Светлана, дочь соседа Степана, успешно окончив среднюю школу, еще позапрошлой осенью уехала из нашего заполярного города. На учебу, поближе к родственникам, которые живут в Белгородской области, и откуда родом ее родители. После поступления в институт, она раза три побывала у бабушки со стороны отца, у двух дядей, а у бабушки и деда со стороны матери гостила почти ежемесячно, да и других родственников не забывала. В течение года все собиралась навестить тетю с племянницей, но вот как-то не получалось. И вот прошлым летом, на другой же день после сессии, пошла на автовокзал и взяла билет на ближайший рейс.
***
Когда мимо промелькнул указатель "село Дементьево", автобус сбавил ход и через минуту остановился. Объявив по динамику: "Родник. Остановка на десять минут", водитель, темноволосый парень в джинсовых брюках и синей рубашке, вышел из "Икаруса" вместе с пассажирами. В руках у него был букет гвоздик. Не обращая внимания на весело гомонивших пассажиров, высыпавших из автобуса, он стал подниматься по косогору, круто вздымавшемуся прямо от дороги.
Светлана и сама не могла себе объяснить, что ее потянуло вслед за парнем. Уже поднявшись до половины холма, она увидела, как водитель, остановившись возле большого бурого камня на вершине, бережно положил цветы у его основания. Присев на корточки, он о чем-то глубоко задумался. Подойдя ближе, Светлана увидела на ровно сглаженной стороне камня металлическую плитку и на ней четыре фамилии. Видимо, услышав все-таки ее шаги, водитель резко повернулся. Светлану поразили ее печальные глаза, резко выделявшиеся на смуглом лице.
- А-а, пассажирка. Что, торопитесь? - не очень-то приветливо спросил он.
- Да нет. А что это?
- Памятник людям... Хорошим людям... Идемте, скоро уже отправка, - и он подал Светлане руку.
***
Вскоре могучий "Икарус" плавно, словно теплоход от причала, тронулся в путь. Всю дорогу Светлана сидела глубоко задумавшись, не обращая внимания ни на шумные разговоры пассажиров, ни на красивый пейзаж, проплывающий за окном. "Кто эти люди? И почему водитель навещает их?" - размышляла она. Об этом, не выдержав, спросила водителя, когда автобус прибыл к месту назначения, и пассажиры разбрелись по своим делам.
- Долго рассказывать, - задумчиво произнес водитель. - Вы что, из газеты?
- Нет.
- Знаете, если это для вас не просто праздный вопрос, давайте встретимся через три дня вон в том сквере. Идет?
- Согласна, - улыбнулась Светлана.
Через три дня незнакомец появился в сквере в точно назначенное время.
- Иван, - представился он. Они присели на скамейку, украдкой оглядывая друг друга.
***
- Почему я посещаю тот памятник? - первым нарушил молчание Ваня. - Началось, это, пожалуй, с того рейса, когда меня поставили на эту линию. Года три уже с тех пор прошло. Рейс был самым обычным. Помнится, в салоне было несколько свободных мест, поскольку был не выходной, рабочий день. И вот один из пассажиров, седой весь, на щеке глубокий шрам, вдруг попросил остановиться у родника...
Остановил я автобус, объявил отдых, а сам за стариком наблюдаю. Поднялся он на холм, положил он цветы у камня, а сам лег лицом в траву. Минут десять прошло, а он все лежит. Я уж испугался: не случилось ли чего с ним, и вверх полез. Когда поднялся, увидел на камне, как и вы, табличку с фамилиями...
Седой мужчина обернулся ко мне, в глазах слезы: "Спасибо, сынок, что уважил..."
У меня даже сердце защемило, а он плачет и все повторяет: "Олюшка, Олюшка..."
Звали его Матвей Иванович Доброхотов. Приехал в нашу область после войны. И не случайно. Вы помните фамилии на камне?
- Нет, - смутилась Светлана. И добавила: - Иван, не мучайте, рассказывайте дальше.
- С того дня я стал часто бывать у Матвея Ивановича. Иногда он скупо рассказывал о себе. Биография у него была обычная, как и у многих, кто пережил войну. Только вот рос он в детдоме, окончил школу, потом педтехникум. Всего-то год и поработал учителем, началась война.
***
В сорок первом их полк возле Дементьево попал в окружение. Когда пошли на прорыв, его тяжело ранило. На этом бы и закончилась его биография, да подобрали его, раненого артиллериста, две женщины: мать и дочь. Укрыли, выходили. Девушку звали... Ольгой. Полюбили они друг друга... Под весну сорок второго Ольга помогла ему связаться с партизанами. Те перебросили его на Большую землю...
Иван снова замолчал, потом покачал головой.
- Вот ведь как у людей судьба складывается. В сорок третьем фронтовые дороги привели его снова к Дементьево. Он уже был старшим лейтенантом, командиром батареи противотанковых орудий. Жестокие здесь тогда были бои. Трое суток, истекая кровью, сдерживали артиллеристы натиск вражеских танков. А в минуты передышки приходила на позиции девушка. И как она только узнала, что ее Матвей за околицей воюет?!
- На этом месте Матвей Иванович всегда умолкал, - тихо проговорил Иван. - Глаза ветерана тускнели, он горестно опускал голову, уходил от разговора о том, что же случилось в сорок третьем на том косогоре... Потом я уехал в отпуск. И только месяц спустя попал я опять в ваш поселок. Встретила меня соседка, сказала, что Матвей Иванович скончался. Передала мне пакет, мол, Матвей Иванович за три дня до смерти заходил к ней и сказал: "Придет Иван - передайте..."
- Взял пакет?
- Да. Взяв пакет, - глухо продолжал Иван, - пошел я на кладбище. Сел возле могилы. На душе кошки скребли, будто родного человека потерял. Потом вспомнил о пакете, открыл его...
- И что там? - нетерпеливо спросила Светлана.
- Что может остаться от солдата? Ордена Красного Знамени, Отечественной войны и Красной Звезды, медали "За отвагу", "За боевые заслуги", "За победу над Германией" да несколько юбилейных медалей. Но самое главное - пожелтевшие фронтовые фотографии, потрепанный блокнот и стопка писем, перевязанных шпагатом. Открыл я блокнот, начал читать записи, чаще всего сделанные карандашом...
- Иван, - перебила его Светлана, - мне очень хочется узнать, что случилось на косогоре?
- Пусть блокнот сам вам все и расскажет, - Ваня достал старенький блокнот и подал его Светлане. - Вот, читайте отсюда, - открыл он его на середине.
***
"...Когда эти сволочи с крестами на бортах в шестой раз полезли, Егор крикнул: "Не продержимся!" Я тоже так подумал про себя, но решил жизнь свою подороже отдать. Да и суди сам, сынок, нас после пятой атаки из всей батареи только четверо и осталось. Да и то - Костенко и Митрофанов были тяжело ранены, без сознания. Один Егор да я на ногах.
Приготовили "незваным гостям" хорошую встречу - погибать, так с музыкой. Головной танк с первого выстрела подбили. "Тигр" справа выстрелил, да промахнулся, ну мы и его в покойнички списали. А их еще четыре осталось. Ну и накрыли они нас. Егор упал, а я снаряд загнал в ствол и выстрелил. Фашист не ожидал, что кто-то еще жив остался, борт подставил, ну и получил свое. Остальные три танка попятились.
Кинулся я к ребятам. Егору осколок руку задел. Перевязал его, дал из фляжки глотнуть - ожил парень. Все помощь, хотя одна рука, да есть. Пополз к Костенко и Митрофанову. А они уже мертвые...
Обошел наше хозяйство. Небогатое оно оказалось: пушка, два ящика снарядов, Егор да я. Тогда мне показалось, что из всего нашего дивизиона перед деревней только мы и остались. Вроде слева и справа батареи молчали. Но в деревню танки мы пустить не могли. И мысли даже такой не было.
"Пришел, видно, Матвей, теперь и твой черед..." - думаю про себя. А мне тогда всего-то двадцать три было. Жить хотелось. И еще об Олюшке подумал. Единственной моей радости.
"Что ж, - думаю, - война нас свела, она и, похоже, разлучит".
Сел возле орудия, только раскрутил самокрутку, слышу крик. Обернулся - Олюшка. Платице на ней, как у городской, в мелкий горошек, синее, по подолу оборка светлая. Я к ней бросился, а тут как шарахнет...
Сколько пролежал - не знаю. Очнулся, а рядом Олюшка сидит. Тут же и Егор, табачком дымит. Подмигивает мне, жив, мол, командир. Голова у меня в бинтах, но боли не чувствую. Видно, Олюшка перевязку делала, рука у нее легкая. Смотрю на нее и дивлюсь: кругом смерть, а она счастьем светится. Глаза синие-синие, что вешнее небо. А тишина такая, жаворонка слышно, только гул перемешивается да земля подрагивает. И вдруг...
- Командир, "Тигры"! - крикнул Егор.
Приподнялся я на локте, считаю: один, два... четыре... семь... А Егор мне: "Чего считать, бить их надо!" Насчитал я их двенадцать. И тут справа ударил снаряд, второй. Значит, жива соседняя батарея. Покажем теперь фашистам. Я - к панораме. И началось...
На какой-то миг забыл даже про Олюшку. Потом обернулся: она на земле лежит, от каждого выстрела вздрагивает, ноги под себя поджала, словно птица подстреленная. Кричу ей:
- Уходи, сейчас же уходи в деревню!
А она, глупая, головой мотает: нет, мол, здесь останусь...
Кругом снаряды рвутся. Соседи два танка подбили, мы - еще один. А тут из лощины наши тридцатьчетверки выскочили, кинулись на врага. Нам сразу полегче стало. Один "тигр" удрать хотел, но не успел, достали мы его... Кричу:
- Егор, еще снаряды давай!..
Но никто снарядов не дает. Обернулся, а Егор-то уже в землю уткнулся.
Тогда Олюшка к снарядам подскочила. Такой я ее и запомнил - со снарядом.
Помню еще, рвануло рядом, земля дыбом поднялась...
Очнулся: пять "тигров" чадят перед нашей позицией, три еще справа. Попытался на ноги встать, а они подкашиваются, в голове сплошной звон. Орудие на боку, одного колеса нет... А в трех шагах от орудия - Олюшка. Там, на косогоре всех и похоронили..."
***
- И это все, что ты узнал? - спросила Светлана, глядя в глаза Ивану.
И впервые в глазах Ивана она, словно в огромном зеркале, увидела огни вечернего поселка, а за ними... танки, горящие среди островков чертополоха и полыни, девушку, подносящую снаряд...
- Нет, это только начало, - твердо ответил парень. - Я ищу и буду искать сына Матвея Ивановича.
- А у Матвея Ивановича был сын?
- Да. Он тоже его искал. Понимаешь, Ольга Петровна родила сына после того, как проводила Матвея Ивановича к партизанам. О том, что будет у них ребенок, Матвей Иванович тогда уже знал, но не мог оставаться в стороне, когда вся страна воевала.
- Ты же говорил, что у Ольги Петровны была еще мать. Что, она не могла растить внука? - тревожно спросила Светлана.
- Так случилось, что незадолго до конца войны она умерла, и внука забрали в детский дом. Соседи даже имени его не помнят.
- А как без имени-то искать?
- Все равно я его должен найти. А когда найду, привезу его к тому камню. К матери. Я там березку посадил, пусть растет в память об Ольге Петровне. И я найду его сына, - твердо закончил Иван.
-Обязательно найдем! - звонко подтвердила Светлана и оперлась на локоть Ивана.