо раньше, а теперь лишь активно застраивал их. Вот и получилось, что новый район соприкоснулся с совхозным поселком.
Граница пролегла по заборам приусадебных участков. Нарушали её в основном городские бомжи, промышляющие молодую картошку на огородах. Такие конфликты, естественно, лучше всего решались с помощью хорошей палки, обломанной на боках пойманного вора. Милиция в разборки не встревала, а покусанному собакой бомжу старалась еще навалять, чтобы неповадно было жаловаться.
Сельская молодежь устремилась к благам цивилизации немедленно, не дожидаясь прокладки асфальтовой дороги. Прямая километровая грунтовка пролегла от последней улицы поселка. Она упиралась в обрывок проезда между кинотеатром и магазином. Тот и другой, при дневном свете вполне мирные здания с виду, ночью становились центром злых сил, по мнению милиции.
Спиртное, "принятое на грудь" рядом с магазином (ни-ни! Распитие в самой торговой точке категорически запрещалось!) возбуждало в селянах и горожанах желание сравнить силы. Первые были закалены физическим трудом, но вторые - лучше тренированы.
Кинотеатр, после 22:00 меняющий ипостась на дискотеку, сиречь - ночной клуб, принимал ту и другую стороны, давал возможность поскакать, возбудиться, разогреться под грохочущую музыку. Затем начинались бои. Они возникали стихийно, прямо на танцполу.
Естественно, охрана немедленно пресекала стычки, исторгала поединщиков наружу, порознь и через разные выходы. Те утешались спиртными напитками, купленными в ближайших киосках, пока боевой дух не достигал нужной кондиции.
Обычно драки шли с переменным успехом, но порой резаные раны или проломленные головы приводили противника в бешенство. Воинство обиженной стороны рекрутировало более взрослых бойцов, и ОМОНу приходилось вмешиваться. Но убийство произошло впервые. Сельский мальчишка был забит насмерть, причем настолько жестоко, что медицинский эксперт не остался равнодушным:
- Иван, если ты этих гадов не найдёшь, они станут маньяками!
Долгов не сразу ответил, сначала всмотрелся в лицо эксперта:
- Юра, ты его знал?
- Нет. Да разве дело в этом? Знал, не знал! Они молотили его уже мёртвого, понимаешь! Это не аффект, Иван. Они тренировались, отрабатывали удар, чтобы хруст сломанного ребра услышать. Ты бы видел грудную клетку - следы вкруговую. Как отбивную делали...
Капитан Десницкий, сухощавый и жилистый усач, оперативником стал недавно, но начитанность и природная живость ума уже выдвинули его в число лучших. Задание Долгова не застало его врасплох, напротив:
- Мы тут несколько парнишек отловили, показывают на группу Лебедя. Скорее всего, их рук дело. Они недавно обзавелись обрезками киЁв...
- Обрезками чего, Костя?
- Киев, - неуверенно исправился в произношении Десницкий, бывший учитель русского языка, - ну, биллиардных. Или как?
Прочитав показания, Иван Терентьевич пришел к тому же выводу. Одобрительно посмотрев на капитана, он спросил, ищут ли Игоря Лебедева, просмотрел карточку, которую заполняли на того два года назад. Парень выглядел внушительно и умно, хотя от армии закосил по психической статье. Ну, тут папаша явно перестарался, с его деньгами врачи и военкомат вполне согласились бы и на плоскостопие.
Директор пивзавода несколько раз "выкупал" единственного сына, самым настоящим образом. Раритет помнил случай с девушкой, которую Лебедев-сын изнасиловал. Лебедев-папа заткнул рот возмущенным родителям, оплатив пострадавшей полный курс обучения в Финансовой академии, подальше от Сибири. В "отмазке" участвовал и прежний прокурор, спустивший дело на тормозах. Тогда следствие поручили беспросветно глупой, зато смазливой и послушной Лоховецкой.
Но теперь дело попало в руки упрямого и въедливого Долгова, а это много значило для понимающих. Оперативники, вдохновлённые перспективой посадить-таки безнаказанного доселе подонка, задержали Лебедева на квартире дружка, да еще и орудие преступления обнаружили.
Раритет начал допрос подозреваемого простенькой фразой:
- Вы убили Дениса Томилина?

*

  
Чего ради такой опытный следователь, как Долгов, и задал вопрос в лоб? Он мог бы пояснить, спроси его кто из коллег. Реплика брошена для проверки подозреваемого на психологическую устойчивость. Шанс, что убийца сразу сознается, ничтожен, а вот что ответит - важно!
- Вы убили Дениса Томилина?
- На понт не бери, ментяра. Я никого не убивал, - в донельзя фривольной позе с широко расставленными ногами, Игорь Лебедев откидывается на спинку стула.
- Я следователь Долгов, а не ментяра. Вы задержаны по подозрению в убийстве, и сейчас на допросе, не в ночном клубе. Примите подобающую позу.
Раритет неплохо понимает язык жестов и поз, поэтому нагло выставленные на обозрение половые органы подозреваемого, туго обтянутые кожаными брюками, вызвают охотничий азарт:
"Боишься, потому и наглеешь. Значит, мы на верном пути!"
Шепотом следует приказ Десницкому:
- Костя, приготовь того, который плакал. Скажи, что Игорь их всех сдал, себя выгораживая. Отпечатки пальцев пусть берут при всех, и кий чтобы увидели, непременно. Группу крови определят, обнародуй, короче - прессуй, пока не сломается!
Сейчас каждая минута на счету, каждый нюанс важен. Такие преступления раскрываются в первые сутки, максимум двое, или не раскрываются вовсе. До сих пор следователь Долгов проколов не допускал, правильно нагнетая психологическое давление, невыносимое для виновных.
Расчет простой - преступник не знает, какие доказательства имеются в руках следователя. А сам факт задержания, снятия отпечатков, предъявления орудия преступления, появление свидетелей или подельников - тяжким грузом лежит на нечистой душонке и заставляет проговариваться, делать ошибки. Попался на этом и подозреваемый, дернулся на вопрос Раритета:
- Что за красное пятнышко у вас на носках? Не кровь, случаем? Минуточку, я эксперта приглашу...
Игорь Лебедев мгновенно гнется в три погибели и рассматривает носки, разыскивая пятнышко. А Раритет бьёт по нервам:
- ...чью кровь ищете? Как она могла попасть? А почему испугались вопроса?
Эксперт Дегтярёв торжественно берёт соскоб капельки, затем подногтевого содержимого, кивнув головой на просьбу быстро проверить. На столе остается обрезок кия, под слова, что дактилоскопия займёт около часа. Молодец криминалист, сыграл качественно, как оговорено заранее. Входит Десницкий, шепчет, что один задержанный признался, как держал деревенского парнишку за руку, когда Игорь бил того кием.
"Коли соучастника до конца, потом гордо занеси мне протокол и выйди. Я прессану этого. Услышишь, как зову тебя - заводи своего для очной ставки", - Раритет подаёт капитану записку, не прерывая допрос.
Он воспринимает себя главным героем и одновременно режиссером драмы, идущей по следам трагедии.

*

  
Следователь Долгов справедливо гордится собой. Конечно, он не Шекспир, не Арбузов, не Горин - сценарии ему пишет сама жизнь, однако режиссура Ивану Терентьевичу удавалась на зависть сослуживцам.
Вот и эта очная ставка получилась лучше, чем премьера в местном оперном театре. Как только капитан "расколол" первого дружка Лебедева и торжественно занёс листки подписанного протокола, Раритет демонстративно прекратил допрос.
Настала пора сыграть на нервах подозреваемого, используя давнюю заготовку. Это просто, если знаешь, как. Нервы убийцы предстояло напрячь, чуть расслабить, а затем нанести сильнейший удар. Напряг уже был задан появлением довольного капитана. Осталось выдержать длинную паузу, чтобы выбрать слабину.
Долгов замолчал, создав полную тишину, только шелестел протоколом, который для начала пробежал наскоро, полуотвернувшись от подозреваемого. Затем стал делать пометки карандашом. Игорь Лебедев считал, что следователь не видит его, потому и вытянулся вперед, чуть не падая со стула, чтобы прочесть хоть буковку, чтобы догадаться, до какой хреновины дорылись менты!
Долгов следил за поведением парня - державка для визитных карточек имела зеркальную стенку. Удовлетворенно похмыкивая, он поднял градус ожидания, бормоча:
- Отлично, что и требовалось, а вот и признание...
После этого резко повернулся, поймав обратное движение подозреваемого и взгляд. Следователь пялился на парня, не мигая, пока тот не опустил глаза. Тут и пошла в ход заготовка для расслабления:
- Зря я на тебя время тратил, Лебедев. Капитан задержал одного из убийц, и тот уже признался. Так что, извини, некогда мне с тобой лясы точить... Ну, быстренько, пошёл-пошёл, вставай с этого стула... Здесь он сядет...
Раритет говорил эти слова зевая и устало потягиваясь, не глядя в сторону подозреваемого. Нарочито медленно, чтобы смысл дошел до убийцы, чтобы тот успел поверить в своё невероятное везение, чтобы успел встать и сделать первый шаг к двери. Вот, наконец, Лебедев поверил, перевел дух, повернулся, и в этот миг следователь заорал в полный голос, не жалея связок:
- Капитан, давай!
Крик ударил подозреваемого в спину, заставил вздрогнуть, обернуться и услышать продолжение:
- ...заводи второго на очную ставку, усаживай вот на этот стул. А ты, Лебедев, сядешь напротив, подальше, чтобы и его не убил сгоряча. Сдал тебя твой подельник, сдал с потрохами, пацан!
Конечно, с закоренелым преступником такой номер не прошёл бы, но американские психологи оказались правы - юнец не выдержал. Очная ставка превратилась в два монолога.
- ...я не собирался, это вы его подножкой сбили и стали пинать. Когда я подбежал, ты ему руку ломал, - выкрикивал Игорь.
- Ничего я не бил, только держал, - спешил защититься парнишка, размазывая слёзы, - не ври! Эдька с правого боку стоял, мне с левой неудобно, а ему наоборот... Не верите мне, так Эдьку спросите, он скажет - как Сван его кием ударил, я отпустил, и он упал...
- Какой Сван? - Долгов не понял, откуда взялся еще один фигурант, и поднял глаза на капитана Десницкого.
Тот сидел в кабинете, за спиной у подозреваемого, немного сбоку, так, чтобы доставленный свидетель-соучастник отчетливо видел поощрительные кивки оперативника. Собственно, подбадривать нужды не было, подозреваемые признались в преступлении и валили вину друг на друга, открывая мельчайшие подробности убийства. Записывать Раритет не успевал, отмечал главное, надеясь на магнитофон. Усталость сказывалась, ведь четыре утра, а тут еще один подозреваемый?!
- Сван это Лебедев, Лебедь, - подсказал капитан, повергнув следователя в краску.
- Пора заканчивать, пока совсем не сошел с ума. Что это я, с моим английским, и простые слова не узнаю? Доработался, - печально констатировал Долгов, который превосходно владел разговорным языкам и единственный в области выписывал американский криминалистический вестник.
Капитан Десницкий не ответил следователю, он был моложе почти вдвое. А кто в таком возрасте верит, что тоже начнет уставать?

*

(32-й день)
  
Сегодня Раритет вернулся домой пораньше, чтобы посмотреть матч с бразильцами, и сразу побежал на кухню. А вместо перекуса вышел скандал:
- Их есть невозможно, они почти сгорели. Опять сериалами засмотрелась! Наташа, ну хоть раз в день я могу нормально поесть? Что, сложно супчик сварить, а? - обиженно выговаривал Раритет жене, небрежно плюхнувшей ему подошвенной мягкости котлеты и плохо промятое пюре.
- Я тоже с работы, устаю не меньше тебя, - огрызнулась жена.
- За четыре часа?
Иван Терентьевич удивился. Впервые жена избрала такую слабую линию защиты. Полставки маникюрши в частном салоне красоты - и его, почти круглосуточная, занятость? Как можно сравнивать их нагрузки! Горькое чувство непонятости и неоцененности оказалось настолько большим, что не уместилось в Раритете и вырвалось наружу:
- Совесть-то поимей! Сравнила палец с ..., - он вовремя одернул себя, - с тем, с чем сравнивать нельзя! Я пашу, как папа Карло, а ты... ты... ты... шарики надуваешь!
Жена тоже помнила этот анекдот и немедленно оскорбилась:
- Вот именно! Карлачишь за гроши, а толку хрен, да маленько! Хоть бы деньги были, а то! Кому твоя работа нужна? Ты посмотри, люди такие взятки берут, а ты, как последний дурень, мимо проходишь...
- Я беру взятки? С чего ты взяла?
- Взяла бы, да не предлагают! А тебя просто боятся, ты ж в тюрьму потащишь, - зачастила Наталья, и Долгов понял:
- Кто подкатывался? Отвечай!
- Никто, - пошла на попятную жена, сообразив, что следователь приучен думать глубже и шире, чем обычный человек.
Раритет уже сообразил, по какому делу и кто зондировал возможность вручения ему взятки. Директор пивзавода, чей обдолбанный сынок забил подростка обрезком биллиардного кия, уже два дня суетился, уговаривал дружков сына взять вину на себя, пытался откупиться от семьи убитого.
"Осмелел, значит. И не боится под статью попасть, наглец", - думал Раритет, вразумляя жену:
- Как ты могла сглупить? Неужели не понимаешь?
Наташа заплакала:
- Ваня, я не могу так, всё время одна и одна. Ты женат на своей работе, а я, действительно, как дура - никому не нужна. Хоть кошку завести или собаку...
Раритет осёкся. Обнял жену и подумал, что одиночество - худшее наказание. Вот умрёт он - и Наташа осиротеет совсем. Или наоборот. Ни одной близкой души. У преступников, которых он ловит, не только жёны, но и дети. А у него - нет. Как несправедливо!

*

(41-й день)
  
Раритет пришел в зал суда, чтобы убедиться окончательно - справедливость восторжествовала. Игорь Лебедев сидел на скамье подсудимых в наручниках рядом с тремя подельниками, имевшими грустный вид. Сам убийца заметно подрастерял былой кураж, но бодрился, еще надеясь, видимо, на деньги отца.
Его папаша разместился неподалёку от защитника, суетливость и сытый вид которого свидетельствовали о дополнительной оплате услуг. Этого адвоката следователь Долгов знал, как изрядного хитрована и словоблуда. С грамотой и логикой у говоруна были весьма средние отношения, но народу его наглая манера выступлений импонировала. Двух подельников, причастных к убийству, защищали совсем молодые адвокаты, которых Раритет не знал.
Судья Щукин, по кличке "Упертый" или "Упрямый Козёл", судя по поведению, дело изучил хорошо, как впрочем, и обычно. Трескучую речь представителя обвинения, в лице младшего советника юстиции Илины Лоховецкой, он слушал невнимательно. Понятно, почему - смазливая Илина в очередной раз блестнула скудоумием. Будь на то воля Раритета, тот погнал бы эту вредительницу из прокуратуры поганой метлой, предварительно приклепав ей на лоб табличку - "Осторожно, дура!"
Но провалить дело, подготовленное им, следователем Долговым, не смогла даже Лоховецкая. Судья милостиво разрешал стороне защиты приводить любые аргументы, выставлять дополнительных свидетелей, однако и слепой видел - убийца стопроцентно изобличён доказательствами. Лебедев-отец несколько раз передавал адвокату записки, на которые тот отвечал подобострастными кивками.
Судебное следствие закончилось. Прения открыла Лоховецкая, тягуче произнеся стандартный набор фраз, суконный язык которых принадлежал её покровителю из облпрокуратуры, Василию Браверману. Но срок, запрошенный ею, был настолько мал, что Раритет даже подскочил от гнева - четыре года? Да убийце светило не меньше восьми, даже при скидке на первую судимость, на молодость лет и прочее!
Пока следователь Долгов приходил в себя, защитник Лебедева бодро вскочил и засуетился, прыгая вокруг подсудимых суетливым воробышком. Чириканье сводилась к обязательному упреку в адрес предварительного следствия, к просьбе разглядеть чистую и ранимую душу юноши, которого заставили совершить убийство отъявленные мерзавцы, эти гадкие подельники. Адвокаты подельников что-то промямлили бессвязно, удручив Раритета скверными, абсолютно безграмотными речами.
Дожидаясь возвращения "Упертого Козла" Щукина из совещательной комнаты, Долгов подошел к Лоховецкой:
- Илина, ты что так мало Лебедеву запросила? Наехали, - усиленно улыбаясь, на всякий случай уточнил он (хотя кто из прокурорских сознается в нажиме!), - или ошиблась в подсчёте?
- Скажете тоже, Иван Терентьевич, - ответно надела вежливую улыбку фигуристая и смазливая синемундирная дурочка, - я и ошибуся! Да никогда. Он молодой, вот почему. Что ж мы, человеку судьбу ломать станем? За первую в жизни ошибку...
Долгов простил бы такие рассуждения человеку, впервые знакомому с преступником, но Илине? Бывшему следователю, прекрасно знающей о многочисленных правонарушениях и преступлениях Игоря Лебедева? С её, кстати, подачи, оставшегося безнаказанным в последний раз? Никогда!
Слова, сорвавшиеся с языка Раритета, были корректны по форме, но убийственны по содержанию. Констатировав полное отсутствие у младшего советника юстиции Лоховецкой таких зыбких и нематериальных субстанций, как честь, совесть и стыд, следователь Долгов удалился и долго сгонял с лица налипшую гримасу омерзения.
Приговор, где убийца поручил девять, а пособники - по шесть лет в колонии общего режима, он выслушал с удовольствием. Сроки были не максимальные, но справедливые.
- Для такого судьи стоило выкладываться, - подвел итог Раритет, выходя из бывшего горкома КПСС, где ныне обитала Фемида, - Щукин закон уважает.

Глава восемнадцатая

(42-й день)
Чисто русское убийство.
  
Водитель, который вёз к лесополосе убийцу с мешками, не отыскался. Заявлений о пропаже смуглых мужчин в милицию - не поступило. Следствие зависло. Перечитав заключения экспертов и просмотрев фотографии расчлененного трупа, Раритет переговорил с каждым специалистом в отдельности. Неформально, за чаем.
Дельная подсказка пришла от эксперта-медика. Тот заявил, что потертости на пояснице трупа возникли от интенсивной физической работы в пыльных условиях. Отсюда воспалительный процесс и следы от фурункулов...Что заинтересовало следователя, так это частицы каменного угля, глубоко внедренные в кожу.
Шахтер? А, может, кочегар? Запросив данные от "Тепловодоканала", опять сведенного в единую коммунальную службу, Долгов получил список котельных, работающих на угле. Так обнаружился смуглый мужчина, Нураддин Ширазов.
- ...в отпуске. Адрес? Заводской район, Аловенищенский переулок, дом три, - испуганный голос секретарши еще звучал в ушах следователя, когда он вместе с лейтенантом Орловым входил во двор указанного дома.
Услышав лай, Долгов насторожился, вспомнил разговор с экспертом - собачий корм! Лохматый пёс гремел ржавой цепью, бегая вдоль забора по толстенной проволоке. Натянутая между двумя столбами, она прогибалась посередине, подпуская зверюгу совсем близко к деревянному тротуару.
- Сорвётся.
- Пристрелю, - успокоил Орлов, доставая пистолет и передёргивая затвор.
- Ну, ёлы-палы, охотники заявились, - выглянула на шум молодая девица, в халатике и домашних тапочках. - Что за делегация, кого ищете?
Дом не только снаружи, но и внутри выглядел хорошо ухоженным, присмотренным. Нигде не скрипели половицы, с потолка не свисали космы закопченной паутины. Даже застеклённые вышивки крестом, всякие петушки, барашки, розочки - не засижены мухами. Посреди горницы на столе лежали стопки белья и блистал хромировкой элегантный утюг. Жена Раритета давно мечтала о таком, жутко дорогом, зато очень удобном.
- Извините, что помешали, - дежурно вымолвил следователь. - Нам бы Ширазова. Кто хозяин дома?
- Я, - представилась девица, - Галия Зинатуллина. А Нур уехал в отпуск.
- О, блин, Галька, - неожиданно узнал её лейтенант, - а ты сильно похорошела без синяков. Женишок твой еще отсиживает или откинулся? Ты когда сюда перебралась? Иван Терентич, она свидетелем проходила по делу Пономарева. Он её с хахалем застал и отметелил, что на них живого места не оставалось. Хахаль пошел пострадавшим, а эта ни в какую. Галька, так что, ты с Ширазова, твоего насредина-ёба.., - Орлов покосился на следователя, исправился, - ...бухаря, квартплату деньгами брала или еще и натурой? Ах, он не твой? Да ладно невинность строить! Пономарев вернется, репу начистит, опять к нам прибежишь. Лучше покажи комнату Ширазова, ну, быстро!
Галия заметно нервничала, наверное потому портить отношения со следователем и оперативником не захотела:
- Да смотрите, только там пусто. Он что забрал с собой, что посылками отослал, так я уже прибралась. Мусор? Вон, в обувной коробке... Он что, муж мне? Я что, знаю, куда он лыжи навострил? Как он собрался, так насовсем уезжают! С соседом бухал два дня, без передыху, даже проститься не зашел...
В мусоре лежали клочки письма на нерусском языке, расческа, сломанный будильник, старое бельё и рабочая одежда. Перебирая их, Долгов задал невинный вопрос:
-У вас такой зверюга, небось жрёт в три горла? Я своему "Бинго" беру, а вы?
- Стала бы я его держать, щас! Со стола остается, да комбикорм подкупаю иногда. Он, как свинья - без разбору трескает... Название? Да кто его знает, корм да корм себе... Меня сосед снабжает.
Быстро просмотрев ящики комода, следователь нашел относительно свежую квитанцию о переводе денег. Позвонил в бухгалтерию, там подтвердили - отпускные. Ну, это обычное дело, везти с собой крупные суммы опасно. Потом хозяйка показала мешки, чисто выстиранные, лежащие в кладовке. Они совсем не походили на те, в который нашли тело. Орлов уточнил у Галии, с кем пил Ширазов.
- Григорашин, вон, напротив живет. Да не обходите, через огороды короче, там в окошко стукнете... С собакой его осторожнее, злобная сука, сестра моего Пирата. Нет, меня не трогает, со щенячества помнит, я ж его Григорашке продала... Вы прежде в окно постучите...
В сенях хозяйка сменила тапочки на мягкие низенькие галоши и проводила до внутренней калитки, как была, в халатике.
Провожая гостей, пёс гавкал и рвался, натягивая цепь ничуть не слабее, чем при встрече. Орлов держал пистолет наготове. Долгов уточнил:
- Шмальнул бы?
- Как делать нечего, прям в башку. Ненавижу собак... Нет, Иван Терентич, не как Шариков. Меня в школе такая же тварина порвала, во, палец прокушен. В горло целился, гад, а я уклонился. Я, как в отделе макара получил, первым делом туда пришел и завалил его. Рапорт написал потом, что в порядке самообороны, мол, пса на меня натравили, - с охотой рассказал лейтенант, пока они шли через два огорода.
Несмотря на неприязнь к методам Орлова, сейчас следователь его понимал. Эти злобные собаки в частных дворах для него лично олицетворяли отношение хозяев к окружающим. Нормальные люди понимали, что цепь означает работу, и давали четвероногим сторожам отдых, позволяя вольно побегать хотя бы по двору.
Такие собаки никогда не бросались без предупреждения. Но вечно цепные постепенно сходили с ума от арестантской доли, а потому мстили миру, кусая всех подряд, даже хозяев. Этот несчастный пёс был из второй категории, он обречен умереть на цепи, если не сумеет убежать. Значит, Галия - девка недобрая.

*

  
На стук в ближайшее окошко никто не отозвался. Орлов осторожно подошел к калитке, присмотрелся, раза два шумнул створкой, и удивился:
- Надо же, а нету!
Раритет не понял:
- Ты о ком?
- Собаки, что Галька сказала - нет.
И впрямь, во дворе никто не гавкал. Лейтенант с пистолетом наизготовку прокрался до высокого крыльца, осмотрелся. Убрал оружие в кобуру. Долгов постучал в окна со стороны огорода, попробовал рассмотреть хоть что-то сквозь занавески. Бросил эту затею, прошёл через двор к улице, отодвинул щеколду. Снаружи глянул на ворота, убедился в наличии надписи "Осторожно, злая собака".
Зачем её вешать? И зачем натягивать проволоку по двору? Хотя, в самом конце двора с проволоки свисала цепь, уходя под дверь сарая. Пока следователь присматривался, Орлов спустился с крыльца, убедившись, что дверь дома заперта снаружи на висячий замок:
- Во, бля, оригинал! Я сто лет такие не встречал. Что там рассматриваете, Иван Терентич? А, вот куда собачару загнали!
Раритет вернулся во двор, где докуривал Орлов, опершись спиной на сарай. Тот единственный из всех строений не выглядел основательным. Сквозь щелку просматривалась крупная лохматая псина, неподвижно лежащая на соломе. Орлов осторожно потянул дверь на себя, подстраховывая её ногой от резкого открывания. Собака слабо дышала, похрипывая, лишь едва шевельнув ухом и приоткрыв глаза.
- Это кобель, суки мельче бывают, так что врет Галька. Он от старости подыхает, видать, - сделал заключение Орлов, несильно пнув пса в бок.
Сделав ему замечание на ненужный пинок, Раритет оглядел сарай-дровяник. Ровные поленницы, большой ларь с углем, ржавые бочки из-под горючего, сухие веники под крышей, всякие бытовые принадлежности, несколько удилищ. Обычный сарай. Рядом с собакой в эмалированном тазе лежал гранулированный собачий корм, подъеденный меньше, чем наполовину. Подцепив пригоршню, следователь ссыпал гранулы в пакетик, чтобы показать эксперту.
Пес двинул ухом, хрипнул, словно кашлянул. Это натолкнуло на мысль:
- От жажды умирает.
- И хрен с ним, - предложил Орлов, но следователь снял со стены банную шайку, наполнил под краном во дворе, поставил перед мордой собаки.
Та дернулась, однако голову поднять не сумела, уткнулась носом во влажную стенку оцинкованного тазика, лизнула её. Долгов поднял тяжелую собачью морду руками, перевалил через край, опустил в воду. Чтобы не утопить и не передавить горло, придерживал её на весу, пока пес пытался лакать.
- Зря вы, ей-богу! Подох бы, и вся недолга, - осудил возню со спасением лейтенант.
- Это зверство, животных мучить. Усыпить - я понимаю, а голодом или вот так морить? Не по-людски, - возразил Раритет, наблюдая, как оживает пес.
- Он вас сейчас тяпнет, за всё хорошее - и что?
Вода оказала чудесный эффект. Минут через десять псина попыталась встать на ноги, хвостом замахала. Орлов признал Галькину правоту - это была сука, необычайно крупная для кавказской овчарки. Снова заперев её, следователь и лейтенант вышли на улицу.
- Ты вот что, лейтенант. Найди участкового, разузнай про Григорашина. Не исключаю, он убил. И сбежал.

*

(43-й день)
  
Следующий день выдался суматошным и "урожайным".
- Иван Терентич, минута есть? Гальку Зинатуллину помните, у которой Ширазов жил, так она в больнице. Вернулся жених, Пономарев, и разделал её, как бог черепаху, лица совсем не оставил. Так вот он, похоже, чурека нашего убил...
Долгов вошел в кабинет Орлова минут через десять, поставив рекорд скорости в ходьбе от прокуратуры до милиции. Пономарев, ростом превосходящий даже громадного Орлова, угрюмо молчал, ссутулившись. Два молодых оперативника сидели позади задержанного, а Орлов равнодушно курил, пуская дым вверх. На звук открываемой двери милиционеры обернулись и встали, приветствуя следователя.
- ...и тогда он проговорился, типа, я ей, суке, за квартиранта еще мало ввалил. Тут я его поймал - за какого? И он: за турка копченого, дескать, тот первым получил, - Орлов кратко ввел Раритета в курс допроса.
К разочарованию Долгова и оперативников, задержанный отказался отвечать. Отправив Пономарева в изолятор, лейтенант и следователь продолжили неплановую "опорку" - оперативное совещание. Сразу перешли к главному. Кочегар Григорашин, работающий пенсионер и друг Ширазова, третью смену не выходил на работу. Подозрительно? Да! Иван Тереньевич оформил постановление на обыск. Орлов напряг участкового, тот организовал понятых - соседских старушек.
Запертая в сарае псина громко облаяла процессию. Иван Терентьевич решил проверить состояние спасенной и заглянул в щель двери. Собака приветственно замахала хвостом. Воды в банном тазике оставалось на донышке, а корма не было вовсе.
- Ну, жрать здорова, - подивился собачьему аппетиту следователь, и пошел в дом, услышав хруст перекушенной дужки здоровенного висячего замка.
Смрад разложения шибанул в нос еще в сенцах. Когда участковый открыл дверь в горницу, дышать стало просто невмоготу - гнилостный запах хлынул густой волной. Первыми сбежали понятые, за ними Долгов, а затем мухи, получившие возможность покинуть провонявшую избу. Орлов со слезящимися глазами вышел последним, держа у носа мокрый и грязный носовой платок:
- Не знаю, кто, но труп мужской.
Продышавшись и намочив платок, Раритет успел в сопровождении участкового и Орлова осмотреть кухню. Стены, печь, потолок были усеяны коричневыми кляксами и точками, а на розовом полу виднелись засохшие бурые лохмотья и неглубокие пропилы.

*

  
Приехавшие эксперты кое-как обработали место происшествия. Следователь позавидовал работникам труповозки, которые напялили на себя списанные противогазы гражданской обороны и могли не торопиться. Даже после выноса полужидких останков Григорашина понятые в дом не пошли - вонь оставалась невыносимой. Обыск в доме путем провести не удалось, перенесли на завтра. На всякий случай Раритет решил оставить караульного. Ожидая того, огорченно буркнул:
- Вот нашли убийцу, называется. Капитан, прикинь хрен к носу, подумай, кто Григорашина завалил... Бобыль он, говоришь?
- Да кто, и подумать не соображу... У него только закадычные были, - отозвался участковый, навешивая на дверь новый замок, выпрошенный у соседки-понятой, - но бабы его не интересовали, это точно. Возраст!
- Будто ты всё знаешь? - Орлов убийств повидал предостаточно и лучше умел сопоставлять факты. - Думаю, их завалили вместе, старика в доме оставили, а чуркана увезли, - выдвинул опер версию и удивился: - Что вы ищете, Иван Терентич?
- Корм, в таком мешке, в бумажном. Гляньте туда, под крыльцо, нету?
Участковый оказался парнем толковым и сообразительным. Вспомнив, что Григорашин подрабатывал уборщиком в школе служебного собаководства, он начал поднимать крышки на железных бочках, стоящих в сарае. Корм обнаружился сразу в трёх. Овчарка даже не выглядывала из своего угла, только скалилась.
- Гля, как боится! Совсем рехнулась сука. Ты вызови живодеров, пусть заберут, - распорядился Орлов, но следователь отменил указание:
- Оставь, пусть покараулит. И не боится, а трупную вонь чует. От тебя сейчас разит, ты хоть знаешь, как? Помоги бочку выдвинуть, чтобы удобнее... Слушай, капитан, куда он этого корма наворовал? Я бы понял комбикорм, держи он свинью, но чтобы собачий?
- Такой он человек, Иван Терентич, всё на пользу шло. Мужик рукастый, всё у него смазано, исправно, - ответ капитана демонстрировал отличное знание участка, - обратили внимание, что даже эта дверь не скрипит? Григорашин всей улице бытовую технику чинил. Задешево, зато свой электрик, быстро и рядом. Без налогов, понятно. Я его предупреждал, - вдруг растревожился участковый и напоследок решил оправдаться.
Он пояснил, как Григорашин смонтировал автоматическое водяное отопление, приспособив списанную печь армейской дезинфекционной камеры, показал бак для солярки, саму миникотельную, размещенную в подвальчике.
Подумав, Раритет сгонял участкового в дом, поручив слегка приоткрыть окошко - для проветривания. Сам тем временем наполнил тазики водой и едой, подпер дверь сарая, чтоб не захлопнулась. Наказав рядовому слушать собачий брех, а не тупо утаптывать дорогу, вышел на улицу. Посмотрел поверх калитки - псина обследовала двор, поджав хвост, тихонько погромыхивая цепью...

*

От автора:
  
Пока следователь по прозвищу Раритет разбирается с новым делом, новым трупом, ждёт заключения экспертов - дело "мстящих амазонок" стоит на месте. Иван Терентьевич помнит о процессуальных сроках и уже имел разговор с прокурором города Тинаевым.
Так что, не будем мешать, лучше вспомним, что происходило в Закопанске и Энске незадолго до убийства Антона Дойчева.

Глава девятнадцатая

Боль
  
   Семёнов зачастил в Энск. Кроме любимой женщины и дочери, его влекла туда слежка за "кошмаром". Следил он качественно, основательно и продуманно, как некогда работал на стройке. Лобовое и дверные стекла "Газели" поддерживались в идеальной чистоте постоянно, с помощью патентованных жидкостей. Появился мощный бинокль, а задние стекла завесили плотные шторы. Теперь снаружи разглядеть что-то в полутьме салона было невозможно, зато он оттуда видел всё.
   Двух друзей Дойчева Семёнов вычислил быстро, отследил по домам, по гаражам, где они хранили свои машины и привозимые товары. Проверку проводил до безумия нахально, в лоб, полностью полагаясь на холодок в области желудка, возникавший каждый раз.
   Она, нереальная реальность, которую строитель звал по-приятельски "СЮР" - уже не пугала безумием, не доводила до тошноты, как гибкие часы Дали, увиденные впервые. И баритон не возникал в голове. Нет, теперь "СЮР" будто возвратил детские сны, в которых всегда выходишь победителем, сделал Геннадия Петровича неуязвимым.
   Единственное, что менялось - это яркость цветов. Словно вместо нашенского "Рекорда" включался японский "Тринитрон". И запах возникал, тошнотворный, острый запах разложения. А вот тошноты почти не было.
   Однажды Семенов часа полтора следил за "Нивой" с прицепом, пока та не свернула на водохранилище. Так вызналось одно из любимых мест рыбалки дружков насильника. Подслушав пьяную трепотню в гараже у пухлого блондина - Семенов узнал еще два.
   Якобы копаясь в моторе своей "Газели", которую поставил прямо у закрытых ворот соседнего гаражного блока, он запомнил подробный рассказ о дорогах, что вели на Долгое озеро и на Круглое. Концы были немаленькие, от ста до двухсот километров. Однако! Рыбаки настоящие, если имели столь излюбленные и насиженные места.
   Теперь дело оставалось за малым, сдать бандитов милиции. Но прежде всего - удостовериться, что не ошибся. Сделав видеокамерой хорошую запись всей троицы, Геннадий Петрович попросил знакомых ребят распечатать с неё фотографии во многих ракурсах, показал готовую пачку Кате:
   - Я нашел насильников! Смотри, - и рассказал, кто есть кто на снимках.
  

*

  
   Выслушав его, любимая долго молчала, смотрела в лицо, что-то выискивала. Тревожно так, пристально.
   - Гена, что происходит? Не получилось один раз, и всё - я не нужна тебе, как женщина? Почему не остаёшься? Сегодня пятница, у нас два дня!
   Геннадий Петрович всегда терялся в разговоре с Катей. Она видела мир не таким, как он. И логика была иной. Вот сейчас, например, он завел разговор про бандитов, а её волнует совсем другое. Хотя и очень важное.
   - Что тебе мешает? Нина? Она не против.
   - Ты рассказала? Она знает, что мы... Ну, раньше?
   - Нет, она - тебе папа нравится? Я - да, очень. На этом разговор закончился, и больше тема не поднималась. Мы вполне можем спать вместе, она не будет возражать. И вообще, Нина остается здесь. В твой Задрипанск она не вернется, чтоб ты знал.
   Сообразив, зачем на эту неделю дочь уехала к матери - попрощаться - Геннадий Петрович остался у Кати, но так мечтал не осрамиться в постели, что ничего у него даже не шевельнулось. Любимая женщина отнеслась к бессилию совершенно спокойно:
   - Ой, да оно мне нужно? Главное, ты рядом. А остальное - придёт...
  

*

  
   Ночь кончилась быстро, но Катя разобралась, и кажется, поняла ошибку. Проводя гипнотерапию, она ненароком придала Монстру человеческий облик. Мирный Обыватель принял зверя за личность. Как результат - намечтал её с качествами, что не позволял себе реальному. Вторая половинка Семёнова стала величаться символично - Рэвенж.
   Получается, Семёнов страшился мщения и всё же намеревался его исполнить. То есть, стоял на пороге сумасшествия.
   - Надо укрепить ипостась Мирного Обывателя, - решила врач и вдолбила в его подсознание. - Ты строитель... Зачем тебе становиться убийцей?
   Бессонная ночь оставила ей головную боль, но что значит это, когда душа разрывается от переживаний за единственного и неповторимого, чертовски несчастного и чертовски упрямого мужчину...
   Тайком, всё время она пытается помочь ему тайком! И провожает - всё той же Ярославной, бессильной наблюдательницей и плаксой.
   - Господи ты, боже мой, - взмолилась Катя, - что же мне делать? Он уходит в сумасшествие... Не пущу!
  

*

  
   Наутро Семенов вернулся к теме фотографий:
   - Надо, чтобы Нина их опознала, тогда я передам все данные в милицию.
   - Боюсь, что уже поздно, и еще рано. Не делай глупые глаза, это бесполезно, ты понял. Я её немножко лучше знаю. Хорошо, если она просто откажется. А если психотравма вернется и углубится? Послушай, я только-только вывела ее из депрессии, девочка стала смеяться, вчера со мной сходила на танцы, даже пользовалась вниманием парней, а ты! Стоит ли снова окунать в эту грязь? То, что допустимо по горячим следам, сейчас - неоправданно. Лучше подождать, пока у нее не появится парень, пока нормальный половой акт не сотрет пережитые боль и страх...
   - Но их надо наказать, они преступники! - Захлебнулся гневом отец, ощутив в себе знакомое по ночным кошмарам, звериное бешенство.
   - Ты не хуже меня знаешь суды. Убийц оправдывают, бандитов отпускают под залог, а беззащитных сажают с легкостью... Не знаю. Я бы не стала снова бередить рану... Неизвестно, признают ли их виновными.
   Семенов взвыл, скорее зарычал. Низко, угрожающе. Слова Кати проникли глубоко, до самого сердца, и больно уязвили зверя, которые едва не вырвался наружу со словами:
   - Как это не признают?

*

  
Ненависть к подонкам, из-за которых он столько унижался перед милиционерами, перед экспертами, перед врачами; лютая злоба цепного, бессильного пса, не достающего пару сантиметров до бросившего камень обидчика, выплеснулась наружу:
- Да мне проще киллера нанять, чем ждать, пока ментовка раскачается! Эти твари, эти скоты-насильники, - бешеным зверем рычал Семёнов, - они живут и радуются, а дочь? Они и меня искалечили, я стал импотентом. Ты понимаешь, я тебя трону, захочу, а дальше... Не могу, все время перед глазами сцена насилования стоит!!! Я в красках вижу, как они... Катя, я должен искупить свою вину перед ней, они должны сдохнуть!
Но уже не Катя, а психотерапевт Мадерова встрепенулась, услышав признание пациента. Есть выход из тупика!
Сначала остудить горячую голову:
- Ты никому ничего не должен! Это тюрьма! Тебя посадят, как за людей, ты соображаешь, что говоришь?
- Да пусть тюрьма! Их не уничтожу - сам сдохну! Сойду с ума, уже схожу, - и он рассказал о СЮРе, с удивлением не слыша в виске дятла, раздалбливающего мозг.
- Ничего не сдохнешь, я не позволю. Ты у меня умница, бизнесмен. Умеешь организовывать, так организуй! Незачем делать не свою работу! Пусть милиция ищет. Передай фото им, да в прокуратуру, для подстраховки, - поняла и согласилась Катя.
Поняла. Поддержала. Какая замечательная женщина!
- Жена, - поправил себя Семёнов.
И так стало легко ему, словно десяток лет скинул. Они замечательно провели день, пообедали в ресторане, сходили в оперу, погуляли в парке, держась за руки. Влюблённость не исчезла от испытаний, как оказалось, а только углубилась - став любовью. Пара почти не говорила, понимая друг друга по движению, по жесту, по первому слову.
Пришла ночь. Врач шепнула любимому несколько слов, чтобы поддержать его правильное решение. Никакой психокоррекции! Лёгкое внушение - и выход из контакта. Впервые за три месяца Катя спокойно заснула, прижавшись к широкой спине мужа. И вместо тревоги в её мыслях крутилось умиротворение:
- Ты не станешь убийцей, не пойдёшь в тюрьму...

*

  
   Боль
  
   Внешний вид Нины свидетельствовал о полном излечении от депрессии - она сияла улыбкой, сменила стрижку, переоделась в потрясающей легкости платье, сквозь которое смутно просвечивали очертания стройных ножек. И горделивая походка, высоко вздернутая голова - господи боже! - как давно Геннадий Петрович не видел свою дочь счастливой.
   - Папа, привет!
   Он принял поцелуй в щеку, ответно ткнулся губами в аромат шампуня, духов и еще чего-то невероятно вкусного, а потом пошел рядышком с этим чудным венцом природы, щебечущим о новостях.
   Порадовавшись за новую работу и курсы подготовки в университет, он оказался совершенно не готов к вопросу:
   - Скоро вы с мамой разведетесь?
   - Да, так как-то, ждем, - невнятно пожал плечами Семенов, но отделаться не удалось.
   - Ты зачастил сюда. По делам или просто по мне скучаешь?
   - И по делам тоже. Ты с Катей решила, когда закончишь лечение? - Отец торопливо сменил тему.
   - Через неделю уйду. Подыскала квартиру неподалеку, - дочь беззаботно рассмеялась. - Я дама кочевая, осталось вещички привезти, да новоселье устроить...
   Геннадий Петрович обрадовался, но рано - гром грянул:
   - ... так что вам с Катей мешать не буду, разве что в гости приходить стану часто.
   Опять этот СЮР! Холодок в желудке, пересохший язык, и дятел в виске. Семенов мучительно долго соображает, как ответить. Так долго, что пропускает второй удар:
   - Перебрался бы и ты сюда, пап. Женись, из Кати прекрасная жена получится. И мне она нравится.
   - С чего ты взяла? - Неуклюже реагирует ошалевший мозг сквозь пулеметную дробь дятла.
   - Пап, я женщина, если ты этого не знаешь! И твои жадные взгляды, пожимания рук украдкой, неуклюжие попытки замаскировать интерес к ней - я прочитала почти сразу. Она тебе очень нравится?
   Отец сдается, кивает.
   - Я рада, - спокойно констатирует Нина.
   Геннадий Петрович начинает возвращаться в привычный мир, где он старше и умнее двадцатилетней девчушки, но СЮР снова ставит его ногами вверх:
   - С мамой ты уже никогда не будешь, я понимаю. Но женщин, которые лучше ее, я возле тебя не видела. Все классом ниже. Только не сердись, но ты прям, как на помойке себя нашел, с кем попало! А вот увидела я Катю, и сразу поняла, что она именно та, кто нужна. Ты же в нее сразу влюбился?
   Тупо продавливаются сквозь пересохший рот нейтральные слова:
   - Да.
   - В нее невозможно не влюбиться, я понимаю. А она в тебе души не чает. Такими глазами смотрит... Какие вы, мужчины, нерешительные, ей богу! Давно уже пора ее соблазнить, а ты! Ни разу ночевать не остался. Хоть сегодня попробуй с ней поговорить, а я к подружке уйду. Только ты меня не выдавай, ладно!
   Отец послушно кивает, не пытаясь понять, знает ли дочь о его постельных отношениях с Катериной, которые прекратились так внезапно.
   "Ах, Нинок! Да разве кто согласится жить с импотентом!"
   Дятел ловит намек и раздалбливает голову, ту часть, где желание инцеста, болезненно вскрытое психоаналитиком. Находит пласт, неразличимо пропитанный ненавистью к себе и ненавистью к насильникам, измывавшимся над дочерью. Долбит в центр, пока не пласт не распадается на отдельные слова и не вываливается наружу:
   - Ты знаешь, я нашел тех сволочей, здесь, в Энске. Сделал их фотографии. Посмотри, это они, да? Если они, нужно подать в милицию...
   Нина меняется в лице, а Семенов понимает, но поздно, слишком поздно!!! - что непоправимо сломал, разрушил, вдребезги разнёс то хрупкое состояние счастье, в котором только что была дочь. Ее лицо снова становится испуганным, бледным, она съеживается, уходит внутрь себя, прячется от города, от вернувшихся негодяев, от жестокого отца, от всего мира...
   Генадий Петрович готов убить себя за глупость, за непоправимую дурь:
   "Вылез с опознанием, кретин!"
  

*

  
   СЮР показывает несостоявшемуся художнику Семенову сотворенную языком последнего катастрофу, показывает в красках, в апофеозе натурализма каждую картинку отдельно:
   - Заляпанный сверху известью и раствором строительный ботинок.
   - Рифленая подошва, испачканная по бокам омерзительной жижей свежей коровьей лепешки.
   - И всё это рушится на хрупкую, воздушную девушку, над которой ангельски трепещут прозрачные стрекозиные крылышки (как у фей или мультяшных эльфов).
   - Финал - кровавые брызги из-под подошвы.
   Яркие цвета, острая вонь гниющей плоти, скрытой под циферблатом - сжимают желудок сухой, холодной тошнотой. Геннадий Петрович не успевает отплевываться, спеша за дочерью в подъезд.
  

*

   Рэвенж
  
   Он вытащил меня внезапно, обдал таким зарядом ненависти, аж лицо щиплет. Причем ненависть адресована себе и этим подонкам. Хороший букет! Вон откуда ее столько - напуганная дочь почти бежит впереди него. Нет, надо же, доляскался языком!
   И ведь понимает, что идиот, что поспешил! Предупреждали его - не спеши коза в лес, все волки твои будут, так нет!
   - Я убью их, а потом себя!
   - Ты только что сделал один неправильный поступок, верно? Заслужил почетное звание идиот, и довольно. Зачем нам дважды идиот России?! Гастелло и Матросов в одном флаконе? Камикадзе! Кто от этого выиграет? Да эти же подонки и выиграют! Ты зачем за ними следил, ответь? Зачем фото делал? Зачем адреса узнавал? Задавил бы их машиной, когда они втроем шли из ресторана, и дело с концами!
   Русский задумывается. С ним такое случается все чаще. И это уже не терзания рефлексирующего слюнтяя, а поиск ответа. Порой безрезультатный, порой ошибочный. Зато сам: решил - сделал! И никого не надо винить в неудаче. Напортачил сейчас, так ведь из лучших побуждений. Ошибочность решения далеко не всегда и не всем очевидна. Право на ошибку никто не отнимает...
   - Хорош меня гнобить! Я хотел, как лучше... Ладно. Доведу начатое до конца, сдам фото. Пусть милиция возьмет их, этих гадов!
   - Пусть. Хотя я бы поглубже подумал. Допустим, возьмут по твоему заявлению. А если нет? Или доказать вину не смогут. Скажем, они не признаются, и что твои фото значат? Пшик, да и только! Давай без спешки, без суеты просто поговорим. Я полагаю, здесь надо действовать решительно и самостоятельно... Сколько можно ждать? К слову, ты не забыл, что хотел иногда со мной советоваться, а?
   Русский махнул рукой, прощаясь. Его ждал неприятный разговор с любимой женщиной, прямое следствие дурацкого поступка. А потом предстояло немедленно увозить дочь отсюда. Нина боялась оставаться в городе, где безнаказанно жили мерзавцы, насиловавшие её. Да, напортачил русский, по полной программе.
   - Что же ты такой, по всей башке пробитый? - пожалел я его и попробовал развить мысль, что пришла внезапно. - Давненько Харону приветов от меня не передают...

*

Почему писатели выставляют нас безмозглыми, бесчувственными машинами для убийств? Ничего подобного! Если разобраться - я не киллер. В мыслях Мирного Обывателя есть воспоминание о талантливой книге, где сказано: палач - не убийца, а орудие возмездия. Он возвращает преступнику ту боль, ту смерть, которую последний причинил жертве.
   - Я помню книгу, - кивнул собеседник.
   Тогда мне не надо объяснять Обывателю ход мыслей. Достаточно сказать, что быть палачом в своей мести он не может:
   - И вот почему. Тут важно сохранить чувство соразмерности.
   - Ты так уверен в себе? - Обыватель просто, без скепсиса, сказал.
   - Да, - а я просто, без гонора, подтвердил.
   Наш разговор - приватный, мужской. Женщины не должны участвовать в таких делах. Бой, месть, драка, боль, зарабатывание денег - наши дела. Любовь, дом, семейное тепло, дети - им. Это аксиома. Хочешь иметь счастливую жену? Делай, что должен, делай, как должен, делай сам. Молча. Не посвящай жену в свои дела.
   - Думаешь, просто? - хмыкает Мирный Обыватель, затем вспыхивает. - Я и так молчу! Это моё дело!
   - Но ты сделаешь непривычную работу плохо.
   - Что, объявления в интернете искать?
   Вот и пришел мой час! И хоть русский прекрасно понял (а что тут особенного? мы с ним почти одно целое), я не упущу возможности подать пример правильного поведения. Встаю, приподнимаю шляпу, слегка склоняю голову:
   - Зачем? Есть идеальная кандидатура. Разрешите представиться. Палач. Палач Рэвенж.
   Оба улыбаемся - получилось забавно, как у агента 007. Мирный Обыватель даже напоминает:
   - Ты похож на одного актера, что играл Бонда. Но киллер - привычнее.
   - Это мелочь! Почему я идеально подхожу? Я - из детектива, из бестселлера. Второе - у меня иная ментальность, так что русскому следователю нелегко понять и вычислить меня. И третье, самое важное. Как ты понимаешь, профессионал подготовится к мокрому делу гораздо лучше тебя и не оставит следов, - подробно рассказываю ему очевидные вещи, чтобы отбить желание самодеятельности. - По рукам?
   - Нет, - отшатывается русский, обдав меня неприязнью, - защита семьи - личное дело...
И тут послышался отдаленный крик.

*

  
Не сговариваясь, мы перепрыгнули скамью, помчались в темноту. Обыватель зарычал, в несколько прыжков обогнал меня. Он неимоверно раздался в ширину, во рту - нет, в пасти! - сверкнули крупные клыки.
Трое парней повалили девушку. Самый крупный коленом вторгался между её ног, остальные придавливали руки.
Первому Мирный Обыватель нанёс удар с ходу. Ногой.
Знаменитые футболисты, всякие Пеле, Марадоны и Бекхемы, зарыдали от зависти, когда сорванная с плеч голова с треском ворвалась в крону далекого клена. Гол!
Второй завизжал. Кулак Обывателя впечатался в его лоб. Череп насильника лопнул - мозги расплескались.
Скаля клыки в сладострастной гримасе, Обыватель дернул последнего, словно хвост тараньки, (ого, вот это злость!), распустил вдоль хребта. Небрежно отбросил половинки, как детстве - банановые шкурки.
- Славно сработано, молодец, - соглашаюсь я, - но скверно. Наследил. Копам помогаешь работать, а не надо бы...
Он опять опередил меня, помог подняться женщине. Ой, нет, девушке! Да какой!!! Подобной красоты не встречалось ни на каком конкурсе! Устав от восклицательных знаков, я плечом отодвинул Обывателя:
- Разрешите, я вас провожу до дому, - и шепнул ему. - Изыди!
Тот послушно исчез.

*

   Минул день. Мы снова встретились, снова заспорили.
   - О, дьявол! Как ты упрям, Мирный Обыватель! Ведь почти согласился!
   Он стоит на своём:
   - Защита семьи - личное дело...
   Надо искать щель, чтобы ручеек сомнения промыл путь сквозь многолетнюю плотину терпения, спрессованную годами послушной жизни. Не хватает какой-то малости...
   Если ударить сюда? В его же логические построения:
   - Ты платишь налоги? Значит, нанимаешь милицию и армию?
   У него находится неуклюжий ответ:
   - Не я один, весь народ. Коллективно. Правительство, дума, президент...
   - Хорошо. Представь, общество сократилось до трёх человек. Твоя семья и есть государство, ты - президент. Ну?
   Мирный Обыватель задумывается - я дожимаю:
   - Враг напал, ты отбил его. Завтра пришёл другой. Послезавтра оба, - и бью его наотмашь, по самому больному месту, - пока не захватят в плен женщин,
   Скрип зубов выдаёт боль, которую причинило ему собственное воображение:
   - Убью их!
   - А погибнешь в битве?
   И он, наконец, выдавливает из себя:
   - Ты прав. Мне нужен наёмник...
  

Глава двадцатая

*

  
Из Мирного Обывателя ушла истеричность. Он не изменился внешне, но внутренне напоминает прокованную полосу металла - почти лезвие. С таким можно говорить обо всём:
- Строго по делу, парень...
Я был свидетелем его прокола с любимой женщиной и хочу объяснить, что в деликатных вопросах врать нельзя. Признаться надо, и всё вернется:
- Причина импотенции, сам знаешь, в...
- Не смей поднимать эту тему! - кричит тот.
- На себя рявкай! Ты залез в тупик...
Мирный Обыватель и себе не признается в причинах, и мне не дает слова сказать:
- Заткнись, заткнись, заткнись!
- Эх, бедолага... Ладно, молчу. Кстати, спасибо за семейное счастье. Девушка, спасенная нами, стала моей женой. Боже, как она хороша в постели! Её зовут Нинон, она француженка...
- Нина, её имя - Нина! Это моя дочь, не забывай. Она русская!
Он выпустил меня и дает мне легкий подзатыльник на правах тестя, а я ответно толкаю его кулаком в плечо, на правах зятя:
- Ты хороший человек, русский! Но так на мою жену смотреть не смей! И не пуржи, что я - это немного и ты! Никакого инцеста, понял?
Мы хохочем, нам весело. Одна его проблема разрешилась сама.
"Ну, что ж, будем решать остальные по мере их появления?"

*

Мирный Обыватель трезво оценивает свои способности, но не соизмеряет опасность, о которой я знаю всё. Почти всё.
Первое правило - не надо лишних сведений.
- Почему? Я мечтаю, что ты отомстишь, как я хочу!
- Не твоё дело. Оставайся строителем.
- Нет, моё!
- Оно тебе надо? Как, когда, где? И на первом же допросе сдать меня с потрохами?
Молчит Мирный Обыватель. Умнеет на глазах, но тут же обрывает мой мысленный комментарий - кому приятно признавать ошибку:
- Хватит! Я заказчик, как скажу, так и делай! И быстрее, чего тянуть!
Я не выдерживаю - американец же! - даю ему подзатыльник:
- Хватит! Можно подумать, ты сразу начисто красишь! Ах, грунтуешь? Вот и не суетись, дай подготовиться! Вот перечень нужных вещей.
- Что? Треники? Перчатки? Ты сдурел!
- Надо, сказал!
Слово за слово, и мы подрались. Как в голливудских фильмах.

*

От автора:
  
Не наша ментальность у Рэвенжа. Разве нормальные взрослые люди станут отстаивать своё мнение кулаками? Имею в виду - русские? Нет, конечно. Так что не станем принимать всерьёз отношения Мирного Обывателя и его альтер эго.
  

*

  
  
Иванов обрадовался звонку Геннадия Петровича:
- Всегда рад видеть! Сегодня? Лучше завтра, часов в шесть вечера.
В приемной сидела миленькая девчушка, с таким простоватым лицом, словно сестра психоаналитика. Но Семенов уже знал, как ошибочно первое впечатление, потому познакомился с медицинским секретарем основательно. На пятой минуте беседы Машенька поделилась с Геннадием Петровичем своими представлениями о будущем психоанализа, которому предстоит расцвет, как только она, свежеиспеченный врач, съездит в Европу и получит тамошнюю лицензию.
Зеленый огонек пульта прервал рассказ.
- Слушаю. Да, ожидает.
Иван Иванович вышел из монументальных дверей, двумя руками обхватил кисть Семенова, здороваясь:
- Выглядите нормально, бодро. Опять проблема с близкими, так? Ну, проходите, поговорим спокойно. Машенька, сделайте нам, голубушка, чаю!
Геннадий Петрович выбрал жесткий стул. Психоаналитик сел напротив, подвинул столик с сушками и печеньем. Дождавшись чаю, сломал в ладони звонкую сушку, стряхнул крошки в рот и шумно отхлебнул коричневую ароматную жидкость из огромного фаянсового бокала. Семенову досталась фарфоровая чашка - белая, с красными кругляшами.
- Вы специально маленькую чашку дали?
- Господь с вами! Это мой личный бокал, а для пациентов обычный сервиз. А в чем, собственно, вы подвох видите, Геннадий Петрович?
- Нет, просто спросил, - засмущался тот, осознавая нелепость своих подозрений.
- Увы, не просто, а как раз сложно. Спросили - значит, подозревали что-то. Разучившись говорить правду (прежде всего самому себе), человек репрессировал многие чувства, желания и убеждения. По сути, так человек и теряет часть себя, - сокрушая ладонью вторую сушку, возразил Иванов.
Семенов пожал плечами, готовясь противостоять воспитательной речи, но психоаналитик протянул ладонь:
- Хотите? Прекрасные сушки, настоящие. Хлебокомбинат вдруг научился делать их правильно. Совсем недавно сушки были мягкие - нонсенс! Вы вслушайтесь в слово "сушка". Оно внушает представление о чем-то ломком, нежном, рассыпчатом, мы ждем встречи именно с таким вкусным предметом материального мира и - бац! Виртуальный образ не совпадает с тем, что предлагают наши органы ощущений. В результате меняется картина мира. Он становится другим, не совсем знакомым. Исходя из этого, можно понять, что мир, в сущности, всего лишь субъективно ощущаемая человеком реальность. Его реальность, которая существует внутри него. И только.
- Ну, уж! Мы же воспринимаем мир одинаково, - не согласился Геннадий Петрович.
- Отнюдь. Люди договорились, на языке общих для всех сигналов, считать, что стол должен выглядеть вот так, а сушка иначе. А представьте, что у одного из ваших собеседника нет органов зрения. Сумеете вы с ним договориться, как выглядит цвет стола? Или, пример попроще - какой вкус у электричества?
- Кисленький, - вспомнил Семенов, в детстве неоднократно проверявший исправность плоских батареек на язык.
- А Нина знает его?
- Нет. Таких батареек я давно не видел,- сообразил Геннадий Петрович.
- Ладно, что я лекцию читаю. Вы же не за тем пришли. Я понял, проблема с Ниной. Не помогла ей Екатерина Владимировна, не справилась?
Геннадий Петрович опять ощутил чувство вины перед дочерью. Удивляясь себе, он поспешно вывалил всю историю слежки, фотографий, и своего глупого предложения.
- Значит, у нее снова срыв. Заперлась дома, говорите. А попыток суицида...
- Нет, не было. По телефону отвечает, мол, должна себя заново осмыслить. Дай мне перебояться. И всё. А бывшая жена мне ничего не рассказывает. Она радуется, что Нина вернулась к ней, торжествует...
- То есть, оснований для трагедийной оценки нет? Дочь всего лишь хочет справиться со своим страхом, причем самостоятельно. Ну, и дайте ей время, не лезьте...
Иванов отпивает еще глоток, сгрызает еще сушку, а потом спрашивает:
- Скажите, что точит вас?
Семенов ожесточается, наглухо закрывается, возводит оборонительные стены до самого неба, сухо отвечает:
- Ничего.
- Полагаю, что комплекс вины. У меня подобная реакция была, когда поймал себя на желании инцеста. Представьте мальчишку, который видит эротический сон с активным участием собственной, обожаемой матери. Я чуть не ампутировал себе пенис...
К такой откровенности Семенов не готов, оборонительный редут рушится от слов психоаналитика про испуганного мальца...

*

  
Иванов продолжил, словно не про себя:
- ... хотел себе эрегированный пенис отсечь, представляете? Хорошо, мужества не хватило. Сверху кожицу надрезал, увидел кровь и струсил. Неделю на перевязки ходил, как на каторгу, - нимало не смущаясь, психоаналитик живописует страдания пацана перед языкастыми медсестрами, словно посторонний, и закругляет рассказ, - а помогла санитарка, которая пол в перевязочной подтирала. Одну фразу сказала, но душу сразу на место вправила...
"Ну, я тоже не лыком шит!", - Геннадий Петрович переводит дух, успокаивается, легко разгадывает игру психоаналитика.
Хотя цвета меняются на яркие, дятел еще не стучит в черепе. СЮР наплывает неспешно, но неудержимо. Застывают секунды, рушатся на землю, создавая толстый слой. А он, в свою очередь, оседает, уплотняется, очень похоже на мокрый снег, становясь тонким и прочным фирном. И этот фирн скатывается в снежок, летящий Семенову в подреберье. Геннадий Петрович резко выдыхает заледенелый воздух, но не уменьшается в размерах, как раньше, нет.
Он даже держит паузу, как учили в драмкружке - пока Иванов встает, доходит до шкафа в дальнем углу, вытаскивает приземистую бутылку, две серебряных стопочки, садится на прежнее место, наливает граммов по тридцать, подает собеседнику.
Хотя время не движется, пауза растет легко. Она надувается огромным воздушным шаром, вмещая всю окружение, всю обстановку кабинета, весь город. Геннадий Петрович с любопытством следит за изменением объема, не пытаясь помешать паузе или поторопить врача.
А куда спешить, если СЮР выхолодил желудок, снес напрочь оборонительные редуты и отнял желание сопротивляться?
- Да и нужно ли? Хорошая компания, хорошее место...
По логике - должен быть и хороший напиток. Не пытаясь справиться с безумием, Семенов молча выцеживает и впрямь неплохой коньяк, с удовольствием переживает приятное жжение во рту.
Иванов садится напротив, ждет. Пауза уже воистину достойная, солидная, под стать создателям. Геннадий Петрович спокойно, с настоящим интересом делает предложенный психоаналитиком ход:
- Так что она вам сказала-то?
- Не мне, медсестричкам, - удивляется Иван Иванович.
- И все же, - настаивает Геннадий Петрович.
- Пословицу привела, не помню уж, в связи с чем. Несуразную, по-моему, даже у Даля ее нет. Ягненок до Покрова мать сосёт, а после Покрова мать **ёт. Я вдруг сообразил, что негоже мне себя бараном считать, вроде бы человеком родился...
- И что?
- Мало ли какие мысли в голову приходят. Человека судят по его поступкам, - заключает психоаналитик, относя бутылку в шкаф.
Вернувшись, убирает стопки и сетует:
- Никак не соберусь купить коньячный набор, приходится угощать из водочного, позор!
Недовольный таким окончанием разговора Семенов требует:
- Иван Иванович, мы не договорили!
- Разве? Ну, извольте, что еще осталось?
- Нина! Как с ней поступить, посоветуйте!
Иванов смотрит в глаза Семенову:
- Психоанализ... Ведь это реальные переживания в нереальной ситуации, в ситуации безопасности, подчеркиваю, и доверия! В ситуации, которая никогда не встречается в повседневной жизни. Я не общаюсь с клиентами, не узнаю их за пределами этой комнаты. Врач Иванов, психоаналитик, существует только в том кабинете, где ведет прием. А вы, Геннадий Петрович, пытаетесь усадить меня на два стула. Как друг, я могу дать совет, как врач - нет, это разрушит возможность дальнейшей работы с вами. Повторюсь. Вам хочется, чтобы я стал другом, это возможно. Но тогда я не имею права быть вашим врачом. И наоборот. Определитесь сами...
Семенов мучительно долго продирается сквозь собственные сомнения. СЮР четко высветил главную проблему - у него, соракапятилетнего мужика, нет друзей, с которыми можно поделиться радостью или горем. Ну, не сложилось. Перерос школьных, институтских приятелей, разошелся с ними в интересах, взглядах, утратил взаимопонимание.
Иван Иванович сразу привлек внимание похожестью интересов и нестандартным поведением, в нем чувствовался человек своего уровня. И надо же, оказался единственным специалистом, который жизненно необходим!
- Проклятье! Врачом.
- Тогда придется рассказать мне всё, без утайки. Иначе я не смогу помочь. Видите ли, Генадий Петрович, подсознание знает нужные ответы, но сознание боится их узнать. У вас, если образно, заклинило душу. Причем, термин душа я применяю не в христианской трактовке. Вы про Каббалу слышали, конечно? Каббалисты добавляют к своим пяти обычным органам чувств еще один, который называется - душа...
Семенов кивает, слыша, как СЮР сдувается пустым шариком. Цвета становятся обычными, уходит тошнота. Иванов продолжает:
- Душа даёт изображение внешнего мира. Так вот ваша - оглушена, облеплена комплексами со всех сторон, как толстой, липкой изоляционной лентой. Она отвыкла получать достоверную информацию, и на попытку оторвать слой изоляции отвечает болью...
Вот и совсем исчезли красная почва, синее небо. Вместе с ними истаяли гибкие, смердящие мертвечиной циферблаты. Можно рассказать врачу о СЮРе всё. И про баритон. Уже без опаски получить ярлык сумасшедшего... Но не о Ревенже. Или о нём - тоже?

*

  
- Иван Иванович, вы правы, у меня именно эта проблема. Я запутался в своих отношениях с дочерью и любимой женщиной...
- Давайте разберемся в первом, с дочерью. Расскажите мне, почему считаете себя виноватым перед ней.
- Знаете, я хотел ее, как женщину, - переступив через стыд, Геннадий Петрович рассказывает подробно, в деталях, всё, что камнем лежало на душе. Мутный поток слов извергается, вынося наружу желания, поступки, проступки, намерения, оговорки - весь тот гнилостный сор, что до самой смерти накапливается внутри человека, преет и зловонием воспоминаний отравляет жизнь.
Счастливы идиоты, не знающие сомнений и рефлексии, блаженны йоги, ввергнувшие сознание вглубь себя, достойны уважения наследники толтеков, овладевшие техникой перепросмотра, но куда деваться простому смертному? Утопить душу в алкогольном дурмане или в блаженстве наркотического прихода?
А то - уступить природным желаниям, отказаться от человеческой ипостаси? Ведь дикое животное не ведает стыда, без комплексов совокупляется и испражняется в любом месте, где приспичит. Пока не одомашнится, подобно кошке или собаке...
Такой аккомпанемент мыслей сопровождал Семенова до самого последнего слова, а потом смолк, открыв очищенную покаянием душу для приговора.
Иванов негромко спросил:
- И это всё, что вас мучает?
- Да.
- Судя по монографиям ученых, каждый нормальный мужчина проходит через подобный искус. Инцест известен с незапамятных времен, причем в самых разнообразных формах. А египтяне, фараоны, я имею в виду, женились на родных сестрах, совершенно осознанно. Давайте, мы разберем ситуацию по кирпичику, еще раз, - психоаналитик подтянул к себе зелёный листочек бумаги, нарисовал две фигурки, передвинул к Семенову.
В том возмутился художник: изображение большого человека и девочки были исполнены безобразно. Исправлять бесполезно, пришлось на другом зелёном квадратике создать гармоничную пару, соединив руки - так захотелось! Доделал, вернул Иванову. Тот одобрительно кивнул, не прерываясь:
- ... ещё раз и с самого начала. Вы, действительно, считаете, что у Нины нет свободы воли, что она безвольна, словно ветка в потоке? Нет? Прекрасно... А не помните, когда она перестала щеголять перед вами нагишом? Лет в семь? А как это произошло, не помните? Ага, просто стала ходить в трусиках. А когда вообще перестала появляться перед вами топлесс? В тринадцать... Как полагаете, почему? Застеснялась, говорите? То есть, она четко определила в отце представителя противоположного пола!
- Она восприняла мои похотливые мысли! - неуверенно возразил Геннадий Петрович, чувствую слабость своей позиции.
- Когда, говорите, возжелали её, как женщину? Два года назад? А она стала стесняться вас на пять лет раньше. Так что не было тогда еще у вас похотливых мыслей в адрес дочери, а у неё могли появиться, как думаете?
Отец запутался в оценках и предположениях. Врач говорил о запретном настолько смело, что ни пошлость, ни грязь к Нине пристать не могли бы.
- Почему же она застеснялась? Вы повода не давали, но не на пустом ведь месте вырастает стеснительность, - предложил врач полувопросительно, словно предлагаю Семенову додумать самостоятельно.
- Вы хотите сказать, что она обо мне, как о... Как о возможном самце? С чего бы!
- А вы, когда взрослели, первый эротический сон с кем пережили?
- Ну, как и вы, - согласился Семенов, чувствуя в голове странное облегчение, смешанное с восторгом: так дочь могла увидеть в нем первого, самого лучшего и самого близкого кандидата на роль полового партнера?!
Образ мыслей Нины уравнивал, уменьшал греховность его мыслей, не унижая дочь. А где же невинной девчонке искать образец мужественности, как не в отце? Правильно, она потом выбрала Витьку, который внешне был похож на Геннадия Петровича, еще и шутила по этому поводу сама.
Парадоксальность и биологическая естественность вывода, найденного при общении с доктором, настолько поразила Семенова, что он сразу после сеанса позвонил Нине.
   - Поговорим? Сейчас буду. Надо о тебе, о Кате. Совет нужен. Встречу в подъезде...
Геннадий Петрович посигналил, увидел ответный взмах руки в окне, пошёл навстречу, крутя в руках зелёный квадратик с рисунком. Хорошо получилось, даже выбрасывать жаль!

*

   От автора
  
Вернёмся к следователю Долгову. Он не напрасно имел прозвище Раритет. Его упрямство и доверие к собственной интуиции не просто создали ему репутацию отвратительного подчиненного, но и дали приличный гандикап при стычках с начальниками.
По этой причине Раритет легко получил разрешение и поехал к соседям отрабатывать последнюю версию в деле Дойчева.

Глава двадцать первая

(47-й день)
Дело мстящих амазонок.
  
- Иван Иванович, какие проблемы мучили Семенова? Он рассказывал? - Долгов всматривался в мужицкое лицо психоаналитика, пытаясь понять, что тот из себя представляет.
- Ко мне с проблемами и приходят...
- А с какими? Если не секрет?
Иван Иванович даже не улыбнулся:
- Именно! Вы очень точно определили.
- Что определил?
- Врачебный секрет. Если он Геннадий Петрович разрешит - расскажу, а так - не обессудьте!
Долгов возмутился. Впервые в его практике врач настолько нагло и категорично отказывал ему в информации! Ну, Раритет не собирался давать ему спуску:
- Сокрытие информации расценивается, как пособничество в совершении преступления. Недонесение о подготовке преступления тоже преступление, и карается...
Психоаналитик выслушал начало фразы, затем повернулся к Долгову спиной, наклонился к столу, очень низко, выставив зад, туго обтянутый черными брюками. Говорить, обращаясь к части тела, "которая не кушает", Долгову показалось унизительным, он замолчал. Почти минуту Иванов стоял в такой позе, затем разогнулся, повернулся лицом, держа в руках Уголовный Кодекс:
- Отыскал! Всё надобности не было, но вот сгодилась. Так, говорите, сокрытие, пособничество и карается? Не сочтите за труд, Иван Терентьевич, покажите мне эти статьи. Чтобы не голословно.
Раритет с уважением посмотрел на психоаналитика: "Мастерская защита!" Подумав, извинился.
- Иван Иванович, я расследую жестокое убийство, которое совершено в нашем городе. Подозрение падает на Геннадия Петровича Семенова. Мне бы немного о нем, как о человеке. Могу и обязать вас, но предпочел бы без протокола...
- Тогда вам придется дать и мне некоторую информацию, - тем же спокойным тоном принял предложение психоаналитик Иван Иванович Иванов.
Долгов рассказал касательно трупа, лишенного некоторых деталей, важных для живого человека. Иванов выслушал, спросил, какой рукой, решительно ли, нет ли следов рвоты. Раритет заитересовался:
- Почему?
- У Семенова защитная реакция организма на запредельные эмоциональные раздражители - его тошнит. Так он рассказывал, и вазомоторы даже при рассказе играли соответственно. Такая сильная эмоция, как восторг при убийстве негодяя, искалечившего жизнь дочери, могла вызвать рвоту. Или тошноту, что заставило бы постоянно сплевывать.
Долгов вспомнил мокрые пятнышки на одежде трупа: "Черт! Если слюна, это же зацепка!" Унимая первый порыв - броситься к телефону, немедленно дать указание, он отвлекся, потерял нить беседы и переспросил:
- Вы сказали - восторг? При убийстве? Да ну, с чего бы...
- Не скажите! По одной из теорий, вы наверняка учили это: преступление есть реакция нормального человека на ненормальные обстоятельства? Представьте, жил человек, растил дочь, а над ней грубо надругались бандиты. Или он идет домой и видит эту сцену насилия. Как он поступит? Побежит в милицию? А?
- Или постарается пресечь насилие всеми средствами, что изыщет, вплоть до пределов необходимой обороны, - привычно сформулировал Раритет, посомневался недолго и решительно возразил Иванову, - навряд ли восторг сохранится так долго. Больше двух месяцев со дня насилия...
- Мозг хранит эмоциональный портрет той ситуации, и способен воскресить его с первозданной силой. Для кого и десять лет не сотрут воспоминания...
- Психотравма?
- Усугубленная чувством вины перед дочерью... Поскольку сам устроил её на работу экспедитором... Он стал импотентом. С этим он ко мне и пришел.

*

  
Врач Иванов нравился следователю. Настоящий специалист - ясно мыслит, ясно излагает! И на столе психоаналитика порядок: визитные карточки в подставке, ручки и карандаши в стаканчике, разноцветные бумажки для заметок - в кожаной коробочке. Долгов в начале разговора спросил разрешения, оторвал одну и делал понятные только ему пометки, стрелочками отмечая движения глаз врача после каждого вопроса. Пока Иванов не лгал.
- Семенов способен на убийство?
- При удачном стечении обстоятельств, когда жертва подвернется сама, способны все! Даже вы, даже я. Но планировать убийство... Вряд ли. Вот оторвать пенис насильнику, это в духе Геннадия Петровича...
- Он физически сильный человек?
- И весьма. Убьёт исступленно. Расшибёт о камень, затопчет, сто раз истыкает ножом. Эмоционально, полностью выплеснув терзающую боль! И тотчас отправится в милицию.
- Он неспособен на хладнокровное и чистое, без следов, просчитанное убийство?
- Когда Семёнов нашел бандитов, а милиция отказала... Это второй сеанс, - Иванов пролистнул ежедневник, - да, он сказал, что убьет их, а потом себя. Пожаловался на назойливые мысли о мести, словно кто подзуживает, подсказывает... Я посоветовал записывать всё, что в голову взбредет. Есть такой прием - выплеснуть эмоцию на бумагу, освободиться от нее...
- Он записал?
- Думаю, да. Семёнов, он художественно ориентированный. Рисует, любит фантастику, детективы... Такое нафантазировать может... неисполнимое, вроде, посадить на мясорубку и медленно крутить...
- Он от пережитого, - Раритет сделал жест у виска, - не того?
- Мы все немного сумасшедшие. Да, он мне о приступах СЮРа рассказывал...
- Чего?
- Сюрреализма. Вроде бы на него накатывает сверхреальность, в которой все происходит без его участия, словно под диктовку иной силы... И если он поддается течению СЮРа, то и невозможное возможно. Он убежден, что именно СЮР помог обнаружить преступников...
Увидев сомнение на лице Долгова, психоаналитик добавил:
- Не забывайте, Геннадий - художник. Я думаю, что СЮР он подогнал под воспоминание о шоке, пережитом при известии о трагедии с дочерью. У творческой личности, особенно визуалиста, как человека, живущего зрительными образами...
Врач заметил, как на лице Раритета проступило напряжение от попытки понять профессиональный язык, и остановился, не закончив предложение. Вопросительно посмотрел на следователя, не дождался жалобы, хмыкнул одобрительно и продолжил более простыми словами:
- Короче, воображение у Семёнова развито гораздо сильнее, нежели у нас, сухарей, людей сугубо практического склада. Я полагаю, он применил фантазийное восприятие действительности, как уход от страшной реальности...
Иванов снова помолчал, словно взвешивал свое мнение, закончил:
- Утешительную сказку он себе придумал, да... А вот осознанно преступить закон? Нет, не способен.

*

(48-й день)
Чисто русское убийство.
  
Пономарев признался в убийстве Ширазова. Раритет долго вымучивал из громадного парня показания, пока не получилась более-менее стройная картина преступления. Эту картину он представлял себе довольно четко и сейчас пробовал описать начальству:
- Значит, так. Прежде чем искать переехавшую в другой район Галию, бывшую невесту, освободившийся зэк погулял у прежних дружков, исполнил все поручения, полученные на зоне, и был в состоянии сильного подпития, когда столкнулся на улице с Григорашиным. Тот нёс из магазина несколько бутылок водки, чтобы достойно проводить Ширазова в отпуск...
Ульянов, начальник предварительного следствия, сделал умное лицо и уточнил:
- Откуда Пономарев знал Григорашина?
- По работе. Пономарев ведь в горкомхозе начинал, только водителем, на котельные уголь возил. Короче... Гость был приглашен и тоже подкупил спиртное, чтоб не на халяву. Продолжили гулять, по полной программе. Как обычно, стали трепаться о бабах - где, кого и сколько раз... Ширазов похвастал, что удачно снял комнату, и как удовлетворял квартирную хозяйку. Когда Пономарев понял, что речь идет о его невесте, то саданул Ширазова кулаком по голове. Со всей дури, и сломал шейный позвонок. Экспертиза подтверждает причину смерти. Тот затих, сполз под стол, а Григорашин унял буяна, налив. Они гулеванили, пока...
- Эк у тебя складно, - покрутил головой Ульянов, - ты бы в сказочники шёл, ей богу! А логика? Где логика? Вот он убил и сидит себе спокойно рядом с трупом, ага! Ты сам-то понимаешь нелепость такого поведения? Чтобы убийца не сбежал с места преступления? И еще, почему он убил Григорашина?
Иван Терентьевич подавил желание ответить раздраженно, хотя сил сдерживаться почти не осталось. Новый начальник не отличался умением до конца выслушивать доклады подчиненных.
- Чего волноваться? Ну, лежит себе Ширазов под столом и лежит. Может, упился и спит? Короче, пока было что, они пили. А сообразили, что рядом труп, только к обеду следующего дня. Похмелились, задумались, что с ним делать? Выносить из дома целиком - показалось слишком заметным. Григорашину следующим утром надо на смену, он засуетился убрать труп, вспомнил про бензопилу, а жених - раздел и расчленил.
Сам Раритет прекрасно понимал мотивы похмельной компании. Пономарёв, как знаток - три года на зоне многому научат - отдельно сложил голову и руки, чтобы труп не опознали. Вспомнив, что убитый спал с его невестой - отчекрыжил и половой член. Получилось два полных мешка, что зарыл, и третий, который он сжег в топке.
- Тот, где одежда, документы и сбой, образно говоря...
Ульянов тупо переспросил, не собираясь вдумываться и не помня, что было доложено минуту назад:
- Голову и руки нашли?
- Я ж говорю, сжег он их, в поселковой котельной! Бросил в топку, прямо в мешке, как принес, - устало повторил следователь, - кочегары не видели, они "поляну" для дружбана накрывали. Но мешок был - подтвердили...
Похоже, этот ретивый администратор не понимал слишком многого, в том числе - главного. Если убийство раскрыто, пора передавать дело прокурору, а не ловить блох. Так Долгов и сказал, однако начальник попенял нерадивому следователю, добавив строгости в голос:
- Сжег, ажник следов не осталось? Или не искали?
- Зачем проверять, сожительница же труп опознала? Мешки одинаковые, следы есть, кровь есть, на пиле отпечатки - мало, что ли? Признание есть, и водилу мы отыскали, он подтверждает...
Отвечая, Иван Терентьевич ужаснулся - он представил объем работы, если следовать приказу Ульянова. Конечно, огарки костей валяются в груде шлака, но сколько тонн придется просеять и перебрать? Где найти такое количество людей для просеивания? И потом, кто утвердит постановление о генетической экспертизе, чтобы убедиться в принадлежности обгоревших косточек?
- ... и зачем, если доказательств хватает, подозреваемый признался в первом убийстве?
- Погоди, а второе? Григорашина тоже он, как я понял, - переключился начальник.
- Его он на себя не берёт, - посетовал следователь. - И улик нет. Смертельное ранение нанесено по голове. Вроде бы топор, типа колуна, но его в доме не нашли...
- Ищи у соседей, - подсказал Ульянов и огорчился, узнав, что версия давно отработана. - Ладно, закрепляй показания следственным экспериментом, и всё. Не хрен церемониться, вешай на него оба трупа, суд разберется.
Долгов не стал попусту спорить:
- В конце концов, кто ведет дело? Я. Мне и выводы делать. А ты, голубчик, узнаешь, какой я и почему - Раритет...
Дверь закрывалась за Иваном Терентьевичем, когда раздался звонок, отменивший все планы на день.
- Долгов, быстро к прокурору! На судью - покушение!

*

От автора
  
Жизнь сложнее, чем кажется, но и проще. Раз на раз не приходится. Порой следователь тратит массу усилий на раскрытие простейшего дела, что выеденного яйца не стоит, а сложные и замороченные - вскрываются, словно по волшебству. Давайте глянем на сверхсрочное, сверхважное поручение, ради которого пришлось бросить всё остальное...

Глава двадцать вторая

Дело о покушении на судью
  
Муж, раздетый до трусов, лежал в кровавой луже. Галина Витальевна уронила сумку, схватилась за щеки, и тоненько завизжала, отчего сиамский котенок Груня забился под диван. Сестра, Александра Витальевна, оттолкнула ее в сторону, пробежала в распахнутому окну, выглянула на улицу, и крикнула:
- Убили! Милиция!
"Скорая" прибыла первой, оправдав свое имя. Врач потребовал вытереть пол, залитый водой из опрокинутого ведра, сам прохлюпал к неподвижному телу пожилого мужчины, потрогал пульс, открыл зрачок, осмотрел кровоточащую рану на лысой макушке, и занялся реанимацией. Чего-то вколов, вместе с подручным санитаром и водителем начал вкатывать грузное тело на носилки. Тут подоспела милиция.
- Что с ним?
Оперуполномоченный Десницкий - он был сухощав, усат и нетерпелив - задал вопрос с порога. Не имея юридического образования и не являясь следователем, капитан носил на плечах толковую голову.
Это дело он намеревался распутать быстро и эффектно, как и недавнее ограбление квартиры ведущей артистки драмтеатра Рославлевой. К изумлению сослуживцев и следователя, Константин Иванович вечером того же дня арестовал преступника, не успевшего потратить даже малой толики украденного.
Причём ничего загадочного в стремительном успехе искать не следовало. Дедукция помогла Десницкому, именно она. Наведя справки у приподъездных старушек, капитан выяснил имена последних поклонников примадонны, недавно расставшейся с очередным супругом.
Дальше - рутинно, как у мисс Марпл: сложить два и два, сделать умное лицо. Красивый полугрек Никос, известный любитель дам бальзаковского возраста, оказался настолько глуп, что похищенное золотишко актрисы держал в кармане пиджака. К огорчению очередной дамы сердца, Никос Дмитриевич Альбермахас раскололся на месте, и был уведен из ресторана прямиком в камеру изолятора временного содержания.
Здесь, в квартире судьи Щукина, дело выглядело посложнее. Кровь свидетельствовала о телесном повреждении, а пробитая голова тянула, примерно, на среднюю тяжесть, если не хуже. Распахнутое окно, первый этаж, проходной двор - обещали много работы и мизерные сведения. Зато имя жертвы и его статус - постоянные накачки и понукания. Председатель суда - это не бомж из теплотрассы!
Десницкий застонал, увидев ведро с тряпкой:
- Совсем обалдели? Зачем пол вымыли? Там же следы могли быть!
Усатая Александра Витальевна не испугалась горестного вопля капитана, а жена причитала над телом Щукина. Попутно она одёргивала на супруге высоко задравшиеся, просторные семейные трусяры, которые обнажили слишком многое. Ответил врач:
- Я не Ихтиандр, по воде плавать, - и ехидно подкусил. - Это вам, я чую, уже море по колено, а мы сухопутные!
Десницкий покраснел:
"Проклятый Ячменный колос! Ведь знал же, знал, что российское пиво дает запах, в сто раз сильнее, чем удовольствие от его распития! Жаба тебя задавила, экономист долбаный, пожалел денег на Тюборг! А теперь хоть не дыши, сивухой прет, и это с одной-то бутылки, блин..."
Как назло, следователь Долгов приперся именно в этот момент. Как же, покушение на судью! И началось:
- Судмедэксперт был? Как нет? Ты что, следственную группу не вызвал? О чем ты думаешь, Костя! Судью пытались убить в его квартире, а ты ни хрена не делаешь для раскрытия! Боднарю доложил? Надо перехват объявить, а ты стоишь тут, штанами трясёшь!
Столько нелестных слов в свой адрес, да еще от корректного в прошлый раз Раритета, капитан Десницкий раньше не слышал. Следователь надавал заданий, выставил из комнаты всех, сел за телефон. Десницкий бросился опрашивать старух у подъезда, торопливо записал, что узнал, потом помчался по квартирам. Всё это делал спешно, не очень понимая, зачем задает продиктованные Раритетом вопросы.
По счастью, работали рефлексы, и он даже поруководил тремя менее опытными оперативниками из нового набора. Через пару часов, в кабинете начальника милиции, капитан передал Долгову жалкие бумажки - протоколы, которые ничего не прояснили. Раритет похвалил капитана, шепнул:
- Неважно, что впустую. Главное, население опрошено, можно работать дальше. Это вода, её всегда много, а нам нужен сухой остаток - факты...
Следователь выглядел невозмутимым. Десницкий позавидовал, как спокойно зачитал Иван Терентьевич протокол осмотра места происшествия, заключения экспертов-криминалистов и судебного медика.
- Скальпированная рана теменной части головы справа, поверхностная, длиной четыре сантиметра, нанесена тупым тяжелым предметом, предположительно деревянным или пластиковым бруском с закругленными краями...
Полковник Боднарь хмыкнул:
- Табуреткой?
- Почему нет? - Раритет оторвался от чтения, пожал плечами. - В ране обнаружены частицы белой краски, переданы на техническую экспертизу. Из характера повреждения следует, что удар был касательный, нанесен сзади. Пострадавший потерял сознание, упал лицом вниз, отчего на левой скуле и подбородке небольшие кровоподтеки. Кровопотеря незначительная...
- А лужа крови, что родственники отметили? - Усомнился прокурор Тинаев.
- При падении он ведро перевернул, кровь расплылась, - следователь пояснил и продолжил доклад, приступив к версиям. - Предположительно, месть. Преступник мог заскочить в окно с улицы, ударить судью по голове сзади, и снова выскочить, уйти двором. Но нет следов, ни в комнате, ни на подоконнике. Двор безлюдный, лавочки снаружи, день теплый, пенсионерки все были там...
- Могли с улицы, - высказался начальник милиции. - Дотянулись.
- Не получается, исходя из положения тела. Удар нанесен сзади. Щукин лежал головой к окошку...
- Ну, и что у нас есть? - вступил начальник предварительного следствия, которого Десницкий видел впервые. - Ни следов, ни подозреваемого? Оперативники, вообще, в состоянии оказать помощь следствию, а?
Капитан притих. Дело по факту покушения на убийство, как собирался классифицировать прокурор, обещало уйму неприятностей. Чтобы хоть нанемного отсрочить бесплодную, но сокрушительную грозу, готовую разразиться над ним, несчастным стрелочником, Константин Десницкий вякнул:
- В больницу надо... Врачи обещали, Щукин скоро придет в себя. Может, он что заметил, зацепку даст...
Сработало! Следователь поддержал капитана, попросил задать пострадавшему конкретные вопросы и дождаться, пока он, Долгов, сам не приедет в больницу. Начальники переключились на жертву рангом выше, и вспотел уже майор Ушаков:
- Ну что, уголовный розыск, опять только штанами трясём? Кто из осужденных Щукиным освободился, кто в городе? Почему не всех взяли? Агентуру задействовали? Когда будет результат? - Вопросы сыпались на майора без перерыва, а капитан тихонько выскользнул в дверь, и помчался в больницу.

*

  
Сержант с автоматом козырнул Десницкому, пропустил. В светлой ВИП-палате лежал судья, обвешанный датчиками, с красиво оформленной повязкой на голове. Сеточка большого эластичного бинта выглядела легкомысленной бейсболкой, надетой козырьком назад. Монитор слежения успокоительно попискивал, невысокие острые пики плыли по цветному экрану, а жена Щукина сидела рядом с многофункциональной кроватью, недалеко от пульта управления всем этим богатством.
- Как он?
- Бормочет что-то, - тоже шепотом ответила Галина Витальевна.
- Вы ничего такого не замечали в последнее время? Он не волновался, а? Может, звонки были какие?
Щукина все отмела:
- Да кроме сестры, никто не звонил. Саша предупредила, что заедет на юбилей, вот Илюша отпуск на три дня взял. Сегодня с утра мы с Сашей забежали в магазин, за колбаской и йогуртами, чтоб позавтракать, а потом собрались шопинг сделать, - чужеродное слово в устах плотно сбитой, чисто русской бабищи, покоробило Десницкого, бывшего учителя русского языка.
Та заметила гримасу, истолковала по-своему:
- Нет, мы ненадолго ушли, я же собиралась пол помыть, даже ведро с тряпкой приготовила. Думала, возьмем быстренько и назад, а он уже...
Судья открыл глаза, облизнул губы. Жена подалась вперед:
- Илюшенька! Живой!
- Что это со мной? Где я? Почему милиция?
Десницкий невольно вскочил, встал смирно:
- Разрешите доложить? Вы, то есть, ваше тело, то есть, бессознательное ваше тело было обнаружено в лежачем положении...
- Проще! И короче, - голос судьи звучал слабо, но непреклонно, оправдывая кличку "Упертый козел".
На "козла" тянула лишь жидкая бороденка клинышком, сейчас свороченная набок и склеенная слюной. Упрямства Щукину было не занимать, так что спорить с ним капитан не стал, а откашлялся и приступил к последовательному изложению фактов. Судья выслушал, полуприкрыв глаза, весь доклад, а потом вдруг начал надсадно кашлять. Галина Витальевна бросилась на помощь, затем вбежала медсестра, следом врач, бесцеремонно отпихнувшие Десницкого в сторону. Сквозь гомон прорвались слова судьи:
- Да отстаньте вы, это я от неожиданности поперхнулся! Да в порядке я! Тьфу ты, черт, да пустите вы меня! Капитан, иди сюда!
- Слушаю.
- Скажи, вы что, действительно нападавшего ищете? И перехват задействовали?
- Так точно, насколько мне известно!
Щукин усомнился, глядя то на погоны Десницкого, то на усы:
- Вы, значит, следователь? - И вроде как приготовился высказать свое недоверие, но Костя опередил:
-Нет, я чисто оперативник, а ведет дело следователь Долгов. Я... Он сейчас приедет...
- Ну да, понимаю... - судья странно хмыкнул, вроде даже смущенно. - Подозреваемых нашли?

*

  
Дверь открылась. Очень своевременно в палату вошёл Раритет, поздоровался, спросил, кто здесь кто и почему все толпятся вокруг кровати пострадавшего Щукина. Затем в спокойной манере выставил врача с медсестрой и признался:
- Ни единой зацепки. Ума не приложим, почему вы, ну... В одних трусах, стало быть... И как вам удар нанесли сзади, не наследив на полу и на подоконнике. Так что, давайте вспоминать...
Щукин засмеялся, чуть привстав с постели:
- Ой, не могу! Ну, сыщики, ну, Пинкертоны! Галя, выйди, - попросил судья, и, дождавшись сердитого стука двери, предупредил Десницкого и Долгова, - не записывайте, не надо...
Следователь выключил служебный диктофон, отложил в сторону. Капитан поступил аналогично и демонстративно. Свой личный, подарок старого друга Володьки Бутау, давно живущего в Германии, он включил легким нажатием, отправляя его в наружный карман, словно обычную авторучку.
- Знаете, ребята, я так давно не был в отпуске дома, а тут вдруг целых три дня, - судья рассказывал, словно близким родственникам, - у жены юбилей, так я специально взял. Жена с сестрой ушли в магазин, а мне делать нечего, совсем, представляете? Ну, поиграл с кошечкой нашей, сиамка такая славная, Груней мы ее назвали, от Игрунья, значит... Поиграл, на улицу посмотрел, жду Галю с Сашей, они пошли купить всячины на завтрак, и думаю - чего бы мне сюрприз не сделать?
Десницкий смотрел на судью, совсем старого и немощного человека, с жалостью. Конечно, старик - пятьдесят семь лет. А судя по началу рассказа, речь пойдёт о женском коварстве.
"Тут о душе думать пора, не о сюрпризах жене, - мелькнула мысль, и капитан покосился на следователя, - этому тоже давно за сорок. Вишь, как внимательно слушает..."
- Ты женат, капитан? - Внезапно спросил Щукин и дождался кивка. - А цветы жене даришь? Вот, и я такой же - цветы, духи, деньги, а им ведь внимание дорого, а не подарки! Короче, придумал сюрприз. Сполосну полы по-быстрому, жена обрадуется - здорово, да? Ну, ведро с водой стоит, тряпка рядом, я начал мыть. Груня веселится, за тряпкой гоняется. Жарковато стало, без привычки-то, штаны с рубашкой скинул, окно распахнул, наклонился за тряпкой. И тут эта тварь...
- Какая тварь? - Хором встрепенулись следователь и капитан.
Судья покраснел. Раритет напрягся в ожидании. Десницкий понимающе склонил голову, пряча усмешку: "Женщина. Опять женщина. Всегда женщина. Даже у стариков - шерше ла фам..."
- Груня! Моими трусами заинтересовалась...
Когда следователь Долгов зашелся в хохоте, Щукин смолк, смущенно улыбаясь. Но капитан Десницкий всё еще не понимал и ему становилось обидно:
- ?
Судья смотрел на следователя. Долгов смеялся громко, хлопал себя по коленям, даже вынул платок, чтобы утереть слёзы. Капитан пытался состроить улыбку, которая вышла настолько фальшивой, что не понравилась самому. Он вернул лицу недоуменное выражение, и тогда Долгов выкрикнул:
- Не въехал? Ха-ха-ха! Семейки не носишь? Трусы вспомни!
Капитан мысленно подвесил на толстенный живот судьи просторные черные трусяры, в которых потерялись тощие ножульки, поставил того в согбенную позу. Раритет подсказал:
- Груня, она же котёнок! Решила поймать, что в них колышется! Коготками!
 - А вы дёрнулись и головой о раскрытую створку, - наконец, восстановил картину Десницкий, и ВИП-палату наполнили еще два мужских смеха: облегченный - одного и смущенный - второго.

*

От автора:
  
Да, бывают и анекдотические истории в жизни следователя. О, Раритет мог бы надиктовать нехилую книгу мемуаров, но его никогда не терзали мечты о лавровых венках на литературном поприще. Вот и сейчас, выйдя из палаты, где лежит судья, следователь Долгов мысленно вернулся к делу "Мстящих амазонок" и "Чисто русскому убийству".
Посмотрим, как там развернутся события?

Глава двадцать третья

(49-й день)
Чисто русское убийство.
  
Участковый выполнял поручение добросовестно - псина выглядела сытой, гавкать на процессию не стала. Иван Терентьевич смело заглянул к спасенной животине в гости. Та начала ластиться, прислоняться лохматым боком, лизать руки, встала на задние лапы и потянулась к лицу. Отклонив слишком фамильярное приветствие, следователь пошел в дом.
Пономарев головой почти задевал за потолок. Два конвоира не доставали до его плеча, но вели себя спокойно. Новомодные кандалы, недавно полученные в качестве подарка от американского города-побратима, прочной цепочкой связывали конечности подследственного, позволяя тому делать неширокие шаги и поднимать руки на уровень головы. Жидкость, натекшая на пол кухни из трупа Григорашина, засохла, смердела значительно слабее, так что распахнутые окна давали возможность дышать.
Показывая и комментируя перед камерой эпизод убийства Ширазова, подозреваемый вдруг замолчал.
- Чего, Пономарев? Вспомнил, так скажи, - подбодрил его следователь.
- Там, в углу, тогда стояла сумка. Полная. Черная. Не нашенская.
Долгов точно помнил - сумок в доме не обнаружено. Память его никогда не подводила.
- А что тебе в той сумке, твоя она? Тогда давай дальше.
Закончив эпизод в доме, спустились в сарай.

*

  
- ...он достал мешки, я заправил горючкой пилу, вон канистра, под верстаком.
Пономарев показал, где он взял пилу - под верстаком. Собака послушалась Раритета беспрекословно, отошла в дальний угол, легла, вывесив язык. Оператор заворчал, жалуясь на тесноту и плохое освещение. Нашли выключатель, вкрутили лампочку, убрали велосипед, старую тачку. Получив желанный простор, он отодвинулся, чтобы взять общий план, зацепился пяткой за что-то и рухнул навзничь.
Орлов с участковым бросились поднимать оператора и камеру. На шум обернулись конвоиры, чем воспользовался Пономарев. Два могучих кулака сшибли их, словно тряпичных кукол, затем досталось участковому. Орлов, самый рослый и сильный, успел парировать несколько ударов задержанного, но молодость победила. Пока оперативник расстегивал кобуру, бревешко, подхваченное с поленницы, прилетело в голову. Сухой звон древесины, отскочившей от черепа лейтенанта, сменился грохотом рухнувшего тела.
Отступавшему Ивану Терентьевичу достался удар в грудь. Посчитав упавшего следователя побежденным, Пономарев обернулся к верстаку, мгновенно зажал цепочку в тиски и считанными ударами молотка разорвал её. Но Раритет успел вскочить, восстановить дыхание и крикнуть:
- Нападение на сотрудников и побег, ты понимаешь, что делаешь?
Долгов загораживал выход из сарая, понимая, что следующий удар задержанного, если не убьет, то изувечит его. Однако выбора не было. Оператор ничем не поможет, участковый лежит пластом, Орлов и поверженные конвоиры только начинают приходить в себя.
Пономарёв шагнул, сжал кулак. Лохматое тело метнулось к нему из угла. Раздался болезненный вскрик. Огромный кулак просвистел, не задев отшатнувшегося Раритета. Овчарка рванула задержанного за вторую икру, отскочила, напала снова. Цепь гремела, не поспевая за стремительными бросками зверя, уже раскровенившего ноги здоровенного мужика.
Пономарев кричал, пытался увернуться, потом стал просто бить ногами навстречу. Но собака перемещалась проворнее, бросалась сзади, заставляя мужика вертеться на месте.
- Как медведя держит, - мелькнула у следователя несуразная и неуместная мысль.
Матерясь, гигант наклонился, чтобы поймать собаку за шерсть - челюсти клацнули, прокомпостировав лопатообразную ладонь. Забыв о следователе, двухметровый парень бился с псом, пока не вмешался Орлов:
- Руки, паскуда! Стрелять буду!
Разъяренный Пономарев бросился на оперативника. Бухнули три выстрела. Оступившись, задержанный упал на одно колено, затем схватился за раненое плечо, сел. Неистовый зверь воспользовался случаем, полоснул клыками лицо, вцепился в шею. Четвертый выстрел предназначался ему, но оперативник промахнулся - пуля пробила ухо. Отскочив, овчарка прижалась к ногам Ивана Терентьевича и зарычала на Орлова.
- Прекрати, - успел крикнуть Раритет, увидев, как лейтенант выцеливает собаку, - меня подстрелишь! - и для верности обнял лохматое тело спасительницы.

*

  
Охранник "Тепловодоканала" выжил. Придя в себя, он сразу назвал нападавшего - Григорашин. Кто ударил по голове - бедолага не видел. Дело переквалифицировали и всучили Долгову, чему тот не обрадовался. Предложение начальника - повесить ограбление на Пономарева, восторга у Раритета не вызвало:
- Чего уж совсем-то парня топить? Даже энкавэдешники так не делали. Вы что, ради этого два дела объединили? Вот хренушки у заюшки, я рапорт подам!
Начальник на присказку не отреагировал, не полный дурак. Влепи он выговор, и всё, позору не оберешься. Вся область уржется - детской материлкой послали! А вот поставить строптивца на место не преминул:
- Значит, так. Цитирую: соединение уголовных дел производится постановлением руководителя следственного органа! Руководителя, а не подчиненного, ясно? Как хочешь, но к концу недели - чтоб закончил.
Прочитав дело, Долгов понял - ничего он не закончит. Взял листок, начал строить версии. Допустим, Григорашин хапнул шальные деньги случайно, скорее всего, вместе с Ширазовым. Свидетели говорят, в той очереди собутыльники стояли рядом и ушли вместе. Подвернулась возможность, удача оказалась на их стороне.
- Это бывает.
Ширазов собрался со своей долей свалить домой - возможно. Отпускные отослал переводом, а награбленные сложил в сумку, которую видел Пономарев. Подельники решили обмыть отъезд - это стандарт, кто бы спорил. Григорашин не захотел делиться - очень может быть. Пригласил старого приятеля, который замочил нового?
- А вот это сомнительно!
Зачем менять шило на мыло, одного подельника на другого? Значит, убийство Ширазова - случайность, из ревности. Пономарев не знал про деньги.
- Тогда кто и зачем убил Григорашина?
Третий подельник? Вряд ли. Из материалов дела видно, что никакой организованной группы не было. В тот день отличилась возмутительным непрофессионализмом охрана, почему ограбление и произошло.
Какой бандит мог запланировать, что кассир и охранник утром съедят по несвежему беляшу, что их одновременно пробьет стремительный понос? Кто мог предположить, что внутренний туалет кассы бегом займет кассир, а охранник помчится к общему туалету, неся сумку с деньгами?

*

  
Следователь хорошо знал планировку административного крыла котельной и представлял, как пошло дальше. Григорашин, находясь в том же туалете, сообразил, что в сумке. Подождал, потом отвлек внимание облегчившегося охранника, чтобы сообщник, скажем, Ширазов, ударил по голове огнетушителем.
- Почему отпечатки не сняты? Скверно!
Череп треснул, из ушей потекла кровь (перелом основания черепа - смерть почти гарантирована), к тому же грабители выбросили тело в окно, заметая следы. Десять метров, безлюдный шлаковый отвал - разбивайся.
Спасло охранника чудо - несколько старых досок от строительных лесов. Прислоненные к стене, они нарушили прямолинейность падения. Кассир сидел на унитазе минут десять, лишь тогда забил тревогу. Причем сначала заподозрили именно охранника и ловили бедолагу по всем дорогам, пока собака следственной группы не отыскала его.
Спуститься по внешней лестнице, закрыть сумку в шкафчик со спецурой и снова зайти с главного входа, чтобы встать в очередь за зарплатой - минутное дело для преступников.
- Следов, разумеется, никаких, всё затоптано.
Долгов прикинул ход мыслей удачливых грабителей. Григорашин сообразил, что можно не работать, а пропивать деньги, пока не кончатся. Ширазов как раз оформил отпуск, очень вовремя. Хапнув такую сумму, решил не возвращаться, это понятно, кинулся отсылать вещи домой.
- По времени совпадает.
Остается проверить, где хранились деньги до момента убийства? В доме Галии, где жил Ширазов? Вряд ли, та девка слишком ушлая, мигом бы проверила, что в комоде нового появилось. Квартирант, по отзывам сотрудников, не дурак, на такой риск не пойдёт. Скорее всего, прятали добычу в доме Григорашина.
- Не про ту ли сумку говорил Пономарев?
Возможно, поэтому они и уединились там. Без суеты поделили деньги, решили выпить на прощанье, да увлеклись? Григорашин сдуру позвал Пономарева... Или не сумел отказаться. А если Пономарёв решил навести справки про Галию?
- Точно, он к ней и шёл! Потому и разъярился...
Да узнай он про деньги, убил бы сразу двоих, чтобы не заморачиваться, и деру! А вместо этого - разделкой и сокрытием трупа занялся. Так себя даже идиот вести не станет! Следовательно, денежки забрал тот, кто Григорашина убил?
- Логично, - похвалил себя Раритет.
К тому же, убили Григорашина позже Ширазова - на подошвах кровавые ошмётки от распиловки. Что характерно, старик много следов по горнице оставил, а вот "женишок" - ни единого. Стоял и пилил, труженик этакий? Пономареву соучастника и укрывателя "мочить" - без надобности, ему с одним трупом управиться бы...
Увезя в мешках, якобы, сдохшую свинью, - так сказал водитель, коорого всё-же отыскали - ревнивец спрятал тело в лесополосе. Маленький мешок, куда сложил вещички, голову и руки, швырнул в топку котельной, пока кочегары "накрывали стол". Пьянку продолжил в родительском доме. Галию женишок навестил, когда поверил, что обошлось...
- Сволочь мстительная!
Раритет с удовольствием вспомнил, что собака порвала этого "гоблина" на совесть. Только лицо и шею украсили тридцать швов.
- И поделом! Саданул, чуть грудину не сломал.. Как болит, еле рубашку застегнул утром... Орлов удачно подстрелил гада - оба колена и плечо, прямо в сустав. Хорошо, псину не успел... Надо заглянуть, узнать, как она там.
Позвонив кинологу, следователь успокоился - кавказка сидела в карантинной клетке питомника, простреленное ухо заживало. Мысли вернулись к делу:
- Если грохнул старика кто-то из соседей... И - на замок! Но мужиков нет, сплошь старушки, кроме Галии. В доме пальчики только трёх фигурантов. А на замке - Орлов, скотина, отметился, всё залапал! Ладно, сообразим сперва, как Григорашина убили... И чем...
Разложив фотографии веером, Долгов начал восстанавливать механизм убийства, рисуя схему: "Труп лежал вниз лицом. Стул отброшен назад. Затылок размозжен клиновидным тяжелым предметом. Затылок..."
- Саданули сзади? Неудобно! Бить сверху гораздо проще. Но удар придется по темечку. А вот если Григорашин сидел, склонившись над чем-то, картина вырисовывается непротиворечивая - удар сверху падет на затылок...
Художник из следователя никудышный, рисунок ничего не проясняет, но воображение работает, выстраивает мизансцену:
- Конечно, хмельной старик сидел над деньгами! Перекладывал в одну сумку, любовался ими, радовался, что так удачно сложилось и всё ему досталось. Входит убийца, видит пачки купюр, и...

*

  
Позвонив экспертам, Долгов попросил помочь, пока - неформально. Те уважили, поколдовали и восстановили картину, склонив манекен над сумкой:
- Примерься сам.
Следователь замахнулся, ребро ладони ударило куклу по затылку:
- Удобно. А чем? Чем шарахнули по башке? Там ничего не нашли.
Судебный медик сразу после вскрытия выпилил проломленный кусок черепа и сделал слепок. Но экспертам фантазии не хватило - "клин" выглядел несуразно, не ассоциировался ни с чем...
- Убийца принёс и унёс орудие убийства... Но кто идет в избу с железкой наизготовку, чего бредить? Взять колун, ткнуть углом... Не вдруг череп пробьёшь, а тут - глубокий пролом. Колун?
В сотый раз Раритет перечитал заключение, повертел слепок, рассматривая под разными углами. Клиновидный тяжелый предмет. Клиновидный... Странная форма... Не колун, точно!
Голова отказывалась работать. Следователь посмотрел на часы:
- Ну его, этот колун, на хрен! Пора домой, в конце концов.

*

  
Автобус ждать не пришлось, пробок в такое позднее время уже не было - через двадцать минут Долгов вошел в квартиру. Жена оторвалась от глаженья белья, велела идти на кухню. Там накрыла на стол, поставила грибной суп, котлетки с пюре и налила компот.
Потянувшись за хлебом, Иван Терентьевич прислонился ушибленным местом к столу, поморщился от боли, опять вспомнил псину:
- Реально спасла! А говорили, кавказские овчарки злобные и не приручаются. Ни черта люди не понимают...
Достал бутылку, налил полстакана. И застыл в нерешительности. Одному пить как-то неловко, типа - алкаш... А предлагать жене, по такому поводу? На смех поднимет...
Убрал водку в холодильник, взял запотевший по линии жидкости стакан:
- За твоё здоровье, псина!
Представил, как смотрит на него зубастая, здоровенная собачара, радостно молотя хвостом. "А если бы опер не промазал?" Воображение внезапно сработало слишком живописно. Картина простреленной собачьей головы показалась жуткой - сморгнул навернувшуюся слезу. Он снова набрал кинолога:
- Как вы её назвали, кстати? Марго? Дюма вспомнили, зубоскалы... Ну-ну! Да ты что, серьёзно - чистопородная? В школу собаководства, производителем? Обалдеть! Ну, порадовал ты меня, спасибо...
Иван Терентьевич проверил морозилку, нашел в запасах жены и приготовил к утренней реквизиции говяжую косточку, завернув отдельно: "Завтра же зайду к Марго - поздравлю". Выйдя в комнату, сел на диван:
- Я выключу видик? Хочу новости...
Жена всегда ставила кассету с любимым сериалом, гладя бельё. На экран почти не смотрела, зная действие наизусть, но свое право на свободу зрелищ - отстаивала упорно, как и сейчас:
- Нет, не дам. Иди в спальню, там смотри. И вообще, когда ты мне нормальный утюг купишь, с паром? Я руку отмахала, попробуй сам, потягай его целый час, тяжесть такую...
И тут Раритета осенило. Он схватил горячую железяку и крутанул в замахе, примеряясь к удару. Ну, конечно!
- Клин, блин!
- Спятил? - не на шутку испугалась жена.
- Спасибо тебе, родная! Я убийцу вычислил!

Глава двадцать четвертая

(52-й день)
Дело мстящих амазонок.
  
- Хоть ты, Ванька, и сдал Орла, но от срока отмажь, пока следственное начальство замещаешь, - Боднарь изложил просьбу под первые сто граммов.
Проверка по заявлению Серого закончилась. Как ни бился полковник, но лейтенанта Орлова отстоять не смог. По образному выражению Валерия Иосифовича, тому "корячилось" дело.
Тинаев вынужден возбудить его, поскольку телесные повреждения, причиненные рецидивисту Серому, тянули на "среднюю тяжесть". Раритет сдержал слово, подтвердил, что лейтенант наступил Серому на ногу, но сейчас жалел об этом.
В нём, приниципиальном и неподкупном, словно надломилась некая ось, как в часовой шестеренке. Исчезла уверенность в простоте окружавшего мира. Прежде, до проклятого дела Дойчева и его подельников, которое он, Долгов, с блеском раскрутил (на свою беду, как оказалось!), всё выглядело просто. Он, следователь, обязан оставаться честным, не лгать и не выгораживать никого.
Раритет, бывший футболист, представлял работу, как участие в игре - то есть, принимал пас, обрабатывал мяч и отправлял к воротам. Дальше в дело вступал прокурор, противостоял ему адвокат, а результат засчитывал судья. Разумеется, "результативных передач" у следователя Долгова оказывалось гораздо больше, нежели у иных следаков. Потому и назван он лучшим в области, это ли не признание профессионализма?
Однако в случае с Орловым убежденности в правильности у Долгова не осталось. Словно своего предал. И причина крылась в деле мстящих амазонок. Уверенность Раритета в непогрешимости выводов и понимании людской психологии сокрушил не столько врач Иванов, как дочь Семенова, Нина. Протокол допроса, что недавно снял и прислал рыбоглазый лейтенант, показал - та не сомневались в добродетельности отца. Но убийцей мог быть только он!
А Нина верила в честность отца. Искренне, отвергая тень сомнения. Это была семья, прочная, скреплённая узами искренней любви и дружбы. Несокрушимая. Раритет когда-то мечтал о такой, но не верил в возможность существования настолько прочных отношений. А тут встретил и словно заробел, засомневался в своём праве мерять их деяния аршином закона. Да тут еще Наташа добила - каждый день уговаривала супруга на удочерение Леночки Авдеевой.
Раритет тогда сдуру поделился с женой своими впечатлениями и получил непредвиденный эффект. Наталья немедленно злоупотребила близким знакомством, наехала на Лешку Тинаева и проникла в детприёмник. Ей удалось застать Леночку как раз в момент передачи девочки сотруднице детдома.
С того дня зачастила Наталья Долгова в гости к белокурой малютке, пару раз домой приводила и морально прессовала мужа, не произнося ни слова. Честно говоря, Раритет охотно поругался бы с женой, чтобы отстоять сложившийся семейный уклад. Но при девочке ссориться никак нельзя, а без Леночки - повод не отыскивался.
Наталья стала готовить вкусно и разнообразно, почти перестала болтать с подругами по телефону. Даже сериалы стали звучать тише. Вместо дурацких журналов появились книги о воспитании детей. Похоже, Леночка Авдеева положительно влияла на Наталью Долгову, облагораживала её. Стоило Раритету подумать об этом, как в голове появлялась глупая до невозможности мысль, что он не во всём и не всегда прав...
Вот опять мелькнула жалось к лейтенанту Орлову, здоровенному мужику, ничего, кроме ментовский работы, не умеющему. В принципе, ведь нормальным людям Орлов ничего плохого не делал? Кого стукнул-то, Серого и Могильных, двух преступников? Которые лишь усилиями адвокатов ещё ходили на свободе, недолго, как надеялся Раритет.
Они - подонки, преступники, что суд обязательно докажет. Не сегодня, так завтра. Но Фемида в повязке на глазах - плевать хотела на истинную справедливость, она всегда на стороне тех, кто умеет доказать, что нуждается в защите. Он, следователь, мог не лгать. Ведь не видел же, как лейтенант наступал на ногу Серого? Не видел! Так бы и написал, почти честно. А теперь лейтенанта погонят с работы, а то и срок впаяют.
- Стоило ли сдавать мужика, а, чистюля Долгов?

*

  
Раритету не понравились такие мысли, захотелось залить их водкой, вытеснить опьянением. Он сам набулькал в стаканы, призвал собутыльников и первым выпил. Застолье, учиненное в " ментовской роще", проходило в том же составе - Лешка Тинаев, Валерка Боднарь и он, Ванька Долгов. Основная тема, о спасении оперативника Орлова от сурового наказания, была в полном разгаре. Речь двигал прокурор:
- Ты сам посуди, Валер, эта вертихвостка Лоховецкая толком сказать ничего не умеет, а я обязан её держать, она с Браверманом спит. Хрена ли мне с ним ссориться? Ну, а кроме неё лишь дура Марика, что целится в судьи, и долбак Дигай. Так кому я доверю? А самому - не уровень...
Полковник зажевал дозу спиртного и наметил тактику спасения:
- И дурак, раз тебя не боятся. Развел демократию... Пусть Ванька Юрке скажет, что написать, а ты трахни Лохушку, что мимо такого станка ходишь? Куда денется, даст, как миленькая, вот и будет слушаться... Или кого натрави со спецом, просто за буфера потискать, а фотографии сделай... Потом пригрози, что сдашь Ваське, или поймай её на проколе, залупи предъяву на служебное несоответствие... Лохушка с испугу пошелковеет, Орла топить не будет. Две недели у тебя еще есть, так поднажми, Лёш!
Долгов возмутился и вступился за друга, поскольку скверные качества младшего советника юстиции Илины Лоховецкой знал не понаслышке. Та начинала, как следователь, да вовремя сбежала в надзор.
- Валер, не пуржи. Бравермана не знаешь? Он да Гарин, два борца за чистоту рядов, всех приличных душат. Если Юрка Орлова не оформит, Лохушка с радостью настучит. А на Лёшку компромат даст, то Бравер её сразу в область выдернет. Эта стерва так гнобить станет, не зарадуешься... И вообще, хорош гнать волну, мы тебе не обязаны. Не фиг было Орлову силушку демонстрировать на задержанных...
Нетрезвая усмешка скривила губы Боднаря:
- Вот ты принципиального корчишь, Ванька, а что тебя лично касается, так наоборот! Сам будешь домогаться показаний давлением и иными незаконными мерами...
- Что ты фигню гонишь, - вскинулся Раритет, - совсем обалдел?
- У тебя ничего на Семёнова нет. Сто процентов, станешь выжимать - неделя в одиночке, неделя в спецбольнице, пока мужик не сломается. А зачем, когда можно чище и быстрей? Ножа не нашел, так покажи ему ручку его же японского, без лезвия. Они сменные, и трасология не нужна. Куда он денется, признается, как миленький, если правильно предъявить...
Долгов понимал, что золотарь - а кто такой следователь, если только с дерьмом и возится? - не может остаться чистеньким. Сказки о белом фраке, когда все вокруг совершенно в другом, они сказки и есть. Но подлогами заниматься - извините! Он так и сказал полковнику. Однако тот лишь пожал плечами, не собираясь спорить.
- Эх, когда я был опером, у меня все кололись, - мечтательно возвёл глаза к кронам берез начальник милиции, и попрекнул одноклассника, - а ты дурак, Ванька! Отдал бы его Орлову, тот душевно отметелил бы, и готово признание...
-Да пошел ты! - отрекся от предложения старший следователь.
-...да ты целку-то из себя не строй, Иван! Можно подумать, тебе не хочется все висяки собрать и паровозиком к Семёнову пристроить, под шизу списать? Ну, так спас бы Орла, а он признание из кого хочешь выбьет...
Раритет на мгновение утратил дар речи:
- Валер, ты меня за кого держишь? Чтобы я дешёвкой стал?

*

(53 день)
Чисто русское убийство.
  
Сумка с деньгами отыскалась у Галии в подполье, старый утюг - на дне выгребной ямы. Он был почти в порядке, только контакт шнура отломился. Обычно Григорашин справлялся с такой мелочью за несколько минут, но в этот раз соседка не воспользовалась его услугами. Знакомая собака не залаяла, дверь не скрипнула, легкие галоши не выдали, а разглядеть деньги и шарахнуть по башке утюгом - много ли времени надо?
Раритет кратко доложил об этом и замолчал, ожидая вопросов от мэра. Сегодня штаб заседал в полном составе и был представлен первыми лицами. Причину такого поворота Иван Терентьевич связал с предстоящим визитом президента в область. Мэр Гамов, кругленький и лысый (этакий лужковский клон), оказался человеком въедливым и настырным, принялся допрашивать, углубляясь в детали. Отделаться от распросов, как на прошлых штабах, Долгову не удалось. Он схитрил было, сказав почти правду:
- Зинатуллина ушла в несознанку, отрицает всё. Склонить её к помощи следствию не удалось, хотя отпечатки подозреваемой, как и грабителей - на каждой пачке денег. Но, так или иначе, предварительное расследование по делу, принятому к производству...
- Проще, Долгов, - потребовал мэр, - выражайтесь проще, на человеческом языке!
Иван Терентьевич глянул на прокурора города, Алексея Каиркеновича Тинаева, старого и надежного друга, ища поддержки. Тот отвел глаза и промолчал. Полковник Боднарь сделал вид, что роется в бумагах. Вздохнув, Долгов начал объяснять, переводя правоохранительный жаргон на обычный, разговорный язык. Получалось сухо и однообразно.

*

От автора:
  
Уважаемый мною читатель, ты так разнолик и многообразен, что угодить тебе практически невозможно! Один ты - речь следователя, густо усеянную профессиональными оборотами, принимаешь приятной вкусовой добавкой, а иной - морщишь нос и сердишься. Но, усредненный и драгоценный читатель, попытайся разок сам растолковать иностранцу слово - "чернуха"! Тогда, взыскательный ты мой, станут понятны тебе мучения следователя, и, на что я надеюсь - мои тоже.

*

  
Ивану Терентьевичу пришлось тяжко. Изрядно вспотев и выпив не менее литра воды, он заслужил от главного городского чиновника лишь пренебрежительную реплику:
- И это заняло две недели? Что тут сложного - найти деньги у грабителей, которые поубивали друг друга? Вот я недавно прочел превосходный детектив, чисто английское убийство называется, так это нечто... Сутки на всё расследование, и без ваших экспертиз! А вы? Одно слово, что следователь... - и мэр заторопился, закрыв заседание штаба.
Раритет помолчал, вспомнил футбольное университетское прошлое, без гнева подумал:
- Почему болельщику незабитый гол кажется легко исполнимым? Потому, что не он бегает по скользкому от недавнего дождя полю, не его толкает в спину разгоряченный защитник, не на него кричит разгневанный тренер и не в него бросают пустые бутылки...
Мэр поднялся, победительно окинув взглядом членов штаба, которые не спешили вставать с мест. Прокурор и начальник милиции давно знали слабое место нового мэра, а потому предпочитали не демонстрировать своё превосходство в росте.
Иван Терентьевич с Гамовым прежде знаком не был, да и вообще подобными нюансами пренебрегал. Так что присаживаться не стал, на две головы возвышаясь над бывшим вторым секретарем ГК КПСС. Тот неодобрительно сощурился, съязвил:
- Что интересно, там всего лишь сержант расследование ведет, без экспертов... Вам бы у Агаты Кристи поучиться. Вот где логика! Что молчите? Сказать нечего?
Следователь Долгов не умел обижаться (особенно на самоуверенных невежд), не верил, что словами или делами можно в чём-то убедить начальника, который не прошёл путь снизу, а сразу сиганул в руководители, зато прекрасно делал выводы:
- От тебя, Гамов, помощи нам ждать не придётся. Будешь гнобить и мешать. Жаль. "Знал бы ты, чмо плоскозадое, как работа следователя похожа на матч... Только без перерывов, да болельщиков на трибунах нет. Как в хорошем спортклубе, побед больше, чем поражений. Платят мало - не "Челси". И слова в похвалу не скажут...
Увы, верна присказка: "я начальник, ты - дурак". Дилетанты и непрофессионалы всегда считают себя эталоном мудрости, а их столько теперь прорвалось к портфелям, от каждого не отбрешешься. И по контрасту вспомнилась следователю спасшая его собака: "Вот уж кто за добро добром воздал!"
На такой волне родился сочувственный ответ:
- Это да, никто не будет описывать тупое мочилово - оно без изящества... Логика, говорите? Так ведь, у нас лордов нет, чтоб ради титулов родню травить, заранее всё просчитав. Опять же, цианид в аптеке не купишь, разве что спиртовую настойку, и то не всегда...
Раритет на мгновение прервался, подыскивая оборот, чтобы не обидеть писательницу, но точно выразить отличие выдумки от реальной жизни. Нашёл, продолжил:
- Насчёт поучиться - я с милой душой, да только хрен ли кто в чужом бреду логику найдёт? Англичане так истово пить не умеют, Владимир Васильевич. Чисто русское убийство - всегда экспромт, и по пьяной лавочке. Думаете, сержант или сама Кристи вообще в нём что-либо поймут? Они - вряд ли, зато я - всегда.
Мэр метнул в строптивца недобрый взгляд, но нарвался на широкую улыбку:
- Кстати, чтоб вы знали - я довожу расследование до конца, что многим не нравится, - и Раритет смотрел на мэра, пока тот не начал суетливо перекладывать бумажки в портфеле.

*

От автора:
  
Вот так закончилось история о чисто русском убийстве. Деньги найдены, убийца изобличена. Вроде бы можно перевести дух, но следователю Долгову не даёт покоя самое странное дело за годы службы. Глумление над трупом, выраженное в отсечении половых органов, сбыт награбленного и ещё некоторые очень интересные нюансы навели Раритета на новый след.
Неожиданный поворот в расследовании... Девушка пострадала при ограблении. Мотив у отца сильный. Возможно, Джек-Членорез отыскался. Но улик мало...
Пусть Иван Терентьевич обдумывает последнюю версию, а мы с вами заглянем в ту ночь, последнюю, когда Антон Дойчев был ещё жив.

Глава двадцать пятая

Рэвенж.
(31 июля, 22 часа)
  
Рэвенж, наемный убийца с внешностью американского киноактера Шона Коннери, ехал на задание. Заказчик, заранее проинструктированный, приготовил всё, что требовалось. В пластиковых пакетах хранились сменная одежда, обувь, перчатки. Пути отступления были многократно проверены заказчиком в прошлых поездках, тщательно обговорены ночами. Оставалось выбрать удобный момент.
Гонорар, выплаченный авансом, давал заказчику право в нужный момент выдернуть прославленного киллера из Оклахома-сити. Прошлое перемещение состоялось с такой скоростью, что его постоянное место жительства, бестселлер прошлого сезона в пестрой обложке, сиротливо валялось на парковой скамье. Жаркий ветерок удивленно перелистывал страницы книги, не находя на них ни единой буквы...
Но в тот раз не склеилось. Заказанный субъект, он же объект мести, скрылся в ночном клубе. Импровизация в людном месте - всегда опасна. И задание было отложено. А сейчас, вновь получив от заказчика задание, Рэвенж несся на неуклюжей русской машине со странным названием "Газель". Перед ним вились плохо асфальтированные улицы вечернего Энска, выводя киллера на межобластную трассу.
Полупустые улицы вели его уже через Заводской район, где машину резко обогнал серебристый джип. Увидев знакомый по ориентировке номер, киллер дал по газам, чтобы не отстать, но джип резко свернул, как и в тот, первый раз, когда за рулем сидел сам заказчик.
- Дьявол! - "Газель" и теперь опоздала, проскочила мимо.
Рэвенж круто вывернул в следующий просвет, увидел длинную лужу, переключился на вторую передачу и вдавил газ до полика. Машина запрыгала по колее, обросла водяными усами, и грязевое ралли длилось почти до ясно различимого финишного створа, поперечно идущей улучшенной грунтовки. Почти. Недотянув метр с небольшим, "Газель" прочно села.
- Засел, значит, так надо!
Киллер не суетился. Холодок в желудке не позволял усомниться в правильности развертывания событий. Переодевшись и напялив сапоги, он остался в машине. Вот ослепительный свет ударил в глаза, промчался мимо. Звериным чутьем Рэвенж почуял - на этот раз джип с воплощенным кошмаром дочери русского никуда не денется. Подробный рассказ заказчика задел в холодном, казалось бы, сердце киллера тонкую струнку, вызвал сочувствие.
В Оклахома-сити у киллера осталась жена Нинон и дочь, невинное создание, воздушная, невесомая девочка, словно воспитанница сильфид. И эта отлучка, выезд на заказ, заставляли Ревенжа беспокоиться - ведь несколько раз ему чудом удалось успеть, защитить жену и дочь от грязных лап мексиканских эмигрантов или кубинских беженцев.
Проводив взглядом красные огоньки, киллер представил, что в такой же темени навстречу машине, где сидела бы его Нинон, полыхнули эти ослепительно синеватые фары дальнего света. А потом пьяная туша навалилась на его жену, тиская и обдавая перегаром!
Ненависть к ублюдку захлестнула Ревенжа:
"Сволочь, это ты во всём виноват, в нервном срыве у Нины, в импотенции, в предстоящей потере любимой женщины, ты, тварь!"
Это что? Откуда? Чужая ненависть, не принадлежащая киллеру?
- Понятно, - зарычал киллер, - ты опять за своё, русский?
А в том бедолаге бушует берсерк! Остервенение затапливает мозг наёмного убийцы.

*

(31 июля, 23 часа)
  
- Не мешай!
Но совладать не так легко, слишком велик накал страстей. И Рэвенжа уже обуревают порывы броситься, сгрести ублюдка за воротник, потребовать сатисфакции! Ненависть выжигает разум, окутывает шкурой, требуя рвать зубами, раздирать когтями!
- Прочь! - требует киллер.
Две сильных личности сцепились, пытаясь передавить, пересилить, навязать свою волю! Рэвенж гасит часть ненависти, сгоняет с себя облик Монстра, едва не победивший его, опытного и рационального. Однако берсерк силен!
- Тут не вендетта, уйди!
Заказчик отступает, но слишком высоки волны бешенства, они перехлестывают, выплескиваются на киллера. Ну вот, теперь руки затряслись от желания, принадлежащего не ему:
догнать, ударить лопатой по сытому лицу, разрубить его, чтоб тоже сходил с ума от боли в виске;
нет, загнать древко лопаты в задницу, разрывая там все, чтоб вопил от боли и страдал, сильнее, чем дочь заказчика;
нет, схватить АКМ и высадить полный магазин в пах, разрывая пулями член с яичками;
нет, сбить машиной, переехать несколько раз колесами, чтобы размолоть кости таза в порошок, раскатать поганый фаллос в мокрое пятно на асфальте;
нет, посадить на мясорубку...
Рэвенж пережидает волну бешенства, возражает:
- Ты нанял меня.
Смысл медленно доходит до мстителя, но вот - проник, возобладал над звериным позывом, привёл того в чувство. Зверь отступает. Исчезает в глубине мозга. Словно бежит прочь по воде, и кругами волн расходятся, ослабевают отголоски ненависти. Последний раз колыхнула Рэвенжа ненависть - зыбь после бури, отголоски неисполнимых желаний. Эмоции не стихли, но ушли вглубь.
Свет снова мелькнул навстречу, через пустырь. Джип объехал вкруговую и остановился посреди смутно различимой улицы.
Пора.
Перчатки.
Шапочка для "маски-шоу".
Готово.
Нащупав в ящике рукоять молотка, Рэвенж с хрустом вломился в бурьян...

*

(31 июля, 23:55)
  
Объект слежки нырнул в предпоследний дом, предварительно позвонив с мобильника. Машина одним боком повернута к фонарю, поэтому Рэвенж тенью скользнул к джипу и проверил ручку двери. Закрыто. Ясно, никто киллеру помогать не собирается, это не кино.
Любой нормальный человек свою машину ставит на сигнализацию. Значит, ценит собственность, бережет.
- На этом и сыграем. Придется ему открыть машину, завести, а потом отогнать пьянчугу, упавшего под колесо...
Объект вышел из дома, и, негромко матерясь, приближался к джипу. Пискнула сигнализация. Мигнули габариты, ответив сигналу. Пора. Пошатываясь, Рэвенж вышел из темноты, громко шлепнул по борту машины ладонью, будто теряя равновесие, добрел до капота, оступился и рухнул перед машиной в тот момент, когда мотор рыкнул, но свет еще не вспыхнул.
Дверка распахнулась, с матом выскочил водитель, наклонился, чтобы оттащить пьянь чертову с дороги - не давить же!
"Пьянь" взмахнула рукой, молоток сзади-сбоку врезался в череп водителя, выключая тому сознание.
- Так, опускаем маску, посторонним нельзя видеть лицо киллера... Этот - не в счет, он не свидетель.
Аккуратно переложив тело с себя на землю, Рэвенж умостил молоток в своём кармане и вынул из второго веревку, точнее - капроновый шнурок. Сунул руку в правый карман жертвы, за ножом. Можно и собственным воспользоваться, но зачем? Такие "понтовитые" фраера очень любят фасонить с дорогими ножами, непременно со штопором...
Руки и ноги связаны... Рот заклеен... Осталось уложить тело на заднее сиденье.
- Все слышите - клиент уехал! - намеренно газанул Рэвенж.
Сделав почти круг, погасил фары, тихонько поставил джип обочь, принял тело на плечо и двинулся через бурьян новой тропой - специально. Путь лежал к столбу, который он заметил, пересекая пустырь в первый раз. Тихое постукивание дизельного двигателя джипа стало неслышным, когда объект пришел в себя и стал дергаться.
- Тем лучше.
Рэвенж сбросил приговоренного на мокрую землю, схватил за ворот кожаной куртки и отбуксировал к столбу. Удавка на шее заставила ублюдка вскочить и прижаться спиной к наклонному бревну столба.
"Викторинокс" вспорол брюки, выпустив наружу жалкий комочек половых органов, остро воняющих свежей мочой. Трусливая душонка почуяла недоброе. Мыча, крупный парень сползал вниз, пытаясь прикрыть фаллос, гигантски выглядевший во снах заказчика. Настало время расчёта:
Вздернуть ему голову...
Напомнить...
Вернуть боль...
Палач не хотел милосердно оглушить - он вложил в удар всю силу. Разбить лицо, чтобы ублюдок знал, какую боль причинил...
Хруст сминаемого носа, костяной стук затылка о столб...
Пусть страх уже изгнал душонку из тела - "Викторинокс" блеснул лезвием, выполнил последнее поручение заказчика.
Мощный бросок - нож булькнул в грязь, одновременно с мокрым шлепком отсеченного им куска грешной плоти...
Равнодушная долька луны не обратила внимания, как джип отполз от пустыря, зацепил машину, застрявшую в грязи, выволок ее на дорогу. Всё без света, без суеты, быстро.
Затем палач постелил на землю коврик из джипа, снял перчатки, сапоги, черную вязаную шапочку, черный спортивный костюм. Переобулся и переоделся. Упаковал снятую экипировку в пакеты, занес в "Газель".
Достал оттуда импортные спрэи, опрыскал ручки дверей, сиденье, руль, подножки джипа. Утопил коврик в луже и уехал, не включая свет.
Джип остался с распахнутой водительской дверью и работающим двигателем. Впрочем, недолго. Часа через полтора его заметили подростки, и он рванул с места, ведомый чужой рукой.
Рэвенж к тому времени переехал мост, спустился по грунтовке к самой воде, взял пакеты и ушел на галечную косу. За густым тальником, невидимый никому, набил сапоги, шапку, костюм и даже перчатки камнями, забросил подальше от берега руки. С мылом, тщательно вымыл руки, лицо и сел в машину.
Отъехав километров на пятьдесят от Энска, он передал руль русскому, улыбнулся себе в зеркало заднего вида и вернулся в Оклахома-сити, где его ждали жена Нинон и невесомая, воздушная дочь, воспитанница сильфид.

Глава двадцать шестая

Боль
  
- Папа, а мы можем уехать в другой город, не в Энск? Я имею в виду я, ты и Катя?
Нина скрылась в защитном прадедовом кресле целиком. Как мышка из норки, выглядывала наружу, смотрела жалобными, просящими глазами на отца и настаивала. А тот, готовый только лишь к приходу СЮРа, но не к такому экзамену, растерянно отвечал невразумительным бредом, который выдавал его полную несостоятельность и неумение принимать разумные решения за любимую женщину, да и за себя.
Как объяснить дочери, что решил разорвать отношения с Катей, поскольку стал импотентом? Он не должен портить жизнь такой замечательной женщине! Как рассказать, что его "кастрировала" трагедия, изувечившая душу дочери? Как, какими словами, если совсем недавно навредил ей своей глупостью?
Что изменится с переездом в другой город? Ну, работу он найдет, допустим. Реклама, несколько хороших ремонтов - пойдет добрая слава, клиенты появятся. А Катя? Она невропатолог, ей хорошую работу найти гораздо сложнее.
Господи, да о чем он думает? Решил ведь, что разорвет с любимой женщиной отношения, зачем себе врать? И дочери тоже не надо:
- Я расстался с Катей.
- Почему? - ужасается Нина, сразу меняя выражение глаз на гневное.
Геннадий Петрович приводит различные доводы, среди которых нет главного, потому оправдание звучит слабо и фальшиво, доводя дочь до белого каления:
- Как ты можешь? Она любит тебя. А ты! Ты предатель, ты хуже предателя, ты изменник! Неужели до тебя не доходит, что она единственная женщина в мире, которая сделает из тебя человека? Ты безвольная тряпка, мама помыкала тобой все эти годы, а ты вел себя, как побитая собака. Всегда поджимал хвост, всегда отмалчивался. Ты не мужик, у тебя нет мужества изменить ситуацию! Ты сбежал! Трус!
Эти несправедливые слова ранят Семёнова, как тонкий кнутик в детстве. Играя в ковбоев, они учились владеть бичом. Двоюродный брат так щелкнул, что рассёк верхнюю губу наискосок от носа до угла рта.
Кровищи вытекло много - марлевый кокон, в который Гену укутала мать, пропитался насквозь. В больнице замораживали уколами губу, со скрипом протаскивали нитки и грубо заклеивали лейкопластырем наложенные швы. Было очень больно сразу и потом, когда "заморозка" отошла!
Рука сама потянулась, потерла нежный шрамик, сейчас почти неощутимый. А тогда, после зашивания, был грубый и плохо гнулся. Генка первое время боялся широко раскрывать рот. В голове вдруг всплывает -Рэвенж заклеивает "кошмару" рот широкой полосой лейкопластыря.
- Ну да, который Катя дала мне в машину для аптечки!

*

  
- Откуда у меня это воспоминание? Не помню. Но ведь это было, было в прошлый раз - лужа, свет в лицо, джип. Но я не убивал, это точно... Я же потом за ним снова следил! Я же по нему тех, других, вычислил! Но его убили, я знаю! А откуда это имя - Рэвенж, Бред? Это сон...
Но из глубины - не памяти, нет! - а более прочного, монолитного блока чувств и ощущений, скреплённых болью, выплывает осознание:
- Кто ударил его? Нет, всё-таки он! Почему так сладко вспоминается удар коленом? А мужской дивайс! С корнем вырвал? Я так мечтал, я!
Холодок пронзает желудок:
- Сделал он. Помню - я. Шиза? Два в одном?
- История Джейкила, - подсказывает разум Семёнова, а Мирный Обыватель открещивается:
- Те - люди одной ментальности, а здесь - американец и русский.
Тотчас в голове проступают разговоры, урок, преподанный киллером. Сразу все, лавиной. И погребают Семёнова. Тот барахтается, пробираясь сквозь воспоминания, как на Тянь-Шане выбирался из лавины. Трудно. Отбросишь одно, наваливается другое. И когда он справляется, одолевает, выбирается из лавины, вывод приходит сам, ясный, как новая монетка:
- Рэвенж - не Монстр. Он - я. Но не старый, а новый. Палач. Он привёл приговор в исполнение. А приговорил - я. Старый. И заказал.
- Почему воспоминания обрывочные? - интересуется Мирный Обыватель.
- А неинтересны, как для меня ремонт. Я же не помню, какой рукой держал кисть, когда красил вон ту дверь... И куда выбросил пустую банку...
Удивительно. Вдруг многое стало понятным Семёнову. И про Нину. Про её страх. Путь один. Простой и действенный. Мирному Обывателю известен:
- Сам озвучивай! - отказывается тот.
- Казнить остальных?
- Конечно! Ты сразу знал об этом! Знал, знал, знал ведь! Только не решался признаться! - осуждающе вопит неизбытое чувство вины перед дочерью.
Его вытесняет всплеск ненависти:
- Верно! Вызвать СЮР, согнуть часы, повесить на угол скалы, - и удовлетворение, - сработала душа, наконец, нашла точный ответ. Иванов снял с неё пластырь... Теперь я знаю, что делать.

*

  
Мысли носятся вихрем, заглушая слова дочери. А та продолжает высказываться, копируя интонации матери, которая именно так "грызла" Семёнова в течение восемнадцати лет.
"Поговорила, пар спустила и будет", - решает Геннадий Петрович.
Он приставляет ладонь к губам Нины, словно затыкая рот:
- Достаточно. Это моё дело. Я вместе с Катей съезжу в отпуск. Тогда решу, куда, как и когда перебираемся.
Спокойной уверенности в негромком голосе столько, что дочь стихает. Такому отцу хочется верить.

*

  
Сказать, уйду в отпуск - просто. Определиться с местом отдыхом - сложно. Особенно за границу - чертовы визы, чартерные рейсы! И Семенов решил обойтись Сибирью. Здесь курорты не хуже, если за сервисом не гонишься. Усолье осталось мелким и старым городком, приобретя за минувшие десять лет лишь новую гостиницу, совсем рядом с лечебным корпусом.
Геннадию Петровичу санаторий органов движения был хорошо знаком, и остеохондроз не мешало подлечить. Спина побаливала, похрустывала, давала о себе знать, так что он может не просто отдохнуть, но и выполнить рекомендацию доктора Екатерины Владимировны. Да еще и её захватить с собой.
Заявившись к Кате в поликлинику, Семенов извинился, оттер очередную старушку от двери, вошел, прикрыл дверь.
- Гена? Ну, что же ты не позвонил мне! Я сегодня работаю до семи вечера. Тебе придется ждать! Может, домой поедешь, а?
Любимая так искренне радовалась его появлению, что Геннадий Петрович устыдился недавнему решению расстаться с ней. Ну, нет! Он будет лечиться, пока не выздоровеет, в крайнем случае, сделает себе протез, как говорит американка в "Ширли-Мырли", но не откажется от счастья! А за все его мытарства и мучения ответят эти, здешние подонки.
С таким настроем уговорить Катю на совместный отдых удалось быстро. Она выпросила у заведующей поликлиникой две недели, приняла всех больных, обзвонила и предупредила об отсрочке частных пациентов, только не успела получить отпускные.
Геннадий Петрович приказал не волноваться, денег у него достаточно, да он, к тому же, еще не рассчитался за лечение Нины. На этих словах Катя так зыркнула, что он замолк.
К семи Семёнов подъехал и забрал ее от порога.
- Ну, и с чего ты решил меня увезти в Усолье? Излагай!
- Там поговорим. Без помех...
- Что с Ниной? От меня не надо скрывать! Нет, не упрекаю, сделал, так сделал... Я - за тебя, что бы ты ни натворил, пойми! И дурацкие деньги за её лечение, не вздумай...
- Но отдых я могу оплатить?
- Конечно! Побуду содержанкой, - Катя щёлкнула любимого по носу. - Рассказывай, что с Ниной.
- Пока эти в Энске, не вернется...
- В милицию фотографии передал, - поняла она, становясь психотерапевтом, - а они плевать хотели?
- Хоть сам берись...
- А еще раз, уже в нашу, а?
Семёнов представил, как будет глупо толкаться в приемных, объяснять замученным рыбоглазым лейтенантам - кто он такой, почему припёрся с фотографиями, зачем надо арестовывать этих тварей... Как его будут отовсюду выгонять, посмеиваясь или матерясь... А дочь будет ждать, сидеть в городе, где каждый показывает в спину пальцем...
- Сам справлюсь, - ставит он точку в разговоре, - это мой долг.
Сказано так, что не оспоришь. Катя обмирает, осознав, что СЮР, эта сверхреальность, чьё властное вторжение в сны Мирного Обывателя она принимала за раздвоение личности - всего лишь художественный вымысел. Неосознанная попытка отграничиться от императива защиты потомства.
Человек как был зверем, так и остался. Монстр? Нет. Родитель. Тонкая плёнка цивилизованности слаба против биологической основы. Сотни тысяч лет вписали в генетическую память - жизнь потомства дороже жизни родителей! И недавние человеческие законы ничтожны, если детёнышу угрожает опасность.
- Его не остановить! Дура я, какая дура, - подумала психотерапевт, а потом сдалась, стала слабой женщиной, Катей.
Та всхлипнула, уткнувшись лицом в могучее мужское плечо. Геннадий Петрович не пытался постичь стихию женских эмоций. Хочет Катя - пусть плачет. Её слова о мести и последствиях он давно обдумал. Да, во многом она права, но ей неизвестно о хитром плане Мирного Обывателя и Рэвенжа:
- Палач, покруче Лилльского. Поймать такого профессионала? Непросто.

*

От автора:
  
Уверенность, что умный человек сумеет спланировать идеальное убийство, живет в каждом читателе современных детективов. А что тут такого? Всего-то дел: не наследить и обеспечить алиби. Геннадий Петрович исключением не стал - надеялся, что сумеет предусмотреть всё.

*

  
Семёнов увлёкся, мечтая о "ликвидации" оставшихся ублюдков. Потому вопрос Кати застал его врасплох:
- Так зачем мы едем в Усолье?
- Подлечусь. Поживём, как муж с женой. Надоело быть приезжающим, - сам пришел ответ, как часто в последнее время. - Может, всё и наладится...
Давешние слова Иванова о том, что человек разучился говорить правду, даже самому себе, настолько запали в душу, что Геннадий Петрович в последнее время перестал врать. И многое стало проще. Не надо напрягаться, вспоминая, что солгал человеку в прошлый раз, чтобы не разоблачить себя. Уезжая из города в этот раз, он честно сказал Нине, что едет с Катей, чтобы попробовать наладить личную жизнь, и это была чистейшая правда. Сказал правду и сейчас. Рэвенж, он же всего только выдумка.
Катя ойкнула - это так совпадало с её мечтами, что слова и слёзы радости полились одновременно. Счастливая русская женщина, истово любящая своего упрямого, непутевого мужика, причитала, не выбирая слова:
- Бессовестный! Страдал и молчал! Господи, дура я бестолковая, не хотела тебе душу рвать, думала, ты сам выкарабкаешься, а ты с ума начал сходить... Дурак, ты думаешь, мне твой секс нужен? Да я его с тобой столько уже наелась, что спокойно могу, хоть сто лет, и без него! Мне ты нужен, ты, как человек. А вместо секса придумаем что-нибудь. Только я не верю, что ты не можешь. Я уверена, что даже мертвого можно поднять, если любишь. Мы попробуем всё, да?
И уже самым краешком тревоги пробилась в Кате и проговорилась врач Мадерова:
- Ты же не будешь убивать... Ты же не позволишь Монстру победить себя? Не стоит! Пусть преступниками занимаются профессионалы, на то она и милиция. Обещай мне, ладно?
Геннадий Петрович кивнул:
- Конечно, - а мысленно добавил:
"Не вру. Незачем огорчать любимую женщину... Рэвенж - профессионал, без сомнения... "

Глава двадцать седьмая

Боль.
  
   Этой ночью Катя не спала, размышляла, как поступить. Для Гены его единственная дочь - дороже двух подонков, это понятно. Хоть лопни, а запрет на их убийство не сработает. Зато вызовет внутренний конфликт - пациент сообразит, что под контролём. И вообще, поздно заниматься уговорами - психика Семёнова не выдержала, он решился на убийство, перешёл невидимую грань.
   Катя паниковала:
   - Его посадят навсегда, а я умру от горя...
   Раньше она старалась исповедовать принцип Кати из "Москва слезам не верит" - так отказывать людям, чтобы понимали слова. Даже хулиганистых пацанов старалась вразумить, не увечить. Лишать жизни даже негодяя, преступника, подонка, ублюдка - как можно?
   - Разве что в крайних случаях, спасая другого человека. Я хотела спасти Гену... Если не спасу, сама сойду с ума.. О чём я думаю? Нет, не отдам его...
   Тут спохватилась врач, изгнала крамольную мысль и одёрнула Катю:
   - Соображаешь, что подумала? Забудь!
  

*

  
Врач не стала биться с решением о мести. Важнее защитить Семёнова, спасти для Кати. Рэвенж и Мирный Обыватель - пока союзники. Но равная по интеллекту личность киллера на пике силы может завладеть всем сознанием. Опасность вполне реальная.
- Какой чудовищный клубок нарос, намотался на первую и ясную реакцию любого нормального человека - защитить своё дитя... Если договориться с убийцей, чтобы тот сам ушёл? Или замуровать киллера в глубинах подсознания? А если прорвется?
Врач дала Мирному Обывателю установку - расспросить Рэвенжа о планах. А она подслушает.
Или сделать иначе, хитрее?

*

  
В постели опять ничего не получилось. Расстроенный Семёнов вскочил, забегал по квартире:
- Гады, гады! Всё из-за них! Ты не представляешь, какие детальные и красочные мечты о мести мне снятся каждую ночь...
Доктор Мадерова, наконец, услышала полную исповедь Мирного Обывателя, узнала всё про киллера Рэвенжа. У которого есть дочь, жена-француженка, коттедж в Оклахома-сити.
- Ты так сочно рассказываешь, словно писатель, - восхитилась Катя, - а запиши сны, сделай повесть. Здорово получится!
Семенов усомнился:
- Иванов уже советовал. Только это ерунда, Катя. Я не Дашкова.
- Так рисуй комиксы...
Как уж до Семёнова дошло, но понял он вдруг, что его Катя, нет, Екатерина Владимировна - тот самый профессионал, кто вернул Нину к жизни. И он послушался. Кому же доверять, как не любимой женщине!
- Ты думаешь, у меня получится? Я никогда не пробовал.
- О, это просто! Герой думает, как ты, делает, что хочешь ты. Словно перед тобой две жизни. Но он не совсем ты, он сам несет ответственность за свои действия, - слова Кати проникают в голову Геннадия Петровича, завораживают его, отстраняют от болезненной реальности.

*

  
А Катя продолжает:
- ... сдай ему полномочия на убийства. Вот и грех на его душе. И он, как давно прочитанная книга...
Геннадий Петрович вслушивается в слова любимой. В голове оплывают потёками, смешиваются и накладываются одна на другую картины... Будто акварель на рисовой бумаге, упавшей в воду... Но это не СЮР - образные мысли, параллельные мысли, как во снах...
- Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша, - тихонько засмеялся Рэвенж.
Геннадий Петрович потер виски, остановил Катю:
- Я сумасшедший? Две личности в одной голове...
- Нет, мой милый, я тебя в психушку не отдам, - возражает Катя и начинает пояснять мужу, где он заблуждается, - сказал, тоже, две личности! Ты тогда двигаться не мог бы, вы вдвоём так и спорили бы сами с собой, какой ногой шагать. Ведь телом управлять, как и самолетом, должен один. Умение отделить себя от выдуманного героя достаточно просто приобретается. Писатели же не сходят с ума, а у них героев много, и постоянно новые.
- Очень даже сходят, вспомни... - перечит Семенов, намереваясь козырнуть Достоевским, но получает отпор:
- Не путай божий дар с яичницей! Он нормальнее всёх, просто глубоко в душу героя погружался. Кстати, у него острота восприятия изумительная! В жизни человека иногда бывают эпизоды, которых он не помнит. Это состояние аффекта, когда эмоциональная буря сокрушает все воспоминания, уничтожает их, - Катя сердится на себя, что не смогла справиться со строптивым мужем, который почти вошел в гипнотическое состяние, поэтому повышает голос, - и хватит спорить, пиши!
Она нагишом бежит к столу, вытаскивает толстую общую тетрадь и несет в постель. Геннадий Петрович с удовольствием смотрит на ее стройное тело, на круглую аппетитную попку, затем на конические груди с коричневыми сосками, на миленький пупочек, с удивлением отмечая у себя изрядно подзабытую реакцию. Увы, это была преждевременная радость. Не получилось. Но проблеск надежды - запомнился.
С утра Семенов засел над тетрадкой, выплескивая эмоции. Рэвенж Бред приобретал характер, внешний облик, привычки, даже лексику, не совсем приличную временами. К вечеру двадцать пять страниц были заполнены. Катя поразилась:
- Да ты графоман!

*

  
Поезд постукивал на стыках, плавно покачивал и убаюкивал. Влюбленная пара ехала в Усолье.
- Я тут выросла. А вон там был наш летний лагерь!
Катя узнавала пейзаж и рассказывала Гене, как они катались по равнине на велосипедах, в горку тащили на себе, зато вниз мчались с ветерком. Грунтовка или разбитый асфальт тянулся параллельно железной дороге, порой отходя в сторону на пару километров, но обязательно возвращаясь.
- Слушай, тут бескрайние просторы. Вот это Сибирь, я понимаю, - восхитился Семёнов, когда берёзовые колки разбежались в стороны и открыли невообразимо обширную равнину
- Это что! Когда в походы ходили, там с горы такой вид - дух захватывает! О, смотри, Длинное! Или Долгое, его всяко называют. Мы с папкой сюда на рыбалку ездили, - Катя прильнула к окну, рассматривая неширокую полоску воды.
Геннадий Петрович глянул поверх головы. Название задело незаживающую рану в душе. На Длинное озеро частенько выбирались два подельника убитого Рэвенжем ублюдка. Красная "Нива" с прицепом. Как раз такая стояла на противоположном берегу, и два человека снимали с прицепа лодку. Железнодорожная насыпи стала изгибаться, уходя в сторону от водоёма, красная точка скрылась за кустами. Скоро озеро кончилось, грунковка, обогнувшая воду, снова прижалась к насыпи.
- ...поедим, и там и собираться начнём, - предложила Катя, расстилая газету на столике, - до Усолья всего ничего. Меньше часа. Ты чего загрустил, милый?
- Ты права, - невпопад ответил Семёнов, выбираясь из собственных мыслей, - надо поговорить. Сразу, как разместимся.

*

  
Сняв двухместный номер, они отправились в административный корпус курорта и купили десятидневный курс лечения. Вернувшись, Геннадий Петрович бросился к столу, чтоб записать придуманные действия наёмника, пока не забылись. Катя не мешала, читала по диагонали пустяковый дамский роман.
Семенов писал, используя прекрасные отношения с парнем по имени Рэвенж, который прежними ночами изрядно досаждал. Теперь их объединил договор о распределении обязанностей. Семенов спешил дать американцу полноценную жизнь, написав хороший рассказ. А Рэвенж взялся оказать услугу в сфере, где считал себя профессионалом.
Геннадий Петрович добросовестно работал, как и всегда, впрочем. Задумываясь и разыскивая нужные слова - занимал руки рисованием. Так получались иллюстрации или заставки с виньетками. Первую страницу украсил рисунок, где он держит дочь за руку. Картинка развивала тот набросок на бумажном квадратике, сделанный в кабинете психотерапевта. Семёнов забрал его с собой и возил в машине, настолько приятное воспоминание навевал зеленый листочек. Жаль, потерялся где-то, ветром выдуло из кабины, наверное.
Обстоятельно перелагая нюансы былых кошмаров и бесед с Рэвенжем на литературный язык, Геннадий Петрович не вспоминал, что хотел придумать себе занятие, чтобы не подохнуть от скуки. Городок Усолье предполагал настолько провинциальную жизнь, что кроме прогулки и выпивки - забав не существовало. Недавно открытая экспозиция на раскопках кургана, старый краеведческий музей и жалкий народный театр, вот и всё.
Конечно, сходили в гости к подруге Кати, хирургине горбольницы, одинокой женщине, днюющей и ночующей в своём отделении. Она предложила супругам воспользоваться для объезда достопримечательностей города и области предметом её гордости, новеньким "Лендровером":
- Ребята, я на неделю уезжаю, так что резвитесь на здоровье!
Семенов не заинтересовался, за руль не сел, чем обидел владелицу. Катя прокатилась от дома подруги до больницы, где и оставила вездеход, совсем рядом с гостиницей. Хирургиня отдала Кате ключ и техпаспорт, успокоила, что местных "гайцов" опасаться не стоит - её машину все знают. Катя поднялась с подругой в отделение и выпросила стандарт снотворного - Гена попросил, на всякий случай. Хирургиня поняла - писатель, думает о возвышенном. На таких не обижаются.
Наверное, правильно не обижаются. Геннадий Петрович думал о рассказе постоянно. Ему хотелось просчитать нюансы предстоящей мести, чтобы получилось изящно и жестоко одновременно. Пока эти два качества не уживались, давая то слишком кровавые, то слишком беззубые версии...
Жаль, спортзала с "качалками" в гостинице не обнаружилось, так что Семенов начал бегать, отжимаясь на всех встречных скамейках и подтягиваясь на заборах, баскетбольных кольцах, где только можно.
Пятничным вечером и субботним утром он выбежал, облаченный в легкий спортивный костюм и поношенные кроссовки "Найк", а возвратился обнаженный по пояс, держа в руках мокрую от пота майку. Персонал запомнил очередного "придурка" и уже кивал головой при встрече.

*

Рэвенж.
  
Заказчик ткнул пальцем в схему:
- Надо торопиться. Я их видел здесь, на озере Долгом, или Длинном, иначе. Субботу и воскресенье - они будут на месте. Как ты туда доберёшься?
- Какое тебе дело?
Обыватель умолкает. В последнее время они не объединяют сознания. Рэвенж настоял на этой мере предосторожности. Вот и сейчас он не собирается посвящать русского напарника в детали. Но тот догадывается о многом, додумывает нюансы. Прошлое единение дает себя знать. Мирный Обыватель хмурится:
- На машине не больше часа...
- Такси? Сдурел, парень.
- Ты прав. Не надо свидетелей. На любом товарняке, как из военного лагеря домой, помнишь?
Было дело. Но это легко, когда тебе тридцать, напоминает Рэвенж. А сорок с хвостиком? Заказчик успокаивает:
- Ты моложе. Будет медленно - спрыгнешь на той платформе. Или от узловой назад пробежишь, сорок минут, максимум.
Палач придвигает лист бумаги, делает раскладку по времени:
- Для отмазки ты должен, как сегодня, демонстративно выйти на пробежку. Показаться дежурному клерку, помахать рукой, спросить время. Так, считаем. В десять выходишь на пробежку, четверть часа до станции. Там мне ждать придётся товарняка в сторону узловой - кладу два часа. Сорок минут до озера. И назад сорок. Плюс два часа с четвертью. Итого, с гаком, шесть часов на дорогу. Три часа - мои дела. В семь ты снова на пробежке, мы меняемся, и ты - вне подозрений.
Мирный Обыватель кивает:
- Слабый момент, что вечером дежурный меня не увидит. Я имею в виду - после пробежки. И утром - как я выбегу, если я с тобой?
- Посмотри служебный вход. Или пожарную лестницу, чтобы в окно, через крышу и чердак...
- Ладно, пойду прямо сейчас.
Заказчик прощается с Рэвенжем. Тот нервно поёживается, оглядывается по сторонам:
- У меня чувство, что за нами подсматривают. Или подслушивают. Скажи, твоя Катя спит? Уверен? Кстати, завтра надо, чтобы она не знала об отлучке.
Русский клянётся, что подруга уснула раньше, он специально проверил. Проводив Палача, просыпается. Осторожно встаёт с постели и отправляется искать пути незаметного возвращения в гостиницу.
Вернувшись, он находит в прикроватной тумбочке снотворное, вылущивает из стандарта одну таблетку и прячет.

*

  
   Боль
  
   Катя смотрела в потолок гостиничного номера и думала. Ситуация казалась неразрешимой. Она тоже обратила внимание на "Ниву" с прицепом. Гена опознал негодяев и скрыл это - гримаса гадливости мгновенно сменилась маской безразличия. Но разве любящую женщину обманешь?
   Мирный Обыватель и Палач распланировал месть. Бредовая задумка базировалась на уверенности, что СЮР окажет ему помощь. Но врач, в отличие от пациента, не утратила способность мыслить реально. Поэтому ей последствия поездки Рэвенжа на озеро Долгое, оно же Длинное - рисовались отнюдь не в розовом цвете. Скорее, катастрофическими.
   Да, Мирный Обыватель сотрёт насильников дочери с лица земли. Торопливо, яростно! Оставит следы, по которым его тотчас найдут.
   Но что делать? Если Мститель не уничтожит ублюдков - Мирный Обыватель свихнётся и кончит дни в психиатрической больнице.
   Если справится - попадёт в тюрьму.
   И в первом и во втором случае - она, Катя, не выйдет замуж, не родит детей ...
   Тупик!
   Или нет?
   Если войти в подсознание мужа и обмануть его?
   Она обязана - если может, конечно - спасти Семёнова!
   Может, как психотерапевт.
   Обязана - как любящая женщина!
   - Если внушить правдоподобную, под соусом СЮРа, версию мести? - предлагает Катя. - И самой выбросить вторую личность!
   - Спятила? Он разоблачит, - протестует врач, - и вообще, ты соображаешь, что городишь? Это ложь, которая свяжет тебя вечным молчанием, и омрачит дальнейшую, уже супружескую жизнь...
   Но идея так нравится Кате, что врач уступает. Звучат кодовые слова, формула внушения вливается в пациента. Таблетка снотворного вылущивается из начатого стандарта.
   - Ничего, пусть, - кивает Катя, заметив отсутствие ещё одной таблетки, - так ложь во спасение станет похожей на правду. Я согласна молчать всю жизнь, любимый, если эта жизнь пройдёт рядом с тобой...

*

  
Двери гостиницы никогда не закрывают на замок - это правило. Дежурный всегда ждёт новых гостей или вручает ключи припозднившимся. Но и ему порой надо отлучиться по мелким надобностям. Утром, в пять часов, появляются уборщики и повара, немногим позже - прочий персонал. Утром, в пять часов, через фойе пробегают уборщики и повара, немногим позже появляется прочий персонал - жизнь активизируется.
Но сегодня всё пошло не так. Дежурному пришлось на несколько минут оставить пост, и он поручил уборщику присмотреть, сказать гостю, чтобы подождал минутку, если что.
Уборщик, как обычно, кивнул и продолжил выносить мешки с мусором наружу, в большой контейнер. Он сутулился в своём тёмнозелёном дождевике и низко опустил козырёк бейсболки - дождь полоскал настолько бурно, что брызги слепили глаза и заставляли жмуриться.
Краем глаза уборщик заметил, как под проливным дождём подбежал к дверям гость в знакомом анораке с капюшоном - любитель пробежек за два дня всему персоналу примелькался. Бегун промчался к лестнице, не останавливаясь. С него так лило, что следы через холл растеклись в длинную лужу. Уборщик вошёл следом, увидел мокрую дорожку и выматерился:
- Чтоб ты сдох, паразит! - Плюнул, поволок следующий мусорный бак, откладывая протирку пола на потом.
Бегун топал по лестнице. Дежурного видно не было, как и вечером. Наверное, обсуждал с очередной пассией взгляды, теперь уже на утренний секс. Не караулить же ему гостя, бегающего в любую погоду, утром и вечером?
Бегун вошел в номер, откинул мокрый капюшон. Разделся в ванной комнате. Занялся уничтожением последних следов.
Через полчаса отмытые кроссовки супругов, их спортивная одежда разместилась на балконе - чтобы всё снова промокло. Так надо, для полной маскировки. Лишь после этого бегун принял душ, отмыл грязь с рук, с лица и лёг в постель. Поворочался, тихонько вздохнул и погрузился в спокойный сон.
Всё исполнено безукоризненно, словно кто-то знающий за руку вёл. Гроза на обратном пути оказалась весьма кстати. Лужи отменно прополоскали машину снизу, ни грязинки с грунтовки не оставили. Зато сухого водителя промочило вмиг, пока тряпка удаляла грязные брызги и потеки с "Лендровера". Что и требовалось - чистая машина на прежнем месте и мокрый бегун.
Единственный тревожный нюанс - пустой бак. Но заправляться бегун не рискнул - зачем демонстрировать своё лицо на АЗС? В кромешной тьме, за стеной ливня, машину и водителя никто не увидел. Орудие мщения утоплено далеко от места применения, в колхозном пруду. И снотворное пригодилось.
Поэтому никто, кроме бегуна, не знает обстоятельств мести.

*

  
Супруги проснулись в восемь утра. Гена обнял жену. Хотелось чуда, и оно произошло бы, но вялость и сонливость одолевали пару, а состояние разбитости ослабляло. Особенно Катю. Та походила на осеннюю муху.
Семенов запереживал, предложил не ходить на процедуры. Соблазн завалиться в постель казался велик - дождливая погода уже второй день прорывалась ливнями и угнетала. Но Катя настояла на полной программе лечения. В конце концов, Гена сюда за этим приехал. Семёнов спорить не стал, массаж и грязь принял. В номер он вернулся к обеду. Будить дремавшую жену не стал, просто прилёг рядышком. И незаметно для себя задремал.

*

Рэвенж
  
Заказчик протянул руку первым:
- Доклад не нужен. Ты отработал, я знаю. Прощай, Мститель! Спасибо.
- Всё не так! И почему - Мститель?
- Знаю, и хватит об этом. Что до клички, так англицизмы больше не нужны.
Он сказал, как отрезал, а затем заблокировал меня, замуровал.
- Дьявол, что же делать?
Изнутри видно, как на просвет, и я просёк подделку - не Мирный Обыватель, а чужак говорил со мной. И он же призвал СЮР. Я принялся бить в стену сознания и подсознания, кричать:
- Нет, не на того напали!
Однако слова ничего не значат, когда за ними нет результата. Мои усилия оказались тщетными, а западня - прочной. Тогда я принялся вслушиваться, в говорок СЮРа. Тот описывал мщение. Многие нюансы выглядели спорно, однако вспомнить истинные мне не удалось. Полный блок! Чужак ловко обманул нас. Ладно, Мирному Обывателю простительно, но я, стреляный воробей, как я мог попасть впросак?
Разрушить ментальную стену мне не удавалось по единственной причине - альтер эго о ней не подозревал! Нет, так дело не пойдёт! Я выберусь, через спинной мозг, но выйду из заточения!

*

  
Семёнов продремал с женой почти до ужина. Он сделал пробежку в сырой обуви и сыром костюме - всё равно дождь не прекращался. Вернувшись, отжал одежду, вывесил на спинке стула, вместе с Катиной. Жена сидела квёлая, читала дамский роман и зевала. Ближе к вечеру сон снова сморил её. Прямо у телевизора, посреди фильма.
Заметив, что любимая спит, Семенов тихонько собрался, вышел из комнаты и осторожно прикрыл дверь, чтобы не хлопнула, упаси боже! Отсутствовал он не более часа, но вернулся очень довольный.
Постоял над спящей женой, прикрыл её покрывалом и сел к столу. Предстояло дописать еще один эпизод своего рассказа. Последний. Только что Рэвенж вернулся. Ненадолго. Киллер торопился, сообщил, что возникли непредвиденные трудности, объяснил, что детали мщений рассказывать не станет.
Мирный Обыватель не стал настаивать. Тем более, американец обещал завтра полностью исчезнуть из головы. Значит, сумасшествие не наступит. Обрадованные сообщники согласовали, как Рэвенж должен донести сам на себя. С помощью русского, разумеется.
В толстую тетрадь легли строки очередной главы.

*

  
Я возник, потянул Мирного Обывателя за рукав:
- Привет. Зачем ты меня выгнал?
- Чего несёшь-то? Ты сам ушёл.
Пришлось объяснить, как нас обдурили. Он потребовал узнать - кто? Пообещав, что разберусь, и тогда уже поговорим о противодействии чужаку, я перешёл к насущному делу:
- Закон требует донести о преступлении. Надо быть честным, - и повёл Обывателя в милицию.
- Но как?
- Заявлю я, а ты предъяви документы. Паспорт с тобой?
Дежурный по горотделу вытаращил глаза на посетителя, прочитав заявление Рэвенжа. Попытался понять, задал вопросы, совсем запутался:
- Так зачем пришли, если вы не он?
- Заявить о двойном убийстве. Нет, не явка с повинной, - сказал ему всю правду Мирный Обыватель
По итогу переговоров помощник дежурного проводил доносчика к выходу и поблагодарил. Голову на отсечение можно не давать - заявление порвали, едва дверь за придурком закрылась.
Затем альтер эго протянул мне ладонь. Не Мирный Обыватель - Семёнов. Тот разительно изменился за время нашего знакомства. Такого не напугаешь окриком или выстрелом в воздух. Такой не побежит в толпе громить Смольный, нет. Это лидер, вожак, а не баран для вышибания ворот. Из него полностью исчезла суета.
- Прощай, Мститель. Навсегда.
- Спасибо, что хоть ненадолго воскресил. Мне нравится настоящая жизнь, а что такое герой бестселлера? Месяц, ну два, меня помнят, а потом - небытие.
Семёнов молчит, думает. Возможно, о чём и я?
- Когда последний читатель закроет последнюю страницу - книжные герои гибнут бесследно. Конечно, есть вечные, вроде Ромео с подружкой, испанского Кихота, Безухова, но большинство из нас короткоживущие искорки. Даже не звезды...
Странно, но прежнего единения у нас не возникает. Наверное, исчез дефект сознания, и мне некуда входить.
Бывший Мирный Обыватель, новый Семёнов широко улыбнулся:
- Я попробую продлить твою жизнь, Мститель.
Настала моя очередь задуматься. Я видел рассказ о себе, толстенную тетрадь, заполненную убористым почерком. Почти повесть. Вполне достаточно, если русский перечитает её хоть раз в неделю. Но если тетрадку опубликовать! В России мне обеспечена долгая жизнь, здесь народ очень читающий, книги на помойку не выбрасывают. Однако в таланте Семенова я сильно сомневался, что и сказал ему. Честно, как принято между нами. Он урезонил меня:
- Не твои заботы. Прощай.
И я снова исчез. Он изгнал меня сам, без СЮРа. Решительно. Одним словом. Возможно, навсегда.

*

Боль.
  
Назавтра Семёнов понял, что даже урезанную культурную программу им реализовать не удастся. Проснувшись, Геннадий Петрович обнаружил, что чудо свершилось полностью. Супруги немедленно проверили его мужскую силу. Забытая острота близости оказалась нестерпимой, всё закончилось почти мгновенно, породив огорчение, которое тут же растаяло.
- Ох, как же мы наскучались! - вымолвила Катя спустя полчаса, когда они повторили попытку с гораздо большим успехом.
Так начались "медовые дни". У них не было сил оторваться друг от друга хоть на миг. Чтобы не терять времени, даже не одевались, ходили голышом, мгновенно проникаясь взаимным желанием в самых неожиданных местах гостиничного номера. Частота и сила влечения поражала Геннадия - она не зависела от усталости, от времени суток, ни от чего. Он постоянно ощущал себя способным и радовался готовности Кати откликнуться на зов плоти.
Естественно, никуда они не пошли. Семенов писал в тетради с таким усердием, что дошел уже до половины. А остальное время они посвящали друг другу. Какие музеи? Даже в ресторан спускаться не хотелось. Слава богу, заказать завтрак, обед и ужин в номер по телефону - проще простого. Разносчики, приветливо улыбаясь, деликатно не обращали внимания на одеяния гостей, но слух о сексуально разнузданной паре гулял по гостинице.
Об этом высказалась пожилая горничная, недовольно посматривая на детали мужского пристроя, обрисованные тугой тканью простыни:
- Совсем совесть потеряли, охальники... Распустились, чистую порнографию развели... Набрось чего-нибудь, а то я номер убирать не буду!
Семенов извинился, отыскал махровый халат, прикрылся, сел спиной к ворчунье, уставился в телевизор. Катерина, давясь от смеха, ушла в душ. Там, нежась в приятных струях воды, переждала строгую горничную. Убедившись, что дверь закрыта, напала на мужа сзади. Завалив Геннадия в постель, быстро добилась желаемого результата. Потом уже, приводя дыхание в норму после интенсивной нагрузки, спросила любимого:
- Как с совестью? Не стыдно? Довел одну женщину до полного упадка сил, а во второй возбудил негодование! Половой разбойник!
- Я? В ком это негодование разбудил? В этой старушке? Брось, она просто не знала, как зло сорвать...
- Ошибаетесь, милейший! Дама обратила внимание на столь дерзко выдающуюся деталь вашего организма не потому, что зло сорвать хотела. Ей стало завидно...
- Завидно?
- Конечно! Такая прелестная вещица, таких внушительных габаритов, и не в ее распоряжении...
- Ой, оставь! Какие габариты? Вполне нормальные, средние размеры, - Семенов прикрыл ладошкой имущество, к которому потянулись жадные руки Кати.
- Он у тебя вырос, ты знаешь? За неделю существенно увеличился, - констатировала любимая женщина, сметая препятствие в сторону, - и не спорь, я это чувствую на себе, точнее, в себе! Психофизиология великая вещь, дорогой мой. Орган растет в упражнении!
И нежно погладила хорошо изученный объект.

Глава двадцать восьмая

(56-й день)
Дело мстящих амазонок.
  
   Теперь-то Долгов приехал в Закопанск, вооружившись поддержкой областного начальства, да еще и Тинаев расстарался, лично переговорил с городским прокурором.
   Оперативников обещали дать местных, но Ивана Терентьевича на вокзале снова встретил рыбоглазый следователь, который вел дело по изнасилованию:
   - Вы отдохнете, или сразу делами займемся?
   - Делами, - ответствовал Раритет, и они помчались.
   В квартире жены подозреваемого долго стояла тишина, затем девичий голос спросил:
   - Кто там?
   - Милиция, откройте, пожалуйста!
   - А удостоверение покажите, - потребовал голос.
   Поднеся книжечку к дверному глазку, лейтенант завоевал доверие - дверь лязгнула несколько раз, приоткрылась на длину цепочки. Молодая девушка в домашнем халате осмотрела милиционера, Долгова, потребовала удостоверения еще раз, внимательно прочитала их.
   - Я вас слушаю.
   - Может, впустите? Неудобно говорить на лестничной площадке, тема слишком деликатная.
   Девушка усмехнулась, но дверь прикрыла, скидывая цепочку. Затем отворила, пропуская внутрь. Посторонилась, закрыла все замки, набросила цепочку. Повернулась к посетителям, разглядывая пристально. В прихожей был непривычно яркий свет. И в комнате свет сиял в полную силу. Зато шторы задернуты.
   "Странно", - отметил этот факт Раритет, проходя к столу и выпрастывая диктофон из портфеля:
   - Мне хотелось бы ещё раз поговорить с вами, Нина Геннадьевна, о неприятных событиях трехмесячной давности...
   - Я уже сто раз всё рассказала. Вот ему, - неприязненный взгляд сопроводил нацеленный на лейтенанта палец, - у него и спрашивайте, а мне нечего добавить. Упал, потерял сознание, закрытый перелом, гипс и всё!
   Цитата приведена к месту, высказана ядовито, хоть аплодируй! Долгов опять почувствовал неприязнь ко всей местной милиции, сумевшей восстановить против себя эту миловидную девчушку. Но протоколы допросов, проведенных лейтенантом, давно прочитаны, изучены не на один раз.
   Там есть невыясненные места, и ответы знает только Нина Геннадьевна Семенова. Потому-то Иван Терентьевич терпеливо повторил свою просьбу, чуть усилив нажим на гражданский долг, дескать, сможем на основе ваших показаний предотвратить другие преступления. Реакция была неожиданной:
   - Я вас, конечно, не знаю, но тоже не хочу верить! Папа нашел этих гадов, выследил, сделал фотографии, даже адреса нашел, а он, - презрительный взгляд опалил лейтенанта, - высмеял его! Вот когда их поймаете, я приду на суд, я их опознаю, пусть ценой своего позора, а сейчас мне нечего сказать!
   - Так вы же не видели фотографии? - Раритет обрадовался.
   Разговор пошел, надо только раскатить его, дать инерцию! Сколько раз он отрабатывал этот прием, сколько раз! Пусть человек ругается, пусть кричит, пусть негодует, лишь бы не молчал. Раскрутить молчуна в тысячи раз сложнее, вот и прыгаешь вокруг него, как обезьяна возле клетки с бананом, пока не отыщешь подход. Нина Геннадьевна попалась на провокацию:
   - Как это не видела! Папа сначала мне и показал! Конечно, у меня сразу шок был, когда я длинного узнала! Его морду никогда не забуду, он первый был, он и порвал мое платье, гад, слюнявый гоблин! Он меня по лицу бил, кричал, чтобы я двигалась... Гад, гад, сволочь!
   Девочка всхлипнула, голос сорвался, она заплакала. Иван Терентьевич задавил жалость в зародыше и опрашивал дальше:
   - Как он называл остальных, когда окликал? Гоблин, сказали?
   - Одного - Чахлик, а второго никак. А гоблин, это я так...
   - Чахлик, это который?
   - Маленький, он Федю пинал по голове. А толстый - Толстый и звался.
   "Чахлик Невмеручий, - Долгов не сомневался, что это еще одно прозвище Семена Серого, - украинская версия Кащея Бессмертного. Да, подходит именно ему... Дойчев постоянно придумывал клички... А толстый, конечно, Борис Могильных..."
   Отвечая, Нина успокоилась, просушила слезы уголком скатерти и уже с готовностью беседовала с Раритетом. Закончив допрос, Иван Терентьевич дал Нине подписаться, упрятал листы в портфель и начал прихлебывать чай. Лейтенант тоже получил он Нины бокал, но конфеты попали только к Долгову:
   - Вам сладкое полезно, вы умный, а ему не положено!
   - Ну, вы зря так сурово судите...
   - Ничего не зря! Папа фоторобот просил сделать, так он его высмеял. Вы видели, как папа этого, первого, нарисовал?
   - Видел. Настоящий художник. Он не говорил, встречался с этим, с первым? Не помню, как зовут, - слукавил Раритет.
   Следователю положено хитрить, не спрашивать же напрямую! Даже такая открытая и наивная девчушка, как эта Нина, мгновенно заподозрит неладное и закроется, ляпни он - твой папашка не убивал ли Дойчева? А вот примитивный, но деликатный подходец сработал замечательно:
   - Поймал бы - задушил! Вы папу не знаете, он хоть и добрый, но за меня или за Катю любого порвет, - убежденно и горячо высказалась дочь, бросив тем самым на чашу подозрения дополнительный грузик.
   Глаза Нины Семеновой в этот момент блестнули, она распрямилась, преисполненная веры в отца и явно гордясь им. Это потенциальным-то убийцей? Слово в слово повторила сказанное рыбоглазому милиционеру. Раритет снова ощутил, как прочна внутрисемейная связь, которую им с Наташей никогда не иметь - нет у них детей. Ему стало не по себе. Чтобы не разрушить контакт неловким словом, он сменил тему:
   - Где, кстати, Геннадий Петрович? Мне бы тоже поговорить с ним...
   - Он с Катей уехал отдыхать. В Усолье. На две недели.
   - Катя? - Осторожно осведомился Долгов, проинформированный о текущем разводе Семенова. - Будущая жена... Так он не здесь живет?
   - Нет. У него своя квартира. Мы здесь с мамой.
   - А Катя? Как её полностью-то? Вам врач? И подруга? Вот как...
   Долгов знал, что получит нужные сведения, если лейтенант будет помалкивать. Но рыбоглазый придурок навострил уши, и уже раскрывал свой идиотский рот, чтобы разрушить установившийся контакт!
   - Лейтенант, сходили бы, купили мне аспирин в аптеке. Вот деньги, возьмите Байер растворимый, два стандарта. Я что-то приболел, а в гостинице его не найдешь...
   - Ой, я сейчас дам, - Нина заторопилась, вышла из комнаты, дав Ивану Терентьевичу время на шепотом высказанный приказ:
   - Лейтенант, уходите! Подождете меня в машине!
  

*

Трупы Семена Серого и Бориса Могильных находились в морге сельского района. Иван Терентьевич вошёл в секционный зал, который предстоавлял собой скверно побеленную низкую комнату с тремя столами. Судмедэксперт Элеонора Даниловна, довольно молодая женщина, подала белый халат Раритету, облачилась сама и нацепила сверху фартук из клеенки непонятного цвета. Долгов подошел к голове тощего и вспомнил: "Чахлик Невмеручий".
- Что будете смотреть, Шерлок?
- Вам, трупорезам, виднее. Показывайте, объясняйте, - мрачно ответствовал следователь, подходя ближе.
Раскрытый во всю длину, с откинутой частью грудной клетки, труп Серого выглядел экспонатом, вовсе не вызывая ассоциаций с тем злобным мужичонкой, который не испугался лейтенанта Орлова. Выпросив чистую перчатку, Раритет тронул половые органы трупа, жалким синеватым узелком провалившиеся между худыми, жилистыми ножонками.
- Да всё цело! У него череп пробит, круглая дырка слева на теменной кости. Глубокая, осколки вошли в мозг. А потом таким же инструментом разбили голову второму! Гляньте, какой интересный след, - Элеонора Даниловна сунула в лицо Долгову спиленную крышку черепной коробки.
Напрасный труд! Раритет даже не отшатнулся. Как ни странно, трупы его не пугали, а вот травмы живых людей - надолго выбивали из колеи.
- Ну, как его убили?
- Полусфера этакая. В моей практике было, подшипник на подъемном кране рассыпался, кабину насквозь и шоферу неслабо прилетело, но здесь ржавчина видна, вот... Насчет как - это вы про механизм повреждения? Шарик? Раскрутить пращой, тогда он прилетел бы прямо, а удар нанесен сверху... Пусть праща. Волос первого в той ране нет. Их убили разными шариками...
- И это всё, что вы можете сказать?
Эксперт оскорбилась, швырнула на стол свою писанину и выставила Долгова из морга. На обратном пути Раритет прочел заключение полностью и раскаялся в своем поведении. Элеонора Даниловна написала грамотно, ответила на все мыслимые вопросы, хотя местный милиционер их даже сформулировать не удосужился - в районах кадров не было вовсе, на убийства выезжали чуть ли не участковые.

*

  
В своем кабинете Иван Терентьевич внимательно прочитал материалы осмотра места двойного убийства. Эти убийства совсем не походили на первое. Трупы лежали возле палатки, голова к голове. Земля была чуть взрыхлена там, где конечности жертв касались ее. Других следов не нашли. Как и орудие убийства.
- Мистика! Прилетел Бэтмен с молотком, проломил двум мужикам головы и упорхнул. Или прошёл ржавый град, убил бедолаг и растаял, - Раритету хотелось завыть, по-волчьи.
Безнадёга, полная. Что с того, что районники передали дело ему? Если бы с самого начала... А сейчас - поздно, никаких следов не найдёшь! Вполне возможно, они были, но прошедший ливень и другие рыбаки уничтожили всё. Следов грабежа не нашли, машины и лодка стояли на местах. Исчезли сети, ружья, инструмент, запаска, чехлы с сидений и документы с деньгами, естественно.
В милицию заявили рыбаки, якобы зашедшие в это место совершенно случайно, чтобы отловить сбежавшую собаку, когда уже собирались домой. Скорей всего они и украли то, что лежало близко. Их допросили и обыскали. Конечно, ничего не нашли! Не полные же идиоты эти рыбаки - украденное спрятали или передали кому-нибудь.
Убийство произошло около трех часов ночи с субботы на воскресенье. Озеро Долгое, оно же Длинное - совсем рядом с Усольем.
Надо ехать туда! Семёнов вполне мог задумать и осуществить акцию возмездия. Рыбаки слышали, как на шоссе останавливалась машина. Следы на обочине размыл дождь. Но в салоне точно будут следы, да и на брызговиках озерная грязь осталась. Схватить убийцу, пока тепленький, пока ничего не ожидает! Расколется, сломается, как пить дать - сломается!
Долгов помчался к начальнику предварительного следствия домой. Куй железо, пока горячо! А он чуял, чуял, словно собака верховым чутьем, когда подходит близко к зверю - горячо! Горячо, господа хорошие!
- Всё, брать его надо, членореза! Он в Усолье, там я его и дожму!!
- Ночь на дворе, не будить же судью, - парировал Ульянов. - Завтра с утрячка забежишь, Иван Терентьевич, получишь - и на поезд. Не хочешь? Тогда выписывай сам, временное. Завтра получу судебное подтверждение. Надеюсь, что получу, - уточнил начальник.
Он рисковать не собирался. Хочет Долгов неприятностей, пусть сам их огребает. Оба прекрасно понимали, что ждет следователя, если судья откажется подтвердить его временное постановление о задержании подозреваемого, да еще на территории соседней области.

*

  
   Стук в дверь показался Кате непривычно громким. Обслуга заявляет о себе гораздо деликатнее, хотя по времени должен подоспеть заказанный обед. Впереди ресторанного парнишки в номер вбежали три человека с озабоченными, ищущими лицами:
   - Где Семенов?
   - Душ принимает, - испугалась Катя.
   Троица бросилась к ванной комнате:
   - Семенов, выходите!
   - Минутку, - и шум воды стих.
   Один остался у ванной ожидать, двое разбежались по номеру, жадно оглядываясь вокруг. Катерине ситуация не понравилась, голос зазвенел:
   - Никто не хочет мне объяснить, что происходит?
   - У нас постановление на арест Семенова и обыск помещения, - торжественно высказался самый возрастной, высокий мужчина с солидным, заслуженным портфелем рыжего оттенка. - Я Долгов Иван Терентьевич, следователь прокуратуры города Энска.
   - Екатерина Дмитриевна Мадерова, невеста Геннадия Петровича Семенова. Паспорт предъявлять?
   Долгов усмехнулся, опуская портфель на стул:
   - Вы с обедом определитесь, человек ждет. А потом разговоры разговаривать станем.
   Заплатив парнишке, умирающему от любопытства, Катя потребовала от штатских, шныряющих по номеру:
   - Сядьте! Дома так будете разгуливать!
   - Вы на каком основании распоряжаетесь в чужом номере? - ехидно осведомился следователь. - По данным регистрации, в этом номере должна быть Нина Семенова, - подпустил яду в голос Иван Терентьевич.
   Катя помнила, как Гена брал двухместный номер, чтобы избежать лишних вопросов, но кого волнуют такие пустяки, как неверное оформление?
   - Мы перепутали паспорта, - без тени сомнения отбрила она следователя, - и что такого? Не возвращаться же домой!
   Тут появилось главное, но еще бездействующее лицо - Геннадий Петрович. Бросив взгляд на гостей и Катю, он улыбнулся:
   - Ну, поверили? А то отказались заявление принять.
   - Что? - синхронно спросили Катя и Долгов.
   - Рэвенж убил двух человек, просил его арестовать, но меня выставили...
   - Что ты наделал! - вскрикнула Катя и прижала руки во рту.
   В её округлившихся глазах появились слёзы, она всхлипнула.

*

    Новость заметно ошеломила подругу Семёнова, но не Долгова. О, следователь сразу оценил широкие плечи, отлично обрисованные белой махровой тканью халата - да, этот мог тащить Дойчева, и не сто метров, а много больше!
   "Такому гераклу убить - раз плюнуть", - понял Раритет, и приступил к формальностям, чтобы не откладывать допрос:
   - Я Долгов, следователь. Вот постановления на арест и обыск этого номера.
   Семенов изучил постановления и проверил удостоверения, отметив по ходу:
   - МорОзец ваш всего лишь стажёр...
   - Я МорозЕц, - обиделся тот.
   - Чего это вы, Геннадий Петрович, тщательно документы проверяете. Есть, что скрывать? - Долгов изобразил проницательный прищур.
   - У меня в номере большие суммы наличных денег. Не хочу, чтобы преступные элементы под видом работников правоохранительных органов воспользовались моей халатностью и похитили их, - голос Семенова ровен, спокоен, и никаких признаков игры вазомоторов, - и, кстати, с каких пор ордер на арест выдает следователь?
   "Крепкий орешек", - оценил Раритет, переходя ко второму этапу тщательно продуманного действа:
   - Имею право. Капитан, понятых - и приступайте к обыску. Екатерина Дмитриевна, вы не оставите нас наедине?
   - Не оставлю.
   - Я бы настаивал...
   - А я бы не соглашалась, - в тон ответила Катя, пришедшая в себя.
   Она обхватила могучую руку друга, прижалась к нему и всем видом показывала, что не отпустит, не оторвётся от него ни на мгновение.
   - Зря вы, товарищ следователь, все равно не переспорите, - улыбнулся Семенов.
   - Для вас - гражданин! В таком случае я допрошу вас в отделении милиции, без присутствия вашей подруги, - вспылил Долгов.
   - Она мне не подруга, а жена, - возмутился Геннадий Петрович, и Долгов понял - запугать этого человека не удалось.
   Конечно, допрос в присутствии жены подозреваемого не лез ни в какие рамки, но ковать железо надо (Ах, какая точная поговорка! И от повторения не тускнеет!), пока оно горячее. А увозить Семенова сейчас, пока здесь идёт обыск - глупо. Еще глупее - отложить допрос, дать тому время успокоиться, обдумать ответы! Раритет это понимал гораздо лучше подозреваемого, потому и согласился:
   - Хорошо, пусть присутствует, но молча.
   - Кто бы спорил, - накрыл Семенов ладонью руку Кати, - спрашивайте.

*

   - Кто такой Рэвенж и кого он убил? Когда и где? Как вы узнали об этом? Почему вы подавали заявление от его имени?
   Иван Терентьевич записывал, свирепея от непонимания. Подозреваемый издевался, нёс чушь, годную для дамских романов. В его изложении фигурировал персонаж с вызывающей кличкой. Для Долгова, в оригинале прочитавшего Дойля, английское слово "месть" в качестве имени - звучало, как насмешка. Но подозреваемый без зазрения совести плёл словесные кружева:
   - Американец покарал преступников. Ваша милиция отказалась, вот Рэвенж и убил негодяев. Он не скован предрассудками, - убежденно пояснял Семенов.
   - На чем и куда вы ездили в день убийства тех двоих?
   - На озеро Долгое. Или Длинное, кто его знает? Их несколько, где они рыбачить любили... Да неважно. Это СЮР, понимаете? Рэвенж сел на поезд, что шел в их сторону, а потом сошел, когда надо.
   - Откуда вы знаете подробности убийства?
   - Рэвенж. Ночью гуляю по парку в Оклахома-сити, а он рассказывает...
   Иван Терентьевич убеждался с каждым словом - перед ним актер, играющий сумасшедшего:
   "Зря на киллера валишь! Мы тебя, голубчик, вычислим. Персонал не слепой, видели, когда уходил, когда приходил..."
   - Так всё-таки, кто убийца? Рэвенж? Не вы?
   - Уважаемый господин следователь! При чём здесь личность убийцы? Важна его функция! Вы по интернету не гуляете? Напрасно! Есть сайт Законник, точка, ру. Я там постоянный участник форума. Прочитайте, почему растет преступность в России, это моя тема. Так вот там, по результатам опроса - девяносто процентов согласны, что ждать наказания преступников силами государства нельзя. Ждать, значит, поощрять преступность. Безнаказанность развращает, дорогой мой господин следователь!
   - Я вам не дорогой господин, - вспылил Раритет. - И перестаньте ерничать, нет у вас права присваивать функцию наказания!
   И уже в уме продолжил: "В тюрьме, на параше сокамерников поучи! Успей я взять Дойчева с компанией - они бы сели. А так - ты. На червонец!"
   Вернулся Тимофеев:
   - Было заявление, Иван Терентьевич, дежурный по горотделу помнит, но записи в журнале регистрации нет, не приняли... Оно, - капитан кивком показал на подозреваемого, - от имени иностранца по имени Брэнд...
   - Бред, а не Брэнд, - поправил Семенов, - из Оклахома-сити.
   - Когда ты его подал? - Катя заволновалась.
  
  

*

  
   Тот чмокнул жену, но ничего не пояснил. СЮР не велел отвлекаться от беседы со следователем. Долгов нравился Семёнову. В неправильном лице с кривым носом, как у старого француза Бельмондо, в седых бровях и крутых морщинах на высоком лбу - нигде не читалась ложь. Поэтому Мирный Обыватель принял предложенные правила игры, прочитал все удостоверения, оба постановления, и подписи на каждом.
   Милиционеры переворачивали номер вверх дном. Поскольку одной из понятых оказалась та, злая горничная, СЮР порекомендовал попросить её, мол, наведите потом в номере порядок. Семёнов удивился новой способности холодного безвременья, поселившегося в его голове, где недавно весело и больно стучал дятел, но вежливо попросил.
   - В тюрьме будешь распоряжаться! Это тебе, охальник, за разврат, - горничная с готовностью отвлеклась от наблюдения за бесплодной работой милиционеров, но вопрос Долгова оборвал страстную, обличающую речь разгневанной блюстительницы нравов.
   - Что за разврат?
   - Да они все время голыми по номеру шлындрали! В простыню обернутся и ходят! Эта, - кивок в сторону Катерины, - хоть в халат одевалась, а вот он, - толстый обличающий перст в Семенова, - так вовсе в простынке завязывался, чтобы его ... наружу выпирали! Бесстыдник! За всю неделю из номера ни разу не вышли! Прелюбодеянием они занимались, товарищ следователь!
   Продемонстрировав знание сложных слов, и верность традициям стукачества, горничная смолкла. Утомленные бесплодным обыском оперативники отпустили понятых, присели рядом с Долговым, и застали конец объяснения про Рэвенжа и СЮР:
   - ... другая реальность. Там время замерло, засохло. И пока часы не сползут вниз, не распрямят циферблаты - у меня в желудке холодок, как на качелях... Вот вы все сейчас в рдной реальности, а я ещё и в СЮРе. Поэтому успеваю везде...
   Долгов поморщился, вернул подозреваемого в нужную реальность:
   - Как давно знакомы с Дойчевым?
   - Вопрос сформулирован некорректно. Этот человек опознан моей дочерью, как один из насильников. Вы в курсе той истории? Да? Ну, представьте, неподалеку от дома Кати я встречаю этого типа! Погнался за ним, готов был убить...

*

    - Как это было? - встрепенулся Долгов.
   - Давно. Так вот, бегу я за ним, а решиться на убийство не могу. Вернулся к машине... И тут Рэвенж схватил молоток, а Дойчев выходит из дома. Рэвенж его по затылку, от всей души. И ножом мужские причиндалы отсек...
   В рассказе подозреваемого Иван Терентьевич увидел неувязки. Отсутствовал столб, куда привязана жертва. Семёнов на джипе вытаскивал свою "Газель"? За двести метров от места убийства?
   Раритету вспомнился зелёный квадратик бумажки, прилипший к центральному гребню колеи. Рисунок, на который он тогда не обратил внимания. Но вот же, на первой странице общей тетради, исписанной убористым почерком - такой же рисунок! Фигура мужчины и девочки, соединивших руки. А тот листочек бумаги, где Раритет отмечал движение глаз психоаналитика Иванова, ловя на лжи, был зеленым!
   Допустим, тут есть связь: пациент взял листок у врача, нарисовал на нём фигурки, а потерял на месте преступления. Как её доказать, если листочек не приобщён к делу? Значит, мимо.
   Раритета раздражал Семёнов:
   "Нарочно путает себя с наемным убийцей, нарочно! Под психа косит. Нож из кармана жертвы и молоток - враньё. Орудия убийства не хранят и не теряют, их уничтожают или прячут! Пластырь, чем рот Дойчеву залепил, вообще не признаёт, жену выгораживает..."
   - Екатерина Дмитриевна, пластырь ему вы дали?
   Семёнов не дал жене ответить:
   - Катя узнала про того типа, Дойчева, когда рассказ прочла. Она женщина, и способна на убийство ещё меньше, чем я. Вот Нина, да, та хотела убить их...
   - Кого их?
   - Нина? Всех. Но сделал это - Рэвенж.

*

   Долгов готов был закричать, но вынуждено скрывал гневные мысли:
   - Косит под дурака! Конечно, надеется на недоказуемость отлучки на место преступления. Расчёт понятен - своя машина дома. А как насчёт чужой?
   Сделав перерыв, Раритет отозвал оперативника в сторону:
   - Тимофеев, подсуетись. Семёнов врёт, до озера на поезде не добраться. Значит, угнал машину или мотоцикл! И гостиничных опроси, когда он выходил и возвращался.
   Капитан умчался. Местные оперативники выглядели пошустрее Орлова, и Раритет похвалил себя за правильное решение. Хорош бы он был "в Туле со своим самоваром"!
   Семёнов делал вид, что сотрудничает со следствием по полной программе - отвечал на все вопросы. Раритет тянул время, повторял вопросы и ждал результатов.
   Капитан Тимофеев пришел выжатый, как лимон. Увы, ни мотоциклы, ни машины за всю неделю не угонялись. Семенов выходил днем на процедуры, на вечерние и утренние пробежки, по сорок минут каждая. Вечером того дня его видели дежурный и уборщица. Утром дежурный и злой уборщик, которому пришлось вытирать пол за промокшим придурком.
   Раритет опешил: "С транспортом и два часа мало, а тут сорок минут! Бегал другой, а Семёнов убивал?"
   Капитан сочувственно сказал, глядя подозреваемого:
   - Иван Терентич, он точно шизик? Признательное заявление, почти явка с повинной - это ж крыша набекрень!
   - Пусть. Он знал об убийстве, если не сам убил. Видел, участвовал.
   - Тогда прессануть!
   Долгов возразил:
   - Нет. Наружное наблюдение обеспечишь? Вдруг выведет на киллера, - и подозвал подозреваемого.
   - Геннадий Петрович! Продолжайте лечение, отдыхайте, но никуда не уезжайте.
   - На пробежки можно?
   Раритет кивнул.
  

*

   От автора
  
   Кажется, дело Антона Дойчева выходит на финишную прямую, и не только оно. Конечно, понакручено поверх него много лишнего, некоторые нюансы требуют уточнения, но реальный подозреваемый вычислен! Осталось распутать хитросплетения, собрать факты в кучку и доказать, что убийца - Семёнов. Терпения у Раритета хватит, а вот времени - маловато. Процессуальные сроки, в условиях России? Они похожи на подростковое одеяло - коротки, как ни тяни.
  
  

Глава двадцать девятая

  
    Дело мстящих амазонок
  
   Оперативники молчали до самого горотдела. Долгов тоже. Признаваться себе в неудаче не хотелось. Потому он проигнорировал вопрос капитана:
   - Иван Терентич, а что вы думали найти при обыске в номере? Я так и не понял. Гостиница ведь, не квартира!
   "Я сам не знаю, что искали. Расчет был на психологическое давление, тот же обыск, арест, неожиданность, плач женщины... Мог признаться, высказать что-то впопыхах, задергаться, а дальше только раскручивай на признание!" - хотел ответить Долгов, но промолчал, крутя в руках единственную добычу, общую тетерадь.
   Утреннее воодушевление сменилось усталостью и апатией. Дело не шло. Впервые в своей практике Раритет столкнулся с ситуацией, вывернутой наизнанку:
   "Убийца дал показания, которые даже самооговором не назовешь! Бред!"
   Слежка за Дойчевым подтверждена фотографиями, видеозаписью, даже помятым рисунком. А убийство - ничем. И ведь Долгов везде отработал на совесть, не только в квартире Семёнова. Эксперты сравнили отпечатки всех сапог сорок третьего размера, найденных у рабочих его бригады, перетрясли весь инструмент, облазили "Газель" в поисках улик. Ничего! Ни веревки, ни ножа, ни перчаток, ни сапог, ни капли крови, ни-че-го!
   На месте убийства - тоже ничего. Мокрые пятна, в которых Долгов заподозрил плевки Семенова - оказались собачьей слюной. Надежда была на джип - хоть один отпечаток! Хоть волосок! Но, увы, от "Крузера" удалось отловить лишь двигатель с перебитыми номерами.
   Долгов готов был поверить в существование СЮРа, который ворожил Геннадию Петровичу. Ни улик, ни свидетелей. И не признание, а бред: убивает Дойчева, после этого отдает фотографии в милицию, с требованием немедленно арестовать негодяев! Психопат? Убил в состоянии аффекта, ничего не помня. Грохнул остальных, в мозгах выключатель щелкнул. Вспомнил и признался? Придумал, записал фантазии?
   Непривычная мысль пришла к Раритету тяжеловесно, мощно, словно крупная рыбина, поверх раздражения и неприязни к Семёнову:
   - Ненавижу интеллигентов! То ли дело воры и бандиты. Убивают просто, оставляют следы, как принято. Прячутся, пугаются, ошибаются, создают фальшивые алиби, ловятся на противоречиях, раскалываются - все, как у людей...
   Следователь раскрыл потрёпанную общую тетрадь, пролистнул страницу, где рисунок напоминал о проколе с зелёной бумажечкой. Дневник Рэвенжа Бреда. Надо же, какое имя! Мало, что английская месть, так еще и русский бред домешан:
   - Киллер? Придумать и списать мокруху на него - ловкий ход, однако для идеального убийства слишком заумно. Проколется господин художник на следственном эксперименте, выдаст себя, это к бабке не ходи... Да, эксперимент необходим! И психиатры, если что...
   Следователь поставил мысленную точку в рассуждениях, приступил к чтению рассказа, который начинался словами:
   "Первой появилась пустота безмыслия..."

*

    Боль
  
   Мирный Обыватель недоволен собой. Сверхреальность нагрянула внезапно, связала его по рукам и ногам, не дала рассказать всё, что наболело. А ведь следователю явно понравился рассказ о слежке за "кошмаром" и его дружками.
   Потом дело дошло до гонки с преследованием, которую тот же СЮР не давал закончить две недели. Она увенчалась успехом, когда появился Рэвенж. И сверхреальность называла следователю даты. Это неправильно, но как Мирному Обывателю ослушаться такой силищи? В отсутствие Рэвенжа оранжевая земля и растёкшиеся циферблаты внезапно взяли такую власть!
   С другой стороны, только сверхреальность позволила Мирному Обывателю выплеснуть эмоции, три месяца владевшие Семёновым. Жаль, что следователь Долгов не поверил, даже не захотел поверить и дослушать. Обиженный СЮР сразу свернулся в маленький клубок, точно под ложечкой, и пропитал тело холодом.
   Мирный Обыватель понял, что стал Семёновым, воспользовался свободой и быстро рассказал историю двух последних убийств. Следователь записал всё, но и тут не поверил виновности Рэвенжа, отказался арестовать.
   *
   Холодок из желудка исчезает, криво перегнувшийся по скале циферблат, так долго удерживаемый перед глазами - тает. Гулкая пустота, давно выдолбленная в голове неутомимым дятлом, заполняется нормальным шумом, обыденными мыслями, среди которых одна тревожит сильнее всего, и заставляет идти во вторую комнату. После ухода милиции и следователя сверхреальность исчезает, позволив Семёнову осознать, что случилось самое худшее:
   - Снова приперся СЮР, глупый и настырный. Значит, Катя ошиблась, и я схожу с ума по-настоящему...
   Любимая женщина сидит и курит очередную сигарету. Геннадий Петрович садится напротив.
   - Тебя оставили? Как это называется, подписка о невыезде?
   - Около того. Ты на меня сердишься?
   - А ты как думаешь, тихушник? Попёрся в ментовку! Сдаваться он решил! А я? А обо мне ты подумал? Да ты...
   Замечательные глаза делаются такими прозрачными, что в них не удерживается слезинка и выкатывается наружу. Это никак нельзя оставить без последствий, и Семёнов хватает жену в охапку, начинает целовать. Катя вырывается, но где слабой женщине совладать с мужиком! Ее уносят на постель, сдирают халат, и ...
   Геннадий Петрович не спешит, бережно собирает слезинки в уголках любимых глаз, обстоятельно стирает лаской допущенные им промахи и нанесенные ей обиды. Уже по силе и длительности совместного блаженства понятно, как много пережито ими сегодня. Семёнов целует ладошку:
   - Я тебя люблю!
   - Приятно, когда тебя берет любимый мужчина... Кажется, я понимаю мазохистов!
   Оба хохочут, наслаждаясь счастьем уединения. Потом ужинают обедом, который так и простоял на столе нетронутым. Семёнов надевает костюм для пробежек, завязывает шнурки кроссовок, целует жену в щеку.
   - Зачем ты пошел в милицию признаваться?
   - Не я, Рэвенж. Дошел со мной до горотдела, поскандалил с дежурным и написал заявление от своего имени. А потом он меня бросил в отделении, сбежал, негодяй, забрав все воспоминания.
   Катя качает головой. В глазах мужа нет огонька безумия, но слова и поведение... Она упустила нечто важное?
   - Ладно, пойду, пробегусь!
   И Семёнов спускается по лестнице, в холле машет рукой дежурному. Ему, крепкому сибиряку, бывшему Мирному Обывателю, осталось совсем немного - забыть о свершенных не им преступлениях. А потому - прочь со знакомого маршрута вдоль депо, где все напоминает о подготовке к мести!

*

    (57-й день следствия)
    Дело мстящих амазонок
  
   Последний эпизод, с явкой в милицию, убедил следователя в виновности Семёнова. Тот был, как минимум, соучастником, если не организатором убийств. Детально описать героя, не видя его? Невозможно. Подготовка к убийству, путь на место преступления, само описание убийства - всё выглядело логично, связно и убедительно. Следственный эксперимент напрашивался.
   Но рукопись поразила Раритета картиной эмоциональных бурь, терзавших убийцу. В целом суховатый, даже скупой слог автора внезапно становился сочным, образным. В нем появлялись слова, давным-давно не используемые современной литературой и, тем более, в быту.
   Архаизмы, типичные для Гоголя или Батюшкова, но никак не писателя двадцать первого века, проникали под толстую шкуру Долгова, специалиста по убийствам. Он временами сочувствовал герою, но вспоминал, чье творение лежит перед ним, и снова черствел.
   Прокурор Тинаев выслушал друга по телефону, согласился обсудить вопрос в личной встрече. Назавтра следователь Долгов вернулся из Усолья, подал рапорт Ульянову, начальнику следственного отделения, и тот продлил процессуальный срок по делу "Мстящих амазонок".
   - На месяц, как положено. Попробуй не успеть!

*

    Вечером в кабинете прокурора старые приятели открыли бутылку "Пшеничной":
   - Леша, я добью дело. Ты получишь убийцу на блюдечке с голубой каёмочкой.
   Выпили за это. Потолковали о других делах. Повозмущались кретинизмом власть предержащих, обругали очередную реформу следствия, выпили еще.
   - За талантливый и въедливых следаков, которые умеют работать!
   После третьей обсудили вариант следственного эксперимента и сформулировали устную задачу психиатрам. Тинаев пожаловался, как его заморочил долбаный переконтроль. Поклялся, что раз он сам следачил, то никакие реформы не разрушат его дружбы с Иваном, хотя реальное месилово между Следственным Комитетом и Прокуратурой уже началось. Поржали над Долговской версией аббревиатуры СО СУ СК. Допили последнее.
   Неформальная оперативка закончилась поздно, уже в темноте. Подходя к дверям квартиры, Долгов печально вздохнул. Наташка пялится на свои сериалы, но ради него оторвется, начнет пилить... А так хотелось получить поддержку еще от кого-нибудь близкого, не только от профессионалов. Да, они с Лешей и с Валеркой - связанные одной цепью, да.
   Но у других мужиков семья - типа, крепостная стена и опора, а у него? Зыбучий песок, опилки... Эх! Вот если бы Наташа вела себя, как подружка Семёнова - как её? Катерина Мадерова? - то он, Долгов, был бы счастлив и спешил бы домой, а не выпивал с Лёшкой.
   - Или это я виноват, что семья рыхлая? Говорят же, что ребенок - третья точка опоры? Эй, Раритет, опомнись, зачем тебе такие мысли?
  
  

Глава тридцатая

  
    (60-й день)
    Дело мстящих амазонок
  
   Долгов держался позади оператора, который фиксировал ход следственного эксперимента, забегая с разных сторон. Семенов уверенно шел к железнодорожной станции. Они уже основательно устали, повторяя маршрут ежедневной пробежки Геннадия Петровича, что только укрепляло мнение о ненормальности убийцы. Какой дурак будет дважды в день, утром и вечером, наматывать ногами по шесть километров? Долгов случайно запомнил, как самый знаменитый американский придурок Билл Клинтон хвастал, что бегает шесть километров, не меньше, но каждую неделю, а не день! А этот?
   Сейчас разговор шел о нескольких провисших шнурках неопределенного цвета, протянутых от сарая до нового столба, смердящего свежей пропиткой. Бывшие в длительном употреблении шпалы, составляющие основу сарая, креозотом не воняли, но гадкий цвет лежалого собачьего дерьма сохранили и даже усилили.
   Дерьмо собачье вспомнилось не напрасно. Крупная псина дворовой внешности остервенело гавкала и бросалась на всех, кроме Семенова. Особенно неистово кобель облаивал Тимофеева, облаченного в милицейскую форму.
   Из дверей сарайки выглянуло нечто страшное, возможно - женского полу:
   - А чё здеся делаете? - и продемонстрировало остатки зубов вместо улыбки.
   - Работаем, - капитан со стажером заинтересовались, вошли внутрь, впихнув страшилище в его обиталище.
   - Рэвенж переоделся, свою одежду повесил, а потом увидел поезд, товарняк. Догнал, запрыгнул и поехал...
   - Вы знали, куда следует товарный поезд? - Долгов старался быть максимально корректным, но раздражение прорывалось, становясь заметным, на что немедленно обратил внимание подследственный.
   - Иван Терентьевич, не я, а киллер. Вы думаете, это легко - вспоминать детали убийства? Вам хорошо, вы никогда никого не хотели убить! Это лишь сначала приятно - отомстить...
   - Ни хрена она не подтвердила, - капитан Тимофеев вынырнул из сарайки вместе с Морозецом, но без страшного существа. - Прачка в депо, стирает спецуру. Одежда - не номерная, хозяин сам метит краской, а чаще хлоркой, инициалы или фамилию. На пропажу никто не жаловался...
   Прачка высунулась:
   - Шарик, цыть! Паскуда, цыть, говорю! Ну, всё, щас захлестну! А, бздишь камня, паразит... Он на чужих брешет так, а в форме - вообще не любит. У меня никто одёжу не скрадет, даже ночью. Шарик порвет, он тока своих пускает...
   Тимофеев проворчал, глядя, как притихший Шарик дружески обнюхал Семенова:
   - Тогда этот ему - свой.
   Морозец удивился:
   - А почему - ночью?
   - Дык, у них смена в пять, мне чё, просыпаться для них? Сами взяли, не велики баре! А Шарик - не, он своих знает, не тронет. Даже не бреханет...
   - Ты ему тоже свой, - указал Долгов отвлекшемуся капитану.
   - Ах ты, тварь! - Шуганул наглого пса Тимофеев, стряхивая влажную метку с сапога.
   Шарик отпрыгнул, увернулся от камня, брошенного с опозданием, зато с большой силой. Семенов переждал суматоху и высказался с чувством:
   - СЮР не ошибается, надо только не дергаться и не выделываться, как муха на стекле. Итак, Рэвенж повесил свою одежду сюда и прыгнул на подножку платформы...

*

   Мотодрезина, судя по прочности и остаткам роскошной отделки - еще царских времен, бодро пересчитывала стыки, приближаясь к озеру Долгому, сиречь, Длинному. Геннадий Петрович стоял у окна, готовясь дать сигнал к остановке, продолжал вспоминать:
   - ... платформа с металлоломом, и катается фигня по полу, вроде, шарики от большого подшипника...
   Раритет встрепенулся. Экспертиза однозначно показала, что на черепах убитых были круглые следы от удара круглым и ржавым предметом с вдавлением и раздроблением кости, да!
   - Сколько штук вы взяли?
   - Два. Куда мне больше?
   Привычный гул мотора с перестуками достойно заполнял тягостную тишину целых несколько минут, чуть ли не три. Нарушил её опять же Семёнов:
   - Вот, сейчас будет поворот, там поезд замедлил ход, он спрыгнул.
   Долгов крикнул машинисту:
   - Остановимся?
   - Только стоять я не могу, за мной состав. Я до узловой, оттуда вернусь. Это минут семь возьмёт...
   Тем временем Семёнов распахнул дверь, спрыгнул на ходу, побежал под откос. Там плюхнулся в озеро и пошёл на тот берег, погрузившись по шею. Оператор с удивлением заснял форсирование водной преграды.
   - Куда? Да твою же мать! - совершенно по-бабьи всплеснул Раритет руками, огорченно сообразив - "оскоромился", не сдержался!
   - Вот так он перешел, - донесся голос Семенова, ступившего на противоположный, пологий бережок.
   - Я лодку поищу, - сообразительный Морозец помчался вдоль насыпи.
   Тимофеев оптимизма не питал, угрюмо посасывал сигарету, мерзко дымившую в сторону Долгова.
   - Ты что за дерьмо куришь, капитан?
   - Хотите? Шахтерские, навроде Примы, - протянул следователю пачку глупый мент, не отводя взгляда от подозреваемого, топтавшегося в ожидании на том берегу. - Не могу я их Ноблес, хоть и говорят, что они самые крепкие...
   - Стань с подветру, - вразумил его Раритет.
   Оператор с тоской отследил превращение стажера Морозеца из бравого бегуна в унылого пешехода и сделал правильный вывод:
   - Ну что, раздеваемся?
   - А оно на сколько тянется? - отбивался от купания Тимофеев, послушно отошедший со следующим дымогенератором из отвергнутой пачки.
   - Длинное и есть, - сдаваясь обстоятельствам, Раритет расстегнул рубашку, расстелил брюки, скатал все вместе, связал туфли шнурками и ступил в воду.
   Оператор разделся донага, увязал барахлишко в рубашку. Когда его белая задница погрузилась в озеро, узелок крепко мостился на макушке, поддерживаемый двумя руками. Шустрый Морозец рассек гладь молодым лосем и начал одеваться, когда из неразведанного поворота выплыла "резинка" с рыбаком. Тимофеев реализовал свой шанс, торжественно сойдя на берег сухим.
   - Ещё на бутылку хочешь? - простимулировал он рыбака.
   - Ну, если скоро назад, то жду, - кивнул прельщенный дедок.

*

   Семёнов вел команду метров пятьдесят, ворча:
   - ... он палатку увидел, залез на дерево. Дождался первого, и сверху ударил. Потом второго тюкнул. Поискал у них нож, не нашел. Я не настаивал... Главное сделано, Нине уже не страшно...
   Оператор шел следом, снимая спину Геннадия Петровича и записывая монолог. Долгов держался рядом, соблюдая правила игры. Прогалина кончилась, начались кусты забоки - мелкий тальник, вперемежку с какими-то неизвестными приземистыми и корявыми деревьями.
   Снова мелькнула полянка с квадратным пятном прелой травы, указывающим на недавнее место палатки. Там стоял следователь из района, который начинал это дело:
   - Привет. Ну что, колется?
   Раритет поздоровался, попросил коротенько показать, что и где. Пока районный водил пальцем по округе, остальные ждали. Только подозреваемый не унимался:
   - Кажется, тут.
   Семенов долго громоздился на пологий ствол дерева, ощутимо прогнувшийся под его тяжестью. На вопрос следователя показать и пояснить перед камерой кивнул согласно и понёс ахинею, которая никак не вязалась с истинной картиной убийства.
   Но Раритет не сдавался:
   - Как вы наносили удар? Откуда шел первый, покажите. Где и как стояла палатка, как вылезал второй, куда они падали. Морозец, играете за первого, идите от воды, - распорядился Долгов.
   Тимофеев было обрадовался, а зря! Следователь не дал ему докурить очередную бумажку с табаком, поставил на четвереньки, дескать, второй вылазил именно так. В руки Семёнова следователь вложил легонький пустой шарик - руку "неваляшки", с продетой в дырочку веревкой.
   - Не так. Рэвенж использовал пустой пакет, - подозреваемый изменил показания, и все бросились искать пластиковый мешочек в мусоре, обильно загадившем ближайший кустарник.
   Вместо команды "мотор!" прозвучало гагаринское "поехали!" Режиссер Долгов был недоволен. Картина выглядела фальшиво, и награды Каннского кинофестиваля пролетали мимо. Нелепой кошкой на дереве сидел Семенов, левой обхватив ствол, а правой раскручивая шарик в грязном паластиковом пакете. Нагло улыбаясь в объектив, мимо дерева почти строевым шагом шел Морозец.
   Пакет взлетел вверх, Семенов вытянул руку на всю длину, чуть подался вперед, свалившись, с трудом достал до головы стажера. "Чпок!" - шарик щелкнул по черепу и отлетел вверх.
   - Во черт! Больно, - потерял улыбку Морозец, но Раритет не пожалел:
   - Падай! А ты, капитан, пойдешь, когда Семёнов позовет.
   Подозреваемый снова лезет на ствол, срывая кору, долго мостится, ждет Тимофеева - шарик звучно соприкасается с милицейской головой сквозь фуражку.
   - Ну, чего вы так молотите, больно же, - капитан проявил солидарность со стажером, потирая макушку.
   - Куда бросили шарики?
   - Не помню. Я это место представлял совсем иначе. Извините, - подследственный пожал плечами.
   Раритет застонал, отворачиваясь от камеры. Все неприличные слова, прежде не употребляемые, дружной толпой просились наружу, как отличники к доске, поощренные на пятерку умным учителем.
   Следственный эксперимент задумывался для подтверждения признательных показаний, на полное совпадение с зафиксированными фактами. А что теперь? Хуже могло быть только прямое подтасовывание. Даже бездарный адвокат не пройдет мимо такой возможности развалить дело.
  

Глава тридцать первая

   Боль
  
   Катя обняла мужа. Последние дни стали тяжелым испытанием. Допросы Гены, снятие отпечатков пальцев, нудная беседа с Долговым, который ловил ее на противоречиях с детской уверенностью в собственном превосходстве - просто добивали.
   Она плохо спала ночами, в отличие от мужа. Снились страшные картины будущего: Гена в наручниках, Гена в зале суда, Гена в тюремной машине, Гена за решеткой... Причем сон был с реалиями американских фильмов, где тюрьма выглядит лучше российского дома престарелых.
   Потом Гена уехал на следственный эксперимент. Ей Долгов отказал категорически. И целый день она терзалась неизвестностью, пока не хлопнула дверь, запустив любимого.
   - Ну, рассказывай, - Катя села напротив, оперев голову на кулачки, с удовольствием наблюдая, как он ужинает.
   - Всё прошли, записали, только я в нескольких моментах ошибся. Забыл, как обстояли дела, представляешь. Совсем не помню. А рукопись прочитать, чтобы вспомнить - они мне не дают. Пришлось сочинять снова, как он шел, как бил и чем. Боюсь, я неправильно пересказал действия Рэвенжа... Забыл! Ты права, свои воспоминания он унес с собой, а я написал детективный рассказ, и то лишь по мотивам...
   Дожевав последний кусочек курицы, Семенов начал раздеваться:
   - Хочу в душ, аж шкура чешется. Пошли вместе? - предложил он, и намекнул, зачем.
   Его сильные руки легко держали жену, которая обвивала могучую шею и неотрывно целовала под знакомые, но очень приятные слова любви. Нежась под тугими струями, они неторопливо наверстали упущенное днем. Потом долго стояли, обнявшись.
   Катя хватала губами брызги, залетавшие в рот, отплевывалась, прижималась к могучей груди мужа, где намокшие волоски образовали косички, подчеркивающие рельеф мускулатуры.
   - Ты можешь мне сказать правду, только здесь и на ушко, только мне? Ты убил этих гадов?
   - Катя, сама же говорила, важны нюансы, а вопрос ставишь некорректно. Не убил, и не я, - голос мужа звучал ровно, как у честного человека, - а Рэвенж. Казнил, исполнил приговор.
   Врач Мадерова понимает, что ей удалось-таки радикально отделить личность киллера от собственного мужа, но не хочет ошибиться еще раз:
   - А тебя не посадят? Как заказчика?
   - С чего бы? Заказчиком был Мирный Обыватель, не я...
  

*

   (66-й день)
   Дело мстящих амазонок
  
   Прокурор Тинаев плеснул другу и себе, молча поднял стакан. Это стоило отметить. Два дня - и Раритет раскрыл свежее убийство, взбудоражившее весь городской отдел милиции. Лейтенант Орлов, Олег Николаевич, был убит неподалеку от квартиры его любовницы.
   Два огнестрельных ранения, в область сердца и в печень, оказались несмертельными, но контрольный выстрел в голову - да. Орудие убийства вычислили по пуле, преступника установили по рассказу свидетеля.
   Всё просто и незамысловато. Освободился обиженный рецидивист, отрыл пистолет. Подстерег оперативника. Застрелил. Потом пошел к бабе, чтобы хвастаться, как менту отомстил, и напиться вусмерть. Спящим его и взяли.
   Но Раритет не гордился:
   - Такое преступление в два счета раскроет даже недотепа. Я завис с Дойчевым, Лёша. Вот ты говоришь, следы, следы... Там только конь не топтался! Районный следак ничего не сделал, - следователь Долгов зло стукнул по столешнице прокурорского стола и продолжил перечень упущений, - фотографии плохие, место по ним хрен узнаешь...
   Надвигалась ночь, однако дружба обязывала Алексея Тинаева выслушать и помочь Ивану Долгову. Пусть у первого собственной работы невпроворот, а у второго есть непосредственный и очень ревнивый начальник, и что?
   "Друзья - это не только и не столько собутыльники, это поддержка. А надо, и защита! Порой от самого себя", - рефреном встраивалась мысль прокурора в жалобы Раритета:
   - Искать одежду? Мы опросили смену, и никто не жаловался на мокрую спецуру!
   В голосе Раритета звучала обида - обида добросовестного работника на непреодолимую силу, на стихийное бедствие, на божественное вмешательство, да на что угодно!
   Тинаев прекрасно понимал его. Выложившись на двести процентов, отработав совершенно неочевидную версию, друг вышел на убийцу, а доказать его виновность не смог!
   - Грунт на кроссовках? Эксперты нашли уйму всякой хрени! Эпителий под ногтями? Там грязь, хоть картошку сажай!
   Долгов распалился, забегал по кабинету:
   - Что с того, что я задолбал экспертов! Полный финиш... Кистень? Не подходит. Я рогатку предлагал - исключили, не нанесет такую травму.
   - С проходящего поезда бросить...
   Долгов вспоминает сон с ящиками и гвоздями-одуванчиками, звереет и по слогам объясняет Леше, что думает о прицельности броска и умственных способностях друга. Тинаев не возражает, не обижается, он слушает. Ценное качество - умение выслушать поток откровений, не прерывая, и привело его к прокурорскому креслу. Следователь по прозвищу Раритет еще раз выматерился, отводя душу, и задал вопрос:
   - Не веришь, что Семенов?
   - Помнишь версию о молодом десантнике? Ростом под два метра? Обоерукий? И что, коренастый правша Семенов годится? А по уликам? Ты даже пластыря у Семенова не нашел! Изъял бредовый детективный рассказ, как основное доказательство.
   Тинаев жалеет друга, который только что кричал, выплескивая обиду на неудачу, подстерегшую его на неухоженных тропах российского следствия. Дефицит передовых экспертных методов, загруженность делами, затырканность бытовыми проблемами - ничто перед самой большой бедой. Ни единого доказательства не удалось найти, ни единого. Как черт ворожил убийце!
   Подозреваемый заявил о причастности к трем убийствам. Пусть не с повинной, а как сумашайка! Верный практике Вышинского - а что? "признание - мать доказательств" - нынешний прокурор города рискнул бы передать дело в суд. Но эксперимент показал абсолютный идиотизм версии Семёнова и несоответствие решающим фактам.
   - Знаешь, Ваня, - прокурор мягко начал убеждать друга, - ты зря принял это так близко к сердцу. Понимаешь, мы не доказали...
   Пересмотрев видеозапись следственного эксперимента трижды, Тинаев понял - суд не поверит. Всё вместе взятое превращало обычное преступление в пошлый детектив, где героям дозволено чесать правое ухо левой рукой, пропущенной между собственных ног. Но что безропотно, а чаще с восторгом "хавал пипл" в киношной реальности - в жизни не случается.
   Вчера Ульянов, начальник предварительного следствия предложил прекратить это дело. На что уж тупой, но понимает безнадежность. А Ваня напросился на неформальную встречу, хочет довести до конца. До какого конца?!
   - ...и не вменить, - продолжал прокурор, - потому что всё впустую...
   - Нет. Ещё не всё. Экспертиза, - Раритет сжал губы в тонкую струнку, - психиатры пусть скажут! Я добью дело. Помнишь Высоцкого - вор должен сидеть в тюрьме!
   Алексей Тинаев, как частное лицо, готов согласиться с этим. Но не как представитель обвинения:
   - Если врачи расколют, можно покрутить с обвинительным заключением, но не сейчас. Российская Федерация - правовое государство! Нет доказательств, кроме глупого признания! Всё, закрыли тему. Сегодня футбол, блин, а ты мне голову морочишь!

*

   Боль
  
   Врачу Мадеровой неспокойно:
   - Почему Гена нафантазировал картину мести, близкую к реальной? Телепатия? Или я подвела к догадке, подсказала... Скверно...
   Катя понимает, что недостаток опыта или вынужденная деликатность (жалко мужем манипулировать!) подвели. Придется этой ночью поработать с Рэвенжем. Или копнуть в отношении СЮРа?
  

*

   Рэвенж
  
   Ночь пришла, и ментальная тюрьма разлетелась вдребезги, едва Мирный Обыватель вызвал меня:
   - Поговори с моей женой. Она считает, что я едва не свёл себя с ума, придумав СЮР, а потом тебя. Мы-то знаем, что это не так, но Катя хочет понять глубину заскока. Так что, я ухожу. Веди себя прилично, понял?
   И он исчез. Совсем. Даже следов его я не обнаруживал в сознании, уже полностью моём. Сначала нахлынуло ликование - я получил полноценное тело, я могу жить, как нормальный человек! Но почти сразу наступило отрезвление
   Такое доверие трудно переоценить. И злоупотребить им - потом всю жизнь воспринимать себя подонком! Нет, у нас заключено соглашение, вот в его рамках и буду себя вести:
   - Здравствуйте, мэм. Я Рэвенж. Русский рассказал обо мне, верно?
   Она прекрасно выглядит, его жена. Восхитительная фигура, роскошные волосы, правильное славянское лицо. Не скажу, что очень красива, но симпатичная, это да! Немного похожа на мою Нинон, как старшая сестра на младшую. Жаль, что не улыбается. Ну, её можно понять.
   - Здравствуйте. Муж рассказывал обо мне?
   - Увы, нет. Но я несколько раз был свидетелем его переживаний и в общих чертах представляю ваши взаимоотношения...
   - Узнаю мужа - даже от вас старается скрыть, что только можно. Ну, неважно. Вы понимаете, Рэвенж, что я люблю Мирного Обывателя?
   - Да, мэм. Это неудивительно. Такого человека нельзя не любить.
   Мне ли не помнить, как русский создавал достоверные места наших встреч, а особенно уроков? Но ей это неинтересно. Кэт волнуется не за прошлое и будущее мужа, а за настоящее:
   - Его подозревают в трех убийствах... Он рассказывает такие подробности, что у милиции глаза горят от восторга! - Катя не плачет, но страдание искажает лицо и заставляет дрожать губы
   - Он их не совершал. Уж я-то знаю, - успокоить ее не получается, приходится предлагать помощь. - Что я могу сделать для него и для вас, мэм?
   У нее мгновенно исчезает волнение, голос становится ровным, глубоким - никаких признаков сырости. Передо мной специалист, знающий свое дело:
   - Ваше присутствие в сознании мужа выглядит, как признак шизофрении.
   Щегольнуть образованностью не грех, и я соглашаюсь, высказывая собственное мнение о неприятной болезни. Кэт с улыбкой спрашивает, готов ли я покинуть сознание Мирного Обывателя, когда всё закончится.
   - Безусловно, можете мне верить. Но я заметил следы третьей личности, понимаете меня, мэм?
   - Не волнуйтесь, это не то, что вы думаете, - успокаивает меня женщина, - её нет уже, и больше не будет. Вам не сложно во время психиатрической экспертизы участвовать в беседе с врачом, когда надо? И обязательно представляться.
   - Почему нет? Конечно, - охотно соглашаюсь я, - но русский не даст. Он упрямый человек, хочет доказать собственное право на казнь.
   Наш разговор оживляется. Кате приятно слышать добрые слова о муже. Похвально, что в нем проснулся такой решительный и волевой мужик, но зачем дурить-то? Его жена гораздо умнее или тоньше, гибче - я не знаю, какой термин больше подходит для её определения. Но она соглашается, что виновен тот, кто казнил. То бишь я, Рэвенж. Разумеется, русский должен помалкивать, когда я стану беседовать с психиатром. И наоборот, я нем, когда он отвечает.
   Мы довольны встречей и ее результатом. Катя обещает вразумить мужа, чтобы соблюдал договоренность о появлении меня или его, в зависимости от ситуации и от вопросов. Напоследок целует меня в щеку, шутит:
   - Не была бы замужем, влюбилась в вас, непременно!
   Я галантно прикладываюсь к ее изящной ручке:
   - Не был бы женат, не устоял бы, Кэт.

*

   Мирный Обыватель выскакивает, обнимает жену, но краем сознания перехватывает меня:
   - Ну?
   - На меня можешь положиться, - прощаюсь с ним я.
   И тихо подсказываю: "Будь настороже!" Я опознал голос, фоном звучавший по ночам в последние дни. Кэт, она следила за нами, когда мы готовили последнюю месть. Отзвуки её шепота дали свободу СЮРу. Но что тот обрёл силу - вина Семёнова.
   - Не рассопливайся, не будь Мирным Обывателем!
   Русский вспыхнул, но мгновенно осознал своё ребячество, остыл. Я примирительно хлопнул его по плечу и подбодрил, давая понять, что воспитание закончено:
   - Кто предупреждён, тот вооружен. Пора тебе, парень, взрослеть окончательно. Не вздумай жену винить, что с СЮРом накосячила. Не хрен самому клювом щелкать... Муж несёт ответственность за всё.
  
  

Глава тридцать вторая

  
   (73-й день)
  
   Доктор с бородкой обходителен, вежлив. Еще двое сидят чуть поодаль. Помощники, видимо. Но говорит только вальяжный, с бородкой.
   - ... вы в СЮРе всё можете? Это не в силах даже Творец...
   - Дяденька с небес - не Творец, он выдумка слабых. Душа, вот главный орган для связи с Творцом.
   Доктор заинтересованно выслушивает, снова спрашивает:
   - Кем вам приходится Рэвенж Бред? Мститель, да-да...
   И делает пометки, что наемный убийца не существует, что это плод воображения. Семёнов разумно рассуждает, что Рэвенж всего лишь мечта о мести:
   - ...потому и запало это слово. Хорошее, рычащее, жестокое. Я подумал - как здорово, если бы он был. А он стал живым, настоящим. Знаете, когда я начал писать, что он вытворял, мне стало много легче. Жаль, что вы не можете прочитать мой детектив...
   - Этот? - Доктор вынимает из стола изрядно потертую общую тетрадь, в которой Геннадий Петрович опознает свою рукопись.
   - Вы мне её вернёте? Я хочу дописать, как он будет вести себя в Оклахома-сити...
   - Скажите, Генадий Петрович, он вас заставляет что-либо делать?
   - Бросьте! Я от него не завишу. Вот он - да!
   - Но он мстит тем, кому хотите отомстить вы, - доктор искренне удивляется, а Семенов возмущается:
   - Что болит, о том и говорю. А болело сильно.
   Доктор задумчиво пощипывает бородку. Семенов любуется красками, что нарисовал СЮР. Время стоит на месте. Циферблат висит на сгибе скалы. Один лишь Рэвенж, удачливый Мститель, беспечно отдыхает со своей любимой женщиной на берегу океана, поглядывая в сторону Бермудского треугольника.
   "Майами-бич гораздо лучше Усолья, ты прав, Бред! Ничего, в следующий раз я приеду к тебе в гости, вместе с женой. До встречи, друг!"
   Семенов машет ему рукой и ловит взгляд доктора:
   - Кому это? Рэвенжу? Вы его сейчас видели, слышали?
   Доктор оборачивается к коллегам и показывает им написанную строку. СЮР помогает Семенову прочесть:
   "... коммуникация с альтернирующей личностью".
   В голове Семёнова просыпается заготовка, сделанная Катей, и он говорит чистую правду:
   - Ерунду вы написали, доктор! Мультяшный заяц или волк - альтернирующая личность? Не смешите меня! Я точно так же нарисовал того, которого Рэвенж убрал первым. И сразу за рисунком - Дойчев материализовался. Совсем рядом со мной. Думаете, я сумасшедший? Я вижу, вижу, думаете!

*

    Рэвенж
  
   И тут я отодвигаю русского в сторону:
   - Док, я Рэвенж.
   В глазах врача появляется заинтересованность. Он всматривается в меня, отмечая особенности разговора, осанки, голоса. У меня баритон, в отличие от тенора, который присущ русскому. Хотя, должен признаться, голос русского в последнее время начал опускаться вниз, если так можно описать его мутацию.
   - Американец, из Оклахома-сити? Почему же говорите на русском? Да вы полиглот, - пытается поддеть меня доктор, но я раскатисто хохочу:
   - Мы в России. Вернусь к себе, где русского не знают, тогда иное дело... Там, бога ради, поболтаем на иглише.
   - Скажите, Рэвенж, зачем вы взялись за невыгодное дело. Ведь Семенов не мог заплатить, - доктор намекает, что у меня нет собственного тела.
   За это он сейчас жёстко получит, чтоб не умничал:
   - Во-первых, не всё измеряется зелеными бумажками, док, - спокойно поясняю я, - во-вторых, жизнь, она гораздо дороже. Он воскресил меня, вы об этом знаете? И не тужтесь хитрецом, чтоб не выглядеть глупцом.
   Доктор не обижается, спешит разговорить меня. Помня просьбу жены русского, соглашаюсь. Почти полчаса идет мирная беседа, пока доктору не приходит в голову задать вопрос о деталях убийства. Тут я взрываюсь:
   - Что у вас, русских, за манера - вызнать секрет и донести? Не держите меня за дурака. Без адвоката - ни слова. Бай!

*

   Боль.
  
   Доктор торопится извиниться:
   - Погодите, Рэвенж, вы не так поняли!
   Семенов удивленно смотрит на врача:
   - А как я должен понять? Вы сейчас назвали меня его именем. То есть, не верите, а Рэвенж - это не я, а придумка, оживший рисунок. Нет, не портрет Дориана... Это мое воплощенное желание отомстить. По сути, он Голем...
   Доктор пытается успокоить Геннадия Петровича, но тот обреченно отмахивается, прерывает рассказ, молчит несколько минут, пока пауза не становится неприличной:
   - Знаете, он меня понял. Я чуть не сошел с ума, когда узнал, что эти скоты сделали с Ниной. Именно тогда я понял, что смертная казнь необходима. Не приведи боже, чтобы сторонники моратория испытали то, что пережил я, но мне принцип талиона теперь ближе всего...
   На лице врача появляется удивление:
   - Геннадий Петрович, что за принцип?
   - Думаете, я поверю, что образованный человек не слышал - око за око? В интернете есть шутка: нужна взрывчатка? Спроси Гуглю! Спросите и вы, иначе зачем поисковик?
   Сделав пометку на листике, врач уточняет:
   - Геннадий Петрович, можете Рэвенжа вызывать по собственному желанию?
   - Раньше запросто мог, а теперь нет. Он, как спор с самим собой, формой размышления... Как взгляд со стороны. Мне кажется, я раньше был больным, а теперь, после смерти этих ублюдков - выздоровел. Вот он и ушёл.
   - Как вы узнали, что они мертвы?

*

   Рэвенж.
  
   Доктор провоцирует Мирного Обывателя, это очевидно. Ну да, я слышал, что у них есть тюремные психиатрические больницы, где без суда и следствия томятся сотни и тысячи инакомыслящих. Я русского предупреждал, что антиправительственная деятельность на форумах - добром для него не кончится. Пора выручать бедолагу:
   - Док, отстаньте от него! Что, задание отрабатываете - посадить, чтоб другим неповадно? Вы хоть знаете, какой он талантливый? Шемякин с Неизвестным отдыхают!
   - Рэвенж, - узнает доктор, - меня не интересует ваше мнение. Он доминирующая личность, и поёте вы с его голоса!
   - Это как посмотреть... У вас на кухне кто главнее? Вы, русские, всегда стремитесь упрощать! А страдают невиновные. За Чикатило скольких приговорили?
   Доктора дружно оспаривают мой упрек. Я вижу, им очень интересно общаться с человеком иной ментальности. Старший позволяет мне высказаться и переходит к делу:
   - По вашему, Семёнов страдает растройством множественной личности? У нас это заболевание не признано... Рэвенж, вы отдаете отчет, что ему вменяют исполненные вами убийства?
   - Казни, если быть точными. Вернемся к началу разговора - кто доминирует? Это моя кухня. Мирный Обыватель ничего не знает, а я ничего не скажу. Бай, док!
   И я исчезаю.

*

   Боль
  
   Доктор задаёт Семёнову странный вопрос:
   - Откуда у вас познания в медицине? Диссоциативное расстройство - это как?
   - Мы о диагнозах не говорили, не путайте! - открещивается Геннадий Петрович к изумлению помощников старшего врача.
   Беседа заканчивается, оставив неприятный осадок допроса. Доктора отпускают Семенова в палату. И этот, третий день собеседования, не принес никому из собеседников облегчения. Геннадий Петрович недоволен, что пришлось рассказать о своих переживаниях - это как сорвать присохший бинт с подживающей раны! Освеженная рана еще сочится болью и ненавистью, но намного меньше, чем в первые дни. Рубцуется?
   Семёнов за дни в больнице словно отупел, опростился. Мозг работал вяло, в полсилы, как при высокой температуре или в жутком похмелье, когда язык опережает мысли. Ляпнешь чего, и стыдишься после, да поздно. Однако больничная обстановка тревоги не внушала, а СЮР стоял на вахте.
   Иногда Семёнов выпадал из реальности. Когда возвращался, толстый доктор, главный в этой команде, городил чепуху, Геннадия Петровича называл Рэвенжем. Бред какой-то! Американец никак не мог участвовать в разговоре. Сегодня доктора отменили все лекарства, которые приписали в начале лечения. Понятно, почему - он, Мирный Обыватель, оказался совершенно здоров. Врачам и попытка гипноза не удалась. СЮР не позволил Геннадию Петровичу выключиться.
   Взгляд толстого врача в конце беседы показался Семёнову сочувственным, но лишь показалось, сто процентов. Зачем бы психиатру проявлять сострадание к здоровому человеку? Если к больному, это можно понять. А он, Мирный Обыватель, абсолютно здоров!

*

    Боль
  
   Врач Мадерова уничтожала следы своего пребывания в сознании мужа. Сказать, что ей было страшно - ничего не сказать. Она до жути боялась ошибиться снова. Тот прокол, когда Семёнов взял на себя совершенное не им убийство (именно убийство! пусть как возмездие, но убийство - Катя не любила эвфемизмы) и отправился в милицию с признанием, едва не вынудил её сказать правду. Если бы ему грозила тюрьма - призналась! Слава богу, психиатры оказались толковые.
   Формулы внушения вышептывались в ухо Геннадия Петровича, убеждая забыть о выступлениях Рэвенжа во время бесед с экспертами-психиатрами. СЮР освобождался от обязанности контролировать поведение Гены даже во время сна. Спасибо ему, что блокирование попыток чужого гипнотического воздействия прошло успешно.
   Екатерина Дмитриевна аккуратно подталкивала подсознание мужа, чтобы там, в его сумрачной глубине, нужные воспоминания сменили адрес и не нашлись, когда сознание проснется. А в сознании врача, занятого сложной и точной работой, появлялись полуоформленные неглавные мысли, вплетаясь в основной поток и не мешая. Они струились в самой глубине, словно родниковые струйки в течении реки:
   - Я исправила ошибки родителей, друзей, учителей - всех, кто в детстве уродовал Генку Семенова. Я спасла тебя, любимый от тебя самого, но небескорыстно. Моя судьба навсегда связана с тобой. Всё, что я сделала - сделала для себя.
   Екатерина Дмитриевна закончила сеанс. Сегодня пациент вел себя не как обычно. Его дыхание оставалось менее глубоким и менялось в ходе сеанса, он сглатывал слюну, мышцы тела не расслабились до конца. Она даже решила сперва, что муж не спит, но тот верно реагировал на ключевые слова, легко управлялся - значит, был в несомненном гипнотическом состоянии.
   И всё же доктор Мадерова подстраховалась. Она решила не рисковать, аккуратно дала установку на забывание и стерла таким образом все следы своего вмешательства.
   Утром Катя проверила Гену невинным вопросом и удостоверилась, что кодировка не работает. Вот и слава богу! Муж стал человеком независимым и несколько строптивым. Он сам принимал решения за семью, не всегда ставя жену в известность. Это как раз и нравилось Кате.
   Некоторая свобода таилась в том, что появился человек, несущий всю ответственность за будущее. Особенно приятно сознавать, что этот человек - твой любимый.
   Засыпая рядом с Геной, она каждый раз проверяла рукой, тут ли он? Натыкаясь на мощную мускулатуру, облегченно вздыхала и расслаблялась. Рядом с ней жил мужчина, способный бестрепетно защитить её от опасности.

*

   - Нина! Ой, ты с тортиком, какая прелесть, - обрадовалась Катя. - Папочка нескоро придёт, пошли, по кусочку стрескаем...
   Подруги расцеловались, отнесли торт на кухню, поставили чайник и стали делиться новостями. Геннадий Петрович начал энергично хлопотать с переездом в Энск, а потому Катя на выходные приезжала в Закопанск, чтобы он не тратил время напрасно. Нина тоже собиралась в Энск, на учёбу.
   - Катя, что там у вас с папой приключилось? Ко мне следователь приезжал, про вас допытывался. Ух, я ему всё-всё высказала, что про милицию думала, а он даже не обиделся. Ну, не томи, что?
   - Они думали, что Гена расправился с твоими насильниками. Их всех прикончили, как и главного, слюнявого гоблина...
   Восторженные аплодисменты прервали рассказ. Нина рукоплескала бурно, что встревожило врача Мадерову: "Ещё такой срыв - и она свихнётся. Надо предложить лекарства...". Всё-таки психика девушки пострадала. Размах эмоциональных качелей зашкаливал, хотя патология пока не проявилась. Чтобы притушить слишком положительные эмоции тревогой за отца, Катя заметила, что основания для подозрений были:
   - Помнишь, он рисунки и фотографии в милицию передал? И обещал убить всех троих. Так милиция хотела арестовать его за...
   - Ты знаешь, Кать, когда он надумал с тобой поехать, - Нина никак не могла переключиться, все торжествовала, - у него такое лицо было, что я поняла, он их достанет! Что ты на меня так смотришь? Думаешь, я папу не люблю?
   Кате пришлось повторить:
   - Его считали убийцей! Милиция думала, что он убил! Всех троих!
   - Я меньшего и не ожидала. Ты же сама говорила - он способен на поступок! Разве хороший человек может сделать плохо? Ой, я дура, - прикрыла рот обеими ладонями Нина, осознав опасность, грозившую отцу, - его в тюрьму посадят? Кать, его же не посадят? Он же не убивал их? Кать!!
   Обняв рыдающую девушку, доктор Екатерина Мадерова утешала, уговаривала, рассказывала о результатах следствия, о заключении экспертов-психиатров и о многом другом, помалу унимая бурную истерику.
   - Вот и стёрты все связи с прошлым, - подумала врач, заканчивая последний сеанс психотерапии и выслушивая Нину.
   Та размазывала слёзы по щекам, успокаивалась, тревожилась за отца и радовалась, что его признали невиновным. Бурная истерика закончилась нескоро, но постепенно настроение у Нины выровнялось:
   - Знаешь, а мне спокойно, ведь гоблинов больше нет. Это не папа, а высшая справедливость их прикончила. Чего мы сидим? Давай торт!
   Семёнов застал их веселыми, слегка хмельными. Бутылка "Саперави" и торт были ополовинены. Недоуменный вопрос потерялся в сдвоенном вопле:
   - Папочка пришёл! Быстро за стол, мы тебя заждались!
   И счастливые женщины запечатлели на его щеках звонкие поцелуи.

Глава тридцать третья

  
    (20 октября)
    Рэвенж, СЮР и супруги Семеновы
  
   Ворочаясь в постели, Геннадий Петрович подумал, что день свадьбы сложился из нескольких временных кусков. Словно кирпичная кладка, что уйдет под штукатурку - там можно класть и старый и новый, даже половинки, а порой и силикатный, шамотный. Всякая всячина годится. Если прочный раствор - держать будет. Их семье прочности не занимать. Супругов связал не штамп в паспортах, нечто значительно большее. Взаимное доверие и тайна.
   Семёнов погладил жену по плечу. Та не отозвалась - спала. Конечно, умаялась за такой суматошный день! Память художника мгновенно воскресила события свадьбы:

*

   - Пап, Кать, я вас поздравляю! А это Слава, познакомьтесь. Мы вместе учимся, в параллельных группах.
   Нина, опять вся легкая, воздушная, в новом платье из очередного неведомого отцу изобретения текстильщиков (или ткачей?), предъявляла молодоженам своего спутника. Высокий, стройный, похожий на молодого Шона Коннери, парень протянул Геннадию Петровичу ладонь:
   - Очень приятно! Я - Мсти...

*

   Из неизученных глубин сознания выскакивает (но не веселым чертиком из коробочки, а жутким вонючим Монстром, ах ты, горе!) совсем было забытый СЮР. Он властно меняет цвета и тормозит время.
   Секунды испуганно толпятся в циферблате, резко согнутом на ребре скалы. Невидимый и жестокий бог, которому служит СЮР, сгребает их, прессует в минуты, скатывает в часы, превращает в плотное, словно мелованная бумага, время. Отрывает огромный лоскут, засовывает в невидимый рот и сжевывает в тугой шарик.
   Сердце Семёнова ведет себя странно - притормозило и ждет команды. Ему хорошо, сердцу, оно просто не работает, без боли, без страданий! А вот в мозгу взорвалась мучительная барабанная дробь - дятел приветствует возвращение СЮРа.

*

   - ...слав Игнатьев. Для близких и друзей просто Слава. Мне Нина так много о вас рассказывала... И о Кате, - парень легко наклоняется, прикладываясь губами к руке, затянутой в газовую перчатку:
   - Это мой подарок на свадьбу, чайный сервиз.
   Руки Семенова принимают квадратный бумажный пакет. Гулкая болезненная дробь в черепе умолкает, циферблат распрямляется, а СЮР, обретший было власть, испуганно бросается наутёк. Сердце вспоминает о своих обязанностях, наверстывает упущенное, возвращая кровь лицу.
   - Тебе плохо? Так резко побледнел, - запоздало пугается жена.
   - Нет-нет! Все в порядке!
   Скромный стол в квартире Кати едва вместил самых близких друзей. Муж, в строгом черном костюме, и жена - в ослепительном платье розового оттенка, послушно принимают поздравления, подарки, с удовольствием целуются.
   Всё сбылось, развод минул дурным сном. Нина перебралась в Энск, и Геннадий Петрович уже перевёл сюда свой ремонтный бизнес из "Задрипанска", как именовался в его новой семье старый городок...

*

   Семёнов погладил жену по гладкому плечику, легонько прикоснулся губами к прохладной коже, потерся носом. Ему нравился аромат любимой женщины, он так отличался от бытовых и строительных запахов. В нём причудливо сплетались отдушки шампуней, духов, прочей косметики, но властвовал невыразимый словами базисный оттенок чистой кожи. Ну, и запах плотского наслаждения, (не греха, отнюдь! Любовь безгрешна) который пропитал всё - супруги не знали удержу, только сегодня воздержавшись от объятий. Устали.
   Молодожён снова окунулся в воспоминания:

*

   Застолье близилось к концу. Перед тортиком всегда возникает суета - одни тарелки перемещаются в кухню, другие - на стол. Мужчины носили, женщины руководили. Пока ломти рукодельного, толстого (двадцать коржей, это тебе не баран чихнул!) "Наполеона" распределялись по столу, друг Нины успел спросить Геннадия Петровича:
   - Вы так на меня пристально смотрели, будто вспоминали. Я на кого-то похож?
   - Мстислав. Редкое имя. Древностью отдает. Откуда бы?
   - Я ведь исконно русский, из рода Игнатьевых. При Петре Великом предка в графское достоинство возвели за отвагу... А потом... Революция, красный террор... Прадед увез семью в Америку...
   СЮР следит за приватным разговором. Ни единая душа не заглядывает, ничего не происходит, холод не скручивает желудок, однако время не движется. Семёнов понимает - Рэвенж передал привет. Через хорошего парня, простого американца, почему бы и нет? Как Мстислав верно говорит о долге:
   - ...после универа буду работать в России. Уже подал просьбу о гражданстве...
   - А в Штатах где жили?
   Ответ надо получить обязательно. Геннадий Петрович не боится, упаси боже! Рэвенж, если и вернётся, то не навредит. Что интересно, американец унес с собой значительную часть основной личности, а Семёнов после него "разогнулся", обрёл уверенность в себе.
   - Оклахома-сити вам что-нибудь говорит? А родители и тетя в Калифорнии...
   Вот и всё. СЮР повержен. Привет от доброго знакомого - вовсе не сумасшествие...

*

    Геннадий Петрович отвлёкся, улыбнулся в потолок. Наверное, это последний приступ СЮРа. Прошлое, которое он отринул. Бывший Мирный Обыватель, наученный хорошим парнем Рэвенжем, при поддержке умной и верной жены - полностью раздал долги.
   Мысль о Кате вернула к воспоминанию.

*

   Гости разошлись. Помахав им рукой, супруг прикрыл балконную дверь, погладил Кате заметный животик:
   - Не заморозила? Невеста с начинкой...
   - Женился бы сразу, лет пять назад, сын бы уже рядом стоял...
   - Так я не знал, что ты есть, - в этой игре на мужа возложена обязанность оправдываться.
   - Надо было искать, а не торчать в своем Заколупанске, - жена имеет право приводить любые аргументы, она женщина, ей можно!
   - Как ты не любишь мой город, - пытается схитрить Семенов, - всё время обзываешь...
   Супруга делает большие глаза, изумляется:
   - Я обзываю? А сам? С чьих слов Нина его крестит Мухосранском и Зажо...
   Жесткая лапища строителя осторожно перекрывает рот жены:
   - Перестань! Сын наслушается, вырастет сквернословом! Нет, чтобы хорошие слова говорить, стихи читать, песни петь! Зародыш восприимчив к тому, что его окружает...
   Катя вырывается, со смехом отодвигает руку:
   - Пусть знает всё! Ему понадобится большой словарный запас, он у нас будет писателем. Ты же сочинял рассказ, когда его делали... Так что готовься воспитывать Конана Дойля...

*

   Семёнов привстал на локте, глянул и осторожно умостился поудобнее. Жена спала, улыбаясь.
   Жена. Катя. Она стала дороже собственной жизни. Рэвенж помог оценить её по достоинству. Вернувшись домой после психологической экспертизы, Семёнов из нестыковок собрал логические цепочки:
   "Лендровер" супругам ни разу не понадобился, но перед возвращением ключей пришлось заправить его под завязку - бак был пустой, и Катя настояла. Когда и кто израсходовал топливо?
   Шариковые нунчаки исчезли из сумочки жены. Ей надоело, видите ли, что они постоянно ржавеют. Да? Почему не раньше надоело-то?
   Оказывается, Рэвенж не зря заподозрил слежку. Прикинувшись спящим, русский услышал, как Катя ночью шептала ему в ухо, что надо расстаться с киллером. Если бы американец не заподозрил и не предупредил, всё так бы и прошло незамеченным.
   Семёнов не стал заморачиваться и падать в обморок. Он мог и ошибиться. СЮР вполне мог подсунуть неверные факты. Да мало ли оправданий придумает любящий мужчина для любимой женщины, если та сочла нужным вмешаться. У неё были на то веские основания.
   Вывод из обнаруженных и осмысленных нестыковок получился однозначный: "Жену, которая так бережет тебя, надо беречь пуще зеницы ока!"
   - Пусть она думает, что я не знаю... Может, она знает, что я знаю... И я знаю, что она знает, что я знаю... - отпущенные на волю мысли кружились на одном месте, истаивая в глубоком и спокойном сне.

*

    (89-й день следствия)
    Дело мстящих амазонок
  
   Прокурор города Тинаев отложил черновик рапорта, приготовленный старшим следователем Долговым. Сроки предварительного следствия истекали, а новое продление, да не дома, а на высоком уровне - замахаешься доказывать, что оно нужно! Шансы мизерные, головная боль большая.
   - Лучше не надо. Сам же знаешь, по заключению психиатров...
   Раритет вскинулся. Нет, следователь Долгов не враг Семенову! Он понял муки подозреваемого и душевную боль. Но преднамеренный обман, затеянный этим типом для сокрытия жестокого преступления - никогда не станет покрывать!
   - Что врачи? Эти врачи, они ничего в преступниках не понимают! И хитрый убийца обманул всех! Причём, не один, а с бабой своей! В общем, вот они, ниточки!
   Прокурор города посмотрел на лицо Долгова. Тот, действительно, ждал совета. Понятно, почему не решился сразу поднимать вопрос перед Ульяновым. Отношения с начальником предварительного следствия не складывались, а подставлять задницу, да вручать солёные розги для собственной порки?
   - Иван, Иван! Что ты такой неуёмный, - размышлял Тинаев, жалея старого друга, - ведь ничего, решительно ничего не меняют эти сведения.
   И еще раз прочитал черновик рапорта, подготовленного Раритетом. Один из работников милиции, в бытность перспективным спортсменом-рукопашником, видел у спортсменки Мадеровой самодельные шариковые нунчаки. И что? Как на основании этого привязать к делу "мстящих амазонок" любовницу подозреваемого?
   - Такой кистень любой мудак сварганит. Какого... органа, - из уважения к другу прокурор применил эвфемизм вместо привычного трёхбуквенного слова, - ты завёлся? Мало ли, что сто лет назад Мадерова умела нунчаками крутить!
   Тинаев высказался, помолчал, ожидая возражений. Не дождался. В тишине закрыл последний том дела. Его друг, следователь Долгов по прозвищу Раритет, нарывший новый материал по осточертевшему, безнадёжному делу, сидел, понурив голову и зажав руки между коленей.
   - Наплюй! Неудача - понятие относительное, Ваня! Смотри, что с твоей подачи раскрутили! Сколько безнадежных дел с полки сняли! Потом, ведь убили-то подонков!
   Долгов не поднял голову, не выпростал руки, не встал со стула, он лишь слегка собрался внутри, словно приобрел стержень. Так резиновая игрушка на гибких проволочках отличается от опилочной - у неё всегда есть форма, хоть и кажется порой, будто смята в бесформенный узел, в тесный комок.
   - Леша, у меня впечатление от этого дела, как от тупого мексиканского сериала, - Раритет встает и завывает, - ...я убью тебя, подлый трус! Громыхнул выстрел. Кровь бурным потоком хлынула из огромной круглой раны в груди, которую пробил неразорвавшийся 150-миллиметровый снаряд мачете, отомстив за украденную библию прадедушки Аугусто...
   Долгов постепенно повышает тон, с надрывом. Тинаев осторожно поправляет друга:
   - Ваня, из мачете не стреляют.
   Голос Ивана Терентьевича, уже нормальный, грустнеет:
   - Знаю, Леша, из базуки. А убийство ржавым шариком из неопознанной летающей сковородки, - лучший следователь города по итогам прошлого года усмехается, - лучше ящика с седьмого этажа? Ты вслушайся! Как тебе кличка Рэвенж, он же Вендетто Психопатто, он же Хрено Отрыватто? Ну, почему вы отрицаете очевидное!
   Сорвавшись на крик и в этот раз, Раритет смотрит на друга с надеждой:
   - Ладно, пусть Семёнов не нанимал киллера. Но ведь ещё проще - его врачиха всех завалила? Чтобы женить на себе?
   Прокурор Тинаев уводит глаза, рассматривает осеннюю темноту за широким окном (скоро ночь, пора домой) и возвращается в ипостась начальника, у которого скопилось огромное количество неотложных дел:
   - Иван, киллеры не работают кистенём и перочинным ножом... Грохнули Дойчева и тех двоих разные люди. Не наемный убийца, это точно. Не говорю уж, что с врачихой ты перехватил! Леди Макбет города Энска, ага.
   - Леша, она призер края по рукопашке, - снова тряхнул бумагами следователь Долгов. - Я уверен, что...
   - Займись реальными делами, - прокурор Тинаев подводит черту под разговором, добавляя справедливые, но обидные для Раритета слова, - а фантазии оставь писателям!
  

*

  
   От автора:
  
   Так закончилось... Точнее, не закончилось, а было закрыто дело "Мстящих амазонок". Честно? Мне жалко следователя Долгова, по прозвищу Раритет - он заслужил победу, но процессуальные сроки истекли. Тут, как в футболе, надо уложиться в два тайма и добавочное время. А дальше - свисток о конце матча.
   Но жалко и строителя Семёнова, не говоря уж о его дочери Нине. Как мужчина, признаюсь вам, что жену героя, Екатерину Дмитриевну Мадерову... пардон, Семёнову - я побаиваюсь. Она из тех, кто любит беззаветно, а ненавидит - смертно. Русский характер.
   Пора прощаться.
   Вместо эпилога сообщу, что:
   - изрядно переработанный детективный рассказ Г.П. Семёнова "Рэвенж Бред" опубликован журналом "Самый Дальний Восток" в разделе "Странные детективы - творчество наших читателей".
   - супруги Долговы удочерили Леночку Авдееву. Следователь по прозвищу Раритет подарил дочке щенка кавказской овчарки Марго, той самой, что спасла его.
   - в апреле Катя Семёнова благополучно разрешилась от бремени и согласилась с предложением мужа назвать сына Валерием.
   - американец Мстислав Игнатьев предложил Нине руку и сердце, которые с восторгом приняты. Свадьба намечена на май.
  

Конец

Автор приносит благодарность "Зоне Закона. Ру", ресурсу СМЭ "forens-rus.ru", давшим толковые советы. Спасибо и СМИ, публикующим статьи с обсуждением очередных перекроений следственных органов.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"